Дьявол на воде E-Book

Анель Ким

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Тайны, ревность и любовь. Романы Анель Ким
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 361

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Книги Анель Ким — это увлекательное сочетание романтики и детективной линии, которое захватывает внимание читателя с первых строк и не отпускает до самого конца. Каждый роман автора получает восторженные отзывы от блогеров. Ник, пережив любовную драму, приезжает в Лос-Анджелес, намереваясь сосредоточиться исключительно на новой ответственной работе. Но у судьбы другой план. В первый же вечер Ник спасает тонущую в океане девушку и попадает в плен нового чувства — и в самую гущу событий, связанных с личными драмами других людей. Заинтригованный Ник старается распутать тугой узел, в который сплетаются местная легенда о Морских Дьяволах, истории покалеченных акулами серферов и тайна бесследного исчезновения знаменитой модели…

Leseprobe

Анель Ким Дьявол на воде

© Ким А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Моему мужу, другу и отцу моих детей – за веру в меня, поддержку и вдохновение

Глава 1

Южная Калифорния.

Лос-Анджелес. Санта-Моника

Все мы зависимы от того, что доставляет нам удовольствие или, наоборот, вызывает чувство опасности.

Когда люди прыгают с парашютом – адреналин зашкаливает и дает такие острые ощущения, что хочется испытывать их снова и снова.

Когда играют в казино – это доводит до экстаза, затуманивает разум, и яркие эмоции заставляют возвращаться за игорный стол любой ценой.

Когда соединяются телами – ощущают эйфорию и чувство полета, а после испытывают постоянную потребность в них.

Стоит один раз попробовать, и уже трудно остановиться.

Но это продолжает быть удовольствием лишь до тех пор, пока не перерастает в аддикцию[1]– болезненную привычку или навязчивую потребность, что разрушает человека как личность. И тогда удовольствие становится якорем, тянущим на дно, толстой цепью, сковывающей руки, и медленной смертью, грызущей изнутри.

В начале августа я прилетел из Майами в Лос-Анджелес, чтобы приступить к работе в небольшом глянцевом журнале, а ведь еще недавно мог только мечтать о перспективной должности в солнечной Калифорнии. Мое желание исполнилось благодаря неожиданной встрече с отцом сокурсника – Биллом Фрэнсисом. Несколько месяцев назад я участвовал в конференции юристов и случайно столкнулся с ним в бизнес-центре. Билл уже много лет занимает пост главного редактора в журнале «Мериал».

Он тогда обрадовался нашей встрече, вспоминал, как сильно я был увлечен журналистикой, а также рассказывал, что давно задумывается о смене помощника, поскольку нынешний подчиненный так и не смог завоевать его доверия. И это неудивительно! Я хорошо знал Билла – по своей природе он был излишне подозрителен и всегда сомневался в людях.

Мы тепло побеседовали, и я уже хотел попрощаться, как вдруг Билл предложил мне стать его помощником. Признаюсь, для меня это оказалось абсолютным сюрпризом. Я всегда хотел работать в журналистике и после окончания университета сотрудничал с местным изданием в Майами, но, устав от нападок матери, которая никогда не одобряла мой выбор профессии, уволился, поступил на юридический и стал работать с отцом в строительной компании. Теперь мне подворачивался случай реализовать свою мечту, и я с радостью принял предложение Билла. Но, вернувшись в Майами, снова начал колебаться и только спустя два месяца, уладив все дела дома, прилетел в Южную Калифорнию.

В шесть вечера самолет приземлился в главном аэропорту Лос-Анджелеса, и я, довольный мягкой посадкой, покинул судно с улыбкой. Мечтая о головокружительной карьере – ну о чем еще мечтать в Лос-Анджелесе? – прошел паспортный контроль, получил багаж и в прекрасном настроении вышел на улицу.

Тогда я не задумывался о том, насколько непредсказуема наша жизнь. Плывешь по спокойной, чистой реке, предрекающей безоблачное будущее, и не подозреваешь, что в любой момент может затянуть в возникшую рядом воронку. Попадешь ли в нее – зависит от везения, а вот выберешься ли – зависит от тебя.

Среди встречающих и провожающих людей я увидел Билла, грузного мужчину в сером деловом костюме и начищенной до блеска обуви. Прислонившись к черному кроссоверу, он невозмутимо смотрел на движущуюся толпу людей и на фоне этого беспокойного движения казался огромной неподвижной статуей. Но как только заметил меня, черты его лица смягчились, и Билл, добродушно улыбаясь, зашагал ко мне навстречу.

– Ни-ик! – услышал я сквозь шум аэропорта и голоса людей. Поднял свободную руку и помахал. Через минуту Билл крепко сжимал меня в своих дружеских объятиях и хлопал по спине. – Ох, затянул! Я начал переживать, уж не передумал ли ты?

– Ну что ты, Билл! Обещал – и вот я в Лос-Анджелесе!

– Пойдем, пойдем! Сьюзен приготовила свою фирменную семгу в сливочном соусе.

Он выпустил меня из объятий, и мы направились к машине. Я помог Биллу загрузить чемодан в багажник автомобиля и устроился на переднем сиденье.

– Ну что, – забираясь в машину, начал Билл и вдруг закашлялся. Еще со времен студенческой дружбы с Джоном я знал, что его отец страдает астмой. Когда приступ прошел, Билл заговорил, все еще тяжело дыша: – Проклятая астма! Скоро осень, вот тебе и обострение всех болезней, – усмехнулся он и завел машину. – Джон тоже заждался тебя. Он в восторге от моей идеи взять тебя в журнал.

Не успел Билл вырулить со стоянки, как мы застряли в небольшой пробке.

– Придется подождать, – смирившись, он откинулся на спинку сиденья. – Сколько лет прошло, как вы окончили университет? Шесть?

– Пять, – ответил я, предаваясь приятным воспоминаниям о студенческой жизни. Мы с Джоном учились в Далласе на факультете журналистики и были лучшими друзьями. Я – из Майами, он – из Лос-Анджелеса. После учебы каждый вернулся домой, но мы поддерживали связь по телефону и в социальных сетях. Однако все реже с каждым годом. Виделись в последний раз два года назад – на встрече сокурсников в Далласе.

– Он так же работает в издательстве? – спросил я, рассматривая посаженные вдоль дороги пальмы, которые напоминали мне гигантские кисти для акварели.

– Да, в отделе маркетинга. Уж лучше там, чем со мной в журнале.

– Он рассказывал, что вы не смогли сработаться.

