Энн из Эйвонли E-Book

Люси Мод Монтгомери

• Herausgeber: Neoclassic
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 375

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

В жизни шестнадцатилетней Энн Ширли наступает новый этап: девушка готовится начать учебный год в роли учительницы в местной школе, уговаривает Мариллу взять на воспитание близнецов и основывает вместе с друзьями «Общество по улучшению жизни в Эйвонли». Но мечтательница Энн не была бы самой собой, если бы не попала в новые передряги. Соседи не верят в перемены к лучшему, а друзья Энн сомневаются, что можно воспитывать детей без кнута. Но энтузиазм девушки не знает границ!

Leseprobe

Люси Мод Монтгомери Энн из Эйвонли

Серия «Эксклюзивная классика»

Lucy Maud Montgomery

ANNE OF AVONLEA

© Перевод. В. Бернацкая, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Весенние цветы к ногам твоим прильнули,

И мир обрел сиянье красоты…

Джон Гринлиф Уиттьер[1]

Глава 1 Гневливый сосед

Высокая, стройная девушка «шестнадцати с половиной лет» с серьезными серыми глазами и волосами, цвет которых друзья называли каштановым, села на широкую ступеньку из красного песчаника фермерского дома на острове Принца Эдуарда с твердым намерением разобрать большой отрывок из Вергилия.

Но в такой августовский день, ближе к закату солнца, когда синяя дымка заволакивает поля на склонах, легкий ветерок озорно перешептывается с листвой тополей, а среди поросли юных елочек в углу вишневого сада вспыхивают яркими огоньками маки, хочется мечтать, а не погружаться в тексты на мертвых языках. Скоро Вергилий соскользнул с коленей Энн, а она сама, подперев руками подбородок, устремила взор на пышные клубы облаков, сбившихся большой горой над домом мистера Харрисона. Мысли ее унеслись в прекрасный мир, где некая учительница творит чудеса, выращивая из учеников будущих государственных деятелей и сея в юных сердцах и умах семена высоких и благородных устремлений.

Однако, если спуститься с небес на землю, что Энн делала редко, можно с уверенностью сказать, что вероятность того, что школа в Эйвонли сможет гордиться знаменитыми выпускниками, была близка к нулю. Хотя никогда не знаешь, чего может достичь учитель, употребивший во благо свое влияние на учеников. В мечтах Энн представила, как много может дать детям учитель, избрав правильный курс, и перед ее мысленным взором возникла восхитительная картина… Лет эдак через сорок один очень известный человек… Энн еще не решила, в какой области он прославится, – хорошо, если будет президентом знаменитого колледжа или канадским премьер-министром… припадает к ее морщинистой руке, заверяя, что всего в жизни он добился благодаря ей, что это она посеяла в нем честолюбивые устремления много лет назад. Это приятное видение было оборвано самым неприятным образом.

Во двор вбежала, словно спасаясь от кого-то, джерсейская корова, а через несколько секунд появился и мистер Харрисон. «Появился» – это мягко сказано, учитывая, что во двор он просто вторгся.

Мистер Харрисон перемахнул через забор, даже не подумав о существовании калитки, и предстал, пылая гневом, перед удивленной Энн, которая к этому времени поднялась и стояла, в растерянности глядя на нежданного гостя. Мистер Харрисон был их новым соседом справа, но Энн не была с ним знакома, хотя пару раз видела издали.

В начале апреля, когда Энн еще не вернулась из Королевской Академии, мистер Роберт Белл, чья ферма на западе граничила с усадьбой Катбертов, продал свою землю и переехал в Шарлоттаун. Ферму купил некий мистер Дж. Эй. Харрисон, о котором было известно только то, что он из Нью-Брансуика. Не минуло и месяца его водворения на новое место, как прошел слух, что человек он странный… «чокнутый», как называла его миссис Рейчел Линд. Миссис Рейчел за словом в карман не лезла – и это никогда не забудут те из вас, кто успел с ней познакомиться. Мистер Харрисон, несомненно, отличался от других людей, а ведь это, как известно, дает полное право окружающим считать такого человека «чокнутым».

Прежде всего, он самостоятельно вел хозяйство, открыто заявив, что не хочет иметь ничего общего с теми дурочками, которым придет в голову его опекать. Женская часть Эйвонли, полная желания отомстить грубияну, стала распространять жуткие истории про то, как отвратительно он содержит дом и стряпает. Новый житель взял в помощники юного Джона Генри Картера из Уайт-Сэндз, от него и пошли рассказы о житье-бытье на ферме. От Джона Генри узнали, что в доме мистера Харрисона нет определенных часов для приема пищи. Проголодавшись, мистер Харрисон просто «перекусывал», чем придется, и, если Джон Генри оказывался поблизости, ему тоже кое-что перепадало, а если нет, то несчастному приходилось ждать, когда хозяин проголодается снова. Джон Генри со слезами на глазах признавался, что умер бы с голоду, если б по воскресеньям не ездил в родной дом и не наедался там до отвала, а мать не давала бы ему с собой по понедельникам корзину со всякой всячиной.

Что касается мытья посуды, мистер Харрисон не утруждал себя такой чепухой, а ждал дождливого дня, и тогда сваливал всю грязную посуду в бочку с дождевой водой, потом доставал ее оттуда и оставлял сохнуть. Также мистер Харрисон был тот еще «жмот». Когда к нему пришли с подписным листом на жалование священнику мистеру Аллену, он ответил, что сначала посмотрит, чего стоят его проповеди – кота в мешке покупать он не собирается. А когда миссис Линд обратилась к нему с просьбой сделать взнос на миссионерскую деятельность (заодно получив возможность осмотреть дом изнутри), он сказал, что среди старых сплетниц в Эйвонли больше язычниц, чем где бы то ни было, и, если б миссис Линд взялась за благочестивое дело по обращению их в христианство, он с радостью пожертвовал бы на это деньги. Миссис Линд сочла за лучшее поскорее удалиться и потом говорила, какое счастье, что бедная миссис Роберт Белл не видит из могилы, во что превратился дом, который был ее гордостью: этого зрелища ее сердце не выдержало бы.

– Она каждые два дня драила пол в кухне, – рассказывала миссис Линд Марилле Катберт с негодованием в голосе. – А посмотрели бы вы теперь на этот пол! Когда я ступала по нему, то приподнимала юбку, чтобы не испачкаться.

