Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево - Олег Рой - E-Book

Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево E-Book

Олег Рой

0,0
4,99 €

oder
-100%
Sammeln Sie Punkte in unserem Gutscheinprogramm und kaufen Sie E-Books und Hörbücher mit bis zu 100% Rabatt.
Mehr erfahren.
Beschreibung

Успех и всенародная популярность, к которой всю жизнь стремилась Ирина Невельская, не приносят ей счастья. Да, она осуществила свою мечту – покорила Москву, стала знаменитой артисткой… Но почему же сейчас, когда она всего добилась, тоска и разочарование разрывают ей сердце? Почему не покидает мысль, что упущено что-то важное? Единственный ребенок – Алика – бросила институт, шляется по ночным клубам. Мужья… первый ушел сам, второго выгнала. Сплошные неудачи в семейной жизни! Как бы хотелось Ирине все наладить и исправить ошибки, которые совершила! Она готова даже пожертвовать любимой профессией ради этого. Однако спасение приходит неожиданно. И находит его Ирина в совершенно неожиданном месте – в своих истоках, в том месте, где родилась.

Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:

EPUB

Veröffentlichungsjahr: 2024

Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Олег Рой Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево

Памяти моего сына Женечки посвящается

Прежде чем осуждать своих родителей, вырасти сначала собственных детей.

Глава 1 Москва слезам не верит

Ритм большого города давно стал притчей во языцех. Сколько уже было сказано и пересказано о бешеном темпе жизни мегаполиса, о вечной борьбе за выживание в нем, о постоянном стрессе, хронической усталости, перманентном цейтноте и непрекращающейся суете, которые сопровождают каждое мгновение городского существования. Но сколько ни говори – ничего не меняется. Мы продолжаем жить так же, как и жили. К этому стилю бытия привыкаешь, как к наркотику, подсаживаешься на него с первых дней и вскоре уже не представляешь себе, что можно существовать как-то иначе. Типичный обитатель мегаполиса даже дома не сбивается с заданного суетой ритма и искренне считает отдыхом время, проведенное за телевизором или компьютером. Нам даже в голову не приходит, что на самом деле мы подобным образом просто отгораживаемся от самих себя, чтобы не задумываться о том, что на самом деле творится в нашей душе – потому что ответ на этот вопрос порой бывает крайне неприятен.

Ирине Невельской, популярной и востребованной актрисе театра, кино и телевидения, как именовали ее в СМИ, некогда было задавать себе подобные вопросы. Что такое вечный цейтнот, она знала лучше, чем многие другие. Завтра ей предстояло лететь в Сочи, где начинались съемки очередного телемувика, а сегодня еще судорожно доснимались последние эпизоды нового сезона приключенческого сериала, в котором Ирина играла главную роль – умной и обаятельной женщины-судьи.

С раннего утра Ира была на ногах и к полудню уже чувствовала себя как выжатый лимон. Впрочем, это было для нее привычным состоянием: с ним она не только ложилась спать (ей никогда не удавалось добраться до постели раньше двух часов ночи), но и вставала почти каждый день. Иногда, очень редко, она позволяла себе вздохнуть, пробормотать тихонько, когда никто не слушает: «Боже, как я устала!» – и снова в бой. Снова бесконечная суматоха, осточертевшие поездки по городу из одного важного места в другое, еще более важное, вечные деловые и псевдодружеские встречи, очаровательные, но совершенно неискренние улыбки, приветствия и болтовня… Ну и работа, конечно. Собственно, от самой работы – съемок, репетиций, спектаклей, интервью, участия во всевозможных ток-шоу и тому подобном – Ирина уставала меньше всего. А вот что особенно выматывало – так это вынужденные затяжные перерывы и ожидание, которые почему-то всегда неразрывно связаны с кино и телевидением. Из всего съемочного дня перед камерой не проводишь и четверти затраченного времени, все остальное уходит просто в пустоту.

Вот и сейчас интервал между двумя эпизодами, в которых была задействована Ирина, составил около полутора часов. Ни туда ни сюда – ни отдохнуть толком, ни съездить по делам. А их до вечера нужно переделать великое множество. Досадуя, что опять придется бездарно потратить ценное время, Ира отправилась в кафе, села за столик у окна, дежурно улыбнулась знакомой официантке и заказала чашку кофе. Время было обеденное, но обедать она не стала: есть не хотелось. Ирина вообще была малоежкой, благодаря чему не имела проблем с лишним весом, что вызывало зависть всех возможных оттенков у большинства ее подруг. А вот чего действительно хотелось – так это курить. Однако с начала июня закон о запрете курения в общественных местах окончательно вступил в силу, и теперь Ира не могла позволить себе даже этого сомнительного удовольствия.

Вытащив из сумочки мобильный, она попыталась дозвониться мужу, но его аппарат был «выключен или находился вне зоны действия сети». «Как-то подозрительно часто у него последнее время отключен телефон», – раздраженно подумала Ирина, отхлебнула принесенный официанткой двойной эспрессо и рассеянно поглядела в окно. Похоже, сейчас опять польет дождь. Черт знает что с погодой творится… Началось лето, даже не лето, а май с невероятной жарой, а потом вдруг неожиданно похолодало… Впрочем, какая разница? Когда живешь в таком бешеном ритме, в каком живет она, такие мелочи, как плохая или хорошая погода, просто не воспринимаются.

Ирина уже почти решилась нарушить закон и все-таки вынуть из сумочки сигареты, когда вдруг услышала за спиной знакомый голос – низкий и великолепно поставленный. «Вживую» Ира не слышала его уже много лет, но всегда безошибочно узнавала, когда этот голос звучал по телевизору или по радио.

– Вот так встреча! Ирочка Корень!

Это обращение заставило Ирину встрепенуться. Как давно никто не называл ее по девичьей фамилии! Наверное, в ближайшем окружении уже и не осталось никого, кто помнил, что она не всегда была Невельской…

Пожилого, но все еще привлекательного мужчину, стоявшего сейчас у ее столика, как и саму Ирину, тоже знала вся страна. И это несмотря на то, что в кино и сериалах он играл только второстепенные роли. Актером Борис Владимирович Чигринский был прекрасным. Спектакли с его участием всегда собирали аншлаги, каждый его выход на сцену зрители встречали овацией, а студенты театральной академии, которым довелось учиться на его курсе, считали себя чуть ли не баловнями судьбы. В свое время Ирина тоже оказалась в числе этих счастливчиков и до сих пор была благодарна своему педагогу за все, чему тот ее научил. А это во многом выходило за рамки одного только актерского мастерства. На сцене и на экране Борис Владимирович чаще всего играл персонажей, в лучшем случае неоднозначных (а нередко и вовсе импозантных злодеев), но в жизни мало походил на своих героев, поскольку был доброжелательным, отзывчивым и глубоко порядочным человеком. Студенты часто приходили к нему поговорить о чем-нибудь важном, и далеко не всегда это касалось профессии. Они наверняка знали, что учитель их выслушает и поймет, не будет читать мораль, а действительно поможет разобраться в своих проблемах и даст реально дельный совет. В юном возрасте такие разговоры очень важны. Особенно для ребят, которые, подобно Ире, только что уехали из родного дома и даже из родного города…

Словом, Ирина была очень рада нежданной встрече и с удовлетворением отметила, что, несмотря на возраст, выглядит ее наставник очень неплохо. И сразу бросалось в глаза, что это не заслуга портных, косметологов или пластических хирургов, нет, дело совсем в другом. Благополучие излучал не внешний облик Чигринского, а его взгляд, спокойные движения, мягкие интонации. Каким-то непостижимым для Ирины образом Борис Владимирович ухитрялся оставаться вне той мелочной суеты, которая заполонила всю ее собственную жизнь.

