Исчезновение E-Book

Katherine Webb

THE DISAPPEARANCE

Copyright © 2019 by Katherine Webb

First published by Orion, a division of The Orion Publishing Group Ltd., London

All rights reserved

Перевод с английского Юрия Медведько

Серийное оформление Вадима Пожидаева

Оформление обложки Татьяны Павловой

Иллюстрация на обложке Екатерины Бороздиной

Уэбб К.Исчезновение : роман / Кэтрин Уэбб ; пер. с англ. Ю. Медведько. — СПб. : Азбука, Аз­бука-Аттикус, 2021. — (Азбука-бест­селлер).

ISBN 978-5-389-19789-3

16+

Апрель 1942 года, Бат, Англия. Среди хаоса бомбежек теряется шестилетний Дэви Нойл. Френсис Пэрри, которая должна была за ним приглядывать, мучит чувство вины, и она отказывается верить, что Дэви мертв. И когда наконец наступает затишье и разрушенный город потихоньку начинает возвращаться к обычной жизни, находят останки. Но не Дэви, а маленькой девочки, лучшей подруги Френсис, которая пропала без вести более двадцати лет назад. И пока Френсис продолжает поиски Дэви, это новое открытие возвращает ее в детство и заставляет вернуться к преступлению, которое бросило тень на всю ее жизнь… В этот раз Френсис дает себе клятву раскрыть правду, какой бы страшной она ни была.

Впервые на русском!

© Ю. М. Медведько, перевод, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа„Азбука-Аттикус“», 20210Издательство АЗБУКА®

1

Суббота

1942 г. Первый день бомбардировки

В ту субботу, двадцать пятого апреля, был день рождения Вин. Воспоминания прошлого донимали Френсис весь день; и вечером, после ужина, сидя в до­ме матери с малышом Дэви, который дремал у нее на коленях, она просто не находила себе места. Судя по времени, уже можно было не рассчитывать, что мать мальчика, Кэрис, придет за ним. Наверняка она решила оставить его с Френсис, что бывало уже не раз. И хотя Дэви был очень худой и маленький для своих шести лет, Френсис изнывала от его близости. Крохотное тельце излучало столько тепла, что Френ­сис даже вспотела и стала задыхаться. Вдобавок ко всему мать включила радио и сама что-то бормотала себе под нос, пытаясь штопать рубашку при свете настольной лампы. Она наотрез отказывалась вклю­чать основное освещение во время режима светомаскировки, хотя отец Френсис позаботился о полной безопасности. Комната начала угнетать Френсис — слишком жарко, слишком тесно, слишком многолюдно...

Френсис заглянула в лицо Дэви, обмякшее во сне. Отметила бледно-сиреневый цвет его век и ощутила знакомый уже приступ тревоги за него, поскольку он всегда выглядел изнуренным.

— Я хочу выйти подышать свежим воздухом, — сказала Френсис, пытаясь сесть поудобнее, чтобы те­ло Дэви не так сильно давило ей на бедра.

Сьюзен, мать Френсис, резко вскинула голову.

— Что, сейчас? — спросила она с тревогой. — Да уже скоро спать пора.

— Я не устала.

— А я устала. К тому же, сама понимаешь, Дэви сразу проснется, как только ты шевельнешься, и таб­летки не помогут. Ты не можешь уйти и оставить его на меня, а Кэрис наверняка уже не в лучшей форме.

Френсис подавила в себе отчаянное желание немедленно встать и выйти вон. Она с трудом поднялась со стула. Дэви зашевелился, уткнувшись лицом ей в плечо.

— Все хорошо, спи, спи, — прошептала Френсис Дэви на ухо, затем обратилась к матери: — Да, ты права насчет Кэрис. Дэви нельзя сейчас отправлять домой. Я отведу его к Лэндисам. Они еще не скоро лягут спать.

Сьюзен посмотрела на дочь с явным неодобрением:

— Это нехорошо, знаешь ли, пускать его по ­рукам.

— Да я просто... Я задыхаюсь. Мне нужно глотнуть свежего воздуха.

Они уже подходили к дому Лэндисов, когда Дэви начал извиваться у Френсис в руках, потирая глаза костлявыми кулачками. Сквозь одежду она чувствовала, как поднимаются его тонкие, словно карандаши, ребра, когда он зевал.

— Тише, тише, — успокаивала его Френсис. — Сейчас мы пойдем к мистеру и миссис Лэндис, и ты побудешь у них немного. Как тебе такая идея? Руча­юсь, что миссис Лэндис угостит тебя какао.

Дэви покачал головой.

— Я с тобой, — сказал он очень тихо, как только миссис Лэндис открыла дверь.

Хозяйка уже облачилась в домашний халат, а седые волосы накрутила на бигуди, но когда она увиде­ла, кто пришел, то расплылась в добродушной улыбке. У них с мужем не было собственных детей, и вну­ков им было не понянчить.

— Вас это не затруднит? Всего на пару часов? — допытывалась Френсис.

— Да конечно не затруднит! — заверила ее миссис Лэндис. — Заходи, мой ягненочек. Вы можете оставить его хоть на всю ночь, Френсис, это не проб­лема.

— Спасибо. Он уже поужинал и принял свои ле­карства.

— Френсис... — вяло позвал сонный Дэви, но ни­чего больше так и не сказал.

И все же Френсис поняла, что это был протест.

— Ты умница, — виновато отозвалась она.

Перед тем как дверь закрылась, Френсис успела перехватить взгляд Дэви, который тот отчаянно пы­тался на ней сфокусировать. Лицо его было бледным и растерянным, под глазами темнели огромные круги. Позже этот последний взгляд, брошенный ей вслед, будет мучить ее, как и то, с какой легкостью она подавила тогда возникшее чувство вины и как просто оставила малыша в чужом доме.

Но это был день рождения Вин, и Френсис нужно было перевести дух. Она поднялась на вершину Бичен-Клифф, утеса, возвышавшегося над Батом, села на скамью и стала глядеть вниз на город, погру­женный во тьму. Она даже полюбила этот режим светомаскировки с его покоем и одиночеством. И ес­ли приучить глаза к темноте и не пользоваться фонарем, то никто даже и знать не будет, где ты находишься. Ты становишься невидимкой. И не только Френсис этим пользовалась — она часто слышала в темноте парка приглушенные голоса, осторожные шаги, сдавленное дыхание влюбленных парочек. Френсис нравилось разглядывать темные силуэты предметов на фоне светлого неба и то, что звуки и за­пахи казались резче. При дневном свете она не улав­ливала ни мускусной нотки в цвете конского каштана, ни приторной сладости сирени, ни сырого духа, исходившего от травы и земли. Все это отличалось от запахов копоти, каменных мостовых и людей там, внизу, на улицах города. Она не чувствовала никакой опасности, за исключением, пожалуй, легкой тре­воги, которую испытывали все жители городка каждую ночь из-за угрозы налета. Френсис смотре­ла с утеса на город и представляла, как другие люди проводят свои субботние вечера. Их быт, любовь, спо­ры; их бесконечные разговоры. Это была неболь­шая передышка — отстраниться от всего этого. Она думала о детях и о том, что делает ребенка ребенком. Иногда во взгляде Дэви появлялось такое же выражение, как и у старика, — усталое смирение перед неизбежностью того, что должно произойти. А ведь ему было всего шесть лет, по годам — определенно ребенок, но каким-то образом он казался старше сво­их лет. Чем-то он походил на Вин. Френсис присматривала за ним уже два года, с тех пор как вернулась жить к своим родителям. Дэви был со­всем крохой, когда его мать, Кэрис Нойл, впервые привела его к Френсис, — жалкий заморыш с расцарапанной раной от блошиного укуса на руке, в гряз­ных полуистлевших шортах, от которого пахло застаревшими нечистотами. Кэрис не желала заботиться о своем последнем ребенке — да собственно, как и об остальных своих детях, а Френсис было трудно отказать ей в помощи. И вскоре разовое одол­жение превратилось в постоянную обязанность. Три-четыре раза в неделю Кэрис без всякого предупреждения подкидывала малыша Дэви Френсис, по­лагая, что лучшего времяпрепровождения для той и быть не может.

Стояла тихая и ясная ночь. Воздух был настолько теплым, что дыхание не парило. В этот день Вин исполнилось бы тридцать два года, столько же, сколь­ко и Френсис. Каждый год Френсис старалась пред­ставить себе Вин взрослой женщиной, состоявшей в браке, имеющей своих детей. Воображала, как бы та могла выглядеть, чем стала бы заниматься, и час­тенько задавалась вопросом, остались бы они подру­гами или нет. Френсис хотелось думать, что остались бы, хотя они были совершенно разными, а взрос­лым дружба дается гораздо сложнее. Теперь она этого никогда не узнает. Вин пропала в августе двадцать четыре года назад, и с тех пор ее никто не видел. Она так и останется в памяти восьмилетним ребенком. И в день ее рож­дения образ Вин безжалостно преследовал Френсис, заполняя сознание отголос­ками полузабытых воспо­минаний, а боль утраты становилась еще сильнее.

Восточнее замка Шам пролетел самолет, выпус­тив осветительную ракету. Ярко вспыхнув, она стала медленно падать. Френсис насторожилась, и тут же в городе взвыли сирены воздушной тревоги. Обыч­но первые самолеты появлялись между одиннадцатью и полуночью, и Френсис поняла, что просидела здесь несколько часов и даже не заметила этого. Те­перь ей следовало бежать домой, чтобы вместе с матерью спуститься в подвал и всю ночь мучиться от боли в спине, лежа на жестком шезлонге, и ощущать, как с каждым часом дышать становится все тяжелее. Спать в такой обстановке было невозможно, а игра «Я — шпион» в кромешной темноте перестала забавлять еще несколько месяцев назад. В общем, перспектива была такой же радужной, как и холодные дождливые выходные. Последнее время Френсис просто перестала реагировать на вой сирен, и не она одна. Много раз — сотни раз — люди прята­лись по подвалам, но ни одна бомба не упала на город.

