Лукавые книготорговцы Бата E-Book

Гарт Никс

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 332

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Когда Сьюзен Аркшо решила найти отца, которого никогда не видела, она и представить не могла, с чем столкнется. Да и как можно было представить, что придется бороться с мифическими сущностями Древнего мира?! К счастью, Сьюзен помог клан книготорговцев — леворуких воинов и праворуких интеллектуалов, защищающих наш, Новый, мир от магического вторжения. (И да, в свободное от основной работы время книготорговцы действительно продают книги.) Отец же Сьюзен ни много ни мало один из Верховных королей Древнего мира. Сейчас король погружен в глубокий сон, но скоро пробудится. Чего тогда ждать Сьюзен?.. Пока же она изо всех сил старается жить обычной жизнью и не вмешиваться в дела книготорговцев. Но тут леворукого Мерлина, возлюбленного Сьюзен, затягивает внутрь таинственной карты, а на книжный магазин нападают ожившие статуи. Как остаться в стороне, если дочь Верховного короля, обладательница врожденной силы, — единственная, кто может помочь? Впервые на русском — продолжение захватывающего цикла городской фэнтези о леворуких книготорговцах!

Leseprobe

16+

Garth Nix

THE SINISTER BOOKSELLERS OF BATH

Copyright © 2023 by Garth Nix

Translation rights arranged by Jill Grinberg Literary Management, LLC

and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

Перевод с английского Натальи Масловой

Серийное оформление Виктории Манацковой

Оформление обложки Татьяны Павловой

Никс Г.

Лукавые книготорговцы Бата : роман / Гарт Никс ; пер. с англ. Н. Масловой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025.

ISBN 978-5-389-28826-3

Когда Сьюзен Аркшо решила найти отца, которого никогда не видела, она и представить не могла, с чем столкнется. Да и как можно было представить, что придется бороться с мифическими сущностями Древнего мира?! К счастью, Сьюзен помог клан книготорговцев — леворуких воинов и праворуких интеллектуалов, защищающих наш, Новый, мир от магического вторжения. (И да, в свободное от основной работы время книготорговцы действительно продают книги.)

Отец же Сьюзен ни много ни мало один из Верховных королей Древнего мира. Сейчас король погружен в глубокий сон, но скоро пробудится. Чего тогда ждать Сьюзен?.. Пока же она изо всех сил старается жить обычной жизнью и не вмешиваться в дела книготорговцев. Но тут леворукого Мерлина, возлюбленного Сьюзен, затягивает внутрь таинственной карты, а на книжный магазин нападают ожившие статуи. Как остаться в стороне, если дочь Верховного короля, обладательница врожденной силы, — единственная, кто может помочь?

Впервые на русском — продолжение захватывающего цикла городской фэнтези о леворуких книготорговцах!

© Н. Маслова, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025Издательство Азбука®

Анне, Томасу, Эдварду и всей моей семье и друзьям посвящается.

А также Кэтрин Теген, которая заслуживает особого посвящения в связи с ее уходом из «HarperCollins». Эта книга, как и многие другие мои книги, возможно, не появилась бы на свет без той поддержки, которую много лет оказывала мне Кэтрин.

Спасибо тем пяти авторам, которых я впервые прочитал в юности и из-за которых сам захотел стать писателем: Джоан Эйкен, Алану Гарнеру, Сьюзен Купер, Диане Уинн Джонс и Джону Мейсфилду.

Эпиграфы в начале каждой главы взяты из Словаря фраз и басен Брюера, издание «Cassell and Company» 1907 года.

Как и в случае с «Леворукими книготорговцами Лондона», действие этой книги происходит в 1983 году в Англии. Однако, опять же, люди, которые еще помнят то время, возразят, что жизнь тогда была совсем другая, да и в учебниках истории ничего такого не пишут. Аналогичным образом и посещение реальных мест, упомянутых в этой книге, может породить у читателя совсем иные впечатления. Но кто знает, где правда на самом деле?

Пролог

Бат, зимнее солнцестояние 1977 года

Смертельно напуганный молодой человек инстинктивно мчался к аббатству. Минутой раньше уличные фонари вдруг погасли, и кто-то напал на него в темноте. Этот кто-то был таким сильным, что разом оторвал его от сцены, где он лежал, размышляя о том, насколько он пьян и как ему быть теперь, когда вечер среды вот-вот превратится в утро четверга и все заведения, где можно было бы выпить, либо уже закрылись, либо отказывались ему наливать.

Парня спасло то, что он накинул на себя пальто как мантию, не сунув руки в рукава. Он выскользнул из пальто, оставив в хватке удивленного нападавшего шерстяную одежку, купленную за пару фунтов в «Оксфаме», как ящерица оставляет в пасти преследователя свой жертвенный хвост.

С невесть откуда взявшейся прытью он рванул к выходу из парка, не сбавляя шага, перескочил через запертые ворота и побежал к аббатству. Парень не считал себя верующим, да и в церкви, куда его водила мать, не был с двенадцати лет, но тут почему-то сразу понял, что напавший точно не человек, и испытал настоящий ренессанс религиозного чувства. Аббатство виделось ему в тот момент единственным местом, где он мог надеяться обрести спасение от твари, которая необыкновенно шустро гналась за ним по пятам. Шустро, но без всякого топота. Точнее, вместо топота он слышал ритмическое вжиканье, как будто мясник точил нож, быстро проводя лезвием по стали.

Если темнота вокруг была неполной, то лишь благодаря луне, в ту ночь являвшей миру три четверти своего диска: ее свет робкими серебристыми линиями подчеркивал контуры аббатства. Покрытый изморозью булыжник был скользким, и парень едва не упал, огибая угол массивного средневекового здания, но все же удержался на ногах и понесся вдоль южного фасада. Молодой человек был поразительно трезв и отчаянно напуган.

— На помощь! — крикнул он в темноту. — Кто-нибудь, помогите!

Но, как и следовало ожидать, напрасно: вокруг никого не было. Час назад на Пьерпонт-стрит двое полицейских в патрульной машине остановились и поглядели на него очень внимательно, но вылезать из тепла на холод и сырость, разумеется, не захотели. Они и смотрели-то на него только потому, что он был панк с оранжевым ирокезом и булавкой в носу, в некогда хорошем черном пальто, теперь испорченном какими-то знаками, намалеванными белой краской. Парень считал, что это символы анархии, однако он ошибался. В общем, он был один, а пьяный панк, валяющийся на эстраде в саду Парейд-Гарденс, погоды не делает. Тогда он обрадовался, что полицейские так решили и проехали мимо, но теперь, когда они так ему нужны, где они?

В глубине души он, правда, понимал, что никакая полиция ему не поможет. Но на всякий случай крикнул еще раз, не прерывая стремительного бега вдоль аббатства. Память подсказывала, что вход, кажется, за следующим поворотом и что двери, скорее всего, закрыты, ведь уже поздно. Но ничего, лишь бы добежать, а там, глядишь, и двери помогут, а уж на крыльце постоять точно сработает. Но преследователь неумолимо приближался, странный вжикающий звук был все ближе и громче...

