«Нам было только по двадцать лет…» Стихи поэтов, павших на Великой Отечественной войне E-Book

авторов Коллектив

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
• Serie: Школьное чтение
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 98

Veröffentlichungsjahr: 2023

Beschreibung

Время бессильно стереть память о великом подвиге советского народа, победившего фашизм. В годы Великой Отечественной войны (1941 – 1945) в один ряд с защитниками Отечества встали молодые поэты. Жизнь многих из них оборвалась в боях за Отчизну. Навеки они останутся девятнадцатилетними и двадцатилетними, но их «строки, пробитые пулями», будут вечно живой памятью о войне. Мы никогда не забудем подвиг поэта Мусы Джалиля, замученного в фашистской тюрьме. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Борис Котов, Герой Советского Союза, погиб при форсировании Днепра. Под Ленинградом навеки остался Всеволод Багрицкий, под Смоленском – Борис Богатков, Николай Майоров, под Сталинградом – Михаил Кульчицкий. Геройски пали Павел Коган, Георгий Суворов, Дмитрий Вакаров… В сборник вошли стихотворения советских поэтов, павших на Великой Отечественной войне.

Leseprobe

«Нам было только по двадцать лет…». Стихи поэтов, павших на Великой Отечественной войне

© Дудин А.Л., ил. на обл., 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Джек Алтаузен (1907–1942)

Родина смотрела на меня

Я в дом вошел, темнело за окном,Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло, —Дом был оставлен, пусто было в нем,Но все о тех, кто жил здесь, говорило.Валялся разный мусор на полу,Мурлыкал кот на вспоротой подушке,И разноцветной грудою в углуЛежали мирно детские игрушки.Там был верблюд, и выкрашенный слон,И два утенка с длинными носами,И дед-мороз – весь запылился он,И кукла с чуть раскрытыми глазами.И даже пушка с пробкою в стволе,Свисток, что воздух оглашает звонко,А рядом, в белой рамке, на столе,Стояла фотография ребенка…Ребенок был с кудряшками, как лен,Из белой рамки, здесь, со мною рядом,В мое лицо смотрел пытливо онСвоим спокойным, ясным синим взглядом…Стоял я долго, каску наклоня,А за окном скрипели ставни тонко.И Родина смотрела на меняГлазами белокурого ребенка.Зажав сурово автомат в руке,Упрямым шагом вышел я из домаТуда, где мост взрывали на рекеИ где снаряды ухали знакомо.Я шел в атаку, твердо шел туда,Где непрерывно выстрелы звучали,Чтоб на земле фашисты никогдаС игрушками детей не разлучали.

1941 г.

Александр Артемов (1912–1942)

Наступление

Пугливо метнулись вороныНад врытыми в снег валунами.Вся в оспинах черных воронокПоляна легла перед нами.Немного правей, у болота,Где бой завязался, наверно,Как дятлы, стучат пулеметы,Упорно и чуточку нервно.Мы прыгаем с кочки на кочку,Ложимся, за ротою рота,И ухает глухо, как в бочку,За спинами бас миномета.«Вперед!..» Поднимаемся молча,Повзводно, готовые к бою.Над нами тягуче, по-волчьи,Снаряды бризантные воют.Невидные лыжные тропыК поляне ведут, а за неюОт едкого дыма темнеютВ пологих сугробах окопы.До них недалеко. Мы сноваВстаем, ожидая приказа.Короткое резкое словоПо ротам проносится сразу.«В атаку!..» Четыреста глоток«Ура!» понесли, подхватилиНа скованных льдами болотах,В наносах серебряной пыли.Когда же надолго усталиГранаты греметь,Над штыкамиДеревья, как пленные, всталиС простертыми к тучам руками.

