7,99 €
При разрушении старого дома строители находят в подвале мумифицированное тело молодой девушки, пролежавшее там около шестидесяти лет. Судя по расположению останков, она была зарезана в ходе какого-то оккультного ритуала. Тони Маклин, детектив-инспектор полиции Эдинбурга, понимает, что дело такой давности раскрыть практически невозможно, но все же никак не может о нем забыть. Тем временем в городе происходит серия кровавых убийств. Расследование быстро заходит в тупик, так как явных улик нет, мотивов тоже, а жертвы никак не связаны друг с другом, хотя у каждой была изъята часть того или иного внутреннего органа. Маклин убежден, что все эти события каким-то образом переплетены. У него есть лишь догадки, косвенные доказательства своей теории, но она приведет его к столкновению со страшной и очень древней тайной.
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 412
Veröffentlichungsjahr: 2024
James Oswald
Natural Causes
Natural Causes
Copyright © 2012 by James Oswald
All rights reserved
© Галина Соловьева, перевод, 2022
Школа перевода В. БАКАНОВА
© ООО «Издательство АСТ», 2022
Моим родителям, Дэвиду и Джулиет.
Жаль, что вам не довелось прочесть эту книгу
Джеймс Освальд – главная звезда нового поколения шотландских авторов, работающих в жанре детектива.
Роман в лучших традициях Иэна Рэнкина и Вэл Макдермид: это мрачный, жесткий и нуарный детектив.
Уверенно сделанный, детально выписанный полицейский детектив с интересным главным героем.
Не надо было останавливаться. Не его дело, он ведь не на дежурстве. Однако голубые вспышки маячков, белый фургон автолаборатории и ленточные барьеры, расставляемые полицейскими, неумолимо притягивали инспектора Энтони Маклина.
Он вырос в этом районе – в богатой части города, где стояли роскошные дома, окруженные садами и коваными оградами. Здесь жили состоятельные, солидные люди, умеющие оберегать свою собственность. Здесь редко увидишь на улице бродягу, а о серьезных преступлениях и речи нет, однако сейчас въезд в один из внушительных особняков блокировали две патрульные машины, и полицейские деловито раскручивали бело-голубые ленты.
Маклин подошел, на ходу доставая удостоверение.
– Что случилось?
– Убийство, сэр.
Констебль закрепил кусок ленты и начал отматывать новый. Маклин оглядел подъездную гравийную дорожку. На полпути к дому стояла автолаборатория с распахнутыми дверцами, полицейские растянулись цепью и медленно двигались через лужайку, обшаривая траву в поисках улик. Инспектор решил выяснить, не нужна ли его помощь: как-никак, знакомые места. Он поднырнул под ленту и двинулся по дорожке мимо обшарпанного белого фургона автолаборатории. Неподалеку, рядом с лощеным черным «бентли», сверкающим в вечернем освещении, скромно приткнулся проржавевший старенький «мондео». Маклин отлично знал владельца этой машины. Старший детектив-инспектор Чарльз Дагвид не числился среди любимых начальников. Если дело ведет он, значит, убитый – важная персона. Тогда понятно, почему собрали столько полиции.
– Какого черта ты здесь околачиваешься?
Маклин обернулся на знакомый голос. Дагвид был заметно старше инспектора, сильно за пятьдесят, некогда рыжие волосы поредели и поседели, на морщинистом лице горел нездоровый румянец. Белый бумажный комбинезон спущен до пояса и завязан узлом под обвисшим брюшком – похоже, старший инспектор устроил перекур.
– Я проезжал мимо, увидел патрульных…
– И решил сунуть нос, а? Что ты вообще здесь делаешь?
– Я не собираюсь лезть в ваше расследование, сэр. Просто подумал, что мог бы помочь, я ведь вырос в этом районе.
Дагвид шумно выдохнул и театрально дернул плечом.
– Ладно, раз уж ты здесь – сделай что-нибудь полезное. Иди, потолкуй со своим приятелем-патологоанатомом.
Маклин двинулся к входной двери, но Дагвид остановил его, ухватив за плечо.
– И не забудь доложиться мне, как закончишь. Не вздумай улизнуть!
После мягких городских сумерек яркий свет в доме резал глаза. Маклин пересек просторную веранду и попал в холл. Внутри суетились эксперты в белых комбинезонах, – напыляли порошок в поисках отпечатков, фотографировали обстановку. Инспектор не успел сделать и двух шагов, как встрепанная молодая женщина сунула ему белый сверток. Он не узнал девушку – она была из новичков в бригаде.
– Наденьте, если собираетесь туда, сэр… – Она ткнула большим пальцем себе за плечо, на открытую дверь в противоположном конце холла. – Там ужас, что творится. Погубите костюм.
– Или внесу посторонние загрязнения… – Маклин поблагодарил женщину и натянул бумажный комбинезон и пластиковые бахилы. Он прошел по мосткам, проложенным криминалистами над полированным паркетом, услышал за дверью тихие голоса и переступил порог.
Это была типичная библиотека джентльмена. Вдоль стен, на полках красного дерева, выстроились книги в кожаных переплетах. Между двух высоких окон располагался антикварный письменный стол, совершенно пустой, если не считать бювара и мобильного телефона. Два кожаных кресла с высокими спинками стояли по сторонам камина, повернутые к пустой решетке. На ручке одного кресла лежала аккуратно свернутая одежда. Маклин пересек комнату, обошел второе кресло и, морща нос от вони, стал разглядывать сидящего в нем.
Мужчина выглядел почти спокойным: руки свободно лежали на подлокотниках, слегка расставленные ноги опирались на пол. Лицо бледное, остекленелые глаза уставились в пространство. Черная кровь протекла между сомкнутых губ и запачкала подбородок. Маклину сначала почудилось, будто на мужчине темный бархатный пиджак. Затем инспектор заметил серо-голубые блестящие петли кишок, свисающие на персидский ковер. «Гм, не бархатный, и не пиджак», – подумал инспектор. Два эксперта в белых комбинезонах присели на корточки рядом с трупом, стараясь не выпачкать колени в крови.
– Офигеть!
Маклин зажал рот и нос, отгоняя железистый привкус крови и густой запах кала. Один из криминалистов обернулся. Инспектор узнал городского патологоанатома, Ангуса Кадволладера.
– А, Тони? Решил присоединиться к компании? – Ангус встал и передал что-то ассистентке. – Подержи, пожалуйста, Трейси.
– Барнаби Смайт… – Маклин подошел ближе.
– Вы знакомы? – удивленно спросил Кадволладер.
– Да. Не слишком близко. В гостях у него я никогда не бывал. Но, боже милостивый, что с ним случилось?
– Дагвид[1] не ввел тебя в курс дела?
Маклин невольно вздрогнул, словно старший инспектор Дагвид стоял у него за спиной и недовольно морщился, услышав свое прозвище.
– Он мне не слишком-то обрадовался. Решил, что я намерен похитить его славу.
– А ты не намерен?
– Нет. Я просто ехал к бабушке. Увидел машины, ну и… – Маклин осекся, заметив улыбку эксперта.
– Кстати, как Эстер? Не лучше?
– Да все по-старому. Я к ней заеду попозже. Если, конечно, тут не застряну.
– Интересно, что бы она сказала, увидев этот ужас. – Кадволладер махнул рукой в окровавленной перчатке на обезображенный труп.
– Не представляю. Наверное, какую-нибудь гадость. Вы, прозекторы, все одинаковы. Так объясни, что здесь произошло, Ангус.
– Судя по всему, его не связывали и никаким другим способом не удерживали в этом положении, так что, похоже, вспороли мертвым. С другой стороны, если бы при первом надрезе сердце уже не билось, крови было бы меньше. Скорей всего, жертву усыпили. Узнаем, когда получим заключение токсикологической экспертизы. Собственно, бо́льшая часть крови отсюда. – Ангус указал на красную полосу отвисшей кожи вокруг горла убитого. – И, судя по брызгам на бедрах и на краях кресла, это проделали уже после того, как его выпотрошили, чтобы кишки не мешали убийце шарить внутри. Крупные органы все на месте, кроме куска селезенки.
– И у него что-то во рту, – вставила ассистентка и поднялась, хрустнув коленками. Кадволладер подозвал фотографа и, наклонившись, пальцами развел губы и челюсти убитого. У Маклина желчь подступила к горлу. Он с трудом сдержал рвотный позыв, наблюдая, как эксперт подносит извлеченный орган к свету.
– А, вот и она. Превосходно.