Холодные пальцы схватили его и потянули назад. Холодные, как воздух самой морозной ночи. На этот раз его схватили прямо за шею, а не за одежду, которую он мог скинуть. Парень попробовал освободиться: он вслепую выбросил руку назад и изо всех сил ударил напавшего по корпусу. Но это не помогло. Хуже того, он не только не освободился, но и дышать перестал. Тогда он пнул тварь по ноге, и его собственная нога взорвалась болью. Впечатление было такое, будто он лягнул каменные ступени аббатства, хотя был уверен, что попал именно по ноге.

Хватка на его горле слегка ослабла, и он глотнул воздуха. Нападавший потащил его прочь от аббатства, причем с такой легкостью, словно парень весил не больше вязанки хвороста. И с каждым шагом похитителя повторялся все тот же звук: ш-шрк, ш-шрк, ш-шрк...

Из тени аббатства они вышли на освещенное луной пространство. Там панк извернулся и ухитрился разглядеть своего похитителя. Боже, лучше бы он этого не делал! Его держало мертвой хваткой за шею нечто, очертаниями отдаленно напоминавшее женщину ростом не менее семи футов. Кожа на открытых участках ее тела была серая и гладкая, но странно пятнистая, будто состояла из тысяч окаменевших ракушек, давлением и временем превращенных в мрамор. Живой камень, если такое возможно. Бесцветные глаза каменной дамы смотрели с яростью, глазные яблоки двигались, а губы раздраженно подергивались. На ней было простое платье с перекрестным узором, высокой талией и пышными рукавами, тоже из невероятно гибкого, подвижного камня.

У каменной дамы не было ступней. Ее ноги заканчивались на уровне щиколоток двумя пеньками, и они, истертые и зазубренные, производили тот самый звук трения камня о камень, с которым она скользила по мостовым.

Встав там, где особенно ярко светила луна, серая каменная дама встряхнула сложенный лист бумаги, который держала в правой руке. Старая, пожелтевшая от времени бумага, возможно пергаментная. Это была некая карта или что-то подобное. Парень понадеялся, что каменная дама отпустит его, чтобы полностью развернуть карту, но не тут-то было. Встряхнув раз, потом другой, она подняла карту так, чтобы лунный луч коснулся ее, и бумага засияла собственным светом.

В тот же миг панк ощутил сернистый запах с металлическим привкусом. Он решил, что запах тоже как-то связан с картой, но услышал журчание воды, словно где-то бежал быстрый ручей, и увидел струйки пара, которые пробивались в щелки между булыжниками мостовой. Каменная дама открыла рот и издала ворчание — первый в ее исполнении звук, хотя бы отдаленно похожий на те, которые в состоянии производить человеческое горло.

— Ты вторглась в мои владения, — заговорила другая женщина, находившаяся вне поля зрения панка.

Пара вокруг стало намного больше, и запах железа усилился. Сквозь щели между камнями стремительно выступала вода необычного красновато-оранжевого оттенка, и скоро обрубки ног каменной дамы оказались в луже.

Облака пара скрыли все вокруг, и панку пришлось сильно напрячь зрение, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. Странностей оказалось еще больше: появилась сотканная из пара и ржавой воды женская фигура с лицом, похожим на маску из чеканного золота. И это золотое лицо было ему смутно знакомо. Он определенно где-то уже видел его.

— Я настигла свою добычу и теперь удаляюсь, — ответила каменная дама; голос у нее тоже был странным — глуховатым и каким-то нездешним, словно шел откуда-то из-под земли.

— Я не давала тебе позволения охотиться здесь. Тебя предупредили и наказали, когда ты в последний раз вторглась в мои владения, — возразило золотое лицо; волосы над ним были уложены в высокую прическу наподобие венца, а золотые уста не двигались, подтверждая первое впечатление: это действительно была маска, за которой скрывалось текучее существо из воды и пара. — Кроме того, он мой.

Мраморная статуя молчала.

— Я? — подал голос панк.

— Трэвис Зелли, — начало видение из пара, — твоя мать дала тебе монетку в шесть пенсов, чтобы ты бросил ее в мой источник, когда пришел поклониться мне в свой седьмой день рождения.

— Э-э-э, правда? — пискнул Трэвис.

Он всего лишь раз бросал монету в воду, и это было совсем недалеко отсюда, в римских банях. К своему удивлению, он вспомнил, что мать действительно дала ему тогда шестипенсовик. Он еще хотел оставить его себе и потратить потом на леденцы, но мать заставила его бросить монетку в воду. Это был старый серебряный шестипенсовик, такие были в ходу до перехода на десятичную систему несколько лет спустя, когда появились нынешние тусклые монетки достоинством пять пенсов. А потом они с матерью пили чай в Большом насосном зале. Ему и в голову бы не пришло, что они поклонялись кому-то. И вдруг он вспомнил, где видел золотую маску. В Музее римских бань, там в одной витрине была точно такая.

Но каменная дама внезапно швырнула Трэвиса прямо в карту так, словно это было распахнутое окно. Как только ее пальцы отпустили наконец его шею, он обрадовался, уверенный, что сможет сбежать, и тут увидел, что падает не на мостовую, а на траву, причем совсем в другом месте. Солнце светило там так ярко, что ему пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Когда он открыл глаза, то увидел, что находится где-то в саду, окруженном высокой изгородью. А еще там стояла жара. По сравнению с зимней ночью, из которой его только что выбросили, она показалась ему адской.

Он хотел встать, но каменная дама, которая откуда-то взялась рядом с ним, снова прижала его к земле, шипя от злости. Карта, которую она держала в правой руке, вытянулась параллельно земле и застыла так, словно ее тянул за другой конец кто-то невидимый. Вдруг прямо на глазах у Трэвиса карта разошлась вдоль старой складки, и целая четверть ее исчезла, будто растаяла в воздухе, а на руку статуи брызнула ржавая вода.

Статуя повернулась к нему, ее рука сложилась в устрашающую клешню. Этой клешней она вцепилась в Трэвиса так, что кончики ее пальцев зарылись в его плоть и, кажется, прошли до самых костей, оторвала его от земли и стала трясти, словно терьер крысу.

— Ты обошелся мне дороже, чем я могу заплатить, — продолжала она тем же жутким, глухим, словно из-под земли, голосом. — Ритуал не требует боли перед смертью, но ты ее получишь.

Трэвис завизжал, но его никто не услышал.

Горячая вода, выступившая из-под земли на кладбище аббатства, исчезла так же неожиданно, как и появилась, а вместе с ней исчезли пар, призрачная фигура и золотое лицо. Фонари моргнули и ожили. Порыв холодного ветра погнал вдоль улицы мусор, в котором явственно выделялся большой кусок тяжелой старой бумаги — оторванная часть карты. Ее пронесло мимо Большого насосного зала и дальше на запад, к колоннаде на Столл-стрит, где прижало к одной из колонн. Намокшая бумага прилипла к камню и провисела там до раннего утра, когда ее заметила уборщица. Женщина отлепила от колонны бумагу, поняла, что она старинная, и отнесла ее домой. К огромному удовольствию женщины, листок высох просто замечательно, от ржавой воды не осталось пятен, а в среду зять женщины, у которого был свой прилавок на блошином рынке на Гини-лейн, продал ее за десять фунтов стерлингов своему постоянному клиенту и библиофилу сэру Ричарду Вединку.

