Черная вселенная E-Book

Макс Максимов

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 264

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Черная Вселенная старше нашей на триллионы триллионов лет. В ней действуют иные законы физики, а звезды давно погасли, погрузив планеты в вечную тьму. Россия, США и Китай отправляют в Черную Вселенную исследовательские станции. Спустя несколько лет полета астронавты НАСА высаживаются на планете, поверхность которой полностью состоит из зеркал. А потом связь с ними прерывается. Российская экспедиция, прилетевшая через три месяца после американцев, принимает решение найти коллег в этом враждебном черном мире.

Leseprobe

Макс Максимов Черная вселенная

Макс Максимов. Фантастика от звезды YouTube

© Максимов М., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

1. В Черной Вселенной вас ждет лишь ужас и смерть

Попытка понять Вселенную – одна из вещей, способных приподнять человеческую жизнь над уровнем фарса и придать ей черты высокой трагедии.

(Стивен Вайнберг, лауреат Нобелевской премии по физике)

– В вашей статье предполагается, что во время инфляционного расширения от Вселенных ответвляются другие Вселенные, и этот процесс тянется из бесконечного прошлого к настоящему моменту времени.

– Да.

– Вы считаете, что не может существовать «ничто» и всегда было «что-то»?

– Да.

– И после нас будет бесконечность? Бесконечно долго будет существовать «что-то»?

(кивает)

– А позади нас уже лежит бесконечность? Бесконечное количество Вселенных появлялось и исчезало до вот этого нашего разговора? Бесконечное количество времени уже прошло?

– Все верно.

– Объясните тогда мне следующее: если позади нас на шкале времени лежит бесконечность, то как мир смог преодолеть эту бесконечность и дойти до этого самого момента времени, в котором мы сейчас находимся? Чтобы оказаться в текущем моменте, кому-либо или чему-либо надо пройти по шкале времени предыдущие годы, а если их там бесконечно в бесконечном числе по очереди возникающих Вселенных, то как эти годы смогли оказаться пройдены? Это невозможно. Значит, должно быть «начало» всего.

– Тут нет ничего парадоксального. Например, перед нулем существует бесконечное количество отрицательных целых чисел, и что? Ноль не имеет права на существование из-за этого? Мы возникли в какой-то момент этой бесконечности времени, а потом исчезнем, и нет тут логического парадокса. Никакого «начала» быть не может, потому что тогда возникает закономерный вопрос – а что запустило это «начало»? Что было до «начала»?

– Числовая шкала плохой пример, ведь, чтобы нам оказаться в точке ноль, не надо вести пальцем по числовой прямой слева из бесконечности направо к нулю бесконечно долго. А чтоб нам или не нам, а чему угодно попасть в текущий год, необходимо было пройти предыдущие годы, которых бесконечно много. Если свести разговор к его сути, то выходит, что до нас была бесконечность по шкале времени, которая к этому моменту пройдена, а если она пройдена, то это не бесконечность, а значит, было начало.

– Стоп! Вы оба неправы и оба правы одновременно! Не могло быть начала, потому что, как было сказано выше, возникают вопросы: «Что подтолкнуло мир к его началу? И что было до начала?», и не могло быть до нас бесконечного пройденного времени, потому что в таком случае оно никакое не бесконечное, раз пройдено. Проблема заключается не в одном из двух ваших утверждений, а в обоих сразу: мир не мог существовать вечно и не мог существовать не вечно. Вот он – настоящий парадокс.

* * *

Если бы они знали… если бы они только могли знать…

В Черной Вселенной вас ждут лишь ужас и смерть…

Тихая Гавань – ближайшая от прохода в Черную Вселенную планета. Планета с полностью зеркальной поверхностью: с зеркальными, будто алмазными, скалами с бесконечным числом граней и ребер, с зеркальными равнинами и расщелинами. Космический корабль «Гефест» прибыл на Тихую Гавань час назад. Вместе с экипажем из тридцати семи человек он принес огонь в этот мир темноты.

Полусфера рассеянного света исходила из «Гефеста», стоящего позади только что ступивших на чужую планету троих людей, одетых в оранжевые комбинезоны. На лицах у всех были кислородные маски, закрывающие рот и нос, головы их прикрывали обтягивающие капюшоны, за спинами висели кислородные баллоны.

Стоя в круге света корабля посреди вечной ночи Черной Вселенной, командир экспедиции, сорокапятилетний Максим Храмов, с тревогой смотрел вдаль. Дождь бил по зеркальному плато, и в свете прожекторов этот ненастоящий пейзаж выглядел как рисунок импрессиониста – будто водная гладь, переливающаяся широкими мазками желтой краски.

Купол света «Гефеста» был радиусом не более ста метров, а за его границей – лишь тьма, таящая в себе неизвестность. Тьма уходила далеко за пределы планеты и тянулась практически на бесконечное количество световых лет во всех направлениях.

