Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
- Sprache: Russisch
У Доминика Бейкера ослепительная улыбка, прекрасная репутация и неплохие шансы переизбраться губернатором штата. А еще у него есть секрет. Секрет столь ужасный, что может разрушить не только карьеру, но и жизнь Доминика. Казалось, эта тайна давно похоронена, но именно сейчас, в разгар избирательной кампании, ошибки прошлого вдруг напоминают о себе. Доминик сам не свой от тревоги, и его жену Джолин беспокоит странное поведение мужа. Джолин твердо намерена разобраться, в чем дело, но как далеко она готова зайти, чтобы выяснить горькую истину? И как далеко готов зайти Доминик, чтобы сохранить свой секрет?.. Впервые на русском!
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 374
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Shanora WilliamsTHE BITTER TRUTHCopyright © 2024 by Shanora WilliamsAll rights reserved
Перевод с английского Анны Осиповой
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Егора Саламашенко
Уильямс Ш.
Горькая истина : роман / Шанора Уильямс ; пер. с англ. А. Осиповой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. — (Звезды мирового детектива).
ISBN 978-5-389-29009-9
18+
У Доминика Бейкера ослепительная улыбка, прекрасная репутация и неплохие шансы переизбраться губернатором штата. А еще у него есть секрет. Секрет столь ужасный, что может разрушить не только карьеру, но и жизнь Доминика. Казалось, эта тайна давно похоронена, но именно сейчас, в разгар избирательной кампании, ошибки прошлого вдруг напоминают о себе.
Доминик сам не свой от тревоги, и его жену Джолин беспокоит странное поведение мужа. Джолин твердо намерена разобраться, в чем дело, но как далеко она готова зайти, чтобы выяснить горькую истину? И как далеко готов зайти Доминик, чтобы сохранить свой секрет?..
Впервые на русском!
© А. Д. Осипова, перевод, 2025© Издание на русском языке, оформление.ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025Издательство Азбука®
Дорогие читатели!
С большой радостью представляю вам свой роман-триллер «Горькая истина». Было очень интересно погрузиться в мир персонажей этой истории и узнать, чем же она закончится, а теперь я делюсь этим опытом с вами.
Несмотря на эмоциональный подъем, должна заметить, что в романе есть моменты, которые могут быть восприняты болезненно. Так, в книге описаны тяжелая сцена изнасилования / изнасилования на свидании, использование лекарства в качестве наркотика, домашнее насилие, психические расстройства и расстройства пищевого поведения, а также бодишейминг — издевательства из-за недостатков телосложения.
Перед вами, конечно, художественный вымысел, тем не менее я всегда стараюсь мягко предупредить о травмирующих событиях, происходящих в моих книгах, ведь то, что приемлемо для меня, может быть неприемлемым для других, а ваше душевное здоровье для меня важнее всего.
Мечтаю, чтобы вы бурно обсуждали мои книги во время дискуссий в книжных клубах и, может быть, с другом, который тоже любит читать, но в нашем мире так много людей, все еще живущих с болью, что ради самих себя мы должны оберегать свой покой.
С любовью,
Шанора
Посвящается моей бабушке Гвен
Пролог
Стоя перед коттеджем, он сделал глубокий вдох и сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладони. За спиной висел тяжелый рюкзак с учебниками, и там же лежали двенадцать долларов — он получил их за то, что помог Крису Морану написать сочинение. Он облизнул губы; в горле пересохло. Больше всего ему хотелось зайти в дом, налить в чашку ледяной воды и с жадностью выпить ее до дна, но что-то его настораживало.
Опустив взгляд, он уставился на собственные ноги в черно-белых «чаксах». Кеды грязные, сбоку дыра. Повезло, что в школе все думают, будто это такой крутой тренд. Но на самом деле кеды порвались, оттого что больше носить нечего. Как он ни упрашивал, мама уже несколько месяцев не покупала ему новую обувь.
Мама уже не тот человек, что раньше. Она изменилась, и особенно после того, как ее выпустили из клиники. Дядя твердил, что надо потерпеть, советовал поддержать маму, говорил, что дела у нее наладятся, хотя было ясно: становится только хуже.
Ветка дерева над коттеджем громко скрипнула, и он переступил с ноги на ногу. Слева был припаркован потрепанный бордовый «бьюик». Значит, мать дома. Сейчас или никогда. Он двинулся с места и, не останавливаясь, дошел до двери. Повернул ручку, но дверь, как он и ожидал, была заперта. Он вытащил из кармана ключ, открыл замок и решительно шагнул за порог.
Закрывая за собой дверь, он обратил внимание, какая зловещая тишина царит в коттедже. Он привык, что здесь всегда тихо, но эта тишина была совсем другой. Казалось, все в доме застыло. Даже кран на кухне, из которого постоянно капало, как ни закручивай вентили, сегодня не протекал. Ни треска, ни шороха. Тишину нарушил только он сам, когда спустил с плеч лямки рюкзака и тот плюхнулся на пол. Он хотел позвать маму, но вместо этого пошел на кухню и налил воды в чашку. Когда она наполнилась до краев, он осушил ее четырьмя большими глотками и поставил на столешницу.
Из дальней части коттеджа донесся скрип, и он вышел в коридор. Там горел свет, но двери обеих спален были закрыты. Первым делом он заглянул в свою комнату, потому что иногда мама любила сидеть в его стенном шкафу, съежившись и сжимая в руках бейсбольную биту. В свой шкаф она не пряталась: там лежали ее личные вещи с документами и мама не хотела, чтобы «люди, которые ее ищут», нашли их и украли ее персональные данные. Убедившись, что в шкафу мамы нет, он приблизился к двери напротив.
Взявшись за ручку, он приоткрыл рот и медленно выдохнул.
— Мама! — позвал он и сглотнул ком в горле, дожидаясь ответа.
Но услышал только громкий скрип, доносившийся из ее комнаты. Он бросил взгляд в конец коридора, где виднелась мебель в шотландскую клетку. «Я, наверное, лучше пойду делать уроки или лягу вздремнуть», — подумал он. Мама рано или поздно выйдет. Иногда она вела себя как обычно, готовила ужин и просила его накрыть на стол. Но в другие дни... в другие дни все было из рук вон плохо. А он не хотел, чтобы этот день тоже вошел в число плохих. Правда, ни учеба, ни сон положение не исправят.
