Заколдованная жизнь E-Book

Оглавление

Диана Уинн Джонс

Заколдованная жизнь

Перевод А. Шульгат

Информация о книге

УДК 087.5

ББК 84(4Вел)-445

Д42

Джонс Д. У.

Английская писательница Диана Уинн Джонс считается последней великой сказочницей. Миры ее книг настолько ярки, что так и просятся на экран. По ее бестселлеру «Ходячий замок» знаменитый мультипликатор Хаяо Миядзаки, обладатель «Золотого льва» — высшей награды Венецианского кинофестиваля, снял одноименный анимационный фильм, завоевавший популярность во многих странах.

Брат и сестра Мур и Гвендолен после гибели родителей поступают на воспитание к своему дальнему родственнику — великому волшебнику Крестоманси, надзирающему за применением магии во всей Вселенной. Поначалу Мур очень радуется за свою сестру, одаренную ведьму, которой прочат блистательное будущее в мире магии, но сам Крестоманси совсем иного мнения о талантах Гвендолен.

Тихий, застенчивый Мур, привыкший боготворить старшую сестру, оказывается в самом центре событий — страшных и невероятных, печальных и смешных...

УДК 087.5

ББК 84(4Вел)-445

© А. Шульгат, перевод, 2013

© В. Аникин, иллюстрация на обложке, 2013

© И. Баранов, иллюстрации, 2013

© ООО «Издательская Группа "Азбука-Аттикус"», 2013 Издательство АЗБУКА®

Посвящается Клэр,

Николасу, Франсез

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Mур Чант восхищался своей старшей сестрой Гвендолен. Она была ведьмой. Он восхищался ею и крепко за нее держался, особенно после того, как в их жизни произошли важные перемены, и ему стало не за кого больше держаться.

Первая важная перемена произошла, когда родители взяли Мура и Гвендолен прокатиться на колесном пароходике по реке. В дорогу семейство отправилось при полном параде: Гвендолен и мама — в белых платьях с лентами, Мур и папа — в воскресных костюмах из колючей темно-синей саржи. День выдался жаркий. Пароходик был битком набит празднично одетыми людьми. Пассажиры болтали, смеялись и лакомились мидиями, заедая их тонкими ломтиками белого хлеба с маслом. Паровой органчик, сопя и хрипя, наяривал популярные мелодии, и никто никого не слышал.

Пароходик, что и говорить, был слишком стар и сильно перегружен. Что-то неладное случилось с рулевым управлением, и пароходик понесло течением к дамбе. Они налетели на столбы ограждения, и суденышко просто-напросто развалилось на части. Вся эта веселая, жующая сэндвичи толпа за несколько мгновений оказалась в воде. Муру запомнились лопасти, режущие синеву небес, и клубы пара, со свистом вырывающиеся из сломанных труб органчика. Этот шум заглушал крики пассажиров, падающих с палубы в реку.

Ужасная история — в газетах ее назвали «катастрофой "Милашки Молли"». Дамам мешали плыть прилипшие к телу длинные юбки. Мужчинам в их тесной сарже приходилось не легче. Но Гвендолен была ведьмой, она не могла утонуть. А Мур, обхвативший ее обеими руками, спасся вместе с ней. В живых осталось всего несколько человек.

Трагедия потрясла всю страну. Пароходство и власти Вулверкота взяли на себя похоронные расходы. Гвендолен и Муру за казенный счет было сшито тяжелое черное траурное платье. Они ехали в конце похоронной процессии в экипаже, запряженном черными лошадьми с черным плюмажем на лбу. С ними были и остальные уцелевшие пассажиры. Мур всю дорогу разглядывал их, пытаясь угадать, не колдуны ли они, не волшебники ли, но так этого и не выяснил. Мэр Вулверкота учредил фонд для выживших в кораблекрушении. Пожертвования стекались со всей страны. Уцелевшие пассажиры получили свою долю и разъехались кто куда — начинать новую жизнь. Только Муру и Гвендолен ехать было некуда — никаких родственников у них не обнаружилось, и они остались в Вулверкоте.

На некоторое время они стали знаменитостями. Все были к ним очень добры и без конца повторяли, какие они прелестные маленькие сиротки, что было сущей правдой. Оба светловолосые, бледные и голубоглазые, обоим шел черный цвет. Гвендолен — очень хорошенькая и высокая для своих лет. Мур, напротив, для своего возраста был низковат. Гвендолен пеклась о брате почти по-матерински, и это всех очень трогало и умиляло.

Мур не возражал. Без этого участия он чувствовал бы себя совсем осиротевшим и потерянным. Дамы угощали его сластями и дарили игрушки. Члены городского совета заботливо прашивали, как он поживает. Сам мэр заходил погладить его по головке. Мэр, кстати, объяснил, что опекунский совет положил деньги фонда на счет — до совершеннолетия Мура и Гвендолен. Пока же их образование и воспитание будет оплачивать город.

— А где вы, дружочки, хотели бы жить? — ласково осведомился мэр.

Гвендолен сразу сказала, что миссис Шарп, соседка снизу, предложила взять их к себе.

— Она всегда была добра к нам, — объяснила Гвендолен. — Мы бы хотели жить у нее.