В довершение всего мистер Харрисон приобрел попугая и назвал его «Рыжий». Прежде никто из жителей не заводил попугая, и потому все сочли такое приобретение признаком распущенности. А попугай был тот еще типчик! Если верить словам Джона Генри, другой такой бесстыжей птицы днем с огнем не найдешь. Ругался попугай как боцман. Миссис Картер сразу забрала бы сына из этого дома, если б знала, что сумеет найти ему новое место. И еще однажды Рыжий, когда Джон Генри наклонился рядом с клеткой, пару раз больно ущипнул его за шею. Когда незадачливый юнец приезжал по воскресеньям домой, миссис Картер всем показывала оставшуюся отметину.

Все эти случаи промелькнули в голове Энн при виде стоящего перед ней мистера Харрисона, утратившего от ярости дар речи. Даже когда мистер Харрисон находился в благожелательном расположении духа, его трудно было назвать красавцем. Сейчас же толстый лысый коротышка с пылающим от гнева круглым лицом и выпученными бесцветными глазами показался Энн самым уродливым существом на свете.

Наконец мистер Харрисон обрел дар речи.

– Я этого больше не потерплю, – взорвался он, брызгая слюной. – Ни дня больше не потерплю! Слышите, мисс? Клянусь, это уже третий раз… третий раз! Мое терпение иссякло, мисс. Я предупреждал вашу тетю, чтоб этого больше не было… и вот опять. Хотел бы я знать, чего она добивается? За этим я и пришел, мисс.

– Прошу, объясните мне, что вас так взволновало? – произнесла Энн миролюбиво и с большим достоинством. Подобный невозмутимый тон она сознательно выработала за последнее время и по возможности практиковала, чтобы к началу учебного года он был у нее отточен до совершенства. Но на разгневанного мистера Харрисона он не произвел должного эффекта.

– Взволновало? Да уж, взволновало, не то слово. А что вы думали? Эта джерсейская корова вашей тети снова топталась в моем овсе. Я увидел ее полчаса назад. И это уже в третий раз. Первый раз – в прошлый вторник, второй – вчера. Я приходил к вашей тете с требованием лучше присматривать за коровой. Потребовал, чтобы больше такого не было. И вот – опять. Позовите вашу тетку, мисс. Я хочу посмотреть ей в глаза и высказать все, что думает о ней Дж. Эй. Харрисон.

– Если вы говорите о мисс Марилле Катберт, знайте, что она мне не тетя и сейчас находится в Ист-Графтоне, куда поехала, чтобы навестить тяжелобольную дальнюю родственницу, – сказала Энн, отчеканивая с еще бо́льшим достоинством каждое слово. – Мне очень жаль, что моя корова забрела в ваш овес. Корова принадлежит мне, а не мисс Катберт – ее три года назад подарил мне Мэтью. Тогда она была еще теленочком, и Мэтью купил ее у мистера Белла.

– Что мне от вашей жалости, мисс? Лучше пойдите и посмотрите, что ваше животное сотворило с моим овсом! Она вытоптала все поле – и посреди, и по краям.

– Мне очень жаль, – твердо повторила Энн, – но, возможно, будь ваш забор в приличном состоянии, Долли не смогла бы проникнуть внутрь. Вы отвечаете за ограждение, отделяющее наше пастбище от вашего поля с овсом, и я на днях обратила внимание, что ограда оставляет желать лучшего.

– С моей оградой все в порядке, – окрысился мистер Харрисон. За все время ведения боевых действий на территории противника это была самая сильная вспышка его гнева. – Этого демона в обличье коровы и тюремные стены не остановят. И вот что я вам скажу, рыжая колючка, если корова действительно ваша, то приглядывайте за ней лучше, чтоб она не шастала по чужим полям. Это дело достойнее чтения взахлеб бульварных романов. – И он бросил презрительный взгляд на невинный томик Вергилия в коричневом переплете у ног Энн.

Энн всегда болезненно воспринимала упоминание о цвете ее волос.

– Лучше быть рыжей, чем лысым с несколькими волосками за ушами, – вспыхнула девушка.

Удар попал в цель: для мистера Харрисона не было ничего оскорбительнее упоминания о лысине. Гнев нахлынул на него с новой силой, и он молча сверлил взглядом Энн, которая снова обрела спокойствие и продолжила закреплять преимущество в поединке.

– У меня есть воображение, мистер Харрисон, поэтому я могу посмотреть на эту ситуацию вашими глазами. Большое испытание – видеть, как в твоем овсе разгуливает корова, и я не обижаюсь на ваши гневные слова. Обещаю, что Долли никогда больше не вторгнется в ваши владения. Даю вам честное слово.

– Да уж проследите, чтоб так и было, – пробормотал мистер Харрисон, смягчив интонацию, но, уходя, он так сердито бурчал себе под нос, что было видно – гнев его не оставил.

Расстроенная Энн пересекла двор и отвела своенравную корову в загон.

– Вряд ли она отсюда выберется, разве что ограду снесет, – размышляла она. – На вид корова сейчас спокойная. Наверное, утомилась в овсе. Надо было продать ее мистеру Ширеру на прошлой неделе, когда он этого хотел. Тогда я подумала, что лучше дождаться аукциона и продать ее вместе с остальными. А мистер Харрисон и правда чокнутый. Его уж точно не назовешь родственной душой.

Энн всегда старалась разглядеть в людях родственную душу.

В этот момент во двор въехала Марилла Катберт, и Энн побежала ставить чайник. За чаем они обсудили этот случай.

– У меня душа успокоится после аукциона, – сказала Марилла. – Трудно держать столько скотины, когда за ней некому ухаживать, кроме нерасторопного Мартина. Кстати, он так и не вернулся, хотя обещал быть еще вчера. Я отпустила его на похороны тетки, и он клятвенно обещал за день уложиться. Ума не приложу, сколько же у него теток. За год, что он у нас работает, уже четвертая на тот свет отправилась. Скорее бы собрать урожай и передать дела по ферме мистеру Барри. До возвращения Мартина придется держать Долли в загоне, а потом перевести на дальнее пастбище, но там надо будет укрепить ограду. Вся наша жизнь состоит из одних проблем, так говорит Рейчел. Золотые слова. Бедняжка Мэри Кит умирает, и непонятно, что делать с ее двумя детьми. У нее есть брат, он живет в Британской Колумбии. Она написала ему, но ответа не получила.

– А что за дети? Какого возраста?

– Шесть с небольшим. Они близнецы.

– У миссис Хэммонд не раз рождались близнецы, я к ним привыкла и полюбила! – возбужденно воскликнула Энн. – А они хорошенькие?