Ситуацию из-под контроля выпускать нельзя, а значит, к маме надо идти сейчас. Может быть, он даст ей таблетки, чтобы она проспала весь вечер и дом оказался в его полном распоряжении. Тогда он сбегает в магазин, купит на свои двенадцать баксов вафель и хрустящих подушечек «Кэп-эн Кранч», а потом включит мультики и налопается от пуза. Мама никогда не разрешала ему есть такое. Он сразу оживился.
С этой мыслью он повернул ручку и открыл дверь маминой комнаты. Только зря он это сделал, потому что при виде матери его чуть не вырвало.
Она висела на шнуре, примотанном к рассохшейся потолочной балке: ноги болтаются в воздухе, лицо жуткого сине-багрового цвета. Конец шнура был плотно обвязан вокруг ее шеи; широко распахнутые глаза смотрели прямо на него.
Он хотел закричать. Заплакать. Позвонить дяде и сказать, чтобы тот приезжал как можно быстрее и забрал его отсюда. Но он ничего такого не сделал.
Вместо этого, глядя на безжизненное тело матери, свисающее с потолка, он облегченно вздохнул.
1
Доминик
Существует много вещей, которые могут изменить жизнь.
Новая работа.
Уведомление о выселении.
Смертельный диагноз.
Жизнь вовсе не так проста, как думают люди. Мы плывем по течению, приспосабливаемся к новым условиям, цепляемся за надежду, но у всех нас есть недостатки, которые становятся причиной этих перемен, и в конце концов наши пороки нас губят. Именно об этом мрачно размышляет Доминик Бейкер, сидя в своем кабинете.
Он слушает, как его жена Джолин ходит по кухне, гремит тарелками и кастрюлями. Когда он отправился в кабинет, кухня пустовала, значит Джолин уже вернулась с пробежки. Неплохо было бы присоединиться к ней и тоже побегать, но не до того: избирательная кампания в самом разгаре — он баллотируется на второй губернаторский срок, выборы стремительно приближаются, и у него не жизнь, а сплошной стресс.
Сегодня мероприятие на окраине Роли: Доминик будет общаться с избирателями в парке. Если верить его политтехнологу Джиму Пилтону, там соберется больше шестисот человек. Все ждут встречи с ним, популярным сорокалетним кандидатом с темной кожей и идеальной улыбкой. Люди возлагают большие надежды на Доминика Бейкера, человека, который поднимает Северную Каролину. Во всяком случае, так гласит его слоган: «Поднимем Северную Каролину».
Сейчас он жалеет, что ввязался в эту избирательную кампанию. Четыре года назад ему следовало бы умерить амбиции и отказаться от поста губернатора. Тогда никто не лез бы в его частную жизнь, да и терять ему было бы практически нечего.
Но Доминик всегда хотел заниматься политикой. Он мечтал об этом еще в старших классах, и какая-то мелкая неприятность его не остановит. Доминик поступил в колледж, участвовал в выборах в студенческие советы, выдвигался на посты в городском совете Роли и даже был вице-губернатором штата, прежде чем официально занять губернаторское кресло. Он трудился в поте лица, укрепляя свой статус и налаживая профессиональные связи, и тяжелая работа принесла свои плоды. Но все люди с успешной карьерой совершали ошибки, сделавшие их теми, кто они есть, и у каждого из них найдется тщательно оберегаемый секрет. Это осознание приходит к Доминику, когда он изучает записку, лежащую перед ним на столе.
Несмываемым маркером, насквозь пропитавшим бумагу, на вырванном из блокнота тонком листке выведены слова: Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ. ГДЕ БРИНН?
Стоит Доминику их перечитать, и его сердце снова колотится, правда не так сильно, как в тот момент, когда он обнаружил эту бумажку. Кто-то засунул ее в середину стопки писем в почтовом ящике. Доминик вышел проверить почту, начал перебирать рекламные брошюры и счета, и вдруг сложенная записка выпорхнула и приземлилась рядом с ним. Доминик поднял листок, прочел, и открытые конверты, выпав из рук, разлетелись в стороны. Грудь Доминика будто сдавило обручем, а в горле застрял вязкий, липкий ком.
Он быстро обернулся, окидывая взглядом окрестности, но ничего особенного не заметил. Соседние дома стояли поодаль, и хотя от посторонних глаз его жилище отгораживали ели и вязы, за их стволами мог укрыться кто угодно. На улице была припаркована только одна машина — патрульная. Один из сидевших внутри офицеров полиции хотел было выйти, чтобы помочь Доминику собрать упавшие письма, но тот взмахом ладони дал понять, что справится сам, чем тут же и занялся, украдкой спрятав записку.
У Доминика тряслись руки. Дойдя до порога, он с трудом повернул ручку двери, потом захлопнул ее за собой. Постоял минуту в коридоре, чтобы Джолин не увидела его в таком взвинченном состоянии. Сделав несколько глубоких вдохов, он сунул записку в карман. Бросив почту на журнальный столик, Доминик поспешил в кабинет. С тех пор прошло почти десять минут, но унять дрожь в руках он так и не сумел.
От кого записка? Кто принес ее? И как, черт возьми, этот человек узнал о Бринн?! Подняв взгляд, Доминик прислушивается: жена все еще возится на кухне, даже не подозревая, в каком он ужасе.
Доминик резко выдвигает нижний ящик стола и, покопавшись среди бумаг, упаковок жвачки, мятных конфет и зарядных устройств, отыскивает массивный телефон-раскладушку «Нокиа». Мобильник разряжен. Схватив зарядник, Доминик втыкает его в ближайшую розетку. Когда на знаке батареи появляется одна полоска и телефон оживает, Доминик набирает единственный номер, сохраненный в списке контактов, но перед этим вскакивает и закрывает дверь, постаравшись сделать это как можно тише. Не хватало только, чтобы разговор услышала Джолин.
Доминик судорожно вцепляется в телефон, прижимая его вплотную к уху. Гудки, гудки — и вот наконец на звонок отвечают.
— Боаз, — произносит хриплый голос.
— Кому-то все известно, — шепчет Доминик.
— Что известно? — резко переспрашивает Боаз.
— Про ту ночь. Про девушку. Про ковер.
Доминик старается выражаться расплывчато, не называя ни имен, ни мест.
— Никто об этом узнать не мог, — возражает Боаз. — Откуда?
