Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Strelbytskyy Multimedia Publishing
- Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
- Sprache: Russisch
В третьем веке нашей эры в Александрии и Риме жил известный мыслитель, оставивший после себя не только серьезное философское богатство, но и глубокие моральные принципы. В двадцать первом веке в России появился другой мужчина, посвятивший часть своей жизни изучению учения этого философа. Так получилось, что эти две, очень непохожие друг на друга личности встретились через века. И не принципиально, произошла ли эта встреча в реальности, или речь шла о виртуальном интеллектуальном и нравственном пересечении. Главное другое: ничего не проходит бесследно, и если наследие одного человека действительно имеет не проходящую ценность, оно непременно заявит о себе, сколько бы времени не истекло с момента его появления.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 951
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Владимир Гурвич
Кома
В третьем веке нашей эры в Александрии и Риме жил известный мыслитель, оставивший после себя не только серьезное философское богатство, но и глубокие моральные принципы. В двадцать первом веке в России появился другой мужчина, посвятивший часть своей жизни изучению учения этого философа. Так получилось, что эти две, очень непохожие друг на друга личности встретились через века. И не принципиально, произошла ли эта встреча в реальности, или речь шла о виртуальном интеллектуальном и нравственном пересечении. Главное другое: ничего не проходит бесследно, и если наследие одного человека действительно имеет не проходящую ценность, оно непременно заявит о себе, сколько бы времени не истекло с момента его появления.
Обратись к самому себе и посмотри. Если же не увидишь красоты в самом себе, поступай подобно скульптору, творящему прекрасную статую: одно он отсекает, другое полирует; одно сглаживает, другое подчищает — пока не добьется своего. Так и ты — удали лишнее! Выпрями то, что криво, очистив темное, сделай его сияющим; и не прекращай обрабатывать свою статую, пока не заблистает перед тобой богоподобная сияющая красота добродетели, пока не узришь мудрость, восседающую в священном чистом величии.
Плотин
Часть первая
1
Плотин находился в Александрии вот уже несколько месяцев. Он приехал в этот город, основанный великим Александром, из маленького Ликополя, и поначалу все ему тут казалось удивительным и непривычным. Большие дома, широкие улицы, планировку которых, как утверждали местные жители, одобрил сам великий полководец и правитель. А огромный порт, жизнь которого не затухала ни днем, ни вечером. Молодой провинциал с изумлением наблюдал за его работой, за бесконечными кораблями, что причаливали или отчаливали от пирсов.
В первый же день своего пребывания в Александрии он снял комнату, точнее, каморку у пожилой греческой пары почти на окраине города, так как это было дешевле. Каморка, как ей и полагалось, была совсем крошечной, почти без мебели — топчан для сна и сундук для одежды. Но Плотин остался доволен, больше для жизни ему ничего и не надо было. Да, разве он сюда приехал, чтобы наслаждаться роскошью и весельем, он бросил родной дом ради поиска здешней мудрости. Ведь мегаполис славился своими философскими и научными школами. А Александрийская библиотека, входившая в состав исследовательского института, известного как Александрийский мусейон, считалась самым большим в империи собранием рукописей. Конечно, после ряда драматических событий их количество сильно поубавилось. Плотин с горечью думал о понесенных утратах. Но все равно ноги сами несли к храму Сераписа, где хранились общедоступные фонды. Молодой провинциал проводил среди них много времени.
И все же даже не библиотека обладала для молодого любителя мудрости главной привлекательностью. Он пребывал в поисках учителя — человека, который откроет перед ним путь к пониманию сути вещей и явлений. Нельзя сказать, что Плотин был в этом деле абсолютный новичок и профан, у себя в городе он активно занимался познанием. Но в какой-то момент вдруг почувствовал, что ему нужен некто, кто поведет его дальше. И тогда он взял котомку с минимум вещей и отправился в не самый близкий путь в Александрию.
Плотин пребывал тут уже несколько месяцев, и все сильнее им овладевали недовольство и разочарование. Он приехал сюда, дабы найти учителя мудрости. Он побывал в кружках некоторых из тех, кто так себя называли, но ни один из них не удовлетворил его. Эти люди учили либо тому, что он уже знал, либо говорили о том, что он доселе никогда не слышал, но что не вызывало в нем отклика. Он ясно ощущал, что это все не его. А некоторые «мудрецы» просто несли самую настоящую чушь. Плотин при всей своей молодости и погруженностью в собственные мысли был все же не настолько наивен, чтобы не понимать, — задача этих учителей предельно проста — выманить у слушателей деньги.
А вот с ними у него, как раз было все не просто. Его родители были людьми не богатыми, и не могли снабдить его достаточным количеством средств. И хотя он экономил свои тетрадрахмы, их становилось с каждым прожитым днем все меньше.
Нельзя сказать, что Плотина это сильно беспокоило, он вообще почти не думал об этом. Точнее, он почему- то был уверен, что когда деньги подойдут к концу, появится их новый источник. Хотя, что им может быть, он и близко не представлял. Но, по крайней мере, это уж была точно не та тема, которая заполняла его ум. К тому же он был занят вообще другим предметом.
В одном из кружков среди учеников после занятия вдруг завязался разговор об учителях и плате за обучение у них. Многие были недовольны особенно последним обстоятельством, по их мнению, прикосновение к мудрости обходилось неоправданно дорого. Кто-то произнес имя Аммония Саккаса. Плотин сам не зная, почему, насторожился, им овладело предчувствие, что он близок к завершению своих поисков.
Он стал расспрашивать о нем; полученные ответы были неопределенными, но Плотин все больше убеждался, что, возможно, он и есть нужный ему человек.
— Где его отыскать? — поинтересовался он.
Тот, кому был обращен вопрос, засмеялся.
— А разве тебе фамилия Саккас ни о чем не говорит?
— Мешок, — пробормотал Плотин. — Но почему мешок?
— Потому что он грузчик в порту. Если хочешь его увидеть, иди туда, он там каждый день с утра.
Профессия предполагаемого учителя мудрости удивила Плотина. Но, рассудив, он пришел к выводу, что ничего особенного в том нет. Здесь в Александрии в качестве учителей мудрости встречаются самые разные люди с самыми разными занятиями. Одними уроками способны прокормиться немногие, для этого требуется много учеников и большой авторитет. Эти два обстоятельства позволяют достаточно зарабатывать на занятиях. А, судя по всему, у Аммония не достает ни того, ни другого. Но и в этом нет ничего зазорного. Поэтому завтра с утра он отправится в порт на поиски этого неизвестного ему человека.
2
Утром Плотин отправился в порт. Несмотря на ранний час под погрузкой уже стояло несколько кораблей. Возле них суетился многочисленный люд, он перетаскивал на суда какие-то грузы.
Плотин понял, что найти Аммония, возможно, будет не просто, поиски могут занять немало времени. Но с самого начала, как он услышал это имя, его не отпускало предчувствие, что для него наступил период везения. А оно его редко подводило.
Он направился к самому близкому от него стоящему у пирса кораблю. Погрузкой распоряжался средних лет коренастый мужчина — явно бывший моряк. Зычным голосом он отдавал команды, побуждая грузчиков работать быстрей.
Плотин подошел к нему. Он немного робел, так как мужчина казался ему грубым и злым. А он себя чувствовал с такими людьми немного неуверенно.
— Можно вас кое о чем спросить? — подал голос Плотин, встав рядом с ним.
Тот удивленно взглянул на него.
— Ты кто?
— Я приезжий. Ищу одного человека.
— И кого?
— Его зовут Аммоний Саккас.
По лицу незнакомца Плотин понял, что это имя ему знакомо.
— И зачем тебе Аммоний? — поинтересовался руководитель погрузки.
— У меня к нему дело. — Плотину совсем не хотелось распространяться об истинной причине, которая привела его в порт.
— Дело? Ну, тогда ищи.
Плотин понял, что этот ответ — месть за нежелание рассказывать, что привело его в порт. Придется этому мужлану кое-что поведать.
— Хочу попроситься в его ученики, — пояснил Плотин.
— Так я и думал, — хмыкнул повелитель грузчиков. — Не ты первый. Приходила еще парочка.
— И каков результат? — с замиранием сердца осведомился молодой провинциал.
— Увидишь, спросишь у него. Мне это не слишком интересно. Мне важно, чтобы он хорошо выполнял свою работу. А до остального нет никакого дела.
