Канкан на поминках E-Book

Дарья Донцова

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Двойной иронический детектив Д. Донцовой
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 382

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Боже! Такой ужас мне и в страшном сне не мог присниться! Нашего друга и соседа Володю Костина посадили в Бутырку по подозрению в убийстве любовницы! Да он в жизни бы женщину даже не ударил. Его друг и сослуживец Слава Рожков организовал мне встречу с Володей в тюрьме. Слава просил меня уговорить майора на чистосердечное признание – все улики были против него. Но тот не согласился. А через несколько дней Костин попал с инфарктом в тюремную больницу и там умер. Кроме того, в одной из газет в день его смерти вышла клеветническая статья «Мент позорный». Не будь я Евлампия Романова, если не восстановлю доброе имя майора, не найду истинного убийцу, и не заставлю газету опубликовать опровержение…

Leseprobe

Дарья Донцова Канкан на поминках

Друга не надо просить ни о чем,

С ним не страшна беда,

Друг – это третье твое плечо,

Будет с тобой всегда.

Популярная песня 70-х годов.

Глава 1

Погоде, как и человеку, свойственны перепады настроения. Если утром вы, едва сдерживая слезы, ползете на службу, а в обеденный перерыв, радостная и счастливая, несетесь в ближайший магазин за новой кофточкой, то отчего на небе всегда должно быть солнце? Но нынешний сентябрь побил все рекорды. У природы просто приключился климакс. В восемь утра из огромных, угрожающе черных туч, мрачно нависших над Москвой, лил тропический ливень. За окно не хотелось даже смотреть. Я выгнала собачью свору во двор буквально пинками. Стаффордширская терьерица Рейчел, грустно глянув на хозяйку карими глазами с поволокой, побрела по лужам на детскую площадку. Там расположен «грибок», и хитрая Рейчел решила пописать с полным комфортом под навесом. Она только не учла, что идти до укрытия придется по холодным лужам. Двортерьер Рамик выскочил под дождь и понесся вдоль двора, разбрызгивая жидкую грязь. Рамику все равно, снег, град или камни сыпятся с неба, он в любом случае начнет бегать по газонам со счастливым лаем. А вот Муля и Ада, две толстенькие коротколапые мопсихи, повели себя по-иному. Сначала они просто сели у входа и даже не пошевелились, услыхав мои вопли:

– Гулять, ну, идите гулять!..

А когда я попыталась вытолкнуть их жирные туши на улицу силой, они легли и расслабились. Поднять-то с пола два десятикилограммовых тельца с полностью размякшими мышцами очень трудно. Да еще стоило подхватить Мулю, как Ада падала на коврик, а подняв Аду, я роняла Мулю…

Наконец, собрав все силы, я сумела вытолкать наглую Адку под струи воды, повернулась к Муле и обнаружила, что та, не растерявшись, предпочла налить лужу на коврике, внутри сухого и теплого подъезда. Выбросив половик наружу, я пригрозила Муле кулаком:

– Ну, погоди!

Но мопсиха довольно ухмыльнулась, понимая, что ее теперь не выпихнут под ливень.

Одевшись потеплей в кожаную черную куртку, джинсы и кроссовки, я поехала на работу. Но когда ровно в девять вышла из подземки на улицу, солнце шпарило вовсю, а небо радовало глаз яркой голубизной и полным отсутствием облаков. Как такой пердюмонокль мог приключиться за один час!

Чувствуя, как по спине бегут струйки пота, я добралась до знакомых дверей и нырнула в нутро подвала.

По образованию я, Евлампия Романова, арфистка, в свое время закончила Московскую консерваторию, пыталась концертировать, но никакого успеха не снискала. Я вышла замуж за довольно обеспеченного человека, Михаила Громова, и несколько лет тупо просидела дома… Потом случился фейерверк невероятных событий. Супруга арестовали, он оказался мошенником и убийцей, причем его очередной жертвой должна была стать я… Стоит ли говорить о том, что я мигом подала на развод? Сейчас живу вместе со своей ближайшей подругой Катюшей Романовой. Мы не родственники, просто однофамильцы. Катюша работает хирургом, год тому назад ее пригласили в США, куда она и отправилась вместе со своим старшим сыном Сергеем и его женой Юлей. Младший, Кирюшка, вместе со всей живностью: собаками, общим числом четыре штуки, кошками, их на одну меньше, всего три, и жабой Гертрудой – остался со мной. Вернее, сначала он отправился с Катюшей, но быстро разочаровался в американском образе жизни и вернулся домой.

– Одно скажу тебе, Лампа, – со вздохом сообщил Кирка, разложив чемодан, – хорошо у них там, всего полно, зарплата у матери громадная, только люди кругом сплошь идиоты. Про «Спартак» не слышали, в лапту не играют, и в восьмом классе деление в столбик проходят. Уроды, одним словом. Лучше уж при тебе побуду, покуда мамонька зарабатывает!

Я была рада его возвращению, своих детей у меня нет, поэтому старательно воспитываю тех, кого бог послал уже готовыми: Кирюшку и Лизу. И если с Кирюшкой вы уже разобрались, то объяснить, откуда в нашей семье появилась четырнадцатилетняя Лиза, достаточно сложно.

Все началось с визита на биржу труда. Дело в том, что подыскать мне работу оказалось практически невозможно. Дамы бальзаковского возраста, не обладающие никакими навыками, кроме весьма посредственного умения нащипывать арфу, не пользуются ажиотажным спросом на рынке труда. Видели бы вы, как вытянулись лица у сотрудников биржи, когда на вопрос:

– Ваше образование?

Они получили быстрый ответ:

– Московская консерватория по классу арфы.

Мне мигом предложили обучиться другой профессии. Только не в коня корм. Бухгалтера из меня не вышло, впрочем, это было ясно с самого начала. Всю жизнь, складывая семь и восемь, я получаю разный результат. Когда четырнадцать, когда шестнадцать, изредка восемнадцать. И парикмахера из меня не получилось, ножницы все время вываливались из рук, и в конце концов я проткнула ими себе ногу. Но самая сокрушительная неудача поджидала на ниве компьютерной техники. Я пошла на курсы, научилась включать и выключать машину, но, когда дело дошло до работы в системе «Ворд», экран мигом начинал покрываться «окнами» и зависать. Так я и не освоила компьютер.

Катюша вообще не хотела даже слышать о моей работе.

– Лампуша, – ласково щебетала она, – зачем тебе работа? Денег нам хватит. Сиди дома, готовь обед, веди хозяйство.

Самым честным образом я попробовала стать домашней хозяйкой. Варганила невероятные супы: буйабес, протертый крем из бычьих хвостов, луковый на гренках… Запекала мясо, лепила пироги и сооружала торты… Мне хватило года, чтобы понять: хуже домашнего рабства ничего нет. Только что вымытая посуда через час вновь оказывается грязной в мойке, выглаженные рубашки мигом мнутся, на тщательно отполированные книжные полки оседает пыль, а выпеченная кулебяка с мясом исчезает в мгновение ока, и вечером домашние издают недовольные гудки:

– Где еда? Лампа! Почему нет котлеток?!

И к тому же они все целыми днями пропадали на работе и в школе, а когда я носилась по квартире с пылесосом, шваброй и дрожжами, этого никто не видел. Зато вечером все наблюдали, как я, уютно устроившись в кресле, читала очередной детектив.

