Магия вернется в понедельник E-Book

Алина Потехина

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Тайны Драконьего Министерства. Магический детектив
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 545

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

«Гарри Поттер» в российском сеттинге, со своим Министерством Магии, мракоборцами и борьбой за права волшебников. Магическая Россия, 2024 год. В кафе маленького провинциального городка погибает сотрудник — его находят с посеревшим лицом и горстью пепла во рту. Заведение когда-то принадлежало известному колдуну графу Миляеву, и улики указывают на то, что в деле замешана темная магия. На место преступления прибывает инспектор Магического Комитета Фёдор Жрановский. Магия вот уже 40 лет под строжайшим запретом, и потому дело приобретает особое значение. Под подозрение инспектора сразу попадает нынешняя хозяйка кафе — Дарья Волковская. Ведь девушка была единственным свидетелем странной смерти Павла Миляева, внука знаменитого колдуна и прошлого владельца заведения. И, кажется, в тот раз также не обошлось без волшебства…

Leseprobe

Алина Игоревна Потехина Магия вернется в понедельник

Конфабуля́ции (лат. confābulārī – «болтать», «рассказывать») – ложные воспоминания, в которых факты, бывшие в действительности либо видоизменённые, переносятся в иное (часто в ближайшее) время и могут сочетаться с абсолютно вымышленными событиями.

© Потехина А.И., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Пролог

Громкое рычание мотора растворило тишину, оглушило, заставило мысли и тело замереть в испуге. Серебристый внедорожник заполнил собой всё пространство узкой дороги, вильнул в сторону двоих людей, которые попытались уклониться от траектории его движения.

Изнутри, из самой сердцевины души, вырвалась сила, дремавшая долгие годы, – необузданная, страшная. Визга тормозов не последовало. Медленный вдох. Протяжный выдох. Стук сердца в ушах. Магия прошила пространство, накатилась на внедорожник как огромная волна, заставила его остановиться перед людьми и, неизрасходованная до конца, откатилась назад. Воздух стал твёрдым, как камень. Сбоку послышался тяжёлый вздох. Магическая сила оттянулась в сторону звука, освободила дыхание. Смяла человеческое тело, как бумагу, переломала кости, высушила вены. Тёмно-карие глаза закатились. Их блеск потух навсегда. Автомобиль медленно развернулся и уехал. Руки вцепились в смятое тело – ещё тёплое, совсем недавно бывшее человеком. Другом.

Книга 1

1. Дарья

Почему я снова и снова возвращаюсь к тому, с чего начинала? К ожиданию с чашкой кофе, к потрёпанному чемодану, задвинутому под стол. Как будто жизнь моя несётся по кругу, обнуляясь на каждом витке, а я всё бегу-бегу-бегу и никак не могу осознать, что топчусь на месте.

«Может, стоило предупредить о приезде?» – подумала я, сидя за столом старой кофейни на берегу Фрешерского водохранилища. Я много слышала о ней в далёкие студенческие годы. Это прекрасное во всех отношениях заведение открыл далёкий предок моего университетского приятеля – господин Миляев. Про него ходило множество слухов: кто-то говорил, что Филипп Миляев был крайне эксцентричным мужчиной и устраивал сцены в общественных местах; другие рассказывали, что он довёл до сумасшествия свою жену; третьи полушёпотом травили байки про то, как Миляев убил свою супругу, с которой прожил долгую, но несчастливую жизнь. Подтверждений ни у одной из версий так и не появилось.

Когда в университете Лейла шёпотом поведала мне одну из страшных версий умерщвления жены Миляева, я воспользовалась своей дружбой с его внуком, Павлом, и попросила рассказать, что же было с ними не так. Пашка погрустнел и признался, что ждал, когда я пристану к нему с этими расспросами. Однако удивился, почему я решилась задать вопросы только спустя год после того, как узнала, что знаменитый Филипп Миляев – его дед. Паша показал мне несколько фотографий своего деда с женой – люди как люди. На фотографиях они держались за руки или обнимались, а ещё улыбались тепло и искренне. Что могло заставить людей рассказывать о них всякие гадости?

Пашка сказал, что ничего особенного в них не было. Жили хорошо, открыли кафе с гостиницей на отшибе. Это сейчас рядом с Фрешерским водохранилищем вырос городок, а во время строительства там был настоящий пустырь с деревней неподалёку. Странное местоположение кофейни дало толчок слухам, которые набрали обороты и как снежный ком покатились с пологого склона беспощадной человеческой болтливости.

Дела у Миляевых, как ни странно, пошли в гору, что только подстегнуло болтунов. Даже возник слух о том, что Филипп Миляев был магом, потому как принадлежал к древнему дворянскому роду. Все же знали, что дворяне – практически поголовно волшебники.

– Рысёнок, ну ты же понимаешь, что их успех не давал покоя завистникам, – cказал мне Пашка, опровергая эти слухи. – Даже если они были дворянами, что это меняет? Среди них половина была обычными людьми.

– Понимаю, но ведь не про всех болтают всякие глупости.

– Не про всех. Но тогда время такое было – аристократию лишали титулов и наград, а мой дед умудрился, лишившись практически всего имущества, построить кафе и снова разбогатеть. Естественно, многим неудачливым дворянам это не понравилось. Ему и кофейню-то власти дали открыть только потому, что строил он её в отдалённом от столицы захолустье и никто не верил в успех предприятия. Потом подкопаться ни к чему не смогли. А ведь копали не только власть имущие, но и бывшая аристократия.

– Жалко мне тебя, Пашка. Небось каждый второй предполагает твоё родство со знаменитым Миляевым и пристаёт с расспросами.

– Я привык уже. – Пашка невесело рассмеялся.

Больше мы к этой теме не возвращались. У меня, конечно, было много вопросов о семье Миляевых, но задать их я так и не решилась. Боялась потерять доверие и превратиться в очередную жадную до сплетен и слухов девушку. Пашка как будто ждал от меня расспросов ещё несколько дней, но потом успокоился, и наша дружба вернулась в привычную колею. Это было на третьем курсе университета, то есть семь лет назад. Как же быстро бежит время.

После университета наши с Пашкой дороги разошлись. Я уехала в столицу – покорять и завоёвывать, а Павел вернулся домой – сохранять и приумножать. Кофейня перешла к нему по наследству три года назад, после смерти его папы. Я хотела приехать на похороны, но Паша меня отговорил. Сказал, что делать здесь нечего, народу будет уймища, утешать его есть кому, и вообще, какой смысл переться на другой конец страны, чтобы попрощаться с человеком, которого я никогда не знала? Определённая логика в его словах была, поэтому я, не без облегчения, отказалась от поездки.

Мне хотелось увидеться с Пашкой, но я решила отложить визит до более приятных времён. Помимо всего прочего в связи со смертью Миляева-старшего снова всколыхнулась общественность, подняла с информационного дна старые слухи и в очередной раз принялась их мусолить.

Всё изменилось несколько дней назад, когда ко мне заявился странного вида господин. Ну, в общем-то, выглядел он вполне обычно, но что-то в нём меня насторожило. Он подсел ко мне за столик в кафе и начал издалека расспрашивать о времени, проведённом в университете.

Я тогда как раз уволилась из одной нечистой на руку конторы и пребывала в беспокойном раздрае, не зная, что мне теперь делать и куда податься. Так уж вышло, что врать я никогда не любила, а в моей профессии всегда высоко ценились именно вруны, но не будем об этом.

В тот день я забрала свои вещи из офиса и засела в кафе неподалёку, чтобы разложить по полочкам происходящее и попытаться наметить хоть какой-то план дальнейших действий. Миссия по покорению столицы в краткие сроки оказалась провальной, и я всерьёз задумалась о переезде в город поменьше и попроще. Мысль о том, чтобы вернуться домой, даже не проскользнула в моей голове.

Теперь о господине. Возраст на вид угадать не получилось, он мог быть как сорокалетним, так и шестидесятилетним. Гладко выбритый, в болотно-сером пиджаке и с чёрной кожаной папкой в руках. Он извинился за вторжение и назвал меня по имени. Я встрепенулась. Признаться честно, я испугалась. Подумала, что начальник решил меня подставить напоследок. Он, конечно, хорошо заплатил, но взял с меня обещание никому не рассказывать о его делишках.

Так вот – я испугалась. Но господин улыбнулся и сказал, что он просто хочет со мной пообщаться об одном человеке. Сначала мужчина спрашивал про университет. Хоть я и догадалась, что разговор зайдёт о ком-то из сокурсников, но о ком – так до конца и не понимала. Поэтому, когда он спросил, в каких отношениях я состояла с господином Миляевым, я растерялась. А потом мне пришлось применять на практике тот самый навык, который я применять не любила, а именно – аккуратно врать. То, что господин пришёл ко мне, уже говорило о том, что он в курсе нашей дружбы. Только вот компания у нас была немаленькая, а что нас с Павлом связывали более тесные, чем по-студенчески приятельские отношения, господину знать было необязательно.