– Ну… трудно сказать. Очень уж чумазые. Дэви лепил куличи из грязи, и Дора вышла позвать его. Дэви первым делом толкнул ее лицом в кулич – тот, что побольше, а когда она заревела, измазался сам и стал валяться в грязи, показывая, что причин для плача нет. Мэри сказала, что Дора – примерная девочка, а вот Дэви большой шалун. Его никто не воспитывал. Отец умер вскоре после их рождения, а Мэри почти сразу же заболела.

– Мне всегда жалко детей, воспитанием которых не занимались, – грустно проговорила Энн. – Я тоже была из таких, пока не попала к вам в руки. Надеюсь, дядя позаботится о них. А кем вам приходится миссис Кит?

– Ее муж приходится нам троюродным братом. Смотри… К нам идет миссис Линд. Думаю, хочет узнать, как там Мэри.

– Не рассказывайте ей о мистере Харрисоне и корове, – взмолилась Энн.

Марилла пообещала, хотя необходимости в этом не было.

– Возвращаясь из Кармоди, я видела, как мистер Харрисон гнал вашу джерсейскую корову из своего овса, – это были первые слова, что произнесла миссис Линд, усевшись на стул. – Он весь пылал от гнева – хоть прикуривай от него. Представляю, какой шум он здесь учинил!

Энн и Марилла обменялись понимающими улыбками. Ничто в Эйвонли не могло укрыться от зоркого ока миссис Линд. Только сегодня утром Энн сказала: «Если в полночь войти в свою комнату, плотно закрыть дверь, опустить ставни, а потом чихнуть, на следующий день миссис Линд вас спросит: «Где это вы так простудились?»

– Похоже на то, – согласилась Марилла. – Меня дома не было. А вот Энн досталось.

– Очень неприятный тип, – сказала Энн, недовольно тряхнув рыжей головкой.

– Вот-вот, иначе его не назовешь, – торжественно произнесла миссис Рейчел. – Когда мистер Роберт Белл продал свою ферму жителю Нью-Брансуика, я так и знала, что теперь хлопот не оберешься. Боюсь подумать, что в дальнейшем будет с Эйвонли – приезжие сюда толпой валят. Скоро будет страшно спать в собственной постели.

– А что, еще кто-то заселился? – спросила Марилла.

– Вы не слышали? Во-первых, семейство Доннелл. Они сняли старую хибарку у Питера Слоуна. Питер нанял человека для работы на мельнице. Они приехали откуда-то с востока, и никто о них ничего не знает. А тут еще бестолковые Коттоны во главе с Тимоти Коттоном переехали к нам из Уайт-Сэндз. Тоже не подарок. Он болен туберкулезом и еще подворовывает, его жена – та еще лентяйка, у нее все из рук валится. Она даже посуду сидя моет. А миссис Джордж Пай взяла на воспитание сироту – племянника своего мужа. Его зовут Энтони Пай, и он будет твоим учеником, Энн, так что ничего хорошего не жди. У тебя будет еще один странный ученик. Пол Ирвинг приедет из Штатов и будет жить у своей бабушки. Ты должна помнить его отца, Марилла, – Стивена Ирвинга, он еще бросил Лаванду Льюис из Графтона.

– Я так не думаю. Не бросал он ее – просто они поссорились. Оба виноваты.

– Ну, как бы то ни было, он на ней не женился, а у нее с тех пор все пошло наперекосяк. И живет она одна в своем небольшом каменном доме, который назвала «Обителью Эха». Стивен уехал в Штаты, затеял бизнес вместе с дядей и женился на американке. С тех пор домой он не приезжал, хотя мать ездила к нему пару раз. Жена у него года два как умерла, и он решил отправить сына на какое-то время к бабушке. Ему десять лет, и я не уверена, что он будет прилежным учеником. Чего ждать от янки?

Ко всем, кому не повезло родиться или получить воспитание на острове Принца Эдуарда, миссис Линд относилась с большим предубеждением. Даже будь они и неплохими людьми, правильнее держаться с ними настороже. Янки она особенно недолюбливала. Было время, когда ее муж работал в Бостоне, и хозяин при расчете надул его на десять долларов, и с тех пор никто не смог бы переубедить миссис Линд, что остальные жители Соединенных Штатов в этом не виноваты.

– Новая кровь школе Эйвонли не повредит, – сказала спокойно Марилла, – и если этот мальчик пошел в отца, с ним все будет хорошо. Стив Ирвинг был лучшим мальчиком в наших краях, хотя некоторые и считали его гордецом. Думаю, миссис Ирвинг с радостью примет внука. После смерти мужа ей одиноко.

– Мальчик, может быть, и замечательный, но он все равно будет отличаться от других детей Эйвонли, – сказала миссис Рейчел, как бы подводя итог дискуссии. Свои суждения о людях, местах или вещах она произносила так уверенно, словно то была истина в последней инстанции. – Я слышала, Энн, что ты собираешься создать «Общество по улучшению жизни в Эйвонли»?

– На последнем заседании Дискуссионного клуба мы говорили об этом, – ответила Энн, заливаясь краской. – Все пришли к выводу, что это хорошая идея. Нас поддержали мистер и миссис Аллен. Подобное общество уже есть и в других поселках.

– Ты не представляешь, что на себя взваливаешь, Энн. Лучше оставь эту затею. Люди не любят, чтобы их «улучшали».

– Мы не собираемся улучшать людей. Только сам Эйвонли. Работы много, но в результате всем станет только лучше. Например, если б нам удалось убедить мистера Леви Булдера снести уродливую постройку на его верхней ферме, поселок только выиграл бы. Разве не так?

– С этим не поспоришь, – признала миссис Рейчел. – Эта развалюха годами всем мозолит глаза. Но хотелось бы увидеть воочию, как вам, сторонникам улучшений, удастся убедить мистера Булдера сделать что-то хорошее для общества, если ему за это не заплатить. Я не хочу разочаровывать тебя, Энн, идея неплоха, хотя, полагаю, ты наткнулась на нее в каком-нибудь гадком американском журнале. Однако не забывай, в школе у тебя будет уйма дел, и потому советую как друг, не увлекайся ты этими «улучшениями». Хотя знаю, если тебе что-то взбредет в голову, ты пойдешь до конца. Упрямства тебе не занимать.

