Байки старого психиатра по-новому E-Book

Доктор Иваныч

• Herausgeber: Времена 2
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Звезда соцсети
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 516

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Соскучились? Встречайте новую коллекцию увлекательных историй от мастера психиатрических баек! "Байки старого психиатра по-новому" - это книга, которая открывает еще больше удивительных случаев, непредсказуемых пациентов и тонкого профессионального юмора. Автор вновь делится своими наблюдениями и интересными моментами из многолетней врачебной практики, давая читателям уникальную возможность заглянуть в мир психиатрии. Здесь есть все: и курьезные случаи, которые заставят вас улыбнуться, и трогательные моменты, раскрывающие хрупкость человеческой психики, и неожиданные повороты, которые демонстрируют, насколько непредсказуема работа психиатра. Вас ждут новые истории, больше эмоций, еще больше юмора - и неизменно талантливый рассказчик, который превращает будни психиатра в увлекательные байки.

Leseprobe

Доктор Иваныч Байки старого психиатра по-новому

«Звезда соцсети»

© Иваныч Д., текст, 2025.

© ООО «Издательство АСТ», 2025.

Все персонажи и описываемые события являются вымышленными. Любые совпадения с реальностью случайны.

Всё ещё впереди!

Вторую неделю погода стоит чудеснейшая. Тепло и сухо, снег весь растаял. Только зелени не хватает. Но ничего, недолго осталось. Как же здорово идти в тонкой ветровке и без головного убора! От остановки до «скорой» дошёл не спеша, максимально растянув удовольствие.

Моя зубная эпопея наконец обрела ясные черты и цели. Стоматолог объяснил, что в самое ближайшее время поставит мне временный протез. А постоянный – не ранее первого сентября. Ну и ладно, с временным пока похожу.

Возле крыльца дымили и общались коллеги из предыдущей смены.

– Мотоциклисты с велосипедистами проснулись, – мрачно сказал врач Голубев. – Теперь глаз да глаз нужен, изо всех щелей лезут. Как их вижу на дороге, так и думаю: «Только не при нас!».

– Да и без них идиотов хватает, – ответил фельдшер Павлов. – Сегодня ночью на ДТП ездили. «Девятка» с пятью бухими парнями в столб врезалась. В итоге водитель стал тр*пом, у пассажира рядом с ним сочетанка, у остальных так, по мелочи. Хорошо ещё, что в столб попали, а не в другую машину и не в пешеходов.

Не знаю, может быть и жестоко так говорить, но лично я не испытываю жалости и сострадания к тем, кто попадает в ДТП по пьянке. Такие люди сами идут к трагическому исходу. Свои удаль и стремление к острым ощущениям они ставят выше жизни и здоровья окружающих. И за это жёстко расплачиваются.

Объявили конференцию. После доклада старшего врача слово взяла начмед Надежда Юрьевна:

– Коллеги, начну с объявления. Семнадцатого апреля, в ТЦМК[1], будут проводиться соревнования работников «скорой помощи» по расширенной сердечно-лёгочной реанимации. Участвуют команды из области и, разумеется, мы. Начало в одиннадцать часов. Обязательно приходите поболеть за наших! Так, а теперь о неприятном. Некоторые из вас почему-то опять стали небрежно заполнять карты вызова. Напишут три предложения размашистым почерком и на этом успокаиваются. Да ладно если только так, но не буду называть, кто устроил скандал диспетчеру первой подстанции. Она ему замечание сделала за то, что карточки небрежно оформлены. А он раскричался, мол, кто ты такая, чтоб мне, врачу, замечания делать? Так вот, коллеги, если кто-то забыл, напомню, что вы все, выездные врачи и фельдшеры, подчиняетесь не только старшему врачу смены, но и диспетчеру. Если вам указали на недостатки, то будьте любезны их исправить! Вы должны понять, что лучше переписать карту, чем получать взыскания и лишаться стимулирующих. Далее, многие опять перестали описывать в карточках алкогольное опьянение. Если вы его выставили, то уж распишите всё как положено!

Сидевший рядом со мной главный фельдшер Андрей Ильич почему-то был не в привычном халате, а в форме. После того, как закончилась конференция, решил я удовлетворить своё любопытство:

– Чтой-то ты, Андрей Ильич, форму-то надел? Уж не перешёл ли на выездную работу?

– Да какой там, Юрий Иваныч! Всякими учениями нас замотали. Выездных не трогают, чтоб количество бригад не сокращать. И всё взвалили на меня и старших фельдшеров. Сегодня в девять комплексные учения по освобождению заложников. Сказали, что мы не просто будем присутствовать, а изображать оказание помощи пострадавшим.

– Ну и ладно, Андрей Ильич, сменишь обстановку, отдохнёшь, развеешься.

– А работать-то когда? Ведь из-за этих игрушек все дела брошены! Я списки на медосмотр готовлю, никак их не допинаю. Аттестационных работ целая куча накопилась и сроки идут. Да много чего ещё висит. Но брать работу на дом принципиально не буду, пошли все нафиг!

А лично мне очень жаль, что нас, выездных работников, не задействуют в учениях. С удовольствием бы съездил, тряхнул стариной.

Вот наконец-то наша бригада приехала во главе с доктором Анцыферовым.

– Приветствую, Александр Сергеич! Опять за минуту до конца смены вызвали? – поинтересовался я.

– Нет, на этот раз в семь пятнадцать дали дежурство на пожаре. Склады горят на Заводской, там вообще писец что творится! Наверное, до ночи не потушат. В семь пятьдесят я смену запросил. Сказали ждать до восьми. Ладно, ждём. Уже восемь тридцать и никакой смены даже не предвидится. Короче, только в девять нас сменили! Блин, как мне это надоело! Я уж забыл, когда без переработки домой уходил!

– Да, Александр Сергеич, тебе не позавидуешь…

– А, Юрий Иваныч, чуть не забыл! У нас ключ от сейфа потерян. Так что наркотики при себе держи.

– Вот, бляха муха! А кто потерял-то?

– Воробьёва. Говорит, что сама не знает, куда он пропал. Может, выронила. Но у Андрея Ильича запасного ключа нет, поэтому весь сейф раскурочили, пока вскрыли. Сказали, что другой поставят, а когда – неизвестно.

Да, эта новость была весьма неприятной. В каждой машине у нас установлены маленькие сейфы для хранения наркотических укладок. Потеря ключа означала, что наркотики я должен буду всю смену носить при себе. Ведь не оставишь же их без присмотра. Да и как назло Андрей Ильич уехал незнамо на сколько, а за сейфы отвечает только он. Не знаю почему, но, когда наркотики лежат в сейфе, моя душа более спокойна.

Вот и вызов прилетел, наш первенец: избили мужчину тридцати лет. И ждать он нас изволил в пивном баре.

В небольшом, можно сказать, крошечном барчике за одним из трёх столиков сидел наш виновник торжества с разбитой вдрызг физиономией и рядом с ним, по всей видимости, был приятель. Даже безо всяких бесед было видно, что оба они уже вдоволь надегустировались пенного напитка и были весьма хороши.

– Э, а чё так долго-то? – воинственно спросил приятель. – Вас чё, за смертью посылать, что ли?

– Слышь, дружище, – сказал фельдшер Герман. – Во-первых, мы приехали через десять минут. Во-вторых, если будешь быковать, поедешь в отдел полиции!

– Да всё-всё, никто не быкует, – примирительно сказал он.

– Что случилось? – спросил я.

– А вы чё, не видите, что ли? – недовольно спросил пострадавший.

– И кто ж тебя так?

– Да какой-то <средство предохранения>, я его не знаю, он походу неместный. Ему показалось, что я его козлом обозвал. Он борзый, <самка собаки>, весь на распальцовках.

– Э, братух, хорош, завязывай с ними базарить! – вмешался в беседу приятель. – Они же ментам всё передадут! <Нафиг> это надо? Мы сами разберёмся!

Пострадавший был избит знатно. Виден был перелом костей носа, оба глаза начали заплывать. А поскольку он пожаловался на тошноту и головокружение, то для полного счастья выставил я ещё и закрытую черепно-мозговую травму – сотрясение головного мозга.

Только собрались ехать, как неугомонный приятель закричал:

– Не, мужики, погодите, ща я братухе пива куплю!

– А вот это вообще не катит! – решительно ответил фельдшер Герман. – Твой братуха и так уже в кондиции. Сейчас еще хоть каплю бухнёт и вообще свалится. Всё, поехали!

И тут пострадавший резко передумал:

– Всё, я никуда не поеду! <Нафиг> мне нужна ваша больничка!

– Так ведь у тебя, судя по всему, черепно-мозговая травма. Смотри, последствия могут быть печальными!

– Да ладно, всё нормально, всё путём!

– Ну тогда расписывайся за отказ от госпитализации.

Что ж, как говорится, было бы предложено. Нам же легче. А господин пострадавший, видимо, относился к той категории людей, про которых говорят «без <люлей> как без пряников».

Вытрезвителем мы для краткости называем «Пункт помощи лицам, находящимся в состоянии алкогольного опьянения и утратившим способность самостоятельно передвигаться».