В общем, я убедила этого странного человека, что мы, конечно, дружили, но чего-то особенного я о Пашке не знала. Обычный парень, усердный студент, но не более того. А после университета наши пути и вовсе разошлись, остались лишь воспоминания о юности и дежурные поздравления по праздникам. Господин, как мне показалось, огорчился и вскользь обронил, что другие советовали обратиться именно ко мне. На моё любопытство по этому поводу он не ответил, после чего извинился и откланялся.

Как только он вышел из кафе, я, не раздумывая, забронировала билет на ближайший рейс в Мадан и отправилась собирать вещи.

Сейчас, сидя в кофейне «Над Фрешерским водохранилищем», принадлежащей Павлу, я раздумывала, что сказать и зачем вообще я сюда приехала. Мы не виделись уже два года, и, признаться, я была смущена предстоящей встречей. Это даже навевало ностальгические чувства.

Когда мы познакомились на первом курсе университета, я стеснялась его на протяжении первых полутора месяцев. Познакомились мы так: я в очередной раз снесла его учебник сумкой, когда проходила мимо, и, в попытке поднять книгу быстрее, чем Павел заметит пропажу, стукнулась лбом об стол. Шишка вылезла знатная. В итоге Паша поднимал с пола сначала хохочущую до слёз меня, а потом и свой многострадальный учебник. Во время пары он несколько раз спрашивал, как я себя чувствую, а я жутко нервничала. Потом мы разговорились и на следующей паре снова сели вместе. Через две недели мы уже стабильно сидели на всех совместных занятиях за одним столом, ездили до общаги и обратно и помогали друг другу с домашкой. Это не мешало мне смущаться из-за его невозмутимости, особенно когда он устранял последствия моей неуклюжести.

Если быть откровенной, то у меня были неприятные подозрения о причине интереса к Павлу того странного господина. Я не могла отделаться от ощущения, что в этой истории замешаны магические искусства.

– Даша? – знакомый голос выдернул меня из тягостных дум.

– Пашка?! – я почти прыгнула к нему на шею, но сдержалась. Мало ли – вдруг его пассия поблизости ошивается, если она есть, конечно, а тут я на нём повисла.

– Что ты здесь делаешь? – Пашка со счастливой улыбкой сел за мой столик.

Я невольно засмотрелась. Мой друг повзрослел – вокруг тёмно-карих глаз разбежались морщинки, лицо потяжелело, стало резче, тёмные волосы отросли и стали торчать в разные стороны.

– Тебя ищу. Паш, у тебя проблемы? – выпалила я, прежде чем подумала, как помягче подойти к теме.

– То есть? – Взгляд Паши стал колким, как два шила.

– Меня расспрашивали о тебе. Очень странный господин. Мне стало тревожно, и я приехала. – Я смутилась, но, переборов желание сбежать, встретилась с ним взглядом.

– Он не представился?

– Не-а.

– А что-нибудь говорил? Вопросы конкретные задавал? – Павел посмотрел мне в глаза с такой серьёзностью, что у меня душа наизнанку вывернулась.

Я задумалась, прокручивая в памяти разговор с господином, и покачала головой.

– Он спрашивал о странностях в твоём поведении, слухах, хобби. Упомянул, что другие рекомендовали обратиться ко мне.

– Значит, общался он не только с тобой. – Павел потёр переносицу.

– Спасибо, кэп, – я не удержалась от смешка.

– Может, это и к лучшему, – прошептал Паша, глядя в пустоту за окном.

– Паш. Что происходит?

– У меня проблемы.

– Это я уже поняла. Насколько всё серьёзно, Пашк?

– Очень. – Он посмотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом. – Меня подозревают в применении магии.

– Что? Ты серьёзно?

– Более чем. Погиб человек. Посетитель кафе. Все думают, что это я убил его. Магией.

– Соболезную, – наконец смогла выговорить я.

– Спасибо. – Паша смотрел на гладь озера.

– А ты правда мог применить магию? – мне с трудом удалось выговорить эти страшные слова.

– Я пытался его спасти. Он был волшебником. Отдача пошла не туда, – ответил мне Пашка, продолжая смотреть в пустоту над озером.

– Подожди, так ты маг, что ли? – я прикрыла рот рукой. – И ты так спокойно об этом говоришь? А если нас услышат?

– Не услышат. – Павел даже не оглянулся на работников зала. – Сотрудники знают, они надёжные.

– Уверен?

– Да. Тут место такое. Особое. Оно проверяет людей.

– Как это?

Павел пожал плечами:

– Всех по-разному.

Мы замолчали. Глубоко внутри я догадывалась о том, что слухи вокруг Миляевых ходят не просто так, но осознать, что мой близкий друг, самый надёжный и родной человек (помимо родителей, конечно), окажется волшебником, было невероятно трудно.

– Я помогу тебе! – выпалила я, так до конца и не разобравшись в своих ощущениях.

Пашка, казалось, не удивился, только уголки губ дёрнулись в спокойной улыбке.

– Тебе есть где остановиться?

– Не-а. Я ещё не успела озаботиться.

– Останешься здесь?

– Конечно, – я украдкой выдохнула.

Павел подозвал официанта и попросил два комплексных обеда. Пока несли еду, мы заговорили о студенчестве. Вспомнили Людку Макееву, которая погибла год назад – утонула во время отдыха, поговорили про Игоря Панина, который успел за эти два года стать многодетным папой, про Катю Синюю и Эльку Матвееву, про Диму и Сашу Михеевых, которые не были братьями, и про всех остальных понемножку.

После еды Паша повёл меня наверх.

– Пашк, а что значит «отдача пошла не туда»? – решилась я на вопрос.

– Ты никогда не слышала про отдачу от магии?

– Не-а. Это как у автомата?

– Да. Только магическую отдачу может воспринимать не только тот, кто творит волшебство, но и тот, на кого он эту отдачу перенаправляет. Ещё она может уйти в воздух, но это чревато разрушительными последствиями.

– Насколько разрушительными?

– Помнишь взрыв в столичном метро два года назад?

– Конечно, я там неподалёку работала. – Горло схватилось сухим спазмом, а в голове появилась навязчивая мысль, будто я что-то упускаю.

– Опытные маги умеют перенаправлять отдачу в землю, но это сложно. – Павел замолчал, а потом продолжил несвязно: – На нас летела машина – серебристый внедорожник. Он остановился из-за магии. – Паша побледнел.

– Прости.

– Не надо. Просто теперь мне надо как-то выпутаться из этой истории, а я не знаю как. Вот и сижу здесь, как в конуре.

– А почему комитетские сюда не приходят?

– Здесь место такое. Особенное. Деду как-то удалось добиться запрета для Комитета на вход в здание без приглашения.

– Серьёзный он был человек.

– Ты даже не представляешь насколько – Пашка в ответ хихикнул, совсем как в универе.

Мы поднялись на третий этаж, и Павел поставил мой чемодан возле массивной двери из тёмного дерева.

– Я рад, что ты здесь, – сказал он с улыбкой на повзрослевшем лице и пошёл обратно.

– Я тоже, – ответила я ему в спину.

Кофейня семьи Миляевых занимала весь первый этаж красивого трёхэтажного здания. На втором этаже был офис, а также комнаты для работников и постояльцев. На третьем жил Павел и его гости. Для меня он выделил гостевую комнату с отдельным санузлом, большой террасой и кабинетом.

Невероятно. Никогда не жила в такой роскоши. И это не про обстановку в комнате. Я зашла в комнату и замерла перед окном, беззвучно открывая и закрывая рот. Вид из окна вышиб из меня весь воздух и наполнил мои сморщенные внутренности отсветами разгорающегося заката. Он растекался по зеркальной глади водохранилища и тенями спускался с холмистого противоположного берега. Я вцепилась пальцами в оконную раму и открыла её, впустила в комнату золотистый свет и ясное небо. Снизу послышалась музыка.

     И треснул мир напополам, дымит разлом,И льётся кровь, идёт война добра со злом.И меркнет свет, в углах паук плетёт узор,По тёмным улицам летит «ночной дозор» 1.

Я медленно разложила вещи и снова замерла перед окном. Закат выгорел и отступил за горизонт – уступил пространство для звёзд. Холмы почернели, справа огнями ответил на призыв звёздного неба город. Оторваться от этого пейзажа было сложно. Стоя здесь и упиваясь прохладой весенней ночи, я позавидовала будущей Пашиной жене. Она будет смотреть в эти окна. Будет просыпаться и засыпать с этим чудесным видом. Тут же обожгла мысль: чтобы жена у Пашки появилась, надо для начала Пашу спасти.