Глава 1

Бат, суббота, 10 декабря 1983 года

Пчелы. Римляне считали, что видеть полет пчел — дурное предзнаменование.

Малый книжный магазин в Бате был, в общем-то, не так уж мал. Он только казался узким и тесным, деля нижний этаж трехэтажного георгианского дома с такой же тесной табачной лавкой, где продавались подозрительные курительные смеси, которые хозяйка лавки готовила сама, и сигареты якобы из восточного Стамбула. На самом деле Малый книжный был здешним форпостом семейного клана Сен-Жак, вот почему в реальности он был куда больше, чем могло показаться как снаружи, так и изнутри. Даже табачная лавка была всего лишь фасадом, за которым обитала праворукая книготорговка, а ее мерзкий товар успешно отпугивал клиентов, оставляя ей достаточно времени для изучения трудов Исаака Уолтона и таинственных заклинаний с использованием рыбы.

Из остальных пятнадцати книготорговцев Малого книжного двенадцать были леворукие: оперативники, воины, а иногда и палачи. Их главной задачей было наблюдение за взаимодействием людей и той сущности, которую римляне называли Сулис Минерва. Она обитала в римских банях, многолюдных как во времена их строителей, так и потом. Всякому, кто приносил ей дары, тем более правильно подписанные, сущность готова была даровать чудесную силу, особенно если обратившийся к ней жаждал отмщения или воздаяния. Каждый год в Бат приезжают десятки тысяч людей, так что работы книготорговцам из Малого книжного хватало всегда: они наблюдали за очередью в бани, выслеживая в ней Сектантов Смерти и других существ той же породы, приезжавших выпрашивать у Минервы несчастного случая с жертвами или скоротечной неизлечимой болезни для кого-нибудь. В те часы, когда бани были открыты для посетителей, наблюдение велось постоянно, в нерабочее время надзор ослаблялся, но патрули все равно проходили мимо по несколько раз за вечер и ночь.

Магазин часто использовали в качестве временного хранилища для крупных партий книг, которые скупали с рук по всем западным графствам: «Распродажа с аукциона книг утонченной леди», «Продажа собственности джентльмена, в основном книг» и тому подобное. В магазине книги сортировали и заносили в каталог, а уже потом отправляли в Новый книжный в Лондоне, в книжный магазин Мьюза в Йорке, а если добыча оказывалась слишком таинственной для продажи, то ее отвозили на вечное хранение в библиотеку, расположенную в туннеле Кроули в Эдинбурге, или в соляную шахту в Чешире, или в какое-нибудь еще тайное убежище Сен-Жаков.

Когда с какого-нибудь аукциона приходила особенно крупная партия книг, штат праворуких в Малом книжном удваивался, а то и утраивался с целью ускорить атрибуцию книг перед внесением их в каталог. Праворукие не были воинами, как их леворукие собратья, зато владели многими таинственными искусствами, в том числе и такими, которые веками не считались магическими, а именно экспертными познаниями в книгопечатании и во всем, что с ним связано. Они прекрасно разбирались в шрифтах, видах бумаги и переплетах, что и неудивительно, ведь не даром они столько веков вели книжную торговлю. Книгу, интересную для магов, не всегда легко опознать, иногда этому мешают особые приемы: например, настоящий переплет из кости, покрытой руническими надписями, может защищать обычная клеенка, а иногда и магический футляр из лунного света, отводящий глаза всякому, кто станет проявлять к книге излишний интерес. Правда, создание такого футляра — дело трудное. Для этого книгу надо семнадцать раз подряд вынести в полнолуние на вершину одного из особых холмов, которых в Англии всего три, где она должна стоять в серебряной лохани всю ночь, впитывая лунный свет. Задача почти невыполнимая, учитывая вечный английский дождь. Такие приемы неизменно работали против обычных исследователей, но если за дело брался праворукий книготорговец, то он обязательно раскапывал какое-нибудь несоответствие переплета, шрифта, содержания, заглавия или качества бумаги в заявленном провенансе книги, и тогда работа по раскрытию истинного провенанса начиналась всерьез.

Праворукая Вивьен Сен-Жак обнаружила как раз такое несоответствие в сборнике карт английских графств Томаса Моула. Золотые буквы на кожаном корешке книги гласили, что внутри находится «Собрание карт», а на титульном листе значилось: «Собрание карт Томаса Моула, переплетенное для сэра Ричарда Вединка Амосом Карлайлом из Солсбери в 1954 году». Казалось бы, что тут странного: карты Англии Моула красивы и хорошо изданы, за ними гоняются коллекционеры, да и Карлайл — известный современный переплетчик, один из лучших. Но вот именно это и вызвало любопытство Вивьен. Дело в том, что на задней обложке, с внутренней стороны, она обнаружила небольшую выпуклость со следами непрофессиональной подшивки и подклейки переплета. Кто-кто, а Карлайл не мог позволить себе такой скверной работы. А это значит, что обложку вскрыли уже после того, как книга вернулась от переплетчика, и что-то вложили между основой переплета и кожаной обшивкой.

Вивьен положила книгу на рабочий стол и снова придирчиво оглядела ее со всех сторон. Кончики пальцев ее правой руки слегка покалывало под перчаткой. Причиной тому могла быть книга, а могло быть и что-нибудь еще. Например, покалывание могло предвещать скорую неприятность.

— Хм... — протянула она.

— Нашла что-нибудь интересное? — донесся от соседнего стола голос Руби.

Тоже праворукая, она работала в Малом книжном постоянно. Это она вызвала помощь для оценки библиотеки недавно скончавшегося сэра Ричарда Вединка, и на зов из Лондона приехала Вивьен. Руби родилась на десять лет раньше Вивьен и ей было чуть за тридцать. Руби считалась в их паре главной, впрочем чисто номинально, ведь праворукие, все до одного, настоящие анархисты по своей сути, лишь очень условно объединенные наличием общих целей и интересов, но даже к ним каждый праворукий предпочитает идти своим путем и нести индивидуальную ответственность. Правда, в случае необходимости им приходится слушаться старших, а слово двоюродной бабушки Эванджелины — закон для всех праворуких.

— Тут в переплете что-то спрятано, — сказала Вивьен.

Отодвинув стул, она встала и по извилистому проходу между штабелями заполненных книгами чайных ящиков, выстроенных рядами для облегчения навигации, двинулась к шкафу, который стоял у двери на лестницу и в котором хранились необходимые для их работы предметы. В каждой мастерской праворуких книготорговцев имелся такой шкаф. Иногда и не один. На вид они могли различаться, но внутри всегда хранилось одно и то же. Когда-то это был шкаф экономки XVIII века, с тремя отдельными шкафчиками над двумя рядами ящиков.

Вивьен коснулась затянутым в перчатку указательным пальцем правой руки третьего ящика справа, и тот выкатился наружу. Она заглянула в него и нахмурилась:

— Кто-то не вернул щуп на место.

— Он у меня, — ответила Руби, и из-за горы ящиков высунулась рука с зажатым в ней ореховым прутом в форме буквы «Y». — Извини.