Миссис Шарп и вправду относилась к ним очень тепло. Она тоже была ведьмой (в ее гостиной висел аттестат с надписью: «Дипломированная ведьма») и проявляла к Гвендолен живой интерес. Мэр колебался. Подобно всем, кто не умеет колдовать, он не одобрял людей с магическим даром. Он спросил Мура, хочет ли тот переехать к миссис Шарп. Мур не возражал. Он предпочитал жить в доме, к которому привык, даже если для этого придется переселиться на нижний этаж. Поскольку мэр считал, что нужно приложить все усилия, чтобы двум сироткам жилось как можно лучше, он дал согласие. Так Гвендолен и Мур поселились у миссис Шарп.

Пожалуй, именно в тот момент Мур окончательно убедился, что Гвендолен — ведьма. Прежде он не был до конца в этом уверен. Когда он спрашивал родителей, они качали головами, вздыхали и обменивались горестными взглядами. Мур вспоминал, какой поднялся переполох, когда из-за сестры с ним случились судороги. Ведь родители не стали бы обвинять Гвендолен, не будь она в самом деле ведьмой. Но теперь все изменилось — миссис Шарп не делала из этого никакого секрета.

— У тебя настоящий талант к волшебству, милочка, — говорила она, глядя на Гвендолен сияющим взглядом, — и я не я буду, если допущу, чтобы он пропал. Нужно немедленно найти тебе учителя. Для начала подойдет и наш сосед, мистер Нострум. Некромант он, пожалуй, неважнецкий, а вот учитель неплохой. Он обучит тебя азам, душенька.

Мистер Нострум брал фунт в час за обучение основным предметам и гинею в час за углубленный курс. По мнению миссис Шарп, это было отнюдь не дешево. Она надела лучшую свою шляпку с черным стеклярусом и поспешила в городской совет, чтобы выяснить, согласится ли фонд оплачивать занятия Гвендолен.

К ее досаде, мэр ответил отказом. Он объяснил миссис Шарп, что колдовство не входит в обязательную программу. Миссис Шарп вернулась, раздраженно позвякивая бусинами на шляпке. В руках она держала полученную от мэра плоскую картонную коробку, полную всяческих мелочей, которые сердобольные дамы нашли в спальне родителей Гвендолен.

— Нелепые предрассудки! — возмущалась миссис Шарп, швыряя коробку на кухонный стол. — Если у человека есть талант, то должно быть и право его развить — так я и заявила мэру! Но не волнуйся, милочка, — поспешила она утешить явно разгневанную Гвендолен, — выход всегда можно найти. Мистер Нострум и даром с тобой позанимается, если мы придумаем, чем его завлечь. Давай-ка пошарим в этой коробке. Может, твои бедные мамочка и папочка оставили именно то, что нам нужно.

Сказано — сделано, и миссис Шарп вывалила содержимое коробки на стол. Это было странное собрание предметов: письма, кружева, какие-то сувениры. Мур и половины из них раньше не видел. Было здесь брачное свидетельство, гласившее, что двенадцать лет назад Фрэнсис Джон Чант обвенчался с Кэролайн Мэри Чант в церкви Святой Маргариты в Вулверкоте, и засохший букетик, который, должно быть, держала в руках невеста. А под всем этим Мур обнаружил сверкающие сережки, каких он никогда у мамы не видел.

Звякнув стеклярусом на шляпке, миссис Шарп быстро нагнулась к сережкам.

— Да это бриллианты! — сказала она. — У твоей мамочки наверняка водились деньжата! Так, если я отнесу серьги мистеру Ноструму... Впрочем, нет, мистер Ларкинс даст за них больше.

Мистер Ларкинс держал на углу что-то вроде лавки старьевщика. Правда, не все его товары были старьем. Среди медных каминных решеток и щербатой посуды можно было найти и весьма ценные вещи, и то, что мистер Ларкинс скромно звал «экзотический ассортимент», то есть сушеных тритонов, крылья летучих мышей и прочие мелочи, без которых волшебнику не обойтись. Несомненно, мистер Ларкинс не останется равнодушен к паре серег с бриллиантами. Жадно сверкнув черными, как бусины на шляпе, глазами, миссис Шарп протянула руку, чтобы схватить драгоценности.

Но не тут-то было! В тот же миг к сережкам потянулась Гвендолен. Она ничего не сказала. Молчала и миссис Шарп. Обе руки замерли в воздухе. Возникло ощущение жестокой невидимой борьбы. Наконец миссис Шарп убрала свою руку.

— Благодарю, — холодно произнесла Гвендолен, пряча серьги в карман своего черного платья.

— А я о чем говорила? — поспешила сгладить неловкость миссис Шарп. — У тебя, милочка, настоящий талант!

Она продолжила разбирать вещи из коробки. Отбросив в сторону курительную трубку, ленты, веточку белого вереска, меню, билеты на концерт, она обнаружила связку старых писем и отогнула большим пальцем края стопки.

— Любовные письма, — сообщила миссис Шарп. — От него к ней.

Она, не глядя, кинула пачку обратно и подхватила другую.

— От нее к нему. Никакого проку.

Наблюдая, как пухлый большой палец миссис Шарп ворошит третью связку писем, Мур решил, что колдовство экономит кучу времени.

— Деловые письма, — определила миссис Шарп.

Ее большой палец на мгновение замер и стал медленно исследовать стопку заново.

— А что у нас тут? — заинтересовалась миссис Шарп.

Развязав розовую ленту, она аккуратно вытащила и развернула три письма.

— Крестоманси! — вскрикнула миссис Шарп и тут же прикрыла рот рукой, бормоча себе что-то под нос.

