Гордость и предубеждение E-Book

Джейн Остин

• Herausgeber: Strelbytskyy Multimedia Publishing
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch
• Veröffentlichungsjahr: 2017

Seitenzahl: 572

Beschreibung

"Гордость и предубеждение" Джейн Остин - шедевр мировой литературы, предзнаменовавший развитие психологического романа и феминистской прозы. Впервые опубликованный более 200 лет назад, он не теряет своей популярности и актуальности, соединяя в себе невероятное литературное мастерство его создательницы с веселой и непосредственной манерой и легкостью изложения. Роман многократно экранизировался и неизменно входит в различные рейтинги лучших книг мировой литературы. У супругов Беннет пять прекрасных дочерей, они красивы, независимы и умны. Лишь одно омрачает их любящих родителей - у них совсем нет приданого. Знаменитая история внутренней борьбы, недоверия и, конечно, любви без преград выписана с неподражаемым психологизмом и тонким английским юмором.

Leseprobe

Джейн Остин

Гордость и предубеждение

«Гордость и предубеждение» Джейн Остин — шедевр мировой литературы, предзнаменовавший развитие психологического романа и феминистской прозы. Впервые опубликованный более 200 лет назад, он не теряет своей популярности и актуальности, соединяя в себе невероятное литературное мастерство его создательницы с веселой и непосредственной манерой и легкостью изложения. Роман многократно экранизировался и неизменно входит в различные рейтинги лучших книг мировой литературы.

У супругов Беннет пять прекрасных дочерей, они красивы, независимы и умны. Лишь одно омрачает их любящих родителей — у них совсем нет приданого. Знаменитая история внутренней борьбы, недоверия и, конечно, любви без преград выписана с неподражаемым психологизмом и тонким английским юмором.

Роман

Раздел I

Общепризнанной истиной является то, что одинокий молодой человек — к тому же при немалых деньгах — непременно должен стремиться к женитьбе.

Как бы мало ни было известно о чувствах и взглядах такого человека, когда он впервые появляется на новом месте, эта истина настолько прочно сидит в головах членов окружающих семей, что на новоприбывшего смотрят как на законную собственность той или иной девушки.

— Мой дорогой мистер Беннет, — как-то обратилась жена к мужу, — вы слышали, что Недерфилд-Парк наконец сдается в аренду?

Мистер Беннет ответил, что не слышал.

— Он же сдается в аренду, — снова сказала она, — потому что миссис Лонг только что там была и все мне об этом рассказала.

Мистер Беннет ответил.

— Неужели вам не интересно, кто снял его?! — нетерпеливо воскликнула его жена.

— Вы как раз хотели об этом рассказать, и я не возражаю.

Его слова прозвучали как поощрение.

— Так вот знайте, дорогой мой, что — по словам миссис Лонг — Недерфилд снял какой-то богатый молодой человек из северной Англии. Он приехал в понедельник в фаэтоне, запряженном четверкой, чтобы осмотреться; и это место настолько ему понравилось, что он тут же обо всем договорился с мистером Моррисом: вселиться к Михайлову дню и прислать туда кого-то из слуг до конца следующей недели.

— А как его зовут?

— Бингли.

— Он женат или холост?

— Ой, конечно же, холост, дорогой мой! Холостяк с доходом в четыре или пять тысяч в год. Для наших девочек это просто находка!

— Не понимаю, при чем здесь они?

— Глубокоуважаемый мистер Беннет, — сказала его жена. — Вы меня просто поражаете своей непонятливостью! Неужели трудно уяснить, что я думаю о его женитьбе на одной из них?

— А он что — намерен жениться и осесть здесь?

— Намерение? Глупости! При чем тут это! Но вполне может случиться, что он полюбит кого-то из них, поэтому вам обязательно надо нанести ему визит, как только он появится.

— Я не вижу для этого подходящего повода. Почему бы не съездить вам и девушкам без меня, а может, вообще пусть едут сами — и это было бы даже лучше, потому что вы так же красивы, как и они, поэтому из всего общества мистер Бингли выберет именно вас.

— Дорогой мой, вы мне льстите. Когда-то я действительно была хороша, но теперь ни на что экстраординарное я не претендую. Когда у женщины пять взрослых дочерей, ей не следует заниматься своей красотой.

— Увы, в таких случаях женщинам уже обычно не о чем беспокоиться.

— Но, дорогой мой, почему бы вам действительно не сходить в гости к мистеру Бингли, когда он здесь появится?

— Да говорю же вам — нет повода.

— Но подумайте о наших дочерях. Только представьте себе, как удачно можно было бы пристроить одну из них! Уильям и леди Лукас пойдут непременно именно по этому поводу, иначе, вы же знаете, — они не наносят визитов новоприбывшим. Вы просто должны пойти, а то как же мы сможем побывать там, если там не побываете вы?

— Не преувеличивайте. Не сомневаюсь, что мистер Бингли и так будет рад вас видеть; а я пришлю ему с вами записку, в которой выскажу свое радостное согласие с его желанием жениться на той из наших девушек, которая понравится ему больше, хотя я просто не смогу не замолвить несколько добрых слов за свою маленькую Лиззи.

— Надеюсь, что ничего такого вы не сделаете. Чем она лучше других? Красотой ей далеко до Джейн, а веселым нравом — далеко до Лидии. И вы почему-то всегда предпочитаете именно ее.

— Они не нуждаются в рекомендациях, потому что нет у них ничего такого, чем можно было бы восхищаться, — ответил мужчина. — Все они глупы и невежественны — как и другие девушки. Лиззи же несколько сообразительнее своих сестер.

— Мистер Беннет, как вы можете так пренебрежительно отзываться о собственных детях? Или вам просто нравится умышленно раздражать меня? Вы совсем не уважаете мои слабые нервы.

— Дорогая, вы неправильно меня поняли. Ваши слабые нервы вызывают у меня чрезвычайное уважение. Они — мои давние друзья. Последние двадцать лет я только и слышу, как вы с теплотой вспоминаете о них.

— Вы просто не знаете, как я страдаю!

— Однако я надеюсь, что вы выздоровеете и еще успеете увидеть, как сюда приедет множество молодых людей с доходом в четыре тысячи фунтов.

— Да пусть их будет хоть двадцать — все равно из этого никакого толку не будет, пока вы не посетите их.

— Даю вам слово, дорогая моя, что когда их здесь будет двадцать, то я непременно навещу их всех.

Мистер Беннет представлял собой настолько странное сочетание сообразительности, сарказма, сдержанности и вредности, что и двадцати лет супружеской жизни не хватило его жене, чтобы полностью понять его характер. Ее же собственный характер понять было не так сложно. Она представляла собой женщину недалекую, малообразованную и капризную. Когда бывала чем-то недовольна, то делала вид, что у нее нервное расстройство. Делом своей жизни она считала выдачу замуж своих дочерей; ее утешением — хождение по гостям и сплетни.

Раздел II

На самом деле мистер Беннет с нетерпением ожидал приезда мистера Бингли. Имел давнее намерение посетить его, хотя упорно уверял свою жену, что делать этого не собирается; поэтому она узнала об этом только тогда, когда визит уже был нанесен. Об этом факте стало известно следующим образом. Наблюдая, как его вторая дочь занимается отделкой своей шляпки, мистер Беннет вдруг обратился к ней со словами:

— Лиззи, надеюсь, что мистеру Бингли это понравится.

— Откуда нам знать, что именно понравится мистеру Бингли, — недовольно ответила его жена. — Мы к нему не собираемся.

— Но не забывайте, мама, — сказала Элизабет, — что мы увидимся с ним на балу, а миссис Лонг обещала представить его нам.

— Я не верю, что миссис Лонг пойдёт то такое. Ей самой нужно двух племянниц замуж выдать. Она — эгоистичная и неискренняя женщина, я ее не высоко ценю.

— И я тоже, — сказал мистер Беннет. — И я рад узнать, что ты не надеешься на такую ​​услугу с ее стороны.

Миссис Беннет не удостоила его ответом, но не смогла сдержать своего раздражения и начала ругать одну из дочерей.

— И чего ты так раскашлялась, Китти?! Заткнись, ради Бога, пожалей хоть немного мои нервы. Ты же их просто рвешь на куски.

— Китти кашляет без должного к вам уважения, — сказал отец, — она ​​делает это явно невпопад.