Март 1940 г. Москва

Корабли уходят в море

Едва приподнимутся флагиНад ровною гладью заливаИ дрогнут в зеленых глубинахПрожорливых рыб плавники, —Над берегом белые чайкиВливаются стаей крикливой,И, кончив последнюю вахту,Мерцают вдали маяки.Синеет высокое небо,И солнце встает над водою.Гонимые ветром проворным,Туманы спускаются с круч.Над городом в утреннем дымеПылает огромной звездоюВ широких зеркальных витринахРассветный приветливый луч.Мы снова на вахту выходим,Плывем в голубое безбрежье,В спокойное яркое утро,В рассвет, что на море упал.Мы видим, как по носу прямоДельфин заблудившийся режетСпинным плавником заостреннымЛенивый шлифованный вал.Мы в море уходим надолго,И путь наш красив и завиден,И мы ни о чем не жалеем,И мы не грустим ни о ком.И с нами прощается город,Который мы снова увидим,И машет нам берег весеннийЧеремухи белым платком.Свежеет погода, и ветерВ антенне назойливо свищет,Туман наползает, и воетУ рифов тревожный ревун,И чайки у берега кружат,Садясь на пробитое днищеКунгаса, что выброшен моремНа скалы в последний тайфун.Но пусть поднимаются волны,На палубу брызги роняя,И ветер от края до краяТуман расстилает седой,Мы к вахтам тяжелым привыкли,Мы ночью и днем охраняемИ нашу весеннюю землю,И наши сады над водой,И город, поднявший высокоБагряные трубы заводов,И узкие тихие бухтыС хребтами по трем сторонам,И зелень полей урожайных,И наши просторные воды,И все, что зовется Отчизной,Что близко и дорого нам.

1941

Дорога отцов

Походным порядком идут корабли,Встречая рассветные зори,И круглые сутки несут патрулиДозорную службу на море.За мыс Поворотный до мыса ДежнёвНа север идти нам в тумане.Для наших судов быстроходных не новОхранный поход в океане.Но в годы былые здесь шли наугадКорветы в далекое плаванье,Здесь, тихо качаясь, спускался фрегатНа дно Императорской гавани.Здесь Лаптевы морем и берегом шлиНа север, в просторы седые,И в тундре для них маяками зажглиЭвенки костры золотые.Шли прадеды наши в белесом дымуМеж северных льдов и утесовИ мерли, цинготные, по одному,И море сбирало матросов.И море доселе их прах бережетВ подводных вулканах, на лаве.Сердца наши голос прадедовский жжетПризывом к победе и славе.Здесь Беринг великий в полуночной тьмеПокоится рядом с морями,И ржавые ядра на низком холмеНедвижно лежат с якорями.Шли наши отцы по высоким огнямСозвездий дорогою млечной,Они оставляли моря эти намВо власть и наследство навечно.И нашим судам по заливу однимВ походы идти на рассвете.Путями отцов мы идем, и по нимСуда поведут наши дети.Летит за кормой одинокий бакланИ стаи проносятся чаек.Идут корабли в голубой океан,Зарю молодую встречая.Мы знаем дорогу и ночью и днем,Наш компас проверен отцами.Мы древним путем в океане идем —Путем, завоеванным нами.

Поэт

Умри, мой стих,умри, как рядовой…

В. Маяковский

«Буржуйка» чадила опять нестерпимо,Нисколько не грея, шипя и треща.И копоть слоями лилового гримаЛожилась на лицах, бумагах, вещах.В одиннадцать ночи принес телеграммыС Восточного фронта рассыльный ему.И сел он за стол,Молчаливый,Упрямый,Почти задыхаясь в нависшем дыму.И вот уже, ритма ловя нарастанье,Приходит строка,Беспокойна,Строга,И первые строфы прямым попаданьемЛожатся в далеких окопах врага.А следом в развернутое наступленье,Для сабельных рубок,Для конных погоньРисунки резервным идут подкрепленьем,Открыв по противнику беглый огонь,Весомые, злые…Поднялся, сутулясь,Ладонями стиснул пылающий лоб,– Довольно!.. —На стыке заснеженных улицГорел подожженный рассветом сугроб.И легкие,Будто бумажные клочья,И яркие,Будто агитплакат,К востоку от вдаль уползающей ночиЛетели раскрашенные облака.Москва просыпалась обычно и просто.А в мутных витринах,Грозны и крепки,Вставали дежурными «Окнами РОСТА»Стихов,Рядовых и бессмертных,Полки.