По форме «Гефест» напоминал консервную банку диаметром тридцать пять метров, крышка которой была в виде конуса. Выглядел он словно сплюснутая ракета высотой двенадцать метров. В космосе корабль вращался вокруг своей оси и создавал искусственную гравитацию.

Дождь шипел ровным звуковым тоном. Звезд на небе не было видно не из-за нависшей тучи, а из-за того, что никаких звезд в этой Вселенной не осталось. Последнее поколение звезд закончило свою жизнь триллионы лет назад, став черными дырами, вокруг одной из которых и обращалась Тихая Гавань, делая оборот чуть менее чем за семьдесят пять земных лет. Эта Вселенная была настолько старая, что осознать ее возраст человеку не представлялось возможным: что такое триллионы триллионов лет? Эти величины времени не получится сопоставить ни с чем, что бы окружало нас в нашем мире. Черная Вселенная была стара как сама бесконечность.

Под ногами космонавтов шевелятся искаженные в кривом мокром зеркале отражения их самих, и образы эти выглядят зловеще, будто искусственные человеческие копии ходят они по ту сторону поверхности в мире зазеркалья и повторяют действия настоящих людей, словно передразнивают. Отражения тут повсюду, на каждой грани. В мире Тихой Гавани негде спрятаться от оживших рисунков с неправильными пропорциями, разве что полностью выключить свет, и только тогда, погрузившись в непроглядную темень, уродливые двухмерные изображения уйдут обратно в небытие.

Слева от Максима Храмова, задрав голову и сморщив лицо из-за падающих капель воды, стоял и рассматривал черное беззвездное небо Альберт Иванович Еврин – старый ученый-космолог, лауреат Нобелевской премии по физике. Невзирая на температуру воздуха минус пятьдесят семь градусов по Цельсию, вода здесь оставалась в жидком состоянии, потому что температура ее замерзания в этой Вселенной составляла минус семьдесят три градуса.

Альберт Иванович поправил кислородную маску и смахнул холодные капли со лба ладонью. Еврин огляделся и впервые спустя год и восемь месяцев полета ощутил страх из-за осознания того, что находится в том месте, в котором он не был создан. В месте, с которым он причинно-следственно не связан в прошлом. В месте, где все работает не так, как дома.

«Что ожидать от параллельной Вселенной? – думал Еврин. – Какие тут могут быть неведанные нам законы природы? Что может произойти здесь с нами? Это так удивительно и одновременно жутко».

Все фундаментальные параметры Черной Вселенной были не такими, как те же параметры нашей Вселенной. К примеру, протоны, нейтроны и электроны здесь отличались по массе на десятые доли процентов, а следовательно, атомы и молекулы основного газа в атмосфере Тихой Гавани тоже отличались от своих аналогов в нашем мире и представляли собой что-то среднее между азотом и углеродом. Основной газ атмосферы планеты назвали «другой азот». Все газы, которые были ранее обнаружены спутниками в Черной Вселенной, назывались так же, как и газы таблицы Менделеева, только к их названию добавлялось слово «другой». В Черной Вселенной была своя тонкая настройка фундаментальных параметров, позволяющая этому миру не рассыпаться на элементарные частицы и дающая ему возможность существовать в таком состоянии, которое может воспринимать человек из нашей Вселенной.

Прежде чем послать на Тихую Гавань людей, туда были отправлены картографические и метеорологические зонды, а также тридцать шесть навигационных спутников, по которым можно было бы ориентироваться, находясь на поверхности планеты. Атмосфера Тихой Гавани состояла на 99 процентов из другого азота. В оставшийся процент входили более легкие газы, такие как другой гелий и другой аргон. Воздушная среда была прозрачная, на 16 процентов менее плотная, чем на Земле. Давление составляло ноль целых восемь десятых атмосферы. Диаметр планеты был почти в два раза больше земного, но гравитация тут ниже на 19 процентов, что прямо свидетельствовало либо о низкой плотности материи, из которой состояла планета, либо о меньшей гравитационной постоянной этой Вселенной, а может, верны оба тезиса. В любом случае «Что скрывалось под слоем зеркал?» – один из важнейших вопросов экспедиции. Погода на Тихой Гавани изменялась за счет какой-то энергии, исходящей из самой планеты, но какой именно – это еще предстояло выяснить.

Обнаружить планету во Вселенной, в которой нет практически никакого излучения, задача сложная. Тихую Гавань и черную дыру, вокруг которой она вращается, нашли с помощью гравитации: в проход между Вселенными были запущены спутники, и по их отклонениям от прямой траектории вычислили положения небесных тел. Тихая Гавань была единственной планетой в этой системе. Систему и саму черную дыру назвали Пустота-1.