— Мне в почтовый ящик бросили послание, написанное от руки. Боаз, этот человек знает, где я живу! Ты же сказал, что решил проблему! Так почему, черт возьми, мне приходят анонимные записки?
— Для начала успокойся.
— Не смей меня успокаивать! — злится Доминик. — Об этом знали только три человека — ты, я и чистильщик. Ты уж точно не настолько глуп, чтобы ворошить эту историю, а про чистильщика ты сказал, что он много лет на тебя работает. Ну и зачем ему мне писать?
— Приятель, мы тут ни при чем. У тебя что, крыша поехала? Наверное, тебя просто кто-то попугать решил.
— Но как...
Доминик с протяжным вздохом умолкает. Он не знает, что сказать. В голове крутится множество вопросов. Он даже приблизительно не догадывается, кто стоит за этой угрозой.
— Слушай, никто ничего узнать не мог. Все было сделано осторожно, — продолжает Боаз. — Я ведь собственной шеей рисковал. Думаешь, я стал бы оставлять следы?
Доминику хочется ему верить, но эти слова его не обнадеживают. Боаз — человек дотошный и аккуратный, но это еще не значит, что за ним никто не наблюдал. Дом, где Доминик был с Бринн, находился на частной территории, деревьев вокруг хватало, да и укромных мест, чтобы спрятаться, там более чем достаточно. Но кто мог за ними наблюдать? Никто не знал, куда отправился Доминик, кроме Джона, хозяина дома, а он уж точно ни при чем. У Джона свои секреты, и Доминику они известны, так что хозяин рта бы не раскрыл, боясь, что тайное станет явным.
— Мне надо идти, — ворчит Боаз. — И если тебя не убивают, на этот номер больше не звони.
С этими словами Боаз дает отбой, а Доминик опускает руку с телефоном и приваливается к стене.
Чем дольше он перебирает в уме разные варианты, тем плотнее ком у него в горле. В ту ночь там были только Боаз и Доминик. Больше никого. Даже Джолин ни о чем не подозревала. Доминик сказал ей, что остановился в отеле «Риц-Карлтон». Тогда он думал, что соблюдает все предосторожности, однако за ним явно кто-то следил. Кто, когда и как, непонятно. Однако факт налицо.
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ. ГДЕ БРИНН?
Слова звучат у него в голове как злая насмешка, и вдруг Доминику становится нечем дышать. Схватившись за грудь, он ковыляет к креслу и падает в него. Он судорожно втягивает в себя воздух, желудок скручивается узлом.
В этот момент, когда телефон с номером, не зарегистрированным на фамилию владельца, выскальзывает из пальцев и падает на колени, Доминик твердо уверен в одном: жизнь, которую он для себя выстроил, кончена, если он не отыщет автора записки.
2
Джолин
Напевая себе под нос, я режу грейпфрут, и красный сок брызжет на разделочную доску. На сковороде шкварчат сосиски из индейки, рядом варятся четыре яйца. Я снова вонзаю нож в грейпфрут, глядя на блестящее лезвие и крепко сжимая твердую рукоятку. Разжав пальцы, вздыхаю.
Понятия не имею, зачем я готовлю для мужа. Вряд ли он сядет за стол и разделит со мной завтрак. По-моему, наш брак превратился в союз без любви — все делается только для вида. Совсем не к этому я стремилась, и одиннадцать лет жизни, которые я посвятила Доминику, — тому доказательство. Я обеспечиваю ему стабильность. Толкаю его вперед. Отдаю всю себя без остатка, хотя он часто вовсе не заслуживает такой щедрости.
Вот дверь в кабинет Доминика со щелчком захлопывается, и я сразу понимаю: он что-то скрывает. Опять. Перестаю мурлыкать себе под нос и настораживаюсь. До меня долетает приглушенное бормотание. У моего мужа есть секреты. Как и у всех нас.
Бросаю мякоть грейпфрута в соковыжималку и наблюдаю, как она превращается в красивую красно-розовую смесь. Наконец, когда я разливаю сок по двум узким стаканам, дверь кабинета открывается и в коридоре раздаются шаги Доминика. Он входит на кухню, одетый в безупречный темно-синий костюм со значком в виде американского флага, прикрепленным к лацкану. На ткани — ни морщинки и благодаря нашей ближайшей химчистке ни пятнышка. Костюм сшит точно по фигуре и сидит на Доминике идеально.
Мой отец всегда говорил: «Чтобы тебя воспринимали всерьез, одевайся соответственно положению». Во времена нашего знакомства Доминик разгуливал в простых футболках, джинсах и кроссовках. Но как только он стал моим, я вложилась в его стиль. Начинала постепенно: джинсы пока остались, но на смену футболкам пришли рубашки. Кроссовки я ему носить разрешала, но лишь для того, чтобы он сам заметил: люди нашего круга не ходят в них каждый день, а уж если я что-то знаю про своего мужа, так это то, что он терпеть не может быть белой вороной. Так мы с ним вместе перешли на деловые костюмы и дизайнерскую обувь.
Подавляю вздох. Только взгляните на него! Красавец-мужчина! Иногда я скучаю по нам прежним. Его волосы, подстриженные по-армейски коротко, чуть вьются на затылке, а галстук висит так ровно, будто Доминик его только что поправил. В льющемся из окна солнечном свете его золотисто-коричневая кожа сияет и кажется атласной, а в светло-карих глазах пляшут искорки.
Было время, когда он входил ко мне на кухню и расплывался в широкой белозубой улыбке. Больше Доминик не улыбается. Вместо этого он направляется к барной стойке и берет стакан сока и три сосиски.
— Митинг сегодня. Придешь? — спрашивает Доминик, сделав несколько глотков сока.
— Конечно приду, — отвечаю я. — Для тебя главное, чтобы все выглядело как положено, да?
Доминик бросает на меня взгляд, выражающий нечто среднее между растерянностью и досадой. Быстро допив сок, он снимает с крючка на стене ключи и хватает папку, оставленную с вечера на столе, — в ней лежит распечатка его сегодняшней речи. Текст я написала для мужа примерно месяц назад. Думаете, он сказал мне спасибо? Как бы не так.
— Смотри не опоздай, Джо, — предупреждает меня Доминик и уходит.
