Госэкзамен E-Book

Василий Панфилов

• Herausgeber: Vasiliy Panfilov
• Kategorie: Geisteswissenschaft
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 665

Veröffentlichungsjahr: 2023

Beschreibung

Падают Титаны, обращаясь в прах, меняются части Великого Механизма, и ведущие роли начинают играть совсем другие народы и Идеи. Русским Кантонам предстоит выдержать важнейший экзамен, в котором будет решаться - станет ли территория полноценным государством. Враги говорят, что Кантоны скроены на живую нитку и не выдержат испытания, а лидеры новорожденного государства молчат, но планы у них... ... Наполеоновские!

Leseprobe

           Панфилов Василий Сергеевич

Россия, которую мы….

Госэкзамен

Пролог

Международная политика представляется иногда неким подобием часового механизма, все части которого скрупулёзно выточены искусным мастером и подогнаны затем с ювелирной точностью. Заведённые Мастером, движутся эти части с невообразимой синхронностью, подталкивая человечество вперёд, в неизбежно светлое будущее.

Тик-так... стрелочки событий движутся, отсчитывая времена и эпохи. Меняется Мастер, и ключом для завода часов становится не религия, но экономика или некая Идея. Потом снова религия... а впрочем, часовых ключей может быть несколько!

Порой деталь изнашивается в войнах, эпидемиях и Революциях, и Мастером меняется шестерня или часовая пружина, после чего механизм продолжает отсчитывать время, как ни в чём ни бывало. А изношенная деталь, будь-то страна, религия или народ, ржавеет на свалке Мировой Истории.

Если смотреть с позиции Вечности, часовой механизм по-прежнему отсчитывает время и мягко, но неотвратимо подталкивает человечество вперёд. Давно уже нет тех, Изначальных деталей Первых Часов. Народы, религии и страны проржавели до атомов, стали прахом веков и обратившись в небытие.

Но часовой механизм международной политики по-прежнему отсчитывает время, и некоторым, отчасти сакральным образом, это всё тот же изначальный механизм. Что с того, что все детали многократно переменились? Несущественная мелочь... с точки зрения Вечности.

Механизм может стать проще или сложней, измениться дизайн корпуса, и тогда устаревшие детали-народы отправляются на свалку Истории... Если только Мастер не окажется рачительным, и не смахнёт их в коробочку с древними народами и государствами, поставив на обочину Истории и припорошив пылью веков.

Через века или тысячелетия их могут достать, сдуть прах времён и снова вставить в Великий Механизм. А мнение деталей... право слово, смешно.

Есть и другая точка зрения, сторонники которой видят международную политику этаким театром, где зрители могут наблюдать согласованную работу актеров на сцене, но никак не театральное закулисье! На сцене высокие чувства, заставляющие сопереживать происходящему и верить... верить героям, и разумеется - верить в актёров!

Это не обыватели, думающие только о хлебе насущном, а люди идеи, искусства... Они живут эмоциями, сценой, аплодисментами зрителей!

А на деле, в зрительном зале могут только догадываться о том, что за кулисами разворачиваются десятки спектаклей разом. Алчность, алкоголь и наркотики, тщеславие и психические отклонения, сексуальные девиации и Бог весть, что ещё!

Заключаются союзы, подчас противные самому естеству, но...

... всё ради Искусства! А ещё - ради денег, тщеславия, желания войти в Историю и просто... от скуки.

Самый важный человек в театре Международной Политики, это режиссёр...

... или может быть, драматург? А может, ведущие актёры театра, своим талантом способные вытянуть даже бездарный спектакль?

Отдельно, особняком стоит театральный продюсер - человек, без которого вряд ли состоялся бы спектакль. Вечно в тени, за кулисами, незнакомый и совершенно неинтересный зрителям. Организатор. Серый кардинал.

Иногда за его спиной стоит спонсор, на деньги которого и ставится спектакль...

Должности эти могут переплетаться самым причудливым образом, и порой режиссёр обходится без спонсора и даже без продюсера, разрываясь на части и делегируя части полномочий подчинённым. Порой - режиссёром становится спонсор, компенсируя нехватку таланта финансовыми возможностями.

Возникают зависимости и созависимости, закручивающиеся клубком интриг и политических противоречий, продуманных шахматных комбинаций на десяток ходов вперёд, шулерских приёмов и психологического давления.

... а в зрительном зале искренне сопереживают происходящему на сцене, живя чужими, наигранными эмоциями. Умелый режиссёр, талантливые актёры, правильно подобранные декорации...

... и зрители, готовые переживать надуманным страстям. Желательно - зрители неискушённые, с восторгом неофита взирающие театрализованному политическому действу.

Как вариант - зрители, фанатеющие от любимых актёров и режиссёров, прикормленные, мнящие себя знатоками политических миражей. Единожды пригубив наркотического вина политического театра, они не утруждают себя глубоким анализом спектакля, и жаждут лишь зрелищ.

Некоторых из них допускают за кулисы, в святая святых, но...

... в точно рассчитанные моменты. Они видят не безобразные свары и подлейшие поступки, а волнение коллектива перед спектаклем или усталость - после него. Зрители чувствуют себя причастными... и не понимают, что это тоже - спектакль!

Считая себя тонкими знатоками и людьми без сомнения посвящёнными, они пишут нужные, правильные статьи и говорят нужные вещи...

... лишь немного упрощая и искажая видимые им реалии. Как правило, из лучших побуждений, потому что... ну в самом деле, зачем филистеру1 вдаваться в тонкости политики? Незачем... да и скучно будет!

Другие упрощают ситуацию и чуть-чуть иначе расставляют акценты, мня себя людьми посвящёнными, причастными к неким Тайнам. Информация подаётся дозировано, выверено и на все вкусы. Это называется...

... собственное мнение!

Есть и актёры второго плана, которые жаждут стать ведущими, и право слово, некоторым из них стоило бы дать шанс! Есть художники-декораторы, осветители и даже рабочие сцены, и кто осмелится сказать, что их труд ничтожен?

Они тоже вступают в альянсы, любят и ненавидят, дружат и враждуют... и их не стоит недооценивать. Песчинки, прах под ногами Великих. Вот только редко кого из них устраивает роль мусора, налипшего на подошву Всемирной Истории!

Большинству из них суждено сгинуть под пятой Истории, перемоловшись до праха, до атомов и растворившись в небытие. Но иногда песчинкам...

... рабочим сцены...

...актёрам второго плана...

... малым народам...

... идеям...

... и государствам удаётся договориться! Складывается пазл из осколков удачи и терпения, национального характера и трудолюбия, финансов...

... и бешеного, неукротимого желания стать чем-то большим, нежели пыль под ногами!

Падают Титаны, обращаясь в прах, меняются части Великого Механизма, и ведущие роли начинают играть совсем другие народы и Идеи.

Первая глава

Газетные строчки тлеют огнём будущих пожарищ, воняют неубранными с полей сражений трупами, звучат надрывающими душу бравурными военными маршами и вколачиваются в мозг речами будущих победителей, уже начавших передел территорий, экономики и сфер влияния.

Война! Славная, победоносная, справедливая! Она ещё не началась, но подготовка к ней ведётся полным ходом, и уже сейчас можно предсказать накал ненависти, всеобщего озверения и готовности умереть, вцепившись из последних сил в горло Врагу.

Всегда - с Большой Буквы. Исконный, страшный... и между строк читается - Враг рода Человеческого.

В роли Человечества - читатель, его родные и близкие, его народ и страна. Нация. Он, Читатель, воплощение всех мыслимых добродетелей, а недостатки подаются столь лестным образом, что само их наличие говорит исключительно о высоких нравственных и моральных качествах лучших представителей Человечества.

О союзниках пишут комплиментарно, но непременно с душком. Чуть-чуть... ровно настолько, чтобы Читатель покачивал снисходительно головой, читая о них, и пропитывался ощущением собственного и национального совершенства. Они, союзники, тоже представители Человечества, но представители второстепенные, запасные.

Противник - расчеловечивается, кастрируется морально и интеллектуально. В газетах - призывы уничтожить, растоптать, стереть с лица Земли! Никакой пощады Врагу!

Война уже началась и первые выстрелы уже прозвучали - с газетных разворотов, с парламентских трибун, со страниц спешно печатаемых книг. Басовито рявкают гаубицы политических партий, на прямую наводку выкатываются радикалы и националисты всех мастей, пулемётными очередями статей стреляют газеты. Война разгорается с каждым днём, с каждым выступлением политика в поддержку вражды, с каждой статьёй в поддержку грядущих битв.

Роты добровольцев уже заняли позиции в ближайших кабаках, выпуская ругательства и шовинистические высказывания в сторону противника. Боевой дух их высок, и как правило - тем выше, чем меньше шансов отправится на войну лично у них. А пока добровольцы пробуждают пыл недостаточно патриотичным и воспитывают своим примером молодёжь, которой предстоит отправится на позиции, но уже не в кабаки, а в окопы!

Школьные учителя пылают дешёвым казённым патриотизмом, накачивая подрастающее поколение сладкой патокой государственной пропаганды. Вытряхиваются пропахшие нафталином, старинные, порой откровенно сомнительные истории о Героизме, Чести и Славе. Сомневаться нельзя! Верь!

Умиляйся, роняя на пожелтевшие страницы слёзы и мечтая о такой же славной судьбе и героической гибели, после которой о тебе напишут несколько строк в провинциальной газете. Это ли не счастье!? Это ли не завидная судьба?!

Быть убитым, замученным, умершим в госпитале от ран и тяжёлой болезни, от эпидемии и злого поноса... Список этот почти бесконечен и всегда страшен, но положено - завидовать! Трескучие фразы о том, как "Отрадно и почётно умирать за Отечество2" повсюду, на любой вкус.

Газеты, книги, речи политиков и школьных учителей, разговоры родителей за ужином и книги, рекомендованные для чтения, уроки патриотического воспитания и молебны. Победоносная война! Справедливая! Славная!

Выбирай лозунг, под которым пойдёшь на смерть! Ну?!

Это - государственная политика, политика правящего класса. Людей, которые кричат "Вперёд!", а не "За мной!" и позируют для придворных художников верхом на коне, держа за древко развевающееся знамя, и указуя вперёд перстом или обнажённым клинком. Они не будут лично вести пехотные цепи в атаку, не будут делить окопы с пехотными ротами и кормить вшей, страдая от дизентерии и "траншейной стопы3".

Тяжек их удел... Оставаясь в тылу, они будут ковать Победу в парламентах и тихих чиновничьих кабинетах, вести тяжёлые бои в ресторанах и на званых ужинах, бесконечно страдая от геморроя, похмелья и запора. Скромные герои Тыла!

