4,99 €
В результате хитроумной комбинации в руки исламских террористов попал разработчик суперсовременных стратегических ракет Клим Маслов. Экстремисты показательно инсценировали его «казнь», использовав для этого похожего заложника. Самого же Маслова они планируют продать за большие деньги на Запад. Руководство ГРУ понимает, что опубликованное видео – всего лишь бандитская уловка, у российских спецслужб уже готов план по спасению гениального инженера. Группа опытных бойцов под командованием Парсека отправляется в Сирию, чтобы прямо в логове отпетых головорезов и их американских кураторов решить эту непростую задачу.
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 302
Veröffentlichungsjahr: 2024
«Таинственный снайпер, который начал охоту на террористов ИГИЛ, вызывает панику и смятение в рядах боевиков. Неизвестный мститель последовательно и очень профессионально ликвидировал трех главарей “Исламского государства” в ливийском городе Сирт.
Он имеет очень высокую профессиональную подготовку и убивает террористов именно в тех местах, где они чувствуют себя в полной безопасности. Выстрелы таинственного мстителя отличаются особой точностью».
© Чебан А., 2016
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016
Солнце, уставшее за зиму, искрилось и путалось в гребешках волн, неспешно набегавших на берег. Ветер, дувший со стороны моря, трепал голые ветки берез и косматил пожухлую траву, характерную в это время года именно для украинского, а вовсе не ближневосточного пейзажа.
«Да какая, собственно, разница, где все это снимать? – размышлял оператор телекомпании «Днипро» Петро Бойчук, глядя на унылый серый пейзаж. – В кадре будет лишь кусочек каменистого берега и море».
Он еще некоторое время двигал из стороны в сторону видеокамерой, словно пулеметом, установленным на турели, потом отпустил ручки и закурил. Куда интереснее было поразмышлять над тем, сколько стоит черный «БМВ», пару минут назад выехавший на берег и сейчас стоявший у самого обрыва. Лощеный автомобиль с хищным прищуром фар и затемненными окнами блестел никелированными деталями, вызывая у Бойчука обильное слюноотделение.
Он закончил расчеты и приуныл. Чтобы накопить на такой лимузин, ему с его зарплатой в пять тысяч гривен нужно проработать столько, сколько не живут даже морские ежи. Причем без сна и перерывов на обед, при условии, если не будет тратить ни гроша. Платят мало, можно сказать – ничего, а требуют о-го-го!
Да и темы их сюжетов щекотливые. Они попахивают не только дерьмом, но и судебным разбирательством, подобным тем, что время от времени случаются в Гааге.
Бойчук относился к категории людей новой формации, но в силу сложившихся обстоятельств знал про Нюрнбергский процесс, подозревал, что каждый человек когда-нибудь обязательно будет держать ответ пред Создателем. Он прекрасно понимал, что творится в стране на самом деле, но до смерти боялся даже мысленно называть своими именами все то, что происходило у него на родине.
Бойчук поежился, вспомнив строгое лицо полковника СБУ, который брал с них подписку о неразглашении государственных секретов. О том, чем грозило ослушание, лучше не думать. Достаточно быть очевидцем того, как делается «документальное» кино в интересах этой организации. А снимал Бойчук много, да такого, что мороз по коже.
…Смуглый седой мужчина с резкими чертами лица, расположившийся на заднем сиденье представительского «БМВ», дождался, когда охранники осмотрят прилегающую местность, а водитель услужливо откроет дверцу, и только после этого степенно выбрался из машины. Было видно, что этому человеку льстила суета, царившая вокруг его персоны. Охранники чувствовали это и с двойным рвением заглядывали под каждый куст, хмурили лбы, сверкали по сторонам сердитыми взглядами.
Справедливости ради надо сказать, что такая вот театральная напущенная строгость не была излишней. Демонстрация силы осуществлялась по принципу «кашу маслом не испортишь». Ездить по этой стране без сопровождения нескольких крепких и до зубов вооруженных парней было рискованным предприятием.
Украина, некогда процветающая, теперь превратилась в подобие Сомали, стала самым опасным местом в Европе. Здесь хватало собственных головорезов и маньяков всех мастей. Вдобавок эта страна словно магнит притягивала самую разную сволочь со всего мира. Тут нашли приют не только преступники, насильники и мафиози, разыскиваемые Интерполом. Сюда как мухи на экскременты слетались политические шарлатаны, провидцы, лжепророки и проходимцы всех мастей. На улицы и площади городов выбегали голые бабы, скакали накрашенные мужики, маршировали молодчики с факелами.
Организация, которую представлял Мерфи Тусон, считала своим долгом присутствовать в этой клоаке и принимать участие во всех процессах, происходящих здесь. Он застегнул пуговицы плаща, осторожно подошел к краю обрыва и посмотрел на море. Сегодня там не было ни яхт, ни кораблей, ни утлых лодочек с рыбаками. Наконец-то начальник береговой охраны сдержал-таки свое обещание.
Мерфи окинул окрестности придирчивым взглядом. Он не заметил ничего такого, что могло бы навести кого-то на мысль, что это берег Черного моря, а не Средиземного.
На съемочной площадке, развернутой у самой воды, жизнь как будто замерла. Лишь за видеокамерой, направленной объективом в море, скучал оператор, да какой-то очкарик ковырялся в проводах, разбросанных по гальке.