За ним закрывается дверь, и я смотрю в кухонное окно над раковиной, провожая мужа взглядом. Если сегодня обошлось без накладок, в машине возле дома уже сидит охрана, дожидаясь, когда губернатор поедет по делам. На подъездной дорожке — черный «тахо» с включенным двигателем. Доминик забирается на заднее сиденье, и внедорожник трогается с места. Наша подъездная дорожка описывает дугу, поэтому из окна кухни не видно ни улицы, ни ворот. Слева и справа от них участок огорожен кирпичной стеной высотой до колена и зеленой изгородью.
Как только внедорожник исчезает за поворотом, я бегу из кухни в кабинет Доминика. Мой муж что-то скрывает. Не знаю, что именно, однако ключ к тайне наверняка там.
Ищу на столе незнакомые предметы, однако на нем лежит то же, что и обычно. Распечатанные речи, листы бумаги. Скрепки, авторучки, степлер. Дергаю ручку верхнего правого ящика, но внутри — одни канцтовары. Верхний левый ящик набит жвачкой и семечками подсолнечника — этой вредной привычкой мой муж заменяет алкоголь. Если у Доминика намечается мероприятие, накануне вечером он старается не пить спиртного.
Проверяю нижние ящики и ничуть не удивляюсь, обнаружив, что они заперты. С тех пор как мы переехали в этот дом, Доминик держит их на замке. В первое время это меня не смущало. Все мы нуждаемся в личном пространстве. У меня, например, есть тайник со сладостями, которые я храню в сундучке на своей половине гардеробной. Я тоже всегда запираю сундучок, чтобы Доминик не увидел, что́ там находится. Некоторое время сижу в задумчивости, гадая, где он прячет ключ.
У меня нет привычки рыться в вещах мужа, и я оправдываю себя тем, что, с тех пор как началась избирательная кампания, он стал нервным и скрытным. Уходит рано, приходит поздно. Он не тот Доминик Бейкер, за которого я когда-то вышла замуж. Передо мной будто другой человек, незнакомец в облике моего супруга. Хотя, может быть, это и есть настоящий Доминик?
Вдруг раздается звонок, заставляя меня ахнуть от неожиданности. Но я тут же расслабляюсь — это же мой телефон в кармане брюк! Вытащив мобильник, читаю напоминание:
Кофе с Дафной.
Опаздывать нельзя, и, как бы мне ни хотелось отыскать ключи от запертых ящиков, я откладываю это дело на потом и задвигаю кресло под стол.
Спешу на кухню, делаю глоток-другой сока, беру сумку, ключи и выхожу из дому. По пути к лучшей подруге меня все больше одолевает уныние и в голове крутятся одни и те же мысли: «Он что-то скрывает. Врет. Разберись, в чем дело».
3
Бринн
Четыре года назад. Новый Орлеан
В Новом Орлеане я ненавидела все. Конечно, такое отношение к городу возникло не сразу. С тех пор как я поступила в колледж и переехала сюда, прошло почти десять лет. В старших классах я была капитаном команды чирлидеров и, уж разрешите похвастаться, самой популярной девчонкой в школе, а после выпуска мне предложили всего одно место со стипендией — в Университете Лойолы в Новом Орлеане.
Сначала я просто летала на крыльях от восторга: во-первых, раньше мне не приходилось покидать Северную Каролину, во-вторых, лучше получить хотя бы завалящее предложение из колледжа, чем вообще никакого. Ведь многие девчонки из нашей команды окончили школу без каких-либо перспектив в обозримом будущем. В каком-то смысле я свою стипендию заслужила. Благодаря мне команда была в отличной форме. Я следила, чтобы тренировки шли точно по расписанию: чирлидинг спасал меня от мрачной реальности, которая ждала дома. Расти в бедной семье, с отцом, от которого слышишь одни оскорбления, и с бесхребетной матерью, то еще удовольствие.
И вот, набив вещами два чемодана и спортивную сумку, я села в автобус до Нового Орлеана. От окна было не оторваться — всюду росли дубы, согревающие землю толстым слоем опавшей листвы, а улицы были полны ярко одетых прохожих. Мы проезжали мимо болот и стариц, деревьев, увешанных испанским мхом, разноцветных домов и ресторанов на воде. Я никогда не видела такого раньше — эти картины поражали новизной. Моя жизнь начиналась с чистого листа, и я была твердо намерена не выпускать удачу из рук.
Жаль, что нельзя вернуться в прошлое, чтобы влепить затрещину той счастливой и наивной дурехе, какой я тогда была. Новый Орлеан вы можете увидеть в каком-нибудь кинофильме, но это впечатление будет далеко не полным. Зрителю покажут фрагменты ночной жизни, парады на Марди Гра [1], девичники в честь будущей невесты, бары или стриптиз-клубы, где весело проводят время мужской компанией. Но горькая правда заключается в том, что с изнанки в этом городе сплошная грязь и хаос. Я, вообще-то, не против суматохи, при условии, что все хоть немного регулируется, однако в Новом Орлеане никто ничего не контролирует. Люди вытворяют все, что взбредет в голову, женщины разгуливают с голой грудью, а кое-кто из мужчин даже вываливает наружу «хозяйство», лишь бы шокировать прохожих. На каждом углу лужи рвоты, бездомные попрошайки и чертова туча туристов, мешающих машинам проехать.
В тот день мне пришлось столкнуться с последней проблемой: сидя за рулем, я со стенаниями наблюдала, как дорогу переходит вереница стариков в одинаковых неоново-розовых футболках. Летом в Новом Орлеане, штат Луизиана, пик катастрофического нашествия туристов, и я этот сезон терпеть не могла. Все время думала, как бы накопить денег и сбежать в тихое местечко в пригороде, чтобы слушать стрекотание цикад, а не гудки автомобилей!
Барабаня по рулю, я взглянула на часы приборной панели; у меня был видавший виды серебристый «фольксваген-жук». До начала рабочего дня шесть минут, а ехать вдвое дольше. Как только старики освободили проезжую часть, я вдавила педаль газа в пол, радуясь, что ни красных сигналов светофора, ни пешеходных переходов на пути больше не будет.
Затормозив у итальянского ресторана «Франко», я схватила с сиденья сумку, выскочила из машины и влетела в здание через черный ход, на бегу извиняясь перед моим начальником Трентом за опоздание — уже третье за неделю.
— Еще раз — и вылетишь, Бринн! Я серьезно! — пророкотал Трент с креольским акцентом.
