7,99 €
Mehr erfahren.
- Herausgeber: Инспирия
- Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
- Serie: Элин Уорнер
- Sprache: Russisch
О национальном парке в Португалии давно ходят мрачные слухи. Говорят, здесь часто пропадают люди. Ведь красота дикой природы может быть обманчиво коварной. Желая сбежать от тяжких воспоминаний детства и себя самой, Кир Темплер отправляется на трейлере по живописному национальному парку в Португалии. Единственный, с кем она поддерживает связь — ее брат-близнец Пенни. И из каждого памятного места Кир отправляет ему нарисованную карту. Когда Пенни не получает последнюю карту, он чувствует, что случилось нечто ужасное. Полиция отказывается расследовать исчезновение его сестры, но Пенни уверен — Кир все еще там, в лесных дебрях, и ей нужна помощь. Для детектива Эллин Уорнер эта поездка была хорошим поводом восстановиться после последнего дела и наладить отношения с братом Айзеком. Но, как оказалось, они приехали в Португалию не просто так — Айзек хочет разыскать пропавшую сестру своего друга. В парке у Эллин появляется нехорошее предчувствие после встречи с подозрительными обитателями лагеря. И скоро она понимает, что в этой глуши есть нечто более зловещее, чем мрачные тени в ночи…
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 427
Veröffentlichungsjahr: 2025
Ähnliche
Сара Пирс Дебри
Моему отцу, самому доброму и отважному человеку
Sarah Pearse
THE WILDS
© Sarah Pearse Ltd. 2024
This edition is published by arrangement with Johnson & Alcock Ltd. and The Van Lear Agency
© Рокачевская Н. В., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Пролог
По вечерам трейлер словно оживает. При включенном свете внутри становится тепло, уютно, и я чувствую себя как в коконе. Жесткие контуры смягчаются. Утилитарные формы плиты и холодильника, а также сложенные у раковины упаковки с едой уже не выглядят такими угловатыми.
Но именно в это время суток я становлюсь особенно уязвимой.
Внутри все прекрасно видно, в то время как снаружи подкрадываются тени, огни высвечивают, кто я, заставляя меня нервно дергаться. Высвечивают не только все мои пожитки – книги и рисунки, – но и фобии с привычками. А еще каждое мое движение.
Пусть я и стараюсь не думать об этом, но все равно пугаюсь, представляя, как фургон смотрится снаружи – маленький и одинокий посреди тьмы.
Я выглядываю в окно. В парке почти совсем стемнело, и деревья превратились в силуэты на фоне неба. Похоже, ночь здесь накрывает землю быстрее, внезапно погружает ее во мрак.
Даже в сумерках это место, этот вид стали моими любимыми – петляющая по долине река и лес за ней, поднимающийся к деревням у подножия горы. Над крышами как будто постоянно висят облака, словно дома сделали вдох и все разом выдохнули.
Я оборачиваюсь, и взгляд останавливается на листке бумаги, который лежит на столе передо мной.
В каждую линию я вложила частичку души. Первые поцелуи. Укромный уголок под самой крышей. Огромные костры, от которых пылают небеса.
На мгновение я переношусь туда, откуда прибыла. Липкие пятна пролитого пива. Смех.
Я улыбаюсь. Но улыбка гаснет.
Снаружи доносится какой-то звук. Не привычный саундтрек национального парка – пение птиц, шорох листьев на ветру, – а нечто более нарочитое.
Шарканье шагов по земле.
И тут же крохотное пространство фургона еще больше съеживается, стены начинают смыкаться и давят. Здесь больше нет уюта, лишь удушающе замкнутое пространство.
Я задерживаю дыхание и снова смотрю в окно.
В темноте ничего не видно. Только перемещаются тени и тянутся друг к другу едва различимые силуэты веток.
И вдруг раздается лязг металла.
Внутри у меня все сворачивается, а потом распрямляется. Я вспоминаю, как называла это мама: оригами из кишок.
Я встаю, хватаю со стола листок бумаги и судорожно озираюсь по сторонам.
Надо его спрятать.
Нагнувшись к шкафчику, я стукаюсь о полку и сшибаю солонку. Крышка была плохо завинчена, и соль рассыпается по полу.
А когда я поднимаю голову, то обнаруживаю в окне лицо.
Все мое тело замирает. Кровь, дыхание, сердце – все останавливается.
Даже в темноте я замечаю ярость.
Делаю вдох, но не пытаюсь сбежать. Я не удивлена, скорее покоряюсь судьбе.
А может, в глубине души я знала, что так все и кончится.
Вероятно, с самого начала все было предрешено.
Нельзя сбежать от монстра.
Мне следовало это знать.
1 Кир
Девон, июль 2018 года
Позавчера я прочла, что у любителей путешествий есть особый ген. Самый настоящий ген жажды странствий.
Он называется DRD4 7R и влияет на уровень дофамина. Готовность к риску – именно такое поведение характерно для тех, кто любит путешествовать.
И теперь я знаю, что у всех, независимо от рода-племени – путешественников класса люкс, любителей музеев или тех, кто живет в трейлере, – у всех нас есть одинаковый фрагмент ДНК бродяги.
Вчера я сообщила об этом Зефу, и он засмеялся. Сказал, общее у нас только то, что мы бежим от чего-то. Или от кого-то. Типично для Зефа, который всюду видит мелодраму. Такова уж его поварская натура. Как говорит один его друг, творческая личность питается эмоциями.
И он прав: сейчас Зеф как раз готовит нам завтрак размашистыми и смелыми движениями, не оставляющими места для сомнений. Громко разбивает яйца о край сковородки и шлепает их в томатную подливку.
Яйца по-мексикански. Наше любимое блюдо. Самое лучшее, что можно приготовить в трейлере. Бросив скорлупу в мусорку, Зеф чешет в затылке, проводит ладонью по подстриженным почти под ноль волосам. Его черты смягчаются – он проделал трудную работу: поджарил лук до прозрачности, добавил сладкий перец и чили, чеснок, лавровый лист, помидоры, приправы. Теперь соус загустел и выпарился.
Поднеся ложку к губам, Зеф пробует блюдо и улыбается. Я тоже невольно улыбаюсь. Обожаю смотреть, как он готовит. Только в это время он не пытается бороться с самим собой.
– Почти готово. – Почувствовав, что я наблюдаю, Зеф достает гречневый блинчик и слегка обжаривает его на другой сковородке, где уже шкворчит масло. – Проголодалась?
– Умираю с голода.
Я перевожу взгляд на окно. Ветер прорезает бирюзу полосами темно-синего, слева направо тянутся рваные линии.
Именно ради таких видов мы поставили трейлер так, чтобы окна кухни выходили на море. Потрясающее зрелище. И пусть я постоянно перемещаюсь, но эта полоска побережья Девона всегда была моей любимой – крохотные бухточки с песком и галькой, ржаво‐красные утесы и спускающиеся прямо к воде деревья.
Я научилась плавать в этих водах, целоваться в них и смывать в них кровь с ободранных о камни коленей. Я чувствую ритм моря внутри, даже когда нахожусь за многие мили отсюда.
Зеф что-то мурлычет себе под нос и выключает конфорку. Яйца готовы. Он ставит сковородку на стол, балансируя с блинчиками и миской тертого сыра в руке.
Я отодвигаю карту, над которой работала, и ставлю на стол подливу.
Посыпав блинчик сыром, кладу на него яйцо с подливкой и жадно запихиваю в рот. Сначала я ощущаю текстуру: кусочек блинчика и мягкое яйцо; а затем фейерверк вкуса и ароматов.
– Изумительно.