За один наш разговор о магии мы могли оказаться в тюрьме. После революции, произошедшей сорок лет назад, даже косвенные подозрения в применении магии могли привести к пожизненному заключению, а за доказанное применение магии наказание было одно – смерть. Жестоко, но, наверное, люди, которые проводили «смену», знали, что делали. «Хорошо, если знали, а не просто меняли миропорядок, добиваясь власти», – тут же съязвил внутренний голос.

Бюрократическая машина неповоротлива, но это не значит, что она не найдёт способ выкурить Павла из кафе. Даже если удастся доказать Пашкину непричастность, он навсегда останется под бдительным присмотром Комитета. «А если он причастен?» – скрутила непрошеная мысль. Значит…

– И с какой это стати она решила, что сможет обыграть Магический Комитет? – спросил кто-то.

– Ха! Решила она… Да она просто сохнет по нему, так бы и…

– Да ладно тебе – сохнет! Смотри, как ей здесь нравится. О жене его будущей думает – да она же охомутать его хочет, чтобы стать хозяйкой и этого дома, и кофейни.

– А вот это похоже на правду, да только ведь мотивации-то не хватит, чтоб до конца бороться с Комитетом. Свалит же в конце концов…

– Только денег поимеет от него. Ха-ха!

– Нет, ну надо же, какая наглость!

Я резко обернулась. В комнате никого не было. Я зашла в ванную, осмотрела туалет. Медленно вернулась в комнату, проверила шкаф и пространство под кроватью. Затем выбежала в коридор, но тут же вернулась обратно – пустота была очевидной. Что за ерунда? Голоса звучали чётко и близко. И они… Они говорили обо мне так, словно знали, о чём бы я могла думать. Что за бред?

Я села на кровать и обхватила голову руками, а голоса между тем продолжали свой разговор, будто меня и не было рядом.

– Ой да ладно! Деньги. Да она на него прямо сейчас бы бросилась. Вы разве не помните, как она по нему в универе сохла? Всё мечтала его соблазнить.

– Ну скажешь тоже! Прям только соблазнить и хотела. Она же всё выясняла про его семью. Почву прощупывала – насколько он богат и стоит ли…

– А победила-то я! Она же потом уехала! И даже три года не показывалась ему на глаза.

– Покорить столицу решила. Вот умора-то!

– Кто вы? – заорала я. – Почему я вас не вижу? – Я вскочила и начала метаться по комнате, размахивая руками.

– Ой, она что, заметила нас?

– Смотри, как интересненько получается.

– То есть она нас слышит?

– Да кто вы такие! – закричала я, уже не стесняясь.

Голоса замолчали, зато в дверях появился Павел. Он взглянул на меня и тут же выскочил из комнаты. Я помчалась за ним, но успела увидеть только краешек рубашки на нижнем пролёте. Топот не успел затихнуть, как начал возвращаться, а затем появился раскрасневшийся Павел и протянул мне небольшой серый камень.

– Что это? – спросила я.

– Это от голосов. – Он замялся. – Тебя же голоса обсуждали?

– Откуда ты знаешь?

– Живу здесь.

– А они где?

– Это кафе. Само здание.

– Паш, ты издеваешься?

– Нет, Рысёнок. Я же говорил, что здесь место особенное. – Он протяжно выдохнул. – Это тебя кафе проверяет.

– В смысле «кафе проверяет»? Мне что теперь, с этим булыжником в кармане ходить и на ночь под подушку класть? – я надулась.

– Это ненадолго. На день, может, два. Сейчас кафе специально тебя выводит.

– А работников оно тоже обсуждает?

– Н-у-у-у… По-разному, Дашк. В основном – нет.

– Паш, а твои работники – обычные люди?

– По большей части – да. – Пашка почесал переносицу кончиком мизинца. – Среди проживающих гостей только маги. Сейчас тут один живёт.

– Они здесь прячутся от Комитета? – выпалила я.

Павел нахмурился:

– Тебе не нужно этого знать.

На меня навалилась усталость. Злость, возникшая во время разговора, отступила.

– Паш, я ничего не понимаю, – протянула я.

– Я тебе потом расскажу, сейчас мне надо идти – дела. – Паша спиной попятился из комнаты, добрался до лестницы, развернулся и сбежал.

Пффф. Тоже мне. А чего я, собственно, хотела? Чтобы он мне всё объяснил, разжевал и по плечу похлопал? Маг. Надо же! Значит, слухи не врали. Интересно, что ещё из россказней болтунов окажется правдой? Теперь я точно знала, что столько слухов и разговоров из ниоткуда не появляется.

Я встала в центре комнаты и задумалась, разглядывая камень. И всё-таки кто тут был? Или есть? И почему они меня обсуждали? Если верить тому, что я услышала, то они обо мне знают слишком много, но не понимают того, что знают. Или Павел прав и они специально меня выводили на эмоции? Если это кафе, тогда почему оно говорило разными голосами?

Я села на кровать и начала детально осматривать камень. Обыкновенный серый камешек. Выкинь его на улицу – никто и не заметит, что с ним что-то не так – будут наступать на него или пинать. Я покрутила его в руках и лизнула. Ну да, не очень гигиенично. Камень как камень. Я пожала плечами и положила его на тумбочку. Ничего не произошло. Тогда я отошла от него подальше – тишина. Вздохнула, вышла в коридор и услышала:

– Не, ну ты видела? Как она на…

Я забежала обратно в комнату и громко хлопнула дверью. Так! Значит, они здесь. И радиус действия булыжника мне понятен – плюс-минус десять метров.

Почему этот гавнюк Пашка мне ничего не объяснил? Я тут помогать ему вызвалась, а он даже рассказать толком ничего не хочет! Я встала с кровати и начала нервно мерить шагами комнату. Желудок жалобно пискнул, и я решила заглушить своё раздражение едой. То есть запланировала заказать самое дорогое блюдо и потребовать, чтобы оно было за счёт заведения.

В кафе, днём пустующем, сейчас стало людно. Свободным был только один столик в углу, за колонной. Официант пододвинул мне стул и сказал, что этот столик всегда остаётся свободным для господина Миляева, но тот распорядился, чтобы меня сажали тут.

– А где он?

– Вышел в город, – ответил официант и подал мне меню.

Я погрузилась в изучение. «А почему, собственно, он должен мне что-то объяснять?» – закралась непрошеная мысль. Я засмотрелась на красивые блюда и погрузилась в себя. Технически помощи Павел не просил. Я сама напросилась к нему в помощники – так почему он должен был обо мне думать, объяснять что-то?

Никто в этом мире не думал обо мне постоянно. Все мы так или иначе преследовали свои цели. Просто кто-то старался не мешать другим, а кто-то был готов идти по головам. Даже в борьбу с Комитетом я сейчас ввязалась из-за своего синдрома спасателя и безответной юношеской влюблённости, переросшей в прекрасную дружбу. Ну и ещё чтобы увести себя от мыслей о дальнейшем существовании и неудавшемся покорении столицы.

2. Дарья

Неожиданно для себя я проснулась ранним утром, сходила за завтраком в кафе и отправилась поедать его на террасу, прилегающую к комнате. Там обнаружились плетёные кресла и стол. Прохладный ветер остудил пальцы, и пришлось согревать их на тёплой кружке. Внутри зародился покой. Озёрная гладь покрылась рябью волн, а ветер донёс запах воды.

В комнату я вернулась, лишь когда окончательно замёрзла. Пролистала блокнот, не нашла в нём ничего полезного и убрала. Надо поговорить с Павлом – узнать, что он уже сделал. Может, связаться с адвокатом? Или просмотреть подшивки газет, чтобы найти информацию о прецедентах. Чувство покоя исчезло, будто его и не было.

Я взяла камешек и подкинула его. Хлоп! – поймала. Хлоп! – снова поймала. Трыньк – он покатился по деревянному полу, закатился под шкаф. Я встала на коленки и засунула под него руку, но вместо гладкого камешка нащупала что-то тёплое и мягкое. Даже не успев осознать, к чему прикоснулась, я выдернула руку и отползла. Потом всё-таки наклонилась и посмотрела во тьму. А тьма посмотрела на меня. Большими, жёлтыми, почти как у меня, глазами.

– Кто ты? – спросила я.

– Пф-ф, – ответило мне существо.

– Да ладно тебе. Вылазь уже, – сказала я, но сама заползла на кровать – на всякий случай. После подслушанного разговора странных голосов и объяснений Павла, я решила, что это очередная проверка.

Под шкафом что-то задвигалось, зашуршало. Сначала снаружи показалась чешуйчатая лапка. Или ручка? Потом появилась мордочка, покрытая перламутрово-синей чешуёй, и вторая лапка. Вслед за ними выползло продолговатое, почти змеиное тельце, ещë один комплект лап, а за ним потянулся длинный хвост. Когда на существо попадало солнце, цвет его начинал меняться от зелёного к розовому.

– Вау! – воскликнула я, совершенно забыв о том, что стоило бы испугаться. – Ты кто?

