Громкий шепот E-Book

Мари Милас

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Шаг к счастью. Исцеляющие романы Мари Милас
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 494

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Книги Мари Милас — это истории о настоящих чувствах, первых ошибках, победах и пути к своей мечте. Меня зовут Валери, и за свою жизнь я успела сменить три фамилии, три раза полюбить всем сердцем и один раз выжить. Детская любовь убила мою душу, больная любовь изуродовала тело, но истинная любовь подарила мне голос. Мои чувства и эмоции имели разные цвета, но всегда одинаковые цветы, нарисованные на полотне. По своей природе они белые, но в моей палитре такого цвета не существовало. До него. Он хотел быть моим фальшивым мужем, но стал настоящим спасением от путешествия в ад.

Leseprobe

Мари Милас Громкий шепот

Посвящается

Всем тем, чей громкий шепот не был услышан, а тихий крик так и не слетел с губ.

© Милас М., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Обращение к читателю

Дорогой читатель, «Громкий шепот» – вторая книга в цикле «Случайности не случайны». Я не настаиваю, но рекомендую читать ее после первой книги, чтобы лучше понять ход событий и взаимодействия героев, как главных, так и второстепенных.

Также обязана предупредить о том, что в книге встречаются сцены домашнего насилия (в том числе сексуального).

Плейлист

Curiosity – Bryce Savage

Touch the Sky – Julie Fowlis

I Will Survive – Demi Lovato

Control – Zoе Wees

Bad Blood – Taylor Swift

Lay By Me – Ruben

I Lose to Win – Los Tiburones

Wasted Time – Charles, Charles

Survivor – Besomage, Meric Again, RIELL

Brother Run Fast – KALEO

Drive – Raiche.

Then and Now – Alex Who?

Joke’s on You – Charlotte Lawrence

I’m Begging You – Los Tiburones

Bad Things – Summer Kennedy

Ma Chérie – Naika

Take You To Hell – Ava Max

Пролог Валери

Семь лет

Я не хочу, мамочка!

Мне хочется закричать. Возможно, даже топнуть ногой и укусить кого-нибудь за палец. Но я произношу эти слова про себя, потому что их в любом случае никто не услышит. И мама говорит, что громкость голоса леди не должна превышать двадцати децибел.

– Детка, давай скорее, группа уже набралась. Все ждут только тебя, – подзывает она меня, но смотрит на папу, который подмигивает и одаривает ее улыбкой.

Мама называет эту улыбку «расплавляющей». Что бы это ни значило.

Я поправляю лямку рюкзака с изображенной на нем Ариэль. Она не моя любимая принцесса, но родители купили мне этот портфель, потому что у русалочки такие же яркие волосы, как у меня. А еще, если поиграть с буквами и звуками в наших именах, можно найти некоторое сходство.

Звук. Голос. Громкость.

Это то, что объединяет нас с Ариэль. Ее лишили голоса – иногда кажется, что и меня тоже.

Мои рыжие волосы путаются в лямке рюкзака и причиняют боль. Платье розового цвета раздражает, потому что я люблю голубой. Родители продолжают обмениваться «расплавляющими» улыбками, а мне хочется выстрелить из лука – как всегда делает Мерида, – и лопнуть их розовый пузырь. Они очень любят друг друга. И иногда я думаю, что плод их любви оказался единственным соленым зерном попкорна среди сладкого.

– Валери, ты рада, что прокатишься на аттракционах? – спрашивает папа, приседая передо мной.

Его улыбка теплая, как молоко, которое я пью перед сном. Я люблю папину улыбку, хоть и ненавижу молоко. Мне хочется его выплюнуть, как и большую часть того, чем меня кормят. Ведь леди не может позволить себе лишние килограммы.

– Ммм, ага, – каким-то образом мне удается преобразовать эти звуки в одно непонятное слово.

– Используй нормальные слова, дорогая, – поправляет меня мама, изящно откидывая с плеча волосы цвета мандарина. Будь ей семь лет, нас бы точно не различили.

У нее такие же ярко-голубые глаза, как и у меня, – в лучах солнца они похожи на безоблачное небо над океаном. Мама тоже надела розовое платье, отлично подчеркивающее идеальную фигуру балерины, которой недалеко до пенсии [1]. Вокруг шеи повязан шелковый платок цвета шампань, прикрывающий единственный ее изъян – родимое пятно. Конечно, такое же есть и у меня. Единственное отличие в том, что мне оно нравится. Это пятнышко похоже на Марс. В школе нам рассказывали о планетах, и я сразу запомнила название одной из них. Как не запомнить, если на точно такой же кружок я смотрю каждый день?

– Да, рада, – произношу слишком тихо, хотя хочу разорвать платье Барби, стукнуть себя по груди и выпалить: «Я ненавижу аттракционы!»

– Хорошо, тогда держи спину прямо и улыбайся пошире, Валери, – весело подбадривает мама.

Папа нежно поправляет мои волосы – наконец-то прядь в лямке рюкзака распутывается, и мне становится легче дышать.

– Мы заберем тебя через два часа, повеселись как следует. – Он целует меня в щеку, пока на глазах наворачиваются слезы.

Я не хочу оставаться одна. Даже в день рождения собственной дочери они делают выбор не в мою пользу.

Я не заплачу. Мама говорит, что когда девочки плачут, они становятся похожими на жертв пластической хирургии. Опять же, что бы это ни значило.

Она часто говорит много странных выражений и слов, но я не спрашиваю их значения. Ведь мой вопрос, скорее всего, затеряется в череде «расплавляющих» улыбок и разговоров о балете, который я, кстати говоря, тоже ненавижу.

Мама обнимает и целует меня на прощание, поправляя мое платье. Нельзя выглядеть помятой, потому что девочки всегда должны быть красивыми. Но разве я стану менее красивой из-за заплаканных глаз, выбившейся пряди волос или маленького пятнышка из-за мороженого, которое прикрываю рукой?

Группа детей моего возраста вместе с сопровождающим от парка развлечений стоят около горки, которая выглядит как орудие для пыток. Я не слушаю разговор детей и не обращаю внимания на конкурсы аниматоров. Достав альбом для рисования, который мне удалось тайком положить в рюкзак, сажусь на край клумбы и рисую свои эмоции, превращая их в цветы.

Сегодня это черные ромашки. Потому что мне страшно.

– Почему они черные? – раздается рядом со мной чей-то голос.

Я поворачиваю голову и вижу мальчика моего возраста. Темные волосы развеваются на ветру и выглядят как в рекламе Head & Shoulders. Светло-карие глаза гармонируют со смуглой кожей и делают его внешний вид уютным и теплым. Пухлые губы изгибаются в улыбке, когда он замечает, что я рассматриваю его.

– Ты не умеешь разговаривать? Мне нравятся твои волосы. – Незнакомец протягивает руку и касается пряди моих волос.

Мне тоже нравятся твои волосы, – хочу ответить, но продолжаю в недоумении наблюдать за ним.

– Они похожи на закат или огонь. – Он сводит брови, придавая себе задумчивый вид. – А может, на морковь или апельсин. Нет, я знаю: они похожи на осень!

– Спасибо? – выдавливаю из себя то ли вопрос, то ли утверждение, когда он заканчивает оранжевое сочинение, посвященное моим волосам.

Он издает смешок, распаляющий в груди… что-то неизвестное. Незнакомец выглядит не так, как мальчики в моей школе. Он красивый. Я не знала, что мальчики могут быть такими красивыми – все, кого я встречала раньше, напоминали Добби из «Гарри Поттера».

– Почему они черные? – Он кивает на альбом для рисования, повторяя свой вопрос. – Это твой любимый цвет?

Я обдумываю ответ, чтобы по привычке сказать что-то менее странное, чем правду.

– Потому что я так захотела. Мой любимый цвет – голубой.

– Ты занимаешься рисованием? – задает он следующий вопрос, и мне начинает казаться, что его словарный запас в десять раз больше моего.

– Я занимаюсь балетом, – отвечаю я и случайно морщусь, хотя никогда публично не проявляю неприязнь. Эмоций внутри меня слишком много, и обычно они находят отражение лишь на бумаге. Но почему-то с этим незнакомцем я даже говорю на октаву выше, чем позволено, и мне определенно это нравится.

– Ты красиво рисуешь, так почему же выбрала балет?

– Потому что мама говорит, что так я буду более женственной и красивой. Дисциплинированной. А если не уделять должного внимания внешнему виду и поведению, то мне будет сложно выйти замуж, – повторяю выученные наизусть фразы.