Я вытираю губы и снова кусаю блинчик.
Зеф улыбается, и от уголков его голубых глаз разбегаются морщинки. Есть у него такая способность – взять простые продукты и превратить их во взрыв вкуса во рту. Еще несколько лет назад он работал шеф-поваром в успешном нью-йоркском ресторане. Готовил и мясо, и веганские блюда еще до того, как веганство вошло в моду.
Вскоре люди говорили только о его веганских блюдах. Какое-то время он был бешено популярен. В известном кулинарном журнале его назвали открытием года, он выступал в ток-шоу, три года подряд его включали в список лучших нью-йоркских поваров журнала «Форбс», а фонд Джеймса Бирда даже номинировал его на награду «Восходящая звезда кулинарии».
Он рассказывал истории о знаменитостях, напоказ выкупавших все места в ресторане, и о тех, кто приходил инкогнито, надвинув на лицо бейсболку. Я нашла в интернете сотни статей о нем, со всеми подробностями, разные интервью и обзоры в соцсетях.
Люди часто приходили только ради того, чтобы с ним сфотографироваться. Ну, знаете, фото с угрюмым шеф-поваром и слишком восторженным посетителем, который стоит к нему неподобающе близко.
И он отлично смотрелся на этих кадрах: умеренно вспотевший, в забавной бандане с ярким принтом из девяностых, так выделяющейся на его светлых волосах.
Разительный контраст с тем, как он выглядел, когда мы познакомились, во время «его штопора», как сам Зеф это называл. Я тогда путешествовала по итальянской Лигурии, а у него случился перерыв в работе. Он сказал, что выгорел, но позже я узнала, что его уволили.
После трех лет жалоб су-шеф подал на него в суд. Однажды су-шеф чуть не отрезал себе палец ножом и собирался ехать в больницу, но Зеф предложил вместо этого приклеить палец обратно суперклеем. Очевидно, это стало последней каплей, хотя его предупреждали даже сторонники. К тому времени уже мелькали негативные статьи в прессе. Людям нравятся плохие парни, но не слишком плохие. История с суперклеем моментально разлетелась по свету, и Зефу припомнили все. Он стал изгоем.
Но не для меня. В тот вечер, когда мы встретились, Зеф меня очаровал. Зажарил креветки на гриле, а его истории не просто вызвали у меня смех, но и кусочек за кусочком украли сердце.
– Так что ты думаешь об этой карте?
Я вытаскиваю холст и раскладываю его на столе. Я нарисовала карту для брата – в качестве подарка-сюрприза его невесте.
– Чудесно. – Он подцепляет яйцо на вилку и отправляет в рот. – А она точно о ней не знает?
Я качаю головой.
– Она считает, что я работаю над декорированием свадебного зала.
Сюрприз преподнесет Пенн, но меня не удивляет, что он решил сделать невесте такой подарок. Карты… это нечто особенное для нас с братом.
Моя любовь к картографии началась с маминой коллекции карт. Ее семья постоянно кочевала, а мама ненавидела покидать любимые места. Места, где оставались воспоминания, да и сами служившие воспоминаниями. И чтобы унести их с собой, она собирала карты.
В детстве я часами изучала их, перекатывая на языке географические названия, прорабатывая в голове топографию, но со временем поняла, что, рассказывая о конкретном месте, карты ничего не говорят о ней самой, о том, что она там делала, где ела, танцевала, кого любила. Что воспламеняло ее сердце.
Поэтому на мамин день рождения я решила нарисовать карту нашего города – тех мест, где мы оставили частичку своей души.
Это были не больницы или гаражи, а булочная, в которую мы с мамой заходили, пока Пенн играл в крикет. Дом бабушки и дедушки, где в играх и веселом смехе оживало Рождество. Пляж, где я училась плавать и куда пришла, чтобы в последний раз нормально поговорить с мамой. Даже сейчас, когда я вспоминаю это место, те слова проплывают над головой, как звезды.
Больше всего мне нравится рисовать с друзьями карты для них. Карта многое раскрывает о том, кто они такие, что ценят. Хотя большинство людей переезжают по практическим соображениям – ради экономии, поближе к работе, – на их картах оказываются места, которые западают в душу и заставляют чувствовать себя живыми. Бесплатно.
Работа редко появляется на картах, даже у тех, кто говорит, что живет ради нее. Вместо этого люди рисуют родительский дом, спортзал, ставший единственным контактом с внешним миром после смерти партнера, или парк, где по пятницам они обсуждают последние сплетни с друзьями.
Зеф по-прежнему рассматривает карту.
– Почти доделала?
– Да, осталось всего несколько точек. Я покажу ее Пенну в выходные, посмотрим, вдруг он еще что добавит.
Зеф отодвигает тарелку.
– Значит, раз ты почти закончила, то начнешь работать над книгой?
В его голосе я улавливаю напряжение. Зеф имеет в виду кулинарную книгу. Роскошная еда для трейлеров и уличных ларьков. Блюда, которые можно приготовить на двухконфорочной плите. Это совместный проект – его рецепты и мои иллюстрации.
– Конечно. – Я отрываю кусок от последнего блинчика и макаю его в подливу. – Ты что-то изменил? Добавил больше чеснока?
Я окунаю в подливу вилку и тщательно смакую вкус.
По тарелке предупреждающе клацает нож.
Я каменею.
– Изменил? Ты что-то изменил? – передразнивает он, а потом встает и хватает тарелку. – Что-то не так, верно?
Время замедляется. Я вдруг отчетливо осознаю все происходящее: пульсирующую в виске горячую кровь, острый угол его опущенной к полу тарелки, водянистые ржавые струйки подливы, которые капают с фарфора.
Я осознаю свою мельчайшую мимику, как будто правильное выражение лица может повлиять на то, что сейчас произойдет.
– Если тебе не нравится, ты знаешь, что делать…
Он жестом показывает, как выбрасывает еду из трейлера, и одновременно на его губах застывает кривая улыбка, а взгляд мечется между мной и морем за окном.
Я продолжаю возню с вилкой, а потом жую. Стараюсь не встречаться с ним глазами. Только не сейчас. Если ничего не говорить, слова не будут неверно истолкованы.
Зеф качает головой и отходит, а я думаю: «Вот что тебе нравится – когда у людей все внутри горит».
Таков он, результат его страсти. Страсти, для которой пока нет выхода.
Он придумал отличную идею для книги. Она взлетит. Он постоянно твердит эту фразу: «Мы взлетим, Кир. Наши отношения, книга – все это взлетит».
2 Элин
Португалия, национальный парк,
октябрь 2021 года
– Мы уже близко?
Элин Уорнер останавливается на тропе и осматривает узкий извилистый путь к вершине.
– Ага, отсюда как раз видны трейлеры. – Ее брат Айзек поднимает руку и показывает. – Вон там, справа, за деревьями.
Следуя за его взглядом, Элин прищуривается. Сначала трейлеры «Эйрстрим» трудно различить с холма, их накрывает тень, но, когда освещение меняется, она замечает, как солнце отражается от металлического бока.
– Дай угадаю, наверняка оттуда открывается лучший здесь вид.
– Лучший в мире.
Здесь, на семистах тысячах квадратных метров португальского национального парка, раскинувшегося на четырех гранитных массивах, ей нравится все: и обширные леса из сосен и дубов, и долины, и крутые склоны, которые поднимаются к впечатляющим скалистым вершинам. Красиво, но пугающе.
Огромный непокоренный массив. С каждым шагом, с каждым поворотом парк раскрывается все больше – новая территория, новые леса и горы, повторяющие, словно эхо, самих себя. Такие масштабы всегда пугали Элин. Настолько огромное пространство, что отдельные детали исчезают, заметна только массивность.