Чигринский охотно принял предложение Ирины сесть за ее столик, устроился напротив и тоже заказал кофе.

– Давненько мы не виделись… – проговорил он, разглядывая Ирину хоть и внимательно, но деликатно, так, что это не выглядело бестактным. – Лет уже семь, наверное. Как бы не больше…

– Неужели так много?! – ахнула Ира. – Ну да, действительно… Со времени проб на тот костюмный сериал, как его, «Китай-город»… По Островскому, кажется.

– По Боборыкину, – вежливо поправил Борис Владимирович. – И с тех пор я тебя видел уже только по телевизору.

– Издержки нашей профессии, – горько усмехнулась Ирина. – Даже близкие видят нас на экране чаще, чем дома. Если б муж не был моим агентом, боюсь, мы бы с ним вообще встречались не чаще пары раз в месяц. А так Игорь хоть иногда меня вытаскивает на всякие, как он выражается, «мероприятия, необходимые для имиджа». Хоть я и сопротивляюсь изо всех сил.

Чигринский понимающе кивнул.

– Тоже не люблю всей этой светской жизни, – последние слова он произнес с откровенной иронией. – Но тебе, конечно, никуда от нее не деться, положение обязывает. Популярность, как Минотавр, требует постоянных жертв.

Ирина пожала плечами.

– Игоря не переубедишь, но, на мой взгляд, не так уж все это и нужно. Когда много снимаешься в сериалах, уже по определению становишься популярным. Для тех, кто каждый день на тебя смотрит, ты превращаешься почти что в члена семьи.

– Думаю, все-таки не ты, а твой герой, – мягко возразил Борис Владимирович, отхлебывая кофе.

– И ты сам тоже, – не согласилась Ирина. – Только, пожалуй, я неправильно выразилась. Становишься не членом семьи, а соседом, за которым подглядывают в замочную скважину и с наслаждением обсасывают все подробности его жизни… Особенно когда что-то случается. Не знаю, есть ли хоть одно СМИ, которое не перемыло косточки моей Алике после той истории… Вы, конечно, в курсе? – с досадой осведомилась она.

Борис Владимирович покачал головой.

– Практически нет. Я далек от желтой прессы и не интересуюсь сплетнями. Только слышал от кого-то из общих знакомых, что у твоей девочки были какие-то неприятности.

– «Были неприятности», – фыркнула Ирина. – Неприятности – это слабо сказано. И они, к сожалению, не были, а продолжаются, конца и края им не видать…

Ирина машинально потянулась за сигаретами, но вовремя остановилась. Жестом подозвала официантку, заказала пятьдесят граммов коньяка и еще кофе. Неожиданно ей захотелось все рассказать Борису Владимировичу. Сколько уж времени она никому не изливала душу, не делилась тем, что действительно гнетет. А все лишь потому, что просто не оказывалось рядом подходящего собеседника.

В наше время не только продукты питания превратились в суррогаты – суррогаты чувств стали обыденными настолько, что вытеснили настоящие чувства. Суррогаты любви, суррогаты заботы, суррогаты сочувствия. Но если натуральные продукты человек может себе позволить, переплатив за «естественность», то натуральные чувства для многих жителей мегаполиса просто недоступны. Нет на них ни сил, ни времени у вымотанного, выжатого досуха современного горожанина. Потому и приходится довольствоваться суррогатами. И когда случается почти что чудо и рядом появляется человек, готовый проявить искреннее сочувствие, то просто грех не воспользоваться такой возможностью.

– Алика под домашним арестом, – поделилась Ирина. – К счастью, уже неофициально.

– Ничего себе! – вскинул брови собеседник. – А что случилось-то?

– Она чуть в тюрьму не загремела. – Ирина отвела взгляд. Ей было стыдно, как будто это она сама чуть не попала в тюрьму. – Подралась в ночном клубе….

И Ирина стала рассказывать о своем хождении по кругам ада. Началось оно с раздавшегося в ночи телефонного звонка и официально-строгого голоса в трубке: «Ваша дочь, Невельская Алика Артуровна, задержана по подозрению…» Затем продолжилось в отделении полиции, где Ирина увидела Алику в наручниках, с размазанной по лицу косметикой, сидящую в «обезьяннике» в компании каких-то бомжей и шумных, вульгарно одетых и размалеванных девиц. А потом были походы к следователю и визит к родителям пострадавшей, где Ирина, которой даже не предложили сесть, глядя в пол, пыталась откупиться от позора, попутно выслушивая всякие гадости про себя и дочь. Обыватель никогда не упустит возможности пнуть более известного и достойного человека – во все времена популяция мосек в разы превосходила количество слонов.

На судебное заседание репортеров, к счастью, не пустили, но вокруг здания суда они клубились целым роем, точно мухи в знойный летний день над кучкой свежего навоза. Ирине с дочкой еле удалось пробиться сквозь их толпу сначала в здание, а потом обратно к своей машине. На суде прокурор просил три года с отбыванием наказания в колонии, но Ирина не зря подняла на ноги всех знакомых, нашла хорошего адвоката и не поскупилась. В результате Алике дали два года условно.

– Я ведь и не замечала этого… Ну, того, какой она стала, – Ирина выпила коньяк, даже не почувствовав ни вкуса, ни опьянения. – Для меня она была всегда маленькой девочкой, которую я видела очень редко. Но что поделаешь… При нашей профессии нет никакой возможности совмещать семью и работу. Либо ты снимаешься, получаешь интересные роли и нормально зарабатываешь – либо перебиваешься с хлеба на воду и три раза в месяц играешь даму на балу во втором составе, но зато остаешься хорошей женой и матерью. Я выбрала карьеру. Наверное, меня можно за это осуждать… Но ведь актерская работа – это мое истинное призвание! Все, в том числе и вы, всегда говорили, что у меня настоящий талант! – произнеся это, Ирина разволновалась еще больше.

– Я и сейчас так считаю. – Борис Владимирович успокаивающим жестом положил тяжелую руку на ее ладонь.

– Я всегда старалась, чтобы Алика ни в чем не нуждалась, – продолжала Ирина уже тише. – У нее были прекрасные няни и гувернантки, она училась в лучших школах. Отдыхать ездила не реже трех раз в год. Если бы я себе такое могла позволить! Всякие шмотки, побрякушки, гаджеты – только скажи!..

– Ей сколько лет-то сейчас? – уточнил Чигринский.

– Девятнадцать весной исполнилось… – Ирина поморщилась, вспомнив еще кое-что неприятное. – После школы я ее в РАТИ поступила. Хлопот с этим был полон рот, честно вам скажу. Алика, к сожалению, не в меня оказалась и даже не в свекровь, а видимо, в отца – способности практически на нуле. Но чем-то же заниматься в жизни надо! Вот я и настояла на актерском… Тут я ей хоть помочь смогу.

– А сама она что хотела? – словно бы невзначай поинтересовался Борис Владимирович.

Ирина отмахнулась.

