Илиада E-Book

Гомер

• Herausgeber: Strelbytskyy Multimedia Publishing
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 614

Veröffentlichungsjahr: 2017

Beschreibung

"Илиада" - легендарная древнегреческая поэма, написанная поэтом-сказителем Гомером (древнегреч., VIII век до н. э.). *** Это повествование о Троянской войне, разгоревшейся из-за царицы Елены, возлюбленной Париса и самой прекрасной женщины на свете. Другими дошедшими до нас произведениями автора являются "Одиссея", "Гомеровские гимны" и "Эфиопида". Гомер, чья личность и жизненная история окутаны покровом тайны, считается одним из самых выдающихся литературных деятелей Древней Греции.

Leseprobe

Гомер

ИЛИАДА

«Илиада» — легендарная древнегреческая поэма, написанная поэтом-сказителем Гомером (древнегреч. Ὅμηρος, VIII век до н. э.). ***

Это повествование о Троянской войне, разгоревшейся из-за царицы Елены, возлюбленной Париса и самой прекрасной женщины на свете.

Другими дошедшими до нас произведениями автора являются «Одиссея», «Гомеровские гимны» и «Эфиопида».

Гомер, чья личность и жизненная история окутаны покровом тайны, считается одним из самых выдающихся литературных деятелей Древней Греции.

Песнь первая

ЯЗВА, ГНЕВ

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,

Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:

Многие души могучие славных героев низринул

В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным

Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля),

С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою

Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный.

Кто ж от богов бессмертных подвиг их к враждебному спору?

Сын громовержца и Леты — Феб, царем прогневленный,

Язву на воинство злую навел; погибали народы

В казнь, что Атрид обесчестил жреца непорочного Хриса.

Старец, он приходил к кораблям быстролетным ахейским

Пленную дочь искупить и, принесши бесчисленный выкуп

И держа в руках, на жезле золотом, Аполлонов

Красный венец, умолял убедительно всех он ахеян,

Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской:

«Чада Атрея и пышнопоножные мужи ахейцы!

О! да помогут вам боги, имущие домы в Олимпе,

Град Приамов разрушить и счастливо в дом возвратиться;

Вы ж свободите мне милую дочь и выкуп примите,

Чествуя Зевсова сына, далеко разящего Феба».

Все изъявили согласие криком всеобщим ахейцы

Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп;

Только царя Агамемнона было то не любо сердцу;

Гордо жреца отослал и прирек ему грозное слово:

«Старец, чтоб я никогда тебя не видал пред судами!

Здесь и теперь ты не медли и впредь не дерзай показаться!

Или тебя не избавит ни скиптр, ни венец Аполлона.

Деве свободы не дам я; она обветшает в неволе,

В Аргосе, в нашем дому, от тебя, от отчизны далече —

Ткальньй стан обходя или ложе со мной разделяя.

Прочь удались и меня ты не гневай, да здрав возвратишься!»

Рек он; и старец трепещет и, слову царя покоряся,

Идет, безмолвный, по брегу немолчношумящей пучины.

Там, от судов удалившися, старец взмолился печальный

Фебу царю, лепокудрыя Леты могущему сыну:

«Бог сребролукий, внемли мне: о ты, что, хранящий, обходишь

Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе,

Сминфей! если когда я храм твой священный украсил,

Если когда пред тобой возжигал я тучные бедра

Коз и тельцов, — услышь и исполни одно мне желанье:

Слезы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!»

Так вопиял он, моляся; и внял Аполлон сребролукий:

Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,

Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;

Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали

В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.

Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;

Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца.

В самом начале на месков напал он и псов празднобродных;

После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;

Частые трупов костры непрестанно пылали по стану.

Девять дней на воинство божие стрелы летали;

В день же десятый Пелид на собрание созвал ахеян.

В мысли ему то вложила богиня державная Гера:

Скорбью терзалась она, погибающих видя ахеян.

Быстро сходился народ, и, когда воедино собрался,

Первый, на сонме восстав, говорил Ахиллес быстроногий:

«Должно, Атрид, нам, как вижу, обратно исплававши море,

В домы свои возвратиться, когда лишь от смерти спасемся.

Вдруг и война, и погибельный мор истребляет ахеян.

Но испытаем, Атрид, и вопросим жреца, иль пророка,

Или гадателя снов (и сны от Зевеса бывают):

Пусть нам поведают, чем раздражен Аполлон небожитель?

Он за обет несвершенный, за жертву ль стотельчую гневен?

Или от агнцев и избранных коз благовонного тука

Требует бог, чтоб ахеян избавить от пагубной язвы?»

Так произнесши, воссел Ахиллес; и мгновенно от сонма

Калхас восстал Фесторид, верховный птицегадатель.

Мудрый, ведал он все, что минуло, что есть и что будет,

И ахеян суда по морям предводил к Илиону

Даром предвиденья, свыше ему вдохновенным от Феба.

Он, благомыслия полный, речь говорил и вещал им:

«Царь Ахиллес! возвестить повелел ты, любимец Зевеса,

Праведный гнев Аполлона, далеко разящего бога?

Я возвещу; но и ты согласись, поклянись мне, что верно

Сам ты меня защитить и словами готов и руками.

Я опасаюсь, прогневаю мужа, который верховный

Царь аргивян и которому все покорны ахейцы.

Cлишком могуществен царь, на мужа подвластного гневный?

Вспыхнувший гнев он на первую пору хотя и смиряет,

Но сокрытую злобу, доколе ее не исполнит,

В сердце хранит. Рассуди ж и ответствуй, заступник ли ты мне?»

Быстро ему отвечая, вещал Ахиллес благородный:

«Верь и дерзай, возвести нам оракул, какой бы он ни был!

Фебом клянусь я, Зевса любимцем, которому, Калхас,

Молишься ты, открывая данаям вещания бога:

Нет, пред судами никто, покуда живу я и вижу,

Рук на тебя дерзновенных, клянуся, никто не подымет

В стане ахеян; хотя бы назвал самого ты Атрида,

Властию ныне верховной гордящегось в рати ахейской».

Рек он; и сердцем дерзнул, и вещал им пророк непорочный:

«Нет, не за должный обет, не за жертву стотельчую гневен

Феб, но за Хриса жреца: обесчестил его Агамемнон,

Дщери не выдал ему и моленье и выкуп отринул.

Феб за него покарал, и бедами еще покарает,

И от пагубной язвы разящей руки не удержит

Прежде, доколе к отцу не отпустят, без платы, свободной

Дщери его черноокой и в Хрису святой не представят

Жертвы стотельчей; тогда лишь мы бога на милость преклоним».

Слово скончавши, воссел Фесторид; и от сонма воздвигся

Мощный герой, пространно-властительный царь Агамемнон,

Гневом волнуем; ужасной в груди его мрачное сердце

Злобой наполнилось; очи его засветились, как пламень.

Калхасу первому, смотря свирепо, вещал Агамемнон:

«Бед предвещатель, приятного ты никогда не сказал мне!

Радостно, верно, тебе человекам беды лишь пророчить;

Доброго слова еще ни измолвил ты нам, ни исполнил.

Се, и теперь ты для нас как глагол проповедуешь бога,

Будто народу беды дальномечущий Феб устрояет,

Мстя, что блестящих даров за свободу принять Хрисеиды

Я не хотел; но в душе я желал черноокую деву

В дом мой ввести; предпочел бы ее и самой Клитемнестре,

Девою взятой в супруги; ее Хрисеида не хуже

Прелестью вида, приятством своим, и умом, и делами!

Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль требует польза:

Лучше хочу я спасение видеть, чем гибель народа.

Вы ж мне в сей день замените награду, да в стане аргивском

Я без награды один не останусь: позорно б то было;

Вы же то видите все — от меня отходит награда».

Первый ему отвечал Пелейон, Ахиллес быстроногий!

«Славою гордый Атрид, беспредельно корыстолюбивый!

Где для тебя обрести добродушным ахеям награду?

Мы не имеем нигде сохраняемых общих сокровищ:

Что в городах разоренных мы добыли, все разделили;

Снова ж, что было дано, отбирать у народа — позорно!

Лучше свою возврати, в угождение богу. Но после

Втрое и вчетверо мы, аргивяне, тебе то заплатим,

Если дарует Зевс крепкостенную Трою разрушить».

Быстро, к нему обратяся, вещал Агамемнон могучий:

«Сколько ни доблестен ты, Ахиллес, бессмертным подобный,

Хитро не умствуй: меня ни провесть, ни склонить не успеешь.

Хочешь, чтоб сам обладал ты наградой, а я чтоб, лишенный,

Молча сидел? и советуешь мне ты, чтоб деву я выдал?..

Пусть же меня удовольствуют новою мздою ахейцы,

Столько ж приятною сердцу, достоинством равною первой.

Если ж откажут, предстану я сам и из кущи исторгну

Или твою, иль Аяксову мзду, или мзду Одиссея;

Сам я исторгну, и горе тому, пред кого я предстану!

Но об этом беседовать можем еще мы и после.

Ныне черный корабль на священное море ниспустим,

Сильных гребцов изберем, на корабль гекатомбу поставим

И сведем Хрисеиду, румяноланитую деву.

В нем да воссядет начальником муж от ахеян советных,

Идоменей, Одиссей Лаэртид иль Аякс Теламонид

Или ты сам, Пелейон, из мужей в ополченье страшнейший!

Шествуй и к нам Аполлона умилостивь жертвой священной!»

Грозно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:

«Царь, облеченный бесстыдством, коварный душою мздолюбец!

Кто из ахеян захочет твои повеления слушать?

Кто иль поход совершит, иль с враждебными храбро сразится?

Я за себя ли пришел, чтоб троян, укротителей коней,

Здесь воевать? Предо мною ни в чем не виновны трояне:

Муж их ни коней моих, ни тельцов никогда не похитил;

В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами обильной,

Нив никогда не топтал; беспредельные нас разделяют

Горы, покрытые лесом, и шумные волны морские.

Нет, за тебя мы пришли, веселим мы тебя, на троянах

Чести ища Менелаю, тебе, человек псообразный!

