Манифик E-Book

Тимур Темников

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Serie: Чудовище. Триллеры о серийных убийцах
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 342

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Темная история о том, что объединяет маньяка и окружающих его людей и как незаметно стираются грани между добром и злом… В каждой семье есть родственники, совершившие преступления. Потому большей части читателей интересно проникнуть в голову нездорового человека и понять, что и как там происходит. Динамичный и насыщенный сюжетными поворотами психологический триллер, который цепляет внимание и не отпускает до самого финала. ВЫ ГОТОВЫ УЗНАТЬ ЖУТКУЮ ПРАВДУ О СВОЕЙ ГЕНЕТИЧЕСКОЙ ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТИ? Исай считает себя богом. Он мнит себя шедевром природы и называет манификом. Он знает, как сделать человечество счастливым. Для этого надо методично уничтожить всех несчастных людей. Ибо несчастье передается подобно вирусной болезни. И одного за другим он убивает страдающих, бедных, брошенных, непутевых... ТРУП НАШЛИ СПАСАТЕЛИ, которых вызвали соседи, — из запертой квартиры доносился истошный вопль кота, а на звонки в дверь никто не открывал. Пришлось взламывать. Следователь Виталина Дрозд первой обнаружила жертву — женщину, немногим за пятьдесят. Убита острым предметом в область сонной артерии, дыра на полшеи, кровь на полкомнаты. И никаких следов сопротивления. И, главное — никаких мотивов. А вскоре наши труп мужчины. Отпечатки пальцев на бутылке, которой убийца раскроил бедолаге череп, совпали с теми, что нашли в квартире убитой женщины. И снова — никаких видимых мотивов. И вот тогда Виталина почувствовала что-то странное в своей душе, словно она каким-то образом была причастна к этим преступлениям…

Leseprobe

Тимур Темников Манифик

© Темников Т. А., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Глава 1

Исай несколько раз объехал квартал. Нет, он не переживал, что за ним кто-то следит, и поглядывал в зеркало заднего вида совсем не из-за беспокойства, он просто искал свободное место в забитом машинами районе на западе столицы, ждал, когда какое-нибудь припаркованное авто отчалит и освободит для него пространство. Несмотря на одностороннее движение, он сдал бы назад без всяких колебаний. Да, осторожно. Да, включив аварийный сигнал. Прижался бы, если надо. Извинился с улыбкой. Попросил бы вежливо. Полицейских не было, дорожных камер тоже, Алиса из навигатора честно бы предупредила по поводу последних. А два человека всегда найдут, как договориться друг с другом, если хотя бы один из них не хочет обострять. Исай научился прятать свои сиюминутные желания, когда такое было необходимо для достижения главной цели.

Он минут пятнадцать колесил по уже понятной и изученной дороге. Оставить машину где-нибудь во дворах возможности не было. Хотя проезды возле домов и блестели заманчиво проплешинами пустот, куда могли стать несколько автомобилей сразу, но на въезде каждого двора стоял шлагбаум, вмонтированный товариществом собственников жилья. Все эти товарищи, наверное, никогда не вызывали «скорую» или пожарную машину к своему подъезду для собственного погибающего ребенка или для тушения выстраданных жизнью квартир. Поэтому они с легкостью придурковатости подростка устанавливали препятствия для въезда на отдельные территории города, считая их своей собственностью, а управляющие компании им потворствовали. Хорошо, не додумались до чего посложнее. До противотанковых ежей, например, или, хуже того, минных заграждений, которые можно было бы отключать и включать коренным обитателям локальных многоэтажек с помощью пикалки в кармане. Похрен, что кому-то другому надо, главное – двор свободен и дышится легко.

Наконец Исай утомился медленно объезжать территорию и съехал в другую сторону от нужного дома. Там, метрах в пятиста, он все-таки поймал взглядом сдающий с парковки седан, мысленно поблагодарил вселенную, улыбнулся и вкатил свое авто на бесплатное место, слегка подруливая, едва работая только педалью тормоза и чувствуя габариты своего автомобиля как собственное тело.

Закрыв машину, он снова воспользовался навигатором, который приятным женским голосом сообщил Исаю о количестве метров до нужного ему адреса, прочертив маршрут на карте экрана. Мужчина набрал на телефоне сочетание цифр и произнес в трубку, что будет через четырнадцать минут. Ему указали номер подъезда и попросили еще раз набрать, когда он будет рядом, чтобы продиктовать код домофона.

Он шел улыбаясь и внимательно разглядывая прохожих. Всматривался в их лица, вглядывался прямо в глаза. Некоторые, особенно совсем пожилые женщины, улыбались в ответ. Другие испуганно отшатывались: мало ли чего можно ждать от незнакомца, который оголяет свои зубы и пялится на тебя в упор. Если Исай обгонял кого-то, он вдыхал запах прохожего и наполнялся новыми ощущениями. От человека в потертом синем рабочем комбинезоне резко пахнуло потом. Исай вспомнил, что такой запах он чувствовал в детстве от своего деда, который жил за городом и не сидел ни минуты, а постоянно что-то делал: то строил сарай во дворе, то окучивал яблони в саду или копался под капотом машины, выкатив ее на самый солнцепек. Его рубашка цвета хаки пропитывалась темными пятнами, как будто сухая земля, которая истосковалась по влаге. Капли пота с широкого мясистого носа падали прямо на карбюратор желтой «Нивы», дед постоянно вытирал глаза, потому что его длинные седые брови и ресницы забивались соленой водой, стекающей со лба. Исай очень любил старика. Когда тот умер, Исай обнял его коричневый пиджак, в котором тот работал в прохладное время года, и вдыхал родной запах, не желая отпускать дедулю и в то же время понимая, что его не вернешь.

Сейчас Исай услышал почти такой же запах, и как будто его сердце застучало чаще от воспоминаний. Но он, конечно, понимал, что ему не пять лет, а человек в комбинезоне совсем не отец его матери. И все равно наверняка прохожий был хорошим человеком. Может быть, даже совсем молодым. Возможно, гораздо моложе Исая и годился ему в сыновья, со спины не было видно, но Исай чувствовал, что тот пах хорошим человеком. Как дед в его детстве.