— Вы скажите, где его найти?
Мужчина внимательно оглядел спрашивающего.
— Как тебя зовут? — неожиданно поинтересовался он.
— Плотин.
— А меня Афинагор. Не хочешь тут поработать? Люди мне нужны. Правда, ты с виду хлипенький, зато молодой. Осилишь.
— Я подумаю. Деньги мне нужны.
— Это я сразу смекнул, увидев тебя.
Плотин кивнул головой, слова Афиногора его не слишком удивили, он знал, что выглядит непритязательно. Правда, это его нисколечко не волновало.
— Так куда мне идти? — напомнил Плотин.
— Тут совсем рядом, видишь корабль примерно в три локтя отсюда. Вот там его и найдешь.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Плотин. Он вдруг почувствовал приток счастья, о такой удаче можно было только мечтать.
Плотин никогда до этого не видел Аммония, но узнал его сразу же. Чем-то незримо он отличался от всех остальных грузчиков. Хотя ничего особенного ни в его внешности, ни в одежде не было. Невысокий, смуглый, с типичным лицом египтянина, которым он и являлся. Поражал только взгляд, одновременно цепкий и проницательный.
— Аммоний! — крикнул Плотин. — Я пришел, чтобы с вами поговорить.
Аммоний с палубы корабля посмотрел на берег.
— Не сомневаюсь, — сказал он немного загадочно. — Скоро будет перерыв. Жди.
Хотя было еще утреннее время, но горячее александрийское солнце уже, как следует, поджаривало. Рядом с кораблем не наблюдалось никакого укрытия. Пришлось стоять под палящей небесной жаровней. Но Плотин решил не обращать на это внимание, предстоящая беседа с Аммонием куда важней.
И все же находиться на пекле было тяжело. Пот заливал глаза. Плотин смахивал соленую влагу и не отрывал взгляда от Аммония. Тот же, напротив, не обращал на него внимания, кажется, даже ни разу на Плотина не взглянул.
Хотя труд грузчика был тяжелый, Плотин видел, что Аммоний вполне с ним справляется; никакой усталости в его размеренных движениях заметно не было. Откуда он берет еще силы на занятия философией и обучению учеников, невольно думал Плотин. Но может это и хорошо, другие учителя старались по возможности ничем другим не заниматься. А потому были больше заинтересованы не в поисках истины, а в приобретение слушателей и получения платы от них.
Раздался голос бригадира бригады грузчиков на перерыв. Все сгрудились неподалеку от места работы, достали нехитрые припасы и стали есть. И только Аммоний направился к Плотину.
— Что ты хочешь? — в лоб спросил он Плотина.
— Стать вашим учеником, — ответил Плотин.
— Почему моим?
— Я был у многих учителей.
— И что ни один? — пристально посмотрел на Плотина Аммоний.
— Ни один не пришелся мне по душе, — подтвердил Плотин. — Я внимательно их слушал, но она ни разу не откликалась на их слова.
— Почему ты думаешь, что она откликнется на мои?
— Я не знаю, но мне почему-то так кажется, — потупил взгляд Плотин.
Как ни странно, этот ответ понравился собеседнику.
— Предчувствие — это то, куда направляет нас Бог, — наставительно произнес философ-грузчик. — Что тебя гложет?
Плотин понял, что начался серьезный разговор. Он тут же сосредоточился.
— Я не понимаю, откуда все. И меня это беспокоит.
— Разве ты не слышал ответы на свой вопрос?
— Слышал, но они оставили меня неудовлетворенным.
К удивлению Плотина, Аммоний рассмеялся.
— Еще бы, эти люди даже не пытаются понять этот вопрос, зато у них заготовлены на него ответы. Ведь надо чем-то завлекать наивных слушателей.
— А вам известен ответ, учитель? — поинтересовался Плотин.
Аммоний бросил на него свой цепкий взгляд.
— На начальном этапе это совсем не важно.
— Как так? — удивился Плотин.
Теперь Аммоний посмотрел на него задумчиво, словно решая, а стоит ли продолжать разговор.
— Ответ на него может быть получен путем великого синтеза учений самых больших мыслителей нашего мира. Тебе известно, что некоторое время назад я был христианином?
— Нет. — Это новость вызвала у Плотина удивление.
— Но я вернулся к прежним воззрениям. Ответ христианства меня не удовлетворил.
— Почему?
— Это долгий разговор.
— Но хотя бы несколько слов, — взмолился Плотин.
— Христианский Бог похож на сурового и требовательного начальника, как наш Афиногор.
— Я с ним уже познакомился, — проинформировал Плотин.
— Он тебя звал сюда работать? — поинтересовался Аммоний.
— Да, — подтвердил Плотин.
Аммоний ответил задумчивым взглядом.
— Я одинаково ценю Платона и Аристотеля. Но по-разному к ним отношусь. А ты?
— Я читал того и другого, — уклончиво ответил Плотин.
— Читать — это недостаточно. — Но дальше развивать свою мысль Аммоний не стал. — Как тебя зовут, юноша?
— Плотин.
— Плотин, — задумчиво повторил Аммоний. — Какое знаменательное имя для занятия философией божественного Платона. — Приходи завтра вечером. Запоминай адрес. — Он продиктовал его. — Не забудешь?
— Ни за что! — горячо заверил Плотин.
— Мне работать пора. А ты подумай на счет работы здесь.
— Подумаю, — заверил Плотин.
— Буду тебя ждать, Плотин, — произнес Аммоний и направился на корабль.
3
Помощник губернатора Анатолий Несмеянов вошел в кабинет Каракозова. Тот внимательно посмотрел на молодого человека. Каракозова всегда удивляло в нем то, насколько фамилия соответствовала его характеру, он, в самом деле, улыбался крайне редко, и уж почти никогда не смеялся. По крайней мере, он, Каракозов, не припомнит ни одного случая.
А ведь они вместе работают уже целый год, с тех пор, как Каракозов был избран главой области. Ему тогда срочно понадобился помощник из местных, хорошо знающих специфику региона. Рекомендовали Несмеянова.
Тогда в нем его поразило то, что они оба были выпускники философских факультетов, правда, Каракозов — московского, а Несмеянов — местного. Они проговорили почти час, после чего новоиспеченный губернатор не сомневался, что этот протеже ему подходит. Пока причин для сожаления о принятом решении у него не было. Хотя кое-что в нем его настораживало, правда, что конкретно, ясно сформулировать не получалось.
— Игорь Теодорович, вы помните, вам ехать на открытие кафедрального собора, — напомнил Несмеянов.
Каракозов удивленно посмотрел на него.
— А ведь я забыл. Сегодня сумасшедший день, с восьми утра ни одной свободной минуты. Думал, хоть сейчас немного расслаблюсь.
— Налить вам коньяка? — предложил Несмеянов.
Несколько мгновений Каракозов размышлял.
— Нет, не надо, приезжать выпивши на такое богоугодное мероприятие, недопустимо. Как считаешь, я прав? — Губернатор с любопытством посмотрел на помощника, ему нравилось задавать ему различные каверзные вопросы в ожидании ответов на них. С какого-то момента это занятие превратилось для него небольшим развлечением.
— Я с вами согласен, Игорь Теодорович. Если кто-то учует запах, пойдут неприятные разговоры.
— Да, черт с ними, до выборов еще далеко, все забудут. Я о другом аспекте. — Каракозов выжидающе посмотрел на Несмеянова.
— Хотите сказать, что даже неверующий не должен совершать богопротивные поступки?
— Что-то вроде того. — Каракозов задумался, в нем ненадолго пробудился философ, кем он был по своему первоначальному образованию. Причем, в последнее время это пробуждение происходило почти исключительно в разговорах с помощником. — Есть некий код Вселенной, который требует от человека определенного поведения. Можно во что-то верить или не верить, но соблюдать его надо непременно.
— Например? — с интересом посмотрел на него Несмеянов.
— Например, — задумался Каракозов. — Ты вошел в дом врага, которого ненавидишь и презираешь. У него в нем идеальная чистота. Ты же не станешь плевать на пол или справлять посреди комнаты нужду только потому, что ты ненавидишь этого человека. Разве не так?
— Согласен, Игорь Теодорович. Есть вещи, которые недопустимо делать ни при каких обстоятельствах.
