Двум смертям не бывать E-Book

Светлана Успенская

• Herausgeber: Жанры
• Kategorie: Krimi
• Serie: Криминальный дар. Детективы Светланы Успенской
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 631

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Можно родиться в маленьком городке, но потом вырваться в столицу, где жизнь наполнена приключениями. А можно остаться в родном городе, и остаток жизни лишь тихо вздыхать о несбывшемся... Жанна Степанкова выбрала первое, и, кажется, не прогадала. Острый ум, природная смекалка и оптимизм в самых опасных ситуациях превращают ее размеренную жизнь в американские горки с крутыми виражами и непредсказуемым финалом. Теперь у нее есть всё — власть, деньги, успех, интриги и яркая любовь. Да, кажется, она не прогадала, выбрав такой путь... Или прогадала?

Leseprobe

Светлана Владимировна Успенская Двум смертям не бывать

© С.В. Успенская, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Пролог

– …Шутки в сторону, милый! – тяжело дыша, проговорила женщина. – Это мои деньги! Дай дорогу! – Вцепившись в кейс, она дёрнула его на себя.

– Это мои деньги, крошка! – прохрипел мужчина. – Отвали!

– Тебе лучше убраться с моего пути, дорогой! – прошипела она и без колебаний спустила курок…

Мужчина дёрнулся, посылая ей навстречу стаю рассерженных пчёл, которые впились в ее тело, обжигая огнём…

Комната наполнилась грохотом выстрелов. Когда всё стихло, можно было увидеть на полу номера гостиницы два тела – массивное мужское и хрупкое женское.

Мужчина не подавал признаков жизни, а женщина вскоре очнулась и застонала.

Перевалившись на спину и почти теряя сознание от боли, она все-таки достала мобильный телефон и набрала номер, который знала наизусть. Пусть всё будет кончено! Пусть сражение завершится честной ничьей!.. Пусть эта сука поймёт, что она проиграла…

В ту же секунду в подвале дачи, одиноко стоявшей в лесу, раздался оглушительный взрыв. В черное небо взвился сноп золотых искр, жёлтое пламя вырвалось из окон – дом запылал, в одно мгновение охваченный огнём.

Женщина выронила телефон и, одной рукой опираясь на пол, а другой волоча за собой кейс, поползла к выходу.

Замок кейса расстегнулся, и на залитый кровью пол посыпались бледно-зеленые бумажки с портретом Бенджамина Франклина.

В коридоре женщина бессильно ткнулась лицом в ковровую дорожку. За ней стелился кроваво-черный след…

Часть первая

Глава 1

«А на кладбище всё спокойненько…» – негромко насвистывал мужчина средних лет, сидевший за грубо сколоченным столиком в глухом уголке Тихорецкого кладбища. Одной рукой, выпачканной землёй, он подпирал небритую щеку, а другой барабанил в такт мелодии по дощатому столу, серому от зимних затяжных непогод. На поминальном столике покоилась мятая газета с нехитрой закуской и початая бутылка. Рядом, возле ног, валялась лопата с присохшими комьями глины.

Со стороны мужчину можно было принять за обычного кладбищенского обитателя, подрабатывающего уходом за могилами, если бы не его глаза. Окружённые лучиками морщин, они были внимательными и далеко не пустыми. Он зорко смотрел по сторонам, присматриваясь к посетителям погоста, точно искал кого-то. Особенно пристально он рассматривал особ женского пола, пришедших посидеть в воскресный день возле родных могил.

Людей было немного… Блуждающий взгляд внимательно изучал время от времени склоняющиеся над могилами фигуры, изредка мелькавшие между деревьев. Но в этот отдалённый сектор кладбища вообще редко кто заходил.

К вечеру похолодало. Солнце низко опустилось над деревьями, сразу же стало неуютно. Мужчина, зевнув, взглянул на часы: до конца вахты не более часа, скоро кладбище закрывается. Он повыше поднял воротник телогрейки и закурил – с куревом оно как-то теплее. «А на кладбище всё спокойненько…»

В конце центральной аллеи, полной лилового вечернего сумрака, показалась худощавая мужская фигура. Длиннополое пальто, широкая шляпа с полями, тёмные очки, впрочем, совершенно лишние на закате дня, тонкие, как у опереточного тенора, усики, скуластое лицо с загаром, полученным, скорее всего, в солярии или на горном курорте. Интересно, что нужно этому странному типу на кладбище, да еще перед самым закрытием?

Мужчина в телогрейке (собутыльники обычно называли его Петрович) с любопытством уставился на посетителя. «Наверное, артист, – подумал он, – или художник… Нет, скорее всего, голубой. Или альфонс… У этого молодчика на роже все написано!» Если бы Петрович любил смотреть голливудские фильмы про суперагентов, он добавил бы еще одну убийственно точную характеристику: шпион. Или лицо, старательно притворяющееся оным. Однако вместо кино Петрович предпочитал «беленькую», и потому эта мысль его не посетила. Он продолжал нетерпеливо посматривать на часы, распаляя свое воображение видением огнедышащей, восхитительно пышной котлеты, которую сожительница Верка приготовит ему на ужин.

Между тем подозрительный тип в длиннополом пальто свернул на боковую аллею и скрылся в гранитной мастерской, притулившейся на отшибе.

«Хоть бы эта баба не появлялась еще с месяцок!» – сладко щуря глаза, размечтался Петрович. Работа ему нравилась. Работа была ему по душе. Делать ничего не надо, сиди, дыши свежим воздухом, пей зелено вино, а денежки в это время знай себе капают. «Может, она до весны не появится», – грезил Петрович.

Вот повезло ему! Когда Вован нанимал его, уговор был всего на две недели. А потом продлили еще на две. За прошедший месяц накапало достаточно, чтобы купить у вьетнамцев негнущуюся кожаную куртку для Верки, продавщицы с оптового рынка. За эту куртку Верка жарко любила Петровича, сытно кормила, оставляла у себя на ночь и даже, кажется, была совсем не против, чтобы он окончательно перебрался в ее комнатку в коммуналке…

Вскоре двери гранитной мастерской распахнулись, и оттуда вышел тот самый длиннополый тип с двумя изрядно набравшимися личностями из местных работяг. Эти личности были хорошо известны Петровичу. С ними у Вована, «прописавшего» два месяца назад на кладбище своего человечка, даже существовала договорённость, чтобы новенького не трогали и, даже напротив, всячески способствовали ему в его трудах.

Работники гранитной мастерской что-то дружно втолковывали длиннополому, а тот слушал их с высокомерной усмешкой. Потолковав пару минут, компания направилась прямо в сектор, где обосновался окоченевший наблюдатель. Петрович встревоженно заёрзал на скамейке. Потом на всякий случай поставил уже порожнюю бутылку под стол, сгрёб закуску и сунул в карман. Пригладил ладонью вихры, чтобы смотреться поприличнее (вдруг длиннополый из милиции или еще откуда повыше), вскочил и стал ожесточённо рубить лопатой мёрзлую землю, исподлобья посматривая на приближающиеся фигуры.

Между тем длиннополый «со товарищи» приблизился к жестяному памятнику-времянке возле просевшего холмика земли и стал, жестикулируя, что-то объяснять своим спутникам. Те согласно кивали, как будто заранее были готовы на все.

Памятник-времянка – это был тот самый объект, на который ориентировали наблюдателя. Петрович забеспокоился. Он бросил лопату и приблизился, стараясь услышать, о чем речь. Но длиннополый стоял спиной, и слов его не было слышно. Тёпленькие могильщики лишь согласно кивали, поддакивая алкогольными голосами: «Без базара! Сделаем, будь спок!..» Глаза их блестели то ли по пьяни, то ли из алчности.

Длиннополый опустил в карман руку и достал пухлую пачку.

– Задаток… – Порыв ветра, точно подарок судьбы, донёс одно-единственное слово.

Петрович еще больше засуетился. Что-то здесь не так, но что именно – он не понимал. И это собственное непонимание его очень раздражало. Это непонимание могло стоить ему законных пятисот рубчиков в неделю. Быстрым взглядом он попеременно то буравил черную спину длиннополого, то таращился на памятник с надписью: «Константин Валерьевич Морозов. 1965–1998».

Какое отношение припозднившийся посетитель имеет к покойному? В голове тяжело ворочались обрывки тугих мыслей: «Говорили, что баба… Приказ был насчет бабы только… А этот что? А если этого тоже нужно? А если этот не тот и вообще здесь ни при чем?»

Пока Петрович мучительно морщил лоб, задаток в виде хрустящих купюр исчез в недрах обтёрханных телогреек, и работники гранитной мастерской вновь закивали, молитвенно сложив ладони: видно, обтяпали страшно выгодное дельце. Длиннополый мимоходом поправил висевшую на одном шурупе табличку и, не оглядываясь, зашагал по центральной аллее к выходу. Мастера гранитных дел радостно потирали руки.

– Что за тип? – в ту же секунду подскочил к ним озадаченный Петрович.

– А бес его знает! – послышался равнодушный ответ. – Заказ на гранитный памятник, задаток в гринах… Срочно, грит! Через неделю, сказал, придёт, проверит выполнение.

Петрович заметался между могил, не зная, на что решиться. Между тем фигура длиннополого постепенно растворялась в сгущавшемся сумраке, точно кусок сахара, брошенный в чай.