Еще была какая-то дама с собачкой на поводке, такой мелкой, противной, гладкой, как валенок, бежевого цвета, с лупатыми коричневыми, как говно, глазами, завернутым в кольцо острым хвостом и черным, тыкающимся в разные стороны носом. На даме, больше походившей на бабу, торгующую на остановке вещами из «Фикспрайса», был коротко стриженный парик. Казалось, что он сделан из вычесанной шерсти ее лупатой собаки. От бабы резануло табаком. Целой сгоревшей табачной фабрикой. Еще в запахе была немытость и вонь собачьей шерсти, намокшей под дождем. Исай сказал себе, что важно успокоиться и не принимать все близко к сердцу. В конце концов, у каждого из них своя жизнь. По крайней мере, до поры до времени.

Почти у самого поворота к дому Исая ждал сюрприз, от которого ему стало влажно и вкусно на языке, как от первого поцелуя. Впереди шли две девушки. У обеих были длинные волосы одинакового темно-русого цвета, только у одной они подвивались на концах, а у другой были прямые. Но у обеих чистые, слегка развевавшиеся по легкому ветру, который будто возникал от движения изящных граций через тенистое и безветренное лето улицы. Исаю казалось, что он может разглядеть каждый волосок на их красивых головах. Он даже потянулся пальцами, чтобы ухватить один и не отпустить, а оставить его себе на память. Хозяйка точно бы не заметила, разве что машинально провела броским маникюром по темечку, проверяя, все ли в порядке. Но в последний момент мужчина почему-то напрягся и отдернул руку. Обе девушки смеялись, прерывая собственное щебетание. Обе замолкали одновременно на пару секунд, чтобы тут же возобновить едва уловимую его ухом болтовню, перебивая одна другую, обе жестикулировали аккуратными ладонями приятно взгляду, демонстрируя свои тонкие запястья. Исай разглядывал девушек со спины и лиц не видел, но ему снова было достаточно аромата. Они пахли жизнью, мечтами о счастье и радостью от того, что все еще впереди. Он закрыл глаза от удовольствия и остановился, чтобы отпустить от себя эту красоту и совсем не опьянеть от нахлынувших на него переживаний.

Остановился он вовремя, потому что справа от него был нужный ему дом. Унылая, как ему показалось, девятиэтажка странным образом затесалась среди окружавших ее высоток. Подъезд, обозначенный в телефонном разговоре, мужчина отыскал сразу. Их в доме было всего два. Исай подумал, что исходя из закономерности случайных явлений шансов найти нужный вход с первого раза у него было пятьдесят на пятьдесят. Он посмотрел на часы. Со времени разговора прошло тринадцать с половиной минут. Исай изучил домофон, огляделся по сторонам и с началом четырнадцатой минуты нажал на кнопку вызова своего смартфона.

Сотовый снова ответил женским голосом, тем же, что и прежде, продиктовал порядок кода, этаж и квартиру. Исай почувствовал внутреннее напряжение. Обычное напряжение для таких ситуаций. В них всегда была неизвестность. Он мог встретить совсем другого человека. Не того, чье фото видел на экране своего гаджета. Или же его помятую и даже уродливую копию. Такое происходило часто, когда ожидания не совпадали с действительностью и крайне редко приносили желаемый результат. А совсем уж в исключительных случаях превосходили его. Квартира была на втором этаже, потому Исай не стал ждать лифта, а сразу пошел по ступеням наверх. Он шел медленно, успокаивая дыхание, приводя в порядок эмоции, которым крайне редко давал волю, и вытирая о джинсы влагу с ладоней.

От лестничной площадки в обе стороны простирались два коридора. Он помнил, что двигаться нужно в правый. Коридор был захламленный: пыльные ящики с пустыми банками, детский велосипед с давно налипшей на колеса и успевшей превратиться в камень грязью, вереница дверей с разномастной дерматиновой обивкой, а кое-где и совсем без нее, одна напротив другой в шахматном порядке.

Исай напряженно нахмурил брови, ему уже не хотелось сюда идти. Но его звал долг, а долг – штука важная. Слева, в конце коридора, приоткрылась дверь. Он почувствовал, что та заскрипела в ожидании именно его. Подойдя ближе, Исай ощутил в носу спертый воздух, в котором смешались тысячи запахов, ни один из которых не был приятным. Он заглянул внутрь квартиры. Абажур на высокой толстой деревянной стойке в глубине комнаты, что была прямо за маленькой прихожей, выдавливал красный свет через плотную парчовую ткань, делая воздух еще более густым.

Перед Исаем, прикрытая темнотой квартиры, стояла женщина. Маленькая. Ее голова едва доходила мужчине до мечевидного отростка грудной клетки, где располагалось солнечное сплетение. Он несколько удивился, когда прочитал анкету на сайте. В анкете значился рост сто сорок восемь сантиметров. У Исая за всю жизнь не было таких дюймовочек. Хотя ему хотелось моложе, а возраст в анкете был обозначен цифрой сорок пять, Исай подумал, что это не так уж и важно, лишь бы не была уродиной, зато новый опыт с ростом. А пока в красноватой тусклости прихожей он не мог даже разглядеть черт ее лица, да и бог с ним, с лицом, подумал он. Ее асимметричное боб-каре выглядело точь-в-точь как на фото. Там, на тех ее фотографиях в бежевом боди, ее тело было без малейшего изъяна, стройное, подтянутое, как у восемнадцатилетней студентки педагогического колледжа. И еще в анкете был размер стопы. Тридцать пятый. Исай, двигая пальцем по экрану планшета, представлял, как обхватит ее ножку своей ладонью и оближет каждый пальчик этой волшебной феи, чтобы отправить ее в головокружительное сумасшествие от яркости прикосновений, чтобы подарить ей счастье ощущений, которых она точно не испытывала до него, чтобы она зажала свой рот маленькой ладошкой и стонала от удовольствия, закатывая глаза и подрагивая веками.