За свой тяжкий труд, за героические битвы с оппонентами, за раненую алкоголем печень и больной желудок они не попросят от Нации ничего... кроме власти, денег и гарантий, что так будет - всегда! Ныне и присно и вовеки веков4! Ведь это они и никто другой выковали Победу, подарив её Нации. Они и есть Государство. Соль нации. Сыны Отечества.

Некоторые из них всё-таки погибнут на войне, и это тот самый случай, когда гибель миллионов - статистика, а смерть одного человека - трагедия! Будут портреты в газетах, украшенные траурным крепом, и погибшие представители элиты будут смотреть на живых с вечным укором.

Они погибли, чтобы жил Ты! Ценой своей жизни...

... именно они, а не миллионы погибших остановили Врага! Они лучшие. Самые светлые, самые чистые...

... и Тебе не дадут это забыть. Никогда. Они Герои, и навсегда останутся в учебниках истории, на парадных портретах и везде, где только возможно. Титаны. Полубоги.

Думать иначе - нельзя! Это попытка осквернить Священное, оскорбление Нации и пляска на костях. Святотатец!

Даже если ты сам воевал, терял родственников и друзей, Герои всё равно они, Титаны и Полубоги, а твои родные и ты сам...

... просто выполняли свой Священный Долг! Может быть, тоже героически, но уж точно - не с Большой Буквы! Без упоминания в учебниках истории и без...

... преференций. Её получат родственники тех, Настоящих Героев.

Думать нельзя. Сомневаться нельзя. Задавать вопросы нельзя.

Ради чего мы будем воевать? Честь? Слава? Государственные интересы? Претензии на уровне государств? Долг Родине?

Каким образом интересы частных лиц внезапно оказываются - государственными?!

Какие претензии могут быть у английского рыбака к французскому виноградарю?!

Что успел задолжать нищий, угнетаемый русский крестьянин своему Государству?! Да и своему ли?

... и всё-таки встречаются люди, которые не боятся задавать неудобные вопросы. Листать пожелтевшие, пыльные страницы газет в архивах и делать выписки о Долге, Чести и Государственных Интересах в войнах минувших времён.

А потом, несколькими архивными годами позднее, на соседней полке, находят газетные статьи и статистические выписки, показывающие ситуацию как есть. Без Долга, без Чести и очень часто - вопреки реальным Государственным Интересам.

Зато неизбежно всплывают интересы финансово-промышленных групп, у которых всегда имеются имена и фамилии. Почти всегда - те самые, Соль Нации, с портретами в учебниках истории.

Люди, которые не боятся задавать неудобные вопросы, пытаются отделить государственные интересы от клановых. Родину от Государства.

" - Государство, это аппарат управления страной, собранной группой лиц, наделённых властью! - говорят они, - Нужно учиться понимать, где находятся интересы всей страны, а где - группы лиц, осуществляющей управление страной!"

" - Государство и Родина - это не одно и то же!" - вторят им другие.

Где-то их голоса звучат достаточно уверенно, и люди, не боящиеся задавать неудобные вопросы, ведут споры с государственным аппаратом. Разные.

О сути патриотизма, национальных интересах и том, что это эта война может принести народу. Что получат от войны фермеры, шахтёры и рабочие. Снижение налогового бремени? Строительство школ на деньги от репараций и контрибуций? Что?!

Говорят о том, что это война в интересах капиталистов, а трудящимся стоит, получив оружие, повернуть его не на солдат вражеских армий, а на настоящих врагов, заседающих в родных парламентах.

Где-то их голоса звучат еле слышимым комариным писком, и приходится прислушиваться, чтобы услышать мнение, отличное от государственного.

... а где-то иные мнения иметь запрещается!

Политика в моей голове - набатом гудит! Официальное мнение государственных аппаратов разных стран и политических партий, финансово-промышленных групп и отдельных граждан льётся пасхальным перезвоном с газетных страниц, брошюр, докладов и записок.

Одна из гостиных в моём доме целиком отведена под штабную комнату, и везде, на каждом свободном пространстве - информация, информация, информация... Портреты политических деятелей, финансистов и офицеров генштабов. ЮАС, Франция, Британия, Пруссия, Австро-Венгрия, Российская Империя, Япония, Турция и всякая европейская мелочь, вращающаяся в орбите серьёзных игроков.

На стенах, на столах, на стоящих посреди комнаты школьных грифельных досках, на протянутых вдоль и поперёк бечёвках - информация. Финансовые интересы, родственники в других странах, политические симпатии членов семьи, дружеские привязанности, любовные связи, порочные пристрастия и всё, что мы только можем отыскать.

Иногда написанное на доске стирается, и кто-то из нас, постукивая мелом, пишет новые вводные, а мы ломаем головы и спорим до хрипоты, перекрепляя чуть иначе ниточки-связи, тянущиеся от ключевых личностей политического Олимпа.

Мишка называет это Большой Игрой, а в моей голове огромными коваными гвоздями вбито название...

... "Всемирная Паутина", но о сути происходящего мы никогда не спорим.

... мы просто работаем.

Считается, что я оправляюсь от последствий ранения и заодно занимаюсь творчеством. Я и правда много пишу. Статьи в газетах, переписка с именитыми репортёрами, писателями, политиками, революционерами и финансистами. Со всеми, кто обладает хоть крупицей влияния.

Переписка приватная и дискуссии с оппонентами на газетных страницах. Небрежные письма в несколько строк с намёками на намёки, и многостраничные, юридически безупречные договора.

Я велик и многогранен...

... хотя точнее - мы! Просто так получилось, что на гребне волны сейчас я, и читающая публика охотней прислушивается именно к моим словам.

Целая команда занимается анализом ситуации, выписывает основное в паре абзацев, набрасывает начерно статьи и письма, а переписываю начисто - я. Ну или надиктовываю, не суть.

Команда... как это грозно звучит и как перекликается со словом "коммандо"! Воображение рисует суровых бородатых мужчин с оружием, а потом, спохватившись - умных, но несколько болезненных людей, непременно в очках! Очки эти грозно сверкают, а сами библиотечные воины способны словесно дать отпор любому политикану!

... а правда куда интересней, чем рисует воображение.

Генштаб ЮАС "течёт". Староверы себе на уме и не оставили мыслей взять реванш. Социалисты стоят на классовых позициях и многие из них считают само существование Государства архаичной настройкой, готовые бросить в топку Мировой Революции весь континент. С иудеями не проще.

Вся наша команда - полтора десятка человек, включая Наденьку, Фиру и учителок. Сила! Мощь!

... а некого больше привлечь.

Да собственно, и не очень-то надо. Мы не подменяем собой правительство, не пытаемся объять необъятное, а просто корректируем какие-то моменты, которые считаем особенно важными. Как можем...

... а можем немногое, переоценивать свои силы мы не склонны.

Впрочем, недооценивать нас тоже не стоит.

За Мишкой стоит Сниман и значительная часть Генштаба. Да, там "течёт"... но право слово, Генштаб ЮАС даже в таком виде даст фору иным европейским коллегам! Заковыка в том, что брат может использовать дай Бог пять процентов этой силищи.

Владимир Алексеевич слишком занят делами Дурбана, чтобы всерьёз участвовать в наших делах, но руку на пульсе событий держит и не стесняется использовать административный ресурс. Впрочем, с ресурсом этим такая же беда, как с Генштабом.

Политические баталии в городском совете переходят подчас в рукопашные схватки, дуэли, перестрелки из засад, убийства, шантаж и прочие реалии провинциальной политики. И мы в этой грязи...

... с головой! Собственно, в этом случае скорее мы получаемся ресурсом для Владимира Алексеевича, а не наоборот.

Но это тот случай, когда деваться некуда, и нам кровь из носа нужно перехватить власть в Дурбане! Ситуация сложилась так, что город - наш, и защищать его предстоит - нам. А власть - пока что - у буров, притом из числа националистов, готовых воевать до последнего русского солдата.

Юлия Алексеевна и Степанида Фёдоровна, то бишь директриса единственной в Дурбане гимназии, и её заместительница - дамы влиятельные, и влияние их сложно переоценить. Правда, за пределами города и отчасти Кантонов это влияние сходит на нет, но и там у нас есть свои люди, например...

... Корнейчуков. Плантатор, революционер, известный писатель и (внезапно!) один из вождей матабеле. Фигура!

Ситуация престранная, и я мог бы сравнить её с шахматной баталией, но...

... пожалуй, всё-таки нет! Это какой-то дурной сеанс одновременной игры в сумасшедшем доме, когда кто-то играет в шахматы, кто-то в шашки, а кто-то и вовсе - в дурака! Вслепую притом.

Дикая, невообразимая смесь тончайших, математических расчётов, интуиции и авося. Я предпочитаю называть это работой подсознания... но хрен редьки не слаще. Думаем, строим козни, а потом оп-па!

... и кто-то из нас говорит:

" - Как хотите, но я считаю..." - и что характерно, половина аргументов в стиле "Я так вижу" и "Ну вы что, не понимаете, што ли?"

... и иногда мы поступаем вразрез с расчётами, по интуиции. Потому что потому. ВотЪ!

У противника, по словам Мишки, ситуация не слишком отличается от нашей. Это только в теории в Генштабах и правительстве великой страны сидят сплошь высокообразованные патриоты, думающие исключительно о Деле и Родине.

На деле же всё как всегда, непотизм5 процветает. Где-то всё совсем печально, как в богоспасаемом Отечестве. Где-то, например в Пруссии, ситуация более-менее приемлемая, но и там хватает потомков древних фамилий, которых непременно нужно устроить на хорошую, социально приемлемую должность.

Единственное, в Пруссии этих самых потомков развелось столько, что среди идёт нешуточная конкуренция на интересные места... Собственно, за счёт этого страна и не тонет.

Отдельно - Балканы и Османская Империя с извечным бардаком, заговорами и переворотами.

Румыния с территориальными претензиями к соседям.

Польша и Княжество Финляндское, вечно беременные Революциями...

... и прочая, прочая...

Отпустив самокатчика6, внешне забавного лопоухого парнишку с цокающим акцентом скобаря7... и жёстким, тяжёлым взглядом человека, познавшего Глад, Мор и Войну, я дождался, пока он выйдет со своим велосипедом за калитку, и только потом вскрыл конверт.

Записку читал прямо на веранде, не заходя в дом. Недавно прошёл дождь, воздух напоён ароматами растений так, что кружится голова, но очень уж сыро, а в помещении даже несколько душно, не спасают даже настежь распахнутые окна и крутящиеся вентиляторы под потолком. Если бы не опаска лишних глаз и порывы ветра, перебрались бы с бумагами на веранду, но увы...

