Букет прекрасных дам E-Book

Дарья Донцова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Иронический детектив Д. Донцовой
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 397

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Кто не знает всемирно известного сыщика Ниро Вульфа и его бессменного помощника Арчи Гудвина!.. Пожилая, но очень богатая бизнес-леди Элеонора, прикованная к инвалидному креслу, и ее личный секретарь Иван Подушкин очень напоминают эту парочку… Как-то декабрьским вечером Нора попросила Ивана встретить внучку. Риту на его глазах сбивает «Вольво» с заляпанными грязью номерами и скрывается с места преступления. После похорон Нора просит Ивана узнать, с кем провела последний вечер внучка. Он знакомится с Ритиной подругой Настей и понимает – она что-то скрывает. Явившись к ней, чтобы выяснить правду, он находит ее мертвой в ванной. Потом умирают еще пара приятелей Риты. Их смерть кажется естественной, но Нора считает, что их, как и ее внучку, кто-то убил, и поручает своему «Арчи Гудвину» все выяснить…

Leseprobe

Дарья Донцова Букет прекрасных дам

Глава 1

Не храните конфеты в ботинках! Большинство людей, услыхав эту фразу, начинают вертеть пальцем у виска и весело хихикать, намекая на то, что сие заявление абсурдно. И впрямь, кому в голову придет засовывать шоколадки и карамельки в штиблеты. Всем очевидна глупость такого поступка!

Вздохнув, я подошел к подземному переходу. С неба валил снег, и ступеньки покрывал толстый слой жидкой грязи. Запросто можно поскользнуться и загреметь вниз на пятой точке, сломав руку или ногу. Перед глазами мигом возникло видение: вот я, в добротном пальто, лежу у подножия лестницы и издаю громкие стоны. Богатое воображение – это моя основная беда. Стоит подумать о какой-то ситуации, как она мигом появляется перед глазами.

Впрочем, переломать себе конечности этим вечером не хотел никто. Женщины, спускавшиеся в метро, все как одна держались за поручни. Вот оно, преимущество принадлежности к дамскому полу. Совершенно естественно, если нежное существо осторожно хватается за перила, но мужчине этого делать никак нельзя. Ну не могу я себе позволить уцепиться за перила и ползти вместе с тетками по обледенелым ступенькам, хотя это было бы разумно. Почему? – спросите вы. А потому. Не хочу быть смешным. И вообще – не храните конфеты в ботинках!

Кое-как я спустился вниз и направился по переходу на ту сторону проспекта. Справа и слева сверкали витрины ларьков. Плохая погода загнала в переход всех тех, кто обычно стоит снаружи: бомжей, ищущих пустые бутылки, студентов из ближайших институтов и даже мамаш с детьми. Последние таращились на витрины и ныли, выпрашивая шоколадки, жвачки и игрушки. Студенты же, как всегда, были пьяны, впрочем, когда я проходил мимо одной группки, мне в нос ударил сладковатый запах «травки». Вот как странно устроен человек! Фраза о конфетах в ботинках заставляет его хохотать, но ведь есть и другие, столь же очевидные, истины. Не кури – заработаешь рак легких, не пей – превратишься в алкоголика, не употребляй наркоту – станешь слабоумным… Но отчего-то люди, услыхав эти фразы, не смеются… Впрочем, сам я курю, правда, к горячительным напиткам совершенно равнодушен, наркотики же не пробовал и, честно говоря, не испытываю ни малейшего желания проделать это в ближайшее время.

Переход закончился, я вышел наверх, завернул за угол, прошел вперед по проспекту и встал у киоска «Роспечать». Сейчас сюда приедет Рита, восемнадцатилетняя внучка моей хозяйки Элеоноры. Мне велено встретить ее здесь, в относительно людном месте, и проводить до дома. Элеонора боится, что ее любимицу изнасилуют или ограбят, напугав до полусмерти. Хотя Рита сама нарывается на неприятности. Одевается она так вызывающе, что при взгляде на ее открытые почти до пятой точки ноги желание затащить девицу в кусты возникает почти у всех представителей мужского пола. Рита знает о том, что хороша, и вовсю пользуется этим. Кофточки она носит короткие и облегающие, мне все время кажется, что они сейчас лопнут на ее довольно пышном бюсте. Про юбки я уже говорил, впрочем, в брючки она, наверное, влезает с намыленными ногами, потому что штанины обтягивают ее, словно вторая кожа. И неизвестно, что выглядит более сексуально: голые колени или «кожаные» ножки? Еще господь наградил ее хорошенькой мордочкой, пышными кудряшками и полным отсутствием ума… Но с такой бабушкой, как моя хозяйка Элеонора, мыслительные способности Рите не понадобятся никогда. Она просто будет бездумно тратить капитал, который нажила Нора.

– Вава, – раздалось с той стороны пустой улицы, – Вава, ты ждешь?

Я повернул голову, веселая Риточка махала мне рукой.

– Что такой мрачный? – верещала она. – Извини, опоздала…

И она стала спокойно, не торопясь, пересекать проезжую часть. Этой улицей редко пользуются водители, в двух шагах шумит многолюдный проспект, а здесь тишина, сонное царство. Но троллейбус, на котором прикатила Рита, останавливается именно на этой пустынной магистрали, в самом подходящем для разбойника месте.

– Не грусти, Вава! – орала Рита, вышагивая по шоссе. – Чего нос повесил?

Я демонстративно отвернулся в другую сторону. Вава! Меня зовут Иван. К простому мужицкому имени прилагается звучная фамилия Подушкин. Род мой известен издавна. Бояре Подушкины были одними из тех, кто возводил на трон Михаила Романова. Поколения Подушкиных верно служили царю и отечеству, больших чинов не имели, но пользовались уважением и были стабильно богаты. В 1917 году почти весь род сгинул в пучине революции. Чудом выжил только мой отец, ему еще не исполнилось и года, когда в имение Лыково, расположенное под Петроградом, ворвался отряд красноармейцев и перестрелял «проклятых буржуев».

Моего папеньку спасла повариха, у которой недавно умер от крупа младенец. Когда возбужденные пролетарии ворвались на кухню, они увидели толстую бабу в цветастой юбке. На коленях у нее лежал младенец, сосущий необъятную грудь.

– Тише, ироды, – замахала бабища руками, – дите перебудите, закатится ща воплем, вам лялькать дам!

Солдаты на цыпочках ушли в комнаты и стали грабить барские покои. Примечательно, что никто из слуг не выдал Анну. Ни камердинер, ни лакеи, ни горничные. Впрочем, прислуга, жившая в имении много лет, глубоко переживала смерть хозяев. Вместе с кончиной Подушкиных лопнуло и благосостояние обслуживающих их людей. Никакой радости от свершившейся революции они не испытывали.

Анна, прихватив младенца Павла, подалась в Москву, где проживала ее старшая сестра Нина. Сначала они голодали, как все, потом жизнь потихоньку наладилась. Аня устроилась на фабрику, стала ткачихой, уважаемым человеком, получила целых две комнаты в коммуналке. Павла она выдала за своего сына. Может быть, поэтому, а может, потому что фамилия Подушкин звучала для пролетарского уха простецки, отца моего не коснулись репрессии. Оболенские, Вяземские, Волконские… Вот этим не повезло, уже одна фамилия вызывала классовую ненависть. А Подушкин? Никому и в голову не приходило, что ее обладатель дворянин в двенадцатом колене. Впрочем, большевики не слишком хорошо разбирались в фамилиях. Помню, как удивлялся в свое время мой отец:

– Надо же, отправили первым в космос Гагарина!