Твердо сжатые губы Энн говорили, что миссис Рейчел была недалека от истины. В сердце Энн поселилась мечта о создании такого общества. Гилберту Блайту предстояло преподавать в Уайт-Сэндз, но он намеревался приезжать домой по пятницам и тоже загорелся этой идеей. Остальные молодые люди охотно отзывались на все, что давало им возможность иногда встречаться и от души веселиться. А что до «улучшений», то никто, кроме Энн и Гилберта, не понимал толком, о чем идет речь. Эти двое много говорили о проекте, что-то планировали, пока перед их мысленным взором не возник будущий идеальный Эйвонли.

Миссис Рейчел переключилась на другие новости.

– В школе Кармоди учительницей будет Присцилла Грант. Энн, ты, кажется, училась с ней в Королевской Академии?

– Да, мы вместе учились. Так она будет преподавать в Кармоди! Отличная новость! – воскликнула Энн и ее серые глаза вспыхнули, как вечерние звезды, а миссис Линд в очередной раз задалась вопросом – красивая девушка Энн Ширли или нет?

Глава 2 Продал на скорую руку – жди долгую муку

На следующий день Энн поехала в Кармоди за покупками и взяла с собой Диану Барри. Диана, естественно, была членом «Общества улучшения жизни в Эйвонли», и девушки по дороге в Кармоди и обратно только о нем и говорили.

– Первым делом надо покрасить Магистрат, – сказала Диана, когда они проезжали мимо обшарпанного строения в лесистой ложбине, окруженного со всех сторон елями. – Это просто позорище. Им надо заняться еще до того, как мы попытаемся добиться у мистера Леви Булдера согласия на снос его ветхой постройки. Отец считает, что его согласия мы никогда не получим. Леви Булдер слишком скуп – ему будет жалко тратить на это время.

– Может, он позволит сделать это мальчикам, они сложили бы в одно место все доски и распилили их на дрова? – с надеждой в голосе сказала Энн. – Нам надо делать все, что можем, и довольствоваться поначалу малым. Сразу все улучшить не удастся. В первую очередь надо подготовить людей, создать определенное общественное мнение.

Диана не совсем понимала, что означает подготовка общественного мнения, но звучало это красиво, и она почувствовала гордость за то, что является членом «Общества», у которого такие высокие цели.

– Вчера вечером я размышляла о том, что мы могли бы сделать. Энн, ты ведь помнишь ту поляну, где сходятся три дороги – на Кармоди, Ньюбридж и Уайт-Сэндз? Она вся заросла молодыми елочками. Может, стоит поляну от них очистить и оставить только две-три березки?

– Хорошая мысль, – весело поддержала подругу Энн. – А у берез установить простые скамейки, как в деревнях. Весной разобьем там клумбу и посадим герань.

– Надо только придумать, как отбить охоту у коровы старой миссис Хайрем Слоун пастись там, иначе она слопает всю герань, – сказала со смехом Диана. – Кажется, я начинаю понимать, что ты имеешь в виду, говоря о воспитании общественного мнения. А старый дом Булдера – просто развалюха, другой такой не найти. И торчит прямо у самой дороги. Глядя на дом с выбитыми стеклами, начинаешь думать о мертвеце с пустыми глазницами.

– Старый, заброшенный дом – печальное зрелище, – мечтательно произнесла Энн. – Мне всегда кажется, что такой дом грустит, вспоминая прошедшие веселые времена. По словам Мариллы, когда-то там жила большая семья, все дышало покоем, был красивый сад, а сам дом утопал в розах. Было много детворы, звенел детский смех, слышалось пение, а теперь он стоит пустой, и только ветер гуляет в нем. Каким одиноким и брошенным он должен себя чувствовать! Возможно, лунными ночами туда возвращаются духи тех детей, роз и песен, и тогда старый дом оживает и снова ощущает себя молодым и радостным.

Диана покачала головой.

– Теперь я никогда ничего такого не воображаю. Помнишь, как рассердились моя мама и Марилла, когда мы напридумывали всякое про призраков в Зачарованном Лесу? Мне до сих пор не по себе, если я оказываюсь там в темное время. А начни я воображать разное про старый дом Булдера, я мимо него без страха пройти не смогу. К тому же те дети не умерли. Они выросли, все у них хорошо, а один даже стал мясником. А цветы и песни не могут быть призраками.

Энн тихонько вздохнула. Она всем сердцем любила Диану, они всегда были не разлей вода. Но Энн давно поняла, что в мир грез ей лучше уходить одной. По этой волшебной тропе даже закадычная подруга не сможет следовать за ней.

В Кармоди разразилась гроза, которая, однако, быстро прошла, и дорога домой была восхитительной. Капли дождя сверкали на ветках и листве деревьев, мокрые папоротники в долине источали острый аромат. Но когда подруги свернули к ферме Катбертов, Энн увидела нечто, что испортило ей впечатление от красоты пейзажа.

Справа перед ними раскинулось большое серо-зеленое поле позднего овса – роскошное и увлажненное после дождя, а посреди этой роскоши стояла, утопая в злаках и бросая на подруг невинные взгляды сквозь кисточки овса, все та же джерсейская корова!

Энн бросила поводья и привстала, губы ее плотно сжались, и взгляд не сулил ничего хорошего четвероногой ворюге. Не говоря ни слова, она поспешно соскочила с повозки и перемахнула через ограду так стремительно, что Диана и моргнуть не успела.

– Энн, вернись! – выкрикнула Диана, как только обрела голос. – Платье испортишь в сыром овсе. Слышишь, испортишь! Да она, похоже, и слов не различает. С этой коровой ей одной не справиться. Надо помочь.

Энн мчалась по полю, как сумасшедшая. Диана быстро спрыгнула на землю, надежно привязала к столбу лошадь и, закинув юбку чуть ли не на плечи, припустилась догонять подругу. Она бежала быстрее Энн, у которой платье намокло и прилипло к телу, и скоро ее догнала. Девушки оставляли за собой широкий след в овсе, и, если б мистер Харрисон это видел, зрелище разбило бы его сердце.

– Энн, бога ради, остановись! – взмолилась Диана. – Я выбилась из сил, и ты до костей промокла.

– Я должна… выдворить отсюда… проклятую корову, пока мистер Харрисон… ее не увидел, – задыхаясь, проговорила Энн. – Пусть я промокну как мышь, мне все равно… лишь бы ее прогнать.

Но у коровы, похоже, были другие планы, ей не хотелось покидать такое лакомое местечко. Как только уставшие девушки подбежали к ней, она крутанула задом и кинулась от них в противоположный угол поля.