Понятия не имею, зачем рассказываю это, да и не знаю, как балет связан с моим будущим мужем. И вообще, зачем мне муж? Мне же всего семь лет. Но в моей голове уже отложилось, что с этим не стоит затягивать, иначе я буду никому не нужна. Как и сейчас.

– Я бы на тебе женился.

Карандаш выпадает из рук, и я смотрю мальчику в глаза. Его взгляд обжигает кожу, как солнце на пляже, а ведь мама намазала меня солнцезащитным кремом, чтобы ультрафиолетовые лучи не превратили меня в старушку раньше времени. И да, мне все еще семь лет.

– Не говори глупости. – Я смущенно заправляю прядь волос за ухо.

– Я серьезно. У тебя классные волосы, а я люблю осень. Значит, полюблю и тебя.

Мой взгляд не отрывается от этого мальчика, который завораживает своей непринужденностью. Он не обдумывает каждое свое слово, как это делаю я. Мама говорит, что болтливость девочкам не к лицу. Видимо, с мальчиками все работает иначе, потому что мне нравится, как много он разговаривает. Я тоже хочу много разговаривать.

– Соглашайся! – Незнакомец толкает меня плечом.

– Мы не можем.

– Что? – Он наклоняется ближе, пытаясь расслышать мои слова. – Ты слишком тихо говоришь. Попробуй еще раз. Представь, что я на другом конце парка, а у тебя не работает микрофон. Кричи. Тут можно это делать.

И я выкрикиваю:

– Мы не можем! – удивляя себя и заставляя его рассмеяться.

Его смех похож на мед, который тает на языке. Мне нравится мед. Мне нравится этот мальчик. Мне нравится быть громкой.

– Тебе понравилось? – спрашивает он. – Твои глаза горят.

– Как глаза могут гореть?

– Не знаю, но моя няня всегда так говорит, когда я делаю то, что мне нравится.

– Да. – Я убираю свои непослушные «осенние» волосы за ухо. – Мне понравилось, но это… неправильно.

На самом деле мне нравится делать неправильные вещи намного больше, чем правильные. Однажды на перемене я подставила подножку Лекси, которая весь обед шутила над тем, что еда в моем контейнере похожа на блевотину. Она шлепнулась и раздавила свой кусок торта, а я получила удовольствие, словно откусила кусочек самого вкусного чизкейка.

– Неправильные вещи делают нас живыми, – говорит не по годам умный мальчик.

– Где твои родители?

– Они с братом, – пожимает он плечами, и я улавливаю вспышку грусти в глазах цвета карамели. Я люблю сладкое.

– Он младше тебя?

– Немного, – отвечает он коротко. И это самое короткое предложение, произнесенное им за время нашего общения.

Сопровождающий подзывает детей ко входу на аттракцион, и мы одновременно спрыгиваем с клумбы, чтобы подойти ближе. Мальчик поднимает карандаш, берет альбом и убирает принадлежности в мой рюкзак, поправляя лямки так, чтобы волосы не запутались.

Он внимательный.

– Тебе нравится Русалочка?

– Нет! – выпаливаю я грубее, чем следовало, и тут же захлопываю рот ладонью.

Он смеется надо мной, но его смех совсем не злой.

– Все в порядке. – Незнакомец отводит мою руку, и при соприкосновении наших пальцев изнутри словно пробиваются лучи света, как если бы меня посыпали блестками. – Кто твоя любимая принцесса?

– Мерида.

Мне нравится ее вспыльчивость и блеск в глазах. А еще она превратила свою маму в медведицу и порвала на себе платье, от чего я бы тоже не отказалась.

– Любишь стрелять из лука?

– Люблю попадать в цель.

Он усмехается и подталкивает меня ко входу на американскую горку. Чем мы ближе к ней, тем сильнее сжимается сердце. Дрожь начинает распространяться от кончиков пальцев до самой макушки.

– Не бойся. Мерида не боялась большого медведя.

Я ничего не отвечаю, потому что все мысли поглощены лишь тем, что через пару минут мое тело засунут в машину смерти.

Мальчик опять лезет в рюкзак и достает оттуда черный фломастер. Он не стесняется быть хозяином в доме Русалочки. Я в недоумении смотрю него.

– Давай сыграем в игру. Если ты проиграешь, то исполнишь два моих желания.

– А если проиграешь ты?

– То исполню множество твоих.

Я провожу мысленные расчеты. Взвешиваю все «за» и «против». Множество желаний. Наверное, когда-нибудь он сможет купить мне лишнее мороженое, а может, даже вредный чизбургер или карамельный попкорн.

Сосредоточься, не все вертится вокруг еды.

С ним можно вести себя неправильно и шуметь, а он никому об этом не расскажет. Можно быть собой, давать волю эмоциям.

– Я согласна. Что за игра?

– Крестики-нолики. Первый крестик за мной. – Он рисует на своей руке поле для игры, а затем ставит крестик в левом верхнем углу. – Теперь твоя очередь.

Я беру фломастер, обдумываю ход и рисую нолик в нижней клетке прямо под крестиком. Все еще странно, что мы раскрашиваем его кожу. Мама не разрешает рисовать на себе.

– Не спеши, иначе два твоих желания навсегда станут моими.

– Я выиграю. – Ухмылка появляется на лице, и меня захватывает азарт.

Очередь продвигается, как и наша игра. Крестики и нолики заполняют все больше клеток. Остается два последних хода. Я так увлечена, что быстро рисую нолик, словно меня подгоняют. Мальчик в таком же порыве выхватывает фломастер, рисует последний крестик и перечеркивает линию по диагонали. Он выиграл, пока я была слишком поглощена своими желаниями.

Я резко выдыхаю, и мои плечи опускаются.

– Эй, не расстраивайся. Мои желания будут не такими уж плохими. – Он взъерошивает мне волосы.

– И какое же первое? – спрашиваю я, когда нас пристегивают в кабинке аттракциона.

– Будь всегда такой же громкой и яркой, как твои волосы. Кричи так сильно, чтобы тебя услышали даже глухие.

Я не успеваю ответить и побороть замешательство, потому что кабинка начинает двигаться. Мы поднимаемся все выше и выше, костяшки пальцев становятся белее мела от того, как сильно я держусь за поручень.

Достигнув вершины, мальчик поворачивается ко мне и громко говорит:

– Готова? Помни, желания нельзя нарушать! Это незаконно! Я собираюсь стать адвокатом, так что мне придется тебя засудить!

Я смеюсь, громко и искренне. Совсем не как леди.

– Я готова!

Кабинка резко устремляется вниз, и из меня вырывается громкий крик. Он льется подобно цунами, накрывая нас с головой и разрушая все запреты. Раскрепощая мою внутреннюю Мериду.

Мы хохочем так громко, что, наверное, нас слышно в самой дальней точке Лондона. Я забываю о том, что еще пару минут назад мне было страшно. Бросив взгляд на мальчика, вижу, что он уже смотрит на меня. Его черные волосы развеваются, придавая ему голливудский вид. Кажется, что пространство становится в десять раз меньше, а высота падения – больше. Потому что в животе что-то переворачивается, и я уверена, что не из-за американской горки.

Мы возвращаемся к точке старта, и кабинка останавливается. Незнакомец выходит, подавая мне руку. Я аккуратно сжимаю его теплую ладонь, которая придает мне ощущение спокойствия, и выхожу на шатких ногах. Голова все еще идет кругом, но мне удается поймать ускользающие мысли.

– Спасибо за это желание.

– Пожалуйста. Это все потому, что мне нравятся твои волосы.

Боже, кажется, он волосяной маньяк.

– Эм! – кричит кто-то издалека, и мальчик резко оборачивается.

Его зовут Эм?

Я перевожу взгляд за его спину и вижу абсолютную копию мальчика, находящегося сейчас передо мной. Двое взрослых стоят рядом с ним, держа за руки по обе стороны.

– Мне нужно идти, – с грустью говорит мой незнакомец.

– Это твой брат? – спрашиваю я, пытаясь найти отличия между двумя мальчиками, похожими как две капли воды. Близнецы. Те же волосы, рост, цвет кожи и глаз. Но есть одно отличие: у моего незнакомца добрые глаза, а у мальчика позади него взгляд гончих Аида.

– Да, – выдыхает он.

– Но ты же говорил, что он младше…

– Немного. На пять минут.