– А то ты не знаешь Джона! Одни развлечения в голове, да все за папин счет, – раздраженно бросил Билл. Его голос был немного осипшим, видимо, от кашля. – Почти тридцать лет, а серьезности ни в одном глазу: ни семьи, ни карьеры. Знаешь, Ник, смотрю на тебя и понимаю: за пять лет ничего не изменилось. Мой сын как был оболтусом, волочившимся за каждой юбкой и списывавшим все задания у тебя, так им и остался.

– Но… – я немало удивился, – Джон рассказывал, что у него серьезные отношения.

– А-а, слушай его! Давно уже нет этих отношений. Теперь другие, но и в них я не верю: нет никаких чувств, кроме спортивного интереса. Ладно, время покажет, – он махнул рукой. – Ты-то почему не женат?

Я не знал, что ответить Биллу. В прошлом у меня – безответная любовь и сплошные разочарования, о которых не хотелось вспоминать. Неудачная карьера и манипуляции в семье со стороны матери. Я и сам не знал: возможно, просто сбежал от проблем и приехал сюда в надежде на лучшее будущее.

Я продолжал молчать, тем временем дорога освободилась, и мы медленно тронулись.

– Сложный вопрос? – усмехнулся Билл.

– Мне не хватает брутальной внешности и харизмы Джона. Мои веснушки не настолько привлекательны, – шутливо отговорился я.

– Да брось! Разве в мышцах и в харизме счастье. Скольким женщинам Джон жизнь испортил: поиграл и бросил. И в кого он такой уродился? Я в двадцать три года женился на его матери. Сьюзен была и есть моя единственная любовь. Всю жизнь мы посвятили семье и детям. А что у сына в голове? Не понимаю!

Билл снова нажал на педаль, и мы наконец вырвались на свободную дорогу. Автомобиль мчался по широкому шоссе, а вдалеке сине-голубым глазом сверкал безграничный океан. Я приоткрыл окно и высунул руку, пропуская между пальцев ласковый ветер и наслаждаясь его свежим теплым дыханием.

Время от времени я поглядывал на Билла. Он задумчиво молчал. Я прекрасно понимал: как любой родитель, он переживал за сына, но чувство справедливости не давало оправдывать его, поэтому Билл держал боль внутри.

Вскоре мы подъехали к небольшому одноэтажному дому с двускатной крышей из красной черепицы, огороженному узорчатым кованым забором. Билл припарковал машину, а я взял чемодан и огляделся по сторонам.

Вечерело, летняя духота еще не спала, но на улице было необычайно хорошо. Над разноцветным ковром из трав возвышались яркие цветы, которые источали пряный аромат.

– Пойдем быстрее в дом. – Билл со свистом набрал воздух в легкие и громко прокашлялся. – Для меня самое плохое время года, не считая весну.

– Понимаю, дышится трудно, – кивнул я и направился за ним.

– В августе всегда так: самый жаркий месяц в году, а ведь только начало месяца. С октября уже ветра дуют и почти до самого мая.

– Катабатический ветер… Кажется, я слышал о нем.

– Он самый, Санта-Ана, высушивает всю растительность, тоже ничего хорошего. А у вас с погодой как?

– В Майами климат получше, – с улыбкой ответил я, и мы зашли в дом.

Просторный светлый холл был полностью заставлен композициями из цветов, в основном из искусственных, и это понятно, учитывая астму Билла. На меня подобная обстановка произвела двойственное впечатление: с одной стороны, приятно зачаровывала, с другой – навевала мысли о кладбище. Я вспомнил, как прилетал в Лос-Анджелес на каникулы, чтобы погостить у Джона. Его мама занималась флористикой. Я мог часами наблюдать, с какой нежностью Сьюзен создает букеты. Джон посмеивался надо мной и пытался вытянуть на очередную гулянку, считая возню с цветами делом женским. Мне же нравилось не столько наблюдать за техникой работы флориста, сколько находиться в обществе его матери. Добрая, ласковая Сьюзен сильно отличалась от моей мамы – строгой и властной миссис Доусон. Из-за нехватки любви собственной матери я готов был просиживать часы рядом с чужой, лишь бы послушать ее мягкий, успокаивающий голос[2].

– Как видишь, ничего не изменилось, – рассмеялся Билл, заметив, как я, расположившись на диване, с любопытством оглядываюсь по сторонам.

В следующее мгновение в комнате появилась Сьюзен, а за ней влетел и сам Джон: спортивный, обаятельный и, черт возьми, такой же жизнерадостный.

– Ник! – крикнул он и бросился ко мне, перепрыгивая через небольшую тумбу, стоящую у него на пути. – А-а-а, как же я рад!

Я не успел подняться с дивана: Джон навалился на меня с объятиями и начал бить кулаком по плечу так же, как мы любили дурачиться в студенчестве.

– Оставь его, – я услышал знакомый мягкий голос. – Билл, ты только посмотри на них. Все такие же мальчишки!

– А ты подкачался, – не унимался он и ударил меня в твердые мышцы пресса.

– Пусти! Дай поздороваться со Сьюзен.

Я поднялся с дивана и на мгновение застыл. Передо мной стояла мама Джона, но не та молодая цветущая женщина с сияющими глазами и гордой осанкой, а постаревшая, ссутулившаяся и совсем незнакомая мне женщина. Когда-то пылающее здоровым румянцем лицо посерело, похудело и было покрыто мелкими морщинками. Не ожидал увидеть Сьюзен такой: разве можно за пять лет настолько постареть? Я сначала растерялся, а затем приглушил смятение и с дрогнувшей улыбкой обнял ее. Неожиданно она расплакалась, и мое сердце настороженно екнуло: неужели мой приезд настолько сильно взволновал Сьюзен? Вполне возможно, учитывая ее чувствительность и добросердечность, но все равно странно. Моя мама никогда бы не расплакалась по случаю приезда сокурсника. Даже когда я прилетал из Далласа на каникулы домой после долгой разлуки, мама никогда не плакала, да и не радовалась особо.

– Ну что вы! Не плачьте, – отстранившись, я пытливо заглянул в лицо Сьюзен. Хотелось понять, в сентиментальности ли дело.

– Джон, проводи Ника в комнату. Пусть переоденется, и давайте ужинать, – хмуро прервал Билл. – Ник, сегодня переночуй у нас, а завтра я покажу тебе квартиру, которую будет оплачивать журнал, – объяснил он и направился в сторону стеклянных раздвижных дверей.

– Как там Шерли? – спросил я у Сьюзен, прежде чем пойти за Джоном. Я помнил, что она была младше брата, улетела в Лондон после нашего выпускного и встречалась с парнем. – Она вышла замуж?