Ты же, бесстыдный, считаешь ничем то и все презираешь,

Ты угрожаешь и мне, что мою ты награду похитишь,

Подвигов тягостных мзду, драгоценнейший дар мне ахеян?..

Но с тобой никогда не имею награды я равной,

Если троянский цветущий ахеяне град разгромляют.

Нет, несмотря, что тягчайшее бремя томительной брани

Руки мои подымают, всегда, как раздел наступает,

Дар богатейший тебе, а я и с малым, приятным

В стан не ропща возвращаюсь, когда истомлен ратоборством.

Ныне во Фтию иду: для меня несравненно приятней

В дом возвратиться на быстрых судах; посрамленный тобою,

Я не намерен тебе умножать здесь добыч и сокровищ».

Быстро воскликнул к нему повелитель мужей Агамемнон:

«Что же, беги, если бегства ты жаждешь! Тебя не прошу я

Ради меня оставаться; останутся здесь и другие;

Честь мне окажут они, а особенно Зевс промыслитель.

Ты ненавистнейший мне меж царями, питомцами Зевса!

Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы.

Храбростью ты знаменит; но она дарование бога.

В дом возвратясь, с кораблями беги и с дружиной своею;

Властвуй своими фессальцами! Я о тебе не забочусь;

Гнев твой вменяю в ничто; а, напротив, грожу тебе так я:

Требует бог Аполлон, чтобы я возвратил Хрисеиду;

Я возвращу, — и в моем корабле и с моею дружиной

Деву пошлю; но к тебе я приду, и из кущи твоей Брисеиду

Сам увлеку я, награду твою, чтобы ясно ты понял,

Сколько я властию выше тебя, и чтоб каждый страшился

Равным себя мне считать и дерзко верстаться со мною!»

Рек он, — и горько Пелиду то стало: могучее сердце

В персях героя власатых меж двух волновалося мыслей:

Или, немедля исторгнувши меч из влагалища острый,

Встречных рассыпать ему и убить властелина Атрида;

Или свирепство смирить, обуздав огорченную душу.

В миг, как подобными думами разум и душу волнуя,

Страшный свой меч из ножон извлекал он, — явилась Афина,

С неба слетев; ниспослала ее златотронная Гера,

Сердцем любя и храня обоих браноносцев; Афина,

Став за хребтом, ухватила за русые кудри Пелида,

Только ему лишь явленная, прочим незримая в сонме.

Он ужаснулся и, вспять обратяся, познал несомненно

Дочь громовержцеву: страшным огнем ее очи горели.

К ней обращенный лицом, устремил он крылатые речи:

«Что ты, о дщерь Эгиоха, сюда низошла от Олимпа?

Или желала ты видеть царя Агамемнона буйство?

Но реку я тебе, и реченное скоро свершится:

Скоро сей смертный своею гордынею душу погубит!»

Сыну Пелея рекла светлоокая дщерь Эгиоха:

«Бурный твой гнев укротить я, когда ты бессмертным покорен,

С неба сошла; ниспослала меня златотронная Гера;

Вас обоих равномерно и любит она, и спасает.

Кончи раздор, Пелейон, и, довольствуя гневное сердце,

Злыми словами язви, но рукою меча не касайся.

Я предрекаю, и оное скоро исполнено будет:

Скоро трикраты тебе знаменитыми столько ж дарами

Здесь за обиду заплатят: смирися и нам повинуйся».

К ней обращайся вновь, говорил Ахиллес быстроногий:

«Должно, о Зевсова дщерь, соблюдать повеления ваши.

Как мой ни пламенен гнев, но покорность полезнее будет:

Кто бессмертным покорен, тому и бессмертные внемлют».

Рек, и на сребряном черене стиснул могучую руку

И огромный свой меч в ножны опустил, покоряся

Слову Паллады; Зевсова дочь вознеслася к Олимпу,

В дом Эгиоха отца, небожителей к светлому сонму.

Но Пелид быстроногий суровыми снова словами

К сыну Атрея вещал и отнюдь не обуздывал гнева:

«Грузный вином, со взорами песьими, с сердцем еленя!

Ты никогда ни в сраженье открыто стать перед войском,

Ни пойти на засаду с храбрейшими рати мужами

Сердцем твоим не дерзнул: для тебя то кажется смертью.

Лучше и легче стократ по широкому стану ахеян

Грабить дары у того, кто тебе прекословить посмеет.

Царь пожиратель народа! Зане над презренными царь ты, —

Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни!

Но тебе говорю, и великою клятвой клянуся,

Скипетром сим я клянуся, который ни листьев, ни ветвей

Вновь не испустит, однажды оставив свой корень на холмах,

Вновь не прозябнет, — на нем изощренная медь обнажила

Листья и кору, — и ныне который ахейские мужи

Носят в руках судии, уставов Зевесовых стражи, —

Скиптр сей тебе пред ахейцами будет великою клятвой:

Время придет, как данаев сыны пожелают Пелида.

Все до последнего; ты ж, и крушася, бессилен им будешь

Помощь подать, как толпы их от Гектора мужеубийцы

Свергнутся в прах; и душой ты своей истерзаешься, бешен

Сам на себя, что ахейца храбрейшего так обесславил».

Так произнес, и на землю стремительно скипетр он бросил,

Вкруг золотыми гвоздями блестящий, и сел меж царями.

Против Атрид Агамемнон свирепствовал сидя; и

Нестор Сладкоречивый восстал, громогласный вития пилосский:

Речи из уст его вещих, сладчайшие меда, лилися.

Два поколенья уже современных ему человеков

Скрылись, которые некогда с ним возрастали и жили

В Пилосе пышном; над третьим уж племенем царствовал старец.

Он, благомыслия полный, советует им и вещает:

«Боги! великая скорбь на ахейскую землю приходит!

О! возликует Приам и Приамовы гордые чада,

Все обитатели Трои безмерно восхитятся духом,

Если услышат, что вы воздвигаете горькую распрю, —

Вы, меж данаями первые в сонмах и первые в битвах!

Но покоритесь, могучие! оба меня вы моложе,

Я уже древле видал знаменитейших вас браноносцев;

С ними в беседы вступал, и они не гнушалися мною.

Нет, подобных мужей не видал я и видеть не буду,

Воев, каков Пирифой и Дриас, предводитель народов,

Грозный Эксадий, Кеней, Полифем, небожителям равный,

И рожденный Эгеем Тесей, бессмертным подобный!

Се человеки могучие, слава сынов земнородных!

Были могучи они, с могучими в битвы вступали,

С лютыми чадами гор, и сражали их боем ужасным.

Был я, однако, и с оными в дружестве, бросивши Пилос,

Дальную Апии землю: меня они вызвали сами.

Там я, по силам моим, подвизался; но с ними стязаться

Кто бы дерзнул от живущих теперь человеков наземных?

Но и они мой совет принимали и слушали речи.

Будьте и вы послушны: слушать советы полезно.

Ты, Агамемнон, как ни могущ, не лишай Ахиллеса

Девы: ему как награду ее даровали ахейцы.

Ты, Ахиллес, воздержись горделиво с царем препираться:

Чести подобной доныне еще не стяжал ни единый

Царь скиптроносец, которого Зевс возвеличивал славой.

Мужеством ты знаменит, родила тебя матерь-богиня;

Но сильнейший здесь он, повелитель народов несчетных.

Сердце смири, Агамемнон: я, старец, тебя умоляю,

Гнев отложи на Пелида героя, который сильнейший

Всем нам, ахейцам, оплот в истребительной брани троянской».

Быстро ему отвечал повелитель мужей, Агамемнон!

«Так справедливо ты все и разумно, о старец, вещаешь;

Но человек сей, ты видишь, хочет здесь всех перевысить,

Хочет начальствовать всеми, господствовать в рати над всеми,

Хочет указывать всем; но не я покориться намерен.

Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги,

Тем позволяет ему говорить мне в лицо оскорбленья?»

Гневно его перервав, отвечал Ахиллес благородный:

«Робким, ничтожным меня справедливо бы все называли,

Если б во всем, что ни скажешь, тебе угождал я, безмолвный.

Требуй того от других, напыщенный властительством; мне же

Ты не приказывай: слушать тебя не намерен я боле!

Слово иное скажу, и его сохрани ты на сердце:

В битву с оружьем в руках никогда за плененную деву

Я не вступлю, ни с тобой и ни с кем; отымайте, что дали!

Что до корыстей других, в корабле моем черном хранимых,

Противу воли моей ничего ты из них не похитишь!

Или, приди и отведай, пускай и другие увидят:

Черная кровь из тебя вкруг копья моего заструится!»

Так воеводы жестоко друг с другом словами сражаясь,

Встали от мест и разрушили сонм пред судами ахеян.

Царь Ахиллес к придонским своим кораблям быстролетным

Гневный отшел, и при нем Метилен с термидорианской дружиной.

Царь Агамемнон легкий корабль ниспустил на пучину,

Двадцать избрал гребцов, поставил на нем гекатомбу,

Дар Аполлону, и сам Хрисеиду, прекрасную деву,

Взвел на корабль: повелителем стал Одиссей многошумный;

Быстро они, устремяся, по влажным путям полетели.

Тою порою Атрид повелел очищаться ахейцам:

Все очищались они и нечистое в море метали.

После, избрав совершенные Фебу царю гекатомбы,

Коз и тельцов сожигали у брега бесплодного моря;

Туков воня до небес восходила с клубящимся дымом.

Так аргивяне трудилися в стане; но царь Агамемнон

Злобы еще не смирял и угроз не забыл Ахиллесу:

Он, призвав пред лицо Талфибия и с ним Эврибата,

Верных клевретов и вестников, так заповедовал, гневный:

«Шествуйте, верные вестники, в сень Ахиллеса Пелида;

За руки взяв, пред меня Брисеиду немедля представьте:

Если же он не отдаст, возвратитеся — сам я исторгну:

С силой к нему я приду, и преслушному горестней будет».

Так произнес и послал, заповедавши грозное слово.

Мужи пошли неохотно по берегу шумной пучины;

И, приближася к кущам и быстрым судам мирмидонов,

Там обретают его, перед кущей своею сидящим

В думе; пришедших увидя, не радость Пелид обнаружил.