– Хорошо тебе, – вздыхала Юлечка, – никакого начальства! Слышь, Лампуша, сделай милость, пришей мне на кофточку пуговицы. Все равно целый день дома сидишь, ничего не делаешь!

Но искать работу меня заставило не только ощущение того, что я выгляжу в глазах у всех лентяйкой. Как-то очень дискомфортно было лазить в деревянную коробочку с видом Москвы на крышке, куда домашние засовывали заработанные рубли. И хотя тратила я их исключительно на хозяйственные нужды, стойкое ощущение того, что пользуюсь результатами чужого труда, не оставляло меня ни на минуту.

Поразмыслив немного, я взялась за поиски работы. Чего я только не делала! Служила в детективном агентстве, играла на свадьбах в составе «джазбанда» и даже нанялась домработницей в богатый дом писателя Кондрата Разумова. Именно в результате последнего занятия я и получила Лизу. Девочка – дочь Кондрата. Литератор был убит, а других родственников у Лизы не осталось. Девочку собрались отправить в детский дом. Мы с Катюшей не могли позволить, чтобы она оказалась в приюте… С большим трудом, при помощи ближайшего друга Володи Костина, работающего в милиции, мы оформили опеку над Лизаветой.

В домработницы я больше не нанималась, теперь работаю почти по профилю, преподаю музыку в клубе «Светлячок». Мои ученики – семилетние малыши, не посещающие детский сад или школу. Руководство клуба гордо именует эти занятия – «Эстетическое развитие ребенка дошкольного возраста». На самом деле мы минут пятнадцать ходим хороводом, потом поем про березку и зайчика и пытаемся выучить ноты. Может, я отвратительный педагог, а может, дети подобрались не слишком сообразительные, но коллектив прочно застрял на «фа», причем у меня подозрение, что «до», «ре» и «ми» они уже позабыли.

Отстучав на пианино положенное время, я вышла к родителям и принялась безудержно хвалить их детей.

Директор «Светлячка», хитрый Роман Ломов, в самую первую неделю моей работы, услыхав, как я сказала маме Олечки Носовой: «Ваша девочка не готова к уроку, она не выучила задание», зазвал меня в свой кабинет и сделал внушение:

– Дорогая Евлампия Андреевна, – ласково пел он, – у нас не школа, а частный клуб. Родители платят деньги за обучение, поэтому никаких критических слов в адрес их чадушек. Все они гениальны невероятно, просто Моцарты.

– Но как же, – начала я заикаться, – она не выучила.

Роман хмыкнул:

– В наши обязанности не входит заставлять детей зазубривать нотную грамоту!

– Да? – совершенно растерялась я. – Какая тогда у нас цель?

– Заработать себе на хлеб с сыром, – спокойно пояснил Ломов, – будете ругать ребят, родителям это не понравится, и денежки накроются. Компренэ?

– Ага, поняла, – ответила я и с тех пор заливаюсь соловьем после каждого занятия.

Лентяйка Носова, ни разу не раскрывшая дома тетрадь с нотами, полностью лишенный музыкального слуха Миша Горский, косолапый Сеня Мячиков, обладательница хриплого, простуженного баса и огромных аденоидов Лена Морозова – все они необыкновенно талантливы, трудолюбивы, умны, хороши собой, чудно поют, великолепно танцуют, а уж сольфеджио освоили как никто другой. Ничего, что только до «фа» добрались. Словом, Моцарты, Шостаковичи и Шнитке в одном флаконе.

– Ни разу не встречала таких детей! – закатываю я глаза перед вспотевшими от удовольствия мамами и бабушками. – Потрясающие личности!

Результат хитрой политики Романа налицо. В «Светлячок» косяком рвутся клиенты. Впрочем, говоря о потрясающих личностях, я не кривлю душой. Меня действительно потрясает, ну как можно петь простенькую песенку про елочку и постоянно попадать между нот? Иногда страстно хочется надрать уши лентяйке Носовой или отшлепать Веню Комарова, когда он в момент исполнения хором тихой, камерной мелодии вдруг раскрывает огромный рот и начинает голосить на едином дыхании во всю мощь легких отлично откормленного ребенка:

– А-а-о-о-у-у…

И еще есть Петя Кочергин, стреляющий жеваной бумажкой, Лада Веснина, постоянно выдувающая пузыри из жвачки, и регулярно икающий Никита Сомов. Последний может еще шумно испортить воздух и громко заявить:

– Какать хочу!

Наверное, они просто очень маленькие, но, с другой стороны, я в семь лет уже посещала две школы, общеобразовательную и музыкальную, сидела по три часа за инструментом и никогда не жаловалась, как Оля Носова, подсовывающая мне к лицу измазанную ладошку:

– Пальчики устали, писать не буду!

Просто я не создана для работы учительницей, честно говоря, никакого умиления при виде группы я не испытываю. Держит меня в клубе только зарплата. За месяц работы Роман, искренне гордящийся тем, что у него служит дама с консерваторским образованием, выдает мне шесть тысяч рублей. Кстати, и на родителей сообщение о дипломе преподавательницы действует безотказно.

Оттарабанив положенное число минут, я вылезла наружу и увидела стену дождя. До метро добралась, промочив ноги и замерзнув. Но это были еще не все неприятности.

Сначала я очень долго рылась в сумке, разыскивая кошелек. Не найдя портмоне, кое-как упросила дежурную пропустить меня даром. В вагоне не нашлось свободного места, и я тряслась стоя, чувствуя, как начинает ныть поясница. Уже делая переход на «Тверскую», не заметила развязавшегося шнурка кроссовки, наступила на него и мигом упала прямо на ступеньки. Шедший сзади мужчина с огромной сумкой споткнулся и рухнул сверху, придавив меня своими ста килограммами. Колесо тележки проехалось по джинсам, и они мигом лопнули. В придачу открылась моя сумка, и все мелочи разлетелись по ступенькам. Я принялась ползать между ногами равнодушно шагающих людей и собирать ключи, расчески, платок, детектив Поляковой, упаковку жвачки… Внезапно попался кошелек. Я уставилась на него во все глаза. А он откуда взялся? Только же перерыла всю сумку в поисках портмоне…

– Чего села, – завопила толстая баба с огромным пакетом, – пьяная? Или на жизнь просишь? А ну вали отсюда, люди торопятся!

Кое-как взобравшись по лестнице вверх, я подумала: «Неужели я похожа на нищенку?» Нет, просто противная тетка сказала гадость по привычке. На мне вполне приличная куртка цвета хаки, сделанная трудолюбивыми корейцами, и кроссовки, произведенные их же руками. Джинсы, правда, прикидываются американскими, и на коленке зияет прореха, но в остальном я выгляжу более чем прилично. Но тут мой взгляд наткнулся на тетку, подпиравшую стену. На руках попрошайки болезненным сном спал крохотный ребятенок, а ее грудь украшала табличка: «Люди добрые, памагите, кто сколько сможит рибенку на опирацию». На нищенке были точь-в-точь такая же куртка, как на мне, даже цвет совпадал, и очень похожие джинсы с кроссовками. Правда, брюки у нее, в отличие от моих, оказались целыми. Чувствуя себя униженной донельзя, я влезла в вагон, встала у двери, и все пассажиры мигом уставились на дырку, в которой сверкала голая коленка.