Сьюзен изменилась в лице и еле слышно ответила:

– Да.

Я не успел ничего добавить, так как она стремительными шагами уже направлялась к раздвижным дверям, за которыми недавно скрылся Билл.

– Ник, ты чего? – в холле снова появился Джон. – Пошли!

– Иду, – растерянно произнес я и, прихватив багаж, поплелся вслед за другом.

– Что с тобой?

Я промолчал. Из холла мы направились в узкий коридор с несколькими деревянными дверями. Джон толкнул одну из них, и мы зашли в комнату с двуспальной кроватью, комодом и зашторенными окнами. Он раздвинул плотные занавески и распахнул окно. В комнате, как и на душе, сразу же стало светлее. Но неприятный осадок от разговора со Сьюзен все еще держался. Я поставил чемодан у окна и сел на краешек кровати.

– Слушай, Джон, – я на мгновение замешкался, – что с твоей мамой?

– Ты о чем?

– Она выглядела подавленной.

– А-а, ты про это, – он озадаченно потер рукой подбородок, старательно отводя от меня взгляд. – Мама за последний год сильно сдала.

– Она больна? Что-то серьезное?

– С ней все в порядке, дело в Шерли. Помнишь, я рассказывал, что она заканчивает учебу в Лондоне и встречается…

– Конечно, помню, – нетерпеливо перебил я.

– Так вот, Шер вышла замуж и год назад забеременела. У нее произошел выкидыш. В результате обследования обнаружились серьезные проблемы со здоровьем, связанные с кровью. Лимфобластная лейкемия.

– Лейкемия? Это излечимо?

– К сожалению, нет. Ей запретили беременеть и назначили поддерживающее лечение. Как только мы узнали о ее болезни, сразу же полетели в Лондон. Связывались с разными – самыми лучшими врачами, но они не дают никаких утешительных прогнозов. Лечение может продлить ей жизнь, но сколько она протянет, неизвестно.

– Ей всего двадцать пять! – потрясенно прошептал я, вспоминая жизнерадостную и счастливую Шерли, какой я помнил ее. – Как же так?

– Да-а, – тяжело выдохнул он. – Потом у Шер началась депрессия. Она закрылась в комнате и велела нам улетать в Лос-Анджелес. Мы пытались успокоить ее, но она только кричала и рыдала. Майкл, ее муж, пообещал сам поговорить с ней. Мы вернулись домой. У отца обострилась астма, начались удушающие ночные приступы, и он вынужден постоянно принимать гормоны. Мама страдает больше всех, ты сам видел, в каком она состоянии. Почти не ест, плохо спит, только об этом и думает. Ее убивает то, что мы ничего не можем сделать.

– Почему вы раньше не знали о заболевании Шерли? Неужели не было никаких симптомов?

– Ник, болезнь протекала в скрытой форме. Мы узнали только из-за беременности. Со слов врачей, именно изменение гормонального фона и послужило толчком. – Джон провел рукой по лицу и, устало выдохнув, облокотился о комод. – С того дня, как Шер узнала о болезни, она изменилась до неузнаваемости: то кричит, что не хочет жить, то рыдает, что не хочет умирать, говорит, что молода и жизнь только началась. Постоянно плачет в трубку, и с ней невозможно спокойно говорить. Необходимо начинать химиотерапию, но Шерли напрочь отказывается. Она превратилась в истеричку и на всех срывается. В июле мама хотела еще раз слетать к ней, но я ее отговорил. Приезд мамы только усугубит положение: Шерли лучше не станет, а мама совсем изведется.

Джон замолчал, но через минуту продолжил:

– Я не знал, что делать, позвонил мужу Шерли. Майкл был сильно встревожен, сообщил, что уже не справляется с ее истериками и вынужден показать Шер психотерапевту. Две недели назад я еще раз позвонил Майклу. Он сообщил, что она начала принимать транквилизаторы и почти весь день спит. Я предложил привезти ее к нам, в родные края, так родителям будет спокойнее, и Майкл обещал поговорить с ней.

– Мне очень жаль, что с Шерли так… – я тихо сглотнул горечь, но поднявшаяся волна негодования так и хотела вытолкнуть ее обратно. – Черт, даже не знаю, что еще сказать.

– Я тоже переживаю, но что я могу? – Джон опустил голову и замолчал.

Я задумался о том, как порой несправедлива жизнь: представил Шерли, измученную, обреченную и ожидающую своего конца в холодных стенах чужой для нее Англии. Мне стало не по себе, и я почувствовал, как неприятная холодная дрожь поползла по телу.

– Шер обожает серфинг. Она с шестнадцати лет покоряла волны, но потом улетела в дождливый Лондон, – Джон грустно улыбнулся. – Ей нужно вернуться в Лос-Анджелес. Океан не спасет, но… хотя бы последние дни жизни будут счастливыми, понимаешь?

– Это замечательная мысль!

– По крайне мере, это единственное, что я могу сделать для нее. Возможно, к концу месяца мы уговорим ее приехать, когда солнце не будет таким опасным. С заболеванием Шерли оно ей ни к чему. – Джон стоял у стены, переминаясь с ноги на ногу. Он явно хотел сменить тему разговора. – Кстати, я тоже люблю посерфить, а у тебя как с этим?

– Пробовал, но без фанатизма, – коротко ответил я.

– Отец говорил, ты работал в Майами в местном журнале.

– Да, но… – я запнулся. – Последний год работал в строительной компании с отцом и поступил на юридический.

– Юридический? Ну ты даешь! Твое призвание – журналистика, ты ведь всегда этого хотел.

– Хотел, поэтому я здесь.

– Как это тебя занесло на юрфак? Добровольно бы не поступил, – не унимался он.

– Из-за матери. Ты же знаешь, ей никогда не нравилась журналистика. Своими упреками вынудила меня уйти из журнала и поступить на юридический. Я был полным дураком, что повелся на ее уловки. Ну ничего, зато благодаря юридической конференции я оказался в Лос-Анджелесе и встретил Билла. В жизни не бывает случайностей!

– Хм, я так ни разу и не видел твою маму. Только слышал о властной Роуз Доусон. Помню, на вручении дипломов присутствовали все родители, кроме твоих. Это было жестоко по отношению к тебе.

– У меня слишком принципиальная мать. Она так и не смогла смириться с тем, что я улетел в Даллас.

– Да, я помню, что брат тебя финансово поддерживал, а мать ни копейки не давала. Слушай, Ник, тогда ты был расстроен, и я не стал расспрашивать, но… почему хотя бы отец не прилетел на вручение?