– Да ничего она не хотела! По фигу, куда поступать, лишь бы от нее отстали. Вот я и билась с ней, репетиторов наняла по мастерству, по всем предметам, заниматься заставляла… В общем, пропихнула в вуз с грехом пополам. И на радостях расслабилась, думала: все, дело сделано. А ее отчислили с первого же курса за неуспеваемость и профнепригодность. Конечно, мне надо было самой ее учебу контролировать… Но я ж не знала!..

– Да уж, вуз для абитуриента – это как замужество для девушки, – усмехнулся Чигринский, отставляя пустую чашку. – Кажется, что главное – сыграть свадьбу, а дальше уже все само собой пойдет. А на самом деле трудности в семейной жизни начинаются уже после ЗАГСа. Так и с учебой. Поступление – только начало пути… Неужто ты сама не помнишь, как училась?

– У меня-то все по-другому… Мне учеба в радость была. Помню, сколько раз ночью просыпалась и сама своему счастью не верила – неужели я в ГИТИСе учусь? – Ирина сделала паузу, допив остывший кофе. – Когда Алику выгнали, у меня прямо руки опустились, я вообще не знала, что делать. Попыталась пообщаться с ней, все обсудить, так кончилось все скандалом. Она такого мне наговорила, вспомнить страшно… С тех пор дочь совсем отдалилась от меня. А потом эта драка… Я даже не удивилась, когда с ней произошло… такое.

Ирина замолчала, ее собеседник тоже молчал. Было слышно, как снаружи стучат по стеклу тяжелые дождевые капли.

– Сочувствую, – наконец сказал Борис Владимирович, и Ирина не сомневалась, что он и правда всей душой сочувствует ей. – Но ты молодец, справилась… А дальше-то что?

– Не знаю. – Ира внезапно поняла, что действительно не знает, что дальше. Всю оставшуюся жизнь держать Алику под замком? Поступить ее в какой-то другой институт, водить туда за ручку и сдавать экзамены через конверты? Ну, хорошо, это на пять лет, а потом? Что Алика будет делать после того, как получит диплом? Ответов на эти вопросы у Ирины не было.

– Ну а сама-то ты как? – спросил Борис Владимирович. – Довольна своей жизнью? Ведь карьера все-таки состоялась?

Ирина отрицательно покачала головой:

– Довольна? Не сказала бы. Вот вы сейчас меня спросили, а я вдруг подумала: разве «сериальная обойма» – это то, к чему я стремилась? Меня даже творчество мое уже не радует, оно превратилось в ремесло. Я штампую роли, как автомат в общепите наливает кофе в стаканчики. Многое я вообще не стала бы играть, будь моя воля, но мне платят, значит, приходится. Попала белка в колесо – пищи да беги.

Посреди ее монолога Чигринский невольно поморщился, и Ира тут же вспомнила, как он неоднократно повторял им, что слово «творчество» никогда не употребляется в первом лице. «Творчество бывает только у других. Есть творчество Пушкина, есть Врубеля, есть Феллини. А «моего» нет и быть не может. Говорить о себе, что он творец, гений и талант, позволено только самодовольным индюкам, компенсирующим недостаток культуры избыточным самомнением», – заявлял он.

Но сейчас Борис Владимирович заговорил, конечно, совсем не об этом.

– Знаешь, Ирочка, – сказал он, отставляя пустую чашку, – людей понять сложно, а нас, актер актерычей, еще сложнее. Мы привыкли играть, лицедействовать, жить чужой жизнью. Но когда я увидел тебя, я сразу почувствовал, что ты в отчаянии. – Ирина вскинула голову, но ее собеседник продолжил: – Не спорь со мной, прошу тебя. Тебе только кажется, что ты живешь, а на самом деле ты действительно как та белка в колесе. Но тебе и попищать-то не для кого.

На глаза Ирины невольно навернулись слезы. Чигринский наклонился к ней и ласково коснулся ее плеча:

– Тебе надо передохнуть, Ирочка. Сделать паузу. Съездить в какое-нибудь тихое место, побыть наедине с собой. И только потом двигаться дальше. Кстати, ты же у нас вроде бы из Атяшево?

– Какая же у вас все же поразительная память, Борис Владимирович! – невольно восхитилась Ирина.

Эта особенность Чигринского не была для Ирины новостью. О его почти феноменальной памяти в ГИТИСе ходили легенды. А курсе на третьем, когда кто-то из студентов спросил его об этом на занятии, выяснилось, что способность помнить все важное у их наставника – не дар свыше, а результат многолетних усилий. Еще в школе, готовясь поступать в театральный, он начал тренировать свою память, чтобы запоминать как можно больше ролей. С возрастом Борис Владимирович не оставил этой привычки и до сих пор помнил не только лица и имена всех своих учеников, но и основные вехи их биографии.

– А почему это вы вдруг вспомнили про Атяшево? – с интересом спросила Ирина.

– Потому что сам побывал в ваших краях, – серьезно отвечал Чигринский. – И должен тебе сказать, до сих пор нахожусь под впечатлением. Хотя прошло уже много лет.

– Это как же так? – невольно заинтересовалась Ирина.

– А вот так. Ты ведь, конечно же, знаешь Гунские курганы?

– Ну, разумеется. У нас их называют Атяшевские Бугры. Или просто Бугры, – кивнула Ира и усмехнулась. – Вроде как местная достопримечательность. Овеянная легендами, как выражаются в туристических справочниках.

Однако собеседник не поддержал ее ироничного настроя.

– Вот в тех-то удивительных местах я и побывал, – поделился Чигринский. – Знаешь, когда моей Лели не стало, у меня жизнь словно ножницами обрезало. Вообще ничего не хотелось – ни пить, ни есть, ни работать, ни даже с внуками видеться. Готов был лечь и лежать, пока не отправлюсь следом за ней. Спасибо, друзья не дали. Сережка Федотычев приехал как-то и говорит: «Вставай, собирайся и поехали. Отвезу тебя кое-куда». Я упирался, но он и слушать ничего не стал, чуть ли не силком меня вытащил. Привез к себе на родину, а он почти что твой земляк – из Алатыря. Переночевали мы у него, а утром встали пораньше и задолго до рассвета отправились к этим самым курганам. Я сначала не знал, что это за место, а он и не сказал мне ничего. Только потом, когда возвращались, уже объяснил, что к чему. Рассказал, что там… Впрочем, что я тебе-то это говорю, ты сама оттуда, сама все знаешь.

Ирина неопределенно пожала плечами. У нее имелось свое мнение на этот счет, но она не считала нужным сейчас его высказывать.

– И там… – Борис Владимирович замолчал ненадолго. – Даже не знаю, как тебе это объяснить… Там на меня точно озарение какое-то снизошло. Будто глаза открылись. Вроде место-то само – ничего необычного: холм посреди поля над речкой. А вот поднялся я на тот холм, огляделся вокруг – солнце встает, красота такая, хоть картину пиши! И чувствую – что-то поменялось во мне, тоска слетела, как корка со старой раны. Вдруг подумалось: а разве хотела бы Леля, чтобы я так убивался по ней? Легче ей от этого? Да наоборот! Она была бы только рада, если б я снова зажил полноценной жизнью, опять начал бы работать, заботиться о семье… Странно, но до курганов мне это даже в голову как-то не приходило…

– Когда тебе плохо, забываешь обо всем, – задумчиво проговорила Ирина.

– А когда тебе хорошо – тем более, – усмехнулся Чигринский. – Мы вообще стали какими-то удивительно нечуткими. И безэмоциональными. Пробудить в нас чувства могут только трагедия, катастрофа – и то не всегда. А когда все хорошо, мы просто не замечаем этого, не радуемся тому, что имеем.