Потом у метро в ларьке кончился хлеб, а в вагончике с молочными продуктами говорливая продавщица всунула в мой пакет пачку масла, которая при ближайшем рассмотрении, хоть ее и украшала надпись «Анкор», оказалась непонятного производства и явно испорченная. Но я обнаружила обман только дома. Наверное, нужно было вернуться и устроить скандал, но, честно говоря, просто не хватило сил.

Однако цепь неприятностей на этом не закончилась. Решив сделать шарлотку – пирог, который способен испечь даже однорукий годовалый младенец, я разбила три яйца, вылила их в миску, а потом, случайно задев ее, опрокинула на пол. Желтая лужа разлилась по линолеуму, мои глаза наполнились слезами. Ну что за день такой! Вроде и не тринадцатое число, и не пятница… Естественно, больше в доме яиц не было, а предварительно нарезанные яблоки начали быстро темнеть.

Решив переломить злую судьбу, я сгоняла к соседке, притащила новые яйца, вмиг сделала тесто и запихнула пирог в духовку.

Маленькая победа над обстоятельствами меня окрылила, и я, слегка повеселев, включила телевизор. Но не успели начаться новости, как зазвонил телефон. Внезапно, непонятно отчего, у меня сжалось сердце. Аппарат трезвонил и трезвонил, я медлила. Наконец рука схватила трубку, и, прежде чем я произнесла «алло», в голове молнией пронеслась мысль: «Ох, не к добру!»

– Лампа, – послышался спокойный, ровный голос близкого друга, майора Костина, – некоторое время я вынужден буду отсутствовать, сделай милость, забери к себе Кешу.

Я расслабилась и устало улыбнулась. Ну и чушь лезет иногда в голову. Слава богу, это всего лишь Володя. С майором мы добрые приятели. Отношения, которые нас связывают, больше похожи на родственные. Не так давно Костин получил квартиру, до этого он благополучно проживал в огромной коммуналке. По счастью, его «воронья слободка» приглянулась какому-то «новому русскому», и он быстренько распихал ее обитателей по новостройкам. Володе досталась вполне приличная «двушка» с двенадцатиметровой кухней, но в спальном районе, одним словом, на краю света.

Катюша не растерялась и уговорила нашу соседку Лену, проживающую в однокомнатной квартире вместе с шестнадцатилетним сыном, на обмен. Так Володя попал в квартиру на одной лестничной клетке с нами.

Майор холостяк. Конечно, в его жизни частенько случаются дамы, но пока ни одной, способной взвалить на плечи ношу жены мента, он не нашел. Честно говоря, все его пассии нам с Катюшей не по душе. Сначала была тощенькая девица ростом с кошку, безостановочно повторявшая:

– Вовик, котик, дай чайку.

Или:

– Вовчик, зайчик, принеси плед.

Или:

– Вовчик, мышоночек, выключи телик.

Когда она обозвала Володю «страусеночком», я не выдержала и поинтересовалась:

– Простите, вы не в зоопарке работаете?

Дама обозлилась и больше к нам не приходила. Потом появилась весьма энергичная особа, невероятно похожая на актрису Джоди Фостер. Тот же большой рот, те же волосы пепельной блондинки и такой же нос. Девушка оказалась патологически ревнива и закатывала по каждому поводу скандалы с битьем посуды. Затем возникла другая обоже. Костина шатнуло в иную сторону. После неуемной скандалистки он привел к нам жеманное существо, работающее в музее. Невесть почему Кирюшка прозвал красотку «Оружейная палата» и старательно ел в ее присутствии только при помощи ножа и вилки. Но Володю такое поведение отчего-то обозлило до крайности, и, когда «Оружейная палата» исчезла из нашей жизни, майор сурово сказал:

– Ну все, надоело, больше ни с кем вас не знакомлю.

– Почему? – удивилась я.

– Вы так себя ведете, – кипятился приятель, – что все мои подруги пугаются.

– А что? Я ничего, – замычал Кирюшка, – очень даже воспитанный мальчик. Чем твоей «Оружейной палате» не приглянулся? Безумно старался, пользовался столовыми приборами…

– Да, – вздохнул Володя, – особенно эффектно выглядело, когда ты резал ножом на мелкие кусочки эклер, а потом при помощи вилки отправлял его в рот!

– На вас не угодишь, – вздохнул Кирюшка, – раз не понравилось хорошее воспитание, в следующий раз стану сморкаться в скатерть.

– Другого раза не будет, – сурово отрезал майор, – хватит, теперь приведу к вам человека, только если решу жениться. Вы мне всех девушек распугали.

Пока он держит слово.

– Конечно, возьму твоего попугая, – ответила я, – без проблем, а ты куда, в командировку?

Костин помолчал, потом безнадежно устало произнес:

– Нет, в тюрьму.

– Куда, – не поняла я, – на допрос к подследственному? Но зачем тогда мне забирать Кешу? Ты что, предполагаешь ночевать в СИЗО? Где же, интересно?

– В камере, – ответил Володя.

– Где, – оторопела я, – где?

– Меня арестовали, – пояснил майор.

Трубка чуть не упала на пол, и от ужаса у меня по спине побежали мурашки.

– Кончай прикалываться.

– Абсолютно серьезно, – вздохнул майор, – извини, больше не могу говорить. Звоню из кабинета в следственной части Бутырки.

– Погоди, погоди, – завопила я, – как же это? За что? Почему?

– Поговори со Славкой, – велел майор и отсоединился.

В полном ужасе я стала названивать, разыскивая майора Рожкова, коллегу и доброго знакомого Володи. Но ни на работе, ни дома никто не снимал трубку. Я металась по квартире, бесцельно хватая ненужные предметы. Господи, что делать-то, что?

– Эй, Лампуша, – донесся из прихожей голос Лизы, пришедшей из школы, – чего у нас так горелым несет? И из кухни дым валит!

Я понеслась к плите и обнаружила в духовке капитально сгоревшую шарлотку, похожую на кусок обугленной деревяшки. Слезы, так долго подкатывавшие сегодня к глазам, полились по щекам. Ужасно начавшийся день закончился кошмаром.

Глава 2

До Славы я дозвонилась только на следующее утро.

– Рожков, – мрачно буркнул он в трубку.

– Что случилось, – закричала я, – немедленно объясни!

– В полдень, на точке, – коротко ответил майор и моментально швырнул трубку.

Точкой он зовет крохотный кафетерий, расположенный в супермаркете «Дом еды».

Ровно в двенадцать дня я влетела в узкое пространство, заставленное круглыми столиками. У окна с сердитым видом стоял Славка. Перед ним дымился стакан с отвратительным растворимым напитком, по недоразумению носящим благородное имя кофе.

– Славка, – закричала я, кидаясь к нему, – что за чушь? Это правда?

Рожков кивнул. Я на секунду потеряла дар речи, потом пробормотала:

– Володю арестовали?

Майор вновь кивнул.

– Ты что, онемел?

– Онемеешь тут, – вздохнул Слава, – вообще язык потеряешь.

– За что его взяли?

Рожков повертел в руках картонный стаканчик.

– За убийство.

– Что???