— Об этом я и говорю. Всегда должно быть что-то абсолютно недопустимое. Те, у кого его нет, это потенциально страшные люди. — Каракозов вдруг поймал себя на том, что сам далеко не всегда соблюдал это правило. Если покопаться в его прошлом…
— Вам уже пора ехать. Хотя недалеко, но могут быть в это час пробки. Даже вам не всегда удается их объехать.
— Едем. Анатолий, вы — тоже.
— Как скажите. Звоню, чтобы организовали кортеж.
Каракозов кивнул головой. Все же быть губернатором при всех издержках приятно.
4
Кортеж губернатора, несмотря на мигалки, достаточно медленно пробивался по улицам. В этом час они уже были сильно запружены, и почти никто не горел желанием уступать дорогу. Впрочем, Каракозова это не сильно огорчало, он не испытывал особой охоты участвовать в освещение храма. Церемония предстояла быть длительной и утомительно скучной. Он вообще не любил смотреть на священников, не мог отделаться от мысли, что они не более, чем высокооплачиваемые паразиты и тунеядцы. Расходовать из казны на них и вообще на церковь деньги — понапрасну их только растрачивать. И это тогда, когда есть много действительно важных и неотложных нужд, на которые надо находить средства.
Но когда год назад он стал губернатором, то одним из первых его деяний стало возобновление финансирования постройки храма. Пришлось затратить немало усилий, подключить спонсоров, бизнесменов, чтобы они бы выделили средства на это богоугодное дело. Особым желанием за редким исключением, никто не горел. Но он продавил этот вопрос, и строительство возобновилось. За что заслужил признательность местного духовенства. Только жалко, что он не может ответить им тем же. Правда, свое недоброжелательство к ним Каракозов тщательно, и как он был уверен, успешно скрывал.
Кортеж в очередной раз застрял в пробке. Каракозов откинулся на спинку мягкого кресла, достал из небольшого бара бутылку воды, с удовольствием выпил. В какой уже раз ощутил удовлетворение от своей жизни. Кто бы мог подумать двадцать пять лет назад, что он проделает такой длинный и извилистый путь от нищего студента из глухой провинции до губернатора одной из самых больших в стране областей. Ему очень нравилось чувствовать себя в ней полновесным хозяином, которому все подчиняются, слова которого хватают на лету. Взять бы хотя бы его помощника Несмеянова. Каракозов невольно скосил на него глаза; тот поймал его взгляд и посмотрел на него, словно вопрошая — чего хочет его шеф? Но шеф сейчас от него ничего не хотел, Несмеянов просто попал в водоворот его мыслей. Хотя с другой стороны этот молодой человек в некотором роде загадка для него. Да, внешне он услужлив, почти даже раболепен, но иногда у Каракозова вдруг неизвестно откуда рождается ощущение, что все это только внешнее проявление, за которыми скрывается совсем другая натура.
Ладно, сейчас не тот момент, чтобы размышлять о Несмеянове. Сегодня ему еще предстоят гораздо более важные дела, в том числе невообразимо приятные. Но они немного позже, а пока надо добраться до цели этой поездки и вытерпеть весь этот бессмысленный ритуал.
В его жизни огромное число приятных дел, но, увы, есть и неприятные. Одно из них — регулярно приходиться притворяться, скрывать свои мысли, вещать не то, что думаешь. Но это плата за его положение. Так уж устроено, что за хорошее приходиться расплачиваться чем-то плохим — таков уж закон жизни. Его он уяснил давно и смирился с тем, что это правила невозможно обойти, от него невозможно уклониться. Конечно, есть правдолюбцы, которых не смущает ничего. Но, во-первых, их мало, как алмазов в породе, а во-вторых, они практически все без исключения плохо кончают. Правда и жизнь почти несовместимы друг с другом. Можно сколько угодно причитать по этому поводу, вот только изменить ничего нельзя. По крайней мере, никому не удалось. А он, Каракозов, хорошо знает историю, в свое время после философии она была любимым предметом. И он усвоил накрепко ее урок — не лезть на рожон, не отстаивать то, что отстоять все равно не удастся. Если хочешь, чтобы тебя смели, нет вопросов, бейся за то, что считаешь правильным. Только потом не жалуйся, что оказался в глубоком ауте; ведь это твой осознанный выбор. И не говори, что не ожидал, что так получится; а это уже большая ложь.
Кортеж снова двинулся с места и, набирая скорость, помчался по магистрали. На ней стало немного свободней, некоторые машины даже пропускали вперед колонну губернатора. Вряд ли водители знали, кто в ней находится, но догадывались, что едет большое начальство.
Каракозов посмотрел в окно, до цели поездки оставалось ехать не более десяти минут.
Возле храма собралась солидная толпа. Машины кортежа заняли заранее отведенные для них места на стоянке, после чего представители службы охраны стали пробивать коридор для губернатора. Каракозов шел не быстро, но и не очень медленно, не смотря по сторонам, но кожей ощущая направленные на него сотни взглядов. Такое всеобщее внимание повышало его тонус.
На паперти его ждал местный епископ Силуан. При виде губернатора он поспешно направился ему на встречу.
Они хорошо знали друг друга, потому что за год, что Каракозов руководил областью, встречались не меньше раз двадцати. Некоторые встречи проходили в узком кругу и были весьма продолжительными. Но, несмотря на это, близких доверительных отношений между ними не возникло. Оба, не сговариваясь, держались друг от друга на расстоянии. Они чувствовали, что во многом являются антиподами, хотя старательно скрывали это обстоятельство.
Епископ не нравился губернатору. Из сводок ФСБ ему были известны о нем некоторые весьма неприглядные вещи. Например, что церковный иерарх не гнушался гомосексуальными связями. Делал он это очень законспирировано; такой конспирации позавидовала бы любая разведка. Но агенты ФСБ сумели проведать об этих порочных увлечениях владыки. Так же его подозревали в финансовой нечистоплотности во время возведения храма; часть отпущенных на эти цели средств прилипли к его рукам. Кое у кого из областной администрации возникла даже мысль предать эти факты публичной огласки или возбудить уголовное дело. Но Каракозов прекрасно сознавал, что если такое случится, придется ему иметь дело с высшим руководством церкви, а это сулило большие неприятности. А потому запретил что-либо предпринимать. К тому же он мало сомневался в том, что если этого человека отстранят от исполнения обязанностей или даже посадят, придет другой, ничуть не лучше.
— Игорь Теодорович, очень рад вашему появлению, — произнес епископ, протягивая руку Каракозову. — Все с нетерпением вас ждут.
— Прошу прощения, Владыка, немного задержали пробки. Трафик в городе стал просто ужасным. Такое чувство, что все население обзавелось автомобилями.
— Надеюсь, ваш путь был благополучен. — Епископ перекрестил губернатора, в ответ тот поцеловал ему руку. — Можем приступать?
— Разумеется. Все же ждут.
По сценарию первым должен был выступить епископ Силуан, за ним — губернатор. Речь, точнее ее тезисы написал ему Несмеянов. Перед тем, как отправился на церемонию, Каракозов их просмотрел и остался доволен — помощник губернатора не слишком много внимания уделил религиозному аспекту — значению храма для прихожан, для церкви, а больше места уделил самому строительству, тем немалым сложностями, которые пришлось преодолевать, чтобы собор был бы наконец-то воздвигнут. Каракозов поразился тому, как точно Несмеянов расставил акценты, именно так, как хотел он, губернатор.
Речь была рассчитана не более чем на десять минут. После того, как епископ закончил свой спич, Каракозов уверенно произнес свой. После чего начался сам обряд. Епископ и губернатор во главе большой процессии прошествовали внутрь храма. Подошли к престолу, владыка торжественно, демонстрирую всем свои действия, положил по него антиминс.
Официально речь шла о частице мощей одного местного святого, жившего в этих краях сто пятьдесят лет назад. Но Каракозову было известно, что, на самом деле, это обман, никаких его мощей не сохранилось, а завернули в антиминс останки обычного человека. Об этом ему было известно из все той же сводки ФСБ.
Затем освятить должны были алтарь и сам храм. Перед тем, как сюда ехать, Несмеянов подробно рассказал Каракозову о том, как будет проходить вся церемония, сколько примерно времени она займет. И сейчас Каракозов с тоской думал, что освободится еще не скоро. А ведь после освещение начнется литургия, на которой он просто обязан присутствовать.
