Гостья E-Book

Эмма Клайн

• Herausgeber: Фантом Пресс
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 307

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Жизнь Алекс катится под откос, когда она встречает Саймона — немолодого богатого мужчину, который думает, что она только что окончила университет, а не девушка по вызову. И теперь Алекс живет в его летнем доме, мечтая о будущем, в котором она будет чувствовать безопасность — как и все в этом избранном обществе. Но она не одна из них, и достаточно совершить лишь один неверный шаг — и мечта Алекс обращается в прах. В течение недели Алекс перемещается из одного дома в другой — повсюду гостья, повсюду чужая — с единственной эфемерной целью: уцепиться за эту безоблачную жизнь, задержаться в ней, превратиться из гостьи в хозяйку, хозяйку собственной судьбы. Алекс призраком дрейфует по пляжам Лонг-Айленда, проулкам между виллами, подъездным дорожкам, ведущим к роскошным особнякам, по раскаленным летним дюнам, и за ней тянется шлейф отчаяния и разрушения. Напряженный, динамичный, гипнотический роман об одиночестве и мечтах. Эмма Клайн, автор знаменитых «Девочек», сотворила камерный шедевр о желании быть с людьми и невозможности быть с ними. В ее книге словно соединились экзистенциальная тревожная таинственность фильмов Дэвида Линча и наивно-циничная искренность героев Сэлинджера.

Leseprobe

Эмма Клайн Гостья

© 2023 by Emma Cline

© Любовь Карцивадзе, перевод, 2024

© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2025

* * *

Посвящается Хилари

Глава 1

Стоял август. Океан был теплым и с каждым днем становился все теплее.

Алекс переждала волну, прежде чем войти в воду, и брела, пока не стало достаточно глубоко, чтобы нырнуть. Несколько мощных гребков – и она преодолела линию прибоя. Тут море было спокойным.

Отсюда песок казался чистейшим. Свет – тот самый знаменитый свет – придавал медовую мягкость всему: темной европейской зелени низкорослых деревьев, траве на дюнах, дружно колыхавшейся с тихим шелестом. Машинам на парковке. Даже чайкам, копошащимся в мусорном баке.

Лежаки на берегу были заняты безмятежными пляжниками. Мужчина, загорелый до цвета дорогого чемодана, зевал; молодая мать смотрела, как ее дети бегают к воде и обратно.

Что бы они увидели, если бы посмотрели на Алекс?

В воде она была такой же, как все. Нет ничего странного в том, что молодая девушка плавает в одиночестве. Невозможно определить, своя она здесь или нет.

Когда Саймон впервые привез ее на пляж, он сбросил обувь у спуска с набережной. Видимо, так делали все: возле низкого деревянного ограждения были свалены туфли и сандалии. «Никто их не крадет?» – спросила Алекс. Саймон поднял брови: «Кому нужна чужая обувь?»

Но Алекс сразу же подумала о том, как легко что-нибудь тут украсть. Что угодно. Велосипеды, прислоненные к забору. Сумки, брошенные без присмотра на полотенцах. Машины, оставленные незапертыми, ведь никто не хочет брать с собой ключи на пляж. Эта система существовала только потому, что каждый верил, будто находится среди таких же людей, как он сам.

Прежде чем отправиться на пляж, Алекс проглотила таблетку обезболивающего из аптечки Саймона, оставшегося после давней операции на спине, и ее сознание уже окутала знакомая пелена, соленая вода вокруг стала еще одним наркотиком. Сердце приятно, ощутимо билось в груди. Почему в океане чувствуешь себя настолько похожим на человека? Она лежала на спине, жмурясь от солнца и слегка покачиваясь на волнах.

Сегодня состоится вечеринка, которую устраивает один из друзей Саймона. Или друг по бизнесу – все его друзья были друзьями по бизнесу. А пока ей предстояло убить несколько часов. До конца дня Саймон будет работать, предоставив Алекс самой себе, как и всегда с тех пор, как они сюда приехали, – вот уже почти две недели. Она не возражала. Почти каждый день она ездила на пляж. Опустошала заначку обезболивающих Саймона в постоянном, но незаметном темпе (по крайней мере, так она надеялась). И игнорировала все более разъяренные сообщения Дома, что было довольно легко. Он понятия не имел, где она. Она пыталась заблокировать его номер, но он продолжал писать и писать со всё новых номеров. Как только представится возможность, она поменяет свой. Утром Дом прислал еще одну порцию:

Алекс

Алекс

Ответь мне

Хотя от этих сообщений желудок у нее по-прежнему сжимался, ей достаточно было оторвать взгляд от телефона, и все казалось решаемым. Она жила в доме Саймона, окна которого выходили на ухоженную лужайку. Дом находился в другом мире, и она могла притвориться, будто того, старого, мира больше нет.

Все еще лежа на спине, Алекс открыла глаза, и ее ошеломил резкий солнечный свет. Она перевернулась и взглянула на берег: она была дальше, чем полагала. Гораздо дальше. Как это случилось? Она попыталась выплыть назад, к пляжу, но, похоже, не сдвинулась с места – ее гребки съедала откатная волна.

Она передохнула и попробовала еще раз. Изо всех сил колотила ногами. Отчаянно гребла руками. Оценить, приближается ли берег, было невозможно. Еще одна попытка вернуться обратно, снова бесполезная. Солнце по-прежнему палило, линия горизонта колебалась, мир вокруг был совершенно равнодушным.

Вот он, конец.

Она была уверена: это наказание.

Но, как ни странно, ужас длился недолго. Он лишь прошел сквозь нее, вспыхнув и мгновенно угаснув.

Его сменило нечто другое, своего рода ползучее любопытство.

Она прикинула расстояние, оценила частоту своего сердцебиения, спокойно взвесила все действующие факторы. Разве она не умела всегда смотреть на вещи объективно?

Просто надо сменить курс. Она поплыла параллельно берегу. Тело взяло управление на себя, вспомнив гребки. Она отмела любые сомнения. В какой-то момент сопротивление воды ослабло, и тогда она повернула к берегу, и он был все ближе и ближе – и вот она уже настолько близко, что ноги коснулись песка.