– Что слышала. За убийство.

– Кого?

– Репниной Софьи Андреевны, 1980 года рождения, продавщицы магазина цветов «Лилия».

– Господи, – залепетала я, – и зачем бы Володьке лишать жизни двадцатилетнюю девчонку? Конечно, я слышала, что кое-кто из ваших избивает подследственных, но Костин-то никогда этого не делал, или я ошибаюсь?

– Она была его сожительницей, – нехотя пояснил Славка, – любовницей, попросту говоря. Трахался он с ней.

– Да ну? Не может быть!

– Почему?

– Мы знали всех его дам сердца, – выпалила я и прикусила язык.

Уже давно Володя никого не приводил к нам в гости, последней была до омерзения манерная «Оружейная палата».

– Значит, не всех, – вздохнул Рожков. – Репнина имела собственную квартиру на Аргуновской улице. Вовка там часто бывал, его видели соседи, и вообще, он не скрывался, возил девушку на своем автомобиле, таскал за ней сумки, даже помойку выносил…

Я молчала. Помойка – это уже серьезно, пахнет семейными отношениями.

– У Репниной, – продолжал Славка, – был до Володи друг, некий Антон Селиванов, кстати, ему тоже за тридцать. Софья Андреевна предпочитала иметь дело с кавалерами постарше. Что-то у них там не сложилось, хотя господин Селиванов человек обеспеченный, даже богатый, в отличие от нашего Костина копейки не считает.

Но, как бы там ни было, Сонечка закрутила роман с Костиным.

Вчера утром Антон влетел в отделение милиции и сказал дежурному:

– Я договаривался о встрече с подругой, пришел, а она дверь не открывает. Звоню, звоню, полная тишина, нехорошо это!

Дежурный отбрыкивался от мужика как мог, но Селиванов не зря успешно занимался бизнесом. Парень добрался до начальника отделения и добился того, что менты квартиру бывшей любовницы вскрыли.

И обнаружили они там труп Репниной, убитой кухонным ножом. Пока на месте преступления работала специальная бригада, Антон, без конца хватавшийся за сердце, рассказал оперативникам чудовищную историю.

Они с Репниной разошлись, но остались добрыми друзьями. Иногда ходили вместе в ресторан или в ночной клуб. Отношения их из любовных трансформировались в приятельские. Сонечка, живущая на зарплату продавщицы, изредка перехватывала у Антона деньги и частенько забывала отдать долг. Но Селиванов не настаивал. Он отлично зарабатывает, живет один, жены не имеет… Словом, может себе позволить подкинуть «капусту» подруге.

Некоторое время тому назад Сонечка рассказала Антону о своем новом кавалере – милиционере. Известие о том, что бывшая любовница связалась с ментом, не порадовало бизнесмена, и он без обиняков высказал девушке все, что думает по этому поводу.

– Ну, нашла достойный объект. Да они все идиоты. Прикинь, лампочку втроем закручивают.

– Как это? – не поняла Соня. – Почему втроем?

– Очень просто, – хохотнул Антон, – один легавый берет лампочку, залезает на стол, а два других крутят стол по часовой стрелке.

– Дурак! – обиделась Софья. – Володя не такой, он майор с Петровки.

– Значит, взяточник, – вздохнул Селиванов.

Репнина обозлилась и несколько месяцев не звонила другу. Голос ее он услышал только позавчера.

– Алло, – прошептала Сонечка.

– Привет, – обрадовался Антон, – как дела?

– Плохо, – залепетала девушка, – просто отвратительно, хуже некуда.

– Что случилось? – испугался Антон.

В ответ раздались рыдания. Ничего не понимающий мужик вскочил в автомобиль и примчался к Соне домой. Когда бывшая любовница открыла дверь, парень чуть не упал от ужаса. Лицо Сони украшал огромный синяк, на руках виднелись ссадины.

– Кто это тебя так? – только и смог спросить Селиванов.

– Володя, – всхлипывала она, – он зверь.

Удержав на языке фразу: «Я тебя предупреждал», Антон сгонял в ближайший супермаркет за коньяком и, налив Соне, принялся расспрашивать о происшедшем.

Девушка трясущейся рукой ухватила бокал и начала рассказывать:

– Он ужасно ревнивый, стоит только посмотреть в сторону или заговорить с кем-то, мигом начинает драться. Вот вчера были на дне рождения у моей приятельницы, и я танцевала с ее мужем. Так Костин в гостях мило улыбался, но, стоило сесть в машину, схватил меня за волосы и начал колотить лицом о приборную доску, хорошо нос не сломал.

А неделю назад он избил ее в кровь за телефонный разговор с бывшим одноклассником, во вторник ударил кулаком прямо в грудь с такой силой, что чуть не остановилось сердце…

– Он меня когда-нибудь убьет, – всхлипывала Соня.

– Немедленно прекрати всякие взаимоотношения с этим субъектом, – велел Селиванов.

– Боюсь, – шелестела бывшая любовница, – он только обозлится. Я уже пыталась, даже к маме хотела уехать, а Володя туда прибыл и закатил жуткий скандал. Знаешь, что он сказал?

– Нет, – покачал головой Антон.

– Тебе от меня никуда не деться, – монотонно повторила девушка и зарыдала, – я боюсь, боюсь…

Селиванов обнял ее за плечи и стал тихонько баюкать.

– Ну, ну, успокойся. Сейчас придумаем, как поступить.

В этот момент за его спиной раздался голос:

– Здравствуйте!

Сонечка оттолкнула Селиванова, мигом промокнула рукавом глаза и засуетилась:

– Ой, Володечка, вот не думала, что приедешь, вот не предполагала.

– Это я вижу, – нехорошо ухмыляясь, произнес мужик, оглядывая початую бутылку коньяка и растерянного Антона, – понимаю, картина «Не ждали», но познакомиться не мешает, Костин.

И он протянул Селиванову широкую, крепкую ладонь. Антон машинально пожал протянутую руку, отметив, что у мента сильное рукопожатие. Соня заметалась по кухне, хватаясь одновременно за чайник, кастрюльку и сковородку.

– Сейчас, сейчас, быстренько яичницу сварганю.

– Не надо, – продолжал усмехаться нежданный гость. – Я просто ехал мимо, дай, думаю, погляжу, чем ты занимаешься. Ну, до вечера, дорогая.

Не успел мент выйти за порог, как Соня рухнула на табуретку и зашлась в рыданиях.

– Боже, – стонала она, – боже! Теперь он меня убьет, приедет вечером и зарежет! О господи! Что делать?

– Не рыдай, – поморщился Антон, – лучше собирайся потихоньку и поедем ко мне. Поживешь недельку-другую спокойно, а там придумаем, как лучше поступить.

– Нет, нет, – лихорадочно бормотала Соня, – нет, мне на работу пора, хозяин уволит!

Она забегала по квартире, лихорадочно одеваясь. Антон тяжело вздохнул.

– Ну, и куда ты с такой мордой двинешься? Покупатели разбегутся от ужаса.

Соня глянула в зеркало и тут же разрыдалась. Селиванов принялся устраивать дела. Сначала позвонил в цветочный магазин и наврал директору, что является врачом «Скорой помощи», которая увозит гражданку Репнину в больницу с приступом холецистита. Затем сказал Софье:

– Давай умывайся, складывай шмотки, я сейчас съезжу в контору, а через два часа вернусь за тобой, чтобы была полностью готова.

Но примерно через час Соня позвонила ему на мобильный и веселым голосом сообщила:

– Слышь, Тоша, спасибо. Ко мне приехала Машка Соломатина, ночевать остается. Давай перенесем переезд на завтра, хорошо?

Селиванов знал, что Маша Соломатина, школьная подруга Сони, девушка серьезная, учится в институте физкультуры и спорта, увлекается восточными единоборствами… И вообще, при росте метр семьдесят пять Машка весит почти сто килограммов. Причем в ее теле нет ни капли жира, оно состоит целиком из литых мышц. Такая девушка сумеет справиться сразу с тремя майорами.

– Отлично, – повеселел Антон, – но утром, ровно в девять, сиди у чемодана в прихожей.

Однако назавтра дверь ему никто не открыл, и подозревавший самое ужасное Селиванов кинулся в милицию.

Дальше события завертелись колесом. Сначала с Костиным просто дружески побеседовали. Володя спокойно подтвердил: да, с Соней Репниной знаком, более того, их связывали одно время очень близкие отношения, но они расстались. И он не ревновал Соню, не бил ее и никогда не встречался с Селивановым. Тут же в кабинет привели Антона, который мигом подтвердил: именно этот человек приходил вчера к Репниной. Но Костин стоял на своем: не был у Сони, и точка. И вообще, у него есть другая женщина, с которой он провел последние три дня безотлучно. Как раз получил отгулы за сверхурочную работу. Майор назвал ее имя – Надежда Колесникова.

Опросили и ее, но девушка только пожимала плечами. Знать ничего про Костина не знает, даже не слышала про человека с такой фамилией. Следователю ситуация перестала нравиться, он запросил ордер на обыск, и в багажнике «Жигулей» Володи обнаружился кухонный нож, угрожающе длинный и острый.

Инструмент мясника был вымыт, но в том месте, где рукоятка присоединяется к лезвию, нашлись частички крови, и экспертиза четко указала: именно этим орудием и была зарезана несчастная Соня Репнина.

Костин не смог внятно объяснить, откуда в его автомобиле взялся сей жуткий предмет, и следователь заключил коллегу под стражу. В следственной части Бутырки, где майора хорошо знают, к нему отнеслись не как к обычному нарушителю закона, дали позвонить и определили в пятиместную камеру не с урками, а с людьми, совершившими экономические преступления. Собственно говоря, это все, что знал Слава.

– Устрой мне с ним свидание! – потребовала я.

Рожков развел руками.

– Встречи с человеком, по делу которого еще идет работа, запрещены. Получить свидание можно только по специальному разрешению следователя.

– Ну, и в чем проблема? – удивилась я. – Быстренько напиши нужную бумажку.

– Не могу!

– Почему?

– Дело-то не я веду.

– Да ну?

– Конечно, мы же коллеги и близкие приятели.

– А кому передали дело?

Славка тяжело вздохнул, повозил стаканчик с остывшей бурдой по столику и сказал:

– Федьке Селезневу, жуткой гниде, уж поверь, хуже варианта не придумать. Кстати, у тебя паспорт с собой?

– Да, а зачем он тебе?

– Поедем в Бутырку.

– Так ты же говорил, что не можешь устроить свидание!

– Законным путем – нет.

– Тогда как?

– Нормальные герои всегда идут в обход, – ответил Славка. – Поехали, только сначала давай кой-чего купим.

В отделе кулинарии он приобрел копченый куриный окорочок, три пирожка с мясом, потом в гастрономе взял небольшой пакетик сока, сыр, нарезанный тонкими ломтиками, пять пачек сигарет, с десяток пакетиков «Нескафе» и стограммовую упаковку сахара. Потом он засунул покупки в мою не слишком объемистую сумочку.

– Эй, эй, – рассердилась я, – что за глупости! Мне не нужны продукты…

– Это не тебе, – пояснил Славка, – Володьку покормишь. Передачи-то ему еще не дают, небось голодный сидит!

– Нам ему передачи надо носить? – спохватилась я. – Какие?

– Обычные, – сообщил приятель, – раз в месяц продукты тридцать килограмм, вещи, лекарства… Еще можно притащить телик, радио, холодильник, таз и ведро.

– Ведро зачем?

– Стирать. Да, еще кипятильники, желательно побольше, штук десять сразу, они в тюрьме все время перегорают. Ну и, естественно, сигареты. Какие попроще, «Приму», допустим, блоков восемь.

– Он столько не выкурит!

– Сигареты в тюрьме валюта, вместо денег ходят, хотя там и всемирный эквивалент любят, желательно зеленый. Кстати, на, спрячь в лифчик.

И он протянул мне странную тугую трубочку, запаянную в кусок от полиэтиленового пакета.

– Что это?

– Доллары, в Бутырке нельзя без них.

– Но почему в таком виде?

Слава тяжело вздохнул.

– Надо же через шмон пройти…

Я почувствовала, как в висках мелко-мелко забили молоточки. В мою жизнь, жизнь человека, выросшего в семье доктора наук и оперной певицы, в мою судьбу абсолютно добропорядочной гражданки, переходящей улицы только на зеленый свет, с ужасающей реальностью врывалась Бутырская тюрьма с какими-то дикими, непонятными правилами.

– Шмон? Это что такое?

– Обыск, – коротко ответил Рожков, – заключенных без конца проверяют, и долларешники Вовке придется протаскивать украдкой, во рту, за щекой или еще где, поэтому в целлофан и закатывают. Кстати, подожди вот здесь.

Он нырнул внутрь большого универмага. Я в изнеможении прислонилась к кирпичной стене. Голова гудела, словно пивной котел. Вернувшийся Славка дал мне маленькие ножницы, две катушки ниток, пачку иголок и упаковку лезвий.

– Это в бюстгалтер засунь.

– Зачем?

Славка разозлился.

– Затем, что я говорю.

– Может, объяснишь все-таки?

Мы сели в его раздолбанные «Жигули» и понеслись по улицам.

– Острые, режущие и колющие предметы к проносу в СИЗО запрещены, – сообщил Слава.

– А ногти как стричь?

– Отгрызать!

– На ногах?

– Слушай, Лампа, – вышел из себя майор, – правила не я придумывал. По мне, это тоже глупость. Во-первых, адвокаты все равно протащат, а во-вторых, работники СИЗО просто зарабатывают, доставляя в камеры все – от тетрисов до сотовых телефонов.

– А что, тетрис нельзя?

– Нет.

– Почему, это же просто игрушка! Скуку разогнать!

Славка нажал на тормоз так, что я влетела в ветровое стекло головой.

– Лампа, имей в виду, как только кто-то из твоих родственников попал в тюрьму, бесполезно интересоваться, как, почему да отчего там такие порядки. Приходится подчиняться молча. Сахар-кусок нельзя, а сахарный песок за милую душу, мыло возьмут, а шампунь ни за что, бульонные кубики примут и супы в стаканах тоже, зато в пакетах отшвырнут, спички – пожалуйста, но зажигалки растопчут каблуком. И уж совсем непонятно, почему можно огурцы и нельзя помидоры. Но запомни, добиться от сотрудников Бутырки ответов на поставленные вопросы невозможно. Просто молча выполняй требования или…

Он замолчал.

– Или?

– Плати по установленному тарифу, передачка сто баксов.

– Ничего себе, – возмутилась я, – кто же такие цены придумал? Да у людей оклады месячные меньше этой суммы. У вас там, в МВД, с ума сошли?

Славка уставился на меня сердитым взором:

– Ты издеваешься? Дурой прикидываешься, да?

Я ахнула.

– Хочешь сказать, что сотрудники тюрьмы за взятки нарушают закон?

– Да, – зашипел Славка, – да, они тут все сволочи, на мой взгляд, их надо самих посадить! Знаешь, сколько раз администрацию Бутырок разгоняли? Ну и чего добились? Новые точно такие же пришли! Тут все имеет стоимость. Сотовый принесут – одна сумма, водки притаранят – другая, лишняя передачка – третья. А родственники, сталкиваясь с этой коррумпированной системой, прямо как ты выражаются. «Что там у вас в МВД за порядки?» Да Бутырка к Министерству внутренних дел не относится!

– Да ну, – удивилась я, – вот новость, я всегда считала, что тюрьма в ведении милиции.

– Нет, – покачал головой Славка, – над ними начальником Главное управление исполнения наказаний, а данное учреждение относится к Министерству юстиции.

– А-а, – протянула я, – это их министр в бане с голыми девочками попался.

– Точно.

– Однако хороши у нас слуги закона, – пробормотала я, – министр в бане с проститутками, генеральный прокурор в чужой квартире с дамами легкого поведения, чего же от служивых из Бутырки ждать? Каков поп, таков и приход!

– Пошли, – велел Слава.

Мы поднялись по узенькой лестнице вверх и очутились в маленьком дворике, забитом людьми с пухлыми сумками. В основном это были женщины с мрачными, растерянными лицами.

– Стой тут, – приказал Рожков и исчез.

Я опять прислонилась к стене и попыталась соединить мозги в единое целое. Но ничего не получалось, мысли расползались, словно тараканы от внезапно вспыхнувшего света.

– Свидания ждете? – раздался рядом тихий, вкрадчивый голос.

Я машинально кивнула и повернула голову. Около меня стоял мужчина в серой майке и довольно грязных сапогах.

– Могу на сегодня, в поток, который пойдет в двенадцать, устроить, – проговорил он и улыбнулся, обнажив гнилые, черные зубы.

Мне стало интересно.

– Сколько?

– Договоримся.

– И все же?

– Сотняшку.

– Рублей?

Парень хохотнул:

– Нет, монгольских тугриков! У нас цены в уе.

– Дорого очень.

– Тогда стой неделю и бегай отмечаться по три раза в день.

– Спасибо, я подумаю.

– Только быстро, место одно осталось, не желаешь, другие найдутся. Между прочим, деньги не мне идут. Я-то с этого ничего не имею, исключительно из христианского милосердия помочь хотел.

– Лампа, – крикнул Славка, – быстро сюда!

Я бросилась на зов. Внезапно что-то словно толкнуло в спину. Остановившись, я оглянулась. Гнилозубый «добряк» смотрел мне вслед нехорошим, тяжелым взглядом.

Глава 3

– Слушай внимательно, – велел Славка, пока мы лезли по широкой лестнице вверх, – уж не знаю, получится ли у меня еще одно неправомерное свидание устроить.

– Какое?

– Замолчи и слушай. Твоя задача убедить Вовку, что запираться глупо, поняла?

– Ты думаешь, он убийца?

– Нет, дед Пихто! Улик полно. Пусть заканчивает играть в несознанку, быстрее сядет, раньше выйдет, Отелло долбанутый, – зудел Славка, – а то затянется следствие на год, и будет тут сидеть, на нарах париться! Ежели признается по-быстрому, в месяц процедуру свернут, а мы уж постараемся суд ускорить. Глядишь, к Новому году в колонии окажется, на свежем воздухе, а там возможны варианты…

– Какие?

– На поселение отправят, условно-досрочное дадут, главное, Бутырку миновать и осудиться. Тут знаешь сколько времени люди процесса ждут!

– Сколько?

– И два, и три года… Так что пусть не дурит, завтра адвокат придет.

– Кто его нанял?

– Мы с Мишкой Козловым, только об этом никому рассказывать не надо. Ну давай, вон, видишь, парень стоит у окна, Алексей Федорович зовут, топай к нему, а я тут посижу.

И он остался на лестнице. Я подошла к плечистому блондину, кашлянула и робко сказала:

– Здравствуйте.

С абсолютно каменным лицом парень процедил:

– Евлампия Андреевна Романова? Сдайте паспорт.

Я покорно протянула бордовую книжечку толстощекой бабенке, сидящей в железной клетке перед металлоискателем, и получила взамен железный круглый номерок вроде тех, что выдают в бане. В сумку никто не заглянул, и обыскивать меня не стали.

Алексей Федорович широким шагом двинулся вперед, я засеменила сзади. Мы шли по бесконечным лестницам, изредка проходя сквозь лязгающие решетчатые двери. Наконец мы очутились перед широким коридором, сверху, почти у потолка, виднелась белая стеклянная табличка с черными буквами «Следственная часть».

Алексей Федорович отпер один кабинет и приказал:

– Ждите.

Я рухнула на стул и оглядела крохотное помещение. Обшарпанный письменный стол образца шестидесятых годов, почти раритетная настольная лампа на подставке с зеленым абажуром, допотопный сейф, напоминающий поставленный на попа железный ящик. На стене зачем-то висит карта полушарий, тельняшка. Окно забрано частой решеткой, и из него видна только часть бетонной стены…

Заскрежетал ключ, и в помещение вошел Володя. Маячивший сзади Алексей Федорович угрюмо пробасил:

– Времени вам час, извините, вынужден запереть.

– Естественно, – хладнокровно ответил майор, – должностную инструкцию нужно соблюдать.

Лязгнул замок, мы остались одни. Я кинулась вытаскивать продукты, сигареты и галантерею. Костин мигом проглотил еду, сунул в карман пакетики с кофе, сахар, сигареты и сказал:

– Больше не траться.

– Завтра я продукты принесу.

– Не надо.

– Но как же…

– И так проживу, тут кормят, а за ножницы спасибо, кто надоумил?

– Славка.

– Рожков, – вздохнул Володя и закурил, – ну-ну… И что он просил мне передать?

Я молитвенно сложила руки:

– Вовка, умоляю, покайся. Чистосердечное признание уменьшает вину…

– Но утяжеляет срок, – хмыкнул приятель, – в чем мне, интересно, признаваться надо?

– В убийстве Репниной Софьи Андреевны, 1980 года рождения. Знаешь такую особу?

– Только с прекрасной стороны, – тихо ответил Володя, – некоторое время с обоюдным удовольствием провели вместе.

– А почему расстались?

Приятель вздохнул.

– Знаешь, пока речь шла о постельных удовольствиях, проблем не возникало. Соня – девочка красивая и в кровати многим сто очков вперед даст, фигура роскошная, талию двумя пальцами обхватить можно, грудь словно у Джины Лоллобриджиды в лучшие годы, ноги от ушей, волос – как у трех колли, огромная светлая копна… Но вот когда я к ней чуть привык и захотел просто поговорить, выяснилось, что это невозможно.

– Почему?

Володя с наслаждением закурил и пояснил:

– Сонюшка глупа, как муха. Я сначала думал – прикидывается. Ну как моя дама ухитрилась прожить на свете двадцать лет и ничего не прочитать? Допустим то, что она считает, будто Грибоедов – это марка кетчупа, еще полбеды. Впрочем, меня не слишком напрягло, что она радостно заявила, будто станция «Маяковская» названа в честь построившего ее архитектора, но зимой я затащил ее в кино на «Трех мушкетеров»… Так когда Констанция Бонасье скончалась, бедненькая Сонечка залилась слезами, повторяя: «Умерла, ах, как жаль!»

Глядя на такую реакцию, Володя мигом понял, что его дама никогда не держала в руках книг Дюма, впрочем, любых книг вообще.

– С ней просто не о чем было побеседовать, – объяснил майор, – Соня интересовалась только сплетнями о людях искусства, вернее, эстрадных певцах, еще живо обсуждала новое платье подруги и весьма заинтересованно высказывалась на тему косметики. Даже журнал «Космополитен» с его статьями «Как удержать мужа» и «Стоит ли заводить роман с начальником» казался девушке слишком сложным. Честно говоря, она предпочитала комиксы и видеокассеты. В особенности ей нравился фильм с Джимом Керри «Тупой, еще тупее»… Когда главный герой громко пукал в гостиной, Сонечка валилась на пол от хохота, подталкивая Володю локтем: «Нет, ты гляди, какой прикол! Уписаться можно!»

Сначала Костин посмеивался над любовницей, потом начал хмуриться, а затем настал момент, когда она стала его раздражать, и они расстались. Разошлись по-хорошему, оставшись друзьями. Володя поздравил Соню с днем рождения и Восьмым марта, а та, в свою очередь, преподнесла ему на 23 февраля дорогой одеколон «Шевиньон». Но это было все.

– У меня в августе появилась другая, – откровенничал майор, – Надя.

– А почему я ничего не знала ни про Соню, ни про Надю?

– Ну, еще только этого не хватало, – вскипел майор, – хватит с меня «Оружейной палаты». И потом, не знакомить же своих со всеми, с кем спишь! Спасибо за кормежку, но еду присылать не надо.

– Почему?

– Меня скоро выпустят.

Я посмотрела на приятеля.

– С чего ты это решил?

– Недоразумение быстро выяснится, – совершенно спокойно сказал Костин. – Федька Селезнев, конечно, отвратительный тип, но хороший профессионал, он все сделает как надо. И потом, несмотря на то, что к нам на работу сейчас хлынул поток случайных людей, цеховая солидарность все же существует. Наши все силы приложат, чтобы оправдать меня. Я бы, например, окажись Федор в подобной ситуации, постарался как мог.

– Ну, и что бы ты сделал?

Костин вздохнул:

– Да много чего. Во-первых, потряс бы этого Антона Селиванова… Ну какой ему интерес оговаривать невинного человека? И ведь отличную сказку придумал, какие детали привел… Потом бы поинтересовался у эксперта, когда возникли синяки на лице Репниной, носят ли они прижизненный характер… Еще побалакал бы с подружками Сони, продавщицами из цветочного магазина, уж они-то точно знают о ее любовных похождениях, ну и, конечно, посекретничал бы с Надей Колесниковой. Я у нее провел тот день, когда, по утверждению Селиванова, заходил к Репниной. Вот так!

– С Колесниковой разговаривали, но она заявила, будто даже не слышала твоего имени.

Володя махнул рукой.

– Так я уже объяснял, глупость допустили, хотели как лучше, а сделали как всегда. Заявились к Наде вечером домой, около десяти, и давай про меня расспрашивать, ну и что бедной бабе оставалось делать? Только плечами пожимать да руками разводить. Утром с ней следует поболтать в служебном кабинете, вот тогда она и подтвердит мое алиби.

– Ну и странность, – изумилась я, – что же ей помешало сказать правду вечером?!

– Так она замужем, – пояснил майор, – небось супруг рядом сидел, кто же признается в любовной связи в такой момент!

– Ты связался с замужней бабой?

– А что здесь такого?! Вообще это она меня подцепила.

– Да ну?

– Ага.

– И где?

– В магазине «Мир». Я за дециметровой антенной пришел.

– Погоди, погоди, так ты сколько времени с ней знаком?

– Двадцать девятого августа первый раз увидел.

– А сегодня пятое сентября! Так ты что, не успел познакомиться и в постель бабу поволок? Отвратительно, – возмутилась я, – хоть успел выяснить, как ее зовут?

– Постель не повод для знакомства, – неожиданно улыбнулся приятель, но, увидев, что я нахмурилась, быстро добавил: – Ну, Лампа, не будь ханжой, мы люди взрослые, понравились друг другу, купили бутылочку… У нее как раз муж уехал, он дальнобойщиком служит, фуры гоняет по России… Ну и провели пару деньков вместе, к обоюдному удовольствию. Ни ей, ни мне ничего не надо. Она не собирается разводиться, я жениться… Так просто, повеселились. Супруг ее как раз вчера должен был вернуться. Да не дергайся. Завтра Федька с ней на работе побеседует, и недоразумение выяснится.

Но я не была столь оптимистично настроена, впрочем, как мне показалось, Слава Рожков тоже.

– А если эта Надя не захочет тебя выручать?

– Если бы да кабы, – разозлился майор, – значит, по-другому действовать будут. По-моему, всем, кто меня мало-мальски знает, должно быть понятно: женщину никогда не смогу ударить, даже в запале, от злости, а уж бить до синяков! Нонсенс! И потом, я совершенно не ревнив, и если дама не желает жить со мной, пожалуйста! Самым спокойным образом заведу другую. Уж не знаю, как бы я поступил, обнаружив в шкафу любовника законной жены… Может, и надавал бы парню люлей, и с дражайшей супругой развелся… Но избивать женщину! Извини, это совершенно не в моем стиле.

– А почему в багажнике твоих «Жигулей» оказался нож?

– Вот это загадка. Я его туда не клал. И потом, оцени по достоинству совершенную глупость. Вместо того чтобы сунуть нож в коробку, положить туда камень и утопить на дне какого-нибудь водоема, я мою орудие убийства и вожу его с собой. Во-первых, зачем? А во-вторых, ты считаешь меня клиническим идиотом? Извини, но я все-таки профессионал, может, не самый лучший, но вполне подкованный.

– Слава Рожков тоже профессионал, – медленно произнесла я, – и он просил уговорить тебя сознаться. Говорит, главное – осудиться по-быстрому и в колонию уехать, а там и до свободы рукой подать.

– Вот это еще более странно, чем ножик в багажнике, – совершенно спокойно заметил приятель.

Но по тому, как быстро запульсировала у него на виске голубая жилка, я поняла, что он сильно нервничает.

– Что странно?

– То, как ведет себя Славка, – пояснил Володя, – он меня со школы милиции знает. Мы ведь дружили бог знает сколько лет! В одном районном отделении начинали, ворованное белье с чердака искали, потом юридический без отрыва от работы закончили, вместе в институт ходили… Славка меня как облупленного изучил, почти все мои бабы на его глазах прошли, ну, во всяком случае, постоянные… Уж он-то в курсе. Неужели и впрямь считает меня убийцей?

Я молчала.

– А ты, – настаивал Володя, – ты-то хоть мне веришь?

– Да, – ответила я, – но, похоже, я – единственная, кто не сомневается в твоей непричастности к этим событиям.

Внезапно Володя как-то странно скривился и поинтересовался:

– Ну, а если вдруг выяснится, что я все же виноват, как вы с Катей поступите тогда?

Я посмотрела в его напряженное лицо и спокойно ответила:

– Мы обе решим, что на тебя нашло временное помрачение ума, и будем таскать на зону продукты, лекарства и вещи. Мы любим тебя и считаем своим лучшим другом, а друзей, даже если они совершают роковые ошибки, нельзя бросать, тем более в беде.

– Спасибо, – хрипло сказал Володя, – я тоже люблю вас, хоть вы иногда бываете отвратительными. А Славке передай: ни в чем признаваться я не стану. Хотят видеть Костина на скамье подсудимых, пусть доказывают вину.

– Не сердись на Славу, – попросила я, – он переживает, они с Мишей Козловым наняли тебе адвоката.

– Огромное им мерси, – хмыкнул майор, – страшно тронут.

В этот момент щелкнул замок и появился малопривлекательный Алексей Федорович. Он выразительно постучал пальцем по часам. Володя встал, меня неприятно поразил тот факт, что он, выходя из вонючего помещения, заложил руки за спину.

Славка Рожков стоял во дворе, у стеклянных дверей, ведущих в какие-то помещения тюрьмы. Увидев меня, он бросил недокуренную сигарету и резко спросил:

– Ну что, уговорила?

Я покачала головой.

– Он не считает себя виноватым и верит в то, что коллеги сделают все для его оправдания.

– Идиот! – в сердцах заорал Рожков, потом, слегка успокоившись, добавил: – Кретин!

– Ты подозреваешь, что он убийца?

– Я знаю, – припечатал Славка, – там в деле улик полно.

– Каких?

– Разных!

– И все же?

– Нож!

– Его могли подложить!

– На рукоятке отпечатки Вовкиных пальцев!

Я растерянно замолчала. Конечно, я не являюсь профессионалом, но обожаю детективы и прочитала в своей жизни горы криминальных романов. Отпечатки пальцев – это серьезно. Но неужели Володя был таким идиотом, что схватился за орудие убийства без перчаток? Хотя, если он был в запале… Протянул руку, уцепил первый попавшийся предмет и пырнул несчастную Соню…

Мы сели в машину. Я тяжело вздохнула и уставилась на мелькающих за окном прохожих. Нет, все равно глупость получается. Девять мужиков из десяти, убив случайно свою подругу, запаникуют и ударятся в бега, наделают глупостей… Кое-кто бросит предмет, при помощи которого лишил бабу жизни, кое-кто постарается избавиться от трупа, наивно полагая, что отсутствие тела – это отсутствие преступления… Но и тот и другой, пытаясь замести следы, оставят кучу улик, таких вещей, по которым их можно вычислить, – волосы, кожные частицы, капли слюны и крови, запах, в конце концов. Володя рассказывал мне как-то, что изобличить убийцу помог крохотный кусочек ногтя. Женщина, расправившаяся со своей соперницей, случайно обломала его и не заметила, а потом со спокойной душой уверяла, будто никогда не бывала у убитой дома…

Почему обычный гражданин делает огромное количество глупостей, пытаясь уйти от ответственности, совершенно понятно. Сильный стресс, потом ужас… Но Володя? Он-то почему запаниковал и наломал дров? И ведь не так давно с горечью говорил нам, что некоторые сотрудники правоохранительных органов, задавленные безденежьем, ушли из рядов милиции и оказались в стане врага, помогают организованным преступным группировкам.

– Хуже нет со своим бороться! – угрюмо объяснял Костин. – Во-первых, тяжело морально, а во-вторых, эти подлецы слишком хорошо знают нашу внутреннюю кухню. Сколько времени Золотникова вычисляли? И ведь кабы не его личная жадность, так бы и не поймали.

Я в задумчивости принялась дергать себя за волосы. Андрей Золотников, бывший майор, последние годы зарабатывал на жизнь, войдя в состав банды некоего Петра Рукавишникова, был у пахана «планировщиком преступлений» и попался по чистой случайности…

– Еще в квартире Репниной, – мрачно продолжал Слава, – нашли следы крови Костина. Она умерла не сразу, и вообще, похоже, до того, как Вовка ткнул ее ножиком, они дрались, вот и поцарапала бабешка любовничка до крови. В ванной обнаружили, что он, очевидно, умывался и оставил следы на полотенце, да и на пол капнул случайно. Кстати, у Вовки рожа расцарапана, видела?

Я кивнула – на щеке приятеля и впрямь виднелась темно-красная подсохшая полоска, такая получается, когда мужчина неловко орудует бритвой. Кстати, у Володи замечательная электрическая бритва фирмы «Браун». Я лично подарила ее ему на Новый год, и он теперь пользуется только этой бритвой.

– Кровь ничего не доказывает, – ринулась я в атаку, – Вовка в свое время часто бывал у Софьи, мало ли когда порезался!

Славка поджал губы, помолчал, потом, припарковавшись, сказал:

– Лампа, великолепно знаю, как вы с Катериной любите Володю, но подумай спокойно, раскинь мозгами. Вовка, идиот, утверждал, что порвал с Репниной еще зимой, а сейчас сентябрь. Даже если предположить, что оцарапался он в декабре… Она что, полотенце в ванной год не меняла? И пол не мыла?

Я удрученно молчала.

– А главное, – бубнил Рожков, – кровь свежая, она попала на кафельную плитку именно в тот день, когда произошло убийство.

– Не может быть!

– Увы! Это так. Есть еще одно…

– Что еще? – безнадежно спросила я. – Его тайком сфотографировали у трупа с ножом в руке?

– Почти. Помнишь, я только что говорил про царапину у него на щеке?

– Ну…

– У покойной под ногтями обнаружены частички кожи Костина.

Я не нашлась, что ответить. Значит, все-таки Володя убил несчастную.

– И что теперь нам делать?

– Ты собери ему передачу, – буркнул Славка, – жратву, белье, тапки, мыло… Ну, в общем, вот, держи.

И он сунул мне в руки листок. Я машинально глянула на строчки, написанные крупным твердым почерком. «Масло сливочное 4 пачки, кофе 1 банка, россыпью в полиэтиленовом мешке, сахар-песок 1 кг…»

– Это я тебе примерный список составил, – вздыхал Слава.

Очевидно, он очень переживал случившееся. Под глазами мужика залегли черные ямы, щеки ввалились.

– Харчи сложи в сумку, турецкую, клетчатую, с такими «челноки» ездят. А я вечером позвоню и скажу, когда нести да к кому обратиться, чтобы в очереди не стоять. Кстати, если с деньгами беда, мы с Мишкой поучаствуем.

С этими словами Рожков полез в карман за кошельком.

– Не надо, – тихо сказала я, – средства есть.

– Не стесняйся, – предупредил Славка, – содержание человека в тюрьме – дорогое удовольствие.