Я полюбопытствовал:

– А что тут странного?

– Видишь ли, Ваняша, – ответил папенька, – были на Руси князья Гагарины, известный, старинный род. Сомневаюсь я, что Юрий Алексеевич, наш первый космонавт, им не родственник. Ну сам посуди, в тысяча девятьсот шестьдесят первом году ему было двадцать семь лет, значит, родился он в тысяча девятьсот тридцать четвертом… Нет, он точно из тех Гагариных, какая-нибудь дальняя ветвь. Недоглядели коммунисты… А может, специально так сделал тот, кто желал, чтобы героем стал дворянин.

Я не обратил тогда на слова отца никакого внимания. Папеньку частенько заносило. У любого человека, сделавшего в жизни маломальскую карьеру, он искал благородные корни и именно их наличием объяснял успех. Кстати, сам папенька был человеком талантливым, изумительно владеющим словом. Способность его к литературе отмечали еще в школе. Как «кухаркин ребенок», он без всяких проблем поступил в свое время в Институт философии, литературы и искусств, легендарный ИФЛИ, в стенах которого обучался весь цвет интеллигенции. Отец получил диплом в 1940-м и, имея безупречное пролетарское происхождение, устроился на завод, по-моему, станкостроительный, в редакцию многотиражной газеты. В анкетах он указывал имена своих «родителей», в графе «Происхождение» сообщал: из рабочих. К тому же совершенно хладнокровно писал: «Отец погиб во время Гражданской войны, воспитан матерью, заслуженной ткачихой, орденоноской». И это было святой правдой. Анна к тому времени стала уважаемым человеком и, несмотря на возраст, продолжала бегать по цеху между станками. Не было никакого лукавства и в фразе о погибшем отце. Ведь он и впрямь сгинул в горниле революции, просто папенька никогда не упоминал, на какой стороне он сражался, а у читавших анкету вопросов не возникало.

Всю Отечественную войну отец благополучно пересидел на заводе, получив бронь. В 1952 году его взяли сначала в «Труд», потом в «Литературную газету», начался его карьерный взлет. Во время оттепели папа опубликовал первый роман. Критика, хоть и отметила легкую «сыроватость» вещи, в целом приняла ее благосклонно. Так он стал писателем. «Живой язык», «яркий слог», «увлекательное повествование» – вот цитаты из газет 60-х годов, посвященные Павлу Подушкину. Но, кроме литературного дара, у отца было редкое трудолюбие и почти патологическое усердие. Из глубин памяти всплывает картина. Вот я, маленький мальчик, подглядываю в щелку, приоткрыв дверь кабинета отца. Услышав скрип, папенька поворачивается и, улыбаясь, говорит:

– Что, дружочек любезный? Иди, иди, мне еще надо поработать.

Будучи подростком, я как-то спросил у него:

– Неужели тебе не надоедает целый день сидеть за столом?

– Понимаешь, Ваняша, – ответил отец, – господь дает многим людям шанс, только большинство бездарно растрачивает талант. Зайди в Дом литераторов, да спустись в буфет, в подвал. Там за столиками сидят одни и те же люди, каждый день говорящие о своей талантливости и исключительности, только дальше праздной болтовни дело-то не идет.

Отец писал исторические романы, выбирая для своих повествований совсем уж далекие времена, десятый век, например. Успех его книги имели фантастический, в особенности у дамской аудитории. Теперь я понимаю, что на книжном рынке СССР это были единственные любовные романы. Читательницы млели от описания замков, пиров и отважных викингов. И, конечно же, от постельных сцен. В целомудренной советской стране они считались почти порнографией, но отец ухитрялся договориться с редактурой и цензурой, поэтому читатели замирали, смакуя детали. Впрочем, посмотрев кое-какие его книги сегодня, должен сказать, что ничего крамольного в «сексуальных» страницах я не увидел. Дальше описания обнаженного тела героини и поцелуев отец не шел. Но вы не забудьте, какие годы стояли на дворе, конец шестидесятых. Женщин в брюках не пускали в ресторан, бородатым студентам декан, словно Петр Первый, велел немедленно избавляться от растительности на лице. Папины книги уходили влет, и мы великолепно жили, имея все атрибуты богатства тех лет: четырехкомнатную квартиру возле метро «Аэропорт», дачу в Переделкине, «Волгу» с шофером, «кремлевский паек» и отдых в Болгарии.

В 1984 году отца не стало. Дачу отобрали, но маменька не очень переживала. На руках у нее имелась тугая сберкнижка. Я еще раньше выбрал себе специальность поэта и поступил в Литературный институт. А в год смерти отца я его как раз окончил, и последнее, что сумел сделать в этой жизни папа, – это пристроить меня редактором в журнал «Литературный Восток».

Что было потом, известно каждому. Перестройка, резкий скачок цен, бешеная инфляция… Мы с маменькой разом стали нищими. Матушка моя – актриса, разбалованная отцом до безобразия. Впрочем, о ней как-нибудь в другой раз.

Поверьте только, что несколько лет нам приходилось ой как несладко. Я пристраивался в разные издания, но все они благополучно прогорали. Можно было, конечно, наняться в процветающий «Господин Н» или «Вашу газету», но меня воспитали таким образом, что при виде подобных изданий к горлу подступала тошнота. Пару лет мы перебивались с хлеба на квас. Стихи были совсем не нужны в новых, стихийно возникающих издательствах. Красота слова, завораживающие рифмы, на все это современным Сытиным[1] было глубоко наплевать.

Время поэзии минуло вместе с Серебряным веком, современное поколение выбирает пепси, детективы и триллеры. Только не подумайте, что я осуждаю кого-нибудь. Нет, просто констатирую факт: поэты в нынешней действительности – лишние люди, а стихи – совершенно непродаваемый товар. Впрочем, Союзы писателей (их теперь то ли семь, то ли восемь) иногда выпускают поэтические сборники, но чтобы попасть на их страницы, нужно таскать бутылки коньяка составителю, хитрить, ловчить, отпихивать локтями конкурентов… Увольте, сие не для меня. Я, наверное, истинный графоман, потому что получаю удовольствие от процесса вождения ручкой по бумаге и совсем не горю желанием увидеть свое произведение напечатанным. Графомания – это любовь к письму, о чем все сейчас благополучно забыли. Истинных графоманов мало, они редки, как алмаз «Орлов». Люди, осаждающие редакции и издательства с криком: «Напечатайте!», не имеют никакого отношения к графоманам. Это жаждущие славы и денег…

– Эй, Вава, – продолжала орать Рита, – не дуйся, котик! Пошли тяпнем пива на проспекте!

Я повернул голову в ее сторону и хотел уже было ответить: «Ты же знаешь, я не люблю спиртного», – но в ту же секунду слова застряли у меня в глотке.