- Однако, - поискав глазами одну из пепельниц, которые держу для гостей, сжёг в ней бумаги, и ведомый паранойей, растёр в ладонях пепел. Тяжело (рана всё-таки саднит) усевшись в кресло-качалку, я некоторое время сидел без движения, сматывая обрывки мыслей в один пёстрый клубок.

- Никак не могу привыкнуть, - меланхолично пожаловался я неведомо кому, и встав с кресла, вошёл в дом, пребывая в задумчивости.

- Курьер, - ответил я на невысказанный Надей вопрос, - из Генштаба.

Девочка только кивнула молча, и хотя её мучает неутолимое женское любопытство, она уже знает, что несмотря на доверие, некоторые тайны умрут вместе со мной. Ведомая инстинктами, она пытается иногда молочными зубками, как бы играясь, прокусить броню чужих секретов, и бывает, обижается немного на молчание, но не всерьёз, а как бы пробуя пределы дозволенного.

Ещё раз кинув на меня взгляд, Надя снова закопалась в бумаги, занимаясь перепиской и анализом данным. По сути, она выполняет роль секретаря, притом не моего личного, а всей нашей команды.

Работоспособность у неё потрясающая, а что ещё важнее - необыкновенное чувство Слова. Мельчайшие смысловые оттенки, полутона и нюансы она видит так, как будто к каждой строке и каждому слову прикреплено подробное пояснение с картинками.

В голове мелькает иногда сожаление о том, что Надя тратит своё время на учёбу в гимназии...

... но увы, общение со сверстниками это часть терапии, медики в этом непреклонны и единодушны. А всё-таки жаль... даже так, тратя три-четыре часа в день на разбор переписки, она ухитряется не теряться в бумажном море из личных и деловых связей, бюрократических отписок и газетных статей.

Эсфирь, закалённая ведением Палестинских дел, занимается финансовым аудитом. Надо признать, небезупречно... Я её очень люблю, но не считаю воплощением всех мыслимых достоинств. Она восхитительная, любимая и любящая, очень умная, но вполне земная девушка.

Финансы - наука далеко не гуманитарная, где можно выехать за счёт врождённого таланта. Бывают гениальные поэты и в пятнадцать, но вот гениальных финансистов пока не встречалось! Таланта у Фиры хватает, равно как и желания разобраться, а вот именно что знаний и опыта пока не достаёт.

Ладно... не страшно, всё равно есть ещё дядя Фима с Ёсей на подстраховке. Младшенький Бляйшман, когда перестал баловаться Революцией, оказался ни разу не полупоцем с идеологией в голове, а жёстким и хватким дельцом. Допуска ко всем тайнам у Бляйшманов нет...

... но подозреваю, помогая Фире разбираться с финансовыми документами, они поняли много больше, чем мне хотелось бы...

... равно как и у меня нет допуска ко всем тайным делам Иудеи и иудеев, но притом знаний о ситуации с делами жидовскими сильно больше, чем хотелось бы Бляйшманам!

В общем, весёлая и интересная игра с союзниками "мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем...", с засылкой шпионов и вербовкой агентов влияния. С попыткой самую чуточку скорректировать экономику и политику союзников в нужную тебе сторону и прочими увлекательными, сугубо дружескими интригами.

Без обид! Есть правила игры, а мы уже не дети и можем играть в такие игры, не наливаясь гневом и пожимая руку после проигранной партии.

- Итак, - начал я, и Санька, медитирующий перед перепутанным макраме из статей и фотокарточек, нехотя повернул ко мне голову, потирая виски. С недоумением взглянув на надгрызенное яблоко в руке, успевшее изрядно потемнеть, он усмешливо качнул головой и кинул его в корзину для бумаг.

- Нам стало известно, - продолжил я, - что в Сербии произошёл переворот и династия Обреновичей, занимающая уверенно антироссийскую политику, жестоко уничтожена толпой восставших8.

- Пардон... - сверившись с запиской и поглядев на часы, поправляюсь с неловкой кривоватой усмешкой, - будет уничтожена. Разница во времени... как раз сейчас убивают.

Надя прикусила губу, но смолчала, только вздохнула прерывисто. Кажется, до неё только что дошло, что чужие тайны могут быть столь неприглядными. В глазах девочки мелькнуло сомнение и я сделал паузу...

... но нет, упрямо наклонив голову, Гиляровская осталась сидеть, обратившись в слух и глядя мне в глаза. Несколько секунд мы играли в гляделки, но потом я отвёл глаза, признавая за ней право...

... и помня совет Адольфа Ивановича. В психологии и психиатрии Елабугин будет покомпетентней многих признанных светил, и если он говорит, что борьба со своими страхами кажется ему подходящей терапией, то так тому и быть!

"Обреновичи", постукивая мелом, пишу на доске и перечёркиваю жирной линией, показывая пресечение династии.

- На смену Обреновичам придёт пророссийская династия Карагеоргиевичей.

"Карагеоргиевичи", выписываю на доске.

- Организатор переворота, капитан Драгутин Димитриевич, известен как один из лидеров националистов, имеющих своей целью объединение южнославянских народов в одно государство, - продолжаю я, - Достоверно известно, что переворот осуществили при поддержке военной разведки Российской Империи.

Прерываюсь ненадолго, чтобы дать время на осмысление ситуации.

- Можно сказать с большой долей уверенности, - продолжаю монолог, - что заговорщики не собираются уходить в тень, предоставляя всю полноту власти королю Петру Первому Карагеоргиевичу или парламенту. Напротив, они собираются взять страну под контроль9, а в планах у них - объединение южных славян в королевство Югославия!

- Красиво, - нехотя признал Санька, - грязно до предела, но красиво! Одним ударом вывести из-под влияния Австрии Сербию, а учитывая территориальные претензии сербов к соседям, то и все Балканы!

- Полыхнёт, - кусая губу, соглашаюсь с братом, - хорватов и словенцев они рассматривают как "сербов католического вероисповедания". К Болгарии и Македонии у них претензии территориального характера.

- Ещё румыны, - неуверенно сказал Санька, - ввяжутся ведь, а?! Не удержатся, не смогут удержаться!

- Пожалуй, - чуть помедлив, кивнул я, - Румыния де-факто вассал Австро-Венгрии и Франции разом, то бишь союзным Болгарии странам, но нет... не удержаться! Какой-нибудь пограничный инцидент на границе болгарского княжества...

- Да не один! - живо перебил меня Чиж.

- Считаешь? - я чуть задумался, проворачивая в голове страницы Истории и вспоминая поведение этих стран в сходных ситуациях, - А ведь пожалуй!

- Сильный ход, - вздохнул Санька и закусал губы.

- Сильный, - эхом отозвалась Надя, и встав со стула, подошла к карте Европы, висящей на стене и частично перегораживающей оконный проём. Некоторое время она молча стояла перед ней, вздёрнув подбородок и заложив руки за спину.

- Народно-либеральная партия Болгарии выступает за самые тесные политические и экономические связи не только с Германией и Австро-Венгрией, но и с Великобританией, - начала она тоном гимназической учительницы, - Лидеры партии считают, что Болгария должна занять максимально нейтральную позицию.

- ... и продать себя подороже в конце войны, когда победитель уже определится, - дополнил я девочку.

- Грубо, но верно, - усмехнулась она, покраснев едва заметно, а я с трудом удержался от закатывания глаз... Ох уж эти барышни в пубертатном возрасте! Всё-то у них вызывает смущение!

- Либеральная партия близка по духу Народно-Либеральной, но в отличие от неё, видит войну средством решения национальных проблем, - продолжила Надя всё тем же менторским тоном, несколько неуместным для её возраста и ситуации, - Партия эта имеет поддержку князя Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, который претендует на гегемонию Болгарии на Балканах, видя себя основным претендентом на европейское наследство Османской Империи.

Замолчав, Надя прикусила губу и принялась рассматривать карту - так, будто видит с высоты птичьего полёта марширующие отряды славян, готовых вцепиться друг другу в горло. На красивом её лице начала наливаться тоска...

- Война, - тихонько сказал Санька, до сих пор не переболевший славянофильством в тяжёлой форме, подхваченным у Гиляровских, - Балканы взаимно аннигилируются...

Он отчаянно сморщился и заморгал часто. Надя, посмотрев на него, скуксилась ещё сильней.

- А нам очень нужна эта война? - тихохонько спросила она, моргая набухшими веками.

- Нет! - рявкнул я и тут же смутился, - Извини... нервы ни к чёрту!

Надя тут же сочувственно посмотрела на мой раненый бок, а взгляд брата сделался по-собачьи виноватым.

- Да нет же! - отфыкнулся я и промокнул платком потный лоб, - Это так... мелочь, право слово! Просто кувырком всё... как всегда.

- Нам не нужна война, - повторяю ещё раз, для убедительности постукивая себя кулаком по ладони, - Даже если отбросить к чертям единство славян и прочие благоглупости... Да, Сань, я знаю твоё мнение по этому поводу! Война нам не нужна ещё и потому, что боевые действия на Балканах приближают войну Мировую!

- А у нас, - продолжаю, борясь с внезапно накатившей усталостью, - каждый мирный день - это ещё один пароход с переселенцами из России. Ещё один самолёт. Десяток пулёмётов. Обученный санинструктор...

Вздохнув прерывисто, заставляю себя замолчать, хотя список этот едва ли не бесконечный.

- Не нужна... - задумчиво повторила Надя и снова обернулась к карте. Короткое, задумчивое молчание...

- А если... - она обернулась ко мне, и в голосе её прозвучал злой азарт, - уничтожить партию войны?! Физически?

В несколько минут, постукивая на доске мелом, она вывела основных фигурантов и предложила весьма дельные, а порой даже изящные, пути их устранения. И даже...

... не всегда насильственные. Да, будут трупы, в том числе и людей непричастных. Но...

- Работаем, - сухо киваю я.

- Нет... - Надя даже попятилась, - ты хочешь сказать, что мы...

Она выразительно обвела руками нас.

- ... вот так вот?! Просто?

- Вот так, - спокойно отозвалась Фира, - Не самые умные, не самые компетентные... но кто, если не мы?

- Нет никаких других, Надя, - грустно усмехнулся я, - оглянись! Мы и есть отцы-основатели, столпы общества и государства!

- Ужас, да? - невпопад отозвался Санька от грифельной доски, сбивая пафос и эпос момента, - Мы, и столпы!

Он потряс нечёсанной головой, будто пытаясь выбросить оттуда эти дурацкие мысли. Столпы... Ха!

- Действительно... - Надя растерянно улыбнулась и болезненно сощурилась, массируя виски и наверное, пытаясь вспомнить более компетентных и влиятельных, - а ведь и некому больше... Боже мой...

Вторая глава

- Слово предоставляется депутату Морозову...