Богдан Прядун и Джамиль аль-Бакир сидели за пластиковым столиком и о чем-то тихо говорили на английском. Оба вполне сносно знали язык Шекспира. Араб выучил его в американских тюрьмах. Этот язык был ему тогда жизненно необходим для общения с сокамерниками и администрацией. Для украинца Прядуна владение английским попросту было делом чести.
С некоторых пор Мерфи стал подозревать, что едва ли не все украинцы на русском, английском или том же польском изъясняются чаще, чем на родном языке. Страна парадоксов. Людей, живущих здесь, странным образом стали объединять самые разные вещи, необъяснимые с точки зрения здравомыслящего человека. Чего стоит, например, речитатив во время скаканья на Майдане. Это же надо додуматься: «Кто не скачет, тот москаль!»
Впрочем, позже Мерфи узнал, что и этот клич придумали западные политтехнологи. Главное – сделать так, чтобы человек почувствовал себя членом стада. Толпа поддалась массовому психозу, смела старую власть и возвела на престол новую. Технологии таких революций создавались в недрах исследовательских центров, работающих под патронажем Госдепа, и обкатывались в самых разных странах.
Мерфи прислушался.
– Ты был раньше в Украине? – донесся до него голос Прядуна.
– Да, приходилось, – ответил Джамиль.
– Как тебе наши девушки? – допытывался Прядун.
«Только и осталось хвастать проститутками да революциями, – зло подумал Мерфи. – Такую страну угробили! Кто еще двадцать лет назад мог представить, что лучшая из экономик Европы превратится в дымящиеся руины? Без всякой войны стали рабами. Ни суверенитета, ни уважения, ни денег. На что они надеются? Куда потом им бежать?»
Мерфи работал на развал этой страны, но в глубине души испытывал к своим украинским помощникам брезгливость и презрение.
– Мне было не до этого, – между тем ответил араб.
– Зря! – бросил Прядун, приглаживая волосы.
– Может быть, – нехотя согласился араб.
Джамиль нравился Мерфи своей непосредственностью и тем, что никогда не скрывал, ради чего воюет. По крайней мере, от него. Для потомственного врача неважен был халифат. Он никогда не упоминал джихад как смысл своей жизни. Араб работал за деньги. Этот высокий сорокалетний мужчина спортивного телосложения редко повышал голос, был всегда спокоен и рассудителен.
Прядун – полная его противоположность. Одутловатые щеки полковника СБУ покрывали нездоровые розовые пятна, нос отливал синевой, а руки слегка тряслись. Это особенно было заметно, когда он начинал зачесывать пятерней назад свои жидкие волосенки.
Прядун, как и многие в этой стране, крепко пил, но врал, будто тремор он заработал в зоне антитеррористической операции, где его контузило. Мерфи знал, что с начала боевых действий на юго-востоке страны полковник ни разу не выезжал туда из Киева. Более того, в силу сложившихся обстоятельств этот человек большую часть времени проводил в недружественной России. Он трудился в Москве и считался специалистом в области ЖКХ. Парадокс заключался в том, что этот нелегал получал там зарплату, в несколько раз большую его должностного оклада в Киеве. Прядун до сих пор не привлек внимания российский спецслужб только потому, что никаких функций, относящихся к его епархии, там не выполнял, но с пафосом называл себя спящим агентом.
Лишь год назад этот, извините, резидент получил распоряжение внедрить в окружение российского самородка в области ракетостроения Маслова Клима Сергеевича агента, способного влиять на его решения. Попросту говоря, женщину, от которой у конструктора сорвет крышу. Сам Маслов, кроме всего прочего, возглавлял отдел перспективных разработок, результаты деятельности которого вызывали у его западных коллег бессонницу и половую дисфункцию.
Мерфи направился по тропинке вниз.
При его появлении Прядун вскочил со своего места и застыл в позе лакея, слегка подав корпус вперед. В глазах преданность декоративной собачонки, которых разводят ради моды. Она умещается в ладони, полностью зависит от человека и обязана своим существованием хозяевам. Стоит оставить ее на улице, и бедняжка неминуемо погибнет от голода или от укусов куда более сильных дворовых псов.
Прядун преданно смотрел ему в глаза, а Мерфи наслаждался. Нет, не властью. Этого у него было предостаточно. Ему просто нравилось держать человека в напряжении. Он знал, что теперь Прядун побоится сесть без разрешения. Все его существо, каждая клетка кричали в такой момент: «Я весь во внимании, босс!»
Араб лишь слегка наклонился вперед и снова откинулся на спинку стула, но остался сидеть. Он знал себе цену. Кто для него Мерфи? Да никто. А вот он нужен американцу. Его привезли на базу ВВС в Турции, откуда самолетом доставили в Киев.
– Готовы? – спросил Прядуна Мерфи.
Тот посмотрел на оператора, стоящего за камерой, потом перевел взгляд на берег и обратно и завопил:
– А где все?!
Мерфи поморщился, но промолчал.
Оператор отпустил ручку видеокамеры и показал большим пальцем себе за спину.
– Зови! – приказал Прядун.
– Парни, по местам! – крикнул оператор и прильнул к окуляру, как к прицелу снайперской винтовки.
– Приступайте! – поторопил его Прядун.
Мерфи посмотрел в небо и произнес:
– Солнце сейчас как раз вышло в нужное место.
Прядуна словно подменили. Он вдруг устремился к автобусу, стоящему у остатков рыбацкой избушки.
Завидев бегущего полковника СБУ, водитель открыл двери. Из автобуса вышел военный в маске, с автоматом на плече, огляделся и махнул рукой. Вторым появился мужчина в черном. У него были видны лишь глаза. В руке пистолет, на голове повязка с арабской вязью. Следом еще военный.