Женщина в прихожей была в белье, чулках и корсете. Последний чуть не лопался на ее пузике, словно эта маленькая шалашовка проглотила тыкву, которая там, внутри ее тела, превратилась в целую карету. Исай изо всех сил сдерживался, чтобы подавить разочарование, которое всю его жизнь находилось где-то внутри, под грудной клеткой, но периодически словно кто-то бросал в него дрожжи, и оно, разочарование, росло на глазах, заполняя каждую клеточку тела, а иногда и прорывалось наружу. В такие минуты Исай не понимал, что делал, точнее, не руководил своими действиями. Действиями руководило разочарование. А Исай просто наблюдал. Где-то брезгливо морщился, где-то даже испытывал страх, но всегда сочувствовал своему разочарованию. Понимал, почему оно так бесится, и одновременно хотел его успокоить.

Сейчас он тоже ощущал, что оно может вырваться наружу. Пока Исай мог его контролировать, он, слегка отшатнувшись, посмотрел на ступни женщины, вспомнил, что они должны были быть крохотными, и надеялся, что такое обстоятельство хоть как-то утихомирит ту малоуправляемую реакцию, что происходила внутри него. На ее ногах были туфли. Черные. Лаковые. На высокой шпильке. Маленькие туфли. Исаю стало легче.

– Что-то не так? – спросила она.

Мужчина натянуто улыбнулся, не желая смотреть ей в глаза, чтобы не бесить свое разочарование, и ответил, что все замечательно. Он больше не хотел облизывать ее пальцы, но и уходить тоже не хотел. Развернуться и уйти означало признаться, что его развели как мальчишку. Просто он заплатит ей за все услуги, а себя самого заставит почувствовать удовольствие. Потому что так надо.

Моясь в душе, он понимал, что испытает опустошение, как только кончит. Тогда он точно не сможет совладать с тем, что внутри него. Потому он дал себе слово не делать этого. По крайней мере сразу. Он вернулся в комнату, положил купюры на журнальный столик, указал ей, какую позу нужно принять, и принялся за дело.

Через пять минут сухого, напряженного, но безжизненного совокупления Исай устал. Он оставил ее на диване, придвинул к нему стул с подлокотниками, который можно было назвать креслом только с большими допущениями, и, усевшись, скинул презерватив на пол, стал смотреть. Она натянула новый презерватив на искусственный член.

– Зачем? – спросил Исай. – Это же твой.

– Я очень брезглива, – ответила она, едва улыбнувшись, словно извинялась за такой легкий недостаток.

Он старался избегать взглядом вспучившегося на животе корсета, попросил не снимать туфли, наконец разрешился и, тяжело дыша, сходил к раковине в ванной, чтобы смыть с руки сперму.

– Чем у тебя здесь так воняет? – спросил он, когда вернулся. Почувствовав, как его тело обмякло, медленно сел на стул, откинулся на спинку и примостил локти на коротких и узких деревянных выступах, которые назывались подлокотниками.

Сдвинув ноги и с безразличием выдохнув, она ответила, что живет с котом.

Точно! Это был запах некастрированного кота, который метит все углы, каждый день объясняя миру, кто здесь хозяин. Исай сглотнул, чувствуя комок вязкой слюны, наполненный кошачьим пренебрежением. Он хотел бы выплюнуть его, но слюна уже была где-то глубоко в горле, потому только откашлялся, понимая, что добавил еще один глоток к своему разочарованию.

– Где он? – спросил мужчина.

– Кто?

– Кот.

– Да вот же, – женщина указала на стойку рядом с кроватью.

Это была когтеточка в виде трех цилиндров, обмотанных сизалем, на верху которых, как на подставке, располагалась площадка размером около половины квадратного метра. Исай не обратил на нее внимания сразу. Теперь, когда глаза привыкли к красному полумраку, он отчетливо ее разглядел. Заметил и то, что лежало сверху. Что-то похожее на пару кроличьих шапок или груду ангоровых варежек темного цвета.

– Это он? – спросил Исай.

– Он, – ответила женщина.

Мужчина встал и подошел к коту. Исай наклонился, чтобы получше разглядеть того, который ни разу за все это время не дал о себе знать. Животное лежало на боку, повернувшись спиной к пространству комнаты. Рядом зачем-то лежали ножницы. Большие. Раскроечные. Глаза кота были открыты. Когда человек приблизился, животное не шелохнулось, словно было привычно к такому любопытству. Кошачьи зрачки даже не изменили своей величины, и глаза не дрогнули, пусть едва заметно, чтобы переключить свою ленивую сосредоточенность со стены на человека. Мужчина коснулся рукой кошачьей шерсти, потом склонился ниже и понюхал. Пахло меховым воротником из его детства. Он хранился в шкафу много лет. Мать Исая хотела однажды отнести его в мастерскую и пришить себе на пальто. Но подходящего пальто не находилось. Все были дешевые пуховики из Китая, набитые синтетической ватой, которая сбивались в комья к середине сезона. Воротник съела моль.

Наконец кот недовольно уркнул, словно желая избавиться от назойливого постороннего. Исай подумал, что он держит себя в руках, несмотря на предположения под душем. Он посмотрел на маленькую женщину, которая сидела на кровати полубоком, откинувшись спиной на стену и согнув ноги в коленях. Туфли она не снимала, как просил Исай. Ее живот все так же продолжал вспучивать корсет, но теперь уже раздражал с меньшей силой. Лицо ее не было красивым: курносый нос, одутловатые щеки, впалые глаза.

– Сделай мне массаж, – сказал он.

Она посмотрела сначала на него, с легким брезгливым прищуром, который словно просил свалить поскорее, потом – с надеждой – на свой телефон и, вероятно понимая, что проплаченное время еще совсем не кончилось, ответила:

– Ложись.