Из-за угла на бешеной скорости вырвалась роскошная черная иномарка, лаковая, блестящая, с приподнятым багажником и тупым носом. Что-то в ней показалось мне странным, но что, я не успел понять, потому что машина на огромной скорости ринулась к Рите. Девчонка взвизгнула и побежала, но машина, быстро вильнув в сторону, догнала ее. Раздался глухой удар. Тело Риты взлетело в воздух и стало падать. Я в ужасе смотрел на происходящее. Действие, казалось, заняло целую вечность. Сначала мостовой коснулась ее голова, ударившись об асфальт, тело девушки подскочило и вновь опустилось на землю со странно, ужасно вывернутой шеей. Падение сопровождалось жутким, шлепающем звуком. Красивые ботиночки с опушкой из меха отлетели от владелицы метров на сто, там же оказалась и сумочка, раскрывшаяся от удара. Бог мой, какую только дрянь женщины не таскают с собой: расческа, пудреница, губная помада, конфетки, кошелек, носовой платок, плюшевая собачка, плеер – все лежало в декабрьской слякоти. Кое-как оторвавшись от созерцания вещей, я перевел глаза на Риту и почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног.

Девушка лежала на спине, широко разбросав руки и ноги, голова ее была повернута на сто восемьдесят градусов, лица я не видел, впереди парадоксальным образом оказался конский хвост из роскошных кудряшек, и в темноте было заметно, как быстро растекается под трупом черная глянцевая лужа.

Откуда ни возьмись появились люди, понеслись сочувственные возгласы, охи и ахи, мне же на голову словно опустилась толстая, меховая шапка, и предметы отчего-то потеряли четкие очертания. Прибыла милиция, один из патрульных оглядел кучу вещей, вывалившихся из сумку на мостовую, и крикнул:

– Похоже, паспорта нет, оформляй как неизвестную!

Тут какая-то сила разжала мои челюсти, и я просипел:

– Ее зовут Маргарита Родионова…

– Вы знаете погибшую? – обрадовался представитель закона.

Я кивнул. Милиционер окинул меня взглядом и неожиданно проявил сочувствие:

– Идите в патрульную машину.

Я покорно влез в бело-голубой «Форд», ощущая странную отупелость. Никогда до сих пор не имел дело с правоохранительными органами, разве что обращался в паспортный стол. Но я наслышан о том, какие порядки царят в среде синих шинелей. Однако о мужиках, приехавших к месту происшествия, не могу сказать ничего плохого. Они были предупредительны и даже сунули мне в руки банку с кока-колой.

Кое-как справившись с эмоциями, я начал отвечать на бесконечные вопросы. Марку машины не знаю. Могу описать дизайн: агрессивный, багажник тупой, приподнятый…

– Такая, – ткнул пальцем один из дознавателей в проезжающую мимо иномарку.

– Да, только черная.

– Значит, «Вольво», – пробормотал парень, назвавшийся Алексеем. – Номер заметили?

Я покачал головой, и в ту же секунду до меня дошло, что было странным в автомобиле. Машина была чистой, сверкающей, ее явно только что вымыли, а номера оказались заляпаны грязью. Я не успел рассказать об этом милиционерам, потому что в моем кармане ожил мобильный.

– Ваня, – раздался высокий, резкий голос моей хозяйки Элеоноры, – где ты? Сколько времени можно идти от проспекта до дома? Поторопись! Чем вы там занимаетесь?

Я смотрел на трубку. Честно говоря, я никогда не вру, но не потому, что являюсь таким уж принципиальным, нет, просто, если всегда говоришь правду, живется легче. А то соврешь что-нибудь, потом забудешь… Но сейчас невозможно было чистосердечно ответить Элеоноре, не могу же я заявить: «Чем занимаюсь? Даю показания милиции, рассказываю о смерти вашей внучки». Поэтому пришлось мямлить:

– Тут, в общем, неприятность….

– Какая?

– С Ритой.

– Она опять напилась?

– Нет, нет, выглядела трезвой.

– Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени?

Я замолк.

– Отвечай же, – настаивала Нора, – ну, быстро, говори!

Когда со мной начинают беседовать командным голосом, я, как правило, теряюсь и машинально выполняю приказ, но сегодня промолчал и посмотрел на Алексея. Милиционер вздохнул, взял трубку и официальным голосом сказал:

– Капитан Резов. Насколько понимаю, вы родственница погибшей Маргариты Родионовой…

Я закрыл глаза и, ощущая легкую тошноту, прислонился головой к стеклу. Слава богу, роковое слово «погибшая» было произнесено не мной.

Глава 2

Прошла ужасная неделя, наполненная неприятными хлопотами: похороны, поминки, соболезнования. Все друзья и знакомые, а их у Норы были тучи, бились в рыданиях, моя маменька, прибывшая на панихиду под огромной черной вуалью, упала в обморок, когда гроб понесли к выходу из церкви. Я, естественно, кинулся приводить ее в чувство, но в глубине души был уверен, что она просто решила не упустить момент, чтобы оказаться в центре внимания. Как у всякой актрисы, у нее острая тяга к публичности. Впрочем, на церемонии стало плохо еще одному человеку, профессору Водовозову. Но заподозрить Льва Яковлевича в неискренности невозможно. Он старинный друг Элеоноры, принимаемый в доме на правах родственника. Иногда мне кажется, что у них был бурный роман, Нора временами так странно смотрит на мужика… Впрочем, сейчас ни о каких амурах речи не идет. Моей хозяйке шестьдесят пять лет, а сколько Водовозову, не знаю, но, думаю, не меньше.

Когда роскошный гроб с телом Риты стали втаскивать в катафалк, профессор побледнел до синевы и схватил меня за руку ледяными пальцами.

– Сейчас принесу валокордин, – сказал я.

– Не надо, Ваня, – ответил Водовозов, – само пройдет.

Спокойствие сохраняла одна Нора, командовавшая сотрудниками похоронного агентства и официантами, нанятыми на поминки. Кое-кто из гостей даже осудил свою хозяйку, не пролившую ни слезинки, но я-то знал, что по ночам, запершись в своей спальне, Нора плачет. Просто у нее такой характер, она не станет демонстрировать горе прилюдно.

Именно благодаря своим личным качествам Элеонора добилась успеха в жизни. Моя хозяйка фантастически богата, ей принадлежит куча всяких заведений, парочка газет, две радиостанции, несколько магазинов… Всего и не перечислить. Состояние она начала наживать в 1986 году буквально с нуля, открыв один из первых кооперативов по пошиву женских блузок. В создание производства она вложила всю имеющуюся наличность, влезла в долги, продала машину и дачу, оставшуюся от покойного мужа. Стоит подивиться ее чутью бизнесмена, ведь до перестройки Нора работала преподавателем математики в каком-то заштатном институте и никогда не имела ничего общего с коммерцией.

С тех пор ее дела постоянно идут в гору, она выдержала дефолт и, по-моему, стала только богаче тогда, когда остальные бизнесмены разорились.

Но, очевидно, господь считает, что в жизни каждого человека должно быть поровну зла и добра. Норе потрясающе не везло в личной жизни. Ее муж, кстати тоже профессор математики, погиб в автомобильной катастрофе. Год я вам точно не назову, что-то в начале восьмидесятых. Его смерть открыла череду несчастий. Через два года двадцатидвухлетняя дочь Норы, красавица Олечка, решила родить ребенка незнамо от кого. Сколько мать ее ни пытала, Олечка не открыла ей имени отца ожидаемого ребенка. Отделывалась фразами типа: «Это будет только мое дитя» и «Я с ним не успела познакомиться как следует». Я думаю, что в конце концов бы Элеонора «сломала» Ольгу, заставив ее назвать имя любовника, но, родив Риту, Оля скончалась. Нора забрала младенца к себе и превратилась в бабушку-одиночку. Наверное, за все несчастья господь и послал ей редкую удачливость в делах. Нора, словно царь Мидас, превращает в золото все, к чему прикасается, деньги так и липнут к ней, она ухитряется без конца придумывать новые выигрышные проекты.