Лицо у нее покраснело. Мур заметил, что ее охватили смешанные чувства: удивление, страх и жадность одновременно.

— Так, и что же он писал вашему папочке? — спросила она, приходя в себя.

— Давайте посмотрим, — ответила Гвендолен.

Миссис Шарп разложила письма на кухонном столе, и Гвендолен с Муром склонились над ними. Мура прежде всего поразила энергичная подпись в конце всех трех писем:

Он обратил внимание на то, что два письма написаны тем же энергичным почерком, что и подпись. Первое письмо было получено двенадцать лет назад, вскоре после свадьбы родителей. В нем говорилось:

Дорогой Фрэнк!

Прошу, не лезь в бутылку. Я предложил тебе это, так как хотел помочь. Я и теперь готов всячески тебе помогать, если ты сообщишь, что от меня требуется. Можешь на меня рассчитывать.

Неизм. твой

Крестоманси

Второе письмо было короче:

Дорогой Чант!

И тебе того же. Пропади ты пропадом.

Крестоманси

Третье письмо, шестилетней давности, написал кто-то другой. Крестоманси лишь поставил подпись.

Сэр!

Шесть лет назад Вас предупреждали: может произойти нечто подобное тому, о чем Вы сообщаете, но Вы четко дали понять, что не нуждаетесь в нашей помощи. Таким образом, Ваши проблемы нас не касаются. К тому же мы не благотворительная организация.

Крестоманси

— Что же такое ваш папочка мог ему написать? — спросила миссис Шарп, трепеща от любопытства и благоговения. — Ну... что ты думаешь на этот счет, милочка?

Гвендолен простерла руки над письмами и подержала их, как над огнем. Она пошевелила мизинцами обеих рук.

— Я не знаю. Кажется, это важные письма, особенно первое и последнее, — ужасно важные!

— А кто этот Крестоманси? — спросил Мур. Имя было труднопроизносимое, и он повторил его по слогам, стараясь подражать миссис Шарп: — Крес-то-ман-си. Правильно?

— Да, правильно... и не бери в голову, кто он, — затараторила миссис Шарп. — «Важные» — это не то слово, дорогие мои. Эх, знать бы, что сообщил ему ваш папочка! Уж наверное, такое, что не всякий осмелится сказать, судя по всему. А взамен он получил три настоящие подписи! Да мистер Нострум за них оба глаза отдаст, милые вы мои! Как вам повезло! Он вас за это всему обучит, будьте покойны, — и ни один некромант во всей Англии вам не откажет! — Ликуя, миссис Шарп принялась складывать вещи обратно в коробку. — А это еще что такое?

Из связки деловых писем выпала маленькая красная книжечка. Это были спички. Миссис Шарп бережно подняла ее и так же бережно открыла. Книжечка оказалась неполной, и спички в ней были хлипкие — картонные. И вот странность: кто-то сжег три спички, даже не вырвав их из книжечки, причем по тому, как сильно обгорела одна из них, можно было предположить, что две другие от нее и загорелись.

— Гм, — пробормотала миссис Шарп, протягивая спички Гвендолен, — думаю, тебе надо это сохранить, милочка.

Гвендолен положила книжечку в карман платья — туда, где уже лежали сережки.

— А ты, дорогуша, возьми на память вот это, — обратилась миссис Шарп к Муру, вспомнив, что и он вправе рассчитывать на свою долю.

Ему досталась веточка белого вереска. Он вдел ее в петлицу и носил, пока она окончательно не рассыпалась.

Живя у миссис Шарп, Гвендолен расцвела. Волосы у нее заблестели ярче золота, глаза стали небесно-голубыми, а в манерах появились обходительность и уверенность. Возможно, Мур намеренно держался скромнее, оттеняя обаяние сестры, — а может, и нет. Он и сам не знал. Не то чтобы он чувствовал себя несчастным — миссис Шарп относилась к нему ничуть не хуже, чем к Гвендолен. Члены городского совета заходили по нескольку раз в неделю и гладили по голове. Благодаря их заботам Мур и Гвендолен были определены в лучшую школу Вулверкота.

Учиться Муру нравилось. Единственная трудность была в том, что Мур — левша, и учителя наказывали его всякий раз, когда он писал левой рукой. Впрочем, так поступали во всех школах, где Мур учился прежде, и он к этому привык. Зато у него появилось много друзей. Но все же Мур чувствовал себя одиноким и потерянным. Поэтому он держался за сестру, ведь больше родных у него не было. А вечно занятая Гвендолен вела себя с братом нетерпеливо и раздраженно. Крикнув: «Отстань, Мур, не до тебя!» — и сложив тетради в папку для нот, она убегала на урок к их соседу, мистеру Ноструму.

Тот с радостью согласился обучать Гвендолен в обмен на письма. Миссис Шарп приносила ему письма по одному, начиная с последнего.

— Все сразу нельзя, а не то у него глаза разгорятся, — объясняла она детям. — Оставим самое лучшее под конец.