Анатолий Звезда стоял в пяти метрах позади Храмова и Альберта Ивановича. Толя являлся геодезистом-картографом, и было ему пятьдесят три года. Коллеги по этой экспедиции шутили над Толей, мол, в этой беззвездной Вселенной, Толик, единственная звезда – это ты.

Взгляд Толи метался между планшетным компьютером с выведенной на экран картой места посадки и окружающей местностью, а именно – того небольшого участка, видимого в свете «Гефеста».

– Ничего не понимаю, – бубнил Толя, – бред какой-то.

Опытный картограф, работавший на Луне и Марсе, никак не мог сориентироваться на местности. Звезда был уверен, что они приземлились не по тем координатам, которые прислала им пропавшая здесь экспедиция из США. Американский корабль «Спейс Игл» прибыл на Тихую Гавань раньше российского на три месяца и четыре дня, и практически сразу американцы перестали выходить на связь. Китайская экспедиция стартовала с Земли позже и будет на планете через полтора месяца.

Толя, нахмурившись, посмотрел налево на зеркальный скалистый хребет, иссеченный вертикальными ребрами граней. Хребет находился метрах в восьмидесяти на границе света и тьмы, и не было видно ни начала его, ни конца. Даже верхушка этой гряды была скрыта в черноте за куполом света. В этом рельефном образовании отображались лучи нагрудных фонарей людей и прожекторов «Гефеста», а также и сам корабль, который в отражении был весь изрезан, изломан ребрами огромной кристаллообразной стены.

– Нет этих гор на карте, – произнес Толя тихо сам себе, – нет…

Подробные карты Земли, Марса, Луны и многих других небесных тел Солнечной системы создали благодаря фотоснимкам со спутников, что возможно только при освещенности поверхностей снимаемых объектов. Но в Черной Вселенной не было света. В таких условиях можно было создать только карту рельефа, используя георадар, подобно тому, как создавали карту Венеры из-за ее непрозрачной атмосферы. Но от идеи георадара отказались в пользу лидара. Такая карта имела очень мелкий масштаб, и считывались с нее лишь крупные элементы линейным размером более тридцати метров. Толя понимал, что горная цепь, которую он сейчас наблюдает, должна быть на его карте, но вместо цепи гор на ней было изображено относительно ровное плато.

Расстояние от прохода между Вселенными до Тихой Гавани составляет четыре световых месяца. Современные ионные двигатели позволяют разогнать космический корабль до двадцати процентов от скорости света. Когда русские поняли, что команда США пропала, они сразу же отправили сообщение об этом в сторону прохода, к Земле, но, учитывая огромное расстояние, сигналу требуются те самые четыре месяца, чтобы дойти до адресата, и дойдет он до Земли лишь через месяц относительно текущего дня. После чего в земном центре управления примут какое-то решение и пошлют сигнал обратно на «Гефест», и идти он будет тоже четыре месяца. Максим Храмов, не дожидаясь ответа с Земли, самостоятельно принял решение продолжить исследовательскую миссию. Все члены экипажа поддержали эту идею. Командир китайского корабля «Чанчжэн» («Великий поход») спустя неделю узнал о происшествии и тоже не стал менять курс.

И вот сейчас, приземлившись, как утверждает геолокация, возле американского корабля, они выяснили, что никакого корабля тут нет, а местность эта совершенно не соответствует местности на карте.

Растерянный Толик, приподняв брови, смотрел в свой планшет и чесал затылок. Дождь стал сильнее.

Храмов прошел несколько метров вперед, шлепая ногами по луже.

– Это точно то место? – командир спросил по рации, встроенной в кислородную маску.

– Судя по координатам, да, – ответил Толя, – но на карте черт-те что показано. Карта говорит, что тут равнина сплошная и никаких хребтов нет.

– Если на карте гора, а на местности равнина, значит, мы не там, где надо, тут и думать нечего, – Храмов повернулся к Толе и Альберту Ивановичу. Командир прищурился из-за слепящего света «Гефеста». Все трое отбрасывали длинные тени по направлению от корабля.

– Я думаю, нам прислали не те координаты, – произнес Толя, вытирая капли с лица.

– Чтобы сориентироваться по спутникам, нужно учитывать фундаментальные параметры Вселенной, – сказал Еврин, – такие, как скорость света и теорию относительности. Тут все другое.

– В программе была учтена только скорость света, – сказал Толя, – здесь она выше на семь процентов. Если бы была какая-то большая ошибка, в десятки или сотни метров, то мы, когда были на орбите, увидели бы ее.

– Увидели бы… – тихо произнес Храмов.

– Как бы вы увидели ошибку? – спросил Еврин. Ученый оттопырил кислородную маску и почесал седые усы.

– Что значит как? – важно начал Толя. – Чтобы посадить «Гефест» по координатам, нам необходимо было определить его местоположение на орбите относительно спутников. Ошибку в ориентировании нашего корабля моя программа бы показала. А ошибки не было. Мы прекрасно сориентировались относительно системы координат Тихой Гавани.