Спикер Городского Совета ещё не договорил, а по широкому проходу, устланному красной ковровой дорожкой, уже стремительно шёл, почти бежал Илья Логгинович, не обращая внимания на пустой левый рукав, выпавший из кармана пиджака. Плотно сжатые губы и раздувающиеся ноздри тонкого, несколько хрящеватого носа, свидетельствовали о крайнем возбуждении этого обычно спокойного и сдержанного человека, и Илья Логгинович не обманул ожиданий.

- Хватит! - рявкнул он на африкаанс, воинственно выпятив вперёд короткую, задиристую рыжеватую бородку, и с силой ударив добела сжатым кулаком по трибуне, - Хватит это терпеть! После захвата Дурбана Фольксраад навязал нам своих представителей, навязал вопреки всем демократическим процедурам! Вопреки здравому смыслу и воле народа!

- Мы не стали оспаривать это решение... - глухо произнёс он и вздохнул прерывисто, набирая воздуха в ходящую ходуном грудь, - Не стали, посчитав его за обычную перестраховку от радикалов в наших рядах! От тех немногих, кто протестовал против статуса вольного города в составе ЮАС, и видел Дурбан неотъемлемой частью Русских Кантонов! Мы пошли навстречу опасениям консервативной части Фольксраада, проглотив обиду и стерпев унижение.

- А нас... - Илья Логгинович сделал паузу, обводя присутствующих яростным взглядом, отдельно остановив свой взор на африканерах, представляющих Фольксраад в Городском Совете, - предали!

- Да! - закричал он яростно, надсаживая горло и перекрикивая орущих оскорбления буров, вскочивших со своих мест, - Предали! Я готов отстаивать свои слова хоть в суде, хоть с оружием в руках!

- ... регламент! Регламент! - тщетно колотит спикер молоточком по столу, а в зале уже вовсю дерутся. Летают кресла, кого-то лупят оторванным подлокотником по спине, кровянятся рожи, мелькают кулаки, а Янсена бьют ногами, целя острыми носками штиблет в толстое бородатое лицо.

Аккредитованные в Совете журналисты лихорадочно записывают происходящее в блокноты, и в газету, немедленно в газету! Добежать до дверей, вручить вырванный листок мальчишке-курьеру на велосипеде - с напутствием спешить так, будто этого зависит чья-то жизнь, и снова в гущу политических событий!

Вспышки фотоаппаратов... снимки в таких ситуациях почти всегда дрянные, не всегда опознаваемые без подписи кто есть кто под фотографией. Поэтому в зале на заседании Совета всегда сидит художник, а то и не один, спешно делая наброски. Не всем это нравится, но...

... это и есть - демократия!

Охрана не сразу растащила драчунов, но воинственный пыл не угас ни у одной из сторон. Пусть буры в заметном меньшинстве, но народ это рослый, откормленный, и сама драка напоминала схватку своры собак с огромными секачами.

- Предали! - неукротимо повторил Морозов, выцеливая взглядом побитых, но не сломленных представителей парламента ЮАС, - По какой причине Фольксраад не стал заниматься развитием Дурбана, спихнув всё на нас, мы можем только догадываться, но все возможные причины отчётливо воняют отборным дерьмом!

Буры снова вскочили со своих мест, но на этот раз не полезли в драку, ограничившись криками и оскорблениями. Орали от души - так, что едва не лопались жилы на шее... но переорать не смогли.

- ... неверие в то, что мы можем удержать город, - хрипло надрывался Илья Логгинович, перекрикивая шум в зале, - желание провернуть масштабную спекуляцию с земельными участками, что-либо другое, или всё это вместе взятое - не важно! Важно то, что Фальксраад не стал развивать Дурбан, оставив его развитие целиком и полностью на нас! Не стал развивать, но представители Фольксраада делают всё возможное, чтобы экономика города не росла, чтобы обороноспособность его оставалась на возможно нижайшем уровне! Что это, как не предательство?

- Дорог каждый день, каждый час, каждая минута, - срывающимся голосом выкрикивал Илья Логгинович, поджавшись вперёд так, что доски трибуны врезались в грудь, - а нам вставляют палки в колёса, затрудняя, а то и накладывая вето на любое решение, идущее на пользу городу! И чем важнее это решение для экономики Дурбана, для его безопасности, обороноспособности, тем больше проволочек.

- Они! - Морозов ткнул рукой в ставленников Фольксраада, - Предатели! Предатели, готовые менять нашу кровь на британское золото! Они называют это национальными интересами, но присутствующие здесь буры, живущие в Дурбане и имеющие имущественные интересы в городе, не дадут соврать - национальных интересов в их поступках нет! Есть предательство.

- Мы спрашивали! - вскочил с ногами на кресло Савва Григорьев, - Мы много раз спрашивали Янсена и Беземайера напрямую, делали запросы в Фольксраад, и знаете что? Нет ответа!

- Нет! - заорал Савва ещё громче, - Есть отписки, которые не назовёшь даже формальными, такими бумагами даже подтереться нельзя - жёсткая! А Шниперсон...

Он огляделся в поисках приятеля, и могучий иудей воздвигся памятником самому себе.

- ... Лейба не даст соврать, он лично ездил в Фольксраад, и что?! Да ничего! Даром потраченное время!

- Не-ет... - пароходной сиреной прогудел Лейба, - не даром! Мы хорошо поняли, что могучий Дурбан, процветающий Дурбан... Дурбан, с честью выдержавший осаду британцев, им не нужен! Там...

Лейба щедро махнул волосатой рукой, захватывая в жменю добрую половину Африки.

... - сидят те, кто хочет видеть Дурбан, разрушенным до основания, и чтоб сами камни его пропитались нашей кровью! А потом на развалины придут они, и будут торговаться с британцами, выторговывая себе мир, завоёванный не ими!

- ... регламент, регламент, - пуча глаза, надрывается спикер, давно уже сорвавший голос и каркающий простуженной вороной. В зале заворачивается второй раунд дебатов - с матом на нескольких языках, оторванными рукавами, попыткой удушить оппонента и плевками в окровавленное лицо.

- ... мы следим, чтобы Дурбан оставался в составе ЮАС! - дорвался до трибуны Пауль Янсен, прижимая окрашенный кровью платок к рассечённой скуле, - Все обвинения неуважаемого Илии и Лейбы - клевета и поклёп, и на этом я настаиваю!

Речь его попытались заглушить свистом, в трибуну полетела всякая мелкая дрянь из карманов, а потом, выстроившись клином, фракция Морозова пошла в атаку, пытаясь оттащить Янсена от трибуны. Вцепившись в дерево сильными лапищами потомственного фермера, тот не желал покидать место, а представители Фолксраада, сгрудившись вокруг, защищали предводителя.

- Предатели! - пароходной сиреной орал бакалейщик де Гроот, рвущийся к соплеменнику на трибуне и пытающийся дотянуться кулачищем до неприятельской физиономии, - Нам! Нам здесь умирать, когда придут британцы! Не вы будете умирать в Дурбане, чтобы женщины и дети за вашими спинами - жили!

- Вон воров из Совета! - начал скандировать де Гроот, так и не дотянувшись до ненавистной физиономии, - Вон предателей!

- Вон - воров! - поддержали его радикалы, отрывая наконец представителя Парламента ЮАС от трибуны - вместе с доской! - Вон - предателей!

Снова разгорелась драка, но на этот раз сторонники Морозова выиграли не по очкам, а тяжёлым политическим нокаутом! Представителей Фольскраада вытолкнули из здания Совета, выкинув следом их документы и все личные вещи из кабинетов.

- ... Илия, ты не мужчина! - орал Янсен, задирая окровавленную физиономию вверх, и не обращая решительно никакого внимания на разбросанные под ногами бумаги, с которыми шаловливым котёнком уже начал играть ветёр, - Ты трус!

- ... дебаты, - прошелестело среди зевак, в быстро кристаллизующейся толпе возле здания Совета.

Бумаги разлетаются под ноги толпе, ложатся в мелкие лужицы, оставшиеся после недавнего дождя. Несколько африканеров, наклоняя по-бычьи головы, собирают их с угрюмыми лицами, невольно склоняя выи перед собравшимися людьми.

- ... а он? - и спрашивающий замирал, стараясь не пропустить не то что ни словечка, а ни единого звука! Это же История! Настоящая, живая... потом уже набегут репортёры, и как водится, всё переврут! А тут он самолично, свидетель...

- ... да ты што? - не верили всё новые зеваки, подходя и переспрашивая у очевидцев, - Так и сказал?

- ... да пустите, черти... пустите, я сказал!

Отпихиваясь от чересчур ретивых сторонников, Илья Логгинович сбежал со ступенек, остановившись за несколько шагов до Янсена.

- Илья, давай я на замену... - всё упрашивал его молодой Шниперсон, придерживая друга за плечо могучей ручищей.

- Не мужчина, говоришь? - Морозов шагнул вперёд, щуря злые глаза, и скандал стал внезапно чем-то большим. Вздохнув, Лейба отступил на шаг и с досадой запустил руку в густую, проволочной жёсткости бороду.

- ... дуэль, - прошелестело в толпе, - стреляться будут!

... но они ошиблись. Накал взаимной ненависти оказался так велик, что дуэлянты выбрали - ножи! Не первый, и наверное, не последний случай в истории ЮАС - одной из немногих стран, где право на дуэль закреплено на уровне Конституции, а вот дуэльного кодекса пока не выработалось!

Секунданты начали было обговаривать условия, но...

- Насмерть! - синхронно выдохнули противники, меряясь взглядами и силой Духа. Суеты с одинаковым оружием и прочим бредом не возникло - что у тебя с собой, тем и дерёшься...

Оба дуэлянта оказались людьми практичными, с боевым и дуэльным опытом. Поэтому и ножи их по размеру напоминали скорее тесаки, которыми сподручней рубить кустарник и вражеские конечности, а не никак не нарезать лежащую на тарелке отбивную. Впрочем, это особенность любого фронтира.

Освободили площадку примерно пять на пять метров, и толпа обступила их, напрочь перегородив улицу. Задним рядам не видно ни черта, но...

... какая, на хрен, разница?! Подробности они выдумают потом, а пока - вот она, дуэль! Представитель Парламента и народный избранник дерутся насмерть!

- ... пропустите... да пропустите же, черти! - мечется на краю толпы мелкий чернявый мужичонка, но его, как одиночку и не тутэйшего, отпихивают назад, не жалея локтей и добрых слов.

- А-а! Да штоб вас! - шваркнув картуз оземь, он задумался на миг, тут же подобрал головной убор, и забрался на ближайший фонарный столб с ловкость обезьяны. Его примеру, заулюлюкав и засвистев, тут же последовали мальчишки-курьеры, молодые парни и несколько подвыпивших мужичков, не боящихся уронить авторитет чилавека степенного и солидново под ноги честно́му люду.