Следующим вызовом был психоз у женщины сорока семи лет.

В прихожей нас встретила весьма энергичная дама и прямо сразу начала рассказывать:

– Здравствуйте, я её сестра. Дайте я сначала сама всё расскажу. Она уже двадцать один год на учёте стоит, инвалид второй группы. Шизофрения у неё. В общем, что получилось? Сегодня утром она мне позвонила и говорит: «Вера, приезжай, иначе я с голоду умру!». Я растерялась, думаю, как же так, мы с ней каждый день перезваниваемся, никогда ни на что не жаловалась, а сегодня вдруг голодной стала? Я скорей приехала, стала расспрашивать, а она мне и говорит, что уже целую неделю из дома не выходит, вся еда кончилась, даже черствый хлеб доела. А почему никуда не выходит, так и не сказала. И это ещё не всё. Представьте себе, она всю свою одежду пообрезала!

– Это как? – не понял я.

– Ну как, укоротила. Пальто, брюки, юбки, платья, ночные рубашки.

– А что же здесь такого криминального? Вот мне жена недавно брюки укоротила, потому что они длинные были. Так что ж меня теперь в больницу надо уложить

– Ой, да при чём тут ваши брюки! Она же всю одежду изуродовала, испортила полностью. Вот, посмотрите, что она с пальто сделала! По-вашему, это нормально?

– Н-да, действительно ненормально, – признался я, увидев грубо отчекрыженный подол. Некогда приличное пальто было превращено в полное непотребство.

Худощавая, с короткими волосами, одетая в зелёную футболку и обрезанные до середины голеней спортивные штаны, больная сидела на диване. Лицо её было маскообразным, взгляд устремлён в пустоту.

– Здравствуйте, Елена Николаевна! Что случилось? Что вас беспокоит?

– Я сама ничего не понимаю. Меня в тупик загнали…

– Елена Николаевна, а почему вы перестали из дома выходить?

– Да не могу я об этом рассказывать. Просто мне так внушили.

– Кто вам это внушил?

– Я не знаю.

– И как же вам внушают?

– Говорят: «Не смей никуда ходить!».

– А голос-то откуда слышится?

– Как будто прямо в уши говорят.

– И вы подчиняетесь?

– Конечно, потому что это очень страшно. Я чувствую, мне отомстят за то, что я вам всё рассказываю.

– Не отомстят, не волнуйтесь. А зачем вы одежду-то всю обрезали?

– Чтоб беды не было. Ведь если одежда короче, то и беда короче.

– Хм, интересная у вас логика. Елена Николаевна, давайте-ка поедем в больницу. Там никто до вас не дотянется и не обидит.

– Нет! Нет! – выкрикнула она. – Не поеду, не поеду на погибель! Меня убьют! Вера, не отдавай меня!

– Елена Николаевна, никто вас не тронет. Без больницы вы просто погибнете.

– Я сейчас вены порежу! Не трогайте меня!

Да, давненько мы вязками не пользовались. Ну, а куда деваться? Ведь больная опасна прежде всего для самой себя. Надеялся я, что в конечном итоге она успокоится и всё же даст согласие на госпитализацию. Но какой там! Несмотря на коллективные танцы с бубнами, наотрез отказалась. Из приёмника в отделение мои парни её силой вели и потом с боем на вязки укладывали. Так что придётся представителю больницы в суд обращаться о недобровольной госпитализации.

В данном случае диагноз «Параноидная шизофрения» сомнений не вызывает. Вся симптоматика налицо. Елена Николаевна почти неэмоциональна, речь без интонаций, монотонная. За кажущейся вялостью, флегматичностью скрывались внутреннее напряжение и тревожность. Беспокоили её слуховые псевдогаллюцинации, которые она воспринимала совершенно серьёзно, даже без намёка на критику. И кстати сказать, Елена Николаевна продемонстрировала замечательный пример паралогики: «Если одежда короче, то и беда короче». Паралогику можно по-другому назвать «кривой» логикой. В этом высказывании ярко видна ложная, нелепая причинно-следственная связь между короткой одеждой и размером беды.

Следующий вызов был к избитому мужчине без сознания. Надо же, как интересно: находился он на контейнерной площадке, проще говоря, на помойке недалеко от бара, в котором мы уже были. И закралось у меня подозрение, уж не тот ли самый господин с первого вызова?

Приехали и точно: он собственной персоной, весь извалянный в пыли, сидел на заднице, прислонившись к ограждению. С оттопыренной нижней губы на куртку стекала слюна, а брюки были мокрыми. Да уж, зрелище весьма неаппетитное.

– Эй, уважаемый! – потормошил его Герман, суя в нос вату с нашатыркой. – Давай, давай, просыпайся!

Виталий набрал в шприц два куба <название аналептика> и залил ему в нос.

Тут господин приоткрыл мутны очи, скривился и громко чихнул, брызнув, простите, соплями во все стороны. После нескольких чихов у него прорезался голос:

– Э, чё надо? Ии <нафиг>!

– Уважаемый, ну-ка давай вставай!

Мои парни попытались придать ему вертикальное положение, но ничего из этого не вышло. Господин на ногах совершенно не держался. Вот <нецензурное оскорбление>! Всё-таки достиг он своих стратегических целей: получил по роже и до соплей упился. Не иначе как в нирване теперь. Везти в вытрезвитель даже и думать нечего: кто его там примет битого? Поэтому в больницу свезли. Хоть, мягко говоря, не рады там были такому пациенту, но всё же взяли. Конечно же, никто его там долго держать не будет. Как протрезвеет, так и пойдёт на все четыре стороны искать новые приключения.

Времечко к обеду давно подошло, но диспетчер Надежда решила по-другому. Взяла и всучила травму ноги у мужчины тридцати семи лет в автосервисе. Место вызова совсем недалеко от нас, а потому оспаривать бесполезно.

Пострадавший сидел в раздевалке и страдальчески морщился.

– Здравствуйте, что случилось?

– На ногу колесо упало, наверное, перелом. Больно, блин!

Левая стопа отёчная, резко болезненная при пальпации. Судя по всему, перелом плюсневых костей. Это те самые кости, которые хорошо прощупываются на тыльной поверхности стоп. Свезли мы его в травмпункт, а потом, наконец-то, обедать поехали.

Удивительно, но в медицинском корпусе продавали выпечку. К сожалению, мы пришли уже под самый занавес и три оставшихся плюшки с толстыми корками нас не интересовали. Но продавец обнадёжила, что теперь она будет торговать ежедневно кроме субботы-воскресенья. Так что надеюсь, в следующий раз застанем хороший ассортимент. Сам я не могу понять, откуда у меня такая тяга к покупной выпечке. Супруга моя печёт прекрасно хоть пироги, хоть торты. И всё же я не в силах устоять перед покупными беляшами, сосисками и котлетами в тесте.

Ведь надо же как получилось! Уже во второй раз так: только прилёг, расслабился после обеда и через десять минут прилетел вызов. Поедем на психоз к молодому человеку двадцати четырёх лет.

Открыла нам невысокая худенькая женщина с испуганным лицом:

– Здравствуйте, я его мать. С ним вообще что-то ужасное творится! Ходит из угла в угол как заведённый, ни на секунду не присядет. А со вчерашнего вечера ест только руками. Спрашиваю почему, но ничего не говорит.

– А он у психиатра наблюдается?

– Конечно, у него же шизофрения, он инвалид детства, с шестнадцати лет болеет. Но таким я его никогда не видела. Муж на работе, а оставаться с ним одна я боюсь, у него глаза какие-то дикие. Мало ли что он может наделать.

Да, она была права. Больной хаотично и бесцельно ходил по комнате. Нескладный, с угловатыми и неуклюжими движениями, он напоминал сломавшегося робота.

– Здравствуй, Роман! Давай-ка присядем, иначе от твоих перемещений в глазах рябит.

– Нет, я не могу! Мне движуха нужна, я должен что-то делать.

– И зачем тебе нужна эта движуха?

– Мне сказали, что я должен двигаться, иначе плохо будет.

– Так, Рома, ну-ка, садись! Не будет тебе плохо, гарантирую! Вот молодец. А теперь объясни, кто тебе велел двигаться?

– Мне голоса так говорят. Сначала в голове гудеть начинает как самолёт, а потом голоса появляются. И ещё я через уши какие-то силуэтики вижу.

– Что они тебе говорят?

– Чтоб я стёкла бил и всегда двигался. Они могут у меня силы отнимать, а могут сделать так, что мне хорошо будет.

– А откуда ты их слышишь?

– Из затылка. Мне туда походу чего-то вшили, потому что у меня там всегда немеет.

– Ну а что будет, если ты перестанешь им подчиняться?

– Я сейчас, когда не двигаюсь, чувствую, что тело куда-то вверх поднимается и ваши лица сразу переменились, какими-то другими стали.

– Рома, а почему ты стал есть руками?

– Я не скажу при маме.

После того, как я попросил её выйти, Роман рассказал:

– Мне голос приказывает вилки и ложки в… ну как сказать… Короче, в попу засовывать… А когда я ем руками, он мне ничего не говорит.