Оба смутились они и в почтительном страхе к владыке

Стали, ни вести сказать, ни его вопросить не дерзая.

Сердцем своим то проник и вещал им Пелид благородный:

«Здравствуйте, мужи глашатаи, вестники бога и смертных!

Ближе предстаньте; ни в чем вы не винны, но царь Агамемнон!

Он вас послал за наградой моей, за младой Брисеидой.

Друг, благородный Патрокл, изведи и отдай Брисеиду;

Пусть похищают; но сами они же свидетели будут

И пред сонмом богов, и пред племенем всех человеков.

И пред царем сим неистовым, — ежели некогда снова

Нужда настанет во мне, чтоб спасти от позорнейшей смерти

Рать остальную… свирепствует, верно, он, ум погубивши;

Свесть настоящего с будущим он не умея, не видит,

Как при судах обеспечить спасение рати ахейской!»

Рек, и Менетиев сын покорился любезному другу.

За руку вывел из сени прекрасноланитую деву,

Отдал послам; и они удаляются к сеням ахейским;

С ними отходит печальная дева. Тогда, прослезяся,

Бросил друзей Ахиллес, и далеко от всех, одинокий,

Cел у пучины седой, и, взирая на понт темноводный,

Руки в слезах простирал, умоляя любезную матерь:

«Матерь! Когда ты меня породила на свет кратковечным,

Славы не должен ли был присудить мне высокогремящий

Зевс Эгиох? Но меня никакой не сподобил он чести!

Гордый могуществом царь, Агамемнон, меня обесчестил:

Подвигов бранных награду похитил и властвует ею!»

Так он в слезах вопиял; и услышала вопль его матерь,

В безднах сидящая моря, в обители старца Нерея.

Быстро из пенного моря, как легкое облако, вышла,

Cела близ милого сына, струящего горькие слезы;

Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:

«Что ты, о сын мой, рыдаешь? Какая печаль посетила

Сердце твое? не скрывайся, поведай, да оба мы знаем».

Ей, тяжело застонав, отвечал Ахиллес быстроногий:

«Знаешь, о матерь: почто тебе, знающей все, возвещать мне?

Мы на священные Фивы, на град Этионов ходили;

Град разгромили, и все, что ни взяли, представили стану;

Все меж собою, как должно, ахеян сыны разделили:

Сыну Атрееву Хрисову дочь леповидную дали.

Вскоре Хрис, престарелый священник царя Аполлона,

К черным предстал кораблям аргивян меднобронных, желая

Пленную дочь искупить; и, принесши бесчисленный выкуп

И держа в руках, на жезле золотом, Аполлонов

Красный венец, умолял убедительно всех он ахеян,

Паче ж Атридов могучих, строителей рати ахейской.

Все изъявили согласие криком всеобщим ахейцы

Честь жрецу оказать и принять блистательный выкуп;

Но Атриду царю, одному, не угодно то было:

Гордо жреца он отринул, суровые речи вещая.

Жрец огорчился и вспять отошел; но ему сребролукий

Скоро молящемусь внял, Аполлону любезен был старец:

Внял и стрелу истребленья послал на данаев; народы

Гибли, толпа на толпе, и бессмертного стрелы летали

С края на край по широкому стану. Тогда прорицатель,

Калхас премудрый, поведал священные Феба глаголы.

Первый советовал я укротить раздраженного бога.

Гневом вспылал Агамемнон и, с места, свирепый, воспрянув,

Начал словами грозить, и угрозы его совершились!

В Хрису священника дщерь быстроокие чада ахеян

В легком везут корабле и дары примирения богу.

Но недавно ко мне приходили послы и из кущи

Брисову дщерь увели, драгоценнейший дар мне ахеян!

Матерь! когда ты сильна, заступися за храброго сына!

Ныне ж взойди на Олимп и моли всемогущего Зевса,

Ежели сердцу его угождала ты словом иль делом.

Часто я в доме родителя, в дни еще юности, слышал,

Часто хвалилася ты, что от Зевса, сгустителя облак,

Ты из бессмертных одна отвратила презренные козни,

В день, как отца оковать олимпийские боги дерзнули,

Гера и царь Посейдаон и с ними Афина Паллада.

Ты, о богиня, представ, уничтожила ковы на Зевса;

Ты на Олимп многохолмный призвала сторукого в помощь,

Коему имя в богах Бриарей, Эгеон — в человеках:

Страшный титан, и отца своего превышающий силой,

Он близ Кронида воссел, и огромный, и славою гордый.

Боги его ужаснулись и все Отступили от Зевса.

Зевсу напомни о том и моли, обнимая колена,

Пусть он, отец, возжелает в боях поборать за пергамлян,

Но аргивян, утесняя до самых судов и до моря,

Cмертью разить, да своим аргивяне царем насладятся;

Сам же сей царь многовластный, надменный Атрид, да познает,

Сколь он преступен, ахейца храбрейшего так обесчестив».

Сыну в ответ говорила Фетида, лиющая слезы:

«Сын мой! Почто я тебя воспитала, рожденного к бедствам!

Даруй, Зевес, чтобы ты пред судами без слез и печалей

Мог оставаться. Краток твой век, и предел его близок!

Ныне ты вместе — и всех кратковечней, и всех злополучней!

В злую годину, о сын мой, тебя я в дому породила!

Но вознесусь на Олимп многоснежный; метателю молний

Все я поведаю, Зевсу: быть может, вонмет он моленью.

Ты же теперь оставайся при быстрых судах мирмидонских,

Гнев на ахеян питай и от битв удержись совершенно.

Зевс громовержец вчера к отдаленным водам Океана

С сонмом бессмертных на пир к эфиопам отшел непорочным;

Но в двенадцатый день возвратится снова к Олимпу;

И тогда я пойду к меднозданному Зевсову дому,

И к ногам припаду, и царя умолить уповаю».

Слово скончала и скрылась, оставя печального сына,

В сердце питавшего скорбь о красноопоясанной деве,

Cилой Атрида отъятой. Меж тем Одиссей велемудрый

Хрисы веселой достиг с гекатомбой священною Фебу.

С шумом легкий корабль вбежал в глубодонную пристань,

Все паруса опустили, сложили на черное судно,

Мачту к гнезду притянули, поспешно спустив на канатах,

И корабль в пристанище дружно пригнали на веслах.

Там они котвы бросают, причалы к пристанищу вяжут.

И с дружиною сами сходят на берег пучины,

И низводят тельцов, гекатомбу царю Аполлону,

И вослед Хрисеида на отчую землю нисходит.

Деву тогда к алтарю повел Одиссей благородный,

Старцу в объятия отдал и словом приветствовал мудрым:

«Феба служитель! Меня посылает Атрид Агамемнон

Дочерь тебе возвратить, и Фебу царю гекатомбу

Здесь за данаев принесть, да преклоним на милость владыку,

В гневе на племя данаев поспавшего тяжкие бедства».

Рек, и вручил Хрисеиду, и старец с веселием обнял

Милую дочь. Между тем гекатомбную славную жертву

Вкруг алтаря велелепного стройно становят ахейцы,

Руки водой омывают и соль и ячмень подымают.

Громко Хрис возмолился, горе воздевающий руки:

«Феб сребролукий, внемли мне! о ты, что хранящий обходишь

Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе!

Ты благосклонно и прежде, когда я молился, услышал

И прославил меня, поразивши бедами ахеян;

Так и ныне услышь и исполни моление старца:

Ныне погибельный мор отврати от народов ахейских».

Так он взывал, — и услышал его Аполлон сребролукий.

Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертвы,

Выи им подняли вверх, закололи, тела освежили,

Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли

Вдвое кругом и на них положили останки сырые.

Жрец на дровах сожигал их, багряным вином окропляя;

Юноши окрест его в руках пятизубцы держали.

Бедра сожегши они и вкусивши утроб от закланных,

Все остальное дробят на куски, прободают рожнами,

Жарят на них осторожно и, все уготовя, снимают.

Кончив заботу сию, ахеяне пир учредили;

Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем;

И когда питием и пищею глад утолили,

Юноши, паки вином наполнивши доверху чаши,

Кубками всех обносили, от правой страны начиная.

Целый ахеяне день ублажали пением бога;

Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели,

Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая.

Солнце едва закатилось и сумрак на землю спустился,

Сну предалися пловцы у причал мореходного судна.

Но лишь явилась Заря розоперстая, вестница утра,

В путь поднялися обратный к широкому стану ахейцы.

С места попутный им ветер послал Аполлон сребролукий.

Мачту поставили, парусы белые все распустили;

Средний немедленно ветер надул, и, поплывшему судну,

Страшно вкруг киля его зашумели пурпурные волны;

Быстро оно по волнам, бразды оставляя, летело.

После, как скоро достигли ахейского ратного стана,

Черное судно они извлекли на покатую сушу

И, высоко, на песке, подкативши огромные бревна,

Сами расселись вдруг по своим кораблям и по кущам,

Он между тем враждовал, при судах оставаяся черных,

Зевсов питомец, Пелид Ахиллес, быстроногий ристатель.

Не был уже ни в советах, мужей украшающих славой,

Не был ни в грозных боях; сокрушающий сердце печалью,

Праздный сидел; но душою алкал он и брани и боя.

С оной поры наконец двенадцать денниц совершилось,

И на светлый Олимп возвратилися вечные боги

Все совокупно; предшествовал Зевс. Не забыла Фетида

Сына молений; рано возникла из пенного моря,

С ранним туманом взошла на великое небо, к Олимпу;

Там, одного восседящего, молний метателя Зевса

Видит на самой вершине горы многоверхой, Олимпа;

Близко пред ним восседает и, быстро обнявши колена

Левой рукою, а правой подбрадия тихо касаясь,

Так говорит, умоляя отца и владыку бессмертных:

«Если когда я, отец наш, тебе от бессмертных угодна

Словом была или делом, исполни одно мне моленье!

Сына отмети мне, о Зевс! кратковечнее всех он данаев;

Но его Агамемнон, властитель мужей, обесславил:

Сам у него и похитил награду, и властвует ею.