Существо посмотрело на меня большими жёлтыми глазами и мигнуло два раза.

– Ты дракон? – догадалась я.

Существо кивнуло.

– А ты-с-с кто-с-с? – спросило оно шипяще-тягучим голосом.

– Я? – Я задумалась. А кто я? – Я человек, – сообщила самый очевидный факт о себе.

– Почемуу-с ты тааак дуумаешь-с? – спросило существо.

– Э-э-э… Потому что мои родители были людьми?

– Тыы-с увееерена?

– Да… Наверное.

Существо село на задние лапки, обвило хвост вокруг себя и наклонило голову.

– Тебе-с-с ктоо-то скассаал, что-с ты чееловеек или тыы самаа-с об ээтом снааешь-с? – спросило оно.

– Я знаю. То есть мне так сказали. В детстве. – Я начала путаться. А и правда – с чего я взяла, что я человек? Мне так сказали. А если все люди – это разные существа, просто похожие друг на друга внешне?

– Ты-с смешнааая-с-с, – прошипело существо. – Самаа-с не снааешь ктоо ты-с-с, а ктоо не ты-с-с.

– А ты, можно подумать, знаешь! – обиделась я.

– Снааю-с-с. Я дракон.

– Кто тебе сказал?

– Тыы-с, – существо улыбнулось. Это было так странно, что я опешила.

– А если я ошиблась?

– Аххахаха… хахахаа, – залился шипящим смехом дракон.

– Ты ссамаа-с решаааешь, – пояснил он, утирая слёзы маленькими лапками.

Если я сама решаю, кто я есть, значит ли это, что я могу стать яблоней в цвету? Фу, бред какой! Я представила, как по мне ползают жучки, и поёжилась.

– Ладно, тогда я человек, – сказала я существу.

– Воот и слаавно-с-с, – ответил дракон.

Я посмотрела на его переливающуюся чешую и решила найти Павла. Стоит всё-таки выяснить, что происходит в этом доме чудес. С этими мыслями я подошла к шкафу и вытащила из-под него серый камешек. Дракон проследил за тем, как я засовываю камень в карман, после чего спросил:

– Саачем-с-с тебее-с кааамень?

– Это от голосов, – ответила я и смутилась.

– Ты слыыышишь-с-с голоосааа? – Дракончик подполз ко мне вплотную. – А кааамень помоогает-с-с?

– Да. Он, наверное, волшебный.

Существо в ответ засмеялось.

– Воолшееебныый-с-с, – зашипел дракон между всхлипами смеха.

– Тебе что-то не нравится? – Я остановилась перед дверью, но ответа так и не дождалась.

Дракон смеялся и смеялся. Я топнула ногой, не увидела от этого какой-либо реакции у дракона и вышла из комнаты.

«Странное существо», – подумала я.

«Сказала девушка, которая сначала слышала голоса, а потом беседовала с драконом о своей принадлежности к человеческому виду», – тут же ответил внутренний голос.

Внизу кипела жизнь. Работники кухни сновали по двору – разгружали машину с продуктами. Две горничные поднимались по лестнице с вёдрами, полными баночек и тряпок. Все кивали мне или здоровались, как будто знали меня тысячу лет. Я поёжилась. Неужели Павел успел всех предупредить?

Его в кафе не оказалось. Я обошла все помещения, даже заглянула на кухонный склад – но не нашла там никаких следов хозяина заведения. Работники смотрели на меня с недоумением, которое вызвало во мне волну злости. И куда он подевался? Я поднялась наверх, потянулась за курткой и снова увидела дракончика, теперь сидящего в шкафу. Милое существо самозабвенно чистило чешуйки и не обращало на меня ни малейшего внимания.

– Привет, – выдавила из себя я, чтобы как-то заполнить тишину.

Дракончик поднял ко мне мордочку и облизнулся.

– Привееет-с-с, Дааарья-с-с.

– Откуда ты знаешь моё имя?

– Проссто-с сснаю-с-с, – дракончик растянул губы в подобии улыбки.

– А тебя как зовут? – Я решила опустить тактичность в этом абсурдном разговоре.

Существо прищурилось и наклонило мордочку:

– А ты-с-с как дууумаеешь-с-с?

– Мне что, имя тебе придумать? – озадачилась я.

Дракончик склонил голову и посмотрел на меня искоса.

– А ты мальчик или девочка? – я совсем растерялась.

– Мааальчиик-с-с.

– На турмалин похож… Будешь Мариком. Не против?

Дракончик вылупил на меня глаза и дёрнул кончиком хвоста.

– Страанное имя-с-с-с. Нно ладно-с-с. Мнее нраавитссся, – ответил он после небольшой паузы.

– Я пошла тогда? – спросила я у существа.

– Идии-с-с-с. Вечером увидимссся.

Я оставила дверцу шкафа открытой и с ощущением затянувшегося кошмара вышла из комнаты, а потом и из кафе. Городские улицы встретили меня суетой, которая не вязалась с моим представлением о маленьких провинциальных городах. Некоторые люди на улице кивали мне, как знакомой, чем вводили в тихий ужас. Было в этом что-то неправильное. «Не могут же они здороваться со всеми?» – думала я. Может, меня с кем-то путают? Улицы, улицы, улицы. Смутно знакомые, как будто виденные сотни раз, но лишь во сне. Они сменяли друг друга, а я с внутренним содроганием угадывала, что кроется за каждым поворотом. Сердце разогналось и стало тяжело бухать в груди, отдаваться стуком в ушах.

Я остановилась, чтобы отдышаться, и немало удивилась, когда поняла, что стою перед зданием городской библиотеки. Странно, но сюда-то мне и надо, подумала я, толкнула тяжёлые двери и вдохнула неповторимую смесь запахов бумаги, типографской краски и пыли.

Солнце выглянуло из-за туч, залило огромные окна читального зала тёплым светом. За столами сидели несколько человек, которые при виде меня вразнобой кивнули и вернулись к своим занятиям. Я нервно сглотнула непонятно откуда взявшийся в горле комок. Неуверенно оглядевшись, я пошла к стойке. Каждый шаг по длинному читальному залу вызывал во мне нарастающую тревожность.

Пожилая, сухая, как осенний лист, женщина подняла на меня глаза и поздоровалась. Мне показалось, что в её глазах мелькнуло узнавание.

– Вам как обычно? – спросила она.

– Да, – ответила я до того, как успела осознать происходящее.

Женщина встала, прошла вдоль стеллажей и вернулась с огромной кипой газет, прошитых чёрной нитью. Ледяная волна ужаса накрыла меня с головой. Я молча взяла стопку, подошла к ближайшему столу и, скрипнув стулом, уселась за него. Закрыла глаза и стала глубоко дышать, чтобы успокоить сбоящее сердце.

«Меня определённо с кем-то путают», – подумала я.

«Но дали то, что тебе нужно», – вставил шпильку внутренний голос.

Шелест страниц поначалу успокоил. Заголовки выглядели смутно знакомыми. Как будто я их уже читала несколько раз. «Может, эти же газеты я читала в столице?» – промелькнула обнадёживающая мысль. Глаза при этом выцепили, что газета местная. Я пролистала ещё несколько десятков выпусков и почувствовала, как тревога усиливается с каждой перевёрнутой страницей. Пролистав почти на два года назад, я остановилась на газете, датируемой двадцать седьмым мая.

Глаза не могли оторваться от мелко трясущихся рук. Я поняла, что дрожит всё моё существо – вся внутренняя сердцевина. Паника накатывала волнами, дыхание сбилось, горло сдавило сухим спазмом. Я закрыла глаза, на ощупь перевернула газеты, вернув их в первоначальное положение. Дышать сразу стало легче. Я медленно выдохнула, отнесла газеты библиотекарше, и, старательно пряча трясущиеся руки в карманах, тихонько вышла на улицу.

Солнце то скрывалось в облаках, то снова выглядывало – дразнило горожан предстоящим теплом. Я медленно брела по улицам без цели и без направления, старательно игнорируя явно знакомые улицы, когда меня выдернул из тревожных раздумий знакомый голос:

– Дарья!

Я повернулась и тут же оказалась в объятиях своей двоюродной сестры – Анны. Её густые светло-русые волосы бросились мне в лицо, а потом отступили, открывая взору еë огромные голубые глаза. Аня похорошела, расцвела и наконец-то перестала замазывать свою очаровательную родинку на скуле.

– Анька! Рада тебя видеть. – Моя тревога немного отступила.

– Давно тебя не видно было. – Аня заправила за ухо непослушную прядь.

– Давненько. Некогда было, – я развела руками. – Ты как?

Аня на секунду замялась, но ответила бодро:

– Неплохо. Может, посидим где-нибудь?

– В кафе? – я засмеялась. – Пошли.