— Можно подумать, что я делаю это для собственного удовольствия, — раздраженно ответила Китти.

— А когда должен состояться твой следующий бал, Лиззи?

— Через две недели с завтрашнего дня.

— Ага, вот оно как! — воскликнула ее мать. — Но миссис Лонг вернется только за день до этого, поэтому получается, что она не сможет нам его представить, потому что сама не успеет познакомиться с ним.

— Значит, моя дорогая, теперь у тебя появится возможность представить мистера Бингли своей подруге.

— Нет, мистер Беннет, это невозможно; я же с ним не знакома; и почему вы дразнитесь, а?

— Отдаю должное вашей осмотрительности. Двухнедельное знакомство — это действительно очень мало. За две недели нельзя толком узнать человека. Но если этого не сделаем мы, то это сделает кто-то другой; надо же и миссис Лонг с ее племянницами дать шанс, не так ли? Она непременно воспримет это как проявление доброжелательности с нашей стороны, и если эту обязанность не выполните вы, то ее выполню я.

Девушки удивленно уставились на своего отца. А миссис Беннет только и смогла выдавить из себя:

— Это просто ерунда какая-то!

— Что вы хотите сказать вашим эмоциональным восклицанием?! — спросил мистер Беннет. — Вы считаете глупостью такую ​​важную процедуру, как знакомство?! Вот тут я с вами никак не могу согласиться. А ты что скажешь, Мэри? Ты ведь, насколько мне известно, — глубокомысленная молодая девушка, ты читаешь умные книжки и делаешь заметки.

Мэри хотела сказать что-то очень умное, но не знала, как это сделать.

— Пока Мэри собирает в кучу свои мысли, — продолжил он, — вернемся к мистеру Бингли.

— Ваш мистер Бингли у меня уже в печенках сидит, — воскликнула миссис Беннет.

— Очень печально это слышать; но почему же вы раньше мне этого не сказали? Если бы я знал об этом сегодня утром, то не заходил бы к нему. Получилось неуместно, но я все же нанес ему визит, и теперь вам никак не удастся избежать знакомства с ним.

Дамы сначала были озадачены, а затем пришли в восторг; именно на такой эффект мистер Беннет и рассчитывал. Наиболее эмоционально отреагировала на эту новость миссис Беннет, хотя потом, когда улеглось первое радостное возмущение, она объявила, что только этого и ждала.

Это так мило с вашей стороны, мой дорогой мистер Беннет. Но я не сомневалась, что, в конце концов, мне удастся-таки вас убедить. Я знала: вы так любите наших девочек, что непременно завяжете это знакомство. Ой, как же я рада! Вы так удачно пошутили, что пошли к нему сегодня утром, а нам рассказали об этом только сейчас.

— Теперь, Китти, — сказал мистер Беннет, — можешь кашлять, сколько тебе захочется. — Сказав это, он вышел из комнаты, потому что устал от восторженных возгласов своей жены.

— Девочки, у вас такой прекрасный отец, — сказала она, когда за ним закрылась дверь. — Даже не знаю, как вы сможете отблагодарить его за доброту; если уж на то пошло, то не знаю, как я сама смогу его отблагодарить. По правде говоря, в нашем возрасте новые знакомства заводить нелегко, но ради вас мы готовы на все. Лидия, дорогая, хотя ты и молодая, думаю, что на балу, который должен состояться, мистер Бингли обязательно с тобой потанцует.

— Ничего, — решительно сказала Лидия. — Я его совсем не боюсь; я — самая молодая, но и самая высокая.

Остальные вечера прошли в догадках относительно того, насколько быстро мистер Бингли нанесет ответный визит, и в определении дня, когда его можно будет пригласить на обед.

Раздел III

Как ни старалась миссис Беннет, поддерживаемая своими дочерьми, как можно больше расспросить своего мужа, она так и не смогла вытянуть из него достаточно, чтобы составить какое-то более или менее удовлетворительное представление о мистере Бингли. Они набегали на него с разных сторон: задавали откровенные вопросы, делали хитрые предположения и скрытые намеки; но он умело их избегал; и, в конце концов, им пришлось довольствоваться второстепенной информацией, полученной от своей соседки — госпожи Лукас. Ее сведения были весьма положительными. Господину Уильяму мистер Бингли понравился чрезвычайно. Он был совсем молод, удивительно красив, очень дружелюбен и — в дополнение ко всему этому — собирался прибыть на запланированный бал в обществе своих многочисленных друзей. На лучшее можно не надеяться! От любви к танцам не так уж и далеко до любви, поэтому надежды на любовь мистера Бингли высказывались огромнейшие.

— Если мне придется увидеть, как одна из моих дочерей счастливо выйдет замуж и будет жить в Недерфилде, — сказала миссис Беннет своему мужу, — а другим повезет выйти замуж так же хорошо, то мне больше ничего и не останется желать.

Через несколько дней мистер Бингли нанес мистеру Беннету визит и просидел с ним десять минут в его библиотеке. Он надеялся, что его осчастливят встречей с девушками, о чьей красоте он слышал уже много, а встретился только с их отцом. Самым же девушкам повезло несколько больше, потому что они могли разглядеть его из окна второго этажа: на нем был синий пиджак, приехал он на вороном коне.

Вскоре после этого он был приглашен на обед; и миссис Беннет уже обдумывала, какие же блюда, которые сделают честь ее умению вести хозяйство, она подаст к столу, как пришел ответ, заставивший отложить обед на неопределенный срок. На следующий день мистеру Бингли необходимо было побывать в городе, поэтому он никак не мог принять такое почетное приглашение; и дальше в таком же духе. Миссис Беннет была огорчена. Она не могла понять — что это за дела такие могли появиться у него в Лондоне, если он только вчера прибыл в Гертфордшир; у нее возникли опасения, что, возможно, он так и живет — скачет с места на место и никогда не осядет должным образом в Недерфилде. Госпожа Лукас несколько развеяла ее опасения, выдвинув идею, что он уехал в Лондон только для того, чтобы собрать многочисленное общество для запланированного бала; вскоре распространился слух, что с собой мистер Бингли должен привезти двенадцать женщин и семь кавалеров. Такое количество дам обеспокоило дочерей мистера Беннета; но за день до бала они успокоились, услышав, что с ним из Лондона приехали только шесть человек — пять его сестер и двоюродный брат. А когда прибывшее общество зашло в комнату для танцев, то оказалось, что состоит оно лишь из пяти человек: мистера Бингли, двух сестер, мужа старшей из них и еще одного юноши.

Мистер Бингли был хорош собой и выглядел благородно; у него была приятная внешность и непринужденные, естественные манеры. Сестры его были женщинами элегантными и модно одетыми, в них чувствовался определенный шарм. Его зять, мистер Херст, выглядел как джентльмен, но не более того; однако приятель его, мистер Дарси, вскоре привлёк внимание всех присутствующих в комнате своей элегантной, высокой фигурой, красивыми чертами лица, благородной внешностью, а еще — слухом о своих десяти тысячах фунтов в год, который распространился в комнате сразу же, как он в нее вошел. Мужчины в один голос заявили, что он выглядит как настоящий мужчина, дамы же провозгласили, что он даже красивее мистерa Бингли; полвечера на него смотрели с чрезвычайным восторгом, пока его манеры не вызвали всеобщее осуждение; в результате волна его популярности покатилась в обратном направлении. Оказалось, что он высокомерен, что считает себя выше, чем окружающее общество, все вызывало у него только раздражение; теперь его не могло спасти даже большое поместье в Дербишире: сошлись на том, что лицо у него отталкивающее и неприятное и ни в какое сравнение со своим другом он идти не может.

Мистер Бингли вскоре перезнакомился со всеми главными лицами, которые присутствовали на балу; был он живым и непринужденным, не пропустил ни одного танца, выражал недовольство, что бал закончился рано, и говорил, что сам устроит бал в Недерфилде. Такие приятные качества говорили сами за себя. Какая поразительная разница между ним и его другом! Мистер Дарси потанцевал лишь дважды — один раз с миссис Херст, а второй — с мисс Бингли, не позволил рекомендовать себя другим дамам и остаток вечера провел, расхаживая по комнате и время от времени разговаривая с кем-то из своей компании. С его характером все было ясно. Это был чрезвычайно напыщенный, неприятный человек, и все надеялись, что он к ним больше никогда не приедет. Одним из наиболее ярых его противников стала миссис Беннет, чье недовольство его общим поведением усилилось и превратилось во вполне конкретное возмущение тем, что он откровенно проигнорировал одну из ее дочерей.