- А действительно... - выдохнул осанистый господин, по виду мелкий служащий банка или приказчик солидного галантерейного магазина. Но, будучи тверёзым и здравомыслящим, не стал изображать из себя обезьянку на потеху толпе, а кинув мелкую серебрушку чернокожему извозчику, застрявшему с пассажиром на краю толпы, вскарабкался в экипаж и встал сусликом.

Бойцы начали расходиться, ожидая сигнала. Янсен, скаля желтоватые зубы, скинул с себя сюртук и одним уверенным движением намотал его на левую руку.

В толпе глухо зароптали, но Морозов не стал протестовать, лишь усмехнувшись кривоватой многообещающей улыбкой. Однорукий, он не считает себя калекой... просто перезаряжать оружие стало немного сложней!

Встав на носки, Илья Логгинович попрыгал на них, и развернувшись боком к противнику, начал, разминаясь, как бы раздёргивать его.

- Неаполитанская школа! - уверенно сказал нетрезвым голосом какой-то доморощенный знаток в толпе, - Зумпата! Щас напрыгивать будет!

Знатоку быстро объяснили по шее, где он не прав, и самое страшное - вытолкали из передних рядов, лишив Зрелища.

- Дурака кусок, - вытолкавший его пожилой рабочий дал напоследок подзытыльник с напутствием, - Илья Логгиныч и так-то однорукий, а тут ещё ты со своим мнением! На хера? Штоб говнюку етому из Парламента воспомоществование советом оказать?! Никшни! Ишь...

Погрозив напоследок мосластым кулаком, авторитетный работяга ввинтился в передние ряды, где для него придерживали местечко.

Благо, нетверёзый знаток говорил на русском, а африканеры, будь они хоть сто раз представителями Парламента в русскоязычном Дурбане, изучением языка себя не утруждают.

- Начали!

... вопреки ожиданиям людей несведущих, дуэлянты не бросились в бой сразу после сигнала, а продолжили ходить, провоцируя иногда противника. Еле заметное движение корпусом...

... и тут же назад! Снова, и снова, и снова...

Внезапно бур рыкнул натуральным львом и бросился в атаку, сперва прижав к груди обмотанную пиджаком руку, а потом резко выбросив её вперёд - пытаясь толи схватить, толи ударить депутата.

Морозов контратаковал беззвучно, скользнув под руку вперёд и немного вбок плавным движением.

Несколько секунд необыкновенно быстрых движений... и Морозов отпрянул назад. С рассечённой головы депутата обильно текла кровь, предплечье жесточайше изрезано...

... а Янсен остался лежать на брусчатке, вскрытый от паха - до горла!

- Как же так... как же так... - отменно высокий, но несколько дрищеватый господин с землистого цвета лицом, всё повторял и повторял одну и ту же фразу, уподобляясь сломанному патефону. В расширенных глазах его нет никаких мыслей, и лишь один неизбывный, какой-то первобытный страх существа, выросшего в совершенно тепличных условиях и впервые столкнувшегося с жестокостью.

Под мёртвым телом африканера тем временем начала расплываться лужа крови, тяжело запахло убоиной, содержимым кишечника и прочими ароматами крестьянского подворья по осени. Откуда-то почти моментально нароились мухи и прочая насекомая погань, припавшая к лужицам крови и развороченному животу.

Отступив на пару шагов назад, тщедушный господин спешно прижал к стремительно зеленеющему лицу надушенный платок. Издав нутряной звук, он ещё сильнее прижал платок, но тем самым лишь измарал сюртук. Рвало его долго и мучительно, до боли в лёгких и желудке.

Янсена, в ожидании коронера, прикрыли куском ковровой дорожки, наспех отхваченной ножом. Ворсистая ткань скрыла тело от сторонних глаз, впитав часть крови с земли, и только тогда зеваки начали расходиться, возбуждённо обсуждая поединок.

- Как же так... - потерянно повторил господин, тщетно пытаясь оттереть с сюртука следы рвоты, - вот так вот, и человека... как можно? Кто да ему право вот так вот... убивать?

- Право? - тот самый немолодой рабочий, вытолкнувший знатока из передних рядов, остановился перед чувствительным господином. Высморкавшись под ноги с тем простодушием простолюдина, в котором баре видят бескультурье, а народ попроще - недвусмысленную издёвку и отношение к чистой публике, работяга достал платочек и культурно вытер сперва испачканные пальцы, а потом промокнул бугристый нос, заросший обильным волосом изнутри и немножечко снаружи.

Нимало не смущаясь разницей в росте, возрасте и социальном положении, пожилой рабочий настроен явно задиристо, ни в малейшей степени не боясь последствий. А правда... а чево он?! Право, тля...

- Права, сударь... - рядом с пожилым рабочим встал молодой, от силы лет шестнадцати, худощавый парнишка с руками, в которые намертво въелось машинное масло и металлическая стружка, - Права - не дают, права - берут... Человек должен сам завоевать себе права, если не хочет быть раздавленным грудой обязанностей10.

- Па-азвольте, - сутуло выпрямился заблёванный господин, опираясь на тросточку и готовый отстаивать свои убеждения, - социальный переворот сам по себе не даст ничего!

- Тю... - насмешливо протянул молодой, скаля неровные зубы, - никак толстовец?

Дрищеватый господин с достоинством выпятил подбородок с клочковатой бородкой, в волосах которой ещё виднелись следы рвоты.

- Да тьфу ты... - сплюнул пожилой работяга на туфлю оппонента, - юрод! Пошли, Савка, нечего с этими господами...

- Уезжали бы вы отседова, господин хороший, - посоветовал паренёк, - здесь вам не там! Ишь, тля... непротивление11...

В Кантонах дела у толстовцев сразу как-то не заладились, да и немудрено. Некоторые идеи мятущегося графа перекликались с извечным мужицким стремлением к социальной справедливости и неприятием церковной иерархии, но...

... пацифизм?!

Российская Империя постоянно воюет - с "туркой" ли, со "злыми горцами" или "дикими текинцами". По газетному, по барски, войны эти всегда священны, и "положить живот" за свободу болгар, грузинцев12 или иных братьев-православных - прямо-таки обязанность всякого православного.

Мужики исправно ложили животы, умирая даже не от пуль и картечи, а прежде всего от болезней, дрянного питания, худых сапог и ледяных казарм. От воровства чиновников военного ведомства, нерадения отцов-командиров, кулаков озверелых фельдфебелей и шпицрутенов. Умирали, добывая свободу, землю и волю кому угодно... но только не себе!

Освободили Балканы... Братья-православные, не будь дураками, предпочли перебежать из-под гнёта туркского, под гнёт европейский, лишь бы не попасть под руку православного батюшки-царя.

Завоевали Кавказ... и Великие Князья тут же принялись спекулировать земельными участками, вновь и вновь поднимая на восстания горские народы.

А мужику-то всё это...

... зачем?!

Вот и появлялись, как грибы после дождя раскольники всех мастей, отказывающиеся приносить присягу Власти, считая её за врага много худшего, нежели османы! В Туретчину, к румынам, в Сибирь... лишь бы подальше от Белого Царя, попов и помещиков.

Но одно дело - драться за интересы чужие, за возможность Великих Князей спекулировать землёй, за кабинетские земли13, выкупные платежи и возможность работать за гроши по шестнадцать часов в день...

... и совсем другое - за своё! Кровное. Вот она, протяни руку - землица. Никаких бар. Своя власть...

... и толстовцы? В Дурбане? В преддверии войны? Да што за на, тля...

В преддверии войны в Кантонах, и особенно в Дурбане, собрался уникальный человеческий зоопарк, так что даже толстовцы с их непротивлением теряются этом фоне. Вот уж точно... каждой твари по паре!

Будто мошки на огонёк, слетаются в Кантоны авантюристы всех мастей. Война! Она ещё не началась, но кто не знает, что война - это не только кровь и смерть, но ещё и Возможности! Не для всех... но люди в Дурбан съезжаются специфические, и очень часто - не брезгливые.

Гешефтмахеры с головами, полными идей и дырявыми карманами. Куртизанки, хипесницы и обычнейшие рублёвые проститутки со всего мира. Странные люди с прозрачными глазами серийных убийц и бродячие проповедники, часто - в одной компании, повязанные самыми странными узами.

Ведёт их жажда. Славы ли, денег, крови... у каждого не выспросишь, да и люди это подчас полезные, и у всех - морковкой под носом - успех нынешних хозяев Дурбана! У всех перед глазами - примеры людей, которые ещё недавно были - ничем!

И желание...

У кого-то - влиться в эти пока ещё не сплочённые ряды. Стать элитой нового государства. Попасть в учебники истории хотя бы в сносках.

У кого-то - сломать сырую, не застывшую ещё кладку государственного устройства, и из этих обломков построить что-то новое, будь-то государство нового социального строя или личная Империя.

Дурбан образца тысяча девятьсот второго года - очень... очень интересное место. Когда-нибудь об этом периоде истории будут писать книги и снимать фильмы, а пока - люди живут здесь так, будто каждый пытается стать Главным Героем!

Третья глава

Вздыхая так тяжко, как только это вообще возможно, Кузьмёныш застоявшимся жеребёнком переминался на тонких ногах и тоскливо поглядывал в маленькое окошко полуподвала - источник солнечного света и божественных звуков...

- ... офсайд, - надрывным дискантом орали во дворе - выплёскивая эмоции, срывая голос и наматывая нервы окружающих на кулак вместе с собственными соплями, - я тебе говорю - офсайд!

Голос был пискляв, авторитетен и яростно-надрывен, как перед хорошей драчкой.

- Рувим, ты с тогошних разов на карточке висишь14! - не менее яростно возражал невидимый, но такой же писклявый и яростный оппонент, - Што за манера жидовская - всё через хуцпу решать!

- Сам ты... - послышалась возня, преддверие обыденной мальчишеской драчки, - Нет, Федь, а чево он? Хуцпа! Нашёлся арбитр! Глаза пусть...

- Пепе! - заорал истошно всё тот же дискант, - Пепе, ты скажи - был офсайд, или как?!

Кузьмёныш завозился и завздыхал с совершенно щенячьим поскуливанием, нетерпеливо перебирая босыми ногами и неотрывно глядя то на окошко, то на низкую дверь, ведущую из маленькой полуподвальной квартирки на улицу, представляющуюся ему раем. Он уже там, во дворе...

- А ну цыть! - строго прикрикнула мать, подкалывая где нужно булавками ношеный костюм, отданный мальчишке сердобольными соседями задаром. Кузьмёныш послушно замер, печально обвиснув, и всей своей тощей фигуркой показывая, меру, степень и глубину своего отчаяния.