– Эм! Сколько раз мы должны повторить? – зовут его снова.

Эм. Его зовут Эм.

– Прощай, Мерида. Может, встретимся в следующем году. Я буду здесь каждую осень.

Я не успеваю сказать и слова, как он разворачивается и уходит.

– Подожди! – Продираясь сквозь толпу, я хватаю его за руку.

Он останавливается, поворачивается ко мне и заключает в крепкие объятия. Сердце падает вниз, достигая асфальта. Меня никогда не обнимал мальчик.

– Не нарушай моего желания, – шепчет он мне в волосы.

– А каким будет второе?

Он отстраняется и пятится, затем слишком тихо говорит:

– Возможно, я попрошу тебя выйти за меня замуж.

Глава 1 Валери

Настоящее

Если бы меня спросили, в какой момент моя жизнь превратилась в бомбу замедленного действия, я бы ответила – в семь лет. В тот день, когда пообещала стать громкой. Решила доказать себе и всем вокруг, что не обязательно обладать манерами Кейт Миддлтон [2], чтобы в твоей жизни появился принц.

Можно носить кожаную мини-юбку, красить губы красной помадой, смеяться громче всех и выпивать бокал вина залпом. В конце концов, отсутствие рвотного рефлекса – тоже навык.

В моих мечтах принц был с черными как смоль волосами и глазами, похожими на два янтаря. Этот янтарь – самый красивый из всех, что я видела. В мечтах принц восхищался моими волосами, придумывая к ним самые нелепые ассоциации. В мечтах принц хотел позвать замуж Валери с сердцем Мериды.

В реальности я нашла своего принца. С такими же черными волосами, теплыми глазами и, казалось, сердцем, в котором любви больше, чем воды в Атлантическом океане. Только никто не знал, что вода оказалась ядом, а принц – злодеем. Его звали Алекс, но для меня он стал Люцифером. Планировалось, что я выйду замуж, но на самом деле я попала в ад.

Это та история, где тебя носили на руках, целовали каждый пальчик, на одном из которых в какой-то момент появилось прекрасное кольцо. История, где в животе порхали бабочки от любви и чувства безопасности. До того момента, пока на этом животе не образовалась гематома радужного цвета от прилетевшего в него кулака.

Это та история, в которую ты не хочешь верить и говоришь: «Ты сама выбрала такую жизнь». И, несмотря ни на что, вас ждет счастливый конец, ведь ты же помнишь, какой он был раньше.

История, в которой ты скрываешь синяки, чтобы не стыдиться своей ошибки, ведь однажды брошенная фраза могла казаться правдой долгие-долгие годы.

«Ты с ним, потому что тебе это нравится».

История, выход из которой ты ищешь так долго, что становится поздно. История, в которой камертон любви изначально был неправильно настроен, а мудакометр – сломан.

Окровавленными руками я сжимаю край столешницы и почему-то проигрываю в голове образ мужчины, которого совсем не знаю, но который ужасно меня раздражает.

– Тише-тише, Русалочка, – сказал он мне в тот день, когда я яростно пыталась отогнать трех амбалов от моей подруги Аннабель.

Леви, один из этих мужчин, скоро станет ее мужем, но на тот момент она дала мне установку его ненавидеть. А я, как ответственная подруга, следовала кодексу дружбы.

– Или мне лучше звать тебя Меридой? – прошептал друг Леви, приблизившись и склонившись надо мной.

Клянусь, я превратилась в статую. Такую же неподвижную и белую. Мерида. Никто меня так не называл, кроме внутреннего голоса и принца из детских мечтаний.

В глазах темнеет, а ступни прилипают к покрытому кровью полу. Эта картина напоминает о том, что я Мерида. Что мне нужно быть сильной и добраться, черт возьми, до телефона, чтобы выжить.

Я прохожу мимо стены, увешанной нашими с Алексом свадебными фотографиями. Вот он держит меня на руках, прижимая к себе, словно в его руках хрусталь. Следом снимок, на котором мы смотрим друг другу в глаза и даем обещание любить, защищать и оберегать. А вот недалеко от этой фотографии на стене – следы от моих ногтей, когда я хваталась за нее так крепко, лишь бы не упасть замертво от очередного «Посмотри, что ты заставила меня сделать». Передвигаясь на трясущихся ногах, опираюсь на дверной косяк и чувствую вмятину от кулака, который прошелся по касательной, оставив макияж «смоки айс» у меня на лице. Это был день «А с тобой по-другому нельзя».

Розовый пузырь – а вместе с ним такие же блевотно-розовые очки – разбился спустя не год и не два. Алекс – изысканный стратег, а я – пешка на его доске, которая хотела стать королевой и доказать, что «расплавляющие» улыбки получают не только идеально выглаженные жены.

Холодный пот стекает по всему телу, которое становится бледнее с каждой секундой. Теплые ярко-алые капли крови пачкают пушистый белый ковер. Тут мы смотрели множество раз мои любимые фильмы, и Алекс заботливо успокаивал меня, когда Бейли из «Собачьей жизни» умирал снова и снова, но затем перерождался и возвращался к своему хозяину. На этом пушистом ковре я утопала в поцелуях, а теперь – в крови. Последнее время мне тоже приходилось умирать снова и снова, но стоило мужу после очередной мясорубки сказать, что во всем мире для него существует лишь Валери и он любит только ее… С неидеальным громким характером, грязным ртом и пятном на футболке от пиццы… Я забывала все на свете, ведь казалось, что таких, как Валери, никто больше не полюбит. Он заваливал меня цветами, плакал и целовал окровавленную землю под ногами, а мне оставалось лишь лежать рядом с ним, прокручивая в голове фразу, выжженную в голове с самого детства: «Мужчины ранимы, дорогая. Иногда нам нужно принять вину на себя».

В какой момент предохранитель Алекса сорвался и посыпались пули? Да черт его знает.

Но мне известно лишь одно: в насилии виноват насильник. Нажимая пять раз на боковую кнопку телефона, чтобы послать сигнал SOS, я впервые произношу вслух громким шепотом:

– Всем привет. Меня зовут Валери, и я жертва домашнего насилия.

Глава 2 Макс

Я сжимаю телефон и мысленно прокручиваю тысячу и один способ, как не прикончить (или все же прикончить) своего брата. Саймон – мое проклятие, с которым мы по какому-то безумному стечению обстоятельств оказались бок о бок в утробе матери.

Мой друг Нейт сидит напротив и злорадствует, подтверждая это своей придурковатой ухмылкой, пока я пытаюсь донести до мудака на другом конце провода, что мне абсолютно плевать, если он первый поздравил родителей с сорокалетней годовщиной. Как они вообще смогли проделать этот марш-бросок? Они живут вместе дольше, чем прожили в одиночестве.

– Саймон, я уверен, что мама вручит тебе медаль с алмазной крошкой за твое поздравление. Это все, что ты хотел сказать? Нам почти по двадцать пять лет, и я не собираюсь мериться с тобой членом, – без энтузиазма бормочу я.

– Конечно, не собираешься, ведь все знают, что мой больше. – Он смеется, а Нейт выплевывает воду прямо мне в лицо, за что ловит подзатыльник. Дружеская солидарность? Он с этим незнаком. – И все мы знаем, что Саманта с этим тоже согласна.

Ублюдок. Если бы я мог, то на законодательном уровне запретил бы имена на букву «с» и засудил бы всех родителей, решивших назвать так своих детей.

Нейт хватает меня за руку и начинает вытирать ею капли воды на столе. Я пытаюсь вырваться, но он наваливается сверху, силой прижимая меня к столу. Если бы сейчас кто-то вошел в кабинет Леви, эта поза показалась бы ему довольно компрометирующей.

– Так уж вышло, что ты хоть и появился на свет первым, но во всем остальном… – Он делает драматическую паузу, достойную «Оскара», после чего со вздохом продолжает: – Думаю, тут и так все ясно, брат.

Брат. Какой-нибудь случайный житель Антарктиды является мне братом намного больше, чем он.

Нейт продолжает вытирать мною стол, и наконец-то мне удается ударить его в живот. Мы оба запыхались и раскраснелись, а еще нам всегда словно по десять лет.

– Напомнить тебе, кто трахнул Саманту первым? – не сдерживаюсь я и все-таки продолжаю сражение подростков пубертатного периода.

– Иди к черту!

– Только вместе с тобой, брат. – Я сбрасываю вызов и постукиваю телефоном по столу в надежде выбить номер Саймона из записной книжки.