Аня уверенно развернулась в противоположную сторону, и мне оставалось только следовать за ней. По крайней мере, не потеряюсь, подумала я с облегчением. По дороге мы молчали, подставляли лица тёплому майскому солнышку и переглядывались с заговорщическими улыбками – совсем как в детстве.

Родители часто уезжали по своим взрослым делам, а нас оставляли у бабушки. Это было наше любимое время. Бабушка с воспитанием не заморачивалась, предпочитая читать книги или заниматься хозяйством. Она ужас как не любила, если мы вызывались помочь с домашними делами или торчали дома. Поэтому мы убегали гулять на речку или, если было лето, пробирались на огороды, ели ягоды на заброшенных участках, собирали яблоки и груши и убегали от соседей, которые сами имели виды на бесхозное хозяйство. Дома мы на ходу придумывали, чем занимались весь день, дополняя рассказы друг друга настолько гармонично, что никому и в голову не приходило заподозрить нас в хулиганстве. Потом мы друг за другом – Аня младше меня на год – поступили в районный университет, где, вполне естественно, оказались в одной компании.

– Дашк, а ты зачем волосы обрезала? – спросила меня Аня.

Я провела рукой по своей русой шевелюре, непривычно окончившейся чуть ниже лопаток.

– Не знаю, – ответила я честно. Внутри пробежал холодок – я поняла, что не могу вспомнить, как, когда и зачем я отрезала волосы, которые раньше прикрывали поясницу.

Мы вошли в здание кофейни и прошли к личному столику Павла. Я ждала, что персонал нас остановит, но никто не обратил на это никакого внимания. Только подошёл официант с меню, поздоровался с Аней по имени, после чего удалился. «Значит, Аня часто здесь бывает», – подумала я с тоской. А я за несколько лет так и не удосужилась приехать, пока Пашка не попал в переплёт. «Ты же знаешь, почему не приезжала», – в кои-то веки внутренний голос встал на мою защиту. Я хотела доказать, что чего-то стою. Сама по себе.

– Я буду салат из моркови и яблок и, пожалуй, возьму чизкейк. Ты выбрала? – отвлекла меня от самобичевания Анна.

– Судака по-стрелецки и блины с мёдом. Может, возьмём малиновый чай? Как в детстве, – я улыбнулась, получила в ответ довольный кивок и подозвала официанта.

– Даш, у тебя всё в порядке? – неожиданно спросила Аня.

Я пожала плечами:

– У меня – да. Почему ты спрашиваешь?

– Ты пуговицу теребишь.

Я посмотрела на полуоторванную пуговицу на манжете и спрятала руки между колен. Аня окинула меня задумчивым взглядом. Судя по выражению её лица, она хотела о чём-то спросить, но передумала.

– Помнишь, сколько пуговиц ты потеряла в универе? – Аня заметила мой вопросительный взгляд и задала явно не тот вопрос, который собиралась.

– Да-а-а. Мы их искали по полам всех аудиторий. А помнишь, как Данил Иванович мне их выдавал горстями после каждого зачёта?

Аня хихикнула:

– Мне кажется, он был в тебя чуть-чуть влюблён.

– А-а-ань! Романы со студентками хорошим не заканчиваются.

– А романы с молодыми преподавателями?

– Тоже.

– Да ну тебя! Даже Пашка вас свести пытался.

– Пашка.

– Извини, – вдруг выпалила побледневшая Аня.

– Да ничего. Мы же дружили.

– Дружили. Я всё думаю: могло ли что-то пойти по-другому? После универа. – Аня окинула взглядом гладь озера.

– Не знаю. А что мы могли сделать по-другому? – спросила я.

– Ты могла бы не терять время в столице. – Аня посмотрела на меня испытующим взглядом: – Могла бы приехать сюда сразу. Или домой.

– Нет, Ань. Дома я бы снова залезла под мамино крылышко и не казала бы оттуда носа до следующего прилёта кометы Апхиара 2.

– А здесь?

– А здесь… – Я помолчала, собралась с мыслями и ответила, подбирая слова: – Мне надо было попробовать. Хотя бы попытаться. Доказать себе, что я могу чего-то добиться сама.

– Мне кажется, что в итоге ты упустила нечто большее.

– Что ты имеешь в виду? – я внутренне сжалась.

– Ну-у-у… – Аня отвела взгляд. – Мне казалось, что у вас с Пашей могла бы быть не просто дружба.

– Ань? – Тень прошлого нависла надо мной, но тут же отступила. – Прошлое лучше оставить в прошлом, – сказала я после паузы.

– Прости. – Аня проковыряла дырку в чизкейке.

– Не за что извиняться, – отмахнулась я.

– Дарь, скажи кондитеру, чтобы сыр тщательней взбивал. – Аня отодвинула недоеденный чизкейк.

– Сказать кондитеру? – растерялась я.

– Ну да, – сестра посмотрела на меня чуть удивлённо. – Твой же работник.

Я так и открыла рот, поймала встревоженный взгляд Ани, после чего озадаченно сомкнула губы.

– Хорошо. – Я попыталась изобразить улыбку, одновременно пряча руки под коленками.

– У тебя точно всё хорошо? – снова спросила Аня.

– Да, всё хорошо.

Аня нахмурилась, протарабанила пальцами по столешнице ритм танца маленьких утят, затем встала, порывисто обняла меня, поблагодарила за обед и ушла.

Я медленно, словно на чужих ногах, поднялась в свою комнату. «Что здесь происходит?» – вибрировала во мне мысль. Мой кондитер? Люди, которые со мной здороваются, как со знакомой. Библиотекарша, точно знающая, зачем я пришла, даже собственное тело, которое принесло меня в библиотеку, местоположение которой я не знала и знать не могла. «Я же всего второй день в этом паршивом городе!» – кричало во мне сознание. Ощущение дежавю переполняло тревогой.

– Бред какой-то. Это какой-то бред! Бред-бред-бред…

Так убеждала я себя до тех пор, пока оторванная пуговица не укатилась под кровать.

Где Пашка?

3. Фёдор

Сегодня утром на проходной меня перехватила тётка Зинаида – мамина сестра. Коротко поздоровалась, сунула в руки пакет и ушла молча, не оборачиваясь, как и всегда. Сложная в общении, скупая на эмоции, застрявшая в одиночестве, тётка нежно любила всех своих племянников и стабильно снабжала нас домашней выпечкой, ранетками, хранимыми ею в свежем виде весь год, и вяленой рыбой, которую сама ловила в реке, неподалёку от дома. «Надо сходить в гости к родителям», – подумал я, глядя на удаляющуюся тёткину спину. «И купить тётке новое пальто», – тут же пришла другая мысль.

В пакете, помимо пирожков с рыбой, обнаружились ранетки. Крепкие, нежно-жёлтые, они выкатились на стол и наполнили кабинет терпким яблочным запахом. Гриша, наш новенький, красноречиво уставился на россыпь маленьких яблок на столе.

Я взял по три ранетки в каждую руку, подкинул сначала по одной, а после медленно ввёл в игру остальные. Маленькие жёлтые шарики замельтешили под потолком. Поначалу их движение казалось хаотичным, но, как только взгляд Гриши из рассеянно-восторженного стал концентрированным, я изменил темп и схему бросков – пусть разбирается заново.

Дверь открылась, на пороге застыл силуэт. По очертаниям – начальник. Яблоки мелькали под потолком, как вдруг раздался свист рассекаемого воздуха, и один шарик исчез в руке Николая Ивановича, который в два шага преодолел расстояние от двери до меня. Начальник прищурился:

– Опять развлекаешь молодёжь?

– Учу, – ответил я и положил ранетки на стол. – Принеси тарелку, – обратился к Григорию.

Гриша вскочил и, ловко лавируя между столами, побежал на кухню. Николай Иванович сел на его стул, поднёс ранетку ко рту и громко её раскусил.

– Балует тебя тётка.

– Надеюсь, ты не против? Она расстроится. – Я надкусил пирожок. – Есть новости?

– Пойдём. – Начальник встал и, вытащив два пирожка из пакета, прошёл в свой кабинет.

Я молча отправился за ним. На ходу перекинул папку с новым делом со своего стола на стол к Григорию, написал записку с признанием в любви, подражая почерку Светланы, вложил бумажку в любимую Витюшину книгу и переложил ту с его стола на шкаф.

– Однажды они сговорятся и прибьют тебя, – покачал головой Николай Иванович, закрыл за мной дверь, бросил заглушающее заклинание и уселся на стол.

– Не рискнут. Я же потом отомщу, и месть моя будет изощрённой. – Я налил себе кофе, сел на подоконник, вдохнул кофейный аромат, опёрся плечом на оконный откос и замер.

Несколько минут мы молча наслаждались, я – кофе, начальник – моим молчанием.

– Вчера было совещание, – наконец начал говорить Николай Иванович. – По поводу закона об отмене запрета на магию.

Я одним глотком допил кофе и поставил чашку на подоконник.