Но отомсти его ты, промыслитель небесный, Кронион!

Ратям троянским даруй одоленье, доколе ахейцы

Cына почтить не предстанут и чести его не возвысят».

Так говорила; но, ей не ответствуя, тучегонитель

Долго безмолвный сидел; а она, как объяла колена,

Так и держала, припавши, и снова его умоляла:

«Дай непреложный обет, и священное мание сделай,

Или отвергни: ты страха не знаешь; реки, да уверюсь,

Всех ли презреннейшей я меж бессмертных богинь остаюся».

Ей, воздохнувши глубоко, ответствовал тучегонитель:

«Скорбное дело, ненависть ты на меня возбуждаешь

Геры надменной: озлобит меня оскорбительной речью;

Гера и так непрестанно, пред сонмом бессмертных, со мною

Спорит и вопит, что я за троян побораю во брани.

Но удалися теперь, да тебя на Олимпе не узрит

Гера; о прочем заботы приемлю я сам и исполню:

Зри, да уверена будешь, — тебе я главой помаваю.

Се от лица моего для бессмертных богов величайший

Слова залог: невозвратно то слово, вовек непреложно,

И не свершиться не может, когда я главой помаваю».

Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями:

Быстро власы благовонные вверх поднялись у Кронида

Окрест бессмертной главы, и потрясся Олимп многохолмный…

Так совещались они и рассталися. Быстро Фетида

Ринулась в бездну морскую с блистательных высей Олимпа;

Зевс возвратился в чертог, и боги с престолов восстали

В встречу отцу своему; не дерзнул ни один от бессмертных

Сидя грядущего ждать, но во стретенье все поднялися.

Там Олимпиец на троне воссел; но владычица Гера

Все познала, увидя, как с ним полагала советы

Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида.

Быстро, с язвительной речью, она обратилась на Зевса:

«Кто из бессмертных с тобою, коварный, строил советы?

Знаю, приятно тебе от меня завсегда сокровенно

Тайные думы держать; никогда ты собственной волей

Мне не решился поведать ни слова из помыслов тайных!»

Ей отвечал повелитель, отец и бессмертных и смертных:

«Гера, не все ты ласкайся мои решения ведать;

Тягостны будут тебе, хотя ты мне и супруга!

Что невозбранно познать, никогда никто не познает

Прежде тебя, ни от сонма земных, ни от сонма небесных.

Если ж один, без богов, восхощу я советы замыслить,

Ты ни меня вопрошай, ни сама не изведывай оных».

К Зевсу воскликнула вновь волоокая Гера богиня:

«Тучегонитель! какие ты речи, жестокий, вещаешь?

Я никогда ни тебя вопрошать, ни сама что изведать

Век не желала; спокойно всегда замышляешь, что хочешь.

Я и теперь об одном трепещу, да тебя не преклонит

Старца пучинного дочь, среброногая матерь Пелида!

Рано воссела с тобой и колена твои обнимала;

Ей помавал ты, как я примечаю, желая Пелида

Честь отомстить и толпы аргивян истребить пред судами».

Гере паки ответствовал тучегонитель Кронион:

«Дивная! все примечаешь ты, вечно меня соглядаешь!

Но произвесть ничего не успеешь; более только

Сердце мое отвратишь, и тебе то ужаснее будет!

Если соделалось так, — без сомнения, мне то угодно!

Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся!

Или тебе не помогут ни все божества на Олимпе,

Если, восстав, наложу на тебя необорные руки».

Рек; устрашилась его волоокая Гера богиня

И безмолвно сидела, свое победившая сердце.

Cмутно по Зевсову дому вздыхали небесные боги.

Тут олимпийский художник, Гефест, беседовать начал,

Матери милой усердствуя, Гере лилейнораменной:

«Горестны будут такие дела, наконец нестерпимы,

Ежели вы и за смертных с подобной враждуете злобой!

Ежели в сонме богов воздвигаете смуту! Исчезнет

Радость от пиршества светлого, ежели зло торжествует!

Матерь, тебя убеждаю, хотя и сама ты премудра,

Зевсу царю окажи покорность, да паки бессмертный

Гневом не грянет и нам не смутит безмятежного пира.

Если восхощет отец, Олимпиец, громами блестящий,

Всех от престолов низвергнет: могуществом всех он превыше!

Матерь, потщися могучего сладкими тронуть словами,

И немедленно к нам Олимпиец милостив будет».

Так произнес и, поднявшись, блистательный кубок двудонный

Матери милой подносит и снова так ей вещает:

«Милая мать, претерпи и снеси, как ни горестно сердцу!

Сыну толико драгая, не дай на себе ты увидеть

Зевса ударов; бессилен я буду, хотя и крушася,

Помощь подать: тяжело Олимпийцу противиться Зевсу!

Он уже древле меня, побужденного сердцем на помощь,

Ринул, за ногу схватив, и низвергнул с небесного Прага:

Несся стремглав я весь день и с закатом блестящего солнца

Пал на божественный Лемнос, едва сохранивший дыханье.

Там синтийские мужи меня дружелюбно прияли».

Рек; улыбнулась богиня, лилейнораменная Гера,

И с улыбкой от сына блистательный кубок прияла.

Он и другим небожителям, с правой страны начиная,

Сладостный нектар подносит, черпая кубком из чаши.

Смех несказанный воздвигли блаженные жители неба,

Видя, как с кубком Гефест по чертогу вокруг суетится.

Так во весь день до зашествия солнца блаженные боги

Все пировали, сердца услаждая на пиршестве общем

Звуками лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона,

Пением Муз, отвечавших бряцанию сладостным гласом.

Но когда закатился свет блистательный солнца,

Боги, желая почить, уклонилися каждый в обитель,

Где небожителю каждому дом на холмистом Олимпе

Мудрый Гефест хромоногий по замыслам творческим создал.

Зевс к одру своему отошел, олимпийский блистатель,

Где и всегда почивал, как сон посещал его сладкий;

Там он, восшедши, почил, и при нем златотронная Гера.

Песнь вторая

СОН. БЕОТИЯ, ИЛИ ПЕРЕЧЕНЬ КОРАБЛЕЙ

Все и бессмертные боги, и коннодоспешные мужи,

Спали всю ночь; но Крониона сладостный сон не покоил.

Он волновался заботными думами, как Ахиллеса

Честь отомстить и ахеян толпы истребить пред судами.

Сердцу его наконец показалася лучшею дума:

Сон послать обманчивый мощному сыну Атрея.

Зевс призывает его и крылатые речи вещает:

«Мчися, обманчивый Сон, к кораблям быстролетным ахеян;

Вниди под сень и явись Агамемнону, сыну Атрея;

Все ты ему возвести непременно, как я завещаю:

В бой вести самому повели кудреглавых данаев

Все ополчения; ныне, вещай, завоюет троянский

Град многолюдный: уже на Олимпе имущие домы

Боги не мнят разномысленно; всех наконец согласила

Гера своею мольбой; и над Троею носится гибель».

Рек он, — и Сон отлетел, повелению Зевса покорный.

Быстрым полетом достиг кораблей мореходных аргивских,

К кущам Атридов потек и обрел Агамемнона: в куще

Царь почивал, и над ним амброзический сон разливался.

Cтал над главой он царевой, Нелееву сыну подобный,

Нестору, более всех Агамемноном чтимому старцу;

Образ его восприяв, божественный Сон провещает:

«Спишь, Агамемнон, спишь, сын Атрея, смирителя коней!

Ночи во сне провождать подобает ли мужу совета,

Коему вверено столько народа и столько заботы!

Быстро внимай, что реку я: тебе я Крониона вестник;

Он и с высоких небес о тебе, милосердый, печется.

В бой вести тебе он велит кудреглавых данаев

Все ополчения; ныне, он рек, завоюешь троянский

Град многолюдный: уже на Олимпе имущие домы

Боги не мнят разномысленно; всех наконец согласила

Гера мольбой; и над Троею носится гибель от Зевса.

Помни глаголы мои, сохраняй на душе и страшися

Их позабыть, как тебя оставит сон благотворный».

Так говоря, отлетел и оставил Атреева сына,

Сердце предавшего думам, которым не сужено сбыться.

Думал, что в тот же он день завоюет Приамову Трою.

Муж неразумный! не ведал он дел, устрояемых Зевсом:

Снова решился отец удручить и бедами и стоном

Трои сынов и данаев на новых побоищах страшных.

Вспрянул Атрид, и божественный голос еще разливался

Вкруг его слуха; воссел он и мягким оделся хитоном,

Новым, прекрасным, и сверху набросил широкую ризу;

К белым ногам привязал прекрасного вида плесницы,

Сверху рамен перекинул блистательный меч среброгвоздный;

В руки же взявши отцовский, вовеки не гибнущий, скипетр,

С ним отошел к кораблям медянодоспешных данаев.

Вестница утра, Заря, на великий Олимп восходила,

Зевсу царю и другим небожителям свет возвещая;

И Атрид повелел провозвестникам звонкоголосым

Всех к собранию кликать ахейских сынов кудреглавых.

Вестники подняли клич, — и ахейцы стекалися быстро.

Прежде же он посадил на совет благодумных старейшин,

Их пригласив к кораблю скиптроносного старца Нелида.

Там Агамемнон, собравшимся, мудрый совет им устроил:

«Други! объятому сном, в тишине амброзической ночи,

Дивный явился мне Сон, благородному сыну Нелея

Образом, ростом и свойством Нестору чудно подобный!

Стал над моей он главой и вещал мне ясные речи:

— Спишь, Агамемнон, спишь, сын Атрея, смирителя коней!

Ночи во сне провождать подобает ли мужу совета,

Коему вверено столько народа и столько заботы!

Быстро внимай, что реку я: тебе я Крониона вестник.

Он с высоких небес о тебе, милосердый, печется;

В бой вести тебе он велит кудреглавых данаев

Все ополчения: ныне, вещал, завоюешь троянский

Град многолюдный; уже на Олимпе имущие домы

Боги не мнят разномысленно: всех наконец согласила

Гера мольбой, и над Троею носится гибель от Зевса.