– Нам просто некогда это заметить, – поддержала мысль Ирина.

– Так-то оно так, однако…

В сумочке у Ирины тренькнул телефон – напоминание, что пора возвращаться к работе. Ира смутилась:

– Извините, что прерываю на полуслове, но…

– Да что ты, конечно! Мне и самому давно пора идти. – Борис Владимирович поднял руку, подзывая официантку. – Счастливо тебе, Иришка. Держись. И все-таки подумай над моими словами, хорошо?

Ира машинально кивнула и поспешила к двери, на ходу нащупывая в сумочке сигареты.

* * *

Освободилась Ирина неожиданно рано, еще не было и десяти. Зимой в это время уже давно тьма кромешная, но сейчас, в конце июня, в период самых длинных дней, было еще светло, и Ира тут же потянулась за планшетом, чтобы посмотреть в ежедневнике, не успеет ли она сегодня сделать что-нибудь из длинного списка дел. Нет, пожалуй, ничего не получится. Но в конце концов это тоже неплохо. В кои-то веки она вернется домой еще до полуночи и, быть может, даже сумеет лечь спать пораньше и выспаться перед завтрашним самолетом.

Что такое спать вдоволь, столько, сколько хочется, Ирина уже не помнила. Как и не помнила, когда последний раз у нее выдавался свободный день или вечер. Впрочем, были в этом и положительные стороны. Свобода для жителя мегаполиса – понятие очень странное. Иногда она пугает больше, чем любая неволя. Жители крупных городов привыкли быть скованными изо дня в день своим расписанием, а у кого его нет – просто своими ежедневными делами и даже увлечениями. При этом каждый третий считает, что он свободен, но, сталкиваясь с настоящей свободой, пасует, теряется и искренне не знает, куда девать время.

Час пик уже закончился, и дороги были относительно пусты – конечно, настолько, насколько это вообще возможно в Москве. Остановив в последнюю секунду у светофора свой серебристый «БМВ», Ирина вдруг вспомнила слова своего педагога: «Тебе надо передохнуть, съездить в тихое место». Эх, Борис Владимирович, вашими бы устами да мед пить… Если бы она могла вот так бросить все и уехать… Тогда бы обязательно махнула не куда-нибудь в Европу и не на пляжи под пальмами, а в родное Атяшево. Сколько лет она уже не была дома? Рассказ Бориса Владимировича пробудил в Ирине целый сонм воспоминаний. Она прекрасно помнила те Бугры, о которых он говорил, знала их с детства, с тех пор как их с сестрой туда водила мама, Татьяна Сергеевна. Мама собирала там травы для отваров и целебных настоек, а они с Олей играли в прятки в высокой некошеной траве и среди кустарников, бегали за бабочками, рвали цветы и сплетали венки. Тогда они с сестрой были еще слишком малы и знать не знали, что Атяшевские Бугры – это особенное место…

Как разительно та жизнь отличалась от этой! Была в ней какая-то благость, тихое счастье – несмотря даже на скромный и весьма непростой деревенский быт. А еще было ощущение воли, безграничной свободы. Ирина вдруг подумала, что сейчас никак не могла бы назвать себя свободным человеком. Ее нынешний образ жизни был цепью, собственноручно скованной ею самой для себя…

От странных мыслей отвлек раздавшийся сзади звук клаксона. Оказывается, загорелся зеленый, а она и не заметила. Ирина поспешила нажать на газ.

– Ты что, коза драная, заснула там? – выкрикнул водитель из обгоняющего ее джипа, но увидел, кто за рулем, мигом узнал и осекся. – Блин, простите! Тяжелый…

Что «тяжелый», Ирина уже не услышала, поскольку джип улетел вперед, но догадаться, что имелся в виду тяжелый день, было несложно. Вот только непонятно чей – его или ее? Впрочем, что тут гадать? И его, и ее. И всех тех двенадцати миллионов человек, с которыми они вынужденно делят этот город, как перенаселенную коммунальную квартиру.

Ирина свернула в переулок, оттуда во двор, подождала, пока откроется шлагбаум, кивнула дежурному охраннику, въехала в подземный гараж, припарковалась на своем привычном месте и вышла из машины. Привычные действия, повторяемые изо дня в день. Так же привычно она поднялась на лифте к себе, в двухэтажные апартаменты с видом на Москву-реку. Открыла дверь и тихо вошла в прихожую. Сразу бросилась в глаза чья-то безвкусная красная куртка, небрежно брошенная на пуфик, и валяющиеся под вешалкой полусапожки на огромных каблуках, тоже красные, но совершенно не подходящие по тону к куртке. Интересно, у кого это хватает ума ходить в сапожках в июне, пусть даже и в дождливый день? Может, к Алике, нарушив все запреты, зашла какая-то из подружек – втихаря навестить арестантку?

Дверь в гостиную была приоткрыта. Ирина заглянула туда и увидела, что на диване лежит совершенно голая блондинистая девка, а перед ней, торопливо то ли расстегивая, то ли застегивая штаны, стоит Игорь. Хмыкнув, Ира вошла в гостиную и села в кресло.

– Добрый вечер, – сказала она спокойно. Ирина сама изумилась – не было ни малейших признаков истерики, ничего, даже отдаленно ее напоминающего. Девица испуганно вскочила, на ходу подхватила красную мини-юбку и попыталась ею прикрыться. Получилось неважно. – Это одна из твоих «вечно восходящих звезд», да, Игорь?

Увидев жену, Игорь так и замер ни жив ни мертв. Девица сгребла с пола остальные шмотки и бочком выскользнула в коридор. Ира машинально отметила, что выглядит та довольно вульгарно: слишком яркий макияж, одежда пусть и брендовая, но чересчур кричащая, у крашеных волос уже видны отросшие корни.

– Простите, что помешала процессу зажигания новых звезд, – ерничала Ирина.

– Сейчас я тебе все объясню… – пробормотал Игорь. – Это совсем не то, что ты подумала…

– Конечно, кому я верю – любимому мужу или своим бесстыжим глазам? – Вот тут Ирина уже разозлилась. И вывел ее из себя не сам факт измены, а слова Игоря. Если бы он повел себя как мужчина, если бы не произнес этих отвратительных в своей пошлости слов, от которых уже отказались даже в третьесортных комедиях, все еще могло быть иначе. Но теперь? Ну уж нет!

– Пошел вон, – с отвращением проговорила она и услышала, как хлопнула входная дверь. Судя по всему, дальнейшее развитие событий звездульку не интересовало.

– Что? – Игорь стоял вполоборота, не застегнув еще рубаху на тощей груди. Его кадык вздрагивал, казалось, что Игорь вот-вот расплачется. Но Ирина не испытывала ни тени сочувствия, только омерзение. – Ирочка, я…

– Пошел вон, – повторила Ирина безапелляционным тоном. – И отдай мне ключи.

Не дожидаясь, пока Игорь закончит одеваться, она сама отыскала его ключи от квартиры и демонстративно убрала их в свою сумочку. Игорь хотел что-то сказать, но Ирина развернулась и вышла из комнаты. Она направилась в кухню, открыла холодильник, достала кувшин с овощным соком, который всегда оставляла для нее домработница, и налила полный стакан, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Там некоторое время слышалась возня, потом снова хлопнула входная дверь, и стало тихо.

Взяв с полки сигареты, Ирина закурила, с удовольствием затянулась и сделала пару глотков сока.