Больше не обращая на него внимания, я надела фартук и через двойные двери поспешила на кухню.
Ну как тут успеть вовремя, если вдобавок работаешь неполный день в минимаркете «Нулли»? Едва моя смена в магазине подходила к концу, я со всех ног мчалась в туалет переодеваться и неслась во «Франко».
Это дорогой ресторан на берегу озера, в сетевых отзывах его величают «райским уголком, о котором известно немногим». Других вариантов у меня не было, оставалось только ждать, когда найду работу получше. Откровенно говоря, я ненавидела свою жизнь. Зачем я столько лет горбатилась над учебниками в колледже? Чтобы влезть в чудовищные долги по кредиту на образование и даже с дипломом пахать за минимальную зарплату, лишь бы хоть как-то выживать? Моя специальность — бизнес, но у меня нет ни времени, ни средств, чтобы начать свое дело. Я мечтала в один прекрасный день открыть ресторан или заведение потише и поуютнее — скажем, мини-гостиницу типа «ночлег и завтрак». В моих мечтах эта гостиница находилась в Нью-Гэмпшире, люди приезжали туда весной и летом, с удовольствием отсыпались, а на завтрак баловали себя вкусными блюдами моей кухни. Потому что я хорошо умею еще кое-что — готовить.
Когда я в прошлый раз задержала плату за квартиру, моя соседка немного попсиховала, но потом сказала, что дела у меня обязательно наладятся, хотя советам Шавонн я не особо доверяю — она ведь тоже по уши в долгах. Мы обе раз в месяц еле-еле наскребали деньги за жилье — тысячу двести пятьдесят долларов, и я была почти уверена, что Шавонн тайком приторговывает телом, иначе как она каждый раз умудряется набрать нужную сумму?
Но, оборвав и эти размышления, и сердитый внутренний монолог, я взяла со стойки хостес блокнот, а вышеупомянутая хостес перечислила столики, которые я сегодня буду обслуживать. Гостей пока было мало, но через пару часов, когда солнце начнет клониться к закату и золотистый свет зальет столики, в зале яблоку будет негде упасть. За это парочки и любят «Франко» — за атмосферность. Романтический вечер на берегу озера — итальянская еда с пылу с жару, вино и любовь.
Я подошла к первому из своих столиков, за которым женщина средних лет изучала меню через очки в прямоугольной оправе, сдвинутые почти на кончик носа. Она попросила воды с лимоном, и, приготовив для гостьи требуемый напиток, я оставила ее на несколько минут, чтобы та определилась с выбором блюд, и направилась к двоим мужчинам за следующим столиком. Один из них сидел ко мне спиной.
— Здравствуйте, добро пожаловать во «Франко», — произнесла я, обращаясь к его визави.
Немолодой, бледный, с жирной кожей, на макушке лысина, нос картошкой. К тому же мужчина то и дело простуженно шмыгал носом, и, наверное, поэтому его кончик был красным. Короче, красавцем не назовешь, но сразу видно: деньги водятся — костюм с иголочки, на запястье сверкают часы. Однако радоваться щедрым чаевым раньше времени я не спешила. Богачи частенько оставляют официантов на бобах.
— Меня зовут Бринн, сегодня я ваша официантка. Что будете пить?
Тут я взглянула на второго мужчину — нельзя же его игнорировать, — и стоило увидеть знакомые светло-карие глаза, дыхание перехватило.
Ну и дела! Быть того не может! Это же он!
Доминик Бейкер, парень, с которым я встречалась в школе. Я училась в десятом классе, он — в двенадцатом. Доминик пригласил меня на свой выпускной, и — невероятно, но факт — нас выбрали королем и королевой бала. Мы были такими юными, такими популярными! Жизнь казалась нереальной, мы чувствовали себя парой знаменитостей. А теперь я стояла и пялилась на него с отвисшей челюстью и бешено колотящимся сердцем.
Доминик удивился не меньше моего, и я мысленно обругала себя за то, что не накрасилась как следует и даже не попыталась привести себя в более или менее приличный вид.
— Бринн Уоллес... — проговорил Доминик голосом тягучим, будто мед с коричневым сахаром.
Я тонула в его глазах, а этот голос обволакивал меня изнутри, точно горячая липкая масса.
— Обалдеть, какая ты красотка! Вот уж не думал, что снова тебя увижу.
Красотка? Он по-прежнему считает меня привлекательной? После школы я, как и многие, набрала несколько фунтов, а из-за отвратительного фастфуда, которым я питаюсь, кожа теперь гораздо хуже. Волосы стянуты в хвост на затылке, их не мешало бы выпрямить. Но все это не важно. Главное, что передо мной сидит Доминик Бейкер — тот, кого я до сих пор не забыла. Мне трудно было выбросить его из головы даже после того, как он уехал в колледж и наши пути разошлись. Он остался в Северной Каролине, поступил в Университет Дьюка с полноценной академической стипендией, и, хотя дорога туда занимала всего несколько часов, для нас это расстояние стало непреодолимым. Глупо было надеяться, что мы сумеем сохранить отношения. Мы расстались, потому что жизнь медленно, но верно развела нас в разные стороны. Иногда Доминик несколько дней подряд не писал и не перезванивал, а бывало, вечером мы болтали по телефону часами, наверстывая упущенное. Наконец и телефонный роман сошел на нет. До сих пор помню последний разговор, разбивший мне сердце на мелкие осколки.
«Ничего у нас не получается, да?» — голосом, исполненным грусти, спросил он.
«Да, не получается», — ответила я.
Я и тогда жалела об этих словах, а сейчас — особенно. Я должна была все сделать для того, чтобы у нас получилось. Следовало купить чертову машину не в одиннадцатом классе, а раньше, чтобы ездить в Дьюк и видеться с Домиником. Я так гордилась, что он учится в этом колледже! Ведь Доминик всегда был не просто умен, а мудр не по годам. А уж как сексуален, словами не передать! Да, после расставания мы созванивались раз в две-три недели, но через несколько месяцев перестали общаться.
И теперь Доминик выглядел потрясающе — шикарный серый костюм, блестящие ботинки, дорогие часы на правом запястье. Мужчина, сидевший напротив, со скептическим видом переводил взгляд с него на меня, дожидаясь, когда ему все объяснят или хотя бы скажут, кто я такая.