– Мнения разделились. Большинство за отмену, но Мирный и его соратники упорно доказывают, что снимать запрет нельзя.

– Степан Петрович боится потерять своё место? – спросил я наугад, но по мрачному лицу шефа понял, что его посетила та же мысль.

– Он имеет большое влияние.

– Я знаю.

– И у него связи за рубежом.

– Может, обвинить его в шпионаже?

Николай Иванович лишь отмахнулся.

– А что они думают по поводу ввода статуса секретности для магов?

– Если запрет будет снят, то статус секретности введём. Но сначала придётся убедить всех в необходимости нововведений.

– Может, Мирному пургена 3 подсыпать и провести ещё одно совещание?

Начальник усмехнулся, но тут же снова помрачнел:

– Он нашёл информацию по Миляеву.

– Какую? – напрягся я.

– У него есть данные, что Павел Миляев был обучен магии.

– Это абсурд.

– Почему ты так думаешь?

– Обученный маг не мог погибнуть из-за отдачи. Тем более доказано, что выброс силы был намного больше, чем нужно. Ты же понимаешь, что регулировка своей силы – это основа обучения волшебников.

– Согласен, тоже об этом думал, но что, если Миляев ошибся?

– Не верю. Откуда у Степана Петровича такая информация?

– Он поднял родословную, а после сумел опросить одного из постояльцев миляевского кафе-гостиницы.

– Разговор задокументирован? Официально?

– Нет. Но это пока. Ты же знаешь – он найдёт способ провести свидетеля по официальным каналам.

– А кто сейчас владеет кафе? – Я встал и развернулся к окну лицом.

– Подружка Миляева по университету. Некая Дарья Волковская.

– Фамилия знакомая. Родственница графа Волковского?

Начальник поперхнулся, спрыгнул со стола с неожиданной для его крупного тела скоростью, подошёл к стеллажу за своим креслом и вытащил папку с делом Миляева.

– Граф Волковский? Ты уверен в фамилии? – уточнил он.

– Конечно. – Я наблюдал за начальником с нескрываемым интересом. – А что?

– Волковская была с Миляевым в момент происшествия, в результате которого Павел погиб.

– Что? – Я подошëл к шефу. – Потрясающе!

– Федь, что ты про графа знаешь? – Николай Иванович посмотрел на меня испытующе.

– До «смены» граф Волковский имел влияние в стране. Не такое сильное, как Миляев, но всё же с ним считались. Он открыто выступал против «смены», а после её проведения пропал. За его семьёй следили первые годы, но они отказались и от магии, и практически от всего своего имущества. Наблюдение за ними давно снято, а след семьи, насколько я знаю, потерян.

– Проверь еë родословную. – Начальник нервно прошëлся по кабинету. – И историю графа.

– Мы возобновляем дело?

– Пока не знаю, но стоит быть готовыми. Если Мирный нашёл свидетельство того, что Миляев был обученным магом, то наша аргументация в пользу отмены запрета может дать трещину.

Я кивнул и хотел было ответить, как из кабинета Отдела по регулировке магического воздействия, то есть нашего кабинета, послышался вопль.

– Жрановский, слизняка тебе в правое ухо! Где моя книга?

Николай Иваныч прыснул одновременно со мной, но тут же сделал лицо строгим.

– Я думал, ты глушилку двухстороннюю поставил, – сказал я начальнику и прислушался к возне в кабинете.

– Хотел послушать реакцию Витюши, – проговорил Николай Иваныч. – Фёдор, ты плохо на меня влияешь.

– Да ладно тебе, зато на работе всегда интересно, – ответил я. – Можно идти?

– Иди. Как только найдёшь что-нибудь по Волковской – приходи.

Я кивнул и вышел из кабинета начальника. Круглощёкий Виктор, которого все ласково называли Витюшей, метался по кабинету, заглядывая во все углы, ящики и щели.

– Жрановский! – бросился он ко мне.

– Без понятия! – ответил я, сел за свой стол и посмотрел на потолок.

В кабинет, покачивая бёдрами, вошла Светлана, поздоровалась с нами, с размаха бросила сумку на стол, перекинула длинные светлые волосы за спину, распространив по кабинету аромат духов, спросила томным голосом:

– Витюшенька, тебе помочь, дорогой?

– Этот… – Витя метнул в меня злобный взгляд. – Этот гад опять спрятал мою книгу!

Светлана прикрыла глаза, потом обернулась, осмотрела кабинет беглым взглядом и практически сразу же показала пальцем на шкаф. Потом посмотрела на невысокого и круглого Виктора, которому пришлось бы залезть на стул, чтобы достать до верхушки шкафа, подошла и, даже не встав на носочки, достала книгу. Витя покраснел – не то от злости, не то от стыда, взял у Светланы пропажу, поблагодарил и сел за стол, крепко прижимая фолиант к животу. Григорий, который всё это время старательно пытался слиться с интерьером и не засмеяться вслух, выдохнул и вернулся к поеданию ранеток.

Я поставил тарелку с пирожками на стол к Вите и примирительно похлопал его по плечу.

– Я знаю, что это ты, – пробурчал он.

В кабинет вошёл дежурный Сашка, зевнул и протянул мне папку.

– Что там? – спросил я.

Приподнятое настроение исчезло.

– Очередной неконтролируемый выброс магии. Сегодня утром.

– Кто?

– Пацан. Четырнадцать лет. Одноклассники устроили ему тёмную. Мальчишка не выдержал. Двоих покалечил – одному оторвало ногу, у другого переломаны ноги и рёбра. Сейчас в больнице.

– Волшебник?

– Погиб.

Дежурный взял с моего стола ранетку, надкусил её и вышел. В кабинете наступила тишина. Все сгрудились вокруг меня, заглядывая в папку с материалами дела.

– Надо Саньку благодарность выписать, – озвучил я мысль, которая появлялась у меня всякий раз, когда дела приносил Саша.

Он единственный из дежурных скрупулёзно и аккуратно собирал материалы и вписывал всю информацию, включая свои впечатления и мысли.

Сотрудники согласились молча.

– Бедный мальчишка, – вздохнула Светлана.

– Сколько ещё народу должно погибнуть, чтобы руководство Комитета наконец отменило запрет? – проворчал Витя.

– Даже после отмены запрета всё ещё не скоро наладится. – Все повернулись ко мне, и я продолжил: – Сначала надо будет отследить всех волшебников, подписать статут о секретности, потом организовать школы для них и обучить. Это займёт несколько лет, если не десятилетий.

– Всё лучше, чем массовые гибели. – Гриша высказал общую мысль.

– Свет, бери Григория и отправляйтесь в школу – соберите портфолио и характеристики всех пострадавших. Вить, езжай в больницу, поговори с врачами, узнай, когда можно будет поговорить с пацанами. Если получится – опроси их. Я поеду на место происшествия.

Все сотрудники Отдела по регулированию магических воздействий разошлись. Я зашёл к Николаю Ивановичу – положил папку с делом к нему на стол.

– Слышал, – скупо сказал он, как только увидел меня.

– Я поехал.

– С родителями волшебника сам поговори.

Когда я вышел из здания Комитета по делам магии, моих сотрудников уже не было. Я сел в машину и задумался. Куда сначала? Наверное, всё-таки на место происшествия. Мотор тихо заурчал, автомобиль выкатился с парковки. Я в очередной раз порадовался, что зарплата заместителя начальника отдела позволила купить этот внедорожник. Быстрый, тихий и проходимый – всё как я люблю. И цвет мой любимый – бутылочно-зелёный.

Место я нашёл быстро – спасибо Саше за правильный адрес (не все дежурные вообще его оставляют). Территорию оцепили, по периметру поставили полицейских. Прохожие, завидев оградительную ленту, ускоряли шаг и опускали голову. Никто не хотел оказаться замешанным в деле о магии. Даже свидетелем или понятым. Я перешагнул через ограждение и встал возле лужи крови. Волшебник стоял здесь. Не надо было погружаться в магию, чтобы понять это.

Я огляделся – хороший район, аккуратные дома, палисадники, усыпанные цветами, витиеватые заборы между тротуаром и дорогой. Прохожие богато одеты, на парковке стоят дорогие машины. Значит, мальчишки не из простых. Это может усложнить дело. Или, наоборот, помочь. Я закрыл глаза и открылся для внутреннего зрения. Тут же увидел след от магии. Сильный, подогретый яростью и отчаянием. Что же они сделали юному волшебнику? Буллинг уже не в первый раз стал причиной покалеченных жизней, но всё же дети и подростки редко когда способны на такой мощный выброс. Значит, мальчишка был силён. Жаль пацана. Ему бы жить да жить.