– А далее ты внес координаты посадки американского корабля, так? – спросил Альберт Иванович.

– Да. И вот мы сели по этим координатам.

– Толя, а ты можешь сейчас определить наше местоположение? – спросил ученый.

– Так оно определено же.

– А можно как-то заново переориентироваться?

– Можно, но зачем?

– Сделай, пожалуйста, есть у меня одна гипотеза.

Толя принялся тыкать пальцем в сенсорный монитор. Он сбросил спутниковое ориентирование, созданное, когда они были на орбите, и вновь запустил поиск спутников. Спустя несколько секунд приемник обнаружил четыре спутника и выдал ошибку при определении своего местоположения.

– Ого, – Толя сдвинул брови, – вот это да. Ну-ка, еще разок.

– Что там? – спросил Храмов.

– Погодите…

Толя опять сбросил ориентирование и запустил его заново.

– Ошибка сто семнадцать километров, триста двадцать метров, пятьдесят три сантиметра, – произнес картограф.

Анатолий посмотрел на Еврина, а потом на Храмова. Вид у Звезды был растерянный.

– Это точно не по моей вине, – начал оправдываться Толя, – а то сейчас начнется: намерил не пойми что, Толик криворукий… Это все эти ваши поломанные законы физики виноваты. Все тут с ног на голову в этой Вселенной, все наперекосяк.

Еврин залез рукой под маску и снова почесал усы, задумчиво глядя сквозь Толика.

– Знаю я вас, – бухтел Толя, третий раз пробуя сориентировать приемник, – как тогда, на Марсе, когда точки под геологию разметили не там… сразу во всем был виноват Звезда…

– Как работает теория относительности в этой Вселенной, мы знать не могли, – задумчиво произнес Еврин, – для этого необходимо было проводить измерения еще и возле массивных небесных тел.

– Что вы имеете в виду? – спросил Храмов. – Что время тут искажается по-другому?

– Похоже на то, – ответил ученый, – это объясняет тот факт, что, когда мы были на орбите, сориентировать наше местоположение по спутникам вышло точно, а сейчас, когда мы на поверхности планеты, где время течет иначе, приемник выдает огромную ошибку. На Земле тоже есть такой релятивистский эффект, и он учитывается при спутниковой навигации.

– Ошибка в навигации из-за теории относительности тут предполагалась, – сказал Толя, – примерно такая же, как и на Земле, может, чуть больше, в пределах десяти метров. И плевать все хотели на эту ошибку, ведь, чтоб ориентироваться на Гавани, нам не нужна такая точность. Но чтобы сто семнадцать километров…

У всех трех кораблей изначально были точные места посадки. Американцы должны были сесть в экваториальной зоне, русские в районе Северного полюса, а китайцы в районе Южного. Но когда «Спейс Игл» подлетал к планете, то выяснилось, что в той области, где планировалось приземление, бушевала гроза. Американцы сели южнее.

Альберт Иванович принялся рассуждать:

– «Спейс Игл» сел, его система навигации, будучи сориентированной еще на орбите, оказавшись на поверхности планеты, определила координаты места посадки с ошибкой. И далее они отправили эти координаты нам. Значит, «Спейс Игл» находится где-то в радиусе ста семнадцати километров.

– И свет у них выключен, – сказал Храмов, – иначе мы бы увидели их, когда садились.

– Круг радиусом сто семнадцать километров соответствует площади сорока трех тысяч квадратных километров, – сказал Еврин. – Площадь Москвы чуть больше одной тысячи квадратных километров. Это я говорю, чтобы вы понимали масштаб бедствия.

– Н-да… – протянул Храмов, – во тьме на их поиски уйдет много времени.

– А можно как-то использовать картографический спутник? – спросил ученый. – Если его запрограммировать пролететь над предполагаемым местом посадки «Спейс Игла» и отсканировать это место, а потом на снимках искать корабль?

– Идея хорошая, но разрешение не позволит увидеть корабль такого размера, – сказал Толя, – но мы поступим иначе, мы отснимем всю эту площадь лидаром с коптера.

– Сколько это займет времени? – спросил Храмов.

– Точно скажу позже, но навскидку, может, неделю, – ответил картограф, – а может, нам повезет, и мы наткнемся на них сразу.