Струйки лунного света скользили по Холлоуэй, старейшей улице города, пролегавшей вдоль подножия холма, затем они разливались по крыше часовни Святой Марии Магдалины, освещая крышу соседнего строения — бывшего госпиталя для прокаженных. Само здание лепрозория — узкая каменная коробка — было погружено в темноту, как, впрочем, и все вокруг. И поэтому ничто не указывало на то, что лепрозорий давно заброшен и пустует. При лун­ном свете можно было разглядеть его неровную, по­крытую шершавой черепицей крышу, маленькие го­тические окна и дымоход. Чтобы заставить себя посмотреть на лепрозорий, Френсис нужно было основательно собраться с духом. Для нее это было сродни дерзновенному подвигу. И уж, совершив его, она не могла отвести взгляд. Вид лепрозория мгно­венно переносил ее в детство, и путешествие это бы­ло очень болезненным. Вот и сейчас, глядя на него, Френсис не сразу услышала гул приближающихся самолетов — он нарастал медленно, постепенно перекрывая мягкий шелест листвы. Где-то на Линком-Хилл залаяла собака. И когда гул стал достаточно громким, Френсис распознала характерный двухтональный вой немецких пропеллеров, совершенно не похожий на монотонный рев британских винтов. Все в городе уже научились улавливать эту разницу.

Ночь за ночью, из месяца в месяц жители Бата прятались по подвалам, когда немецкие самолеты пролетали над городом, держа курс на Бристоль, бомбить его доки, причалы и склады. С вершины Бичен-Клифф Френсис часто наблюдала, как там, на западе, небо озарялось разрывами зенитных снарядов, и представляла, как гибнут люди в соседнем го­ро­де. Однажды шальная бомба упала возле Бата — то ли сдали нервы у пилота, потерявшего ориентацию, то ли просто экипаж избавился от излишков смертоносного груза, возвращаясь на материк. Тогда сгорел сарай и образовалась огромная воронка, на которую все ходили глазеть. Годом раньше, в Страстную пятницу, просто ради злой забавы какой-то пи­лот сбросил четыре бомбы, убив одиннадцать человек в Долмитсе. Трудно было представить себе этих молодых немецких летчиков, которые, покрываясь ле­­дяной испариной в своих кабинах, несут с собой смерть и разрушения. Френсис ловила себя на стран­ных мыслях; ей было интересно, какие лакомства любили они в детстве, кем мечтали стать в свои двенадцать лет, каким был у них первый поцелуй — они вспоминали его с наслаждением или, может быть, с отвращением? Френсис должна была ненавидеть их, ведь иное отношение к немцам означало не любить Англию. Так было и раньше — в про­шлую вой­ну. Но тогда она сожалела об этой ненависти, а теперь гнушалась ею.

Гул двигателей нарастал. Он приближался с двух сторон — с востока, подбираясь по реке Эйвон, от Бок­са, и с юга, заходя со спины. Френсис закурила, тщательно прикрывая ладонью тщедушный огонек от спички и силясь вспомнить, когда же у Дэви появилось это не по годам взрослое выражение лица. Когда его впервые оставили с Френсис, она понятия не имела, что с ним делать. Она принялась чистить морковь под навесом на заднем дворе и практически забыла о нем, вспомнив лишь тогда, когда заметила, что он смотрит на нее, выглядывая из-за дверного косяка. У него были светлые глаза, белокурые волосы и бледная кожа, перепачканная грязью. То­гда его лицо не выражало ни испуга, ни любопытства, скорее оно было полно угрюмой пытливости. Вскоре она поняла природу этой пытливости: он си­лился отыскать себе что-нибудь поесть. Выражение усталой покорности, должно быть, появилось позже. Френсис не очень-то ладила с детьми, и поначалу она просто не знала, о чем с ним говорить. Она спрашивала: «Ну как, у тебя все в порядке?» Или предлага­ла: «А знаешь, ты можешь пойти поиграть во дворе». И когда он ничего на это не отвечал, Френсис смущалась и даже сердилась.

Самолеты шли очень низко, так низко, что казалось: стоит только протянуть руку — и можно коснуться их. Черные силуэты заполнили все небо. Та­кого их количества Френсис еще не видела. В шоке от этого зрелища она выронила сигарету и, зажав уши ладонями, уставилась в небо, где, словно рой гигант­ских насекомых, ползли самолеты. Звуковая волна давила на грудь и заставляла сердце учащенно бить­ся. Френсис казалось, что самолеты летят так медленно, что вот-вот начнут падать на землю. И вдруг она поняла, почему все происходит не так, как обыч­но, — самолеты шли не на Бристоль, а на Бат. Мирный и беззащитный Бат. Френсис была настолько ошеломлена, что просто не могла пошеве­литься и си­дела в полном оцепенении. И тут самолеты начали пикировать. Послышался специфический нарастающий свист падающих зажигательных снарядов, и Френсис увидела, как вспыхнули ярким пламенем один за другим несколько зданий, осветив весь город, перечеркнув все усилия светомаскировки. За­тем раздался мощнейший взрыв фугасной бомбы. Последнее, что промелькнуло в голове у Френсис, прежде чем ужасный грохот обрушился со всех сто­рон, это образ малыша Дэви Нойла, с его белокуры­ми волосами, точно такими же, как у его тети Вин.

Френсис рухнула со скамейки на влажную траву и съежилась, обхватив руками голову. Ей казалось, что она не может полноценно дышать, в воздухе что-то рвалось и визжало, земля тряслась, и она перестала что-либо понимать. Это был момент животного страха — страха, который заставлял все мышцы дрожать и делал ее слабой и глупой. Френсис однажды уже испытывала подобный страх, но не так долго, как теперь; это случилось, когда она впервые увидела призрак в старом лепрозории. И ее охватил такой же парализующий страх — словно падаешь с огромной высоты и понимаешь, что жить тебе оста­лось всего несколько секунд. Френсис вжалась в зем­лю, крепко зажмурилась и до боли стиснула зубы, в то время как самолеты шли волна за волной, пикируя на город и осыпая его бомбами. Казалось, этот кошмар длится уже вечность: рев двигателей, грохот и содрогание земли от мощных взрывов. Запах весенних трав и зазеленевших деревьев поглотила ед­кая гарь; все вокруг заволокло дымом. И когда Френ­сис наконец заставила себя открыть глаза, она увидела, что весь Бат был в огне. Горел газовый завод. Пылали и Холлоуэй, и улица, на которой жила Френ­сис, и улица ее родителей. В панике от ужасного чувства беспомощности Френсис вскочила с земли и с плачем кинулась к лестнице Иакова, крутые сту­пени которой вели с утеса на Александра-роуд, где жила ее тетя Пэм. Это было ближайшее безопасное, как ей казалось, место, куда она могла добраться. Бросившись вниз по ступеням, Френсис услышала треск пулеметных очередей, и хотя раньше она никогда их не слышала, теперь почему-то сразу выделила из общего грохота. Она пыталась держаться темной стороны, где росли лавровые деревья и кус­тарники, но огонь пожарища вытеснил ночь. Где-то на середине лестницы Френсис споткнулась, потеряла равновесие и со всего маху врезалась в перила. Падая, она вывихнула лодыжку и так сильно ударилась головой, что перед глазами роем пронеслись белые всполохи. Очередная бомба упала совсем рядом. По мере приближения к земле ее свист стал на­поминать крик банши. Затем раздался взрыв такой чудовищной силы, что на секунду-другую он поглотил все остальные звуки. Это настолько ошеломило Френсис, что она вцепилась в перила, словно они могли как-то защитить ее, и больше уже не двинулась с места. Голова у нее болела так, что казалось, буд­то она просто раскололась от удара. Френсис вспом­нила о матери, представила, как та сидит в своем подвале и дрожит от страха. Подумала об отце, в надежде, что тот успел спрятаться в каком-нибудь общественном бомбоубежище. Потом мелькнула мысль о призраках лепрозория, но в конце концов все мысли отступили перед единственным желанием выжить.

Воскресенье

1942 г. Второй день бомбардировок

Блеклое солнце пробивалось сквозь дымовую за­весу. Прищурившись, Френсис посмотрела на небо. В голове у нее стучало, и ощущения были такие, будто она слегка пьяная; мысли двигались со стран­ной медлительностью, как высокие облака в жаркий день. Во время падения Френсис рассекла лоб, и кровь залила все лицо, но она не обращала на это внимания, просто терла ссадину, потому что та силь­но зудела. Ее охватило тревожное чувство, будто она забыла что-то очень важное, и события прошлой ночи не укладывались в логическую цепочку, как Френсис ни старалась их упорядочить. Из разго­воров людей, которые доносились до ее слуха, она узнала, что после первой атаки наступило короткое затишье, а перед рассветом налет повторился. Френ­сис же казалось, что бомбардировка продолжалась и продолжалась не переставая, бесконечно. Она оч­нулась на рассвете на ступеньках, на том самом мес­те, где упала, и медленно побрела домой.