Исай подумал, что из-за красного полумрака не видит, насколько замызганы простыни. Он зажмурил глаза и, стиснув зубы, лег на живот. Она уселась где-то справа от него и стала елозить своими меленькими ладошками по его спине. Движения были монотонными, равнодушными, словно пропитанными обреченностью. Исай почему-то представил ребенка-идиота, раскачивающегося в сидячей позе на кровати с панцирной сеткой.

Ему хотелось встать и уйти, но Исай себя останавливал, считал, что должен здесь пробыть все оплаченное им время.

– Как тебя зовут по-настоящему? – спросил он.

Она откашлялась и переспросила таким растерянным тоном, какой бывает у человека, которого вырвали из светлых мыслей и ткнули лицом в грязь реальности:

– Что?

– Как твое имя? – повторил Исай.

– В анкете написано, – сипло ответила она.

– В анкете написан твой сценический псевдоним. Я хочу знать твое настоящее имя.

– Катя, – не пытаясь вступать в спор, ответила женщина.

Исай вспомнил, что в анкете она была Мариной. Подумал, что та сказала правду, и тут же засомневался. Он уговаривал себя не злиться, объяснял, что правды добиться в таких обстоятельствах невозможно. Но его разочарование требовало сатисфакции. Он спросил женщину, чем та занимается по жизни, кроме того, что продает себя за деньги незнакомцам. Та ответила, что работает администратором салона красоты. Снова врет, подумал Исай, а может, и нет, судя по ее прическе, она наверняка имеет близкое отношение к какой-нибудь парикмахерской.

– Ты была замужем? – спросил он.

– Я и сейчас замужем. В третий раз. Только не расписана.

Исай хмыкнул, а может, просто резким коротким выдохом хотел избавиться от такой информации. Но нужно было занять время, монотонные ерзания холодных рук по его спине раздражали. Он спросил, кто ее муж. Женщина отвечала спокойно, словно такие вопросы задавал ей каждый, кто побывал в этой пропахшей кошачьей мочой квартире. Она ответила, что ее муж моложе на тринадцать лет, словно это была его главная характеристика. Возможно, и так. Исай подумал, что могло заставить человека жить со старой проституткой.

– Он твой сутенер? – спросил Исай.

– Нет. Он не знает, чем я занимаюсь. И у меня вообще нет сутенера, – продолжала она отвечать монотонно.

Исай почувствовал, как она остановилась в своих движениях и потянулась за телефоном. Видимо, времени еще оставалось много, потому что женщина вздохнула, отбросила сотовый и вернулась к прежнему занятию. Если бы осталось меньше четверти часа, она бы точно постаралась спровадить Исая в душ, чтобы тот убрался поскорее.

– Он инвалид? – спросил мужчина.

– Он алкоголик, – ответила женщина. – Еще у него аллергия на кота, поэтому мы живем за городом, в доме с сортиром на улице и водой в скважине. Тебе пора, – подытожила она.

Исай обрадовался и разозлился одновременно. Он терпеть не мог, когда ему указывают, потому что право принимать решения принадлежало только ему. Он в принципе был готов к компромиссам, но тон переговоров должен быть правильным. Мужчина сказал, что сейчас непременно соберется.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Пятьдесят три, – нетерпеливо ответила она и встала с постели.

Исай лег на спину и закинул руки за голову. Он помнил, что в анкете был указан возраст сорок пять. Она всегда врет, подумал он. Его взгляд снова уперся в выбухающий корсет женщины. Глаза стали привычны к полутемноте, и теперь на черной стягивающей ткани корсета можно было разглядеть белесые бесформенные пятна разных размеров. Он понимал, откуда эти пятна, и ему хотелось поскорее в душ, но он не мог себе позволить остановить разговор тогда, когда его вынуждали это сделать. Он подумал, что женщина тоже пьет, как и ее сожитель-собутыльник, а живот – это последствия, скорее всего, печень на последнем дыхании. Она и так скоро умрет. Чтобы подтвердить свою догадку, он спросил, зачем ей муж-алкоголик с набором заболеваний, исключающим домашнего кота. Женщина ответила, что кот не в обиде и она навещает его каждый день, даже когда нет клиентов. Салон, в котором она работает, совсем недалеко, через три дома, на этой же улице, в цокольном этаже высотки.

Исай, подавляя в себе злость, повторил первую часть вопроса – о том, зачем она живет с таким ущербным мужем.

– Во-первых, мне его жалко, – ответила она.

– А во-вторых?

Женщина ответила, что и во-вторых тоже. Сказала, что тот очень хороший и умный человек, просто пьет. Исай понимающе кивнул. Наконец он встал с кровати и, наклонившись, приблизил свое лицо к лицу женщины. Он прищурился и посмотрел ей в глаза. Глаза были блеклыми и безразличными, в них не было глубины, в них была пустота.

– Ну, – поторопила женщина.

Исай почувствовал сладковатый запах жареного лука. Это стало последней каплей для того, чтобы он покончил с сомнениями и принял единственно верное решение…

Он долго стоял под душем. Несколько раз намылил себя руками из бутылки с остатками шампуня. Мочалкой, что висела на крючке, не пользовался. Взяв хлоргексидин с полки, облился им с ног до головы, плеснул себе в рот, опустошив пластмассовый флакон. Тщательно прополоскал горло и полость рта, затем снова окатился водой. После душа он вымыл раскроечные ножницы. Вытеревшись насухо полотенцем, которое женщина принесла ему при первом походе в душ, он тщательно протер им все поверхности, которых касался, сложил его аккуратно в несколько слоев, отыскал на кухне под раковиной пакет из магазина шаговой доступности и сложил в него свернутое полотенце, туда же сунул ножницы, вслед, между слоями махровой ткани, отправил пустой флакон хлоргексидина. Переодевшись в комнате, он посмотрел на полку с котом. Животного на ней было. Хоть что-то смогло вывести кота из себя и заставило покинуть привычное место безразличия.