Озябшая красная рука потянулась в карман, осторожно выудила мобильный телефон и затёртый листок с цифрами. Негнущиеся пальцы неуверенно набрали номер.

Гудки в трубке еще больше озадачили Петровича. Надо было что-то предпринять. По инструкции Петровичу вменялось в обязанность немедленно сообщить своему нанимателю о появлении объекта, затем проследовать за ним к месту жительства, если тот будет следовать общественным транспортом, а если сядет в машину – записать номер авто и немедленно передать его кому положено.

В случае успеха его ждало немалое вознаграждение. В случае неудачи обещали оторвать яйца и запихнуть в глотку – выражение вполне фигуральное, но тем не менее таящее в себе немалую угрозу. Однако уже первый пункт строгой инструкции невозможно было выполнить – абонент не отвечал.

От бурной мыслительной деятельности Петровичу стало жарко. Он вытер рукавом лоб. Потом шумно выпустил воздух из груди. Потом снова вобрал изрядное количество кубических сантиметров кислорода. И принял решение…

Слава богу, длиннополый и не подумал садиться в авто или ловить попутку. Он прилежно топтался на автобусной остановке в компании пожилой семейной пары и сгорбленной бабульки с гремящей сумкой, полной пустых бутылок. Петрович с облегчением выдохнул и отвернулся, чтобы не показать, что его кое-кто интересует.

В автобус он погрузился плечом к плечу с длиннополым. Трясся за ним пять остановок до метро, потом спустился в подземку, сел в вагон. По пути еще несколько раз пытался вытащить мобилу и связаться с нанимателем. Но напрасно, телефон не отвечал (радиоволны не проникали через толщу земли, но Петрович был не слишком силен в радиотехнике). Пассажиры удивлённо косились на потрёпанного мужика, старательно прижимавшего к уху черную трубку.

На «Белорусской» длиннополый вышел из вагона, приблизился к памятнику «Советская Белоруссия» и замер возле каменных фигур. «У него здесь встреча!» – догадался Петрович, в восторге от своей сообразительности и проницательности.

Через минуту бурлящий поток из прибывшего поезда затопил зал станции торопливой людской массой. И вот тут-то Петрович удивлённо вытаращил глаза и затряс головой. На долю секунды ему показалось, что в глазах у него двоится, – очевидно, сказалось изрядное количество «беленькой», выпитой за весь сегодняшний день. Длиннополых внезапно стало двое, как будто от первого типа отделилось астральное тело и приобрело материальное воплощение. Стало две шляпы, два черных пальто, две пары темных очков и две совершенно омерзительные пары узких альфонсных усиков.

Петрович растерялся. Он уже не знал, где тот тип, которого он подцепил на кладбище, а где его «альтер эго». Он так растерялся, что даже подошел слишком близко, рискуя выдать себя.

Туннель наполнился гулом и грохотом, повалил народ, выливаясь из распахнутых дверей, – на двух платформах одновременно остановились поезда. А длиннополые уже разлетелись в разные стороны, точно два шарика одинаковой массы в задаче про импульс тела. Правый длиннополый вклинился в середину толстой гусеницы, вползавшей в двери вагона, и мгновенно затерялся в ней. То же самое совершил и левый длиннополый, убегая в противоположном направлении.

Поезда разъехались. Посередине платформы остался стоять потрёпанный человечек в телогрейке и с сотовым телефоном в руке. Глаза у него были совершенно безумные – ему казалось, что он чувствует в своей глотке вкус собственных яиц, которые ему обещали затолкнуть туда в случае неудачи. И этот вкус Петровичу очень не нравился.

В обитую старым дерматином дверь детского дома № 50 города Москвы позвонили. Впустив с улицы морозный колкий воздух, дверь нехотя приоткрылась, и из помещения пахнуло запахом кислых щей и прогорклого масла, запахом ненавистной перловой каши и компота из сухофруктов. Перед дверью стояли женщина средних лет в милицейской форме и пацан лет семи в старом драповом пальто с цигейковым воротником и вязаной шапочке петушком. Две мокрые прозрачные полоски пролегали от носа мальчишки к его верхней губе.

Женщина в форме решительно шагнула вперёд, цепко держа детскую руку, красную от цыпок, а мальчишка горестно шмыгнул носом и нехотя поплёлся за ней. На пороге он остановился и с тоской оглянулся назад, туда, откуда веяло воздухом воли, свободы и безнаказанности. Пацан любил этот вольный дух, а здесь, в прихожей детского дома, так мерзко воняло… Почувствовав слабое сопротивление, милиционерша остановилась и дернула его за руку.

– Ну что еще… – пробурчала она раздражённо. – Опять глупишь, Морозов!

Мальчишка покорно шагнул вперёд. Дерматиновая дверь за ним с обреченным стуком захлопнулась, злобно лязгнул засов.

– Новенький! – послышался возбуждённый шепот из-за двери, ведущей в холл. В темной щели любопытно блеснули детские глаза.

Мальчишка свободной рукой стянул шапку и заинтересованно огляделся по сторонам.

– Где кабинет директора? – спросила милиционерша. Она все еще сжимала руку своего подопечного, как будто боялась, что тот вырвется и сбежит от нее.

Женщина решительно двинулась по коридору. Мальчишка нехотя волочился вслед за ней, бдительно оглядывая детдомовские покои и периодически шмыгая носом.

– Павел Морозов, 1992 года рождения, москвич. Отец умер, мать в бегах. – На стол директора детдома, представительной дамы бальзаковского возраста, с холодным наробразовским взглядом, легла тоненькая папка с надписью «Личное дело». – Задержан на Казанском вокзале во время рейда городского патруля. По решению комиссии направляется к вам из детского социального приёмника.

Только после этой тирады железобетонная рука наконец отпустила мальчишку и подтолкнула его к столу директора. Пацан исподлобья уставился на полную даму с властными глазами. Казалось, он ее уже заранее ненавидел.

– Ну-с, Морозов. – Дама окинула его долгим изучающим взглядом. – Проходи, садись… Добро пожаловать!

Милиционерша села на стул.

Мальчик нехотя сделал микроскопический шаг вперёд.

– Покажи руки. – Умелым движением она задрала ему рукав пальто. – Колешься?

Павлик отрицательно мотнул головой.

– Тогда, значит, клей нюхаешь? – почти утвердительно произнесла директриса. – Нет? Что же тогда? Таблетки? Ты лучше сразу скажи, – понимающим тоном произнесла она. – И нам время сэкономишь, и вообще… – Неожиданно она запустила наманикюренные холеные пальцы в волосы мальчишки. – Вши есть? Вензаболевания? Сифилис? С дядечками дела имел?

Милиционерша подсказала:

– Вензаболеваний не обнаружено, в приёмнике прошёл санобработку, – с готовностью произнесла она.

– Знаю я вашу обработку… – Директриса нахмурилась, брезгливо отряхивая руки. – На той неделе троих десятилетних девчонок сифилисных к нам доставили, еле удалось в лечебницу пристроить… К побегам склонен?

Мальчик с интересом рассматривал на стене огромную тропическую бабочку в рамке под стеклом, а потом перевёл взгляд на пухлую сумку директрисы, висевшую на стуле.

– Неизвестно, – произнесла милиционерша. – По нашим данным, в детское учреждение оформляется впервые.

– Ладно. – Директриса подняла трубку телефона. – Тамара? Забери новенького…

Мальчик расстегнул верхнюю пуговицу пальто – в кабинете было очень жарко. Директриса расписалась в бумагах и молча пододвинула их милиционерше.

– Ну, Морозов, – произнесла та, поднимаясь, – будь здоров, не кашляй. И смотри, не попадайся нам больше, не то рано или поздно в колонию загремишь!

– Не бойся, до весны не сбегу, – успокаивающе заявил мальчик, солидно кивнув.

Дверь негромко скрипнула, и в кабинет вплыла обширная женщина с добрым глуповатым лицом.

– Ну, – вздохнула она, берясь за цигейковый воротник пальто Павлика, – пошли!

Мальчик с еле уловимой тоской взглянул на милиционершу – его последняя связь с вольным миром должна была вот-вот оборваться… Дверь за ним захлопнулась. Директриса в раздражении закурила сигарету, вытягивая для затяжки морковно-красные губы.

– Надолго у нас не задержится, – равнодушно промолвила она. – Этих паршивцев я насквозь вижу, с первого взгляда. Сразу могу определить, кто и сколько у нас пробудет… Нет, этот у нас ненадолго! Бьюсь об заклад, еще в марте на юг двинет.

– Сбежит – поймаем, – спокойно резюмировала милиционерша, пряча под шапку прядь обесцвеченных пергидролем волос.

А мальчик в это время уже стоял в душевой под потоком чуть тёплой воды и ожесточённо тёр мочалкой худенькое тело с выступающими веточками ключиц и полосками ребёр. В это время нянечка из огромной кучи белья, лежащей на полу, выбирала одежду питомцу по размеру.

«Вот бы нажраться от пуза! – Парнишка набрал в рот хлорированную воду и жадно проглотил ее. – А потом стырить у директрисы сумку и рвануть к своим на вокзал… Небось в сумке-то набитый кошелёк… Ладно, смотря как кормить будут… Может, еще и поживу!»

