Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Экстравагантная Максин через пару лет отметит свой столетний юбилей. Но боже упаси вас назвать ее старушкой! Максин очаровательна, бодра и весела и даст фору любой молоденькой девице – во всяком случае, она так считает, и спорить с ней бесполезно. Меланхоличному Алексу всего двадцать пять лет, а по собственным ощущениям – все сто. Неразделенная любовь, проблемы с родителями…Сколько еще несчастий выпадет на его сутулые плечи?! По иронии судьбы, Максин и Алекс становятся автомобильными попутчиками и на старенькой машине отправляются в Брюссель. Вскоре их план и маршрут путешествия принимают неожиданный поворот... Поверьте, это будет самое прекрасное приключение в их жизни! Смешная, согревающая сердце история о дружбе двух людей, которые никогда бы не встретились, и о том, как эта дружба изменила их обоих к лучшему.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 378
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Нам,
Zoe Brisby
L’HABIT NE FAIT PAS LE MOINEAU
© 2023 Librairie Arthème Fayard, 2019
© Абрамова М., перевод, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Имя: Алекс
Возраст: 25
Машина (марка, модель и год): Рено, Твинго, 2002
Число пассажиров транспортного средства (включая водителя): 2
Пункт назначения: Брюссель
Маршрут спланирован: да
Размер багажа: маленький
Курение в салоне:?
Алекс раздумывал. Разрешить курить в машине или нет? Если он поставит «нет», часть клиентов отпадет. С другой стороны, если поставить «да», то он рискует получить попутчика, который курит как паровоз. К чему стоит прислушаться – к кошельку или к легким? Неудобно будет смотреть на дорогу сквозь облако дыма, застилающее всю внутренность машины. Однозначно лучше поставить «нет». Вопрос безопасности.
С другой стороны, исключить курильщиков – это дискриминация. Будучи юным бунтовщиком, он чувствовал себя обязанным отказаться от грубого насилия, которое подвергло бы их остракизму. Сперва – курильщики, а кто следующий? Нет уж, лучше поставить «да».
Курение в салоне: да
Животные в салоне:?
Он первый раз искал попутчиков, и одна только анкета взрывала ему мозг. Вопреки наставлениям сайта, он решил ввязаться в это дело скорее из финансовых соображений, а не «ради приятного общения и защиты природы нашей планеты». Сокращение углеродного следа, конечно, вещь важная, но кому охота ради этого терпеть курилку, дымящего без перерыва? Выходит, ему.
А теперь еще вопрос про животных. Он их любил, и это не должно было вызывать проблем, но у Алекса все в жизни вызывало проблемы. Депрессия. Слово обрушилось на него как топор в кабинете врача c изможденным лицом, не выражавшим никакой эмпатии.
– Это опасно? – равнодушно спросил Алекс.
– Сейчас у всех депрессия.
– Стало быть, не опасно.
– Я этого не говорил.
Врач устало вздохнул и процитировал ему «Видаль»[3]:
– Депрессия – это болезнь, она может быть как преходящей, так и хронической. Последствия депрессии разнообразны, от простой усталости до самоубийства.
– Самоубийства?
– Да, в тяжелых случаях.
– А мой случай тяжелый?
– Вам хочется умереть?
Алекс на секунду задумался. Он никогда не размышлял о том, чтобы умереть. Однако такая мысль его не пугала. Это был бы конец его мучениям. Он не будет чувствовать утомления, просыпаясь утром, и испытывать сожаления, ложась вечером спать.
– М-м-м…
– Значит, ваш случай не самый тяжелый. Максимум – средней тяжести.
Врач взял бланки рецептов и продолжил:
– Я вам выпишу антидепрессанты. Никакого вреда, но не удивляйтесь, если поначалу будете ощущать сонливость. Возможны также запоры. Иногда – рвота. Головные боли. Увидите сами – очень скоро вы будете себя чувствовать гораздо лучше.