На улице Магдалины она стала помогать команде гражданской обороны разгребать руины дома, который стоял всего в трех кварталах от места, где жила Френсис со своими родителями. От прямого попадания зажигательной бомбы строение вспыхнуло, как фитиль. Крыша, печная труба и верхний этаж провалились в подвал. Дом превратился в кучу обгоревших головешек, со свистом испускающих струйки пара.

— Френсис, милочка, не стой как истукан! — услышала она голос своего отца Дерека и была так обрадована этому, что совсем не обратила внимания на укоризненный тон.

Чета Хинксли, которая жила здесь еще до рожде­ния Френсис, до сих пор находилась где-то под завалом. Френсис знала, что у стариков на кухне стоял специальный стол под названием «укрытие Морри­сона», но она также помнила, что оба они уже впали в детство и не покидали своей постели после пре­дупреждения о воздушной тревоге.

На другой стороне улицы был разрушен целый ряд четырехэтажных строений Георгианской эпохи — Парадиз-Роу, взрыв сровнял их с землей. Зия­ющая пустота притягивала взгляд — в этом было что-то завораживающее и странное. Френсис могла видеть сквозь образовавшуюся брешь весь Бат — реку, омывающую подножие холма, аббатство и величественные здания Королевского Полумесяца на севере. Отовсюду поднимался дым.

Взяв себя в руки, Френсис приняла от отца кусок разбитой двери и передала пареньку, стоявшему за ней, по цепочке. Они пытались расчистить вход в подвал. В разборе завала участвовало не так уж много женщин; они готовили чай, ходили за водой к часовне Магдалины, где находился запасной резервуар, или просто стояли маленькими группами, вытирая своим детям перепачканные лица, и выглядели совершенно растерянными. Но Френсис была высокого роста, носила брюки, волосы стригла коротко, и люди порой забывали, что она женщина.

— Эти ублюдки стреляли по пожарным, когда те работали, — сказал Дерек, ни к кому конкретно не обращаясь. — Вот вам поганая немчура во всей кра­се! Не так, что ли?

— Они разбомбили штаб гражданской обороны, — добавил парнишка, что стоял позади Френсис. — Там теперь просто кровавое месиво.

— Кладбище в Олдфилд-парке тоже разворотили, — выкрикнула женщина, резво катившая детскую коляску по направлению к Хэллоуэй. — Трупы разбросаны повсюду! Тех, кого давно схоронили, — я видела их!.. Кости и все такое... — Женщина покачала головой и поспешила дальше, так и не договорив.

— Ну, мы уже не сможем помочь этим ребятам! — неуместно пошутил ей вслед какой-то мужчина.

— Тише! — крикнул спасатель, стоявший на ко­ленях в груде развалин. Он склонился над обломками и поднял вверх руку, требуя тишины. — Клянусь, я что-то слышал, — добавил он. — Там кто-то стучит!

В толпе зевак послышались жидкие аплодисменты.

— Давайте, парни, поднажмем!

Но когда через пару часов их наконец откопали, то оба Хинксли оказались мертвы. Лицо миссис Хинксли было совершенно белым от известковой пыли, а у ее мужа — черным от сильного ожога. ­Узнать их было совершенно невозможно. Френсис таращилась на тела словно в онемении; в ушах у нее пронзительно звенело, и ей казалось, что она до сих пор слышит свист падающих бомб. Ей стало дурно, и она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.

— Френсис! — услышала она окрик матери. — Ох, Френсис, уходи отсюда, милая!

— Так кому нам сообщить об этом? — спросил один из спасателей. — Я про трупы. Кому мы должны доложить? Полиции?

Дерек непонимающе посмотрел на него и растерянно покачал головой.

Френсис закрыла глаза, ей показалось, что она просто моргнула, но когда пришла в себя, то обнаружила, что сидит на кухне у себя дома и мать мокрым полотенцем обтирает ей рану на голове.

— Ты можешь поверить? — говорила мать. — Френсис всю ночь провела на улице!

В окнах были выбиты стекла, входная дверь отсутствовала, и по комнате гулял легкий сквозняк. От дверного косяка до потолка зияла трещина. Вид­но было, что пол уже подметали, но пыль снова покры­ла весь линолеум. Дефекты были незначительные, но они почему-то тревожили, как в странном сне.

— С передовой, так, что ли, Френсис? — раздался голос тети Пэм.

— Пэм? — заметила ее Френсис. — Ты-то как, в порядке?

Пэм бросила на нее насмешливый взгляд, и Френ­сис почувствовала радостное облегчение, удостоверившись, что с тетей все хорошо.

— Я-то? Естественно, в порядке. Потребуется не­что более серьезное, чем несколько фейерверков, чтобы меня прикончить.

Густые седые волосы Пэм были связаны на затылке желтым шарфом, а куртка перемазана сажей. Френсис опустила взгляд и увидела жесткошерст­ную дворняжку по кличке Пес, не проявлявшую ни­каких признаков беспокойства.

— Он тоже в норме. Хотя слышали бы вы, как он выл, когда сыпались бомбы! — сказала Пэм, коротко усмехнувшись.

— Я направлялась к тебе... — заговорила Френсис, наморщив лоб и пытаясь упорядочить мысли. — Я так думаю. Спускалась по лестнице Иакова и упала...

— А какого черта ты делала на утесе в такое вре­мя? Вот что я хотела бы знать, а? — спросила Сьюзен. — Ты сказала: «Воздухом подышать».

Пэм устало посмотрела на Сьюзен.

— Да ничего особенного, — ответила Френсис. Она не осмелилась напомнить им, что был день рож­дения Вин, потому что мать и так была взвинчена. — Просто сидела и думала. Наслаждалась тишиной и покоем.

Мать пренебрежительно фыркнула.

— Ну что ж, вершина утеса — подходящее место для этого, — отозвалась Пэм.

— Пожалуйста, не потакай ей, Пэм, — резко па­рировала Сьюзен. — Она же могла погибнуть!

— Потакать? Френсис взрослая женщина, Сью. Думаешь, остальные люди, находясь в этих зданиях из кирпича и бетона, были в большей безопасности? Я вот слышала, что в убежище, которое напротив кинотеатра на Шафтсбери-роуд, было прямое попа­дание и все, кто там был, погибли. Семнадцать человек.

— Пэм! — в ужасе воскликнула Сьюзен.

Она побледнела и выглядела крайне испуганной. На некоторое время женщины замолчали. Снаружи доносились звуки капающей воды, крики людей и рокот генераторного насоса. Пахло гарью и мокрым пеплом. Пес едва слышно зарычал, затем вздохнул и лег в ногах у Пэм. Он был черно-белого окраса, со слишком короткими для его тела лапами и хвостом шотландской овчарки, развевающимся, как флаг, — плод внеплановой вязки на ферме «Топ­комб». Френ­сис принесла его Пэм, когда у той умер ее старый фокстерьер, и поначалу он ей не понравился, она да­же не стала придумывать ему кличку. «Это просто Пес», — сказала она, так и закрепилось. Это было еще во время замужества Френсис. Тогда она была женой фермера, не то что сейчас — великовозрастная кукушка, вернувшаяся в родительское гнездо.

Френсис окинула взглядом хорошо знакомую кухню с ее хлипкими шкафчиками, столом, покрытым жестью, и древней-предревней плитой. Ни элек­т­ричества, ни газа, ни воды. На забытой сковороде сиротливо лежали три ломтика хлеба. Часы упали со стены на стол и превратились в кучку обломков. Циферблат без стрелок выглядел как перепуганная человеческая физиономия.

— Говорят, они вернутся, — сказала Сьюзен. Ее голос выдавал неподдельный страх, лицо было напряжено, глаза лихорадочно блестели.

От мокрого полотенца, которым мать вытирала Френсис голову, рана вновь открылась и заболела. Вода в миске стала розовой. Френсис закрыла глаза, ее по-прежнему не покидало ощущение, что она за­была что-то сделать. Это сводило ее с ума.

— Они прилетят сегодня ночью, — продолжила Сьюзен, — и все повторится. Нужно убираться из города — людей уже эвакуируют из центров временного размещения, сажают в автобусы и увозят. Мы поедем сразу, как только Дерек освободится. Мар­джери говорит, что людей размещают в баптистской церкви. Никто из нас здесь не останется, чтобы сно­ва пережить весь этот ужас.

— Я никуда не поеду, — сказала Пэм, пожимая плечами. — Да провалиться мне на этом месте, если я позволю кучке молокососов, у которых даже еще волосы на груди не выросли, выжить меня из собственного дома.

Сьюзен бросила на нее скептический взгляд:

— Ты что, тоже крепко ударилась головой? Это не игра, Пэм, — они хотят всех нас тут похоронить. Это сумасшествие — оставаться здесь. И ты, Френсис, больше не будешь шляться по ночам, где тебе вздумается. Знаешь, люди говорят... Бог знает, чем она там занимается, — вот что говорят о тебе.

Френсис собралась с духом, чтобы ответить, но за­метила, что руки у матери трясутся. Она запустила пальцы меж дрожащих пальцев матери и на мгновение сжала.

— Да все нормально, мам, — сказала она ласково. — Не волнуйся.

— Ничего не нормально! Если я потеряю тебя... — Сьюзен тряхнула головой, прерывисто вздохнула и заправила прядь светло-пепельных волос за ухо. — Френсис, если я потеряю тебя... — Не договорив, она бросила полотенце в миску и поставила ее на стол.

Френсис снова попыталась сосредоточиться, но головная боль делала мыслительный процесс совершенно невозможным. Перед глазами у нее все поплыло, и она вновь, как наяву, увидела ночное небо, освещенное оранжевым пламенем пожарищ и кишащее огромными черными мухами. Бомбы визжали, как раненые животные, и какие-то руки тянулись к ней. Вздрогнув, Френсис очнулась — в кухню, еле волоча ноги от усталости, вошел отец.

— Дерек! Да ты всю грязь с улиц притащил! — воскликнула Сьюзен, сокрушаясь из-за оставленных мужем следов, а также кусков штукатурки и хлопьев пепла, которые сыпались с его униформы патрульного Отряда противовоздушной обороны.

Дерек устало посмотрел на жену:

— Сьюзен, дорогая, если я вот прямо сейчас не выпью чая, ты сделаешься вдовой.

Френсис встала и открыла кран, чтобы наполнить чайник, забыв, что воду отключили и газовая плита не работает.

— Вон, вода в ведре, — показала Сьюзен. — Пока придется носить ее из бака, я так понимаю.

— Ну, это не так уж и далеко, — рассеянно отозвалась Френсис, шаря по карманам в поисках спи­чек и не находя их. Она хотела развести огонь, но, очевидно, спички остались где-то там — на лестнице Иакова. А ведь было что-то еще — что-то ею потерянное.

— Ты уже отдежурил, да? Мы можем уехать? — спросила Сьюзен.

Дерек покачал головой:

— Что значит «отдежурил»? Нет, милая, уехать я не могу. В конце концов, нас для этого и готовили. Вы берите, что сможете унести, и поезжайте. Я позабочусь о доме, а потом пойду на Беар-Флэт, буду помогать охранять банк от мародеров. Там такая ды­ра, что пролезет Али-Баба и все его сорок разбойников, а...

— Беар-Флэт? Так... надолго?

— Не знаю, родная.

— Да сядь ты, пока не свалился, Дерек! — сказала Пэм, подхватывая брата под руку.

Дерек закивал, соглашаясь.

— Но они же вернутся! Они скоро вернутся! — заплакала Сьюзен.

— К этому времени вы все уже будете далеко, — сказал Дерек.

— Только не я, — поправила Пэм.

— А как же ты, папа? — спросила Френсис.

— Не волнуйся, я найду себе убежище, но уехать сейчас я просто не могу. Я действительно нужен здесь. Кстати, как твоя голова?

— Я думаю, все нормально, — рассеянно ответила Френсис.

— Нам всем просто очень повезло. А вот бедолагам Хинксли и тем, с холма в Спрингфилде... — Дерек сокрушенно покачал головой.

Френсис похолодела. Она попыталась обратиться к отцу, но слова замерли у нее на языке.

— Что? — наконец выдавила она еле слышно.

— В каком смысле «что»? — переспросила Пэм.

— Ох... — выдохнула Френсис, когда в голове у нее с ужасающей внезапностью все прояснилось. Теперь она точно знала, о чем забыла. — Дэви...

— Что? Ой! Нет... — всполошилась Сьюзен.

— Я оставила его у Лэндисов! — закричала Френ­сис и бросилась из дома, не обращая внимания на окрики родных.

От быстрого движения голову пронзила резкая боль, к горлу подступила тошнота, и все ее существо охватил ужас оттого, что она могла забыть про него, даже не спросила... С ее глаз наконец-то спала магическая пелена, и впервые за день она осознала весь кошмар происходящего. Трупы людей вокруг, раз­ру­шенные дома, все больше и больше. Она бежала изо всех сил и уже почти задыхалась, когда из-за хол­ма, там, где Холлоуэй делала поворот и уходила на юг, показался Спрингфилд. Вернее, то, что от него осталось. Френсис перешла на шаг, охваченная дурными предчувствиями.

Не было ни дыма, ни обуглившихся балок или почерневших камней. Ближайшие дома, там, где жи­ли Лэндисы, просто сложились, словно карточные домики. Вместо крыш повсюду торчали стропила, похожие на переломанные кости. Дальше таких раз­рушений не было, но это уже не волновало Френсис. Она остановилась, ощущая, как дрожь охватывает ее тело. Дом, где она оставила Дэви, был полно­стью уничтожен. Ошеломленная, она стояла, глядя на руины, пока возле нее не остановился мужчина из команды гражданской самообороны и не поинтересовался, все ли с ней в порядке. Его морщинистое лицо было покрыто копотью.

— Ты что, знала их? — спросил он.

— Где они сейчас? — машинально произнесла Френсис.

— Понятия не имею, дорогая, ты уж прости. Я слы­шал, что церковные склепы хотели использовать под морг, но кто знает... Они же были в подвале, мистер и миссис Лэндис, так ведь? Бомбежку пережили, все в порядке, даже переговаривались со спа­сателями какое-то время. А потом трубу прорвало, и вода затопила подвал... их не успели вытащить. Жестокий поворот судьбы, иначе не скажешь. Беда... — заключил мужчина и предложил Френсис закурить.

Сигарета прыгала у нее в руке, когда спасатель поднес спичку. Зажмурив глаза, Френсис постаралась успокоиться. Стоит ли выяснять все обстоятельства? Выпытывать подробности? Нужна ли ей ясная и полная картина произошедшего? И она решила, что лучше узнать сейчас, чем потом домысли­вать самой, хотя еще не находила в себе силы задавать вопросы. Ее знобило, и ноги стали ватными. Она должна была заботиться о Дэви. Должна была оберегать его. А вместо этого она бросила его и отправилась на утес, чтобы сидеть там в темноте один на один со своими мыслями. Дэви так хотел, чтобы она осталась с ним...

— А маленький мальчик? — прошептала Френсис.

— Что-что?..

— Маленький мальчик... был в подвале вместе с Лэндисами? Он тоже утонул?

— Я знаю только, что достали два мертвых тела, — ответил спасатель. — Ты хочешь сказать, что их было трое?

— Что? — Френсис резко повернулась к мужчине, сердце ее стучало. Она схватила его за рукав и закричала: — С ними был маленький мальчик — Дэвид Нойл! Его нашли? Он жив? Он совсем маленький — всего шесть лет!

— Спокойно, — одернул ее мужчина и в задумчивости потер подбородок. — Держи себя в руках. Команда спасателей отправилась в Хейсфил-парк, кажется. Пошли со мной, спросим у них.

Солнце уже садилось, когда команда спасателей решила остановить поисковые работы. У Френсис ныла спина, руки были в царапинах и синяках. Они очистили затопленный подвал, насколько это было возможно, укрепляя стены деревянными распорка­ми и стойками. На металлической решетке висело розовое стеганое одеяло миссис Лэндис, запачканное грязью. Френсис старалась помочь, чем могла, несмотря на то что спасатели все время пытались прогнать ее с развалин, чтобы она не мешала им. Каменные стены дома были полностью разрушены взрывом, и все вокруг покрыто белой пылью. Время от времени Френсис казалось, что она видит что-то знакомое в этом жутком белом месиве: руку или ла­донь, прядь волос, маленький ботиночек. У нее сво­дило живот, но всякий раз оказывалось, что это не Дэви. Никаких следов присутствия мальчика они не нашли, и хотя в голове у Френсис все еще шумело и это мешало ей здраво мыслить, она начала надеяться.

Спасатели сложили свои инструменты и собрались уже уходить, когда один из них подошел к Френ­сис и похлопал ее по плечу.

— Если бомба угодила прямо в него, то что там могло остаться? — мягко сказал он.

— Но... Лэндисы были живы после взрыва. Они спустились в подвал, и если Дэви был с ними, то они взяли бы его с собой. Мы должны продолжать по­иски — он может быть еще там... и возможно, он еще жив!

— Нет, милая, не мог он выжить, — ответил спа­сатель. — Там никого нет.

— Тогда он мог... он сам мог выбраться оттуда, ведь мог? После взрыва. Или даже перед взрывом. Он мог сбежать. Должно быть, он сильно перепугался, когда это началось. — Френсис едва не разрыдалась от собственных слов.

— Я слышала, что одного ребенка выбросило из убежища, там, на Стозерт-авеню, — встряла женщина, стоявшая рядом с Френсис. Волосы у нее были в пыли, и все тело ее безудержно тряслось. — Только он и выжил, а все, кто остался в убежище, погибли.

— Иногда у него бывают припадки... и он забывает, где он и что делает, — забормотала Френсис, уставившись на руины, словно пытаясь разглядеть там маленького мальчика. — Если он испугался, то мог побежать домой... или стал искать меня. Разве не так? Он может быть совершенно в другом месте!

— Правильно, все может быть, — сказал спасатель успокаивающим тоном, и Френсис это насторожило.

— Так что же мне делать? Заявить о его исчезновении?

— Мы отметим это в нашем отчете, — заверил ее спасатель. — Вы сказали, его зовут Дэвид Нойл?

— Дэвид, да...

— Вы правы. Я бы на вашем месте начал с его домашнего адреса. Затем, когда все поутихнет, проверил бы госпитали и, может быть, центры временного размещения. Если его выбросило взрывной вол­ной, то, возможно, кто-нибудь подобрал его и от­вез туда. Но сейчас вам лучше покинуть город, я не думаю, что нас ждет спокойная ночь.

— Я не могу сейчас уйти, — выпалила Френсис, но в то же мгновение ей вспомнились вой падающих бомб, рев разбушевавшегося пожарища, пожирающего своим пламенем ночь, и от страха у нее вновь скрутило живот. Она попыталась не обращать на это внимания.

— Ну как знаете, — отмахнулся спасатель, потеряв терпение.