Да, она запыхалась. Руки ныли, сердце билось неровными толчками. Она оказалась намного дальше по пляжу.

Но она была жива – жива.

Страх уже забылся.

Никто на берегу ничего не заметил, не оглянулся на нее. Мимо прошла парочка – опустив головы и сканируя песок в поисках ракушек. Мужчина в болотных сапогах собирал удочку. От компании под тентом доносился смех. Наверняка, если бы Алекс действительно угрожала опасность, кто-то бы отреагировал, один из этих людей пришел бы ей на помощь.

Водить машину Саймона было одно удовольствие. Она была пугающе легкой в управлении, пугающе быстрой. Алекс не удосужилась переодеться, так и осталась в купальнике, и кожаная обивка обжигала ей бедра. Даже на хорошей скорости, при опущенных стеклах, воздух был душным и знойным. Какую проблему Алекс нужно решить в данный момент? Никакую. Ей не требовалось вычислять никаких переменных, обезболивающее все еще делало свое дело. По сравнению с городом это был рай.

Город. Она не в городе, и слава богу.

Конечно, дело было в Доме, но не только. Еще до Дома что-то пошло не так. В марте ей незаметно исполнилось двадцать два. У нее был рецидивирующий ячмень, из-за которого левое веко неприятно отвисало. Макияж, который она наносила, чтобы это скрыть, только все усугублял, она заражала себя повторно, и ячмень не проходил месяцами. В конце концов в поликлинике ей прописали антибиотик. Каждый вечер она оттягивала веки и выдавливала капельку мази прямо в глазницу. Непроизвольные слезы текли только из левого глаза.

В метро и на тротуарах, припорошенных свежевыпавшим снегом, Алекс начала замечать, что незнакомые люди посматривают на нее определенным образом. Их взгляды задерживались на ней. Женщина в клетчатом мохеровом пальто рассматривала Алекс с пугающим вниманием, хмурясь словно бы от растущего беспокойства. Мужчина, чьи запястья побелели, оттянутые кучей пластиковых пакетов, таращился на Алекс, пока она наконец не вышла из поезда.

Что люди видели в ее ауре, что за вонь от нее исходила?

Возможно, ей это мерещилось. Но, может, и нет.

Ей было двадцать, когда она приехала в город. В те времена у нее еще хватало сил использовать вымышленное имя и она еще верила, будто подобные жесты чего-то стоят и что-то означают, – то, что она делает, на самом деле не происходит в ее реальной жизни. Тогда она вела списки: названия мест, куда ходила с мужчинами. Рестораны, в которых хлеб и масло включают в счет. Рестораны, в которых твою салфетку складывают, когда выходишь в туалет. Рестораны, в которых подают только стейки, розовые, но безвкусные, и толстые, как книги в твердых переплетах. Бранчи в середнячковых отелях с неспелой клубникой и слишком сладким соком, кашеобразным от мякоти. Но привлекательность списков быстро улетучилась, или что-то в них начало ее угнетать, и она прекратила их вести.

Теперь Алекс перестали пускать в некоторые бары при отелях, ей приходилось избегать некоторых ресторанов. Ее очарование теряло силу. Не полностью, не совсем, но в достаточной степени, чтобы она начала понимать, что это возможно. Она видела, как это происходило с другими – с девушками постарше, с которыми она познакомилась с тех пор, как сюда переехала. Они возвращались в свои родные города, стремясь к нормальной жизни, или же вовсе исчезали.

В апреле управляющий отеля вполголоса пригрозил вызвать полицию, после того как она попыталась записать ужин на счет старого клиента. Слишком многие постоянные клиенты по тем или иным причинам перестали к ней обращаться – из-за ультиматумов, выдвинутых им на парной терапии, из-за этой новой моды на радикальную честность, или из-за первых приступов вины, вызванных рождением детей, или просто от скуки. Ее ежемесячный доход резко упал. Алекс подумывала об увеличении груди. Она переписала текст своего объявления и заплатила непомерную сумму, чтобы оно показывалось на первой странице результатов. Снизила расценки, затем снизила их еще раз.

«Шестьсот роз, – гласило объявление. – Шестьсот поцелуев». То, чего только очень юные девушки могут хотеть в таких количествах.

Алекс прошла серию лазерных процедур, и вспышки синего света омолаживали ее лицо, пока она наблюдала за происходящим сквозь тонированные защитные очки – как мрачный астронавт. Тогда же она сделала новые фотографии у нервного студента художественного факультета, который робко спросил, не рассматривает ли она возможность оплаты по бартеру. У него был домашний кролик, который метался по его импровизированной студии, демонически сверкая розовыми глазами.

В мае одна из ее соседок по квартире задалась вопросом, почему у них так быстро заканчивается клоназепам. Пропали подарочный сертификат и любимый браслет. Все пришли к единодушному мнению, что это Алекс сломала оконный кондиционер. Сломала ли Алекс кондиционер? Она такого не помнила, но, возможно, и сломала. Вещи, к которым она прикасалась, будто начинал преследовать злой рок.

В июне отчаяние заставило ее пренебречь своими обычными правилами отбора клиентов – она отказалась от рекомендаций, от удостоверений личности с фотографиями, и ее неоднократно кидали на деньги. Один парень уговорил Алекс взять такси до отеля при аэропорте Кеннеди, пообещав возместить расходы, а потом перестал отвечать на ее звонки. Алекс стояла на тротуаре, снова и снова набирая номер, ветер трепал ее платье, а таксисты притормаживали, чтобы посмотреть.

А в июле, после того как соседки по квартире потребовали выплатить задолженность по аренде в течение следующих двух недель, иначе они поменяют замки, в город вернулся Дом.

Дом отсутствовал почти год, отправившись в добровольное изгнание из-за каких-то неприятностей, о которых ей не хотелось знать лишнего. С Домом всегда лучше не знать лишнего. По его словам, его арестовывали – и не раз, – но, похоже, он так и ни разу не отсидел и туманно намекал на некую разновидность дипломатической неприкосновенности, на заступничество высокопоставленных чиновников, которое спасло его в последнюю минуту. Неужели он думал, будто кто-то верил его словам? Он лгал больше, чем она, лгал безо всяких причин. Алекс пообещала себе, что больше не станет видеться с Домом. Затем он прислал сообщение – человек, который действительно хотел провести с ней время, возможно, вообще единственный, кто хотел провести с ней время. Она не могла вспомнить, почему когда-то его боялась. Им было весело, не так ли? Она ему нравилась, ведь так?