– Ты не знаешь маму, – криво улыбнулся я, – кто не соглашается с миссис Доусон, тот становится ее врагом. У них и так нелегкие отношения, если бы отец прилетел ко мне на вручение, ему бы это вышло боком.

– Ничего себе! – присвистнул Джон. – Он же глава семьи, а ничего ей сказать не может?

– У нас глава семьи – мама. Ты не представляешь, как я рад, что вырвался из ее цепких рук.

– Так и подмывает сказать «лап», – добавил он, хохотнув. – Что на личном?

– Пока ничего интересного.

– Ты ничуть не изменился, все такой же скромный. – Джон ударил меня по плечу и неожиданно заявил: – А я решил жениться. Ник, ты бы видел, какая она красотка! Я добивался ее дольше всех. Брак спасет положение в доме: появятся внуки, и мама отвлечется.

– Жениться? – опешил я, удивленный тем, как быстро переменилось настроение Джона.

– Ага, не похоже на меня?

– Вынужденный брак? – я сдвинул брови и посмотрел прямо ему в глаза. – Ты решил таким образом смягчить обстановку в доме?

– Ник! – раздраженно бросил он и отошел к окну. – Ненавижу, когда впиваешься в меня своими огромными голубыми глазами. Кажется, они знают ответ лучше меня.

Я усмехнулся, поднялся с кровати и подошел к другу:

– Не кипятись! Сам подумай: подобное горе не исправить скоропостижной женитьбой.

– Не стоило тебе говорить.

Джон продолжал неподвижно стоять, игнорируя мой пристальный взгляд. Ему он не нравился еще со студенческих времен. Я же продолжал напирать:

– Поздно, уже рассказал. Ты хоть любишь ее?

– Меня безумно тянет к ней. – Джон не выдержал и все-таки обернулся. – Она не такая, как все. Просто башку сносит!

Тут я вспомнил слова Билла, что нет там никакой любви, а лишь спортивный интерес. И снова спросил, усевшись на кровать и скрестив руки на груди:

– А когда первая страсть утихнет и башку уже не будет сносить, что тогда?

– Посмотрим, ты же знаешь, для мужчины это не проблема, и всегда можно найти, с кем снова зажечь страсть. – На загорелом лице друга проскользнула знакомая мне улыбка – уверенного похотливого бабника.

– Да, – вздохнул я, – и ты тоже нисколько не изменился.

– Брось, Ник! Ну нельзя же быть таким занудой. Тебе уже тридцатник. Скоро поздно будет зажигать с девочками. Захочешь, а не сможешь, – развеселился Джон, но, заметив, что я никак не реагирую, добавил: – Ладно, шучу. Мы сейчас в самом разгаре, а? – Я продолжал молчать. – Ник, тебе в священники надо было идти, а не в журналисты. Один твой взгляд чего стоит. Всю жизнь меня преследует, будто орет в рупор: опомнись, Джон! Так нельзя! – Он расхохотался. Я не выдержал и тоже засмеялся.

– Придумаешь тоже. Не перегибай.

– Ты всегда был слишком серьезным. Студенческие годы – веселиться нужно, а ты за книжками сидел. Мы подружек меняли, а ты тогда по одной сох, как же ее звали…

– Хватит, – холодно оборвал я. – Не будем вспоминать, тем более ее уже нет, – слова давались мне с большим трудом.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился он.

Я продолжал молчать. Возникла неловкая пауза. Веселое настроение Джона вмиг улетучилось, и он, сообразив, что я не намерен продолжать разговор, направился к двери:

– Что-то мы разболтались. Родители уже заждались. Переодевайся и выходи.

Джон закрыл дверь, а я с тяжелым сердцем откинулся на подушку. Мучительное, ноющее чувство из глубины подсознания все еще беспокоило меня, а жуткая история преследовала тенью.

На протяжении многих лет у меня была лишь одна любовь, навязчивая, сильная, которая не давала мне ни радости, ни счастья, а доставляла лишь боль, но из ее плена я никак не мог выбраться. Моя избранница была старше на несколько лет. От ее томного взгляда и мелодичного голоса с хрипотцой меня бросало в жар …[3]

Чтобы освободиться от непрошеных воспоминаний, я принял душ, переоделся и уже через двадцать минут присоединился к Фрэнсисам в светлой кухне. Мне показалось, что и здесь ничего не изменилось: с правой стороны стоял кухонный гарнитур цвета слоновой кости, а в центре – круглый стол из дерева. За накрытым столом сидели Джон с отцом, Сьюзен не было.

– Ник, идем же, – поторопил Билл, лихо размахивая вилкой. – Мы не дождались и приступили к семге. Тает во рту!

Я поспешил к столу, отодвинул стул и сел рядом с Джоном, где стояли мои приборы и тарелка с едой.

– Бери салат с рукколой, – Билл придвинул зелень.

– Что пить будешь? – спросил Джон и потянулся к бутылкам в маленьком баре неподалеку от нас.

– Я не пью. Забыл?

– Похоже, забыл, насколько же ты непереносимый зануда, – фыркнул Джон и поставил бутылку на место, – одному не хочется.

– Ха-а, а мне всегда нравилась ваша дружба и удивляло, как вы друг друга терпите, – рассмеялся Билл и снова закашлялся. Его лицо вмиг покраснело и стало цвета самой семги.

– Пап, тебе нужна строгая диета.

– К черту! В жизни и так мало хорошего, еще и поесть нормально не дают. Видимо, Сьюзен добавила слишком много специй.

– Твой суп стоит на газовой плите, ты же сам взял рыбу, а теперь задыхаешься, – недовольно пробурчал Джон.

– Не жизнь, а дерьмо. – Билл сделал несколько глотков холодного чая, бросил салфетку на стол и, все еще покашливая, встал. – Приму лекарства и лягу пораньше, – заявил он и вышел за дверь.

Я посмотрел вслед Биллу и положил в рот кусочек семги: рыба оказалась божественной и таяла во рту. Сливочный соус с сыром, заправленный специями, придавал ей пикантный вкус.

– М-м-м, – промычал я, – неудивительно, что Билл послал диету к черту и наелся семги, правда, теперь мучается.

– Не обращай внимания, – заговорил Джон, – папа сильно переживает за Шерли и за маму.

– Из-за меня Сьюзен не вышла к ужину?

– Ты здесь ни при чем. Мама постоянно в подавленном настроении. Просто твой приезд напомнил ей о тех счастливых годах, когда Шер была дома и мы считали ее здоровой.