За ним шагнул мужчина, одетый в оранжевую куртку и штаны. Европейский обыватель привык к тому, что именно в такой одежде принимают сейчас смерть перед телекамерами от рук террористов сирийские военные, иностранные журналисты и просто христиане.
«Не удивлюсь, если цвет и фасон подбирали сотрудники отделов нашей конторы», – неожиданно подумал Мерфи и невольно оглянулся по сторонам.
Он подспудно испугался, что кто-то мог подслушать такие мысли. Для него не было секретом, что именно Америка создала монстра в лице «Исламского государства».
– Джамиль! – позвал Мерфи, не оборачиваясь и продолжая следить за тем, что происходит у автобуса.
Араб наконец-то соизволил подняться и подойти.
– Вы что-то хотели спросить? – поинтересовался он и проследил за взглядом американца.
– У человека, роль которого играет этот несчастный, плохое зрение, – сообщил Мерфи.
– И что? – Джамиль нахмурился, не понимая, к чему клонит американец.
– У вас убивают человека, не снимая с него очки? – допытывался Мерфи.
– А зачем они? – не понял Джамиль.
– Для большей схожести.
– Мне кажется, если так же избить Прядуна, то он тоже на кого угодно будет походить, – проговорил Джамиль. – Даже на кита.
Мерфи улыбнулся такому сравнению.
– Ты видел китов? – поинтересовался он.
– Я видел Маслова на фотографиях, – объяснил Джамиль. – Никто не поймет, что на записи убивают не его.
– Смотри, – предостерег Мерфи.
– А кто этот человек? – не удержался и спросил араб.
– Который? – Мерфи не сразу понял, о ком речь.
– Которого сейчас убьют.
– Не знаю, – признался Мерфи. – Спроси у нашего украинского друга.
Подошел Прядун. Он тяжело дышал после пробежки до автобуса и крика. Пятна на его лице сделались малиновыми, а губы – синими.
«Пьет как не в себя, – решил Мерфи, исподволь разглядывая этого прихвостня. – Сволочь!»
Прядун поймал на себе взгляд араба и насторожился.
– Что?.. – спросил он и отчего-то испугался.
Бедняга заподозрил, что, пока он отходил в сторону, ему перемывали кости.
– Где ты взял этого несчастного? – Джамиль показал рукой на мужчину в оранжевом балахоне.
– Искали похожих в социальных сетях, – ответил Прядун. – Нашли пятерых в «Одноклассниках». Всех под разными предлогами задержали. Этот подходит больше других.
– А что ему сказали? – допытывался араб.
– Зачем ему что-то говорить? – вопросом на вопрос ответил Прядун.
– Так он до сих пор не знает, что его убивать будут? – удивился Джамиль.
– Наверное, догадывается, – предположил Прядун, провожая взглядом процессию, идущую мимо. – Вчера весь день репетировали. Правда, нож был резиновый.
– Может, сказать ему? – вслух размышлял Мерфи. – Вдруг кадр будет эффектнее?
На самом деле он просто горел желанием заглянуть в глаза человеку, который будет уверен в том, что через минуту умрет. Безудержная страсть к этому появилась у него во время работы в управлении. Первые ее признаки он почувствовал в Югославии, когда курировал транзит человеческих органов для нужд специализированных клиник Министерства обороны.
Между тем телевизионщики разбрелись по импровизированной съемочной площадке. Затрещал бензиновый генератор, зажглись огни.
Мужчину в робе подвели к берегу, развернули спиной к морю и вынудили смотреть в камеру.
Женщина-гример смочила ему волосы, поправила воротник и отбежала прочь.
– Не слишком ли много народу? – неожиданно забеспокоился Мерфи. – Разве нельзя было обойтись без гримерши? Зачем она ему? Его грим – синяки и ссадины.
– Смерть на взморье! Часть первая, дубль семь! – прокричала девушка в огромной кепке, похожая на мальчика, и щелкнула хлопушкой с шашечками.
– Это зачем? – осведомился Мерфи.
– Все подчистим, – заверил его Прядун.
– Шоу целое устроили, – недовольно проворчал Мерфи.
Прядун воровато оглянулся по сторонам и проговорил вкрадчивым голосом:
– На одном из участков дорога проходит вдоль обрыва. Внизу камни. В автобусе канистры с бензином. Все участники съемки разобьются, а потом для верности сгорят.
– Канистры могут дать повод журналистам и следствию усомниться в том, что это был несчастный случай, – заявил Мерфи.
– Какие журналисты? – Прядун округлил глаза. – Откуда у нас следствие?
– Это сейчас никто не станет копаться, – сказал Мерфи. – Но пройдет время…
– Вы хотите сказать, что когда-нибудь?..
Прядун не договорил, но Мерфи легко угадал его мысль:
«Я предстану перед судом?»
– Не беспокойтесь, – заторопился Прядун. – У нас проблемы с топливом, и никого не удивишь тем, что водители возят с собой канистры с бензином.
– Хорошо. – Мерфи, удовлетворенный ответом, сложил на груди руки.
«До чего докатились эти люди! Они убивают своих граждан в угоду чужим интересам. Для них это обыденное дело», – подумал он.
– Начали! – скомандовал режиссер.
– Это репетиция? – на всякий случай спросил Мерфи.
– Нет, уже венец всех наших трудов! – с пафосом ответил Прядун. – Мы уже все не один раз проиграли.