– В гостиной. Хоть бы дверь закрыли. А если бы ребенок увидел? – Ирина говорила вслух, сама не замечая этого. – Кстати, а где Алика?

Она позвала дочь раз, потом другой погромче. Никто не отзывался. Ирина поднялась на второй этаж, заглянула в комнату Алики – пусто. В ванной шумела вода. Ира подошла к двери и ахнула: из-под порога – поток.

– Алика! – позвала Ирина уже с тревогой. – У тебя там все в порядке?

Ответа снова не было, и это уже напугало не на шутку. Ирина с силой дернула дверь, но та не поддавалась, была закрыта изнутри. Пока Ирина дрожащими руками искала на связке ключ от ванной, она почувствовала в воздухе характерный запах. Этот запах был Ирине хорошо известен, ведь ей приходилось вращаться в среде бомонда. Запах запасных ходов, туалетов и пожарных лестниц ночных клубов. Запах вседозволенности. Запах марихуаны. Вот черт, только этого не хватало!..

В конце концов нужный ключ нашелся, и Ирина ворвалась в ванную. Алика, в коротком халатике, поджав босые ноги и прижавшись спиной к стене, сидела на мокром полу. Вода вытекала из переполненной через край ванны, но Алика этого даже не замечала. Глаза ее были открыты, зрачки расширены настолько, что их привычно серый цвет превратился в черный. Рядом с дочерью на банкетке Ирина заметила пепельницу с несколькими папиросными гильзами.

– Алика!.. – Ирина бросилась к дочери. – Ты…

– Уйдите! Прочь! Не трогайте меня! – закричала вдруг Алика слабым голосом, пытаясь отогнать нескоординированными движениями рук что-то, видное только ей одной.

Ирина быстро перекрыла воду и снова вернулась к дочери. Было по-настоящему страшно. Мало ей с Аликой уже перепало проблем, теперь еще и наркотики…

– Не бойся, доченька, это я, я!

Алика уставилась на Ирину совершенно пустым взглядом:

– Мама? Мамочка, убери их, пожалуйста!.. – всхлипнула она и обняла Ирину худенькими руками. – Мне страшно…

– Кого убрать? – Ирина кое-как подняла дочь на ноги. – Не бойся, никто тебя не тронет… Господи, да что же это такое в самом деле!.. – бормотала она, прижимая дочь к себе.

Через некоторое время Алика успокоилась и, доверчиво повиснув на плече матери, позволила, чтобы ее увели в комнату. Ирина стащила с дочери халат, натянула вместо него первую попавшуюся под руку сухую одежду, уложила Алику в постель, укрыла одеялом и позвонила Галине Марковне, их семейному врачу. Галину Марковну Ира знала давно, ей можно было доверить любую тайну, не опасаясь, что она станет достоянием желтой прессы.

Ирина очень боялась, что дочь придется везти в больницу, но, к счастью, обошлось. Вскоре Галина Марковна вышла из комнаты Алики и подошла к Ирине, которая нервно курила у открытого окна, не обращая внимания на капли мороси, приносимые шальным ветром.

– Она спит. С ней все в порядке. – Благообразная пожилая женщина говорила тихо, но голос у нее был озабоченный. – Считайте, что вам повезло, Ирина Николаевна. Хотя, конечно, это очень сомнительное везение.

– Что с ней такое было? – встревоженно поинтересовалась Ирина. – Я сама никогда не пробовала траву, но много раз видела, как ее курят другие… Ни у кого не было ни паники, ни галлюцинаций! Разве что на «хи-хи» пробивало, да аппетит нападал зверский…

– Дело в том, что она смешала наркотики и получила передозировку, – без особой охоты объяснила врач. – Сначала выкурила косяк, ей показалось, что не подействовало, и она попробовала амфетамин, потом добавила еще один косяк, за ним еще и третий… – Галина Марковна поправила очки на переносице. – Хорошо, что это только марихуана, да и на нее девочка еще не подсела толком.

– Ужас какой-то! – Для Ирины все это звучало просто чудовищно. Только дочери-наркоманки ей и недоставало для полного счастья!

Галина Марковна вздохнула:

– Ужас-то ужас, но этот ужас, к сожалению, в среде золотой молодежи стал чем-то обычным. Плюс подорванный иммунитет, который у москвичей, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Плюс нездоровый образ жизни.

– Но я стараюсь, чтобы у нее всегда было полноценное питание, фрукты, витамины. Она и на фитнес ходила. – Тут Ирина смутилась, поскольку фитнес Алика давным-давно забросила. – И танцует. И на курорты она регулярно ездит…

– Курорты… – Галина Марковна вздохнула. – В наше время эти курорты только чуть менее вредны, чем города, и то в основном за счет морского или горного воздуха. Ну а про танцы – в ночных клубах, небось? – можно и не говорить.

– И что же мне с ней делать? – растерянно спросила Ирина.

– Пока пусть поспит, а потом… я бы на вашем месте отправила ее куда-нибудь подальше от Москвы, от приятелей и ее круга общения.

– Она и так ни с кем не общается, сидит под домашним арестом, – вздохнула Ирина. – И откуда наркоту-то взяла?

Галина Марковна только усмехнулась:

– Долго ли умеючи? Вы ведь не следите за ней целый день. И к сожалению, домашний арест – не выход. У нее от скуки только сильнее будет желание употребить. Да и все равно всю жизнь под замком не продержишь…

Ирина машинально кивнула. Подобные мысли неоднократно приходили и к ней самой, вот буквально только сегодня…

– На вашем месте я бы отправила ее куда-нибудь в глубинку. К нетронутой природе, куда-нибудь, где поменьше цивилизации. – Галина Марковна вновь поправила очки. – Там все в комплексе: свежий воздух, экологически чистая пища, здоровые отношения между людьми, отсутствие соблазнов…

После этих слов Ирина снова вспомнила про родное Атяшево, о котором говорила сегодня с Чигринским. Ведь там все именно так – и природа, и пища, и люди всегда приветливые, доброжелательные, в любой ситуации остающиеся людьми. Она точно опять увидела перед собой глаза Бориса Владимировича, когда он говорил с ней о Буграх – в них было удивительное умиротворение, как у человека, обретшего смысл жизни.

Проводив Галину Марковну, Ирина заглянула к спящей дочке, поправила сползшее с острых плеч одеяло. При взгляде на Алику сердце так и сжималось от боли. Какая она худенькая, все косточки можно пересчитать… И во сне выглядит такой маленькой, такой трогательной, совсем еще ребенком… Как же она, Ирина, виновата перед ней, сколько ошибок совершила, чуть было не случилось непоправимое… Но теперь она твердо знает, что делать. Решение принято, и ничто ее больше не остановит.

Глава 2 Поезд идет на восток

Кое-как очухавшись от наркотиков, Алика стала ждать мощнейшего разноса от матери. Но, к ее величайшему удивлению, ничего подобного не произошло. Даже наоборот. Утром Ирина заглянула к ней в комнату и ласково поинтересовалась: «Как ты, девочка моя? Как себя чувствуешь?»

В другое время Алика скорее всего позлорадствовала бы. Надо же, какие дела творятся – их звездное величество в кои-то веки вспомнило о ее существовании и изволило сыграть роль заботливой мамаши! Но ей было еще настолько хреново, что на иронию просто не хватило сил, и Алика лишь невнятно буркнула в ответ:

– Нормально…

Мать стояла напротив кровати и смотрела на Алику с таким выражением лица, словно видела ее первый раз в жизни.