В 1990 году на нее обрушилось новое несчастье. Было время дикого передела собственности, и Нора перешла дорогу каким-то крутым парням. Не особо сомневаясь, они наняли киллера, который и подстрелил женщину. Но то ли за дело взялся не профессионал, то ли Норе в очередной раз повезло, только она выжила, потеряв, к сожалению, возможность ходить. Врачи долго говорили, что при таких ранениях позвоночника больные, как правило, превращаются в «овощи», прикованные к постели. Но они просто не знали Элеонору. Через три месяца она села, потом за огромные деньги выписала из-за океана суперсовременную инвалидную коляску. Чего только не умеет делать ее «машина», она у нее уже третья по счету, Нора постоянно покупает себе новейшие модификации. Последняя, например, запросто шагает по лестнице. И еще она оборудована особым устройством, которое мигом поднимает сидящую Нору на один уровень со стоящими на ногах людьми. Мне кажется, что инвалиды, смотрящие на всех снизу вверх, должны ощущать некий комплекс неполноценности… Впрочем, моя хозяйка лишена всяческих комплексов, и еще она не теряет надежды когда-нибудь встать на ноги.

Меня она взяла на работу почти десять лет назад. Норе потребовался секретарь-мужчина, неженатый, способный жить в одной квартире с ней, то есть не шумный, не грязный и не хамоватый. Насчет курения никаких ограничений не было: Нора сама дымит как паровоз. Она не прочь пропустить и рюмочку, а еще моя хозяйка обожает детективные романы, я скупаю ей все новинки, и она весьма невоздержанна на язык. Первое время меня страшно коробили многие ее выражения. Теперь, правда, я привык и не вздрагиваю, когда она кричит утром горничной:

– Лена, твою мать, дрыхнешь? Давай на рысях сюда, жопа безмозглая.

В доме у Норы я занимаю особое место, с одной стороны, я, безусловно, не прислуга. Я сижу вместе с хозяйкой за одним обеденным столом, мои рубашки стирает и гладит горничная Лена, а кухарка Туся всегда интересуется: «Иван Павлович, вы будете на ужин омлет или сготовить для вас чего посытней?»

Мою комнату убирают, а машину, на которой я езжу без всякого удовольствия, моют. С другой стороны, я получаю от Норы весьма хорошую зарплату и обязан выполнять все приказы хозяйки. Естественно, на рынок за картошкой меня не посылают. В мои обязанности входит вести переписку. Нора занимается благотворительностью, она основала специальный фонд, куда поступают заявки от неимущих.

Моя хозяйка никогда не помогает организациям и учреждениям, только конкретным лицам, и я должен вести переписку с теми, кто хочет получить помощь. Еще частенько приходится ездить к этим людям и лично проверять, так ли уж они нуждаются, как рассказывают.

Кроме того, я делаю всякую ерунду: пишу для Риты доклады по русской литературе, а когда она училась в школе, вдохновенно ваял сочинения. Ночами, когда Норе не спится, она просит меня почитать ей вслух. Как правило, это бывают ее любимые детективы. Естественно, она может и сама взять в руки книгу, но, наверное, Элеонора чувствует себя иногда одинокой, поэтому и велит мне садиться в кресло под торшером с томиком Рекса Стаута в руках.

Еще я обязан просматривать кучу газет и журналов, включая самые низкопробные, и отмечать все, что представляет интерес для хозяйки: у Норы нет времени на изучение прессы, но ей надо быть в курсе событий. Еще я развлекаю гостей во время вечеринок… Одним словом, как понимаете, работа у меня непыльная, оклад отличный, а Нора не самый отвратительный вариант начальницы. Может, кому-то и покажется нагрузкой жить в одном доме с работодательницей, но я доволен. Ведь иначе мне пришлось бы обитать вместе с маменькой, а это, поверьте, намного хуже.

За несколько лет, проведенных с Норой под одной крышей, я научился понимать ее с полуслова, даже с полувзгляда. Поэтому, когда сегодня она вкатилась в мою комнату и со светской улыбкой на безукоризненно намакияженном лице заявила:

– Ваня, есть разговор, – я сразу понял, что она находится в сильном волнении.

– Слушаю вас, – сказал я и встал.

– Садись, – махнула рукой Нора, – не разводи китайские церемонии, дело есть.

Я сел и посмотрел на хозяйку. Кажется, я ошибся, она совершенно спокойна, просто, очевидно, заболела: глаза лихорадочно блестят, а на щеках проступают красные пятна.

– Ты можешь еще раз рассказать мне о наезде?

Я замялся.

– Понимаю, что заставляю тебя вновь вспоминать не слишком приятные события, но очень надо, – тихим голосом продолжила Нора.

Я вздохнул и в который раз начал повествование:

– Рита сошла с троллейбуса и пошла ко мне.

– Она ничего не говорила?

– Нет, только крикнула: «Вава, извини, опоздала» или что-то в этом роде.

– Ты, конечно, обозлился на дурацкую кличку, но вида не подал, – усмехнулась Нора.

Я пожал плечами. Какой смысл обижаться на Риту? Она бы только стала хохотать. Если кому-то нравится называть меня идиотским детским прозвищем, пожалуйста.

– Дальше, – поторопила Нора.

– Ну, она шла по проезжей части…

– Машины были?

– Ни одной. А потом невесть откуда вылетела «Вольво», или вылетел, я не знаю, как правильно сказать.

– Насрать на чистоту речи! – рявкнула Нора. – Откуда ты знаешь, что это был «вольвешник», ты же вроде в автомобилях не слишком разбираешься?

– Милиция сказала.

– Дальше!

– Ну и все! Он на нее наскочил, автомобиль.

– Рита не заметила машину?

– Увидела и даже попыталась убежать, но та все равно ее сбила!

– На пустой широкой дороге! Тебе не показалось это удивительным?

Я вспомнил, как тупорылое авто вильнуло вслед за несущейся к тротуару девушкой, и осторожно сказал:

– Вероятно, водитель был пьян. Честно говоря, мне…

– Говори!

– Видите ли, «Вольво» казался безукоризненно вымытым, прямо сверкал весь, а номера были заляпаны грязью…

– Вот! – стукнула кулаком по подлокотнику кресла Нора. – Вот и я про то же! Риту убили.

– Ну что вы, – попытался я образумить хозяйку, – девушка, молодая, никому в жизни не сделала зла, коммерцией не занималась, жила как птичка, не мешая другим. Ну зачем лишать ее жизни?

– Вот это-то главный вопрос, – протянула Нора и побарабанила пальцами по подлокотнику, – очень, очень интересный вопросик, и мне хотелось бы знать на него ответ…

Повисла тишина. Моя хозяйка уставилась в незанавешенное окно, подергала себя за волосы и заявила:

– Ладно. Значит, так, Ванечка, я теперь ни есть, ни спать не смогу, пока не докопаюсь до истины.

– Что вы имеете в виду? – решил уточнить я.

Элеонора вытащила из кармана пачку сигарет, золотой «Ронсон», и, щелкнув зажигалкой, спокойно ответила:

– Буду искать убийцу Риты.