Конечно, быть губернатором очень приятно, но в какой уже раз ему становится почти невмоготу от необходимости соблюдать различные и почти всегда бессмысленные ритуалы и процедуры. И нет никакой возможности каким-либо образом их избежать. Что ж, придется вытерпеть все и на этот раз.
5
Вечером Плотин пришел к Аммонию. Чтобы его найти, пришлось приложить немало усилий, поплутать среди покосившихся построек местной бедноты. Сам дом то ли грузчика, то ли философа был мал, и, судя по тому, что слегка покосился, стар. Но его вид не удивил и не смутил искателя истины, он взглянул на строение и тут же забыл о нем. Плотин был весь в предвкушении долгожданной встречи.
Внутри дом Аммония соответствовал его внешнему состоянию. Одна небольшая комната была почти пуста от мебели, в ней присутствовало только самое необходимое. Плотину это понравилось, все точно так же, как в коморке, в которой он поселился. Значит, он не ошибся, между ним и Аммонием есть нечто общее.
На Аммонии была другая одежда, чем та, какая была утром в порту, более чистая, но почти такая же изношенная.
— Я ждал тебя, Плотин, — произнес хозяин дома. — Садись.
Плотин сел на скамью. Аммоний посмотрел на него и неожиданно улыбнулся.
— Таким я тебя и представлял, — вдруг произнес он.
— Представляли? — удивился Плотин. — Но мы познакомились лишь утром.
Аммоний, не соглашаясь, покачал головой.
— Наше знакомство состоялось давно. Просто сегодня оно материализовалось. Этого события я давно ждал. Ведь и ты — тоже?
Плотин ненадолго задумался.
— Да, — согласился он. — Я жду уже долго нашу встречу.
— Когда двое ждут одного и того же, это обязательно случится, — убежденно произнес Аммоний. — Это же то, что хотят от нас Боги. — Хозяин дома погрузился в свои мысли. Плотин терпеливо ждал. Внезапно Аммоний встрепенулся. — Сформулируй, что более всего ты хотел бы узнать, какой вопрос тебе особенно сильно беспокоит? Ведь он непременно есть, иначе ты бы не оставил свой дом и не стал искать того, кто поможет найти на него ответ.
Теперь задумался Плотин. Его поразило, как верно Аммоний охарактеризовал то, что мучило его уже давно. Но вот как правильно все сформулировать? Это совсем не просто, в его голове постоянно копошился огромный муравейник мыслей. И далеко не всегда удавалось их привести в порядок, выстроить в нечто такое, что хотя бы отдаленно напоминало некую систему.
— Ты затрудняешься? — спросил Аммоний, не сводя с него взгляда.
— Я ищу правильный ответ.
— Тогда не торопись, ищи хоть до утра. А мне надо будут лечь спать, завтра на работу. Если и тебе захочется прикорнуть, эта лавка в твоем распоряжении.
Аммоний лег на кровать и закрыл глаза. Плотин с изумлением увидел, что буквально через минуту тот заснул. Это было понятно по тому, как с шумом вырывался воздух из его носа.
Плотин тоже закрыл глаза, но не заснул, а погрузился в себя. Не так он представлял их первую встречу. Почему-то он не сомневался, что они начнут долгий, нескончаемый разговор. Он так давно ждал человека, который удовлетворит его жажду знаний, которая давно мучает его. У него скопилось так много вопросов, ждущих немедленных ответов. А вместо них человек, который он надеялся, даст на них разъяснения, как ни в чем не бывало, спокойно спит.
Мысли вдруг сами собой переместились в другую плоскость. Аммоний хочет знать, что более всего беспокоит его, Плотина, что не дает ему покоя? А ведь до сих пор он не задавал себе такого вопроса, даже на ум он не приходил. Много чего ему хотелось узнать, многое что прояснить, но вот самое главное, с чего все начинается, об этом он как-то не задумывался.
Плотин открыл глаза и посмотрел на Аммония. Тот все так же спал. А чего он этому удивляется, на такой работе, как у него, человек отдает все силы. И для восполнения их требуется отдых. Это он, Плотин, занят исключительно поиском знаний. Прямо скажем, труд не простой, но все же не столь изнурительный. Аммоний прав, что заставил его задуматься о том, с чего же все начинается, что побуждает его искать смысл природы вещей? Без начала нет продолжения, не будет начала, не будет ничего. Мы имеем дело то ли с конечным, то ли с промежуточным результатом этого процесса. И редко задумываемся о том, что дало ему старт. Наше обыденное сознание воспринимает такое положение вещей, как само собой разумеющееся, и даже не задумывается, почему именно так, а не иначе. Но это же не правильно иметь дело с результатом, а не с его источником.
Аммоний хотел того или нет, но навел его на важные размышления — отныне главная их тема будет, что породило то, что порождает все остальное? Только если проникнуть в эту основу всего можно распутывать клубок всех остальных причин и следствий. Даже странно, что до этой минуты он не понимал такой простой истины, мучился, путался, блуждал по нескончаемому лабиринту своих мыслей, не понимая, почему он так сильно ими не удовлетворен.
В волнении Плотин встал, вышел из дома и остановился на крыльце. Город спал, вокруг не было ни света, ни звуков, даже ветер затих. Зато прямо над головой многочисленными звездами расцвечивалось александрийское небо. Где-то там и находится источник всего, вдруг подумал Плотин, рассматривая созвездья. А может, и не там. Что мы знаем о мироздании? Почти совсем ничего. Это совершенно неизведанный нам мир со своими тайнами. И все же он не случайно навис всей своей непомерной тяжестью над нами, какой-то смысл в этом должен быть. Попытаться разгадать его или хотя бы приблизиться к разгадке — долг, который потребует от него огромных усилий.
Плотин вдруг почувствовал облегчение, он понял, что решил для себя нечто важное. И отныне ему будет в чем-то легче. Нет, не легко, об этом можно и не мечтать, но появляется некая определенность, которая позволит ему идти своим путем.
Плотин вернулся в дом. Аммоний все так же спал, Плотин лег на скамейку. Было жестко, но ему это не сильно мешало, он привык ко всему. Закрыл глаза и почти сразу заснул.
Когда Плотин проснулся, Аммоний уже готов был покинуть дом. Он снова был одет в свою рабочую спецовку.
— Выспался? — поинтересовался Аммоний.
— Да, — кивнул головой Плотин.
— Хочешь мне что-то сказать?
— Я долго думал… — начал Плотин.
— У меня мало времени, у нас штрафуют за опоздания, — прервал его Аммоний. — Говори короче.
— Первоначало, — произнес Плотин.
— Что первоначало? — довольно резко переспросил Аммоний.
— Причина всех причин — вот, что для меня самое важное. Не поняв его, нельзя понять и все остальное, это будет не более чем обман.
— Я услышал тебя, юноша. Мне подходит твой ответ, хотя он и довольно поверхностен. Я готов взять тебя в свои ученики. Приходи через день, соберется еще несколько человек. Ты прав, по крайней мере, в одном — не поняв, с чего все начинается, невозможно идти дальше. Но это самое трудное из того, что может быть. Мы никогда это не увидим, не сумеем никогда осязать. То, что непроницаемо, и есть самое важное. Буду тебя ждать.
6
Вечером Плотин вошел в уже знакомый ему дом, где он провел предыдущую ночь. Аммоний был ни один, и это огорчило молодого человека — почему-то он был уверен, что этот вечер они проведут наедине друг с другом в непринужденной беседе, которой никто не сможет помешать. Ему так много хочется сообщить Аммонию, но во много раз больше — услышать от него то, что тот посчитает нужным ему сказать. Жажда новых знаний и впечатлений была у Плотина столь сильна, что периодически спирало дыхание. Требовалось некоторое время для его восстановления.
— Входи, Плотин, — приветствовал его хозяин дома. — Знакомься, это мои ученики. Теперь вы будете заниматься вместе.
Учеников было трое. Они стали знакомиться с новичком. Самой молодой из них назвался Гереннием, он был даже младше Плотина. Не больше двадцати лет, оценил он. Вторым оказался человек по имени Ориген по прозвищу Христианин, лет ему было приблизительно сорок. И третий представился, как Кассий Лонгин. Судя по имени, он был римлянином. Да и по внешности и по манерам — тоже. Позже это предположение Плотина подтвердилось. В Александрию приехал, как сам он выразился, за мудростью. Судьба его привела к Аммонию, о чем он нисколько не жалел. Впрочем, все это Плотин узнал позднее.
