Человек-эхо E-Book

Сэм Холланд

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Serie: Супер черный триллер
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 521

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Он копирует самых жутких убийц мира. Но скоро превзойдет их всех… Для любителей киносериала «Охотник за разумом» и книжной серии «Внутри убийцы». История, основанная на нашумевших делах знаменитых серийных убийц. Очень мрачная история… По Англии прокатывается волна убийств. Каждое из них различается по методам, но все они настолько жестоки, что у полицейских буквально кровь стынет в жилах. Вскоре детективы обнаруживают жуткую закономерность: этот маньяк детально копирует самых известных серийных убийц в мире. Одну за другой он штампует имитации кровавых злодеяний Мэнсона, Сатклиффа, Кемпера, Дамера, Банди… Но это только начало. Убийца, которого уже окрестили Человекомэхо, готовится создать свой собственный шедевр — гораздо более ужасающий, чем все, что было раньше…

Leseprobe

Сэм Холланд Человек-эхо

Посвящается Эду

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя[1].

Ф. Ницше «По ту сторону добра и зла», 1886

Sam Holland

THE ECHO MAN

Copyright © Sam Holland 2022. This edition is published by arrangement Johnson & Alcock Ltd. and The Van Lear Agency

© Артём Лисочкин, перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Пролог

Под ногами хрустят опавшие листья. Вокруг него смыкается беспросветная тьма – он существует лишь в узком тоннеле света автомобильных фар. Вдыхает полной грудью. Лес пахнет прелой листвой, сырой землей, чистым студеным воздухом. Пока что все проходит отлично, как он это себе и представлял. Все складывается просто идеально.

Он держит на руках женщину, подхватив ее под колени и за шею. Ее тело все еще свежее, из ножевых ран по-прежнему струится кровь, стекая по его белым пластиковым штанам. Мягкая женская плоть приятно греет озябшие руки.

Секунду он восхищенно смотрит на нее, после чего сгружает в багажник. Она с глухим стуком падает на второе тело, ноги ее свисают через бампер. Он заталкивает их внутрь.

Все получится как надо.

Несколько секунд он смотрит на обеих, а потом склоняется над багажником и отстегивает наручники. Даже в темноте ему хорошо видны тусклые красно-черные отметины у них на запястьях, оставшиеся с той поры, когда их тела еще были способны реагировать на внешние воздействия. Он доволен: это покажет всем, что он сделал.

Опять обходит машину, открывает переднюю пассажирскую дверцу. Подбирает два инструмента, оставленные на коврике перед креслом, вытаскивает один из них из чехла. Клинок из нержавеющей стали ярко отблескивает в полутьме – чистенький, недавно заточенный. Это его любимый – для подобных случаев самое то. Лезвие здесь поменьше, для более тонкой работы, чем у того ножа, которым он обычно убивает.

Он возвращается с обоими инструментами обратно к телам. Останавливается. Смотрит на девушек. До сих пор ему никогда не приходилось проделывать это на открытом пространстве, в темноте. Он не любит спешки. Но ничего не поделаешь.

Нащупывает в темноте руку, наполовину вытягивает одно из тел из багажника. Зажимает его между ногами, вздергивает ему голову, ухватив за волосы. Кровь все еще течет, но он знает, что делает, – это ему ничуть не мешает.

Меняет позу тела, развернув его так, чтобы подобраться к нему с другой стороны. Потом откладывает маленький нож и берет другой инструмент. Тот побольше, поувесистей и ободряюще оттягивает руку. Он делает то, что нужно сделать, и вот, после заключительного проворота и рывка, все готово.

Выпрямившись, он меняет тела местами и проделывает то же самое со второй девушкой. На сей раз управляется быстрее, более технично – все-таки немного натренировался, – после чего отступает от машины и критически оценивает картину в багажнике.

Увы, не идеально. Вздыхает, сокрушаясь, что на сей раз не может окончательно обставить сцену должным образом – порядок явно нарушен по всем статьям, – но он хочет, чтобы их нашли хотя бы в таком виде.

Захлопывает багажник. Ударом каблука разбивает вдребезги задний габаритный фонарь – осколки красного пластика сыплются на землю. Идет ко второй машине, выдергивает из салона наброшенную на сиденья полиэтиленовую накидку, заталкивает ее в мешок, чтобы позже сжечь. Забирается за руль и берется за ключ зажигания. Только бы эта старая рухлядь без проблем завелась! Когда мотор с чиханием оживает и он отъезжает, то оборачивается на оставленный автомобиль. Со стороны и не догадаешься, что там внутри.

Никто и понятия не имеет, какие ужасы еще только впереди.

Часть I

День первый Понедельник

Глава 1

«До чего же меня все задолбало…»

Эта мысль вдруг бесцеремонно проскакивает в голове, отвлекая от происходящего. Она поднимает взгляд на зеркало над раковиной умывальника. На лице у нее не похоть или даже просто желание – лишь скука. Чистая, ничем не разбавленная скука.

Она склоняется над кранами с горячей и холодной водой: прямо перед ней диспенсер с жидким мылом, слева – электрическая сушилка для рук. В зеркале ей видно мужчину у нее за спиной. Тот довольно бесхитростно, без всяких затей трахает ее в общественном туалете районного культурного центра, всего через каких-то пятнадцать минут после того, как они оба забросили своих детей в школу.

Ее трусики спущены до лодыжек, юбка задрана до талии. Он засунул ей руку под лифчик, мнет грудь, словно сырое тесто, а другой вцепился ей в бедро, долбя ее сзади.

Итан? И`ван? Да без разницы, думает она. Помнится только, что его сына зовут Хейден. Он сказал, что тот учится в одном классе с Элис, неопределенно ткнув рукой в сторону детишек, беспорядочной гурьбой вбегающих в школу под треск звонка.

Этот мужчина держался в сторонке от толпы юных аппетитных мамаш в тесных спортивных костюмах и нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу бизнес-леди, явно спешащих поскорей двинуть в свои офисы. Короткие каштановые волосы, малость худоват, на ее вкус, но так вполне себе ничего. Без обручального кольца. Это был единственный знак, который ей требовался, чтобы принять решение. Ее собственное колечко – платиновое, пускающее сейчас яркие лучики в резком свете люминесцентных трубок над головой – его, как видно, ничуть не смутило.

Она неловко приседает, когда мужчина судорожно содрогается, испустив сдавленный стон, и наваливается ей на спину. Вывернувшись из-под него, выпрямляется и одергивает юбку, пытаясь сохранять хоть какое-то подобие приличия.

Он уже повернулся к ней спиной, приводит себя в порядок возле раковины. Бросает скомканный обрывок туалетной бумаги и презерватив в унитаз, спускает воду. Застегивает ремень, после чего открывает дверь и нервно выглядывает в коридор.

– Э-э, Джессика, верно? Ты не хочешь… – начинает он.

– Просто уходи, – перебивает его она. Мужчина тянется к ней губами, чтобы поцеловать, но она резко отстраняется.

– Спасибо, – неловко бормочет он, закрывая дверь.

Она запирает ее за ним, садится на крышку унитаза. Недоверчиво качая головой, натягивает обратно колготки.

«До чего же меня все задолбало…» – мелькает в голове все та же мысль.

* * *

Добравшись до дому, Джесс принимает душ, смывая все следы Итана-Ивана. Наливает себе чашку кофе и выносит ее в сад.

Дождь перестал, и студеный зимний воздух покусывает кожу даже через одежду. Она садится на краешек одной из бетонных ступенек крыльца, лишь в джемпере и джинсах, босиком, со все еще сырыми после душа волосами. Джесс понимает, что не стоит тут засиживаться, но ей нравится, как холодный воздух освежает тело.

Сад у них большой и бестолковый. Трава вымахала чуть ли не по колено, из щелей между плитками дорожки вовсю пробиваются сорняки, кусты – не более чем разномастные пучки голых веток. Ее муж время от времени отпускает замечания по поводу «всего этого бардака», но она всегда говорит ему, что так ей больше по душе – когда природа идет своей собственной дорогой, не обращая внимания на закон и порядок.

Допив кофе, Джесс опускает взгляд на свои ноги. Кожа побелела, ногти уже попросту синие. Она начинает поеживаться. Самое время вернуться в дом, и она задумывается над тем, чем бы заняться до того, как надо будет ехать забирать Элис из школы.

Некогда Джесс работала, но с постоянными школьными разъездами это был натуральный кошмар. По работе она ничуть не скучает – это была такая же тоска, как и сейчас, – но хоть на что-то можно было отвлечься. Теперь же сосредоточиться абсолютно не на чем. Абсолютно нечем себя занять.