– Беги ей наперерез, Диана, – вскричала Энн. – Беги скорей!

Диана бросилась наперерез. Энн тоже было пустилась вдогонку, но тут вредная корова стала наворачивать круги по полю, словно одержимая. Диана не сомневалась, что у животного поехала крыша. Минут десять они гонялись за коровой, пока наконец не прогнали ее на землю Катбертов через брешь в изгороди.

Ясно, что после всего случившегося Энн пребывала далеко не в лучшем расположении духа. И оно не улучшилось при виде остановившейся поодаль коляски, в которой сидел мистер Ширер из Кармоди с сыном, и оба широко улыбались.

– Лучше вам было расстаться с этой озорницей на прошлой неделе, когда я предлагал ее купить, – сказал со смехом мистер Ширер.

– Могу продать ее вам хоть сейчас, – в запальчивости проговорила раскрасневшаяся и растрепанная хозяйка коровы.

– Идет. Я дам вам за нее двадцать долларов, как и обещал, а Джим сегодня же переправит ее с остальным грузом в Кармоди. Мистеру Риду из Брайтона как раз нужна джерсейская корова.

Через пять минут Джим Ширер уже вел корову по дороге, а взволнованная Энн, получив двадцать долларов, подъезжала к Зеленым Крышам.

– А что скажет Марилла? – поинтересовалась Диана.

– Да ничего. Долли – моя корова, и сомнительно, чтобы на аукционе за нее дали больше двадцати долларов. А вот когда мистер Харрисон увидит следы ее пребывания на поле овса, он поймет, что с коровой я не справилась и свое слово не сдержала. Вот что ужасно! Это мне урок – никогда не давать честного слова, если дело касается коров. Если корова одним махом перепрыгивает через забор и может его даже сломать, такой корове нельзя доверять.

Мариллы дома не было, она ушла к миссис Линд, а вернувшись, сообщила, что уже знает о совершенной сделке. Миссис Линд видела из окна основные манипуляции с коровой, а остальное додумала.

– Полагаю, хорошо, что мы с ней расстались, хотя ты, Энн, иногда поступаешь опрометчиво. Одного я понять не могу, как эта негодяйка выбралась из загона. Наверно, выломала доски.

– Я об этом как-то не подумала, – сказала Энн. – Но теперь пойду посмотрю. Мартин так и не вернулся. Возможно, скончались и другие его тетки. Это напоминает мне историю про мистера Питера Слоуна и октогенариев[2]. Однажды вечером миссис Слоун отложила газету и обратилась к мистеру Слоуну с вопросом: «Здесь написано, что умер еще один октогенарий. А кто такой октогенарий, Питер?» Я не знаю, что ответил мистер Слоун, но, думаю, что октогенарии – очень болезненные создания, потому что о них пишут только тогда, когда они умирают. Так и тети Мартина.

– Мартин ничем не отличается от всех прочих французов, – проговорила с негодованием Марилла. – На них ни в чем нельзя положиться.

Марилла разбирала покупки, сделанные Энн в Кармоди, когда со двора донесся пронзительный крик. Через минуту в кухню влетела Энн, заламывая руки.

– Энн Ширли, что еще стряслось?

– О, Марилла, что мне делать? Это кошмар! И я в этом виновата. Когда только я научусь сначала думать, прежде чем сотворить очередную глупость? Миссис Линд всегда говорит, что когда-нибудь я сделаю нечто ужасное. И вот этот момент настал.

– Ты всегда найдешь, чем удивить, Энн. Что ты натворила на этот раз?

– Продала корову мистера Харрисона… он купил ее у мистера Белла… продала мистеру Ширеру. А наша Долли так и стоит в загоне.

– Энн Ширли, ты бредишь?

– Если бы! Хотя все это очень похоже на кошмар. В эту минуту корова мистера Харрисона находится в Шарлоттауне. О, Марилла, мне казалось, что с моими досадными ошибками покончено, и вот, пожалуйста… ничего хуже этого я не совершала. Что мне теперь делать?

– Что делать? Остается только одно – пойти к мистеру Харрисону и рассказать ему все как есть. Мы можем отдать ему нашу джерсейскую корову, если он не захочет взять деньги. Наша корова не хуже его.

– Представляю, в какую он придет ярость, и, конечно, ни на что не согласится, – простонала Энн.

– Может и такое быть. Он производит впечатление сварливого человека. Если хочешь, я сама пойду к нему и все объясню.

– Вот еще! Я не полная трусиха. Сама кашу заварила – сама и буду расхлебывать. Прямо сейчас отправлюсь к нему. Чем скорее покончим с этим – тем лучше.

Бедная Энн взяла свою шляпку и двадцать долларов и уже пошла к выходу, когда ее взгляд через открытую дверь кладовой упал на стол, на котором стоял ореховый пирог, который она испекла утром. Вкусное лакомство было покрыто розовой глазурью и украшено орехами. Энн приготовила его для пятничного вечера, когда молодежь Эйвонли соберется в Зеленых Крышах, чтобы обсудить планы «Общества по улучшению жизни в Эйвонли». Однако несправедливо обиженный мистер Харрисон был все-таки важнее. Энн подумала, что вкусный пирог может растопить сердце любого мужчины, особенно если тому приходится стряпать самому. Энн быстро положила пирог в коробку. Она отдаст его мистеру Харрисону в знак примирения.

«Если только он предоставит мне эту возможность», – грустно подумала Энн, перелезая через ограду. Чтобы срезать путь, она пошла полями – золотистыми в волшебном свете августовского вечера.

Глава 3 Мистер Харрисон у себя дома

Стоящий у густого ельника дом мистера Харрисона был старой постройки, побеленный и с нависшей крышей. Сам мистер Харрисон в рубашке с коротким рукавом сидел на увитой виноградом веранде и наслаждался вечерней трубкой. Когда он разглядел, кто именно приближается по тропе к дому, то быстро вскочил на ноги и юркнул внутрь жилища, плотно закрыв за собой дверь. Этот поступок объяснялся не только неожиданностью визита, но и стыдом за вспышку гнева днем раньше. И так с трудом набравшаяся смелости Энн тут же пала духом.

«Если мистер Харрисон уже сейчас так разгневан, что же будет, когда он услышит, что я натворила?» – горько подумала она, стучась в дверь.