Я попытался вразумить Нору:

– Дорожное происшествие вещь распространенная. Капитан Резов, ну тот, что составлял протокол, сказал мне: если водитель, сбивший человека, сам не остался на месте происшествия или если свидетели не запомнили точно номер, то найти преступника практически невозможно.

– Мне насрать, кто ее сбил, – прошипела Нора.

Я оторопел:

– Как это?

– Просто, глубоко плевать на того, кто сидел за баранкой, гораздо интересней узнать, кто заплатил киллеру. Меня волнует не исполнитель, а заказчик, понял?

– По-моему, вы слишком усложняете ситуацию, – осторожно начал я, – дело было вечером, шофер, скорее всего, пьяный…

– Ее убили, – спокойно заявила Нора.

– Это мнение милиции?

– … … – рявкнула Элеонора, – милиции! Тоже мне, блин, специалисты фиговы! Да они там все твердят, что Рита нарушила правила дорожного движения. Перелезла через железное ограждение и пошла через дорогу. Следовало направиться к пешеходному переходу, а тот в двухстах метрах от места происшествия. Да еще алкоголь!

– Какой?

– У нее в крови нашли алкоголь, – хмуро пояснила Нора, – незначительное количество, эксперт сказал, что, скорей всего, один-два фужера вина.

– Для Риты это ерунда.

– Мы с тобой знаем, что Ритка могла выпить две бутылки коньяка и не окосеть, – вздохнула Нора, – а специалист твердит, что для девушки ее хрупкого телосложения такого количества спиртного вполне достаточно, чтобы съехать с катушек. Вот и получается картина: пьяная, вечером, на темной улице.

– Там великолепное освещение, – перебил я Нору, – извините, пожалуйста, что не дал договорить, но прямо у остановки установлена гигантская реклама, лампочек сто, не меньше, горят, Риту было видно как на ладони, и потом…

– Что, – резко спросила Элеонора, – что потом?

Я вновь вспомнил, как «Вольво» вилял вслед за Маргаритой, и сказал:

– Водитель так странно себя вел. Рита побежала, на шоссе было полно места, он запросто мог ее объехать.

– Вот видишь, – прошептала Нора, – даже тебе ясно, что дело нечисто. Ладно, хватит трепаться попусту. С завтрашнего утра начинаю сама искать убийцу.

– Как? – изумился я. – Сама? Зачем?

– А кто еще этим займется? – фыркнула Нора и раздавила в пепельнице окурок.

– Милиция.

– Ой, не смеши меня, они давным-давно списали это происшествие в разряд «глухарей». Никто и палец о палец не ударит. И потом, наши доблестные правоохранительные органы способны только бороться с бабушками, торгующими возле метро укропом.

Я попытался вразумить Нору:

– Ладно, если не доверяете милиции, наймите частного детектива, сейчас много контор.

– Шаромыжники и обманщики, – дернула плечом Нора. – Не нужен никто, сама найду.

Я рассердился:

– Нора, жизнь – это не ваши любимые детективы.

– Не занудничай!

Я обозлился вконец и от этого весьма бестактно ляпнул:

– Но как вы собираетесь заниматься оперативной работой? Извините, конечно, но в инвалидной коляске это достаточно трудно проделать.

Нора прищурилась:

– У меня есть ноги, молодые, здоровые, резвые.

– Откуда? – удивился я, подозрительно посмотрев на хозяйку. Элеонора – это совершенно необыкновенная женщина, у такой и впрямь могут оказаться запасные конечности.

– Мои ноги – это ты, – спокойно заявила Нора и вновь вытащила сигареты. – Помнишь, мы читали Рекса Стаута, про Ниро Вульфа и Арчи?

– Конечно.

– Так вот, я – Ниро, а ты – Арчи.

– Я?!

– Именно. Ты станешь ходить там, где мне не пройти, собирать информацию, а по вечерам докладывать результаты. Подумай сам, какая чудесная пара из нас получится. Ты молод, здоров, а я умна. Моя голова, твои ноги.

– Но я совершенно не приспособлен к подобной работе.

– Глупости.

– У меня плохо с логическим мышлением.

Элеонора в раздражении ткнула недокуренной сигаретой в хрустальную пепельницу.

– От тебя никто не требует наличия серого вещества.

– Но я не умею быстро бегать, стрелять…

– Ты насмотрелся фильмов про Джеймса Бонда.

– Не люблю боевики, кстати, и детективы читаю только тогда, когда нужно развлечь вас.

Нора вздернула брови, подкатила к моей кровати и схватила книги, лежащие на ночном столике.

– Ага, Маркес, «Сто лет одиночества» и Брюсов «Стихотворения». Ты обожаешь занудство.

– Можете называть эти произведения занудством, они от этого хуже не станут.

– Вава, – коротко сказала Нора, – я плачу тебе деньги, следовательно, могу заставить делать все, что угодно.

– Ну…

– Не ну, а слушай, – резко перебила меня хозяйка, – с завтрашнего дня ты начинаешь сбор информации. Я буду говорить, куда и к кому идти, понял?

Можно ли спорить, когда на тебя с бешеной скоростью несется бронетранспортер? Я кивнул.

– Вот и отлично, – повеселела Нора, – завтра и начнем.

На этой фразе моя работодательница вынеслась в коридор и заорала:

– Лена, черт тебя побери, где мое какао?

Я смотрел на захлопнувшуюся дверь. Бывают же такие дамы! Просто ведьма на помеле. Ведь великолепно знает, что я терпеть не могу, когда кто-нибудь зовет меня дурацкой кличкой Вава. Вот наберусь окаянства и выложу ей это прямо в лицо.

Глава 3

Утром я покинул дом ни свет ни заря. В карман пиджака положил крохотный диктофончик, в отличие от Арчи, с которого предлагалось брать пример, у меня не слишком-то хорошая память, лучше подстрахуюсь техникой.

Путь мой лежал к Насте Королевой, ближайшей подруге Риты. Это у нее на вечеринке была в день своей смерти внучка Элеоноры. Настя, как и ее покойная приятельница, считается студенткой, только мне кажется, что на занятия она ходит так же, как Рита, раз в неделю, к третьей паре. И если Маргарите Нора никогда не дала бы умереть с голоду, то на что рассчитывает Настя, мне непонятно. Богатых родственников у девушки нет. Воспитывает ее одинокая мать, неделями мотающаяся по командировкам. Поэтому глагол «воспитывать» тут совершенно ни при чем, Настя растет, словно лопух в придорожной канаве, и мне всегда казалось, что она не лучшая компания для Риты.

Но, как вы понимаете, моего мнения по этому вопросу никто не спрашивал, а Нора позволяла Рите практически все. Она ее баловала совершенно без меры, тот же, кто говорил о Маргарите нелицеприятную правду, мигом становился для Элеоноры врагом. Холодная, расчетливая в сфере бизнеса, она совсем теряла голову, когда речь шла о внучке. Впрочем, если быть справедливым, то Риточка вовсе не была такой уж противной. Избалованной, да, частенько капризной, вздорной, ленивой. Но, с другой стороны, доброй, готовой помочь людям, отзывчивой и совершенно не жадной. Хотя, если разобраться, денег у нее всегда было столько, что Рита не знала, куда их деть, и потом, она их не зарабатывала. А то, что легко достается, мигом тратится.

Припарковавшись около дома Насти, я поднялся на четвертый этаж и позвонил в звонок. Сначала за дверью царило молчание, потом послышался сонный голосок.

– Кого черт принес?