– Я так и подумал, – кивнул я и вернул вилку на стол, – после ужина отвези меня на квартиру. Билл говорил, что жилье уже подготовлено.

– Ты что! Не вздумай.

– Я не хочу оставаться на ночь. Завтра воскресенье, и я как раз успею освоиться в квартире, разложу вещи, ведь в понедельник – первый рабочий день.

– Хорошо, – тихо ответил Джон и положил в тарелку немного рукколы с овощами. – Теперь понимаешь, какая тяжелая атмосфера в доме? Ты на ночь не хочешь остаться, а я здесь живу. – Он раздраженно кинул вилку на стол. – Меня еще упрекают, что я развлекаюсь, а что делать? Заживо похоронить себя, как мама? Или задыхаться, как отец?

Я слушал друга и понимал: из-за Шерли жизнь в доме сильно изменилась. Не было уже той теплой, уютной атмосферы, как раньше, стало настолько мрачно, что и воздух казался тяжелым. Это давило на Джона. Молодой и энергичный, он не мог смириться с тем, что дом погрузился в страдания, а вокруг теперь мелькали лишь тени тех радостных и беззаботных людей, которых он знал когда-то.

Но изменит ли ситуацию его женитьба? Джон продолжит тусоваться, а его жена будет утешать маму. Я вспомнил, как страдала моя невестка, Кристина, находясь с чужими людьми в доме, в котором поселились уныние и тревога.

– После женитьбы ты бы мог съехать на квартиру, пока не появятся дети, а потом вернетесь, и мама будет нянчить внуков, как ты и хотел.

– На квартиру? Оставить родителей?

– А что изменится? Тебя и так дома почти не бывает. Ты на работе, а потом с друзьями.

– У нас с папой хоть работа есть, маме сложней всего. А так будет компания, все не так одиноко.

– И станет еще на одного несчастного человека больше, – заметил я. – Нельзя перекладывать заботу о маме на свою будущую жену. Почему бы Сьюзен снова не заняться флористикой?

– Я как-то не подумал об этом. Мама уже год не работает, как узнала о болезни Шерли.

– Работа – незаменимый лекарь.

– Ты прав, я поговорю с ней, но все равно жить отдельно не уйду. Понимаешь, Ник, я без отцовских денег никуда, – сознался Джон. – Купить недвижимость не смогу, а в аренду – не потяну.

– Ты же работаешь?

– Да-да, работаю, – он раздраженно почесал затылок.

– А-а, заманчивых баров слишком много, виски дорогой пьешь, – догадался я.

– Не начинай! Отец весь мозг вынес, теперь еще и ты!

– Ладно.

Я как раз доел свою порцию, и мы вышли из-за стола. Он направился к отцу за ключами от квартиры, а я вернулся в комнату за чемоданом, который так и остался нераспакованным.

Вернувшись в холл, я застал Джона с родителями. Они начали извиняться и уговаривали меня остаться. Я же поблагодарил за теплый прием и сообщил, что в курсе происходящего у них в семье и искренне им сочувствую. Объяснил, что хочу подготовиться к работе. Тогда Билл понимающе кивнул, а Сьюзен обняла меня.

Мы с Джоном вышли за дверь, сели в машину. Автомобиль взвыл и помчался по петляющей дороге. В салоне играла музыка, пахло дорогим мужским одеколоном. Пока мы ехали, я узнал от Джона, что «Мериал» находится в нескольких кварталах от моей квартиры. Отлично! До работы не придется долго добираться. В любом случае я смогу арендовать машину. Также я выяснил, что неподалеку от квартиры находится пляж Санта-Моники.

– В общем, разберешься, – усмехнулся друг и кинул ключи, – седьмой этаж, подниматься не буду.

– Спасибо! – я поймал брелок с ключами. – И не прошу провожать, порядком подустал от твоей болтовни, – пошутил я и собирался уже уйти, как вдруг Джон выскочил из машины.

– Ник, совсем забыл, – неуверенно начал он и потер лоб, – я завтра утром улетаю на острова. Увидимся через пару недель.

– У тебя отпуск? С невестой летишь?

– С друзьями! Отпуск… ну-у, типа того, – он запнулся. – Уволили меня, но отец не знает. Сейчас родителям и так нелегко. Я обязательно найду работу.

– Джон! Ну ты…

– Не говори ничего, – остановил он. – Родителям сказал, что в командировку на обучение. Смотри не проболтайся.

– Снова ты втравливаешь меня в свои передряги.

– Спасибо, Ник! – прокричал он и сел в машину.

Автомобиль рванул с места, оставляя следы шин на асфальте. Я посмотрел вслед исчезающей машине и задумался: не сделал ли я ошибку, прилетев в Лос-Анджелес?

Глава 2

Двухкомнатная квартира мне понравилась: здесь было все необходимое для жизни холостяка. В спальне имелись кровать, застеленная светлым покрывалом, встроенный шкаф и большое зеркало. Просторную гостиную заливал свет сквозь огромные панорамные окна с видом на океан. На журнальном столике стоял глиняный горшок с живым цветком.

Я распаковал вещи и аккуратно развесил их в шкафу. День выдался нелегким, утомил перелет, да и новости о Шерли сильно потрясли. Взглянув на часы, я быстро написал короткое сообщение брату: «Джек, я долетел. Устроился в квартире» – и уснул.

На новом месте я спал крепко, как мертвый, и проснулся лишь в одиннадцатом часу утра. Прочитал сообщение от брата, принял душ, надел клетчатые шорты с белой футболкой и направился на кухню. Как же я был удивлен, когда открыл холодильник и увидел, что он забит едой.

– Ну Билл! – вслух проговорил я и потянулся к кухонному шкафу. На полках также стояли коробки со сладостями, кофе и сухие сливки.

Я поджарил себе тосты и сварил крепкий кофе. Завтракая в одиночестве, вспоминал родной дом и маму, вечно занятую на кухне. Интересно, чувствует ли она мое отсутствие? Вряд ли. Главное – меня это больше не ранит.

Я вымыл посуду, вышел на балкон и простоял некоторое время, наслаждаясь замечательным видом: внизу шумел непрерывный поток машин, а чуть дальше виднелся океан. Ну что, первое утро в Лос-Анджелесе мне очень даже нравилось!

Воодушевленный прекрасной перспективой своего будущего, я решил поехать на пляж. Выскочил на улицу, поймал такси и уже через десять минут был у цели. Водитель высадил меня на широком шоссе и объяснил, как пройти. Я спустился по тропинке к оживленному пляжу. Солнце нещадно палило, на шезлонгах отдыхали люди, а на волнах покачивались катера.