Застенчиво улыбаясь, мистер Харрисон открыл дверь и мирным, дружелюбным тоном, за которым скрывалась легкая нервозность, пригласил Энн войти. За это время он успел отложить трубку и надеть пиджак. Потом вежливо предложил Энн сесть на основательно пыльный стул, и такой прием можно было бы счесть приятным и обнадеживающим, если б не болтовня попугая, следившего за гостьей из-за прутьев клетки лукавыми, золотистыми глазками. Энн еще не успела сесть, как Рыжий выкрикнул:

– Вот те раз! Что здесь забыла эта рыженькая малявка?

Трудно сказать, кто больше покраснел – мистер Харрисон или Энн.

– Не обращайте внимания на попугая, – сказал мистер Харрисон, бросая негодующий взгляд на Рыжего. – Он… он всегда несет разную чепуху. Он мне достался от брата-моряка. У них речь далеко не изысканная, а попугаи – талантливые имитаторы.

– Я так и подумала, – проговорила бедная Энн, которая, помня о цели своего визита, подавила в себе возмущение.

При нынешних обстоятельствах не могло быть и речи о каких-либо упреках хозяину гадкой птицы. Когда ты только что продала джерсейскую корову сидящего перед тобой человека без его ведома и согласия, нельзя требовать, чтобы его попугай осыпал тебя комплиментами. В другой раз «рыженькая малявка» не оставила бы безобразное поведение попугая без внимания.

– Я пришла признаться вам кое в чем, мистер Харрисон, – решительно произнесла Энн. – Это касается… касается джерсейской коровы.

– Боже мой! – нервно воскликнул мистер Харрисон. – Неужели она снова забралась в мой овес? Но даже если так, не волнуйтесь, прошу. Это неважно… совсем неважно. Вчера я слишком погорячился, чего уж скрывать. Так что не берите в голову, если это случилось вновь.

– Ох, если б только это, – вздохнула Энн. – Все гораздо хуже. Я не знаю…

– О боже, неужели негодяйка забралась в пшеницу?

– Нет-нет… не в пшеницу. Но…

– Значит, в капусту. Влезла в капусту, которую я ращу для выставки, так?

– Нет. С капустой все в порядке. Я должна сказать вам кое-что, мистер Харрисон… за этим я и пришла. Только, пожалуйста, не перебивайте меня, я и так волнуюсь. Дослушайте мой рассказ до конца, а после, думаю, вы много чего мне выскажете, – закончила Энн.

– Больше – ни слова, – сказал мистер Харрисон и обещание свое сдержал. А вот Рыжий, не дававший никаких обещаний, вовсю распоясался, дразня Энн время от времени «рыженькой малявкой», пока та не разозлилась.

– Вчера я заперла свою корову в загоне, а утром поехала в Кармоди. Возвращаясь, я увидела в вашем овсе джерсейскую корову. Вы представить себе не можете, с каким трудом нам с Дианой удалось ее поймать и выпроводить оттуда. На мне ни одной сухой нитки не осталось, я так устала и была зла как не знаю кто. В это время мимо проезжал мистер Ширер, и он предложил купить корову. Я продала негодяйку за двадцать долларов, даже не задумываясь. Необдуманный поступок – ничего не скажешь. Нужно было переждать и посоветоваться с Мариллой. Но мне свойственно сначала делать, а уж потом думать. Вам это скажет любой, кто меня знает. Мистер Ширер забрал корову и в тот же день отправил ее в Шарлоттаун поездом.

– Рыженькая малявка, – подытожил Рыжий с глубоким презрением.

Мистер Харрисон поднялся с места с таким выражением лица, которое наполнило бы ужасом сердце любой птицы, кроме попугая, отнес клетку с Рыжим в соседнюю комнату и закрыл дверь. Рыжий визжал, ругался и вытворял прочие недостойные вещи в соответствии со своей репутацией, но, оставшись в полном одиночестве, погрузился в угрюмое молчание.

– Прошу меня извинить, продолжайте, пожалуйста, – сказал мистер Харрисон, снова садясь на свое место. – Мой брат, моряк, не приучил эту птицу к хорошим манерам.

– Я направилась домой и после чая пошла в загон для коров. И что я вижу, мистер Харрисон… – Энн подалась вперед, сжав, как в детстве, руки, ее огромные серые глаза умоляюще всматривались в смущенное лицо мистера Харрисона, – моя Долли по-прежнему находилась в загоне. Я продала мистеру Ширеру вашу корову!

– Боже правый! – воскликнул мистер Харрисон в полном изумлении от такого неожиданного поворота. – Ничего подобного в жизни не слышал!

– Я еще и не в такие передряги попадала и других туда втягивала, – печально произнесла Энн. – В этом я мастер. Со стороны можно подумать, что я уже взрослая и должна бы перерасти детские ошибки… в марте мне будет семнадцать… но увы! Скажите, мистер Харрисон, могу я надеяться на прощение? Боюсь, вашу корову уже не вернуть, но я принесла деньги, вырученные за нее… А может, возьмете взамен мою? Она очень хорошая корова. Не могу вам передать, как я сожалею о случившемся.

– Ну, будет… будет, – торопливо проговорил мистер Харрисон. – Ни слова больше об этом, мисс. Ничего страшного не произошло… А так – всякое бывает. Я тоже иногда такое отчебучу… Страшно вспомнить. Я всегда режу правду в глаза, и людям приходится принимать меня таким, какой я есть. Если бы корова топталась в моей капусте… неважно, она ведь там не была, так что все путем. Я предпочту забрать вашу корову, раз вы решили от нее отделаться.

– О, я так благодарна вам, мистер Харрисон. И рада, что вы не сердитесь. Я так этого страшилась.

– Думаю, вы тряслись от страха, идя сюда с повинной после скандала, который я вчера учинил. Ведь так? Не обращайте на меня внимания. Просто я вредный старый правдолюбец, вот и все. Распирает сказать правду, хотя и так все ясно.

– Прямо как миссис Линд, – вырвалось у Энн против ее воли.

– Как вы сказали? Миссис Линд? Прошу, не сравнивайте меня с этой старой сплетницей, – произнес мистер Харрисон с раздражением. – Между нами нет ничего общего. А что там у вас в коробке?

– Пирог, – не без лукавства ответила Энн. Почувствовав облегчение от неожиданной любезности мистера Харрисона, она прямо воспарила, и ее настроение взмыло вверх легкой пушинкой. – Это вам. Я подумала, что вы нечасто балуете себя выпечкой.

– Это правда, но сладкое обожаю. Очень любезно с вашей стороны принести пирог. На вид он хорош, уверен, что и внутри не хуже.