Из-за нехватки мужчин Элизабет Беннет пришлось пропустить два танца; часть этого времени мистер Дарси простоял недалеко от нее, и она подслушала разговор между ним и мистером Бингли, который на мгновение прервал свой танец и подошел, чтобы уговорить своего друга тоже потанцевать.

— Ну-ка, Дарси, — сказал он. — Слушай меня, идем танцевать. Не могу смотреть, как ты стоишь здесь один, словно полный болван. Лучше бы ты потанцевал.

— Ни в коем случае. Ты же знаешь, что я терпеть этого не могу, за исключением, когда я уже знаком со своей партнершей. Пока же не вижу для этого никакой возможности. Твои сестры заняты, танцевать же с любой другой из женщин, присутствующих в этой комнате, было бы для меня настоящим наказанием.

— Ради Бога, не будь таким придирчивым! — воскликнул Бингли. — Честное слово, я еще никогда не встречал так много приятных девушек, чем на этом вечере; некоторые из тех, которых ты видел, очень красивы.

— Та девушка, с которой ты сейчас танцуешь, — единственная действительно хорошенькая женщина в этой комнате, — сказал мистер Дарси, взглянув при этом на старшую из сестер Беннет.

— О! Она — волшебное существо, с которым мне когда-либо приходилось танцевать! Но одна из ее сестер сидит как раз за тобой; она хорошенькая и, кажется, очень приятная. Позволь моей партнерше представить тебя.

— О ком ты говоришь? — обернувшись, мистер Дарси быстро посмотрел на Элизабет, перехватил ее взгляд, потом отвел глаза и холодно сказал: — Она совсем даже ничего, но недостаточно хороша, чтобы привлечь меня, пока я не в том настроении, чтобы выручать молодых девушек, уничиженных другими мужчинами. Возвращайся лучше к своей партнерше и радуйся ее улыбкам, потому что со мной ты напрасно тратишь время.

Мистер Бингли прислушался к совету. Мистер Дарси ушел, оставив у Элизабет не слишком теплые чувства в свой адрес. Однако своим подругам она рассказала эту историю чрезвычайно снисходительно, потому что была человеком живого и игривого характера, поэтому ее тешило все смехотворное.

Для их же семьи в целом этот вечер прошел приятно. Миссис Беннет увидела, что ее старшая дочь очень понравилась всей недерфилдской компании. Мистер Бингли танцевал с ней дважды, ее заметили также и его сестры. Джейн радовалась этому не менее матери, но не так эмоционально. Элизабет радовалась за Джейн. Мэри слышала, как в разговоре с мисс Бингли кто-то отозвался о ней как о самой образованной девушке в округе; Кэтрин и Лидии тоже повезло: их то и дело приглашали танцевать, поэтому необходимость постоянного наличия кавалеров пока была главным впечатлением, сложившемся у них об этом бале. Поэтому все они в хорошем настроении вернулись в Лонгберн — село, в котором жили и основными жителями которого являлись. Оказалось, что мистер Беннет еще не спит. Беря в руки книгу, он забывал о времени; в этом же случае события вечера, приведшие к таким приятным надеждам, вызвали у него большой интерес. Мистер Беннет надеялся, что все представления его жены о вновь прибывших окажутся ложными; но очень скоро он убедился, что ему придется выслушать совсем другую историю.

— О, дражайший мистер Беннет! — воскликнула жена, входя в комнату, — вечер был прекрасный, бал — просто чудесный. Жаль, что вас с нами не было. Все были в восторге от Джейн, всем она очень понравилась. Все говорили, что она выглядит прекрасно; мистер Бингли тоже считает, что она просто очаровательна, и даже дважды с ней потанцевал! Джейн была единственной женщиной среди присутствующих, которую он пригласил во второй раз. Сначала пригласил мисс Лукас. Мне было крайне неприятно наблюдать, как он с ней танцует; однако она ему совсем не понравилась — пожалуй, вообще никому не понравилась, что, между прочим, и не удивительно. Когда же стала танцевать Джейн, она его просто поразила. Поэтому он спросил, кто она, попросил, чтобы его представили ей, и пригласил ее на следующий танец. Третий — он танцевал с мисс Кинг, четвертый — с Марией Лукас, пятый — снова с Джейн, шестой — с Лиззи, а Буланже…

— Если бы он хоть немного посочувствовал мне, — нетерпеливо воскликнул ее муж, — не танцевал бы так много! Прошу тебя, не пересчитывай его партнерш. Господи! И почему он только не растянул лодыжку во время первого же танца?!

— Да будет вам, дорогой! — продолжила миссис Беннет. — Я от него просто в восторге. Он такой красивый, такой красивый! А сестры его — женщины просто очаровательные; никогда в жизни я не видела таких элегантных платьев, как у них. Смею сказать, что кружева на платье миссис Херст были…

Тут ее снова прервали: мистер Беннет запротестовал против любого описания украшений. Поэтому его жена вынуждена была искать другое ответвление этой темы и рассказала — с горечью в голосе и с некоторыми преувеличениями — о поразительной грубости мистера Дарси.

— Но уверяю вас, — добавила она, — Лиззи не много потеряла от того, что не отвечала его капризному воображению, потому что он — человек чрезвычайно неприятный, просто ужасный, совсем не стоит того, чтобы ему угождать. Такой напыщенный, такой тщеславный — ну просто несносный! То тут ходил, то там, воображая себя большой шишкой. Подумаешь — недостаточно красива, чтобы с ним танцевать! Жаль, мой дорогой, что тебя там не было — ты бы точно сбил с него спесь. Я его просто терпеть не могу.

Раздел IV

Когда Джейн с Элизабет остались вдвоем, то первая, ранее не спешившая восхвалять мистера Бингли, теперь призналась сестре, как сильно он понравился ей.

— Он такой, каким и должен быть молодой человек: рассудительный, доброжелательный, живой; а какие прекрасные у него манеры! Я таких никогда не встречала раньше — такая непринужденность, такая безупречная воспитанность!

— А еще он красивый, — добавила Элизабет, — потому что, кроме всего прочего, молодой человек должен быть — по возможности — еще и красивым. Поэтому он — личность просто безупречная.

— Мне было так приятно, когда он пригласил меня на танец во второй раз. Я и не надеялась на такой комплимент.

— Да неужели? Зато я надеялась — вместо тебя. В этом, собственно, и заключается одно из значительных различий между нами. Тебя комплименты всегда застают врасплох, меня — никогда. Что могло быть более естественным с его стороны, чем пригласить тебя снова? Он просто не мог не увидеть, что ты в пять раз привлекательнее любой другой женщины в комнате. Для этого не требуется особой галантности. Да, он действительно очень привлекательный, пусть тебе нравится — я не против. Тебе же часто нравились типы, гораздо глупее его.

— Лиззи, дорогая, чего ты?

— Ничего! Просто ты слишком склонна симпатизировать людям вообще. Ты ни в ком не видишь недостатков. Все на свете кажутся тебе добрыми и приятными. Никогда в жизни я не слышала, чтобы ты о ком-то высказывалась плохо.

— Просто я никогда не спешу кого-то осуждать, хотя всегда говорю, что думаю.

— Я знаю, что это так; именно это и удивляет меня более всего. При твоем здравом уме — и быть такой слепой к недалекости и глупости других людей! Показная доброта — явление довольно распространенное: оно встречается везде. Но быть хорошим без притворства и преднамеренности, в каждом видеть только добро и даже преувеличивать его настоящую меру, не замечая при этом плохих черт, — на это способна только ты. Так, значит, тебе и сестры его понравились, да? А между прочим, у них манеры хуже чем у него.

— Сначала так оно и кажется. Но если с ними поговорить, оказывается, что они очень приветливые женщины. Мисс Бингли будет жить вместе со своим братом и руководить хозяйством; и я почти не сомневаюсь, что в ее лице у нас появится прекрасная соседка.