Он остановился в квартире, которая, по его словам, принадлежала его другу. Они пили имбирный эль комнатной температуры. Дом ходил босиком, опустив все шторы. На подоконнике стояла шеренга контейнеров из-под взбитых сливок, покрытых наклейками, на мусорном ведре лежал пакет CVS[1], полный пустых банок из-под сельтерской воды. Он беспрестанно проверял свой телефон. Когда в квартире затрезвонил домофон, он проигнорировал его и хихикал, пока домофон наконец не умолк. В четыре утра он приготовил омлет, к которому они оба не притронулись. Они смотрели реалити-шоу: пожилые женщины на экране сидели в залитом солнцем патио ресторана, безостановочно прихлебывая из стаканов чай со льдом. Женщины спорили на повышенных тонах, на лицах застыли драматические маски. «Я никогда такого не говорила», – проблеяла темноволосая.

– Ты это уже видела? – спросил Дом, не отрывая взгляда от телевизора. Он теребил в руках плюшевого пингвина, крутил его блестящие глазки-пуговки.

Женщина на экране вскочила, опрокинув стул. «Вы токсичные! – закричала она. – Токсичные!» – повторила женщина, тыча пальцем в воздух. Она удалилась, тяжело дыша, и оператор попятился из кадра, когда она пронеслась мимо.

Они посмотрели еще одну серию, потом еще. Дом лежал, положив голову ей на колени, и слизывал наркотики со своих пальцев. Когда он запустил руку ей в трусы, она не убрала ее. Они продолжали смотреть шоу. Все участницы ненавидели друг друга, ненавидели до дрожи – только чтобы не ненавидеть своих мужей. Настоящими казались лишь их маленькие собачки, которые моргали, сидя у них на коленях, они – души этих женщин, решила Алекс, крошечные душонки, бегающие за ними на поводках.

Сколько Алекс пробыла с Домом? Не меньше двух дней.

И как скоро после ее ухода Дом понял, что произошло? Почти сразу.

Дом позвонил ей четыре раза подряд. Он никогда не звонил, только писал. Поэтому Алекс мгновенно поняла, что совершила ошибку. Сообщения прилетали одно за другим.

Алекс

Ты блядь издеваешься?

Что за херня

Ты можешь просто взять ебучую трубку?

Когда он позвонил, Алекс десятый час пребывала в приятном бензодиазепиновом дурмане: на последних остатках ячменя остывал теплый компресс, от еды навынос в комнате воняло, но, к счастью, ее не было видно. Сообщения от Дома казались ей забавными.

Однако на следующий день Дом оставил сообщение, в котором чуть не плакал, почти как раньше, когда он был с ней довольно мил. Почти как друг, пусть и в своей безумной манере.

Наконец она ответила:

Я сейчас не могу говорить. Но через несколько дней, ок?

Сначала Алекс полагала, что найдется какое-нибудь решение. Так было всегда. Поэтому она продолжала динамить Дома. Он напоминал о себе почти каждый день.

Алекс?

Ситуация накалялась. Дом звонил снова и снова. Оставлял голосовые сообщения. Вел себя беззаботно, даже шутливо, как будто это было маленькое недоразумение. Затем резко переключился на агрессивный тон, в его голосе появились какие-то жуткие психопатические нотки, и она по-настоящему испугалась. Она вспомнила тот случай – в прошлом году. Или это было еще раньше, до того, как он уехал из города. Когда он разбудил ее, сдавив ей горло. Она посмотрела ему в глаза – его руки сжались еще крепче. На лице его была беззлобная сосредоточенность. Она не отводила взгляда, пока он не надавил так сильно, что ее глаза закрылись, и она почувствовала, как они закатываются.

Алекс могла бы сменить свой номер, но как быть с рекламой, за которую она уже заплатила и которая привязана к этому номеру телефона? Она сказала себе, что рано или поздно Дому это надоест. Ему потребуется свежая кровь.

Но однажды утром, выходя из дверей, она заметила Дома на другой стороне улицы. Дом стоял на тротуаре, засунув руки в карманы. Это был Дом, точно он. А может, и нет. Или это просто совпадение? Она не давала ему свой новый адрес. Внезапно ее охватила паранойя. Ячмень вернулся. Соседки перестали здороваться с ней, сталкиваясь в общей гостиной или на кухне. Они сменили пароль от Wi-Fi. Из шкафчика в ванной исчезли все лекарства, даже ибупрофен.

Алекс была ошарашена, у нее возникло чувство, что она заразна.

Это был мертвый вечер, ни одного клиента.

Возможно, вид у Алекс был колючий и отчаявшийся – люди чувствуют, когда тебе что-то нужно, у них звериный нюх на слабость. Алекс постоянно проверяла сообщения в ожидании клёва, но ее телефон обрывал только Дом, предлагая вызвать ей машину и уговаривая встретиться с ним на станции метро рядом с парком. Алекс перевернула телефон экраном вниз.

Алекс потягивала вторую порцию сельтерской из стакана для виски – лучше не пить, а только делать вид, что пьешь, – когда за стойку через несколько табуретов от нее сел мужчина. Мужчина в белой рубашке и с густой шевелюрой. При обычных обстоятельствах она бы сразу распознала в нем человека, самооценка которого так высока, что договориться с ним нереально. На таких мужчин не стоило тратить энергию. Но, возможно, ее тактика, направленная лишь на получение сиюминутной выгоды, была ошибкой – ведь к чему она ее привела? Она упускала из виду защиту, которую мог предложить не-клиент. Что-то более постоянное. И ее захлестнул адреналин: вот человек, который может все изменить.

Кто завязал разговор, он или она? Так или иначе, по приглашению мужчины Алекс пересела на табурет рядом с ним. Его часы блеснули, когда он подчеркнуто убрал телефон в карман: дескать, она полностью завладела его вниманием.