После ухода милиционерши директриса Вера Яковлевна достала из «соблазнительной» сумки записную книжку и, тщательно сверяясь с текстом, набрала номер телефона, обведённый красным фломастером. Она села за стол, сигарета слабо дымилась в углу рта.

– Кажется, у меня есть то, что вас интересует, – негромко произнесла она. – Да-да, все данные сходятся… Хорошо, как только к нему придут посетители, немедленно сообщу. А как насчет гонорара?..

Как только послышались короткие гудки, Вера Яковлевна положила трубку и мечтательно закрыла глаза. Этот сопливый мальчик на самом деле золотое дно… Нужно беречь его как зеницу ока. Он – ее пропуск в иной мир, в мир богатства, обеспеченности, уверенности в себе. В мир безбедного и беззаботного существования. Прозрачные глаза вглядывались в пустоту кабинета. Да, этот мальчишка – ее счастливый шанс, чудесный случай! Но, как известно, случай выбирает лишь подготовленные головы. Ее голова превосходно подготовлена к тому, чтобы начать собственную игру. Собственная игра – вот что будет заключительным аккордом ее долгой педагогической карьеры. А потом… Прости-прощай, вонючий детский дом, тупые дети алкоголиков и наркоманов, в головы которым она без особого успеха уже двадцать пять лет прилежно вдалбливает разумное, доброе, вечное… Сколько она запросит за него? Да уж наверняка не продешевит! Она прекрасно знает цену этому ребенку! Осталось только узнать, кто еще даст столь высокую цену за него…

В субботу – самый важный день недели – в старом доме возле Никитских ворот, в коммунальной квартире на пятом этаже, было, как всегда, шумно и весело.

– Сука, тварь! – неслось из комнаты возле кухни. Это лениво, по привычке ссорились супруги Богушевские – вчера у главы семьи была получка, и сегодня жена выбивала из него скалкой оставшиеся гроши.

Цыганистый мальчуган лет девяти тоскливо колотил босой пяткой в дверь туалета, где тускло светилась лампочка и на толчке седой старик Иван Филимонович, бывший вертухай с зоны, глухой как тетерев, тщательно выуживал из газеты последние политические известия.

– Мамка, ссать хочу! – орал цыганёнок скорее из принципа, чем из желания отправить естественные надобности.

– Заткнись! – отвечала ему мать, грудастая цыганка с младенцем наперевес, жарившая на кухне нечто невероятно вонючее.

– Открой! – продолжал надрываться цыганёнок, атакуя дверь.

Из комнаты Людки-хохлушки, неудачливой шлюхи с Тверской, доносились выразительные стоны. У Людки был клиент, причём клиент важный, постоянный, и девушка отрабатывала свои деньги на все сто, тоскливыми завываниями имитируя любовный восторг.

В ванной многодетная тётя Кланя стирала белье на своих шестерых детей. Сегодня была ее очередь стирать, и, пока на плите кипятилось постельное белье, женщина ожесточённо тёрла обмоченные детские штанишки.

В своей крошечной комнатушке, крайней в коридоре, сидела, тихо сложа руки на коленях, безвредная старушка Берта Ивановна с блаженной улыбкой на лице. Берта Ивановна праздновала субботу.

Кто не знает, во время Святой субботы правоверным иудеям запрещена какая бы то ни было работа. Берта Ивановна с утра сидела голодная, потому что по правилам иудеям нельзя даже приготовить себе завтрак. Теперь старушка мучительно размышляла, дозволит ли ей Яхве закурить сигарету или это тоже строжайше запрещено. Уже не первую субботу Берта Ивановна напрасно боролась со своей пагубной привычкой. Каждую субботу она твёрдо решала бросить курить, потому что после смерти ее четвёртого мужа празднование субботы превратилось для нее в пытку. И, как на грех, именно после смерти ее четвёртого, любимого мужа она стала такой набожной.

Берта Ивановна прислушалась. Равномерный стук пяткой в коридоре стих – сын цыганки Марины наконец выкурил старого вертухая из туалета. Тишину прорезала резкая трель дверного звонка. Два длинных, два коротких… Это к ней.

Берта Ивановна совсем не выжила из ума! Она прекрасно понимает, что к ней пришли, и не идет открывать только потому, что мучительно размышляет, разрешено ли ей в субботу открывать дверь? Пока старушка предавалась размышлениям, в коридоре послышались ругань и пронзительный вопль:

– Берта, открывай, к тебе пришли!

Но Берта Ивановна даже не шелохнулась. Она понимала, что если господь бог захочет, то отворит пути (и соответственно и двери) идущему. Ее помутившийся от старости мозг несколько путал Яхве со швейцаром.

Дверной звонок посылал сигналы по азбуке Морзе – два длинных, два коротких, но старушка застыла с неподвижной улыбкой на лице. Любопытство боролось в ней с приверженностью к субботе, и пока суббота побеждала. Наконец хлопнула входная дверь, и из коридора донёсся раздражённый голос цыганки Марины:

– Если еще не сдохла, то она там…

Буквально сразу же послышался стук в комнату, и на пороге появился незнакомый парень. Его возбужденные от долгих звонков глаза наткнулись на кроткое лицо Берты Ивановны с застывшей, точно маска, улыбкой. Глаза парня, словно по мановению волшебной палочки, стали ласковыми и добрыми. Внешний вид парня оставлял странное впечатление. У него были развитые плечи боксёра, короткая стрижка и костлявые руки. Холодный деловой вид и уверенность, сквозившая во взгляде, контрастировали с наигранно-мягкой улыбкой. Ледяные глаза быстро окинули комнату, на долю секунды задержавшись на семейных фотографиях на стене.

– Здравствуйте, – произнёс посетитель. – Вы Берта Ивановна Шептенита?

Лицо старой женщины засияло – наконец-то ей есть с кем поболтать!

– Если по последнему мужу, то да… Ведь у меня было еще три мужа, и, знаете ли, каждый из них в качестве свадебного подарка дарил мне свою фамилию. Проходите, проходите! Неужели вас прислал ко мне любавический ребе? Ох-ох-ох! Он такой заботливый!

Посетитель сел на стул, оглядываясь.

– Нет, я из Фонда помощи престарелым ветеранам сцены, сокращённо ФППВС, – громко произнёс он. – Если вы еще не в курсе, согласно постановлению правительства, фонд организует шефство над вами…

Берта Ивановна улыбнулась еще счастливей. Нет, этого юношу ей явно послал сам господь бог! Теперь-то ей есть кого попросить об одолжении.

– Молодой человек, если вам нетрудно, зажгите сигарету и подайте ее мне… Зажигалка на комоде. Спасибо, вы мой спаситель!

– Вы парализованы? – Посетитель опасливо покосился на нее – в условиях договора не было упомянуто, что старуха не может двигаться.

– Нет. – Берта Ивановна с наслаждением затянулась. – Если бы ваша мама, юноша, была еврейка, то она рассказала бы вам, что такое Святая суббота. Впрочем, сегодня, считайте, я парализована. И знаете, мне это приятно, потому что я делаю этим приятно моему любимому богу. Вы знаете, мой второй муж, он был, кстати, директором мясного магазина, он…

– Простите. – Посетитель грубо оборвал начавшуюся нить воспоминаний. – Позвольте все же изложить цель моего визита. Кстати, вот мое удостоверение… – На стол легла синяя с золотом корочка. – Наш фонд берет над бывшими актёрами шефство. Меня прикрепили к вам для оказания посильной помощи: ну, в магазин сходить, обед сварить, подмести…

– Отлично! – Ободрённая сигаретой, Берта Ивановна кокетливо подмигнула. – Знаете, меня однажды уже навещала одна дамочка из Фонда актёрской взаимопомощи. Она экспроприировала у меня стул восемнадцатого века и икону моего первого мужа, и я ее прогнала. Но к вам, конечно, это не имеет никакого отношения! Кстати, что бы вы знали, кофейник на общей кухне, столик с красной клеёнкой у окна, банка с кофе – на шкафу…

Когда в комнате вкусно запахло кофе, Берта Ивановна поняла: господь бог послал-таки ей на старости лет кусочек счастья!

– Я буду приходить к вам каждый день. – Работник фонда был серьезен и мил. – У нас строгая отчётность, поэтому каждый вечер вы будете расписываться за выполненную мной работу. Вы ведь живете одна?

Берта Ивановна счастливо улыбнулась:

– Совершенно! Нам с вами никто не помешает!

– У вас ведь нет детей?

– Ни одного! – лучась счастьем, ответила старушка.

– Ну, а какие-нибудь родственники есть? Мне нужно знать, кому сообщить о вашем самочувствии, обратиться с просьбой…

– Конечно есть! – Берта Ивановна расцвела улыбкой. – Сестра моего мужа от первого брака. Она живёт в доме престарелых. Потом дети сестры, потом ее внуки… О, у нас большая семья! Мой второй муж всегда говорил…

– А кто-нибудь еще? – спросил посетитель, буравя свою собеседницу упорным взглядом.

– Есть дети моего третьего мужа от второго брака, но я с ними уже не поддерживаю отношения.

– И всё?

– Разве мало? – Морщинистая кожа на лбу у старушки собралась складками. – Еще у меня была племянница моего последнего мужа, но…

– Где она? – Предательская поспешность прозвучала в голосе работника фонда, но старая Берта Ивановна не обратила внимания на этот подозрительный штрих.