Впереди я увидел знаменитый пирс Санта-Моники с колесом обозрения, множеством ресторанов и различных аттракционов. Он уходил в глубь океана на несколько сотен метров.

У маленького кафе с прохладительными напитками я свернул за угол: в глаза сразу же бросился бар с коротким названием «Джун». Не устояв, я вошел внутрь. Из-за низкого потолка и темных стен здесь было сумрачно. За двумя столиками из темного дерева сидели посетители: возле окна – худощавая женщина, а подальше – два высоких парня, похожих на туристов, в очках и с рюкзаками.

– Бутылку холодной колы, – у барной стойки я обратился к мужчине с полотенцем на плече. Он стоял вполоборота: рукава льняной рубашки закатаны, за ухом – шариковая ручка, короткие волнистые волосы были растрепаны.

Мужчина оценивающе взглянул на меня и потянулся к холодильнику. Достал бутылку, ловко откупорил ее и подал мне. Я сделал несколько освежающих глотков.

– Алекс, привет! Мне как обычно, и не забудь два кусочка льда, – я услышал мягкий женский голос и из любопытства обернулся.

К барной стойке подходила девушка с невероятно красивыми зелеными глазами. Они сразу привлекли мое внимание, заставив замереть на месте, и только потом я приметил на ней обтягивающий зеленый топ и джинсовые шорты.

– Какая жара! – пожаловалась она и взяла коктейль, протянутый барменом. Подведенные яркой помадой губы расплылись в улыбке, и я заметил над верхней губой крошечную родинку.

Я невольно скользнул взглядом по телу девушки, отмечая соблазнительные изгибы ее фигуры. Бармен ей что-то ответил, но я прослушал, а она громко рассмеялась приятным мелодичным смехом, от которого у меня по коже побежали мурашки. Я снова сделал пару глотков колы, продолжая смотреть на очаровательную незнакомку. Она в этот момент откидывала рукой за спину темные локоны, и сколько же изящества было в этом грациозном движении!

Я второпях расплатился, боясь оказаться в плену ее прекрасных глаз, и поспешил вернуться на пляж. В океане мелькали силуэты серферов на разноцветных досках, а на пирсе маячили неугомонные туристы с попкорном и чипсами в руках, пытаясь сделать селфи. Я немного побродил по пирсу, перекусил хот-догом с колой и вернулся на пляж.

День был невыносимо душным, а солнце беспощадно палило. Я решил поплавать и в предвкушении остановился возле свободного шезлонга, быстро стянул с себя футболку и вдруг за спиной услышал приятный женский голос. Я обернулся.

– …Вы меня слышите? – передо мной стояла та самая зеленоглазая незнакомка из бара в белом раздельном купальнике и джинсовых шортах. Узкий лиф приподнимал полную грудь, создавая красивую линию декольте, на которую невозможно было не обратить внимания.

– Что-о? – растерянно пробормотал я.

– Это мое место, – с улыбкой продолжила она, – я всегда здесь отдыхаю. Вот мои вещи.

– Ах да, извини! – Только сейчас я увидел под шезлонгом небольшую сумку с вещами и, закинув футболку на плечо, отошел в сторону.

Краем глаза я заметил, как она стягивает с себя шорты и устраивается на лежаке. Я не удержался и посмотрел на нее в упор. В этот момент она вытащила из сумки оранжевый тюбик с кремом и, совершенно не замечая моего любопытства, вытянув стройные ноги, принялась плавно втирать крем в кожу.

Тогда я решил не торопиться с плаванием, а немного позагорать. Откинувшись на соседнем шезлонге, я зажмурился и поспешно надел солнечные очки. Как же хорошо, что не забыл их прихватить, ведь солнце слишком ослепляло. Я хотел расслабиться и просто наслаждаться прекрасными мгновениями, но вместо этого думал о незнакомке, лежащей по соседству. Она манила меня, как красивая картина, которую хочется внимательно разглядеть, как вкусный торт, аппетитно политый взбитыми сливками, который тянет непременно попробовать. Подобно нетерпеливому маленькому ребенку, стремящемуся узнать, что же подарят ему на день рождения, я боролся с нестерпимым желанием повернуть голову и посмотреть, что же она сейчас делает.

Спустя несколько минут я ощутил, что под палящими лучами солнца моя кожа горит, и решил окунуться. С этими мыслями я поднялся и обнаружил, что зеленоглазой красотки уже нет, а вещи лежат аккуратно сложенными рядом с сумкой.

Одновременно испытывая противоречивые чувства – разочарование и облегчение, я быстро скинул с себя оставшуюся одежду и в плавательных шортах бросился в объятия океана. Освежающие волны накатывали белой пеной, и я, счастливый, продолжал грести. Неподалеку от меня промчался катер, и я, расслабившись, позволил накатившим волнам унести меня ближе к берегу. На мгновение я замер, любуясь безграничностью океана. Настырные волны обрушивались на меня, подхватывали и качали, будто были недовольны тем, что больше не плыву.

Всматриваясь в даль, я заметил в воде барахтающегося человека. В груди колыхнулось неприятное предчувствие, и я кинулся вплавь, пытаясь сообразить, что же там происходит. Подплывая ближе, увидел ту самую девушку в белом бикини: она хватала ртом воздух, беспомощно захлебываясь пеной, и вдруг исчезла из виду. В ужасе я бросился за ней в глубину, нырнул, открыл глаза, но ничего не увидел, кроме мутно-зеленой воды. Глаза защипало, я мгновенно вынырнул, огляделся и снова нырнул. Когда закончился воздух в легких, опять выскочил на поверхность. Туда ли приплыл? Там ли ищу? Еще раз нырнул, наконец задел ее руку и, чувствуя облегчение, схватив за запястье, с силой потянул вверх.

Она оказалась без сознания, в панике я обернулся к берегу – земля была так далеко. Усилием воли заглушил подступающую к горлу тошноту и начал изо всех сил грести, поддерживая голову девушки над водой. Ничего не видел перед собой, плыл с одной мыслью – спасти. Вытащив неподвижное тело на влажный песок, я с силой надавил несколько раз ей на грудь и сразу принялся делать искусственное дыхание. Вдохнул воздух в мягкие, но ледяные губы, потом опять и опять, пока она не закашлялась и не дрогнули веки. Из легких хлынула вода, и я помог ей перевернуться на бок.

– Слава богу! – прокричал я, сердце бешено стучало в груди. – Все в порядке?