* * *

У школы она нервно оглядывает толпу, но, к счастью, Итана-Ивана нигде не видать. Джесс держится на самом краю детской площадки, не обращая внимания на болтовню других мамаш, – она терпеть не может изрекаемые ими банальности. Дверь открывается, и из-за нее один за другим начинают появляться дети, подталкиваемые учительницей к своим мамам.

А вот, наконец, и Элис. Тряся выбившимися из-под гребня кудряшками, мчится к Джесс с широченной улыбкой на своей симпатичной мордашке, школьный ранец все еще кажется слишком массивным по сравнению с ее хрупким тельцем. Джесс заключает ее в объятия, а потом поспешно подталкивает к машине, вполуха слушая ее болтовню о случившемся за день.

За рулем она то и дело поглядывает на дочь в зеркале заднего вида. Просто удивительно, как ей удалось породить такое чудесное, уверенное в себе существо – общительное, раскованное, грациозное, полное энергии. Единственное, что по-настоящему удалось ей в жизни, уныло думает она. Элис без умолку рассказывает про какую-то Джорджию, про Изабель, про Неда… Про каких-то безликих детей, которых Джесс никогда не видела.

– Ну а что Хейден? – бросает она дочери через плечо.

Элис мотает головой.

– Не знаю такого, – отзывается она, и Джесс чувствует облегчение. Меньше всего ей надо, чтобы дочь подружилась с этим мальцом, а то и пригласила его к ним домой.

Вот наконец они и дома. Элис сразу кидается к своим игрушкам, а Джесс принимается за приготовление ужина. Сегодня вечером она готовит говядину в красном вине – тщательно шинкует овощи, обжаривает мясо… Слышит, как в дом входит муж и как Элис мчится поздороваться с ним. Едва ли поднимает взгляд от готовки, пока не чувствует, как Патрик прижимается к ней сзади и, целуя в шею, бормочет ей в волосы:

– Вкусно пахнет…

– Я или ужин? – спрашивает она, и он смеется.

Обернувшись, Джесс смотрит, как муж выходит из кухни, на ходу снимая пиджак и стаскивая с шеи галстук. Беспристрастно оглядывает его.

Патрик никогда не отличался стройностью, но в последнее время совсем уж раздался. Воротничок рубашки едва сходится на шее, живот нависает над брючным ремнем.

Джесс вновь поворачивается к плите. Она несправедлива и знает это. Он любящий, отзывчивый, трудолюбивый… Полный набор определений идеального супруга. Следовало бы пользоваться этим на всю катушку, думает она, наливая себе бокал красного вина и отправляя остаток в бутылке на сковородку. Это с ним надо бы трахаться в общественных туалетах, а не неизвестно с кем. Может, тогда он не столь стремился бы получать это на стороне…

Джесс отходит от плиты, чтобы приложиться к бокалу, но рука мокрая после возни с мясом и овощами, и тот, выскользнув, разбивается вдребезги об пол.

– Мамочка? – слышит она крик Элис из гостиной.

– Все нормально, просто кое-что уронила. Не входи сюда.

Джесс опускает взгляд и, насупившись, смотрит на острые осколки стекла на плитках, вокруг которых медленно расплывается красная лужа. Один осколок кривится на нее с пола, острый кончик его нацелен в потолок. По-прежнему босиком – с их дорогущим подогреваемым полом ни обувь, ни носки не нужны, – Джесс поднимает правую ногу и заносит ее прямо над осколком. Медленно переносит на нее свой вес. Слышит треск, когда осколок ломается, а потом тоже скорее слышит, чем чувствует, как лопается кожа и стекло вонзается в мягкие ткани.

Хорошо!

Смотрит, как из-под ноги медленно выползает небольшая ярко-красная струйка крови, смешиваясь с более бледной и жидкой лужицей красного вина.

– Джесс! Да что ты, блин, творишь?!

Она чувствует, как руки Патрика обхватывают ее за плечи. Он оттаскивает ее от усыпанной осколками розовой лужи на полу, силой усаживает на стул. Джесс с размаху опускается на него. Патрик смотрит на нее, уперев руки в бока.

– Могла бы сообразить, – говорит он, наклоняясь и осматривая рану. – Блин, – бормочет почти про себя, прищурившись и пытаясь вытащить осколок из передней части ее ступни. – Придется зашивать.

– Я с этим сама разберусь, – говорит она. – Попрошу Нава приехать.

Патрик встает и смотрит на нее. Явно собирается выпалить что-то резкое, но прикусывает язык.

– Мясо я сам доделаю, – только и говорит он.

Джесс поворачивает ступню к себе, чтобы тоже посмотреть. Края пореза ровные и чистые, но сильно разошлись, из образовавшегося «рта» безостановочно сочится кровь. Патрик передает ей рулон бумажных полотенец, и она, кое-как обмотав ногу бумагой, хромает в ванную. Запирает за собой дверь и садится на закрытую крышку унитаза. Достает из шкафчика аптечку и открывает ее, пристраивает на краю ванны. Это не просто обычный домашний набор первой помощи: здесь целый набор разнообразных бинтов, марли, пластырей – все, что может понадобиться в подобной ситуации.

Джесс опять осматривает подошву ступни, после чего принимается за дело – стягивает края пореза вместе, промокает кожу вокруг раны и, как может, залепляет ее бактерицидными пластырями. Но кровь все равно просачивается наружу. Патрик прав – надо зашивать. Она достает телефон и отправляет эсэмэску. Сразу же приходит ответ.

«Я на работе, Джесс, в ночную смену. Обратись в обычную травму, как все нормальные люди».

«А я не нормальный человек, Нав, сам знаешь, – отвечает она. – Ладно, не к спеху. Когда можешь появиться самое раннее?»

На экране появляются три плавающие точки – он набирает ответ. Потом пауза. Джесс знает, что уже злоупотребляет их дружбой, но мысль об очередном травмпункте при каком-нибудь «центре доверия» ей совершенно невыносима. Все те же вопросы, вновь и вновь. Все те же взгляды, те же подозрения…

Телефон коротко звякает.

«Ладно. Завтра с утра. Я заканчиваю в больнице в 8».

И тут же продолжение: «Я не могу постоянно этим заниматься».

Вздохнув, она откладывает мобильник, заматывает ногу бинтом, как получается. Надевает носки – нужно скрыть рану от дочери.

Когда Джесс возвращается в кухню, Патрик с Элис уже сидят за столом. Патрик начинает подавать ужин. Уже не впервые она теряется в догадках, что это вдруг на нее нашло.

* * *

За ужином Элис рассказывает им, как прошел день в школе. Слова налезают друг на друга, рассказ выходит довольно бестолковый и бессвязный, но они внимательно слушают – терпеливые родители пятилетнего ребенка. Пока Элис тарахтит без остановки, Патрик задает ей вопросы в нужных местах – дочь, похоже, не замечает, что между ее родителями в очередной раз пробежала кошка.

Джесс наполняет ей ванну, потом укладывает спать. Читает ей сказку. Семейная идиллия. Элис умащивается под своим одеялком, и Джесс целует и обнимает ее. От малышки пахнет шампунем, теплом и невинностью, и она чувствует, как грудь ее переполняет любовь. Благодарит судьбу – неизвестно, в который уже раз, – что ребенок у нее абсолютно нормальный.

После нее к Элис заходит Патрик, желает дочери спокойной ночи, выключает свет. Джесс ждет в коридоре, но, закрыв дверь, он проходит мимо нее, не сказав ни слова, и спускается вниз. Она следует за ним в кухню и останавливается в дверях, когда муж достает пиво из холодильника.

– Прости, Патрик, – говорит Джесс.

Он медленно кивает, не глядя на нее. Открыв бутылку, подносит ее к губам, надолго приникает к ней.

– Завтра с утра я еду в Лондон, – произносит вместо ответа. – Выезжать надо рано. Лягу в гостевой комнате, чтобы не будить тебя. – И добавляет после паузы: – Я договорился о встрече с доктором Кроуфорд.

А потом без единого слова поворачивается и выходит в гостиную. Ей невыносима мысль об очередном тоскливом часе с доктором Кроуфорд – женщиной, которой на ее проблемы совершенно наплевать и которая ничего не понимает. Она вечно задает Джесс вопросы, на которые у той нет ответа. «Что заставляет вас наносить себе увечья? Чем, по-вашему, может кончиться подобное саморазрушение?» Джесс чудится скрытая угроза в этом вроде бы совершенно невинном вопросе.

Она слышит, как включается телевизор, из которого доносятся звуки футбольного матча. Патрик знает, что она терпеть не может футбол. Этим он сейчас говорит ей: «Держись от меня подальше. Я не хочу сейчас находиться рядом с тобой».

Джесс его в этом не винит. Она и сама не хочет находиться сейчас рядом с собой.