Нейт смотрит на меня, расчесывая пальцами свои кудрявые блондинистые волосы. Они похожи на лапшу быстрого приготовления или на бумажный наполнитель, который вкладывают в подарки. Странные ассоциации, но мой друг ни разу не жаловался и не отказывался от меня. Почему я не мог родиться вместе с ним? Мы дружим, кажется, почти всю жизнь. Нейт может сколько угодно подшучивать и вести себя как полный болван, но он из тех людей, которые знают о вас все. Начиная с любимого цвета и заканчивая тем, что пиццу с грибами никто не ест, потому что это худшее, что придумало человечество. По версии одного из вас. У второго просто нет выбора, ведь он ваш друг.

– Он когда-нибудь оставит тебя в покое? – Нейт задает вопрос, волнующий меня с того момента, как Саймона положили рядом со мной на пеленальный стол. Кажется, даже на этапе зачатия он пытался выжить меня из яйцеклетки.

– В день моей смерти, полагаю. Надеюсь, что в аду нас поселят в разные комнаты. – Я продолжаю крутить в руке телефон, потому что без него моя ладонь чувствует себя неполноценной. За день он звонит столько раз, что начинает казаться, будто мое место в колл-центре. Но я далеко не там.

GT Group – архитектурно-строительная компания, принадлежащая Генри Кеннету, отцу моего друга Леви. Он уже давно отошел от дел и передал все своему сыну. Нейт и Леви познакомились в архитектурном колледже, а я хоть и учился в другом заведении на юридическом факультете, все равно был рядом с ними, как прилипшая к подошве жвачка.

Так мы и оказались здесь. Я – корпоративный адвокат, мастер на все руки или решение всех проблем. Не хочу набивать себе цену, но без меня эта компания попадет в какую-нибудь задницу быстрее, чем я успею выехать за пределы Лондона. Адвокатура – это профессия, которая в нашей семье буквально передавалась с молоком матери. Я знал об этом все и даже больше еще до получения образования. Слепые зоны в законе, связи и информация – три кита, с помощью которых можно выйти из самой дерьмовой ситуации. Корпоративная адвокатура – одна из самых сложных юридических специализаций, потому что включает в себя почти все области права.

Леви и Нейт могут спроектировать самое лучшее здание и воодушевленно восхищаться им, но оно так и останется воображаемым, если никто не разберется со всем остальным: ведением переговоров как с партнерами, так и с государственными властями. И этот кто-то – я. Возможно, у меня нет квалификации в некоторых областях, но мне известны методы решения всех проблем.

– А где Леви? – интересуюсь я, решая сменить тему.

– Между ног Аннабель, наверное, – отвечает Нейт, непринужденно взмахнув рукой.

Присутствие в жизни Леви девушки (поправка: его невесты) стало настолько всепоглощающим, словно если он не будет видеть ее пару часов, то небеса рухнут, а звезды погаснут.

Или что они там постоянно рисуют на ладонях друг друга, как какие-то сектанты.

– Натаниэль, как мило, что ты в точности знаешь мое расписание. – Леви марширует в свой кабинет вместе с – сюрприз! – Аннабель, щеки которой краснее, чем мулета в руках матадора. – Что вы оба делаете здесь без меня? Хватит устраивать из моего кабинета комнату отдыха. И почему весь стол в воде?

– Я вытирал, – отвечает Нейт сквозь смех.

В этот момент в дверном проеме появляется мистер «моя задница великолепна в лосинах» или «целую и трахаю все, что движется». Будущий герцог и покровитель балетного искусства – Лиам.

– Ты ошибся зданием, стриптиз-клуб дальше. Твоя растяжка там будет кстати, – язвлю я.

К обоснованности моей агрессии мы вернемся чуть позже. Но если вкратце, то лучший друг Аннабель неровно дышит ко всему женскому населению нашей планеты. В том числе к женщине, которая…

– Макс, – шипит на меня Леви.

– Что он здесь делает? Он портит ауру, – ворчу я.

– Ауру твоего поведения мудака? – ухмыляется Нейт.

– Я бы на твоем месте не спешил плеваться в меня ядом. Кто знает, может, мы станем лучшими друзьями? – Лиам с улыбкой хлопает меня по плечу, плюхаясь на соседний стул.

– Так что это за семейные посиделки? Будут ли настольные игры или просмотр «Холодного сердца»? Вы знали, что скоро выйдет новая часть? Наконец-то мой плейлист обновится. – Нейт с блеском в глазах подпрыгивает на месте.

– В какую группу детского сада ты перешел? – задаюсь я вопросом.

– Боже, Макс. Кто тебя укусил за задницу? – Аннабель хлопает по столу.

– Тот же вопрос, – поддакивает Леви, находясь где-то под каблуком правого мартинса своей невесты.

– Саймон, – отвечает мой друг с длинным языком.

Я посылаю Нейту убийственный взгляд.

– Ладно, тогда неудивительно, можешь продолжать, – вздыхает Леви, посвященный в извращенность моих братских уз.

– Нам осталось дождаться Валери. Она, как всегда, опаздывает, – произносит Аннабель, так гневно стуча по телефону, будто совершает убийство на расстоянии.

К слову о той самой женщине…

При упоминании подруги Аннабель моя спина непроизвольно выпрямляется, а волосы на затылке приходят в движение. Нехорошо.

Она… проблема с большой буквы.

Подобно пулям, воздух прорезают звуки трех одновременно пришедших уведомлений на три разных телефона. Все синхронно пялятся друг на друга, после чего Аннабель и Лиам обращают внимание на свои устройства. Нейт и Леви озадаченно смотрят на меня, и в этот момент я осознаю, что третий звонок был совершен на мой телефон.

Пальцы скользят по экрану, открывая уведомление. Кровь холодеет в венах, а судорожный вздох Аннабель и агрессивно откинутый стул Лиама звучат где-то на заднем фоне, пока я вылетаю за пределы кабинета.

Глава 3 Макс

Недалекое прошлое

Я заканчиваю разбираться с документами по поводу тендера на объект и отправляюсь на поиски Леви. Заказчик увел его на экскурсию по академии танца, которую GT Group планирует реставрировать.

Внезапно в меня врезается огненный вихрь, заставляя оторвать взгляд от телефона. Время замедляется, как в тех фильмах, где два человека сталкиваются, а их глаза сразу находят друг друга. То же самое происходит прямо сейчас. Я смотрю на девушку, чьи черты лица могли бы составить конкуренцию ангелу. Мягкий изгиб губ нежно-розового оттенка. Легкий румянец цвета наливного яблока украшает ее бледную кожу. Веснушки подобно брызгам краски подчеркивают аккуратный нос и скулы. Но даже это меркнет на фоне ее волос, которые ярким ореолом освещают весь коридор. Они собраны в идеальный пучок, но их цвет так и кричит: «Распусти нас и махни головой, как в рекламе шампуня».

Девушка одета в балетную форму, значит, она обучается в этом заведении, – делаю я мысленную пометку.

Ее глаза цвета аквамарина находят мои, и сердце пропускает удар. Нет, сто ударов. Я чувствую себя героем гребаной мелодрамы, но ничего не могу с собой поделать. Ее пышная грудь вздымается в такт моему сердцебиению.

Я очарован.

– Шевелись. Тут не Бродвей, – отчитывает она меня, как уборщица, чей пол я заляпал.

Я очарован вдвойне.

– Простите, не заметил знак «Не ходить, мокрый пол».

С явным отвращением на лице она упирается в мое плечо указательным пальцем, словно боится заразиться холерой, побуждая меня отойти в сторону. Я освобождаю путь и наблюдаю за тем, как она дефилирует мимо меня.

– Я Макс, а как вас зовут? – решаю попытать удачу.

Она не оборачивается, полностью меня игнорируя.

Ее рука потирает шею, и я замечаю украшающий это место засос. Она удаляется дальше по коридору и исчезает за дверью, около которой Леви что-то бурно выясняет у какого-то парня в трико или… лосинах?

Наш с Леви день превращается в ролевые игры, где я какого-то черта становлюсь его напарником в преследовании некой Аннабель Андерсон. Кем бы ни была эта девушка, она превращает моего друга в неуравновешенного придурка.

По непонятной причине мои мысли не покидает рыжая незнакомка. В ее образе и ауре есть какой-то эффект дежавю. Я все время роюсь в своих воспоминаниях, как в коробке старых вещей на чердаке, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Не совладав с собой, начинаю подражать Леви и становлюсь сталкером. Я стою напротив академии, чтобы увидеть ее. Но этим утром удача явно не на моей стороне: сцена за окном машины заставляет меня разрывать обшивку руля.