Мужчина в робе отрешенно смотрел перед собой.
– Что он сейчас чувствует? – задался вопросом Мерфи.
– Ему сделали укол морфина, – объяснил Прядун. – Так что наверняка ничего.
Между тем палач вынудил мужчину встать на колени, вынул нож и направил острие в камеру.
– Слушай меня, русский президент! – заговорил он с арабским акцентом. – Это гражданин России, страны, которой ты правишь! Зовут его Клим Маслов. Он разработчик таких ракет, какие ты обрушивал на головы наших братьев. Мы поймали его и привезли судить. Ты виноват в том, что он умрет!
– Речь простого и безграмотного убийцы писали психологи, – прошептал Прядун, завороженно наблюдая за происходящим. – По их мнению, так выглядит куда более правдоподобно.
– Мы скоро придем в твой дом, в Москву! – повысил голос боевик и прокричал: – Иншалла!
С этими словами он притянул за волосы голову несчастного к себе и полоснул по горлу лезвием. Кровь струями ударила во все стороны. Раздался сдавленный, протяжный крик отчаяния и ужаса. Состояние человека, умирающего у него на глазах, странным образом передалось Мерфи, отчего он испытал некое подобие экстаза.
– Крупный план! – провизжал режиссер.
Мерфи не мог смотреть, как палач с остервенением отделял голову от туловища, и отвел взгляд в сторону.
– Все-таки надо было везти его в Сирию, – заявил араб и цокнул языком.
– Там вы снимете казнь его жены, – пообещал Мерфи.
– Каким вы видите сценарий? – поинтересовался араб, продолжая наблюдать за тем, как оператор с камерой на плече снует вокруг агонизирующего человека.
– Пусть сначала ее сделают наложницей обычного боевика, а потом казнят за измену, – озвучил решение Мерфи.
– Ее забросают камнями, – сообщил араб.
– Отлично! – воскликнул Мерфи. – Только лицо вначале не калечить. Она настоящая жена.
Палач наконец-то отделил голову от туловища, поднял ее, заливая себя кровью, а потом сунул в объектив камеры.
Оператор от неожиданности едва не упал на спину.
– Смена плана! – завопил в рупор режиссер. – Море снимай!
– Такое впечатление, что они этим каждый день занимаются, – проворчал Мерфи.
– Нет, не каждый, – сказал Прядун и оглянулся на араба. – Эта группа работала в зоне антитеррористической операции, а дебютировала на Майдане.
– Скажи режиссеру, что я хочу просмотреть рабочий материал, – приказал Мерфи.
– Можно спросить? – Прядун выжидающе уставился в глаза Мерфи.
– Спрашивай, – великодушно разрешил тот.
– Что такого оригинального придумал этот москаль?
– Благодаря ему русские получили ракету, которую практически невозможно сбить, – объяснил Мерфи. – Если на обычную баллистическую боеголовку нам необходимо несколько противоракет, то на «Прорыв» – как минимум семьдесят.
– Ориентир три вправо двадцать, наблюдаю автомобиль, – прошелестел головной телефон голосом Гаера. – Движется в направлении Первого.
Парсек слегка повел стволом винтовки, из-за глушителя и габаритов похожей на маленькую пушку, в сторону выгоревшего остова танка, и увидел джип. Увеличенный оптикой, он казался совсем близким. Вот рослый боевик неожиданно рассмеялся, обнажил ряд гнилых редких зубов и посмотрел прямо в прицел.
Парсек узнал его. Не желая испытывать судьбу, он слегка отстранился от окуляра и отвел взгляд в сторону. Это был Саддам аль-Валид. Он обеспечивал безопасность Масри. Его фотографию в числе других демонстрировали офицерам группы в Москве, перед самой командировкой.
Парсек не понаслышке знал, что взгляд чувствуется на расстоянии. Если главный охранник террориста вдруг начнет испытывать беспокойство, то может измениться и маршрут эскорта. Неизвестно, с какой стороны они после всего подъедут к дому. Как следствие, зря потраченное время.
Спецназовцам придется ждать наступления завтрашнего утра, а каждый лишний день, проведенный в Сирте, был серьезным испытанием. Не только потому, что бойцы были максимально ограничены в продуктах питания, а запасы воды подходили к концу. К этому они давно привыкли.
Просто никогда еще группе Парсека не приходилось выполнять подобных задач. Они находились на чужой, враждебной территории, в одежде врага, в городе, кишащем террористами. Офицеры одного за другим отстреливали главарей бандитских формирований, бежавших в Ливию от бомб российских самолетов в Сирии.
Не прибавляло оптимизма и то, что двое из четырех бойцов имели ярко выраженную славянскую внешность. Конечно, бороды, слой грязи и копоти на лицах слегка скрадывали это, но с близкого расстояния эти парни все равно были как негры в толпе нанайцев. Лишь Таджик да Гаер могли сойти здесь за своих.
Но если Таджик мог играть роль разве что татарина, уехавшего на джихад, то Гаер – кого угодно. Черноволосый парень с глубоко посаженными глазами и прямым носом мог сойти за кавказца, турка или даже араба. Представители именно этих народов сейчас составляли основную массу боевиков-исламистов.
Парсек знал, что руководство долго колебалось, прежде чем отправить их в Ливию. Но политическая целесообразность этого мероприятия перевесила риски. Результатом их работы должна была стать паника в рядах ИГИЛ в Сирии. Все лидеры боевиков, убитые ими, в свое время были рекрутированы американскими спецслужбами и до последнего времени контактировали с ними.