Из дома убитого Маклин вышел поздней ночью. В городе никогда не бывает совсем темно – фонари заливают чадные улицы адским оранжевым сиянием. Душная августовская жара отступила, сменившись свежестью, – приятное разнообразие после гнусной вони в помещении. Под ногами похрустывал гравий. Инспектор разглядывал небо в безнадежной попытке высмотреть там звезды – или ответ на вопрос, зачем кто-то выпотрошил старика и скормил ему собственную селезенку.
– Ну? – Услышав знакомые интонации и ощутив знакомый кислый запах табака, Маклин обернулся к старшему инспектору Дагвиду. Тот избавился от комбинезона, потертая ткань заношенного мешковатого костюма лоснилась даже в темноте.
– По-видимому, смерть наступила в результате массивной кровопотери, горло перерезано от уха до уха. По мнению Ангуса… доктора Кадволладера, время смерти – ранний вечер, приблизительно от четырех до семи. Потерпевший не был обездвижен – вероятно, усыпили. Узнаем точно, когда закончат с токсикологией.
– Все это мне известно, я не слепой. Кому понадобилось его резать?
– С мистером Смайтом я знаком понаслышке, сэр. Он был не слишком общителен. К нему в дом я сегодня попал впервые.
– Зато, надо полагать, мальчишкой ты лазил к нему в сад за яблоками.
Маклин проглотил напрашивавшийся ответ. Он привык к издевкам Дагвида, но не понимал, почему тот не уймется, даже когда ему пытаются помочь.
– Так что тебе о нем известно? – спросил Дагвид.
– Он владел коммерческим банком, хотя, вероятно, давно отошел от дел. Я в этих кругах не вращаюсь. Бабушка могла его знать, но она сейчас помочь не в состоянии. Она, знаете ли, перенесла инсульт.
– Значит, мне от тебя никакого проку, – равнодушно фыркнул Дагвид. – Давай проваливай. Желаю хорошо провести вечер с твоими богатенькими знакомыми.
Он отвернулся и отошел к группе куривших неподалеку полицейских. Маклин вздохнул с облегчением, но тут же припомнил приказ – не сматываться потихоньку.
– Вам нужен мой рапорт, сэр? – крикнул он в спину Дагвиду.
– Ни хрена не нужен! – Дагвид резко повернулся. Его глаза блеснули, отразив свет фонаря. – Это мое расследование, Маклин. Вали с моего места преступления.
В больнице «Западная» витали специфические ароматы недуга; запах дезинфицирующих средств, перегретого воздуха и физиологических выделений за десять минут пропитывал одежду насквозь. Дежурные медсестры узнали посетителя, улыбнулись и молча кивнули. Одну из них звали Барбара, а другую Хизер, но черт его возьми, если он помнил, которую как. Он слишком мало видел их порознь, а всматриваться в маленькие бейджики было неловко.
Маклин тихо, насколько позволял скрипучий линолеум, прошел по равнодушному коридору. Мимо шаркали мужчины в дешевых больничных халатах, цепляясь артритными пальцами за передвижные штативы капельниц; деловитые медсестры метались от одного пациента к другому; бледные, замученные до полуобморока интерны заглядывали в палаты. Все это давно перестало поражать инспектора – он слишком часто бывал здесь.
Нужная ему палата располагалась в тихом конце больничного коридора, подальше от шорохов и суеты. Приятная комната с окнами на залив Ферт-оф-Форт. Маклину это представлялось несколько абсурдным. В эту палату поместить бы людей, поправляющихся после серьезных операций. А в нее клали пациентов, которым совершенно не было дела до тишины за окном. Маклин подпер дверь огнетушителем, чтобы впустить в комнату деловитый гул больницы, и вступил в полутьму.
Эстер полулежала на горке подушек, прикрыв глаза, будто спала. Провода от ее головы тянулись к мониторам, медленно и ритмично гудевшим у самой кровати. Трубка с прозрачной жидкостью шла к морщинистой, покрытой нездоровыми пятнами руке, а на сухоньком пальце был закреплен зажим счетчика пульса.
Маклин подтянул стул, сел, взяв бабушку за свободную руку, и уставился в некогда гордое и живое лицо.
– Я виделся с Ангусом. Он о тебе спрашивал.
Он говорил негромко, не веря, что она его слышит. Рука была прохладной, комнатной температуры. Бабушка не двигалась, только грудь механически вздымалась и опадала.
– Сколько ты уже здесь? Полтора года?
С прошлого его визита щеки у нее запали сильнее, и кто-то неудачно подстриг ей волосы, так что голова стала походить на череп.
– Я все думал, что ты со временем очнешься, и все будет по-прежнему. А теперь не уверен. Зачем тебе просыпаться?
Она не отвечала. Он уже полтора года не слышал ее голоса – с тех самых пор, как она позвонила ему вечером и сказала, что плохо себя чувствует. Он помнил фельдшеров «скорой помощи», помнил, как запирал опустевший дом. Но не помнил, каким было ее лицо, кода он нашел ее без сознания в кресле у камина. Эти месяцы истощили ее, осталась лишь тень женщины, растившей его с четырех лет.
– Что за безобразие здесь устроили?
Маклин обернулся на шум: медсестра пыталась отодвинуть огнетушитель, придерживающий дверь.
– А, это вы! – воскликнула женщина, заметив посетителя. – Извините, я вас не увидела.
Мягкий акцент Западных островов, копна рыжих волос над бледным лицом, больничная униформа. Маклин попытался вспомнить, как зовут медсестру. Он знал имена всего больничного персонала – либо по работе, либо по визитам на этот тихий пост. Но имя этой женщины инспектор припомнить не мог.
– Ничего страшного, – сказал он, вставая. – Я уже ухожу.
Он снова склонился над бесчувственным телом, выпустив холодную руку.
– Я скоро снова тебя навещу, бабушка. Честное слово.
– Знаете, вы единственный, кто регулярно сюда приходит, – заметила медсестра. Маклин оглядел палату с неподвижными, безмолвными пациентами. В них было что-то жуткое. Очередь в морг, терпеливо ожидающая, пока у смерти дойдут до них руки.
– У них нет родных? – спросил он, кивнув на соседние кровати.
– Есть, конечно. Только не навещают. Да, поначалу приходят. Иногда – каждый день. В первую неделю или две. Даже месяц. Со временем перерывы делаются все длиннее. Вот мистера Смита никто не навещал с мая. А вы здесь бываете каждую неделю.
– У нее больше никого нет.
– Ну, все-таки не каждый бы так поступал.
Маклин не нашелся что ответить. Да, он приходил, когда мог, но никогда не задерживался надолго. В отличие от бабушки, которая проведет остаток дней в этом тихом аду.
– Мне пора. – Он сделал движение к двери. – Простите. – Он поднял огнетушитель и подвесил на место, на крюк в стене. – Спасибо вам.
– За что?
– Что заботитесь о ней. Думаю, вы бы ей понравились.
Такси высадило его у начала подъездной дорожки. Маклин постоял немного в вечерней прохладе, глядя, как растворяется пар из выхлопной трубы. Одинокая кошка уверенно переходила шоссе ярдов за двадцать впереди и вдруг остановилась – почувствовала, что за ней наблюдают. Завертела гладкой головкой, высмотрела Маклина, оценила угрозу или ее отсутствие и уселась посреди дороги вылизывать лапу.
Маклин прислонился к ближайшему дереву, дерзко взломавшему плиты мостовой, и рассматривал кошку. Улица, всегда тихая, в этот час была почти беззвучной, только чуть слышный гул далекого города напоминал, что жизнь продолжается. Вдали взвизгнул какой-то зверек. Кошка замерла, не долизав лапу, и оглянулась на человека: не он ли издал этот звук? Затем она затрусила прочь и легким прыжком махнула через стену какого-то садика.
Маклин, отвернувшись, уперся взглядом в обветшалое величие бабушкиного дома. Темные окна пусты, как исхудалое, беспамятное лицо старухи. Глаза-ставни закрыты от вечного света городской ночи.
В больницу инспектор ходил по доброй воле, а сюда его гнал тягостный долг. Дома, где он вырос, больше не было, жизнь вытекла из него, как вытекала из бабушки, оставляя лишь каменные кости и прогорклые воспоминания. Маклин подумал, что хорошо бы кошка вернулась и составила ему компанию. Впрочем, он просто тянул время, а пришел сюда по делу, так нечего откладывать.