– Я Саймон, – представился мужчина.

Он улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.

Вот и решение, запасной выход, который, как она всегда подозревала, может появиться.

Алекс действовала как по нотам, словно готовилась именно к этому моменту, и, возможно, так оно и было. Она позволила Саймону заказать ей настоящую выпивку. Смеясь, прикрывала рот рукой, как будто была особенно застенчива. Она наблюдала, как он купился на этот жест, как купился на ее два скромных бокала белого вина, салфетку, чопорно расстеленную на ее коленях. Разговор шел легко. Вероятно, Саймону Алекс показалась нормальной девушкой. Обычной молодой девушкой, наслаждающейся городской жизнью. Но не чересчур: она отказалась от третьего бокала вина, однако согласилась на кофе.

Все прошло как надо. Саймон пригласил ее на свидание. Настоящее свидание. А потом еще на одно. Алекс прекратила встречаться с другими мужчинами. Избегала определенных мест, даже районов города. Никогда не приглашала Саймона к себе в квартиру. Она перестала отвечать на ночные звонки. Подавляла желание взять что-нибудь из вещей Саймона: жемчужные запонки, наличные, которые он небрежно бросал на тумбочке.

Когда ситуация стала отчаянной – спустя несколько недель?

Август был уже не за горами, а Алекс все еще мурыжила Дома, пытаясь сообразить, у кого ей перекантоваться, если – когда? – соседки ее вышвырнут. Ключи от квартиры пропали из ее сумочки – или их забрали соседки? Она целую ночь дожидалась на крыльце, пока самый дружелюбный сосед наконец не вернулся домой с поздней смены. Его лицо, как и у всех в последнее время, вытянулось при виде Алекс. По крайней мере, он разрешил ей подняться наверх, чтобы принять душ, хотя и не позволил остаться.

Затем положение спас Саймон.

У него дом на побережье. Он был бы рад, если бы она поехала с ним туда в августе. Она могла бы пожить там месяц. Каждый День труда он устраивает классную вечеринку – она хорошо проведет время.

Алекс покинула общую квартиру, не выплатив задолженность за аренду, хотя и оставила в качестве частичной оплаты бoльшую часть своей старой одежды и всю дешевую мебель из ДСП. Алекс игнорировала звонки и сообщения от бывших соседок, заблокировала номер Дома. Когда-нибудь Дом с этим смирится. Никто из тех, кого она уже считала своей прошлой жизнью, не знал о Саймоне, не знал, куда уехала Алекс. Никто из тех, кого она явно или неявно обидела.

Она исчезла – это было легко.

Остаток лета она проведет здесь, с Саймоном, а потом, в сентябре, переберется в город – у Саймона там есть жилье. У них пошли разговоры о том, чтобы Алекс переехала к нему. Всякий раз, когда Саймон намекал на возможное будущее, Алекс опускала глаза, чтобы скрыть отчаянную надежду. Саймон по-прежнему верил, что у Алекс есть квартира, и это было важно. Поддерживай видимость самодостаточности, дай ему почувствовать, что вся инициатива исходит от него. На данном этапе лучше всего соблюдать сдержанность.

Саймон.

Как правило, обычно он был добр с ней.

Показал Алекс на экране телефона свои фотографии в молодости – красивый мужчина с хищным лицом. Сейчас ему было за пятьдесят, но его густые волосы не поредели, и он в хорошей форме. Все благодаря палтусу, которым была забита морозилка, белым кускам, которые он жарил на гриле с таким количеством лимона, что у Алекс сводило скулы. У него был тренер, который подключал к его мышцам электроды, заставлявшие их напрягаться, и советовал ледяные ванны и мясные субпродукты – все эти новомодные ухищрения людей, сделавших свое здоровье профессией. Саймон маниакально придерживался дисциплины, так как, похоже, верил, что даже малейшая потеря бдительности приведет к катастрофе. И не исключено, что был прав. Иногда самоконтроль ослабевал. Тогда Саймон брал банку арахисового масла на диван, ел с тщательной аккуратностью, пока она не становилась пустой, и дочиста вылизывал ложку на удивление розовым языком. После чего грустно заглядывал в выскобленную банку, как будто это зрелище его оскорбляло.

У Саймона была дочь, которая не жила с ним, и бывшая жена на другом конце страны, но, насколько могла судить Алекс, они не держали друг на друга зла. Саймон всегда выходил из комнаты, чтобы поговорить с дочерью по телефону. У Кэролайн были темные блестящие волосы богачки, ухоженные брови и одежда из тканей, предназначенных только для химчистки. Она была одной из тех дочек богатых родителей, которые вызывают жалость, потому что в конечном счете могут купить все, кроме обаяния. Алекс видела Кэролайн только на фотографиях – худенькая девушка, которая на всех снимках обхватывала себя за локти и казалась угрюмой, даже если улыбалась. Она отчаянно мечтала стать певицей. Алекс предвидела, что в будущем дочь Саймона ждет разочарование, но кто знает, это могло быть всего лишь проекцией.

Дом Саймона стоял довольно близко к океану. Пересеченный балками потолок в гостиной был высотой футов двадцать. Полированный бетонный пол. Большие картины, которые одними своими размерами сообщали о солидной стоимости. Саймон специализировался на вторичном рынке, и Алекс старалась придать лицу глубокомысленное выражение, когда он показывал ей фотографии предметов искусства или когда они ходили на ужин в дом какого-нибудь коллекционера. Иногда она пыталась угадать цену вещей или угадать, что скажет Саймон, когда они останутся наедине. Но Алекс никогда не угадывала – слишком много всяких контекстов, о которых она понятия не имела. Например, похожая работа дала плохой результат на вечерних продажах. Или художник использовал материалы, разрушающиеся со временем, и произведение получилось слишком недолговечным, чтобы его можно было застраховать. Или если раньше картина принадлежала не тому человеку – новоиспеченному коллекционеру с наивным взглядом, руководителю технологической компании, попавшему под федеральное расследование, – это могло каким-то образом ее осквернить. Стоимость основывалась на совокупности факторов, а они постоянно менялись. Иногда произведение представляло собой просто идею, существовавшую только в виде изображения, что пересылалось туда-сюда по электронной почте, и коллекционеры перепродавали произведение еще до того, как увидят его в реальности.

