Луна и Смерть E-Book

Федерико Гарсиа Лорка

• Herausgeber: Азбука
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Азбука-поэзия
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 131

Veröffentlichungsjahr: 2023

Beschreibung

«Он приходил, зачаровывал и наступало счастье», — так вспоминал Пабло Неруда о самом знаменитом поэте Испании Федерико Гарсии Лорке. Его легкокрылая поэзия казалась бесконечно далекой от сумбуров и катастроф двадцатого столетия. Даже в поздних сюрреалистичных стихах Лорка представал как бы жителем другой планеты. Однако в его благозвучных сказочных песнях подспудно звучали печальные голоса современности, к которым автор не мог оставаться равнодушным. И трагическая смерть поэта под пулями франкистских солдат, возможно, была предсказана в его стихах: «Есть корабли, что только и ждут неосторожного взгляда, чтобы спокойно уйти под воду». В настоящее издание вошли самые известные стихотворения Федерико Гарсиа Лорки в лучших переводах. Часть из них печатаются на русском языке впервые.

Leseprobe

Содержание

Книга стихов

Поэма о канте хондо

Первые песни

Песни

Цыганское романсеро

Поэт в Нью-Йорке

Плач по Игнасио Санчесу Мехиасу,

Диван Тамарита,

Сонеты темной любви

Стихи разных лет

Перевод с испанского Артема Андреева, Виктора Андреева, Анатолия Гелескула, Бориса Дубина, Вероники Капустиной, Анастасии Миролюбовой, Марины Цветаевой, Геннадия Шмакова

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Гарсиа Лорка Ф.Луна и Смерть : стихотворения / Федерико Гарсиа Лорка ; пер. с исп. А. Андреева, В. Андреева, А. Гелескула и др. — СПб. : Аз­бука, Азбука-Аттикус, 2021. — (Азбука-поэзия).

ISBN 978-5-389-23146-7

16+

«Он приходил, зачаровывал, и наступало счастье» — так вспоминал Пабло Неруда о самом знаменитом поэте Испании Федерико Гарсиа Лорке. Его легкокрылая поэзия казалась бесконечно далекой от сумбуров и катастроф двадцатого столетия. Даже в поздних сюрреалистичных стихах Лорка представал как бы жителем другой планеты. Однако в его благозвучных сказочных песнях подспудно звучали печальные голоса современности, к которым автор не мог оставаться равнодушным. И трагическая смерть поэта под пулями франкистских солдат, возможно, была предсказана в его стихах: «Есть корабли, что только и ждут неосторожного взгляда, чтобы спокойно уйти под воду».

В настоящее издание вошли самые известные стихотворения Федерико Гарсиа Лорки в лучших переводах. Часть из них печатаются на русском языке впервые.

© В. Н. Андреев, состав, примечания, перевод, 2021© А. В. Андреев, перевод, 2006, 2021© А. М. Гелескул (наследник), перевод, 2021© Б. В. Дубин (наследник), перевод, 2021© В. Л. Капустина, перевод, 2006© А. Ю. Миролюбова, перевод, 2006© Г. Г. Шмаков (наследник), перевод, 2021© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019Издательство АЗБУКА®

Книга стихов1

1 Первый поэтический сборник Гарсиа Лорки. Он был издан летом 1921 года в Мадриде.

Баллада морской воды

Эмилио Прадосу2(ловцу облаков)

Море смеется

у края лагуны.

Пенные зубы,

лазурные губы.

— Девушка с бронзовой грудью,

что ты глядишь с тоскою?

— Торгую водой, сеньор мой,

водой морскою.

— Юноша с темной кровью,

что в ней шумит не смолкая?

— Это вода, сеньор мой,

вода морская.

— Мать, отчего твои слезы

льются соленой рекою?

— Плачу водой, сеньор мой,

водой морскою.

— Сердце, скажи мне, сердце, —

откуда горечь такая?

— Слишком горька, сеньор мой,

вода морская...

А море смеется

у края лагуны.

Пенные зубы,

лазурные губы.

1919

2Эмилио Прадос (1899–1962) — испанский поэт, друг Лорки.

Деревья

Деревья!

Вы — стрелы,

что небесами созданы?

Какие лучники вами стреляли?

Были вы звездами?

Музыка ваша — музыка птичьих душ,

Господнего взора,

Христовых страстей.