За неделю в прихожей скопилась гора почтовой рекламы. Маклин сгреб конверты и отнес в библиотеку. Почти вся мебель здесь стояла под белыми чехлами, отчего дом казался еще более неживым, но письменный стол бабушки остался открытым. Маклин проверил автоответчик телефона, предложения телефонной торговли стер, не потрудившись прослушать. Надо бы, пожалуй, отключить запись, но как знать, вдруг объявится кто-то из старых друзей семьи. Рекламные проспекты отправились в мусорную корзину – он отметил, что скоро придется ее опустошить. Среди них попались два счета – их надо было передать адвокатам, которые вели бабушкины дела. Теперь – обойти дом и можно возвращаться к себе. Возможно, даже поспать.
Маклин никогда всерьез не боялся темноты. Быть может, потому, что в четыре года чудовища пришли среди бела дня и отобрали у него родителей. Худшее уже случилось, и он это пережил. После этого темнота его не пугала. И все же Маклин поймал себя на том, что включает свет, чтобы не проходить темными комнатами. Дом был велик – куда больше, чем нужно одинокой старухе. Почти все соседние особняки перестроили в двухквартирные дома, но этот еще держался за внушительной садовой оградой. Бог весть, сколько он стоил: еще одна забота, которой придется заняться со временем. Если только бабушка не завещала все кошачьему приюту. Маклина бы это не слишком удивило – вполне в ее стиле.
Он замер, задержав руку на кнопке выключателя, и впервые задумался о том, что будет после бабушкиной смерти. Конечно, в глубине сознания всегда присутствовала мысль о том, что Эстер умрет, но месяцами, бывая в больнице, он ждал, что в ее состоянии наступит хоть какое-то улучшение. А сегодня, похоже, смирился с тем, что этого не случится. Чувство было грустным и почему-то принесло облегчение.
И тут он осознал, где находится.
Бабушкина спальня была не самой большой из комнат в доме, но гораздо просторнее всей ньюингтонской квартирки Маклина. Он прошел в комнату, провел рукой по простыне, на которой бабушка спала в ночь накануне удара. Открыл гардероб, осмотрел одежду, которой она уже не наденет, перешел к туалетному столику, перед которым лежал небрежно брошенный халат из японского шелка. В щетинках щетки застряли волосы – длинные белые нити, сверкавшие в резком желтом свете, отраженном старинным зеркалом. На серебряном подносике расставлены флаконы духов, рядом красуются фотографии в нарядных рамках. Это было самое личное место его бабушки. Он бывал здесь и прежде – мальчиком, когда его просили принести что-нибудь, или когда он проходил через спальню в ванную за куском мыла. Маклин никогда прежде не приглядывался к обстановке и теперь завороженно озирался, чувствуя себя неловко.
Туалетный столик был главным в комнате – куда главнее кровати. Здесь бабушка готовилась к встречам с внешним миром. На одном из снимков был запечатлен сам Тони Маклин, в новехонькой, с иголочки, полицейской форме. Инспектор помнил, когда сделана фотография, – в день выпуска из полицейского колледжа в Туллиалане. Констеблю Маклину, несмотря на связи и прекрасную перспективу карьерного роста, все-таки пришлось потоптать мостовые, как любому копу.
Второе фото изображало его родителей в день венчания. Сравнивая два снимка, становилось ясно, что Маклин пошел в отца. Они были сняты в одном возрасте и, если бы не разница в качестве пленки, походили бы на братьев. Инспектор задумчиво посмотрел на фотографию. Он едва знал этих людей и уже почти не думал о них.
В комнате было полно других снимков: одни на стенах, другие, в рамках, на крышке широкого низкого комода, в котором наверняка хранилось белье. Здесь были фотографии его деда – сурового старого джентльмена, чей портрет висел над камином в столовой – вечно во главе стола. Снимки размечали дедову жизнь с юных лет и до старости серией черно-белых кадров. Еще здесь были фото отца – и матери, с тех пор как та появилась в его жизни. И пара фотографий бабушки – поразительно красивой молодой женщины, одетой по моде тридцатых годов. На крайнем из этих снимков бабушка стояла между двумя улыбающимися мужчинами в костюмах тех же лет, у знакомых колонн Акрополя на Калтон-Хилл. Маклин долго всматривался в фотографию и не сразу сообразил, что в ней его смутило. Слева стоял дед, Уильям Маклин – тот самый, что на множестве других снимков. Мужчина, стоявший справа, обнимал бабушку за талию и улыбался так, словно весь мир лежал у его ног… И был как две капли воды похож и на новобрачного со старого фото, и на свежеиспеченного констебля.
– Что именно у вас пропало, мистер Дуглас?
Маклин пытался поудобнее устроиться на неуютном диване: комья в сиденье были твердыми, как кирпичи. Бросив это безнадежное занятие, он оглядел комнату. Боб Лэрд, сержант следственного отдела (для друзей – Ворчун Боб) записывал показания растянутым петлистым почерком.
Комната, хоть и с комковатым диваном, была хорошо обставлена. Одну стену занимал неоклассический камин в стиле Адама, остальные скрывались под живописными полотнами. Еще два диванчика образовали уютный уголок рядом с камином, в котором, по знойной летней жаре, красовался букет сухих цветов. Повсюду красное дерево и запах полироля, соревнующийся с легким кошачьим запахом. Все старое, но дорогое, даже мужчина, сидящий напротив.
– Отсюда ничего не взяли.
Эрик Дуглас нервно поправил на длинном носу очки в черной оправе.
– Прошли прямо к сейфу. Как будто знали, где он.
– Может быть, вы нам покажете, сэр?
Маклин поспешно встал. Осмотр сейфа мог оказаться полезным, но главное сейчас – возможность размять ноги. Дуглас провел их через весь дом в небольшой кабинет, по которому словно вихрь прошелся. Широкий антикварный стол завален книгами, сброшенными с дубовых полок, за которыми скрывалась дверца сейфа. Сейчас она была приоткрыта.
– Вот, так я все и застал. – Дуглас замер в дверях, словно надеялся, что если не входить в комнату, она сама собой примет прежний вид. Маклин, протиснувшись мимо, осторожно подобрался к письменному столу. Сероватый порошок на полках и на раме единственного большого окна говорил, что криминалисты уже сняли здесь отпечатки пальцев и ушли. Они работали в других помещениях, проверяли дверные косяки и подоконники. Инспектор достал из кармана резиновые перчатки и натянул их, прежде чем взять в руки документы, лежащие на полу у сейфа.
– Драгоценности изъяли, а сертификаты акций оставили. Впрочем, их брать смысла не имеет – в наше время все хранится в электронном виде.
– Как преступники вошли? – Маклин отложил бумаги и повернулся к окну. Раму, покрытую толстым слоем краски, судя по всему, не открывали лет десять.
– Когда я вернулся с похорон, все двери были заперты. И сигнализация включена. Не представляю, как можно было войти.
– С похорон?
– Мать скончалась на прошлой неделе, – мрачно пояснил хозяин дома.
Маклин в душе укорил себя за невнимательность. Эрик Дуглас был в темном костюме с белой рубашкой и черным галстуком. В доме ощущалась пустота, какая бывает там, где кто-то недавно умер. Следовало выяснить, что у человека горе, прежде чем атаковать его вопросами. Инспектор перебрал в уме сказанное, проверяя, не допустил ли какой-нибудь бестактности.
– Примите мои соболезнования, мистер Дуглас. Скажите, о похоронах широко оповещалось?
– Не совсем понимаю вас. В газетах сообщали о времени, месте и прочем…
– Злоумышленники воспользовались вашим несчастьем, сэр. Вероятно, они просматривают газеты. Вы не могли бы показать сигнализацию?
Дуглас открыл дверь, скрывавшуюся под лестничным пролетом. За ней каменные ступени вели в подвал. За дверью мигала зелеными огоньками белая панель. Маклин рассмотрел ее и отметил в уме название обслуживающей компании: «Пенстеммин» – солидная фирма, и охранная система достаточно сложная.
– Вы умеете ее подключать?
– Я не дурак, инспектор. В доме много ценностей. Некоторые картины оцениваются в шестизначные суммы, а для меня они просто бесценны. Я лично включил систему сигнализации перед отъездом в крематорий Мортонхолл.
– Прошу прощения, я должен был удостовериться, – извинился Маклин и сунул блокнот в карман.
По лестнице спустилась криминалистка. Инспектор перехватил ее взгляд, но она только помотала головой и вышла из особняка.
– Мы не станем больше отнимать у вас время. Если можно, хорошо бы получить подробное описание похищенных ценностей.
– У страховой компании должен быть полный список – я пришлю вам копию.