Тут Доминик сообразил, что ведет себя невежливо, отвернулся от меня и произнес:
— Джон, это Бринн, моя хорошая подруга, мы с ней вместе учились в школе. В своем классе она была лучшей чирлидершей. Поступила в Университет Лойолы на место с полной стипендией. Вот такая она молодец!
Я покраснела, вдобавок меня замутило. Как у Доминика язык поворачивается расхваливать девушку, когда она в таком виде? Чересчур тесные брюки, белая форменная рубашка с буквой «Ф» на груди и в довершение всего — идиотский фартук, в карманы которого чего только не понапихано: соломинки, бумажки, ручки... Теперь я жалкое ничтожество, разве можно сравнивать какую-то официантку с... Чем он там занимается? Неужели Доминик сам этого не понимает?
— Приятно познакомиться, Бринн, — обратился ко мне Джон.
Оглядев меня с головы до ног, он облизнул сухие губы, и почему-то после такого взгляда захотелось помыться. Но тут Джон опустил голову, углубился в меню, и я выбросила эту мысль из головы.
— Можно виски безо льда? А на закуску раков, — сделал заказ Джон.
Ах да, надо же работать, а не строить глазки бывшему. Я украдкой взглянула на Доминика, тот сочувственно улыбнулся. Ну вот, пожалуйста, — он меня жалеет! Конечно, я всего лишь подавальщица, а он большая шишка. Быстро записав все, что они заказали, я поспешила на кухню.
Я даже не пыталась перекинуться с Домиником парой непринужденных фраз или расспросить его, как жизнь, хотя мне в любом случае не представилось такого шанса. Каждый раз, когда я подходила к их столику, они с Джоном были поглощены разговором. Тем более при моем приближении Джон бросал на меня тяжелый взгляд, давая понять, что прерывать его не надо, и я дипломатично удалялась. Что бы они там ни обсуждали, беседа явно не предназначалась для посторонних ушей. А впрочем, зачем мне разговаривать с Домиником? Когда он принялся за еду, я заметила у него на пальце обручальное кольцо. Оно ярко сверкало в лучах закатного солнца — заглядывая в окна, они били в глаза так, что я чудом не пролила воду мимо стаканов.
Оплатив счет, Доминик с Джоном ушли.
Я подумала, что больше не увижу своего бывшего парня, и вдруг заметила на их столике чек. На нем был написан телефонный номер, а под ним слова: «Позвони мне».
4
Джолин
Что мне нравится в доме моей лучшей подруги Дафны, так это уют и тепло нормальной повседневной жизни. Подъезжая к этому строению в стиле ранчо, я невольно на него засматриваюсь. Снаружи оно выглядит совсем простым: ставни из золотистого дуба, белые стены. Изгороди и лужайка подстрижены идеально ровно, вокруг дома кусты белых роз. И снаружи, и внутри каждая мелочь — дело рук Дафны и ее мужа. Они построили дом с нуля. Эти двое — настоящий дуэт, они все делают вместе, да еще с любовью и искренним пылом. Вот почему мне так нравится у них бывать.
Беру сумку, выхожу из машины, захлопываю дверцу и поднимаюсь на крыльцо. Когда стучу в дверь, вверху раздается жужжание. Поднимаю голову и смотрю в установленную над дверью камеру. Потом скашиваю глаза влево: там, замаскированная искусственным растением, прячется еще одна камера.
Дверь распахивается, и на пороге стоит моя лучшая подруга Дафна Бейли-Хуарес, богиня во всем своем великолепии. Макияж простой, но он отлично подходит к ее светло-коричневой коже. Она явно сначала заплела, а потом расплела волосы, и они совершенно натурально рассыпались по плечам мягкими волнами. На веках сияют золотистые тени, а благодаря правильно подобранному хайлайтеру кожа смотрится сногсшибательно.
Раскинув руки и взмахнув пышными рукавами охристо-желтого платья макси, подруга заключает меня в объятия. Прижавшись к ней, чувствую аромат дорогих духов с ванилью и амброй. Каждый раз заново удивляюсь, что Дафну можно запросто обхватить одной рукой, до того она тоненькая. Эта естественная худоба — предмет моей зависти.
— Джоджо, — мурлычет Дафна над моим плечом. — Какая же ты красотка! Рада, что ты приехала! Я по тебе соскучилась.
— Я тоже соскучилась, — вздыхаю я, обнимая подругу, и медлю пару секунд, прежде чем разжать руки.
Мы не виделись около месяца. На работе полно дел, не говоря уже об избирательной кампании Доминика.
Дафна отступает на шаг и жестом приглашает меня в дом:
— Проходи.
Переступив порог, я тут же снимаю туфли на каблуке и ставлю их у стены.
— Помню, ты сказала, что с утра будешь только кофе, но я не удержалась и заехала в «Миррен» за круассанами с шоколадом. — С улыбкой Дафна поворачивает за угол и входит в просторную кухню.
Повсюду мрамор и хром, а оранжевые далии в хрустальной вазе на кухонном острове добавляют в интерьер цвета. Стол уже накрыт: на маленьких десертных тарелочках две перевернутые кофейные чашки, рядом сливочник и сахарница.
— Даф, ты же знаешь, мне нельзя, — вставляю я.
Но моя подруга не спеша приносит коричневую коробку с надписью «Миррен» на боку.
Положив сумку на барную стойку, я выдвигаю стул и сажусь. Дафна убирает чашку с моей тарелки и кладет передо мной круассан — золотистый, слоеный, по краям сочится шоколад. Сверху он тоже полит шоколадом, белым и темным. Мое сердце начинает биться быстрее, а рот наполняется слюной. Мне такое есть не надо. Да что там не надо — нельзя! Надеюсь, Дафна не обидится, если я только выпью кофе.
— Спасибо, — бормочу я.
Она садится, кладет круассан и на свою тарелку.
— Всегда пожалуйста. Ну, рассказывай, как дела, подружка. Во всех подробностях. Как избирательная кампания Доминика, все тип-топ?
Дафна наливает мне кофе, и, когда моя чашка наполняется, я добавляю сливки.
— Все нормально, — отвечаю я. Ложь во благо. — У него сегодня митинг. Немного попозже я тоже туда поеду. А как Рикардо?
При упоминании о муже Дафна выпрямляется и с улыбкой замечает:
— Он, вообще-то, сейчас наверху.