– Всё понятно. Ну что, Роман, давай собирайся и в больницу поедем.

И в данном случае была та же самая параноидная шизофрения с псевдогаллюцинациями. Весьма примечательными были зрительные псевдогаллюцинации у Романа. Он «видел ушами» некие «силуэтики». Слуховые псевдогаллюцинации были у него императивными, то есть приказывающими. Это наиболее опасный вид галлюцинаций, поскольку больной под их влиянием может представлять угрозу как для окружающих, так и для самого себя. Ведь приказать «голоса» могут что угодно, а больные, за небольшим исключением, им подчиняются. Именно по этой причине императивы являются однозначным показанием к экстренной госпитализации.

А теперь поедем на больной живот у мужчины тридцати одного года.

Открыла нам молодая женщина и безо всяких предисловий крикнула:

– Идите быстрей, он сейчас умрёт!

Больной лежал в кровати с искажённым от боли лицом и громко стонал.

– Показывай, где болит! – велел я.

– Вот тут… – показал он на левую нижнюю часть живота. – А-а-а, как больно! Сделайте что-нибудь!

– Ты как мочишься?

– Чё?

– Писаешь как, нормально или ненормально?

– Да чё-то мало сегодня…

Всё здесь было предельно ясно: мочеточниковая колика. Это означало, что камушек вышел из почки и пошёл по мочеточнику, а может и застрял в нём. Внутривенно сделали а**льгин, а в мышцу – сильный спазмолитик пл***филлин. Боль отступила, но не до конца. Да и пусть так, главное, что она была уже не такой мучительной. Ну а после оказания помощи свезли его в урологическое отделение.

Следующим вызовом была травма ноги у мужчины пятидесяти пяти лет. Дожидался он нас на скамейке возле кинотеатра.

Как только вышли из машины, так сразу увидели виновника торжества. Им оказался самый, что ни на есть, классический БОМЖ с опухшей до крайности физиономией, свалявшимися волосами и бородой. Правая штанина была с готовностью задрана.

– Уважаемый, так у тебя не травма, а флегмона! – сказал я ему, осмотрев ногу.

Он расплылся в самодовольной улыбке, показав три зуба, и ответил:

– Дык я попросил девушку вас вызвать и специально сказал, что у меня нога сломана. А иначе вы бы и не приехали.

– Давно это у тебя?

– Да уж вторую неделю. В больницу ходил, а меня выгнали и даже смотреть не стали. Но правда я тогда пьяный был. А вот если вы меня привезёте, то, наверное, примут. Болит страшно, а как выпью, так сразу лучше становится. Скажи, старый, ногу-то мне отрежут?

– Не знаю, я ведь не хирург. Сейчас приедем и там спросишь.

– А может и лучше, если отрежут… – философски сказал он. – Тогда меня могут в интернат отправить как инвалида.

Голень была сильно опухшей, напоминающей столб, красно-синюшная, в некоторых местах был виден гной.

Ну что же делать, привезли в хирургию. Дежурный врач с крайне недовольным лицом глянул мимоходом и, расписавшись в карточке, нас отпустил. Так что не знаю, госпитализировали его или выгнали. А если был второй вариант, то долго он не проживёт. Флегмона – это разлитое гнойное воспаление подкожно-жировой клетчатки. Без своевременного лечения этот процесс быстро захватывает мышцы и сухожилия. Ну а главное, эта бяка сама по себе не проходит.

После этого вызова приехали на Центр, машину обрабатывать. Ведь наверняка ж на нём паслись стада вшей, которые и на нас могли запросто поселиться.

Следующим вызовом была травма глаза и головы с кровотечением у женщины сорока трёх лет.

Открыла нам сама пострадавшая в перепачканном кровью халате. На левой брови была небольшая рана, длиной сантиметра полтора. Вокруг глаза созревала параорбительная гематома, проще говоря, кровоподтёк.

– Что с вами случилось? – спросил я.

– Муж пьяный пришёл. Он просил меня купить консервы, скумбрию в томате, а я забыла и купила в масле. Он взял эту банку и мне в лицо кинул. Прямо в глаз попал и бровь рассёк. Теперь я им плохо вижу, всё какое-то расплывчатое.

– А сам-то он где?

– Сразу убежал. Он знает, что я полицию вызову, и поэтому убегает. Я на него уже писала заявление за угрозу убийством. Тогда дело завели, но не посадили, а обязательные работы присудили. Ну и что из этого? Поначалу чуть-чуть притих, а потом всё то же самое началось.

– А почему бы вам с ним не развестись и не разъехаться?

– Развестись-то можно, вот только куда разъезжаться… Он на обмен ни в какую не согласится. И уехать от него мне некуда. Мама у меня во Владимирской области живет в маленьком селе. Работы там нет, до города сто восемьдесят километров. Каждый день не наездишься. А на съёмную квартиру у меня денег нет. Так что не знаю я, что и делать. Куда ни глянь, везде проблемы…

Что касается состояния пострадавшей, то беспокойство вызывала не рана, а контузия глаза. Она сказала, что этот глаз теперь очень плохо видит. Именно поэтому мы свезли её не в травмпункт, а в офтальмологическое отделение.

Дали команду следовать в сторону Центра. Следуем, конечно, но ещё как-то рановато. Ну вот, дали вызов: задыхается мужчина шестидесяти лет. Н-да, отвратный повод. Неужели больше нет свободных общепрофильных бригад? Но этот вопрос сугубо риторический. Всучить какую-нибудь пакость психиатрической бригаде – это святое дело.

Открыла нам встревоженная супруга больного:

– Ой, что-то он у меня совсем расклеился. Дышит очень тяжело, вялый какой-то. Раньше никогда такого не бывало. Он и по врачам-то никогда не ходил.

Больной, крупный моложавый мужчина, лежал на диване. Лицо бледное, на лбу испарина, рот приоткрыт, дышит часто.

– Здравствуйте, что случилось?

– Одышка сильная, как будто кросс бежал. И ещё слабость, сил нет, чтобы встать. Не знаю, с чего это всё…

– Давно это всё появилось?

– Часа два, наверное.

– У вас что-то болит?

– Нет, ничего, просто очень плохо.

Так, в первую очередь нужна ЭКГ, а всё остальное второстепенно. Вот, выползла лента, а на ней прямо сразу был виден острый инфаркт миокарда. Да, он безболевой, но от этого ничуть не легче. Давление сто десять на семьдесят при привычном сто тридцать на девяносто. В лёгких слышны незначительные влажные хрипы. Н-да, плоховатенько всё. Помощь оказали по стандарту, больному чуть получше стало. А затем, как всегда, возникла проблема с носильщиками.

Некоторые из вас, уважаемые читатели, удивлялись, мол, зачем нужны какие-то носильщики, если есть два крепких фельдшера? Всё дело в том, что больных мы переносим на мягких носилках. Они представляют собой, грубо говоря, кусок прочной ткани с восемью ручками. Если взять их вдвоём, то они сразу провиснут и больной будет биться об пол и ступеньки. В таком случае больного мы «осчастливим» дополнительным диагнозом, например, переломом копчика. Для того, чтобы перенести безопасно, нужно, как минимум, четыре человека. Если носильщиков найти не удаётся, то тогда привлекаем на помощь спасателей. Но такое, к счастью, бывает редко.

К счастью, пациента мы благополучно доставили в областную больницу. Поскольку срок инфаркта был небольшим, там в закупоренный коронарный сосуд поставят стент и больной вернётся к полноценной жизни.

Ну а далее нас позвали на Центр. Этот вызов последним оказался. Хорошо мы сегодня поработали, а потому домой я отправился с чувством выполненного долга и вовремя.

Хотел было я сагитировать супругу свою дачный сезон открыть. Поехали, говорю, Ира, а то у меня ломка жестокая по даче и лесу! На что она мне благоразумно посоветовала соседу Фёдору сначала позвонить и разузнать. Позвонил, и выяснилось, что земля в огородах пока слишком сырая, а в лесу ещё снег лежит. Хотел было Фёдор меня к преступлению склонить, чтоб, значит, приехать на дачу без жён и отметить открытие сезона. Однако Ирина моя, как всегда, бдительность проявила и не отпустила меня. А потому, к великому сожалению, преступление так и осталось несовершённым. Но ничего, у нас всё ещё впереди!

«Белочка» в «Белочке»

Удивительная нынче весна. Раньше времени майское тепло установилось и по прогнозам никаких похолоданий пока не предвидится. Вот только опасения тревожат, как бы предстоящий май погодную диверсию не устроил с резким похолоданием. Да, бывало такое, когда радость от весеннего тепла и пробуждения природы омрачалась вернувшейся зимой. Печально было созерцать снег на цветущих деревьях и грядках. Но всё-таки хочется быть оптимистом и надеяться только на лучшее.

Только пришёл на «скорую», как тут же увидел во дворе сильно покалеченную машину с бортовым номером двенадцать. У крыльца отравлял атмосферу табачным дымом врач Ершов, и, конечно же, я решил удовлетворить своё любопытство:

– Здорова, Николай Дмитрич! Что случилось, кто попал?