– Ну как же ты так, деточка? – укоризненно произнесла она после паузы.

Собственно, нормального ответа на подобный вопрос в природе вообще не существует. Но что-то сказать было все-таки надо, так что Алика пробормотала первое, что пришло в голову:

– Мам, понимаешь… Мне было так скучно…

Ляпнула – и тут же осеклась. Зачем она так сказала, кто за язык тянул? Сейчас начнется очередной спектакль с аханьем, восклицаниями, чтением морали и возмущенными монологами о ее, Алики, избалованности, распущенности, бездельничанье и никчемности…

Однако она снова просчиталась. В этот раз мать не стала устраивать перформанс, а только как-то непонятно улыбнулась и сказала:

– Ну, ничего. Скоро мы с тобой поедем кое-куда, и там тебе уж точно скучно не будет.

Алика с интересом взглянула на нее. Неужели они и правда куда-то поедут? Неужели настал конец этому жуткому домашнему аресту?

– А куда? – с любопытством спросила она, сама не заметив, как по-детски прозвучал вопрос.

– Скоро узнаешь, – с загадочным видом ответила мама.

Алика поморщилась: ну что у маман за манера разговаривать с ней, как с маленькой? Такое чувство, что лет десять-пятнадцать ее жизни вообще прошли мимо матери, и она до сих пор считает свою дочь несмышленым пупсом.

– Ты возьмешь меня-а с собой на-а съемки в Сочи? – предположила Алика, заговорив в своей обычной манере, растягивая гласные – ей казалось, что это очень стильно.

Мать в ответ покачала головой:

– Нет. Я отказалась от этой роли. И сегодня никуда не лечу.

Однако больше ничего узнать не удалось. Сколько бы дочь ни расспрашивала, Ирина так ничего ей и не рассказала.

Позже, пораскинув немного мозгами, Алика пришла к выводу, что, судя по всему, удача снова повернулась к ней лицом. Похоже, увидев вчера, как колбасит ее дочь, мать не на шутку испугалась, бросилась консультироваться с врачами и какими-нибудь психологами, а те напели ей все то, что обычно говорят в подобных случаях: о трудном возрасте, недостатке родительского внимания и всем остальном в том же духе. Вот Ирина и кинулась спешно исправлять положение и пытаться вновь склеить уже давно разрушенные семейные отношения. «Ну-ну! – усмехнулась про себя Алика. – Пусть старается, а мы поглядим». В любом случае ей самой такой поворот событий был только на руку.

Еще больше Алика уверилась в своей правоте, когда подслушала разговор матери и отчима. Тот, насколько она могла судить, не ночевал дома, а утром приперся с виноватым видом и всячески искал примирения.

– Ирочка, ну нельзя же так! – Игорь говорил быстро, необычно высоким голосом. – Ну, сама подумай, кто лучше меня будет представлять твои интересы? У меня все на мази, все входы, выходы и контакты…

– Твои контакты я вчера в гостиной видела, – тихо, но твердо отвечала Ирина. – Хочешь продюсировать своих звездулек – продюсируй сколько влезет, но ни моим мужем, ни моим агентом ты больше не будешь. И больше ни копейки от меня не получишь. Надеюсь, я ясно выразилась?

После того как за Игорем захлопнулась дверь, Алика тут же созвонилась с подружкой Викой и всласть позлорадствовала над злоключениями отчима, которого терпеть не могла. Игоря Алика невзлюбила сразу, с первого знакомства. Мгновенно поняла, что этот скользкий лживый тип только притворяется, будто души в матери не чает и готов на руках ее носить и пылинки сдувать, – а на самом деле до смерти рад возможности прилепиться к ней и паразитировать на ее славе. Впрочем, это не помешало Алике некоторое время всерьез обдумывать, не затащить ли его в постель. Когда мать узнала бы об этом – а уж Алика постаралась бы, чтобы она узнала! – вышел бы нехилый скандал. Вот бы мать побесилась! Да уж, клевая была идея, что и говорить. И все-таки Алика в последний момент от нее отказалась. Конечно, совсем не потому, что испугалась неудачи. У нее бы получилось, в этом она не сомневалась ни минуты, Игорек был из тех, кто готов залезть на все, что шевелится. Дело было в другом – в последний момент Алика пожалела мать, хотя та этого и не заслуживала. Сама-то она не жалела дочку, более того, похоже, вообще не особо и помнила о ее существовании. Ну конечно, до того ли ей, она ведь актриса, звезда экрана, медийная личность! Какое ей дело до таких мелочей, как собственный ребенок…

Алика хорошо помнила, что не всегда относилась к матери подобным образом. В детстве все было по-другому, она обожала маму и очень гордилась ею, хотя видела год от года все реже и реже. Алика ходила в детский сад, где постоянно хвасталась тем, что ее мама – артистка, которую показывают по телевизору, но мама почти что никогда не забирала ее из сада, это делали либо папа, либо бабушка, либо няня. Выходные и праздники Алика тоже проводила с кем угодно, кроме матери: та вечно была то на репетиции, то на спектакле, то на съемках, то на гастролях. Когда Алике минуло шесть лет, родители развелись, и отец словно бы вычеркнул из своей жизни бывшую жену, а вместе с ней и дочь. С тех пор Алика его не видела, разве что иногда, раз в несколько лет, находила в Интернете – просто так, из любопытства. После развода мама тоже не стала появляться дома чаще, возвращалась, когда дочь уже спала, а утром либо уезжала еще до того, как она проснется, либо напротив – отсыпалась и вставала позже ее ухода. Алика так и росла под присмотром нянь, гувернанток, водителей и домработниц. Ее возили на новенькой иномарке в престижную школу, на занятия английским и хореографией, ее комната была чуть не до потолка забита игрушками, шкафы ломились от брендовой одежды и обуви, марка мобильного телефона менялась каждые полгода, если не чаще. А пятиклашка Алика отчаянно, до слез завидовала подружке, которая носила черт знает что и вообще не имела сотового, но постоянно рассказывала, как они с мамой, или папой, или с ними обоими ходили в зоопарк, гуляли в Сокольниках или ездили за город. У Алики в семье никогда такого не бывало. Если они и выезжали куда-то вместе с мамой, то почти исключительно либо на шопинг, либо на тусовки, где Ирина так и эдак позировала перед камерами, обнимая хорошенькую разодетую дочурку, а лишь только съемки заканчивались, убегала по своим делам, бросив дочь на очередных чужих людей. Алика завидовала другим детям даже тогда, когда те обижались на родителей или бывали наказаны. Если б у мамы хоть раз нашлось время отругать ее за двойку, она была бы счастлива…

Потом Алика немного подросла, и восхищение мамой сошло на нет, а на его место пришла острая неприязнь. Вдруг все в матери стало раздражать – походка, жестикуляция, голос, интонации, слова, которые она произносила. Все казалось показным, неискренним, не оставляя сомнений в том, что и в жизни, вне съемок и сцены, мать по привычке продолжает играть роли и никогда не бывает естественной. Это злило до невозможности, и Алика придумала себе развлечение: стала выводить мать из себя. Она выкидывала один фортель за другим, Ирина бесилась, орала на нее, а Алика была довольна – хотя бы так обратить на себя мамино внимание.

В старших классах Алика окончательно забила на учебу. Зачем тратить время на подобную фигню, когда в жизни есть масса куда более интересных вещей: шопинг, поездки, рестораны, ночные клубы, тусовки, парни?