— Располагайся, — показал на свободное место на скамье Аммоний. Оно было единственным, точнее, можно было приземлиться еще на полу, который, судя по его виду, мыли не часто. — Мы сегодня говорим о Благе. Послушай.
— Я весь во внимании, учитель, — отозвался Плотин.
Аммоний бросил на него пристальный взгляд. Что он мог означать, Плотин не знал. Впрочем, он почти сразу забыл об этом.
— Вы должна понимать, что все в человеке стремится к Благу. Такова его подлинная природа. И по-другому быть не может, ведь все, что в ней есть одушевленного и не одушевленного зависит от него. Не будет блага, не будет этого мира.
— Но как в таком случае примирить то, что ты говоришь с тем, что этот мир весь пропитан борьбой? Все борется друг с другом и природа, и все люди, — подал реплику Кассий Лонгин.
Плотин бросил на него взгляд, пытаясь понять, что кроется за этими словам у спрашиваемого.
— Ты прав, Кассий Лонгин, но это по большому счету ничего не меняет, — проговорил Аммоний. — Благо рождается не само по себе, оно возникает из борьбы. Иначе мир был бы благостен, а он не такой. Научитесь различать благо и благостность. Взаимная несправедливость людей может проистекать из их стремления к благу, хотя они этого могут и не понимать. Не будучи в силах его достичь, люди делают друг другу зло, но именно тот, кто его приносит, наказывает больше всего не другого, а самого себя, ибо наносит неисправимый вред своей душе. Не лучшее падает до худшего, но худшее появляется из-за низкой природы человека, которая мешает ему воспринимать лучшее, видеть и стремиться к благому. Люди склоняются ко злу, потому что не видят и не понимает, что есть добро. А непонимание добра напрямую связано с тем, что человек охвачен телесными желаниями. Они заслоняют ему все; все его устремления только на одно — на их удовлетворения. Такие натуры никогда не придут к благу.
— К благу ведет любовь, разве не так учитель, — проговорил Ориген. — Об этом наставлял Иисус Христос. Разве это не единственный путь к благу?
— Конечно, Ориген, любовь устремляет человеку к благу. Но часто ли ты видел, чтобы она побеждала в нем зло. И уж тем более то зло, что вокруг нас. Я сам был христианином и знаю, что ваша вера постоянно и при любых обстоятельствах требует молиться Всевышнему. Но меняет ли это хоть что-то? Мир — это поле для борьбы, а в ней побеждает тот, кто оказывается сильней, а не тот, кто усердно придается молитве. Зло нужно побеждать, оно само не исчезнет. Более того, я скажу вам, что зло — это часть блага. Логос, создавая его, понимал, что без него мир не будет цельным. Всему в нем отведено свое место. Благо возникает, когда человек понимает, что должен отринуть зло, преодолеть его в себе и побороть вокруг себя. Благо возникает не само по себе, а из нашей силы, из стремления расчистить вокруг себя все нехорошее и посеять на этом месте хорошее. А ты, что думаешь Плотин?
Вопрос Аммония застал его врасплох. Разумеется, он размышлял на эти темы, но еще ни разу не рассуждал о них публично. Но он понимал, что сейчас должен ответить на этот вызов. Он сосредоточился.
— Благо восходит к Единому. Тот, кто хочет его достичь, не может не вступить на путь постижения блага. Другого просто не существует. Единое — это высшее проявление блага.
Аммоний, который до этого расхаживал по комнате, вдруг резко остановился.
— Не зря я тебя ввел в свой кружок. Ты верно расставил приоритеты. Продолжай дальше идти в том же направлении.
Плотин ощутил радость. Он и сам не ожидал услышать от себя эти слова. И уж тем более в тот момент он не знал, что его путь к Единому, сделает его навсегда знаменитым, закрепит его место в мировой науке о разуме. Тогда же шестым чувством он осознал, что его мучительные поиски самого себя нет, не пришли к завершению, но вышли на дорогу, по которой ему предстоит идти всю оставшуюся жизнь. Он вдруг ощутил прилив самого настоящего счастья.
7
Обратный путь оказался даже медленней, чем дорога к храму. Машин на автотрассах сильно прибавилось. Но Каракозова это не сильно волновало, основные дела, связанные с работой, он уже сделал, а до других, более приятных дел времени оставалось достаточно.
— Как считаешь, церемония освещения храма прошла удачно? — поинтересовался он у сидящего рядом помощника.
Несмеянов повернул к нему голову и несколько мгновений смотрел на него.
— Ваше выступление всем понравилось, — ответил Несмеянов.
— Почему так решил?
— Я наблюдал за реакцией людей, они остались довольными.
— Откуда ты знаешь, может они были довольны совсем другим.
— Чем же, например, Игорь Теодорович?
— Что в городе появился кафедральный собор. Разве это не большое событие для жителей?
Теперь пристально посмотрел на своего помощника уже губернатор.
— Не думаю, — произнес Несмеянов.
— Почему ты так не думаешь? — едва заметно усмехнулся Каракозов.
— Вряд ли раньше люди чувствовали сильный дискомфорт от того, что такого храма не было. Если даже такие и были, то их совсем немного.
— Хочешь сказать, что мы напрасно занимались достройкой храма, вложили в это дело, в том числе совсем немалые бюджетные деньги?
— Люди делают огромное количество напрасных дел. Одним больше, одним меньше — ничего не меняет.
— Вот как! — Каракозов подумал, что и раньше его помощник периодически высказывал «еретические» мысли, но на этот раз он, кажется, разошелся.
— Из твоих слов вытекает, что городу храм ни к чему. Я правильно их интерпретировал?
— Городу точно не знаю, но вам он не нужен.
— Откуда такой вывод?
— Вы не верите в Бога.
— Я регулярно хожу в церковь.
— По праздникам, когда вам положено по статусу. Да и не в этом дело.
— В чем же тогда?
— Я с вами провожу много времени. И вижу, что вы не только не верите в Бога, вы вообще о нем не думаете. Что Он есть, что Его нет, вам все равно.
— Интересное наблюдение, — пробормотал Каракозов. Он подумал, что его помощник, в самом деле, что-то разошелся. Его слова можно воспринимать, как хамство или наглость, а можно пропустить мимо ушей, как будто ничего особенного сказанного не было. Как же ему поступить?
— Предположим, ты в чем-то прав. Что из этого?
— Вы не должны в этом случае заниматься храмом. Пусть это делают другие.
— Почему?
— Потакать толпе — самое последнее дело.
— Даже, если эта толпа — твои избиратели.
— Это ничего не меняет. Разве любой из нас не должен заниматься только тем, во что он верит? А если человек делает то, во что не верит, как минимум, он спускается по лестнице вниз.
Когда вернемся в мой кабинет, то предложу ему уволиться по собственному желанию, пронеслись в голове у Каракозова. Не знаю, зачем и почему, но он только что переступил черту допустимого. К чему ему такой помощник? Что в следующий раз он заявит?
Каракозов бросил взгляд на Несмеянова. Тот выглядел абсолютно невозмутимым, словно ничего особенного он сейчас не произнес. Уволю, но не сегодня, возможно, завтра или в другой день, мысленно перенес Каракозов дату увольнению. Сначала целесообразно выяснить, чего же все-таки Анатолий добивается? Не просто же так он затеял этот странный разговор.
К Каракозову вдруг пришла мысль, что нельзя исключить, что Несмеянов — засланный его политическими конкурентами или недоброжелателями казачок. А их у него в области предостаточно. Все же он тут чужак, и это ощущает едва ли не на каждом шагу. Вслух, разумеется, ему такое никто не высказывает, но информации на сей счет поступает к нему обильно. И все же интуиция подсказывала, что Несмеянов все-таки из другой категории. У него иные интересы и устремления. Иначе он бы вел себя как-то иначе, не так откровенно и вызывающе.
Нет, вдруг решил Каракозов, он не станет его увольнять до тех пор, пока с ним окончательно не разберется. Это даже по-своему интересно, что-то вроде кроссворда, или ребуса. Он вдруг поймал себя на том, что помощник чем-то напоминает его самого, только молодого. Сходство, возможно, не такое уж и большое, но оно есть.
Впереди показалась резиденция губернатора.