Вивьен вернулась назад по проходу, старательно обойдя ящик, из которого торчала полоска жести, — боялась порвать свою новенькую батистовую блузку от Лоры Эшли. Вообще-то, молодые книготорговцы в большинстве своем предпочитали паковать книги в картон, но старшее поколение по-прежнему настаивало на ящиках из-под чая, которые во множестве дрейфовали из одного убежища Сен-Жаков в другое, как мусор, прибитый к берегу волной.

— Спасибо, — сказала Вивьен и, держа перед собой ореховый прут, как это обычно делают лозоходцы, вернулась к своему столу.

Стоило ей провести им по книге, как прут изогнулся у нее в руках, точно живой. Неприметный комок под задней сторонкой обложки, словно мощный магнит, притягивал прут к себе. Вивьен пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать щуп, а затем отвести его от книги. Ей даже пришлось задержать дыхание и прибегнуть к магии. Но когда Вивьен отвела щуп в сторону, он снова стал обыкновенной раздвоенной веткой ореха.

— Здесь что-то спрятано, и это что-то очень мощное, — сообщила Вивьен. — Руби, не поможешь мне?

— Разумеется! — тут же отозвалась Руби, встала и подошла к Вивьен. — А у меня целый ящик «Алисы в Зазеркалье». Причем еще издания какие-то скучные. Ни одного первого, ни даже позднейшей перепечатки. Самое раннее — тысяча восемьсот девяносто шестого года.

— Да, скука, — отозвалась Вивьен. — Пойду принесу оборудование.

И она пошла к шкафу за посеребренной опасной бритвой, двумя разномастными парами щипцов, тоже посеребренных, — такими в былые времена накладывали салат — и за антикварной серебряной булавкой для шляп. Спеша с ними назад, Вивьен все же зацепилась блузкой за уголок ящика, но даже не заметила этого — так была занята мыслями о загадочном предмете под обложкой книги на своем столе.

— Такая фиксация на «Алисе» может указывать на интерес сэра Ричарда к эзотерике. Он, случайно, не был практикующим магом или кем-нибудь в этом роде?

— Практикующим не был, хотя рядом, может, и стоял, — ответила Руби; склонившись над книгой так низко, что ее нос едва не касался переплета, она разглядывала его сквозь лупу, которой пользуются ювелиры. — Часто приходил в книжный, был, можно сказать, постоянным покупателем, в контактах с Древними не замечен. Прошел проверку в тысяча девятьсот шестьдесят пятом, повторно в тысяча девятьсот семьдесят восьмом, чист как стеклышко. По-моему, у него ума не хватило бы что-нибудь спрятать. Не исключено, что у него были какие-то подозрения, но они так и остались подозрениями.

— И никаких связей с Сулис Минервой? — спросила Вивьен, подходя к столу.

Руби отошла к окну, где передвинула чайный ящик, загораживавший окно. Стоял зимний день, солнечного света было мало, но все же. В комнате горела шестирожковая люстра. Казалось бы, вполне достаточное освещение, но обе знали, что солнечный свет — лучшее средство для обнаружения всего тайного и скрытого, а также для защиты от любых враждебных сущностей, которые процветают в темноте.

— Его никогда не видели в банях, — ответила Руби. — Будь он почитателем ее культа, то обязательно хотя бы раз зашел туда. Есть, правда, другие места ее силы, но я сомневаюсь, что он бывал и там. Он вообще был именно тем, кем казался: дико богатым и дико скучным старым пердуном, который не работал ни одного дня в жизни, а только и делал, что собирал книги.

— Значит, аномалия, — сказала Вивьен. — Ну-ка, давай посмотрим, что у нас тут. — Опасной бритвой она сделала надрез на коже переплета и щипцами раздвинула края. — Похоже, сюда засунули сложенную страницу. Бумага старая. Старше самой книги.

Большой палец на правой руке Вивьен неудержимо задергался. В то же мгновение в пологе зимних облаков открылся просвет, и самый настоящий солнечный луч скользнул прямо в окно мастерской, где в нем сразу заискрились невидимые прежде пылинки. Но благодати не суждено было продлиться: тучи сошлись так же внезапно, как и разошлись, а солнечный луч погас так бесповоротно, словно где-то в небе повернули рубильник.

— И мощная, — продолжила Вивьен. — Прямо пропитанная магией. Такая магия может исходить только от сущности, не от человека, будь он даже практикующим волшебником. По-моему, пора звать леворуких.

— Сейчас позвоню, — отозвалась Руби. — Не знаю, правда, кто сегодня свободен. Полли с Ибрагимом сопровождают следующую партию книг сэра Ричарда, и в банях дежурит полная смена.

Она подошла к переговорному устройству у входа и нажала на большую оранжевую кнопку. Устройство крякнуло, хрюкнуло, и из него раздался капризный женский голос:

— Да? Что там еще?

— Дельфина, это Руби. Я в сортировочной. Можешь послать сюда кого-нибудь из леворуких, а лучше пару? Вивьен нашла в одной книге магию.

— Сейчас посмотрю, кто на месте.

В стене между книжным и табачным магазинами было окно со ставнем. Вивьен и Руби услышали шаги, стук отодвигаемого ставня, окрик Дельфины и неразборчивый ответ откуда-то издали.

— Эй, бездельники, поднимитесь-ка кто-нибудь наверх, в сортировочную. Вас там спрашивают. Да, можешь и ты. Что? Какая мне разница, зарегистрирован ты или нет. Давай топай!

Шаги приблизились, Дельфина прокуренным голосом рявкнула в переговорное устройство:

— Сделано, — и отключилась.

— Есть идеи? — спросила Руби, возвращаясь к столу.

Вместе с Вивьен она уставилась на книгу, лежавшую задней сторонкой обложки вверх. На обложке зиял разрез.

— Пока нет, — ответила Вивьен, взяла длинные щипцы и пощелкала ими.

Руби протянула руку вперед так, чтобы ее открытая ладонь оказалась в шести дюймах над книгой, и глубоко вдохнула.

И выдохнула:

— Насчет колдовства ты в целом права. Но насчет его происхождения, по-моему, ошибаешься. Вряд ли это сущность. Скорее, это совместное предприятие. Маг-человек нарисовал карту и устроил фокус, а кто-то из Древних добавил ему магических сил. И если это сущность, то я такую не знаю. Она очень старая, холодная и жесткая.

Вивьен кивнула. Склонив голову набок, она слушала шаги за дверью: кто-то бежал вверх по лестнице, перескакивая через три, четыре, а то и через пять ступенек, хотя на ногах у этого кого-то явно были тяжелые ботинки или сапоги.

— Наш леворукий помощник на подходе, — суховато заметила Руби.

— Угу, — протянула Вивьен.

Было что-то знакомое в этих торопливых шагах, в ненужной спешке, в избытке joie de vivre1, с которым человек старался покрыть как можно больше ступеней одним прыжком. Поэтому, хотя Вивьен и не ожидала встретить здесь именно этого леворукого книготорговца, она не особенно удивилась, когда дверь распахнулась и на пороге сортировочной появилась молодая особа, одетая необычайно стильно, правда по моде, кажется, 1816 года.