– Прости, дорогая, – извиняюсь я перед ней за такое насилие.

Крепче сжимая руль, продолжаю смотреть на то, как в соседней машине какой-то мудак орет на женщину, имя которой мне до сих пор не известно. Он выворачивает ее запястье, и даже мне становится больно от этого жеста. Но, к моему удивлению, на ее лице не мелькает ни одной эмоции. В тот момент, когда я решаю выйти и вмешаться (на что, по идее, у меня нет никакого права), к ним приближается Аннабель и прерывает ссору. Спешным шагом они с подругой заходят в академию, а машина, номер которой я отложил в своей памяти, резко срывается с места.

А я? А я опять остаюсь ни с чем. Как и всегда.

Направляясь в офис, я совершаю множество рабочих звонков, лишь бы заставить мысли сконцентрироваться хоть на чем-то, что не является той огненной женщиной.

Сообщение от отца прерывает череду разговоров о сделках, договорах, судебных процессах, на которых мне необходимо присутствовать, и даже консультациях моих давних знакомых о том, как им развестись со своими женами и остаться в выгодном положении. Иногда я ощущаю себя Подручным из мультика про Микки‐Мауса, но он был куском умного металла, а я… человек.

Мой отец – адвокат, владеющий крупнейшей фирмой, которая оказывает юридические услуги. Возникают вопросы? У меня тоже.

Обратитесь, черт возьми, к Саймону! – хочется заорать мне.

Он такой же адвокат с точно такой же специализацией, как у меня. Сидит на одном стуле с отцом, владея всеми подводными камнями Лондона. И хотя по версии моей семьи и всей планеты Саймон – лучший из лучших, почему-то все проблемы всегда разгребаю я.

Всю осознанную жизнь я старался убедить себя, что череда неудач или несправедливостей – лишь побочный эффект каких-то космических процессов, которые мы не в силах понять или контролировать из-за своей ограниченности. Ретроградное движение планет, затмения и прочее дерьмо отлично способствуют людскому сумасшествию. И этим я пытался оправдать всех людей, которые делали выбор не в мою пользу в действительно важных моментах жизни. Стоит отметить, что я не самый плохой тип, но почему-то каждый раз ощущаю себя пятым колесом в машине. Запасным. Оно вроде и чертовски необходимо, но нужно только в экстренных случаях.

– Алло, ты тут? – начинает мама, принимая вызов, который я никак не мог не совершить. – Мне нужно, чтобы ты помог Николь. У нее будет судебное заседание по поводу раздела имущества после смерти ее мамы. Помнишь старушку Эмили? Она не так давно скончалась, упаси Господь ее душу. В общем, дорогой, Николь требуется адвокат, и я решила, что ты сможешь оказать ей помощь.

Мне нужно.

Я решила.

А как насчет того, чтобы поздороваться?

– Почему папа или Саймон не могут этим заняться? У меня не так много свободного времени.

Ведь кому-то в этой семье действительно приходится работать, чтобы иметь в жизни хоть что-то свое. Это было мое решение – отправиться в свободное плаванье и не идти к успеху по протоптанным тропинкам отца, ведь так я чувствую, что все в моих руках. Ну и Саймон свернул бы мне шею где-то на середине пути, а инстинкт самосохранения у меня все-таки присутствует.

– Ну ты же знаешь… – мама мешкает, – они не согласятся сделать это просто так. – Да они оберут Николь до нитки, и, возможно, даже заберут то самое имущество, которое она разделит. – А у нее не так много средств на данный момент.

– Папа – твой муж, а Саймон такой же сын, как и я. Почему ты не можешь попросить их пойти навстречу твоей подруге? – любезно интересуюсь я, пока вена на шее продолжает пульсировать от раздражения.

– Ты прекрасно знаешь, что благотворительность не их конек.

Без комментариев.

– Пожалуйста, сынок. Не расстраивай хоть ты меня.

Конечно, не буду. Ведь как-никак ты потратила больше суток, чтобы меня родить. И не только меня… к сожалению.

Я делаю глубокий вдох и изо всех сил пытаюсь воспроизвести слово «нет».

– Хорошо. Скинь мне ее контакты.

* * *

Первых дней наблюдений со стороны становится мало, поэтому наступает череда активных действий.

Я выхожу из машины в тот момент, когда она обнимает на прощание свою подругу Аннабель. Пересекая улицу быстрым шагом, настигаю ее. Она видит меня еще до того, как я успеваю приблизиться. Резко остановившись, незнакомка разворачивается и направляется в другую сторону.

– Подожди! То есть подождите! – Нужно придерживаться манер, в конце-то концов.

– Ты потерял своего хозяина, Макс?

Она запомнила мое имя. Считается ли это знаком?

– Что?

– Мистер Гринч, наверное, уже ворует Рождество у Аннабель. Поспеши, может, догонишь.

Черт, что происходит в ее голове?

– Что? – повторяю я свой вопрос сквозь смех и чувствую себя тупым, хотя полный бред из нас двоих несет она.

Девушка резко останавливается, и я влетаю ей в спину. Рычащий звук срывается с ее идеальных губ, после чего она раздраженно разворачивается, сверкнув на меня глазами.

– Леви – хмурый, как Гринч, ты вечно вьешься около него, тебя зовут Макс… – Она сканирует меня глазами, осознавая, что я понятия не имею, о чем речь. – Неважно. Что тебе нужно?

Из меня чуть не вырывается самопроизвольное «ты», но я успеваю себя остановить.

Я ее почти не знаю, так зачем она вообще мне нужна? Отличный вопрос. Возможно, это очередное манящее приключение. Адреналин, эмоции и чувство, как от происходящего захватывает дух. Приключения на задницу хороши тем, что о них помнишь несколько лет. А если ты совершаешь это с кем-то, то вы разделяете воспоминания, и нет шанса быть забытым.

Она одета в плюшевое пальто нежно-голубого цвета, волосы развеваются от ветра, открывая вид на неприкрытую шею. Мой взгляд путешествует дальше…

Стоп. Перемотаем назад.

Шея. Засос все еще украшает нежную кожу, но это невозможно, если только… это не родимое пятно. Воспоминания из коробок на моем воображаемом чердаке резко выстреливают в самое сердце. За всю жизнь я знал лишь одну рыжую девушку с родимым пятном на шее. Ну, знал – это слишком громко сказано. Я видел ее всего один раз.

Она балерина.

Рыжие волосы.

Голубые глаза.

Родимое пятно.

Пальто голубого цвета. Это был ее любимый цвет. Я помню каждую деталь того дня.

– Как тебя зовут?

– Отвали.

– Очень приятно. А я – Макс. – Я сверкаю лучшей, по моей версии, улыбкой.

Она наклоняет голову, озадаченно рассматривая меня. Я кручусь вокруг своей оси, предлагая ей обзор со всех сторон.

– И как?

– Отвратительно, – кривится она.

– Спасибо.

– Поясняю для тебя, Макс, – произносит мое имя так, словно в нем собрались все нелюбимые буквы алфавита. – И да, я запомнила твое имя с первого раза, необязательно повторять его. Так вот, Макс…

Опять этот тон. Она делает выжидающую паузу.

– Что? – успеваю вставить я.

– Собачий приют в другой стороне.

Она уходит, оставляя меня ошеломленно смотреть ей вслед. Это не может быть она. Моя семилетняя незнакомка не могла связать двух слов, не словив инфаркт. А эта девушка наизусть извергает из себя статью «Как послать парня к черту за пять минут» из какого-то женского журнала.

Если раньше я был очарован, то теперь очарованно заинтригован. И мне нужно любым способом выяснить, кто эта девушка.

И если это она…

…то наконец-то моя жизнь заиграет яркими красками.

* * *

– Ее зовут Валери. Она замужем, – оглушает меня Леви спустя пару недель.

Валери.

Это она. Если, конечно, на белом свете нет еще одной рыжеволосой Валери с родимым пятном на шее, которая занимается балетом и любит голубой цвет. Единственное отличие – ее острый язык.