Все трое разбрелись по сторонам, но далеко не расходились, оставались в зоне света «Гефеста» и в зоне видимости друг друга: Толя не спеша прошел метров двадцать в сторону скал и замер, разглядывая эти фантастические кристальные наросты на теле планеты, Альберт Иванович остался практически на месте, разве что сделал пару шагов к трещине длиной метров пять и шириной полметра, заглянул в нее и ничего, кроме воды, там не обнаружил, а Храмов ушел дальше всех, дойдя до размытой границы света и тьмы, врезался в эту границу лучом своего нагрудного фонаря и осветил небольшой сектор за ней. Максим сделал несколько шагов во тьму. По левую руку продолжалось ровное плато, а по правую Храмов увидел нечто напоминающее торосные гряды Арктики – нагромождения обломков льда высотой несколько метров. Тут, конечно же, это был не лед, а все те же неизвестные науке рубленые и отшлифованные местной природой множественные структуры, которые уходили за пределы видимости фонаря. Динамика игры света в этих гранях-зеркалах была огромная: все переливалось и сверкало, свет преломлялся и двигался по каждой грани, отражался и попадал в глаза, на мгновение ослепляя, потом снова смещался в сторону и снова попадал в глаза. За ореолом света в отражении покачивались десятки кривых изображений Храмова. Стоявшему вдали от людей Максиму стало не по себе от вида множества своих копий. Он попятился, не решаясь повернуться спиной к двойникам. Храмов был высокообразованным человеком – окончил Московский авиационный институт, получив специальность летчик-космонавт, и потому являлся стопроцентным «технарем» и прекрасно понимал, что отражение в зеркале – это лишь сформированное на сетчатке глаза и переданное в мозг представление об объекте, и нет на самом деле на гранях никаких оживших рисунков, но сейчас животный страх взял верх, и потому Храмов все пятился и пятился, пока не оказался вновь в круге света «Гефеста», выйдя из вязкой черноты.

– Какие у вас тут еще есть способы ориентирования? – раздался из рации голос Альберта Ивановича. Храмов развернулся и бодро зашагал в сторону коллег.

– Спутники пока что отпадают, – начал перечислять Толя, – магнитного поля нет, поэтому магнитные компасы мы сюда и не брали, по звездам тоже не сориентироваться, остается только гироскопический компас.

Толя и Храмов подошли к Еврину.

– Гирокомпасы встроены в каждое транспортное средство? – спросил Альберт Иванович.

– А то! – Толя кивнул. – Конечно, в каждое. У нас этих гирокомпасов тут навалом. Хоть магазин открывай!

* * *

Если бы они могли представить, какая беда их ждет…

…эти отражения… нет, это не монстры, не демоны, которые вылезут из зеркал… если бы это были монстры, если бы это были демоны…

…если бы они знали, они, вероятно, стартовали бы с Тихой Гавани прямо сейчас, позабыв о своих научных задачах, и никогда бы больше не вернулись в Черную Вселенную, в которой человеческому сознанию грозит…

2. На этой планете есть жизнь?

Все члены экипажа готовились к выполнению своих прямых обязанностей, иначе говоря – все собирались на работу. Одной из главных целей экспедиции был поиск жизни на Тихой Гавани, и, учитывая, что тут есть жидкая вода, вероятность выполнения этой задачи была высока. В нашей Вселенной внеземную бактериальную жизнь давно нашли на Марсе, в пещерах Луны, на Энцеладе, на Европе и много где еще, и вот теперь, благодаря открытию Альберта Еврина в соавторстве с биологом Уильямом Райтом, который тоже полетел сюда и пропал вместе с американской командой, у человечества появился шанс заглянуть в чужую Вселенную и поискать жизнь там. В состав экипажа «Гефеста» входили пилоты, бортинженеры, техники, ремонтники, кибернетики, врачи, геологи, физики, метеорологи, сейсмологи, геофизики, программисты, биолог и картограф. Команду можно было разделить на две категории: на ученых, которых было меньше по численности, и на людей, обслуживающих корабль, то есть контролирующих и, в случае неполадок, ремонтирующих всю его электронику, двигатель, навигацию, функции жизнеобеспечения. Суммарное количество поставленных научных задач было более тысячи. Команде планировалось провести на Тихой Гавани четыре месяца.

Толя сидел на раскладном стуле за пластиковым столом в своей светлой каюте в «Гефесте» и вводил в квадрокоптер данные маршрута аэросъемки над участком, где, вероятно, мог находиться «Спейс Игл». Каюта была небольшая – два на три метра, как и у всех тут. Стены и потолок каюты были серого цвета, а светло-коричневый пол с узором древесины имитировал паркетную доску. Когда «Гефест» летел сквозь космос и вращался, создавая гравитацию, стена с иллюминатором, та, что напротив двери и возле которой стоит кровать, становилась полом, а к дверному проему крепилась лестница, по которой можно было вылезти из каюты. Иллюминатор Звезда только что закрыл шторкой, потому что в освещенных зеркалах ему мерещились движения и это вызывало дискомфорт. Толя понимал, что это лишь игра разума. Отражения вызывали неприятные чувства не только у Толи и Храмова, а у всей команды. Но обсудить это необоснованное на первый взгляд волнение они еще не успели.