На особе был сногсшибательный лисий палантин поверх утреннего платья с высокой талией из бледно-голубой итальянской тафты, с золотистыми лентами по манжетам и горловине; левую руку молодой особы покрывала перчатка из белой лайковой кожи, а на голове, поверх кружевного чепчика, красовалась соломенная шляпка с такими же лентами, как на платье. Историческую достоверность ансамбля нарушала необычайно большая сумка, которую видение держало в руке, да носы тяжелых ботинок «Док Мартенс», выглядывавшие из-под длинного подола.

Все книготорговцы — оборотни по натуре, а потому способны менять пол, и не только способны, но и время от времени это делают. Однако данное явление из эпохи Регентства принадлежало к мужскому полу и приходилось Вивьен младшим братом по имени Мерлин. Ему просто нравилось создавать образы, и в своих фантазиях он не знал удержу. Вивьен и Мерлин были очень похожи внешне, так что всякий, кто видел их вместе, сразу признавал в них брата и сестру, но только Мерлин обладал свойством притягивать к себе все взгляды, и это полностью устраивало Вивьен.

— В Бате, пока я шел по Мэнверс-стрит, — начал Мерлин, отвечая на незаданный вопрос Руби, который прочел в ее взгляде, устремленном на его костюм, — я заработал четыре с половиной фунта, позируя для фото с американскими туристами. Будь у меня поляроид, я бы ушел на пенсию через пару дней — снимки пошли бы не меньше двух фунтов за штуку. Просто удивительно, сколько их тут в это время года. Я имею в виду туристов.

— Они приезжают на Рождество и надеются увидеть снег, — ответила Руби. — Не исключено, что в этом году они его получат.

— Кто ты сейчас — Джейн или кто-нибудь из ее персонажей? — спросила Вивьен. — И где ты взял это платье?

— Ну конечно, я Элизабет Беннет, — ответил Мерлин. — А платье из минисериала по «Гордости и предубеждению», который шел пару лет назад на Би-би-си. Ну... тот, с Элизабет Гарви. Помощница из отдела костюмов — моя знакомая. В этом платье Гарви была в середине второй серии.

— Сумка все портит. Слишком большая и исторически неверная. Сюда бы ридикюль, — заметила Руби.

— Знаю, — дернул плечом Мерлин. — Зато туристы не знают или им без разницы. К тому же ридикюль маловат.

Поставив сумку на край стола, Мерлин открыл ее, стряхнул с себя палантин, аккуратно свернул и убрал в сумку, где уже лежали: его любимый револьвер «Смитон .357», с парой обойм к нему; дубинка из железного дерева времен Вильгельма IV, с королевским гербом; кинжал для левой руки, принадлежавший, по слухам, самому сэру Филипу Сидни2, посеребренный уже в более поздние времена; книга, которую он читал в данный момент, — «Неуютная ферма» Стеллы Гиббонс, выпущенная издательством «Пингвин» в 1977 году в мягкой обложке, которую принято презирать; вчерашняя булочка «Челси», завернутая в пергаментную бумагу, уже замасленную; две проволочные вешалки для платьев и кое-что по мелочи.

— Как ты оказался в Бате? — поинтересовалась Вивьен. — Разве у тебя не выходной?

— Ага, был, — ответил Мерлин и, поколебавшись, добавил: — Сьюзен навещает мать. Вот я и подумал, что заскочу к ним попозже.

Мерлин и Вивьен познакомились со Сьюзен нынешней весной, и эта встреча вовлекла их в череду серьезных событий, результатом которых стало обнаружение и обезвреживание одной старой и очень зловредной сущности, выявление предателя в рядах самих книготорговцев, а также открытие того, что отцом Сьюзен был Старик Конистон, Древний владыка, как обычно величали могущественнейших сущностей Древнего мира. Все трое подружились, а Мерлин и Сьюзен даже более того, хотя в последнее время отношения молодых влюбленных переживали не лучшие времена. Мать девушки жила недалеко от Бата, а сама Сьюзен чаще обреталась в Лондоне, где училась в Школе искусств Слейда.

— Вы, кажется, хотели отдохнуть друг от друга? — спросила Вивьен. — Или я ошибаюсь?

До Сьюзен Мерлин влюблялся то и дело, все его романы были яркими, но недолговечными и заканчивались без взаимных упреков. Обычно Мерлина тянуло к девушкам, не менее привлекательным внешне, чем он сам. Они встречались недолго и расходились навсегда, ослепительные, как две кометы, которые продолжают каждая свой путь к иным мирам, осыпая все вокруг искрами из своего блистательного хвоста.

— Сьюзен решила, что нам не стоит торопиться, — сухо сказал Мерлин; похоже, он так и не свыкся ни с тем, что остается с одной и той же девушкой уже несколько месяцев подряд, ни с тем, что эта девушка отвергла его, хотя и временно. — У нее много занятий в школе, так что пока мы встречаемся раз в неделю. Я со среды не видел ее!

— Судя по тому, что сегодня еще только суббота, а ты уже собираешься заскочить к ней, ты так и не понял, что значит «раз в неделю», — прокомментировала Вивьен. — Она хотя бы знает, что ты собираешься заскочить к ней в дом ее матери?

— Я не ожидал, что буду так скучать, — признался Мерлин, уйдя, однако, от ответа. — Это очень огорчает. К тому же я жду до вечера.

— Все это очень мило, — жизнерадостно вмешалась Руби, — но каким бы унылым ни казался мой ящик с книгами по сравнению со всем этим, я все же должна просмотреть его содержимое, а затем еще и содержимое многих других. Так что давайте, может, уже займемся нашей колдовской бумажкой, чтобы я могла продолжать спокойно работать?

— Согласен, — подхватил Мерлин. — Что вы подозреваете?

— Пока ничего, — ответила Вивьен.

Мерлин хмыкнул, подтянул платье до колен и закрепил его с помощью специальных эластичных петель, пришитых изнутри, затем вынул из сумки дубинку, подбросил ее так, что она дважды перевернулась в воздухе, а потом опять легла ему в левую руку, и рассек ею воздух буквально в шестнадцатой доле дюйма от ящика из-под чая.

— Готовы? — спросила Вивьен.

— Да готовы уже, готовы, — ворчливо отозвалась Руби.

Сделав шаг назад, она подняла правую руку, набрала полную грудь воздуха, но выдыхать не стала. Такова была необходимая подготовка к использованию магии праворуких, которая работала лишь до тех пор, пока ее носитель не дышал. Вот почему почти все праворукие занимались плаванием и дайвингом или хотя бы тренировались задерживать дыхание в глубинах своих ванн, которые, как правило, стояли на львиных лапах.

Мерлин вопросительно глянул на Вивьен.

— Отец Руби был адмиралом, — сказала ему сестра и тоже задержала дыхание.

Не дыша, она взяла щипцы и вытянула ими бумагу из тайника в книжном переплете. Положив ее на стол, Вивьен взяла вторые щипцы и, необычайно ловко орудуя двумя парами щипцов сразу, развернула старый желтоватый пергамент. Все увидели карту, точнее, фрагмент карты. Судя по тому, что один край пергамента был неровным, фрагмент просто оторвали.