Я знал имя семилетней девочки, хранил и оберегал его в своих воспоминаниях (в коробке на чердаке). Ее мать обратилась к ней именно так в тот день, когда мой взгляд был прикован к маленькой незнакомке, стоящей со своими родителями. Валери была так расстроена и одинока, что я не смог не подойти к ней, ведь такое же одиночество жило во мне. Тот день отпечатался в сознании на всю жизнь, потому что мне не посчастливилось встретить ту девочку. Я просил няню водить меня в тот парк развлечений из раза в раз каждую осень, но ее там никогда не было.

Моя грудь горит при воспоминании о нашем пари. Она должна мне второе желание, но теперь оно принадлежит другому. Ублюдку, который имеет над ней какую-то власть, раз она не огрызается с ним, как загнанная в угол кошка.

Я с детства был научен читать людей: этот навык необходим хорошему адвокату. И поэтому мне ясно как день, что ее муж – гребаный психопат.

– Брак – не гарантия «долго и счастливо».

С этими словами я покидаю кабинет Леви, чтобы очистить голову и понять, что делать дальше. У меня нет ни права, ни адекватного мотива (кроме моей детской влюбленности и нынешней одержимости) хоть как-то вмешиваться в ее жизнь. Мы незнакомцы. Мне должно быть плевать, но это не так. Внутри разрастается огромный шар гнева, который хочется выбросить подобно супергерою и проломить им какую-нибудь стену.

А лучше – лицо ее мужа.

Глава 4 Валери

Недалекое прошлое

В детстве я думала, что нет ничего ужаснее, чем заниматься тем, что ты ненавидишь. Ходить на работу, от которой тошнит. Быть тем, кем на самом деле не являешься. Но сейчас я понимаю, что самое страшное – возвращаться в дом, где запланировано твое уничтожение.

И, возможно, мне даже не удастся объяснить, почему мои ноги все еще ведут меня в тот дом, а хромосома, отвечающая за самосохранение, функционирует неправильно.

Однажды моя соседка спросила:

– Почему ты не уйдешь?

Я поняла, что не знаю точного ответа на этот вопрос. Раньше мне было непонятно, как люди, болеющие анорексией, не могут есть. Ведь это кажется таким простым – взять и съесть. Но теперь я понимаю. Ведь это кажется таким простым – взять и уйти. Но люди не осознают, что у таких, как мы, сознание давно съехало с рельсов.

Именно поэтому мы продолжаем гнаться за тем, что нас убивает. Я стою в балетном классе и чувствую, как новые пуанты до крови натирают ступни. Академия давно пуста, но я все еще здесь. В стенах, которые мне противны. В пуантах, не вызывающих ничего, кроме адской боли. И в чертовом белом боди, скрывающем черные синяки на ребрах.

Академия танца – место, которое я ненавижу намного меньше, чем дом, в котором живу. Хотя кто бы мог подумать, что такое возможно. Я выполняю по сотне повторений пассе, плие и прочей хрени, названных красивыми словами, прежде чем перестаю чувствовать ноги.

Будь ты проклят, балет.

Будь ты проклят, Алекс.

Будь ты проклята, жизнь.

Спустя часы я рисую в альбоме красные ромашки, сидя напротив входа в академию, ветер развевает мои волосы, которые наконец-то освободились от тугого пучка после очередного адского дня прекрасной балерины. Я всегда терпеть не могла балет, но продолжала им заниматься. Не по своему желанию, а чтобы сохранить хоть какую-то нить, связывающую меня с мамой. Надеялась, что хоть так моя жизнь вызовет у нее интерес. К сожалению, ее волновало лишь то, насколько я красива и покладиста. То, какой женщиной я должна быть, чтобы на мне женились.

– Дерьмовая я жена, мама. Но меня все-таки выбрали, – бормочу я, закрашивая каждый лепесток кроваво-красным фломастером. Возможно, я увижу еще больше этого цвета через пару часов. А может, сегодня будет вечер «медового месяца» и цветы окажутся желтыми.

Никогда нельзя угадать.

– Тебя невозможно не выбрать.

Я подпрыгиваю на месте и оборачиваюсь на голос. Боже, что он тут забыл? Опять.

– Почему ты здесь? – устало спрашиваю я. У меня нет ни сил, ни желания язвить. Хочется просто уснуть. И не проснуться. Возможно, я давно думаю о том, что быть мертвой намного приятнее, чем живой.

– По делам, – коротко отвечает Макс, пристально осматривая меня с ног до головы.

Наши столкновения напоминают маленькие землетрясения: такие же спонтанные. Только по неизвестной причине с каждым разом амплитуда все нарастает и нарастает.

– Ну тогда иди делать дела, Макс.

Господи, я же сама ядовита, как аконит. Неудивительно, что яд Алекса подействовал на меня не сразу.

– Почему они красные? – Он кивает на альбом в моей руке.

Вспышка воспоминаний, подобных тем, что я испытала, когда он назвал меня Меридой пару дней назад, проносится в голове, как скоростной экспресс.

– Они необычные, но красивые, – следом продолжает Макс, будто знает, что я не отвечу на вопрос.

Я всматриваюсь в черты его лица и понимаю, что, видимо, притягиваю одинаковый типаж мужчин. У них с Алексом множество сходств во внешности: оттенок волос, строгие, но не угловатые черты лица, даже однобокая ухмылка, появившаяся сейчас на полных губах.

Есть лишь одно «но»: глаза. Хоть они и похожего золотистого цвета, но совершенно другого настроения. Когда я была влюблена и любила – действительно любила Алекса, – то его взгляд казался чем-то вроде солнца, затерянного за горизонтом. Но теперь это вечно пляшущий огонь, сжигающий душу… и тело.

У Макса нет никакой таинственной красоты в глазах, лишь оттенок виски, согревающий внутренности, словно алкоголь. И не думаю, что это влияет на меня на каком-то химическом уровне, как на женщину. Кажется, что эти глаза могут согреть любого, кто в них заглянет.

И я понимаю, что раньше уже чувствовала подобное.

– Почему ты каждый раз так меня рассматриваешь? Стоит ли мне сделать фото специально для тебя?

– Тебе стоит угомонить свою фантазию. Я просто смотрела и думала, какого черта ты все еще тут стоишь. – Чересчур, Валери. – Не нужно ли тебе бежать спасать мир от липовых договоров и черных схем? Или кричать: «Я протестую!» – в зале суда? И прежде чем ты спросишь, я смотрела сериалы…

– Остановись, – спокойно произносит он. – Я уйду, если тебе некомфортно. Не нервничай.

– Я не нервничаю.

Ложь. Мое сердце гоняет кровь так быстро, будто вот-вот разорвется. Я потерялась в своих мыслях и рассуждениях, совершенно забыв о нем. Мне все время кажется, что Алекс где-то рядом, как преследующая меня тень. Хотя это не так – он на работе, его точно не может быть здесь.

Я в безопасности.

– Ты в безопасности, – словно заглядывая в мой мыслительный процесс, произносит Макс.

Не знаю, как он это сделал. Я думала, что прекрасно научилась скрывать свои настоящие эмоции. Мне приходилось делать так с детства, просто сейчас я подняла планку до небес. Несмотря на то, что в семь лет, как по волшебству, у меня прорезался голос, я все равно оставалась ребенком, который не мог сложить слова в предложения в кругу собственной семьи. Дикая необузданная агрессия и энергия накапливались во мне и находили выход в вечных драках с девочками из балетного класса и абсолютно неуместных страстных поцелуях с парнями после занятий.

Макс медленно протягивает руку и касается моего запястья, скрытого рукавом свитера. Я оглядываюсь по сторонам, обвожу улицу полными паники глазами, как у зверя под прицелом ружья. Подушечка его большого пальца пробирается под манжету рукава и мягко прижимается к синяку, оставленному Алексом. Я закрываю глаза, заставляя себя отдернуть руку. Но на секунду мне хочется, чтобы кто-то впитал часть моей боли. Если это, конечно, возможно.

– Дыши. Его здесь нет. Есть только ты, – шепчет Макс, словно погружая меня в транс, но его мимолетное прикосновение быстро исчезает.

Я открываю глаза и вижу его удаляющуюся спину. Он направляется не в академию, а в совершенно другую сторону.

– Тебе же нужно было сюда по делам! – кричу я вслед.

Макс разворачивается, медленно пятясь.

– Я сделал все, что хотел. – Он делает паузу, сужая глаза. – Почему они красные, Валери?

– Потому что я так захотела.

* * *

Я иду домой так медленно, что меня обогнала бы даже самая древняя черепаха. В руках телефон, на экране которого скоро появится дыра от моего пальца. Я вожу по нему снова и снова, не решаясь позвонить родителям и сказать, что мне нужна помощь. Мы с ними не близки, но время от времени поддерживаем контакт, когда они отвлекаются от дел и вспоминают о дочери.