На улице Маклин догнал криминалистку: она содрала с себя комбинезон и забрасывала оборудование в фургон автолаборатории. Та самая новенькая, которую он видел в доме убитого Смайта. Белокожая, с копной черных волос – запоминающаяся внешность. Глаза то ли обведены темным гримом, то ли девушка здорово погуляла накануне.
– Нашли что-нибудь?
– В кабинете – ничего. Чист, как душа монахини. По дому полно отпечатков, но тоже ничего необычного. Вероятно, в основном хозяйские. Надо бы взять для сравнения.
Маклин чертыхнулся.
– Хозяйку сегодня кремировали.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь. Признаки насильственного проникновения отсутствуют, отпечатки и иные следы в комнате с сейфом отсутствуют.
– Добудьте, что сумеете, ладно? – попросил Маклин и проводил взглядом отъехавший фургон. Затем повернулся к служебной машине: Ворчун Боб взял ее сегодня из полицейского гаража. Это дело было первым серьезным расследованием, которое Маклину предстояло провести в чине инспектора. Подобное ограбление будет чертовски трудно раскрыть, разве что очень повезет. Нет бы ему достались очередные наркоманы, утащившие заначку, чтобы купить дозу! Но, разумеется, такие пустяки достаются сержантам. Похоже, Эрик Дуглас воспользовался своими связями, чтобы получить на такое мелкое дело инспектора, хотя бы и свежеиспеченного.
– Что у вас дальше, сэр? – Ворчун Боб оглянулся на Маклина с водительского места.
– Возвращаюсь в участок. Для начала надо разобраться в записях. Проверить, не было ли чего-нибудь похожего среди нераскрытых дел.
Инспектор откинулся на спинку сиденья, глядя, как мелькают за окном шумные городские улицы. Через пять минут у Ворчуна Боба включилась рация. Маклин взялся ответить, повозился с незнакомыми кнопками.
– Инспектор, я звонил на мобильный, но он похоже, выключен, – произнес Пит, дежурный сержант. Маклин вытащил из кармана мобильник и попытался включить его. Заряженный с утра телефон сейчас был мертв как старая миссис Дуглас.
– Извини, Пит. Батарейка сдохла. Так зачем я тебе понадобился?
– Для вас есть дело – если вы не слишком заняты. Суперинтендант говорит, что оно по вашей части.
Маклин застонал, гадая, какую еще мороку на него свалят.
– Давай, Пит. Подробности.
– В особняке Фарквар-хаус, сэр. Это в Сайтхилле. Позвонил строитель, сообщил, что обнаружен труп.
Маклин посмотрел в окно машины на промышленные здания, пункты розничного сбыта, магазинчики и замызганные склады, перевел взгляд на башни, высившиеся вдалеке в бурой городской дымке. Такие районы, как Сайтхилл, не рекламируют в туристских брошюрах. Пригород с муниципальными домами разросся вдоль обходной дороги, параллельной Килманрок-роуд, под угрюмой громадой Стивенсон-колледжа.
– Что-нибудь еще известно, сэр? Вы сказали – найден труп.
Маклин все не мог привыкнуть, что Ворчун Боб называет его «сэр». Сержант был пятнадцатью годами старше, но с той минуты, как Маклина повысили до инспектора, Ворчун Боб престал звать его Тони и переключился на «сэра». По правилам, так и следовало, однако звучало странно.
– Я сам не знаю подробностей. На стройке обнаружили тело. Похоже, высокое начальство сочло, что это дело как раз для меня. Не уверен, что это комплимент.
Ворчун Боб помолчал, виляя по маленьким улочкам между однообразными серыми новостройками. Дома, не принадлежащие муниципалитету, отличались свежевыкрашенными входными дверями или современными светильниками у входа. Наконец машина свернула в узкий проезд между крошечными скверами. Зелень загораживали стены, украшенные вмурованной в цемент галькой. Проезд замыкали ворота, неуместные среди муниципальной серости, – когда-то величественные, а теперь заросшие вьюнком, с обвисшими коваными чугунными створками на потрескавшихся каменных столбах. Табличка на левом столбе гласила: «Еще одна престижная застройка трудами фирмы „Макаллистер“».
За воротами стоял особняк в шотландском баронском стиле – четырехэтажный, с узкими высокими окнами и круглой башенкой на углу. Одну стену подпирали леса, а территорию большого сада заполонили строительные вагончики, бетономешалки, лебедки и прочие приметы стройки. У входной двери стояли две полицейские машины, за ними присматривала одинокая патрульная. Маклин предъявил удостоверение. Женщина устало улыбнулась и провела полицейских в темную парадную. Здесь было прохладно после уличной жары, так что у Маклина руки пошли гусиной кожей и по спине пробежал озноб.
– Да, здесь жутковато, – заметила патрульная.
– Кто нашел тело?
– Что? А… – Констебль достала свой блокнот. – Звонил сам Макаллистер. Прораб участка, Дональд Мурдо из Боннирига, вчера задержался допоздна, завершая строительные работы в подвале. Перепугался страшно… ну, вы понимаете.
– Вчера вечером? – Маклин так резко остановился, что Ворчун Боб чуть не ткнулся ему в спину. – Когда это случилось?
– Около шести.
– И тело еще здесь?
– Да, там уже заканчивают. Вчера было много вызовов, а это дело не сочли срочным.
– Почему дело не отнесли к срочным вызовам?
Патрульная наградила инспектора осуждающим взглядом.
– Полицейский врач установил смерть вчера вечером, в четверть восьмого. Мы отгородили место происшествия и охраняем его с тех самых пор. Не моя вина, что половина экспертов вчера была в загуле, да и вы, если честно, могли бы приехать пораньше. Не самое приятное место, чтобы проводить здесь ночь.
Тяжело ступая, констебль стала спускаться в подвал.
Маклин, опешивший от выговора, промолчал и пошел следом.
Внизу кипела бурная деятельность. Толстые провода мощных светильников змеились на пыльном полу, открытые алюминиевые ящики выплескивали содержимое под ноги вошедших, посреди главного коридора тянулась узкая полоска мостков, но никто ею не пользовался. Полдюжины экспертов деловито расчищали место. Только один заметил их появление.
– Тони? Как ты умудрился, едва получив повышение, взбесить Джейн Макинтайр?
Маклин пробрался в дальний конец подвала. Ангус Кадволладер стоял у пробитого в стене широкого отверстия, освещенного мощной дуговой лампой. Он, похоже, немного нервничал, что было несвойственно грубоватому и беспечному патологоанатому.
– Взбесить? – Маклин наклонился, чтобы заглянуть в дыру. – Что ты мне на этот раз приготовил, Ангус?
Сквозь отверстие виднелась большая круглая комната с белыми гладкими стенами. Четыре лампы, установленные вокруг центра, светили внутрь и вниз, словно юпитеры, нацеленные на звезду сцены. Только эта изрезанная и истерзанная женщина вряд ли сорвет аплодисменты.
– Зрелище не из приятных. – Кадволладер вручил Маклину пару латексных перчаток. – Посмотрим поближе.
Они протиснулись в узкий проем, прорубленный в кирпичной кладке, и Маклин сразу ощутил холод. Шум остался позади, словно команда экспертов скрылась за закрытой дверью. Инспектор вздрогнул и оглянулся – ему вдруг захотелось уйти из потайной комнаты. Что-то словно давило на его мысли. Не без труда отогнав странное ощущение, Маклин повернулся к телу.
Женщина была молода. Он сам не знал, как определил возраст, но что-то в этом маленьком теле говорило о жизни, оборванной на самом рассвете. Руки раскинуты в пародии на распятие, почерневшие железные гвозди забиты в ладони, шляпки загнуты, чтоб не дать ей их вырвать. От времени ее кожа высохла, пальцы превратились в скрюченные когти. Лицо искажала гримаса агонии. На женщине было простое платье в цветочек, задранное до груди. Маклин мельком подумал, какое оно старомодное, но тут же забыл об этом, обратившись к другим деталям.
По животу шел аккуратный разрез от паха до грудины, кожа и мышцы развернуты гниющим цветком. Сквозь темно-серую иссохшую плоть белели ребра, но от внутренних органов ничего не осталось. Ноги широко разведены и вывернуты так, что колени касаются пола. Кожа туго натянулась на высохших мускулах, видна каждая косточка узких ступней, прибитых к полу, как и ладони.
– Господи! Кто мог такое сотворить? – Маклин качнулся на пятках, глянул на гладкие стены, потом уставился в яркое сияние ламп, словно надеясь выжечь увиденное из памяти.