Череда смертей вызвала переполох в первые же дни. Радиоперехваты и данные агентурной разведки уже спустя неделю стали подтверждать, что цели операции достигнуты. Эмиры уверены в том, что их уничтожают американцы.
Что еще можно было подумать на фоне всех событий? Банды «Исламского государства» подвергались разгрому на всех фронтах. Был недалек тот день, когда вся эта публика попросту начнет массово попадать в руки правительственных войск. В этом случае откроется правда. А она заключается в том, что это террористическое «государство» есть всего лишь коммерческий проект Госдепа США.
Наконец джип отъехал от мечети. За ним тронулся второй, третий.
– Это Масри, – зачем-то проговорил Парсек и, не отрываясь от окуляра, снял левой рукой с головы накидку-куфию.
Он так и не привык к одежде врага. Эта штука ограничивала боковой обзор и скрадывала звуки. Несмотря на прохладный ветер со стороны пустыни, тело под одеждой потело и нещадно чесалось.
Плащи-абаи, куртки натовского образца, головные платки, сандалии и прочее в том же роде им любезно предоставил сотрудник сирийской разведки в Дамаске. За день до отлета полковник Ахмилиджан лично приволок боевым товарищам огромный узел, набитый тряпками и обувью. Дело было вовсе не в том, что сирийский военный хотел как-то проявить усердие. Просто, кроме полковника, никто не должен был видеть четырех российских офицеров, собравшихся посетить ливийский город Сирт.
Полковник явно перестарался. Одежда была тщательно выстирана и выглажена, обувь – вымыта и просушена. Парсек приказал подчиненным надеть все это на себя, а потом еще полчаса они боролись прямо во дворе. После этого одежда была в грязи и пропиталась потом. Именно так она и должна выглядеть и пахнуть.
Колонна из пяти машин стремительно приближалась. На перекрестке они повернули направо.
«Не подвел Джамиль, – облегченно подумал Парсек. – После намаза Масри направился в штаб».
Колонна встала у здания, стены которого были в отметинах от пуль и осколков. Масри не торопился покидать машину, ждал, когда его охрана рассредоточится на крышах уцелевших домов и осмотрит близлежащие дворы.
Парсек и не сомневался в том, что теперь полевые командиры будут излишне боязливы и осторожны. А как иначе, если вокруг тебя то и дело погибают соратники? Причем все как один от крупнокалиберной пули. Она взрывается аккурат внутри черепной коробки, разбрасывает кости и мозги в разные стороны на многие десятки метров. Жертва валится на землю уже обезглавленной. Что ни говори, а жути на боевиков они с Гаером за эту неделю нагнали.
Сбоку что-то прошуршало. Парсек знал, что он находится в поле зрения Гаера, но все же скосил взгляд в сторону звука. Так и есть, огромная крыса скрылась в груде битого кирпича. Как только стало пригревать солнце, пространство между стенами заполнил сладковатый запах разлагающейся плоти. Не исключено, что под завалами находятся тела людей, и крыса ходит сюда, чтобы поточить зубы о кости. Он где-то слышал, что если грызунов кормить исключительно мягкой пищей, то резцы вырастут так, что разорвут рот.
Чекист с Таджиком снова не подвели. Если не брать во внимание трупный запах, позицию они выбрали удачную. На все у них ушла ночь, пока Парсек и Гаер отдыхали в руинах. Хотя «отдых» – это понятие условное. После того как офицеры отработали накануне Хусейна по прозвищу Странник, им нужно было привести в порядок оружие и просушить одежду. Спали по очереди. Один наблюдал за подступами к укрытию, второй отдыхал. Потом менялись. Устроились на чудом держащихся остатках пола второго этажа разрушенного дома.
В это время вторая пара в кромешной темноте обследовала руины. Чекист с Таджиком изучили все развалины района, пока выбирали для них удобную позицию. Она должна была не только обеспечить хороший обзор, но и учитывать особенности акустики. Современный глушитель – штука хорошая, но звук подвижных частей винтовки был слышен довольно далеко. Тем более ночью, когда улицы города пустынны. Поэтому Чекист, прямо как привередливый музыкант перед концертом, изучал стены и перекрытия, кидал мелкие камушки на плиты и вслушивался в звук.
Надо сказать, что он угадывал на все сто. Офицеры ликвидировали уже трех полевых командиров, но их свита, оставшаяся в живых, ни разу не смогла определить, откуда стреляли.
Чекисту с Таджиком досталась самая тяжелая работа. Определившись с местом для снайпера, они практически на ощупь исследовали пути отхода. Опасаясь быть замеченными, ночной прибор наблюдения включали на две-три секунды. В свое время американцы нашпиговали отряды повстанцев, воевавшие с правительством Ливии, новейшим оборудованием. Приборы, работающие на таких же принципах, враз обнаруживали свои аналоги.
На рассвете Парсек и Гаер выдвигались на позиции, а Чекист с Таджиком отправлялись на отдых. Но располагались они вблизи путей отхода пары, работающей днем, на случай, если возникнет необходимость прикрыть их огнем.
Наконец из джипа выбрался худощавый боевик в черной одежде. Вслед за ним появился бородатый коротышка в кепке-бейсболке и сразу огляделся по сторонам.
– Боится! – проговорил Гаер.
– Не туда смотришь, – шепотом предостерег его Парсек, ловя голову бандита в перекрестие прицела.