– Гончарова с фельдшером. Ехали через перекрёсток со спецсигналами на красный, и им в бочину «Лада» въехала.

– А сами-то они как? Пострадали?

– Нет, они обе в кабине ехали, без больного. А если б в салоне, то тогда бы испугом точно не отделались. Да и хорошо ещё машина от удара не перевернулась, устояла.

Как ни странно, но бригада, которую мы меняем, была на месте.

– Приветствую, Александр Сергеич! Тебя никак пожалеть решили и никуда не угнали?

– Да ну, Юрий Иваныч, ведь сглазишь! До конца смены ещё тридцать пять минут. Это как пешком до Луны. Могут и за пять минут вызвать.

– Ничего, не отчаивайся, Александр Сергеич! Пойдём-ка лучше на конференцию, так время побыстрей пройдёт.

– Да ну её <нафиг>, я лучше в «телевизионке» посижу.

Старший врач предыдущей смены свой традиционный доклад на конференции делал как-то нервно, сумбурно, то и дело сбиваясь. Но в конце причина этого стала понятной.

– А теперь неприятный момент, – сказал он нахмурясь. – За прошедшую смену поступили аж три телефонных жалобы на фельдшера Никонову. Поводами были хамство, грубость и ненадлежащее оказание помощи. Она обычно как делает? Приедет на высокое давление или головную боль, обругает вызвавших, сунет таблетку и уедет. Вызов за пять минут отрабатывает. Потом другие бригады повторно едут её косяки исправлять. Так ведь у неё ещё наглости хватает доплату требовать за большое количество вызовов! Но я не стал бы это всё озвучивать публично, если бы она на замечания правильно реагировала. Считает, что я её невзлюбил, придираюсь и выжить хочу.

– А где она сама-то? – спросил главный врач.

– Она сказала, где видела эту конференцию, и ушла на полчаса раньше.

– Дмитрий Александрович, я в курсе всей этой ситуации, – ответила начмед Надежда Юрьевна. – Никонова собирается увольняться и ехать в Москву работать на «скорой». Якобы там уже договорённость есть, что её примут. Вот только странно, что не переводом она туда идёт, а через увольнение. Ну а пока, со следующей смены, работать самостоятельно она не будет.

– Надежда Юрьевна, так пока она не уволилась, давайте её накажем! – сказал главный врач. – А кроме того, нужно узнать, где конкретно она намерена работать, и позвонить туда. Пусть знают, что за личность к ним прийти собирается!

– Да, Игорь Геннадьевич, я всё поняла, так и сделаем. Кстати, Дмитрий Александрович, не забудьте сейчас докладную написать! Теперь ещё один важный момент. Уважаемые фельдшеры! Почему-то в последнее время некоторые из вас стали очень часто вызывать на себя врачебные бригады. И в дело, и не в дело! Не буду называть фамилии, но уже до того обнаглели, что приезжают на инфаркт, ничем не осложнённый, и, не оказав никакой помощи, сразу требуют врачебную бригаду. Это что, вообще, за номера? Фельдшерская бригада оснащена так же, как и врачебная, а вызовы не делятся на врачебные и фельдшерские! Такое поведение говорит, во-первых, о профессиональной некомпетентности, а во-вторых, о стремлении переложить ответственность на других. Так вот, вызов на себя врачебной бригады допускается лишь в одном случае: для помощи в проведении реанимации. Дмитрий Александрович, обращаюсь персонально к вам: следите, пожалуйста, внимательно, чтоб такого больше не происходило! Все вызовы на себя должны согласовываться с вами.

Вот и отшумела конференция, теперь можно и в «телевизионке» посидеть. Врач Анциферов, бригаду которого мы меняем, уже переоделся и с чувством глубокого удовлетворения на лице направился к выходу.

– Ну вот видишь, Александр Сергеич, никуда тебя не угнали, уходишь вовремя, как белый человек! – сказал я ему.

– Да мне даже и не верится, Юрий Иваныч! Значит, не сглазил ты! – довольно ответил он. – А кстати, сейф в машине так и не заменили. Опять будешь с собой наркотики таскать.

– Вот <распутство>! А Андрей Ильич что говорит?

– Ничего не говорит, потому что приболел он.

– Но ведь за него сейчас кто-то работает?

– Работает Лена Ушакова, но она сказала, что сейфы есть, только без ключей. Точней ключи-то есть, но их надо подбирать. А у неё на это нет времени.

– Нет, что значит нет времени? – возмутился я. – Можно подумать, что это наша личная прихоть! Ладно, Александр Сергеич, не буду тебя задерживать. Сейчас я сам к ней зайду.

Ну да, как же, разогнался! Кабинет заперт, а обитатели соседних кабинетов понятия не имели, где старший фельдшер и когда она будет. Так и ушёл я несолоно хлебавши. Положил коробочку с наркотой в карман рубашки, застегнул его и успокоился.

Как и всегда, первый вызов дали нам около десяти. Поедем к мужчине сорока лет, у которого травма головы с кровотечением и для полного счастья алкогольное опьянение. Ожидать он нас изволил возле подъезда жилого дома.

Когда приехали, сразу увидели сидящего на лавке худосочного мужичонку, который, опустив голову, что-то бормотал. С лицом, перепачканным тёмной свернувшейся кровью, он чем-то напоминал африканца. Однако кроме него на сцене были ещё действующие лица в виде трёх предельно возмущённых и голосистых женщин.

– Вон, посмотрите, полюбуйтесь на красавца! – громко сказала одна из них. – В подъезде об батарею башкой ударился. Всё кровью перепачкал. У нас уборщицы нет, мы сами убираем. И на кой чёрт нам в его крови пачкаться? Ещё заразу какую-нибудь подцепим!

– Ну ведь не специально же он в батарею-то врезался, – попытался я разрядить обстановку.

– Да вообще-то дело тут не только в нём. У нас на первом этаже Алка палёным спиртом торгует. Естественно, вся погань к ней прётся и днём, и ночью! Они же тут с*ут и блюют! Подъезд вообще незнамо во что превратили. К участковому несколько раз ходили, заявления писали, а всё без толку!

– Ну что ж, в моих силах вам только посочувствовать, – ответил я.

– А может вы сами в полицию напишете, мол, так и так, незаконно торгует, людей спаивает?

– Нет, не имеем на это права. Сообщаем мы только о криминальных травмах и смертях. Вот если бы эта ваша Алка ему голову разбила, то тогда, конечно бы, сообщили. А так нет, меня и слушать никто не будет.

В области виска у болезного была весьма приличного размера ушибленная рана, но кровотечение уже остановилось. Оказали мы ему всю положенную помощь и в травмпункт свезли.

Следующим вызовом была головная боль у женщины семидесяти восьми лет. И тут я, вопреки обыкновению, возмутился. Да, Надежда Юрьевна была права, сказав, что вызовы не должны делиться на врачебные и фельдшерские. Но тем не менее, кидать всё подряд психиатрической бригаде, это, мягко говоря, не совсем правильно.

Открыл нам мужчина и обеспокоенно сказал:

– Что-то у меня с матерью непонятное происходит. Сначала просто голова болела, ну она всегда у неё болит, а потом как пьяная стала. Язык заплетается и встать не может.

Больная лежала в кровати поверх одеяла и как-то растерянно посмотрела на нас.

– Здравствуйте, Анна Васильевна! Что случилось?

– Ой, да вот что-то встать не могу, рука и нога онемели. Отлежала я их, что ли? – невнятно сказала она.

– Давно это началось?

– Наверное, час…

– А как у вас со зрением? Вы нас хорошо видите?

– Да как будто двоится всё…

– Анна Васильевна, а кто мы такие?

– Как кто? Врачи.

– Всё так. А что у меня в руке?

– Ручка.

Больную я осмотрел, хотя острое нарушение мозгового кровообращения тут разглядел бы и человек без медицинского образования. Ввели ей два нейропротектора, защищающих головной мозг от повреждений. Ну и в стационар свезли, предварительно намучившись с поисками носильщиков.

Дали команду следовать в сторону Центра. Нет, на то, что позволят доехать, нечего и рассчитывать. И точно! Дали срочный-пресрочный вызов: ДТП, сбит велосипедист. Ну всё, начинаются ужастики! Как всегда, ругаться с диспетчерской бесполезно, ведь место ДТП всего лишь метрах в пятистах прямо по курсу.

Пострадавший – молодой мужчина лет двадцати пяти, лежал на проезжей части рядом с помятым велосипедом и, к счастью, был в полном сознании. Как всегда, первым делом загрузили его в машину. При осмотре стали видны травмы: закрытый перелом правой бедренной кости, под вопросом повреждение связок левого плечевого и коленного суставов. Ну и само собой разумеется, хотя так же под вопросом, закрытая черепно-мозговая травма – сотрясение головного мозга. Давление немного низковато, сто десять на семьдесят, но это некритично.