– Более актуальный вопрос – когда это сотворили. – Кадволладер присел на корточки рядом с телом, достал дорогую авторучку и стал ее кончиком указывать части тела убитой. – Как видишь, разложение каким-то образом предотвратили, что привело к естественной мумификации. Внутренние органы удалили. Надо будет провести несколько анализов в морге, но я полагаю, что со времени убийства прошло не меньше пятнадцати лет.
Маклин слушал, чуть вздрагивая от холода. Хотелось отвести взгляд, но его словно притягивало к телу. Инспектор почти чувствовал муку и ужас жертвы. Она была жива – во всяком случае, в начале пытки. В этом он был уверен.
– Пришли-ка лучше бригаду, пусть унесут тело, – сказал он. – Не знаю, подскажет ли что-нибудь пол под ней, но попытаться стоит.
Кадволладер кивнул, перешагнул кирпичные обломки в проломе, и вышел. Оставшись наедине с трупом, Маклин пытался вообразить, как выглядело это место, когда она умирала. Стены в ровной побелке, над телом сходится кирпичный свод потолка, аккуратно покрытый известкой. Будь здесь часовня, алтарь располагался бы напротив дверного проема, но в этой комнате не было никаких украшений. Дуговые лампы отбрасывали странные тени на темные деревянные половицы, словно доски шли рябью. Маклин стоял и ждал, пока кто-нибудь вернется. Волны света гипнотизировали его круговыми рельефными изгибами футах в трех от стен. Тряхнув головой, чтобы избавиться от иллюзии, он шагнул из освещенного пятна и застыл. Его тень сдвинулась вместе с ним, скользнула по полу четверным силуэтом. Узор на полу остался неподвижен. Склонившись, инспектор вгляделся в доски. Они были отполированы до блеска и почти не запылились, словно комната, пока не взломали стену, была герметически закрыта. Свет из нескольких источников сбивал с толку. Маклин вытащил из кармана фонарик, включил и направил на узор на полу. Темный орнамент слабо выделялся на дереве. Сложные сплетения линий, расходящиеся причудливыми завитками. Отметки узора смыкались в правильный круг. Инспектор прошел против часовой стрелки и насчитал по окружности еще пять отметин, все на равном расстоянии друг от друга. Первую и последнюю пересекал край обрушенной кирпичной стены.
Выудив блокнот из кармана, Маклин, как умел, зарисовал знаки, зафиксировал положение убитой девушки. Метки точно соответствовали линиям рук и ног, головы и луча, разделявшего пополам угол между бедрами.
– Тело можно выносить, сэр?
Инспектор вздрогнул и обернулся. В стенной пролом заглядывал Ворчун Боб.
– Где фотограф? Верните его сюда поскорей.
Боб выкрикнул что-то неразборчивое. Через минуту в помещение пролез коротышка, незнакомый Маклину: еще один новичок в бригаде криминалистов.
– Приветствую. Вы сфотографировали тело?
– Ага. – Выговор уроженца Глазго, чуть резковатый, нетерпеливый. Оно и понятно, вряд ли парню хотелось сюда возвращаться.
– А знаки на полу отсняли? – Маклин указал на ближайший, хотя уже прочел ответ на озадаченном лице фотографа. – Вот, смотрите. – Поманив коротышку поближе, он лучом фонарика проследил узор. На миг ему что-то померещилось, но тут же потерялось.
– Ага, что-то такое вижу, – буркнул парень, пригнувшись к половицам. От него шел густой запах мыла, и Маклин сообразил, что именно этот запах он уловил, едва войдя в комнату.
– Сфотографируйте пол, пожалуйста. По кругу, вот на таком расстоянии от стены. Крупным планом.
Фотограф кивнул, нервно поглядывая на безмолвную фигуру посреди комнаты, и взялся за дело. Вспышка громко хлопала и взвизгивала после каждого снимка, разрядами молний освещая комнату. Маклин выпрямился и сосредоточился на стенах. Начинай от тела и двигайся наружу. Затянутыми в латекс ладонями инспектор коснулся холодной штукатурки, постучал по ней костяшками пальцев: звук плотный, как от камня. Инспектор двинулся по кругу, методично выстукивая стену. Когда он оказался на линии с головой убитой, стук прозвучал гулко.
Инспектор стукнул еще раз. В смешении света и теней ему показалось, что стена чуть прогнулась. Он прижал ладонь к штукатурке и тихонько надавил. Стена под пальцами подалась, щелкнула, как треснувшая кость, и от нее, отскочив, отвалилась панель примерно в фут шириной и в полфута высотой. За панелью открылась неглубокая ниша, в которой что-то влажно блестело. Маклин опять достал фонарь и направил луч в нишу. На свернутом листке пергамента лежало тонкое серебряное кольцо, а за ним, в прозрачной склянке, словно образец в кабинете биологии, – человеческое сердце.
– Ничего лучшего не нашлось?
Ворчун Боб прохаживался вдоль стен чуланчика, где разместили следственный кабинет, и ворчал без умолку. Маклин молча стоял посередине. Здесь, по крайней мере, имелось окно, выходившее на задний двор здания. На белой доске напротив окна сохранились записи от предыдущего расследования: давно забытые имена, сначала обведенные кружком, потом перечеркнутые. Тот, кто их записывал, унес маркер с собой, и губку тоже. Два маленьких стола остались: один задвинут под окно, другой посреди комнаты – а вот стулья давно вынесли.
– А что, мне нравится. – Маклин пошаркал ногой по ковролину и прислонился к единственной батарее отопления. От нее шло тепло, хотя снаружи солнце пропекло улицы насквозь. Наклонившись, инспектор попытался переключить термостат на ноль, однако хлипкий пластмассовый рычажок отломился у него под рукой. – Гм, удобствами придется заняться.
Их отвлек стук в дверь. На пороге возник молодой человек. Он подпирал коленом груду коробок, пытаясь высвободить руку. Костюм на юноше был с иголочки, ботинки начищены до зеркального блеска, свежевыбритое лицо напоминало румяную луну, коротко стриженные светло-рыжие волосы отливали шелком, как подростковый пушок на щеках.
– Инспектор Маклин?
Маклин кивнул и подхватил верхнюю коробку, пока парень не рассыпал содержимое по всему полу.
– Детектив-констебль Макбрайд, – представился юноша. – Старший суперинтендант Макинтайр направила меня к вам для помощи в расследовании.
– В котором?
– М-м… она не говорила. Сказала только, что вам не помешает лишняя пара рук.
– Ну, не стойте в дверях, тепло выпускаете.
Маклин опустил коробку на пол у ближайшего стола, а Макбрайд поставил рядом вторую и стал осматриваться.
– Стульев нет, – заметил он.
– Похоже, ее величество прислала нам в помощь чрезвычайно наблюдательного констебля, – съехидничал Ворчун Боб. – От него ничто не укроется.
– Не обращайте внимания на сержанта Лэрда. Он просто завидует вашей молодости.
– Э-э… слушаюсь. – Макбрайд запнулся.
– Как вас зовут, детектив-констебль Макбрайд?
– М-м… Стюарт, сэр.
– Ну, Стюарт, добро пожаловать в команду. Мы оба тебе рады.
Юноша, приоткрыв рот, переводил взгляд с инспектора на сержанта и обратно.
– И не стой с таким видом, будто тебя отшлепали. Иди-ка, раздобудь нам стулья, малыш, – заявил Ворчун Боб, чуть не силой выставил констебля из кабинета, закрыл за ним дверь и только тогда расхохотался.
– Ты полегче с ним, – предупредил Маклин. – На другого помощника надежды мало. И такой хорош. По крайней мере, будет хорош. Первый год службы делает сыщика.
Маклин открыл одну коробку, вытащил толстую стопку папок и сложил их на стол: нераскрытые ограбления за последние пять лет. Инспектор вздохнул. Меньше всего хотелось рыться в старых протоколах об украденном добре, которое уже никогда не разыщут. Он взглянул на часы и вспомнил, что с утра забыл их завести. Снял браслет с руки и принялся крутить кнопочку завода.
– Который час, Боб?
– Половина третьего. Знаешь, теперь есть такие новомодные часики, у них внутри батарейки. Заводить не надо. Подумай, не обзавестись ли тебе такими?
– Это отцовские. – Маклин затянул браслет на руке и полез в карман за мобильником. Мобильник был на месте, но не работал. – Тебе не хочется прогуляться до городского морга?
Ворчун Боб покачал головой. Инспектор знал, как относится старый сержант к покойникам.
– Ну, ладно. Тогда вы с юным Макбрайдом принимайтесь за ограбления. Может, найдете закономерность, которую десять детективов из дюжины пропустили бы. А я поинтересуюсь мумифицированным трупом.