Мысли возвращаются к рассказам Айзека о пропавших здесь людях. Нетрудно представить, как они бесследно исчезают в глубинах парка.
Элин и Айзек продолжают путь по пыльной неровной тропе, которая змеится вверх по холму.
Идущий впереди Айзек ускоряет шаг, и через несколько минут ноющая боль в ребрах переходит в пульсацию.
– Погоди, дай минутку отдохнуть, – просит Элин.
Айзек останавливается и покачивается на пятках. Проводит рукой по темным кудрям.
Такой знакомый жест, что на мгновение время исчезает. Они снова дети, все трое. Все в мире идет как надо.
Тряхнув головой, Элин достает из рюкзака бутылку с водой. Откручивает крышку и делает большой глоток.
– Так лучше? – спрашивает наблюдающий за ней Айзек.
– Да. Просто ребра возмутились… Мы столько прошли за последние несколько дней.
«Слишком много», – думает она, вспоминая предупреждение врача и совет не напрягаться.
Но куда там! Со вчерашнего утра, с тех пор как приехали в парк, она погрузилась в это с головой – сначала прогулка к хижине, а сегодня вторая, более долгая, к трейлерам «Эйрстрим».
Элин ничего не может с собой поделать. Каждый шаг, каждый холм как будто увеличивает расстояние между ней и прежней жизнью в Девоне. Последние месяцы… выдались непростыми: трудное дело – первое настоящее в качестве детектива-сержанта после перерыва в карьере, и разрыв с Уиллом…
Ей просто необходимо выжать максимум из каждого мгновения.
– Уверена? Можем сделать привал перед последним отрезком.
В глазах Айзека мелькает сомнение. Это началось с тех пор, как они приехали в парк. Не то чтобы напряжение, но вежливый, почти официальный тон, а не беззаботная болтовня родственников.
Элин напоминает себе, что это естественно, их отношения до сих пор хрупки.
По сути, они с братом строят их заново. До недавнего времени они ограничивались редкими телефонными звонками и сообщениями. Четыре года минимум общения, лишь неловкие разговоры. Эта поездка… как маленький шажок, и Элин боится все испортить.
Неудачные поездки уже бывали. В прошлом году, навещая брата в Швейцарии, Элин расследовала убийство его невесты Лоры. Вряд ли кто-то из них мечтал о воссоединении таким образом.
– Конечно.
Она уже готова убрать бутылку, как вдруг замечает какое-то движение среди дубов неподалеку.
Внезапную вспышку цвета.
Через тропу перебегает олень – темное расплывчатое пятно на фоне листвы. Элин медленно выдыхает.
Пульс замедляется, она испытывает облегчение, но вместе с ним и разочарование. Глупо думать, что, приехав сюда, она сразу избавится от страхов. За последние месяцы вглядываться в то, что скрывается в тени, стало привычкой, таким же безусловным рефлексом, как дыхание.
– Здесь постоянно надо быть начеку, да?
Айзек прослеживает за тем, как олень исчезает в лесу, и там, где он пробежал, дрожат низко нависшие ветви.
– На каждом повороте.
В парке полно неожиданностей – например, вдруг заклубятся клочья тумана. Или посреди леса появятся заброшенные здания. Или придорожные часовни, такие красочные, что захватывает дух.
Они снова трогаются в путь.
– Ты часто так гуляла после больницы? – спрашивает Айзек.
– Немного… но осторожно. Бег в обозримом будущем исключен, поэтому я только хожу. – Элин бросает на него взгляд искоса. – Я как раз собиралась задать тот же вопрос, но, кажется, знаю ответ.
– Точно, – улыбается он. – Летом я много ходил. Да и бегал.
«Это еще мягко сказано», – думает Элин, рассматривая мышцы на его ногах. Брат заметно окреп. Обрел новую силу.
– Это помогает. Ну, знаешь, после Лоры.
– И как ты? – осторожно интересуется она. – Мы ведь почти об этом не говорили.
– Ничего, справляюсь. – Резко повернувшись, он указывает на низко летящую птицу и бормочет: – Похожа на стрижа.
«Еще слишком рано, – глядя на брата, думает Элин. – Не стоит напирать».
Не стоит спешить, если они хотят заново узнать друг друга. Не стоит торопить события. Вот для чего вся эта поездка – аккуратно нащупать путь. Ближайшие недели будут посвящены только им двоим.
«Нам двоим и этому», – приходит ей мысль, когда Элин осматривает окружающее пространство.
Тропа змеится и разветвляется, а потом снова разветвляется. Нависающие над ней ветви одновременно манят и отталкивают. Таинственные, как и каждый фрагмент здешнего пейзажа.
Прошло уже несколько дней, но Элин чувствует, что, как и Айзек, не проникла дальше поверхностного слоя.
3 Кир
Девон, июль 2018 года
– Видимо, можно не стучать.
Я подскакиваю. В высоких кроссовках, джинсах, потрепанной футболке и с широкой улыбкой на лице он стоит перед открытой дверью.
Пенн, мой брат-близнец.
Вуди вырывается у меня из-под ног, чуть не сшибив. Пенн нагибается, чешет псу спину и закатывает глаза, когда тот прыгает, чтобы лизнуть в лицо.
– А как же я?
Мне недостаточно просто объятий, я хочу вдохнуть его, слиться воедино.
Выпрямившись, он обхватывает меня руками.
– Черт, как же я соскучился!
– И я.
Я обнимаю его целую минуту, прежде чем мы расходимся и внимательно смотрим друг на друга. Так всегда бывает после разлуки. Мы изучаем друг друга, пытаемся понять, не пропустили ли чего важного. Но, не считая того, что его светлые волосы пострижены короче, Пенн не изменился.
Он откашливается, смутившись из-за того, что я вижу слезы в его глазах.
– Дурашка.
Я смаргиваю собственные слезы.
– Зефа нет?
– Он плавает. Скоро вернется.
Пенн кивает.
– Каково это – путешествовать вместе с кем-то? Мне нужна подлинная история, а не строчки из рекламного буклета, которыми ты кормила меня до сих пор. Наверняка непросто, ведь ты можешь сравнивать только со мной, а со мной… никогда не возникало проблем.
– Ну да, ну да.
Я закатываю глаза, но путешествия с Пенном и впрямь были беспроблемными. В первый раз мы поехали с палаткой в Испанию, к утесам. Мы прибыли уже в темноте, но утром открылся потрясающий вид на бесконечное голубое небо и обрушивающиеся на берег волны.
Раннее утро в походе – всегда нечто особенное и яркое. Как будто секс с самой Землей, как описывает это один мой друг. Когда ты настолько сливаешься с природой, что словно покидаешь тело. Становишься трансцендентным. Получаешь такой удар в лицо, что в тебе пробуждается нечто первозданное.
В доме такого не почувствуешь. К тому времени как проверишь телефон и выпьешь кофе, становится уже слишком поздно. Шоры опустились.
– Ну что, устроишь для меня экскурсию?
– Конечно. На потолке и на полу новые деревянные панели. Кухню мы разместили у двери, чтобы Зеф любовался пейзажем, когда готовит.
Пенн проводит рукой по деревянной столешнице. Кухня сделана на заказ. Я демонстрирую ему варочную панель, ящики под ней, духовку под столешницей, раковину и полки наверху, заставленные маслами и специями.
– А спим мы тут.
Засунув голову в глубину фургона, Пенн смеется.
– Дай угадаю, это придумала ты, – кивает он на вырезанное сверху углубление для книг.