Следы

Если на глади морской водывосстановить следывсех кораблей,сколько б морщин увидала тына ней!Сколько при свете полночных звездвновь бы легло бороздморю на грудь,и каждое судно оставило б хвостдлинный, как Млечный Путь.Но море счастливо. Никогдаследов не хранит вода,даже на берегу.А я одного твоего следас жизни стереть не могу!

Февраль 1941 г.

О волнах

Когда вечереет и закатное пламяЗа морем вспыхивает реже и реже,Ты видала, как волны припадают губами,Розовыми и теплыми, к песку на прибрежье?А когда над бухтой распустятся звездыПушистыми почками в вечер пахучий,Слышала ты, как полнится воздухЖалобой моря, что песок неуступчив?Волны тоскуют легко и привычно,Волнам не спится, волнам рокочется.А песок молчит, и ему безразлично,Очень ли морю на берег хочется.Чуть шевелится, млея, огромное,Будто не море, а заводь в корытце.Но однажды вздрогнет, от страсти темное,И берегу некуда будет скрыться.И ты увидишь – такое близкое,Оно налетит, громыхая, шалое,Стиснет в объятьях, сомнет, и выласкает,И уйдет, успокоенное и усталое.

Февраль 1941 г.

Лесовик

Он под вечер приехал, зашел, посидел,Трубку выкурил, новости рассказал,И никто не заметил, что он поседел,Что опутали густо морщинки глаза.Говорил о зверье, убегающем в тьму,О повадках козуль, о забавах лисятИ мельком в разговоре сказал, что емуПо метрической выписи под шестьдесят.Удивились ребята: – Да ты ведь старик,Из тайги уходить бы пора по годам.Не могу, – отвечает, – я к лесу привык,Я родился, и жил, и состарился там.И пока выручает тайга старика,Коли выйдет кабан или прянет коза,Не откажет винтовка, не дрогнет рука,И про слух бы плохого никак не сказал.– Ну, а хворь нападет от людей в стороне? —Улыбнулся, прищурил с хитринкою глаз:– Я, ребятки, кремневой породы, и мнеУмирать не от хвори придется, а враз.И тогда в одночасье не станет кремня… —Пошутил, даже песню с парнями пропел,А под утро, навьючив мешки на коня,Он опять в чернолесье ушел по тропе.И сказал лесоруб: – Сколько он ни старей,Ни к кому не пойдет из тайги на поклон.Чем ни больше дробится кремень, тем острейИ, пожалуй, упорней становится он.

Москва

Июнь 1940

Всеволод Багрицкий (1922–1942)

Дорога в жизнь

Почему же этой ночьюМы идем с тобою рядом?Звезды в небе – глазом волчьим…Мы проходим теплым садом.По степи необозримой,По дорогам, перепутьям…Мимо дома, мимо дымаУзнаю по звездам путь я.Мимо речки под горою,Через южный влажный ветер…Я да ты, да мы с тобою.Ты да я с тобой на свете.Мимо пруда, мимо сосен,По кустам, через кусты,Мимо лета, через осень,Через поздние цветы…Мы идем с тобою рядом…Как же вышло? Как поймешь?Я остановлюсь. Присяду.Ты по-прежнему идешь.Мимо фабрики далекой,Мимо птицы на шесте,Мимо девушки высокой —Отражения в воде…

1938

«Отчего же дым над городом…»

Отчего же дым над городом,Тишина и голубое небо…Тополей раздвоенные бородыИ больших домов ковриги хлеба.Почему, разбитая, усталая,В этот мир, кричащий про тоску,Ты вошла зеленая и алая,И на все упал твой взгляд вокруг!И тебе воздали на гармонике,Ты вошла в смычок, орган и бубен,Все твердило жалобно и тоненько:Любит, любит, любит.И тебя назвали Афродитой,Сделали твое изображение,И твой памятник, из мрамора отлитый,Вызывает страсть и вдохновение.Стороной проходит время мимо,Ты стоишь и видишь пред собойБайроновский плащ неколебимый,Пушкина с протянутой рукой.