Инспектор спускался с холма, направляясь к Каугейту по густой послеполуденной жаре. Потная рубашка липла к спине, и Маклин мечтал о прохладном ветерке. Ветерок обычно делал жизнь сносной, но в последние дни в городе установился мертвый штиль. В ущелье улицы, затененном с двух сторон высокими зданиями, царил душный мертвый зной. Инспектор с облегчением открыл дверь морга и шагнул в кондиционированную прохладу. Ангус Кадволладер уже ждал его в анатомическом театре. Он смерил приятеля взглядом.
– Жарко там?
– Как в печке, – кивнул Маклин. – Ты все приготовил?
– Что? Ах, да. – Кадволладер обернулся и крикнул помощнице: – Трейси, готово?
Маленькая веселая толстушка в зеленом комбинезоне выглянула из-за захламленной стойки на дальнем конце комнаты, отодвинула стул и встала, натягивая латексные перчатки. Под белой простыней на прозекторском столе просматривались очертания тела, готового открыть свои тайны.
– Хорошо, тогда приступаем.
Кадволладер достал из кармана маленькую баночку: смесь крема для кожи и камфары – состав, призванный отбить запах разложения. Прозектор глянул на склянку, потом на Маклина, фыркнул и убрал состав в карман.
– Думаю, сегодня нам это не понадобится.
Маклин за время службы много раз присутствовал на вскрытии. Он не то чтобы привык, но и не мучился больше тошнотой, как поначалу. Из всех убитых, жертв несчастных случаев и просто невезучих людей, каких он перевидал на этом столе, мумифицированный труп молодой девушки был, пожалуй, самым необычным.
Прежде всего, тело уже было вскрыто, но Кадволладер все же исследовал каждый дюйм хрупкой фигуры, бормоча по ходу наблюдений в свисавший сверху микрофон. Наконец, убедившись, что кожа больше не даст ничего полезного относительно причины смерти, он перешел к стадии, которую Маклин терпеть не мог. От визга пилы по кости каждый раз ныли зубы, как от скрежета ногтя по классной доске. Процедура длилась долго и закончилась ужасным звуком: крышка черепа треснула, словно скорлупа вареного яйца.
– Любопытно. По-видимому, и мозг удален. Тони, посмотри!
Маклин взял себя в руки. Со вскрытым черепом девушка казалась еще меньше и моложе. В голове зияло тусклое отверстие, выстеленное засохшей кровью и опилками кости.
– Может, сгнил?
– Нет. Учитывая общее состояние тела, я ожидал, что мозг окажется несколько усохшим, однако он удален. Возможно, через ноздри – так делали древние египтяне.
– Тогда где он?
– Мы получили образцы, но ни один из них не похож на мозг.
Кадволладер кивнул на блестящую каталку, где виднелись четыре склянки с образцами. Маклин узнал найденное накануне сердце, а об остальных органах предпочел не гадать. Еще два сосуда стояли в белых пластиковых контейнерах, потому что стекло треснуло, и из банок вытекала жидкость. Все это обнаружилось в потайных нишах, симметрично расположенных вокруг тела. В каждой нише были и другие предметы, значение которых предстояло выяснить.
– А что в разбитых? – Маклин всмотрелся в серовато-бурую жижу, размазанную по одной из банок. – Это может быть мозг?
– Трудно сказать, учитывая состояние. Но я бы предположил, что в одной почка, а в другой легкое. Проведу анализы – уточню. В любом случае у этих сосудов неподходящая для мозга форма, сам понимаешь. Сколько раз я тебе показывал. Кроме того, если его извлекали через нос, он превратился в кашу. Не было смысла хранить его в банке.
– Дельно замечено. Когда, по-твоему, она скончалась?
– Трудный вопрос. В сыром городе, даже в замурованном подвале, тело вообще не должно было мумифицироваться. Должно было сгнить. Тем не менее, этот труп прекрасно сохранился, но я не могу отыскать ни следа никаких химикатов. Трейси сделает еще несколько анализов, и на углеродную экспертизу образцы пошлем – может, повезет. А так, судя по платью, я бы сказал, лет пятьдесят-шестьдесят. Точнее сам разбирайся.
Маклин пощупал ткань платья, сложенного на каталке рядом с сосудами, поднес его к свету. Всю нижнюю часть заливали бурые пятна, а тонкое кружево ворота и манжет превратилось в волокнистую бахрому. Больше похоже на праздничное платье, а не на будничный наряд. Ткань с цветочным узором выглядела дешево, на подоле виднелись аккуратные заплаты, подшитые вручную. Ярлык производителя отсутствовал. Судя по всему, платье бедной девушки, которая хочет произвести впечатление. Инспектор вернулся взглядом к изломанному рассеченному телу и остро осознал, что только это о ней и знает.
Входная дверь опять стояла нараспашку, припертая обломком тротуарной плитки. Маклин подумал, не закрыть ли как следует, но не стал. Не хватало еще, чтобы студенты со второго этажа поднимали трезвон в четыре утра, добиваясь, чтобы кто-нибудь их впустил. В такую жару бездомные не станут искать ночлега в парадной. Впрочем, от бродяг на лестнице не будет вонять хуже, чем уже воняет. Морща нос от кошачьей вони, инспектор взобрался по каменным ступеням на верхний этаж, открыл дверь и бросил ключи на стол. Автоответчик высветил одно сообщение. Маклин нажал кнопку: старый приятель, с которым инспектор когда-то снимал квартиру, в очередной раз предлагал встретиться в пабе. Фил звонил с одним и тем же дважды в неделю, на всякий случай, – вдруг однажды добьется своего.
Улыбнувшись, Маклин прошел в спальню, разделся, бросил одежду в корзину для грязного белья и отправился в ванную. Долгий прохладный душ смыл дневной пот, но не очистил память. Инспектор вытерся, натянул футболку и свободные полотняные штаны и задумался, не пробежаться ли, а может, зайти в спортзал. Час силовых упражнений не помешал бы, но вот в общество напористых офисных работников попадать не хотелось. Ему бы компанию свободных, радующихся жизни людей. Может, стоит отозваться на приглашение Фила? Сунув ноги в разношенные туфли, он прихватил ключи, захлопнул дверь и спустился в паб.
«Ньюингтон-армз» был не лучшим питейным заведением в Эдинбурге, зато ближайшим к дому. Маклин толкнул крутящуюся дверь, приготовился грудью встретить волну шума и дыма, потом вспомнил, что шотландский парламент принял закон, запрещающий курение. Шум остался прежним – наверняка следующий законодательный акт будет против шума. Инспектор заплатил за пинту «дьюкарса» и принялся высматривать знакомые лица.
– Эй, Тони, сюда! – Оклик наложился на паузу в грохоте музыкального автомата. Маклин нашел глазами кричавшего. Несколько человек сгрудились за столом у окна на улицу. Судя по виду – аспиранты. Среди них выделялся профессор Филипп Дженкинс, сияя улыбкой, подогретой пивом.
– Как дела, Фил? Ты сегодня, вижу, целый гарем собрал.
Студентки с готовностью потеснились, и Маклин присел на освободившееся место.
– Не жалуюсь, – ухмыльнулся Фил. – Лаборатория получила новый грант на три года. Между прочим, финансирование повысили.
– Поздравляю. – Маклин изобразил салют пивной кружкой и стал пить под рассуждения старого приятеля о молекулярной биологии и финансовой политике. Затем разговор перешел в праздную болтовню, обычную в пабах. Инспектор время от времени вставлял слово, но с удовольствием слушал. Можно было ненадолго забыть о безумии, об изувеченных телах, о работе. Не то что выпивать со своими после смены – там совсем другое веселье, обычно оборачивающееся тяжелой головой наутро.
– А ты чем нынче занимаешься, Тони? Не часто мы тебя видим.
Маклин взглянул на говорящую. Он вроде бы помнил, что молодую женщину зовут Рейчел, что она пишет кандидатскую по какому-то труднопроизносимому предмету. Она немножко походила на криминалистку, работавшую по делу об ограблении и по расследованию убийства Смайта, только лет на десять моложе и волосы ярко-рыжие – скорее парикмахерской, чем природной рыжиной. Даже аспиранты в наше время выглядят невероятно юными.
– Рейчел, прекрати допрашивать инспектора! Как бы он тебя не арестовал. Еще и наручники наденет. – Фил подмигнул своей кружке и скорчил усмешку, знакомую Маклину по долгой жизни в одной квартире.