Однако расслабляться было категорически нельзя. Ведь переломы длинных трубчатых костей могут приводить к грозному осложнению – жировой эмболии. Это закупорка множества кровеносных сосудов частицами жира. Первым делом пострадавшего обезболили наркотиком и стали капать препаратом, улучшающим текучесть крови и микроциркуляцию. Вот только здесь нельзя переусердствовать с вливаниями, иначе можно запросто перегрузить малый круг кровообращения. Именно поэтому нужно не лить, а медленно и печально капать. А далее, спокойно и без приключений, свезли пострадавшего в травматологическое отделение.

Ну, а что касается механизма получения травмы, то он был поистине великолепен. Оказалось, что пострадавший переезжал на велосипеде проезжую часть в неположенном месте и, разумеется, был сбит. В одном из рассказов я уже высказывал своё возмущение тем, что велосипедисты, наплевав на ПДД, по пешеходным переходам не идут, а едут. Но пересечение на велосипеде проезжей части в неположенном месте находится за гранью здравого смысла. Вот где настоящие слабоумие и отвага!

И ещё вызовок прилетел: травмы головы и ноги у женщины пятидесяти двух лет.

Открыла нам сама больная, заметно хромающая, со страдальческим выражением лица.

– Здравствуйте, что случилось?

– Да я из магазина шла, стала дорогу переходить и под машину попала.

– А ГИБДД вызывали?

– Нет, он же не остановился и сразу уехал. А я уж потихоньку домой приковыляла.

– А шли-то вы по переходу?

– Да, по переходу, только там светофора нет.

Дальше выяснил я точное место ДТП, приметы машины и осмотрел пострадавшую. На левом бедре была обширная, багрово-синюшная гематома. На перелом не похоже, но трещину тоже нельзя исключить. Кроме того, пострадавшая пожаловалась на головную боль и тошноту. А это значит, что у неё ещё и закрытая черепно-мозговая травма – сотрясение головного мозга. Обезболили мы её, прочую положенную помощь оказали и в травматологию свезли. Вот только перед этим найти носильщиков не смогли и в машину привели еле-еле, передвигаясь в час по чайной ложке. А когда в стационар приехали, уже намного легче было. Пересадили её на сидячую каталку и привезли.

Так, пора бы уже и пообедать. А заодно израсходованный наркотик восполнить, карточки сдать и в ГИБДД сообщение передать. На Центре было полное запустение. Лишь одна единственная первая бригада, анестезиолого-реанимационная, была на месте. Ведь им, в отличие от нас, всё подряд не кидают. Берегут на действительно тяжёлые случаи.

После обеда никакой расслабухи не получилось, потому как вызов дали. Причём самый что ни наесть наш, профильный. Поедем на психоз к мужчине сорока пяти лет. Пикантности сюда добавляли два момента: болезный ожидал в детском саду, а вызвала нас полиция.

Когда приехали на место, я сразу увидел на табличке, что садик называется «Белочка». Нас, напрочь испорченных психиатрией, такое название весьма развеселило. Но я тут же скомандовал своим парням, чтоб не ржали в голос.

– Сюда, сюда идите! – позвал нас полицейский, вышедший из веранды.

Там на скамеечке сидел виновник торжества в застегнутых спереди наручниках. Кроме полицейских, там ещё находилась немолодая женщина в белом халате.

– Здравствуйте, я медсестра, – представилась она. – А это наш дворник и сторож Дима. Скорей всего белая горячка у него. Он сегодня первый день из отпуска вышел и такое тут устроил…

Дима не был пассивным слушателем и тут же разгневанно вмешался в разговор:

– Ты чё несёшь-то, дура старая?! Какая, <нафиг>, белая горячка?! Вы чё, не видите, что ли, чего тут творится?!

– Так, Дим, давай поспокойней и без крика, – обратился я к нему. – Рассказывай, что случилось.

– А чего рассказывать-то? Вон, сами смотрите, везде какие-то звери мохнатые сидят! Я ни разу таких не видел. Они же на детей могут броситься!

– Ой, да боже мой, Дима, приди ты уже в себя! – воскликнула медсестра. – Ты зачем окно-то разбил в спальне? Хорошо, что там никого не было, а то бы детей покалечил!

– А я что, просто так его разбил, что ли? Детей надо быстро эвакуировать отсюда! – вытаращив глаза, прокричал он. – Вам же всё <пофигу>!

– Дмитрий, а ну, отвлекись! – велел я. – Ты последний раз когда выпивал?

– Да блин, я уже третий день вообще ни капли не пью!

– А до этого?

– Нет, а что до этого? Я вообще-то в отпуске был. Чё я, в отпуске не имею права выпить?

– Вот ты и допился, дружище! Давай-ка поехали в больничку!

– Да вы чё, совсем, что ли, с башкой не дружите? Никуда я не поеду!

– Дима, тебя никто не спрашивает, хочешь ты или нет. Просто я тебя ставлю перед фактом, что в больницу ты поедешь. Ну как, понятно? – разъяснил я.

– Понятно, понятно… Козлы вы все <пользованные>! Чё, <распутная женщина>, преступника нашли, да? Всё, <имел> я эту работу! Ладно, везите куда хотите, а я всё равно свалю оттуда.

Ну и свезли мы его в наркологическое отделение острых психозов. Вот такая получилась «белочка» в «белочке».

Далее вновь велели к Центру двигаться. Нет, доехать не дадут, нечего и думать. Но, как ни странно, доехать дали. И это было очень даже кстати. Вспомнил я, что к старшему фельдшеру мне нужно прийти насчёт сейфа.

На этот раз она оказалась на месте.

– Здравствуй, Елена Прекрасная, чтой-то ты на меня так испуганно смотришь, будто я великий начальник?

– Ой, Юрий Иваныч, я сегодня на всех так смотрю. Вы представляете, когда Андрей Ильич работал, никто не шёл. А как только он ушёл на больничный, так сразу всем что-то надо! Сегодня с утра все ко мне идут и идут. А я вообще уже зашилась, мне хоть разорвись!

– Леночка, ну что же делать! Я ведь по серьёзному делу к тебе пришёл, а не по собственной прихоти. Нам в машину сейф нужен просто позарез. Ведь таскать наркотики при себе – это не дело, сама понимаешь.

– Юрий Иваныч, ладно, я сегодня после работы найду вам сейф с ключом. Но прямо сейчас никак не получится.

– Хорошо, Лен, как говорится, лучше поздно, чем никогда!

Вот и ладненько, вопрос можно сказать решён. Сразу после того, как вышел я от Елены, вызов дали. Поедем на психоз к мужчине сорока девяти лет.

Подъехали к небольшому частному дому, вокруг которого не было забора. Тут же к нам подошли мужчина с женщиной:

– Здрасьте, я его брат, – сказал мужчина. – Меня соседи вызвали, сказали, что Петька совсем в разнос пошёл. И я сразу вас вызвал.

– А что произошло, зачем вас и нас вызвали?

– Дык Петька-то дурак, ну то есть шизофреник. Он на учёте уж сто лет, в больнице лежит то и дело, а всё без толку.

– Так что же он всё-таки наделал-то?

Тут в разговор вступила женщина:

– Да ведь он же здесь никому прохода не даёт, мы все его боимся! Ко всем женщинам домогается натуральным образом! Каждой говорит, что жениться хочет. Сегодня к Вере из двадцать первого дома пристал, схватил её в охапку, так она еле вырвалась! Но он не только ко взрослым, а ещё и к детям цепляется! Кто знает, что у него на уме! Вы уж давайте забирайте его, хватит уже нам мучиться!

– Ладно, сейчас посмотрим.

Больной с одутловатым маскообразным лицом и взлохмаченными волосами бесцельно сидел на кухне, устремив взор в никуда.

– Здравствуйте, Пётр Виталич, как дела? Что-то беспокоит?

– Отлично, я не знаю, как вам кажется. Не помню то, что лично мешает. Эмоционально сложно.

– Пётр Виталич, как вы себя чувствуете? Жалобы есть?

– Сейчас миллионером стану за экономию продуктов питания. В Питере банковский счёт открыли к пятидесятилетию. Разведка попросила код документов. Теперь я жду, когда банковский работник деньги принесёт.

– А зачем вы к женщинам-то пристаёте?

– Разведка может ответить на любой вопрос, касающийся женщин. Вернулся из армии, родители развелись. А разведка сказала, что к пятидесятилетию поможет. У меня сейчас чисто математика, там рубль на десять лет. С разведкой согласуем. Придётся новые деньги выпускать для всех людей.

– Так вы разведчик, что ли?

– Звание – старший радист. Должность – разведчик, сотрудник ФСБ.

– Всё понятно. Ладно, Пётр Виталич, давай собирайся и в больницу поедем.

– Так вы можете сами в разведку съездить и там вам всё подтвердят.

Продолжать диалог не было смысла. Пётр Виталич для приличия поупирался, но в конечном итоге подчинился и даже письменное согласие дал на госпитализацию. В данном случае прямо сходу видна параноидная шизофрения с нарастающим дефектом личности. Больной ярко продемонстрировал специфические нарушения мышления в виде разорванности и соскальзываний. Разорванность мышления выражается в том, что предложения построены грамматически правильно, однако общий смысл высказываний совершенно непонятен. Причиной этого служат грубые нарушения логических связей. Соскальзывания означают уход от темы разговора. Кстати сказать, здоровые люди бывает тоже переключаются на другую тему. Но, в отличие от больных, делают это полностью осознанно. Например, из-за желания избежать неприятного разговора.