— Какой-то сад, — сказал Мерлин. — Что это, восемнадцатый век? Или позже?

Вивьен кивнула и придавила уголки карты четырьмя шестифутовыми бронзовыми гирьками, похищенными когда-то с почты.

Судя по всему, карта, которая лежала теперь перед ними, составляла четвертую, а может быть, и восьмую часть оригинального документа и была с необычайной тщательностью вычерчена от руки. На ней был изображен участок прекрасного сада вроде тех, которые устраивал в свое время Хамфри Рептон. В северной части карты сохранился уголок крупного строения, окруженного рвом, остальное поглотил разрыв. Переброшенный через ров мостик соединял дом с широкой аллеей, которая вела к отдельно стоящей башне. Надпись, сделанная каллиграфическим почерком рядом с ней, гласила: «Башня с часами». Аллея, продолжаясь строго на юг, упиралась в берег большого искусственного водоема с островком в форме фасолины в центре. На нем был греческий храм, обозначенный как «Храм Дианы». Мост на остров тоже был прорисован так подробно, что в нем с первого взгляда узнавалась копия знаменитого моста в Авиньоне, выполненная в масштабе один к десяти. Для тех, кто его не узнавал, на карте стояла надпись: «Мост Сен-Бенезе». К востоку от прямой аллеи не было ничего, кроме деревьев и надписи «Волчий лес». Пространство к западу от нее частично занимал огород, спрятанный за стеной, у которой притаилось несколько ульев, и большой сад с высокой оградой и каменными воротами, подписанными как «Египетские ворота», но при ближайшем рассмотрении выполненными в смешении разных восточных стилей. Через весь сад, с востока на запад, тянулись сплошные клумбы с розами — по крайней мере, при беглом взгляде цветы на них казались розами, но вообще Вивьен еще предстояло пустить в ход лупу, чтобы уточнить ботаническую принадлежность этих растений. Южнее клумб, но все еще в пределах садовой ограды, был лабиринт, выстроенный, по-видимому, из кирпича или камня. Его стены тоже покрывали плетистые розы или что-то в этом роде, но, скорее всего, именно розы, поскольку это место именовалось «Лабиринтом Розового двора».

— Смотри-ка, сколько статуй вдоль аллеи, — заметил Мерлин. — И все такие странные.

Вивьен медленно выдохнула, чтобы подготовительная магия покинула ее постепенно. Большой палец ее правой руки теперь едва заметно вибрировал, а не дергался, как раньше. Карта действительно оказалась колдовской, но колдовство в ней молчало. Не чувствуя непосредственной угрозы, Вивьен склонилась над пергаментом.

— Статуи геральдических животных, — сказала она. — В том числе и необычных. Гиппалектрион, писмайр, музимон. А вот эту штуку с бивнями, телом верблюда и головой змеи я не знаю...

— Ипотрилл, — подсказала Руби, с облегчением отпуская свою магию. — Надо же, прямо какой-то парад геральдических статуй. Никогда не слышала, что их может быть столько в одном месте. Как по-вашему, оно реально существует или это план чего-то невоплощенного?

— Я не узнаю` его, — нахмурив брови, ответила Вивьен. — И никогда не читала о таком саде.

При этих ее словах облачный полог на небе опять слегка разошелся, и солнце не упустило свой шанс заглянуть прямо в окно. Золотистые пылинки снова заплясали в его луче, а карта, лежавшая на столе, вдруг стала такой отчетливой и свежей, словно ее закончили только что и на ней даже еще не высохли чернила. В комнате вдруг запахло летом, повеяло теплым ветерком, ароматами свежескошенных трав, гвоздики и даже послышалось томное вечернее пение черных дроздов. Праворукие отпрянули от карты, едва удержав тревожный вскрик.

— Пчела! — воскликнул Мерлин.

— Нет! — взвизгнула Вивьен, но не успела перехватить руку брата.

Мерлин уже держал пчелу в правой ладони, сложив пальцы горстью, чтобы не раздавить насекомое. Но едва пчела коснулась его ладони, карта засветилась еще ярче. Мерлин и пчела исчезли, а пергамент на столе погас и начал крошиться по краям, разрушаясь так стремительно, словно ему было не несколько сотен лет, а несколько тысячелетий и он не мог выдержать напора солнечного света и воздуха.

Вивьен снова набрала воздуха в грудь, но сначала схватила серебряную шляпную булавку и вонзила ее в верхний правый угол карты, пригвоздив ее к столу. Руби правой рукой в перчатке надавила на левый нижний угол. Их действия остановили разложение пергамента в двух точках, удержав карту на месте и погасив ее внутренний свет. Но два других угла таяли прямо на глазах, пока Вивьен не догадалась прижать их серебряными щипцами, а угол, который держала Руби, — посеребренной бритвой. Руби медленно подняла руку и выдохнула.

В небе сомкнулись облака, и солнце исчезло, но карта продолжала золотисто светиться, хотя и очень тускло.

— Она еще активна! — воскликнула Руби. — Необходимо подавить ее как следует, немедленно!

— Сейчас! — крикнула Вивьен.

Она бросилась к шкафу, выдвинула ящик, выхватила из него лакированную шкатулку XVII века из папье-маше, в которой хранились посеребренные железные гвоздики той же эпохи. Вернувшись к столу, Вивьен высыпала на него гвоздики, и они с Руби принялись крепить карту, загоняя большим пальцем правой руки гвоздики в края пергамента на расстоянии примерно полдюйма друг от друга.

Но карта уже уменьшилась. Большой дом полностью исчез, как и почти весь ров, от озера в южной части осталась половина, так что остров и храм Дианы на нем оказались разрезанными ровно посередине. Название леса в восточной части карты потеряло две буквы, огород на западе сжался на треть, а сад съежился до узкой полоски вдоль западного края лабиринта.

— Я вижу Мерлина, — сказала Руби. — Он стоит посреди лабиринта.

Вивьен склонилась над картой и увидела крохотного Мерлина, очень детального прорисованного, высотой всего в восьмую часть дюйма.

— Он двигается, — удивленно выдохнула она. — Хотя и очень медленно. Я плохо разбираюсь в картах перемещения. Они всегда показывают движение?

— Активированная карта — это фактически окно, — ответила Руби; Мерлин действительно двигался, но так медленно, что его движения скорее походили на дрожь. — Правда, в одну сторону. Смотри-ка, действительно очень медленно. Наверное, у него и у нас время движется по-разному.

— Пойду-ка я лучше за ним, — сказала Вивьен и уже потянулась незащищенной левой рукой к карте, когда ее остановила Руби:

— Нет. Ты тоже застрянешь.

— Что? Мы же можем выйти...

— Нет. Это место на карте, оно нигде, — пояснила Руби. — Я поняла это, когда прикоснулась к карте, да и передвижения Мерлина, вернее, их отсутствие, это подтверждают. То есть место, конечно, существует, но не в этом мире. И там, где оно теперь, время течет значительно медленнее. Вот почему оттуда можно выйти только через другую карту перемещения.

— Ну так я возьму ее с собой, — нетерпеливо сказала Вивьен.