— Спасибо, Анатолий, за откровенность, я услышал тебя, — произнес Каракозов. — Мы еще как-нибудь продолжим этот разговор. Конечно, если ты не возражаешь.
— В любой момент, когда захотите, Игорь Теодорович.
— Вот и прекрасно! А теперь у меня к тебе малюсенькое поручение, — купи цветы. Букет должен быть большим и красивым. Но в меру. Жду тебя в своем кабинете через час.
8
Каракозов занимался разными мелкими делами, но думал не о них, а о другом — о своем предстоящем визите. Он чувствовал сильное волнение. Давно с ним не происходило такого эмоционального взлета. И все из-за женщины, с которой он шапочно знаком. Его самого удивляло это обстоятельство. В молодости он был влюбчив, женщины, точнее, девушки волновали его безмерно, о тех, кто ему нравился, мог думать едва ли не целыми днями. Но все это было давно, с тех пор, как он полагал, сильно остепенился. Это не означало, что слабый пол перестал его волновать, но все же он был уверен, что и его чувства, и его поведение находятся под контролем.
Но, как показывают события, это не совсем так. Хорошо это или плохо, задал он себе вопрос. Хорошо то, что это означает, что в нем сохранилась юношеская пылкость, она не покрылась коростой прошедших лет, не погасла под влиянием медленно, но неуклонно надвигающейся старости, хотя до нее еще далеко. Плохо то, что события могут выйти из-под его контроля и принять необратимый и непредвидимый характер. Такое с ним уже случалось в жизни, и он бы не хотел повторения. К тому же губернатор — публичный человек, за его поведением пристально следят сотни самых разных людей. И они с огромным удовольствием предадут огласке, с их точки зрения, его недопустимое поведение. А вот тогда все может быть, в том числе, и конец карьеры. Сколько он видел таких, которые поскользнулись на самых разных, на первый взгляд, пустяках. Где они теперь? Кто спился, кто тихо ушел в отставку, и коротает бессмысленные дни на даче, кто оказался за решеткой, а кто вообще отправился в небытие. Нет, ему следует действовать предельно осторожно и не допускать ошибок. Но и лишать себя удовольствия было бы не меньшей глупостью. Он не для того с таким упорством, жертвуя многим, пробивался наверх, чтобы пребывать сейчас в унынии и в грусти, лишая себя самого большого наслаждения.
Каракозов отодвинул от себя бумаги. Не со всеми из них он поработал, но решил, что они могут подождать. Сейчас он намерен заняться другими делами, он должен сегодня предстать перед предметом своей страсти в максимально привлекательном виде. Ему известно, что он это прекрасно умеет делать, только надо подготовиться, как следует. Тогда его шансы повышаются.
Появился Несмеянов. Каракозов взглядом оценил купленный им букет и остался доволен — с такими поручениями его помощник справляется отлично. Может, все же не стоит его увольнять? Он, конечно, позволяет себе периодически лишние, сомнительные высказывания, но, возможно, это и хорошо, и уж точно, куда лучше, чем раболепные подчиненные, от которых кроме банальных верноподданнических речей ничего не услышишь.
— Можешь быть до завтра свободным, Анатолий, — сказал Каракозов. — Позови мне начальника моей службы безопасности.
Вошел начальник службы безопасности Бригаднов, уже довольно пожилой мужчина.
— Александр Евгеньевич, я еду в драмтеатр. Очень прошу, обеспечить минимальное количество охранников. Там, куда я отправляюсь, более чем безопасно.
— Я вас прекрасно понимаю, Игорь Теодорович, но есть инструкции. Если с вами что-то случится, мне не поздоровится. Быть губернатором приятно, но есть и неудобные моменты.
— Это я уже давно понял, — вздохнул Каракозов. Он решил, что бесполезно настаивать на своем. — Через пятнадцать минут отправляемся.
В театр Каракозов приехал, когда пьеса уже началась. Это он сделан сознательно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Он занял место в губернаторской ложе и стал смотреть.
Давали спектакль: «Кто боится Вирджинию Вульф?». Он до этого пару раз смотрел эту пьесу. И вряд ли бы пошел делать это снова. Но его интересовала исполнительница главной роли Виолетта Турчина. Когда он увидел ее мельком первый раз на одном из мероприятий, то тот час почувствовал удар. И понял, с ним случилось то, что не случалось уже много лет. Тогда ему удалось с ней познакомиться, но встреча продолжалось всего несколько минут, так как подошел ее муж, и ему пришлось ретироваться, чтобы супруг актрисы не заметил его чрезмерного интереса к своей жене.
С тех пор Каракозов посещал все спектакли с ее участием. Правда, их было совсем немного, да и роли были небольшие. Так получилось, что он стал губернатором, а она поступила в труппу местного драмтеатра, переехав из другого города, почти одновременно. Он понимал, что в отличие от него, у нее гораздо меньше шансов преуспеть. В театре все позиции давно заняты, примы определены и никто тесниться с новоприбывшей не собирается. Каракозов быстро смекнул, что если не поможет ей, шансов пробиться у нее немного. К тому же он навел справки, и понял, что она не из тех, кто расталкивает соперниц локтями. Потому и ушла из предыдущего театра, где ей перекрыли все пути для продвижения.
Каракозов решил действовать. Однажды он попросил своего помощника позвонить в театр главного режиссеру и сообщить тому, что хочет побеседовать с ним на предмет помощи, которой может оказать. И попросил того предоставить список самых насущных нужд.
Чтобы не афишировать встречу, Каракозов пригласил главного режиссера в загородную резиденцию губернатора — в уютный коттедж, расположенный в маленьком закрытом и хорошо охраняемом поселке. Там, за обильно накрытым столом они проговорили весь вечер. Каракозов хорошо подготовился к беседе, прочитал едва ли не все, что было в Интернете, о театре, познакомился с отзывами о спектаклях. Они долго обсуждали современное театральное искусство, в каком оно состоянии и куда катится.
Главреж был в восторге, заявив, что впервые встречает чиновника, который так хорошо и тонко понимает в современном искусстве и театр особенно. На степень восторга прибавило и то, что Каракозов обещал удовлетворить все нужды, с которыми обратился к нему главный режиссер.
Оба были уже изрядно пьяны, когда Каракозов обратился к своему собеседнику с просьбой, ради которого и затеял этот ужин. Для него это был не простой момент. С одной стороны ему не хотелось, чтобы главный режиссер понял истинную подоплеку его интереса к делам театра, с другой — он сознавал, что так или иначе придется раскрыться; ведь не с идиотом же он имеет дело, а с ушлым человеком, который много чего повидал на своем веку. И ни раз использовал актрис для удовлетворения не только своих творческих, но и мужских интересов. Об этом Каракозов прочитал в докладной записке, которая была составлена по его просьбе.
Каракозов начал издалека. Он сказал, что считает театр очень живым организмом, в котором постоянно должно что-то меняться, двигаться, развиваться. В противном случае начинается застой, неизбежно переходящий в упадок. Это относится и к актерскому составу; плохо, когда все лучшие роли играют одни и те же актеры. Это снижает потенциал спектаклей, сокращает интерес к ним зрителям, которые не видят свежих лиц. После этих слов он посмотрел в лицо главного режиссера и понял, что тот крайне внимательно его слушает. И даже если он изрядно пьян, это ничуть не снижает степень его внимания.
Уже через несколько секунд Каракозов убедился, что прав.
— Игорь Теодорович, — обратился к нему главреж, — вы можете со мной разговаривать совершенно открыто. Кто конкретно вас интересует?
Секунду поколебавшись, Каракозов назвал фамилию. Главный режиссер понимающе улыбнулся.
— У вас отменный вкус, — оценил он. — Я и сам положил на нее глаз. Но теперь даже не стану смотреть в ее сторону. Вы понимаете, только как мужчина, а не как режиссер. Что вы предлагаете?
— Сделать новую премьеру, и поручить ей главную роль. Ну, а какой конкретно спектакль, — это уже на ваше усмотрение.
С момента того разговора минуло полгода. Сегодня как раз и состоялась премьера спектакля, в главной женской роли которого была занята Виолетта Турчина.
Каракозов смотрел на сцену, и ему все больше нравилась Турчина, и как женщина, и как актриса. Ее нельзя было назвать ослепительной красавицей, но она была вся пронизана невероятно волнующей женской привлекательностью. Ее лицо, голос, жесты и движения были наполнены неизгладимым очарованием. Смотреть на нее, как на огонь и воду, можно было бесконечно, это зрелище не надоедало, и не утомляло.