– Фьють! – задорно свистнула развеселившаяся Берта Ивановна. – Кстати, пожалуйста, прикурите мне еще одну сигарету… Вот так, спасибо! Хотите, я расскажу про мою племянницу? Нет, давайте сначала я расскажу вам про моего последнего мужа. Это был святой человек!

– Нет, давайте лучше про племянницу, – попросил посетитель. – Понимаете, нам важно знать, к кому нужно обратиться, например, если вы попадёте в больницу.

– Обратитесь прямо к Яхве, – хихикнула старушка. – В этом случае поможет только он.

– Так что же ваша племянница? – продолжал настаивать посетитель. – Как ее зовут? Где она сейчас?

– Зовут ее или звали Наталья Морозова, а жила она, если вам уж так интересно, на Земляном Валу. Очаровательная была девушка…

«Была?» – отметил про себя посетитель, но вслух ничего не сказал.

– Красавица, умница… Муж у нее, Костик, был прекрасный человек! Изумительный! Он всегда мне говорил: «Берта Ивановна, если что нужно – сразу же к нам». Пока его не убили, он был директором огромной фирмы, продавал одежду… Видите вот эту кофточку, что на мне, он мне ее подарил! И то пальто в шкафу…

– Так что же ваша племянница? – нетерпеливо перебил ее сотрудник фонда. – Где она теперь?

– Откуда же я знаю? – развела руками старушка. – Уже три месяца как пропала. Исчезла! Может, умерла… А сынок ее, такой прелестный, шаловливый мальчуган…

– Где он?

– Не знаю.

– Она не звонила, не заходила, не обещала навестить?

– О, нет-нет! Бедная, бедная Наташа. – Глаза старушки затуманились. – Вы знаете, это такая трагедия. Мой последний муж, если бы он был жив…

– Как только она объявится, – прервал ее посетитель, – вы должны немедленно сообщить нам, мы с ней свяжемся по поводу оформления опеки над вами. Вот телефон! – На стол легла визитка с номером. – Вы поняли?

– Хорошо, – кивнула старушка.

– Обязательно позвоните! В любое время дня и ночи! – произнёс посетитель, вставая.

– Конечно! Конечно! – затрясла головой старушка. – Как, неужели вы уже уходите?

– Вы у меня не одна такая, – с принуждённой улыбкой вздохнул молодой человек, направляясь к двери.

– Тогда прикурите, пожалуйста, мне еще одну сигарету…

Плотно прикрыв дверь старухиной комнаты, странный посетитель вышел в коридор коммуналки, однако не направился к выходу, как следовало ожидать, а вместо этого отправился на кухню, где и столкнулся нос к носу с протрезвевшим и потому злым супругом Богушевским в линялой майке и растянутых тренировочных штанах. Тот смолил вонючую папиросу, небрежно роняя пепел на стол Берты Ивановны.

– Племянницу старухину знаешь? – прямо и без всяких подходцев осведомился посетитель.

Богушевский пренебрежительно дёрнул плечом и выпустил густую струю дыма.

Тогда сотрудник фонда достал купюру и помахал ею прямо перед носом коммунального жильца. Тот заметно оживился.

– Ну, знаю! – разомкнул Богушевский тёмные от кровоподтёков губы.

– Тогда держи! – Купюра освежила потную ладонь своим прохладным шуршанием. – Как только она появится, звякни мне по этому номеру… Получишь еще пять таких, если вовремя подсуетишься. – Парень сунул мужику визитку.

– Замётано! – Заплывший от синяков глаз Богушевского восторженно блеснул.

Странный парень одобрительно похлопал собеседника по плечу и вышел из кухни. В коридоре он наткнулся на подслушивавшего у двери цыганёнка. Тот, увидев его, сразу же пронзительно завопил, протягивая чумазую ладонь:

– Дядь, дай копеечку на хлебушек!

Получив вместо копеечки подзатыльник, цыганёнок отлетел в дальний угол и зло уставился на посетителя, а тот подошёл к телефону на заляпанной стене, набрал номер и тихо произнёс в трубку:

– Да, контакт установлен… Да… Нет, здесь она пока не появлялась…

Он повесил трубку на рычаг. До входной двери его провожал злой взгляд маленького цыганёнка.

Глава 2

В отражении зеркала возле кровати ритмично двигались тела, сплетаясь в жадных объятиях. Мужское – мускулистое, гибкое, отлично сложенное – двигалось резко и безжалостно, бешеными толчками надвигаясь на распластанное под ним женское тело. Покрасневшее лицо мужчины со стиснутыми зубами казалось в эту минуту злым. Лицо его партнёрши с синими пятнами теней на веках и измазанным помадой ртом, похожим на кровавую рану, казалось сладострастно-блаженным, точно его обладательница парила в чудесном мареве эйфории.

– О, еще… Как ты прекрасен! – шептали горячие губы, жадно прикусывая мочку его уха. Острый, как жало ящерицы, язык ласкал ушную раковину, затем спускался по щеке, юркой змейкой проникая между полосками зубов. Каштановые волосы разметались по подушке. – О-о! – неожиданно застонала женщина и в экстазе впилась длинными, острыми ногтями в спину мужчины.

Мужчина угрожающе зарычал и в ту же секунду обмяк. На его спине краснели глубокие полосы.

Женщина замерла с блаженно закрытыми глазами. Она гладила плечи партнёра, а ее поза демонстрировала расслабленность и удовлетворение. Мужчина перекатился на бок и лёг рядом. Тяжело вздохнув, он опустил веки и затих.

– Ты великолепен, Жека! – прошептала женщина и положила голую руку на грудь своему белокурому любовнику. – Ты необыкновенный мужчина…

– Да, – равнодушно отозвался тот, кого назвали Жекой, продолжая неподвижно лежать с закрытыми глазами.

– Я без ума от тебя! – нежно ворковала его партнёрша, перебирая пальцами короткие курчавые волосы возлюбленного. – Ты знаешь, я никогда не думала, что смогу полюбить такого, как ты. Если бы мой муж узнал…

Ее партнёр обеспокоенно зашевелился. Кажется, его не радовала подобная перспектива.

– Послушай, Алла…

– Нет, ты меня послушай!.. – Указательный палец с длинным ядовито-красным ногтем прижался к его губам. – Если он когда-нибудь узнает… Он меня убьет, это точно! И тебя!..

Блондин посмотрел на нее в упор. Глаза его были мрачны.

– Но если это случится… – продолжала Алла, – если это случится, то я немедленно от него уйду. К тебе, любимый! Я хочу, чтобы ты принадлежал мне целиком, я хочу быть с тобой каждый миг, каждый час нашей жизни! Я хочу просыпаться рядом с тобой и засыпать, положив голову на твою грудь.

– Но, милая… – Блондин кривовато улыбнулся. – Ты же понимаешь, что это невозможно! А как же твой сын?

– Я не хочу сейчас думать об этом! – решительно заявила Алла. – Я хочу думать только о нас с тобой! Если я разведусь с Алексеем, по закону половина имущества будет наша. Мы наймём хорошего адвоката и будем обеспечены на всю жизнь! Мы купим уютную виллу на испанском побережье, где-нибудь в Коста-дель-Соль, и будем там всю жизнь наслаждаться нашей любовью!

– А твой ребёнок?

Гладкий лобик прорезала досадливая вертикальная стрелка.

– Что ты заладил одно и то же!.. Этот вопрос мы как-нибудь уладим. Существуют же на свете бабушки, дедушки, элитные школы! В конце концов, у ребёнка есть живой отец! К тому же, когда мы наконец устроимся, он сможет жить у нас… Не сомневаюсь, ты его полюбишь!

– Вот именно, пока живой! – возразил Жека. – Как показывают примеры, банкир – профессия высокого риска.

Алла вздохнула. Ее длинные пальцы продолжали ласково ворошить белокурые, слегка вьющиеся волосы, глаза любовались тонкими чертами лица – точёным носом, светлыми пустыми глазами, бесстрастным ртом любовника.

– Какой же ты красивый! – горячо прошептала она и впилась долгим поцелуем в безразличные губы. – Ты знаешь, я ведь опять хочу тебя! – Ее рука медленно поползла вдоль его тела.

Блондин Жека с тоской смотрел в потолок.

– Подожди! – Он раздражённо оттолкнул ее настойчивую руку. – Я не могу заниматься этим, когда думаю про твоего мужа.

Алла делано расхохоталась, закинув назад голову:

– Неужели ты ревнуешь меня, мой котик? Не переживай, ведь мы с ним почти не спим вместе в последнее время! Он с утра до вечера на работе, а когда приходит домой, у него не хватает сил, чтобы раздеться, не говоря уж о том, чтобы раздеть меня. Что поделать, издержки профессии.

– Но я не могу быть спокойным, зная, что в любую минуту он может… – Его мягкая ладонь ласково коснулась ее бедра. – Когда я позвонил тебе в прошлую пятницу, он взял трубку и… И я целый день не мог с тобой поговорить!

Алла нахмурилась.