* * *

Укладывается в постель. Смотрит телевизор в их общей спальне – какой-то очередной документальный сериал про реальные преступления, – но всякие страсти на экране не настолько отвлекают ее от собственной жизни, как она надеялась. Через какое-то время Джесс слышит, как Патрик чистит зубы, а потом закрывает дверь гостевой спальни. Она никак не может решить, надо ли пойти туда и пожелать ему доброй ночи, еще раз извиниться, а потом понимает, что не стоит. Да и что ему сказать? «Прости, и я постараюсь больше такого не делать»? Совершенно никчемные слова, особенно когда она знает, что все это совсем не так.

Джесс выключает телевизор, погрузив комнату во тьму.

Лежит, уставившись в черноту перед глазами и медленно считая про себя в такт вдохам и выдохам. В комнате дочери ни звука, Патрик в гостевой спальне тоже затих. Она медленно проваливается в сон.

* * *

Как только ночь вступает в свои права, чья-то рука приподнимает крышку щели для писем на входной двери[2]. В прихожую льется некая жидкость, растекается по плиткам пола, пропитывает коврик у порога. А потом за ней следует кое-что еще – зажженная спичка.

Падает на пол, и в ту же секунду с фыркающим хлопком над полом взлетают языки пламени.

«Хэмпшир кроникл», 15 июля 1994 г.

УБИЙЦА ЖИВОТНЫХ ПО-ПРЕЖНЕМУ НА СВОБОДЕ –

ЖЕСТОКО ЗАРЕЗАНЫ УЖЕ 12 КОТОВ И КОШЕК

Садист, убивающий домашних животных и предположительно лишивший жизни уже восемь котов и кошек, окончательно распоясался, изувечив при помощи ножа еще четырех на протяжении последних двух месяцев. По данным КОПЖОЖ[3], целью преступника могли оказаться и другие домашние питомцы, учитывая тот факт, что в тот же временной период было заявлено о пропаже двух собак и четырех кроликов.

Мишель Смит, мать двоих детей, сообщила редакции, что ее отпрыски были «глубоко травмированы», когда, вернувшись домой в пятницу, обнаружили на крыльце дома своего любимого кота Стимпи, мертвого и с выпущенными наружу внутренностями. Нашим анонимным источникам в полиции известны и другие случаи, когда домашних животных находили освежеванными и выпотрошенными, причем не исключено, что и живьем, хотя данные факты еще требуют подтверждения.

КОПЖОЖ и Хэмпширское управление полиции, которые объединили усилия, чтобы поймать убийцу, просят всех граждан, заметивших подозрительные действия такого рода, срочно позвонить по телефону 101[4].

Всем владельцам домашних животных настоятельно рекомендуется не выпускать своих питомцев из дома, пока преступник не будет задержан.

Глава 2

Окна светятся оранжево-красным – пламя пляшет за стеклами, превращая внутренность дома в полную черноту. Густой дым карабкается по стенам, протягивая к небу свои серые пальцы.

Почти беззвучно метнувшись по ковру, пламя накидывается на занавески, мебель – буквально на все на своем пути. Стекла трещат от жара, темные струйки дыма ползут вверх по лестнице, просачиваются под двери.

Проникают и ей в ноздри. Проснулась она от собственного кашля, и от недостатка кислорода приходится натужно втягивать воздух полной грудью. Джесс открывает глаза. Вокруг практически беспросветная темень, но она видит какой-то туман, притаившийся по краям потолка. Тот парит в воздухе обманчивым призраком, густой и устрашающий. Она вновь заходится в кашле – кажется, что легкие чем-то намертво забиты.

И вдруг, прорвавшись сквозь одуряющую дремоту, сознание со щелчком включается. Джесс спрыгивает с кровати, натягивает на себя лишь старую безразмерную футболку и устремляется к двери. Дверная ручка на ней холодная, и она медленно толкает ее от себя в коридор.

Вся лестничная площадка второго этажа затянута дымом. С бешено забившимся сердцем Джесс инстинктивно падает на колени и ползет по ковру. Бросает взгляд вниз по лестнице, и ее передергивает от того, что она видит.

Входной двери не видно – вся прихожая объята пламенем. Целое море огня лижет край лестничного пролета. Треск пожара, заглушающий все остальные звуки, приводит ее в ужас. И тут она кое-что сознает. Пожарная сигнализация! Джесс поднимает взгляд сквозь серую завесу над головой, высматривая белые кругляши на потолке, которых здесь даже в избытке. Почему они не сработали? Почему не разбудили Патрика или Элис?

Мысль о родных пробуждает ее окончательно. Она вновь и вновь выкрикивает имя мужа, пока ползет по полу коридора, давясь, кашляя и ощущая за спиной жар пламени. Потянув на себя, открывает дверь комнаты дочери, врывается внутрь и трясет Элис, пытаясь разбудить. Дым здесь еще гуще, он уже почти заполнил комнату до самого потолка. Джесс понимает, что времени у них в обрез. Но Элис не двигается, ее глаза остаются закрытыми, дыхание натужное.

Крыльцо – прямо под окном гостевой спальни, где спит Патрик. Она оглядывается назад, молясь, чтобы ее муж уже успел выбраться. Туда никак уже не попасть. Пол коридора теперь полностью охвачен красно-желтым пламенем, вздымающимся до самого потолка. Она чувствует его удушающий жар, ковер начинает плавиться у нее под коленями.

Держа дочь на руках – та по-прежнему без сознания, – Джесс пинком захлопывает дверь, лихорадочно пытаясь сообразить, каким еще способом можно отсюда выбраться. Пригибается как можно ниже к полу и пробирается к окну.

До сада – обрыв в два этажа. Она знает, что как только откроет окно, приток кислорода еще больше взметнет пламя, и всматривается сквозь потемневшее от сажи стекло. Прямо под ними – поросшая высокой травой лужайка, но все равно. В мороз она будет твердой, как бетон.

Однако оставаться здесь почти неминуемо означает смерть для них обеих.

Теперь уже совершенно неконтролируемо кашляя, Джесс распахивает створки окна. Свежий воздух немного успокаивает легкие, но тут она слышит, как пламя у нее за спиной, взревев, резко набирает силу.

Неуклюже, по-прежнему с Элис на руках, она влезает на подоконник – ноги болтаются над бездной. Смотрит в лицо дочери. Непонятно, дышит ли Элис, и паника охватывает ее окончательно.

Смотрит вниз во тьму.

И прыгает.

Все тело сминается, когда Джесс ударяется о землю и на миг застывает в холодной траве, ухитрившись удержать Элис сверху. Чувствует, что стукнулась головой о что-то твердое, – похоже, что о край вымощенного бетонной плиткой дворика. Сотрясаясь всем телом от выброса адреналина, она поднимает взгляд на дом. Все окна ярко освещены, за ними бушует красно-желтое пламя. Окна эркера гостиной уже вылетели, выбитые неистовой вспышкой в тот момент, когда огонь глотнул насыщенного кислородом воздуха.

Джесс пробует двинуться, но жутко кружится голова, мутит, и она вновь опускается на траву, судорожно хватая ртом воздух.

Слышит вой сирен, видит синие всполохи на дороге. Появляются какие-то люди. Рядом с ней стоит мужчина в светоотражающем желтом комбинезоне, вызывая по рации медиков. Она видит пожарные лестницы, кругом кипит лихорадочная деятельность.

Дочь забирают у нее из рук. Джесс бессильно хватается ими за воздух.

– Куда вы ее тащите? – судорожно выдыхает она, глядя, как Элис уносят прочь. Откуда-то сбоку появляется фельдшер со «Скорой».

– Теперь ваша дочь в безопасности. Мы отвезем ее в многопрофильную, а скоро и вас тоже.

Джесс чувствует, как он ощупывает ее со всех сторон, проверяя, насколько она пострадала при падении.

– Я сейчас уколю вам кое-что, чтобы не было так больно, – говорит он.

– Мне совсем не… – начинает было Джесс, но она слишком выбилась из сил, чтобы спорить, когда в плечо ей вонзается игла.

Над ней склоняется пожарный.

– Кто еще в доме? – кричит он.

– Патрик, – бормочет она. – Мой муж. В гостевой спальне, которая окнами на эту сторону.

Сообщение тут же передается дальше, а Джесс все так и лежит в траве. Фельдшер пытается заговорить с ней, но она его не слышит. Не может думать ни о чем, кроме дочери.

К лицу ей прижимают кислородную маску. Вокруг шеи застегивают жесткий фиксирующий воротник.

Джесс чувствует траву у себя в волосах, футболка насквозь пропиталась влагой.

В голове все никак не укладывается то, что только что случилось, – пожар, скорость, с какой он распространился, языки пламени, уничтожившие ее дом. Ей нужен Патрик. Каждая частичка ее желает, чтобы с Элис все было хорошо. «Возьми лучше меня, – думает она, – все у меня возьми, кроме моей дочки!»