– В конце концов, это моя-а жизнь! Человек рожден, чтобы быть сча-астливым, – говорила она подружке Вике – уже не той, из детства, а другой, из новой жизни. – Вот моя-а ма-ать несча-астна-а, а-а почему? Да потому, что не умеет отрыва-аться как следует. Она да-аже на крутых тусовках ра-аботает, как будто на-а сцене, а не отдыха-ает. У-ужас, пра-авда?

И Вика соглашалась – конечно, у-ужас.

Время шло, Алика уже окончила школу, но по инерции продолжала вести себя в том же стиле, который про себя называла «чем хуже – тем лучше». Ей нравилось ощущение свободы, безнаказанности и уверенности в том, что она может делать все, что угодно: мать все равно решит все проблемы. «Если бы я была пай-девочкой, она вообще забыла бы о моем существовании!» – говорила она, убеждая в этом не столько других, сколько себя саму. Правда, с недавнего времени Алика уже и сама поняла, что стала перебарщивать. Сначала та драка в клубе, ментовка и суд… Самым обидным было, что Люк – парень, из-за которого и вышел весь сыр-бор и на которого Алика имела далеко идущие виды, сразу ее бросил. Мол, ни ему, ни его родителям проблемы не нужны. Алику это тогда взбесило ну просто ужас как. Можно подумать, его предки круче ее мамы! Не, они, конечно, богатые, отец – какая-то шишка в нефтяном бизнесе, но все равно, по сравнению со знаменитой Ириной Невельской они никто, и звать их – никак!

А теперь вот еще и вчерашний передоз… Наверное, надо и впрямь быть поосторожнее с наркотой, а то так и копыта откинуть недолго. Но, как говорится, нет худа без добра. Теперь мать испугалась за нее и решила уделить дочке свое драгоценное внимание. Вот отдыхать везет, более того, даже отказалась ради нее от роли в хорошем сериале.

И Алика стала готовиться к поездке. Домашний арест все еще продолжался, устроить себе нормальный шопинг было нельзя, и Алика утешала себя тем, что выбирала и заказывала все необходимое по Интернету. Летние наряды и обувь из новых коллекций, купальники, солнечные очки, косметику, средства для кожи… К тому моменту, как мать позвонила сообщить, что взяла билеты, у Алики уже было битком набито два огромных чемодана, а прибыло далеко еще не все заказанное.

Выехали они вечером, когда час пик уже должен был закончиться, но все равно попали в пробку. Сидя на заднем сиденье, Алика вовсю предавалась мечтам под тихую расслабляющую музыку, лившуюся из динамиков автомобиля. Ей виделось теплое море, экзотические фрукты, разноцветные коктейли с зонтиками, ночные дискотеки на пляже, красивые загорелые парни… Алика и сама не заметила, как задремала, а мечты превратились в сновидения. Проснулась она от того, что машина остановилась. «Приехали», – решила девушка, открыла глаза, но вместо стоянки аэропорта увидела в окно Комсомольскую площадь.

Не успела Алика толком удивиться, как мама уже обернулась к ней.

– Подъем! – преувеличенно весело скомандовала она. – Поезд ждать не будет.

– Поезд? – недоуменно переспросила Алика. – Ка-а-акой еще поезд?

– Фирменный, «Мордовия», до Саранска. Отходит через полчаса с Казанского вокзала, – с той же интонацией отвечала Ирина.

– Ма-ам, ты прика-алываешься? – подозрительно осведомилась дочь. – При чем тут Мордовия?

– При том, что мы едем на все лето к бабушке, – невозмутимо прозвучало в ответ. – В мое родное Атяшево.

– То есть как к бабушке? В деревню? – Алика все еще отказывалась верить своим ушам.

– Именно туда, – кивнула Ирина.

Только тут Алика поняла, что мать не шутит, и пришла в ужас. Они едут не на курорт и не на шопинг в Европу или Штаты, а в тмутаракань, где живут мамины родные! Алика была в Атяшево всего однажды, много лет назад, совсем малышкой, и мало что помнила, но твердо была уверена, что это глухая провинция, богом забытое место и край земли, до которого не доходят даже отголоски цивилизации. Так вот что мать задумала! У нее и в мыслях не было налаживать отношения с дочерью, она решила увезти ее подальше от соблазнов и запереть в деревенской избе без электричества, водопровода и с удобствами на улице. В памяти всплыло слово «ссылка», и оно не имело ничего общего с Интернетом.

– Ты что, сдурела? Я туда не поеду! – решительно заявила Алика. Но мать, судя по всему, была готова к подобной ее реакции.

– Поедешь как миленькая, – тут же спокойно парировала она.

– И не подумаю! – уперлась Алика. – Что я там забыла?

Ирина, просто проигнорировав ее слова, обратилась к водителю:

– Сергей, помогите, пожалуйста, с вещами.

Тот вышел, всем своим видом показывая, что вообще не замечает их перепалки, и направился к багажнику. Алика фыркнула:

– Можешь прихватить с собой и мои чемоданы. Это не поможет. Я лучше буду и дальше сидеть в квартире под замком, чем поеду с тобой в деревню!

– Интересно, а как ты себе это представляешь? – в свою очередь усмехнулась Ирина. – Ключей от квартиры я тебе не оставлю, денег на карточку класть не буду. На что ты собираешься хотя бы питаться?

– Друзья помогут. Мир не без добрых людей, – не сдавалась Алика.

– Нет уж, дорогая, – мать продолжала говорить спокойно, не повышая голоса, но в нем вдруг появилась какая-то металлическая твердость, как в давешнем разговоре с Игорем. – Одну я тебя не оставлю. Или ты поедешь со мной в Атяшево, или мы с Галиной Марковной положим тебя в больницу – лечиться от наркотиков. И не в элитную клинику для детишек обеспеченных родителей, а в обычную районную психушку с решетками на окнах, грубыми санитарами, тараканами в палатах и вареной капустой на завтрак, обед и ужин.

– Но… – начала было Алика и запнулась на полуслове. Она встретила суровый взгляд матери в зеркале заднего вида и окончательно убедилась в том, что та абсолютно серьезна. Разве что, может быть, слегка сгущает краски, чтобы напугать ее. Но в целом настроена решительно, и психушка – это не пустая угроза, а вполне себе вероятная перспектива, которой Алике не хотелось гораздо сильнее, чем жизни в деревне. О том, что творится в психушках и каково там пациентам, она имела представление – и в кино видела, и в Интернете читала, и от знакомых слышала, которым довелось побывать в подобных местах. Да уж, такого крутого поворота событий Алика никак не ожидала. Придется выбирать из двух зол наименьшее…

Ирина тем временем вышла из машины и направилась к зданию вокзала. И Алике ничего не оставалось, как, понурив голову и мысленно проклиная свою несчастную судьбу, последовать за ней.

Поднимаясь на перрон, Алика уже готовилась к самому худшему, типа поездки в душном и битком набитом плацкарте. Но поезд ее приятно удивил: вагоны и снаружи, и внутри выглядели вполне современно, купе на двоих оказалось чистым и комфортным, в нем имелся даже плоский телевизор с DWD-плеером. Правда, смотреть кино Алике не хотелось, да и вообще ничего не хотелось. Она сбросила туфли, забралась с ногами на удобный мягкий диван, заткнула уши наушниками плеера и отвернулась к окну.