* * *

Анатолий Звезда был из тех людей, про кого говорили – человек улыбается всем лицом. Так оно и было. Улыбка Толи казалась невероятно выразительной. Если он улыбался, то сиял весь. Но особенно сияли его глаза. Внешне Толик отдаленно напоминал советского актера Савелия Крамарова. В свои пятьдесят три года Толя выглядел неплохо: гладко выбритое лицо молодило его, он был достаточно стройным, не имел хронических заболеваний и даже сохранил все зубы, несмотря на то, что иногда покуривал табак. Конечно же, об этом никто не знал, иначе никакая медкомиссия не пропустила бы его не то что на Тихую Гавань, а даже на Луну, куда он отправился впервые двадцать лет назад. После создания ионных двигателей выход в космос и перелет на другую планету стали гораздо проще, и в связи с этим количество людей, участвующих в тех или иных работах вне Земли, резко возросло. Вместе с развитием технологий постепенно падали требования по здоровью к космонавтам, и спустя десятилетия эта планка снизилась до уровня, соответствующего уровню требований для экспедиции в Антарктиду. Впервые на Луну Толик попал по знакомству – срочно был нужен помощник геодезиста-картографа, а Звезда в это время был безработный, но с опытом зимовки на станции «Восток», что находится как раз в Антарктиде, и с хорошими рекомендациями с прошлого места работы. На самом деле рекомендации были подделаны и никаких хороших отзывов о Толике с прошлых мест не было. Вообще Звезда был не очень ответственным человеком, но в жизни ему часто везло. Ко всему прочему, у него была особенность: он мог притвориться очень интеллигентным человеком (кем он, конечно же, не являлся), и даже речь его в эти моменты сильно менялась – из его фраз пропадали слова-паразиты, а предложения он намеренно удлинял, чтоб казаться умнее. Еще Толик пил. Можно сказать даже, что у Толика была вторая стадия алкоголизма. Но уникальным алкоголиком Толя был не только потому, что он первый в истории алкоголик-космонавт, а потому, что он мог резко перестать быть алкоголиком. К примеру, он мог пить каждый день по вечерам на протяжении года, при этом утром просыпаться с ясной головой и идти на работу. А когда требовали обстоятельства, Звезда мгновенно на несколько лет превращался в трезвенника, как это было, когда он полетел впервые на Марс. Толя был добрым человеком, и когда он выпивал, то становился еще добрее и веселее. Главной гордостью Толи было то, что он смог собрать на Марсе самогонный аппарат. Случилось это во второй его командировке, когда база на Марсе уже разрослась в огромное поселение с населением в три сотни человек. У Звезды там была отдельная комната, в которой он и соорудил свою машину. Весь выхлоп от самогоноварения выбрасывался через вытяжку в атмосферу Красной планеты. Толик – первый, кто пьянствовал на Марсе, да так, что никто этого не замечал на протяжении нескольких недель вплоть до окончания Толиной смены. Семьи у Звезды не было.

* * *

Закончив вводить данные для маршрута коптера, Звезда надел на спину кислородный баллон и вышел в общий коридор, кольцом проходящий по всему кораблю. По внешней стороне кольцевого коридора были двери в однотипные каюты и в небольшой спортзал. При такой гравитации космонавтам необходимо ежедневно заниматься физкультурой. Также одна из дверей вела в главную шлюзовую комнату, через которую можно было выйти наружу. Возле входа в шлюз была лестница на второй ярус, где располагались лаборатории. На третьем ярусе находились комната отдыха, столовая и кухня. Повара на «Гефесте» не было. Еду заготовили заранее на Земле и заморозили. По графику на завтрак, обед и ужин пища разогревалась и выдавалась автоматически. Капитанский мостик «Гефеста» был на четвертом этаже. Двигатель корабля скрывался за внутренней стенкой кольцевого коридора первого этажа, там же находились ядерный реактор и генератор магнитного поля, чтоб в течение длительного перелета у людей не развился гипомагнетизм – отрицательное воздействие на человеческий организм из-за изменений интенсивности магнитного поля. Вся жизнь на Земле существует в магнитном поле самой планеты, и в условиях его отсутствия человеческое здоровье ухудшается настолько, что спустя несколько лет космонавт может умереть. Общая площадь всех помещений «Гефеста» по технической документации равнялась трем тысячам двадцати пяти квадратным метрам.

Анатолий шел по коридору к шлюзу и нес в руках картографический беспилотник.

– Звезда, привет, – произнес выходящий из своей каюты сейсмолог Марк Самсонов.

– Здорова, Самсон, – ответил Толя.

Двадцатидевятилетний Марк, несмотря на молодые годы, был уже опытным космонавтом, побывавшим на Марсе, но, в отличие от Звезды, один раз. Практически весь экипаж «Гефеста» имел опыт внеземных работ. Марк готовился к выходу наружу для того, чтобы разместить сейсмологические датчики, и поэтому был одет сейчас, как и Толя, в оранжевый термостойкий комбинезон с перчатками, разработанный специально для погодных условий Тихой Гавани, а за спиной сейсмолога висел кислородный баллон. Кислородная маска была спущена на шею, защитные очки подняты на лоб.