– Текущие расследования я не могу обсуждать, – подтвердил Маклин. – Да и слушать о них, поверьте, никакого удовольствия.
– Такие ужасные?
– Не особенно. Не из тех, что показывают по телевизору. Большей частью обычные скучные ограбления и уличная преступность. Зато этого добра в избытке. Да мне в последнее время не приходится вести следствие. От инспектора ждут, что он будет координировать и направлять других, разбираться со сверхурочными и сводить бюджет. Заниматься общим планом. Примерно как Фил сейчас, надо полагать.
Маклин сам не знал, зачем солгал, да и ложью это было только наполовину. Став инспектором, он гораздо больше занимался бумагами и меньше работал ногами. Может, дело было в том, что он пришел в паб, желая забыть о службе. Так или иначе, вопрос отравил ему удовольствие. Он не мог выкинуть из головы безжизненного взгляда Барнаби Смайта, не мог забыть муки на лице мертвой девушки.
– Давайте еще по одной, – предложил он, поднес кружку к губам и чуть не поперхнулся, сделав слишком поспешный глоток. Никто не заметил неловкости, и инспектор сбежал от компании к стойке.
– Для полицейского вы, инспектор, врете очень неумело, – прозвучал за спиной насмешливый женский голос.
Маклин обернулся. Вокруг толпились люди, отойти от стойки не удавалось. Женщина была вровень с ним ростом, светлые волосы коротко подрезаны на уровне шеи – кажется, такую стрижку называют «каре». Лицо вроде бы знакомо, но она старше собравшихся вокруг Фила аспирантов.
– Простите, мы с вами встречались? – растерянно спросил Маклин.
– Дженни Спирс! – улыбнулась она. – Забыли? Сестра Рейчел. Мы познакомились на дне рождения у Фила.
День рождения… Теперь Маклин вспомнил: море дешевого вина и Фил, будто современное воплощение короля Артура, окруженный свитой восхищенных студентов и аспирантов. Маклин тогда принес бутылку очень дорогого виски, выпил чего-то, оставившего на зубах оскомину, и смылся пораньше. В тот день он ездил на вызов из Лита. Соседи в многоквартирном доме жаловались на постоянно воющую собаку. Несчастного пса винить не приходилось – его хозяйка умерла в своей постели не меньше двух недель назад, а мяса на старушке оставалось маловато. Возможно, в тот вечер Маклин и познакомился с этой женщиной, но воспоминание стерлось другим: обглоданные кости, догнивающие на старом матрасе.
– А, ну конечно. Еще раз прошу прощения, мыслями я был далеко.
– Похоже, вы и сейчас там. И место не из приятных. Трудный день на службе?
– И не один. – Маклин поймал взгляд бармена и предложил Дженни: – Можно вас угостить?
Аспиранты громко хохотали над шуточками профессора. Дженни посмотрела на веселящихся девушек, словно не могла решить, куда ей больше хочется.
– Да, пожалуй, – наконец кивнула она. – Белого вина. Спасибо.
Она была старше сестры, заметно старше. В светлых волосах сверкали седые пряди – она не пыталась их скрыть. И, похоже, вообще не красилась. Одета просто, даже несколько старомодно. Неподходящий наряд для вечера в такой компании. Ни боевой раскраски, ни брони.
– Так Рейчел – ваша сестра? – протянул инспектор, остро сознавая, как глупо это звучит.
– Непредвиденная случайность, как утверждают родители… – Дженни улыбнулась чему-то, понятному только ей. – Похоже, ваш приятель положил на нее глаз. Вы, кажется, вместе снимали квартиру?
– Давно, еще в студенческие годы. – Маклин шумно хлебнул пива и умолк.
– Из вас надо вытягивать по словечку? – спросила Дженни, сделав глоток вина.
– А… нет, извините. Вы застали меня в неудачный момент. Я сейчас не самый веселый собеседник.
– Не знаю, не знаю. – Дженни оглянулась на аспирантов, встречавших шутки Фила взрывами хохота. – Если уж выбирать, я всегда предпочту мрачного интроверта.
– Я… – жалобно начал было Маклин, но его прервала странная вибрация в кармане брюк. Вытащив телефон, инспектор увидел сообщение о пропущенном звонке из больницы и тупо уставился на него. Экран погас, а потом телефон и вовсе выключился. Нажимая кнопку за кнопкой, Маклин добился только слабых вспышек и писка и раздраженно запихнул мобильник в карман.
– Не одолжите мне телефон? – попросил он Дженни. – У моего все время садится батарейка.
– Кто-то вам зла желает. Вытягивает жизнь из важных для вас приборов. – Женщина пошарила в сумочке и извлекла изящный смартфон. – Так сказал бы мой бывший – впрочем, он чокнутый. С работы звонили?
– Нет, из больницы. Там бабушка.
Маклин по памяти набрал номер и быстро связался с нужным отделением. Разговор занял всего несколько секунд.
– Мне пора. – Маклин вернул телефон и направился к двери. Дженни шагнула за ним, но инспектор остановил ее. – Все нормально. Бабушке не хуже, просто надо ее повидать. Оставайтесь, допивайте вино. Скажите Филу, я ему на выходных позвоню. – Он, не оглядываясь, протолкался через веселую толпу. Все-таки он совсем не умел врать.
Лысый затылок таксиста плавно перетекал в складки загривка, так что голова выглядела какой-то оплывшей. Маклин сидел на заднем сиденье, разглядывал в просвет подголовника светлую щетину и мысленно заклинал шофера молчать. Оранжевые вспышки уличных фонарей моргали как стробоскоп – такси мчалось по ночному городу к больнице. Полоса ливня, налетевшего с Северного моря, затуманила стекла. Инспектор насквозь промок, пока шел к стоянке, волосы слиплись, пальто пахло псиной.
– Вам к главному входу или к отделению скорой помощи? – таксист выговаривал слова как англичанин, возможно из Южного Лондона. Далеко его занесло от дома.
Голос вырвал Маклина из полусна. Прищурившись в мокрое окно, он разглядел мерцающую сквозь дождь громаду больничного здания.
– Высаживайте здесь. – Он протянул водителю десятифунтовую бумажку и сказал, что сдачи не надо. Пока шел от машины по полупустой стоянке, почти проснулся, но голова оставалась мутной. Он ведь только вчера ее видел? А теперь ее нет. Казалось бы, должно быть грустно… Почему же он вовсе ничего не чувствует?
Коридоры в глубине больницы всегда были тихими, а в этот час здание и вовсе выглядело пустым. Маклин поймал себя на том, что старается ступать бесшумно, сдерживает дыхание и ловит слухом каждый звук. Услышь он шаги, постарался бы укрыться в нише или в кладовой. Инспектор едва не вздохнул с облегчением, когда, никого не встретив, добрался до нужного отделения. Не зная, почему ему так противно видеть людей, он отворил дверь палаты и вошел.
Тонкая ширма отгораживала постель бабушки от других пациентов. Раньше этой шторки не было. Привычное мигание и гудение продолжалось, аппараты поддерживали жизнь в других, но пульс палаты переменился. Или это у него в голове что-то изменилось? Глубоко вздохнув, словно перед прыжком с обрыва, Маклин отодвинул занавеску и шагнул к кровати.
Сестры убрали все провода и трубки, откатили аппараты, но бабушку оставили на прежнем месте. Она лежала в постели, запавшие глаза закрыты, как во сне, руки поверх одеяла аккуратно сложены на животе. Теперь она походила на женщину, которую он помнил.
– Примите мои соболезнования…
Маклин обернулся к стоявшей в дверях сестре. Той самой, с которой он говорил накануне, той, что все эти долгие месяцы заботилась о его бабушке. Джинни, вот как ее зовут. Джинни Робертсон.
– Незачем, – сказал он. – Она бы все равно не оправилась. На самом деле так лучше. – Он снова повернулся к покойнице, впервые за полтора года видя в ней прежнюю бабушку. – Если я буду долго это повторять, может быть, и сам поверю.
С раннего утра у входа в один из следственных кабинетов толпились люди. Маклин, просунув голову в дверь, обнаружил хаос, неизменно сопутствовавший началу большого расследования. Вдоль одной стены стояла чистая белая доска, и кто-то черным маркером вывел на ней: «Барнаби Смайт». Констебли патрульной службы расставляли столы и стулья, техники подключали компьютеры. Дагвида нигде не было видно.
– Вы участвуете в расследовании, сэр?