Эмоции захлестывают ее целиком, и Джесс начинает всхлипывать – слезы прокладывают чистые белые дорожки на перемазанном сажей лице. Ее несут в «Скорую». Все тот же фельдшер сидит рядом, когда машина мчится в больницу, завывая сиреной, и держит ее за руку.

– Скоро приедем, – говорит он. Лицо у него доброе, понимающее. – Не надо еще болеутоляющего?

– Нет, – шепчет Джесс. Все словно занемело, думает она. Весь ее мир потерял чувствительность.

День второй Вторник

Глава 3

Вид у полисмена, стоящего возле ленты ограждения, довольно бледный. День морозный – трава похрустывает от холода, лужи замерзли намертво. Кара выбирается из машины. Дыхание вырывается у нее изо рта облачками пара; она притоптывает ногами, стараясь сохранить тепло.

За спиной у нее детектив-сержант[5] Ной Дикин приканчивает сигарету и, бросив окурок, затаптывает его каблуком.

– Готов? – спрашивает она, и он кивает, угрюмо поджав губы в нитку.

Охрана места происшествия выдает им белые защитные комбинезоны, и они влезают в них, неуклюже подпрыгивая вначале на одной ноге, а потом на другой, натягивают поверх обуви пластиковые бахилы и пластиковые перчатки поверх тех, что уже были на них. Подлезают под ленту ограждения и идут по тропинке, ступая по пластиковым подкладкам, разложенным криминалистами, уже наводнившими лес. В тусклом утреннем свете те кажутся какими-то неземными существами, призрачными фигурами, двигающимися среди деревьев. Время от времени окрестности озаряет всполох фотовспышки – кто-то из криминалистов фиксирует обстановку на месте преступления.

Автомобиль обнаружили около пяти утра. Мужчина, прогуливавший собаку, заметил кровавые мазки на краске кузова и лужу чего-то красного, скопившуюся под багажником. Вскоре после этого Кару разбудил телефонный звонок, грубо выдернув из темноты. Быстро одевшись, она прыгнула за руль и помчалась на вызов, подхватив по дороге Ноя.

Наконец она видит машину. Это минивэн «Форд Гэлакси» – излюбленная тачка множества мамаш, возящих детей в школу. Бледно-голубой, старый и довольно потрепанный. Один из задних фонарей разбит, на земле валяются мелкие осколки красного пластика. Задняя дверь задрана к небу, над багажным отсеком склоняется долговязая фигура в белом комбинезоне.

Вокруг автомобиля уже расставлены большие переносные светильники на металлических треножниках, и Кара щурится на их яркий свет.

Стоящий возле машины замечает их и выпрямляется, потягивая спину.

– Детективы… – произносит он. Она узнает его по голосу и по фигуре – осанистой, высокой, явно не пролетарской.

– Доктор Росс, – отзывается она. – Я старший детектив-инспектор Кара Эллиотт, а это детектив-сержант Дикин.

– Старший детектив-инспектор? Похоже, руководство решило подогнать тяжелую артиллерию… – Вздохнув, он отворачивается от машины. – Ну и дела тут…

Росс немного отступает, давая им заглянуть в багажник. Обоих передергивает, рука Кары взлетает ко рту. Она знала, чего ждать, но, увиденное собственными глазами, это все равно вызывает шок. Такая бесчеловечность…

– Ни хрена себе! – слышит она рядом с собой голос Ноя, глухой и осипший.

Кара опять заглядывает в багажник, пытаясь сохранять бесстрастность. Одеяло сдвинули вбок, открыв два мертвых тела. Судя по всему, женских, думает она. Одежда порвана, колготки распороты, голые ноги…

И буквально повсюду кровь. Красно-бурые пятна и потеки на обнаженной коже, пропитавшаяся ею одежда стала красной.

– Есть какие-то представления о причине смерти? – спрашивает она.

– На первый взгляд – проникающие ножевые у обеих девушек, – отвечает судебный патологоанатом. – Хотя мне нужно переправить их в морг, чтобы окончательно в этом убедиться. Что же касается времени смерти, то после убийства прошло где-то от трех до восьми часов, но лучше меня на этот счет не цитируйте. Трупное окоченение в полной стадии; тела еще сравнительно теплые.

– А когда мы получим официальный отчет?

Доктор Росс оглядывает машину.

– Всяко не раньше завтрашнего дня. Дайте нам как минимум сутки, прежде чем начать нас дергать.

Он передает Каре пластиковый пакетик для улик, и она подносит его к свету. Внутри – два водительских удостоверения. Она изучает лица на фото. Молодые двадцатилетние девчонки, с длинными темными волосами, почти детские улыбки. Ничем не похожие на то, что сейчас прямо перед ней.

– Нашли у них в карманах, а еще немного наличных, – добавляет доктор Росс.

– Выходит, не ограбление.

– Это уж не мне судить, старший детектив-инспектор.

Дикин забирает у нее пакетик и переписывает имена и фамилии к себе в блокнот.

Кара заставляет себя еще раз заглянуть в багажник. Тела свалены друг на друга, брошены без всякой мысли о людях, которыми они не так давно были. Вдобавок…

Она встряхивает головой, пытаясь выбросить увиденное из головы. Кто же способен такое сотворить? Только тот, для кого не существует никаких границ, кому неведомы никакие колебания. Тот – а она уже почти уверена, что это именно «тот», а не «та», – кто полностью лишен способности к состраданию.

Кровь натекла из машины, собравшись лужей в грязи под ней. Кара замечает две глубокие зарубки прямо поперек бампера.

– А насчет этого что думаете? – спрашивает она у доктора Росса, показывая на них. Зарубки абсолютно прямые, дюймов шести в длину.

– Что лично я думаю? – Росс делает рубящее движение ладонью, и Кару опять передергивает. – Удар достаточной силы, даже чтобы пробить пластик. Криминалисты снимут слепки, когда я закончу.

С Кары уже достаточно. Она отходит от багажника и открывает дверцу, чтобы заглянуть на заднее сиденье. На его обивке тоже лужицы крови, кровавые брызги и потеки по всему салону и даже на потолке. На резиновых ковриках перед сиденьем, похоже, следы рвоты, и даже сквозь защитную маску она чувствует, что автомобиль провонял мочой и по́том. Запах страха.

Кара прокашливается. Пора заняться делом.

– Как думаешь, убили их прямо здесь? – опять обращается она к Дикину, который заглядывает ей через плечо.

– Не исключено. Видела отметины у них на запястьях? Их явно связывали или сковывали наручниками. Он хорошо подготовился.

Они переходят к передней части машины, открывают бардачок, заглядывают под сиденья. Кара хочет все осмотреть сама, хотя знает, что криминалисты все здесь обработают, возьмут на учет абсолютно все, что тут оставлено, – биологический материал, пальцевые отпечатки, вещественные улики… Но на первый взгляд вроде ничего в глаза не бросается.

Кара кивает на прощание Россу, и они идут по тропке обратно. Дикин приподнимает ленту, когда напарница подныривает под нее. Снимают защитные комбинезоны, и Кара нажимает на кнопку пульта, открывая машину. Оба забираются внутрь, радуясь возможности хоть как-то укрыться от пронизывающего холода.

Дикин почти сразу же прикуривает сигарету и глубоко затягивается. Опускает стекло и выдувает дым на холодный воздух. А Кара, прижав пальцы к губам, размышляет, наблюдая за передвигающимися по месту преступления криминалистами.

Погибли две женщины. Скорее даже девчонки. Она вспоминает, во что они были одеты: блестящие топы, колготки, короткие юбки…

– Решили отдохнуть вечерком? – произносит она.

– В понедельник? – Ее напарник еще раз затягивается, и Кара переводит взгляд на него. Ной Дикин из тех людей, которые курят так, будто приобрели эту привычку с самого рождения. И это полностью соответствует его обычному внешнему виду – сегодня на нем облегающая рубашка с распущенным и свободно болтающимся галстуком и темные джинсы. На ком-нибудь другом все это казалось бы обычными обносками; Дикин же в подобном наряде всегда умудрялся выглядеть стильно, причем без всяких усилий со своей стороны.

– Студентки? – предполагает Кара.

– Но что они тут делали?

Они находятся сейчас в натуральной глуши, более чем в десяти милях от ближайшего населенного пункта.

– Девушки возвращаются домой, он их подбирает на дороге и похищает? – отзывается Кара.

Она с завистью поглядывает на сигарету. Конечно, ей и раньше доводилось видеть трупы, но только не такие. Ничего похожего. Какие мысли возникли в головах у этих девчонок, когда он завез их сюда? Когда сковывал наручниками? Они наверняка были в полном ужасе…

Звонит телефон Кары, прерывая эту вереницу мыслей. Она переводит его на громкую связь.