Во дворе невидимый Пепе, мешая русский с португальским и африкаанс, авторитетно (и пискляво!) решал насчёт офсайда и висенья на карточке. В итоге спор разрешили практически рыцарским поединком на кулачках.

- По сопатке ему! По сопатке! - азартно орали детские голоса, среди которых явственно выделились несколько девчоночьих. Кузьмёныш люто обзавидовался, он готов сейчас даже получить по сопатке, лишь бы вот так, во дворе, с ребятами...

- Под дых лупоглазого! - азартно вопили болеющие за иную сторону, - А-а! Бить не умеешь! Девчонка!

- По уху, по уху ево!

Затем последовал короткий, но очень эмоциональный разбор драчки, в которой не оказалось проигравших, а были одни сплошные победители. Игра возобновилась, и снова послышались звуки босых ног, пинающих мяч, азартные крики и неизбежное...

- А ну пошли отседа, ироды! - дребезжаще ввинтился в игру старушечий сварливый голос из тех, от которых заранее морщишься, предугадывая затяжной лай и позиционное конфликтное противостояние, - Ишь, взяли барску манеру, мячики ногами лупасить! Вот я вас, озорников! Возьму хворостину, и...

- Да што ж ты за зараза такая, Марковна! - послышался грубый, прокуренный мужской голос, и начавшийся было конфликт поколений разом перерос в увлекательную свару по-соседски, - Всё бы тебе свои порядки наводить, да хворостиной размахивать! Тебе б фельдфебелем к Николашке, знатный бы мордобец и тиран вышел бы! Ребятишки спортом, стал быть, занимаются, к етому... к чемпинату квартала готовятся, а ты им мешать? Сгинь, зараза старая!

Склока с лаем понеслась по двору, вовлекая всё новых и новых участников. Как это всегда и бывает, бойцы вспоминали минувшие дни15, где ядом друг в дружку плевались они.

А потом, как и не было ничего... бумц мячиком и...

- Го-ол!

- Не было! - штопором закрутился в уши голос Рувима, игнорируя пространство и время, - Через руку пошло, по руке! Федя, ну скажи же!

- Ма-ам... - не выдержал Кузьмёныш, выразительно поглядывая на дверь глазами и дыша часто-часто.

- Цыть! - решительно прервала нытьё мать, усталая женщина с натруженными руками прачки и просветлённым лицом Мадонны, - Не мамкай мне!

Вздохнув, Кузьмёныш принялся стойко претерпевать муки примерки жаркого, колючего шерстяного костюма и необходимость стоять неподвижно. Единственная отрада - слушать игру, но и то...

- ... вот здесь подошьём, - ввинчивался в уши пронзительный голос тёти Фейги, взявшейся помогать по-соседски и околачивающейся здесь уже второй день. Свободного времени у домохозяйки при хорошо зарабатывающем муже и почти взрослых детях - полным-полнёшенько, и она, скучая бездельем, щедрою рукой тратит его на соседей, не всегда задумываясь об уместности.

- ... был гол! - доказывал тем временем дискант, - Был! Федя, скажи им...

- ... здесь расставим, и будет у нас не мальчик, а такой сибе пэрсик, шо люди издали будут щурить глаза и говорить: а хто это там прошёл, такой красивый и интеллигентный?!

Мать блаженно улыбалась, кивала и готова была вот так, с булавками во рту, соседкой и разговорами о сыне сидеть вечно! А Кузьмёныш страдал...

Наконец костюм подкололи где надо, местами вместе с Кузьмёнышем, на што тот только шипел тихохонько, потому што надо понимать за женское вдохновение и характер! Вроде как гадость сделали тебе, ан ты и окажешься виноватым. А чего ты... ишь, под руку!

- Ну вот, - выдохнула мать, любовно приглаживая костюмчик на сыне, - хоть сейчас женись!

Сын скривился, но смолчал благоразумно. Необходимость жениться он смутно понимает, потому как это от века заведено и не нами кончится, но напоминать-то зачем?! Фу, девчонки...

- Ма-ам... - проскулил он на грани слышимости.

- Ишь, размамкался, - проворчала та, но видя слёзы, набухающие в глазах кровиночки, безнадёжно махнула рукой, - Ладно, иди. Да смотри у меня! Штоб без...

Мать без лишних слов погрозила кулаком, и мальчишка закивал истово. Скользнув к себе, в крохотную комнатушку, где помещалась только узкая кровать, стол с нависшими над ним книжными полками с парой десятков книг, да стул, он быстро переоделся, подрагивая всем телом от мальчишеского весёлого азарта.

- Я пошёл! - скороговоркой выпалил он, складывая на столе костюм, и выскочил, не дожидаясь ответа и не слыша наставлений вдогонку.

Хлопнула дверь полуподвала, и на солнечный свет вылетел мальчишка, сияя щербатой улыбкой самого счастливого человека во всём мире. А во дворе - друзья весёлой кучей-малой. Налетели, по плечам охлопали, улыбками осветили, и вот он уже - равный среди равных, буцкает в пыли меж домами и сараями старый залатанный мячик, готовясь к чемпионату квартала.

- ... забегай, забегай! - и бумц по мячу... эмоции - самые искренние, на потных замурзанных физиономиях азарт, счастье и готовность именно так провести Вечность, - Го-ол!

Число игроков в команде неровное. Это потом, на чемпионате, будет тютелька в тютельку, а пока вот так - орда сопливая, с азартно подтявкивающим щенком, которого придерживает на коленях рыжая девчонка лет восьми, болеющая за старшего брата.

- Пенальти! - заорал истошно Пепе, голосом заменяя поломанный свисток.

Разбег...

- Наташа-а! - прервал футбольную идиллию женский голос, - Обедать!

- ... го-ол!

- Ма-арк... - пронзительно вторит ей пожилая еврейка, - домой!

- Пять минуточек, Ба!

- Домой! - приговор звучит сурово и безапелляционно, даже если такого слов нет в лексиконе зовущего. Воители разбредаются по квартирам, наспех плещутся над рукомойниками и скороговоркой делятся с домашними футбольными перипетиями.

- ... а я с подката такой - бумц! - рассказывал Кузьмёныш взахлёб, расплёскивая эмоции и почёсывая украдкой разбитую коленку, от которой отвалился наслюнявленный листок.

- ... ну што с тобой делать? - невпопад качает головой мать, занятая домашними хлопотами и подкладывая добавку, - Ты ешь, ешь...

В дверь решительно постучали, и женщина встрепенулась, подхватившись с табуретки и поспешая к двери.

- Додик? - удивилась она, растерянно пропуская незваного гостя.

- Шалом этому дому, - поприветствовал хозяев Бриск, щуря подслеповатые глаза и втискиваясь в крохотную квартирку. Пригнувшись неуклюже, он всё-таки стукнулся лысеющей головой о низкую притолоку. Изрядного роста, он и сутул преизрядно, всей своей нескладной фигурой напоминая вопросительный знак в золотых очёчках.

- Глафира, я пришёл поговорить за поведение вашего сына! - сходу ошарашил он прачку, не утруждая себя вежливыми расшаркиваниями.

- Ах ты паршивец! - напугано ахнула женщина, поворачиваясь к удивлённому сыну, - Признавайся, што ты натворил!

Логика в её испуге наличествует и даже оправдана, потому как - где вдова-прачка, а где почтенный аптекарь? Пусть даже аптека у него крохотная, а сам Бриск служит неизбывным источником анекдотов для всего квартала, но нужно же понимать разницу в социальном положении!

- А я што? - привычно заныл Кузьмёныш, уворачиваясь от свёрнутого грязного полотенца и мучительно пытаясь понять, с какой именно претензией мог придти местный аптекарь. Потому что специально он не шкодит, оно само как-то получается, притом на удивление разнообразно, - Што сразу я?!

- Опять окно?! - сама себя накручивала женщина, хватаясь за сердце и вспоминая, сколько в её тощем кошелке осталось денег, - Ну паршивец!

- Хуже! - скорбным голосом протрубил Бриск, и Глафира опустилась на табуретку, хватая ртом воздух и глядя перед собой остановившимся взглядом.

- Серёжа, - взгляд Додика остановился на мальчике, пригвождая того к дощатому полу, - сядь, нам надо с тобой серьёзно поговорить.

- Д-да... - не чуя под собой ног, Кузьмёныш нащупал свободную табуретку и уронил на неё костлявую задницу, уставившись на аптекаря испуганными глазищами.

- Ах ты... - завыла было женщина, раззадоривая саму себя для предстоящей порки сына. Женщина она добрая, а лупить кровиночку нужно, потому что безотцовщина и шкода! И вообще... как же иначе-то воспитывать? Рыдает и бьёт, а Кузьмёныш страдает не столько от колотушек, сколько от материных слёз.

- Глафира Ивановна, - Додик осадил её тяжёлым взглядом и та, прижав руки с полотенцем к губам, понятливо закивала. Подав гостю табуретку, она уселась и сама, но тут же вскочила, обмахиваясь полотенцем и стискивая побелевшие губы.

- Серёжа, - продолжил Бриск, не отрывая от мальчика гипнотического взгляда, - я сегодня имел интерес наблюдать за ваш дворовый футбол.

Глафира выдохнула что-то нечленораздельное и ещё сильнее замахала полотенцем, задрожав нижней губой и придумывая для себя все возможные ужасы. Русский язык у Додика практически эталонный, но когда он начинает сбиваться на местечковый диалект - дело дрянь!

- Серёжа, - с трагизмом в голосе продолжил гость, - я видел, как ты делал руками вот так...

Додик изобразил, будто хватает кого-то за грудки и весьма неумело обозначил удар. В ином случае это выглядело бы скорее комично, но сейчас из аптекаря выплёскивается паника, и это откровенно пугает.

- Ну... - мальчик часто заморгал, не понимая решительным образом ничего, - так, драчка...

- Драчка! - Бриск вскочил, воздевая худые руки к небу, - Ты слышал? Драчка!

Небо не отозвалось, и Гласа с низкого белёного потолка не послышалось, но эмоциональный посыл был столь силён, что Кузьмины невольно задрали головы вверх, ожидая ответа и тщетно разглядывая трещинки на потолке.

- Никак покалечил кого? - выдохнула мать, опуская наконец голову и растерянно моргая - так, будто в глаза ей попали соринки.

- Хуже! - свирепо выдохнул Додик, так что перепугалась не только мнительная Глафира, но и Кузьмёныш.

- Серёжа! - иудей подался вперёд, и очень бережно взял руки Кузьмёныша в свои, поднимая их на уровень глаз, - Ты мог повредить руки!

- А-а... - выдавила женщина и растерянно захлопнула рот, едва не прикусив до крови нижнюю губу.

- Эти руки, Серёжа, - с напором продолжил Додик, выпятив вперёд подбородок из тех, которые принято считать безвольными, - не для драки!