Деревья!

Будет ли узнано сердце мое в земле

сплетением ваших корней?

1919

Луна и Смерть

Зубы кости слоновой

у луны ущербленной.

О, канун умиранья!

Ни былинки зеленой,

опустелые гнезда,

пересохшие русла...

Как луне на закате

одиноко и грустно!

Донья Смерть ковыляет

мимо ивы плакучей

с вереницей иллюзий —

престарелых попутчиц.

И как злая колдунья

из предания злого,

продает она краски —

восковую с лиловой.

А луна этой ночью,

как на го́ре, ослепла —

и купила у Смерти

краску бури и пепла.

И поставил я в сердце

с невеселою шуткой

балаган без актеров

на ярмарке жуткой.

1919

Желание

Только сердце твое пылающее,

более ничего.

Мой рай — это сад

без лиры,

без соловьев —

слышен лишь родника

и ручья неспешного зов.

Без острой шпоры

ветра в плетенье ветвей густом,

без света звезды, что хотела бы

стать листом.

Только свет необъятный, который

был бы лишь светлячком

иного

сиянья,

свет в чистом поле,

в изломе взглядов признанья.

Полное отдохновение,

и мы в поцелуе слились,

и звонкие пятна

эха,

раскрывшего высь.

И только сердце твое пылающее,

более ничего.

1920

Море

Море, оно —

Люцифер3 лазури. С библейских времен

за стремленье быть светом

низринутый небосклон4.

Море обречено

на движение вековое,

а когда-то на своде небесном оно

пребывало в покое.

Но от горечи роковой

ты спасалось, море, любовью,

рождена ведь Венера тобой,

и своей глубиной

ты не связано c болью.

Ты прекрасно даже в печали.

И не покоряешься никому ты.

Правда, звезды твои отсверкали,

вместо них — медузы да спруты.

Море страданий и слёз,

вечное в нашей судьбе.

Шел по тебе Христос,

шел и Пан по тебе.

А Венера-звезда5

свет гармонии льет над землею.

Разве все суета?6

Свет Венеры стал, море, душою

твоей...

...Кто же ты, человек?

Падший ангел, не боле, признай.

И земля — вероятно, навек —

твой потерянный рай.

Апрель 1919 года

3Люцифер(лат.) — носитель света, светоносный.

4Низринутый небосклон. — Ср. с двустишием испанского поэта, нобелевского лауреата Хуана Рамона Хименеса (1881–1958) — из книги «Дневник поэта и моря» (1917):

О, море! Мятежное небо,низринутое с небес!

(Перевод В. Симонова)

5Венера. — Римская богиня любви Венера (греческая — Афродита) родилась из пены морской.

6Разве все суета? — Отсылка к Екклесиасту (глава 1, стих 2).

Осенний ритм

Мануэлю Анхелесу7

Горька позолота пейзажа.

А сердце слушает жадно.

И сетовал ветер,

окутанный влажной печалью:

— Я плоть поблекших созвездий

и кровь бесконечных далей.

Я краски воспламеняю

в дремотных глубинах,

я взглядами весь изранен

ангелов и серафимов.

Тоскою и вздохами полнясь,

бурлит во мне кровь и клокочет,

мечтая дождаться триумфа

любви бессмертно-полночной.

Я в сгустках сердечной скорби,

меня привечают дети,

над сказками о королевах

парю хрусталями света,

качаюсь вечным кадилом

плененных песен,

заплывших в лазурные сети

прозрачного метра.

В моем растворились сердце

душа и тело Господни,

и я притворяюсь печалью,

сумеречной и холодной,

иль лесом, бескрайним и дальним.

Веду я снов каравеллы

в таинственный сумрак ночи,

не зная, где моя гавань

и что мне судьба пророчит.

Звенели слова ветровые

нежнее ирисов вешних,

и сердце мое защемило

от этой тоски нездешней.

На бурой степной тропинке

в бреду бормотали черви:

— Мы роем земные недра

под грузом тоски вечерней.

О том, как трещат цикады

и маки цветут, — мы знаем

и сами в укромном логе

на арфе без струн играем.

О, как идеал наш прост,

но он не доходит до звезд!

А нам бы — мед собирать,

и щелкать в лесах, как птицы,

и грудью кормить детей,

гулять по росе в медунице!