Я указываю на водительское место.
– И это тоже. Передние сиденья поворачиваются, и можно разложить вот этот столик, получится импровизированный офис.
Я рассказываю об остальных хитростях. Кипятильник. Гелевые подушечки, чтобы кастрюли и стаканы не падали при движении. Холодильник, водонагреватель, крючки для чашек. На стене библиотека для книг и карт.
Я говорю торопливо, даже чересчур, потому что под его взглядом все кажется немного меньше, каким-то потертым. Дело не в Пенне. Не он оценивает, а я. Сравниваю трейлер с их викторианским домом у лимана. Мне необходимо добиться одобрения. Мне надо, чтобы брату не просто понравилось, я хочу вызвать проблеск ревности и убедиться, что сделала правильный выбор.
Но никакой ревности нет, он просто ведет себя мило. Слишком мило, слишком приветливо. Явно заставляет себя, и это плохой знак. Теперь он преувеличенно восторгается. Как будто эти мелочи вызывают у него восхищение. Невозможно восхищаться гелевой подушкой, не говоря уже о желании завести такую же дома. А брат тем временем просит прислать ему ссылку.
Под этим восторгом скрывается жалость. Он меня жалеет. Жалеет, что в тридцать три я нигде надолго не задерживаюсь, и старается это скрыть.
Выпрямляясь, Пенн бьется головой о подвешенное на потолке растение, и горшок начинает бешено раскачиваться.
– А клаустрофобии тут не возникает?
Ну наконец-то критика. Я с облегчением опускаю плечи.
– Только когда мы не ладим.
Раздается хриплый смех.
Мы с Пенном оборачиваемся. Вернулся Зеф – с голым торсом, бедра подпоясаны полотенцем. Улыбаясь, он протягивает Пенну руку.
– Рад наконец-то познакомиться, и прости за опоздание, я… – Он умолкает, переводя взгляд с меня на Пенна и обратно. – Вы не одинаковые… Даже не знаю…
Люди часто так говорят. Хотя Пенн почти на фут выше меня и к тому же мужчина, у нас есть что-то общее, нечто неуловимое, чего по фотографии и не поймешь. Наверное, то, как мы улыбаемся, как появляются морщинки в уголках глаз, как хмуримся, когда на чем-то сосредоточены. Мне нравится думать, что из-за того, сколько времени провели вместе, мы подсознательно подражаем друг другу. Гены в сочетании с алхимией времени.
– Пива? – спрашиваю я, но, разворачиваясь, спотыкаюсь о ногу Зефа и совершаю неловкий танец, чтобы выпрямиться.
– Что ты там говорил про клаустрофобию? – смеется Пенн, разглядывая татуировки Зефа.
Зеф напрягается. Он этого не любит.
– Это только из-за твоего прихода, – быстро отвечаю я. – Когда мы с Зефом вдвоем, все… нормально.
– Да ладно, не может же быть все так гладко, – усмехается Пенн. – Я люблю Майлу, но если бы мы круглосуточно торчали вместе в такой тесноте, то оба свихнулись бы.
Я пожимаю плечами. Он понятия не имеет, как все меняется в трейлере, когда в нем больше двух человек. Пространство как будто сжимается. У нас с Зефом выработался определенный ритм, способ не путаться друг у друга под ногами.
– А мы справляемся. Ну а как там подготовка к свадьбе? – меняет тему Зеф. – Наверное, уже на финишной прямой.
– Ага, слава богу. Если это затянется, никто не выживет.
– Все так плохо? – смеется Зеф.
– Жутко бесят мелкие детали. Например, когда надо решить, сколько точно должно быть цветов в каждом букете. – Пенн с улыбкой смотрит на нас. – Так что… вы следующие?
Вопрос повисает в воздухе, а потом Зеф качает головой.
– Еще рано. Мы ведь вместе всего… – Он смотрит на меня. – Сколько уже, девять месяцев? Десять? Всего ничего.
Пенн напрягается. Он явно в бешенстве, поскольку ненавидит ненадежных людей. В особенности мужчин. Наследие нашего детства.
Повисает неловкое молчание, а потом Зеф громко хрустит пальцами.
– Так, я в душ. Присоединюсь к вам через пару минут.
Это сигнал – и им тоже учишься, живя в трейлере, – когда нужно дать друг другу пространство.
Покосившись на Пенна, я достаю еще одну банку пива из холодильника.
– Пошли наружу.
Мы садимся на режиссерские кресла перед трейлером, и Вуди устраивается рядом с нами. Бухта, в которой стоит трейлер, расположена в центре залива, и она прекрасна – мерцающий изгиб воды, укрытый лесистыми утесами, до сих пор не застроенными.
Я делаю глоток пива.
– Ну и как там? Полно народа?
– В последние недели туристов стало меньше.
– В высокий сезон?
Я провожаю взглядом пробегающую мимо женщину. Двигаясь легко и непринужденно, она преодолевает каменистую тропинку над пляжем, и подстриженные светлые пряди с каждым шагом скачут перед лицом.
– Ты не слышала?
Я качаю головой, и мой взор снова возвращается к пляжу. Обгоревшие туристы. Кто-то плавает. Вдали виднеются три парусные лодки.
– Лодочные убийства. На море погибли две девушки. Их перерубило лодочным винтом. – Его взгляд скользит над водой. – Одну нашли недалеко отсюда. Считают, что это сделал некий Хейлер.
Я ежусь.
– Выходит, это не самое лучшее место для любовников.
Пенн встречается со мной глазами.
– Любовников? Как вы, например?
– Ты нарываешься.
– Вполне возможно, – усмехается он.
– Да брось, у тебя же свербит в одном месте, так хочется огласить вердикт.
Я треплю Вуди за ушами.
– Трудно судить за несколько минут, но… – он выдыхает, – не могу представить вас вместе. Он какой-то… весь на взводе.
– Честное слово, Пенн, он хороший, – заверяю я после паузы. – Мы… подходим друг другу.
В мой голос закрадываются визгливые нотки.
Пенн смотрит на меня. Воздух между нами густой и вязкий, как губка. Хочется выжать его, чтобы сбросить тяжесть.
Наверху банки собирается лужица пива, и Пенн с хлюпаньем слизывает ее.
– Не обращай на меня внимания. Ты же знаешь, что после мамы, когда ты с кем-то встречаешься, я… волнуюсь.
После мамы. Я нервно сглатываю.
– Ты же не можешь проверять каждого.
Пенн хитро улыбается.
– Могу попробовать. – Он снова смотрит на море. – Так ты приедешь к нам в субботу? Покажешь, что сделала?
– Да. Завтра заберу в городе окончательный вариант. Я…
Я умолкаю, поскольку из трейлера выходит Зеф, уже одетый в худи и шорты.
– Есть местечко для еще одного? – спрашивает он.
– Есть, но я не могу составить вам компанию. – Пенн допивает пиво и встает. – Мне пора. Майла готовит обед.
– Уверен?
Я тоже встаю, а Зеф обхватывает меня руками за талию и притягивает к себе. Он делает так, когда рядом другие мужчины – заявляет о своих притязаниях. Но пока его рука прижимается к моему позвоночнику и серебряные кольца прикасаются к коже, в моей голове крутится только одна мысль: «Это же мой брат».
Лицо Пенна кривится, словно он увидел что-то неприятное.
– Ладно, я пошел.
Он громко сминает банку пальцами.
Зеф делает шаг вперед.
– Давай мне.
– Да нет, не хочу тебя беспокоить. Там дальше есть мусорка. Увидимся в субботу.
Пенн улыбается, но темп речи его выдает. Слишком медленный. Стаккато.