– Ну как там? – спросил Марк.

– Противно. Холодно и мокро. Бери зонтик, – с улыбкой ответил Звезда.

– Американцев не видно? Вообще ничего? Даже следов приземления?

– Не-а. Так мы не там сели. Координаты не те. Вот иду с коптера искать их.

– Не те?

– Позже расскажу, ну или в отчете прочитаешь. Я сегодня сделаю и выложу. Через часа два.

– Еврин же с вами выходил?

– Да.

– Сказал что-нибудь интересное?

– Не. Ничего не сказал. Ходил все смотрел по сторонам и что-то там себе думал.

Толя обошел Марка и направился в сторону шлюза.

Дождь стих и сейчас слегка моросил. Снаружи уже были люди. Человек десять. Занимались кто чем: геологи вывезли из грузового шлюза буровую установку со встроенным в нее лазерным резаком и готовили машину к бурению, техники вдали, метрах в ста, установили прожекторы и раскладывали надувной модуль – на Тихой Гавани планировалось соорудить базу, постепенно достраивая ее по принципу базы на Марсе, только на Марсе из-за радиации было сложнее организовать поселение, в связи с чем колонисты там принимали таблетки, снижающие действие смертельного космического излучения, и стенки базы были сделаны из специального губчатого материала толщиной несколько метров, а тут, на Гавани, радиации нет, и смысл строений заключался лишь в том, чтобы укрыть людей от холода и от азотной атмосферы. Система надувных модулей – это временное сооружение. Следующие экспедиции начнут привозить сюда строительные материалы, из которых, как из конструктора, будут собираться каркасные ангары.

Толя махнул рукой одному из геологов, Геннадию Аронову. Матерый бородатый широкоплечий Гена скупо кивнул в ответ Толику и вновь уткнулся в сенсорный планшет, встроенный в буровую установку, которая находилась на гусеничной бурмашине. Бурмашина очень отдаленно напоминала КамАЗ.

Толик спустился по трапу на мокрую зеркальную поверхность и подошел к соплам под днищем «Гефеста». Зеркала в том месте, где стояли опоры корабля, остались невредимы и даже не потрескались, но само покрытие почернело из-за выброса ионизированного газа.

– Прочная штуковина, – тихо произнес Толя. Рация его была выключена, хотя по регламенту он был обязан включать ее и подключаться к общему голосовому чату, когда выходил из корабля. Толик об этом попросту забыл.

Звезда обошел «Гефест» и остановился на противоположной стороне от входного шлюза. Зеркала и в этом месте не были повреждены, если не считать копоти. Толику стало не по себе. Он огляделся, и мертвый зеркальный пейзаж начал сеять в разуме Звезды дурные мысли: а что, если мы не сможем отсюда улететь? Что, если пропадем так же, как и американцы, и останемся тут навсегда?

Тогда, будучи на корабле, после осознания, что «Спэйс Игл» исчез, вся команда поддержала решение Храмова продолжить полет и высадиться на Тихую Гавань, и мысли о тревоге перекрывались мыслями о покорении новых миров, о радости открытий, о славе. Ведь они первые среди россиян, кто ступит на планету в другой Вселенной. Все это было настолько романтизировано, что любая опасность воспринималась не как что-то смертельное, а как вызов, который непременно будет успешно пройден. И вот сейчас Звезда стоит спиной к «Гефесту» и рассматривает холодные зеркальные торосные гряды вдали, ближе к краю круга света, и понимает, что никакой романтики в этом путешествии нет. На Марсе он чувствовал себя как дома, да и до Земли от Марса было всего-то двадцать три дня, и то из-за того, что кораблю необходимо было половину пути набирать скорость, а вторую половину пути тормозить. А здесь они были отрезаны от внешнего мира огромным расстоянием. Здесь, чтобы связаться с родной планетой и получить обратный ответ, потребуется восемь месяцев. Толя поднял взгляд к небу. Оно выглядело ненастоящим, будто это не небо, а идеально черный купол, которым накрыли область вокруг корабля.

Звезда поежился. В груди возникло неприятное ощущение волнения. Картограф вспомнил про рацию и включил связь, но в эфире была тишина – трое техников, раскладывающих надувной модуль, общались на своей отдельной частоте, чтоб не забивать эфир, и к общей частоте могли подключиться по сигналу.

– Марк? – произнес Толя.

– Да? Что? – почти сразу ответил сейсмолог.

– Да так, ничего, просто проверяю связь.