— Неужели не в командировке?
— В кои-то веки, — мелодично воркует Дафна.
Ее взгляд прикован к браслетам на моем левом запястье. По крайней мере, надеюсь, что ее внимание привлекли именно они.
— Исключительный случай, — со смешком говорю я, сдвигая один из браслетов, чтобы не было видно синяка. — Но чья бы корова мычала! Доминик вечно в отъезде.
И даже когда муж дома, он от меня далек, очень далек. И духовно, и физически.
— Уж поверь, я тебя понимаю. — Дафна не сводит с меня глаз, наблюдая, как я пью кофе.
Ни я, ни она к круассанам не притронулись. У меня свои причины. Интересно, что мешает Дафне?
На самом деле я ужасная сластена, и в колледже весила фунтов на пятьдесят больше, чем сейчас, — бывало, пока вскарабкаюсь по лестнице в общежитии, вся по́том обольюсь. Теперь конфеты мои враги. Да и Доминик обратил на меня внимание, только когда я сбросила вес. А вот Дафна всегда со мной дружила. В университете мы были соседками по комнате и с удовольствием лакомились сластями из ближайшей кондитерской, не замечая, сколько калорий поглощаем, — а впрочем, нам было на это наплевать.
Но в один прекрасный день я очнулась и поняла, что хватит объедаться сверх меры, просыпаться с головной болью и чувствовать себя дерьмово. Я устала быть объектом насмешек, из-за которых засыпала в слезах. С тех пор я тренировалась в университетском спортзале два раза в день в перерывах между занятиями. Я изменила образ жизни и поклялась, что никогда больше не буду той жалкой толстухой. Я достойна лучшего. Так всегда говорил мне папа. Да и мать повторяла то же самое, хотя на эмоции была скупа.
Отвлекаюсь от мыслей о своем весе и с веселой улыбкой смотрю на Дафну. Я и впрямь рада с ней увидеться.
— Скоро мы с Рикардо уезжаем, — сообщает она. — Вдвоем.
— Уезжаете? Когда? Куда?
Дафна мнется:
— В следующем месяце, а куда, сказать не могу. Когда вернусь, покажу фотографии.
— Здорово!
Она пьет кофе, и некоторое время тишину нарушает лишь звук глотков.
— Ну как, узнала, что на самом деле творится с Домиником? — наконец спрашивает подруга.
Вот мы и подобрались к тому, из-за чего у меня на сердце не просто камень, а целая гора. Хорошо, что Дафна задала этот вопрос. Два дня назад, когда мы с ней говорили по телефону, я рыдала в трубку, как девчонка-подросток. Сидя за ноутбуком мужа и редактируя текст его речи, я наткнулась на имейл от женщины по имени Ния Холл. Признаться, ничего важного эта Ния не писала, только восхищалась интервью Доминика и сообщала, что ей не терпится увидеть его на ближайшем митинге. Доминик ответил — на мой взгляд, чересчур игриво, — что будет ее ждать. Конечно, в этом необязательно должен быть двойной смысл, но я своего мужа знаю и нутром чувствую, что все не так просто.
— Пока нет. — Я провожу пальцем по ручке белой фарфоровой кружки. — Но он точно что-то скрывает, Даф. В последнее время Доминик ведет себя странно. Он как будто от меня отдалился. Сначала я винила себя и боялась, что слишком сильно на него давлю, но ведь мне хочется, чтобы муж добился успеха, что же здесь плохого? Вернее, я хотела этого раньше. — (Дафна кивает и вскидывает брови.) — Доминик ведь поднялся из самых низов. В буквальном смысле из грязи в князи. Я столько для него сделала!
— Ему бы радоваться, что он тебя встретил, — поддерживает меня Дафна.
— Вот именно — «бы».
Дафна кивает и кривит губы:
— Если у него роман... — Подруга умолкает, а у меня сжимается сердце. — Ты же не можешь просто взять и уйти. Вообрази, какой шум поднимет пресса. Все будут строить догадки, почему губернатор и его жена разошлись в самый разгар кампании. Я тебе не предлагаю остаться с этим козлом, но всему свое время, и ты не заслужила того, чтобы увязнуть в дрязгах.
Сглатываю, чтобы избавиться от оставшегося во рту горького привкуса кофе, потом тру кончик носа.
— Дело говоришь, подруга. Но я так от него устала! Скорее бы мы перестали быть мужем и женой.
— Ох, Джо... — Дафна тянется через стеклянный стол и сжимает мои пальцы. — Сочувствую. Ты достойна гораздо лучшего. Но я понимаю, что супружеская жизнь — штука сложная. Если решишь спасать ваши отношения, я тебя винить не стану. Как бы мы ни уставали, держимся за брак, несмотря ни на что. Дерьма в этом деле хватает, но приспосабливаться гораздо легче, чем расставаться.
Я понимаю, что Дафна говорит и о себе тоже.
Со вздохом поднимаю свободной рукой чашку кофе. Раздаются шаги, все ближе и ближе. Оборачиваюсь и вижу, как на кухню входит муж Дафны.
Рикардо Хуарес — высокий брюнет, и женщины считают его красавчиком. На нем джинсы и черная рубашка, темные волосы подстрижены совсем коротко, на армейский манер. Он загорел, будто недавно вернулся из теплых краев; кожа, обычно желтовато-коричневая, приобрела золотистый оттенок. Ему идет.
— Привет, Джо! — восклицает Рикардо и берет с подноса яблоко. — У вас же вроде сегодня митинг.
— Да. — Повернув запястье, смотрю на часы. — И вообще-то, мне надо бежать. Хочу приехать пораньше, пока на парковке не началось столпотворение.
— О нет... Я испортил ваши посиделки? — Рикардо бросает на Дафну виноватый взгляд. — Считайте, меня здесь нет. Я как раз ухожу. У меня пробежка.
Мы с Дафной смеемся.
— Расслабься, Рикардо. Мне правда пора, — отвечаю я. — Но спасибо за предупредительность.
Хоть кому-то достался чуткий муж.
Рикардо кивает, и я тянусь за своей сумкой. Заметив, что мой взгляд скользнул по тарелке, Дафна обходит вокруг стола, кладет круассан в коробку, затем протягивает ее мне. Наши глаза встречаются.
— Не поддавайся, — шепчет она.
Плотно сжимаю губы, беру коробку и выхожу с кухни, а в ушах так и звучат слова Дафны.