Рядом на кровати лежало тело женщины. Глаза ее были открыты и устремлены в потолок. Все такие же безжизненные и пустые, как при жизни. Исай вспомнил про свой презерватив, бегло осмотрел диван, наклонился, заглянул вниз. Поднял с пола резиновое изделие номер два и, покрутившись на месте, решил не выбрасывать его в унитаз, он мог застрять и не уйти по трубам. Тогда Исай затолкал его в пакет, рядом с ножницами, и бесшумно покинул квартиру.

Глава 2

Следователь СК капитан Виталина Аркадьевна Дрозд двигалась по коридору комитета, погрузившись в мысли и не замечая ничего постороннего. Некоторые сослуживцы пытались с ней здороваться, даже протягивали руку в стремлении, но только те, кто служил здесь недавно. Остальные, более опытные долгожители учреждения, понимали: когда на лице капитана отражалась такая сосредоточенность, отвлечь ее могло только что-то сверхординарное, подобно перестрелке в здании, захвату заложников или, на худой конец, пожару с обширной площадью возгорания. Телефонный звонок подполковника, начальника отдела, известил ее утром, что доклад по вчерашнему происшествию должен лежать у него на столе не позднее часа дня.

В общем-то, дело было не из ряда вон – обычное убийство, которых в той или иной форме происходит тринадцать с половиной в день по стране и усредненной статистике. Половина от общего количества сегодняшних убийств произошла или вот-вот произойдет, потому что сутки перевалили за полдень. Остальная половина свершится позже. Оставшиеся статистические пол-убийства перейдут на следующие сутки, чтобы не нарушать математический порядок. Будет сегодня тринадцать или четырнадцать убийств – зависело от многих факторов: погоды, времени года, наличия праздников, смены лунных фаз, района, области и так далее. Условий было так много, и учесть их влияние на метаданные порой было так сложно, что казалось, показатели зависели от одного – от того, как карта ляжет.

Большинство убийств имеют условную прелесть для следствия в том, что происходят спонтанно, под влиянием эмоций и, как водится, на бытовой почве. Убийцами чаще оказываются родственники или ближайшие знакомые, а сам конфликт возникает на почве употребления алкоголя, который поднимает со дна пьяных душ прошлые обиды, неподеленные деньги, затаенную злость. Преступник в порыве захлестнувших его чувств обычно не продумывает своего поведения, потому, спасаясь от содеянного, просто убегает с места преступления, словно пытаясь пробудиться от страшного кошмара, при этом оставляет много следов, отпечатков, а зачастую и само орудие преступления. Дрозд, в юности увлеченная античной философией, часто по этому поводу вспоминала Платона, который говорил: «То, что плохой человек делает наяву, хороший делает во сне». Потому, проснувшись от пьяного угара, вернувшись в явь, преступник если не приходит на следующий день самостоятельно с чистосердечным признанием, то под давлением демонов похмелья совершает еще кучу нелепых ошибок, вычисляется по уликам и приводится в нужное место под конвоем и в наручниках.

Дело же, о котором следователь планировала доложить подполковнику, относилось к меньшей части подобных преступлений. Жертвой была женщина, немногим за пятьдесят. Она была убита в своей квартире. С одной стороны, способ убийства был жестоким: острым предметом в область сонной артерии, дыра на полшеи, кровь на полкомнаты. С другой – никаких следов сопротивления на ее теле не нашли: ни тебе свежих синяков, ссадин, ни чьей-то кожи под ногтями, ни следов борьбы в квартире. Криминалисты и патологоанатомы еще работали, и сведения были неполными, оставались шансы еще многое узнать, но на текущий момент все выглядело малопонятно в смысле мотива.

У женщины был при себе паспорт на имя Екатерины Ивановны Гордеевой, восемнадцатого марта тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения. Фото соответствовало. Опросили соседей. Выяснили, что убитая работала в салоне красоты, совсем недалеко от места преступления, отправили людей туда, но оттуда пока тоже никаких зацепок не появилось.

Слушая ее рассказ, угрюмый и седой подполковник Дорофеев смотрел на следователя почти не мигая, и на его массивном пористом лице не отобразилось ни одной эмоции. Когда капитан замолчала, окончив рассказ, начальник неспешно откинулся на спинку кресла, глубоко вдохнул и медленно, протяжно выдохнул, приведя в движение голосовые связки. По кабинету разлилось что-то похожее на рычание и оставило после себя повисшую в воздухе напряженность.

– Скажи, Дрозд, а у тебя ведь первое образование психологическое?

Виталина стояла перед начальником, слегка покачиваясь, старалась держаться ровно, расправив плечи, едва заметно кивнула и поправила на переносице очки в круглой металлической оправе. Она знала, к чему вел такой вопрос. Подполковник относился к ней неплохо, но не более того. Он считал, что женщине не место на такой работе. Ходили слухи, что у него на то были веские основания.

Много лет назад, еще в конце девяностых, когда он бегал за преступниками вживую, он влюбился в коллегу, которую подстрелил на его глазах из охотничьего ружья ошалевший от белой горячки инженер. Тот вернулся с охоты, на которой прокутил с друзьями неделю, стал отходить от ежедневных возлияний, а на третий день его жена позвонила в милицию – оповестить, что у супруга кукуха поехала. Инженер решил, что власть в стране захватили кентавры, а за ним следят и хотят обвинить в убийстве говорящего лося в заповеднике. Сказал, что живым никому не дастся, схватил ружье, снаряженный патронташ на шестнадцать патронов – и прямиком в их отдел, доказывать невиновность. Когда добрался, у него такие видения начались, что впору было весь отдел под ружье ставить. Инженера скрутили, конечно, и выстрел он только один сделал, когда у него ружье из рук выкручивали, но этот шальной выстрел поставил жирную кровавую точку в жизни любимой коллеги нынешнего подполковника. Дорофеев с почти женой уже домой со службы возвращались. Он в кабинете задержался, а она сказала, что на улице подождет. Не дождалась. Подполковник так и не женился. Живет один, с собакой по кличке Анубис.

Дрозд знала эту историю от своих коллег и потому к выпадам Дорофеева в ее сторону относилась с пониманием и в какой-то степени с жалостью.