– Шеф? Вы на месте? – Голос одного из детективов-констеблей из ее группы – старательного, тихого парнишки по имени Тоби Шентон – наполняет салон машины.

– Да, на месте. По госномерам есть уже какая-то инфа? – спрашивает у него Кара.

– Машина со вчерашнего вечера числится в угоне, – отвечает он, и Кара вздыхает. – Владельца уже везут в отдел для беседы.

– Хорошо. Ной сейчас отправит тебе имена и фамилии потерпевших. К тому моменту, как мы вернемся в отдел, я хочу знать про них абсолютно все.

– Вы ведь не хотите, чтобы я… – запинается Шентон, и Кара сразу перебивает его:

– Нет, не переживай, Тоби. Я не хочу, чтобы ты известил родственников, предоставь это нам. – Ной рядом с ней закатывает глаза, она снисходительно улыбается ему. – Просто проделай всю подготовительную работу.

– Шеф… – Шентон опять медлит. – А это правда, что говорят?..

Кара хмурится. Все это обязательно выплывет. Подробности подобного двойного убийства, столь уникального, столь демонстративного, разойдутся по отделу особо тяжких преступлений за какие-то минуты, сколько бы они ни пытались держать их в тайне.

– Да, правда.

– Что этих девушек…

Кара бросает взгляд на Ноя. Тот еще раз затягивается сигаретой, уставившись в окно.

Она припоминает внутренность машины. Два тела – измятых, изломанных. Два окровавленных обрубка шеи – белые кости, бурая плоть, обрывки сухожилий. И две головы, уткнувшиеся друг в друга. Небрежно сброшенные в багажник, словно какой-то мусор, – мокрые волосы слиплись от крови, остекленевшие глаза широко раскрыты…

– Да, – произносит она наконец. – Их обезглавили.

Глава 4

Время проходит, как в тумане. Джесс помнит «Скорую», помнит, как пыталась спрашивать про Элис, про Патрика, когда ее закатывали на каталке в больницу, яркие лампы дневного света над головой. Помнит врачей, сменяющие друг друга лица перед глазами…

Очнувшись, она моментально понимает, где находится. Узнает звуки: попискивание аппаратуры, голоса в коридоре, поскрипывание резиновых подошв по линолеумному полу… Узнает чувство грубых простыней у себя на коже.

Она в больничной палате – голубая занавесочка ширмы задернута, отделяя ее от остальных пациентов.

Слышит, как совсем рядом с ней скрипнул стул – кто-то сидящий на нем поменял позу. Там какой-то мужчина, крупный малый в черной куртке, потертых джинсах и больших тяжелых ботинках.

– Кто вы? – спрашивает она. Голос у нее сиплый, горло дерет.

– Как вы себя чувствуете, миссис Амброуз?

– Сама не пойму, – отвечает она. Но тут же все вспоминает, и волной накатывает страх. – Где Элис? Где моя дочь?

– Она в реанимации, вместе с вашими родителями, – говорит мужчина. – Она здорово наглоталась дыма, и у нее была дыхательная недостаточность из-за отравления угарным газом. Но самое худшее уже позади, все с ней будет хорошо.

Джесс пытается сесть, но очень кружится голова.

– Мне нужно ее увидеть, – выдавливает она, но мужчина качает головой.

– Не сейчас, миссис Амброуз. Мне нужно поговорить с вами о том, как именно погиб ваш муж, прежде чем мы разрешим вам повидаться с дочерью.

– Мой муж… – повторяет Джесс. – Так Патрик погиб?

У мужчины хватает порядочности принять виноватый вид.

– Простите… Я думал, вы в курсе. Пожарные обнаружили тело в гостевой спальне. Насколько я понимаю, это был ваш супруг?

Джесс медленно кивает. Начинает плакать. Что, черт возьми, произошло? Как Патрик мог погибнуть? Он был там, просто был там же, где и она, – в их доме. Он сегодня собирался в Лондон. Кто-нибудь уже звонил ему на работу? Кто-нибудь разговаривал с его родителями? Надо ли ей…

– Не могли бы вы рассказать мне про вчерашний вечер? – спокойно спрашивает мужчина.

– Так вы из полиции! – С быстро забившимся сердцем она передергивается, стиснув зубы. Знакомая конвульсия тревоги. – Я не хочу с вами разговаривать.

Он выпрямляется на стуле. Меряет ее взглядом. Все так же спокойно произносит:

– Это все равно никуда не денется, Джессика. Чем раньше вы мне все расскажете, тем скорее мы все проясним и вы сможете увидеть дочь.

– Проясним? О чем это вы? – Но тут она все сознает. Бросает на него яростный взгляд сквозь слезы. – Вы думаете, это моих рук дело?

– Это был поджог. Кто-то намеренно устроил пожар.

– Это не я!

– Ну так расскажите мне, что произошло. – Мужчина делает паузу, и она чувствует, как он изучает ее лицо на предмет какой-то реакции. – Разве вы не хотите увидеть Элис, миссис Амброуз?

Она кивает. Да, хочет, больше всего на свете!

Он передает ей бумажный платочек из стоящей на тумбочке коробочки, и она вытирает глаза, сморкается. Сопли на платочке черные от сажи.

Джесс мотает головой.

– Я вообще-то мало что помню, честно говоря. Я проснулась, учуяла дым. Вышла из своей спальни. Повсюду был огонь. Я схватила свою дочь и выбралась из дома единственным путем, который у меня оставался.

– Вы вызвали пожарных?

– Нет, не вызывала.

– А почему?

– Ну… я не знаю. – Действительно, почему она сразу не позвонила в «три девятки»? Ей просто не пришло в голову. В такой панике она могла думать только про дочь.

– Почему вы с мужем спали в разных комнатах?

– Ему рано утром надо было по делам. Он не хотел меня тревожить.

Мужчина кивает, о чем-то размышляя. Выглядит он не так, как она ожидала бы от офицера полиции: смугловатый, задумчиво-хмурый, с всклокоченными волосами и с как минимум недельной щетиной. И еще она улавливает какой-то странный запах: не то чтобы неприятный, но немного затхлый, и вроде как слегка отдает соляркой или еще каким-то топливом. Это напоминает ей запахи гаража.

– А как к вам обращаться? – спрашивает она. – Детектив…

– Гриффин, – подсказывает он. – А в последнее время вы не замечали ничего странного?

– Странного?

– Кого-нибудь, кого вы раньше не замечали в вашем районе. Кто наблюдал бы за вами, за вашим домом… Ваш муж не упоминал чего-нибудь в этом роде?

Джесс пытается припомнить.

– Нет, вроде ничего такого в голову не приходит.

– В вашем доме есть видеонаблюдение или сигнализация?

Она мотает головой.

– Жаль.

Джесс замечает, что его взгляд перекидывается на ее левую руку, на прямые белесые линии, четко выделяющиеся на коже. Джесс поспешно натягивает одеяло, чтобы прикрыть их.

– Датчики дыма, – отвечает она. – Они почему-то не сработали.

Гриффин опять кивает. Джесс замечает, что он ничего не записывает, просто слушает, все с тем же хмурым видом.

– Когда вы их в последний раз проверяли? – спрашивает он.

Она не может припомнить. Открывает было рот и тут же закрывает его опять. Не знает, что еще ему сказать, чтобы он ей поверил.

Но тут занавеску отдергивают вбок, и перед ними появляется еще один мужчина. Гриффин встает и пятится назад, как только замечает бейджик на шнурке и стетоскоп на шее мужчины.

– Джесс! Прости, я примчался, как только узнал… Ты как?

При долгожданном виде своего старого друга Джесс сразу испытывает облегчение. Врач поворачивается, словно только что заметив другого мужчину, стоящего возле кровати Джесс.

– Нав Шарма, – представляется он, протягивая было руку, но Гриффин уже уходит, опустив голову и ссутулившись.

Нав опять поворачивается к Джесс, присаживается на стул, на котором только что сидел детектив. Берет ее руки в свои.

– Нав, ты уже видел Элис? – спрашивает она.

– Да. Она очнулась, но все еще на кислороде, соображает плохо, с жуткой головной болью. – Он улыбается, но ей хорошо видны бессонная ночь и беспокойство у него на лице. – Реаниматологи тут – настоящие мастера своего дела. Она в хороших руках, лучше не найдешь. И я прекрасно знаю свою крестницу, она девочка сильная. Настоящий боец.

– А мои мама с папой?..

– Они за ней присматривают.

Джесс чувствует себя значительно лучше, зная, что ее родители сейчас рядом с дочерью. Она представляет себе свою маму, нежно гладящую Элис по волосам. Папу, который суетится вокруг, отслеживая каждую мелочь.

– Так ты как? – мягко повторяет Нав.