Как счастливы мотыльки

и все, что луной одеты,

кто вяжет колосья в снопы,

а розы — в букеты.

И счастлив тот, кто, живя

в раю, не боится смерти,

и счастлив влюбленный в даль

крылато-свободный ветер.

И счастлив достигший славы,

не знавший жалости близких,

кому улыбнулся кротко

наш братец Франциск Ассизский8.

Жалкая участь —

не понять никогда,

о чем толкуют

тополя у пруда.

Но им дорожная пыль

ответила в дымке вечерней:

— Взыскала вас щедро судьба,

вы знаете, что вы черви,

известны вам от рожденья

предметов и форм движенья.

Я ж облачком за странником

в лучах играю, белая,

мне бы в тепле понежиться,

да падаю на землю я.

В ответ на жалобы эти

деревья сказали устало:

— А нам в лазури прозрачной

парить с малолетства мечталось.

Хотелось летать орлами,

но мы разбиты грозою!

— Завидовать нам не стоит! —

раздался клекот орлиный, —

лазурь ухватили звезды

когтями из ярких рубинов.

А звезды сказали: — За нами

лазурь схоронилась где-то...

А космос: — Лазурь замкнута

надеждой в ларец заветный.

Ему надежда ответила

из темноты бездорожья:

— Сердечко мое, ты бредишь!

И сердце вздохнуло:

— О Боже!

Стоят тополя у пруда,

и осень сорвала их листья.

Мерцает серебряной чернью вода

средь пыли дорожной и мглистой.

А черви уже расползлись кто куда,

им что-то, наверное, снится.

Орлы укрываются в гнездах меж скал.

Бормочет ветер: — Я ритм вечный!

Слышны колыбельные песни в домах,

и блеет отара овечья.

На влажном лике пейзажа

морщин проступают сети —

рубцы от задумчивых взглядов

давно истлевших столетий.

Пока отдыхают звезды

на темно-лазурных прóстынях,

я сердцем вижу свою мечту

и тихо шепчу:

— О Господи!

О Господи, кому я молюсь?

Кто ты, скажи мне, Господи?!

Скажи, почему нет нежности ходу

и крепко надежде спится,

зачем, вобрав в себя всю лазурь,

глаза смежают ресницы?

О, как мне хочется закричать,

чтоб слышал пейзаж осенний,

оплакать свой путь и свою судьбу,

как черви во мгле вечерней.

Пускай вернут человеку Любовь,

огромную, как лазурь тополевой рощи,

лазурь сердец и лазурь ума,

лазурь телесной, безмерной мощи.

Пускай мне в руки отмычку дадут —

Я ею вскрою сейф бесконечности

и встречу бесстрашно и мудро смерть,

прихваченный инеем страсти и нежности.

Хотя я, как дерево, расколот грозой,

и крик мой беззвучен, и листьев в помине нет,

на лбу моем белые розы цветут,

а в чаше вино закипает карминное.

1920

7Мануэль Анхелес (1895–1984) — художник, друг Гарсиа Лорки.

8Франциск Ассизский (1181–1226) — итальянский религиозный деятель, основатель ордена францисканцев. Согласно легендам, Франциск Ассизский понимал язык зверей и птиц.

На мотив ночи

Я страшусь туманов

затканного луга

и сырых обочин

с палою листвою.

Если задремлю я,

разбуди, подруга,

отогрей дыханьем

сердце неживое.

Что за эхо дошло

и откуда?

Это ветер в стекло,

мое чудо!

Нес тебе мониста,

где горели зори.

Что же на дороге

брошен, обделенный?

Без тебя и птица

высохнет от горя,

и не брызнет соком

виноград зеленый.

Что за эхо дошло

и откуда?

Это ветер в стекло,

мое чудо!

И никто не скажет,

сказка снеговая,

как тебя любил я

на рассвете мглистом,

когда моросило

не переставая

и сползали гнезда

по ветвям безлистым.

Что за эхо дошло

и откуда?

Это ветер в стекло,

мое чудо!

1919

Завязь жизни

Что таится во мне

в минуты горькой печали?

О, кто вырубает лес,

мой лес золотисто-цветущий?

Что в зеркалах я читаю,

в их серебре туманном?

Что мне рассвет предлагает,

сверкающий над рекою?

Что за высокий вяз9

моих раздумий повален?