– Скажи мне, следователь, – подчеркнуто поправился Дорофеев, – кто тебя так учил докладывать? Вот что ты мне сейчас рассказала? Заметку из новостной ленты интернета с емким названием «Происшествия»?

Капитан молчала, ожидая, пока начальник сольет накипевшее масло бурлящего разочарования в личной жизни и заговорит по делу. Старый конь, когда начинал по делу, у него хорошо получалось. Подполковник всегда не просто собирал сведения, а думал; не просто требовал, а активно участвовал в процессе, помогая своим подопечным докопаться до истины.

– Ты же была на месте?

– Была, – снова поправила очки Виталина.

– Как узнали про труп?

Дрозд начала вслух вспоминать. Конечно, она знала больше, но всегда старалась рассказать кратко, по существу, принести уже какие-то версии, а пока материала мало и версий нет, незачем тревожить пустоту, считала она. Часто соглашалась, что обсуждать стоит, но уже потом, умом на лестнице, что называется. А так то ли боялась гнева начальства, то ли считала, что должна прежде сама до всего дойти и разобраться, иначе выходило, словно она ребенок несмышленый, который ждет чужих наставлений и подсказок.

Следователь рассказала, что первыми на объект прибыли спасатели. Соседи слышали, что за дверью кот с ума сходил, вопил истошно, словно его в кипятке варили. Они вообще сначала решили, что там ребенок, вызвали эмчээсников, те – полицию по понятным причинам, а когда дверь взломали, тут и следователи потребовались. А кот продолжал орать, его даже увезти пришлось: с него тоже нужно будет биоматерилы собрать, может, что важное к шерсти прилипло.

– Значит, убийца вышел и закрыл за собой дверь на замок, выходит, у него были ключи, значит, это кто-то свой? – то ли спросил, то ли подытожил Дорофеев. – Да ты садись, чего стоишь, у нас ведь разговор не на пять минут… – Наконец подполковник указал ей на стул.

– Да просто захлопнул, – ответила следователь, оттащила за спинку тяжелый стул на расстояние, которое позволяло присесть не его край. –   Там замок допотопный. Кажется, такие называются английскими. У них еще защелка, плавающая снизу или сверху когда дверь захлопывается, язычок ныряет в замок, а потом обратно входит в паз уже на ответке – и дверь закрыта. Таких, наверное, уже сейчас не выпускают.

Подполковник махнул рукой, словно показывал, что про замки он знает все, а особенно про английские, он предположил, что дверь квартиры там точно деревянная, потому что на современные железные такие агрегаты не ставят, слишком громкие будут в применении. Дрозд утвердительно кивнула.

Он спросил про соседей. Нет ли среди них подозрительных товарищей? Кто первый вызвал? Ведь часто у самого преступника, если он вынужден находиться рядом с местом преступления, сдают нервы и он, чтобы отвести от себя подозрение, первым идет на помощь следственным органам. Пытается выставить себя в лучшем свете.

Виталина помнила, что в МЧС позвонила соседка из квартиры напротив – ворчливая старушенция, совсем непохожая на божье растение. Все время работы спасателей и опергруппы с криминалистами она толклась в коридоре, пыталась заглядывать в каждую щель и, конечно же, в первую очередь записалась свидетелем, а значит, готова явится по первому зову. Злобности в ней было достаточно, но чтобы взрослую тетку ножом по горлу – это вряд ли.

– А что она про соседку говорит, ту, которая пострадавшая. Про убитую? – прервал подполковник девушку.

– Да толком опросить ее не успели, – сконфузилась Дрозд.

– Зря-а-а, – протянул начальник, – из ее сплетен две трети, а то и больше будет правдой. И про убитую, и про жильцов на площадке, и про конфликты. Я же тебя сколько раз учил: чтобы не бегать как савраска по подъездам и кварталам, нужно систематизировать возможных свидетелей и прицельно начать с самых ядовитых – сразу можно если не всю информацию собрать, то наиболее важную. Систематизация и структурирование, капитан, вот что необходимо выполнить перед тем, как браться за что-нибудь.

Дрозд хмурилась. Она не любила, когда ее отчитывают, даже если отчитывают за дело, но вечно сталкивалась с такой проблемой. Дома отчитывает мать, раньше отчитывал муж, перманентно отчитывает начальство на работе. Хорошо, подчиненные еще не начали, а ведь при таком постоянстве во взаимоотношениях с миром недалек тот час, когда примутся.

– Родственников каких-нибудь нашли? – продолжал Дорофеев тоном дознавателя.

– Ребятам, когда в парикмахерской опрашивали ее коллег, те сказали, что она на самом деле где-то за городом живет, на работу постоянно опаздывает. У нее там то ли муж, то ли любовник какой-то молодой, то ли наркоман, то ли алкоголик… Сейчас начнем поиски.

– Уже должны искать, а не готовиться к тому, чтобы начать, – рыкнул Дорофеев.

Виталина чувствовала себя маленькой школьницей, которую стыдит директор школы за отсутствие сменной обуви. Она часто ощущала себя ребенком перед старшими по званию или положению в этом злодейском мире, а потом очень переживала из-за своей беспомощности и, зная за собой такую отвратительную привычку, старалась осознать ее появление как можно раньше, чтобы переключиться, поправить свое поведение и не быть девочкой для битья.

– Товарищ подполковник, – она сняла очки, – мы работаем. Невозможно мгновенно объять необъятное. Вы же сами учили: структурированно и поступательно. Выяснили одно, перешли к следующему, не метаться же нам, как помоям в сливной дырке. – Она повысила тон и посмотрела на начальника исподлобья, видимо припоминая ему его же фразы.

Подполковник довольно хмыкнул.

– Ну вот, – пробасил он. – Вот такой тебя люблю я. Вижу. Следователь. Настоящий. А то пришла чуть теплей манной каши.