Френсис еще некоторое время не двигалась с мес­та, парализованная мыслью, что она потеряла Дэви и что, возможно, стала причиной его смерти. Вскоре после того, как Кэрис впервые привела его к Френсис, Дэви стал сам появляться в ее доме — то приходил и молчком стоял у задней двери, то поджидал на крыльце, когда она вернется с работы. Она всегда давала ему стакан молока или булочку, и потом он, как бродячий кот, пропадал, но всегда возвращался. Она быстро привыкла к его еле заметному и практически безмолвному присутствию в то время, когда она то стирала, то чистила картошку, а то и просто сидела на крыльце под конец дня и курила. Для нее стало сюрпризом, что очень скоро она сама стала приглядывать за ним, перестав обращать вни­мание на то, что частенько дурной запах предвосхищал его появление. Мать сказала ей, что с Кэрис следует брать деньги за присмотр.

— Если бы у Кэрис были деньги, она не нуждалась бы в моей помощи, — ответила тогда Френсис.

— Деньги у нее были бы, если бы она не пила как лошадь. И я не понимаю, зачем нам лишний рот, — беззлобно парировала Сьюзен. — Как-то же она управлялась с другими своими детьми, а? Это по­тому, что он дурачок, а она ленивая до мозга костей. Вот и все дела.

— С какими другими она управлялась? Малютка Дениз до сих пор живет с Оуэном и Мэгги, забыла? И Дэви вовсе не дурачок, — возразила Френсис.

На что мать только насмешливо фыркнула. Она могла ворчать, могла жаловаться, но бутерброда с джемом для Дэви никогда не жалела.

Френсис казалось, что Дэви был особенным, но не слабоумным. Слишком маленький и тощий для своих лет; уши чересчур велики для крохотной головки, да к тому же торчали, как ручки призового кубка. Его так и дразнили сверстники — кубок. Говорил он мало, всегда рассеянный. Его внимание не переключалось на что-то новое и интересное, как у большинства людей, наоборот, ему, судя по всему, нравилось вообще ни на чем не сосредотачиваться. С тех пор как ему прописали фенобарбитал, припадки у него практически прекратились. Отец Дэви оплачивал доктору необходимое количество пре­парата на три месяца вперед, так что потратить эти деньги на что-то другое соблазна у него не было. Припадки различались по степени тяжести: от крат­ковременного помутнения сознания — при этом тело его продолжало двигаться, а очнувшись, он бывал лишь слегка озадачен и напуган — и до внезап­ных страшных конвульсий и полного беспамятства. Последнее напугало Френсис до смерти, когда она впервые с этим столкнулась. Но прием препарата пре­дотвращал припадки; правда, Дэви слабел и впа­дал в сонливое состояние, поэтому максимальную дозу он принимал перед сном.

Однажды солнечным днем, пораньше, Френсис согрела воды в большом котле, вынесла во двор ван­­ну, плеснула воды и подозвала Дэви. К тому вре­мени он уже привык к ней и позволил снять с себя грязную одежду, а потом и погрузить в ароматную пену. Он думал, что это такая игра. Френсис воспользовалась случаем, чтобы наконец-то вымыть его с головы до ног, а он все время смеялся и плес­кал­ся, и к концу она сама вымокла до нит­ки. Тогда она впервые услышала его смех. Потом Френсис вы­стирала его одежонку, и, пока она сохла на теплой черепичной крыше летней кухни, Дэви бродил голышом по двору и был занят игрой с прутиками и камешками, смысла которой Френсис так и не постигла. Он был настолько худой, что можно было сосчитать все его ребра и позвонки, а ручки, по­хо­жие на спички, слегка напомнили ей руки Вин. Кэрис потом устроила ей хорошую взбучку, так как усмотрела в купании ее ребенка упрек в свой адрес, но это стоило того, чтобы видеть Дэви таким ве­селым.

Вспоминая все это, Френсис почувствовала себя совершенно опустошенной. Она добрела до Бичен-Клифф-Плейс и теперь стояла перед домом Кэрис Нойл под номером тридцать три и не находила в себе смелости подойти к двери. Пока она была снаружи, у нее все еще теплилась надежда, что Дэви сбежал после взрыва домой и что ей не придется сообщать его ма­те­ри, что он пропал. Она стояла, ощущая, как в гор­та­ни отдается пульс ее сердца. Местечко Би­чен-Клифф представляло собой узкую улочку примыкающих друг к другу типовых домов, выходящую к подножию холма на Холлоуэй, где застройка отличалась причудливым хитросплетением. Стены Бичен-Клифф почернели от копоти, испещренной струйками воды, которые стекали с подоконников и желобов. Оконные рамы прогнили, печные трубы растрескались, а крыши поросли сорняком. Палисадники были заставлены мусорными баками и завалены ломаной утварью. Общий задний двор вдоль и поперек пересекали бельевые веревки, там же стоя­­ли три уборные и прачечная. Здесь всегда было сыро — вода ручьями бежала с утеса, пробивая себе путь к реке. Даже крысы, копошащиеся возле мусорных баков, были мокрыми, их шерсть потемнела и слиплась от влаги.

Френсис почувствовала, что у нее пересохло во рту. Наконец, пересилив себя, она постучала. Дверь открыл Фред Нойл — старший брат Дэви. На голове у него был противогаз. Фреду было двенадцать — костлявый, угловатый, несуразный. Волосы такие же темные, как и у матери. Сквозь стекла противогаза Френсис видела его глаза, горящие неистовыми желаниями, — юношеская жажда перемен и разрушений.

— Мама во дворе, — послышался его приглушенный голос. — Я пошел за гусаком.

Он протиснулся мимо Френсис на крыльцо, натягивая на лоб кепку.

— Погоди, Фред, — остановила его Френсис. — Твой младший брат здесь?

— Дэви? Нет, — покачал головой Фред. — Разве он не с тобой?

— Нет, — с трудом ответила Френсис вслед удаляющемуся парню.

На ватных ногах она пошла на задний двор. Кэрис сдергивала с веревок развешанное белье и швы­ряла в кучу прямо на землю. Она бросила взгляд на приближающуюся Френсис и без всяких приветствий сказала:

— Все придется перестирывать. Проклятая пыль. Будто я мало здесь горбачусь. — При этом она раздраженно смахнула со лба прядь седеющих волос.

Она так и осталась Кэрис Хьюз с тех пор, как Френсис впервые увидела ее — старшую сестру Вин. Брюнетка от рождения, у нее были лоснящиеся волосы цвета черной патоки, смуглая гладкая ко­жа и ру­мянец на щеках. В свои шесть лет Френсис считала ее такой же прекрасной, как Белоснежка. Сейчас, от постоянного пьянства, у нее полопались капилляры на щеках и на носу, глубокие морщины пролегли между бровями и сковали уголки рта, отчего с лица не сходило угрюмое выражение. Кэрис было всего сорок два, но выглядела она лет на десять старше.

— Вот, держи, — буркнула Кэрис, протянув Френ­­­сис пакет с прищепками. — Я так понимаю, пришла сбагрить Дэви, так? Давай расскажи мне, как ты теперь занята со всей этой чертовщиной... — И она махнула в сторону дымящегося города. — Чушь собачья, — заключила Кэрис, бросив на Френ­сис свирепый взгляд.

— Кэрис, я... — начала Френсис, но остановилась, сглотнув с большим усилием.

Не было никакого легкого способа сказать то, что она должна была сказать, не было никакой возмож­ности избежать объяснений, даже просто смягчить разговор было невозможно. Какое-то время Френсис вообще сомневалась, что сможет выдавить эти слова. Она проклинала себя за то, что взялась присматривать за Дэви и тем самым обрекла себя на такую страшную неудачу — именно это нестерпимое чувство несостоятельности лишало ее же­лания иметь собственных детей. Их уязвимость приводила ее в ужас. Однако, разрушив свой брак отказом иметь детей, она каким-то образом — совершенно непреднамеренно — оказалась с ребенком, о котором нужно заботиться, которого надо любить. Она не хотела этого, все это ей было не нужно. Страшная боль сковала ее голову.

— Кэрис, мне так жаль. Прошлой ночью я отвела его к Лэндисам. Мне нужно было отлучиться, и я от­вела его в Спрингфилд.

Кэрис обернулась к Френсис, сжав в кулаке гряз­­ную рубашку так сильно, что побелели костяш­ки пальцев. Френсис судорожно вздохнула и продолжила:

— Они... Они погибли. Лэндисы. Их дом разрушен, а я... Дэвида нигде нет. Я заставляла искать... Я заставила докопаться до самого фундамента...

Френсис замолчала, но Кэрис тоже ничего не говорила. Она двинулась на Френсис и подошла так близко, что та ощутила смрад джина, который исходил не столько от ее дыхания, сколько из каждой поры ее проспиртованного тела. Странный, лихора­дочный жар источала ее кожа. И хотя Френсис была ростом выше на целую голову, она почувствовала себя маленькой.

— Ну и где же он тогда? — наконец спросила Кэ­рис, и в голосе ее послышался отголосок внутреннего страха.

— Я не знаю.

— Ты же с ним нянчилась. Куда он делся? — процедила Кэрис сквозь стиснутые зубы.

— Мне нужно было отлучиться! — залепетала Френсис. — Он... Ему должно было понравиться у Лэн­дисов. Я не могла знать, что будет налет. Мне жаль, Кэрис... Мне очень жаль. Я найду его. Я не оста­новлюсь, пока не отыщу его, я обещаю, и...

— Ты должна была смотреть за ним! — закричала Кэрис и так толкнула Френсис, что та отшатнулась, едва не упав. — Он что, погиб? Ты это хочешь сказать?

— Нет! То есть я... Я не знаю. Но я не думаю... Мы искали, искали, но не было никаких его следов — ничего вообще! Я думаю, он убежал, а потом потерялся. Ведь так же, так?