В карих глазах его засветилось то мессианство, которому без разницы на квадратность подбородков.

- Не для драки, Серёжа, - Бриск не выпуская руки мальчика, поднёс их к глазам матери, - видите? Мозоли!

Он провыл это так трагически, что Глафира отшатнулась испуганно.

- У Серёжи! - провыл Додик, гневно сверкая очами на растерянного мальчишку, хлопающего глазами и не понимающего решительно ничего!

- Серёжа... - вкрадчиво сказал Бриск, меняя тон разговора, - тебе нравится скрипка?

- Ну... да, - осторожно ответил мальчик, совсем не понимая нового поворота в разговоре, - красиво звучит! Эхуд говорит, што у меня талант и будущее. А Гектор, как просморкается и отплювается - што он дал бы отпилить себе ногу без наркоза ещё раз за такие руки и слух.

- Талант, Серёжа! - возбуждённо вскричал аптекарь, - А ты - драться! У человека в руках...

Он осторожно встряхнул руку Кузьмёныша.

- ... ровно тридцать костей! Тридцать, Серёжа! Одна неудачная драка, и ты можешь повредить одну из них, после чего у тебя уже нет будущего! Нельзя... даже воду таскать нельзя!

- Так ето... - начала было Глафира, часто моргая глазами и собирая в кучку воспитательные мысли по поводу приучения к труду, воспитания и прочих несомненно благих вещей.

- Вы хотите для своего сына счастливого будущего, или таки желаете видеть его босяком?! - резко повернулся к ней Додик, раздувая заросшие густым волосом ноздри.

Столь безапелляционная постановка вопроса добила женщину. Для сына она хотела и хотит светлого будущего, в котором он - непременно в костюме. А тут...

... голова её закружилась от видений сыночка со скрипочкой и в костюме. Если уж такие люди говорят о будущем Серёжи, то...

- Господи... - она завыла, сотрясаясь всем телом и прижимая к лицу нечистое полотенце.

- ... сподобилась, - вытолкнула она из себя, ещё пуще заливаясь слезами, - счастье-то какое...

Додик часто заморгал и снял очки, протирая их манжетой и хлюпая носом, а Кузьмёныш, завздыхав, без лишних слов обнял мать. Уткнувшись лицом в тёплую макушку сыны, Глафира плакала от счастья.

Говорить что-то членораздельное она не могла, но...

- ... Господи... кому в Расее... досыта, каждый день...

- ... костюмчик, - дрожащими губами вытолкнула она, - Думать не могла! Костюмчик! А теперь...

Она всхлипнула и зарыдала ещё сильней, но это были слёзы счастья.

- Скри-ипочка-а... тала-ант!

- Обещай! - она вцепилась в сына обеими руками и уставилась глазами, из которых слёзы текли - ручьём! - Обещай... все силы... Ну же... ну!

- Обещаю... - вытолкнул из себя Кузьмёныш, готовый в эту минуту пообещать что угодно, лишь бы мама прекратила плакать. Он смутно догадывался, что футбол, может быть, для него и не всё... Но что многие мальчишеские удовольствия для него отныне под запретом, это точно!

А другой стороны - скрипочка... Нравится ведь! И костюм... не этот, жаркий и колючий, а костюм вообще!

- Обещаю, - уже уверенней повторил он, и мать прижала его к полной груди, разрыдавшись с новой силой.

Завидев толпу, длинной змеёй протянувшейся к спрятанному в глубине сада двухэтажному особняку в колониальном стиле, Глафира неосознанно замедлила шаги, прижав край расписного платка к губам и неверяще округляя глаза.

- Охти... - вырвалось у неё, - это што ж, все...

- Ага, - угрюмо отозвался Кузмёныш, прижимая к боку футляр со скрипкой и упрямо наклоняя подбородок к левому плечу. Проходя вперёд, он грозно сопел, готовый в любой момент двинуть какому-нибудь задаваке по сопатке. А то ишь! Смотрят!

- Это ж сколько народищу... - театральным шёпотом брякнул идущий позади Сашка Ванников, взятый за компанию, - и все сюды? Ужасть! Я б помер со страху, вот ей Богу!

Сердце у Кузьмёныша, после услышанного-то, провалилось куда-то вниз, в район мостовой и даже ниже...

... а потом забухало заново, часто-часто! Сзади послышался звук подзатыльника, и змейски зашипела на приятеля Ида Левинсон - рослая, нахальная, носатая девчонка с повадками опытной базарной торговки - вся в мамеле, дай ей Б-г здоровья!

- Я тибе язык с губами на ключь сажать буду! Не умеешь думать, так не берись мотать нервы вслух! Делай молча и сибе, а не всем окружающим разом!

- Так его! - гоготнул нахальный Севка, рассуждая на тему жениха и невесты, и что характерно - не встречая отпора по этому поводу.

- Воспитывает, - дипломатично отозвался чернявый Пепе, и на душе у Кузмёныша стало почему-то легче. Па-адумаешь! Он, может, всю жизнь (то бишь последние три месяца оной) хочет стать моряком! Если на скрипочке не получится, то вот он, запасной план!

Будет моряком, пиратом и известным путешественником. Ну или торговать с дикими племенами и охотиться на львов! А потом приезжать к матери и дружкам, весь в шрамах от львиных когтей и кафрских ассегаев, пропотелый и запылённый, как дядя Фриц, и рассказывать, посасывая трубочку, истории о своих приключениях, одна другой интересней и чудесатей.

" - А можно же и тово... - постучалась в потную мальчишескую голову горячечная мысль, - разом! Со скрипкой это... концентрировать, и на львов с кафрами приключаться!"

Додик, деликатно подхватив идущую впереди Глафиру под локоток, втолковывал ей что-то успокаивающее, наклонившись пониже.

" - Женихается, штоль? - отвлёкшись от будущих гастролей с ручным львом и преданным слугой-кафром, которого он самолично от чего-нибудь спасёт, недоумённо подумал мальчишка, следя за губами аптекаря, почти касающегося уха женщины, - Мамке двадцать пять годочков уже, куда ж..."

В этот момент его толкнули, и мысли по поводу предполагаемого жениховства и его, Кузьмёныша, отношения к этому, вылетели из головы. Осталось только возмущение и готовность если вдруг что - по сопатке!

... по сопатке не получилось, потому как мальчишек развел дядя Гектор Христодулопулос и дядя ПалВаныч, коротко выговорив обоим.

Померявшись взглядами и...

... Кузьмёныш залихватски и оченно круто сплюнул через дырку в зубах прямо под ноги противному толкачу.

... а оппонент очень гадко и невоспитанно харкнул через губу под ноги людям.

... разошлись.

- Флейта, - снисходительно сказал Сашка, проводив взглядом мелкого невоспитанного поца с верблюжьими привычками, - от неё футляр.

- То-то! - подытожил Кузьмёныш, будто ставя точку в несостоявшемся споре о крутости. В негласном музыкальном рейтинге скрипка занимает почётное первое место, деля его с роялем. А флейта... ну, тоже инструмент! Не литавры и не треугольник, знамо дело... вот уж где стыдобища-то!

- Он ещё и с мамочкой пришёл, - сказала Ида, и в этих словах Кузьмёнышу послышалась подковырка. Он внимательно поглядел на девочку, но та с деловитым видом отковыривала болячку на локте, не обращая на мальчика никакого внимания.

- Ну да, - неуверенно согласился будущий великий музыкант, путешественник и охотник на львов, - маменькин сынок!

А сам он... ну это же совсем другое дело! И вообще...

... сделав вид, что очень занят, Кузьмёныш уткнулся глазами в огромную матерчатую вывеску, растянутую на чугунной ограде.

"Комиссия по делам молодёжи"

Очередь неспешно тянулась, и Кузьмины продвигались всё ближе к саду, поросшему такой умопомрачительной красотищей, какой на Земле и быть не может. За это время Кузьмёныш успел изучить каждую буковку на вывеске, каждый причудливый, художественно оформленный завиток, состоящий будто бы из танцующих языков пламени.

- ... и раз-два-три... - слышалось то и дело, и какая-нибудь девочка, встав на носочки, кружилась прямо на каменной дорожке, разминаясь...

... а заодно и деморализуя соперниц!

Повсюду молодые улыбчивые люди с нарукавными повязками волонтёров, разносящие лимонад, пресекающие ссоры и терпеливо отвечающие на вопросы.

- ... а где? - робко вопросил очередной претендент, высадивший на нервной почве литра полтора бесплатного лимонада со льдом, и смутился, не договаривая...

- Пройдёмте, - ответ доброжелательный, без малейшей тени улыбки, и долговязый мальчишка лет двенадцати, алея ушами, поспешил за волонтёром куда-то за кусты.

В гул голосов вклиниваются распевки, из особняка доносится то пение а капелла, то звуки рояля или фагота. А очередь всё ближе и ближе...

- ... Кузьмин! - доносится как сквозь вату, и вот он перед комиссией, отвечает на вопросы, а что...

... убей Бог, не вспомнить!

- ... и ад либитум16, - доброжелательно говорит пожилой и очень известный музыкант, переглянувшись с Надей Гиляровской, сидящей по левую руку.

- ... безусловный талант, - соглашается комиссия, и Кузьмёныша ажно качает от волнения. Он сейчас не понимает решительным образом ни-че-го... Слышит, запоминает, но не понимает!

- Стипендия? - деловито спрашивает председательствующего молоденькая, невозможно красивенная жидовка, которую весь Дурбан знает как невесту Самого Егора Кузьмича.

- Пожалуй... - кивает мэтр, склоняя голову с львиной гривой седых волос.

- ... поздравляем, молодой человек, - пожилой музыкант, встав из-за стола, пожал мальчику руку, - вы приняты стипендиатом в Школу Искусств!

- ... класс Григория Ильича, - втолковывал ему седовласый, - Школа Искусств, пока строится, поэтому занятия идут...

Видя полную невменяемость новоиспечённого стипендиата, мэтр вздохнул и подозвал родителей мальчика...

... но Глафира Ивановна только улыбалась растерянно и очень счастливо.

- Кхм... я тут некоторым образом, - смущённо начал Додик, подойдя к комиссии и подхватывая женщину под локоток. До Кузьмёныша, как через вату, доносились обрывки фраз.

- ... пока в особняке Владимира Ивановича... проехать можно на конке или...

На обратному пути Додик уже уверенней поддерживал Глафиру Ивановну под локоток. Несколько опомнившись и вернувшись в реальность, женщина сделала было попытку освободить руку...

... но не слишком, впрочем, решительную. Оба смутились и далее шли, алея ушами и шеями, но кажется, им это нравилось!