– В прошлую пятницу он разболелся. Весь день провёл в постели. Я тоже тогда расстроилась, дорогой! Но что поделать…

– Вот если бы у тебя была верная подруга, через которую мы могли бы поддерживать связь…

– Подруга? – Алла удивилась. – Еще чего не хватало! Чтобы она, как только я отвернусь на секунду, сразу же затащила бы тебя в постель? Извини, но у меня нет подруг!

– Ни одной? – Жека внимательно уставился в лицо любовницы.

– Они все гадины, брызжущие ядом! – Алла гневно тряхнула головой, тяжелые волосы упругими плетьми ударили по лицу любовника. – На словах они готовы тебя расцеловать, а стоит только отвернуться, как тут же выпускают когти, чтобы вцепиться тебе в физиономию. А что будет, если кто-нибудь из них узнает, что у меня появился любовник! Что будет! Они сразу же раззвонят об этом знакомым и мужьям, и через полчаса весь город будет знать, с кем я сплю, когда и где. И не сомневайся, что самым первым об этом узнает Алексей!

– Что же делать? – уныло вздохнул Жека. – Нам нужен надёжный канал связи. Если у нас его не будет, тогда, наверное, лучше расстаться…

– Что-что?! – Холеное лицо женщины вдруг смертельно побледнело.

– Я пошутил, крошка, пошутил! – заюлил Жека, покрывая прохладные щеки быстрыми поцелуями. – Но неужели у тебя нет ни одного доверенного человека? Ведь тебе кто-то постоянно звонит по телефону, я знаю! Или это мой соперник? – грозно прищурился он.

– Не беспокойся! Ты, мой красавчик, вне конкуренции… Сейчас я обхожусь без подруг.

– Но, наверное, была когда-нибудь хоть одна подружка?

– Вот именно, что была…

– О ком ты говоришь?

– Да так… Раньше рядом жили. Ее звали Наташей… Вот ей я верила на все сто процентов!

– И где же она теперь? – Жека приподнялся на одном локте и внимательно уставился на задумчивое лицо возлюбленной.

– Нету… – Алла неторопливо взяла сигареты со столика возле кровати, щелкнула зажигалкой, жадно затянулась. – Исчезла, пропала, испарилась…

– Куда? Как это испарилась? Как это может человек вдруг испариться?

– Ну, понимаешь… Наташкиного мужа, известного предпринимателя, убили. Может, ты слышал, был такой, Морозов? Ну, еще в прессе про это дело вовсю трубили, целый месяц по ящику передачи гоняли, как это произошло, кому это было выгодно, то да се…

– Ну, помню, – нетерпеливо подтвердил Жека. – И что?

– Ну, так вот… На нее наехали бандиты, мол, отдавай долги мужа! Не знаю, какие у них там дела были закручены, но, короче, Наташа после похорон внезапно исчезла. И сынок ее исчез.

– Куда? Как?

– Откуда я знаю, – задумчиво протянула Алла. Ее глаза, обведённые темным, заметно расширились. – Может, их тихо прикончили, и лежит сейчас бедная Натка где-нибудь под ракитовым кустом. А может, удалось ей сбежать… Конечно, есть у меня кое-какие соображения на этот счёт…

– Какие? – слишком быстро спросил Жека.

– А зачем тебе знать? – делано отстранилась от него Алла. – Почему это тебя так интересует?

– Ничего меня не интересует, – обиженно надул губы смазливый блондинчик. – Меня гораздо больше интересуешь ты!

Он взял в губы ее сосок и нежно сжал. Алла в истоме прикрыла глаза. Ее руки обхватили гибкое тело любовника и притянули его к себе. Темные тени в зеркале вновь зашевелились.

– Она с сыном могла удачно устроиться за границей. Как и мы с тобой… У нее после смерти мужа осталась куча денег, вдруг она сейчас наслаждается жизнью где-нибудь в Швейцарии… Если еще жива, конечно… О, еще, еще… Продолжай так!

– В Швейцарии? Почему в Швейцарии? – Блондин вопросительно поднял голову.

Глаза его подруги были блаженно полузакрыты.

– Не останавливайся, – прошептала она. – Не останавливайся!..

– Нет, интересно же, расскажи!

– Наташа однажды обмолвилась, что у них дом где-то в кантоне Ури – что-то вроде запасного аэродрома. Об этом никто не знал. Она сказала только мне одной по секрету.

Жека навис над ней на локтях и страстно прошептал:

– Ты необыкновенная женщина! – Он впился поцелуем в ее губы, а потом добавил: – Я от тебя без ума… Я… Я тебя люблю!

– О, Жека! – восторженно простонала Алла, пылко обнимая его. – Сейчас ты в первый раз признался мне в любви! Наконец-то!

– Да, дорогая, да… – проговорил он и, неожиданно отстранясь от нее, встал с постели. – Извини, совершенно вылетело из головы, понимаешь, у меня дела…

– Нет, я тебя не отпущу! – Алла обхватила его руками. – Давай, дорогой, еще один раз и всё…

Жека с тяжёлым вздохом опустился на смятую постель. В зеркале вновь зашевелились сплетённые в одно целое мутные тени…

Садясь в машину, Евгений Миронов достал трубку мобильного телефона и, подрагивая от нетерпения, набрал номер.

– Есть кое-какие известия, – произнёс он. – Нет, на этот раз не туфта… Сто процентов, из первых рук! Думаю, Лучок будет доволен… Нет, сначала деньги! Сколько-сколько? Нет, пятьсот!.. Ладно, скоро буду…

Женщина по имени Жанна стояла в комнате и курила. Комната была стильная, с богатой черной мебелью и округлыми кожаными диванами. В окна заглядывал вечер, зажжённые бра на стенах создавали уют и умиротворение. Женщина была молода, худощава, с густо обведёнными чёрными печальными глазами и ярко накрашенным красным ртом. Изящная рука с нервными длинными пальцами стряхивала пепел на пушистый, с высоким ворсом ковёр с поблёкшим растительным орнаментом. Этот «невзрачный половичок», как называл его хозяин квартиры, человек, обычно проходивший в милицейских сводках под прозвищем Лучок, был куплен за кругленькую сумму в антикварном магазине и стоил почти целое состояние.

В глубине комнаты, на расстеленной постели, закинув руки за голову, возлежал круглоголовый, массивный, коротко стриженный мужчина. Лицо его выглядело мрачным и озабоченным. Это был хозяин квартиры, Лучников, а стоявшая возле него в задумчивости особа, как неуклюже формулировали милицейские сводки, была его сожительницей.

Внезапно очнувшись от своих мыслей, Жанна бросила окурок в пепельницу в виде хрустальной раковины, стоявшую на секретере, и произнесла низким завораживающим голосом:

– Завтрак готов, дорогой…

Мужчина не ответил. Он упорно буравил взглядом потолок, украшенный лепниной. Его тело в наколках и шрамах было еще мускулистым и мощным, но слегка наметившийся живот указывал на далеко не юношеский возраст. Маленькие, глубоко утопленные пухлыми щеками глаза подозрительно взирали на мир из-под кустистых бровей, а выдающаяся вперед челюсть выдавала характер упрямый и не склонный к компромиссу.

– Завтрак стынет, Лучок, – негромко повторила Жанна и щёлкнула зажигалкой, прикуривая новую сигарету.

– Мы ее упустили… – не глядя на Жанну, наконец разжал губы неподвижный Лучников. – Мы ее упустили… Эта сука нас перехитрила!

– Нет! – Темно-алые губы вздрогнули в уверенной улыбке. – Нет!

– Она слиняла от нас, и теперь нам хрен удастся из нее вытрясти наши лавэ!

– Ерунда! – Картинно отставив сигарету, женщина присела на край постели. Кончики пальцев щекотливо скользнули по широкой мужской груди. – Она выйдет из подполья… Обязательно выйдет!

– Да, конечно… – насмешливо хмыкнул мужчина. – Тебя послушать, так все так просто! Два месяца назад ты говорила, что нам хватит и недели, чтобы подцепить ее на крючок!

Женщина затушила сигарету. Узкая рука в перстнях скользнула вниз и принялась ласково массировать мужские ступни. Полные губы неохотно разжались.

– И так и было бы, если бы ты не поторопился тогда… Я ведь тебя предупреждала, не надо давить на нее!

– Предупреждала… – Мужчина перевернулся на живот, и умелые руки нежно прошлись вдоль спины, разминая мышцы. – Я и не давил… Я просто дал понять, что на ее месте лучше расстаться с бабками, чем расстаться с жизнью.

– Не надо было угрожать, что заберешь у нее сына! Ты перегнул палку. Женщины за своих детей готовы продать душу дьяволу.

– Да я ведь тоже так думал, – уныло пробубнил Лучников. – Думал, она испугается за своего щенка и скажет, где бабки. А теперь всё пошло коту под хвост… Слушай, а может быть, и нет у нее никаких денег, а? Может, потому она так и испугалась?