– Ты… кто? – испуганно спросила она и заплакала от потрясения.

– Ник Доусон… просто Ник. Случайно заметил тебя. Мимо промчался катер… я просто качался на волнах и вдруг…

– Мэгги. – Она протянула руку, и я сжал ее тонкие пальцы. Они еще сильно дрожали, но сама девушка немного успокоилась. – Спасибо тебе. – Она заглянула мне в лицо, и все-таки глаза у нее необыкновенно красивые: выразительные и такие живые. Меня передернуло от мысли, что еще десять минут назад она могла стать пищей для рыб.

Подбежали несколько прохожих, интересуясь, все ли в порядке. Один из них назвал ее по имени. Я обратил на него внимание, поскольку его лицо было изувечено большим шрамом – таким безобразным, внушающим ужас, что невольно захотелось вздрогнуть и отвернуться, но я сдержался, понимая, насколько неприятно это может быть для него.

– Мэгги, что случилось? Тебе нужна помощь?

– Уже все хорошо. Ногу свело судорогой.

Когда все разошлись, она попыталась встать, поправив узел купальника на бедре, но качнулась, и я поддержал ее за локоть. Волосы прилипли к бледному лицу девушки, а тело все еще дрожало, как в ознобе. Опираясь на меня, она выпрямилась и тряхнула головой. Мокрые пряди тут же рассыпались по ее плечам, а я почувствовал мелкие брызги на своем теле.

– Как ты? – поинтересовался я.

– В по-о-о-рядке, – запинаясь, произнесла она, будто не могла поверить, что была на волосок от гибели.

– Что случилось?

– Сама не знаю. Ногу начало выворачивать в разные стороны, я пыталась плыть, но отключилась.

– Мэг-ги!

К нам бежала еще пара: девушка в желтом бикини и высокий загорелый парень в шортах. Их лица были взволнованными, даже напуганными.

– Мэг, что произошло? Мы встретили Тома, он рассказал про тебя.

Я почувствовал себя лишним, оставил новую знакомую в компании друзей и отошел к шезлонгу одеться. Отдаляясь от них, я слышал за спиной мелодичный голос Мэгги. Ужасно хотелось обернуться и еще раз взглянуть на нее: кто знает, увижу ли я ее вновь?

Не выдержав, я все-таки оглянулся: она с друзьями стояла на том же месте, где я их оставил. Девушка в желтом бикини что-то ей говорила, но Мэгги не слушала, а рассеянно смотрела по сторонам, будто кого-то искала.

Я криво улыбнулся. Почему не остался? Струсил? Горькие воспоминания о последней неудачной любви преследовали меня. Я не готов был к новым любовным приключениям, поэтому как можно быстрее покинул пляж.

В такси я думал о том, что в жизни не бывает случайностей. И все-таки мой приезд в Лос-Анджелес случился не зря, хотя бы потому, что я спас жизнь человеку.

Глава 3

В свой первый рабочий день в журнале я, несколько растерянный и взволнованный, подъезжал на арендованном кроссовере к высокому серому зданию. Мое внимание сразу же привлекла вывеска – «Мериал». Золотые буквы, словно объятые пламенем, горели неоновым светом в туманной дымке раннего утра. Я потянул за массивную дверную ручку и вошел в помещение. В стенах редакции стоял знакомый запах кофе, сигарет и свежеотпечатанных страниц, и я сразу вспомнил журнал в Майами, в котором проработал несколько лет.

Пройдя небольшой холл, заставленный огромными живыми растениями в горшках, я увидел рабочие столы, заваленные бумагами и разделенные стеклянными перегородками, за которыми сидели сотрудники. Высокая девушка в синем костюме пробежала с охапкой документов, чуть не врезалась в меня и исчезла в лифте. Я направился вслед за ней и поднялся на этаж выше. В приемной сидела женщина лет сорока пяти в строгом деловом костюме и очках. Она напомнила мне домоправительницу или строгую гувернантку из классических произведений.

– Вы к мистеру Фрэнсису? – сухо спросила она, и очки в тяжелой оправе съехали на кончик носа.

Ответить я не успел: справа распахнулась высокая дверь из красного дерева, и в проеме показалась грузная фигура Билла в синем костюме от «Армани».

– Ник, заходи уже, – пробурчал он и озадаченно посмотрел на наручные часы, – хорошо, что пораньше приехал. У нас есть полчаса до начала рабочего дня, чтобы все обсудить.

Я поспешно протянул руку Биллу, но он задумчиво смотрел на секретаря, потом, опомнившись, крепко пожал мою руку и пропустил в кабинет. Сам дал указания секретарю, захлопнул дверь и направился к рабочему столу. Кабинет Билла показался мне просторным и в меру скромным, только все необходимое для работы: длинный стол, пара кожаных кресел, у стены огромный стеклянный шкаф, забитый журналами, папками и другой рабочей канцелярией. Через окно, наполовину прикрытое жалюзи, пробивался слабый свет, поэтому в кабинете царила немного мрачная обстановка.

– Садись, – прокряхтел Билл и первый уселся на свой широкий кожаный «трон». В пепельнице среди окурков еще дымилась сигарета, а в комнате пахло никотином. Терпкий запах сигарет Билла показался мне противным, ведь сам я не курил. Поймав мой хмурый взгляд, Билл добавил: – А-а, знаю, что нельзя. Я иногда, когда сильно нервничаю.

– Какие-то проблемы в журнале? – спросил я, глядя в его уставшее лицо, и опустился в кресло.

– Нет, на работе все налажено. До твоего приезда мне помогала мисс Аддингтон. Она у нас выпускающий редактор, ответственная и хваткая. Вот я ее и загрузил, когда уволил помощника, – усмехнулся Билл. – Она мечтала о твоем приезде.

В дверь постучали, в комнату вошла та самая женщина в очках и в строгом деловом костюме. С подносом в руках она подошла к нам и поставила на стол чашки горячего кофе, одну из них вежливо подала мне.

– Эльза, оставь. Я сам, – поторопил Билл.

– Извините, – секретарь удалилась.

Я заметил, что Билла что-то тревожит. Он казался раздраженным и ерзал в кресле, то и дело бросая короткие многозначительные взгляды в мою сторону.

– Билл, ты в порядке? Проблемы со здоровьем? – Я сделал маленький глоток кофе.

– Со здоровьем полный бардак, да и в голове тоже, – он нервно забарабанил пальцами по столу и даже не притронулся к своей чашке.

– Да что случилось? Я же вижу, ты чем-то обеспокоен.

– Дело в Сьюзен, в ее душевном состоянии. Ты и сам видел, какой она стала.