– Так и есть, – радостно согласилась Энн. – Раньше я пекла ужасные пироги – миссис Аллен может подтвердить. Но теперь с этим все в порядке. Я испекла его для членов «Общества по улучшению жизни в Эйвонли», но можно ведь испечь такой еще раз.

– Тогда я предлагаю съесть его вместе. Сейчас я поставлю чайник, и мы выпьем по чашечке чая. Вы согласны?

– Только при условии, что чай приготовлю я, – сказала Энн неуверенно.

Мистер Харрисон усмехнулся.

– Вижу, вы сомневаетесь в моей способности приготовить хороший чай. Но вы заблуждаетесь… Я могу заварить отличный чай – такого вы и не пробовали. Впрочем, не возражаю – принимайтесь за дело. К счастью, в воскресенье шел дождь и почти вся посуда чистая.

Энн проворно вскочила с места и принялась за работу. Прежде чем заварить чай, она вымыла чайник в нескольких водах. Протерла плиту и накрыла стол, взяв из кладовой посуду. Вид кладовой привел Энн в ужас, но у нее хватило такта промолчать. Мистер Харрисон сказал, где взять хлеб, масло и банку консервированных персиков. Энн украсила стол цветами из сада и постаралась не замечать пятна на скатерти. Скоро чай был готов. Энн сидела за столом напротив мистера Харрисона, разливала чай и непринужденно болтала с хозяином о школе, друзьях и своих планах. Энн казалось, что это был сон.

Мистер Харрисон вернул Рыжего из ссылки, объяснив это тем, что бедная птица страдает от одиночества, и Энн, чувствуя, что теперь готова простить всех и вся, предложила попугаю кусочек грецкого ореха из пирога. Но чувства Рыжего были настолько глубоко ранены, что он с презрением отверг предложение дружбы. С мрачным видом он сидел на жердочке и из-за взъерошенных перышек стал похож на золотисто-зеленый шар.

– Почему вы назвали его Рыжим? – спросила Энн, которая, испытывая интерес к именам собственным, считала, что попугай с таким роскошным оперением заслуживает лучшего имени.

– Так назвал его мой брат-матрос. Может, это как-то связано с его нравом? Я высокого мнения об этом попугае… возможно, вас это удивит, но это так. Конечно, у Рыжего есть свои недостатки. Из-за него я не раз попадал впросак. Некоторых смущает его склонность к смачным выражениям, но тут уж его не исправишь. Я пытался, пытались и до меня, но тщетно. А у некоторых есть предубеждение против попугаев. Ну не глупость ли? Лично мне они нравятся. Рыжий скрашивает мое одиночество. Ничто не заставит меня расстаться с этой птицей… ничто на свете.

Последнее предложение мистер Харрисон произнес с такой экспрессией, будто заподозрил Энн в том, что она собирается убедить его расстаться с Рыжим. Девушке тем временем все больше нравился этот странный, нервный, суетливый человек, а к концу трапезы они были уже добрыми друзьями. Энн рассказала мистеру Харрисону об «Обществе по улучшению жизни в Эйвонли», и он горячо одобрил эту идею.

– Все правильно. В добрый путь! В поселке много чего стоит улучшить… и жителей тоже.

– Ну, не знаю, – вспыхнула Энн. И она, и ее близкие друзья считали, что Эйвонли и его обитателей можно чуточку улучшить, но слышать такое от чужака – совсем другое дело. – Мне кажется, Эйвонли – прелестное место, и люди здесь приятные.

– Вижу, я вас расстроил, – сказал мистер Харрисон при виде пылающих щек Энн и ее укоризненного взгляда. – Люди с вашим цветом волос очень впечатлительные. Эйвонли действительно приличное место, иначе я не поселился бы здесь. Но нельзя не признать – кое-какие недостатки у него все же имеются.

– Тем больше он мне нравится, – сказала преданная родному месту Энн. – Места или люди без недостатков неинтересны. Идеальный человек скучен. Миссис Мильтон Уайт говорит, что сама никогда не встречала идеального человека, но достаточно об одном наслушалась… это первая жена ее мужа. Наверно, не очень приятно жить с человеком, у которого первая жена была совершенством, правда?

– Но быть женатым на совершенстве еще хуже, – произнес мистер Харрисон с неожиданной теплотой в голосе.

После чая Энн настояла на том, чтобы вымыть посуду, хотя мистер Харрисон уверял ее, что в этом нет необходимости, – посуды у него много, ее хватит не на одну неделю. Энн с удовольствием подмела бы пол, но щетки в пределах видимости не было, а спрашивать, где она, девушка не решилась – вдруг щетки вообще в доме нет.

– Иногда приходите ко мне поболтать, – предложил мистер Харрисон, когда Энн собралась уходить. – Мы живем по соседству, а соседям надо дружить. Меня заинтересовало ваше «Общество». Думаю, из этого может выйти толк. И кем вы займетесь в первую очередь?

– У нас нет цели перевоспитывать людей… Мы собираемся улучшить наш поселок – место, где мы живем, – произнесла Энн с достоинством. У нее зародилось подозрение, что для мистера Харрисона их инициатива – просто веселая затея.

Мистер Харрисон, глядя из окна, проводил взглядом стройную девичью фигурку, которая легкой походкой шла по полю в мягком закатном свете солнца.

– Ах ты, старый одинокий ворчливый хрыч, – произнес он вслух, – однако в этой девочке есть нечто такое, что заставляет чувствовать себя вновь молодым – очень приятное ощущение. Хотелось бы иногда переживать такое состояние.

– Рыженькая малявка, – презрительно проскрипел попугай.

Мистер Харрисон погрозил Рыжему кулаком.

– Ах ты, гадкая птица, – пробормотал он. – Лучше б я свернул тебе шею, когда брат-матрос прислал тебя. Вечно приносишь неприятности.

Энн радостно влетела в дом и чуть ли не с порога начала делиться новостями с Мариллой, которая изрядно переволновалась и была готова идти на ее поиски.

– Все-таки мир прекрасен, правда, Марилла? – закончила свой рассказ Энн, сияя от радости. – Миссис Линд на днях жаловалась, что мир уже не тот. Если ждешь чего-то хорошего, говорит она, то в результате получишь разочарование… Что ж, может, и так. Но бывает и по-другому. Ты ожидаешь плохого, даже скверного, а твои опасения оказываются надуманными, и все оборачивается наилучшим образом. Сегодня я шла к мистеру Харрисону как на казнь, а он встретил меня по-доброму, и я прекрасно провела у него время. Думаю, мы подружимся при условии, что будем снисходительны к недостаткам друг друга. Так что все хорошо, что хорошо кончается. И все же, Марилла, теперь я никогда не продам корову, не удостоверившись прежде, кому она принадлежит. И я точно знаю, что не люблю попугаев.