Следующий вызов был к мужчине сорока под вопросом лет, лежавшему без сознания на остановке общественного транспорта. Всё здесь понятно. Выпил болезный, точней перепил, вот и прилёг. А добрые люди ему зачем-то «скорую» вызвали.

Когда приехали на место, мои предположения полностью подтвердились. Небритый господин в грязной светлой ветровке и не менее грязных, мокрых джинсах уютно лежал на лавке, повернувшись на бочок. Под лавкой стояли опустошённые водочная бутылка и «полторашка» с остатками пива. К сожалению, эту идиллически-умилительную обстановку мы нарушили самым беспардонным образом.

– Э, уважаемый, а ну, подъём! – скомандовал фельдшер Герман, суя в нос господину вату с нашатыркой.

К нашему удивлению, пробуждение было резким.

– Чё надо, <распутная женщина>? – грубо спросил он, приняв сидячее положение.

– Тебе помощь нужна? – спросил я.

– Ага! Дай сотку?

– Да вот <фиг> ты угадал, дружище! – ответил я. – Значит так, сейчас ты или уходишь отсюда, или едешь с нами в вытрезвитель. Выбирай, что лучше.

– А кому я тут мешаю? Я чё, кого-то трогаю, что ли?

– Ты тут всем мешаешь, – сказал фельдшер Герман. – Давай, давай, быстренько встал и свалил отсюда!

После этого господин подчинился и, сквозь зубы матерясь, нетвёрдой походкой ушёл.

Н-да, вызов наипустейший, ТФОМС такие не оплачивает. И ведь по сути, мы здесь выступили не в качестве медиков, а в качестве полицейских. В карточке я написал, что больного на месте не оказалось.

Теперь поедем в отдел полиции к избитой женщине сорока пяти лет.

Дежурный рассказал:

– Женщина – потерпевшая по разбою. Избили её очень сильно.

– А злодея-то задержали?

– Пока нет.

Пострадавшая сидела на скамейке, прислонившись к стене. Её волосы слиплись от крови, оба глаза были заплывшими, разбитые губы распухли.

– Здравствуйте! Что случилось?

– Меня избили… прямо на улице… Сумку отобрали… Повалил и начал бить головой об асфальт… затылком… Потом по лицу… Ой, как мне плохо… – рассказала она тихим слабым голосом, с видимым усилием выговаривая каждое слово.

На затылке виднелась обширная ушибленная рана в виде кривых лучей. Посмотрел глаза и увидел анизокорию, то есть зрачки разной величины. Это говорило о серьёзной черепно-мозговой травме. Выставил я ушиб головного мозга, и после оказания помощи сразу повезли её в нейрохирургическое отделение областной больницы. Сделанная там компьютерная томография показала перелом затылочной кости и субдуральную гематому. Удивительно, как при таких травмах пострадавшая сохраняла сознание!

Очень хочется надеяться, что тот недочеловек всё-таки будет найден и непременно получит по заслугам. Иногда приходится слышать, будто полицейские грешат физическим насилием. Но в данном случае оно было бы полностью оправданным, поскольку злодей это сполна заслужил. Лично у меня к таким как он нет ни капли сострадания.

До конца смены осталось двадцать пять минут. По рации никто никого на Центр не запускает. Ладно, наверняка придётся сделать ещё вызовок. Да, точно дали: плохо мужчине тридцати шести лет после употребления алкоголя.

В нужной квартире домофон не работал, а потому пришлось по соседям звонить. Открыла нам немолодая женщина весьма потрёпанного вида и почему-то радостно заулыбалась, показав жалкие остатки зубов:

– Гы, а он уже за опохмелкой пошёл! Сказал, что ну её в баню эту «скорую», лучше ещё бухнуть!

– Я не понял, уважаемая, вы с нами поиграть решили? – возмутился я. – Почему вы не позвонили и не отменили вызов? Нам что, больше делать нечего, как впустую кататься?

– Дык мы же не знали…

– В общем так, мадама, мы сейчас сообщим в полицию о ложном вызове. Видимо, денег у вас много, а потому будете штраф платить!

Её ответа мы уже не слышали. К сожалению, говоря об ответственности за ложный вызов, я всего лишь попугал в воспитательных целях. В действительности по такому случаю обращаться в полицию бесполезно. Никто их не накажет, уже многократно проверено. Но надеюсь, что мои угрозы в следующий раз заставят их сто раз подумать, прежде чем вызывать «скорую». А может и нет. Ведь дураки не способны учиться на собственных ошибках.

Всё, закончилась моя смена. Переработка была совсем малюсенькой, так что не стал я её оформлять.

А на следующий день свершилось долгожданное прекрасное событие: открыли мы с супругой дачный сезон. Как только приехали и осмотрелись, я тут же переоделся и скорей направился в лес. Свежая растительность там ещё только проклёвывается, но первые грибы уже появились. Саркосцифы немножко набрал. Эти грибы очень яркие и, я бы сказал, жизнерадостные, похожие на алые блюдца. Не заметить их не получится, они как фонарики сияют. А вот строчков-сморчков пока не видно. Впрочем, грибы в данном случае второстепенны. Главное было – надышаться чудесным воздухом, впитать здоровую энергетику леса и оттого испытать подлинное душевное ликование с мощным приливом сил!

Послушные ребята

Прохладно сегодня, дождливо и ветрено. Погода испортилась будто специально к моему очередному дежурству. Ну а как иначе, если вчера было тепло и солнечно, прогноз на завтра тоже замечательный, а сегодня пожалуйста, Юрий Иваныч, получите мерзопакость сырую и холодную! Уныло вокруг. Даже изумрудно-зеленая дымка появляющейся листвы не устраняет ненастную серость.

Ладно, погода погодой, а свою традицию подымить перед началом работы я соблюдаю свято. Тут вышел и присоединился ко мне фельдшер Назаров. Недовольно взглянув на небо и зябко поёжившись, он сказал:

– Представляете, Юрий Иваныч, какое <распутство> у нас приключилось? Приехали на инфаркт к дедуле, наркотик ему сделали, потом в больничку свезли. Я ещё порадовался, что всё хорошо обошлось. Приехали сюда, чтоб наркотик списать, а пустой ампулы-то нет, на вызове оставили. Как такое могло получиться, вообще не понимаю! Как будто затмение на нас нашло! Со мной Ольга Воробьёва работает, она тоже не первый день на «скорой», а вот поди ж ты, тоже прошляпила. Ну что делать, поехали туда, а уже ночь глубокая, все нормальные люди спят. Еле достучались, дедова жена открыла, смотрит на нас и никак не поймёт, что нам от неё надо. Мы объяснили, что мусорное ведро очень хотим видеть. В общем, порылись мы в нём и нашли эту чёртову ампулу!

– Ну что ж, Георгий Михалыч, как говорится, и на старуху бывает проруха. Мы как-то давно тоже забывали.

И вновь бригада, которую мы меняем, была на месте.

– Здорова, Александр Сергеич! – поприветствовал я врача Анцыферова. – Вы, я смотрю, прям как белые люди теперь, перестали вас гонять почём зря!

– Да, почему-то уже вторую смену мы без особого напряга работаем. Поспали сегодня часа три.

– О, так это вообще расчудесно! Не иначе как Любовь тебя вновь полюбила! – скаламбурил я.

– Не знаю я, Юрий Иваныч, что у неё на уме. Она тётка непредсказуемая. Сейчас любит, а потом вожжа под хвост попадёт…

От разговора нас отвлёк фельдшер Назаров, который возмущённо и раздосадованно высказал своей напарнице:

– Оля, ну … твою мать, как же можно было забыть, а? Куда ты смотрела-то?

– А ты сам-то куда смотрел? – не осталась она в долгу. – Я писаниной занималась, а ты всё делал сам. Кто я тебе, нянька, что ли? Какие ко мне претензии?

– На вызове забыли глюкометр и пульсоксиметр! – пояснил нам Назаров.

Н-да, сначала ампулу из-под наркотика забыли, потом – медтехнику. Их смена явно не задалась. А забывать на вызовах какое-либо имущество весьма опасно, поскольку это чревато полной утратой. В прошлом году одна бригада оставила на вызове не какую-то мелочёвку, а целый кардиограф. Хватились они его, помчались назад, а им не открывают. Из-за двери сказали, мол, ничего не знаем и ничего у нас нет! И лишь после того, как пригрозили вызовом полиции и обвинением в краже, кардиограф всё-таки вернули.

Объявили конференцию. Старший врач, окончив доклад оперативной обстановки, сообщил:

– Вчера у нас ЧП случилось. На вызове побили фельдшера Попова. Точней, пьяный сынок больной за то, что её не стали госпитализировать. Ударил кулаком по лицу и в живот. Он полицию вызвал и заявление написал. Потом его с сотрясом госпитализировали. Сказал, что как только выпишется, сразу уволится.