– Понимаю, – мой голос понизился до шепота, – Джон рассказал, что она совсем извелась, как узнала о болезни Шерли. Мне очень жаль, Билл.

– В субботу вечером ты уехал, а мы ночь не спали. Сьюзен вспоминала о счастливых днях, когда вы учились в университете и все было хорошо.

– Не знал, что мой приезд так подействует на Сьюзен, – с грустью произнес я, чувствуя себя крайне неловко. Мои пальцы сильнее сжали горячую чашку.

– Не бери в голову! На нее теперь абсолютно все так действует. Здесь не предугадаешь. Я и сам весь извелся. Чертовы нервы. Вон, смотри!

Билл расстегнул несколько верхних пуговиц на рубашке и потянул за ворот. Через стол я нагнулся к нему и увидел выпуклое пятно с чешуйками, похожее на ожог.

– Что это?

– Псориаз, – недовольно бросил он.

– Ну и дела, – я снова опустился в кресло. – Мой коллега тоже мучился псориазом, ему помогал отдых на соленом море. Насколько мне известно, это хроническая болезнь. И давно у тебя?

– Несколько месяцев назад высыпало. – Билл застегнул пуговицы и рывком поправил воротник рубашки, который впился в его покрасневшую морщинистую шею.

– Может, тебе отпуск взять? Вам со Сьюзен не мешало бы поехать на курорт. Подлечитесь, пройдете сеансы у психолога.

– Я даже не думал об этом, но, наверное, ты прав. Вернется Джон из командировки, и поедем. Не хочу дом без присмотра оставлять. А там, может, удастся уговорить Шерли вернуться в Лос-Анджелес. Мы бы хотели, чтобы последние месяцы жизни дочь провела с нами. Ладно, что-то меня занесло. Я ведь не для этого тебя позвал, – махнул рукой Билл, – не люблю вести личные разговоры на работе и другим запрещаю. Не удивляйся впредь, если вдруг мой тон покажется тебе слишком официальным. В моем журнале нет сокурсников сына, родственников или друзей. Есть помощник главного редактора, то есть ты, и так по отношению ко всем: на работе мы работаем, и точка.

– Да, конечно. – Я понимающе кивнул, сделал еще один глоток кофе и сразу перешел к делам: – В чем будут заключаться мои обязанности?

– А-а, разберешься. Дела тебе передаст мисс Аддингтон. Я уже говорил, она сейчас занимается моими поручениями. Кажется, я упоминал при первой встрече, что «Мериал» – это мужской глянцевый журнал, ориентированный на современных, активных, деловых. Среди наших читателей много известных личностей. Да и вообще наша аудитория – люди умные, с широким кругозором, амбициозные и с исключительным вкусом. Однако нельзя забывать об интересах мужчин. Именно поэтому половина страниц глянца занята образами красивых женщин, сексуальных и непосредственных. Словом, «Мериал» – журнал для настоящих мужчин.

Билл посмотрел на круглые часы на стене и нажал кнопку вызова. В кабинете раздался голос секретаря:

– Да, мистер Фрэнсис!

– Эльза, пригласите ко мне мисс Аддингтон, – быстро проговорил он и, не дожидаясь ответа, отключился.

– Сейчас представлю, и приступишь к работе. Кстати, что это на тебе?

– Ты о чем? А-а, ну это, конечно, не «Армани», – засмеялся я, поправив свой светлый пиджак простого покроя.

– Я недавно летал в Милан на неделю моды. В мужских коллекциях было представлено много разных моделей, но особенно мне понравилась линия от французского люксового бренда «Дюна». Тебе советую обратить на нее внимание, – со всей серьезностью проговорил Билл, давая понять, что это играет важную роль в моей работе здесь. – Не забывай, ты теперь являешься частью «Мериал».

– Хорошо, обязательно посмотрю, – согласился я и вспомнил, что забыл поблагодарить Билла за жилье. – Кстати, спасибо за квартиру!

– Ну как устроился? Все ли хорошо? Открою секрет – Эльза занималась твоей квартирой, – усмехнулся он.

– Все отлично, уютно, и даже продукты есть, – засмеялся я.

И тут мы услышали стук в дверь.

– Войдите, – крикнул Билл.

В комнату вошла девушка в темном платье офисной длины, на высоких шпильках и с собранными в узел волосами. Наши взгляды встретились, и у меня на мгновение перехватило дыхание. Не ожидал, что зеленоглазая красотка, которую я вчера спас, окажется моей коллегой.

– Проходи, Мэгги! Смелее, ты что замерла? В первый раз у меня в кабинете? – послышался издалека голос Билла. Я как будто на миг отключился. – Вот, прибыла помощь. Мистер Доусон будет моим личным помощником. Передай ему дела и последние поручения. Как можно быстрее введи в курс дела.

– Ник Доусон, – я поднялся с кресла и протянул ей руку.

– Мэгги Аддингтон, выпускающий редактор, – запинаясь, не сводя с меня глаз, произнесла она. Я растерялся и задержал ее ладонь дольше, чем того требовали правила.

Мэгги первая опомнилась, вздрогнула и отдернула руку. Я поправил галстук и сделал шаг назад. Внезапно Билл закашлялся, достал ингалятор и торопливо вдохнул.

– Ну все! За работу, – тяжело дыша, продолжил он, – покажи Нику его кабинет, и пусть приступает.

– Да, конечно, – она направилась к выходу.

– Спасибо, Билл… ээ-м, мистер Фрэнсис, – поправился я и зашагал вслед за коллегой.

Мы прошли мимо Эльзы, свернули направо к стеклянной двери и оказались в моем кабинете. Он был почти в два раза меньше кабинета Билла, но обстановка в нем мне нравилась гораздо больше: витражные окна впускали в комнату достаточно естественного света и создавали уютную атмосферу. Напротив окон стояли рабочий стол и кожаное кресло, но больше всего мое внимание привлек огромный шкаф во всю стену. Я сразу представил себе, как буду заполнять его журналами, книгами и документами. В кабинете пахло женским парфюмом, а не запахом табака, как у Билла, и мне это очень понравилось.

Мэгги потянулась к разбросанным бумагам. Я молча наблюдал за ее быстрыми, изящными и точными движениями. В этом модном платье прямого покроя и с волосами, собранными в строгий узел, она выглядела чертовски привлекательно.

Интересно, мы так и будем молчать и делать вид, что незнакомы? Словно прочитав мои мысли, Мэгги подняла глаза. В этот раз они показались мне еще выразительнее и красивее.