5
Дафна
Как только Джолин отъезжает от нашего дома, моей улыбки как не бывало. Закрыв за подругой дверь, возвращаюсь на кухню и застаю мужа у стола с моим надкушенным круассаном в руке.
— Джолин просила меня с тобой поговорить, — начинаю я, убирая со стола чашки.
Смотрю на Рикардо, тот хмурится.
— О чем? — с набитым ртом спрашивает он.
— У Джолин проблемы с мужем. Видел синяк у нее на запястье? Ей нужна наша помощь, Рик.
Рикардо жует еще некоторое время, потом ссыпает крошки с ладони в тарелку. Наморщив лоб, отряхивает их с рубашки.
— Вот поэтому зря ты ей про меня рассказала, — ворчит Рикардо.
— Да, Рик, но Джолин моя лучшая подруга, и честное слово, как-то само собой с языка сорвалось. Она никому не проболтается.
— Надеюсь, что нет, причем не ради нашего блага, а ради ее собственного.
Я ставлю чашки в раковину. Рикардо подходит ко мне. Несмотря на то что мой муж чертовски хорош собой, от него так и веет угрозой. Хотя, может быть, так кажется оттого, что я знаю, чем он зарабатывает на жизнь. Подобный род занятий многие бы не одобрили. Работа, мягко говоря, необычная, зато приносит кучу денег.
— Милый, ты что, меня пугаешь? — спрашиваю я, когда Рикардо обвивает руками мою талию.
Вместо ответа муж разворачивает меня к себе, и мы вплотную прижимаемся друг к другу. Рикардо опускает голову, и наши губы соприкасаются. Невольно расплываюсь в улыбке. Как бы он ни обескураживал меня, я все равно чувствую, что завожусь. Страшно сказать, что делали его руки, но со мной муж всегда нежен.
— Нет, не пугаю, скорее предупреждаю. Джолин, конечно, твоя подруга, но не можем же мы рисковать тем, что имеем, только из-за того, что у нее в жизни не все гладко. Дай ей понять, что болтать о нас не в ее интересах, ведь как бы то ни было, а наше с тобой благополучие прежде всего.
Рикардо целует меня. У его теплых губ вкус шоколадного маслянистого круассана, и я со вздохом обвиваю руки вокруг шеи мужа. Потом они опускаются к его талии, и я нащупываю под рубашкой что-то твердое. Пистолет. Рикардо никогда не выходит из дому без оружия. Еще один прощальный поцелуй — и за мужем закрывается дверь.
Прибрав на кухне, я быстро печатаю сообщение для Джолин:
Он не отказывается помочь, но ты должна быть уверена на все сто и держать рот на замке.
6
Доминик
Для конца октября в Северной Каролине день выдался на удивление теплым. Доминик весь взмок в своем костюме, а от двух чашек кофе, выпитых с утра во время встречи с командой, стало еще хуже. Нервы у него на пределе, болезненная тревога лишает его покоя.
Доминик бросает взгляд на Джолин: может, она тоже мокрая как мышь? Но разумеется, жена выглядит безупречно. Джолин поглядывает на дисплей телефона, на лице ни капли пота. На ней кремовые брюки и белая блузка, в таком наряде она кажется сущим ангелом, но Доминику известно, что ничего ангельского в его супруге нет. Волосы, заплетенные в мелкие косички, собраны в аккуратный пучок, а часть их образует косую челку. В ушах с маленькими мочками покачиваются жемчужные сережки, и, хотя темную бронзовую кожу Джолин покрывает довольно толстый слой макияжа, косметика не течет.
Возможно, Доминика бросает в жар после сегодняшнего телефонного разговора с Боазом. От стресса с организмом чего только не происходит, а за неполные пять часов Доминик успел накрутить себя по полной программе.
— Хочешь воды? — спрашивает Джолин, глядя на мужа.
Почему она так смотрит на него? Неужели что-то узнала?
Доминик вздыхает с облегчением, когда внимание Джолин переключается на его ассистентку Мелиссу: та стоит в тени навеса, а ее темные волосы стянуты в такой тугой пучок, что кажется, будто она сделала ботокс. Мелисса раздает бутылки с водой всем желающим, и Джолин грациозной походкой направляется к ней. Когда жена возвращается с водой, Доминик опрокидывает бутылку залпом.
— Две минуты!
От громкого голоса политтехнолога Джима Доминик вздрагивает.
— Хорошо. Понял, — кивает он.
— Дом, у тебя болезненный вид, — говорит ему на ухо Джолин. — Если плохо себя чувствуешь, митинг можно перенести на другой день.
То-то она обрадуется! Джолин с удовольствием начнет пилить мужа: мол, он мало старается, не стремится к большему, отлынивает от работы и не способен показать всем, кто тут хозяин. А впрочем, этого Джолин не допустит. Она его скорее вгонит в гроб, чем позволит ему уйти и испортить ее репутацию.
— Нет, — резко отвечает Доминик.
Митинг переносить нельзя ни в коем случае, даже несмотря на записку в почтовом ящике. Как верно заметил Боаз, доказательств нет. Уж он-то об этом позаботился. А тем временем Пола Хауэлл, главная соперница Доминика в борьбе за губернаторское кресло, по предварительным опросам опережает его. Отмени Доминик сегодняшний митинг, она, как пить дать, поднимется еще выше, а эта женщина столько голосов не заслужила. Доминик встречался с ней всего раз, на званом ужине. Его конкурентка язвительна, груба и невежественна.
— Я должен выступить сегодня, — произносит Доминик.
— Хорошо.
Джолин круговыми движениями гладит его по спине, но, конечно же, эта забота исключительно напоказ. Имиджу такие вещи на пользу. Избиратели должны верить, что Доминик и его жена любят друг друга. Кандидат в крепком браке выглядит убедительнее.
— Идемте, босс, — обращается к Доминику Джим, указывая на небольшую сцену впереди.
На ней стойка с микрофоном и трибуна, хотя последней Доминик почти никогда не пользуется. Трибуна ограничивает его свободу. Он любит ходить по сцене, устанавливая контакт с людьми. А стоя на одном месте, подобного эффекта не добьешься, к тому же народу нравится, что он перемещается то вправо, то влево, стараясь охватить вниманием всех своих сторонников и проникновенно глядя им в глаза.