Пес бросается вслед за ним, но я зову его обратно.
Я слышу, как хрустит банка в пальцах Пенна, пока он удаляется, как громко хлопает металл.
4 Элин
Национальный парк,
Португалия, октябрь 2021 года
– Так значит, ты мечтал о таком походе.
Элин умолкает, поскольку впереди тропа заканчивается, превратившись в крутой обрыв. Сделав несколько шагов вперед, она заглядывает за край, а затем отступает, чувствуя, как начинает сосать под ложечкой.
Река.
В любых других обстоятельствах бурлящая пенистая вода стала бы главной достопримечательностью, но взгляд Элин останавливается на мосту слева – неровной каменной арке, явно знавшей лучшие времена.
– Никогда не видела ничего подобного. – Подойдя ближе, она в замешательстве рассматривает мост. – Как будто слепили как попало.
Замшелые камни бессистемно уложены друг на друга, образуя арку. На полпути вниз некоторые выпирают, а из трещин пробивается растительность.
– Средневековый. – Айзек останавливается у входа на мост. – Местные называют его Мостом Дьявола. Якобы тот построил его собственными руками.
Элин корчит гримасу.
– Ты сочинил это на ходу?
– Не-а. Легенда гласит, что дьявол построил мост после того, как один преступник продал душу, чтобы сбежать от преследователей через реку. Мост использовали в разного рода магических ритуалах и обрядах плодородия.
«Вот он, старый добрый Айзек, – думает Элин при виде слабой улыбки на его губах. – Любит прощупывать границы, бросать вызов».
– Я так понимаю, чтобы дойти до трейлеров, надо перебраться на ту сторону?
– Это единственный маршрут отсюда, так что если ты не собираешься прыгнуть… – Он поднимает бровь и весело сверкает голубыми глазами. – Боишься?
– Берешь на слабо?
– Вполне возможно.
Проскользнув мимо него, Элин направляется к мосту, но через несколько шагов ее охватывают сомнения. С этого ракурса видно, что конструкция кренится вправо. Внезапно мост начинает казаться очень шатким, а пересечение его – крайне рискованным.
– В чем дело? – с беспокойством интересуется Айзек.
– Ни в чем.
Она идет дальше. И хотя в глубине души хочется побежать, поскорее покончить с этим, на полпути Элин заставляет себя остановиться и повернуться, посмотреть вниз, на извилистую полоску реки и холм за ней. Он густо порос лесом, и всплески осенней ржавчины и красноты резко контрастируют с яркой зеленью деревьев вокруг.
Погрузись в окружающую красоту. Живи мгновением.
Именно так она заставляет себя поступать последние месяцы. Ценить то, что видит перед глазами, а не оглядываться назад.
Но это непросто. В голове все время прокручиваются связанные с тем делом сообщения – издевательские анонимные посты в социальных сетях, подвергающие сомнению ее способность справиться с работой. Элин отмахнулась бы от них, если бы не сообщение, которое она получила в больнице уже после того, как все завершилось.
Те слова по-прежнему грызут ее изнутри.
«Хотите узнать кое-что про этого детектива? Подсказка: она не всегда говорит правду».
И, как будто этого недостаточно, к сообщению прикрепили ее фотографию в больничной палате.
Увидев собственное изображение, она словно получила удар под дых. Это стало слишком личным. Зловещим.
Силясь отогнать воспоминания, Элин протягивает руку к стенке моста. Когда пальцы касаются шершавого, потрепанного временем камня, она почти физически ощущает бремя истории.
Айзек встает рядом.
– Все не так плохо, как ты думала?
Качая головой, она улыбается.
– Он прекрасен. Увидеть нечто подобное – это как… как будто перенестись в далекое прошлое.
– Да, у меня тоже возникла такая мысль. Некоторых мест вроде этого как будто совершенно не коснулась современная жизнь.
«Вот чего нам не хватало, – понимает Элин, наблюдая за тем, как Айзек фотографирует. – Проведенное вместе время, общие воспоминания».
Они всегда будут дорожить тем, что увидели за последние несколько дней. Полуразрушенными замками высоко на холмах. Римским трактом. Эти места свяжут их вместе, станут новой главой в отношениях.
– Готова к последнему рывку?
Айзек кладет телефон обратно в карман.
– Готова.
Преодолев последний отрезок моста, они идут еще около километра до перекрестка. Там тропа раздваивается. Левая ведет к кемпингу, а прямо – к другому плато.
Элин делает несколько шагов вперед. Редеющий лес уступает место заросшему кустами и мхом участку, меж ветвей мелькает что-то яркое.
Лагерь туристов.
Не трейлеры, а кемперы поменьше, два стоят рядом, а еще два напротив друг друга по обе стороны от них, образуя импровизированный полукруг. Похоже, они здесь уже давно, буквально вросли в землю. Покрылись пылью, яркие цвета потускнели и поблекли.
– Ты это видишь? – спрашивает Элин.
Айзек не отвечает.
Он уже шагает мимо нее к лагерю.
– Погоди, мы вроде собирались к тем трейлерам.
Айзек резко поворачивается, взбивая облачко пыли.
– Еще нет. – Он бросает мрачный взгляд на кемперы. – Мне надо кое-что сделать.
5 Кир
Девон, июль 2018 года
Пенн с улыбкой приглашает нас войти.
– Я знаю, что ты сейчас скажешь. Это место кажется…
– Огромным, – произносим мы с Пенном в унисон, пока пес протискивается между моими ногами в дом.
Так всегда бывает, когда входишь в дом после трейлера. Появляется ощущение пространства. И стабильности.
– И так у них всегда? – Зеф смотрит на Майлу, которая с широкой улыбкой на лице вышла поприветствовать гостей в прихожую.
Кудрявые волосы собраны в пучок. Судя по виду, она счастлива и бодра. Если и переживает из-за свадьбы, то это незаметно.
– Ага, – кивает Майла. – Привыкай. Привычка заканчивать друг за другом предложения… только верхушка айсберга.
Зеф со смехом поднимает руку, чтобы взъерошить короткие волосы, отчего задравшаяся футболка обнажает полоску черных волос внизу живота.
Майла опускает взгляд и отворачивается. Не могу ее винить. Сегодня Зеф отлично выглядит. Темная одежда лишь подчеркивает голубизну глаз. Футболка не в обтяжку, но не скрывает, что под ней стройное тело.
В одной статье говорилось, что у него фигура «обдолбанной рок-звезды после турне», но я знаю, что это не связано с приемом запрещенных веществ. Все дело в том, что Зеф никогда не стоит на месте. Готовит. Думает. Живет. Он не стоит, а летает.
Майла замечает папку с рисунками у меня в руке.
– Это же…
– Да. Окончательный вариант канцелярии. Позже я все тебе покажу. Напечатают на следующей неделе, но образцы прямо как ты хотела. И по качеству, и по цвету.
Она улыбается.
– Жду не дождусь. Теперь я уже начинаю чувствовать, что это по-настоящему.
– Не то слово.
Смеясь, мы с Зефом проходим за ней через прихожую в большую гостиную в глубине дома. Весь стол заставлен едой: вареная курица, жареные кабачки, рис, ароматные красочные салаты. Я буквально впитываю все детали, от вышитой скатерти до вазы с полевыми цветами. Так приятно, что они приложили столько усилий.
И меня опять мучит та самая мысль, словно дьявол нашептывает через плечо: «Если бы ты жила здесь, то могла бы видеть это каждый день. Жить нормально».
Но тут все резко встает на место. Я вспоминаю.
Нет, я не могу.