— Думаешь, да? Не знаешь, да? — Кэрис замотала головой, словно помогала себе подобрать слова, затем последовала пауза. — Я... Ты... Ты всегда само чертово совершенство, да? — заговорила она наконец, задыхаясь. — Упрекаешь меня, что я не могу позаботиться о своих выродках. А теперь вот ты куда-то ушла и одного потеряла, так просто! Потому что тебе, видите ли, «надо было отлучиться». И какая же причина? Завела нового мужика?

— Нет! Я... — Френсис тяжело вздохнула и продолжила: — Ты же знаешь, какой день был вчера. Я имею в виду... Я просто хотела немного побыть одна. Мне было нужно...

— Да что за день? О чем это ты?

— Так... День рождения Вин. Вчера был день рождения Вин, ты же прекрасно знаешь.

Исчезновение Вин стало переломным моментом в судьбе Френсис; тогда ее жизнь разделилась на то, что было до, и то, что стало после. Порой она забыва­ла, что такое случилось далеко не со всеми, кто знал Вин. Хотя она полагала, что Кэрис должна была пом­­нить день рождения своей сестры, так как имен­но она, будучи десятилетней девчонкой, принимала ро­ды у матери прямо на кухонном полу. По кривой ухмылке Кэрис Френсис поняла, что дата ей ни о чем не говорила. Но теперь она еще больше ожесточилась, а лицо заметно потемнело.

— И это твое оправдание? Что ты продолжаешь киснуть из-за того, что случилось сто лет тому назад?

— Нет, это не оправдание. Просто я... — Френсис замялась, не зная, что сказать.

Кэрис свирепо вытаращилась на нее. Она была настолько зла, что какое-то мгновение не могла чле­нораздельно говорить.

— Ты же знаешь Дэви, — виновато продолжила Френсис. — Он постоянно теряется. А теперь весь город выглядит совсем по-другому... Я думаю, он прос­­то заблудился, вот и все.

Что-то промелькнуло в глазах Кэрис, но Френсис не успела понять, был ли это проблеск надежды, или же отголосок боли, чувства вины, или нечто совсем другое. Длилось это недолго — затем гнев ее вспыхнул с новой силой.

— Моли Бога, чтобы так оно и было, — сказала Кэрис. — И лучше не появляйся здесь без него, или я... — Кэрис замотала головой, плечи ее поник­ли. — Приведи его, слышишь?.. — забормотала она, покачиваясь. Затем уронила лицо в ладони и за­ры­дала.

Френсис, совершенно потрясенная, беспомощно уставилась на нее.

— Мне так жаль, Кэрис, — наконец заговорила она и, протянув руку, подалась к Кэрис, но та тут же подняла голову — взгляд ее не предвещал ничего, кро­ме угрозы.

— Убирайся с глаз моих долой! Иди и найди его! — свирепо процедила Кэрис.

Френсис отшатнулась и бросилась вон.

Когда она выскочила со двора, на крыльце сосед­него дома номер тридцать четыре появилась Нора Хьюз, мать Кэрис и Вин. Неуклюжей походкой, тяжело переваливаясь (у нее был артрит), она двинулась навстречу Френсис.

— Как ты, Френсис? — спросила Нора, изобразив на лице присущую только ей невыразительную улыбку. — Ну и дела творятся, правда? Несколько домов в Долмитсе полностью разрушены. Слава богу, дом Оуэна невредим.

Френсис вздрогнула, что всегда бывало с ней при упоминании Оуэна, и молча кивнула. Приостановившись, она поняла, что не сможет сейчас разговаривать с бабушкой Дэви, и двинулась дальше.

— У тебя все в порядке? Как твои родные? — послышалось ей вслед.

— Да, все хорошо. Спасибо. Мне... мне кажется, Кэрис вас ждет, — забормотала Френсис, презирая себя за трусость.

Лицо миссис Хьюз вытянулось, и в это время в дверях появился мистер Хьюз, как обычно — грозный и непроницаемый. Френсис старалась не встречаться с ним взглядом. И теперь она ощутила нестерпимый стыд — ее вина была так велика, что о прощении не могло быть и речи. Ноги едва держали ее. Обескураженная, она вдруг осознала, что знакома с этим чувством, она испытывала его и раньше. Тротуар поплыл перед глазами, и вместо серой плитки и щебня она увидела детские ножки в пыльных ботиночках, удаляющуюся узкую спину и длинный хвостик белокурых волос, сияющих на солнце. «Вин», — прошептала Френсис, но только она моргнула, как серый тротуар обрел твердые очертания, а мать Вин все еще стояла и с тревогой смотрела на нее. Нора Хьюз по-прежнему была уве­рена, что ее дочь жива, но она была одинока в своем убеждении. И хотя не было ни тела, ни могилы, все, включая Френсис, знали, что Вин мертва. Был даже пойман человек, которого судили за ее убийство, а потом по­весили.

Френсис поспешила назад в Спрингфилд, на слу­чай если Дэви вновь там появится. Она просто не знала, куда еще пойти или что еще сделать. В городе повсюду царил хаос, и у нее в голове тоже. Ступни словно налились свинцом. На Холлоуэй земля качнулась у Френсис под ногами, она зашаталась и оста­новилась.

— Что с вами, дорогуша? — послышался незнакомый голос, и чья-то рука сжала ее руку. — Вы сегодня что-нибудь ели, а? Думаю, это легко исправить. Где ваш дом? Давайте-ка сядьте вот здесь.

Френсис вдруг показалось, что все это происходит где-то очень далеко. Перед глазами все закружилось. Она зажмурилась, и перед ней возникло бледное личико Дэви, точно такое, каким она видела его в последний раз. До ее слуха донеслось его бормотание: «Я с тобой». Ей нужно было взять его с собой, но она оставила его, и теперь единственной надеждой было, что он заблудился и сейчас находится где-то с незнакомыми людьми или же бродит совершенно один. В прошлом году на его день рождения она устроила для него первую в его жизни настоящую праздничную вечеринку — с бисквитным тортом «Виктория», а в качестве подарка была игрушка «Йо-Йо» и коробочка шербета. Дэви был потрясен, хотя так до конца и не понял, для чего это все, несмотря на все ее объяснения. Недель через шесть ему должно исполниться семь лет. В этот раз она хотела подарить ему рогатку, чтобы он смог защитить себя от нападений своих сверстников. Мысль о том, что за всю его короткую жизнь он всего лишь один раз по-настоящему праздновал свой день рож­дения, вызвала в ней почти физическую боль, которая разлилась по всему телу.

Сьюзен Эллиот так хлопнула ладонью по столу, что стол зашатался на своих хлипких ножках, а сто­явшая на нем чашка чая подпрыгнула. Френсис под­няла на Сьюзен взгляд, полный ужаса.

— У нас есть аспирин? — спросила она. — У ме­ня голова раскалывается.

— Что значит «ты не идешь»? Ты пойдешь! Ско­ро стемнеет, и они вернутся! Ты сейчас же отправишься наверх, соберешь все необходимые вещи — и мы уходим!

Сьюзен возбужденно и шумно дышала носом, ожидая ответа дочери. Френсис тяжело вздохнула и встала на ноги. Она была выше и крупнее своей ма­тери. Они были совсем разные. Волосы и ногти у Сьюзен всегда были чистыми и опрятными, и она никогда не показывалась на людях, не подкрасив губы.

— Давай, Френсис, шевелись, — подгоняла мать.

— Как я могу уйти, когда Дэви где-то бродит... совсем один?

— Да откуда ты знаешь, что он куда-то ушел? Скорее всего, он... Он уже мертв. Так... Такое случается! Люди погибают!

— Нет! То есть... Есть большая вероятность, что он жив. И он, скорее всего, пойдет домой, ведь так? Если он заблудился, то попытается вернуться домой и найти меня...

— Я понимаю, тебе хочется так думать, Френсис... Но в любом случае он не твой! Понимаешь? Он не твой сын, и это не его дом.

— Да какое это имеет значение, мам? Я не долж­на была отпускать его от себя! И если бы я не отдала его, он не пропал бы. Я обещала Кэрис, что найду его.

— А вот этого, пожалуй, делать не стоило. И вообще, Дэви меня волнует намного меньше, чем ты. Потому что именно ты моя дочь. Ты едва держалась на ногах, когда добрые люди привели тебя домой. А сейчас ступай наверх и собери свои вещи. Я уже упаковала письма твоего брата и документы. Возьми что-нибудь из одежды, расческу, ну и все такое. Да, естественно, тебе захочется что-нибудь почитать, книгу, там... — Сьюзен, чтобы не смотреть на дочь, старательно расставляла стулья вокруг стола.

— Мама, пожалуйста. Я не могу уйти.

Френсис вспомнила падающие бомбы и все ­безумие прошедшей ночи, пожарища и оглушительный грохот. Сама мысль, что все это повторится, бы­ла ужасной; надвигающаяся ночь перекликалась с ее детскими кошмарами, и желание спрятаться, убежать было очень сильным, но Френсис сознавала, что если поддастся этому желанию, то потом не простит себе этого. Она подошла к лестнице, ступени которой были завалены фрагментами обвалившегося потолка — штукатурки, извести и обломков обрешетки.

— Я соберу вещи и останусь на ночь у Пэм, — сказала она, тоже не глядя на мать. — Проверю мес­та, где мог бы появиться Дэви. Как только найду его, мы уйдем в Сауз-Стоук.

На кухне повисло грозное молчание.