Виталина рассказала, что биоматериала там выше крыши и весь он разный. Кровищи там как после гранаты в донорском банке. На простыне словно рота переспала. Фаллоимитатор под кроватью нашли, в презервативе и в кошачьей шерсти. Сейчас криминалисты будут отделять семена от плевел, в прямом смысле выражения.

– Ты хочешь сказать, что она проститутка? – спросил Дорофеев и потер нос.

Дрозд ответила, что не знает, так как свечку не держала, а соседи ничего про такую профессию не рассказывали. Они бы наверняка заметили, если бы в квартиру паломники стояли живой очередью. И потом, зачем проститутке работать в салоне красоты администратором? Капитан добавила, что, может быть, не совсем понимает, как устроен мир, но полагает, что такому делу, как предоставление сексуальных услуг за деньги, нужно отдаваться целиком. Да и на салон для плотских утех квартира не похожа, скорее, на помойку. Но такая версия также имела право быть, и теперь они с командой будут работать и в этом направлении тоже, заключила она.

Дорофеев то ли с досадой, то ли с радостью первооткрывателя стукнул кулаком по столу:

– А ты понимаешь, что такое предположение коренным образом меняет дело? Ведь если она проститутка, то ее убийство может быть одним из серии. У нас давно проститутки жертвами убийств не проходили? Надо поднять архивы за последние десять лет. Ведь эти вурдалаки, джеки-потрошители, бывает, засядут тихо лет на пять, а потом – снова-здорово. Так что все эти биоматериалы надо разделить и по генетической базе сверить с теми, что в наличии.

– Уверена, что этим уже занимаются, просто еще достаточных данных нет, – развела руками Дрозд.

– Да! – спохватился подполковник. – А что у нас с камерами? Надподъездными, внутриподъездными. С них-то информацию забрали?

Дрозд ответила, что как раз с камерами там проблематично. Те, что снаружи, не работают, а которые внутри – отсутствуют. Дом старый среди относительных новостроек, и управляющая компания им не сильно занимается.

– Хорошо, хрен с ней, с компанией, – возмутился начальник, – уличные камеры должны работать? Время приблизительное смерти определили? Значит, надо камеры пересмотреть, кто проходил, как проходил. Главное – куда. Убийца мог, конечно, разные дороги использовать, если он серийный, то наверняка продумал пути наступления и отхода и его нужно будет искать внимательнее, а если просто любовник, то мы его точно увидим в короткий промежуток времени. Он же ее не расчленял по кускам. Пырнул и ушел. Дело недолгое.

Когда Дрозд шла к себе в кабинет после разговора с начальством, то подумала, что какая-то ее часть превращается в циничный овощ. В ней словно жили два человека. Один – беспомощный и дрожащий ребенок. Другой – отвратительный, грубоватый бесполый андрогин, для которого трупы, кровь, фразы со словами «пырнул», «добил», «утопил», «вскрыл» и «сбросил» являются средой обитания, а на нормальную жизнь этот андрогин смотрит через узкое грязное окно размером с отверстие в двери тюремной камеры и понимает, что пути на свободу нет. Еще семь лет назад, когда оканчивала психфак МГУ, она не могла себе представить такое свое существование даже в самых страшных ночных кошмарах.

Правильно ей мать говорит: теперь в ней нет ни жены, ни матери и наличие женщины в принципе под сомнением. Ну не могла она дальше заниматься психологией. Бросила магистратуру, потому что уже тошнило от своего мужа, научного руководителя. Поддалась по молодости его чарам, думала, он такой глубокий, всезнающий, самоуверенный, в меру развязный, а оказалось – чудик с кучей насекомых в голове, причем разных: если бы только одни тараканы, но были еще и скорпионы, и клопы-вонючки, склонность к злоупотреблению алкоголем и несостоятельность хоть что-нибудь сделать значительное, неспособность себя отстоять, не то что заступиться за жену.

Однажды в клубе, куда она его периодически вытаскивала с превеликим трудом, к ней приставал какой-то хрен, хватая за грудь, а ее муж стоял рядом и делал вид, что ничего не замечает, даже между ними не втиснулся. Когда Виталине пришлось постоять за себя самой и оттолкнуть наглеца, тот схватил ее за подбородок и начал шипеть всякую грязь своим вонючим ртом. Что сделал муж? Спас ее, конечно же. Стал звать охрану на помощь. Какие-то парни рядом схватили урода за шквары и дали в рожу. А муж стоял и звал охрану. Вывели и урода, и тех парней. А супруг потом долго рассказывал о том, что ударить человека – это бесчеловечно, но закон возмездия неминуем.

Дрозд съехала от него в тот же вечер в гостиницу. Хотела к матери перекантоваться. Но мать ответила, что у нее своя жизнь, а жизнь дочери она устроила, выдав ее замуж за достойного человека, ее бывшего аспиранта. Теперь задача дочери – быть благодарной и ценить семью, детей нарожать и тоже поступить в аспирантуру, чтобы быть достойным членом общества. Как будто обществу не все равно, есть ли у нее в наличии ученая степень и дети.

Виталина тогда не спала всю ночь, ей было обидно, она была зла. А через неделю она подала документы в юридический на заочный.

Сказав себе «стоп», она отбросила самокопание и вернулась к делу об убийстве. Мысль Дорофеева про камеры, конечно, не была блистательной в своей новизне, но неоспоримой и важной к исполнению. Капитан позвонила экспертам и после их жалоб на отсутствие времени и неготовность полного отчета по материалам исследования выяснила приблизительное время наступления смерти.

Подумав о том, что времени у всех одинаковое количество, она набрала своим помощникам – Семе и Шуре. Оба были мальчиками, и оба – в звании лейтенанта. Работали под ее руководством уже года полтора, почти сразу после окончания юрфака, активничали иногда до уровня хаоса, но если Виталина их вовремя притормаживала и придавала слаженности их поступкам, то работа двигалась неплохо. Уменьшительными именами капитан называла их только про себя: она точно знала, что лодку нельзя называть «Титаник» и сюсюкать с человеком, если хочешь от него ответственности.