Слово мое сохрани ты на сердце. — И так произнесши,

Он отлетел, и меня оставил сон благотворный.

Други! помыслите, как ополчить кудреглавых данаев?

Прежде я сам, как и следует, их испытаю словами;

Я повелю им от Трои бежать на судах многовеслых,

Вы же один одного от сего отклоняйте советом».

Так произнес и воссел Атрейон, — и восстал между ними

Нестор почтенный, песчаного Пилоса царь седовласый;

Он, благомысленный, так говорил пред собраньем старейшин:

«Други! вожди и правители мудрые храбрых данаев!

Если б подобный сон возвещал нам другой от ахеян,

Ложью почли б мы его и с презрением верно б отвергли;

Видел же тот, кто слывет знаменитейшим в рати ахейской;

Действуйте, други, помыслите, как ополчить нам ахеян».

Так произнесши, первый из сонма старейшин он вышел.

Все поднялись, покорились Атриду, владыке народов,

Все скиптроносцы ахеян; народы же реяли к сонму.

Словно как пчелы, из горных пещер вылетая роями,

Мчатся густые, всечасно за купою новая купа;

В образе гроздий они над цветами весенними вьются

Или то здесь, несчетной толпою, то там пролетают, —

Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей,

Вкруг по безмерному брегу, несчетные, к сонму тянулись

Быстро толпа за толпой; и меж ними, пылая, летела

Осса, их возбуждавшая, вестница Зевса; собрались;

Бурно собор волновался; земля застонала под тьмами

Седших народов; воздвигнулся шум, и меж оными девять

Гласом гремящим глашатаев, говор мятежный смиряя.

Звучно вопили, да внемлют царям, Зевеса питомцам.

И едва лишь народ на местах учрежденных уселся,

Говор унявши, как пастырь народа восстал Агамемнон,

С царственным скиптром в руках, олимпийца Гефеста созданьем:

Скиптр сей Гефест даровал молненосному Зевсу Крониду;

Зевс передал возвестителю Гермесу, аргоубийце;

Гермес вручил укротителю коней Пелопсу герою;

Конник Пелопс передал властелину народов Атрею;

Сей, умирая, стадами богатому предал Фиесту,

И Фиест, наконец, Агамемнону в роды оставил,

С властью над тьмой островов и над Аргосом, царством пространным.

Царь, опираясь на скиптр сей, вещал к восседящим ахеям:

«Други, герои данайские, храбрые слуги Арея!

Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!

Пагубный, прежде обетом и знаменьем сам предназначил

Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;

Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне

В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа!

Так, без сомнения, богу, всемощному Зевсу, угодно:

Многих уже он градов сокрушил высокие главы

И еще сокрушит: беспредельно могущество Зевса.

Так, — но коликий позор об нас и потомкам услышать!

Мы, и толикая рать, и народ таковой, как данаи,

Тщетные битвы вели и бесплодной войной воевали

С меньшею ратью врагов и трудам конца не узрели.

Ибо когда б возжелали ахейцы и граждане Трои,

Клятвою мир утвердивши, народ обоюдно исчислить,

И трояне собрались бы, все, сколько есть их во граде;

Мы же, ахейский народ, разделяся тогда на десятки,

Взяли б на каждый из них от троянских мужей виночерпца, —

Многим десяткам у нас недостало б мужей виночерпцев!

Столько, еще повторяю, числом превосходят ахейцы

В граде живущих троян. Но у них многочисленны други,

Храбрые, многих градов копьеборные мужи; они-то

Сильно меня отражают и мне не дают, как ни жажду,

Града разрушить враждебного, пышно устроенной Трои.

Девять прошло круговратных годов великого Зевса;

Древо у нас в кораблях изгнивает, канаты истлели;

Дома и наши супруги, и наши любезные дети,

Сетуя, нас ожидают; а мы безнадежно здесь медлим,

Делу не видя конца, для которого шли к Илиону.

Други, внемлите и, что повелю я вам, все повинуйтесь:

Должно бежать! возвратимся в драгое отечество наше;

Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!»

Так говорил, — и ахеян сердца взволновал Агамемнон

Всех в многолюдной толпе, и не слышавших речи советной.

Встал, всколебался народ, как огромные волны морские,

Если и Нот их и Эвр, на водах Икарийского понта,

Вздуют, ударивши оба из облаков Зевса владыки;

Или, как Зефир обширную ниву жестоко волнует,

Вдруг налетев, и над нею бушующий клонит колосья;

Так их собрание все взволновалося; с криком ужасным

Бросились все к кораблям; под стопами их прах, подымаясь,

Облаком в воздухе стал; вопиют, убеждают друг друга

Быстро суда захватить и спускать на широкое море;

Рвы очищают; уже до небес подымалися крики

Жаждущих в домы; уже кораблей вырывали подпоры.

Так бы, судьбе вопреки, возвращение в домы свершилось

Рати ахейской, но Гера тогда провещала к Афине:

«Что это, дщерь необорная тучегонителя Зевса!

Или обратно в домы, в любезную землю отчизны

Рать аргивян побежит но хребтам беспредельного моря?

Или на славу Приаму, на радость гордым троянам

Бросят Елену Аргивскую, ради которой под Троей

Столько данаев погибло, далёко от родины милой?

Мчися стремительно к воинству меднодоспешных данаев!

Сладкою речью твоей убеждай ты каждого мужа

В море для бегства не влечь кораблей обоюдувесельных».

Так изрекла; покорилась Афина владычице Гере:

Бурно помчалась, с вершины Олимпа высокого бросясь:

Быстро достигла широких судов, аргивян меднобронных;

Там обрела Одиссея, советами равного Зевсу:

Думен стоял и один доброснастного черного судна

Он не касался: печаль в нем и сердце и душу пронзала.

Став близ него, прорекла светлоокая дщерь Эгиоха:

«Сын благородный Лаэрта, герой. Одиссей многоумный!

Как? со срамом обратно, в любезную землю отчизны

Вы ли отсель побежите, в суда многоместные реясь?

Вы ли на славу Приаму, на радость троянам Елену

Бросите, Аргоса дочь, за которую столько ахеян

Здесь перед Троей погибло, далёко от родины милой?

Шествуй немедля к народу ахейскому; ревностно действуй;

Cладостью речи твоей убеждай ты каждого мужа

В море для бегства не влечь кораблей обоюдувесельных».

Так провещала; и голос гремящий познал он богини:

Ринулся, сбросив и верхнюю ризу; но оную поднял

Следом спешивший за ним Эврибат, итакийский глашатай.

Сам Одиссей Лаэртид, на пути Агамемнона встретив,

Взял от владыки отцовский вовеки не гибнущий скипетр,

С оным скиптром пошел к кораблям аргивян меднобронных;

Там, властелина или знаменитого мужа встречая,

К каждому он подходил и удерживал кроткою речью:

«Муж знаменитый! тебе ли, как робкому, страху вдаваться.

Сядь, успокойся и сам, успокой и других меж народа;

Ясно еще ты не знаешь намерений думы царевой;

Ныне испытывал он, и немедля накажет ахеян;

В сонме не все мы слышали, что говорил Агамемнон;

Если он гневен, жестоко, быть может, поступит с народом.

Тягостен гнев царя, питомца Крониона Зевса;

Честь скиптроносца от Зевса, и любит его промыслитель».

Если ж кого-либо шумного он находил меж народа,

Скиптром его поражал и обуздывал грозною речью:

«Смолкни, несчастный, воссядь и других совещания слушай,

Боле почтенных, как ты! Невоинственный муж и бессильный,

Значащим ты никогда не бывал ни в боях, ни в советах.

Всем не господствовать, всем здесь не царствовать нам, аргивянам!

Нет в многовластии блага; да будет единый властитель,

Царь нам да будет единый, которому Зевс прозорливый

Скиптр даровал и законы: да царствует он над другими».

Так он, господствуя, рать подчинял; и на площадь собраний

Бросился паки народ, от своих кораблей и от кущей,

С воплем: подобно как волны немолчношумящего моря,

В брег разбиваясь огромный, гремят; и ответствует понт им.

Все успокоились, тихо в местах учрежденных сидели;

Только Терсит меж безмолвными каркал один, празднословный;

В мыслях вращая всегда непристойные, дерзкие речи,

Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность,

Все позволяя себе, что казалось смешно для народа.

Муж безобразнейший, он меж данаев пришел к Илиону;

Был косоглаз, хромоног; совершенно горбатые сзади

Плечи на персях сходились; глава у него подымалась

Вверх острием, и была лишь редким усеяна пухом.

Враг Одиссея и злейший еще ненавистник Пелида,

Их он всегда порицал; но теперь скиптроносца Атрида

С криком пронзительным он поносил; на него аргивяне

Гневались страшно; уже восставал негодующих ропот;

Он же, усиля свой крик, порицал Агамемнона, буйный:

«Что, Агамемнон, ты сетуешь, чем ты еще недоволен?

Кущи твои преисполнены меди, и множество пленниц

В кущах твоих, которых тебе, аргивяне, избранных

Первому в рати даем, когда города разоряем.

Жаждешь ли злата еще, чтоб его кто-нибудь из троянских

Конников славных принес для тебя, в искупление сына,

Коего в узах я бы привел, как другой аргивянин?

Хочешь ли новой жены, чтоб любовию с ней наслаждаться,

В сень одному заключившися? Нет, недостойное дело,

Бывши главою народа, в беды вовлекать нас, ахеян!

Слабое, робкое племя, ахеянки мы, не ахейцы!

В домы свои отплывем; а его мы оставим под Троей,

Здесь насыщаться чужими наградами; пусть он узнает,

Служим ли помощью в брани и мы для него иль не служим.

Он Ахиллеса, его несравненно храбрейшего мужа,

Днесь обесчестил: похитил награду и властвует ею!

Мало в душе Ахиллесовой злобы; он слишком беспечен;

Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни!»

Так говорил, оскорбляя Атрида, владыку народов,

Буйный Терсит; но незапно к нему Одиссей устремился.

Гневно воззрел на него и воскликнул голосом грозным:

«Смолкни, безумноречивый, хотя громогласный, вития!

Смолкни, Терсит, и не смей ты один скиптроносцев порочить.