Злость юного волшебника ощущалась явно, скорее всего, она долго копилась в нём. Возможно, даже несколько лет. Мне стало не по себе, как и всегда, когда человека уже не было в живых, а его эмоции всё ещё жили в подпространстве, подпитанные магией, убившей их хозяина. Я медленно пошёл по кругу – считывая магический выброс и его отдачу, сравнивая направления потоков. Никаких отклонений. Первичный вывод дежурного подтвердился: мальчишка в порыве ярости неконтролируемо выпустил магический потенциал и умер от отдачи. Для окончательного вердикта осталось только осмотреть тело. Я вышел за ограждение, дал указание на снятие оцепления и поехал в больницу.

Осмотр высушенного и переломанного тела, больше похожего на мумию, подтвердил мои выводы. Осталось самое сложное и непредсказуемое – разговор с родителями. Пришлось вернуться к месту происшествия – мальчишка жил в пяти минутах ходьбы отсюда. Я поднялся на третий этаж и постучал в металлическую дверь с резным узором по контуру. Мне открыли практически сразу – я даже не успел убрать руку. Мужчина с покрасневшим лицом и влажными глазами. Он молча позволил мне войти, закрыл дверь и провёл в кухню. Там сидела женщина – очень бледная и растрёпанная. Мы встретились взглядами, и я понял, что она что-то знает. Или догадывается.

– Вы из Комитета? – спросила она, продолжая смотреть мне в глаза.

– Да. – Я сел на свободный стул напротив женщины. Её муж уселся с торца стола.

– Что… что там произошло? – спросил мужчина глухим голосом.

– Неконтролируемый выброс магии. Вы знали, что ваш сын волшебник?

– Наш сын? – Мужчина хлопнул по столу ладонями, но тут же стушевался, смутился своих эмоций. – Это невозможно, – продолжил он спокойным голосом.

– Возможно, – сказала его жена шёпотом.

По кухне разлилась тишина – густая, вязкая. Мужчина смотрел на свою жену со смесью ужаса и недоверия на лице.

– В детстве… – она помолчала, – мои родители по ночам обсуждали магию и запрет на неё. Я подслушивала, – женщина говорила монотонно. – Они часто ругались из-за этого. Говорили, что надо прятаться, что надо уезжать… Я так и не поняла, от кого мы должны прятаться – от магов или от Комитета.

– Вы пробовали это выяснить?

Женщина смешалась:

– Нет. У родителей я не спрашивала – боялась, что попадёт за подслушивание.

– А через другие источники? Архивы?

– Нет. Я боялась. Боялась привлечь внимание. Боялась узнать, что я волшебница. Я не хотела в тюрьму.

– Я вас понимаю.

Мне было жаль эту женщину. Сколько она продержится? Будет ли винить себя в произошедшем? Я посмотрел на неё снова и понял, что она уже считает себя виноватой.

– Вы не могли ничего изменить, – сказал я. – Вы не виноваты.

Женщина подняла на меня затравленный взгляд и опустила глаза.

– Вы знали, что над ним издевались одноклассники? – задал я следующий вопрос.

– Да, – после недолгого молчания ответил отец. – Мы думали, что он преувеличивает, что он должен научиться выстраивать отношения и решать конфликты самостоятельно. – Мужчина встал, посмотрел на жену сверху вниз и снова сел.

Я хотел им сказать о том, что они ошиблись, но не стал. Наверное, они и сами поняли это в тот момент, когда узнали, что их сын покалечил двоих мальчишек и погиб.

– Что теперь будет? – спросила мама мальчика.

– Ничего, – я пожал плечами.

– За нами будут следить? – задал вопрос отец.

– Наблюдать какое-то время.

– А те мальчики? Которых он… – так и не смогла договорить мама паренька.

– Живы. Поломаны, один из них лишился ноги, но жить будут, – я вздохнул. Родители мальчика переглянулись и наконец взялись за руки. Такой простой жест, который так много о них сказал.

Спустя два часа я сидел в кабинете и, не отрываясь, смотрел в окно. В отделе стояла тишина, разбавленная скрипом ручек. Каждый писал свой отчёт о проделанной работе. Когда все закончат, мы обсудим дело, подошьём отчёты в папку и передадим Николаю Ивановичу.

Наш начальник Николай Иванович Просо убирал такие происшествия в особую секцию, анализировал и собирал статистику. С каждым годом дел по непроизвольному выбросу магии становилось всё больше и больше. Волшебники, не знающие о своей сущности, рано или поздно выпускали магию. Неконтролируемо – из-за страха, стресса или злости. Убивали непосредственно силой они редко – для этого недостаточно было выпустить чистую энергию, а вот отдача убивала практически всегда. В лучшем случае – самого незадачливого мага, в худшем – всех окружающих. Всё чаще происходили взрывы из-за энергии, ушедшей в воздух, и люди, случайно оказавшиеся рядом, погибали в страшных муках. Сейчас выросло поколение людей, даже не подозревающих о своей сущности. Те, чьи родители были обучены магии, как правило, учили детей спускать давление силы. Поэтому раньше проблема неконтролируемого выброса магии стояла не так остро.

Каждый сотрудник нашего отдела надеялся, что полный запрет на магию снимут. Потому что мы видели их – людей, которые не понимали, как и почему они убили кого-то, или осматривали их покорёженные тела. И неизвестно, что страшнее. Мы общались с их родными, которые в страхе смотрели друг на друга, теряя доверие к родственникам. Задавались вопросами: кто из них маг? Кто мог бы оказаться следующей жертвой? Встречались среди обвиняемых и те, кто догадывался о своей сущности, но, как мама сегодняшнего мальчишки, боялся что-то искать. Или боялся что-то найти. Хотя, что более вероятно, боялся привлечь к себе внимание Комитета.

Я занёс папку с делом в кабинет Николая Ивановича, положил на пустой стол и отправился в архив. Надо найти всё, что возможно, про Дарью Волковскую и Павла Миляева. Их дело прогремело два года назад и затихло. Точнее – дело Миляева, про Волковскую в нём упоминалось мельком. Сейчас мы выстроили аргументацию в пользу отмены запрета на магию на основе дела Миляева. Если Степан Петрович Мирный нашёл информацию, значит, я должен найти её опровержение. Иначе наши надежды угаснут на неопределённое время.

4. Дарья

– Дашк, у меня есть просьба.

Павел сидел за своим любимым столиком кафе и вертел в руках ручку. Перед ним лежала закрытая папка с документами. Официант, подошедший на расстояние двух шагов, поймал взгляд хозяина и удалился со скоростью спринтера. Я внутренне подобралась. Не то чтобы я ждала чего-то невыполнимого, но весь внешний вид Павла говорил о том, что просьба мне не понравится.

– Какая?

Павел нахмурился, между его бровей чётче обозначилась морщинка. Он протарабанил пальцами по столу и, будто решившись, заговорил:

– Ты была права – под меня кто-то копает. Могу предположить, что кто-то влиятельный. Возможно, даже из Комитета.

Мои пальцы сами собой нащупали пуговицу на манжете и начали её теребить.

– Почему ты так думаешь?

Павел продолжил, глядя на озёрную гладь:

– Я долго думал: зачем под меня копать? Дедовского влияния я не имею. Особых ценностей тоже. – Павел помолчал. – Мне кажется, что им нужно кафе, а не я.

– Почему ты думаешь, что твоя единственная ценность – это кафе?

– У меня больше ничего нет, – пожал плечами Павел.

Я положила голову на скрещенные руки и попыталась успокоиться. Когда комок в животе перестал сжиматься, я спросила:

– Может, ты преувеличиваешь?

– Сомневаюсь. За мной явно следят. К тебе приходили. И не только к тебе.

– Это могут быть совпадения.

– Хотелось бы, но я так не думаю.

– Так что за просьба? – спросила я после продолжительной паузы.

– Я хочу переписать кафе на тебя. – Пашка посмотрел на меня жалобным взглядом.

– Зачем? – Я вздрогнула. – Ты с ума сошёл?

– У меня нет родственников. И тебе я доверяю. Как только всё уляжется – перепишем его обратно на меня. – Павел улыбнулся.

– Почему ты думаешь, что это поможет?

– Я просто не хочу, чтобы оно досталось кому-то другому. Даже гипотетически.

Мы замолчали. Пуговица была пришита крепко, поэтому за её сохранность можно было не переживать. Я не хотела себе в этом признаваться, но меня до чёртиков напугала просьба Павла. Я растерялась: что мне делать с кафе? О каком гипотетическом случае говорит Пашка?

Почему мне кажется, что он о чём-то недоговаривает?

Вслух я спросила:

– Что я должна сделать?

– Подписать эти бумаги. – Паша открыл папку и протянул мне её вместе с ручкой.

– Надеюсь, я об этом не пожалею. – Я стиснула ручку до ломоты в пальцах и коряво подписала бумаги.

– Я тоже, Дашка. Я тоже.

Я наконец поймала мысль, которая никак не могла оформиться во мне с начала этого разговора:

– Пашка, а тебе предлагали продать кафе?

– Один раз. Сразу после смерти папы приходил какой-то человек. А что?