Это игра – убедить людей, что товар стоит своих денег, и в этом смысле Алекс и Саймон не так уж сильно отличались друг от друга.

Последние недели прошли приятно. Вписаться в жизнь Саймона оказалось легко, ее распорядок, как и привычки Саймона, были настолько четко выстроены, что Алекс оставалось только подчиниться. Если они собирались на ужин к его друзьям, помощники хозяев предварительно уточняли по электронной почте, есть ли у них какие-либо диетические ограничения. «Нет», – всегда щебетала Алекс в ответ на вопрос Саймона. В этом и заключалось предназначение Алекс – не создавать никаких неудобств. Днем, когда воздух гудел от насекомых, они посещали садовые вечеринки, и Алекс стояла рядом, пока Саймон разговаривал и пил белое вино. Его друзья посматривали на Алекс с неопределенными улыбками – может, спрашивали себя, не встречались ли с ней раньше, перепутав Алекс с одной из предыдущих девушек Саймона. «Рад тебя видеть», – всегда говорили они, и эта безопасная фраза подходила для любого случая. «Веселишься?» – мог спросить кто-то, обращаясь к Алекс, и она кивала, но взгляд спросившего уже возвращался к Саймону. Иногда друзья Саймона относились к ней свысока, но она давно привыкла к неодобрению посторонних. Сколько раз она сидела напротив мужчин вдвое старше ее, с потными лысинами. Она заранее знала, что на нее будут пялиться, и умела выдерживать эти взгляды.

Но это было другое. История с Саймоном была другой. Она прижималась к Саймону, и он, продолжая говорить, обнимал ее за талию. По дороге домой он рассказывал ей о своих друзьях. Об их личной жизни, об их тайных проблемах. И Алекс задавала вопросы, подзадоривая его, и он с неожиданно мальчишеским озорством улыбался ей.

У них с Саймоном все было по-настоящему. Или могло бы быть.

Днем Алекс смотрела телевизор на застекленной террасе, читала журналы в ванне, пока вода не остывала. Она ездила одна на пляж или плавала в бассейне Саймона. По понедельникам, средам и пятницам приходила домработница, чтобы постирать и прибраться. Молчаливая, трудолюбивая Патриция часами гоняла Алекс из комнаты в комнату, воспринимая ее присутствие с тем же невозмутимым выражением лица, с каким относилась к любому беспорядку.

Это было нетрудно. Вообще не трудно.

Время от времени Алекс принимала одно из обезболивающих Саймона, чтобы скрасить свободные часы, хотя и не ставила об этом в известность Саймона. Она вела себя паинькой. Если пила из стакана, то сразу же ополаскивала его и ставила в посудомоечную машину, и вытирала на столе влажный круг, оставленный донышком. Не бросала мокрые полотенца на кровать, не оставляла зубную пасту открытой. Следила за количеством таблеток, которые тырила, чтобы Саймон ничего не заметил. Взяла за правило ворковать над псом Саймона, Чивасом, которого Саймон целовал в мокрый нос.

Когда Саймон присылал сообщение, что почти закончил с делами, Алекс плескала на лицо водой и чистила зубы. Она переодевалась в дорогую футболку, которую купил ей Саймон, и садилась ждать, словно каждый вечер был вечером их первого свидания.

Приходилось ли Саймону когда-нибудь ждать Алекс, предвкушал ли Саймон когда-нибудь ее появление?

Нет. Но кого это волнует?

Это были маленькие уступки, не имевшие никакого значения – с учетом того, что Алекс получала взамен.

Разумеется, она не рассказала Саймону о Доме. Она многого не рассказывала Саймону. Она рано усвоила, что необходимо сохранять некоторую дистанцию. Немного привирать. Это было легко, а потом стало еще легче. И не лучше ли давать людям то, чего они хотят? Разговор, протекающий как гладкая сделка, приятный обмен репликами, не прерываемый реальностью. Почти все предпочитали историю. Алекс научилась преподносить ее, привлекать людей созданным образом – вполне правдивым, разве что слегка приукрашенным и подретушированным. Научилась намекать на собственные желания так, как если бы они были общими. Где-то в глубине их мозга срабатывали синапсы, подталкивая их в заданном ею направлении. Люди с облегчением и благодарностью льнули к чему-то понятному и податливому.

Да и побыть кем-то другим было приятно. Поверить, хотя бы на мгновение, что твоя история была другой. Алекс представляла, какой человек понравился бы Саймону, и давала ему понять, что она именно такая. Все сомнительное прошлое было отброшено, и вскоре ей самой стало казаться, будто и не было никакого сомнительного прошлого.

Саймон верил, что Алекс окончила колледж в прошлом году и только что переехала в город. Он верил, что мать Алекс – учительница рисования, а отец тренирует школьную футбольную команду. Он верил, что Алекс выросла в центре страны. Однажды он спросил, почему она не поддерживает отношения со своей семьей, – она ответила, что родители сердиты на нее из-за того, что перестала ходить в церковь. «Бедная маленькая грешница», – сказал Саймон, хотя его, казалось, искренне тронула мысль, что Алекс совсем одна на свете. Что вовсе не было неправдой. Саймон считал Алекс реальной личностью или достаточно реальной для себя. Алекс говорила, что подумывает поступить в магистратуру, и это, казалось, успокаивало Саймона, поскольку подразумевало самую обычную жизнь с обычными целями. И по сути, лишенную амбиций.

На дороге, ведущей с пляжа, все еще валялся мусор, оставшийся после летнего шторма, но самые крупные ветки уже были убраны. Тусклый солнечный свет, сахарно сверкающий на крытых кедровой дранкой домах, стер все воспоминания.

Все проселки выглядели одинаково. Деревья смыкались над головой, оставляя прогалины в местах редких подъездных дорожек. Вдоль дорог тянулась однообразная сочная летняя зелень, такая густая, что за ней ничего не было видно. Дома прятались за изгородями и воротами, не давая никаких ориентиров.