Училась Гвендолен блестяще. Она оказалась столь многообещающей колдуньей, что сдала экзамен по волшебству второго уровня, перескочив через первый. Вскоре после Рождества ей удалось сдать экзамены сразу третьего и четвертого уровней, и в начале лета она перешла к изучению углубленного курса магии. Мистер Нострум считал Гвендолен своей любимой ученицей (так, во всяком случае, он говорил миссис Шарп), а она после его уроков выглядела счастливой, довольной и сияющей. Дважды в неделю, по вечерам, Гвендолен с тетрадями по волшебству под мышкой отправлялась на уроки колдовства так же, как ее сверстницы ходят на уроки музыки. Кстати, отчитываясь перед городским советом о потраченных средствах, миссис Шарп сообщила, что Гвендолен занимается музыкой. Поскольку мистер Нострум ничего не получал в уплату, кроме писем, Мур счел этот поступок миссис Шарп бесчестным.

— Ну должна же я хоть что-то отложить на старость! — ворчала на мальчика миссис Шарп. — Я ведь, кажется, никаких доходов от вас не имею. А надежды на то, что твоя сестра вспомнит обо мне, когда вырастет и прославится, у меня тоже нет. Да уж, тут у меня нет никаких иллюзий!

«Может, миссис Шарп и права», — думал Мур. Он немного жалел ее, ведь она и вправду хорошо к нему относилась; к тому же он понимал, что ведьма она посредственная. Звание дипломированной ведьмы, которым, судя по аттестату в гостиной, обладала миссис Шарп, означало в магии самую низшую ступень. Люди пользовались колдовскими услугами миссис Шарп лишь в том случае, если не могли позволить себе визит к какой-нибудь из трех ведьм высшей категории, обитавших по соседству. Поэтому миссис Шарп сводила концы с концами в основном благодаря мистеру Ларкинсу. Она поставляла для его лавки «экзотический ассортимент», то есть заморские диковины, необходимые для магических ритуалов, причем добывала их аж в самом Лондоне. Миссис Шарп очень гордилась своими лондонскими связями.

— О да, — то и дело хвасталась она Гвендолен, — уж чего-чего, а связей у меня хватает. Стоит мне только попросить, и мне достанут фунт драконьей крови, хотя это и противозаконно. Так что пока ты со мной, нужда тебе не грозит.

Хотя миссис Шарп не слишком рассчитывала на благодарность Гвендолен, она все же надеялась управлять ее делами, когда та вырастет. Во всяком случае, так казалось Муру. И ему становилось жаль миссис Шарп, поскольку он был уверен, что, когда Гвендолен прославится, она выбросит свою благодетельницу, как старое платье. И Мур говорил миссис Шарп: «Я позабочусь о вас». Он немножко кривил душой, однако чувствовал, что должен это сказать.

Миссис Шарп была тронута и договорилась о настоящих уроках музыки для Мура.

— Теперь этот мэр уже не сможет ко мне придраться, — радовалась она, надеясь убить одним выстрелом двух зайцев.

Мур начал осваивать игру на скрипке — как ему казалось, небезуспешно. Он прилежно занимался, но не мог понять, почему соседи сверху всегда стучат в пол, стоит ему взяться за инструмент. Зато миссис Шарп, которой медведь на ухо наступил, кивала и улыбалась, слушая гаммы и этюды своего воспитанника, и всячески поощряла его к дальнейшим занятиям.

Однажды вечером Мур мирно музицировал, как вдруг ворвалась Гвендолен и выкрикнула ему в лицо заклинание. В тот же миг Мур с ужасом обнаружил, что его скрипка превратилась в большую полосатую кошку. Он держал ее за хвост, кошачья голова уткнулась ему в подбородок, а смычком он водил по кошачьей спине. Мур сразу отпустил кошку, но она все-таки успела укусить его за подбородок и больно поцарапать.

— Почему ты это сделала? — опешил Мур.

Кошка пристально смотрела на него, выгнув спину дугой.

— Да потому, что скрипка твоя визжит, как драная кошка! — крикнула Гвендолен. — Хватит с меня! Кис-кис-кис!

Впрочем, Гвендолен кошке тоже не понравилась. Царапнув протянутую руку и получив в ответ шлепок, кошка с мяуканьем бросилась вон из комнаты. Мур кинулся вдогонку, вопя: «Стой! Ты же моя скрипка! Стой!» — но ей удалось улизнуть. На этом занятия музыкой закончились.

Такое проявление таланта Гвендолен произвело большое впечатление на миссис Шарп. Она даже забралась на стул во дворе, чтобы через забор рассказать мистеру Ноструму об успехах его ученицы. Вскоре историю со скрипкой узнали все ведьмы и чародеи в округе.

А колдунов в этих местах было пруд пруди. Представители одного ремесла вообще любят селиться по соседству. Если Мур, выйдя из дому, сворачивал направо по улице Шабаша, то на пути ему встречались следующие вывески: «Ведьма высшей категории» (три раза), «Черная магия для вас» (два раза), «Гадалка», «Прорицатель» и «Усердный Маг». А если он сворачивал налево, то шел мимо «Уроков колдовства» мистера Нострума, «Предсказаний судьбы», «Волшебства на все случаи жизни», «Ясновидящей» и, наконец, магазина мистера Ларкинса. Воздух на этой и нескольких соседних улицах был прямо-таки пропитан магией.

Соседи отнеслись к Гвендолен с живым и дружеским интересом. История со скрипкой пользовалась у них огромным успехом. Кошка стала всеобщей любимицей, а назвали ее, конечно же, Скрипкой. И хотя она по-прежнему вела себя капризно и недружелюбно, недостатка в еде не испытывала. А уж Гвендолен все просто обожали. Мистер Ларкинс дарил ей подарки. Усердный Маг, мускулистый, вечно небритый молодой человек, увидев Гвендолен в окно, выбегал из дому, чтобы угостить ее леденцами. Ведьмы всех мастей то и дело выискивали для нее простые заклинания.

У Гвендолен их потуги вызывали глубокое презрение.

— Я им что, дитя малое, что ли? Да я сто лет назад все это проходила! — фыркала она, отбрасывая листок с очередным заклинанием, так старательно добытым добросердечными колдуньями.

Миссис Шарп, бережливо относившаяся ко всему колдовскому, обычно аккуратно складывала заклинания и прятала их в потайном месте. Но пару раз она забыла это сделать, и они попались на глаза Муру. Искушение испробовать их было слишком велико, ведь ему так хотелось хоть чуточку волшебных способностей сестры. Он всегда считал, что у него позднее развитие, а значит, в один прекрасный день произнесенное им заклинание сработает. Увы, этого не произошло: Муру не удалось даже превратить медные пуговицы в золотые, чего ему страшно хотелось.

Предсказатели судьбы тоже дарили Гвендолен подарки. От Прорицателя она получила старинный хрустальный шар, а от Гадалки — колоду карт. Предсказатель будущего предсказал ей... будущее. Гвендолен вернулась от него сияющая и возбужденная.

— Я буду знаменитой! Он сказал, я буду править миром, если выберу верный путь! — крикнула она брату с порога.

Хотя Мур не сомневался, что Гвендолен прославится, он не очень-то понимал, как ей удастся править миром.

— Даже если бы ты вышла замуж за короля, ты могла бы властвовать только в одной стране, — возразил он сестре. — В любом случае ты опоздала: принц Уэльский женился в прошлом году.

— Дурачок, полно других способов! — парировала Гвендолен. — Для начала кое-какие идеи есть у мистера Нострума. Конечно, мой путь не будет усыпан розами. Мне придется пережить тяжелую полосу и встретиться с могущественным Темным Незнакомцем. Но когда он сказал, что я буду править, мои пальцы задрожали, и я почувствовала: это правда!

Гвендолен была безгранично уверена в себе.

На следующий день пришел черед Мура узнать свою судьбу: Ясновидящая (мисс Ларкинс) пригласила его к себе домой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Приглашение мисс Ларкинс встревожило Мура. Ясновидящая приходилась дочерью мистеру Ларкинсу, хозяину лавки. Юная, хорошенькая мисс Ларкинс была жгуче-рыжей. Волосы она носила собранными в узел на затылке, но отдельные огненные завитки выбивались из прически и очаровательно переплетались с сережками, напоминая кольца для попугаев. Она слыла весьма одаренной ясновидящей и была всеобщей любимицей, пока, после проделки со скрипкой, ее место не заняла Гвендолен. Мур вспомнил, что еще его мама дарила мисс Ларкинс подарки, и сообразил: она предлагает предсказать его судьбу из зависти к успехам Гвендолен.

— Нет. Большое спасибо, но мне это не нужно, — произнес Мур, пятясь от столика мисс Ларкинс, заваленного всякой всячиной, какую обычно используют гадалки. — У меня и так все в порядке, и я не хочу ничего знать.

Мисс Ларкинс придвинулась к нему и взяла его за плечи. Мур вздрогнул. От нее исходил дурманящий аромат фиалок, ее серьги позвякивали, как наручники, а корсет зловеще поскрипывал.

— Глупый мальчишка! — зазвучал глубокий переливчатый голос девушки. — Я не причиню тебе вреда. Я просто хочу знать.

— Но... но я не хочу, — пробормотал Мур, изо всех сил пытаясь вырваться от нее.

— Не дергайся, — прошептала мисс Ларкинс, стараясь поглубже заглянуть в глаза Муру.

Мур поспешно зажмурился и начал что есть мочи выкручиваться из цепких объятий мисс Ларкинс. Он почти вырвался, но тут она погрузилась в какой-то транс. Мур почувствовал, что она держит его с силой, какую трудно было бы ожидать даже от Усердного Мага. Открыв глаза, Мур удивился еще больше: мисс Ларкинс смотрела пустыми глазами, ее тело раскачивалось взад-вперед, а корсет скрипел, будто старые двери на сквозняке.

— Ну пожалуйста, отпустите! — взмолился Мур.

Но мисс Ларкинс едва ли его слышала. Он вцепился в пальцы, сжимающие его плечи, и попытался разжать их. Однако эти пальцы будто приросли к нему. Только и оставалось, что беспомощно смотреть в ее безучастные глаза.

Мисс Ларкинс открыла рот, и раздался голос совершенно другого человека — мужской голос, живой и участливый.

— У меня просто камень с души свалился, парень, — услышал Мур. Голос звучал удовлетворенно. — Тебя ждут большие перемены. Но ты вел себя слишком безрассудно: четыре уже истрачены и осталось пять. Будь осторожен. Ты хоть знаешь, что тебе грозит опасность по крайней мере с двух сторон?

Голос смолк. Между тем Мур от испуга не смел пошевелиться. Ему пришлось ждать, пока мисс Ларкинс придет в себя. А когда это наконец случилось, она зевнула и сняла руку с его плеча, чтобы изящно прикрыть рот ладошкой.

— Ну вот и все, — произнесла она обычным голосом. — Так что я говорила?

Когда Мур понял, что мисс Ларкинс понятия не имеет о сказанном ею самой минуту назад, по спине у него побежали мурашки. Ему захотелось только одного — удрать отсюда. Он ринулся к двери.