Позже, выходя из дома, Френсис немного задержалась на крыльце. По Холлоуэй в полном молчании двигался поток людей. Они несли на руках сво­их детей, тащили чемоданы, узлы с одеждой и одея­лами, некоторые с трудом толкали вверх по склону нагруженные детские коляски и ручные тележки. Старики и дети, мужчины и женщины — поникшие лица, взъерошенные волосы. Странная безмолвная процессия испуганных, потерявших кров людей, бредущих вон из города. На Калтон-роуд Френсис миновала огромную воронку, в которой какая-то не­большая компания затеяла воскресный пикник. Их бурное веселье, как показалось Френсис, грани­чило с безумием. Две женщины чистили картошку и бросали ее в кастрюлю, установленную на жаровне, пока их дети бегали по развалинам, а какая-то старуха жарила кролика на импровизированном вертеле. Армия спасения развозила на тележке горячий чай; и все улыбались, стоя среди обломков своих домов.

— Фрицы нас не сломят, — вещал какой-то муж­чина репортеру. — Пусть Гитлер знает, что жители Бата выкованы из железа.

В уголках рта этого смельчака скопилась засохшая слюна вперемешку с пеплом, и взгляд у него был блаженный. Глядя на происходящее вокруг, Френсис размышляла: а что будет после того, как этот необъяснимый восторг иссякнет и для людей, потерявших все свое имущество, наступит еще один день, не предвещаюший ничего, кроме изнурительного труда и забот? Ей с трудом верилось, что все ко­гда-нибудь наладится.

Пэм жила в коттедже под названием «Вудлэндс», который располагался прямо на склоне Бичен-Клифф, неподалеку от Александра-роуд. Подъездного пути к коттеджу не было, только крутая каменная лестница со ступенями, поросшими мхом и колокольчиками. С нее открывался широкий вид на северную часть Бата. Сквозь дымовую завесу был хорошо виден почерневший купол церкви Святого Андрея, стоявшей на Юлиан-роуд в миле отсюда. «Вудлэндс» имел два этажа и был весьма просторным, с многоуровневым садом, где Пэм выращивала всякую зелень и огромные подсолнухи. Она жила здесь одна, с тех пор как в канун нового, 1930 года умерла ее подруга Сесилия. Она просто не проснулась. И утром Пэм обнаружила рядом с собой ее холодное тело. Дом принадлежал Сесилии и после ее смерти отошел Пэм, которая не спешила разделить кров с кем-то другим. Она жила на скромные сбережения, которые достались ей от Сесилии, и отрабатывала четыре смены в неделю в торговом доме «Вулворт», продавая школьницам золотых рыбок, ириски и заколки для волос.

В доме Пэм на каждом подоконнике стояли горш­ки с цветами — африканская фиалка, бегония, ду­шистая герань. Между горшками россыпью валялись дохлые мухи. Стенные панели были окрашены в зеленые и серые тона. Френсис проследовала за Псом, цокающим когтистыми лапами по паркету в гостиной, прямиком на кухню. Это было ее любимое место в доме — пол выстлан бутовой плиткой, глубокая раковина с вечно капающим медным краном, угольная печь и настенные бра с рифлеными стеклянными плафонами. Год за годом, бесчисленное множество раз Френсис сидела за выскобленным деревянным столом, уплетая вкусняшки, которые пекла Пэм. Булочки со смородиной, миндальное печенье с кокосовой стружкой или сырные лепешки со сливочным маслом — правда, во время войны масло заменил маргарин. Френсис частенько приводила с собой Вин, и та всегда бывала в полном вос­торге от этих посещений. Вечно голодная Вин. Как-то летом она прямо объелась — Френсис хо­рошо помнила тот день: разросшийся ревень, кружащие над цветами буддлеи «красные адмиралы» и Вин, которую тошнило в отхожем месте.

Пэм была на заднем дворе, сражаясь с одним из высоких столбов, между которыми у нее была натянута радиоантенна. Столб завалился на одну сторону, и Френсис, бросив сумку у двери, пошла помочь.

— Не могу эту сволочь воткнуть поглубже, — про­бурчала Пэм.

— Давай я попробую, — сказала Френсис и, ухва­тившись за столб, налегла на него всем весом, чувствуя, как тот стал погружаться в землю.

— То, что нужно, молодчина.

— Я пришла погостить у тебя, Пэм. Если не воз­ражаешь.

— Нет, конечно. Ну как, она успокоилась? Мама твоя?

Френсис молча покачала головой, отряхивая руки.

— Да, для нее это тяжело, но я не виню тебя, что ты остаешься. Пойдем чайник поставим. Давненько у меня не было гостей, но я помню, что нужно начинать с чая.

Они сидели на террасе, пили чай, когда солнце стало садиться, расцвечивая золотом стелющийся над городом дым. Над террасой же было чистое небо цвета морской волны. Френсис смотрела вниз на из­вилистый лабиринт городских улиц. Было практически невозможно проследить путь от начала до кон­ца какой-нибудь одной, конкретной улицы, слишком их было много — великое множество домов, стоявших на разных уровнях. Как она сможет отыс­кать маленького мальчика в этом нагромождении? Непонятно даже, с чего начать. Всего через пару ча­сов ему полагалось принять очередную дозу фенобарбитала, и Френсис не знала, как скоро станет проявляться эффект этого пропуска. Она не находила себе места от нетерпения и отчаянного желания дей­ствовать. Кэрис прогнала ее до того, как она успела завести разговор об организации поисков Дэви, но Френсис все же полагала, что искать они будут — Кэрис, миссис Хьюз и юный Фред. И искать, и чувствовать то же отчаяние, что и она.

— Как думаешь, они вернутся? Бомбардировщи­ки, я имею в виду, — спросила Френсис.

Пэм пожала плечами и запрокинула свое некрасивое лицо к небу. Вечерний свет смягчал ее грубые черты.

— Теперь они знают наше точное расположение — вот тебе и светомаскировка. И понимают, что мы беззащитны. Жалкие выродки. — Несколько мгно­вений Пэм пристально смотрела на Френсис. — Это все кажется такой нелепостью, правда? Я знаю, что следует относиться к этому серьезно, но не могу, потому что мне хочется схватить их за шиворот и сшибить лбами. Вояки чертовы. А ты что будешь делать? Может, останешься со мной и вместе спустимся в подвал?

— Нет. Я должна отправиться на поиски, я знаю, что должна, но... но я не знаю, с чего начать. Скорее всего, он будет искать меня, ведь так? Он пойдет к се­бе домой или к нам. Я в этом уверена. — Френсис пыталась поверить в свои же слова, силилась представить Дэви живым и здоровым, пусть даже на мгновение.

— Да, возможно, — уклончиво отозвалась Пэм, затем глубоко вздохнула и продолжила: — Странный парнишка, этот Дэви Нойл. Глядя на него, я всегда вспоминала историю, которую рассказывали мне в детстве о сказочном подкидыше — это был получеловек, или полуэльф, или еще какое-то лесное суще­ство. В общем, Мальчик-с-пальчик. — Пэм похлопала себя по коленям, и Пес тут же вскочил на них.

— Да, он странный, поэтому убежал и потерялся, — словно про себя тихо сказала Френсис, думая о том, что Дэви впервые увидел лес, когда она повела его в Смоллкомб-Вэйл. — Он вернется, обязатель­но. Мне просто надо сделать все, чтобы он нашел меня.

— Так ты что, пойдешь на Холлоуэй? — спроси­ла Пэм, и Френсис кивнула. — А если начнется бом­бежка? Ты вернешься сюда или укроешься в подвале родительского дома? Ты должна пообещать мне, Френсис. Если тебя в клочья разнесет, обвинят в этом меня.

— Да никто...

— Обвинят меня, и я сама себя буду винить, это так. Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь, но если завоют сирены, ты отправишься в убежище. Последнее, чего я хочу, это чтобы у Сьюзен появилась настоящая причина ругать меня всю оставшуюся жизнь. Так ты обещаешь?

— Обещаю.

_________

Они поужинали сэндвичами с солониной и выпили бутылку пива, затем Френсис позаимствовала у тетки немного спичек и отыскала в чулане под лестницей фонарик. Батарейки в нем оказались севшими. Френсис сунула их в духовку, чтобы хоть как-то реанимировать, а сама пошла переодеваться в теплую одежду. Она чувствовала дискомфорт в желудке, и ее мутило. А Пэм стала возиться со своим радиоприемником, так как ее любимую передачу «И снова он...» невозможно было слушать из-за помех. По крайней мере, думала Френсис, она сразу узнает о приближении бомбардировщиков, так как «магический глазок» ее приемника начинал бешено дергаться, когда в небе появлялся самолет. Френ­сис спустилась по ступеням на Александра-роуд и направилась в сторону Калтон-роуд, которая вела к Холлоуэй. Она почувствовала себя лучше, так как наконец-то что-то предпринимала, двигалась, действовала.

Повсюду цвела сирень; на крышах, распушив перья, толкались голуби. Компания, устроившая вос­­кресный пикник на развалинах, исчезла, оставив по­сле себя лишь гробовую тишину. Френсис по­дума­ла: а что, если все ушли и город теперь целиком в ее рас­поряжении? Гигантская волна одиночества захлестнула ее при мысли, что она осталась совсем одна перед лицом надвигающейся опасности и собственной ужасной ошибки. Но где-то хлопнула дверь, и послышался плач ребенка. Офицер из опол­чения прошел мимо, не подавая вида, что заметил ее. Мно­жество людей оставалось за стенами своих домов, и, словно по команде, все они затаили дыхание в на­дежде спастись. Сердце Френсис учащенно билось, и она почувствовала, что задерживает дыхание вме­сте со всеми.