– Есть, дорогой, есть! – Она умело принялась массировать широкие плечи. – Всё у нее есть! И скоро всё это будет нашим. Ты ведь такой сильный, такой смелый… Ты необыкновенный! Ведь тебя все боятся… Ребята тебя так уважают, они все готовы отдать за тебя жизнь… Все тебе завидуют, у тебя самая крепкая бригада в Москве… Никто не сравнится с тобой! Скоро ты завладеешь всем городом, а потом всей страной, а потом… Даже сам Япончик тебе в подмётки не годится… Он старый болван, который полжизни провел на зоне и ни бельмеса не смыслит, как нужно работать в новых условиях…

Глаза Лучка блаженно закрылись. Льстивые слова вливались в уши тягучей сладкой патокой, а женские руки умело разминали спину, возбуждая нужные точки. Бессильная ярость постепенно улеглась в нем, точно в глубине души свернулась уютным клубком большая черная кошка. Тело стало безвольным и податливым, но это было не раздражённое бессилие больного человека, а блаженное состояние расплавленного металла, по капельке вливающегося в форму, чтобы застыть в ней и принять нужные очертания.

– Ты необыкновенный, ты самый лучший, – шептали красиво изогнутые губы, а бархатный голос помимо воли проникал в мозг и парализовал волю. – Мы с тобой победим всех врагов, сметём все преграды… Только мы с тобой! Слушай меня…

На долю секунды Лучку показалось, что он заснул и видит сон: море, пальмы, и золотой песок струится вдоль его тела, щекоча кожу горячими бархатными прикосновениями. Однако уже в следующий миг в ушах словно раздался взрыв – как будто его внезапно вытащили из золотой нирваны и окатили ледяной водой. Это зазвонил телефон. Оттолкнув ласковые руки, мужчина как ошпаренный вскочил с постели и схватил трубку. Выслушав сообщение, он поморщился и, бросив позвонившему: «Ладно, потом», – бессильно снова рухнул на кровать.

– Я принесу тебе завтрак, – донёсся из коридора воркующий голосок.

Когда Жанна появилась в дверях спальни с подносом в руках, Лучок уже натягивал брюки.

– Резо-младший предлагает перетереть кое о чем, – как бы мимоходом сообщил он.

– Поедешь? – коротко осведомилась Жанна.

– Забили стрелку на шесть.

– Отмени! – Это прозвучало почти как приказ.

Лучников удивлённо поднял на нее маленькие хмурые глаза.

– Почему это?

– Резо не такой большой авторитет, чтобы ты, как маленькая собачка, бежал к нему, едва он поманит тебя пальчиком. Пусть сам к тебе придет.

Насупившись, Лучок озабоченно почесал в затылке.

– А если что-то важное?

– Пусть сам! Или отправь какого-нибудь своего «быка», например Чуню, на встречу с ним. Человеку, у которого в руках четверть десятимиллионного города, незачем суетиться.

Лучок растерянно посмотрел на нее.

– Ты права, – произнёс он. – Как это я сам не допёр! И правда, пошлю-ка я к нему Чуню…

Отвернувшись, Жанна удовлетворённо и еле заметно улыбнулась. Если бы Лучок видел в этот момент выражение ее лица, он подивился бы той огнеопасной смеси чувств, которая из-под спуда безразличного спокойствия на миг прорвалась на поверхность: уверенность в своих силах, горделивое презрение, холодное удовлетворение очередной победой и хитроумная расчётливость – всё это проявилось на долю секунды и сразу же бесследно растворилось под маской кротости.

Лучок одной рукой обнял узкие плечи под скользким шёлком.

– Слушай, и как ты всё так здорово соображаешь! – уже привычно удивился он, и Жанна ответила ему молчаливым покорным поцелуем.

– Просто я знаю людей! – отозвалась она.

– Я тоже знаю людей… У меня были бабы, которые тоже, как ты, много чего знали. Но все они плохо кончили. Иногда мне кажется, что ты тоже знаешь слишком много…

Жанна отстранилась от него, слегка прищурилась, чтобы приглушить встревоженный блеск глаз.

– Я знаю не просто много – я знаю всё! И потому нужна тебе! – И она вновь впилась умелым поцелуем в его губы.

Лучок наизусть знал все ее приемы и привычки, но в который раз поддался магнетическим чарам – почувствовал, как в груди забурлила приливная волна возбуждения, затопляя от макушки до пят.

Но Жанна уже отстранилась, выскользнула из объятий, тонкая и гибкая, как змея.

– Какую девушку тебе приготовить на сегодняшнюю ночь? – спросила она спокойно. – Или, может быть, ты хочешь сразу двух?

Жанна говорила так равнодушно, как будто речь шла об обеденном меню. Однако по вздрагивающим крыльям ее носа можно было заметить, что под ледяной коркой внешнего спокойствия внутри у нее все клокотало. Она не позволит ему выйти из-под ее власти! Не для того она, выбиваясь из последних сил, тащила Лучка наверх, чтобы, водрузив его на вершину криминального Олимпа, стать жертвой своего собственного порождения. Не для того она пахала в балет-шоу папаши Ставракиса, не для того была любовницей Фануса, не для того разорила старого Рувима, чтобы ей угрожали смертью!

Но она только согласно склонила красивую голову, пряча хищный блеск глаз:

– Я приготовлю тебе на сегодня самое изысканное блюдо…

Из оперативной информации Главного управления по борьбе с организованной преступностью г. Москвы

«Морозов Константин Валерьевич, 1965 г.р., уроженец города Красноурюпинска, бизнесмен, генеральный директор концерна “Русский торговый альянс”, занимающегося пошивом одежды, владелец разветвлённой сети предприятий по всей территории СНГ и России, значительную долю которых составляют средства баковской преступной группировки.

В 1998 году был похищен из офиса своей фирмы и убит по заказу лидера баковской группировки Лучникова, по прозвищу Лучок, за попытку негласной продажи акций концерна через третьи руки и укрывательства капитала. Очевидно, таким образом Морозов пытался разорвать контакты с баковской преступной группой и выйти из сферы их влияния. Значительная часть средств, переведённых на счета в банке “Свиссбэнк” в Женеве, исчезла, и следы ее пока не обнаружены.

Его жена, Морозова Наталья Владимировна, и сын Павел до сих пор не найдены».

Глава 3

Карьера основателя торговой марки «Русский Мороз», блестящего предпринимателя и неплохого дизайнера одежды, началась еще в приснопамятные советские времена.

Обыкновенный мальчик Костя Морозов жил в небольшом провинциальном городке, основной достопримечательностью которого был сталелитейный завод. Он с удовольствием занимался в кружке рисования, как и все мальчишки, в меру дрался, в меру прогуливал уроки, в меру хватал тройки, в меру обижал девчонок. Но были у Кости в характере черты, отличавшие его от прочих сверстников. Морозов был честолюбив, настойчив, инициативен, привык выполнять задуманное и умел настоять на своем. И еще, по свидетельству учительницы рисования, у него было прекрасное чувство пространства и цвета. Все эти качества сыграли важную роль в его блистательной карьере.

Мама Кости Морозова работала лаборанткой в районной поликлинике, а отца у него не было: он жил в другом городе с новой семьей. Присылаемые им алименты в размере сорока рублей погоды в семейном бюджете не делали. Костя Морозов был безразличен к деньгам, но его не могло оставить равнодушным, что у его мамы, самой красивой в мире, только одно выходное платье, купленное с рук еще до рождения сына.

– Мамочка! – говорил он, стыдливо прижимаясь к плечу матери и вдыхая запах дешёвых духов, смешанный с химическими ароматами лаборатории. – Когда я вырасту, я куплю тебе много самых красивых платьев!

Мама тихо улыбалась и, вытирая слезы, благодарно кивала. В шестом классе Костя, сэкономив от школьных завтраков порядочную сумму, подарил ей на день рождения роскошный шёлковый платок, основным достоинством подарка было то, что он подходил абсолютно ко всем маминым вещам – у мальчика было действительно прекрасное чувство цвета…

Его предпринимательская деятельность началась, когда ему было всего пятнадцать. Костя тогда учился в восьмом классе. В это время все советское пространство накрыла болезнь под названием «джинсомания». В синие грубые штаны поголовно облачилось всё население страны Советов. Девушки влюблялись только в юношей, облачённых в джинсы цвета индиго. Джинсы были предметом роскоши, признаком достатка, успеха. Все носили джинсы! Все, но не Костя. У его мамы не находилось лишних ста восьмидесяти рублей, а выкидывать на покупку джинсов две ее лаборантские зарплаты было настоящим безумием!

Но Костя не унывал. Он достал с антресоли бабушкину швейную машинку «Зингер», купил ткань, сделал выкройку с джинсов, которые ему любезно одолжил на одну ночь приятель, и за пару дней сварганил себе такие потрясающие штаны, что друзья, не осведомлённые о происхождении джинсового чуда, завистливо канючили: «Костик, продай, а? Двести рублей дам! Надо же, настоящая фирма…»

Это был его первый успех в блестящем ряду побед…

Вторые джинсы, равно как и третьи, Костя сшил уже для продажи на рынке. Мама сразу же почувствовала весомую прибавку к бюджету, но забеспокоилась: у несовершеннолетнего сына могли возникнуть неприятности с правоохранительными органами. Вскоре все приятели Кости и добрая половина микрорайона щеголяла в классных джинсухах «от Морозова», хотя в те дремучие времена о дизайне джинсовой одежды никто и слыхом не слыхивал.

У Кости появились его первые, честно заработанные деньги, однако совершенно не стало времени. В пошивочной мастерской, организованной в его девятиметровой комнатке, целыми днями стрекотала швейная машинка, а заказы всё прибывали. Зародившееся производство требовало расширения, дополнительных рабочих рук и площадей.