Но мисс Ларкинс бросилась за ним, снова схватила его за плечи и хорошенько встряхнула.

— Что я сказала? Отвечай! Да отвечай же!

Она трясла его так сильно, что ее прическа растрепалась, и рыжие волосы повисли спутанными прядями. Ее корсет скрипел, как тюремные нары. Мисс Ларкинс была ужасна.

— Каким голосом я говорила? — требовательно спросила она.

— Му... мужским, — запинаясь, ответил Мур. — Очень приятным и... серьезным.

Этот ответ, похоже, ошарашил девушку.

— Мужским? Не Бобби или Доддо... то есть я хочу сказать, не детским голосом?

— Нет, — пролепетал Мур.

— Как странно! Я никогда не говорю мужским голосом. И что же ты услышал?

Мур повторил услышанное. Ему казалось, он бы и в девяносто лет не забыл об этом. Он утешался лишь тем, что мисс Ларкинс озадачена не меньше его.

— Пожалуй, это было предупреждение, — неуверенно произнесла она, явно разочарованная. — И больше ничего? Ни слова о твоей сестре?

— Ни слова, — подтвердил Мур.

— Ну что ж, тут ничего не попишешь, — с досадой проговорила мисс Ларкинс и снова отпустила мальчика, на сей раз чтобы поправить волосы.

Убедившись, что девушка всецело занята своей прической, Мур пустился в бегство. Вне себя от испуга и волнения, он пулей вылетел из дома мисс Ларкинс.

И почти тут же — из огня да в полымя — угодил в лапы к двум другим волшебникам.

— А вот и юный Эрик Чант! — воскликнул мистер Нострум, приближаясь к нему по тротуару. — Скажи-ка, мой юный друг, знаком ли ты с моим братом Уильямом?

Мур снова оказался в неволе (правда, на сей раз его просто взяли за локоть). Он попытался улыбнуться. Не то чтобы ему не нравился мистер Нострум — скорее, его смущал шутливый тон, избранный колдуном для обращения к нему. Тот через каждое слово называл Мура «юным Чантом», и мальчик не знал, как на это ответить. Мистер Нострум был низкорослым и пухлым и уже начал седеть. Вдобавок ко всему он косил на левый глаз, что несколько затрудняло общение с ним. Например, Мур никак не мог понять, смотрит ли колдун на него, слушает его или нет. Казалось, мысль мистера Нострума бродит там же, куда устремлен его косящий глаз.

— Да-да, мы встречались с вашим братом, — напомнил Мур колдуну.

Мур видел мистера Уильяма Нострума почти каждый месяц — тот регулярно навещал своего брата. Преуспевающий волшебник, он жил и практиковал в Истборне. Если верить миссис Шарп, мистер Генри Нострум жил за счет своего обеспеченного брата, выпрашивая у него не только деньги, но и хорошие, проверенные заклинания.

Как бы там ни было, беседовать с мистером Уильямом Нострумом оказалось еще труднее, чем с его братом. Он был раза в полтора крупнее мистера Генри, всегда носил визитку, а на его вздувшейся пузырем жилетке красовалась толстая серебряная цепочка для часов. Во всем остальном мистер Уильям ничем не отличался от брата — разве что косил на оба глаза. Мур не мог понять, видит ли тот что-нибудь вообще.

— Как поживаете? — вежливо обратился к нему мальчик.

— Прекрасно, — мрачно ответил мистер Уильям, давая понять, что на самом деле поживает очень скверно.

Мистер Генри Нострум посмотрел на брата, словно прося прощения.

— Дело в том, юный Чант, — начал он объяснять Муру, — что у нас возникли неприятности. Мой брат огорчен. — Он понизил голос, а его косящий глаз начал высматривать что-то на правой щеке Мура. — Это касается тех писем от... ты понимаешь от кого. Нам ничего не удается выяснить. Видимо, и Гвендолен ничего не известно. А ты, юный Чант, не знаешь ли, случайно, каким образом твой высокочтимый, светлой памяти батюшка был знаком с... с... с, скажем так, влиятельной особой, подписавшей те письма?

— К сожалению, я понятия об этом не имею, — признался Мур.

— Может быть, вы родственники? — предположил мистер Генри Нострум. — Чант — хорошее имя.

— Думаю, и плохое тоже, — возразил Мур. — Во всяком случае, никаких родственников у нас с Гвендолен нет.

— Может, это родство по материнской линии? — не сдавался мистер Нострум.

Его странный глаз вглядывался куда-то в пустоту, а мистер Уильям и вовсе умудрялся мрачно обозревать тротуар и крыши одновременно.

— Видишь, бедный мальчик ничего не знает, Генри, — вздохнул мистер Уильям. — Бьюсь об заклад, он не знает и девичьей фамилии своей дорогой матушки.

— А вот это я как раз знаю, — обрадовался Мур. — Я видел их брачное свидетельство. Ее девичья фамилия тоже Чант.

— Странно, — произнес мистер Нострум, наводя глаз на брата.

— Странно, а главное, совершенно бесполезно, — согласился мистер Уильям.

Муру хотелось уйти. Ему и так успели задать столько странных вопросов, что хватило бы до самого Рождества.

— Послушайте, если уж вас так все это интересует, — обратился он к братьям, — почему бы вам не написать самому мистеру... э... мистеру Крес...

— Тише! — свирепо прикрикнул на него мистер Генри Нострум.