Его доброта опять вызывает у нее слезы, и он склоняется к ней, сжимает в крепких объятиях. Джесс приникает к нему. От него пахнет антисептиками и долгой ночью в больнице. Нав медленно отпускает ее.

– Соболезную насчет Патрика, – произносит он. – Он был… он…

И тут же умолкает, мрачно опустив уголки губ и прикрыв глаза. Она слабо улыбается другу, стиснув его руку. Нав делает глубокий вдох, берет себя в руки и вновь смотрит на нее. Джесс знает, что он гораздо сильней расстроен, чем сейчас показывает, но его профессионализм берет верх.

– А они знают… – начинает было он, но она сразу же перебивает его:

– Конечно же, знают, Нав! Это записано во всех моих медицинских карточках! – Произносит она это более резко, чем намеревалась, и сразу же ощущает укол вины. Следует пауза, и она знает, что Нав неотрывно смотрит на нее. Ей не нравится быть человеком, которого он сейчас перед собой видит. Слабым, больным. Жалким.

Джесс опускает взгляд, все еще сжимая в кулаке сырой бумажный платочек. Замечает черноту у себя под ногтями, грязные разводы сажи, въевшиеся в кожу.

– А кто это был? – наконец спрашивает Нав.

– Полицейский.

Обернувшись, он смотрит на дверь, в которую вышел Гриффин, но в коридоре пусто.

– Они не дают мне повидаться с Элис. Они думают, что я… – Голос Джесс сходит на нет, и Нав кивает с мрачным выражением на лице.

– Знаю. Твоя мама мне уже сказала.

– Присмотришь за ней, хорошо? – просит Джесс, ощущая, как начинают тяжелеть веки. Тело ее совершенно измотано, нуждается в энергии, чтобы оправиться.

Присутствие Нава дарит ей покой. Он ее самый старый и лучший друг – с тех самых пор, как они познакомились в одной местной забегаловке во время учебы в университете. Нав тогда тусовался в компании разгульных студентов-медиков, по уши накачанных алкоголем и тестостероном, а Джесс тихо проводила вечер в компании подруг. И в самый разгар вечера, невнятно извинившись, Нав блеванул ей прямо на туфли.

На следующий день – непонятно каким образом – он ее разыскал и вручил новенькую пару кроссовок. Это был совершенно неожиданный жест, хотя и полностью соответствующий тому, что на деле представлял собой Нав. Хорошо воспитанный, предупредительный, щедрый… Она с готовностью доверила бы ему даже собственную жизнь. И вот теперь доверяет ему жизнь своей дочери…

Джесс закрывает глаза.

– Обещаю, – слышит она голос Нава, когда ее разум постепенно уплывает в никуда.

Глава 5

Кара замечает, как коллеги сразу начинают перешептываться, едва они с Дикином вновь оказываются в отделе полиции. Две молодые женщины. Убиты. Обезглавлены. Она знает, что теперь все будут следить за каждым ее шагом, чтобы посмотреть, как она управится с этим делом; вполне можно предположить, что уже заключены кое-какие пари касательно времени, которое пройдет до первого ареста. Хотя вряд ли у кого-нибудь хватит наглости в этом признаться.

– Эллиотт! – слышит Кара рев с другого конца комнаты и, повернувшись, видит старшего детектива-суперинтенданта Марша, стремительно направляющегося к ней.

Ее непосредственный начальник находится под постоянным давлением и, похоже, живет лишь на лошадиных дозах никотина и кофеина, отчего всегда бледен, как покойник. Вот и в данный момент лицо у него серое, щеки под выступающими скулами запали внутрь, в руке чумазая кофейная кружка. Он на ходу прикладывается к ней, кривится и велит ближайшему детективу-констеблю по-быстрому сгонять за свеженькой.

Взмахом руки Марш приглашает Кару в ее собственный кабинет, а потом пристраивает свои тощие ягодицы на краешке ее письменного стола и складывает руки на груди.

– Насколько я понял, владелец машины – это тупик, – объявляет он, сразу переходя к делу.

Кара снимает куртку и садится в свое кресло.

– На вчерашний вечер у него железное алиби, – подтверждает она, повторяя то, что сообщил ей Шентон по пути с места преступления. – Но родственников уже известили, а бойфренд одной из девушек ждет внизу.

Их подчиненные хорошо поработали. Обе убитые девушки и впрямь оказались студентками. Умными, трудолюбивыми, усердными молодыми женщинами, которых ждало светлое будущее. И родственники в других концах страны.

Каре не хочется этого признавать, но она рада, что не ей пришлось нести ужасные вести. Ей слишком уж часто доводилось это проделывать. Родители с пепельными лицами, обезумевшие мужья, рыдающие жены… Нет никакого благопристойного и не затрагивающего чьих-то чувств способа сообщить кому-то о смерти любимого человека в результате жестокого убийства.

– Отлично. Посмотрим, что получится из него добыть. – Марш хмурится, глядя в открытую дверь кабинета на белую доску в большом зале, превращенном в штаб расследования. Шентон уже прикрепил в самом ее верху изображения погибших девушек – увеличенные фото из их студенческих билетов. Ниже – имена черным маркером. Мариша Перес. Энн Лис. Обе улыбаются, в полном неведении о своем ближайшем будущем.

– Камеры наблюдения что-нибудь дали?

Кара указывает на компьютер, за которым сейчас сидит Шентон. Над его плечом склоняется Дикин.

– Как раз сейчас этим и занимаемся.

Марш кивает.

– Держи меня в курсе, – приказывает он.

Кара выходит вслед за ним в штаб расследования, а потом смотрит, как начальник направляется к своему собственному кабинету, подхватив по пути новую кружку кофе и почти залпом заглатывая обжигающе горячую жидкость.

– Дикс! – зовет Кара, и Дикин оборачивается. Она головой показывает на дверь – мол, давай за мной.

Время заняться сердечным дружком одной из девушек.

* * *

Рик Бейкер молод, стильно одет и нервничает. Парень, похоже, из тех, кто меняет подруг, как перчатки, и явно завсегдатай спортзала. Доставив Рика в отдел, они усадили его в допросной, заставив полчасика попотеть: и впрямь рубашка на нем вся мокрая и липнет к спине.

Кара и Дикин усаживаются напротив него. Включают видеозапись, делают стандартное объявление о добровольном участии в допросе, и в этот момент вид у парня такой, будто он вот-вот расплачется. Беседу ведет Дикин. Время дорого, а Кара знает, что в Ное есть что-то, что позволяет ему моментально завязывать контакты с мужчинами. Начинает он мягко, выразив свои соболезнования по поводу столь страшной потери. Малый кивает, крепко сжав губы.

– Можете сказать нам, когда вы в последний раз видели Маришу? – спрашивает Ной.

– Вчера. Где-то перед обедом. Мы договорились кое-чем заняться сегодня, а вчера ей хотелось чисто по-девичьи провести вечерок с Энн.

Кара видит, что парень всеми силами пытается держать себя в руках, но потом лицо его кривится, и он все-таки не может сдержать слезы.

Дикин смотрит на Кару и едва заметно поднимает бровь. Ей сразу понятно, что Ной хочет ей этим сказать: либо перед ними и впрямь убитый горем бойфренд, либо он изо всех сил пытается таковым выглядеть.

Дикин передает ему бумажную салфетку.

– И куда они планировали податься? – спрашивает он.

Рик вытирает глаза. Громко сморкается.

– В «Рефлекс». Как обычно. Это такой клуб в городе, в стиле восьмидесятых. Надо мне было с ними пойти! Надо было настоять, чтобы они раскошелились на такси до дома, в кои-то веки!

Кара выпрямляется на стуле.

– А как они обычно добирались домой?

– Просто пешком. Но вчера вечером было холодно, так что они могли… – Его голос сходит на нет. Парень мотает головой. – Иногда они голосовали на шоссе. И их всегда кто-нибудь подбирал. Мариша только смеялась надо мной, когда я беспокоился на этот счет; говорила, что они вдвоем, что все будет нормально… – Он поднимает взгляд. Глаза его покраснели. – Но вышло совсем не так, верно?

Дикин подается вперед, глядя несчастному парнишке прямо в глаза.

– Но вы же не могли этого знать, – произносит он. – А что вы сами делали вчера вечером?

Рик рассказывает им про события своего вечера. Писал курсовик у себя в комнате. Около одиннадцати лег спать.

– Кто-нибудь вас видел? – спрашивает Ной.

Разумеется, никто.

* * *

Они закругляют допрос. Рик уходит. Кара с Ноем смотрят, как он толкает двойные двери, выходит на морозный январский день.

Кара бросает взгляд на Ноя. Тот надолго задумывается, после чего проводит рукой по волосам.

– Не наш парень, согласна? – произносит он.