Сегодня вечер пятницы, все люди куда-то спешат, шлепая по лужам с излишней агрессией. Вокруг сырость и серость. Боже, этот город когда-нибудь перестанет напоминать Сайлент-Хилл [3]? Мне нужно солнце и тепло, потому что начинает казаться, что внутри меня распространяется плесень.

Сделав глубокий вдох, я нажимаю на кнопку вызова. Пожалуйста, будьте дома.

Пожалуйста, помогите мне, – тихо кричу я внутри себя.

– Валери? – раздается в динамике мелодичный голос мамы.

– Привет, мам, – с прерывистым вздохом отвечаю я.

– Что-то срочное? Мы в самолете. Папе по работе нужно в Париж, ну и почему бы не совместить приятное с полезным, – щебечет она. – Я хочу купить те шикарные чулки, помнишь…

Не помню. Мне не удается вставить слово в потоке чулок, нижнего белья и косметики для вечной молодости.

– Не знаю, сколько мы здесь пробудем, но я куплю и отправлю тебе, только напомни свой адрес.

– Мама, мне нужно…

– Прости, детка, – в спешке произносит она, а на заднем фоне слышится ворчание папы. – Я тебе как-нибудь потом позвоню. Мне нужно выключить телефон и помочь папе с ручной кладью.

Звонок прерывается, а я так и не произношу: «А мне нужна ты».

Не успеваю убрать телефон в карман, как он начинает звонить. Лица Аннабель и Лиама появляются на экране, и мне приходится налепить свою лучшую улыбку, прежде чем ответить:

– Привет всем сумасшедшим! Уже соскучились по мне? – Я заглядываю в камеру, как пожилые люди, которым только что дали в руки телефон.

– Почему ты до сих пор не дома? – спрашивает Лиам, находясь в машине.

– То же самое могу спросить у тебя, – хмурится Аннабель и тут же морщится, когда пытается встать с кровати.

– Колено все еще ноет?

Недавно сучка Бриттани, которой я чуть не откусила голову, практически лишила Аннабель главной роли, намеренно ударив ее по больному колену. Моя подруга – тот человек, который борется, когда света совсем не видно. Она нашла в себе смелость и силы противостоять человеку, оказывающему на нее огромное влияние. Поэтому мне просто-напросто стыдно прийти и сказать, что я не та, за кого себя выдаю. Что во мне нет той силы, которую все видят. Стыдно сообщить ей и Лиаму, что любовь всей моей жизни оказалась самой большой ошибкой. Боже, да мне до ужаса страшно, что они откажутся от меня, и тогда Алекс останется единственным человеком, которому я буду небезразлична. Даже если его проявление любви – извращенное.

– Оно не ноет, а орет на меня. Но уже вроде получше, планирую скоро вернуться. Так что не расслабляйся, Лиам, – отвечает Аннабель.

Эти двое стоят в паре, наверное, с их первого занятия балетом. Поэтому в последние дни Лиам чувствует себя так, словно его лишили правой руки.

– Я еду в Бристоль. Может, заскочу домой к Леви и верну к жизни его спортзал. Как думаешь, он оставил все на своих местах? Возможно, даже не протирал отпечатки твоих пальцев с зеркал…

– Фу, звучит жутко, – кривлюсь я.

– Не думаю, что Леви сам протирает зеркала, – размышляет Аннабель.

– Думаю, мистер Гринч хорошо смотрелся бы с метелкой для пыли и в переднике домохозяйки.

– Поистине отчаянная домохозяйка, – фыркает Лиам.

– Думаю, Бри Ван Де Камп [4] раскритиковала бы его навыки уборки, – хихикаю я.

– А Сюзан прыгнула бы к нему в кровать. – Лиам играет бровями. – Хотя она больше предпочитает сантехников…

– А Габриэль – садовников, – вхожу я в кураж.

– А Линетт родила бы от него сто детей. – Аннабель с широкой улыбкой откидывается на подушки и стопроцентно представляет себя на месте Линетт.

– Нет, погодите, место в постели уже забронировано Сюзан! – возмущенно восклицаю я.

– В этом сериале все слишком сложно, так что извините, что я не уследила за сюжетом.

Мое настроение значительно улучшается после разговора с этой парочкой. Как и всегда, они помогают мне забыть и отстраниться от реальности. Может, это еще одна причина, по которой я отгораживаю их от своей драмы. Не хочу запятнать друзей грязью.

Я прокручиваю ключ в замке, и звук затвора слишком громко отдается в голове. Алекс уже дома: видела его машину на подъездной дорожке. Удивительно, что он не устроил мне допрос с пристрастием по телефону по поводу того, что я до сих пор не вернулась.

Сбрасываю промокшие туфли – мне стало бы их жалко, ведь это великолепные Saint Laurent, но муж подарил их после очередной громкой ссоры (сломанного ребра), поэтому плевать. Для меня до сих пор загадка, как он на них заработал, будучи начальником охраны в ночном клубе. Мы никогда не нуждались в деньгах и не считали каждую копейку, но это не значит, что наши шкафы ломились от брендовых вещей, а на телах всегда сверкали бриллианты и золото.

Я смотрю на руку с обручальным и помолвочным кольцом и понимаю, что золото с бриллиантами все-таки есть. Помню, как спросила у Алекса, откуда у него деньги на такое дорогое кольцо. Он уверял, что это его накопления, которые ему не жалко потратить на любимую жену. Муж всегда получал хорошую зарплату, поэтому уговорил меня не работать до окончания учебы, хотя я очень хотела. Правда, не знаю, кто был бы заинтересован в таком работнике. Ведь кажется, что кроме балета я ничего не умею. Хотя и тут вопрос спорный – по сравнению с Аннабель мне в лучшем случае суждено танцевать где-нибудь… в ночном клубе. Забавно, ведь именно там я и встретила Алекса.

– Где ты была?

Я отрываю взгляд от руки и перевожу его на Алекса, стоящего около лестницы. Черт, он слишком тихо передвигается, чтобы мне удалось вовремя подготовиться к атаке. Какой бы она ни была – моральной или физической.

– Задержалась на учебе, скоро благотворительный концерт. Мы много репетируем.

Он медленно кивает, считывая каждую мою эмоцию, подобно сканеру.

– Я скучал.

А я нет.

– Я тоже.

– Если бы ты скучала, то шевелилась бы быстрее, а не разговаривала со своими друзьями, прежде чем зайти в дом. – Он начинает приближаться ко мне, но я не позволяю себе съежиться. – Я уже говорил, что они плохо на тебя влияют.

Не так плохо, как ты.

– Я…

– Я устал, а тебя нет. Придется за это заплатить, Валери. – Алекс обнимает меня за талию и утыкается носом в шею. – Покажи, как ты по мне скучала, – шепчет он, как ядовитый змей, прокладывая влажные поцелуи от шеи к груди.

– У меня месячные, – лгу я, внутренне содрогаясь от каждого прикосновения его губ.

Он отстраняется и заглядывает в мои глаза, возвышаясь надо мной.

– Проверим? – хмыкает Алекс.

Его права рука медленно скользит вниз, пока левая сжимает мою грудь. Достигнув юбки, он задирает ее и, как ласковый любовник, поглаживает внутреннюю сторону бедра. Меня тошнит, но я не шевелюсь. Бегство стало бы признаком поражения. Не говоря о том, что он бы меня обязательно догнал.

Его пальцы поддевают край трусиков и резко проникают внутрь. Тело пронизывает ощущение жжения, как от острого ножа. Я не испытываю никакого возбуждения.

Алекс достает руку и держит ее на уровне моих глаз. Естественно, на ней нет ни единой капли крови – лишь мое растоптанное достоинство.

– Посмотри, любимая. Кажется, ты ошиблась. – Он нежно гладит меня по голове.

– Д-да, – заикаюсь я. – Наверное, показалось. У меня болел низ живота, и я подума…

Прежде чем я успеваю договорить, удар под колени выбивает землю из-под ног. Голова ударяется об плитку в коридоре. Я стараюсь встать, но Алекс резко хватает меня за щиколотку и притягивает к себе. Он наваливается на меня, ставя руки по обе стороны от головы.