На мгновение Масри закрыл собой телохранитель. В следующий момент Парсек увидел профиль террориста и плавно надавил на спуск. Приклад привычно толкнул его в плечо.
Парсеку показалось, что он видел пулю, устремившуюся к цели. Через миг голова Мусы взорвалась алыми брызгами.
– Откат! – бросил он и перевернулся на бок.
Минута ушла на то, чтобы отдышаться и сложить у винтовки сошки. Потом Парсек отполз в сторону и оказался прикрытым от глаз бандитов остатками стены. Только после этого он встал, подхватил винтовку за рукоять и, пригибаясь, устремился прочь.
Послышался треск автоматных очередей. Это палили в ответ боевики. Они снова не смогли понять, откуда произведен выстрел, и поливали свинцом все вокруг себя.
Перемалывая огромными колесами снег, многоосный тягач с гигантской сигарой пускового контейнера на спине вырулил на стартовую площадку и замер на фоне вековых сосен. Тихо загудели гидронасосы, и «МАЗ» слегка приподнялся на домкратах, упершихся в мерзлый грунт. Натруженные колеса повисли в воздухе.
Передвижной ракетный комплекс с белесым налетом инея на металле, покрытый белой и зеленой краской цифрового камуфляжа, походил на реликтовое животное. Некоторое время он урчал, ерзал так, словно устраивался поудобнее перед броском. Наконец замер. Горизонтальное положение машины выдержано до сотой доли градуса. Раздались щелчки пиропатронов, и бронеколпак с грохотом свалился на снег перед кабиной. Взревел двигатель тягача, и транспортно-пусковой контейнер, похожий на гигантскую трубу, из которой торчал головной обтекатель ракеты, встал вертикально.
– До старта тридцать секунд, – объявил из динамиков бесстрастный женский голос. – Исходные параметрические данные загружены. Баллистические поправки введены автоматически.
Клим Сергеевич оглянулся. Члены комиссии наблюдали за происходящим с открытыми ртами. Нельзя сказать, что они видели пуск ракеты впервые. Не факт, что это зрелище каждый раз производило на них впечатление.
Просто настал исторический момент, сравнимый, может, с испытанием первой советской атомной бомбы в далеких сороковых. Тогда была поставлена жирная точка на мечтах англосаксов о мировом господстве. Сегодня тоже необычный пуск. Его можно назвать рывком на столетие. Такого оружия даже в планах нет ни у одной страны мира. Россия ставит точку на системах противоракетной обороны США. Все их пусковые установки превращаются в ненужный металлолом.
«Страшно подумать, какие деньги коту под хвост! – с гордостью подумал Клим Сергеевич. – Бедные налогоплательщики!»
Он вдруг отчетливо представил американских таксистов, чернокожих рабочих у станков, клерков, посудомоек, уборщиков, выплачивающих налоги, и ему стало их жалко. Всех сразу.
– …Два, один, пуск!
Раздался хлопок пускового аккумулятора давления, и с сосен посыпался снег. Установка исчезла в клубах дыма, огня и пара. Земля загудела, и из этого ада над лесом грациозно возникла ракета.
Сработал один боковой ускоритель, за ним второй.
Клим Сергеевич задрал голову и прижал шапку рукой, чтобы не слетела.
– Красавица! – восхитился он и не услышал собственного голоса из-за грохота двигателей.
Вот она, вершина его многолетнего труда, венец работы гигантского коллектива и сотен заводов, разбросанных по всей России! Есть чем гордиться.
«Не зря старался! – подумал Клим, следя за тем, как ракета стремительно набирает высоту. – А ведь мне всего сорок. Молодая жена, впереди первый отпуск с момента начала работы над проектом…»
Мысли оборвались тишиной. Леденящий ужас сковал мышцы, в жилах вмиг застыла кровь. Двигатель замолчал. Ракета на мгновение остановилась в воздухе, а затем, подчиняясь силам гравитации, стала падать прямо на площадку, оставляя за собой бледный шлейф белесого дыма.
– Надо было в бункер спуститься! – проговорил Клим и ужаснулся.
Он вдруг понял, что это последние слова, сказанные им в этом мире. Еще бы, десятки тонн высокотоксичного топлива сейчас превратят в пепел гектары этого замечательного леса и испарят снег.
Полковник, представитель заказчика, перекрестился и стал пятиться. Шура Ветров и Гарик Смирнов развернулись и бросились в лес. Раздался женский вопль, леденящий душу.
Клим сидел в кровати и не мог понять, кто кричит. Неужели так изменился голос Мариночки, лаборантки, снимавшей старт на видео.
Одеяло, отброшенное в сторону, мокрая грудь, окно, перепуганное лицо Ирины… Все в тумане.
Прохлада узкой ладошки, прижатой ко лбу, привела его в чувство.
– Я кричал? – спросил он, с трудом ворочая сухим языком.
– Перепугал меня, – сказала Ирина. – Говорила, не доведут тебя до добра такой график и бессонные ночи.
– Все это уже позади, – пробормотал Клим.
Все еще находясь под впечатлением сна, он развернулся на кровати и свесил ноги.
– Ничего не позади! – возразила жена. – Сделали одну ракету, теперь начнете другую.
– Не ракету, а изделие, – поправил он Ирину, нащупал ногами тапочки и встал. – И вообще, прекрати упоминать мою работу дома.
– Теперь-то ты уже закончил, – констатировала она, резко сменив тон.
Голос ее стал вкрадчивым, с нотками вины. Ирина догадалась, что перегнула палку.