Элизабет молча выслушала, и услышанное не убедило ее. Общее поведение на балу сестер мистера Бингли не было рассчитано на то, чтобы понравиться. Элизабет была сообразительней, наблюдательней и не такой податливой, как Джейн, к тому же на ее суждения не влияли знаки симпатии с чьей-то стороны, и поэтому она была мало настроена на положительное отношение к этим дамам. Да, они действительно были элегантными и изысканными девушками, им не хватало доброжелательности, они были способны казаться приятными тогда, когда это было им нужно, однако оставались напыщенными и тщеславными. Сестры мистера Бингли были достаточно красивы, образование получили в одном из лучших в Лондоне частном институте благородных девиц, у них было состояние в двадцать тысяч фунтов и привычка жить на широкую ногу; общались они с людьми с положением, поэтому у них были все основания иметь хорошее мнение о себе и плохое — о других. Происходили они из респектабельной семьи, проживающей в северной Англии; и это обстоятельство запечатлелось в их памяти еще глубже, чем то, что их богатство, а также богатство брата, было приобретено благодаря торговле.

Состояние на сумму около ста тысяч фунтов мистер Бингли унаследовал от своего отца, который намеревался приобрести имение, но умер, так и не успев этого сделать. Мистер Бингли тоже собирался приобрести имение, иногда останавливая выбор на графстве, в котором он жил; но теперь, когда снял приличный особняк и получил право на охоту, все, хорошо знавшие его беззаботный нрав, начали опасаться, что всю оставшуюся жизнь он проведет в Недерфилде, а дело приобретения имения переложит на плечи следующего поколения.

Его сестрам очень хотелось, чтобы он имел свой собственный особняк, и хотя мистер Бингли поселился в Недерфилде как постоялец, мисс Бингли была совсем не против играть там роль хозяйки; это касалось и миссис Херст, которая вышла замуж за человека (скорее благородного, чем богатого), который совершенно не собирался считать свой дом ее домом, если так не считала она. Не прошло и двух лет после совершеннолетия мистера Бингли, как ему посоветовали посмотреть Недерфилд-Хаус, и он поддался искушению. Полчаса он смотрел снаружи и внутри, удовлетворился расположением основных комнат и восхвалениями владельца в адрес поместья и немедленно согласился снять его.

С мистером Дарси его связывала крепкая дружба, несмотря на большое различие их характеров. Дарси полюбил Бингли за непринужденность, открытость и податливость его характера, которая очень сильно отличалась от характера его собственного, и, казалось, его вполне удовлетворяла. Бингли стойко верил в силу дружеских чувств Дарси и чрезвычайно уважал его мнение. Своими умственными способностями Дарси преобладал над Бингли. Не то чтобы последнему недоставало ума, просто Дарси был действительно очень смышленым. Но в то же время он был пренебрежительным, сдержанным, тщательно-капризным, а его манеры, несмотря на их изящество, были не слишком приветливыми. Именно с этой точки зрения его друг имел большое преимущество. Бингли мог рассчитывать на симпатию окружающих везде, где он был, Дарси же — всюду — вызывал у окружающих раздражение.

Характерным в этом отношении был тот способ, которым они описывали меритонский бал. Никогда в жизни не встречал Бингли таких приятных людей или таких хорошеньких девушек, все относились к нему с чрезвычайным дружелюбием и вниманием; не было никакой формальности, никакой скованности, очень быстро он перезнакомился со всеми присутствующими в комнате; что касается мисс Беннет, то он и не представлял себе, что женщина может быть такой божественно красивой. Дарси же, наоборот, увидел собрание людей не слишком красивых, не по моде одетых, к которым он не испытывал никакого интереса и от которых не получил ни удовольствия, ни проявлений симпатии. Да, он не отрицал, что мисс Беннет — хорошенькая, но, на его взгляд, она слишком много улыбалась.

Миссис Херст и ее сестра не возражали и добавили, что они от нее в восторге, что она им нравится, и пришли к окончательному выводу, что мисс Беннет — хорошенькая девочка, о которой они были бы не против узнать больше. Поэтому сестры закрепили за мисс Беннет статус хорошенькой девочки, а их брат осознал, что эта одобрительная характеристика наделяет его правом думать о ней так, как ему заблагорассудится.

Раздел V

Недалеко от Лонгбера жила семья, с которой Бенетты поддерживали особенно дружеские отношения. Ранее Уильям Лукас занимался торговой деятельностью в Меритоне, где и заработал немалое состояние и, во время своего пребывания на посту мэра, удостоился чести получить дворянское звание после соответствующего обращения к королю. Приобретенное вместе со знатностью ощущение собственной значимости оказалось слишком сильным. Оно вызвало у него отвращение к собственному бизнесу и к собственной квартире в небольшом торговом городке; поэтому, покинув и свой бизнес, и свою квартиру, он перебрался в имение, которое находилось в миле от Меритона и которое с тех пор стало называться Лукас-Лодж. Там Уильям Лукас мог предаваться приятным мыслям о собственной значимости и (больше не обремененный бизнес-делами) полностью посвятить себя проявлениям вежливости ко всем на свете, потому что новое положение, возвысив его в собственных глазах, совсем не добавляло ему тщеславия. Наоборот — с другими он был сама внимательность и доброжелательность. К его природным качествам: смирению, доброжелательности и вежливости — после представления в Сент-Джеймсе добавилась еще и учтивость.

Леди Лукас была женщиной очень дружелюбной и достаточно бестолковой, чтобы стать хорошей соседкой миссис Беннет. У нее было несколько детей. Старшей из них была умная и рассудительная девушка лет двадцати семи — близкая подруга Элизабет.

То, что сестры Лукас и сестры Беннет встретятся и будут говорить о бале, было делом совершенно неизбежным, поэтому на следующее утро первые пришли в Лонгберн, чтобы поболтать.

Вы хорошо начали вечер, Шарлотта, — вежливо и сдержанно обратилась миссис Беннет к мисс Лукас. — Именно вас мистер Бингли выбрал первой.

— Да, но вторая явно понравилась ему больше.

— А, наверное, вы имеете в виду Джейн, потому что он танцевал с ней дважды. Да, действительно, похоже было на то, что она ему понравилась — мне тоже так показалось, — я даже что-то услышала по этому поводу, тут, видимо, не обошлось без мистера Робинсона.

— Наверное, вы говорите о подслушанном мной разговоре между ним и мистером Робинсоном; разве я вам не говорила об этом? Мистер Робинсон спросил у него, нравятся ли ему меритонские балы и не кажется ли, что в комнате достаточно много красивых женщин, и какая из них, на его взгляд, самая красивая. На последний вопрос он ответил немедленно: «О! Самая красивая, несомненно, это старшая из сестер Беннет, здесь иного мнения быть не может».

— Вот это да! Он действительно высказался вполне конкретно… и действительно, похоже, что… но вы же прекрасно знаете, что такие вещи часто не заканчиваются ничем.

— То, что подслушала я, было ближе к теме, чем то, что подслушала ты, Элиза, — сказала Шарлотта. — Мистера Дарси далеко не так интересно слушать, как его друга, правда? Бедная Элиза! Она всего лишь неплохая.

— Умоляю вас: не вбивайте Лиззи в голову, что ей следует раздражаться из-за его невежливого обращения, потому что он человек настолько неприятный, что понравиться ему было бы большим несчастьем. Вчера вечером миссис Лонг рассказала мне, что он просидел рядом с ней полчаса и не обмолвился ни словом.

— А вы уверены в этом, сударыня? — спросила Джейн. — Нет ли тут какой-то ошибки? Я собственными глазами видела, как мистер Дарси с ней разговаривал.

— Да, разговаривал, потому что, в конце концов, она спросила у него, нравится ли ему Недерфилд, и мистер Дарси просто вынужден был ей ответить; но, по её словам, похоже было, что он очень рассердился, поскольку к нему обратились.

— Мистер Бингли поведал мне, — сказала Джейн, — что мистер Дарси ни с кем много не разговаривает — только со своими хорошими знакомыми. Вот с ними — он исключительно любезен и доброжелателен.

— Дорогая моя, я не верю ни единому слову. Был бы он действительно таким любезным и доброжелательным, то непременно заговорил бы с миссис Лонг. Я догадываюсь, как оно было на самом деле; все говорят, что мистер Дарси чуть ли не лопнет от гордости — и тут он как-то узнает, что у миссис Лонг нет собственной кареты и прибыла она на бал в нанятом фаэтоне.