Кузьмёныш всё это видел, но пребывая мыслями где-то далеко, не обрабатывал поступающую информацию. Он всё пытался переварить рукопожатие мэтра, стипендию и тот факт, что он, Сергей Кузьмин, вообще прошёл в Школу Искусств!

Друзья, дав ему пара минут на размышления, начали тормошить, спрашивая о конкурсе и строя самые грандиозные планы на будущее. Придавленный будущей славой именитого музыканта, Кузьмёныш вполне снисходительно поглядел на мать с Додиком. Пусть их!      

- ... сразу видно - нашенское государство! - громогласно рассуждал подвыпивший пожилой мастеровой, чинно вышагивающий позади Кузьминых на излишне твёрдых ногах по булыжной мостовой. Залитый самоуважением с самого утра, дядька щедро делится с окружающими мудрыми мыслями и луково-чесночным перегаром.

- А то! - поддакивал ему такой же немолодой и излишне чинный приятель, тщетно пытающийся вставить свои полгроша в чужой монолог, - Я вот...

- Не... - не слушая его, продолжал токовать самоуважаемый дядька, - Школа искувств, а? А говорят...

- Да брешут! - вмешался невидимый Кузьмёнышу словоохотливый третий, - Британия, ха! Клали мы на их с пробором и перебором!

- С прибором на их перебор! - пошутил кто-то, и мужики заржали, а потом, мешая в одном предложении поступившую в Школу Искусств внучку залитого самоуважением рабочего, Британию и экономическую ситуацию в целом, сошлись на том, что жить - хорошо...

- ... а если вдруг што, то мы - у-у... За такую жистю, штоб детишки - в школах все до единого, а в школах сортиры с клозетами и бесплатные обеды...

- ... зубами рвать будем, - выдохнул один из мужчин, - Не отдадим!

Про зубы Кузьмёнышу было неинтересно, и далее глас нетрезвого народа он пропускал мимо ушей, сосредоточившись на обсуждении с друзьями действительно важных тем...

... какого мороженого запросить им в честь такого события, да что лучше - иметь ручного льва или мотоциклетку?

***

- Не сходится, - с досадой бросаю карандаш на документы и резко встаю из-за стола. Скрежетнул по полу стул, сцарапывая краску, и я заметался по веранде, как тигр в тесной клетке, только не хватает хлещущего по бокам полосатого хвоста!

- Финансы? - меланхолично поинтересовался сидящий на перилах Санька, с негромким звяком размешивая чай со льдом.

- Они самые...

- Придумаешь што-нибудь, - пожал плечами брат, с сёрбаньем (так вкусней!) отхлёбывая ледяной чай.

- Твоя вера в мои способности воодушевляет, - отзываюсь как можно более ёрнически, но получается скорее упаднически.

- Совсем хреново? - Санька чуть приподнял бровь.

- Ну... помнишь, мы с тобой проблемы пикирования разбирали? Вот тоже самое, только с финансовой точки зрения. Крутое пике!

Для наглядности я даже рукой показал степень его крутости, но Санька не слишком-то впечатлился.

- Придумаешь, - повторил он равнодушно, сызнова сёрбая чаем и почёсывая москитный укус на щиколотке, - на худой конец, изобретёшь чево-ничево, как всегда.

- Да пока ничево, - отозвался я досадой, ероша волосы. Постричься б покороче, но Фире нравится...

- А урезать расходы? - снова приподнял он бровь, выглядывая из-за чашки и продолжая почесушки.

- Куда?! - возмутился я, - Личных расходов у меня по минимуму - считай, только содержание дома, а это по большому счёту - копейки! Ну, рублей сто сэкономлю, если совсем ужаться, вот до притыка нищенского! Машинерия моя, сам знаешь, не для представительства, а для скорости и экономии времени, и так во всём.

- В Париже ещё... - вспомнилось мне, - не забыл ещё мою дурную квазиэкономию? То-то, брат! Учён!

- А на что тогда деньги уходят? - поинтересовался он незамутнённым тоном деревенского дурачка, и даже физиономию состроил соответствующую.

- Са-ань... - я возмутился до глубины души, - ты вообще слушаешь, когда я тебе о финансах говорю? Опять всё из головы повыбрасывал, за ненадобностью?

- Я? О финансах? Хе-хе...

- Всё с тобой ясно! - отмахнулся я от этого юродивого, но тут же повернулся, подозрительно уставившись глаза в глаза, - Издеваешься, што ли?

- Самую чуточку, - засмеялся брат, показывая эту чуточку пальцами, - Помню, помню... кучу проектов тащишь, капиталист недоделанный!

- Тащим! - педантично поправляю его, - Там и твоих денег предостаточно.

- А... - отмахнувшись рукой, как от чего-то несущественного, Санька продолжил пить чай, раздражая меня сёрбаньем и финансовой простодырностью. Вот вечно так с ним! Деньги есть на поесть, и ладно! На поспать мягко, поесть сладко и одеться нормально? Шикуем!

- Нечего урезать, - снова повторяю я, кусая губу, - Университет? Только-только студенты и главное - профессура начала появляться! Ну... массово.

- А программы? - поинтересовался брат, баюкая чашку в мозолистых ладонях, - Чуточку ассигнования университетские урезать? Совсем никак?

- Не-а... и без того наполовину на энтузиазме да на будущих преференциях трудятся! Да и что урезать? Экспедиции биологов с геологами и почвоведами?

- Хотя бы, - пожал плечами Санька.

- Не-а... - снова повторяю я, - они прибыль уже сейчас дают, понимаешь? Там... в общем, сложная система. Крестьяне охотней в землю свои кровные вкладывают, иностранное кредитование и прочее. Нельзя, никак нельзя!

- Остальное... - вздыхаю, - веришь ли, даже филология с историей, мать их гуманитарную ети, пользу приносят! Да не опосредованную когда-нибудь потом, а прямо сейчас! Не напрямую, ясен-красен, но приносят.

- Да и... - дёрнув плечом, усмехаюсь кривовато, - не вдруг урежешь-то, даже если пользы вот прям сейчас и нет! Знаешь, какая психологическая атака мощная вышла, с социальными проектами? Люди сюда ехали, привлечённые конкретными программами, а сейчас... знал бы ты, как пристально за этими программами следят! Это фундамент, на который всё здание государственности опирается.

- Чуточку, - теперь уже я показываю пальцами, - урезать, и всё... волна может пойти. Принцип домино.

- Из производства тоже изымать ничего нельзя, - предупреждаю вопрос, - Если изыму сегодня, то завтра или через месяц недополучу прибыль, которую не смогу пустить на те же социальные проекты. Долгострой у меня и так заморожен, а всё, что в ближайшие месяцы прибыль обещает, трогать нельзя!

- А на государство часть хлопот скинуть? - поинтересовался напряжённо брат, наклоняясь вперёд, - Никак?

- Што можно - скинул, - усмехаюсь криво, - а можно немногое. Всё ж на живую нитку сшито - в одном месте потянешь, весь костюмчик и расползётся. Всё ж надо! Промышленность, сельское хозяйство, медицина, оборона, школы... А переселенцам? Дай, дай, дай... и слава Богу, што едут пока, што не перекрыли путь-дорогу! Неоткуда выдернуть от государства, ни копеечки единой.

- Хм... - допив чай и с хрустом разжевав пару ледышек, Санька соскочил с перил, - давай вместе попробуем покумекать.

- Хм... - это уже я, преисполненный вполне понятного сомнения, - ладно, давай попробуем!

Закопаться в бумаги, копаясь в циферках, Санька мне не дал. Вместо этого он козликом проскакал по верхам, фонтанируя помётом завиральных идей, нимало не смущаясь моему фырканью и отказам.

- ... стоп! - напряжённо перебил я брата, - Ещё раз!

- Именные стипендии, - повторил он терпеливо.

- Именные, именные... - забормотал я как припадочный, щёлкая пальцами, - вот оно!

- Никак набрёл на што полезное? - удивился брат.

Набрёл, набрёл! - киваю ему и пока не забыл - записываю, - Предложим промышленникам и купечеству меценатами побыть.

- Не ново вроде? - осторожно осведомился Чиж.

- Меценатство не ново, - соглашаюсь с ним, - но если предложить не просто в газетах печатать, а... да хоть Аллею Славы! Аллеи. Дескать, такой-то имеряк на свои деньги выучил... и табличка бронзовая на этой аллее - кого именно он выучил. Сколько народу выучил - столько табличек, память - на века!

- О как, - впечатлился брат, - Да, толково! Много хоть сэкономишь?

- Ну... - задумываюсь ненадолго, - мелочь по большому счёту - тысяч пятьдесят если за год, уже хорошо.

- Мелочь... - ностальгически усмехнулся брат.

- Ох, Сань... - я с силой потёр лицо, - знал бы ты, какие суммы нам нужны...

- Ну если пятьдесят тысяч мелочь, - осторожно начал он, - то...

- Миллионы, Сань, миллионы... - подтвердил я невысказанное, - и боюсь - придётся мне заняться дополнительной эмиссией акций17 или чем-то ещё в том же духе.

- А это... - не договаривая, брат замолк, вопросительно глядя на меня.

- А это та ситуация, - упав на стул, мрачно говорю я, - когда я могу разориться, что хотя и неприятно, но общем-то не страшно... Страшно, Сань - то, что разориться я могу без какой-либо пользы для Кантонов. Финансовые авантюры - ни разу не мой конёк, а иного выхода я пока не вижу... Кто б подсказал!

Четвёртая глава

Огромные окна в кабинете шерифа распахнуты настежь, по кабинету гуляет жаркий, ленивый африканский сквозняк, с простодушным любопытством дикаря трогающий придавленные пресс-папье бумаги на столе. Клубы сизого табачного дыма, поднимаясь к потолку, медленно, как бы нехотя выплывают на улицу, истаивая под неистовым, яростным светом солнца.

Курит Сергей Алексеевич много, так что побелка уже изрядно пожелтела, да и геккончики, охотящиеся в комнате, кажется, пристрастились к никотину. Во всяком случае, они уже не чихают, пытаясь убежать от облачка табачного дыма, а остаются на месте, принимая вид джентльмена в курительной комнате. Всё здесь пропитано запахами кофе, табака и бумажной пыли, а иногда к этому своеобразному букету ветер добавляет цветочной пыльцы или ароматы выхлопных газов с улиц Дурбана.

- Будешь? - поинтересовался Жуков вместо приветствия, указывая на кофейник. Я, уже зная по опыту его манеру общения, киваю молча и устраиваюсь поудобней на стуле напротив. Верный его секретарь-делопроизводитель без лишних слов начал возиться подле спиртовки. Вскоре по комнате поплыли ароматы первоклассного кофе с нотками корицы, ванили и ещё полудюжины специй, до которых шериф большой охотник.