— Молчи! — не менее грозно рявкнул его брат.

— Я хотел сказать, влиятельной особе, — проговорил Мур, с тревогой глядя на братьев.

Взор мистера Уильяма вновь остановился на лице мальчика, и тот испугался, что колдун погрузится в транс, подобно мисс Ларкинс.

— Это сработает, Генри, сработает! — внезапно воскликнул мистер Уильям. Он схватил серебряную цепочку, украшающую его жилет, и победоносно потряс ею. — Итак, за серебром!

— Я очень рад за вас, — вежливо промолвил Мур. — Но, увы, мне пора.

Он бросился бежать со всех ног. Когда позднее Муру снова понадобилось выйти из дому, он свернул направо — так чтобы, пройдя мимо дома Усердного Мага, покинуть улицу Шабаша. Он избрал довольно неудобный маршрут, ведь друзья, к которым он направлялся, жили в другой стороне, но он готов был идти в обход, лишь бы не столкнуться опять с мисс Ларкинс или братьями Нострум. Из-за них он почти мечтал о начале школьных занятий.

Вернувшись домой вечером, Мур наткнулся на Гвендолен, только что пришедшую от мистера Нострума. Как всегда, его сестра сияла и ликовала, но сегодня она еще и напустила на себя важность и загадочность.

— Тебе в голову пришла отличная идея — написать Крестоманси, — похвалила Гвендолен брата. — Даже не знаю, почему я сама до этого не додумалась. Во всяком случае, я уже отправила ему письмо.

— Почему ты? Разве мистер Нострум не мог сам ему написать? — удивился Мур.

— У меня больше оснований для такого письма, — ответила сестра. — К тому же нет ничего страшного в том, что он получит мою подпись. А содержание письма мне продиктовал мистер Нострум.

— Да ему-то зачем это все? — с недоумением спросил брат.

— Можно подумать, что ты не хочешь узнать, в чем дело! — запальчиво воскликнула Гвендолен.

— Нет, — сказал Мур просто. — Я — не хочу.

Поскольку этот разговор напомнил ему об утренних событиях, он снова пожелал, чтобы скорее началась осенняя четверть, и пробормотал:

— Вот бы созрели конские каштаны!

— Конские каштаны! — с величайшим презрением воскликнула Гвендолен. — Ума палата! Пройдет еще месяца полтора, пока они созреют.

— Да знаю я, — вздохнул Мур.

Выходя из дому в течение следующих двух дней, он каждый раз сворачивал направо.

Стояли чудесные золотые деньки, какие выпадают в начале осени, когда август перетекает в сентябрь. Как-то Мур и его друзья гуляли по берегу реки. Они обнаружили забор и влезли на него. За забором оказался сад, где ребятам посчастливилось найти дерево, усыпанное сладкими белыми яблоками-скороспелками. Ребята набрали полные карманы и шапки яблок. Приметивший их садовник в гневе погнался за ними с граблями. Друзья бросились врассыпную. Мур с гордостью принес домой целую шапку сочных плодов.

Миссис Шарп любила яблоки, и Мур надеялся, что на сей раз она пощадит его и не станет печь пряничных человечков. Вообще-то, эти человечки приводят детей в восторг. Они спрыгивают с тарелки и пускаются наутек, причем бегают так проворно, что, поймав их после долгой погони, ты чувствуешь себя вправе съесть их. Это честная игра, и некоторым человечкам удается удрать. Однако пряничный народец, испеченный миссис Шарп, вел себя иначе. Ее человечки лежали на тарелке, вяло шевеля конечностями, и Муру не хватало духу их съесть.

Мур так углубился в размышления, что даже не обратил внимания на экипаж, стоящий неподалеку от их дома. Вбежав через боковую дверь, он влетел на кухню со своей шапкой, полной яблок, и закричал:

— Миссис Шарп, вы дома? Поглядите, что у меня есть!

Миссис Шарп, видимо, еще не пришла. Зато посреди кухни стоял высокий и необычайно хорошо одетый мужчина. Мур с опаской посмотрел на него. Богатый посетитель наверняка был новым членом городского совета. Только люди этого круга носят брюки в такую элегантную полоску, пиджаки из такого роскошного бархата и цилиндры, блестящие не меньше их туфель. Черные волосы гостя выглядели столь же безупречно, как и его шляпа. Мур сразу понял, что это Темный Незнакомец, явившийся, чтобы помочь Гвендолен в управлении миром. И уж конечно, кухня была малоподходящим местом для такого человека. Посетителей вообще всегда проводили прямо в гостиную.

— Здравствуйте, сэр. Не угодно ли вам пройти сюда, сэр? — выдохнул Мур.

Темный Незнакомец смотрел на него в недоумении. «И его можно понять», — подумал мальчик, рассеянно оглядываясь по сторонам. На кухне царил привычный беспорядок. Плита была покрыта толстым слоем золы. На столе Мур с досадой обнаружил следы приготовления пряничных человечков. Все, что требовалось для ритуала, было сложено на одном конце стола (разные неряшливые газетные свертки и жалкие склянки), а сами пряники лежали посредине. На другом конце стола мухи слетелись на мясо для ланча, выглядевшее весьма неаппетитно. В общем, картина была самая удручающая.

— Кто ты? — спросил Темный Незнакомец. — Мне кажется, я тебя знаю. И что у тебя в шапке?