– Открой, Настенька.

– Да кто там?

– Иван Подушкин.

– Сейчас, – ответила девица и загремела замками.

Через секунду дверь отворилась, и на пороге предстала Настасья во всей красе своих восемнадцати лет.

Мне недавно исполнилось сорок, но для Анастасии я глубокий старик, ее мать моложе меня на два года, поэтому девушка воспринимает меня как некое бесполое существо. Настя стояла в коридорчике в коротенькой рубашонке, открывающей ее круглые коленки, довольно глубокий вырез не скрывал стройную шею и высокую грудь.

– Здравствуйте, Иван Павлович.

– Добрый день, дорогая, – ответил я.

– Случилось еще что-то? – поинтересовалась Настя, зевая.

– Можно пройти?

– Ступайте, конечно, – милостиво разрешила хозяйка, – только не пугайтесь, гости вчера были, убрать не успела.

Хорошо, что она меня предупредила, потому что при виде дикого беспорядка я сумел удержать возглас укоризны. Комната походила на трактир, который после трехдневной гулянки покинули гусары. Повсюду: на столе, стульях, даже на полу – стояли грязные тарелки с объедками, чашки и стаканы. Пустые бутылки батареей выстроились у балконной двери, а из железных баночек, заменявших тут пепельницы, просто вываливались окурки. В квартире отвратительно воняло. Я курю, но вонь от окурков просто не переношу, поэтому предложил:

– Настенька, мне кажется, лучше открыть форточку.

– Ни за что, – отрезала девица, – похоже, я простыла, голова болит, и глаза прямо щиплет.

Я хотел было возразить, что это следствие того, что она провела ночь в затхлой атмосфере, вдыхая застоявшийся воздух, но удержался: в мои планы не входило злить Настю.

Устроившись в засаленном кресле, я осторожно спросил:

– Что ты думаешь по поводу кончины Риты?

– Ужас! – воскликнула Настя. – Всех их поубивать надо.

– Кого?

– Пьяных, которые за руль садятся.

– Почему ты решила, что Риту задавил пьяный?

– А кто еще? – захлопала глазами девица. – На поминках все говорили про это. Шофер нализался, и тут ему, на беду, попалась Ритка. Я бы ему яйца оторвала, ублюдок!

Выпалив последнюю фразу, Настя схватила халат и накинула его на плечи.

– Холодно что-то.

Я посмотрел в ее опухшее лицо и вздохнул. Похоже, девчонку мучает жестокое похмелье.

– Скажи, Настенька, у тебя в тот день было много гостей?

– Ну… – забормотала девушка, – Толян приходил, еще Наташка заглянула, а больше никого, тихо посидели, и ведь не выпили ничего, так, ерунду, детскую дозу, всего-то грамм по сто на рыло вышло.

– По сто чего? – решил уточнить я.

– Так водки, конечно, – пояснила Настя, – у нас была одна бутылочка.

Да уж, и впрямь ерунда. Рита обладала редкой устойчивостью к алкоголю и могла безболезненно выпить море горячительных напитков. Очень хорошо помню, как несколько месяцев назад Элеонора с шумом отмечала свой день рождения. Моя хозяйка не кокетка и возраста своего не скрывает, поэтому, недолго сомневаясь, сняла банкетный зал в гостинице «Украина» и собрала двести пятьдесят человек. Естественно, было полно журналистов. Я знаком со многими из борзописцев и совершенно не удивился, когда ко мне, шатаясь, подошел Николай Львов из газеты «Финансовое право».

– Слышь, Ванька, – еле ворочая языком, спросил Николаша, – скажи, вот эта телка кто?

Я проследил за его корявым пальцем и увидел весело смеющуюся Риточку с тарелкой снеди в руках.

– Это внучка хозяйки, Маргарита. А что случилось?

– Ну, герла, – икнул Николай, – прямо мастер! Пили на равных, у меня мозги в узел завязались, а она свежа, словно не ханку, а газировку жрала. Уж поверь, Ванька, баба меня первый раз перепила.

Так что сто граммов беленькой для Риточки не доза.

– И все у вас было нормально? – продолжал я.

– Естественно, – пожала плечами Настя, – посидели спокойно, потом разошлись.

– Кто первый ушел?

– Рита, Толян с Наташкой позже.

– Значит, ничего сверхъестественного?

– Не-а.

– Не ругались?

– Зачем? Просто потусовались.

Понимая, что к Насте сходил абсолютно зря, я спросил:

– Дай мне адрес Толи и Наташи.

– Толян тут живет, – показала Настя пальцем вниз.

– Где? – не понял я.

– А подо мной квартира. Только зачем он вам?

Проигнорировав ее вопрос, я задал свой:

– Теперь подскажи координаты Наташи.

– Чего?

– Ну адрес девушки дай.

– Не знаю.

– Как же так, дружишь с ней, и не в курсе.

– Оно мне надо, – фыркнула Настя, – да никто с ней не дружит.

– Но ведь Наташа пришла к тебе в гости.

– Ну и что?

Я слегка растерялся:

– Ты ведь не всех пускаешь в квартиру, или я ошибаюсь?

Настя встала, схватилась за голову и, не говоря ни слова, вышла в коридор. Через секунду послышался шум воды, и девушка вновь возникла в комнате с огромной, почти литровой, кружкой в руках. Сделав несколько жадных глотков, она утерла кулачком хорошенькие пухлые губки и пробормотала:

– Сушняк замучил.

Да уж, в пьянстве замечен не был, но по утрам жадно пил сырую воду. Но вслух я, естественно, этой фразы не произнес. Настя опять припала к кружке. Я терпеливо ждал.

– Наташка везде с Толяном шляется, – пояснила наконец девушка, – если ее адрес нужно, то у него и интересуйтесь.

– Дай мне телефон.

– Чей?

– Анатолия.

– Так я не знаю.

Честно говоря, ситуация стала меня слегка раздражать.

– Как это?

– Просто, на фига он мне?

– Но, предположим, ты хочешь позвать его в гости…

– Ну и что? Спускаюсь вниз.

– Каждый раз? А вдруг его нет? Не жаль ноги-то?

– Ой, е-мое, – тяжело вздохнула Настя. Потом она схватила ложку и с силой постучала ею по батарее. Через какое-то время раздался ответный стук.

– Слыхали? – спросила Анастасия. – Дома Толян, ну за каким фигом мне его телефон?

Анатолий выглядел не лучше Насти. Щеки его покрывала редкая щетина, очевидно, парень не брился несколько дней кряду да и спал, скорей всего, прямо в одежде. Во всяком случае, майка, обтягивающая его накачанный торс, выглядела отвратительно. Грязно-серая, в желтых и оранжевых пятнах, мятая. Не лучше были и брюки, их словно корова жевала, а потом выплюнула, решив, что дешевые спортивные штаны ей не по вкусу.

– Вам кого? – поинтересовался парень.

– Я от Насти.

– Входите, – радушно пригласил меня хозяин.

Несмотря на жуткий вид парня, в комнате было относительно прибрано.

– Садитесь, – предложил Анатолий.

Я устроился в кресле и почувствовал запах кошачьей мочи. Толя сел на тахту, прикрытую ковром, и спросил:

– Что случилось?

– Скажите, мой друг, вы хорошо знали Риту, подругу Анастасии?

– Ту, что под машину угодила?

– Да.

– Ну, встречались.

– В тот день, когда она погибла, вы вместе выпивали.