Мысли Алекс витали где-то далеко, поэтому она не особо присматривалась к улице, на которую свернула. Внезапное движение среди деревьев заставило ее встряхнуться. Возможно, олень. Их было здесь так много, и они вечно перебегали дорогу.

Ее внимание привлек звук автомобильного гудка. Навстречу ехала другая машина. Водитель снова посигналил, уже более агрессивно. Алекс сообразила, что это улица с односторонним движением. Слишком поздно. Она попыталась сдать назад на чью-то подъездную дорожку, чтобы развернуться. Вероятно, она не рассчитала расстояние, раздавшийся грохот напугал ее, и почти сразу она поняла, что громыхнула ее машина. Точнее, машина Саймона. Задний бампер обо что-то ударился.

Встречный водитель даже не остановился, даже не притормозил.

Возможно, не будь она в таком смятении – откатное течение, Дом, пелена от обезболивающего, – этого бы не случилось. Алекс уже репетировала, что она скажет Саймону, стараясь точно рассчитать, насколько по-детски ей нужно себя вести, чтобы избежать его гнева.

Алекс оставила машину заведенной, а сама вылезла, чтобы осмотреть повреждения. Она врезалась задним бампером в каменную подпорную стенку, одна из вишнево-красных задних фар автомобиля Саймона треснула и лишилась большого куска. Алекс нашла его в грязи – от него остались только обломки красного пластика. Наверное, баксов пятьсот, чтобы заменить фару, могло быть и хуже. Хотя кто знает эти навороченные тачки с их хитрой начинкой и особыми деталями? Импортная краска. По крайней мере, бампер лишь едва заметно помялся. Она огляделась, словно откуда-то могла прийти помощь, словно кто-то мог появиться и взять ситуацию под контроль.

Саймон будет недоволен – его любимая машина. Это сыграет против нее.

В остальном машина выглядела невредимой, но, осматривая ее, она старалась не особенно приглядываться – для признания лучше, если Алекс останется не в курсе всей степени повреждений. Как бы то ни было, они и вправду казались незначительными.

Когда она вошла в дом Саймона, влажность мгновенно упала – кондиционер придавал послеполуденным часам легкую нереальность. День стерся.

Кабинет Саймона находился в отдельном здании на участке, Алекс видела через окно вращающийся потолочный вентилятор, а это означало, что Саймон внутри, работает. Хорошо. Она пока не хотела его видеть. Она была слишком напугана.

Не думай о машине, не думай о Доме, не называй это новое чувство ужаса.

«Немного поплаваю», – решила она.

Сетчатая дверь на задний двор была сделана таким образом, что ее невозможно было захлопнуть; она тихо закрылась за Алекс, словно в замедленной съемке.

За столиком у бассейна сидела помощница Саймона, Лори, положив перед собой два мобильных телефона. Она жила в часе езды, в каком-то городке подешевле, и просыпалась до зари, чтобы ехать к Саймону. На левом предплечье у Лори была татуировка-розочка, иногда ее подвозила сожительница, которая никогда не выходила из машины. Помимо прочих обязанностей, Лори присматривала за Чивасом, псом Саймона. Лори вечно пыталась приучить Чиваса носить крошечный походный рюкзачок, чтобы он мог таскать в нем бутылку воды, когда она его выгуливает. Когда они возвращались, Лори по-турецки садилась на пол и, сощурившись, по часу проверяла шерсть Чиваса на наличие клещей с неусыпным вниманием на грани эротического.

«Это худший сезон в истории, – неоднократно отмечала Лори. – Клещи тут повсюду. Олени ими кишат».

Сейчас Чивас без умолку лаял на мужчину в форме, который сидел на корточках в траве, заправляя газовый гриль перед вечеринкой по случаю Дня труда. Когда пес запрыгнул ему на спину, мастер посмотрел на Лори в поисках спасения. Лори ничего не сказала.

Алекс увидела несколько ямок на лужайке, где Чивас охотился за сусликами. Саймон будет раздражен, хотя и обожает этого пса – не обращает внимания ни на его водянистые голубые глаза, ни на бледные наросты, украшающие его морду.

Она накинула большое пляжное полотенце на один из металлических стульев и вытащила его сушиться на солнце. Она чувствовала, что двигается с нормальной скоростью, занимается обычными вещами.

– Как пляж? – спросила Лори, едва подняв глаза.

Алекс сознавала, что до нее были и другие – другие молодые женщины с дорожными сумками и аккуратными, таящими надежды телами, другие девушки, которые в десять утра заходили на кухню выпить кофе, приготовленный для них кем-то еще, вытягивая из задниц хлопковые трусики и оглядываясь в поисках Саймона. Худые девушки в коротеньких сорочках, евшие йогурт стоя. Но Алекс уже продержалась дольше них, перешла в другой, более постоянный мир. Они призраки, а она настоящая. Алекс живет здесь, в шкафу висит ее одежда. Во всяком случае, висит до конца лета. И она неуязвима для мнения Лори.

– Отлично. – Алекс заставила себя улыбнуться и посмотреть Лори в глаза. Трудно сказать, насколько сильно Лори ее невзлюбила. – Вода идеальная.

Прежде чем окунуться в бассейн, она разминалась достаточно долго, чтобы ощутить на себе взгляд Лори. Чувствует ли Лори, что что-то не так?

Алекс нырнула в воду.

Бассейн был узкий, но длинный, идеально подходящий для заплывов, которыми Саймон ежедневно занимался с маниакальной сосредоточенностью. Он сказал Алекс, что так много тренируется, потому что, когда учился в бизнес-школе в Европе, растолстел от гамбургеров – это единственное, что он умел заказывать. С тех пор он зациклился на том, чтобы никогда больше не толстеть, потому вставал в шесть утра, чтобы позаниматься на тренажере, и преодолевал на нем расстояние, эквивалентное восьмидесяти лестничным пролетам, а затем лихорадочно плавал в бассейне взад-вперед до восхода солнца.

Даже при всех этих ранних утренних заплывах он был плохим пловцом и слишком привык к своей манере грести, чтобы переучиваться.