– Да погодите, полежит, успокоится, – сказал главный врач.

– Вряд ли, Игорь Андреевич. Он парень упёртый. Уж если что-то задумал, то не свернёт.

Несколько лет назад медицинское сообщество вело активную кампанию за ужесточение ответственности за нападения на бригады «скорой». Однако, как и ожидалось, всё закончилось ничем. По моему убеждению, таких «героев» нужно не только отправлять в места лишения свободы, но и лишать права на получение медицинской помощи. Помрут? Ну и пусть, чище воздух будет. Хотя, конечно же, такая мера из области ненаучной фантастики.

Старший врач продолжил:

– Поступает много жалоб от бригад на дежуранта-терапевта шестой горбольницы Макарову. Разговаривать по-человечески она не может, только кричит и хамит. Причём прямо при пациентах. Пятнадцатой бригаде заявила, что в нашей смене одни придурки работают. Ну согласитесь, это уже перебор!

– Понятно, – сказал главный. – Вот только в следующий раз нужно включать диктофон. Причём не тайком, а предупредив её об этом. Я, конечно, позвоню сегодня их главному врачу, но это будут ничем неподкреплённые слова. Понятно, что она станет всё отрицать, а чем ей ответить? Так что, коллеги, во всех конфликтных ситуациях обязательно пользуйтесь диктофонами. Они, мне кажется, теперь в каждом смартфоне есть.

После конференции пошёл в «телевизионку» и вновь встретил бедолаг Назарова с Воробьёвой.

– Ну что, забрали имущество? – поинтересовался я.

– Забрали, – недовольно ответил Назаров. – Никогда ещё таких дурных смен не было! Всё наперекосяк и через опу!

– Ладно, не расстраивайтесь, главное, что ничего не потерялось и всё хорошо обошлось, – как мог, успокоил я их.

Нет, я ни в коем случае не осуждаю своих забывчивых коллег. Ведь наша бригада тоже небезгрешна. Всякое бывало, и забывали, и теряли. Но, к счастью, всё заканчивалось благополучно.

Вот все и поразъехались, одни мы остались. По телевизору шла какая-то комедия с Эдди Мерфи, и мы с удовольствием взялись её смотреть. Раньше часто приходилось слышать брань в отношении американских фильмов, мол тупые они до безобразия. Но, хоть я и противник американизации нашего общества, а всё-таки заступлюсь за их кинематограф. Ведь по сравнению с нашим отечественным, давно опустившимся ниже плинтуса, он является образцом высокого киноискусства.

Ну вот и первый вызовок подоспел: психоз у мужчины пятидесяти девяти лет.

Только подъехали к нужному подъезду «хрущёвки», к нам сразу подошла пожилая женщина с короткими седыми волосами.

– Здравствуйте, это я вас вызвала к сыну. У него опять белая горячка. Всю ночь не спал, колобродил, а с утра вообще разбушевался. Сказал, что его убивать пришли. Схватил топор и кого-то искать начал. Ругается, грозится кому-то. Я перепугалась, думаю, сейчас зарубит меня. Скорей куртку надела и выбежала. Вот только переобуться не успела.

– Последний раз он когда выпивал?

– Ой, да вроде дня три или четыре назад. Ему завтра на работу, вот он и выхаживался.

– А до этого сколько пил?

– Долго, месяца полтора, наверное.

– Ну а вообще давно ли пьёт?

– О-о-о, уж даже и не сосчитать. Лет пятнадцать точно. Раньше-то он предпринимательством занимался, семья была, двое детей, квартира двухкомнатная. И всё потом потерял, можно сказать, пропил. Теперь у меня живёт, шабашками занимается, ремонты делает. Как деньги получит, так сразу в запой. У него уж не первый раз белая горячка. Два раза лечился.

Вызвал я полицию. Ведь мы же не спецназовцы, чтоб вооружённого человека задерживать. Трое полицейских приехали достаточно быстро. Поднялись на нужный этаж. Дверь была заперта, но мать больного открыла её своим ключом и сразу, как велено, отошла в сторону. Полицейские осторожно вошли. Тишина, никакого шума. Вот, наконец, нас позвали:

– Проходите, повесился он! – сообщил неожиданную новость один из полицейских.

Признаться, такого поворота событий мы никак не ожидали. Он повесился на ручке межкомнатной двери, сидя на полу. Да, как ни странно, самоповешение возможно сидя, полусидя и даже лёжа. А вот полное висение, при котором ноги не касаются опоры, встречается не так часто. Петля была сделана из электрического шнура и была не самозатягивающейся, а представляла собой несколько тугих витков вокруг шеи.

После того, как сняли тело, проверил я симптом Белоглазова, или по-другому симптом кошачьего глаза. Выражается он в том, что при сжатии зрачка тот приобретает щелевидную форму. Этот симптом был положительным, свидетельствующим о наступлении биологической смерти. В таких случаях реанимация не проводится, ведь воскрешать покойников медицина пока не научилась. Нам оставалось лишь констатировать смерть и оставить тр*п на попечение полицейских. Кстати сказать, мать восприняла случившееся совершенно спокойно и невозмутимо. Отмучилась.

Следующим вызовом была травма живота у мужчины шестидесяти одного года.

Подъехали к добротному частному дому. Открыла нам женщина:

– Он упал очень сильно и, видимо, в животе чего-то потревожил, – безо всяких предисловий сказала она.

Больной со страдальческим выражением лица лежал на кровати, повернувшись на бок.

– Здравствуйте, что случилось?

– Упал я. Пошёл в сарай и в грязи поскользнулся. Как-то так получилось, что я на свой же локоть животом попал. Теперь так болит, что спасу нет.

– Покажите, куда ударили?

– Да вот сюда, – показал он на правое подреберье.

Н-да, это не есть хорошо. Получилось так, что больной сам себе нанёс сильный удар в печень. А это чревато её разрывом и, разумеется, внутренним кровотечением. Давление сто на шестьдесят при привычном сто сорок на девяносто. Ну что ж, тем самым диагноз подтверждается. Первым делом наладили капельницу, чтоб давление не рухнуло. Ну а потом благополучно в хирургию свезли.

А дальше опять поехали на травму лица, груди и руки у женщины тридцати трёх лет.

Встретила нас сама пострадавшая. Губы её были разбиты и опухли, а сама она бережно придерживала правую руку, морщась от боли.

– Проходите, – прошепелявила она.

– Что с вами случилось? – спросил я, подозревая, что пострадавшая расскажет об избиении. Однако не угадал.

– Я окно мыла, потом хотела с табуретки спрыгнуть и грохнулась. На полу банки стояли с огурцами, я об них лицом и грудью ударилась. Три верхних зуба почти выбила, теперь они шатаются, наверное, удалять придётся. Руку я точно сломала, вон, видите, какая кривая. Ой, а ещё ребра вот тут сильно болят, глубоко вдохнуть не могу.

– Всё ясно. Но ведь с табуретки-то нужно не прыгать, а слезать аккуратненько!

– Да я и сама знаю, просто детство у меня кое-где заиграло.

После осмотра стал виден весь богатый урожай травм: неполная травматическая экстракция трёх верхних зубов, закрытый перелом лучевой кости в типичном месте со смещением и под вопросом закрытые переломы пятого, шестого, седьмого рёбер. Жертву домашнего хозяйства мы обезболили, руку зашинировали, после чего свезли в травматологию. Да, вот и помыла окошко…

Сразу, как освободились, получили следующий вызов: психоз у мужчины пятидесяти трёх лет.

Открыла нам женщина и прямо с порога сказала:

– Убежал он, наверное, минут двадцать назад.

– А почему же тогда не перезвонили и не отменили вызов?

– Ой, простите, пожалуйста, я так расстроена, что вообще ничего не соображаю. Я ведь с ним как на пороховой бочке живу, не знаю, что ему в башку взбредёт. Ладно, если сразу убьёт, а то калекой сделает на всю жизнь. Кому я буду нужна?

– Он у психиатра наблюдается?

– Да, уже давно. И в больнице миллион раз лежал, а что толку-то? Это всё у него после Чечни началось. Он тогда в милиции работал. Три контузии перенёс, вот мозги-то и повредились. Его потом комиссовали, вторую группу дали.

– Ну что ж, ладно, как появится, звоните, вызывайте повторно.

Не имеем мы права розыскные мероприятия проводить. В полицию сообщать? Но что именно? Если б информация была, что он вооружён, то тогда бы конечно сообщили. А так нечего и пытаться. В общем, пустым оказался этот вызов.

Да, чувствуется, что вызовов до неприличия много. Между приёмом-передачей разница во времени до неприличия большая. А это означает, что в планшете и карточках писать время пока не надо. Когда на Центр приедем, там с диспетчером всё подкорректируем.

Следующим вызовом была перевозка мужчины пятидесяти четырёх лет из ПНД в психиатрический стационар.

Врач диспансера Луиза Александровна отдала нам направление и рассказала:

– Больной стародавний с параноидной шизофренией, инвалид второй группы. Течение непрерывное, бред и галлюцинации всегда однотипные. Говорит, что постоянно «видит» и «чувствует» беса. Сегодня он сам пришёл и в стационар попросился. Сказал, что бес его заставляет из окна выброситься. В общем, ждёт он вас у кабинета.