– Он невысокий, но сильный, мог запросто все это проделать. Но угнать машину, час ехать на ней из города, убить их подобным образом… Какой тут мог быть мотив? – Кара кривит губы. – Мы взяли у него образцы, и кто его знает, что там скажут эксперты… Но нет. Не думаю, чтобы это был он.

– Так ты что, хочешь сказать, что они просто случайно попались кому-то на глаза? – спрашивает Дикин. Оба разворачиваются и начинают подниматься по лестнице обратно в кабинет.

Кара не отвечает на его вопрос. Она знает, о чем он думает. Подавляющее большинство преступлений совершается людьми, близкими к жертве. Внезапный приступ ярости во время ссоры, прочие очевидные мотивы… Таких легко найти. А вот нечто подобное – когда преступник откуда-то ниоткуда и звать его никак, – это уже гораздо сложнее.

Они открывают дверь в штаб расследования. Остается лишь старая добрая полицейская рутина. Камеры видеонаблюдения. Криминалистическая экспертиза. Подомовые и поквартирные обходы. Вся эта тоскливая мутота. Изучение свидетельских показаний, пока что-нибудь вдруг не выплывет.

Кара бросает взгляд на часы на стене – уже почти четыре часа дня – и понимает, что не будет дома к ужину.

Потому что ниже часов появились новые фото, снятые этим утром на месте преступления. Шентон уже получил их из криминалистической лаборатории, и они требуют ее внимания. Она с трудом отводит глаза от мертвых девушек, отсеченных голов, от различных частей машины, отмеченных смертью. Окровавленные задние сиденья, отпечатки ладоней по всем дверям, красные мазки на потолке… Кара хмурится. Дикин улавливает выражение ее лица.

– О чем думаешь? – спрашивает он.

– Да просто… – Она тычет пальцем в одно из фото с места преступления. – Все в этой сцене просто визжит об исступленном нападении под влиянием момента. Эти удары ножом. Эта кровь… Явный намек на близость и что-то сугубо личное.

– Да. И?..

– Но место совершения – эта жопа мира, плюс отсеченные головы… – Она смотрит на Ноя. – Это больше похоже на что-то запланированное. Ему нужны были соответствующие инструменты, подходящий тип ножа… И зачем было их обезглавливать, Дикс? Когда мы сочли бы это нормальным?

– Когда надо как-то избавиться от тела?

– Верно. Но это совершенно не та ситуация.

– Может, он передумал? – Они стоят бок о бок, лицом к белой доске. В абсолютно одинаковых позах – скрестив руки на груди, с одинаково хмурыми лицами.

– Изнасилование пошло не по плану? – предполагает Ной. – Они сделали что-то, что его разозлило, и он потерял контроль над собой?

– Это же как надо выйти из себя, чтобы устроить такую бойню? – бормочет Кара. – Для простого убийства все это уж слишком.

Кара не хочет заканчивать свою мысль. Дикин и так понимает, что творится сейчас у нее в голове, но ему кажется, что произнести это вслух – лишь испытывать судьбу.

Если этот тип настолько потерял контроль над собой, мрачно думает она, то одним разом все явно не ограничится. Очень высока вероятность того, что он сделает это снова. И скоро.

Глава 6

Когда Джесс опять просыпается, в больничной палате значительно темнее. Она чувствует себя одурманенной, с трудом пытается сообразить, сколько прошло времени.

Смотрит на стул рядом с кроватью. Нав обмяк на нем, голова его завалилась под неудобным углом, темные волосы спадают на лицо – он крепко спит. Он явно куда-то уходил и вернулся – под ногами у него сумка, через спинку стула перекинута куртка.

Даже в присутствии верного друга она чувствует тоску и одиночество. Вспоминает про Патрика – про то, как они поссорились вчера вечером. О том, как разошлись по своим комнатам, даже не поцеловав друг друга на ночь…

Джесс начинает плакать, судорожно всхлипывая. Все, чего ей сейчас хочется, – это увидеть мужа, обнять дочь. Элис потеряла отца. Ей следует сейчас быть рядом с ней. Да как они вообще могут думать. что она имеет ко всему этому хоть какое-то отношение?

Но тут Джесс слышит за занавеской приглушенные голоса, прекращает плакать и изо всех сил вслушивается. Тон настойчивый. Обсуждают что-то важное.

– Вот только то, что в датчиках дыма не оказалось батареек, вовсе не означает, что она убила своего мужа!

Джесс узнает голос – это опять тот самый мужчина-детектив, говорит резко и раздраженно.

– Но ее отпечатки на лейке, в которую был налит керосин, – это о чем-то тебе говорит? – Женщина на сей раз, тон явно недовольный. – И у нее есть приводы, ты вообще читал ее досье? Ну естественно, не читал!

Голова у Джесс идет кругом. Почему-то она до сих пор верит, что пожар был просто несчастным случаем. Что какая-то неисправность в проводке или поврежденная розетка вызвали искру. Но это?.. И они знают! О том, что произошло два года назад. Про то, что…

– Я категорически не согласен.

– Гриффин, при всем должном уважении, мне совершенно насрать. Ты больше не работаешь в полиции. Это не твое дело. Тебе нельзя даже просто здесь находиться.

Джесс поднимает голову и через узкий просвет в занавеске видит лицо той женщины. Губы поджаты, глаза смотрят в пол. Вид у нее такой, будто она с трудом сдерживается, чтобы не сказать еще сотню вещей в том же духе.

– Ты спрашивала ее про сережку?

– Серьезно, Гриффин, эта твоя версия…

– Так спрашивала?

– Эта сраная сережка не имеет абсолютно никакого отношения к другим делам! Это отдельное расследование. Мое расследование. Далеко не все связано между собой, как ты себе вообразил. – Пауза. Глубокий вдох, а потом долгий выдох. – Ну хорошо. Как только врач даст добро, мы арестуем ее и тогда сможем спросить.

– А когда это произойдет?

– Да хоть прямо сейчас, будь моя воля! Но она брякнулась с довольно большой высоты, и я не хочу, чтобы она окочурилась у меня в камере. – Мужчина собирается что-то сказать, но женщина его перебивает: – Серьезно, Гриффин. Хватит уже. Держись подальше от моего подозреваемого, я тебя предупредила.

Джесс слышит громкие шаги, когда женщина решительно уходит прочь, а потом быстро закрывает глаза, когда чья-то рука отдергивает занавеску. Она представляет, что там стоит тот самый мужчина, Гриффин, – который, как выяснилось, никакой не детектив, который вроде как на ее стороне. Ждет каких-то вопросов от него, но потом слышит резкий выдох, занавеску опять задергивают на место, и звук его тяжелых ботинок стихает вдали.

Опять открыв глаза, Джесс чувствует скопившиеся за ними слезы. Поднимает руки, опасливо трогая повязку. Смотрит на трубку капельницы, спускающуюся к руке. Она прикована к больничной койке, а эта женщина-детектив намерена арестовать ее – поскольку уверена, что она убила своего мужа и пыталась убить свою дочь! Дочь, которую ей не позволяют увидеть, которую она не может взять на руки, успокоить и сказать ей, что все будет хорошо. Какая же она после этого мать?

Джесс может объяснить свои отпечатки пальцев – это наверняка ее собственная лейка, которую она уже миллион раз использовала в саду. Но керосин? Про это она ничего не знает. И да, она смотрела полицейские сериалы на «Нетфликсе»[6] – в курсе, что раз у полиции есть версия, то только ей они и будут следовать. Они полностью зашорены, совершенно слепы к другим возможным вариантам.

Ей уже доводилось иметь дело с полицейскими вроде этой женщины. Полицейскими с холодными, безразличными глазами, нацеленными на нее, и только на нее, и даже не думающих переместить их на кого-то еще. Джесс помнит, как ей заломили руки за спину. Помнит холодный металл у себя на запястьях, колючий гравий под щекой. Помнит чувство полнейшей беспомощности и свое полное убеждение, что она никогда не допустит, чтобы такое с ней когда-нибудь произошло еще раз.

Во рту пересохло, язык шершаво ворочается во рту, так что Джесс тянется за стаканом, стоящим на тумбочке, отпивает из него. Вода противно теплая.

Смотрит на Нава. Тот по-прежнему беспробудно спит, завалившись на бок. Джесс понимает, что ей придется сделать. И что ей придется сделать это прямо сейчас.

Она садится на кровати. Голова кружится и слегка подташнивает, отчего трудно даже просто опустить ноги к полу. Трудно, но не невозможно.

Смотрит на канюлю в своей руке и снимает пластырь, после чего медленно вытаскивает иглу. На месте укола тут же расцветает красный цветок. Джесс выдергивает бумажную салфетку из коробки на тумбочке и крепко прижимает ее к вене. Ерзает на кровати, и вот обе ноги уже на полу. Медленно встает и бросает взгляд на Нава. Но он даже не пошевелился. Тело обдает холодком. На ней одна лишь больничная рубашка, не застегнутая на спине.