Маклин оглянулся. Широкоплечий полицейский нес большую картонную коробку, заклеенную черно-желтой лентой. Эндрю Хаусман, для друзей – Большой Энди. Компетентный полицейский и отличный игрок в регби. Если бы не травма в начале карьеры, он бы сейчас играл за национальную сборную, а не служил на побегушках у Дагвида. Инспектору парень нравился. Может, Большой Энди был не из умников, зато дотошный.
– Следствие веду не я, Энди, – ответил Маклин, – а к моей помощи Дагвид сам знаешь, как относится.
– Но вы были на месте преступления. Эм говорила, что вас там видела.
– Что за Эм?
– Ну, Эмма. Эмма Бэйард. Знаете, новенькая в экспертном отделе. Высокая такая брюнетка, волосы торчком и всегда перебирает с подводкой для глаз.
– Ого? У вас уже что-то затевается? Только я тут скорее на стороне твоей жены.
– Нет-нет, я просто ездил в управление, вещдоки с места преступления привез. – Энди покраснел и покачал коробку, подтверждая свои слова. – Она и сказала, что видела вас в доме Смайта и надеется, что вы изловите психа, который его убил.
– Именно я? В одиночку?
– Ну, она наверно, имела в виду нас всех.
– Конечно, Энди. Только в этом деле придется вам обойтись без меня. Так Дагвид решил. Кроме того, у меня свое убийство имеется.
– Ага, я слышал. Жуть.
Раскаты гулкого голоса в коридоре предупредили о приближении старшего инспектора. Маклин не собирался влипать еще в одно дело, тем более в такое, где следствие возглавлял Чарльз Дагвид.
– Мне пора, Энди. Меня вызывала главный суперинтендант, а она ждать не любит.
Он обогнул крупную фигуру собеседника и направился к своему кабинету, а остальные – чуть ли не половина всех полицейских округа – цепочкой потянулись на утреннее совещание, посвященное убийству Барнаби Смайта. Приятно видеть, что силы распределили поровну! Впрочем, Смайт – важная особа, благодетель города, видный член общества. А девушки из подвала за пятьдесят лет никто не хватился.
Добравшись до кабинета, Маклин так и не встретил Ворчуна Боба – для него было слишком рано. А вот Макбрайд уже углубился в работу. Он где-то раздобыл три стула и – просто чудо! – лэптоп. Маклин вошел в кабинет, и констебль оторвал взгляд от экрана.
– Как дела, констебль? – Инспектор снял пиджак и пристроил его на створку двери. Радиатор под окном все так же изучал тепло.
– Почти закончил с протоколами ограблений, сэр. Кажется, что-то есть.
Маклин подтянул стул с отломанной планкой.
– Показывай!
– Видите ли, сэр, вот эти все случайные, насколько я могу судить. Взломщики неопытные, может, начинающие наркоманы, а нам просто не повезло с уликами. – Макбрайд взял с края стола толстую пачку дел и убрал их обратно в коробку. – А вот эти… – Он указал на тонкую стопку, четыре или пять папок. – Ну, по-моему, они связаны между собой.
– Продолжай.
– Эти все совершены кем-то умелым. Не просто кирпичом в окно, вообще никаких признаков взлома. Во всех случаях каким-то образом обошли систему сигнализации, и всюду взломщик забирал только мелкие предметы большой ценности.
– Из сейфов?
– Нет, сэр. Взлом сейфа – это что-то новенькое. Но есть еще один общий фактор. Во всех случаях владелец дома незадолго до того скончался.
– Незадолго?
– Ну, в пределах месяца. – Макбрайд помолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать. – Так вот, одно ограбление произошло через восемь недель после смерти старой женщины. А остальные четыре, – в пределах двух недель. То, что на прошлой неделе, – в день похорон. Надо проверить даты похорон по другим делам, в протоколах они не указаны.
– О похоронах миссис Дуглас извещали в газетах, и некролог печатали. – Маклин взял папки, просмотрел имена и даты. Самое свежее дело было годичной давности, самое старое – пять лет назад. Номинально дела не закрыты. Зависли. Все под бдительным оком его любимого старшего инспектора. Вряд ли Дагвид о них вспомнит. – Посмотрим, не удастся ли наскрести с этих костей немного мяса. – Инспектор вернул Макбрайду папки. – Узнай побольше об усопших. Публиковали ли некрологи? Извещали о похоронах или нет, а если да – в каких газетах.
– А что с сигнализацией? – спросил констебль. – Некоторые системы так просто не обойдешь.
– Хорошая мысль. Так… Надо выяснить, где скончались эти люди. Дома, в больнице, в домах престарелых?
– Думаете, наш взломщик был рядом? Разве это не слишком рискованно?
– Нет, если грабить после смерти намеченной жертвы. Подумай сам. Если взломщик работает в доме престарелых, он мог очаровать старика, добиться его доверия. Тогда человек сам ему рассказывал все, что нужно, и оставалось только дождаться его смерти, – задумчиво сказал инспектор и тут же понял, как натянуто это предположение.
Стук в дверь помешал Маклину раскритиковать собственную мысль. В кабинет нерешительно заглянула девушка-сержант, словно опасаясь, что за дверью ее ждет нечто ужасное.
– Сэр, я так и знала, что вы здесь. С вами хочет поговорить суперинтендант.
Маклин встал и потянулся за помятым пиджаком. Девушка скрылась.
– Давай для начала выясним с некрологами. Узнай, насколько известными были эти люди. Дождись Ворчуна Боба и свяжитесь с заявителями по каждому делу, поищите общую тему. А я узнаю, чего желает ее величество. И еще, Стюарт… – Молодой детектив оторвался от раскрытой папки. – Молодец, хорошо поработал!
Маклин помнил Джейн Макинтайр честолюбивым сержантом полиции, рвущимся к повышению. Уже тогда она находила время для подчиненных. Она избегала равных по званию, предпочитала общаться с инспекторами и главными констеблями, но если кто из нижних чинов нуждался в ее помощи – она помогала. Всегда благоразумнее не ссориться с людьми, которых обходишь, поднимаясь наверх, – а то как бы не пришлось с ними столкнуться, слетая вниз. Впрочем, Маклин сомневался, что Макинтайр ждет срыв – и потому, что ее все уважали, и потому, что она целила на самый верх. Она была всего на восемь лет старше инспектора, а вот – уже суперинтендант, начальник участка. Никто не сомневается, что когда заместитель главного констебля через полтора года уйдет в отставку, Макинтайр займет его место. Она разбиралась в политике и умела произвести впечатление на влиятельных людей, не унижаясь до заискиваний. Возможно, это было главное ее искусство, и Маклин не пенял ей за успех, добытый таким способом. Просто предпочитал не попадать в ее поле зрения.
– А, Тони. Спасибо, что заглянул.
Макинтайр встала, ответив на стук инспектора в открытую дверь. Это уже дурной знак. Она вышла из-за стола, протянула руку. Маленького роста, только-только уложилась в минимум, необходимый для служащего полиции. Длинные каштановые волосы уложены в аккуратный пучок на затылке, виски посеребрила первая седина. Крем-пудра не скрывала морщин, пролегавших в уголках глаз при улыбке.
– Извините, что задержался. Ночь выдалась тяжелая.
– Ничего. Садитесь. – Она кивнула на кресла, стоявшие в углу просторного кабинета, одно заняла сама. – Ко мне сегодня утром обратился старший инспектор Дагвид. Сказал, что вы накануне шныряли на месте убийства Барнаби Смайта.
Так вот в чем дело. Страшная штука – профессиональная ревность.
– Я проезжал мимо, увидел, что случилось неладное, и решил помочь. Я вырос в тех местах и знаю многих жителей района. Старший инспектор Дагвид пригласил меня осмотреть место происшествия.
Макинтайр слушала и кивала головой, не сводя глаз с лица инспектора. Под ее взглядом Маклин всегда чувствовал себя провинившимся школьником, вызванным к директору. Начальница встала и шагнула к боковому столику, где стояла кофейная машина.
– Кофе?
Маклин кивнул. Макинтайр отмерила молотый кофе из стеклянной банки, залила воды ровно на две чашки и включила машину.
– Барнаби Смайт был очень влиятельным человеком, Тони. Его убийство вызвало серьезное беспокойство в верхах. Парламентские запросы и все такое… Нам придется выдержать давление. По этому делу нужен результат, и нужен быстро.
– Я не сомневаюсь, что старший детектив-инспектор Дагвид сделает все возможное. Он уже собрал для расследования основательную группу поддержки.
– Этого мало. По этому делу должны работать мои лучшие следователи, и мне нужно, чтобы они сотрудничали между собой.
Из кофеварки в стеклянный кувшин начала капать коричневая жидкость.