Глава 4 Разные мнения

Однажды вечером на закате Джейн Эндрюс, Гилберт Блайт и Энн Ширли стояли у ограды в тени легко покачивающихся ветвей ели в том месте, где узкая тропа, называемая ими Березовой, вливалась в главную дорогу. Джейн собиралась провести вечер с Энн, и они уже прошли часть пути, когда встретили Гилберта. И как-то само собой заговорили о завтрашнем сложном дне – первом дне сентября, когда дети возвращаются после каникул в школу. Джейн отправится в Ньюбридж, а Гилберт – в Уайт-Сэндз.

– У вас обоих есть преимущество передо мной, – вздохнула Энн. – Вы будете учить детей, которые вас не знают. А мне придется учить тех, с кем я сидела на соседних партах. Миссис Линд говорит, что они не смогут испытывать ко мне то же уважение, какое проявили бы к учителю, пришедшему со стороны. Единственное, что тут может помочь, считает она, это сразу установить дистанцию. Но я не думаю, что учитель должен быть очень строгим. И все же, какая это ответственность!

– Да все у нас будет хорошо, – уверенно произнесла Джейн. У нее не было стремления научить детей добру. Она собиралась честно отрабатывать свое жалование, удовлетворять все пожелания попечителей и видеть свое имя на памятной доске у входа в школу. – Главное – сохранять порядок, а для этого учитель должен проявлять строгость. Если ученики не будут меня слушать, я прибегну к наказанию.

– Какому?

– Ты забыла про порку.

– Джейн, ты шутишь! – воскликнула Энн в ужасе. – Ты этого не сделаешь!

– Это еще почему? Могу и сделаю, если будет нужно, – решительно объявила Джейн.

– Я никогда не смогла бы ударить ребенка, – столь же решительно заявила Энн. – Я считаю такие методы вредными и не верю в них. У мисс Стейси всегда был на уроках порядок, хотя она никогда не поднимала на нас руку. Мистер Филипс практиковал телесные наказания, но какой гомон стоял у него в классе! Нет, если учителю нельзя обойтись без порки, я лучше уйду из школы. Но уверена, что есть и другие методы. Я постараюсь завоевать любовь учеников, и тогда они захотят следовать моим указаниям.

– А если не захотят? – спросила прагматичная Джейн.

– Все равно не стану никого пороть. Ничего хорошего это не принесет. О, Джейн, прошу тебя, не наказывай жестоко учеников. Не бей их ни за какие провинности.

– А ты, Гилберт, что об этом думаешь? – потребовала ответа Джейн. – Ведь некоторым детям порка пойдет на пользу – только так до них можно хоть что-то донести.

– Разве ты не считаешь, что пороть детей – сущее варварство? Любого ребенка! Любого! – воскликнула Энн с пылающим от волнения лицом.

– Ну, – медленно начал Гилберт. Ему хотелось соответствовать идеалу Энн, однако он понимал, что в жизни бывают разные обстоятельства. – Вы обе, по существу, правы. Не думаю, что стоит часто прибегать к физическому наказанию. Я согласен с Энн, что есть лучшие способы уладить сложные ситуации, и порка – крайнее средство. Но, с другой стороны, как говорит Джейн, встречаются, пусть редко, дети, которые не понимают другого обращения. Такие заслуживают порку, и она приносит результаты. Мое правило: телесное наказание – это последнее средство.

Стараясь угодить обеим, Гилберт, как обычно бывает, не удовлетворил ни одну сторону.

Джейн встряхнула головой.

– Если ученик выведет меня из себя, я его выпорю. Это самый короткий и простой путь поставить его на место.

Энн бросила на Гилберта разочарованный взгляд.

– Я никогда не буду сечь детей, – решительно повторила она.

– А что ты сделаешь, если в ответ на твою просьбу, школьник просто огрызнется? – спросила Джейн.

– Оставлю его после уроков, поговорю с ним твердо, но по-доброму, – сказала Энн. – В каждом человеке есть что-то хорошее, если поискать. В этом и заключается долг учителя – найти эту крупицу добра и развить ее. Так нас учил профессор в Королевской Академии, вы помните? А что можно развить с помощью плетки? Профессор говорил, что привить ребенку тягу к добру важнее, чем научить его письму, чтению и арифметике.

– Однако инспекторы ждут от учащихся именно знаний, и если подготовка учеников не соответствует определенным требованиям, повинен в этом будет учитель, – возразила Джейн.

– Мне важнее, чтобы ученики любили меня и спустя годы вспоминали как человека, который помог им на первых порах в жизни, чем оказаться в почетном инспекторском списке, – не сдавала позиции Энн.

– Выходит, ты вообще не собираешься наказывать учеников за плохое поведение? – спросил Гилберт.

– Придется, конечно, хотя я буду делать это с большой неохотой. Однако можно просто не выпускать ребенка на перемену, или поставить его у доски на уроке, или заставить написать лишние предложения.

– И девочек ты не будешь в наказание сажать к мальчикам? – спросила Джейн не без лукавства.

Гилберт и Энн переглянулись и смущенно улыбнулись. В прошлом провинившуюся Энн посадили к Гилберту, и последствия такого наказания были печальными.

– Что ж, время покажет, кто из нас прав, – философски произнесла Джейн при расставании.

Энн пошла к Зеленым Крышам тенистой, шелестящей листвой, источающей аромат папоротников Березовой тропой, миновала Фиалковую долину и Ивняк, где перемежались свет и тень, и ступила на Тропу Влюбленных – так много лет назад они с Дианой окрестили это место. Она шла неторопливо, наслаждаясь красотой леса и полей, мерцанием звезд на сумеречном небосклоне, и в то же время трезво размышляла о новых обязанностях, к которым приступит с завтрашнего утра. Когда она подошла к Зеленым Крышам, из открытого окна кухни до нее донесся зычный, властный голос миссис Линд.

«Выходит, пришла миссис Линд, чтобы дать мне очередные советы и наставления, как вести себя завтра, – подумала Энн с гримасой на лице. – Не доставлю я ей этого удовольствия и не войду сейчас в дом. Ее советы сродни перцу: в небольшом количестве – то, что надо, но от больших доз начинается изжога. Пойду-ка лучше к мистеру Харрисону».