– Слушай, ты не думаешь, что проще купить у тебя кафе, чем строить интриги?

– Не проще, Даш. Я не могу продать это кафе.

– Ну да, оно же теперь моё, – я усмехнулась.

– Не в этом дело. Это кафе невозможно продать в принципе. Только подарить или передать по наследству. Причём это должно быть искреннее желание.

– Как так? – У меня по спине пробежали мурашки. – Попахивает магией.

– Она и есть. Но это сложная магия. Древняя. Человеку её не обойти.

– Паш, я не понимаю. Объясни толком. – Пуговица всё-таки оторвалась и с металлическим звоном покатилась между столиками. Мы проводили её глазами, но не сдвинулись с места.

– Место для кафе было выбрано не случайно. Я пока не могу объяснить подробнее. Просто поверь мне.

– Это из-за магии? – я понизила голос до шёпота.

– Говори нормально. – Павел покачал головой, но спохватился и кивнул: – Я не могу рассказать больше.

– Так, стоп. Паш, если я должна что-то знать про кафе – расскажи мне.

– Кафе стоит на особенном месте. Сюда не могут войти комитетские без приглашения – у меня есть несколько догадок по этому поводу, но ни одна не выглядит правдоподобной. К гостям не стоит приглядываться. Здесь останавливаются… разные люди. Впрочем, кафе тебе само подскажет.

– Как?

– Узнаешь, – Павел улыбнулся.

Подошёл официант и молча протянул мне пуговицу. Я поблагодарила его и в задумчивости покрутила металлический кругляш в пальцах. «Эта пуговица совсем как я», – осенило меня. Её так же теребят, треплют из стороны в сторону, пока не оторвут, а она катится, влекомая инерцией, пока не остановится в укромном месте. Потом её ищут, вытаскивают из пыльной щели и заново пришивают на старое место, чтобы спустя время снова оторвать.

Я стояла в своей комнате, оперевшись руками о подоконник, и невидящим взглядом смотрела на озеро. Воспоминания ползали по моим венам, медленно пробивались сквозь капилляры, но не приближались к сердцу. Почему я вспомнила этот разговор? И почему я не могу вспомнить, когда он был? Пашка за последние три дня так и не появлялся. Я прислонилась лбом к стеклу, впитала кожей его прохладу и, пока оно не успело нагреться, отстранилась.

– Что здесь происходит? – спросила я вслух у пустоты.

– Ничегоо-с-с в масссштаабаахх всселеенноой-с-с, – ответила пустота голосом Марика.

Я резко обернулась и обнаружила дракончика, который лежал на моей кровати, свернувшись клубочком. Его вытянутая голова покоилась на лапках, а глаза переливались янтарной желтизной. Я прищурилась:

– Как ты здесь оказался?

– Я вссегда-с-с былл-с сдессь, – равнодушно ответил Марик.

– Всегда – это с моего приезда?

– Нет-с-с.

– С основания кафе?

– Раньшее-с-с-с, – довольно промурлыкал дракончик.

Я села на корточки перед кроватью и посмотрела в глаза Марику.

– Насколько раньше? – Мне показалось, что ответ на этот вопрос откроет для меня что-то важное.

– Ты-с-с пока-с-с не поймёшь-с-с, – улыбнулся Марик. – Посше-с-с-с.

Я вздохнула. Марик сел, наклонил голову, затем вытянул хвост, сполз с кровати и исчез. Тишина легла на плечи меховым воротником. Значит, Марик был здесь ещё до строительства кафе. Кафе построил Филипп Миляев сразу же после «смены», то есть примерно сорок три года назад. Пашка говорил, что раньше здесь был пустырь. Зачем строить кафе на пустыре? Из-за особого места? Звучит глупо. Почему именно кафе? Филипп Миляев предполагал, что деревня превратится в город и подползёт вплотную?

Я упорно пыталась поймать за хвост догадку, но она, как маленькая ящерка, выскальзывала и пряталась. Тогда я сделала то, на что не могла решиться со вчерашнего утра.

Я вышла из комнаты, повернула направо, прошла до конца коридора и без стука толкнула дверь в комнату Павла. Она тихо открылась. Я вздохнула и вошла внутрь.

Кровать была заправлена, но смята, будто кто-то валялся на ней поверх покрывала. На тумбочке лежала книга. Я попыталась разобрать название, но не смогла. Тогда я подошла, подняла её и выронила. Слой пыли, потревоженный движением, поднялся в воздух небольшим облачком. На тумбочке остался чистый прямоугольник на том месте, с которого я подняла томик. Открытый рюкзак лежал на полу. В нём не нашлось ничего, кроме кроссовок и чистой футболки. Я прошла в ванную. Зубная щётка на месте, полотенце, которого я случайно коснулась, сбросило слой пыли. Я обернулась и увидела свои следы на полу. Пыль лежала на всех поверхностях толстым слоем. Сквозь ватную пелену страха я осознала – в эту комнату уже давно никто не заходил.

Где же Пашка?

Моё нутро похолодело, я обхватила себя за плечи. Не помогло. Озноб бил меня крупной дрожью. Тогда я открыла окно, которое распахнулось с таким оглушающим скрипом, что я внутренне сжалась в ожидании, когда сюда прибежит персонал. Но никто не пришёл. Ветер тут же поднял пыль со всех поверхностей, погнал по полу серые комочки. Я прислонилась к косяку двери и закрыла глаза.

Пустая аудитория наполнилась солнечным светом, как стакан водой. Мы сидели на самом верху – я и Павел. За окном летели облака. Белые, как чистые листы, разложенные по столам. Нас попросили разложить бумагу для абитуриентов, и мы, закончив задолго до срока, засели здесь, чтобы не маячить перед нервными преподавателями, которых мы раздражали своими шутками и хихиканьем.

– Смотри, здесь будет сидеть сын чиновника из столицы.

– Чванливый и зажравшийся, как индюк.

– Тогда рядом с ним пусть сядет девочка-заучка из деревни.

– Рыжая бестия с воооот такими формами.

– Да ну тебя. – Я стукнула Пашку кулаком по плечу, и мы засмеялись.

– А в конце они поженятся.

– Ты душишь романтика в своей душе.

– Масло масляное.

– Помнишь, как мы поступали? Когда Василий Степанович на экзамене по физике мух гонял бутылкой.

– А потом он её из окна выбросил и попал секретарю учебной части по руке.

– Да, потом прибежала Ольга Сергеевна и устроила скандалище.

Мы прыснули и стукнулись лбами, из-за чего засмеялись во весь голос. В коридоре послышались шаги. Как только дверь начала открываться – мы спрятались под стол. Человек зашёл в аудиторию, постоял несколько минут перед преподавательским столом и вышел. Мы вылезли, весело переглянулись и медленно спустились к кафедре. На столе теперь лежали список абитуриентов и аккуратная стопка с билетами.

– Давай билеты спрячем? – спросила я.

– Не лучшая идея, – Пашка, как всегда, остудил мой пыл. Но не до конца.

Я пожала плечами, взяла со стола список абитуриентов, засунула его примерно в середину стопки с билетами, выровняла пачку, посмотрела на Павла с вызовом. Он улыбнулся, взял меня за руку, и мы побежали к выходу из аудитории. Пустой коридор встретил нас гулким эхом, по паркету пролетел пучок пыли. Мы прильнули к окну. Перед главным входом в здание столпились вчерашние школьники. Мы наблюдали за ними из другой жизни и радовались, что это испытание уже пройдено, и немного завидовали тому, что они ещё в самом начале пути.

Ольга Сергеевна стояла в дверях и громким, хорошо поставленным голосом зачитывала имена и фамилии. Те, кого она называла, подходили к преподавателю философии. Четверо других преподавателей стояли чуть в стороне, ожидая своей очереди. Они будут следить за поделенными на группы абитуриентами на вступительном экзамене. Рыжеволосая девушка из толпы подняла глаза и посмотрела прямо на нас. Мы, не сговариваясь, помахали ей рукой. Чистая радость наполнила эти воспоминания солнечным светом.

Тогда жизнь была простой и понятной. Не обременённой глухой тоской, которая давно поселилась в сердце. Не нагруженной неудачами, обманутыми надеждами и разбившимися мечтами.

Я открыла глаза. Мои мысли вернулись в пыльную комнату. Здесь Пашка не появлялся уже очень давно, но всё оставлено так, будто он вышел совсем недавно. Где же он? Крупная дрожь снова прошла по моему телу. Трясущимися руками я не с первого раза затворила окно, потом неровной походкой вышла из комнаты, медленно закрыла дверь, бросив последний взгляд на пыльный комок, потревоженный движением воздуха, и наткнулась на горничную. Она поздоровалась, но отвела глаза и тут же шмыгнула в ближайшую дверь. Я зашла к себе, взяла куртку и, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, вышла из здания кафе.