Словно извиняясь, она подкралась кошкой, осторожно провела ладошкой по спине Клима и промурлыкала:
– Успокойся.
«Кто устоит?» – подумал он, однако решил еще немного пожурить супругу и с раздражением продолжил:
– Ты должна зарубить себе на носу, я не принадлежу сам себе. За моей головой охотятся!
– Господи! – Ирина всплеснула руками. – Да в Америке раньше вашего министра обороны узнают, что и как у вас происходит.
– Как ты сказала? – Клим развернулся к ней всем телом. – Это, между прочим, и твой министр тоже!
– Извини! – Ирина улыбнулась. – Я правда испугалась.
– Извиняю, – буркнул Клим и поплелся на кухню.
Он достал из холодильника бутылку минералки, открыл, сделал несколько глотков прямо из горлышка, закрутил пробку и задумался.
«А вдруг в этих снах все-таки есть какой-то знак?» – размышлял Клим.
Как и все конструкторы, он был очень суеверным, располагал целым набором примет и ритуалов, которые исполнял перед каждым стартом нового изделия. Нет, он не мочился на первую ступень ракеты. Да и сделать это было невозможно, поскольку она размещалась в контейнере. Колеса тягача Клим тоже не окроплял.
Перед испытанием он всегда посещал церковь. На стартовый полигон конструктор отправлялся в нелепом желтом галстуке. Так было при первом в жизни пуске его изделия. Тогда он из-за волнения попросту схватил то, что попалось под руку, и завязал на шее. Еще Клим не брился, поскольку в тот же раз проспал и очень торопился.
Сейчас Клим Сергеевич снова задумался над реакцией своего организма на завершение работ. После объявления о присуждении Государственной премии на душе у него отчего-то появилось беспокойство. Предчувствие надвигающей беды усиливалось ночью. Последнее время он и вовсе засыпал с тревогой.
Мысли снова вернулись к инциденту с Ириной.
«Что-то часто она стала срываться, – подумал Клим, стоя под упругими струями прохладной воды, и тут же ответил себе, оправдывая жену: – А чего ты хотел? Она сутки напролет одна. Год прожить в таком темпе и напряжении. Ни сна, ни отдыха. Как еще согласилась выйти за меня?» Этот вопрос заставил его выключить воду.
Клим боялся потревожить воспоминания шумом. Он каждый раз бережно и с трепетом, словно археолог, доставал их из самых сокровенных уголков памяти. Ему всегда было сладко вспоминать и заново переживать это событие. Их встречу Клим считал подарком судьбы и искренне верил, что Ирина – вознаграждение, ниспосланное с Небес за его труды.
Он не имел ни минуты времени на личную жизнь, среди ночи поднимался по лестнице на свой этаж, когда навстречу выскочила она. Молодая женщина была жутко перепугана. Ее волосы разметались по небрежно наброшенному халату. Она схватила его за руку, умоляла зайти и помочь достать котенка, завалившегося в вентиляционную шахту.
– Позавчера подруга принесла, – тараторила женщина, пока Клим снимал пиджак у открытых дверей ванной комнаты. – Маленький. – Она смешно показала размеры руками. – Думаю, куда запропастился? Мяукает, а я не пойму…
Слушая ее, Клим просунулся в открытое окно шахты, спустил руку вдоль трубы и нащупал трясущийся комочек.
– Надо закрывать дверцу, – с назиданием сказал он, возвращая котенка в ладони, сложенные лодочкой.
– Я вечером данные со счетчиков снимала, – виновато объяснила молодая женщина. – Прикрыла не до конца. Вот проныра!
Потом они пили душистый чай на уютной кухне. Ирина рассказала, что лишь неделю назад купила эту квартиру. Мама у нее живет в глубинке, а сама она финансовый директор одной из международных компаний.
Клим слушал и не понимал, что с ним происходит. Он никогда еще не испытывал такого желания овладеть женщиной прямо здесь и сейчас. Несмотря на свои тридцать девять, Клим не имел достаточного любовного опыта, поэтому даже не знал, чем закончится этот порыв.
Оказалось, что тогда он лишь начался. Сразу с постели. Потом Ирина перебралась жить к нему, а через месяц они расписались.
В комнате было холодно. Ирина, по своему обыкновению, открыла дверь на лоджию и делала гимнастику. При этом она не могла обходиться без музыки. Климу, напротив, просто необходима была тишина.
Они нашли компромисс. Ирина не расставалась с наушниками. Вот и сейчас она сгибала и разгибала руки в такт мелодии, неслышной для него.
– Не боишься простыть? – спросил Клим, спешно натягивая спортивный костюм.
– Нет! – сказала она громче, чем положено.
– Не кричи! – взмолился Клим.
– Мы сегодня едем к маме? – крикнула женщина, не услышав просьбы.
– Почему ты спрашиваешь? – осведомился он, вспомнив, как жена накануне уговаривала его отправиться на машине в деревню.
Парсек приподнялся на корточках и выглянул в оконный проем.
Гаер словно почувствовал, что командир смотрит на него, и сделал знак рукой. Мол, чисто. Путь свободен.
Парсек забросил винтовку на плечо и, придерживая ее за ствол, перебежал к Гаеру.
– Она еще пригодится? – спросил Гаер и взглядом показал на «главный калибр».
– Даже не думай! – предостерег Парсек и шутливо погрозил старшему лейтенанту пальцем.
Гаер едва сдерживал смех. Его забавляло то, как командир сгибался под весом своего арсенала.