Через пару лет несколько девчонок из швейного ПТУ уже вовсю подрабатывали на пошиве джинсов, тем более что доставку ткани и сбыт товара брался организовать симпатичный улыбчивый паренёк с соломенной чёлкой и пронзительными синими глазами. Одной из этих швей, нанятых на работу к начинающему предпринимателю, и оказалась стройная темноволосая красавица со строгим лицом и соболиными бровями. Звали ее Наташа.

Наташа была очень правильной девушкой. Комсорг в своем училище, она училась блестяще, не раз удостаивалась звания «Лучший по профессии». Девушка серьезных правил, взращённая на подножном корму советской пропаганды, Наташа полагала, что любая работа возможна только в условиях советского производства. К Косте Морозову она попала лишь потому, что на производство ее пока не брали, а заработать на новые туфли-лодочки очень уж хотелось.

Швеи трудились на дому. Костя распределял заказы, привозил им ткань, поставлял фурнитуру, которую ему делали по его собственным эскизам в обыкновенной мастерской «Металлоремонт» рядом с автовокзалом. Со временем Морозову наскучило заниматься только джинсами, и он решил расширить ассортимент своей подпольной фабрики.

В условиях вечного товарного дефицита и массовой неразборчивости советских граждан любая мало-мальски приличная вещь расходилась на ура. Костя нарисовал эскизы своих первых платьев (таких, в какие он хотел бы одеть свою любимую маму), подобрал ткань в магазине, лично создал первые несколько моделей. Модели, как говорится, «ушли со свистом».

Самые большие проблемы возникали с тканью. Купить в магазине несколько тысяч метров ткани простому покупателю было почти невозможно: бдительные продавщицы непременно звякнули бы куда надо. Пришлось иметь дело напрямую с базой, давать взятки ответственным людям, мухлевать. И сразу же начались проблемы с законом. Костя Морозов представлялся на базе работником ателье «Морозко» и под этим соусом договаривался насчет поставки крупных партий ткани за наличный расчет. Естественно, люди на базе брали в особо крупных размерах… Один заведующий базой пошел под статью о взятках и потянул за собой всех своих «клиентов», в том числе и Костю…

Попутно следствие вытащило на свет божий использование поддельных документов, организацию подпольного производства и спекуляцию… Косте грозил крупный срок и крупные неприятности, но…

На дворе стоял уже либеральный 1986 год. В стране поднимала голову гидра кооперативного движения. Кто был против системы, тот и был прав… На суде Костя оперировал лозунгами: «Я хотел одеть народ… Долой эпоху товарного дефицита!» И хотя судья, сушёная престарелая грымза, парировала: «Бороться с товарным дефицитом нужно на советском производстве», – Косте дали всего три года, да и то условно.

Три года Морозов жил тише воды ниже травы. За это время он даже успел окончить швейное ПТУ. Его лучшая швея из некогда дружного коллектива подпольных портних, Наташа, уехала учиться в другой город. Их пути на время разошлись…

После окончания ПТУ Костю направили закройщиком в одно из ателье города. Шить однообразные синие жакеты работницам исполкомов или платья со страниц журнала «Работница» для особо продвинутых модниц было откровенно скучно. Фантазия Морозова бурлила и клокотала, а нереализованное чувство «пространства и цвета» жаждало выхода. Он начал придумывать своим клиенткам такие сногсшибательные платья, в которых те даже не рисковали выйти за пределы примерочной ателье.

Если девушка просила выпускное платье до пола «и чтобы рюшей было побольше», он предлагал ей скромный вариант, напоминавший изящные девственные платьица Жаклин Кеннеди-Онассис от Коко Шанель. Если работница исполкома заказывала обыкновенную прямую юбку со шлицей сзади, он предлагал ей расклешённую юбку, которая бы компенсировала плоские ягодицы клиентки. Школьная учительница просила скромненькое платьице с белым воротничком, которому бы позавидовала и настоятельница траппистского монастыря, но вместо этого Костя предлагал ей сумасшедший вырез, который подчеркнул бы ее соблазнительную грудь.

Шокированные его неординарными моделями женщины строчили на него жалобы. Начальство корило его за пристрастие к буржуазному стилю одежды, коллеги по работе не жаловали – чувствовали птицу не местного полёта. Но было у Морозова несколько таких же сумасшедших клиенток, как и он сам – начинающая рок-певица из подпольного ансамбля, безумная старушка «из благородных», любившая шикануть, известная городская кокотка, использовавшая для соблазнения высокопоставленных партийных клиентов не ведомый тогда никому стиль «секс-эпил».

Повеяло свежим ветром перемен, и простым советским гражданам был разрешен выезд за границу. Костя Морозов неожиданно оказался за рубежом, причем не где-нибудь, а в мекке моды, в Париже. Он попал туда почти случайно – поехал на гастроли с ансамблем песни и пляски «Калинка» в качестве костюмера. В первый же день после приезда он вышел на улицу из гостиницы и так влюбился в пёструю парижскую толпу, в волшебно оформленные витрины, в неповторимый ритм этого города с чувственной энергетикой, что в гостиницу больше не вернулся. На партсобрании коллектива Морозова заклеймили как предателя. Куратору от КГБ, участвовавшему в поездке, объявили строгий выговор с занесением. Директор ателье, со скрипом отпустившая его в зарубежный вояж, пожала плечами: «Я так и знала!»

А странный русский с соломенными волосами, ни слова не знавший по-французски, отправился по салонам самых известных парижских домов моды. В его кармане лежало около двухсот франков и бумажка, на которой русскими буквами была записана французская фраза: «Нет ли у вас работы для меня?» Ночевал он в Булонском лесу на скамейке, где несколько раз за ночь его беспокоили предупредительные французские полицейские. А еще он подбирал возле мусорных баков обёрточную бумагу и рисовал на ней необыкновенные модели. Модели, которых еще не видел свет.

Деньги постепенно подходили к концу, и Костя Морозов уже с ужасом подумывал, что пора выбирать: возвращаться с повинной на родину или становиться вонючим клошаром, ночующим летом под мостом через Сену, а зимой – в метро. Но внезапно ему повезло. На традиционный вопрос «Нет ли у вас работы для меня?», заданный возле ателье на улице Грюнель, чернокожая особа со шваброй в руках и в жёлтых резиновых перчатках небрежно бросила ему в ответ:

– Да, есть… Нам нужен еще один уборщик. Иди, поговори с управляющим.

Костя понял по ее выражению лица и жестам, что его не прогоняют, а приглашают.

Так Костя стал уборщиком в ателье, принадлежащем известнейшему французскому дому «высокого швейного мастерства». Здесь он и провёл следующих три года, пройдя путь от уборщика до главного мастера. Сначала он только подметал пол, собирал обрезки ниток и тканей, учил язык. В то же время он внимательно присматривался к работе портных ателье, подмечая те мелочи, те характерные штришки, которые и отличают работу обыкновенного портного от мастера высшего класса, ширпотреб от произведения искусства.

А вечером, оставаясь один в своей крошечной комнатушке под раскалённой железной крышей, он рисовал. Свои первые модели Костя шил по ночам, порою до зари из его окна доносилось стрекотание швейной машинки. Одну из своих лучших работ он подарил той самой чернокожей девушке, Зике. Это была туника, украшенная перламутровыми бусинками, с двумя развевающимися крыльями за спиной. Туника девушке очень понравилась. Марокканка Зика была без ума от всех белых струящихся вещей, напоминавших ей плащи бедуинов с родины ее предков. К тому же перламутр так чудесно гармонировал с ее шоколадной кожей…

Как-то утром Зика мыла тротуар перед ателье в своей обновке, по привычке мурлыча под нос легкомысленную песенку. В это время в святая святых высокой моды решил наведаться сам ведущий дизайнер Дома моды. Заметив уборщицу в одежде, более подходящей для эстрадной певицы, чем для работницы метлы и швабры, он решил, что девица нагло стащила «поносить» тунику из ателье. Слово за слово – разгорелся страшный скандал. Зика рыдала в голос и на ломаном французском лепетала, что она ничего не крала, это только подарок новенького русского. Рассматривая швы на модели и брызжа слюной, мастер кричал что-то на дикой франко-англо-итальянской смеси. Наконец призвали к ответу виновника скандала. Странный парень, чей словарный запас к тому времени пополнился в основном за счёт ругательств и профессиональных терминов, молча продемонстрировал свои эскизы.

Зика была реабилитирована, а поражённый мастер предложил Косте повышение – ему доверили подшивать подолы платьев на моделях. Он с радостью согласился. Ведь мастерская Великого Кудесника – лучшая рекомендация в мире моды и отличная школа для начинающего дизайнера. Морозов прошёл эту школу от первой до последней ступени…

В салон-ателье часто забредали представители высшего класса – бизнесмены, сенаторы, дети миллиардеров, капризные поп-звезды и знаменитые актрисы кино. Но их блестящий мир разочаровал Костю. «Звезды всегда полны спеси и шика перед недреманным оком телекамеры, в жизни же они оказывались вздорными, капризными, скандальными личностями, устраивавшими бесконечные истерики из-за малейших неудобств. К тому же звезды не горели желанием тратить свои денежки на произведения искусства Великого Мастера. Они предпочитали брать напрокат приглянувшиеся модели и возвращали их через несколько месяцев изрядно потрёпанными, порой даже рваными, со следами помады и сексуальных игр. Ателье существовало, в основном, за счет рекламы, которую и делали ей эти самые звезды. Иногда случались и редкие заказы от миллионеров. Богатые люди, или, точнее, люди, которые хотели казаться таковыми, порою позволяли себе «разориться» на какой-нибудь костюмчик от дизайнера лишь в расчете на сезонную скидку. В общем, мир моды оказался не столь уж привлекательным, каким виделся раньше.