Спектакль продолжался и в какой-то момент по-настоящему увлек Каракозова. Он был рад тому, что главный режиссер был действительно хорошим режиссером, а потому помогать ему и театру было приятно. Усилия и средства, которые затрачивались на эти цели, были не напрасно потраченными.
Спектакль постепенно приближался к финалу, и Каракозов стал испытывать определенное волнение. Он был опытным ловеласом и покорил немало женщин, но вот сейчас привычной уверенности не испытывал. Он сомневался, что его дама сердца окажет ему благожелательный прием. Из донесения он знал, что она если не любит своего мужа, то относится к нему хорошо, и между супругами царит согласие. Тем более, не изменяет ему. А это способно повлиять на его намерения.
Перед премьерой он созвонился с главным режиссером. После той памятной встречи они общались не часто, зато всегда доверительно. Каракозов сообщил ему, что намерен навестить актрису после спектакля в ее театральной уборной. Главный режиссер тут же смекнул, какой услуги хочет от него губернатор, и сказал, что предупредит ее о визите высокого гостя. Более того, постарается, чтобы в тот момент никого у нее не было.
Спектакль закончился, зал разразился овацией. Подождав, когда закончатся аплодисменты, Каракозов в сопровождении двух охранников направился за кулисы. Он знал, где расположена уборная Турчиной; с этой целью специально изучил схему помещений театра.
Он постучался, услышал слово: «войдите». Сделав жест охранникам, чтобы они оставались в коридоре, вошел в помещение.
Турчина сидела за столом в платье, в котором играла свою роль. Она внимательно посмотрела на вошедшего, но при этом не только не встала, но даже не пошевелилась.
— Здравствуйте, божественная Виолетта Сергеевна! — сказал Каракозов. — Понимаю, как вы устали после такого не простого спектакля. Но не мог не заглянуть к вам и не сказать, насколько сильно мне понравилась ваша игра. Прошу прощение за вторжение.
Каракозов сделал несколько шагов от двери и протянул актрисе купленный Несмеяновым букет. Она взяла его, вдохнула в себя аромат цветов и только тогда на мгновение улыбнулась.
— Благодарю вас Игорь Теодорович, — поблагодарила она.
— Вы знаете меня?
— Кто же не знает губернатора. Таких, думаю, в области нет.
— Мне очень приятно. Вы не против, если мы совсем немного поболтаем о спектакле. Я переполнен впечатлениями и мыслями от постановки и особенно вашего исполнения. Но если вы устали, то…
— Я устала, но поговорю с удовольствием. Присаживайтесь.
Каракозов поспешно сел на стул. Турчина заняла место напротив.
— Что вы хотите мне сказать? — поинтересовалась она.
— Я восхищен вашей работой.
— Это вы уже говорили. Мне еще раз сказать: «спасибо»?
— Нет, одного раз вполне достаточно. Я о другом, о вашем таланте к перевоплощению. Ведь Марта намного старше вас. Но это нисколько не заметно.
— Это во многом заслуга гримеров.
— Не согласен. Конечно, они тоже постарались, но на девяносто процентов это ваша игра. Я далеко видел не все ваши роли, но я уверен, это лучшая.
— С этим я согласна, мне очень нравится сама пьеса. А когда артист увлечен тем, что играет, это залог успеха.
— Да, прекрасная пьеса, — согласился Каракозов. — Пьеса о человеческом отчаянии, о том, как человека оставил Бог. Или скорее, человек оставил Бога. А, возможно, имеет место и то и другое. Знаете, я же по базовой специальности философ, и мне совсем не чужды эти темы. Они тянутся еще с античных времен.
— Вы философ? — удивилась Турчина.
— Да. Это вас удивляет?
— Пожалуй.
— А какое образование вы полагали у меня?
— Я об этом не думала. Но уж точно не философское. Тогда понятно…
— Что именно?
— Ваши рассуждения. Я тоже, когда репетировала роль, думала о характере героини, и вообще, о чем пьеса?
— Каковы же ваши мысли?
— Не знаете, поймете ли вы меня?
— Я постараюсь, Виолетта Сергеевна. А могу я вас называть просто Виолеттой?
— Да, конечно, мне будет приятно. Не люблю, когда меня называют по имени отчеству. Так вот о пьесе, точнее, о том, что я думаю о ней. Джордж и Марта глубоко несчастны, и даже не столько друг с другом, сколько каждый сам по себе. Возможно, они запутались в самих себе. И им срочно понадобились зрители, ради которых устраивают эту комедию. Хотя, скорее, трагифарс. Знаете, труднее всего носить все в себе, а когда в какой-то форме вываливаешь это наружу, становится легче. Ведь, правда?
— Абсолютно точно, Виолетта.
— Вот и тут состоялся такой сеанс вываливания. Джордж и Марта пытаются примирить действительность со своим внутренним миром, иначе он может их просто разорвать. Им для этого требуется какой-то перформанс, чтобы он ослабил то напряжение, что внутри них. Вот они и разыгрывают представление перед случайно найденными зрителями. Только у них мало что получается. Зрители уходят, а они снова остаются одни и сами с собой. Оказывается, просто спектакля для этого недостаточно. Кстати, примерно то же самое происходило с Вирджинии Вульф. Пока я готовила роль, то читала ее книги и ее биографию. Ее всю жизнь преследовали галлюцинации, и то, что устроили герои пьесы, в каком-то смысле тоже является галлюцинацией, но на яву.
— Вы не только невероятно привлекательны, Виолетта, но и умны! — не сдержал восторг Каракозов. Он действительно испытывал восторг от молодой женщины. — Даже не представляете, как хочется продолжить наш разговор о пьесе и не только. Но, понимаю, как вы утомлены. У вас очень энергозатратная роль. — Каракозов сделал вид, что задумался. — А знаете, дорогая Виолетта, а почему бы нам это однажды не сделать в каком-нибудь более приятном для таких дел месте. Мне очень хочется с вами побеседовать. Вы очень талантливая актриса, и я готов в мере своих скромных сил помогать вашему продвижению в нашем театре. Вместе мы сила, — улыбнулся он.
Каракозов видел, что его слова погрузили в задумчивость актрису. Он с таким волнением ждал ее ответа, что слышал, как учащенно и громко бьется его сердце.
— А почему и нет, — вдруг произнесла она. — Когда?
— Да, хоть завтра. Какое у вас расписание?
— Днем у меня репетиция. Но вечером я свободна.
— Прекрасно! Тогда я заеду за вами после репетиции. Вас не смущает, если к вам зайдет мой человек и пригласит в машину. Я там буду вас ждать.
На секунду между бровями актрисы образовалась складка.
— Вы же губернатор, и вам не хочется светиться. Я правильно вас поняла?
— Так оно и есть.
— Хорошо, пусть будет так, как вам удобно, — согласилась Виолетта.
Каракозов встал, взял в свою руку ладонь актрисы и нежно ее поцеловал.
— Тогда до завтра.
Он давно забыл тот день, когда был так же счастлив, как сейчас.
9
Теперь почти каждый вечер Плотин шел к Аммонию. Хотя иногда учитель просил его позволить ему отдохнуть, так как работа забирала много сил. В этом случае он встречался со своими товарищами по кружку. Они беседовали на разные темы, собираясь чаще всего в попинах. Плотину там не нравилось, так как обычно было шумно; все пили, кричали, ели, часто стоя, так как сидящих мест на всех не хватало. Да и публика была самая что ни на есть низкая: рабы, вольноотпущенники, бедные иностранцы. Зато здесь было дешевле, чем в тавернах, а деньги приходилось экономить. С каждым днем их становилось все меньше. Сначала Плотин мало обращал на это обстоятельство внимания, но однажды, пересчитав оставшиеся монеты, забеспокоился.
Он решил посоветоваться с учителем; за то время, что он посещал его кружок, у них установились доверительные отношения. Впрочем, больше и не было с кем, других людей в этом чужом для него городе он не знал.
Аммоний задумался.
— Могу поговорить с Афинагором, он вечно жалуется, что не хватает грузчиков. Но работа тяжелая, не всем по силам. Ты молод, справишься?