Смертного боле презренного, нежели ты, я уверен,

Нет меж ахеян, с сынами Атрея под Трою пришедших.

Имени наших царей не вращай ты в устах, велереча!

Их не дерзай порицать, ни речей уловлять о возврате!

Знает ли кто достоверно, чем окончится дело?

Счастливо или несчастливо мы возвратимся, ахейцы?

Ты, безрассудный, Атрида, вождя и владыку народов,

Сидя, злословишь, что слишком ему аргивяне герои

Много дают, и обиды царю произносишь на сонме!

Но тебе говорю я, и слово исполнено будет:

Если еще я тебя безрассудным, как ныне, увижу,

Пусть Одиссея глава на плечах могучих не будет,

Пусть я от оного дня не зовуся отцом Телемаха,

Если, схвативши тебя, не сорву я твоих одеяний,

Хлены с рамен и хитона, и даже что стыд покрывает,

И, навзрыд вопиющим, тебя к кораблям не пошлю я

Вон из народного сонма, позорно избитого мною».

Рек — и скиптром его по хребту и плечам он ударил.

Сжался Терсит, из очей его брызнули крупные слезы;

Вдруг по хребту полоса, под тяжестью скиптра златого,

Вздулась багровая; сел он, от страха дрожа; и, от боли

Вид безобразный наморщив, слезы отер на ланитах.

Все, как ни были смутны, от сердца над ним рассмеялись;

Так говорили иные, взирая один на другого:

«Истинно, множество славных дел Одиссей совершает,

К благу всегда и совет начиная, и брань учреждая.

Ныне ж герой Лаэртид совершил знаменитейший подвиг:

Ныне ругателя буйного он обуздал велеречье!

Верно, вперед не отважит его дерзновенное сердце

Зевсу любезных царей оскорблять поносительной речью!»

Так говорила толпа. Но восстал Одиссей градоборец,

С скиптром в руках; и при нем светлоокая дева, Паллада,

В образе вестника став, повелела умолкнуть народам,

Чтоб и в ближних рядах, и в далеких данайские мужи

Слышали речи его и постигнули разум совета.

Он, благомыслия полный, витийствовал так перед сонмом:

«Царь Агамемнон! Тебе, скиптроносцу, готовят ахейцы

Вечный позор перед племенем ясноглаголивых смертных,

Слово исполнить тебе не радеют, которое дали,

Ратью сюда за тобою летя из цветущей Эллады, —

Слово, лишь Трою разрушив великую, вспять возвратиться.

Ныне ж ахейцы, как слабые дети, как жены-вдовицы,

Плачутся друг перед другом и жаждут лишь в дом возвратиться.

Тягостна брань, и унылому радостно в дом возвратиться.

Путник, и месяц один находяся вдали от супруги,

Сетует близ корабля, снаряженного в путь, но который

Держат и зимние вьюги, и волны мятежного моря.

Нам же девятый уже исполняется год круговратный,

Здесь пребывающим. Нет, не могу я роптать, что ахейцы

Сетуют сердцем, томясь при судах. Но, ахейские мужи,

Стыд нам — и медлить так долго, и праздно в дома возвратиться!

Нет, потерпите, о други, помедлим еще, да узнаем,

Верить ли нам пророчеству Калхаса или не верить.

Твердо мы оное помним; свидетели все аргивяне,

Коих еще не постигнули смерть наносящие Парки.

Прошлого, третьего ль дня корабли аргивян во Авлиду

Сонмом слетались, несущие гибель Приаму и Трое;

Мы, окружая поток, на святых алтарях гекатомбы

Вечным богам совершали, под явором стоя прекрасным,

Где из-под корня древесного била блестящая влага.

Там явилося чудо! Дракон, и кровавый и пестрый,

Страшный для взора, самим Олимпийцем на свет извлеченный,

Вдруг из подножья алтарного выполз и взвился на явор.

Там, на стебле высочайшем, в гнезде, под листами таяся,

Восемь птенцов воробьиных сидели, бесперые дети,

И девятая матерь, недавно родившая пташек…

Всех дракон их пожрал, испускающих жалкие крики.

Матерь кругом их летала, тоскуя о детях любезных;

Вверх он извившись, схватил за крыло и стенящую матерь.

Но едва поглотил он и юных пернатых, и птицу,

Чудо на нем совершает бессмертный, его показавший:

В камень его превращает сын хитроумного Крона;

Мы, безмолвные стоя, дивились тому, что творилось:

Страшное чудо богов при священных явилося жертвах.

Калхас исполнился духа и так, боговещий, пророчил:

— Что вы умолкнули все, кудреглавые чада Эллады?

Знаменьем сим проявил нам событие Зевс промыслитель,

Позднее, поздний конец, но которого слава бессмертна!

Сколько пернатых птенцов поглотил дракон сей кровавый

(Восемь их было в гнезде и девятая матерь пернатых),

Столько, ахейцы, годов воевать мы под Троею будем;

Но в десятый разрушим обширную стогнами Трою. —

Так нам предсказывал Калхас, и все совершается ныне.

Бодрствуйте же, други, останемся все, браноносцы данаи,

Здесь, пока не разрушим Приамовой Трои великой!»

Рек, — и ахеяне подняли крик; корабли и окрестность

С страшным отгрянули гулом веселые крики ахеян,

Речь возносящих хвалой Одиссея, подобного богу.

Вскоре вещать меж ахейцами Нестор божественный начал:

«Боги! в собрании мы разглагольствуем праздно, как дети

Слабые, коим и думы о бранных делах незнакомы.

Что и моления наши, и клятвы священные будут?

Или в огонь и советы пойдут и заботы ахеян,

Вин возлиянья и рук сочетанья на верность союзов?

Мы лишь словами стязаемся праздными; помощи ж делу

Мы изыскать не могли, долговременно здесь оставаясь.

Светлый Атрид, и теперь, как и прежде, душою ты твердый,

Властвуй, ахейских сынов предводи на кровавые битвы.

Если ж из оных один или два помышляют не с нами,

Их ты оставь исчезать, — не исполнятся помыслы робких?

Нет, не воротимся в Аргос, доколе мы въявь не познаем,

Зевса, эгиды носителя, ложен обет иль не ложен.

Я утверждаю, успех знаменал всемогущий Кронион,

В самый тот день, когда на суда быстролетные сели

Рати ахеян, троянам грозя и бедою и смертью:

Он одесную блистал, благовествуя рати ахейской.

Нет, да никто из ахеян не думает в дом возвратиться

Прежде, покуда троянской жены на одре не обымет

И не отметит за печаль и за тайные слезы Елены,

Если ж кто-либо сильно желает лишь в дом возвратиться,

Пусть корабля своего многовеслого он прикоснется:

Прежде других, малодушный, найдет себе смерть и погибель.

Царь, предлагай ты совет, но внимай и другого совету.

Мысль не презренная будет, какую тебе предложу я.

Воев, Атрид, раздели ты на их племена и колена;

Пусть помогает колено колену и племени племя.

Если решиться на то и исполнить преклонишь ахеян,

Скоро узнаешь, какой у тебя из вождей иль народов

Робок иль мужествен: всяк за себя ратоборствовать будет;

Вместе узнаешь, по воле ль бессмертных не рушишь ты града

Или по слабости войск и неведенью ратного дела».

Сыну Нелея немедля ответствовал царь Агамемнон:

«Всех ты ахейских мужей побеждаешь, старец, советом!

Если б, о Зевс отец, Аполлон и Афина Паллада,

Десять таких у меня из ахеян советников было,

Скоро пред нами поникнул бы град крепкостенный Приама,

Наших героев руками плененный и в прах обращенный!

Но Кронид громовержец мне лишь беды посылает;

В тщетную распрю меня, во вражду злополучную вводит.

Я с Ахиллесом Пелидом стязался за пленную деву

Спором враждебным; и я раздражаться, на горе мне, начал.

Если же некогда мы съединимся с героем, уверен,

Гибели грозной от Трои ничто ни на миг не отклонит!

Ныне спешите обедать, а после начнем нападенье.

Каждый потщися и дрот изострить свой, и щит уготовить;

Каждый кормом обильным коней напитай подъяремных,

Вкруг осмотри колесницу, о брани одной помышляя.

Будем целый мы день состязаться в ужасном убийстве;

Отдыха ратным рядам ни на миг никакого не будет,

Разве уж ночь наступившая воинов ярость разнимет.

Потом зальется ремень на груди не единого воя,

Щит всеобъемный держащий; рука на копье изнеможет;

Потом покроется конь под своей колесницей блестящей.

Если ж кого я увижу, хотящего вне ратоборства

Возле судов крутоносых остаться, нигде уже после

В стане ахейском ему не укрыться от псов и пернатых!»

Рек, — и ахейцы вскричали ужасно; подобно как волны

Воют при бреге высоком, прибитые Нотом порывным

К встречной скале, от которой волна никогда не отходит,

Каждым вздымаяся ветром, отсель и оттоль находящим.

Встав, устремился народ, меж судами рассеялся быстро,

Вкруг задымилися кущи, спешили обедать ахейцы.

Жертвовал каждый из них своему от богов вечносущих,

Смерти избавить моля и спасти от ударов Арея.

Он же тельца пятилетнего, пастырь мужей Агамемнон,

Тучного в жертву заклал всемогущему Зевсу Крониду.

Созвал старейшин отличных, почтеннейших в рати ахейской:

Первого Нестора старца и критского Идоменея.

После Аяксов двоих и Тидеева славного сына,

И за ним Одиссея, советами равного Зевсу.

Но Атрид Менелай добровольно пришел и незваный,

Зная любезного брата и как он в душе озабочен.

Cтали они вкруг тельца и ячмень освященный подъяли;

В сонме их, громко моляся, воззвал Агамемнон державный:

«Славный, великий Зевс, чернооблачный житель эфира!

Дай, чтобы солнце не скрылось и мрак не спустился на землю

Прежде, чем в прах, я не свергну Приамовых пышных чертогов,

Черных от дыма, и врат не сожгу их огнем неугасным;

Прежде, чем Гектора лат на груди у него не расторгну,

Медью пробив; и кругом его многие други трояне

Ниц не полягут во прахе, зубами грызущие землю!»