Кроме Марка и Толи на этом канале сейчас еще были Гена со своим помощником Андреем и астробиолог Юлия Никитина. У тридцатидвухлетней девушки это вторая инопланетная экспедиция. Ранее она была на Марсе вместе с Толиком. Они хорошо ладили, можно сказать, даже дружили, притом что оба не имели вторых половинок. Это был редкий случай дружбы между мужчиной и женщиной.

– А ты где? – спросила Юля.

– За «Гефестом», – ответил Звезда, – иду коптер запускать.

– Чего тебе отсюда не запускается?

– Да… я решил посмотреть… не знаю. Сейчас вернусь.

Анатолий резво зашагал обратно. Когда он увидел возле трапа Юлю и Марка, а в десяти метрах правее у буровой хмурого Гену с помощником, ком в груди Звезды мгновенно рассосался.

Девушка подошла к Толику. Черные волосы Юли вылезали из-под капюшона и налипали на мокрые щеки. Он взглянул в ее неестественно большие карие глаза и улыбнулся.

– Я образцы воды вышла взять, – сказала Юля. В руке у нее была пластиковая колба размером с письменную ручку.

– А когда будут результаты? – спросил Толя.

– Ну… может, через минуту, – ответила Юля.

– Серьезно? То есть мы сейчас узнаем, есть ли тут жизнь?

– Я уверен, что есть, – сказал Марк.

– Да, – с улыбкой произнесла биолог, – капля земной или марсианской воды кишит жизнью, которую можно рассмотреть в обычный микроскоп. Я не удивлюсь, если тут будет такая же картина. Я скорее удивлюсь, если в воде мы ничего не найдем. Это будет нехороший знак.

– Ну так давай иди скорее. Мне вот не терпится узнать, обитает ли тут кто.

– И мне, – добавил сейсмолог.

– Ну… – Юля замялась, – если капля все же окажется стерильной, это не будет говорить о том, что на всей Гавани нет жизни. Это будет значить, что жизнь отсутствует лишь на ее поверхности.

– Давай иди, не томи, – торопил ее Толик, – по рации сообщи сразу, как глянешь там в свой микроскоп, договорились?

– Да, – усмехнулась Юля, – договорились.

После того, как выяснилось, что материя в Черной Вселенной отличается от материи нашей Вселенной, страх заразиться чужеземными вирусами, если, конечно, они тут существуют, отпал. Ученые-вирусологи Земли единогласно решили, что опасаться инфекции нет смысла, потому что ни один вирус, способный жить в условиях Тихой Гавани, не сможет прижиться в человеческом организме по огромному ряду причин, которые можно свести к одному тезису – у гипотетической жизни на Гавани и жизни на Земле должна быть разная биохимия.

Девушка присела на корточки и набрала из лужи воды в колбу.

– Ну вот и все, – сказала она, поднимаясь, – полевые работы закончены.

– Лентяи вы, биологи, – Толик махнул рукой, – все в своих лабораториях сидите, задницы отращиваете.

– У меня вообще-то задница подтянутая, – улыбнулась девушка.

– Ладно, ладно, шучу я, – Толя отошел на пару шагов в сторону от «Гефеста» и поставил коптер на зеркало. Девушка за это время поднялась по трапу. Толик стоял спиной к ней. В руках он держал пульт.

– Жди моего сообщения, звездный человек, – услышал Толя голос Юли из рации.

– Давай-давай, биологиня, смотри там в оба. Чтобы не пропустила ни одну инфузорию.

Как только Звезда включил коптер, тот сразу поднялся на несколько метров и завис, ожидая, пока Толя активирует программу маршрута съемки. Спустя пару секунд маршрут был подтвержден. Заработал лидар, и коптер взмыл на двести метров вверх, скрывшись во тьме.

– Гена, – Толик стоял, запрокинув голову, и всматривался в тусклую, еле уловимую взглядом лампочку лидара.

– А-а, – протянул геолог шаляпинским басом.

– Твой бур возьмет такую твердую поверхность? Там зеркала даже не треснули под весом «Гефеста». Видал?

– Видал. Не треснули, – невнятно бубнил Гена, – похоже, что не возьмет, но все равно попробуем. А вот лазер точно возьмет. Но лазером глубоко не залезем.

Поняв, что спутникам требуется поправка на искажение времени, Толик предположил, что, зная ошибку в координатах, можно вместе с программистом попробовать изменить программу, вычисляющую координаты, и сделать ориентирование по спутникам, если уж не точным, как на Земле, то хотя бы более-менее сносным, таким, чтоб координаты давали ошибку в сто-двести метров. Такой точности достаточно, чтоб ориентироваться на Тихой Гавани и чтоб в случае дальней поездки можно было без труда вернуться к «Гефесту». Храмов эту идею поддержал и внес изменения в порядок задач для Толи и одного из программистов.

К нему Толя и направился. Стоя в шлюзе, он услышал голос Юли:

– Звездный человек, прием.

– Ну что там?! Есть что?!

– Ничего нет. Стерильно.

– Эх… жаль.