– Может, попробуешь вот так? – предложила Алекс в первый день своего пребывания здесь, показывая Саймону стиль, который уменьшил бы нагрузку на его проблемную спину. – Это снимает напряжение.

Саймон на несколько заплывов скорректировал технику, умерив свои бешеные усилия, но вскоре вернулся к прежнему стилю.

– Ты опять за свое, – сказала Алекс, подплывая к Саймону. – Давай я тебе покажу.

– Не надо, – отрывисто бросил Саймон и стряхнул ее руку.

Алекс заставила себя усмехнуться. Она села на ступеньки бассейна. Саймон продолжал плавать, вспенивая за собой воду. Сколько же лишней энергии он тратил. Саймон что-то сказал ей, но она сделала вид, что не услышала. Алекс сложила ладони ковшиком и ловила плавающие по поверхности воды листья и облетевшие цветки. Потом собрала мокрую кучку на бетоне у края бассейна и рассеянно выровняла ее. Итак, дополнительная информация, прими к сведению: не поправлять Саймона. Алекс вытащила из бассейна пчелу за пленчатое крыло и добавила ее к куче другой мертвечины.

Кто все это уберет? Кто-нибудь. Не она.

После нескольких быстрых кругов Алекс легла на воду. Сердце стучало в ушах. Она вдохнула на четыре счета, задержала дыхание на четыре счета, выдохнула на четыре счета. Прямо над головой было безоблачное небо, туго натянутая голубизна. По другую сторону шоссе находился аэропорт – в поле ее зрения описал дугу маленький самолет, снижая скорость для приземления.

Алекс однажды летала на вертолете, когда они с Саймоном добирались сюда. Шум был оглушительным, как в фильмах о войне, и это было странно: душераздирающий рокот сочетался со сказочным ощущением взлета. Была ночь, последний час перед закрытием аэропорта. Вертолет, казалось, летел необычайно низко, настолько низко, что она видела среди темной ряби деревьев освещенные бассейны, усеивающие ландшафт, островки синевы и зелени, парящие в темноте. Она все готовилась к крушению, как будто такая вопиющая необузданность заслуживала немедленного наказания.

Какой-то приглушенный звук, дурное предчувствие; Алекс открыла глаза и увидела затененную фигуру, стоящую у бассейна. Это была подбоченившаяся Лори.

– Что-что? – спросила Алекс.

– Я спросила, тебе что-нибудь нужно, пока я не уехала?

Спальня Саймона находилась в задней части дома, в конце длинного коридора. Внутри тихо, занавески задернуты, защищая от дневного света и жары. Кровать плотно заправлена. Всюду поразительная чистота, граничащая с извращением. Алекс хотелось броситься на эти идеальные простыни без единой складки, но она этого не сделала. Идеальные простыни, холодные комнаты – по отдельности все это были глупости, но вместе они убедительный суррогат жизни. Суррогат, в котором страданиям, казалось, не было места, а идея боли или несчастья начинала расплываться и утрачивать правдоподобие. И разве можно спорить с этим желанием защищенности? Ни одна проблема не была неразрешимой. Может ли она вообразить, что кривая будет вывозить все дальше вверх? Удача будет все прибывать и прибывать, мир вдруг откроется во всех направлениях, как коробочка с секретом, когда стенки падают и становится видно, что ограничений больше нет.

Даже ситуация с Домом могла показаться решаемой. Как будто она могла ее уладить.

Как? Она точно не знала.

Алекс успокоила себя, осматривая комнату и следя, как за занавесками качаются деревья. Она притворялась, что не замечает уведомлений о голосовых сообщениях. Она играла на телефоне в игру, в которой нужно было собрать бриллианты, прежде чем их успеет сожрать черная черепаха. Она продолжала играть, пока черепаха все же не проглотила все бриллианты.

«ВЫ ПРОИГРАЛИ», – замерцали слова на экране, и она бросила телефон на кровать.

Эта часть была умиротворяющей: сборы. Конкретные действия, знакомая последовательность шагов. За годы Алекс поднаторела в этой церемонии подготовки.

В тот вечер она не торопилась, погружаясь в транс. Ванная наполнилась паром, рулоны туалетной бумаги пошли волнами от влажности. Благодаря ее тщательным усилиям день казался все более далеким. Алекс смотрела в зеркало так долго, что ее лицо тоже стало абстрактным, просто светотенью.

Она нанесла пальцами горошинки тональника на лоб, под глаза и вдоль подбородка. Быстро поработала влажным спонжем, чтобы распределить крем и скрыть недостатки. Затем ей пришлось вернуть себя к жизни: румяна, перламутровый хайлайтер под надбровные дуги. Она затемнила брови короткими штрихами – короткие штрихи смотрятся более естественно. Поймала свой взгляд в зеркале, осторожно смыкая щипцы для завивки ресниц.

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать раз.

Как и многие другие девушки, Алекс быстро поняла, что недостаточно эффектна для работы моделью. Некоторым везло, и они понимали это прежде, чем станет слишком поздно. Но она была достаточно высокой и худой, поэтому люди часто считали ее красивее, чем она была на самом деле. Удачный фокус.

Жидковатые каштановые волосы до плеч. Короткие пальцы с грязными ногтями – как у девушки в этом веке могут быть такие грязные ногти? Добавить в список:

Следи за чистотой ногтей.

Сохраняй дыхание свежим.

Не оставляй потеки зубной пасты в раковине.

Она побрила подмышки, проводя бритвой крест-накрест. Затем снова прошлась по коже, морщась от скребущего ощущения. Когда закончила, кожа стала гладкой и слегка покалывала в поцарапанных местах. Волосы были почти грязными – еще один день, и придется их помыть, но на сегодня сойдет, если зачесать назад. Саймону не нравилось, когда пряди падали ей на глаза, и она смазала их стайлингом, чтобы лежали гладко и не выбивались.

– А вот и она, – сказал Саймон, входя в спальню. Его вид подействовал на нее, как тонизирующее средство – вот она, жизнь Алекс. Как ни в чем не бывало.