— То, что он не обратился к миссис Лонг, — не беда, — сказала мисс Лукас, — плохо то, что с Элизой не потанцевал.

— В следующий раз, Лиззи, — сказала ее мать, — я бы, на твоем месте, не пошла с ним танцевать.

— Могу со всей уверенностью обещать вам, мама, что с ним танцевать я никогда не буду.

— Лично у меня, — сказала мисс Лукас, — его гордыня не вызывает такого протеста, как это обычно бывает, потому что он имеет для нее определенные основания. Нет ничего удивительного в том, что такой изящный и элегантный молодой человек, на чьей стороне все преимущества: и родовитость, и богатство, — о себе очень высокого мнения. Если можно так выразиться — он имеет право быть надменным.

— Все это очень верно, — ответила Элизабет, — и я легко бы простила его чрезмерное самоуважение, если бы он не отнесся пренебрежительно к самоуважению моему.

— Думаю, что гордыня, — отметила Мэри, которая щеголяла своим глубокомыслием и начитанностью, — очень распространенный недостаток. Из всего прочитанного я вынесла убеждение, что это действительно распространенный недостаток, природа человеческая очень уязвима, и мало кто из нас не питает чувство самодовольства, которое основывается на той или иной черте — кажущейся настоящей. Тщеславие и гордыня — это разные вещи, хотя слова эти часто употребляют как синонимы. Человек может быть гордым, но не тщеславным. Надменность больше касается нашего собственного мнения о самих себе, тщеславие же касается того, что мы хотели бы услышать о себе от других людей.

— Если бы я был таким богатым, как мистер Дарси, — сказал малолетний Лукас, который пришел вместе со своими сестрами, — то был бы безразличен к собственной надменности. Я держал бы стаю гончих и выпивал бы бутылку вина ежедневно.

— Это было бы для тебя много, — сказала миссис Беннет, — и если бы я увидела тебя за таким занятием, то сразу же забрала бы бутылку.

Парень не согласился и сказал, что она не имеет на это права, она же настаивала, что имеет; и этот спор закончился только тогда, когда завершился сам визит.

Раздел VI

Вскоре дамы из Лонгберна, как и положено, нанесли визит дамам из Недерфилда. Приятные манеры старшей из сестер Беннет еще больше привлекли к ней миссис Херст и мисс Бингли; и, хотя мать показалась им несносной, а младшие сестры не стоящими того, чтобы о них говорить, было высказано пожелание поближе познакомиться с двумя старшими сестрами. Джейн восприняла это проявление внимания с превеликим удовольствием, но Элизабет все еще видела превосходство в их отношении ко всем — возможно, даже к своей старшей сестре — поэтому недолюбливала их; хотя сама по себе их доброта по отношению к Джейн была ценной тем, что влекла, скорее всего, сильной симпатией к ней брата. Каждый раз, когда они встречались, всем было видно, что он действительно восхищается ею; так же хорошо Элизабет понимала, что Джейн все сильнее подвергается воздействию той симпатии, которую почувствовала к нему с самого начала и которая вскоре может превратиться в любовь; но она с удовольствием осознавала также, что широкая публика вряд ли об этом узнает, поскольку Джейн сочетала в себе способность к сильным чувствам еще и со способностью к самообладанию и жизнерадостностью, которые сделают невозможными подозрения со стороны людей наглых и пронырливых. Об этом она и сказала своей подружке мисс Лукас.

— Может, как раз это и хорошо — вводить общество в заблуждение, — ответила Шарлотта, — но иногда такая осторожность способна только навредить. Если женщина будет так умело скрывать чувства от объекта своих устремлений, то рискует потерять возможность привлечь его внимание к себе; и тогда осознание полной неосведомленности публики будет для нее слабым утешением. Каждое чувство включает в себя огромную долю благодарности или радостного тщеславия, поэтому нельзя рассчитывать на то, что оно будет развиваться само по себе. Во всех чувство возникает совершенно спонтанно — легкая симпатия вполне естественна; но мало кто из нас обладает достаточной жесткостью характера, чтобы любить без поощрения. В девяти случаях из десяти женщине лучше продемонстрировать более сильные чувства, чем есть на самом деле. Несомненно, Бингли нравится твоя сестра; но он может так никогда и не суметь чего-то больше, если она не будет его к этому поощрять.

— Но она и так его поощряет — насколько ей позволяет собственный характер. Если даже я чувствую симпатию к нему, то он должен быть просто идиотом, чтобы не чувствовать ее также.

— Имей в виду, Элиза, что он не знает характер Джейн так же хорошо, как ты.

— Но если женщина неравнодушна к мужчине и не пытается это скрыть, то он непременно должен это заметить.

— Может, и заметит, если будет видеть ее часто. Бингли и Джейн встречаются нередко, но ни разу они не провели несколько часов вместе; и поскольку они всегда видятся на больших и разношерстных собраниях, то им далеко не каждый раз выпадает возможность просто поговорить друг с другом. Поэтому Джейн должна максимально использовать те каждые полчаса, когда она будет обладать его вниманием. Когда она сделает так, чтобы мистер Бингли часто бывал рядом с ней, он будет иметь достаточно времени, чтобы полюбить ее так сильно, как ей вздумается.

— Это — хороший план, — ответила Элизабет. — Но он годится для того случая, когда речь идет просто о желании удачно выйти замуж; и если бы я хотела заполучить себе богатого мужа или просто мужа, то, возможно, я этим планом и воспользовалась бы. Но у Джейн совсем иные чувства, она не действует по какой-то продуманной схеме. Пока у нее нет уверенности ни относительно силы своих чувств, ни относительно их серьезности. Джейн знакома с мистером Бингли всего две недели. Она дважды танцевала с ним в Меритоне, однажды утром виделась с ним в своем доме, и с тех пор четыре раза они обедали в компании. Этого явно недостаточно, чтобы он понял ее характер.

— Посмотрим на это с другой стороны. Если бы она с ним просто обедала, то смогла бы только узнать, хороший ли у него аппетит; но не забывай, что, кроме обедов, они провели вместе еще четыре вечера — а четыре вечера могут значить очень много.

— Ну, конечно же! Эти четыре вечера дали им возможность убедиться: обоим больше нравится игра «очко», чем покер; что же касается основных черт характера, думаю, здесь мало о чем можно было узнать.

— Ну что ж, — сказала Шарлотта, — всем сердцем желаю Джейн успеха; думаю, что если бы она вышла за него замуж завтра, то все равно у нее был бы не меньший шанс стать счастливой, чем когда бы она упорно изучала его характер весь год. Счастье в семейной жизни — дело абсолютно случайное. Даже если будущие супруги хорошо знают характеры друг друга и их характеры так же хорошо друг другу подходят, это отнюдь не повышает вероятность того, что их супружеская жизнь будет счастливой. Со временем схожие характеры становятся достаточно разными, чтобы вызвать раздражение и у мужчины, и у женщины; лучше знать как можно меньше о недостатках человека, с которым тебе суждено прожить жизнь.

— Не смеши меня, Шарлотта! Это просто несерьезно, и сама ты такими соображениями никогда не станешь руководствоваться, ты же знаешь.

Поглощенная поиском признаков симпатии мистера Бингли к своей сестре, Элизабет и не подозревала, что сама медленно становилась объектом внимания со стороны его приятеля. Сначала мистер Дарси с трудом признал, что она милая, и на балу он наблюдал за ней без всякого энтузиазма; когда они встретились во второй раз, он посмотрел на нее лишь для того, чтобы потом высказать критические замечания. Но не успел он сообщить своим друзьям, что в ее лице нет никакой приятной черты, как ему стало казаться, что исключительно умное выражение ему придавали прекрасные темные глаза. К этому открытию добавились и некоторые другие, не менее потрясающие. Хотя его придирчивый взгляд и остановился на некоторых отклонениях от идеальной симметрии в ее формах, он вынужден был признать, что у нее стройная и красивая фигура; и, несмотря на его настаивание на том, что ее манерам далеко до тех, которые приняты в модном обществе, ему очень понравилась их непринужденная игривость. Обо всем этом Элизабет совсем ничего не знала — для нее он был лишь молодым человеком, который нигде и никому не нравился и который считал ее недостаточно красивой, чтобы с ней танцевать.