Что за дождь тишины

меня дрожать заставляет?

И если моя любовь

на бреге печали мертва,

что за колючки сокрыли

нечто, рожденное мной?

1919

9Вяз. — В классической испанской поэзии вяз символизирует достойную жизнь, честность, честь.

Иная песнь (Осень)

Сон навсегда пропал!

И в дождливой ночи

сердцем я осознал,

с какой трагической силой

осенний лес возрыдал.

В сокровенной печали

пейзажа, что исчезал,

крики мои ослабели.

Сон навсегда пропал!

О, навсегда! Навек!

Падает уже снег

на пустынное поле

жизни моей.

Опасаться

приходится мне, что мечта

может вдали затеряться.

Дождь все твердит и твердит:

сон навсегда пропал!

Да разве сон бесконечен?

Туман — словно снежный шквал,

но и туман осенний

уже от снега устал.

Мне ритм стиха говорит:

сон навсегда пропал.

И в дождливой ночи

сердцем я осознал,

с какой трагической силой

осенний лес возрыдал.

1919

Поэма о канте хондо10

10 Произведения данного сборника были написаны в 1921–1922 годах, но отдельным изданием вышли только в 1931-м.

Канте хондо (букв.: глубинное пение) — народные андалусские песни-танцы; исполняются под аккомпанемент гитары. Эти песни-танцы, вобравшие в себя элементы арабского, испанского и цыганского музыкального фольклора, требуют от исполнителя высочайшего эмоционального накала.

Летом 1922 года Гарсиа Лорка вместе с композитором Мануэлем де Фалья (1876–1946) организовал в Гранаде фестиваль канте хондо. В лекции, которую поэт прочел 19 февраля 1922 года в Гранаде, он, в частности, сказал: «Канте хондо, глубокое пение. Глубокое, глубинное. Оно поистине глубокое, глубже всех бездн и морей, много глубже сердца, в котором звучит, и голоса, в котором воскресает, — оно почти бездонно. Оно идет от незапамятных племен, пересекая могильники веков и листопады бурь. Идет от первого плача и от первого поцелуя... Ни по чувству, ни по насыщенности, ни по тону в Испании нет ничего равного этим песням» (перевод Н. Малиновской).

Балладилья о трех реках

Сальвадору Кинтеро

Струится Гвадалквивир

среди садов апельсинных.

Текут две реки Гранады

со снежных вершин к долине.

Ах, любовь,

ты исчезла ныне!

Струится Гвадалквивир,

струи — под цвет граната.

Словно слезы и словно кровь —

текут две реки Гранады.

Ах, любовь,

ты ушла без возврата!

Парусники в Севилье

белеют над гладью синей;

а над водой Гранады

одни только вздохи стынут.

Ах, любовь,

ты исчезла ныне!

Гвадалквивир... Хиральда11,

апельсинных садов прохлада.

Хениль и Дарро12... Руины

башен, высоких когда-то.

Ах, любовь,

ты ушла без возврата!

Зачем уносить воде

крики и вздохи унынья?

Ах, любовь,

ты исчезла ныне!

Уносит в море река

цветы апельсинного сада.

Ах, любовь,

ты ушла без возврата!

11Хиральда — колокольня кафедрального собора в Севилье (бывший минарет главной мечети; построен в XII веке).

12Хениль и Дарро. — Город Гранада расположен при слиянии рек Хениль и Дарро; позже Хениль впадает в Гвадалквивир. Река Дарро — прозрачна, река Хениль красновата из-за глинистого дна.

Поэма о цыганской сигирийе13

Пейзаж

Масличная равнина

распахивает веер,

запахивает веер.

Над порослью масличной

склонилось небо низко,

и льются темным ливнем

холодные светила.

На берегу канала

дрожат тростник и сумрак,

а третий — серый ветер.

Полным-полны маслины

тоскливых птичьих криков.

О, бедных пленниц стая!

Играет тьма ночная

их длинными хвостами.

13Сигирийя — одна из основных и древних форм канте хондо.

Гитара

Начинается

плач гитары.

Разбивается

чаша утра.

Начинается

плач гитары.

О, не жди от нее

молчанья,

не проси у нее

молчанья!

Неустанно

гитара плачет,

как вода по каналам — плачет,

как ветра над снегами — плачет,

не моли ее о молчанье!