Так он взывал; но к молитве его не склонился Кронион:

Жертвы приял, но труд беспредельный Атриду готовил.

Кончив молитву, ячменем и солью осыпали жертву,

Выю загнули тельцу и заклали и тук обнажили,

Бедра немедля отсекли, обрезанным туком покрыли

Вдвое кругом и на них распростерли части сырые.

Всё сожигали они на сухих, безлиственных ветвях,

Но утробы, пронзив, над пылавшим огнем обращали.

Бедра сожегши они и вкусивши утробы от жертвы,

Всё остальное дробят на куски, прободают рожнами,

Жарят на них осторожно и, так уготовя, снимают.

Кончив заботу сию, немедленно пир учредили;

Все пировали, никто не нуждался на пиршестве общем.

Вскоре ж, когда питием и брашном насытили сердце,

Начал меж оными слово Нестор, конник геренский:

«Царь знаменитый, Атрид, повелитель мужей, Агамемнон!

Более здесь оставаясь, ни времени тратить, ни медлить

Делом великим не будем, которое бог нам вверяет.

Царь, повели, да глашатаи меднодоспешных данаев

Кликом, нимало не медля, народ к кораблям собирают,

Мы ж, совокупные все, по широкому стану ахеян

Cами пройдем, да скорее возбудим жестокую битву».

Рек; не отринул совета владыка мужей Агамемнон;

В тот же он миг повелел провозвестникам звонкоголосым

Кликом сзывать на сражение меднодоспешных данаев.

Вестники подняли клич, — и они собирались поспешно.

Быстро цари, вкруг Атрида стоявшие, Зевса питомцы,

Бросились строить толпы, и в среде их явилась Паллада,

В длани имея эгид, драгоценный, нетленный, бессмертный:

Сто на эгиде бахром развевалися, чистое злато,

Дивно плетенные все, и цена им — стотельчие каждой,

C оным, бурно носяся, богиня народ обтекала,

В бой возбуждая мужей, и у каждого твердость и силу

В сердце воздвигла, без устали вновь воевать и сражаться.

Всем во мгновенье война им кровавая сладостней стула,

Чем на судах возвращенье в любезную землю родную.

Словно огонь истребительный, вспыхнув на горных вершинах,

Лес беспредельный палит и далёко заревом светит, —

Так, при движении воинств, от пышной их меди чудесной

Блеск лучезарный кругом восходил по эфиру до неба.

Их племена, как птиц перелетных несчетные стаи,

Диких гусей, журавлей иль стада лебедей долговыйных

В злачном Азийском лугу, при Каистре широкотекущем,

Вьются туда и сюда и плесканием крыл веселятся,

С криком садятся противу сидящих и луг оглашают, —

Так аргивян племена, от своих кораблей и от кущей,

С шумом неслися на луг Скамандрийский; весь дол под толпами

Страшно кругом застонал под ногами и коней и воев.

Стали ахеян сыны на лугу Скамандра цветущем,

Тьмы, как листы на древах, как цветы на долинах весною.

Словно как мух несчетных рои собираясь густые

В сельской пастушеской куще, по ней беспрестанно кружатся

В вешние дни, как млеко изобильно струится в сосуды, —

Так неисчетные против троян браноносцы данаи

В поле стояли и, боем дыша, истребить их горели.

Их же, как пастыри коз меж бродящих стад необъятных

Скоро своих отлучают от чуждых, смешавшихся в пастве,

Так предводители их, впереди, позади учреждая,

Строили в бой; и меж них возвышался герой Агамемнон,

Зевсу, метателю грома, главой и очами подобный,

Станом — Арею великому, персями — Энносигею.

Cловно как бык среди стада стоит, перед всеми отличный,

Гордый телец, возвышается он меж телиц превосходный:

В день сей таким сотворил Агамемнона Зевс Олимпиец,

Так отличил между многих, возвысил средь сонма героев.

Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа:

Вы, божества, — вездесущи и знаете всё в поднебесной;

Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим:

Вы мне поведайте, кто и вожди и владыки данаев;

Всех же бойцов рядовых не могу ни назвать, ни исчислить,

Если бы десять имел языков я и десять гортаней,

Если бы имел неслабеющий голос и медные перси;

Разве, небесные Музы, Кронида великого дщери,

Вы бы напомнили всех, приходивших под Трою ахеян,

Только вождей корабельных и все корабли я исчислю.

Рать беотийских мужей предводили на бой воеводы!

Аркесилай и Леит, Пенелей, Профоенор и Клоний.

Рать от племен, обитавших в Гирии, в камнистой Авлиде,

Схен населявших, Скол, Этеон лесисто-холмистый;

Феспии, Грей мужей и широких полей Микалесса;

Окрест Илезия живших и Гармы и окрест Эритры;

Всех обитателей Гил, Элеон, Петеон населявших;

Также Окалею, град Медеон, устроением пышный,

Копы, Эвтрез и стадам голубиным любезную Фисбу,

Град Коронею и град Галиарт на лугах многотравных;

Живших в Платее и в Глиссе тучные нивы пахавших;

Всех, населяющих град Гипофивы, прекрасный устройством;

Славный Онхест, Посейдонов алтарь и заветную рощу;

Арн, виноградом обильный, Мидею, красивую Ниссу,

И народ, наконец, населявший Анфедон предельный.

С ними неслось пятьдесят кораблей, и на каждом из оных

По сту и двадцать воинственных, юных беотян сидело.

Град Аспледон населявших и град Миниеев Орхомен

Вождь Аскалаф предводил и Иялмен, Ареевы чада;

Их родила Астиоха в отеческом Актора доме,

Дева невинная: некогда терем ее возвышенный

Мощный Арей посетил и таинственно с нею сопрягся.

С ними тридцать судов прилетели, красивые, рядом.

Вслед ополченья фокеян Схедий предводил и Эпистроф,

Чада Ифита царя, потомки Навбола героя.

Их племена Кипарисе и утесньш Пифос населяли;

Криссы веселые долы, и Давлис, и град Панопею;

Жили кругом Гиампола, кругом Анемории злачной;

Вдоль по Кефиссу реке, у божественных вод обитали;

Жили в Лилее, при шумном исходе Кефисского тока.

Сорок под их ополченьями черных судов принеслося.

Оба вождя устроили ряды ополчений фокейских

И близ бебтян, на левом крыле, ополчалися к бою.

Локров Аякс предводил, Оилеев сын быстроногий:

Меньше он был, не таков, как Аякс Теламонид могучий,

Меньше далеко его; невеликий, в броне полотняной,

Но копьеметец отличный меж эллинов всех и данаев.

Он предводил племена, населявшие Кинос и Опус,

Вессу, Каллиар, и Скарф, и веселые долы Авгеи;

Тарфы и Фроний, где воды Воагрия быстро катятся.

Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону

С воинством локров мужей, за священною живших Эвбеей.

Но народов эвбейских, дышащих боем абантов,

Чад Эретрии, Халкиды, обильной вином Гистиеи,

Живших в Коринфе приморском и в Диуме, граде высоком

Стир населявших мужей, и народ, обитавший в Каристе,

Вывел и в бой предводил Элефенор, Ареева отрасль,

Сын Халкодонов, начальник нетрепетных духом абантов.

Он предводил сих абантов, на тыле власы лишь растивших,

Воинов пылких, горящих ударами ясневых копий

Медные брони врагов разбивать рукопашно на персях.

Сорок черных судов принеслося за ним к Илиону.

Но мужей, населяющих град велелепный Афины,

Область царя Эрехтея, которого в древние веки

Матерь земля родила, воспитала Паллада Афина,

И в Афины ввела, и в блестящий свой храм водворила,

Где и тельцами и агнцами ныне ее ублажают

Чада Афин, при урочном исходе годов круговратных, —

Сих предводил Петеид Менесфей, в ратоборстве искусный.

С ним от мужей земнородных никто не равнялся в искусстве

Строить на битвы и быстрых коней, и мужей щитоносцев.

Нестор один то оспаривал, древле родившийся старец.

С ним пятьдесят кораблей, под дружиною, черных примчав

Мощный Аякс Теламонид двенадцать судов саламинских

Вывел и с оными стал, где стояли афинян фаланги.

В Аргосе живших мужей, населявших Тиринф крепкостенный,

Град Гермиону, Азину, морские пристанища оба,

Грады Трезену, Эйон, Эпидавр, виноградом обильный,

Живших в Масете, в Эгине, ахейских юношей храбрых,

Сих предводителем был Диомед, знаменитый воитель,

Также Сфенел, Капанея великого сын благородный;

С ними и третий был вождь, Эвриал, небожителю равный,

Храбрый Мекестия сын, потомок царя Талайона.

Вместе же всех предводил Диомед, знаменитый воитель:

Семьдесят черных судов под дружинами их принеслося.

Но живущих в Микене, прекрасно устроенном граде,

И в богатом Коринфе, и в пышных устройством Клеонах;

Орнии град населявших, веселую Арефирею,

Град Сикион, где царствовал древле Адраст браноносный,

Чад Гипересии всех, Гоноессы высокоутесной;

Живших в Пеллене, кругом Эгиона мужей обитавших,

Вдоль по поморью всему, и окрест обширной Гелики, —

Всех их на ста кораблях предводил властелин Агамемнон.

Рать многочисленней всех, превосходнее всех ратоборцы

С ним принеслися; он сам облекался сияющей медью,

Славою гордый, что он перед сонмом героев блистает

Cаном верховным своим и числом предводимых народов.

Град населявших великий, лежащий меж гор Лакедемон,

Фару, Спарту, стадам голубиным любезную Мессу;

В Брисии живших мужей и в веселых долинах Авгии,

Живших Амиклы в стенах и в Гелосе, граде приморском;

Град населяющих Лаас и окрест Этила живущих;

Сих Агамемнона брат, Менелай, знаменитый воитель,

Вел шестьдесят кораблей, но отдельно на бой ополчался;

Ратников сам предводил, на душевную доблесть надежный,

Сам их на бой возбуждал и пылал, как никто из ахеян,

Cтрашно отметить за печаль и за стон похищенной Елены.