У него появилось желание побольше о ней узнать, и как повод для разговора он начал участвовать в ее разговорах с другими. Такое его поведение привлекло ее внимание. Было это у сэра Уильяма Лукаса, где собралось многочисленное общество.

— Интересно, — спросила она у Шарлотты, — почему это мистер Дарси так внимательно прислушивается к моему разговору с полковником Форстером? Что он хочет этим сказать?

— Ответ на этот вопрос может дать только сам мистер Дарси.

— Но если он сделает так еще раз, то я непременно скажу ему, что знаю, чем он занимается. У него такое саркастическое выражение лица, то если мне самой не проявить наглость, то вскоре я просто начну его бояться.

И когда чуть позже мистер Дарси приблизился к ним, — хотя и без явного намерения поговорить — мисс Лукас подзадорила свою подругу напомнить ему об этом; Элиза отреагировала немедленно — она ​​повернулась к нему и сказала:

— Как вы думаете, мистер Дарси, правда, я высказывалась очень убедительно, когда сейчас приставала к полковнику Форстеру, уговаривая его устроить нам бал в Меритоне?

— И с большой горячностью; но на эту тему женщины всегда говорят с особым пылом.

— Вы к нам слишком строги.

— Скоро наступит очередь и к ней тоже приставать, — сказала мисс Лукас. — Элиза, сейчас я открою инструмент, и ты догадываешься, что будет потом.

— Тебе не кажется, что ты очень странная, подруга? Всегда хочешь, чтобы я играла и пела кому угодно и перед кем угодно! Если бы мое тщеславие было связано с музыкой, твоим стараниям не было бы цены. Но поскольку это не так, то мне что-то не очень хочется садиться за инструмент перед теми, кто привык слушать исполнителей высочайшего класса.

Однако мисс Лукас упорно настаивала, поэтому Элизе пришлось согласиться:

— Ну ладно — чему быть, того не миновать, — и добавила, серьезно взглянув на мистера Дарси: — Есть одна старая добрая поговорка, которую здесь, конечно же, все знают: «Лучше промолчать, чем что-то невпопад сказать». Поэтому я лучше промолчу и приберегу свой пыл для пения.

Играла и пела она хорошо, хотя до изысканности ей было далеко. После того, как она спела несколько песен, и до того, как ее стали просить спеть еще немного, за инструментом ее с радостью сменила сестра Мэри. Поскольку изо всех сестер она была единственной, кто не отличался красотой, Мэри настойчиво получала знания и навыки, поэтому ей всегда хотелось выставить их напоказ.

Но она не обладала ни талантом, ни вкусом. И хотя тщеславие и добавляло ей усердия, оно также подключало к ее манерам педантизм и превосходство, которые могли бы навредить исполнительскому мастерству, превышающему то, которого она достигла. Элизабет, игравшую далеко не так хорошо, зато непринужденно и естественно, слушали с гораздо большим удовольствием; Мэри — под конец своего длительного выступления — все же дождалась похвалы и благодарности, сыграв шотландские и ирландские мелодии по просьбе своих младших сестер, которые — вместе с Лукасом и двумя или тремя офицерами — начали оживленные танцы в другом конце комнаты.

Мистер Дарси стоял рядом с ними и возмущенно молчал по поводу того, что вечер проходил таким образом, поэтому исключал любую возможность разговора. Он слишком углубился в свои размышления и не замечал рядом с собой сэра Уильяма Лукаса, пока тот не начал разговор:

— Какое это прекрасное развлечение для молодежи, мистер Дарси! Что может сравниться с танцами! Я считаю танцы одним из самых выдающихся достижений высокоразвитых обществ.

— Конечно, сэр. А еще они отличаются тем преимуществом, что пользуются популярностью и в обществах менее развитых. Танцевать может каждый дикарь.

Уильям в ответ лишь улыбнулся.

— Ваш приятель танцует просто прекрасно, — продолжил он после непродолжительной паузы, заметив, как к группе танцующих присоединился Бингли. — И я ни минуты не сомневаюсь, что и вы, мистер Дарси, замечательный знаток этой науки.

— Думаю, что вы видели, как я танцевал в Меритоне, сэр.

— Да, действительно видел и получил от этого большое удовольствие. Вы часто танцуете в Сент-Джеймсе?

— Никогда, сэр.

— Не кажется ли вам, что это было бы уместным комплиментом его жителям?

— Этот комплимент я стараюсь не делать никому, если есть возможность его избежать.

— Я так понимаю, что у вас есть дом в Лондоне?

Мистер Дарси кивнул головой.

— Я когда-то сам подумывал о том, чтобы осесть в Лондоне, потому что очень люблю изысканное общество; но сомневался в безвредности тамошнего воздуха для леди Лукас.

Уильям замолчал, надеясь на ответ, но у его собеседника не было для этого соответствующего настроения; в этот момент в их сторону направилась Элизабет, и ему ужасно захотелось сделать что-то очень галантное, он крикнул ей:

— Уважаемая мисс Элиза, а вы почему не танцуете? Мистер Дарси, позвольте мне представить вам эту девушку как весьма желаемую партнершу. Вы же не откажетесь потанцевать, увидев перед собой такую ​​красоту. — И, взяв ее за руку, он уже хотел передать ее мистеру Дарси, который (хотя и крайне удивившись) был совсем не против принять ее, как Элиза сразу же выдернула ее и, несколько смутившись, сказала сэру Уильяму:

— Что вы, сударь, я вовсе не собираюсь танцевать. Неужели вы думаете, что я подошла к вам потому, что занималась поисками кавалера?

Мистер Дарси, как и положено, с серьезным видом попросил разрешения пригласить ее на танец, но тщетно. Элизабет была неумолимой, и эту неумолимость не смог пошатнуть даже сэр Уильям, когда попытался уговорить ее.

— Вы танцуете настолько хорошо, мисс Элиза, что с вашей стороны было бы просто жестоко лишить меня радости созерцать вас во время танца; и хотя мистер Дарси это занятие вообще не любит, я уверен, что он не будет возражать — сделает милость и полчаса потанцует.

— Мистер Дарси — сама вежливость, — сказала Элиза и улыбнулась.

— Конечно, но, несмотря на такое искушение в вашем лице, уважаемая мисс Элиза, можем ли мы удивляться такой любезности, кто же будет возражать против такой партнерши?

Элиза игриво посмотрела на него и отвернулась. Ее нежелание вовсе не оскорбило мистера Дарси, и он с удовольствием думал о ней; именно в этот момент к нему обратилась мисс Бингли.

— Я догадываюсь, о чем вы сейчас думаете.

— А вот и не догадываетесь.

— Вы думаете о том, как это невыносимо — проводить многочисленные вечера таким образом и в таком обществе, и здесь я с вами полностью согласна. Я крайне недовольна! Какая тошнота, и при этом такой шум! А все эти люди — такие никчемные, но такие напыщенные! Так хочется, чтобы вы сказали о них что-то очень саркастическое!

— Ваша догадка совсем неправильная, уверяю вас. Мои мысли движутся в направлении более приятном. Я думаю о той радости, которую могут подарить прекрасные темные глаза на лице хорошенькой женщины.

Мисс Бингли немедленно уставилась на него и пожелала знать, какой же это женщине удалось вдохновить его на такие мысли. Мистер Дарси набрался мужества и сказал:

— Мисс Элизабет Беннет.

— Мисс Элизабет Беннет?! — воскликнула мисс Бингли. — Я крайне удивлена. И давно она у вас в таком фаворе? Когда же мне поздравлять вас, скажите, пожалуйста?

— Именно такого вопроса я от вас и ожидал. Женщины имеют слишком живое воображение — они ​​моментально перескакивают от симпатии к любви, от любви к браку. Поэтому я не сомневался, что вы желаете мне счастья.

— Что же, если вы настроены так серьезно, то я буду считать это дело уже решенным. У вас будет просто очаровательная теща; она, конечно же, будет жить вместе с вами в Пемберли.

Пока она потешалась таким образом, он слушал мисс Бингли с невозмутимым равнодушием; а поскольку его спокойствие убедило ее в отсутствии оснований для волнения, то она еще долго демонстрировала свое остроумие.

Раздел VII

Богатство мистера Беннета почти полностью состояло из имения, которое давало две тысячи фунтов дохода в год и которое, при отсутствии наследника по мужской линии, — к сожалению для его дочерей — должен был унаследовать как родовое имущество какой-то дальний родственник; состояние же их матери, несмотря на свои вполне приличные (как для нее) размеры, никак не могло компенсировать этот недостаток. Ее отец был адвокатом в Меритоне и оставил ей в наследство четыре тысячи фунтов.

У нее была сестра, которая была женой некоего мистера Филипса, служившего у ее отца клерком, а затем ставшего его преемником в этом бизнесе, и брата, который жил в Лондоне и был респектабельным и процветающим торговцем.

Село Лонгберн находилось всего в миле от Меритона — расстояние очень удобное для юнных девиц, которых привлекала туда три-четыре раза в неделю необходимость наносить визиты вежливости своей тетушке и наличие магазина галантерейных товаров как раз по дороге. Особенно часто такие походы совершали две самых младших в семье девушки — Кэтрин и Лидия; их головы были еще менее заняты мыслями, чем головы их сестер, поэтому если не находилось чего-то лучшего, то можно было пройтись в Меритон, чтобы чем-то занять утро и найти тему для разговоров вечером; и какой бы бедной на новости не была окрестность вообще, они всегда умудрялись о чем-то узнать от своей тетушки. Однако пока у них было достаточно и новостей, и оснований для радостного возбуждения, потому что неподалеку недавно остановился на постой полк милицейской армии, прибывший на всю зиму; штаб его был в Меритоне.

Теперь визиты сестер миссис Филипс стали богатым источником чрезвычайно интересной информации. Каждый день добавлял что-то новое в их знания об именах офицеров и их родственных связях. Места их проживания недолго оставались тайной, а со временем они познакомились и с самими офицерами. Мистер Филлипс у всех у них побывал, и этот факт стал для его племянниц источником доселе неизвестной им силы — они только и говорили что об офицерах; теперь богатство мистера Бингли, при упоминании о котором их матушка полнилась энтузиазмом, было в их понимании ничего не стоящим по сравнению с мундиром прапорщика.

Выслушав однажды утром очередные излияния восторга на эту тему со стороны своих дочерей, мистер Беннет прохладно заметил:

— Все, что я могу понять из вашей манеры говорить, это то, что вы — самые глупые девушки во всей округе. Я уже давно это подозревал, но сейчас убедился в этом окончательно.

Кэтрин смутилась и промолчала, Лидия же, не обращая никакого внимания на сказанное, продолжала выражать свой восторг капитаном Картером и надежду увидеть его в течение дня, потому что на следующее утро он должен был уехать в Лондон.

— Мой дорогой, — обратилась к нему миссис Беннет, — меня поражает ваша готовность считать собственных дочерей дурами. Можно отзываться пренебрежительно о чужих детях, но не о своих.

— Если мои дети бестолковые, то я должен об этом знать и не забывать.

— Да, но на самом деле все они — очень умные.

— Хочется надеяться, что это — единственный момент, относительно которого наши мнения расходятся. Раньше я верил, что они совпадают в каждой мелочи, теперь же я вижу: они различаются так сильно, что я считаю двух наших самых младших девушек дурами, каких свет не видывал.

— Глубокоуважаемый мистер Беннет, разве можно ожидать от девушек в таком возрасте, чтобы они были настолько же умны, как их отец или мать? Поверьте мне, когда они достигнут нашего возраста, то будут думать об офицерах не более, чем мы с вами. Помню, мне тоже когда-то очень нравились красные мундиры — в глубине души они мне нравятся до сих пор; и когда исправный молодой полковник с доходом пять-шесть тысяч фунтов в год попросит руки моей дочери, я не скажу ему «нет»; по моему мнению, полковник Форстер выглядел очень привлекательно в своем мундире на одном из приемов у сэра Уильяма.

— Мама! — воскликнула Лидия. — Моя тетя говорит, что полковник Форстер и капитан Картер уже не ходят к мисс Уотсон так часто, как делали это сразу по прибытии; теперь же она замечает, что они часто торчат в библиотеке Кларка.

Миссис Беннет не успела ответить, потому что пришел слуга — он принес записку мисс Беннет. Записка была из Недерфилда — слуга ждал ответа. Глаза миссис Беннет сияли от удовольствия, и она нетерпеливо вскрикивала, когда ее дочь читала эту записку:

— Ну что, Джейн, от кого она? О чем идет речь? Что он пишет? Джейн, не медли, скажи нам, ну же — скажи!

— Это записка от мисс Бингли, — ответила Джейн, а затем прочитала ее вслух.

«Дорогая подруга!

Если вам неведомо сочувствие и вы не придете сегодня, чтобы пообедать со мной и Луизой, то мы рискуем возненавидеть друг друга на всю оставшуюся жизнь, потому что целодневный тет-а-тет двух женщин не может не завершиться ссорой. Как только получите эту записку — приходите. Моего брата и других мужчин пригласили на обед офицеры.

Ваша Кэролайн Бингли».

— Пригласили на обед офицеры! — воскликнула Лидия. — А тетушка нам об этом ничего не сказала!

— Обедают в гостях, — сказала миссис Беннет, — как жаль!

— Можно я поеду каретой? — спросила Джейн.

— Нет, моя дорогая, лучше бы ты ехала верхом, ведь дождь собирается; поэтому тебе придется остаться там на ночь.

— Это было бы неплохой задумкой, если бы только была уверенность, что Бингли сами не предложат отвезти ее домой.

— Этого не произойдет, потому что джентльмены поедут в Меритон в фаэтоне мистера Бингли, поэтому Херсты останутся без лошадей и не смогут воспользоваться собственным экипажем.

— И все же я бы хотела поехать каретой.

— Но, дорогая, папа не в состоянии выделить лошадей, я это знаю точно. Лошади нужны на ферме, правда, мистер Беннет?

— Они нужны на ферме гораздо чаще, чем я способен их раздобыть.

— Но если сегодня ты их уже смог раздобыть, то это как раз на руку нашей матушке.

Наконец она вытащила-таки из своего отца подтверждение, что лошади уже используются на ферме; поэтому Джейн пришлось ехать верхом, и мать отправила ее в дорогу, радостно предвещая плохую погоду. Ее ожидания оправдались: не успела Джейн отъехать далеко, как начался сильный дождь. Сестры переживали за нее, мать же наоборот — радовалась. Дождь шел весь вечер без остановки; было ясно, что Джейн не сможет вернуться.

«Вот хорошо я придумала!» — не раз повторяла миссис Беннет, будто бы дождь пошел благодаря именно ее стараниям. Однако главная «радость» ждала ее на следующее утро: не успели они позавтракать, как пришел слуга из Недерфилда и принес для Элизабет записку, в которой говорилось:

«Моя дорогая Лиззи!

Сегодня утром я проснулась, чувствуя себя очень плохо. Я объясняю это тем, что вчера до нитки промокла. Мои любезные друзья и слышать не хотят о моем возвращении, пока мне не станет лучше. Они также настаивают, чтобы меня осмотрел мистер Джонс, поэтому не пугайтесь, когда услышите, что он ко мне приходил. Ничего особенного со мной не произошло — просто болит горло и голова. Твоя — и т. д.»

— Что же, драгоценная моя, — сказал мистер Беннет, когда Элизабет прочитала записку вслух, — если у вашей дочери случится опасный приступ болезни, если она умрет, то для вас будет утешением знать, что она умерла, добиваясь мистера Бингли и соблюдая ваши указания.

— Да будет вам! Я не боюсь, что она умрет. Разве люди умирают от мелочных простуд? К тому же за ней будет хороший уход. Пока она там — все будет хорошо. Я поеду и навещу ее, когда будет возможность воспользоваться каретой.

Элизабет, не на шутку смутившись, решила навестить сестру, несмотря на отсутствие кареты, а поскольку верхом она не ездила, то ей оставалось только пойти туда пешком. Она сообщила о своем решении.

— Не будь такой дурой! — воскликнула ее мать. — Ты только подумай: как можно идти по такой грязи! А когда ты доберешься туда, то будешь выглядеть просто ужасно.

— Меня не интересует, как я буду выглядеть, меня интересует Джейн, и это — самое главное.

— Ты намекаешь мне, Лиззи, — спросил отец, — чтобы я послал за лошадьми?

— Нет, не надо. Я не боюсь идти пешком. Расстояние ничего не стоит, когда есть побуждение, а идти туда только три мили. До обеда я вернусь.

— Я просто в восторге от твоей деятельной доброты, — отметила Мэри, — но душевные порывы должны руководствоваться здравым смыслом; и вообще — я считаю, что странности всегда должна быть пропорциональными тому, к чему ты стремишься.

— Мы пойдем с тобой в Меритон, — ободрили ее Кэтрин и Лидия. Элизабет согласилась на их предложение, и три девушки вместе отправились в путь.

— Если мы не будем медлить, — сказала по дороге Лидия, — то, возможно, даже успеем немного увидеться с капитаном Картером, пока он не уехал в Лондон.

В Меритоне они разделились: две младших девушки направились в помещение жены одного из офицеров, а Элизабет пошла дальше сама, быстрым шагом минуя поле за полем, с нетерпеливой живостью перепрыгивая ступеньки и лужи, пока наконец не увидела впереди дом; ноги у нее болели, чулки были в грязи, а лицо пылало от энергичных усилий.

Ее провели в комнату для завтрака, где собрались все, кроме Джейн, и где ее появление вызвало большое удивление. То, что она в столь раннее время пешком прошла три мили — и еще по такой грязи, да еще и одна, — было для миссис Херст и мисс Бингли почти непостижимым; Элизабет не сомневалась, что они ее за это презирают. Однако они встретили ее очень вежливо, а в манерах брата было нечто большее, чем просто вежливость — в них чувствовалась приветливость и доброта. Мистер Дарси не сказал почти ничего, а мистер Херст — вообще ничего. Первый разрывался между восторгом, вызванным тем чудесным цветом, которого быстрая ходьба придала лицу Элизабет, и сомнений относительно необходимости отправляться одной в такую ​​дальнюю дорогу. Другой думал только о своем завтраке.

На свои расспросы о сестре она получила ответ не слишком оптимистичный. Спала мисс Беннет плохо, и хотя она была уже на ногах, ей было не под силу покинуть комнату из-за очень высокой температуры и плохого самочувствия. Элиза пожелала, чтобы ее немедленно провели к ней; а Джейн очень обрадовалась, когда увидела ее, потому что в своей записке не решилась попросить ее прийти, опасаясь вызвать тревогу или причинить лишние хлопоты. Однако ей было трудно много разговаривать, и, когда мисс Бингли оставила их вдвоем, она не сказала почти ничего, кроме слов благодарности за ту доброту, с которой к ней относились. Поэтому Элиза просто молча ухаживала за ней.

Когда завтрак закончился, две сестры присоединились к ним; когда Элиза увидела, с какой нежностью и заботой относятся они к Джейн, то и сама стала испытывать к ним симпатию. Пришел аптекарь, осмотрел больную и сказал, — как и следовало было ожидать — что она сильно простудилась и они должны тщательно за ней ухаживать; а еще он посоветовал Джейн не вставать с постели и обещал какие-то лекарства. Она сразу же воспользовалась советом, ибо температура у нее повысилась, а голова разболелась еще больше. Элизабет ни на минуту не оставляла ее, сестры тоже подходили достаточно часто: им все равно нечего было делать, потому что мужчины поехали в гости.

Когда часы пробили три, Элизабет поняла, что пора идти, о чем и сказала — с большой неохотой. Мисс Бингли предложила ей карету, и осталось только немного надавить на Элизабет, чтобы она согласилась, как Джейн проявила такую ​​обеспокоенность ее отъездом, что мисс Бингли пришлось сменить предложение воспользоваться каретой на предложение остаться на время в Недерфилде. Элизабет с большой благодарностью согласилась, а в Лонгберн послали слугу, чтобы тот сообщил семье о вынужденной задержке и принес чистое платье.

Раздел VIII

В пять часов две хозяйки пошли одеваться, а в половине седьмого Элизабет пригласили на обед. На многочисленные вежливые расспросы, которые полились непрерывным потоком, как только начался обед и во время которого Элизабет с удовольствием для себя отметила большую обеспокоенность мистера Бингли состоянием здоровья Джейн, она не могла дать утешительного ответа — ее сестре совсем не стало лучше. Сестры, услышав это, еще два-три раза повторили, как они расстроены, как это вообще ужасно, когда кто-то сильно простужается, и как сильно им не нравится болеть самим, а потом эту тему и не вспоминали. Их равнодушие к Джейн (когда ее не было рядом) возобновило в Элизабет всю ее изначальную неприязнь к ним.

Единственным из компании, кто вызвал у нее хоть какую-то симпатию, был их брат. Его забота о Джейн была очевидной, а вежливость, с которой он относился к ней самой, — очень приятной, поэтому Элизабет в значительной степени лишилась ощущения, что она здесь незваная гостья — а именно такой, как ей казалось, и считали ее все остальные. Они уже едва замечали ее. Мисс Бингли жадно прислушивалась и присматривалась к мистеру Дарси, сестра ее с меньшей жадностью делала то же; Мистер Херст, рядом с которым сидела Элизабет, — был вялый человечек, который жил для того, чтобы пить, есть и играть в карты; он так и не сообразил, что сказать, когда узнал, что ей больше нравятся простые блюда, а не рагу.

Когда обед закончился, Элизабет быстренько вернулась к Джейн, мисс Бингли начала ругать ее сразу же после того, как за ней закрылась дверь. Оказалось, что и манеры у нее плохие — смесь чопорности и наглости, — и разговор поддерживать она не умеет, и вообще — нет у нее ни стиля, ни вкуса, ни красоты. Миссис Херст, которая была того же мнения, добавила:

— Короче говоря, она может похвастаться только тем, что она — прекрасный ходок, и больше ничем. Никогда не забуду, как она выглядела сегодня утром. А выглядела просто какой-то неистовой.

— Ты права, Луиза. Я чуть не расхохоталась. Ее приход — такая глупость! Это же надо — мчаться по полю из-за того, что сестра простудилась! А ее волосы — неопрятные, растрепанные!

— Да вот же. А ее нижняя юбка! Думаю, ты видела ее нижнюю юбку — она ​​вся была в грязи, этого не смогло скрыть даже приспущенное платье.

— Может, изображенная тобой картина и чрезвычайно точна, Луиза, — сказал мистер Бингли, — но все это не коснулось моего взгляда. Мне показалось, что мисс Элизабет Беннет выглядела чрезвычайно хорошо, когда зашла сегодня утром в комнату. А ее грязной нижней юбки я просто не заметил.

— А вы, мистер Дарси? Вы же просто не могли этого не заметить! — спросила мисс Бингли. — Я склонна думать, что вам совсем не хотелось бы, чтобы подобным образом выглядела, скажем, ваша сестра?

— Конечно же, не хотелось бы.

— Пройти три, четыре, пять — или сколько там? — миль по колено в грязи, и к тому же, абсолютно одной! Интересно, что она хотела этим сказать? Как по мне, то таким задорно-хвастливым образом она хотела продемонстрировать свою самостоятельность и свое деревенское равнодушие к правилам приличия.

— Она хотела продемонстрировать свою любовь к сестре, и это — очень похвально, — сказал Бингли.

— Боюсь, мистер Дарси, — отметила мисс Бингли почти шепотом, — что эта история пошатнула ваше увлечение ее чарующими глазами.

— Отнюдь, — ответил тот. — Быстрая походка только добавила им сияния.

После этой фразы на некоторое время воцарилась тишина, потом сказала миссис Херст:

— Я чувствую необычайное уважение к Джейн Беннет, она — девушка действительно очень красивая, и я всем сердцем желаю ей удачно выйти замуж. Но при таких родителях и при отсутствии знатных родственников, боюсь, что шансов на это у нее нет никаких.

— Ты как-то говорила, что их дядя — адвокат в Меритоне.

— Да; и у них есть еще один, он живет где-то вблизи Чипсайда.

— Большая шишка, ничего не скажешь, — отметила ее сестра, и они обе весело захихикали.

— Да пусть хоть все их родственники живут в Чипсайде — это не сделало бы сестер Беннет менее приятными ни на грамм! — воскликнул Бингли.

— Но это существенно бы уменьшило их шансы выйти замуж за мужчин с положением, — ответил Дарси.

В ответ на эту реплику Бингли промолчал, зато его сестры радушно с ней согласились и некоторое время весело радовались по поводу родственников- простолюдинов своей дорогой подруги.