– Это кто сказал? – удивился Анатолий.

– Мне так кажется, или я ошибаюсь?

– Нет, не было ее, – ответил парень.

– Как? – удивился я. – Совсем?

– Совсем, – подтвердил Толик. – Она не приходила.

– Хорошо помните?

Анатолий поскреб щетину.

– Вообще-то я бухой был. Я к Настьке уже хороший пришел, под газами. Мы с Наташкой сначала у Сашки на дне рождения накушались, потом, правда, его мать явилась, разоралась, развопилась, всех вон повыгоняла. Ну, мы пошли на проспект, купили по баночке джин-тоника, на большее пиастров не хватило, а потом к Настене дернули. Честно говоря, я как к ней вошел, так в кресло рухнул и часа два продрых, но, когда проснулся, Ритки не было, совершенно точно это помню. Небось она уже ушла, ей бабка не разрешает по ночам шляться.

– А который час был, когда вы проснулись?

– Хрен его знает, на улице темень стояла.

Я тяжело вздохнул. Сейчас декабрь, солнце, если оно и появляется, заходит рано. Сумерки опускаются на город после обеда, в семнадцать часов уже совсем темно…

– Зачем вам знать про Ритку? – поинтересовался Толя.

Мне всегда трудно врать, но говорить правду в данной ситуации было не с руки, поэтому я быстро задал вопрос:

– А ваша девушка, Наташа, тоже много тогда выпила?

– Ну-у, – протянул Толя, – нет, она меня все время тащила, значит, соображала.

– Не подскажете ее телефон?

Анатолий напрягся:

– Сто пятьдесят один ноль четыре двадцать… Черт… Не помню!

– Посмотрите, пожалуйста, в записной книжке.

– Да зачем?

– Элеонора, бабушка Риты, хочет знать, как внучка провела последний день своей жизни.

– А-а-а, – протянул парень, – это я понимаю, жаль, конечно, что так вышло, Ритка хорошая девка была, не жадная. И водки купит, и закуски, и сигарет… Только вот я ничего сказать не могу, плохой был. А Наташка наболтает, она ничего, нормальной казалась. Ща погляжу.

Минут пятнадцать он искал книжку, потом выудил потрепанный блокнотик и забормотал:

– Ща, тут где-то, погодите…

Я терпеливо ждал. Наконец Анатолий разочарованно протянул:

– Нету.

– Посмотрите внимательно, сделайте одолжение.

– Так уж все посмотрел! Небось не записал!

Современное поколение иногда ставит меня в тупик.

– Вы не знаете телефона любимой девушки?

– Кого? – заржал Толя. – Любимой девушки? Ну умора!

– Разве у вас с Наташей нет романа?

Парень, продолжая гнусно хихикать, заявил:

– Я с ней трахаюсь, и все дела!

Решив перейти с ним на тот сленг, который будет понятен юноше, я спросил:

– Ну а когда вам приходит охота потрахаться, каким образом вы ставите в известность Наташу, как ищете ее?

– Чего ее искать, – веселился Толя, – она всегда под рукой, учимся мы вместе, в одной группе.

Я посмотрел на него и подавил вздох. Кто бы мог подумать, что юноша – студент, меньше всего он похож на парня, увлеченного учебой. Хотя, если вспомнить мои студенческие годы, проведенные в Литературном институте, то справедливости ради следует признать, пили мои однокашники, как верблюды, пересекшие пустыню Гоби. Кстати, именно из-за того, что я не переношу спиртное, у меня не сложились отношения с однокурсниками.

– А в каком институте вы учитесь?

– В педагогическом, – ответил Анатолий.

– Где? – изумился я.

– В педагогическом, – совершенно спокойно повторил парень, – на Орловской улице, если хотите с Наташкой поговорить, туда езжайте, на занятиях она.

– Фамилию подскажите.

– Чью?

– Наташину, или вы ее не знаете, как и телефон? Постель – еще не повод для знакомства.

Я думал, что парень обозлится, но он широко улыбнулся.

– Это верно, если с каждой знакомиться, кого в койку укладываешь, охренеть можно. Но фамилию Наташки я знаю, Потапова она.

Глава 4

Я вышел на улицу и увидел, что мои «Жигули» «заперты» между огромным джипом и серой «Волгой». В легковушке никого не было, а во внедорожнике сидела женщина, одетая в коротенькую курточку из меха неизвестного мне животного. Я постучал пальцем по стеклу. Дама высунулась в окошко.

– В чем дело? – спросила она, перекатывая во рту жвачку.

– Будьте любезны, подайте чуть-чуть вперед.

– Зачем?

– Я не могу выехать.

– А ты покрути рулем, – хмыкнула женщина и выплюнула «Орбит» на асфальт.

– Тут, как ни крути, не выбраться, – пояснил я, – сделайте одолжение.

– Еще чего! – хмыкнула баба.

Потом она вытащила губную помаду, пудреницу и занялась текущим ремонтом лица. Я посмотрел на невозмутимую нахалку и отошел. В конце концов, я никуда особо не тороплюсь. Либо джип уберется восвояси, либо явится водитель «Волги», надеюсь, с ним договориться будет легче.

Сев в «Жигули», я с наслаждением закурил, потом вытащил из «бардачка» «Властелина Колец» и погрузился в чтение. Грешен, люблю фантастику, но только качественную, из наших хорошо отношусь к Стругацким, а из иностранных авторов уважаю классику жанра Клайва Льюиса с его романами про Нарнию. Кстати, многие ошибочно считают Льюиса детским писателем, Артура Кларка, Джона Уиндема, Кобо Абэ, хотя последний не является чистым фантастом, и, конечно же, Джона Толкиена. Истории про хоббитов я могу перечитывать бесконечно, и с каждым разом они мне нравятся все больше и больше.

– Эй, – раздалось с улицы.

Я глянул в окно. Девушка из джипа стояла на тротуаре.

– Эй, чего сидишь?

– Книгу читаю.

– Почему не уезжаешь?

– К сожалению, лишен возможности отъехать. Сзади «Волга», впереди ваша машина.

– И долго куковать намерен?

Я со вздохом отложил книгу.

– Жду.

– Чего?

– Либо падишах умрет, либо осел сдохнет.

– Что? – сморщилась она и задвигала челюстями.

Она явно не читала книгу Соловьева про Ходжу Насреддина и не знала истории про то, как хитрый крестьянин взялся научить разговаривать осла.

– И долго сидеть будешь? – поинтересовалась девица.

Я пожал плечами:

– Спешить некуда, в машине тепло, под рукой любимая книга, что еще надо?

– И у тебя не возникло желания дать мне в морду?

Я посмотрел на ее слегка помятое личико, тщедушную фигурку, отметил слишком ярко, даже нелепо, выкрашенные волосы и галантно ответил:

– Как вам могло прийти в голову подобное? Дама с вашей внешностью может вызвать только одно желание.

– Какое? – разинула рот девица.

– Восхищаться ею, – ответил я и уткнулся во «Властелина Колец».

За сорок лет жизни я пришел к такому умозаключению. К сожалению, вокруг нас слишком много хамов, грубиянов, да и просто дурно воспитанных людей. Ну представьте себе ситуацию. Едете в метро, и вдруг вам на ногу, обутую в тонкий замшевый ботинок, со всего размаху обрушивается острый каблучок-шпилька. Ваши действия? Как минимум, вы взвизгнете:

– Нельзя ли поаккуратней?