Мы вышли и никого не увидели. Обошли всё, включая туалет, но безрезультатно. Хм, никак передумал и сбежал. Ну что ж, нет так нет. Как говорится, не больно-то и хотелось. А вот когда вышли во двор, увидели сидевшего под дождём на мокрой скамейке худощавого небритого мужчину. Его насквозь промокшая чёрная ветровка блестела от воды. Лицо было неподвижно и не выражало совершенно никаких эмоций.

– Здравствуйте, а вы часом не Данилов? – поинтересовался я.

– Да, Данилов, – ответил он. – Я вас давно жду.

– А зачем же вы под дождём-то сидите? Вы же промокли насквозь!

– Ну и что. Излишний комфорт – это грех.

После того, как мы пришли в машину, беседа продолжилась.

– Что вас беспокоит, Анатолий Сергеич?

– Много всего. Внутри всё трясётся, давит. В голову чужие мысли лезут. Я пытаюсь их прогнать, а никак. Бывает, что ругаюсь очень сильно. Это меня бес заставляет.

– А вы его видите?

– Ну как сказать… Я знаю, что он всегда рядом со мной, а вижу как бы внутренним глазом. Он высокий такой, лохматый, страшный.

– Он вам что-то говорит?

– Нет, он мне мысли вставляет, чтоб я брата своего электричеством убил и из окна выпрыгнул. Я держусь, конечно, но чувствую, что скоро уже сил не останется. Я к деду-колдуну ездил. Он сказал, что вокруг меня что-то страшное творится. Обещал помочь, дал бутылку святой воды, велел её каждый день пить и читать молитву «Отче наш». Я домой как приехал, выпил полстакана и тут же смотрю, из тела что-то такое прозрачное вышло и летает по комнате. Это душа моя была, я сразу понял. На меня сразу такой страх напал, что я чуть не закричал. И всё, после этого я ту воду больше не пил.

– А как вы считаете, это всё от болезни или на самом деле происходит?

– Не знаю, всё как-то запутано… Но обычно после больницы меня не так сильно донимают.

– Вот и хорошо, тогда едем! – подвёл я итог беседы.

Да, диагноз параноидной шизофрении с непрерывным течением полностью обоснован. А ещё нельзя не заметить синдром Кандинского-Клерамбо. При этом больные убеждены в том, что их мышлением и поведением управляет некто со стороны. Были у Анатолия Сергеевича и псевдогаллюцинации с бредовой трактовкой. В качестве вишенки на торте был продемонстрирован схизис, то есть расщеплённость мышления. Анатолий Сергеевич заявил, что видел со стороны собственную душу, летавшую по комнате. Но тут возникает вопрос, а чем он её наблюдал и осознавал? Пустым телом или у него имелась вторая, запасная душа? Так что его бредовые умозаключения вступают в противоречие друг с другом. Однако больные ничего такого не замечают.

Так, всё, укатали нас по полной программе. Обед разрешили без лишних слов. Давно пора.

На Центре были три бригады. Да, негусто, конечно. Выпечку как всегда к нашему приезду почти всю распродали, не оставив ничего для меня интересного. Ну и ладно. В первую очередь зашёл в диспетчерскую, подкорректировал в карточках время и сдал их с глаз долой. После обеда решил не ложиться. Какой смысл, если с минуты на минуту сдёрнут на вызов? Только расслабишься и сразу всё удовольствие будет жестоко разрушено.

Да, предчувствие меня не подвело. Вызвали через полчаса после обеда. Поедем на ОНМК под вопросом у женщины восьмидесяти трёх лет.

Открыл нам пожилой мужчина и сказал:

– Что-то супруге очень плохо. У неё высокое давление было, таблетками не снижалось. Я соседку позвал, она медсестрой работает. Сделала какой-то укол, давление снизилось, но почему-то хуже стало. Теперь голова кружится и язык не ворочается, как будто каша во рту. Уж не инсульт ли у неё?

– Не знаю, сейчас посмотрим.

Больная сидела в кресле с выражением испуга на лице.

– Здравствуйте, Эльвира Николаевна, что случилось?

– У меня давление было очень высокое, двести двадцать на сто, – сказала она, с трудом выговаривая слова. – Соседка укол сделала в вену и до ста десяти снизилось. Но теперь мне ещё хуже стало. Язык заплетается, и голова сильно кружится. Не знаю, что со мной творится.

– А чем она вас уколола?

– Я не знаю, вон ампула на столе, посмотрите.

Ну что ж, посмотрел. Больной был введён мощный гипотензивный препарат центрального и периферического действия. Аж десять кубов! После этого у меня возникло сильнейшее желание испустить поток грязной нецензурной брани. Ведь каждый медик должен знать, что резко и намного давление снижать нельзя. Казалось бы, эта прописная истина намертво вбита в наши медицинские головы. Но вот, поди ж ты, нашлась, бляха-муха, помощница.

По всей видимости, у больной было острое нарушение мозгового кровообращения по ишемическому типу. В данном случае механизм его развития был весьма прост. Из-за введения слишком большой дозы гипотензивного препарата давление рухнуло и кровоснабжение головного мозга резко уменьшилось.

Фельдшер Виталий с величайшим трудом подкололся и наладил капельницу. Через десять минут давление повысилось до ста двадцати, однако речь налаживаться не хотела. Свезли мы Эльвиру Николаевну в больницу и там ей сделали компьютерную томографию головного мозга. Результат её был просто замечательный, поскольку очаг не обнаружили. Это означало, что имела место транзиторная ишемическая атака. Да, штука, мягко говоря, неприятная, но проходящая бесследно. Короче говоря, в течение ближайших суток больная должна восстановиться.

После освобождения по команде диспетчера поехали в сторону Центра. Нет, конечно же, доехать не дадут. Ну и точно, пульнули вызов: психоз у мужчины пятидесяти двух лет в отделе полиции.

Райотдел нас встретил нас шумной суетой. Дежурный с усталым лицом, морщась от гомона, прикрикнул на своих коллег:

– Так, а ну-ка, все лишние, выходите отсюда! Мужики, вы рапорта написали? Написали. Ну и идите уже, чего вы тут базар-вокзал устроили?

После того, как воцарилось спокойствие, дежурный рассказал:

– Этот кадр – ваш клиент. Вы его, наверное, знаете. Он постоянно на автовокзале ошивается, бычки собирает, в урнах роется, мелочь «стреляет». Обычно он мирный такой, никогда никого не трогал. А сегодня начал у женщины в рюкзаке рыться. Она ему замечание сделала, а он ей подзатыльника дал. Ну вот его сюда и притащили. На вопросы он по существу не отвечает, только какую-то дурь несёт. В общем, идите с ним в допросную, беседуйте. Но только недолго, а то сейчас следователь придёт с людьми работать.

– Он БОМЖ, что ли?

– Полубомж. Регистрация есть, но живёт, где придётся.

Как только я его увидел, так сразу узнал. Нет, ездить к нему на вызовы не приходилось, а постоянно на автовокзале видел. С одутловатым лицом, обросшим жиденькой бородёнкой, в грязной болоньевой куртке и коротких брючишках, неимоверно вонючий, он производил отталкивающее впечатление.

– Здравствуй, уважаемый! Рассказывай, что случилось, за что тебя сюда привезли?

– А вы кто, «скорая», что ли? – ответил он вопросом на вопрос.

– Да, «скорая». Ну так что, чего ты на автовокзале-то делал?

– С автовокзалом познакомиться. Там люди встречаются, литература нужна.

– Зачем ты в чужом рюкзаке рылся, да ещё и женщину ударил.

– А что, посмотреть нельзя? Чего за происшествие?

– Да, нельзя. Разве можно чужое трогать? Ты где живёшь-то, друг любезный?

– На Васильевской и потом за девятиэтажкой, там, где трубы.

– У психиатра наблюдаешься?

– Раньше ходил и больше не хожу. Там же одни дураки, чего мне там делать-то?

– Инвалидность есть?

– Есть вторая группа. Но мне ещё надо, я же больной, разбитый.

– Как ты себя чувствуешь? Жалобы есть?

– У меня глаз воспалился, потому что стоял очень долго. Когда воспаление было, я чистил зубы и много крови вытекало. Всё стало сжиматься, через зубы всё выходило. Я чувствую, что по волокнам и сосудам кровь может затрамбоваться.

– Травмы головы были?

– Много было всяких несостыковок, наездов, с лестницы падал.

– Выпиваешь?

– Раньше не пил, а потом конечно пил, чтоб расслабиться, себя обеспечить. Люди остались такие же, пьют, ходят где-то.

– Тебе что-то слышится, видится?

– В голове всякие звуки бывают, да я ещё и свой внутренний голос слышу.

– А бывает чувство, что на тебя кто-то воздействует?

– Я чувствую влияние. Устройство, конечно же, ощущается.

– А где ты раньше работал?

– Дел было много всяких и коммерции много.

– Всё понятно, поедем в больницу.