6 Элин
Национальный парк,
Португалия, октябрь 2021 года
– Я не понимаю, зачем нам туда, – говорит Элин, прибавляя ходу, чтобы поспевать за братом. – Я должна что-то сделать?
Айзек избегает ее взгляда.
– Я обещал своему другу Пенну, что поищу его сестру, когда мы здесь будем. Она вроде пропала в этом парке.
Поравнявшись с ним, Элин беспокойно щурится. Айзек не упоминал ничего подобного, и, судя по явной испытываемой им неловкости, неспроста.
На самом деле именно по этой причине он предложил поехать сюда? Чтобы оказать услугу приятелю, а вовсе не потому, что хочет провести время вместе с сестрой?
– Я думала, мы в отпуске.
Она старается сохранять легкомысленный тон, но это сложно. Айзек знал, как ей нужна эта передышка. И взвалить такое на нее теперь, когда она уже здесь и у нее нет выбора…
– Так и есть. Мы же не знаем, что здесь обнаружим, да и найдем ли вообще хоть что-то. Пенн дал мне мало зацепок. Сказал только, что Кир так и не выехала из парка.
Элин кивает в сторону кемперов, которые едва видны за деревьями.
– И какое отношение к ней имеет это место?
– Пенн говорил, что в последний раз Кир видели здесь. В этом лагере. Я…
На тропе перед ними появляется человек, и Айзек резко умолкает.
– Você está hospedado no Airstreams? – лениво улыбается путник, оглядывая их с головы до пят.
Ему под сорок, он босиком и обнажен по пояс, а слой пыли на лице прочерчен дорожками пота.
– Você… fala inglês? – запинаясь, мямлит Айзек.
Незнакомец переходит на английский.
– Вы, наверное, остановились в «Эйрстримах»? – повторяет он с американским акцентом. Какая неожиданность!
В руках у него зубило, указательный палец кровоточит, и, поднося его ко рту и слизывая кровь, незнакомец с интересом рассматривает их рюкзаки. Пусть даже они потрепанные и видавшие виды, но явно не выдерживают проверку.
– Это так очевидно? – широко улыбается Айзек.
Незнакомец смеется.
– Ну что ж, тогда можете зайти и поздороваться, раз уж мы будем соседями. Меня зовут Нед.
Убрав руку за спину, он жестом приглашает их подойти. Когда Нед поворачивается, Элин замечает татуировку у него на затылке, прикрытую короткими волосами.
– Айзек. А это Элин.
– Англичане?
Элин улыбается.
– Если вы еще не догадались, мы американцы. – Нед снова смеется. – И по рождению, и по чистой привычке.
Следуя за ним по тропинке к лагерю, они болтают о пустяках. О погоде. О еде. Где уже побывали.
Метров через пятьдесят тропа выходит на гораздо более широкую поляну, чем Элин могла себе представить. Лагерь. Предчувствие ее не обмануло: лагерь явно стационарный. Люди пустили здесь корни. Солнечные панели. Генераторы. Брезентовые навесы над баками с водой.
Между белыми фургонами посередине натянута веревка для сушки белья, рубашки и юбки развеваются на ветру.
Через открытые двери кемперов Элин видит гравюры в рамках на стенах, стопки книг, стоящие на полках растения в горшках.
На первый взгляд вокруг царит теплая, домашняя атмосфера, однако что-то не дает Элин покоя, и она не может понять, что именно. Смотрит внимательнее, но ничего не цепляет внимание.
Элин переводит взгляд с фургонов на большую общую зону в центре. Вокруг кострища разложено несколько выцветших ковров.
Девушка с длинными светло-русыми волосами сидит на скамейке чуть в стороне, трава под ней истерта до белизны. На экране лежащего перед ней ноутбука не видно ничего, кроме солнечных бликов.
Напротив нее женщина чуть постарше, с волосами до плеч и густой челкой, держит на коленях выворачивающегося малыша лет двух. При их приближении она начинает кашлять.
Беззаботный смех и разговоры резко прерываются.
Когда все в унисон поворачиваются в их сторону, у Элин бегут мурашки по коже. Пусть на их лицах дружелюбное выражение, но защитные позы говорят о том, что прибытие незваных гостей – это вторжение.
Они здесь чужие.
К ним с лаем бежит спаниель, на спине у которого коричневые пятна, похожие на брызги краски. Нед легонько дергает его за ошейник, а затем показывает на женщину с ребенком.
– Это Брайди и ее дочь Этта. – Он улыбается ребенку, но девочка не улыбается в ответ, зарывшись головой в изгиб материнской руки. – А это Лия, – кивает Нед в сторону девушки.
Она поднимает голову, но черты лица скрыты в тени широкополой панамы. Ей не больше тридцати, белокожая и болезненно худая.
Нед делает шаг назад.
– И наконец, Мэгги. Именно благодаря ей мы все объединены.
Из белого фургона в центре появляется женщина с вьющимися темными волосами с проседью. Ее широкие ступни обуты в кожаные сандалии, а в руке она держит кружку. Скорее всего, ей больше шестидесяти или даже за семьдесят, но в движениях чувствуется нехарактерная для такого возраста легкость.
Остановившись рядом с ними, она опрокидывает кружку, и темная жидкость проливается на льняную рубаху. Громко выругавшись, Мэгги протягивает руку, и извилистый шрам на ее щеке сморщивается, когда она улыбается.
– Похоже, не считая Неда, только я здесь достаточно вежлива, чтобы поздороваться с вами. – Мэгги машет рукой в сторону вершины холма. – Вам понравится в «Эйрстримах». Там всем нравится.
– Она так говорит только потому, что я зачитала ей отзывы, – вступает в разговор Брайди. – Никто оттуда не заходил к нам и не рассказывал. Им хватает и одной встречи с «немытыми».
Отходя в сторону, она откровенно пялится на Элин. Внимательно изучив ее лицо, переключается на Айзека.
Элин отворачивается, испытывая неловкость. Несмотря на теплый прием, ее не покидает чувство, что не все здесь так просто.
– И надолго вы?
Нед кладет кирку на верстак и снова принимается слизывать кровь с пальца.
– До конца недели. Как я слышал, здесь можно увидеть много интересного. – Айзек поправляет рюкзак на плечах. – А вы? Устроили здесь стоянку?
– Нечто более постоянное. – Нед смотрит на Мэгги. – Сколько мы уже тут? Года четыре или больше.
– Наверное, – улыбается она. – Это как минимум.
– Устали скитаться, – добавляет Брайди, отлепляя от лица волосы дочери. – Так что пока мы здесь.
– И все это время вы живете здесь в таком составе? – интересуется Элин.
Нед переводит взгляд на нее, а потом снова на собаку.
– Да, только мы.
Повисает пауза. По лагерю словно проносится порыв холодного ветра, и атмосфера становится враждебной.
Подмышки Элин щекочет пот. Она поворачивается к брату, чтобы подать знак, но тут замечает какое-то движение за окном синего фургона справа.
– И вам не жарко здесь летом? – продолжает ни о чем не подозревающий Айзек. – Мы слышали о пожарах.
– Слава богу, до нас он не дошел. – Мэгги отхлебывает кофе. – А когда становится слишком жарко, тут есть места, где можно охладиться. Мы покажем вам, если хотите, они в стороне от наезженных дорог.
– Было бы здорово.
Мэгги улыбается, но только губами. Отвернувшись, она берет со скамейки тряпку и вытирает пятно на рубашке.
– Ну ладно, нам пора, – произносит Айзек, поняв намек. – Может, еще увидимся и попросим у вас совета.