Или того хлеще:

– Смотри, куда прешь, идиотка!

– Сам кретин, – огрызнется дама, – раскинул копыта, дурак.

И начнется свара, стихийно перерастающая в скандал. Результатом же военных действий будет капитально испорченное настроение, головная боль и отвратительное ощущение, будто наступил в дерьмо. Ну и чего добьетесь, затеяв выяснение отношений?

Я поступаю иначе. Просто отдергиваю ногу и говорю:

– Извините, вытянул конечности в проход, вот вы и споткнулись.

Не ожидающая ничего подобного женщина, как правило, смущенно бормочет:

– Простите, случайно вышло.

– Ничего, – улыбаюсь я, – даже приятно, когда такая красавица задевает в толпе.

Услыхав последнюю фразу, наши, не привыкшие к комплиментам соотечественницы мигом покрываются свекольным румянцем, и инцидент заканчивается, не успев начаться. Причем, в результате хорошо всем, и мне, и женщине, и нога перестает болеть ровно через минуту. Если не становиться на одну доску с хамом, улыбнуться ему и сказать что-нибудь приятное, можно добиться поразительных результатов. Вы все равно не перекричите нахала, он ведь профессионал и ждет от вас определенного поведения, то есть всегда готов к отпору. Вот он, сверкая глазами, шипит:

– Молодой человек, немедленно уступите мне, ветерану, место!

Он уже настроен на борьбу, с его языка сейчас сорвется следующая фраза:

– Нахал, да как ты смеешь!

И тут вы ломаете ему всю малину, со спокойной улыбкой отвечая:

– О, простите, бога ради, не заметил вас сразу.

Все. Конфликт задавлен в зародыше. Попробуйте, здорово действует.

Вот и сейчас, девица, совершенно не ожидавшая от меня такого поведения, побрела в свой джип. Я вновь погрузился в приключения хоббитов.

– Эй, парень, – вновь раздалось с улицы.

Девушка, по-прежнему мерно двигая челюстями, заискивающе сказала:

– Слышь, будь другом.

– Да, пожалуйста.

– Видишь, вон там, на другой стороне проспекта, ларек?

– Да.

– Сходи мне за сигаретами.

– Вам очень нужно?

– Да вот, – занудила девица, – не могу отойти от машины, Колян велел сидеть в джипе, не послушаюсь, пиздюлей навешает, а курить охота!

Я протянул ей «Мальборо».

– Угощайтесь.

– Ну, такое говно я не курю.

Я заглянул в пачку, потом вылез наружу.

– Сходишь? – обрадовалась нахалка.

– У меня самого сигареты заканчиваются, заодно и вам возьму, только скажите, какие.

– «Собрание», – прочирикала бабенка.

Я кивнул и пошел через дорогу. Когда через пять минут, с сигаретами в руках, я вновь поравнялся с джипом, у внедорожника неожиданно раскрылись все двери, и из глубин салона вывалилась целая куча людей, похожих друг на друга, словно зубья у расчески. Все как один были одеты в кожаные черные куртки, джинсы и тупоносые ботинки. На головах, несмотря на мороз, красовались бейсболки.

– Ну парень, – заорал один, самый высокий, – ну, блин, мы тебя два года ищем!

– Такого не бывает, – подскакивала на месте девица со жвачкой.

Удивившись неожиданному повороту событий, я протянул ей сигареты.

– Держите.

– Ну, блин, – восторгалась девушка, – ты молодец, давай знакомиться.

– Что происходит? – спросил я.

– Ты выиграл приз, – заорали парни в бейсболках, – повезло тебе, мы с телевидения, понял?

– Нет, – покачал я головой, – нельзя ли объяснить более доходчиво.

– Вали сюда, – велел длинный и втянул меня в джип.

– Давай знакомиться, Николай Хоменко, ты меня че, не узнал?

– Нет, простите.

Все заржали.

– Да, – хлопнул себя по колену Николай, – облом вышел, так мне и надо, думаешь, всей стране известен, а потом, бац, и не узнают. А так, тоже не припоминаешь?

Он стащил бейсболку, взъерошил кудрявые волосы, выпучил круглые глаза и прохрипел:

– Добрый день, здрассти вам, в эфире шоу Николая Хоменко «Невероятная ситуация».

– Простите, – осторожно ответил я, – нет.

В джипе повисло молчание. Не желая обидеть телевизионщиков, я быстро добавил:

– К сожалению, я очень занят по работе и у меня мало свободного времени, поэтому многие, даже лучшие передачи, проходят мимо меня.

Это как раз один из тех редких случаев, когда я сказал неправду. Если всерьез, то я просто не люблю всяческие шоу и дурацкие представления. Смотрю только новости и фантастические фильмы.

– Дайте я ему объясню! – взвизгнула «жвачная» девица.

Из ее ярко накрашенного ротика полились слова. Шоу «Невероятные ситуации» существует на экране уже два года, но за этот срок совершенно не приелось зрителям. Его идея проста, как топор. Телебригада выезжает на улицы Москвы и устраивает какую-нибудь мелкую пакость. Ну, например, как в случае со мной, «зажимает» машину. Жертва выбирается совершенно произвольно, никакого плана нет, от непредсказуемости ситуация делается только прикольней. Ну а потом человека начинают специально злить, доводя его до обморока. Съемочная группа, находясь в укромном месте, покатывается со смеху, запечатлевая на ленте кадры. Впрочем, потом этот хохот передается и зрителям, потому что люди, естественно, не подозревающие о том, что стали объектом розыгрыша, ведут себя соответственно.

– Вчера, – веселилась девица, – мы облили одной тетке пальто кефиром. Я вроде как шла из магазина, споткнулась, ну и все на нее выплеснула.

– Мать моя, – заржал Хоменко, – что она говорила! Уж поверь, я сам не белый лебедь, а прямо покраснел. Такие матюки! Драться полезла!

– А когда узнала, что мы с телевидения, – подхватил парень с камерой, – бросилась на Николашу с визгом: «Милый, я тебя не узнала!» Цирк!

– Сегодня, значит, машинку твою «заперли», – продолжала девица, – тоже ждали скандальчика…

– И ничего! – захохотал Николай. – Решили за сигаретами послать. Ну, думаем, сейчас ты Аньке навешаешь. Глядим, идешь. Слышь, парень, ты, часом, не священник?

– Колька, – сказал оператор, – а ты вспомни того батюшку, которому мы предложили собачку окрестить, ну-ка? Забыл, как он нас по кочкам понес? Любо-дорого слышать было.

– Ладно, кончай базар, – поморщился Хоменко. – Вот что, парень, давай пиши здесь свои координаты.

– Зачем?

– Давай, не спорь, имя, фамилию, отчество, место работы, где живешь… Ну, быстренько.

– Объясните, к чему вам эта информация?

– О боже, – закатил глаза Хоменко, – приз тебе положен большой. Вызовем в студию, покажем передачу, потом тебя… И скажем: вот, дескать, нашелся в нашем городе патологически незлобливый человек.

– Один за два года, – хихикнула девица.

– Приз вручим торжественно, повезло тебе, – громыхал Николай Хоменко, – автомобиль получишь, «Жигули».

– Спасибо, – ответил я, – но вынужден отказаться.

– Ты не понял, парень, – подхватил оператор, – тачку вручим, настоящую.

– Но у меня уже есть одна, вторая не нужна.