— У нас здесь нет таких карт, — продолжала объяснять Руби. — Надо звонить в Лондон или в Торн-Хаус, пусть пришлют нам одну. К тому же нам некуда спешить. Наш час — всего пара минут там. Так что позвоним нашим, посоветуемся; может быть, кто-нибудь подскажет что-нибудь дельное. Я ведь тоже не большой специалист в картах...

Ее перебил громкий лязг пожарного колокола, подвешенного на лестнице снаружи, и почти сразу оглушительный грохот и тошнотворный треск, от которого задрожал дом.

Надо ли говорить, что пожарный колокол предупреждал вовсе не о пожарах.

— Штаб-квартира! — крикнула Руби. — Свистать всех для отпора абордажникам!

Она бросилась к дверям, но остановилась и оглянулась на Вивьен, которая замешкалась у карты.

— Свистать всех, — повторила Руби с мягким нажимом. — Карта никуда отсюда не денется. Для Мерлина внутри пройдут минуты. Идем же!

Вивьен пошла за ней к двери. Снаружи уже неслись нестройные вопли и такой грохот, будто кто-то дробил молотом камни, но головка молота не раскалывала каменную поверхность, а отскакивала от нее с металлическим звоном.

А за их спиной крошечный Мерлин сделал четверть шажка по центру лабиринта на карте.

Глава 2

Бат, суббота, 10 декабря 1983 года

Лев. В геральдике любой лев, не стоящий на задних лапах, зовется леопардом.

Когда Руби и Вивьен спустились на первый этаж в книжный магазин, грохот и звон стихли. Еще с лестницы они увидели на полу, прямо у порога, разбитую на дюжину кусков каменную статую льва. А поскольку иных следов вторжения не было, девушки решили, что весь переполох устроила именно эта расчлененная статуя. Правда, непонятно как.

Один из кусков представлял собой голову с гривой — ее лихим ударом отделил от статуи леворукий книготорговец Кэмерон. Теперь он пытался выпрямить кованый прут, послуживший ему оружием, чтобы вставить его обратно на место в качестве одного из рычагов, которые использовались для поворота массивного винта старинного переплетного пресса. Этот пресс занимал весь передний левый угол магазина, но казался тусклой массой темного железа, поскольку свет едва сочился в закопченные окна, которые намеренно не мыли с 1911 года.

К счастью, статуя была разбита еще на дальних подступах к главному сокровищу магазина — трем рядам стеллажей с книгами. Разделенные узкими проходами, они располагались в задней части торгового зала, а между ними и входной дверью находился прилавок с кассой. Именно прилавку, да еще ковру на полу особенно сильно досталось в схватке: в прилавок угодил кусок камня, а прекрасный старинный керманский ковер оказался, увы, порван в нескольких местах. Но книги да и магазин в целом не пострадали.

Чего нельзя было сказать о входной двери. Дубовая, как и во всех магазинах-крепостях Сен-Жаков, со стальным листом внутри, она крепилась на раме из двухдюймовой стали. Теперь дверь висела набекрень всего на одной из шести усиленных петель, выбитая двухтонным каменным львом, который с разбегу врезался в нее. Через открытую дверь проникал холодный ветер, неся с собой колючие частицы мокрого снега и изгоняя то тепло, которое за первые две недели зимы умудрились накопить старинные радиаторы, чтобы довести температуру в магазине до приемлемой, то есть всего на пару градусов ниже комфортной.

— Больше оживших каменных львов вокруг не видно, — объявила Стефани, еще одна леворукая, появляясь на пороге. В руке она держала второй прут от пресса, тоже погнутый. Учитывая, что речь шла о закаленном железе, специально рассчитанном на то, чтобы выдерживать значительное усилие, которое требовалось для проворачивания механизма пресса, погнуть его мог только кто-то невероятно сильный. Чтобы разбить камень, не требовалось столько сил. — Зато сюда идет один любопытный полицейский.

— По-моему, это пурбекский мрамор, — осмотрев отбитую львиную лапу, сообщила Руби. — Характерный пятнистый рисунок из раковин, и цвет серовато-белый. Интересно. Статуя из восемнадцатого века, не очень хорошего качества. Судя по наросту из водорослей и характерным разрушениям камня, провела какое-то время в воде. Кто-нибудь ее узнает?

— Похож на тех львов, которые когда-то водились в парке Хеджмид, — сказал Кэмерон.

Ему было лет пятьдесят, он был хорош собой и чем-то похож на Сидни Пуатье. Его отец и мать родились на Багамских островах, но Кэмерон вырос в Шотландии, говорил как уроженец Клайдсайда, а одевался как рассеянный профессор: фланелевые брюки, дорогие, но сильно поношенные рубашки, которые были ему велики и вечно вылезали из штанов то сзади, то спереди, и один или несколько кардиганов ручной вязки со множеством карманов. Сейчас кардиганов на нем было три: зеленый и два коричневых. Кэмерон был штатным сотрудником Малого книжного и знал всех постоянных покупателей в лицо, а они считали его владельцем магазина.

— Это здесь, возле Лэнсдаун-роуд. Правда, не так давно львы исчезли. Их украли, и никто не знает как, ведь они наверняка весили по паре тонн каждый. — Кэмерон отказался от попыток выпрямить прут и, как смог, пристроил его в винт. — Нас застали врасплох, — объяснил он. — Только сработала сигнализация, и тут же вылетела дверь. Даже защита не помогла.

— Защита придумана для отпугивания злонамеренных существ, как живых, так и мертвых, — напомнила ему Руби. — На неодушевленных каменных истуканов с ограниченным интеллектом и прочее в таком роде ее действие не распространяется. И это упущение, которое придется устранить, только надо придумать как. Я подниму этот вопрос на следующем собрании персонала.

— Так вот что это было! Статуя, которой дали движение, но не жизнь? — спросила Стефани. — Выглядело это странно. Лев вообще не сопротивлялся, просто вышиб дверь и продолжал переть к лестнице так, будто нас тут и нет.

Стефани была моложе Вивьен, совсем недавно из Вутен-Холла. Подвижная и изящная, точно эльф, она не ходила, а порхала; из одежды признавала только спортивные костюмы «Адидас», с собой всегда носила рюкзак, запас оружия в котором наверняка превосходил весь арсенал Кэмерона, вместе взятый: и рассованный по безразмерным карманам его многочисленных кардиганов, и тот, что он прятал под просторными рубашками. Сегодня Стефани выбрала костюм цвета морской волны с оранжевыми и черными полосками. Похоже, он служил той же цели, что ослепляющий камуфляж военного времени, по крайней мере на улице.

Занявшись книготорговлей, Стефани взяла на себя роль внучки Кэмерона и помогала ему в магазине, как до нее это делали многие ее «братья» и «сестры». Кэмерона часто спрашивали о леворуких книготорговцах, прошедших через его магазин в то или иное время; считалось, что у него куча родственников с разных концов света и разных цветов кожи. И это действительно было так, хотя и не в том смысле, какой обычно вкладывают в понятие родства люди.

— Думаю, да, — ответила Вивьен. — Хотя в этом, конечно, еще предстоит разобраться. Где там этот полицейский?

Стефани обошла висящую на одной петле дверь, но тут же вернулась и, шмыгнув в левый от входа угол, опустилась на колени, чтобы прислонить к стене железный прут, который раньше бросила на пол.