Закончив работать, Саймон всегда казался немного потерянным. Он рассеянно похлопывал себя по карману рубашки в поисках телефона.

– Ух ты. – Саймон, как обычно, оглядел ее с ног до головы, его мимика была гротескной, как в фарсе, он напоминал мультяшного волка в костюме. – Отличное платье. У тебя отличный вкус.

Это платье купил ей Саймон.

Большую часть одежды, которая теперь была у Алекс, купил Саймон, названия брендов будто сошли со страниц словаря иностранных слов. Ее старые вещи, которые она оставила в квартире, почти сплошь были ширпотребом. Они не стоили даже того, что можно было выручить за них, сдав в магазин подержанного барахла – платья с пятнами от дезодорантов, замшевые туфли на каблуках, которым она много раз меняла набойки. Алекс подозревала, что, подбирая для нее вещи сдержанных оттенков, Саймон пытался заставить ее выглядеть старше двадцати двух лет. Скромные льняные блузки, брюки, юбки чуть ниже колена, но при этом вся одежда была облегающей, подчеркивала талию и грудь. Это был просто более окольный способ добиться той же цели, более приемлемый, потому что он был не столь очевиден.

Серьги в ушах Алекс тоже были подарком, Саймон преподнес их ей в коробочке, вложенной в матерчатый мешочек, который лежал еще в одном мешочке, и процесс открывания всех этих многочисленных слоев упаковки растянулся невероятно. На что Саймон, возможно, и рассчитывал. Алекс не сказала «спасибо», этому ее научили другие девушки. Не благодари их, просто улыбайся и принимай то, что тебе дарят, так, как будто это тебе уже принадлежит.

– Какие красивые, – сказала Алекс, держа серьги на вытянутой ладони. – Просто восторг.

И самое странное, что эти серебряные капельки ей действительно понравились. Такие сережки она и сама могла бы выбрать для себя. Иногда ей казалось, что у них с Саймоном на самом деле что-то вроде любви.

– А коробку ты не оставишь? – спросил Саймон, и Алекс тут же спохватилась и, аккуратно сложив мешочек, заново намотала белую ленточку.

Саймон опустился на кровать, и Алекс присоединилась к нему, машинально положив руку ему на затылок. Она с силой помассировала его голову, а затем почесала кожу под его волосами. Слегка. Совсем слегка.

– Не останавливайся, – сказал Саймон.

Эти моменты были приятными – проводя ногтями по его голове, Алекс дарила ему нечто осязаемое. Саймон лежал с закрытыми глазами, положив голову ей на колени, как ребенок. Алекс разглядывала его сверху. Он был довольно красив. Он старался пить больше воды, а недавно завел привычку добавлять в свою металлическую бутылку с водой пакетики с грибным порошком. Алекс как-то попробовала глоток, вода показалась ей болотистой и дорогой на вкус.

– Ты хорошо пахнешь. – Глаза Саймона все еще были закрыты.

– Я приняла душ, – сказала она.

– Ты ездила на пляж?

– Да.

Алекс посильнее надавила пальцами на голову Саймона, не позволяя себе зацикливаться на том, что произошло после пляжа. Словно она не разбила машину и не натворила беды на сотни, а может, и тысячи долларов. Пусть запись начинается на пляжной парковке, дорога до дома проходит без происшествий, и ролик заканчивается тем, что Алекс паркует машину. Можно было бы рассказать Саймону об откатном течении. О моменте, когда она подумала, что не выплывет. Можно было бы рассказать ему о Доме. Но она этого не сделала.

– Волны были довольно высокие, – сказала Алекс. – Но было приятно.

– М-м-м. – С минуту Саймон молчал, позволяя Алекс массировать ему шею. – Может, тебе лучше надеть синее платье, – сказал он. – Сегодня вечером. На воде становится прохладно.

– Конечно, – непринужденно отозвалась Алекс.

Молчание.

«Нормально, – сказала она себе, – все нормально». Она боялась, что Саймон почувствует ее беспокойство. Но, разумеется, он не мог ничего почувствовать. Его глаза были закрыты. Алекс положила руку ему на промежность, одновременно наблюдая за ним. Рот Саймона машинально приоткрылся, веки потяжелели. Он открыл глаза, взглянул на Алекс, затем закрыл их. Он раздвинул ноги, потянул Алекс на пол за запястье. Как легко все это происходит.

Алекс опустилась на колени у кровати. Саймон лежал на спине. Сохраняя на лице выражение нежности, Алекс расстегнула его брюки. У него не сразу встал как следует; ее сознание затуманилось, а затем она вновь пришла в себя. Мысли скакали, цепляясь за всякие незначительности. Ветви деревьев, мелькающие за окном. Недавнее приобретение – картина над кроватью. Что случилось со старой? Ему так быстро все надоедало. Ей потом придется подправить макияж, хотя и нельзя показывать, что ей не все равно. Алекс почувствовала, как член Саймона набухает в ее руке. Она взглянула ему прямо в глаза – это вроде бы всем им нравилось. Ее платье, вероятно, испорчено, ну и ладно. Саймон хочет, чтобы она надела синее.

Движение на дорогах было затруднено даже в понедельник вечером, на главном шоссе пробки в обоих направлениях. Саймон вздохнул, перепробовав все радиостанции, затем пошел на второй круг. У Алекс дергалось колено, нервы сдавали. Она заставила себя прекратить.

«Все в порядке», – сказала себе Алекс.

Саймон не заметил, что бампер помят, а фара разбита. Или – это было бы лучше всего – заметил и просто промолчал. Возможно ли такое?

– Сегодня понедельник, откуда на побережье столько людей, – пробормотал Саймон. – Господи.

Движение с бесконечным торможением, выхлопные газы в воздухе. Саймон то и дело пытался заглянуть за передние машины, словно мог найти какой-то альтернативный маршрут, невидимый для всех остальных. Возможно, и мог – тут полно проселочных дорог, о которых не знают водители, перестраивающиеся из ряда в ряд, лишь бы выгадать хоть несколько минут.

– Что-то ты притихла, – сказал Саймон, не глядя на нее.

Алекс пожала плечами:

– Просто устала.