Свою футболку она нигде рядом не видит – и с ужасом сознает, что детективы наверняка забрали ее в качестве вещественного доказательства. Открывает шкафчик рядом с кроватью и молча благодарит свою мать – здесь оставлено несколько основных туалетных принадлежностей и стопка совершенно новой одежды: нижнее белье, тренировочные штаны, джемпер… Джесс одевается, натягивает носки и пару кроссовок. Наскоро причесавшись, стягивает волосы высоко на затылке в конский хвостик, всеми силами стараясь привести свою истерзанную внешность в порядок. Пробует изобразить улыбку на лице. Все получится. Должно получиться.

Она подходит к Наву и осторожно вытаскивает у него из-под ног сумку. Ставит ее на кровать, роется внутри.

Вскоре пальцы нащупывают холодный металл, и Джесс вытаскивает ключи от машины. Вовремя вспомнив, вынимает все наличные из бумажника.

– Прости, Нав, – шепчет она.

Джесс понимает, что это плохая мысль. Знает, что, когда она в таком состоянии, хуже всего игнорировать советы врача, но это совершенно другой случай. Это чрезвычайная ситуация.

Хотя – оставить здесь дочь?..

Стоя на подгибающихся ногах, Джесс отдергивает занавеску вбок – палата вроде пуста – и осторожно движется из своего закутка к двери.

Идет по указателям в отделение интенсивной терапии. Двери по пути открываются автоматически. Уже довольно поздно, и больничные коридоры пусты. Никто ей не препятствует.

Но тут Джесс останавливается. В дверях отделения реанимации стоит мужчина в хорошо узнаваемой черной форме – взгляд выжидающий, руки за спиной. Он кивает, улыбнувшись, когда мимо него проходит кто-то из врачей, и Джесс понимает, что сегодня ей своей дочери не видать.

Она быстро ныряет обратно за угол, тяжело дыша, уже на грани слез. Ей просто хотелось проведать Элис, взять ее за теплую ладошку, поцеловать ее, сказать ей, что все будет хорошо! Но там мама с папой, говорит себе Джесс. Она помнит сотни случаев в прошлом, когда ее родители командовали врачами, терпеливо сидели возле ее кровати, сколько бы времени на это ни требовалось. Может, сама она и не может увидеть Элис, но сейчас это самые близкие для нее люди…

Джесс разворачивается. Можно еще вернуться в свою палату. Можно положиться на полицию – на то, что они все-таки докопаются до правды. Но неуютное чувство, которое сопровождает эту мысль, быстро выталкивает ее из головы.

Джесс вновь пускается в путь по больничным коридорам. Минует двух медсестер, о чем-то болтающих в уголке, и уверенно улыбается им. «Покурить», – бросает им на ходу. Обе хмуро смотрят на нее, но без всяких вопросов пропускают, и она с облегчением выдыхает, когда они остаются позади.

Выискивает взглядом указатели к главному вестибюлю. Сердце готово выпрыгнуть из груди – Джесс убеждена, что в любой момент кто-нибудь заметит ее и оттащит обратно в палату, на сей раз в наручниках. Но, наверное, уже слишком поздно, или все слишком устали. Как бы там ни было, никто ее не останавливает.

Наконец она видит перед собой двойные двери главного входа. Здесь народу побольше – медсестры пьют кофе в «Косте», заскучавшая девушка за регистрационной стойкой смотрит в свой компьютер. Но достаточно лишь кому-то одному узнать ее, и все – игра окончена.

– Эй! – слышится совсем рядом чей-то голос, кто-то хватает ее за рукав.

Джесс оборачивается, дыхание у нее перехватывает.

– Вот, вы уронили, – говорит какой-то мужчина, протягивая ей пятифунтовую банкноту.

Она берет ее дрожащей рукой.

– Спасибо, – каркает в ответ.

– Вам чем-нибудь помочь? – спрашивает он.

– Нет, нет, все нормально. Просто иду покурить. – Джесс улыбается, со все еще напряженным лицом.

– В такую погоду? – удивляется мужчина. Она смотрит на двери. Дождь льет стеной, лужи затопили весь тротуар. А у нее даже нет куртки. Он вроде как в сомнениях: смотрит на нее как на психбольную, удравшую из отделения на третьем этаже.

Джесс опять улыбается.

– Я быстренько. – Выдавливает смешок. – Меня сняли с метадона[7], так что никотин теперь единственный наркотик, который мне дозволен.

Эта тактика срабатывает, и мужчина пятится от нее.

– Ну вы уж поаккуратней, – мямлит он и спешит прочь.

Дождь еще сильней, чем она предполагала. Джесс за какие-то секунды промокает до нитки, одежда липнет к телу, вода струится по лицу. Она как можно быстрее движется к автомобильной стоянке, замерзшая, с кружащейся головой, пытаясь вычислить, в каком месте искать черный «Рено Клио» Нава.

Идет вдоль рядов машин на верхнем уровне многоэтажной парковки, то и дело нажимая кнопку на ключах. Холодный ветер пробирается под промокший джемпер, и ее начинает бить озноб. И тут наконец оранжевая вспышка. Джесс молча возносит молитву, благодаря Нава за то, что он человек привычки, спешит к машине, бросается внутрь и захлопывает дверцу, отгородившись от дождя и ветра.

Но куда ехать?

Есть Нав. Можно поехать к нему домой. Спрятаться там, пока он сам не вернется туда.

Можно к родителям. Но они все еще в больнице. С Элис.

Джесс с содроганием сознает, что у нее больше нет никаких друзей. По крайней мере, таких близких, к которым можно постучать в дверь на ночь глядя и сказать: «Привет! Не желаете укрыть подозреваемую в убийстве?»

Есть единственное место, в котором ей точно не зададут никаких вопросов.

И это ее собственный дом.

Глава 7

Дом непонятно на чем держится. Измызганная сине-белая полицейская лента хлопает на ветру.

Джесс останавливает «Рено» за белым грузовым фургоном и глушит мотор. Присматривается через боковое окошко с опущенным стеклом. Ей слышен шум проезжающих автомобилей в нескольких перекрестках от нее, но в остальном вокруг пусто. Время на цифровых часах в машине – семнадцать часов тридцать четыре минуты.

Зрелище разрушенного дома ужасает, но Джесс не может отвести взгляд. Переломанная масса черного и серого, крыша в левой части отсутствует – провалилась туда, где, как она знает, некогда находилась гостевая спальня. В которой спал Патрик. У нее вырывается всхлип, и она прячет лицо в ладонях, сотрясаясь всем телом. Если б не та ссора, они бы спали в одной постели. И он остался бы в живых.

То, что после случайного знакомства несколько лет назад Патрик положил на нее глаз, оказалось для нее полной неожиданностью, и Джесс даже еще больше удивило, когда он предложил ей выйти за него замуж. Она тогда считала себя совершенно непривлекательной. Слишком уж запутавшейся, слишком сломленной. Патрик оказался добрым, веселым, любящим мужем – и терпимо относился ко всем ее проблемам. Он просто хотел, чтобы ей стало лучше. Чтобы она стала нормальной.

Но теперь его нет. И ее дом разрушен.

Джесс открывает дверцу машины и стоит на пронизывающем холоде. Она понимает, что ничего не осталось, но что-то в ней так и тянет ее войти внутрь. Большинство окон по фасаду выбиты, в саду перед домом беспорядочная куча обломков, еще какие-то разномастные головешки аккуратно разложены под стенами – явно теми, кто расследовал поджог. Ей видно большую желто-белую наклейку на входной двери: «Вход воспрещен! Место преступления!»

И это все, что от него осталось? И это то, что сейчас представляет собой ее первый собственный дом, который они купили вместе с Патриком – на тот момент ужасающий образчик архитектуры семидесятых, любовно превращенный ими в уютное семейное гнездышко? Дом, в который они привезли свою новорожденную дочь, где та плакала по ночам, где сделала свои первые шаги?

Джесс сердито вытирает слезы, из-за которых все расплывается перед глазами. Нет смысла и дальше тут стоять. Она уже забирается обратно за руль, когда вдруг видит другой автомобиль, подъезжающий прямо к дому.

Это старомодный серый «Лендровер». Водитель выходит и прислоняется к дверце. Вспышка крошечного пламени зажигалки вдруг резко освещает его лицо, когда он наклоняется, чтобы прикурить сигарету. Джесс успевает лишь различить темные волосы и щетину. Это тот мужчина из больницы – Гриффин. Сначала там, теперь здесь… Это не просто совпадение; он явно интересуется тем, что с ней произошло. Но почему?