Особенно сильно начинающий кутюрье ненавидел момент подгонки одежды под фигуру звездных моделей. Этот процесс, как правило, сопровождался истериками, криком и оскорблениями. Одна из американских кинозвезд, прибывшая в Париж прибарахлиться перед вручением премии «Оскар», Джинжер Голдин, допекла его так, что Морозов всеми фибрами своей души возненавидел актрису, американское кино, а заодно и атмосферу высокой моды. Джинжер Голдин была рослой, начинающей полнеть дамой, переживающей трагическое время последнего пика молодости. Недавно изгнавшая из собственного особняка в сорок комнат в Майами своего пятого мужа, она была необыкновенно раздражительной.

На примерке Джинжер измотала душу всему персоналу ателье, отвергла не менее десятка костюмов, пока из кучи разноцветных моделей не изволила выбрать платье, сконструированное лично Морозовым. Когда звезда, изрядно растолстевшая после стресса, вызванного пятым разводом, пыталась влезть в чересчур узкое платье, она укололась булавкой, по трагическому стечению обстоятельств забытой в складках одежды. Джинжер Голдин пронзительно взвизгнула. Испуганный Костя, бормоча извинения на дикой смеси русского и французского, бросился ей на помощь. Но кинозвезда первой добралась до коварной маленькой штучки, так бесцеремонно обошедшейся с ее царственным телом. Она вся пылала от гнева, и, едва только Костя протянул руки к платью, Джинжер со всего маху вонзила булавку ему в ладонь. Брызнула кровь. Платье было безнадежно испорчено. Звезда, настроение которой явно улучшилось, задорно кричала «fuck you!» и вся светилась от счастья – возможно, это и была ее месть, пусть и в лице безвестного портного, и своему пятому мужу, и мужской половине человечества в целом.

Это был последний день службы Морозова в престижном ателье. После инцидента с американкой он решил, что лучше погибнет от голода, но никогда не станет обслуживать капризных стервоз с туго набитыми кошельками. Тратить свою жизнь на то, чтобы вечно пресмыкаться перед звёздами в призрачной надежде, что когда-нибудь и он сам станет богатым и знаменитым, он не хотел. И Костя ушел из ателье Великого Мастера, хотя тот лично упрашивал его остаться и даже предлагал повышение. Но Морозова больше не привлекал душный, наполненный миазмами человеческих пороков мир «от кутюр». «Готовое платье» – «прет-а-порте», или пусть даже массовый пошив, – эта стезя казалась теперь более привлекательной. Ведь он всегда мечтал шить платья, в которых могла бы красоваться его мама, а не капризная актриска из Голливуда.

Работая в мастерской известного кутюрье, Костя твёрдо усвоил рецепт успеха: делать только то, что точно сможешь продать. Невостребованными вычурными моделями были завалены все склады ателье, а это, считай, прямой убыток для дела.

Итак, что именно нужно делать, он знал, дело оставалось за малым: сделать и продать. Во время работы в ателье Морозов завязал кое-какие деловые знакомства. Это были банкиры средней руки, предприниматели без гроша в кармане, обуреваемые жаждой обогащения на ниве женской одежды. Один из таких предпринимателей и отыскал умирающий завод по производству колготок где-то в Северной Италии, знакомый банкир финансировал переоборудование завода по последнему слову техники, а он, Морозов, принялся разрабатывать модели и внедрять их в производство.

После года ежедневной работы по двадцать часов в сутки переоборудованный завод выдал на-гора первую партию продукции. Вся партия бесплатно разошлась в Париже по салонам известных дизайнеров, а на глянцевых разворотах журналов «Офиссиэль», «Вог», «Харперс базар» красовались манекенщицы в тончайших чулках. Конечно, на стройных ножках девушек не было написано, что на них надеты чулки фирмы «Русский Мороз», но зато именно эта информация, набранная мелким шрифтом, занимала нижние части страниц.

Это был первый невод, закинутый в надежде вытянуть золотую рыбку, и золотая рыбка не заставила себя ждать. Через два года производство полностью окупило себя. Затем на севере Италии была открыта еще одна фабрика по производству недорогого и качественного нижнего белья. Набираясь опыта, Морозов потихоньку становился не только известным кутюрье, но еще и удачливым бизнесменом. Однако подлинный взлет его коммерческого таланта осуществился именно в России.

Константин никогда не забывал свою юношескую мечту одеть русских женщин, и прежде всего свою маму, в красивую одежду. Пришло время подумать о громадном рынке сбыта в Восточной Европе и о том, с каким пиететом в России относятся ко всему иностранному. Сумбурные планы бродили в голове молодого бизнесмена. Ему казалось, что родная страна, в которой он не был более семи лет и куда страстно хотел вернуться, – непаханое поле, ждущее своего трудолюбивого земледельца. Как на грех, Союз промышленников Милана направил ему приглашение на Неделю высокой моды в Москве. Морозов с радостью согласился. Ему не терпелось увидеть родную страну и свою маму, которая тихо старилась в родном городе, мечтая хотя бы перед смертью свидеться с сыном.

Неделя высокой моды на поверку оказалась вовсе не Неделей, вовсе не высокой и, в конце концов, не моды. Моды в бывшей стране Советов как не было десять лет назад, так не было и теперь. Народ предпочитал по-прежнему одеваться в иностранное, но, в основном, это был китайский ширпотреб и турецкая кожа. Люди на улицах были одеты слишком ярко, слишком вычурно и слишком безвкусно. Хорошие вещи в магазинах стоили так дорого, что по цене эти фабричные модели давно сблизились с авторскими. Знаменитые кутюрье местного разлива оказались на поверку беспринципными дельцами, торгующими собственной торговой маркой. В их производство, показы и коллекции были вложены деньги мафиозных сообществ. В кулуарах Недели высокой моды открыто обсуждалось, какая московская бандитская группировка поддерживает того или иного дизайнера. Состязание между кутюрье превращалось в опасное сражение между столичными бандитами – ввязываться в бои местного значения пришельцу из-за рубежа было опасно.

На одном из дефиле, где приглашённые из-за рубежа гости пробавлялись скулосводящими зевками, неожиданно внимание Морозова привлекла молодая женщина с яркими глазами, русыми волосами и соболиными бровями вразлёт, одета она была в изящный костюм. Кусая губы, она сидела в первом ряду и пожирала глазами прохаживавшихся по подиуму моделей, делая быстрые зарисовки в блокноте. Девушка показалась Морозову странно знакомой, но он никак не мог припомнить, где же они могли видеться.

В перерыве он пробрался поближе к интересной незнакомке. На бейджике, на лацкане костюма, значилось: «Наталья Гладышева, главный технолог швейной фабрики имени Октябрьской революции». Это была та самая Наташа Гладышева, которая когда-то подрабатывала в первом швейном кооперативе города Красноурюпинска! Она почти не изменилась: тот же прямой взгляд, та же гордая посадка головы… Наташа не узнала в лощёном господине с элегантными манерами и в дорогом костюме того длинноволосого Костю Морозова, с кем до хрипоты спорила о работе в условиях советского производства. Зато он узнал ее.

Наташа заметила, что господин, благоухавший дорогим парфюмом, как-то странно на нее смотрит, и сразу же досадливо отвернулась. Она лишь успела прочитать на его бейджике «Konstantin Morozov», но это имя она не вспомнила.

Затем они встретились на семинаре, организованном для производителей одежды администрацией Недели высокой моды. Заграничных буржуа с туго набитыми кошельками призывали делать инвестиции, а те, важно кивая в ответ, тем не менее от решительных шагов навстречу дикому Востоку почему-то воздерживались. На семинаре Наталья выступала с докладом, вызвавшим большой интерес собравшихся, но не столько своим содержанием, сколько тем, что докладчица – красивая бизнес-леди со стройными ногами. После семинара Морозов наконец решился подойти к ней.

Разгорячённая выступлением, Наталья была в запале.

– Понимаете, – говорила она лысоватому улыбчивому японцу, ростом ей по пояс, – в нашей товарной политике наблюдается дисбаланс между количеством товара и его доступностью широким слоям населения. У нас много дорогого и модного товара, который по карману лишь единицам, много дешёвого и некачественного товара, который по карману всем, но его не хотят брать из-за низкого качества. А вот чего у нас совсем нет, так это недорогих и качественных вещей.

В 1992 году такое высказывание прозвучало почти революционно. И это было именно то, о чем в последнее время думал Константин.

– А вы меня не узнаете? – спросил он, когда лысый японец, умильно улыбаясь, наконец убрался восвояси. – А ведь мы с вами земляки… А помнишь, то есть помните…

Вечер воспоминаний «земляки» продолжили на фуршете. На следующий день они встретились в ресторане на бизнес-ланче, а еще через день Наталья повела Морозова на фабрику, где работала технологом после окончания института.