Группа на скамейке возобновляет разговор. Один лишь Нед поднимает руку, чтобы помахать на прощанье, и подходит к краю поляны, но его быстро поглощают тени от нависших деревьев.
Пройдя несколько метров по тропе, Элин оборачивается и смотрит на синий фургон.
На этот раз за окном ничего не видно, только сосновые ветки позади фургона покачиваются на ветру.
7 Кир
Девон, июль 2018 года
Пенн разливает вино. Во время трапезы разговор сворачивает на тему трейлера, путешествий и людей, с которыми мы познакомились.
Майла передает салат остальным и улыбается.
– Пенн говорит, фургон стал значительно красивее с тех пор, как я видела его в последний раз.
Я кладу себе салат.
– Тяжкий труд любви, но оно того стоило.
Майла поворачивается к Зефу.
– Ты впервые путешествуешь в доме на колесах?
– Ага, раньше был слишком занят. На работе творилось сущее безумие.
Мы немного болтаем о карьере Зефа, а также об отредактированной версии того, как она завершилась, которая меня устраивает. Брат не задает вопросов о его дурной славе. Пенна не интересуют знаменитости, так что вряд ли он искал Зефа в Интернете. Еда для брата – всего лишь топливо, а не экзистенциальное наслаждение. Он не будет обсуждать тонкости веганских блюд.
Зеф украдкой поглядывает на него, явно беспокоясь из-за отсутствия восторгов. Впрочем, он никогда в таком не признается. Зеф никогда не выставляет себя напоказ, требуя внимания, но со временем я поняла, что внимание пришло само, ему не нужно было его требовать.
В конце концов именно Майла говорит то, что нужно. Спрашивает, где он учился, в чем находил вдохновение. Зеф, как обычно, рассказывает о Франции, Лондоне, Юго-Восточной Азии, ресторанах на Восточном побережье. О правилах, которые он нарушил, и людях, которых он очаровал, чтобы добиться своего.
Майла внимательно слушает.
– Мне всегда хотелось съездить в Азию, но вечно было недосуг. Один мой знакомый утверждает, что это изменило его жизнь.
Зеф серьезно смотрит на нее.
– В каком смысле?
– В духовном, я думаю. Он был ослеплен западной идеологией, – объясняет она, слегка наклонившись над столом и забыв о еде.
Пока разговор ведут в основном Майла и Зеф, она продолжает восторгаться, а Пенн, глядя на меня, приподнимает бровь, но я молчу. Я привыкла к тому, как люди раскрываются рядом с Зефом. Он умеет слушать и задавать вопросы. Дает собеседнику возможность почувствовать себя особенным. Значительным.
Когда в разговоре наступает затишье, Пенн обращается ко мне, меняя тему:
– Итак, ты собираешься показать нам образцы?
Я приношу из прихожей папку и передаю черновики по столу. Их очень много. Люди всегда удивляются, как много на свадьбах бывает канцелярии, помимо самих приглашений и открыток-напоминаний. Расписание церемонии, карточки с местами, меню, таблички для напитков, свадебные сувениры и благодарственные записки. Список бесконечен и благодаря социальным сетям постоянно растет.
– Потрясающе, – бормочет Майла. – Правда, Кир, я не видела ничего подобного.
Я улыбаюсь.
– Спасибо. Когда стараешься для кого-то из близких, это всегда значит чуть больше.
Я люблю использовать в своих работах мрачную тематику, и на этот раз мне помогло здание, в котором Пенн и Майла устраивают свадьбу, – внушительный викторианский особняк на берегу моря. До проведенного несколько лет назад ремонта он находился на грани запустения. Сквозь дыры в крыше и трещины в осыпающихся стенах даже проросла трава.
В качестве источника вдохновения для рамок на открытках я использовала карниз здания, правда, немного видоизменила его, вспомнив недавнее прошлое: в изящный узор вплела плющ и полевые цветы. Смотрится красиво, но в первоначальном проекте, который я никому не показывала, природа взяла верх. Поглотила сложный узор. Буквально задушила.
Мои первые попытки всегда одинаковы. Мрачные. Уродливые. Чтобы они стали приемлемыми для клиентов, я делаю рисунки более легкими. Менее безумными.
– Ты когда-нибудь попробуешь снова рисовать для себя? – интересуется Майла.
Я качаю головой.
– Вряд ли я справлюсь с напряжением.
– С напряжением? – Она устремляет на меня внимательный взгляд.
– Постоянным страхом… осуждения. – Я пожимаю плечами. – Со стороны галеристов, критиков. Публики. Нынешнее занятие… мне подходит. Стабильный доход, и работать можно где угодно.
– А я думаю, это просто отговорка, – без обиняков заявляет Зеф. – То, чем она сейчас занимается, не подталкивает ее расширить границы. – Я сохраняю нейтральное выражение лица, поскольку уже слышала это раньше. В его мире отказаться от своего призвания в любой области сродни провалу. – Мне кажется, она боится того, что получится, если она даст себе волю.
Во рту внезапно пересыхает, и я нервно сглатываю. Он не знает, насколько близко подобрался к сути. Я не просто боюсь дать себе волю, я в ужасе. Рисовать так, как рисовала в детстве, свободно, открыто, без границ… меня пугает. Это искусство умерло вместе со смертью отца. Единственный выход для него теперь – мои карты, и то только для нас с Пенном.
Свадебные заказы, которые я беру, безопасны. У них есть границы.
– И каково это? – спрашиваю я, стремясь сменить тему. – Свадьба уже так близко…
– Я в предвкушении, но побаиваюсь. – В голосе Майлы чувствуется нервозность. – Произнести слова о том, что это навсегда. Что он единственный.
– Как я тебя понимаю! – тихо отзывается Зеф.
Пенн смотрит на него.
– Ты когда-нибудь был к этому близок?
Зеф пожимает плечами.
– Рукой подать.
У меня загораются щеки. Рукой подать? Он утверждал, что даже не думал о женитьбе.
Мои мысли устремляются к ней. Это наверняка она, так ведь? Роми. Девушка, которая преследует не только меня в мыслях, но и Зефа во сне.
– И почему мысль о браке так тебя пугает? – интересуется он у Майлы.
– Наверное, все дело в окончательности решения. – Она делает глоток вина. – Мне хотелось бы уехать, как вы, заняться всяким разным, а теперь это вряд ли осуществимо. Брак, как бы ты к нему ни стремился, отбирает часть жизни, ее спонтанную составляющую.
– Мы ведь это обсуждали, – напряженно произносит Пенн. – После свадьбы ты можешь делать все что пожелаешь. Твои решения от меня не зависят.
– Я знаю, но это выглядит началом нового цикла всего, и обратно пути уже нет. Дети, все такое.
Судя по тому, как Майла тянет слова, она уже слегка опьянела.
– Понимаю, – с серьезным видом кивает Зеф.
Пенн напрягается. И вот уже разговор переходит с твердой почвы в неизведанные воды. Все дело в нем, в Зефе. Его присутствие производит эффект брошенной гранаты. Он будоражит людей. Потому что беспардонно остается собой, не держится за правила, тем самым как бы давая понять, что и другим это необязательно.
Это меня в нем и привлекает, но других может пугать.
Они считают, что в нем слишком много энергии. Слишком много мыслей. Слишком много жизни.
Я снова меняю тему и спрашиваю у Пенна про цветы.
Слегка коснувшись моей руки, Зеф меня обрывает:
– Эй, Майла тут кое-что рассказывает. – Он снова смотрит на нее. – Продолжай.
– Зеф.
Резкость моего тона удивляет даже меня, заставляя гулко колотиться сердце.