Ирина тем временем общалась с краснолицым седоусым проводником, который оказался поклонником ее таланта. Он сразу ее узнал и все никак не мог опомниться от радости, что в его вагоне едет звезда экрана. По его просьбе Ирина расписалась для него на журнале под своей собственной фотографией. Вскоре слух о ней пронесся по всему поезду, к их купе началось едва ли не паломничество проводников и пассажиров. Алику это раздражало, она недовольно морщилась, и Ирина, заметив реакцию дочери, вышла проводить автограф-сессию в коридор и пробыла там довольно долго. Поезд уже успел тронуться, выехать за МКАД и теперь шустро мчался по Подмосковью, а Алика с тоской смотрела на поселки и лесозащитные полосы. Неужели ей придется провести лето среди подобных пейзажей?

Наконец Ирина вернулась, подошла к дочери и помахала рукой у нее перед лицом. Алика нехотя вынула наушники и вопросительно взглянула на мать:

– Чего тебе?

– Есть хочешь? Может, сходим в вагон-ресторан? – предложила Ирина.

Алика хотела было отказаться, но потом решила, что это лишнее. Конечно, она очень зла на мать – но это все же не повод морить себя голодом.

Народу в вагоне-ресторане оказалось на удивление немного. Мать и дочь выбрали столик, уселись, Ирина обратилась к Алике:

– Что ты будешь?

Та пожала плечами: она впервые была в вагоне-ресторане и понятия не имела, чем и как там кормят.

– Все равно. На твой вкус.

– Тогда, пожалуйста, два овощных салата, два шницеля с гарниром и два кофе, – заказала Ирина. – Один эспрессо, один ирландский.

– Я тоже буду ирландский, – вырвалось у Алики. Тут же пришла мысль, что, пожалуй, не стоило этого говорить, но отступать было уже некуда. – Надеюсь, здесь нормальный виски, не какая-нибудь бурда?

– Это еще что за новости? – возмутилась Ирина. – Уж не думаешь ли ты, что сможешь пьянствовать у меня на глазах? Достаточно и того, что ты уже натворила!..

– Знаешь, мама, – Алика не выдержала и полезла в бутылку, – прекрати мной командовать! Мне не десять лет! Я совершеннолетняя, мне девятнадцать, я такой же взрослый человек, как ты!

– Ты станешь взрослой, когда начнешь сама деньги зарабатывать! – Ирина повысила голос, даже не думая о том, что их могут услышать. Этот проклятый ирландский кофе стал последней каплей, переполнившей ее чашу терпения. – А пока ты сидишь у меня на шее, изволь меня слушаться! Выросла дармоедкой, бездельницей и эгоисткой, так хоть…

Однако у Алики в ответ на ее упреки аргументы уже давно были готовы, просто ждали своего часа. И дождались.

– А кто в этом виноват? – перебила она. – Никто, кроме тебя самой! Ты что, воспитывала меня какой-то другой? Да ты меня вообще никак не воспитывала! Ты только сейчас, когда я чуть коньки не отбросила, вспомнила, что у тебя, оказывается, есть дочь и ее надо воспитывать! Только поздно уже, милая мамочка! Раньше надо было об этом думать!

Ирина вздрогнула, словно дочь ударила ее. Но Алике этого было недостаточно, она решила вбить еще несколько гвоздей в крышку гроба.

– Знаешь, какой из твоих сериалов я ненавижу больше всего? – заявила она. – Я их все терпеть не могу, хотя и пересмотрела все до единого, от начала до конца. Но больше всего ненавижу «Матушку». Помнишь, тот, где ты играешь попадью и у тебя одиннадцать детей: пять штук своих и шесть приемных. И ты их всех одинаково любишь и обо всех заботишься… Не-на-ви-жу! Уж больно картинка от реальности отличается. Впрочем, у вас, актеров, всегда так…

Ирина молчала, точно оцепенев от ее слов, а Алика продолжала:

– Да, мамочка, ты была так занята, что не заметила, что я выросла. Сама выросла, как трава под забором. И если я что-то делаю не так – откуда я могу знать, как правильно? Кто меня этому мог научить? Гувернантки? Учителя в лицее, куда ты меня сдавала, как в камеру хранения? Аниматоры в отелях, где я отдыхала с кем угодно, только не с тобой? А ты меня еще смеешь куском хлеба попрекать! Да пропади ты пропадом!

С этими словами Алика сорвалась с места и выбежала из вагона-ресторана. Вопреки ее ожиданиям мать не бросилась за ней, хотя Алика надеялась на это до тех пор, пока не дошла до своего вагона.

Наплевав на все запреты, Алика покурила в тамбуре, потом вернулась в купе. Мать так и не появилась, но на столике обнаружился ланчбокс с ужином. Хмыкнув, Алика поужинала холодным, но вполне съедобным и даже довольно вкусным шницелем, рассеянно листая новый «Космополитен», однако сегодня ее совсем не интересовали ни новый имидж известной топ-модели, ни свадьба очередных голливудских звезд, ни даже фото летних коллекций. Алика слишком устала за сегодняшний день от обилия впечатлений и потрясений. И когда мать все-таки дошла до купе, она уже спала, не расстелив постель и даже не выпустив журнала из рук.

Все это время Ирина просидела в вагоне-ресторане. Едва Алика ушла, за их столик тут же подсела молодящаяся приземистая дама в длинных серьгах со множеством подвесок, которые звенели при каждом движении, как коровий колокольчик. И началось обычное: «Ох, ах, вы же Невельская, я вас сразу узнала, а мне так понравилось, вы там еще попадью играли…» Ирина, которой все равно было некуда деваться – не уходить же, не закончив ужин! – продолжала есть, терпеливо улыбалась профессиональной улыбкой и гадала про себя, что будет дальше. Иногда подобные восторженные зрители, считающие своим долгом обязательно поговорить со случайно встретившейся актрисой, после приветствия откланивались и оставляли ее в покое. Но такое происходило нечасто, обычно разговор затягивался, и тогда собеседники либо накидывались на нее с расспросами о коллегах, мучимые жаждой узнать все сплетни из первых уст, либо погружались в пространные рассказы о собственной персоне. Дама с колокольчиками в ушах явно относилась ко второй категории. Когда она завела нескончаемый монолог о своем здоровье и полной некомпетентности всех врачей, с которыми ей приходилось иметь дело, Ирина позволила себе отвлечься. Она сохраняла на лице дежурную улыбку и вежливо делала вид, что заинтересованно слушает, но мысли ее были далеко – до тех пор, пока за столиком не прозвучало вдруг слово «Атяшево».

– …теперь тоже хочу посетить эти чудодейственные курганы в Атяшево, – продолжала дама. – Говорят, это удивительное место. Знаете ли, по легенде…

Ирина поморщилась. Уж кто-кто, а она знала атяшевские легенды никак не хуже своей собеседницы, потому что слышала их с раннего детства, но менее всего хотела обсуждать их здесь и сейчас.

Решившись разом прекратить ненужный разговор, Ирина отложила вилку и повернулась было к собеседнице, но в эту минуту из объемистой сумки дамы зазвучало «К Элизе» Бетховена.

– Ой, это мой будильник, пора принимать таблетки! – сообщила дама и, выразив сожаление, что приходится уходить, прервав такой интересный разговор, наконец, удалилась. Ирина вздохнула с облегчением.



Tausende von E-Books und Hörbücher

Ihre Zahl wächst ständig und Sie haben eine Fixpreisgarantie.