В Пилосе живших мужей, обитавших в Арене веселой;

Фриос, Алфейский брод и славные зданием Эпи,

Град Кипариссию, град Амфигению вкруг населявших,

Птелос, Гелос и Дорион, место, где некогда Музы,

Встретив Фамира Фракийского, песнями славного мужа,

Дара лишили: идя от Эврита, царя эхалиян,

Гордый, хвалиться дерзал, что победу похитит он в песнях,

Если и Музы при нем воспоют, Эгиоховы дщери.

Гневные Музы его ослепили, похитили сладкий

К песням божественный дар и искусство бряцать на кифаре.

Сих предводил повелитель их. Нестор, конник геренский:

С ним девяносто судов принеслися, красивые строем.

Живших в Аркадии, вдоль под Килленской горою высокой,

Близко могилы Эпита, мужей рукопашных на битвах;

В Феносе живший народ, в Орхомене, стадами богатом,

В Рипе, Стратии мужей обитавших и в бурной Эниспе,

И Тегеи в стенах, и в странах Мантинеи веселой;

В Стимфале живших мужей и в Парразии нивы пахавших, —

Сими начальствуя, отрасль Анкеева, царь Агапенор

Гнал шестьдесят кораблей; многочисленны в каждом из оных

Мужи сидели аркадские, сильно искусные в битвах.

Их ополчениям сам повелитель мужей Агамемнон

Дал корабли доброснастные, плыть им по черному понту

К Трое высокой: они небрегли о делах мореходных.

Вслед вупрасийцы текли и народи священной Элиды,

Жители тех областей, что Гирмина, Мирзин приграничный,

И утес Оленийский, и холм Алезийский вмещают:

Их предводили четыре вождя, и десять за каждым

Быстрых неслось кораблей, с многочисленной ратью эпеян.

Cих устремляли на бой Амфимах и воинственный Фалпий:

Первый Ктеатова отрасль, второй Акторида Эврита;

Тех предводителем шествовал храбрый Диор Амаринкид;

Вождь их четвертый был Поликсен, небожителю равный,

Доблестный сын Агасфена, народов царя Авгеида.

Рать из Дулихии, рать с островов Эхинадских священных,

Тех, что за морем широким лежат против брега Элиды,

Мегес Филид предводил, ратоборец, Арею подобный,

Сын любимца богов, конеборца Филея, который

Некогда в край Дулихийский укрылся от гнева отцова.

Cорок за ним кораблей, под дружиною, черных примчалось.

Царь Одиссей предводил кефалленян, возвышенных духом,

Живших в Итаке мужей и при Нерите трепетолистном;

Чад Крокилеи, пахавших поля Эгилипы суровой,

В власти имевших Закинф и кругом обитавших в Самосе,

Живших в Эпире мужей, и на бреге противолежащем, —

Сих предводил Одиссей, советами равный Зевесу;

И двенадцать за ним принеслось кораблей красноносых.

Рать из племен этолийских Фоас предводил Андремонид,

Рать из мужей, обитавших в Олене, Пилене, Плевроне,

И в Калидоне камнистом, и в граде Халкиде приморской.

Не было больше на свете сынов браноносных Инея;

Мертв и сам уже был он, и мертв Мелеагр светлокудрый;

И в Этолии царствовать вверено было Фоасу.

Сорок за ним, под дружиною, черных судов принеслося.

Критян же Идоменей предводил, знаменитый копейщик;

В Кноссе живущих мужей, в укрепленной стенами Гортине,

Ликт населявших, Милет и град белокаменный Ликаст,

Ритий обширный и Фест, многолюдные, славные грады,

И Других, населяющих Крита стоградного земли,

Был воеводою Идоменей, знаменитый копейщик,

И Мерион, Эниалию равный, губителю смертных;

Семьдесят черных судов принеслося под критской дружиной.

Но Тлиполем Гераклид, как отец, и огромный и мощный,

Гордых родосцев, извел в девяти кораблях из Родоса,

Кои в родосской земле, разделенные на три колена,

Линд, Иялис и Камир белокаменный вкруг населяли:

Сих предводил Тлиполем, копьеборец, гибельный в битвах,

Силы Геракловой сын, рожденный с младой Астиохой,

Взятой героем в Эфире, у вод Селлеиса, когда он

Многие грады рассыпал питомцев Зевсовых юных.

Сей Тлиполем лишь возрос в благосозданном доме Геракла,

Скоро убил, безрассудный, почтенного дядю отцова,

Старца уже седого, Ликимния, отрасль Арея.

Быстро сплотил он суда и с великою собранной ратью

Скрылся, бежа по морям, устрашаяся мести грозивших

Всех остальных, — и сынов, и потомков Геракловой силы.

Прибыл в Родос наконец он, скиталец, беды претерпевший;

Там поселились пришельцы тремя племенами и были

Зевсом любимы, владыкой богов и отцом человеков:

Он им богатства несметные свыше пролил, Олимпиец.

Вслед их Нирей устремлялся с тремя кораблями из Сима,

Юный Нирей, от Харопа царя и Аглаи рожденный;

Оный Нирей, что с сынами данаев пришел к Илиону,

Смертный, прекраснейший всех, после дивного мужа Пелида;

Но не мужествен был он, и малую вывел дружину.

Живших в Низире мужей, населяющих Казос и Крапаф,

Град Эврипилов Коос и народ островов Калиднийских

Два предводили вождя: и Фидипп, и воинственный Антиф,

Оба Фессалом рожденные, царственным сыном Геракла.

Тридцать за ними судов принеслися, красивые строем.

Ныне исчислю мужей, в пеласгическом Аргосе живших,

Алое кругом населявших, и Алоп удел, и Трахину,

Холмную Фтию, Элладу, славную жен красотою,

Всех — мирмидонов, ахеян и эллинов имя носящих;

Сих пятьдесят кораблей предводил Ахиллес знаменитый.

Но народы сии о гремящей не мыслили брани;

Некому было водить на сражения строев их грозных.

В стане, при черных судах, возлежал Ахиллес быстроногий,

Гневный за дочь Брисееву, пышноволосую деву,

Деву, которую взял, по жестоких трудах, из Лирнесса,

Самый Лирнесс разгромя и высокие фивские стены,

Где и Эвена сынов, копьеборцев, гибельных в битвах,

Внуков Селепа царя, и Эпистрофа сверг, и Минеса.

Грустен по ней, возлежал он; но скоро воспрянет, могучий.

В Филаке живших мужей, населявших Пираз цветущий,

Область Деметры любимую, матерь овец Итонею,

Травами тучный Птелей и Антрон, омываемый морем, —

Сих ополчения Протесилай предводил браноносный

В жизни своей; но его уже черная держит могила.

В Филаке он и супругу, с душою растерзанной, бросил,

Бросил и дом полуконченный: пал, пораженный дарданцем,

Первый от всех аргивян с корабля соскочивший на берег.

Рать не была без вождя, но по нем воздыхали дружины;

Их же к сражениям строил Подаркес, Ареева отрасль,

Сын Филакида Ификла, владетеля стад среброрунных,

Брат однокровный героя, бесстрашного Протесилая,

Но летами юнейший; и старше его и сильнее

Протесилай воинственный был; потерявши героя,

Рать не нуждалась в вожде, но о нем воздыхали, о храбром;

Cорок за ним кораблей, под дружиной, примчалося черных.

В Форах живущих и вкруг при Бебеидском озере светлом,

Беб населявших, Глафиры и град Ияолк пышнозданный,

Быстрых одиннадцать мчалось судов; предводил же Эвмел их,

Сын Адмета любимый, который рожден им с Алкестой,

Дивной женою, прекраснейшей всех из Пелиевых дщерей.

Живших в Мефоне, и окрест Фавмакии нивы пахавших,

Чад Мелибеи, и живших в полях Олизона суровых, —

Сих племена Филоктет предводитель, стрелец превосходный,

Вел на семи кораблях; пятьдесят воссидело на каждом

Cильных гребцов и стрелами искусных жестоко сражаться.

Но лежал предводитель на острове Лемне священном

В тяжких страданиях, где он оставлен сынами ахеян,

Мучимый язвою злой, нанесенною пагубной гидрой.

Там лежал он, страдалец. Но скоро ахейские мужи,

Скоро при черных судах о царе Филоктете воспомнят.

Рать не была без вождя, но желала вождя Филоктета.

Медон над нею начальствовал, сын Оилея побочный,

Коего с Реной младою родил Оилей градоборец.

Триккой владевший народ, и Ифомой высокоутесной,

И обитавший в Эхалии, граде владыки Эврита,

Два извели воеводы, Асклепия мудрые чада,

Славные оба данаев врачи, Подалир и Махаон.

Тридцать за ними судов принеслися, красивые строем.

Живших в Ормении храбрых мужей, у ключа Гипереи,

В власти имевших Астерий и белые главы Титана, —

Сих предводил Эврипил, блистательный сын Эвемонов;

Сорок за ним кораблей, под дружиною, черных примчалось.

В Аргиссе живших мужей и кругом населявших Гиртону,

Орфу, широкий Элон, белокаменный град Олооссон, —

Cих предводил Полипет, воеватель бесстрашнейший в битвах,

Ветвь Пирифоя, исшедшего в мир от бессмертного Зевса,

Сын, Пирифою рожденный женой Ипподамией славной,

В самый тот день, как герой покарал чудовищ косматых:

Сбил с Пелиона кентавров и гнал до народов эфиков.

Он предводил не один, но при нем Леонтей бранодушный,

Отрасль Ареева, чадо Кенея, Коронова сына.

Сорок за ними судов, под дружиной, примчалося черных.

Но из Кифа Гуней с двадцатью и двумя кораблями

Плыл, предводя эниан и воинственных, сильных перребов,

Племя мужей, водворившихся окрест Додоны холодной,

Земли пахавших, по коим шумит Титаресий веселый,

Быстро в Пеней устремляющий пышно катящиесь воды,

Коих нигде не сливает с Пенеем сребристопучинным,

Но всплывает наверх и подобно елею струится: