Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Питер
- Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
- Sprache: Russisch
Восьмидесятые годы ХХ века. Простой советский парень поступает в престижный советский вуз. И, кажется, все идет по накатанной. Но это впечатление обманчиво. Ведь парень мечтает жить не так, как все. Из примерного студента — в фарцовщики, а потом — в крутые банкиры. Из Страны Советов — в безумное лихолетье девяностых, когда все против всех и сосед готов пойти войной на соседа. Время вероломного предательства и бесконечной преданности. В погоне за другой жизнью, где будет так много денег, что даже счастье, наверно, можно будет на них купить. Герой книги добивается того, к чему стремился: богатства, независимости и свободы. Но чем обернется для него эта победа? Какую ужасную цену придется заплатить за нее? И что на самом деле нужно человеку для счастья? Роман Леонтия Чагунавы погружает нас в драматический, полный противоречий мир позднего Советского Союза и новой России. История жизни, любви, потерь и поиска себя, которая тесно переплетена с историческими событиями, изменившими мир.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 1240
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Леонтий Чагунава
Кара. — СПб.: Питер, 2024.
ISBN 978-5-4461-2060-4
© ООО Издательство "Питер", 2024
Оглавление
Часть 1
Глава 1
Андрей Михайлович Лисицын родился в середине шестидесятых годов прошлого века в небольшом промышленном городке на юго-востоке Ленинградской области.
Его семья ничем не отличалась от большинства советских семей, которые пытались построить свое незамысловатое житейское счастье в Советском Союзе. Родители Андрея были, как тогда говорили, людьми интеллигентными.
Город, где жили Лисицыны, славился на весь СССР своими месторождениями известняка и алюминиевой руды. После войны там построили глиноземный завод. Со всех концов страны съезжались на завод специалисты — молодой город рос и развивался. Выпускников вузов и техникумов направляли туда по распределению. Желающих было хоть отбавляй.
Так же, по распределению, приехал в городок и отец Андрея — Михаил Алексеевич Лисицын. Хотя тут сработал не столько маховик распределительной машины, сколько южный напористый характер молодого инженера. Михаил Алексеевич вырос в одном из совхозов на Ставрополье, но уже с детства, начитавшись советской литературы, мечтал об огромных заводских корпусах, мощных станках и пылающих печах для плавки металла, где выковывается будущее страны.
Окончив с отличием сельскую школу, он отправился в Новочеркасск поступать в Политехнический институт — соседи посоветовали: у некоторых там учились дети. Так Михаил Алексеевич выбрал свой жизненный путь. Или путь выбрал его.
На последнем курсе Михаил Алексеевич со всей своей институтской группой отправился в Ленинград. Гуляя по городу, он встретил свою будущую жену. Зоя Ефремовна, на тот момент студентка биофака педагогического института, выбирала с подружками книги в Доме Зингера на Невском. Девушки что-то обсуждали, а Михаил Алексеевич не мог оторвать от нее взгляд. Красивая, яркая — даже на фоне модных ленинградок она выделялась — Зоя Ефремовна была непохожа ни на кого из тех, с кем он встречался раньше. Пышная юбка в горошек и приталенный жакет выгодно подчеркивали ее стройную фигуру, а громоздкая для такой хрупкой девушки сумка, набитая книгами, вызывала острое желание помочь.
Однако эта внешняя беззащитность оказалась обманчивой.
Зоя Ефремовна, как и большинство детей войны, успела немало пережить к своим двадцати годам. Она родилась в Свердловске, куда ее мать успела эвакуироваться из уже оккупированной Орловской области осенью сорок первого года. Родители Зои Ефремовны не дожили до победы: мать умерла сразу после родов, а отец погиб в украинских лесах, куда ушел партизаном. Зоя Ефремовна попала в детский дом. После войны девочку воспитывала тетка, которая забрала ее обратно в Орловскую область. Тетя постаралась сделать все, чтобы племянница не чувствовала себя сиротой, но из глубины голубых, не по возрасту серьезных глаз Зои Ефремовны даже в самые счастливые моменты ее жизни не исчезала печаль. Возможно, эта грусть, придававшая незнакомке еще больше загадочности, и привлекла Михаила Алексеевича, когда их взгляды встретились. Он тут же подошел познакомиться. Скромная девушка его отшила, но напористый молодой человек все-таки сумел выяснить, где она учится. Найти ее в институте было уже делом техники.
Михаил Алексеевич влюбился с первого взгляда. И, вернувшись в Новочеркасск, сделал все, чтобы выбить себе место поближе к Ленинграду. На работу в самом городе рассчитывать не приходилось, но вот в области, где к тому моменту было уже много заводов и фабрик, можно было устроиться. Так и получилось — Михаила Алексеевича распределили на недавно построенный глиноземный завод.
***
Городок, где поселились Лисицыны, больше напоминал типичный рабочий поселок. Молодой семье выделили квартиру в одном из домов, возведенных для «заводских». Здесь у них сначала родился сын Андрей, а тремя годами позже — дочь Валя.
Жизнь в СССР нельзя было назвать легкой и беззаботной, но Лисицыны чувствовали себя вполне счастливыми. Дети, друзья, любимая работа, ощущение сопричастности к чему-то большому и значимому — все это приносило радость, которую не омрачали ни дефицит, ни почти полное отсутствие удобств. Михаил Алексеевич и Зоя Ефремовна выросли в послевоенные годы, когда главной ценностью был наступивший мир, поэтому на бытовые сложности и недостаток комфорта особого внимания они не обращали. И детей воспитывали по тому же принципу.
Сын Лисицыных, Андрей, рос непоседливым, любознательным и впечатлительным мальчиком. Добрый и мягкий от природы, он инстинктивно стремился помогать всем вокруг, особенно девочкам. Носил им конфеты, отдавал свои вещи — от шапок до носков, а однажды даже попросил родителей купить пластмассовые бусы для одной из подружек в детском саду.
Иногда по выходным Лисицыны выбирались в Ленинград. Каждая такая поездка становилась настоящим событием. Правда, приходилось рано вставать, чтобы успеть на первую электричку, а потом бегом пересаживаться на автобус. Зато весь день они гуляли по городу: ходили в музеи, парки, любовались мостами и каналами. Старшие Лисицыны очень любили Ленинград и мечтали однажды перебраться сюда. Поэтому каждый раз, вернувшись домой, они всей семьей до позднего вечера обсуждали, как будут жить в этом прекрасном городе.
Этим их семья отличалась от соседей. Большинство жителей областного городка проводили свободное время в гостях, у телевизора или на даче — тех самых заветных шести сотках, которые для многих советских граждан составляли одновременно и предмет мечтаний, и главное увлечение. Лисицыны этих мечтаний не разделяли.
Когда пришло время отдавать Андрея в первый класс, родители сразу решили, что в школу, где работает Зоя Ефремовна, он не пойдет. Не хотели, чтобы мальчик пользовался каким-то особым отношением как «учительский сынок».
В классе, куда попал Андрей, учились дети разных национальностей: русские, украинцы, татары, белорусы, евреи — и с каждым он легко находил общий язык. Мальчик всегда был готов прийти на помощь одноклассникам. С учебой тоже не возникало сложностей, хотя ему явно не хватало усидчивости и внимания, за что он частенько получал выговоры от своей первой учительницы — Анны Генриховны Рихтер. Впрочем, выговоры эти чаще всего ничем серьезным не заканчивались: Анне Генриховне очень нравился этот бойкий, задиристый, но добродушный мальчишка.
Анна Генриховна была учительницей старой закалки. Седовласая, с несгибаемым характером и благородной осанкой, в строгом темно-сером платье с белоснежным воротником, она как будто сошла со страниц романов русских классиков. Дочь царского чиновника, русская немка Анна Генриховна получила прекрасное воспитание и говорила по-французски. Ее успешное будущее, казалось, было предопределено, но все изменилось с приходом к власти большевиков. После революции ей пришлось скрывать свое непролетарское происхождение. Она много скиталась по стране, пока не осела в городке, среди заводских рабочих и их детей. Анна Генриховна всегда держалась отстраненно. Не то чтобы у нее сохранились какие-то классовые предрассудки, но заводить знакомства она не стремилась. Чувствуя это, ученики сторонились ее, дав обидную кличку Фрицка. А вот Андрей — с горящими глазами, вечно растрепанный — почему-то пришелся ей по душе. Мальчик отвечал учительнице взаимностью.
Из-за своей неусидчивости Андрей вечно недотягивал до отличных оценок, и Анна Генриховна по просьбе Зои Ефремовны занималась с ним дополнительно у себя дома. Анна Генриховна знала, что Андрей способный, и ей хотелось, чтобы он сам в это поверил. Возможно, в нем она видела своего так и не случившегося внука — сын Анны Генриховны умер от воспаления легких во время войны, и она доживала свой век в одиночестве.
Однажды, прибежав на очередное занятие, Андрей заметил в старом серванте Анны Генриховны пожелтевшую от времени фотографию. В размытом фоне он узнал знакомые очертания скульптур Летнего сада и, не удержавшись, полюбопытствовал:
— Анна Генриховна, это же Ленинград?
— Петроград, — грустно улыбнувшись, почти шепотом ответила учительница, снимая очки и задумчиво глядя куда-то вдаль. — Так он тогда назывался.
— А это вы, с зонтиком?
— Нет, это моя мама, — Анна Генриховна взяла фотографию и с нежностью провела кончиком длинного тонкого пальца по изображению нарядной женщины. — Я вот тут, в коляске. А это мои папа и брат.
— Вы жили в Лен… ну, там?
— Да, Андрюша, мы жили в Петрограде, на Вознесенском проспекте. А это Летний сад, ты там бывал?
— Конечно! Мы много раз гуляли там с родителями и Валей. А тогда он выглядел как сейчас или по-другому?
Этих двоих объединила общая тайна. Анна Генриховна часами могла рассказывать Андрею о ее любимом Петрограде-Ленинграде, а он часами мог ее слушать. Она показывала мальчику старые открытки, на которых тот угадывал дворцы и музеи, где уже успел побывать с родителями. Это было похоже на какую-то сказку — знакомые вроде бы здания и пейзажи выглядели непривычно. Они с Анной Генриховной даже придумали игру: искать на фотографии отличия между старым и новым. Вот дворник в смешной шапке и длинном фартуке — сейчас таких не встретить, а вот княжеский герб на фасаде — на его месте теперь звезда.
Учительница с восторгом описывала красоту и блеск имперской столицы, но взяла с Андрея обещание никому об этом не рассказывать.
Мальчик не до конца понимал, почему не стоит распространяться о таких интересных вещах. Но спрашивать не решался. Ему нравилась эта таинственная недосказанность, которая делала их дружбу еще крепче. Сам Андрей немного стеснялся этой дружбы, боялся, что сверстники будут смеяться над ним, и скрывал ее даже от родителей.
Однажды, когда Андрей в очередной раз подрался с одноклассником, который постоянно делал ему пакости, Анна Генриховна строго отчитала Лисицына перед всем классом. Мальчик был потрясен. Ему казалось, что его предали. «Она ведь знает, что я прав! — думал он, спрятавшись в школьной раздевалке и размазывая по щекам слезы. — Как она посмела?! Больше моей ноги у нее не будет».
Потом, спустя много лет, Андрей со стыдом вспоминал этот эпизод. Анна Генриховна не могла поступить по-другому — она должна была казаться беспристрастной, да и он сам повел себя не лучшим образом. Но тогда его захлестнула обида, и, будучи ребенком, он реагировал так, как реагируют дети, — жестоко, не думая о последствиях. На дополнительные занятия к Анне Генриховне он ходить перестал. Она, конечно, переживала, скучала, но не настаивала — старенькая учительница знала, что рано или поздно их пути все равно разойдутся.
Без влияния Анны Генриховны Андрей стал еще задиристее. Постоянно лез на рожон, если считал себя правым. Родители пытались что-то объяснять ему, говорили, что он позорит звездочку октябренка, а мальчик в ответ лишь смотрел исподлобья и шумно сопел.
Зоя Ефремовна пробовала приглашать в гости ребят, с которыми он дрался. Угощала их конфетами, придумывала общие игры. Ей не хотелось, чтобы сын прослыл хулиганом. Андрея же это злило, — он не собирался первым мириться со своими обидчиками. А тут еще мама выставляет его трусом и слабаком. Несколько раз он наотрез отказывался выходить из комнаты к гостям. А мальчишки, съев все конфеты, которые родители доставали с огромным трудом, просто убегали во двор.
В конце концов в дело вмешался отец. Решив, что неуемная энергия сына требует выхода, он отвел его в секцию по боевому самбо. Там ребят учили не только разным приемам, но и основам спортивной этики. Тренировки сделали свое дело: Андрей стал спокойнее, увереннее, уже не лез в драку по пустякам, научился договариваться. У него появились друзья.
Но ничто не радовало его так, как поездки в Ленинград с родителями. Особенно в начале лета, когда можно было гулять до позднего вечера. Пару раз они даже оставались посмотреть, как разводят мосты. Именно тогда, глядя, как в сизой дымке под двумя пролетами-крыльями проходят катера, Андрей пообещал себе, что будет жить здесь, в этом городе — с другими людьми, другими домами и даже под другим небом.
Каждое лето родители отвозили Андрея и Валю на каникулы к бабушке и дедушке на Ставрополье. Андрею нравилось бегать и купаться, но ничего необычного, пожалуй, там не происходило. Если не считать лето, когда ему исполнилось десять. Как раз тогда деду, ветерану войны и труда, по случаю выхода на пенсию совхоз подарил цветной телевизор — первый на весь район, не считая председательского. Телевизор стоял на почетном месте, накрытый кружевной салфеткой, и каждое утро бабушка аккуратно протирала его специальной тряпочкой.
Это был 1974 год, шел чемпионат мира по футболу, который СССР бойкотировал. Тем не менее по телевизору матчи транслировали, и соседи собирались у них в доме перед экраном. Андрей впервые увидел настоящий футбол. Больше всего его поразила игра «летучего голландца» Йохана Кройфа. Да и сама сборная Нидерландов — техничная, молниеносная — впечатлила мальчика. Он очень расстроился, когда голландцы внезапно уступили ФРГ в финале. С тех пор Андрей стал ярым фанатом футбола. Он сколотил команду из местных мальчишек и все лето провел на поле за совхозной школой. А когда вернулся домой, попросил отца записать его в футбольную секцию.
***
Случались в жизни Андрея и болезненные переживания. Когда ему было лет восемь, у Вали начались приступы удушья. Оказалось — астма. Мамина подруга, врач местной поликлиники, посоветовала хорошего специалиста, своего однокурсника, который работал в Ленинграде, и Лисицыны стали регулярно ездить в любимый город, но уже не только для прогулок. Девочке выдали ингалятор, подобрали лекарства, но они не всегда помогали.
Как и старший брат, Валя была непоседливой, но нередко в самый разгар игры она вдруг бледнела и начинала судорожно ловить воздух ртом. Глаза ее расширялись от страха, лицо искажалось гримасой боли. В такие моменты паниковал и Андрей. Его трясло, он покрывался холодным потом, и, хотя он знал, что нужно делать, каждый раз ему казалось, что это конец. Врачи советовали сменить климат, увезти девочку на юг, но гарантии, что это поможет, не давали. И родители не решились отправить дочь к бабушке с дедушкой — не хотели отрывать ее от себя, зная, как сильно будет переживать Валя.
Все, что семья могла сделать в той ситуации, — это выбивать в профсоюзе путевки в санаторий. В промежутках между поездками Валя часто лежала в больнице. И тогда Зоя Ефремовна, обычно веселая и ласковая, становилась замкнутой, нервной, постоянно ходила с покрасневшими глазами.
Андрей видел, как переживали родители, и ему очень хотелось как-то помочь сестре. Но он ничего не мог сделать, и только злился на себя. Когда обессиленная Валя лежала дома, он изо всех сил старался порадовать ее, а когда она находилась в больнице и врачи пускали его в отделение, он приносил ей конфеты, читал вслух сказки, корчил смешные рожицы, а один раз, несмотря на все запреты, притащил цветов с городской клумбы. Валя в ответ слабо улыбалась и сжимала его руку своей маленькой мягкой ладошкой.
Глава 2
В четырнадцать лет Андрей впервые испытал чувство к девушке. Алина пришла в их школу год назад и училась в параллельном классе. Они с родителями переехали в Ленинградскую область из Бугульмы. Отец Алины устроился механиком на комбинате, мама работала там же в столовой.
Андрей засматривался на Алину на переменах, порой ловил ее «ответный» взгляд и, когда ему это удавалось, испытывал неимоверное счастье. Алина занимала все его мысли, и от этого, конечно, страдала учеба. Андрей не мог сосредоточиться и спокойно высидеть урок, мечтая поскорее увидеть девушку. Поначалу ему это состояние нравилось, а потом стало мучить — слишком много сил отнимало.
И вот однажды они столкнулись на соревнованиях по мини-футболу. Классу Андрея как раз предстоял матч с классом Алины. Андрей проходил мимо женской раздевалки, там ожидали матч болельщицы, как вдруг дверь резко распахнулась и оттуда с хохотом вылетела Алина, чуть не сбив его с ног. Андрей удержался, но стоял ошарашенный. Никогда в жизни он не видел таких глаз — чуть раскосых и очень больших. «На пол-лица», — пронеслось у него в голове.
— Ау, ты живой? — не прекращая смеяться, спросила девочка и помахала рукой у него перед носом. — Ау-у!
Андрей вздрогнул.
— Что? Я? А, да, живой! — он растерянно улыбнулся.
Алина пожала плечами: «Странный какой-то!» — и, хихикнув, убежала в спортзал.
Андрей ужасно нервничал, но, несмотря на это, матч задался. Первый тайм команда Андрея крушила оборону соперника, присутствие Алины придавало парню сил: он играл для нее, хотя она и болела за команду соперников. Пару раз их взгляды встречались во время матча, Алина бросала неравнодушную улыбку в сторону Андрея, но потом демонстративно отворачивалась. Но во втором тайме команда Андрея выдохлась, и противник перехватил инициативу. Пробегая мимо скамейки, где сидели девчонки, Андрей заметил, что к Алине кто-то подсел, — он уже не раз видел рядом с ней этого красавчика-блондина из выпускного класса. Говорили, что он чемпион района по плаванию, кандидат в мастера спорта. Андрей потерял концентрацию, никак не мог настроиться на игру, и в итоге его команда проиграла. Но парня заботило вовсе не это — он искал глазами Алину. Та стояла среди своих одноклассников и громко поздравляла победителей. Андрей подошел к ней поближе. Мокрый, уставший, он смотрел на нее как загипнотизированный, хотя она была что ни на есть главной причиной его провала. Выразительные глаза Алины не давали ему покоя даже после спортивной неудачи. Блондин тоже стоял неподалеку, снисходительно глядя на Алину.
До сих пор все девчонки казались Андрею какими-то глупыми и капризными. Но Алина была особенной. Ему нравилось смотреть на нее, наблюдать, как она смеется, болтает с подружками на переменах, поправляет свои густые темные волосы, которые постоянно выбивались из хвоста, перехваченного лентой. Ради этого он специально узнавал ее расписание и старался почаще проходить мимо тех кабинетов, где у Алины должен был быть урок. «Случайно» сталкивался с ней, чтобы поймать хотя бы мимолетный взгляд и уйти, не сказав ни слова.
Алина, да и почти все ее подружки, явно догадывались, что происходит. Еще издали увидев Андрея, они начинали переглядываться и громко хихикать, а он краснел, покрывался испариной и под шушуканье девчонок убегал. Так продолжалось целых полгода.
Под конец зимы, когда в школе вовсю шли приготовления к 8 Марта, Андрей решил, что надо действовать. Одноклассники все не могли договориться, кто кому из девочек будет дарить мимозу на праздник, а он в отличие от них точно знал, кого хочет поздравить, хотя Алина и была из другого класса. Но сначала надо было выяснить, как Алина к нему относится.
Подкараулив ее в очередной раз у кабинета, Андрей скороговоркой выпалил:
— Привет! Может, погуляем вечером?
Алина удивленно вскинула брови. Она не ожидала от своего молчаливого поклонника такой смелости.
— Гулять холодно, я замерзну! — девушка сморщила носик. Андрей не знал, что сказать, и растерянно вертел головой по сторонам, теряя остатки решительности. Но в конце концов рубанул:
— Ну тогда давай я тебя провожу до дома! — он постарался сделать максимально равнодушное лицо, но дрожащие губы выдавали его волнение.
Алина вздохнула:
— Хорошо, так и быть. У меня пять уроков сегодня, подходи к раздевалке. Но смотри, я ждать не буду! Не успеешь — уйду одна, даже не догоняй!
Андрей кивнул. Конечно, он будет вовремя!
Они встретились у раздевалки, как и велела Алина. Андрей — настоящий джентльмен, — помог девушке надеть пальто и сразу взял ее портфель. Алина кокетливо улыбнулась, и он воспринял это как хороший знак.
В этот день они учились во вторую смену, поэтому, когда вышли из школы, было уже почти семь вечера, на улице стемнело и горели фонари. Было холодно, дул сильный ветер, но Андрей чувствовал себя на вершине счастья. Еще бы! Он идет с красивой девушкой, провожает ее домой, несет ее портфель. Они почти пара! Через полчаса у него начиналась тренировка по футболу, но он решил ее пропустить. Ведь у него самая что ни на есть уважительная причина. Андрей старался идти как можно медленнее, иногда на полшага отставая от своей спутницы, чтобы продлить чудесное ощущение. Главное, чтобы какой-нибудь шпаны не попалось по пути. В городке в ту пору ее было немного, но все же.
— Может, ускоримся? Я замерзла! — капризно сказала Алина. Она была без шапки и, чтобы хоть как-то согреться, подняла меховой воротник своего пальто и прижала к щекам руки в смешных вязаных варежках. Андрей тряхнул головой, возвращаясь к реальности.
— Это из-за ветра. Давай вот сюда, под арку свернем, тут теплее, — быстро сориентировался он. Ему очень хотелось поцеловать Алину. Некоторые одноклассники хвастались, как вовсю целуются с девчонками: по-настоящему — долго и взасос, просовывая им язык в рот. И Андрей уже миллион раз представлял себе, как это будет у них с Алиной... Темная арка как нельзя лучше подходит.
— Как хочешь, — Алина передернула плечиками. Ей льстило внимание Андрея, но он всю дорогу смущенно молчал, и ей стало скучно. Алина хотела, чтобы ее развлекали. — Тут, кстати, рядом мой дом, — сказала она, когда они вошли под арку.
Андрей воспринял эти слова как угрозу. Сейчас Алина развернется и убежит, а он так и не успеет сделать то, о чем мечтал. Переборов робость, он неловко схватил Алину где-то в области талии и притянул к себе. От страха он зажмурился и ткнулся губами ей в лицо. Вышло как-то неудачно — он попал ей в кончик носа.
— С ума сошел?! — Алина с силой оттолкнула его. — Ты что делаешь?! Дурак!
— Почему? — Андрей отступил на шаг и уперся спиной в стену дома.
— Потому что вообще-то мы учимся в одной школе!
Парни в классе рассказывали, что девчонки ломаются, когда их целуешь, только для виду. Но что делать в таком случае, Андрей не знал. Может, попытаться еще? Он шагнул вперед и быстро чмокнул Алину в щеку. Настойчивость молодого человека лишь разозлила девушку, и она снова оттолкнула его.
На ее щеках проступил румянец, одна бровь насмешливо приподнялась, несколько прядей волос упали на лоб. Андрей в жизни не видел никого красивее.
— И что такого? Если мы нравимся друг другу, — ему показалось, что земля уходит из-под ног. В горле словно застрял ком, во рту пересохло. Андрею стало страшно.
— Я пока не знаю, нравишься ты мне или нет… Ты хороший парень, но этого недостаточно, — сказала Алина и протянула руку за портфелем. — Ладно, уже поздно. Меня мама ждет, она будет ругаться. А еще кучу уроков делать. Пока!
Все это Алина проговорила ледяным тоном, но Андрея он обжег, как кипяток. Девушка скрылась в мрачном сыром дворе. Кажется, Андрей даже не смог ничего выдавить из себя на прощанье.
От растерянности, обиды и стыда его будто парализовало. Что теперь делать? А если Алина расскажет своим одноклассницам и подружкам? Это же позор! А если они встретятся в коридоре или столовой? Как себя вести? Сделать вид, что вообще незнакомы? У Андрея закружилась голова. Он прислонился к стене и прикрыл глаза. Где-то на грани сознания промелькнула мысль, что он опаздывает на тренировку по футболу, — впрочем, какая разница! Все это больше не имело значения. Он стоял один в темноте, потеряв счет времени.
Внезапно Андрею очень захотелось есть, желудок свело от боли, и к горлу подкатила тошнота. Он сделал шаг от холодной стены. Ноги не слушались. Ему хотелось упасть, потерять сознание, только чтобы не думать ни о чем… Но сознание никуда не делось, и Андрей кое-как доплелся до дома. Зоя Ефремовна открыла ему дверь, Андрей вошел в квартиру и, не сказав матери ни слова, начал стягивать с себя пальто. В коридоре ярко горела лампочка, а из большого зеркала на Андрея смотрел какой-то незнакомый парень со скривившимся лицом и покусанными от досады губами.
Мать поняла, что с сыном что-то не так, но не стала ни о чем его расспрашивать, лишь молча поставила на стол тарелку со щами. Андрей с трудом проглотил две ложки, еле слышно пробормотал «спасибо, мам» и ушел в свою комнату. Попытался было заснуть, но ничего не получалось. Он ерзал, вертелся с боку на бок и бесконечно перекладывал подушку. Его сердце колотилось, выбивая барабанную дробь.
«Почему она так поступила? Что со мной не так? Может, ей что-то обо мне наплели подружки? Эти чертовы курицы!» — Андрей злился на весь мир, но больше всего на себя. Ему даже не приходило в голову, что Алина просто не разделяет его чувств или ей нравится кто-то другой. Несколько месяцев он смотрел на нее как на идеал, почти боготворил, и то, что произошло сегодня, было неправильным и несправедливым. Впервые он чувствовал себя настолько униженным.
Андрей проворочался до часу ночи. Вспоминал ее холодный, чуть влажный носик, в который он уперся губами. Наконец, не выдержав, резким движением соскочил с кровати, побродил по комнате, а потом вспомнил про магнитофон. Сейчас бы врубить что-нибудь погромче! Он взглянул на спящую сестру — какое уж тут «погромче»… И, вздохнув, стал шарить в своем письменном столе. Вытащил из ящика наушники — подарок родителей на день рождения — и аудиокассету, которую ему дал послушать одноклассник Костя. Отец Кости ходил на торговом судне в зарубежные рейсы и часто привозил всякие редкие вещи, которые было не купить в Союзе.
Костя говорил, что кассета очень крутая, с новым альбомом британской группы Sex Pistols. Андрей о такой и не слышал.
Он подсоединил наушники к магнитофону и аккуратно нажал на кнопку. Тихо зашуршала пленка. Андрей оглянулся на сестру. Валя легко вздрогнула во сне, но не проснулась.
***
Это было его первое знакомство с панк-роком. Андрей никогда особо не увлекался музыкой, но то, что он услышал, его ошеломило — ломаные, истеричные аккорды, пронзительное, пищащее соло на гитаре — безумное и притягательное — рвало на части и пробуждало самые скрытые мысли и желания. Андрей забыл обо всем — об Алине, о ее отказе и своем разочаровании. Переживания прошедшего дня, школа, родители, весь мир казались такими незначительными по сравнению с тем, что творилось сейчас с ним. Гипноз, экстаз, остервенение — или все это вместе.
Слушая Sex Pistols, он дал волю фантазии. Вот он в роли солиста какой-то группы заводит многотысячную толпу на концерте, а вот — забивает великолепный решающий гол на чемпионате мира. Еще немного — и он бы отправился в космос на ракете. Только к четырем утра, прослушав кассету полностью, Андрей вернулся в реальность. Голова гудела, глаза слипались, но внутри его отпустило. Несмотря на возбужденное состояние, он моментально уснул… а через несколько секунд в комнату зашла мама:
— Подъем, сони! Пора собираться!
Совершенно разбитый, Андрей поплелся в ванную, привел себя в порядок, надел приготовленную мамой белоснежную рубашку и туго завязал пионерский галстук. На подходе к школе он снова вспомнил вчерашние события, и его накрыла волна стыда. Внутри у Андрея что-то сжалось. Он боялся увидеть Алину, но весь день искал ее глазами. Наконец он заметил ее из окна школьного коридора. Она стояла во дворе в компании ребят. Среди них был и Сашка Аверин — тот высокий блондин из старших классов. Алина кокетливо улыбалась и почти заискивающе заглядывала ему в лицо. Как же этот взгляд отличался от вчерашнего! Сашка смотрел на девушку свысока, он точно знал, какое впечатление производит на девушек, и наверняка Алина далеко не единственная в списке его поклонниц.
Наблюдая за этой сценой, Андрей почти физически ощущал свое бессилие. Сашка — модный, стильный, чемпион района по плаванью, гордость школы. А он? Что он может противопоставить Сашке? Андрей понял, что заочно проиграл в этом соперничестве.
Следующие два урока он просидел, совершенно не слушая учителей. Его переполняли злоба и жажда мести. Вот бы избить Сашку: повалить его на землю и треснуть изо всех сил по физиономии! Но решись он на это, будет еще хуже. Сашка — здоровый тип, на полголовы выше, наверняка справится с ним. И никакое самбо не поможет. Перед глазами Андрея стояло смеющееся лицо Алины. Впервые кто-то взял такую власть над парнем.
Не в силах высидеть даже до конца урока, он отпросился выйти и направился в раздевалку. Последнее, что он слышал, закрывая дверь класса, это адресованный ученикам вопрос учительницы: «Как понимать фразу “Счастливые часов не наблюдают”»? Андрей почувствовал себя самым несчастным человеком на свете и завидовал Софье Фамусовой самой что ни на есть черной завистью.
Он бесцельно бродил по городу и думал, что, наверное, самое лучшее в его случае — бросить школу, чтобы больше никогда не видеть Алину. Погода на улице как нельзя лучше соответствовала его настроению: серое небо, срывающаяся морось — то ли снег, то ли дождь, — хорошо хоть пронизывающего ветра не было. Вдобавок ужасно жали ботинки, а шерстяной школьный костюм неприятно царапал кожу. Через пару часов холод все же поборол нежелание идти домой.
На этот раз выражение лица Зои Ефремовны не предвещало ничего хорошего.
— Где ты был? Ты в курсе, который час?! У вас же сегодня первая смена! — голос Зои Ефремовны звучал грозно, хотя в глазах читалось облегчение, все-таки сын вернулся живым и невредимым.
— Задержался на дополнительных, — машинально соврал Андрей, удивившись самому себе.
— Да? На каких это «дополнительных»? Я звонила в школу, там сказали, что ваш учитель давно домой ушел!
— А где все? Спят уже? — робко спросил Андрей, надеясь перевести разговор на другую тему.
— Да. Отцу ночью выходить на завод, а Вале было плохо, я ей дала таблетку, и она уснула, — ответила Зоя Ефремовна, понижая голос, но тон ее от этого не становился менее строгим. — Мне не нравится то, что с тобой происходит в последнее время. Объясни мне, почему ты так себя ведешь.
Андрей неторопливо снимал верхнюю одежду, пытаясь выиграть время. Он аккуратно повесил пальто, стянул с ног промокшие ботинки и, бросив на маму уставший взгляд, пошел мыть руки. Мысли о Валечке на какое-то время отвлекли его внимание от Алины. Он чувствовал себя виноватым: совсем забыл о сестре, а она ведь действительно страдает.
— Вале очень плохо было? — спросил Андрей.
— Нет, вовремя приняли лекарство, — ответила Зоя Ефремовна. — Так ты мне скажешь? У тебя неприятности в школе или что?
Андрей молчал. Ему жутко хотелось есть, а из кухни доносился такой манящий запах.
— Андрей, ты меня знаешь, — не унималась Зоя Ефремовна, — я не отстану.
Она подошла ближе к сыну, внимательно посмотрела на него и вдруг насторожилась.
— Ты что, курил?!
Непонятно, почему мать спросила об этом. Впрочем, она давно его подозревала, но совершенно напрасно — Андрей как-то раз попробовал покурить с друзьями, но ему не понравилось. А сейчас он ухватился за это обвинение, как за соломинку.
— Мама, ну что ты опять! Я уже сто раз говорил, что не курю! Можно я просто побуду один?!
Зоя Ефремовна сложила руки на груди и задумалась. Потом ее лицо посветлело, как будто она нашла ответ на мучивший ее вопрос.
— Это что, из-за девочки, да?
Отнекиваться было бесполезно.
— Да, мама. Это все из-за девушки, — на минуту Андрею стало легче. Мать тоже вздохнула с облегчением. Чего она только не передумала за последние два дня!
— Может, ты влюбился?
От этого вопроса Андрея передернуло. «Влюбился» — какое дурацкое слово! Влюбляются только девчонки и сопляки всякие. Еще не хватало, чтобы она сказала об этом отцу. Вот это действительно будет позор!
— Мам, ну что ты придумываешь! Можно мне уже поесть?
— Ну конечно! Иди садись, я все подам, — засуетилась мать. Она поставила на стол тарелку с гороховым супом, куриную котлету с гречей, порезала хлеб. Включила конфорку под чайником. Предложила блинчики, но Андрей отказался. Стоя у плиты, Зоя Ефремовна смотрела, как ест ее сын, и с грустью думала, что он уже вырос и какая-то женщина — пусть пока еще девочка — стала много для него значить.
— Спасибо, мам… — сказал Андрей, закончив с ужином. Он и сам толком не знал, за что благодарит мать — за еду или за любовь и терпение.
Зоя Ефремовна подошла к сыну, погладила его по голове и поцеловала в макушку.
— Если захочешь мне рассказать что-то или нужна будет помощь — не стесняйся, — ласково сказала она. — Я же твой друг. Нет ничего стыдного в том, что тебе кто-то понравился. И переживать из-за этого тоже не стыдно.
Андрей уткнулся ей в грудь, и ему стало спокойно и тепло.
— А как можно из-за этого вообще не переживать, мам?
— Не знаю... Но со временем переживаешь меньше, надо просто подождать. Попробуй отвлечься, займись чем-нибудь новым. Это поможет, вот увидишь.
«Не в моем случае, — подумал Андрей. — Я никогда не смогу этого забыть». Он медленно встал.
— Хорошо, мам, не волнуйся! Что-нибудь придумаю, — они еще раз обнялись.
Андрей зашел в комнату, стараясь не скрипеть дверью и не разбудить Валю. Он почувствовал себя таким одиноким и несчастным, что захотелось плакать.
Чем бы заняться? Постепенно глаза привыкли к темноте, и в полумраке взгляд Андрея уперся в книжный шкаф. Он был забит книгами — родители очень любили читать и прививали эту любовь детям. Доставать новые книги в то время было нелегко. Что-то отец привозил из командировок, что-то удавалось найти на блошиных рынках и у букинистов в Ленинграде. Подписку на классиков можно было оформить через профсоюз, хорошие книги продавали с нагрузкой в виде сочинений Ленина. Каждый месяц Лисицыны всей семьей ходили на почту, чтобы получить очередной том Пушкина, Горького, Толстого, Дрюона...
Андрей залез на стул и потянулся к верхней полке. Наугад достал книгу — «Красное и черное», Стендаль. Включив настольную лампу и устроившись поудобнее на кровати, Андрей погрузился в чтение. «Заковыристо пишет», — отметил он, равнодушно скользя по странице. Стендаль явно проигрывал битву Алине. Андрей раздраженно захлопнул книгу, как будто в ней видел виновницу всех своих неприятностей.
Спать не хотелось. Чем бы заняться? Ну конечно, как он мог забыть! Sex Pistols! В прошлую ночь ему это помогло. А как же школа? Опять придется идти невыспавшимся… Но соблазн был слишком велик. Андрей уже ощущал, как нарастает радостное предвкушение. Не в силах сопротивляться, он вскочил с кровати, надел наушники и нажал на кнопку «Пуск». Валя, услышав сквозь сон щелчок, перевернулась на другой бок.
Музыка опять захватила Андрея. Вновь магнетизм этих аккордов, этого голоса, этого протеста в резких, хаотичных звуках заставил забыть о переживаниях. Кассета заканчивалась, а Андрей, как под гипнозом, тянулся к магнитофону, переворачивал ее и снова нажимал на кнопку.
В этот раз он пришел в себя часа в три ночи. Почувствовал дикую усталость — плечи горели от напряжения, в ушах стоял гул. К тому же очень хотелось есть. Пробравшись на кухню, Андрей нашел мамины уже остывшие блинчики и быстро отправил их в рот один за другим. Потом вернулся в комнату, лег в кровать и тут же заснул.
Глава 3
Прошло два года. Андрей перешел в десятый класс. Беззаботная школьная жизнь подходила к концу, и пора было задуматься о будущем. В самом начале сентября у Лисицыных состоялся серьезный разговор с сыном. Решили, что Андрей будет поступать в Ленинградский политехнический институт — мальчику нравились точные науки, хотя нельзя сказать, что он был их ярым поклонником. Михаил Алексеевич периодически брал сына с собой на комбинат, и Андрея поражали его масштабы, количество людей, которые на нем трудятся. И это в области, что же говорить о самом городе — вот где настоящий размах. А Политех как раз готовил специалистов для крупнейших предприятий — «Ленполиграфмаша», «Импульса», «Спутника». Попасть туда означало закрепиться в Ленинграде и избежать распределения в еще большую глушь, чем их городок.
Михаил Алексеевич и Зоя Ефремовна очень хотели, чтобы их сын достиг чего-то большего, чем они. Должность инженера на местном комбинате уже давно не казалась такой привлекательной, как во времена их молодости. Родители понимали, что только в большом городе их сын сможет по-настоящему проявить себя.
Андрей сразу признался, что не планирует после института возвращаться в родной город. Впрочем, для родителей это не стало открытием, они ведь и сами мечтали переехать в Ленинград.
Конкурс в институт был немалый, стоило подстраховаться. Михаил Алексеевич вспомнил, что в Политехе когда-то училась его землячка Оля. Ее оставили преподавать на кафедре, и она сделала неплохую научную карьеру. Правда, они давно не общались, и даже ее номера у Михаила Алексеевича не оказалось. Пришлось изрядно порыться в старых записных книжках, но в итоге через длинную цепочку общих знакомых телефон Оли — теперь уже Ольги Евсеевны Мироновой, завкафедрой материаловедения и технологии материалов — узнать удалось.
Ольга Евсеевна очень обрадовалась, что нашлись «ее южане».
— А что ваши младшие? — поинтересовалась она. — Наверное, уже взрослые! Где учатся?
— Дочка еще в школе... А сыну летом уже поступать, он у нас технарь, хочет инженерную династию продолжать, — немного смущаясь, ответил Михаил Алексеевич. — Как у вас в институте? Ты не могла бы помочь?
— Попробую. Привозите его ко мне — погоняю по основным темам. Если что, подтянем. Время-то есть еще.
Через неделю Андрей с отцом отправились в институт. В электричке будущий абитуриент, а пока еще школьник, штудировал учебник по физике, мечась от одного правила к другому. Андрей боялся, что если не сможет ответить хотя бы на один вопрос, то все его планы рухнут: его не возьмут в Политех, и он будет обречен до конца своих дней жить в серой пыли областного города. Когда они подошли к институту, Андрей находился в полуобморочном состоянии. Если бы не отец, он бы просто сбежал, боясь позора.
Монументальное здание начала XX века со строгим классическим фасадом внушило Андрею еще больший страх. Как и всех молодых людей, впервые оказавшихся в этих исторических корпусах, его впечатлили просторные и светлые коридоры, высокие потолки, мощные дубовые двери. Ошеломленный внушительностью этих пропитанных гениальностью стен, Андрей с интересом рассматривал массивные белые колонны и огромные кованые светильники.
— Привет, студент! — раздался звонкий голос откуда-то сбоку. К ним приближалась красивая женщина в строгом элегантном костюме, явно сшитом на заказ. Костюм выгодно подчеркивал ее фигуру, но при этом был достаточно сдержанным. Идеальное каре, очки в модной оправе, едва уловимый цитрусовый аромат заграничных духов — эта женщина разрушала все представления Андрея о том, как должны выглядеть преподаватели.
— Знакомься, Оля, это мой сын. Андрей, это Ольга Евсеевна, она любезно согласилась проэкзаменовать тебя, — старомодно представил их друг другу отец.
Ольга Евсеевна оценивающе посмотрела на парня и одобрительно кивнула.
— Ну что, пойдемте, молодой человек? — она взглянула на изящные золотые часики на запястье. — У нас не так много времени.
Вопреки опасениям Андрея, репетиция экзамена прошла хорошо. Он бодро и уверенно отвечал на вопросы, и, хотя пару сложных задач так и не смог осилить, Ольга Евсеевна осталась довольна.
— Пробелы есть, но это поправимо, — сообщила она Михаилу Алексеевичу, дожидавшемуся в коридоре.
Андрею надо было подтянуть несколько тем по физике, но ездить из области в Ленинград на неделе было бы сложно — вторая смена заканчивалась поздно, и, учитывая время на дорогу, пришлось бы возвращаться домой далеко за полночь. Но Ольга Евсеевна пригласила Андрея пожить у них с мужем во время осенних каникул, а потом, если понадобится, приезжать на выходных.
Сказать, что перспектива жить у чужих людей не обрадовала Андрея, — значит не сказать ничего. Он никогда не уезжал надолго из дома, не считая поездок на Ставрополье. Но бабушка и дедушка, в отличие от Мироновых, были людьми родными.
Ольга Евсеевна произвела на Андрея сильное впечатление, в ее присутствии он робел, чувствовал себя недостаточно умным, боялся сказать или сделать что-то, чтобы не вызвать ее презрение или, что еще хуже, жалость к мальчику из провинции. Поэтому он всеми силами пытался уговорить родителей не отпускать его. Предложение Ольги Евсеевны их тоже немного смутило, но другого варианта подготовить сына к поступлению не было.
Ольга Евсеевна жила с мужем Виленом Константиновичем.
Андрей удивился, услышав странное имя.
— Его назвали в честь Ленина, — объяснил Михаил Алексеевич. — Понимаешь, Владимир Ильич Ленин — сокращенно Вилен.
Вилен Константинович был главным конструктором какого-то «почтового ящика», как тогда называли заводы, работавшие на оборонку. Мироновы совсем недавно переехали в новую двухкомнатную квартиру на Гражданском проспекте.
Когда Вилен привел домой свою молодую жену — еще студентку, с которой он познакомился на заводе, его родители были разочарованы. Хотя их сын не был красавцем — грузный, с обвисшими щеками и жиденькой бородкой, — все же Ольга явно не соответствовала их представлениям об идеальной паре для него. Мало того что она приехала из глухой провинции, так еще и характером была строптива — ни в какую не хотела признавать, какое великое и незаслуженное счастье свалилось на нее в виде брака с Виленом. Жить в одной квартире со свекрами было непросто. Поэтому, когда Вилену предложили жилье в новом спальном районе, построенном специально для работников интеллектуального труда, Мироновы с радостью согласились. Особенно счастлива была Ольга Евсеевна. Впервые за долгие годы она почувствовала себя хозяйкой в своем доме и теперь могла позволить себе принимать гостей.
Квартира у Мироновых была просторная, с длинным коридором и двумя большими комнатами — спальней и гостиной. Андрея поселили в гостиной. Он спал на раскладном диване, а занимался за большим круглым полированным столом. Поначалу он чувствовал себя не в своей тарелке, но довольно быстро привык. Холодные, несколько отчужденные отношения мужа и жены удивляли Андрея — казалось, в квартире живут сослуживцы, а не семейная пара. Вилен Константинович редко бывал дома: приходил поздно, а утром, когда Андрей только вставал, Ольга Евсеевна уже провожала мужа на работу.
Потом хозяйка шла на кухню, заваривала себе вторую чашку кофе в турке, и они с Андреем завтракали. Ольга Евсеевна то ли не умела, то ли не любила готовить, поэтому просто ставила на стол сыр, копченую колбасу, масло, хлеб, чтобы Андрей сделал себе бутерброды сам. Для парня все это было непривычным. У них в городе сыр и копченая колбаса считались деликатесами, которые появлялись лишь на праздники, а тут можно было в любой момент подойти к холодильнику и взять сколько хочется. Но Андрей боялся выглядеть в глазах Ольги Евсеевны голодным мальчиком из глуши и потому ел всегда понемногу и не спеша, как будто с неохотой. А уж о том, чтобы взять что-то из чужого холодильника, не могло быть и речи.
После завтрака они отправлялись в институт. Ольга Евсеевна оставляла Андрея на кафедре решать задачки и уходила читать лекции. Иногда присылала кого-то из студентов проверить задание. Проверка занимала не больше десяти минут, так что потом ребята болтали до окончания пары. Так Андрей заочно познакомился со студенческой жизнью. Он искренне завидовал тем, кто уже учится в институте, — студенты казались ему интересными, взрослыми, свободными людьми. Так хотелось быть похожим на них! Андрей старался копировать их манеры. Он стал стесняться своих форменных брюк и скучного серого свитера и надеялся при первой же возможности поменять гардероб.
Неделя каникул, наступления которых он так боялся, открыла ему совершенно новую жизнь, и возвращаться домой, пусть и на время, теперь уже совсем не хотелось.
Но больше всего Андрея огорчала перспектива расставания с Ольгой Евсеевной. Он привязался к ней, как когда-то к своей первой учительнице Анне Генриховне. Ольга Евсеевна была даже чем-то на нее похожа. В свои шестнадцать Андрею было трудно выразить, что общего может быть у бывшей дворянки из Санкт-Петербурга и провинциалки с юга, ставшей гордостью советской высшей школы. Он еще не знал, что люди делятся на тех, про кого говорят «с характером», и тех, про кого не говорят вообще — просто потому что они ничего собой не представляют. Они появляются и исчезают, не оставив никакого воспоминания.
А Ольгу Евсеевну, Ольгу, как про себя называл ее Андрей, забыть было нельзя. Он с гордостью шел вместе с ней по улице, когда они возвращались из института. Ему нравилось думать, что когда-нибудь он будет так же ходить по городу со своей женой — такой же красивой, умной, уверенной в себе. Он так же будет ею гордиться, а все мужчины вокруг — ему завидовать.
До отъезда оставалось еще три дня — целых три дня рядом с ней! Три дня сидеть вместе за столом, чувствовать ее манящий аромат, ненароком касаться ее плеча, а иногда задевать под столом стройное колено. Во время занятий Ольга Евсеевна была строгой, под ее проницательным взглядом Андрей не смел ни на секунду отвлечься на что-то постороннее, чтобы не дай бог не разочаровать ее. Впрочем, это было несложно — от природы ему достались цепкий ум и прекрасная память. Единственное, что его подводило, — это внимательность.
— Андрей, у тебя очень хорошая голова, — как-то сказала ему Ольга Евсеевна. — Но это может все испортить.
— Испортить? — недоумевающе переспросил он.
— Люди, которым знания даются легко, расслабляются. Им кажется, что так будет всегда, и они перестают прилагать усилия. Понимаешь, нельзя бесконечно ничего не делать. На каком-то этапе надо напрячься. Но многие пропускают нужный момент. А потом невозможно ничего исправить. И все — им остается лишь наблюдать, как менее талантливые, но более усидчивые ребята вырываются вперед. Таковы законы жизни.
И, помолчав, она добавила:
— Это касается не только учебы.
В свете настольной лампы ее волосы отливали медью, вокруг глаз появились тени. Ольга Евсеевна казалась загадочной и печальной. Она с легкой грустью улыбнулась своему ученику, и у Андрея перехватило дыхание. В этот момент он готов был пообещать ей, что получит Нобелевскую премию.
— Я буду стараться изо всех сил, Ольга Евсеевна! Я вас не подведу! Я…
В каком-то неосознанном порыве он рванулся к ней, их плечи соприкоснулись, Андрей осекся на полуслове и покраснел. Ольга Евсеевна заметила его смущение, но не подала виду, только аккуратно отодвинулась.
— Главное — себя не подведи.
Андрей хотел сказать что-то такое, чтобы она поняла всю силу его восхищения, но ему помешал телефонный звонок.
Ольга Евсеевна встала, поправила юбку, скользнув по бедру рукой, — от этого жеста у Андрея всегда пересыхало во рту.
— Квартира Мироновых. Да, Зоя, здравствуй! Что-то случилось? — Ольга Евсеевна нахмурилась. — Конечно-конечно, без проблем. Все сделаем, не переживай. Привет Мише. Держитесь, все наладится.
Ольга Евсеевна стояла боком к Андрею, а прямо перед ней висело зеркало, и, пока она разговаривала, Андрей мог безнаказанно любоваться ее высокой грудью, плавным изгибом спины, подтянутыми бедрами. Одноклассницы, и даже Алина, по которой он еще недавно так убивался, не шли с Ольгой Евсеевной ни в какое сравнение.
Она положила трубку и посмотрела на Андрея.
— Не очень хорошие новости. Твоему дедушке стало плохо, у него инфаркт. Родителям надо срочно ехать к нему, а ты останешься с Валечкой. Завтра утром Вилен отвезет тебя на вокзал и посадит на электричку, а там на месте тебя встретит отец, — Ольга Евсеевна уже все решила.
Андрей почувствовал, как к горлу подкатывает комок.
— К-как завтра? Еще же три дня? — выдавил он из себя, заикаясь. И тут же его обжег стыд. Дед в больнице, а он думает только о себе!
— Ну не расстраивайся, — Ольга Евсеевна подошла к нему и погладила по плечу. — Хочешь, приезжай к нам на новогодние праздники, и мы продолжим занятия?
Андрей вскочил, чуть не уронив стул.
— Правда?! Я правда могу приехать? На все каникулы? — он с недоверчивой радостью посмотрел ей в глаза.
Ольга Евсеевна улыбнулась:
— Да, правда.
В ее взгляде Андрею почудилось что-то заговорщицкое. Или он себе это придумал?..
На следующее утро Андрей в полудреме ехал в электричке и мечтал о том, как через два месяца вернется в Ленинград. Но в этот раз его влекли не красоты города, а она, Ольга, и все, что с ней связано: новые люди, студенческая жизнь, умные разговоры и много-много встреч… Открывая глаза, он видел перед собой попутчиков — дачников, туристов, жителей окрестных сел. Были среди них и студенты, ехавшие на практику. «Совсем скоро, — с радостью думал Андрей, — и я стану студентом. Буду ездить домой только в гости…»
Его мысли снова возвращались к Ольге Евсеевне. Он представлял, как окончит институт, пойдет работать и докажет ей, что чего-то стоит в этой жизни. Станет физиком-ядерщиком. Или космонавтом. Хотя вряд ли это ее впечатлит. Что он может сделать такого, чтобы покорить сердце этой женщины — доцента, профессора кафедры? Вон, ее муж, тридцать лет работал и, лишь став главным конструктором, получил квартиру. И это при всех заслугах и званиях!
Андрей впервые серьезно задумался о будущем. До сих пор все было просто и понятно. Единственное, чего он хотел, — это перебраться в Ленинград, чтобы вырваться из однообразной серости скучного существования. Но оказалось, что дело не только в городе. Где бы ни жил человек, путь его, в общем, был предопределен: хорошо окончить школу, поступить в институт, потом устроиться по распределению (а скорее, по блату) на хорошую работу, отпахать на ней лет десять и, может быть, получить повышение. Потом, возможно, квартиру дадут. Вот и все. Многие вообще до пенсии в коммуналках ютятся.
Спекулянты, говорят, неплохо зарабатывают. Перепродают вещи, которые привозят из загранок моряки. А еще есть что-то типа артелей, которые производят дефицитные товары. Но участвовать в таком предприятии — значит ходить по краю, жить в постоянном страхе, что тебя накроют. Стоит ли?
Андрею хотелось поговорить об этом с родителями, но вряд ли они его поймут. У них такие взгляды… Ни Михаил Алексеевич, ни Зоя Ефремовна никогда не стремились к особым удобствам и считали, что все должно быть правильно, следовательно — как у всех. Андрей остался один на один со своими вопросами. Он еще не знал, что так и наступает взросление — с первыми сложными решениями, отвечать за которые придется самому.
Глава 4
Поездка в Ленинград на новогодние каникулы не состоялась: родители заметили, что сын уж слишком увлеченно рассказывает о своей преподавательнице, и оставили его заниматься дома. Но Андрей не сдался, придумывал все новые поводы, чтобы съездить в институт к Ольге Евсеевне: искал сложные задачи и темы, которые не входили в школьную программу. Он несколько раз ездил к ней в Ленинград на выходные, и они занимались физикой и высшей математикой. Андрей возвращался в свой городок воодушевленный и восхищался Ольгой Евсеевной даже при родителях. Зое Ефремовне все это не очень нравилось, но приходилось терпеть, ведь без Ольги Евсеевны Андрей в Политехнический институт, скорее всего, не смог бы поступить. В результате к выпускным экзаменам он знал физику не хуже студента, оканчивающего первый курс.
Выпускные экзамены в конце мая Андрей сдал прекрасно, но каким-то особым достижением это не считал: с таким репетитором, как у него, быть лучшим в заштатной школе — скорее закономерность, чем показатель выдающихся способностей. Тем не менее родители им очень гордились. Андрей вообще их радовал: не пропадал по дворам с сомнительными компаниями, его не нужно было насильно усаживать за учебники. Все его одноклассники, включая девочек, напились на шашлыках, которые организовали родители по случаю последнего звонка, а он пришел домой довольно рано, и хотя мать уловила легкий запах пива, было ясно, что особо парень не злоупотреблял.
Узнай старшие Лисицыны настоящую причину такого образцового поведения, они не были бы столь спокойны за сына. На самом деле весь последний год Андрея не отпускали сомнения, возникшие еще после осенних каникул у Мироновых. Он смотрел на людей вокруг и понимал, что не хочет жить такой жизнью. Бесперспективная, неинтересная работа в цехах или в конторе комбината, по вечерам однообразный ужин, приготовленный еще в воскресенье на пять дней вперед, потому что так практичнее. В выходные — дача, если позволяет сезон, или посиделки у соседей. В понедельник, с похмелья, снова на работу. Замкнутый круг.
Конечно, его родители жили по-другому, но почти все знакомые и соседи считали их белыми воронами и презрительно цедили вслед: «Интеллигенты…» Андрей не мог взять в толк, почему за то, что ты в чем-то отличаешься от большинства, надо расплачиваться.
Они с Костей часто рассматривали журналы, которые привозил иногда из «загранок» Костин отец. С глянцевых страниц на них смотрели модно одетые люди в стильных интерьерах или на красивых машинах. Оказывается, жизнь может быть совсем иной. И дело даже не в материальных благах — у этих людей было другое выражение лица. Они олицетворяли все то, чего не хватало Андрею: свободу, успех, уверенность в себе. Они-то наверняка сами распоряжались своей судьбой, а не зависели от решений бездушной, устаревшей, неповоротливой машины, которая управляла жизнями миллионов в Стране Советов.
Андрей остро завидовал этим людям из журналов. «Почему я не родился там, в какой-нибудь стране, где ты сам себе хозяин и все у тебя в руках? Почему мне так не повезло?» — неотступно вертелось у него в голове. На смену этим вопросам пришли другие: «Как это изменить? И можно ли вообще что-то сделать? Или надо смириться и жить как все?»
Как-то раз он приехал на занятия к Ольге Евсеевне неподготовленным. До сих пор он себе такого не позволял. Но накануне того дня они с одноклассниками рванули на природу. Не то чтобы Андрею очень хотелось ехать, все вышло само собой. Серега Кравченко начал подкалывать его, намекая на то, что Лисицын считает себя выше остальных, а сам просто не умеет пить или боится «нормальных пацанов».
— Ничего я не боюсь, но мне завтра к репетитору, готовиться надо…
— Да так и скажи, что западло с нами, ты ж у нас уже столичный мальчик!
Ребята одобрительно засмеялись.
— Ага! Ален Делон не пьет одеколон!
— Его ленинградская училка заругает!
Андрей не выдержал и поехал со всеми.
Шумной компанией подростки отправились в лес. По дороге зашли за гитарами, Серега упросил старшего брата купить им пива в ларьке, а у Пашки, еще одного одноклассника, откуда-то появилась бутылка водки. Кто-то достал пачку сигарет. Правда, сигарет в ней было мало, брали по одной на двоих, и только Андрей остался один на один со своей сигаретой.
— А мы, видимо, с тобой? — услышал он глубокий грудной голос за спиной. Андрей обернулся. Перед ним стояла Машка Куропаткина. Она училась в их классе, но выглядела гораздо взрослее остальных девочек. Высокая, с темными вьющимися волосами, пухлыми губами и уже вполне оформившейся грудью, Маша была предметом внимания почти всех парней параллели. Ее всегда звали на самые секретные вылазки, — знали, что не сдаст. А еще с Куропаткиной было весело — она сыпала пошлыми анекдотами и могла выпить наравне с мальчишками, без дурацких девчачьих ужимок. При этом Маша хорошо училась, и ее часто ставили в пример куда более послушным одноклассницам.
— Давай, — кивнул Андрей. Курить ему не особо нравилось, но сейчас деваться было некуда. Он постоянно ощущал на себе оценивающие взгляды парней, да и выставить себя сопляком перед Машкой он не мог.
Маша уселась на деревянную скамейку и задорно посмотрела на Андрея. Потом чуть отодвинулась, приглашая его сесть рядом. Маша нравилась ему. Она была сильной, независимой и этим напоминала Ольгу Евсеевну и Анну Генриховну.
Затянувшись, девушка вернула ему сигарету.
— Ну, рассказывай! — улыбнулась она. — Какие планы после школы?
— В Политех собираюсь, а ты?
— В педагогический думаю, — Маша лениво подставила лицо весеннему солнцу и зажмурилась от удовольствия. Она прогнулась, облокотившись о спинку скамейки, как будто хотела усесться поудобнее, но на самом деле просто дразнила Андрея. Сквозь полуприкрытые глаза, обрамленные густыми ресницами, она видела, что он смотрит на ее грудь, и еще сильнее развернула плечи. Пауза затягивалась. Андрей судорожно облизнул пересохшие губы. Ему не хотелось отпускать от себя Машку, и он спросил первое, что пришло в голову:
— Учительницей будешь?
Маша делано поперхнулась пивом и захохотала.
— Ага, щас! — она провела пальцем по переносице, поправляя воображаемые очки, и добавила:
— У меня маман в английском шарит, ну я и хочу на иняз. Устроюсь переводчицей, подцеплю кого-нибудь приличного — дипломата, например, а может, даже иностранца, и — бай-бай, бэйби!
Андрей удивленно взглянул на нее:
— Ты реально хочешь уехать за границу?
— А кто не хочет? — неожиданно серьезно ответила Машка. — Что тут ловить? Всю жизнь в очередях простоять? Как мать, пару целых колготок на праздники беречь?
— Но ты же тут родилась, выросла… — начал было Андрей, но девушка не дала ему договорить, приложив палец к его губам.
Она медленно затянулась и снисходительно посмотрела на Андрея.
— Да перестань, ты как на партсобрании… Ну родилась, и что? Папочки в ЦК у меня нет, да и вообще никакого нет. Мать в детском саду работает воспитателем. Ты же понимаешь? Я так не хочу!
Андрей молчал: Маша озвучила то, что мучило его последние несколько месяцев. Он тряхнул головой, будто сбрасывая тяжелые мысли. Потом поднял глаза на одноклассницу и примиряюще улыбнулся.
— Ну ты что, я же просто так спросил.
Он только сейчас заметил, что все уже устроились на поваленных деревьях и негромко напевают под гитару.
— Пойдем к ним? — предложил Андрей.
— А может, не пойдем? — игриво откликнулась девушка. Она встала. — Хочется прогуляться.
Маша неторопливо направилась в сторону озера, Андрей пошел за ней. Кто-то из парней засвистел им вслед, раздался дружный хохот. Но Андрею было все равно: возможность остаться один на один с Машей сейчас была единственным, что его волновало.
В сумерках белой ночи лес казался сказочным, его будто специально создали для романтических прогулок. Андрей обнял Машу за талию, потом, осмелев, спустил руку ниже. Девушка не сопротивлялась. Он остановился и мягко развернул ее к себе, прижал ее бедра к своим — внизу живота стало горячо. Маша коснулась губами его губ, ее язык проскользнул внутрь его рта. Андрей понятия не имел, как надо целоваться, тем более что после провала с Алиной заводить отношения с девушками даже не пытался, но сейчас он инстинктивно ответил на поцелуй.
От мягких губ и нежного языка Маши Андрей чуть не потерял сознание. Голова закружилась, его охватила приятная истома. Он хотел, чтобы это продолжалось бесконечно.
Когда, проводив Машу, он вернулся домой, было уже поздно. Учебники, которые дала ему Ольга Евсеевна, так и лежали на столе. Андрей с досадой поморщился: «Домашка! Мне же завтра ехать на занятие!..»
Постояв в нерешительности перед столом, он собрал книжки и засунул их в портфель. «Ну и ладно! Придумаю что-нибудь!»
События этого вечера сделали Андрея смелее. Казалось, что весь мир покорится ему не сегодня, так завтра, и даже Ольга Евсеевна на какое-то время превратилась из кумира всего лишь в еще одну учительницу.
Однако на следующий день первые восторги утихли и смелости существенно поубавилось. Оправдание, которое он, заикаясь, выдавил из себя, придя к Ольге Евсеевне, прозвучало по-детски неубедительно.
— Так, Андрей, давай договоримся, — положив руки на стол, сказала она. — Во-первых, ты не будешь мне врать.
— Я не вру, Ольга Евсеевна, я же…
Под ее грозным взглядом Андрей осекся.
— А во-вторых, — тон Ольги Евсеевны стал ледяным, — если тебе больше не интересна учеба, имей смелость в этом признаться. Себе, в первую очередь. Не надо тратить свое и мое время.
Андрей сидел молча, опустив голову.
— Я тебе не мама и не папа и не собираюсь тебя заставлять… Мне неинтересны лодыри! Хочешь развлекаться, гулять — пожалуйста!
— Ольга Евсеевна, но это же первый раз! — не выдержал Андрей. — Я стараюсь! Я же все это для вас!
Ольга Евсеевна удивленно подняла брови.
— А вот этого чтобы я от тебя больше не слышала! Запомни: никогда и ничего не надо делать для кого-то. Все, что ты делаешь, ты делаешь для себя. И только! — она стукнула ручкой по столу, как будто поставив восклицательный знак. — Когда мотивом твоих поступков становится угождать другим — все, это начало конца.
Андрей с недоумением смотрел на учительницу.
— Да-да, — продолжала она. — Ты сам хозяин своей судьбы и сам решаешь, как жить и что делать. Не надо ни на кого перекладывать ответственность. Хотя, конечно, это очень удобно. Делал-делал что-то ради девушки, а она изменила — значит, можно пуститься во все тяжкие, это же она виновата! Нет уж, будь добр строить свою жизнь для себя сам.
— Сам? Да что я могу построить сам? — он вспомнил вчерашний разговор с Машей. — На что вообще тут можно рассчитывать? Вкалывать всю жизнь, как ваш муж? Сутками просиживать на работе — чего ради? — Андрей обвел глазами комнату. — Ради вот такой квартиры и цветного телевизора вне очереди? И это еще в лучшем случае! А ведь Вилен Константинович — главный конструктор, шишка!
Взгляд Ольги Евсеевны стал колючим.
— Не смей говорить о том, о чем ты понятия не имеешь! — тихо, но твердо сказала она. — Вилен — уникальный человек и талантливый конструктор. Он живет, он дышит своей работой! Он выше всего этого. Если бы не я, он бы и от этой квартиры отказался. Ему ничего не надо!
Ольга Евсеевна не кривила душой. Вилен Константинович действительно ничто не любил так, как свою работу. Он с головой был погружен в расчеты и чертежи, и редко что могло его отвлечь или взволновать. Живой интерес к чему-то, вернее к кому-то еще, появился у него лишь раз, — когда в его отдел пришла молоденькая практикантка Оля. Да и то сначала она заинтересовала его своими предложениями по улучшению какой-то детали, и только потом он заметил, что у нее дивные глаза с поволокой и звонкий, словно переливы колокольчиков, смех.
Наконец взяв себя в руки, Ольга Евсеевна сказала:
— Хотя я понимаю, о чем ты говоришь, Андрей. Не всем дано быть такими альтруистами, как Вилен. Люди хотят жить хорошо. И конечно, человек должен получать достойное вознаграждение за свой труд. Иначе мы получим… — она запнулась, — получим то, что имеем.
Андрей удивленно поднял глаза. Он не ожидал услышать подобное от преподавателя советского вуза.
— Ну что ты так смотришь, — устало произнесла Ольга Евсеевна. — Ты умный парень, да и не маленький уже... Но я точно знаю, что без хорошего образования нигде не добьешься успеха — ни в этой стране, ни в любой другой. Знания за плечами не носить, как говорила моя бабушка. Настоящие профессионалы нужны везде. Так что учись, студент! — она потрепала его по голове.
***
Вручение аттестатов прошло для Андрея незаметно. Мыслями он уже был в институте, переживал за вступительные экзамены, и расставание с одноклассниками его мало заботило. После торжественной линейки вчерашние старшеклассники, учителя и родители отправились в столовую комбината, где стараниями заведующей, мамы одного из выпускников, для них был организован банкет с танцами.
Андрей пошел на выпускной с Машей. Не сказать, чтобы он испытывал к ней что-то серьезное, но после того стихийного пикника в лесу считалось, что они пара, и Андрею казалось, что отрицать это будет некрасиво по отношению к девушке. Тем более что находиться в компании первой красавицы школы было лестно.
Когда учителя и родители ушли, подростки осмелели и перестали прятать спиртное. Многих быстро развезло. Те, кто потрезвее, разошлись по углам — начало взрослой жизни хотелось обязательно отметить каким-то взрослым поступком, и откровенные поцелуи в полумраке банкетного зала или в подсобке вполне для этого подходили.
Андрей почти не пил, и атмосфера всеобщей разнузданности на него не повлияла. Пьяные одноклассники, блюющие прямо в коридоре, вызывали у него отвращение. Захотелось уйти. Он направился к выходу, отмахиваясь по пути от попыток затащить его за стол и чьих-то братаний.
— А куда это ты? — неожиданно перед ним возникла Алина. На ней было короткое облегающее платье с открытыми плечами и колготки в сеточку. Алина стояла, скрестив руки на груди и чуть отставив в сторону длинную стройную ногу. Яркий макияж и глубокое декольте делали ее взрослее. Девушка вызывающе смотрела на Андрея, и он ощутил, как внутри у него нарастает желание. Но в то же время Алина стала какой-то чужой, от прежних его чувств к ней не осталось и следа.
— Проветриться, — сухо ответил Андрей.
— Проводишь меня домой? — Алина повела плечами. Она явно флиртовала с ним.
— А как же Сашка? — бросил Андрей, оценивающе глядя на нее. Он все еще не мог забыть о том, как пару лет назад Алина предпочла ему другого, и так просто сдаваться не хотел.
— Сашка два года как в институте в Ленинграде, да и придурок он. Ты мне всегда больше нравился… — она смотрела ему прямо в глаза, немного приоткрыв рот и накручивая прядь волос на палец.
Эти слова польстили самолюбию Андрея, хотя он понимал, что особого значения им придавать не стоит.
— Говорят, у тебя теперь новая любовь? — спросила Алина.
— Любовь? — он не хотел выдавать Машу и в то же время не прочь был похвастаться перед Алиной.