Так плачет закат о рассвете,

так плачет стрела без цели,

так песок раскаленный плачет

о прохладной красе камелий.

Так прощается с жизнью птица

под угрозой змеиного жала.

О, гитара,

бедная жертва

пяти проворных кинжалов!

Крик

Крик полукружьем

от склона

до склона пролег.

Черною радугой

стянут

сиреневый вечер.

Ай!

По струнам ветров

полоснул

исполинский смычок.

Ай!

(Цыгане в пещерах

затеплили свечи.)

Ай!

Тишина

Слушай, сын, тишину —

эту мертвую зыбь тишины,

где идут отголоски ко дну.

Тишину,

где немеют сердца,

где не смеют

поднять лица.

Поступь сигирийи

Бьется о смуглые плечи

бабочек черная стая.

Белые змеи тумана

след заметают.

И небо земное

над млечной землею.

Идет она пленницей ритма,

который настичь невозможно,

с тоскою в серебряном сердце,

с кинжалом в серебряных ножнах.

Куда ты несешь, сигирийя,

агонию певчего тела?

Какой ты луне завещала

печаль олеандров14 и мела?

И небо земное

над млечной землею.

14Олеандр. — В испанской поэзии и фольклоре олеандр — символ горечи, обреченности, измены.

Вослед шествию сигирийи

Дети глядят

на дальний закат.

Свечи погасли,

и слепые юницы

к луне обращают лица,

и возносятся ветром

спирали печали.

Горы глядят

на дальний закат.

А потом...

Прорытые временем

лабиринты —

исчезли.

Пустыня —

осталась.

Немолчное сердце —

источник желаний —

иссякло.

Пустыня —

осталась.

Закатное марево

и поцелуи —

пропали.

Пустыня —

осталась.

Умолкло, заглохло,

остыло, иссякло,

исчезло.

Пустыня —

осталась.

Поэма о солеа15

* * *

Земля сухая,

земля немая

в ночи

без края.

(Ветер в садах,

ветер в горах.)

Земля —

старей

страдания

и свечей.

Земля

глубинной мглы.

Земля

безглазой смерти,

каленой стрелы.

(Ветер полей.

Дрожь тополей.)

15Солеа (букв.: одиночество) — одна из древних форм канте хондо; исполняется, как правило, женщинами.

Селенье

На темени горном,

на темени голом —

часовня.

В жемчужные воды

столетние никнут

маслины.

Расходятся люди в плащах,

а на башне

вращается флюгер.

Вращается денно,

вращается нощно,

вращается вечно.

О, где-то затерянное селенье

в моей Андалузии16

слезной...

16 Марина Ивановна Цветаева переводила стихи Гарсиа Лорки в 1941 году. Тогда в России было принято говорить и писать — Андалýзия. Ныне принята форма — Андалуси́я. Впервые переводы Марины Цветаевой были опубликованы в книге: Гарсиа Лорка Ф. Избранное. М., 1944.

Кинжал

Кинжал,

в жилах кровь леденя,

входит в сердце — как плуг,

взрезающий землю.

Нет.

Не вонзайте его в меня.

Нет.

Кинжал —

словно луч раскаленного дня

пламенит

глубины ущелий.

Нет

Не вонзайте его в меня.

Нет.

Перекресток

Вечер, фонарь,

ветра шквал,

и — в сердце

кинжал.

Улица —

как струна,

дрожит в напряженье она,

дрожит,

от жалящей боли черна.

Всюду,

что бы ни увидал,

вижу: в сердце

кинжал.

Ай!

Крик расстилает по ветру

Тень кипариса17.

(Один я хочу остаться

и разрыдаться.)

Все порушено в мире.

Осталось только безмолвие.

(Один я хочу остаться

и разрыдаться.)

А ночной горизонт

искусан кострами.

(Я ведь сказал: один

я хочу остаться

и разрыдаться.)

17Кипарис — кладбищенское дерево, дерево скорби, траура.

Неожиданное

Мертвый, на улице он лежал,

с кинжалом в груди.

Никто из прохожих его не знал.

Как дрожит фонарь на ветру,

Боже!

Никак не может унять он

дрожи.

Холод рассвета скользнул по лицу.

Но никто не решился

закрыть глаза мертвецу.

Мертвый, на улице он лежал,

да, с кинжалом в груди,

нет, никто из прохожих его не знал.