— Отправляйтесь домой, милая. Да поживее, — обронил проходивший мимо констебль.

— Я уже дома, — ответила она.

Первым делом Френсис заглянула на задний двор родительского дома, вспомнив, как однажды утром после проливного дождя обнаружила Дэви спрятавшимся в туалете. Кэрис в очередной раз не ночевала дома, есть было нечего, и он отправился искать Френсис. Жизнь уже обучила его, что о нем могут просто забыть, заперев в доме. Но на этот раз ни Дэви, ни следов его пребывания на заднем дворе Френсис не обнаружила и вошла в дом. Внутри было сумрачно, почти темно. Френсис отыскала в чулане газовую лампу, зажгла ее и принесла на кухню. Поначалу она ничего не увидела и остановилась, внимательно прислушиваясь, — ни звука. И вдруг она заметила, что нижняя дверца кухонного шкафа приоткрыта и с полки снята банка, в которой лежало печенье. Но теперь она была пуста. У Френсис пе­рехватило дыхание.

— Дэви? Дэви! — позвала она; сердце ее учащенно забилось.

Френсис обежала все четыре комнаты, заглянула за двери и под кровати, но Дэви нигде не было. Вернувшись на кухню, она опустилась на колени и, направляя свет лампы на пыльный пол, принялась разглядывать следы. Их было так много, что трудно было понять, кто их оставил и когда. Но на дверце шкафа, возле которой валялась брошенная коробка из-под печенья, виднелась потертость, как будто кто-то пнул ее или пытался карабкаться по ней, а на полу остался один-единственный маленький и четкий след ноги. Уставившись на него, Френсис замерла и наконец улыбнулась. Он жив — он выбрался из дома Лэндисов и отправился искать ее. Ее охватило чувство облегчения, от которого на мгно­вение закружилась голова.

Но даже если Дэви и был здесь, то теперь-то его нет. Подавленная безмолвием опустевшего дома, Френсис затушила лампу и выскочила на улицу. Она поспешила вверх по Холлоуэй, напряженно вглядываясь в полумрак, улавливая каждую тень, уверенная, что вот-вот увидит фигуру Дэви. Она пы­талась представить себе, как он сидит на крыльце дома Лэндисов, ступени которого теперь ведут в ни­куда, сидит, опустив подбородок на колени, и как он взглянет на нее, когда она подойдет к нему. А мо­жет, он расположился на подоконнике мастерской сантехника, что напротив, и растерянно таращится на развалины. Маленький и тщедушный не по годам, в потертых штанишках и стоптанных ботиночках без шнурков, он смотрит на окружающий мир своими серыми блестящими глазами цвета мокрого камня. Надежда убеждала Френсис, что ее фантазии — это чистейшей воды реальность. И она была уже почти уверена, что вот-вот увидит Дэви. И когда наконец Френсис добралась до развалин Спринг­филда и его там не оказалась, она была раздавлена. Слезы застили ей глаза, но она быстро справилась с ними. Он был жив, он не погиб с Лэндисами, и у нее есть тому доказательства. Значит, она найдет его. Френ­сис обшарила все окрестные развалины, расцарапала в кровь ноги, копаясь в обломках, звала Дэви снова и снова. В конце концов она расположи­лась на подоконнике мастерской сантехника, решив поджидать Дэви в течение ночи. На двери мастерской висела наспех нацарапанная вывеска: «Потек­ла труба? Вставай в очередь!»

Френсис пыталась вести наблюдение, но тридцать шесть часов бдения свинцовой тяжестью навалились ей на глаза. Время от времени она забывалась недолгим сном, уронив голову и присло­нившись к сломанной ставне. Сны были быстрыми и бес­связными, и, когда взвыла сирена воздушной тре­воги, Френсис проснулась окоченевшая и плохо по­нимающая, где находится. Вокруг была кромешная тьма, и она вспомнила, что забыла фонарик, а батарейки так и лежат в духовке, и Пэм найдет их там, когда весь дом заполнит запах расплавивше­гося гуд­рона. Проклиная себя, Френсис соскочила с подоконника. Страх снова зашевелился где-то в глубине ее желудка. Одно дело — идти в темноте по дороге, которую знаешь назубок, и совсем другое — когда эта дорога разворочена воронками и завалена какими-то обломками и битым стеклом. А что говорить про потерявшегося малыша, который только и умеет, что прятаться в укромных местах!

— Черт! — выругалась Френсис, пытаясь собраться с мыслями, но страх брал верх, и ее охватила дрожь.

Уже отчетливо слышался гул приближающихся самолетов. И вскоре он практически заглушал рев сирен.

— Дэви! Ты здесь? — кричала Френсис, карабка­ясь по руинам на дрожащих ногах. — Давай выходи, Дэви, — все хорошо!

Но ответа не было. Небо наполнилось гулом, зем­ля вибрировала. Вспышки сигнальных ракет залили небосклон, поглотив звезды, и Френсис увидела черную лавину самолетов, пикирующих на реку. Они двигались так слаженно, так быстро и уверенно, словно стая птиц. Через несколько секунд загремели взрывы. Френсис показалось, что они еще мощнее и оглушительнее, чем вчерашние, и, несмот­ря на то что она ожидала налета, справиться с ужасом, охватившим ее, это не помогло. Френсис в панике бросилась вниз по Холлоуэй, помня про обещание, данное Пэм, но мощной взрывной волной ее сбило с ног и швырнуло на землю. Несколько мгновений она лежала, едва дыша, в полуобморочном со­стоянии. Неподалеку разгорался пожар. Кожей лица Френсис почувствовала его нарастающий жар, а свет пламени позволил ей оглядеться. В этот момент на улицу обрушился град пуль, разбивая вдре­безги черепицу на крышах, с пронзитель­ным свис­том и треском окатывая каменную мос­то­вую. Вскоре эту какофонию поглотил рев новой партии пикирующих бомбардировщиков. Наэлектризованная страхом, Френсис вскочила и побежала обратно по Холлоуэй. Всполохи пламени плясали у нее перед глазами; она чувствовала, как осколки от мостовой бьют ее по ногам, и ждала, что пуля вот-вот ударит ей в спину.

— Сюда, красотка! Быстрее! — послышался муж­ской голос.

Френсис кинулась на голос, чьи-то руки подхватили ее и увлекли в темноту большого дверного проема.

— Держись! — подбодрил мужской голос, не выпуская ее из своих объятий.

Френсис поняла, что рядом с ней много таких же людей, ищущих укрытия. Она чувствовала их ис­­пу­­ганное дыхание, сдобренное терпким запахом табака, и ощущала прикосновения грубой ткани армей­ской униформы. Какое-то время все стояли в полном молчании, и Френсис старалась выровнять дыхание и унять учащенное сердцебиение. И вдруг почва под ногами вздыбилась, мгновенно заложило уши, и сверху хлынул поток из земли и обломков; мужчина, придерживающий Френсис, застонал, и она почувствовала, как ослабевают его объятия. Рядом кто-то рухнул, не издав ни звука, и все вокруг заполнил запах крови.

— Сволочи! — раздался чей-то дрожащий возглас. — Будьте вы прокляты!

Френсис не сдвинулась с места, сознавая, что не смогла бы и пальцем пошевелить, если бы и захотела. Она чувствовала, что все ее тело затекло, словно окаменело. Прижавшись спиной к двери, Френсис закрыла глаза. Ей казалось, что время замедлило ход и часы превратились в вечность. Она силилась представить себя совсем в другом месте далеко-далеко отсюда.

Утром Френсис сидела на кухне у Пэм и пыталась унять дрожь, сотрясавшую ее тело. Состояние было точно такое же, как и после первого налета. Те же ощущения — будто голова существует от­дель­но от тела; к этому добавился постоянный глухой звон в ушах. Френсис словно блуждала где-то вдали от реальности, не находя в себе сил вернуться. Ее ноги до самых бедер были иссечены мелкими осколками каменной мостовой.

Пэм налила Френсис еще одну чашку чая.

— Ты что же хотела, чтобы тебя ранило? Так, что ли? Пытаешься наказать себя за то, что оставила Дэви с Лэндисами? — допытывалась Пэм.

— Я не знаю. Нет, — оправдывалась Френсис. — Просто я заснула, поджидая его, а потом... потом уже не было времени...

— Чушь какая, — проворчала Пэм.

По всему городу полыхали новые пожарища. А гари и пепла было еще больше, чем после первого налета. Время от времени с разных сторон доносил­ся грохот обваливающихся крыш или рушащихся зданий. Но с крыши «Вудлэндса» не упало ни одной черепицы. У Френсис запершило в горле, и она закашлялась. Любой незначительный шум заставлял ее вздрагивать, хотя она все еще плохо слышала.

— Не знаю даже, что тебе и сказать, Френсис. Слава богу, все обошлось, — вздохнула Пэм. — Если бы Сесилия была здесь, она сообразила бы, как с то­бой разговаривать.

— Надеюсь... Надеюсь, что с мамой и папой тоже все хорошо, — отозвалась Френсис.

— И я надеюсь, — с беспокойством сказала Пэм. — Мой брат не промах, найдет себе безопасное место, а твоя мать далеко отсюда, так что за них не стоит слишком беспокоиться. Уверена, Дерек ско­ро даст о себе знать.

Френсис сделала глоток чая и ощутила привкус пыли. Все вокруг было пропитано пылью.

— Люди, с которыми я была... Они из Глочес­терского полка, — заговорила Френсис. — Они здесь со вчерашнего дня, прибыли на помощь после субботней бомбежки. Тот, который погиб, он... он... — Френсис осеклась и закачала головой.