Растерянно озираясь по сторонам, Мур пропустил мимо ушей слова гостя. Но последний вопрос он услышал и сразу повеселел.

— Яблоки, — ответил мальчик, протягивая шапку Незнакомцу. — Чудесные, сладкие яблоки. Я тут нарвал немножко... Уф, еле удрал...

Незнакомец помрачнел.

— Рвать чужие яблоки, — произнес он, — в некотором роде воровство.

Мур и сам это знал, однако полагал, что даже члену городского совета не стоит об этом упоминать.

— Я знаю. Но спорим, в моем возрасте вы и сами рвали яблоки в чужом саду?

Гость слегка кашлянул и сменил тему:

— Ты так и не представился.

— Неужели? Извините, — вежливо промолвил Мур. — Я Эрик Чант, но все зовут меня Муром.

— Значит, Гвендолен Чант — твоя сестра? — спросил Незнакомец.

Его взгляд стал более строгим и в то же время более сочувственным. Видимо, предположил Мур, кухня миссис Шарп представляется гостю обителью греха.

— Да, сестра. Не угодно ли вам пройти туда? — Мальчик всеми силами старался увести Незнакомца с кухни. — Там прибрано.

— Твоя сестра написала мне, — продолжил гость, не сходя с места. — Из ее письма у меня сложилось впечатление, что ты утонул вместе с родителями.

— Это не совсем так, — рассеянно возразил Мур. — Я не утонул, потому что держался за Гвендолен, а она ведьма. Ну пойдемте же, там чище.

— Понятно, — задумчиво проговорил Незнакомец. — Кстати, меня зовут Крестоманси.

— Ох, — выдохнул Мур.

Нужно было немедленно что-то делать. Мур швырнул шапку с яблоками прямо на волшебные свертки и склянки, надеясь разрушить чары.

— Тогда вы просто обязаны сейчас же пройти в гостиную.

— Почему? — удивился Крестоманси.

— Да потому, — воскликнул Мур, выходя из себя, — что вы слишком важный человек и вам нельзя здесь оставаться!

— Но почему ты считаешь меня таким уж важным? — все еще недоумевал Крестоманси.

Муру захотелось схватить посетителя за плечи и хорошенько встряхнуть.

— Ну а как же? Вы так хорошо одеты. И миссис Шарп так считает. Она говорила, мистер Нострум отдаст оба глаза за три ваших письма.

— И мистер Нострум отдал глаза в обмен на мои письма? — в изумлении воскликнул Крестоманси. — Едва ли они того стоят.

— Нет, он всего лишь дает Гвендолен уроки в обмен на них, — успокоил его Мур.

— Что? В обмен на собственные глаза? Как это неловко! — усмехнулся Крестоманси.

К счастью, послышались быстрые шаги и в кухню, запыхавшись, влетела сияющая и ликующая Гвендолен.

— Мистер Крестоманси?!

— Просто Крестоманси, — поправил ее Незнакомец. — Он самый. А ты, вероятно, Гвендолен?

— Да. Мистер Нострум сказал мне, что там экипаж, — выпалила она.

За ней, на цыпочках и почти не дыша, впорхнула миссис Шарп. К радости Мура, они принялись наперебой беседовать с гостем. Крестоманси наконец позволил увести себя в гостиную, где хозяйка почтительно предложила ему чашку чая и блюдце еле живых пряничных человечков. Мур с симпатией заметил, что и Крестоманси не хватило духу их съесть. Он только выпил чашку чая — пустого, без молока и сахара — и спросил миссис Шарп о том, как Гвендолен и Мур оказались в ее доме. Та, понятное дело, изо всех сил попыталась внушить важному гостю, что опекает детей совершенно бескорыстно, из одного лишь добросердия. Ей так хотелось, чтобы Крестоманси, подобно членам городского совета, взял на себя ее расходы.

Но Гвендолен решила проявить честность.

— Наше содержание оплачивает город, — невозмутимо пояснила она, — поскольку все переживают из-за несчастного случая.

Мур облегченно вздохнул, хотя и почувствовал, что сестра вот-вот выбросит миссис Шарп, как старое платье.

— Что ж, тогда я должен побеседовать с мэром, — объявил Крестоманси, вставая и потирая свой роскошный цилиндр элегантным рукавом.

Хозяйка заметно сникла. Ей тоже стало понятно, что затевает Гвендолен.

— Не беспокойтесь, миссис Шарп, — ободрил ее гость. — Никто не станет вводить вас в убыток.

Прощаясь за руку с Муром и Гвендолен, он сказал:

— Мне, конечно же, следовало навестить вас раньше. Простите меня. Понимаете, ваш отец был ужасно груб со мной. Надеюсь, мы скоро увидимся снова.

Затем Крестоманси сел в экипаж и уехал, оставив миссис Шарп раздосадованной, Мура — обеспокоенным, а Гвендолен — ликующей.

— Чему ты так радуешься? — поинтересовался Мур у сестры.

— Он проникся нашей сиротской участью, — возгласила она. — Теперь он будет опекать нас. Моя судьба решена!

— Не болтай чепухи! — огрызнулась миссис Шарп. — Твоя судьба ничуть не изменилась. Хоть он и явился сюда во всей красе, он ничего такого не говорил и уж тем более ничего не обещал.

— Но вы не видели душераздирающего письма, которое я ему написала, — самонадеянно ухмыльнулась Гвендолен.

— А что толку? Было бы что раздирать! — парировала миссис Шарп.