— Здесь, — сухо сказала она и встала.

Крупный, запыхавшийся от ходьбы констебль полиции Эйвона и Сомерсета поднялся по ступенькам и остановился в дверном проеме, покачиваясь на каблуках, — живая пародия на представителя власти. На нем было мокрое от снега пальто, верхнюю часть лица скрывала тень от шлема: слегка великоватый, он съезжал вперед, стоило только констеблю приподнять голову.

— Доброе утро, — произнес он, и его промокший вид, сдвинутый набекрень шлем и неожиданно мальчишеский голос ослабили впечатление сурового хранителя общественного порядка, которое он надеялся произвести. — Я П. К. Рен, и у меня есть основания полагать, что здесь было совершено преступление...

Книготорговцы закусили губу, кто-то даже фыркнул от смеха, и констебль запнулся.

— П. К. Рен? — не сдержалась Руби. — Вот как?

Констебль вздохнул и снова возмечтал о повышении. Будь у него возможность представляться «сержантом Реном», а не дурацким П. К., эти книжные черви не потешались бы сейчас над ним, делая вид, будто он представился им Персивалем Реном, автором «Похорон викинга». Но и он тоже хорош: зашел в книжный — так представляйся: констебль Рен, без всяких там П. К.

— Как я уже говорил, — бесстрастно начал он снова, — у меня есть основания полагать, что здесь было совершено преступление... — Он запнулся, заметив обломки статуи и сорванную с петель дверь. — Хотя, кажется, не совсем то, о котором я думал. — Он прикусил ремешок шлема, рассеянно пососал его, потом опомнился и выплюнул. — В одиннадцать часов шесть минут я увидел пантомимиста в костюме льва. Он шел по улице, и у меня возникло подозрение, что это нелицензированный уличный артист, которого я...

— Я вынужден перебить вас, констебль, — сказал Кэмерон, достал из кармана кардигана тонкий черный бумажник, открыл его и показал полицейскому удостоверение. — Прочтите это, а затем свяжитесь с инспектором Торрант из вашего полицейского участка на Бродбери-роуд, но не по рации.

Констебль Рен с сомнением взглянул на Кэмерона и взялся за изучение удостоверения. Когда он закончил, его лицо одеревенело; он старательно избегал смотреть на обломки статуи и на сломанную дверь, уставившись в невидимую точку примерно в футе у себя перед носом.

— Понимаю. Инспектор Торрант. Я слышал о ней. — Он ткнул пальцем в рацию «Бёрндепт» размером с кирпич, висевшую на нейлоновом ремешке у него на поясе. — Я все равно не могу воспользоваться ею. Не работает. Отсырела, наверное.

Кэмерон показал на прилавок, часть которого занимала старинная касса, из самых ранних; она так громко звякала всякий раз, когда выдвигался ящик для денег, что посетители даже подскакивали от неожиданности; рядом с кассой стоял телефон — черный бакелитовый аппарат времен Второй мировой войны.

Исполненный важности возложенной на него задачи, констебль прошествовал к телефону и стал звонить в участок, но ошибся номером. Вид властного высокомерия слетел с него, когда он принялся набирать номер повторно, то и дело застревая в дырочках телефонного диска толстым пальцем.

— Мясная лавка «Санзо»3, — прошептала Руби, но так тихо, что лишь книготорговцы с их сверхъестественно тонким слухом могли ее услышать.

Никто, однако, не улыбнулся, чтобы констебль ничего не заметил. Одной шутки на его счет было достаточно.

— Сержант? Это Рен. Я в Малом книжном магазине на углу Джордж-стрит и Бартлетт-стрит. Да, так я и говорю. Ясно... Э-э-э... Тут лев из пантомимы... Нет, не то... В общем, здесь один джентльмен, у него документ из того чуднóго отдела, и он сказал мне, чтобы я позвонил инспектору Торрант... — Он осекся и стал слушать, заметно напрягшись и даже перестав раскачиваться; когда сержант на другом конце провода замолчал, Рен опустил трубку так осторожно, словно боялся разбудить капризного малыша. — Мне велено стоять снаружи, — пробормотал он. — И смотреть в другую сторону. Сержант Лукас вызовет инспектора Торрант.

— Вот и хорошо, — произнес Кэмерон. — Спасибо, констебль.

Полицейский вышел, не глядя ни вправо, ни влево, а Стефани с трудом подняла массивную дверь, которая, на взгляд, весила фунтов триста, а то и больше, и поставила ее на место.

— Хорошо, что покупателей не было, — сказала она. — Полагаю, никто не в курсе, что стряслось?

— Есть одно предположение, — отозвалась Вивьен. — Не исключено, что это как-то связано с картой перемещения, которую мы только что нашли в одной книге. На карте изображен сад большого дома, видимо перенесенного во времени. В саду много статуй, в том числе пара львов, очень похожих на этого.

— У нас пока нет оснований утверждать, что между этими событиями есть связь, — добавила Руби. — Но вероятность существует, и лично я подозреваю, что этому льву поручили найти карту. Мы развернули ее, и лев проснулся. Интересно, где это случилось? Кэмерон, когда львы исчезли из парка Хеджмид?

Книготорговец почесал нос левой рукой. Белая хлопчатобумажная перчатка на ней как нельзя лучше подходила продавцу антикварных книг.

— В семьдесят седьмом, — задумчиво произнес он. — И кажется, примерно в это же время — незадолго до Рождества.

— Ты говорил, что львов было два, — заметила Стефани. — Значит, где-то есть второй такой же. Мы должны сообщить об этом в Лондон?

— Да. Следует поставить в известность Уну и двоюродную бабушку Эванджелину. Но главное — нам нужно раздобыть другую карту перемещения, чтобы мы могли вернуть Мерлина, — сказала Вивьен.

— Где он? — хором спросили Стефани и Кэмерон.

— Переместился, — ответила Вивьен. — Поймал пчелу, вылетевшую из той карты, что у нас наверху. И оказался в том саду. А сад вне времени.

— И вы не сможете выбраться оттуда без карты обратного пути, — тоном знатока подтвердил Кэмерон. — Эх, незадача! У нас здесь были две карты: одна от замка в Девоне, другая от прелестного участка в Уире. И то и другое в нашем времени и пространстве. Но лондонские умники решили, что нечего этим картам лежать тут без дела, и перевезли их в Лондон для изучения. Это было в прошлом году.

— Тетушкам Зои и Хелен? — уточнила Вивьен.

Кэмерон кивнул. Упомянутые равнорукие дамы были экспертами по бумаге и другим библиотечным делам, как обыденным, так и эзотерическим.

— Я позвоню сначала Эванджелине, потом им.

— Воспользуйся телефоном Дельфины, — сказал Кэмерон. — Я буду звонить в Лондон.

— Я уже на связи. В отличие от некоторых я знаю все необходимые процедуры и не слоняюсь без дела, — донесся голос Дельфины из табачной лавки. — Эванджелины нет ни в одном из книжных. Она на конференции книготорговцев в Брайтоне.

— У нас конференция в Брайтоне? — спросила Руби. — Мне никто не говорил...