– Вот что ты делаешь со мной, когда ведешь себя неправильно! – кричит он мне в лицо, разбрызгивая слюну. Алекс замахивается, и пощечина, словно удар от плети, рассекает нижнюю губу. – Тебе даже не стыдно и не жаль! В твоих глазах нет ни одной слезы, сука!

Потому что я все выплакала.

Да и ко всему в мире привыкаешь. К боли тоже.

Вспышка – и его выражение лица резко меняется.

– Ты ведь сама усложняешь себе жизнь, любимая. Я же всего этого не хочу. Я же хороший. Я люблю тебя! – уверяет он больше себя, чем меня.

Алекс нежно прикасается к месту удара и, по его мнению, лечебным поцелуем пытается замолить свои грехи.

– Я люблю тебя. Скажи, что тоже любишь меня, – шепчет он в мои губы.

Я молчу. Наверное, кому-то такое поведение покажется самоубийством, но слова каждый раз застревают у меня в горле.

– Скажи, что любишь меня! – кричит Алекс с красными глазами, находясь на грани слез.

Он несколько раз ударяет по плитке рядом с моей головой, и при очередном замахе я выкрикиваю:

– Люблю! Я люблю тебя! Только тебя!

Все его тело расслабляется, и он с нежностью, которой не было секунду назад, целует меня.

– Хорошо. – Он начинает стягивать с меня свитер. – Так покажи мне это.

И я показываю. Но с чувством тошноты думаю лишь о том, что впереди выходные, а значит, мне удастся залечить синяки. А вот душу – не уверена.

Глава 5 Макс

Недалекое прошлое

Не знаю, что я здесь делаю. Не понимаю, почему она не выходит из моей головы. Раньше я допускал крошечную мысль, что Валери – просто похожая девушка. Что жизнь решила подшутить надо мной и подкинуть повзрослевшую версию моей детской неразумной влюбленности. Сейчас же я уверен на тысячу и один процент, что это она.

В ту секунду, когда с моих губ слетело кодовое слово «Мерида», ее лицо превратилось в открытую карту, по которой можно было прочитать все, что мне нужно. Потом, пару недель назад, я увидел, как она рисует ромашки. В прошлый раз они были черными, а в этот – красными. Хоть когда-нибудь они бывают белыми?

Я хочу поговорить с ней. Просто нормально поговорить. Без препирательств и сравнений меня с собакой. Хочу заставить ее вспомнить тот день и просто улыбнуться этим воспоминаниям. Именно поэтому сейчас я нахожусь около дома Валери. Знаю, что рискую нарваться на неприятности, если ее придурковатый муж дома, но и скрываться тоже не собираюсь. Я не имею никаких скрытых мотивов, никто не запрещал обычный разговор.

Дверь ее дома распахивается, чуть не слетая с петель. Разгневанный мужчина, явно находящийся в алкогольном опьянении, выбегает за пределы участка и уезжает, свистя шинами, которые чуть ли не соскребают асфальт.

Что ж, полагаю, речь для ее мужа придумывать не придется.

Выжидая несколько минут, я стараюсь придумать хоть одно адекватное оправдание своего присутствия.

«Привет. Помнишь, как в семь лет ты проиграла мальчику в крестики-нолики? Это был я».

«Добрый день! Ты все так же рисуешь разноцветные ромашки?»

«Здравствуй, ты была должна семилетнему мальчику второе желание. Не хочешь вернуть должок?»

Прокручивая в голове весь этот бред, добираюсь до двери. Несколько раз постучав, жду и сжимаю кулак до хруста костяшек. Боже, я не помню, когда последний раз так нервничал.

– Не закончил?

Валери появляется в дверном проеме, и меня словно сбивает грузовик MAN. Ее губа разбита, лицо украшает огромный синяк, начинающийся под глазом и перетекающий на височную зону. Она одета в одну огромную толстовку голубого цвета и кажется в эту секунду такой маленькой… Не столько физически, сколько морально. Это не та женщина, которая затыкает мне рот при каждом удобном случае.

Мы смотрим друг на друга и поочередно открываем рты, пытаясь начать этот нелепый диалог. В голове возникают новые вопросы. Языки не слушаются, но мы пытаемся выдавить хоть слово.

Я заталкиваю ее внутрь и захлопываю дверь, нарушая все возможные манеры и приличия.

– Нужно обработать губу и приложить лед.

Она смотрит на меня как на инопланетянина или умалишенного. Что, вероятно, недалеко от правды.

– Где ванная?

Она указывает на дверь в конце коридора. Стены внутри дома – теплых оттенков, как и девушка передо мной (в редкие моменты жизни). Я хватаю ее ледяную руку и тяну к ванной комнате, проходя мимо фотографий «пары года», развешанных по всей стене.

– Стоп! Что происходит? Что, мать твою, ты тут забыл?

А вот и она – женщина-кошка проснулась.

– То, что сделал бы любой на моем месте.

Я ослабляю хватку на запястье Валери, потому что просто-напросто боюсь ее спугнуть малейшим неверным движением.

– Мне не нужна помощь.

Пригвождаю ее взглядом.

– Я тебе не помогаю.

– Тогда как, скажи на милость, это называется?

– Неравнодушие.

Схватив Валери за талию, я усаживаю ее на тумбу рядом с раковиной и без лишних усилий нахожу аптечку. Видимо, в их доме это чуть ли не самая необходимая вещь.

Валери шипит и злобно скалится, когда я обрабатываю ее губу.

– Хватит. Я в порядке. – Она пытается отбросить мою руку, но я перехватываю ее ладонь и прижимаю к бедру.

Моя кожа соприкасается с теплотой и мягкостью тела Валери, и я заставляю себя не встречаться с ней взглядом, иначе мне конец. Эти глаза утянут меня на дно, а я не могу себе этого позволить. Она замужем, мы чужие друг другу люди, но… Черт бы меня побрал – одно прикосновение и взгляд этой женщины до ужаса странно влияют на меня.

Я отдергиваю руку, словно прикоснулся к ядовитому растению.

– Потерпи немного, сейчас пройдет.

– Мне не больно, – безэмоционально отвечает она.

Теперь я встречаюсь с ней взглядом и действительно понимаю, что Валери кривилась не от боли, а от раздражения. На ее лице нет ни слез, ни намека на неприятные ощущения от жжения.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, продолжая обрабатывать губу.

– Ничего не чувствую.

Валери отталкивает меня и спрыгивает с тумбы. Она выходит из ванной, и мне ничего не остается, кроме как последовать за ней. Мы доходим до входной двери, и в этот момент на журнальном столике начинает звонить телефон.

Имя ее друга, чертова Лиама, высвечивается на экране.

– Муж не ревнует жену к ее другу, который не может удержать свой рот на замке при каждой вашей встрече?

Лиам. Долбаный друг Лиам. Понятия не имею, почему меня вообще волнует их близость. Об этом должен переживать ее муж, а не я. Мне-то что? Могут целовать друг другу щеки сколько им влезет – как они и делали это недавно.

Мы приехали в академию по делам. Вернее, Леви и Нейт приехали туда по делам, а я как собачонка побежал вслед за ними, лишь бы наткнуться на огненную женщину и отхватить от нее очередную нелестную фразу. Я наблюдал за ней с балкона концертного зала, пока она источала грацию каждым своим движением. А ведь Валери даже не танцевала – просто стояла. Смахивала выбившиеся из пучка пряди волос, касалась родимого пятна, улыбалась и… целовалась в щеку со своим другом.

Совершенно чуждая и тягучая волна жара окатила меня с ног до головы в тот момент, когда Валери сомкнула свои руки на его талии, коснулась губами щеки, после чего с умиротворением прижалась к груди ушлепка. Возможно, он и не ушлепок, но так мне сказал неандерталец внутри меня, желающий зарычать при их взаимодействии. И нет, я не ревную, просто констатирую факты.

– Он думает, что Лиам влюблен в Аннабель. Или что он гей, ведь, по его мнению, мужчины не могут заниматься балетом. Неважно. – Тяжелый вздох слетает с ее разбитых губ. – Тебе пора идти, не говоря уже том, что тебя вообще не должна волновать моя личная жизнь.

Валери хватает телефон и подталкивает меня к выходу.

– Почему?

– Потому что мы, черт возьми, чужие друг другу люди, – выплевывает она.

– Нет, почему ты не обратишься в полицию? Почему ты…

– Что? Терплю? Давай, продолжай этот стандартный набор вопросов.

– Почему ты так себя не любишь?

– На выход, Макс.

Она крепче сжимает телефон, и начинает казаться, что он вот-вот треснет.