– Что? – Он резко поворачивается. – Ты перебила ее на полуслове.
По шее поднимается жар. Я чувствую на себе взгляды Пенна и Майлы. И смотрю Зефу прямо в глаза.
– Не говори со мной так.
Повисает гробовое молчание. Пенн встает и начинает убирать посуду, жестом приглашая Майлу помочь.
Как только они отходят от стола, Зеф наступает мне на ногу.
И медленно, но неуклонно давит.
Нажимает прямо на кость. Испытывая жуткую боль, я смаргиваю слезы.
Зеф заглядывает мне в лицо.
– Да пошла ты, – произносит он так тихо, что может показаться, будто мне почудилось.
8 Элин
Национальный парк,
Португалия, октябрь 2021 года
– И давно пропала Кир? – спрашивает Элин, поднимаясь к «Эйрстримам». Тропа явно нахожена, на каменистой поверхности лишь в редких местах пробиваются клочья травы.
– В том-то и дело. – Айзек вытаскивает из рюкзака бутылку с водой. – Она не то чтобы пропала. Во всяком случае, официально. Полиция считает, что она до сих пор путешествует. Она пользуется банковскими счетами, деньги приходят и уходят. Пенн получает от нее сообщения, она пишет, что ей нужно время побыть в одиночестве. Полиция их видела и сказала, что нет никаких признаков преступления, но его это не убедило.
– Она уехала не одна? С друзьями или?..
Айзек опрокидывает бутылку и делает долгий глоток.
– Нет, Пенн сказал, что она порвала со своим бойфрендом Зефом за несколько месяцев до отъезда в Португалию.
Элин поднимает бровь.
– Порвала в смысле на самом деле порвала?
– Судя по словам Пенна, окончательно и бесповоротно. – Айзек засовывает бутылку обратно в боковой карман рюкзака. – Я провел кое-какое расследование, и, похоже, это именно так. Он был поваром, довольно известным в Штатах. Насколько я понял, после разрыва он вернулся в Нью-Йорк, к прежней жизни.
– Они расстались плохо?
– Не совсем. Похоже, они отдалились, и Кир просто начала его игнорировать. Пенн говорит, с ней уже так бывало. Она вдруг пугается обязательств.
Элин смотрит на другую сторону долины, где просека уходит ввысь, к самым вершинам, над которыми висит тонкий шлейф облаков. Примостившаяся у подножия первой горы деревня выглядит неправдоподобно маленькой.
На мгновение Элин представляет альтернативную реальность. Здесь с ними Уилл, ее бывший. На каждом шагу он делал бы фотографии и придумывал, что мог бы использовать в своих архитектурных проектах.
Она резко останавливается и моргает. Уилл больше ей не принадлежит. Уже несколько месяцев как не принадлежит.
Мысль об этом ранит. Элин до сих пор пытается выкинуть его из головы.
Порой она задумывается, а сдвинулась ли с мертвой точки, не заменила ли Уилла мыслями об Уилле, используя их как средство успокоения взамен его присутствия. Размышляет, не позвонить ли ему. Представляет звук его голоса.
Разрыв произошел после завершения ее последнего дела. Тогда Элин казалось, что все правильно, но порой закрадываются сомнения, как сейчас, и ее охватывает сокрушительное чувство потери. Рядом с Уиллом она пережила столько событий, столько катастроф – крушение карьеры, панические атаки, смерть матери. Он всегда был ее якорем, поэтому иногда кажется, что без него она захлебывается.
Страшно начинать все сначала, когда окружающие просто живут дальше. Брак. Дети. Друзья твердят, что все наладится, что она встретит кого-то, однако Элин начинает сомневаться не только в том, нужны ли ей новые отношения, но и понравится ли она кому-то такой, какая есть. Тем более что она и сама порой толком не понимает, кем стала.
За последний год она осознала, что всегда носила маску, причем не только с другими людьми, но и с самой собой. Теперь она в одиночестве, маска снята, и каждый день Элин узнает что-то новое о том, какая она на самом деле.
Тропа становится круче.
Они всего в нескольких сотнях метров от вершины холма, и теперь три «Эйрстрима», стоящие вдоль гребня, полностью видны.
Элин смотрит на них в ожидании, но не понимает, чего именно ждет. Может, признаков жизни, хотя нет. Они будут там одни.
Она отворачивается.
– Так Кир уехала не с бухты-барахты?
– Конечно. История семьи… очень непростая. Их родители умерли. – Айзек делает паузу, раздумывая. – Пенн упоминал, что это по-разному сказалось на них с сестрой. У него появилось желание остепениться и где-нибудь осесть, а у нее что-то свербело в одном месте, хотелось только переезжать с места на место.
– Тогда почему Пенн считает, будто с ней что-то случилось? Больше похоже на то, что она просто уехала.
– От брата-близнеца?
– Вполне возможно. Например, она хочет скрыть от него какие-то свои дела. Иногда людям трудно принять, что даже близкие что-то от них скрывают.
– Вполне возможно. – Айзек пожимает плечами. – Но Пенн говорит, они регулярно созванивались. А она уже давно не звонила. Он уверен, что она поддерживала бы с ним контакт.
– Когда Кир сюда приехала?
– В конце две тысячи восемнадцатого года. По словам Пенна, уже во время отъезда она вела себя странно. А как только прибыла сюда, стала… очень скрытной. Не делилась с ним, как обычно.
– И когда он начал волноваться?
– Где-то через год. Ему не нравилось, что она не хотела уезжать отсюда, не хотела с ним разговаривать, стала уклончиво отвечать на вопросы о своих планах.
– Хочешь сказать, они все-таки как-то общались?
– Да, но только через сообщения, и Пенн считает, что они были не в ее стиле. Несколько недель назад он получил очередное послание, якобы из Италии, но оно выглядело странно, как будто писал кто-то другой. – Айзек пожимает плечами. – В принципе, я его понимаю. Например, я узнал бы твою манеру писать. А ее последняя фотография была сделана здесь, в парке.
– И кто видел ее в лагере?
На последнем участке подъема тропа разворачивается в обратном направлении.
– Турист. – Айзек убирает бутылку. – Это накопал Пенн. Кир не ведет соцсетей, но когда полиция не захотела этим заниматься, он нашел нескольких туристов в «Инстаграме»[1] по разным хэштегам парка. Это заняло некоторое время, но он написал всем, кто находился поблизости, когда он в последний раз с ней разговаривал, и спросил, не заметили ли они чего-нибудь необычного. Со многими он просто потерял время, а потом на связь вышел парень, который сообщил, что наткнулся на кемпинг и произошло нечто странное. Он не смог связать это напрямую с Кир, но у него сложилось впечатление, что эти люди что-то скрывают.
– И что же произошло?
– Он считал, что это общественная территория, но когда попытался поставить палатку, его выгнали. Когда парень уходил, один из членов группы догнал его и обвинил в том, что он вторгся в их частную жизнь. В итоге они выбили у него из руки телефон.
«А ведь нетрудно представить, – холодея, думает Элин, – как такая вот группа смыкает ряды и ополчается на случайного прохожего».
– Тот парень даже не фотографировал, но их действия вызвали у него подозрения. Поэтому он нашел место, откуда можно сделать снимок. Ничего страшного он не заметил и выбросил случай из головы, пока с ним не связался Пенн. Парень отправил ему те фотографии, и тогда Пенн заметил на заднем плане фургон Кир. В итоге он прилетел сюда и сам отправился в лагерь.
– И видимо, в лагере ему устроили такой же теплый прием?
Появляются тонкие клочья облаков, небо бледнеет до дымчато-голубого цвета.