– Семен, есть что новое по убийству тетки из кошачьей квартиры? – спросила она.

Помощник ответил, что удалось выяснить месторасположение глуши, в которой та проживала. У нее действительно там был какой-то партнер: то ли муж, то ли еще кто. Так что название деревни и ареал поиска им понятны, там всего три дома – две избушки. Сейчас они с Александром готовы туда выдвинуться, если не будет дополнительных распоряжений.

– А откуда сведения? – поинтересовалась Дрозд.

– Да у них в салоне есть тетка из ближнего зарубежья, которая полы моет. Она не целый день присутствует, а так, один-два раза в день приходит, в зависимости от времени года. Нам про нее сразу сказали, но ее не на тот момент не было, сейчас мы с Сашей мимо проезжали и заскочили. Нам повезло. Оказывается, наша «леди на мопеде», в смысле жертва, – пояснил он почему-то весело, – была с ней очень разговорчивой, жаловалась на судьбу и молодого мужа, которого из запоя выводит раз в полгода на три недели.

– Поня-а-атно, – ответила следователь, разглядывая на вытянутой руке свои очки, – молодцы. Больше ничего не рассказала?

– Ну так, сплошные эмоции. Сказала, что женщина сама виновата, говорила, пока муж пил, ей ничего делать не оставалось, как любовников приглашать за деньги. Мол, не проводить же оставшуюся жизнь без… – Помощник замялся.

– Да говори уже, – поторопила его Виталина.

– Ну… без секса, что непонятного? – то ли злился, то ли оправдывался Семен.

– А-а-а, – сочувственно протянула капитан, – я думала – без денег. Я поняла тебя. Давайте езжайте и тащите его в отдел. Здесь разберемся, в каком он запое. Может, он и есть виновник торжества. Прервал запой в муках ревности и подскочил на электричке в город, вылить гнев трепетного сердца на хрупкие женские плечи.

Закончив разговор, Дрозд еще раз вспомнила слова помощника. Что-то в них вызывало у нее вопрос, который она пока была не в состоянии сформулировать. Точно! Убитая сказала: «Не проводить же оставшуюся жизнь без секса». Словосочетание «оставшаяся жизнь», вот что смущало Виталину. Что-то неясное сквозило в этих словах. Ей казалось, что женщине, которой едва за пятьдесят, в современном мире рановато говорить об остатках жизни. Некоторые в таком возрасте кричат во всеуслышание, что их жизнь только началась, привлекая к себе самцов, что устали от молоденьких. Дети выросли, с мужьями развелись, новое дыхание открыли – теперь свобода, рок-н-ролл, здоровый образ жизни и все остальное. А тут мысли о жизни оставшейся. Два варианта: или она со своим зависимым алкоголиком поклялась на мизинцах доживать вместе, похоронив будущее, или знала, что скоро умрет.

Что такие предположения могли дать? Пока ничего. Нужно было дождаться заключения о вскрытии. Но ведь ее смерть не могла быть самоубийством. Записки не было. Конечно, ее не всегда оставляют, однако характер нанесения раны даже при поверхностном осмотре не создавал впечатления, что такую дыру можно было нанести себе самостоятельно. И потом, куда делось само орудие? Не испарилось же. Кто-то его унес. Дрозд притормаживала сама себя, чтобы не нафантазировать лишнего. Она вспомнила, что хотела добраться к центру видеонаблюдения, чтобы просмотреть записи с камер на улице и отследить прохожих, вмешиваясь в их личную жизнь в рамках уголовного дела.

Глава 3

Прошлым днем, когда после завершения встречи Исай с пакетом в руках вышел из подъезда, он направился к автобусной остановке. То, что над подъездом дома наверняка есть камеры слежения, он знал и помнил, а также там, за пределами двора, есть еще сотни фиксирующих видеоустройств. Еще он понимал, что дальнейшие его действия и поступки на всякий случай должны быть такими, чтобы при отслеживании записей никто не смог заподозрить его в убийстве. Ведь рано или поздно труп найдут, а значит, предпримут все возможное, чтобы найти виновного.

Анализ видеослежения для следователей еще десять лет назад был бы муторным, колоссально затратным по времени и практически неэффективным, но в современности в дело вступил искусственный интеллект, который сделает всю необходимую подборку персонажей за непродолжительное количество времени.

Исай догадывался, чего будут ожидать от подозреваемого, а значит, и чем будет руководствоваться цифровая система, которая получит заданные параметры от человека. Первое – это временной промежуток плюс-минус час от времени предполагаемой смерти, которую определит патологоанатом. Будут отслеживать на видеозаписи всех, кто свернул к дому убитой в этот временной интервал. Из всех подозрительных возьмут на заметку прохожих с нестандартным поведением, всех замешкавшихся, задумчивых, часто обращающих внимание на таблички с номерами домов. Второе – проследят путь каждого из подозреваемых от точки их прибытия до конечного пункта. Кто-то приехал общественным транспортом, кто-то на своем автомобиле, тех, кто пришел пешком, отследят до самого начала пути. Третье – рассмотрят всех тех, кто покинул расположение двора в обозначенный промежуток времени. Всех совпавших проверят еще раз, снова отследят их движение, зафиксируют номера автомобилей, считают все видеокамеры в автобусах и зафиксируют карточки для оплаты проезда.

Конечно, его могли вычислить. Сыщики должны выполнять свою работу, а он – свою, и все должны делать это качественно, потому что так должно быть. Жить нужно с пониманием того, какой вклад ты вносишь в течение этой самой жизни в соответствии со своим предназначением. Исай свое предназначение знал.

Еще он с сожалением понимал, что не все те, кто будет заниматься его поисками, знают предназначение свое. Потому и в нем будут видеть не того, кем он являлся на самом деле. У каждого из них – тех, кто его ловит, – есть разные мотивы для его поимки, для одних это будет повышение по службе, для других – страх наказания, третьи вовсе посчитают его злом и захотят спасти человечество, но вряд ли кто будет способен понять главное. Что ж, таково их предназначение.