— У меня нет другого выхода. Мне очень нужны деньги. Домой возвращаться не хочу, хочу быть рядом с тобой. Ты мой учитель. Наверное, эта та плата, которую мне придется заплатить, чтобы ты бы оставался им и впредь.
Так Плотин оказался в порту. Его жизнь резко изменилась; до того, как устроиться грузчиком, он мог ложиться и вставать в любое время, проводить его в размышлениях и путешествиях по городу. Теперь он был в значительной степени лишен этих приятных моментов. За опоздание штрафовали и наказывали, да и сама работа отнимала столько сил, что к концу дня нередко казалось, что ни что другое, кроме как добраться до дома и лечь, уже больше ничего не хочется.
Зато Плотин обнаружил, что способен быстро восстанавливаться; уже через час от былой усталости не оставалось и следа. И он снова был готов внимать учителю.
А вот с Афинагором отношения не очень ладились. Не то, что распорядитель погрузкой его невзлюбил, скорее ему просто нравилось приставать к нему то с разговорами, то с придирками. Это вносило разнообразие в его однообразную жизнь. Плотин же старался работать из-за всех сил; во-первых, от этого зависел его заработок, а во-вторых, если Афинагору что-то не понравится, он может в любой момент выгнать его. И тогда на что жить?
Но была еще одна причина, почему Плотин держался за это место, несмотря на изнурительные нагрузки. Из-за недолгих перерывов на перекус. Они садились с Аммонием отдельно от всех, доставили припасы, чаще всего лепешки, бобы и оливки, реже сыр и яйца, ели и разговаривали. То были лучшие минуты жизни, которые он бы ни на что другое не променял. Никто их не отвлекал от общения, грузчики быстро привыкли, что эти двое уединяются не для того, чтобы кто-либо им мешал. Даже Афиногор, хотя и частенько окатывал их недовольным взглядом, не навязывал им своего общества.
Чаще всего их диалоги касались учений Платона и Аристотеля, а так же Единого и того, как человеку достигнуть состояния, которое можно назвать божественным.
— Пойми, Плотин, — говорил Аммоний, жуя лепешку из пшеницы или ячменя, — путь к Единому один. Когда ты совершенствуешь себя, ты начинаешь к нему восхождение. Когда ты так поступаешь, то сближаешь себя с Ним и умственно и духовно. Я не случайно покинул христианство, так как не нашел в нем пути, по которому я мог бы пойти. Там предлагают молиться и молиться, соблюдать заповеди, верить в благого Бога, который един в трех лицах. Я был готов в это поверить, но куда двигаться дальше? Великий Платон говорит: «Человек, который делает все, что ведет к счастью, зависящим от себя, а не от других людей, принял по-настоящему лучший план для счастливой жизни. Это человек умеренный, мужественный и мудрый». Именно таким призываю я тебя быть. Я вижу, что ты можешь стать для многих примером для подражания. Я это узрел сразу, как ты вошел в мой дом.
— Но что такого есть во мне, что заставляет тебя так говорить? — спрашивал Плотин.
— Ты очень углублен в себя. Таких, как ты, я еще не встречал. Внешнее для тебя помеха, которую ты не можешь устранить. Но стараешься свести отношения с этим миром к минимуму. Такие люди появляются на свет крайне редко, и они предназначены не для обычной жизни.
— Что же мне тогда делать, учитель, как жить?
— Так и живи, все само собой случится. Я предвижу, что ты станешь основателем и учителем мудрости для многих поколений.
— Но такой человек уже есть, это ты.
Аммоний отрицательно покачал головой.
— Ты заблуждаешься, это не я. Если меня и будут помнить, то только в связи с тобой. Но жизнь твоя будет нелегкой и не простой, Единое легко не подпускает к себе близко. Чтобы ощутить его, нужно отдать Ему всего себя. К сожалению, мало кто готов на такую самоотдачу, но без нее мир не изменить.
— А его надо менять? — спросил Плотин и ощутил, как наивно прозвучали его слова.
Некоторое время Аммоний задумчиво смотрел на Плотина. Он был так напряжен, что даже перестал есть, хотя до окончания перерыва осталось совсем немного времени.
— Мир меняется постоянно, Плотин, проходит мгновение — и он уже другой. Жизнь не останавливается, она все время чем-то наполняется и идет вперед. Но что мы при этом видим? Все те же устремления, все те же пороки, мы просыпаемся утром и знаем, что нас ждет. Это обновление, которое не обновляет. Мы движемся по горизонтали; это бесконечное движение, которое никуда не приводит. Люди не думают об Едином, о восхождение к Нему. А без этого и через тысячу лет все будет так же. Да глупцам станет казаться, что все вокруг изменилось, но мудрый будет понимать, что это не более, чем иллюзия. Все осталось прежним. Помни, Плотин, о своем даймонии, это то, что является высшим непосредственно к тому, что ты делаешь в независимости от того, ешь ли ты или размышляешь о чем-то важном. Всегда помни, что в каждом прожитом миге надо искать путь для восхождения. Пока ты не изменишь мир внутри себя, он не изменится ни в чем и нигде.
К ним подошел Афиногор. Его взгляд устремился на разложенную еду, которая на половину осталась не съеденной.
— Хватит болтать, пришло время снова взяться за работу. Боюсь, у вас не хватит на нее сил, если вы и впредь так будете есть. Мне нужны сильные, здоровые и выносливые грузчики. В следующий раз я не допущу вас к погрузке.
Аммоний и Плотин обменялись взглядами и разошлись. Каждый направился к своему кораблю.
10
С некоторых пор Плотин начал замечать, что хозяева квартиры стали относиться к нему не так как раньше, что-то неуловимо изменилось в их поведении. Если в первое время они его почти не замечали, или делали вид, что не замечали, то теперь регулярно попадались ему на глаза и даже пригласили как-то разделить с ними трапезу, так как они видят, что у него самого еды нет.
Это действительно было правдой, Плотин, погруженный в свои мысли, нередко забывал зайти в лавку и купить какую-нибудь снедь. Приходилось ложиться спать голодным. Нельзя сказать, что он был совсем не чувствителен к тому, что его пустой желудок жаловался на такое пренебрежительное отношение к себе, но он приучал себя не придавать этому обстоятельству слишком много значения. Все телесное не более чем помеха на пути к Единому, само тело только мешает, так как требует чересчур много забот. Но и обойтись без них тоже не получается, иначе ослабеешь и уйдешь раньше, чем выполнишь свое предназначение.
А с некоторых пор для него это стало крайне важно. После того, как он стал учеником Аммония, то проникся ценностью собственной жизни. Не просто так он появился на свет, а выполняет важнейшую миссию. Он должен прояснить значение нуса, как движение, ведущее к мировому порядку, откуда проистекает все то, что ведет в этот мир. Плотин чувствовал, что на этот вопрос, который издавна занимал многих мыслителей, он прольет новый, еще невиданный свет.
Впрочем, когда его пригласили хозяева разделить с ними ужин, он решил, что неудобно отказывать им и пошел на их половину. И вскоре догадался, почему последовало это приглашение.
За низким столом возлежали хозяева дома. Но не только они, рядом расположилась девушка на вид лет шестнадцати. Она была хорошо сложена, с не по возрасту четко обозначенной грудью. Он и раньше мельком видел ее, но не обращал внимания. Он даже точно не знал, кто она, то ли дочь, то ли служанка.
Оказалось дочь. По намекам ее родителей Плотин не сразу, но все же догадался, что они не против выдать ее за него замуж. С этой целью стали нахваливать девушку.
Плотин внимательно рассматривал претендентку в жены. Он не мог скрыть от себя, что она ему нравится. Не красавица, но вполне милая, с хорошей фигурой. Но главное было даже не это, а то, что в ней не ощущалась та тупость, которая была заметна в большинстве людях ее сословия. Плотин давно обнаружил в них это качество, и во многом по этой причине сбежал из своего городка. Его удручала распространенная повсеместно умственная ограниченность жителей, отсутствие в них всякого стремления вылезти из своей заскорузлой кожуры. Казалось, то была несмываемая с них печать, какое-то проклятие, от которого никто не мог избавиться.
А вот на лице Агнии — так звали девушку этой печати, этого проклятия он не замечал, наоборот, оно казалось живым и смышленым. Для Плотина это было так непривычно, что он даже не замечал, что разглядывает дочь хозяев дома.