– Ты же все равно ее обратно не потащишь, – стоял он на своем.
Парсек заботливо погладил винтовку и проговорил:
– Она заслужила, чтобы ей памятник поставили.
Он не кривил душой. За эти дни капитан просто сросся с этой красавицей. Снайперская система «Chey Tac Intervention M200» отличалась внушительными размерами. Да и калибр в двенадцать и семь десятых миллиметра впечатлял. Офицерам пришлось изрядно повозиться с ней при проникновении в город.
Зато бить врага из этого оружия – одно удовольствие. Парсек работал на максимальной дальности стрельбы, практически все цели поразил с расстояния почти в два километра. У винтовки имелся баллистический вычислитель, который кроме ветра учитывал влажность, температуру воздуха и атмосферное давление, позволял вносить необходимые поправки при прицеливании.
Это оружие было выбрано не случайно. Такие винтовки американцы поставляли в Ирак, а потом вместе с противотанковыми комплексами «Тоу» переправили в Сирию. Поэтому русского следа в Сирте никто не усмотрит. Если, конечно, спецназовцы не допустят оплошности и не попадут в руки неприятеля живыми.
Каждый раз, когда Парсеку приходили в голову такие мысли, он тут же незаметно сплевывал через левое плечо и мысленно крестился. О том, что делали эти варвары со своими пленниками, уже знал весь мир.
Вот и сейчас командир повернул голову влево и поплевал, что насторожило Гаера.
– Давай я дальше понесу, – предложил старлей в очередной раз.
– Обойдусь, – бросил Парсек, продолжая следовать принципу: «Назвался груздем, полезай в кузов».
Его никто не неволил стать на время этого выезда снайпером. С этим одинаково успешно справился бы любой член группы. Но он принял такое решение. А раз так, то никто за него его оружие носить не должен. По крайней мере, пока он это может делать сам.
Они немного передохнули и двинулись дальше. Боевики наверняка уже поняли, с какой стороны прилетела пуля, поразившая еще одного их главаря. Еще немного, и они прочешут здесь каждый квартал, заглянут во все уцелевшие дома, перевернут любой камень. Нужно было как можно быстрее уносить отсюда ноги. Конечно, искать их будут везде, но особенно активно – именно здесь.
Они выбрались из развалин и, не прячась, зашагали по переулку. По-другому никак. Крюк предстояло сделать большой. По меньшей мере около пяти километров. В любом из домов могли оказаться боевики или местные жители, встреча с которыми тоже не сулила ничего хорошего. Если офицеры будут красться, то не пройдут и десятой части этого маршрута.
– Эй! – раздалось сзади.
За этим последовала какая-то фраза на арабском.
Парсек от досады скрипнул зубами и встал. Он не понял ни слова, не знал, что делать, но был уверен в одном. Не надо подавать виду, что испугались. Они в одежде, которую предпочитают боевики. Их лица прокоптились, заросли, глаза воспалились. Не так-то просто разглядеть за всем этим славянские черты.
– Я татарин из России, не понял, что ты сказал! – объяснил Гаер на русском.
Парсек медленно повернулся, при этом зацепил Гаера по затылку стволом.
– Ох! – Старший лейтенант схватился за ушибленное место и стал прыгать на одной ноге.
Его накидка смешно подлетала и спадала на плечи.
– Извини, – проговорил Парсек на английском одними губами.
– Ты куда смотришь? – громко возмутился Гаер на языке родных осин. – Чурка с глазами!
Ставка делалась на то, что кто-то из боевиков знает русский язык. Банды были многонациональными. Среди террористов можно было встретить кого угодно.
В свою очередь Гаер понимал, что Парсек задел его специально. Поэтому подыграл. В реальной обстановке он не подал бы виду и не стал бы так возмущаться. Это не свойственно спецназовцу, тем более в тылу врага. Ведь и так ясно, что случайно. Просто нужно было как-то протянуть время, рассеять внимание бандита, по возможности рассмешить его. Парсек хотел все свести к бытовой ссоре, дать понять, что им нет никакого дела до боевика, окликнувшего их.
Между тем бандит исчез в проломе. Гаер вопросительно посмотрел на Парсека. Тут из дома донеслась речь, и на месте араба появился другой бородач.
– Эй! – окликнул он. – Ты знаешь русский?
– А ты тоже из этой больной страны? – Гаер сделал вид, будто обрадовался.
– Нет, я сириец, просто учился у вас.
– Понятно, – проворчал Гаер, показал на Парсека и заявил: – Мы ночью были в охранении, сейчас идем отдыхать и делать намаз.
– У вас разве нет связи? – изумился боевик.
– Есть. – Гаер хлопнул себя по нагрудному карману. – Только батарея разрядилась.
– Полчаса назад передали, что Масри убили, – сказал боевик.
– Опять этот снайпер?! – попытался угадать Гаер.
– Не знаю, просто нам приказали искать в этих краях.
В ванной снова отскочил кафель. Клим подобрал плитки, валявшиеся на полу, и приставил к стене. Дом был старый, построенный из деревянного бруса. В его ремонт и перепланировку он вбухал столько, что легче было купить квартиру в Подмосковье.
Но теща не хотела уезжать из деревни. Зятю пришлось оборудовать ей здесь санузел и устраивать канализацию. Под ванную переделали чулан. Стены обшили влагостойким гипсокартонным листом, поверх которого уложили кафель. Но у местных умельцев руки росли не из того места, и все постепенно приходило в упадок.