1938

«Уходило солнце. От простора…»

Уходило солнце. От простораУ меня кружилась голова.Это ты та девушка, которойЯ дарил любимые слова.Облака летели – не достанешь,Вот они на север отошли…А кругом, куда пойдешь иль взглянешь,Только степь да синий дым вдали.Средь прохлады воздуха степногоЛегких ощутима глубина.Ветер налетал… И снова, сноваЯсная вставала тишина, —Это ночь. И к нам воспоминаньяТемные раздвинули пути…Есть плохое слово: «расставанье» —От него не скрыться, не уйти.

Москва, 1939 г.

«Ты будешь жить, командир Абаков…»

Ты будешь жить, командир Абаков!Еще не окончен путь.Ты будешь жить, командир Абаков!Под быстрою тенью ночных облаковМы свидимся как-нибудь.Мы вспомним войны суровые дни,Сражений гул и дым.Мы вспомним тебя, связной Квашнин,Товарищ и побратим.Если ты ранен в суровом бою,В жестокой сражен борьбе,Твой друг разорвет рубаху свою,Твой друг перевяжет рану твою,Твой друг поможет тебе!

Москва, 1941 г.

Одесса, город мой!

Я помню,Мы вставали на рассвете:Холодный ветерБыл солоноват и горек.Как на ладони,Ясное лежало море,Шаландами начало дня отметив.А под большими Черными камнями,Под мягкой, маслянистою травойБычки крутили львиной головойИ шевелили узкими хвостами.Был пароход приклеен к горизонту,Сверкало солнце, млея и рябя.Пустынных берегов был неразборчивконтур.Одесса, город мой, мы не сдадим тебя!Пусть рушатся, хрипя, дома в огнепожарищ,Пусть смерть бредет по улицам твоим,Пусть жжет глаза горячий черный дым,Пусть пахнет хлеб теплом пороховым, —Одесса, город мой,Тебя мы не сдадим.

1941

«Ты помнишь дачу и качели…»

Ты помнишь дачу и качелиМеж двух высоких тополей,Как мы взлетали, и немели,И, удержавшись еле-еле.Смеялись. А потом сиделиВ уютной комнате твоей.Был час, когда река с луноюЗаводит стройный разговор.Когда раздумывать не стоитИ виснут вишни за забор.Здесь, ни о чем не беспокоясь.Торжествовала старина.Сквозь лес мигнет огнями поезд,Гудок… И снова тишина.– На дачку едешь наудачку, —Друзья смеялись надо мной:Я был влюблен в одну чудачкуИ бредил дачей и луной.Там пахло бабушкой и мамой,Жила приличная семья.И я твердил друзьям упрямо.Что в этом вижу счастье я.Не понимая, что влюбилсяНе в девушку, а в тишину,В цветок, который распустился,Встречая летнюю луну.Здесь, ни о чем не беспокоясь,Любили кушать и читать.А я опаздывал на поездИ оставался ночевать.Я был влюблен в печальный рокотДеревьев, скованных луной,В шум поезда неподалекуИ в девушку, само собой.

12 ноября 1941

«Мне противно жить не раздеваясь…»

Мне противно жить не раздеваясь,На гнилой соломе спать.И, замерзшим нищим подавая,Надоевший голод забывать.Коченея, прятаться от ветра,Вспоминать погибших имена,Из дому не получать ответа,Барахло на черный хлеб менять.Дважды в день считать себя умершим,Путать планы, числа и пути,