Он протянул рецепт Алексу.
Поскольку тот молчал, врач добавил:
– Советую вам пойти к психотерапевту. Побольше гулять. Выходите, пожалуйста.
– Вы хотите сказать – мне надо чаще куда-то ходить?
– Я хочу сказать, что вам надо выйти из кабинета. Следующие пациенты ждут приема. Но почаще куда-нибудь ходить тоже хорошо.
Тогда Алекс и решил поехать в Брюссель. Родителям он ни за что не признается, почему именно в Брюссель: из Интернета он узнал, что Алис Лаферти живет там. Конечно, это ужасно глупо. Если это и правда, она про него даже не помнит. Если это и правда, она превратилась в уродку, и девчушка с каштановыми кудрями, с которой он общался в школе, навсегда исчезла. Если это и правда, она его просто не узнает. Если это и правда, он даже не станет с ней встречаться. Но этого хватило, чтобы он решился, чтобы сработал спусковой крючок, который позволит ему очнуться от летаргии. Потому-то он и заполнял сегодня эту дурацкую анкету на сервисе поиска попутчиков. У него было впечатление, что он зашел на Meetic[4] или пришел на собеседование, что, собственно, одно и то же.
Разрешить ехать с животными? Почему бы и нет. Но что если попутчик окажется каким-нибудь панком с огромным псом? Или готом с фреткой на плече? Эти фретки отвратительно пахнут. Хватит того, что он согласился на злостных курильщиков, терпеть еще и их грызунов он не намерен.
Животные в салоне: только маленькие собаки и кошки
Увлечения (не меньше трех):?
Дело усложнялось. Травяные чаи, одногорбые верблюды, соул. Нет, этого он не может написать. Все догадаются, что внутри него скрывается старик. Алекс всегда чувствовал себя старше, чем был на самом деле, как будто в роддоме ошиблись и выдали его маме младенца гораздо более взрослого, и он навсегда сохранил эту разницу в возрасте со своими сверстниками. Лишь бы вытерпеть долгую поездку с незнакомым человеком, пусть и девушкой. С девушками, конечно, поприятнее, но, впрочем, бог его знает.
А ведь не такой он уж и пессимист для страдающего депрессией!
Увлечения (не меньше трех): музеи, путешествия, книги.
Прочтя это, мужчины воздержатся от поездки с ним. Возможно, у него появится шанс встретить прекрасную незнакомку. Они тут же найдут общий язык, их встреча положит начало большой любви, о которой они потом будут рассказывать на Рождество своим внукам. А возможно, это окажется выпендрежная дурнушка, тут он всегда сможет прикинуться глухонемым или напрямик сказать ей, что у него депрессия. Депрессивные отпугивают людей – те боятся, что сейчас их начнут грузить проблемами.
Скрестив пальцы, он нажал «отправить».
Имя: Макс
Возраст: не ваше дело
Пункт назначения: Брюссель
Путешествуете с животными: нет
Курите: нет
Увлечения (не меньше трех): механика, виски, Тур де Франс
Заполнив свой профиль, Максин полистала профили остальных пользователей www.partage-voiture.com. Была там одна девица, ехавшая в Брюссель, Алекс. Но какая же зануда! Увлечения: музеи, путешествия, книги… Ну, по крайней мере, ей не потребуется снотворное, чтобы спать в дороге. Максин обязательно нужно было поехать в Брюссель, а туда никто больше не отправлялся. И она согласилась, рассудив, что придется потерпеть не так уж долго, чтобы исполнить свою миссию. Заполнила до конца анкету, отправила заявку, оплатила и оставила свой адрес, чтобы зануда за ней заехала – та указала, что ей достаточно было сообщить, в каком месте забрать пассажира. Хотя бы любезная, эта Алекс. Наверное, одна из тех дурочек, что уступают ей место в автобусе или предлагают перевести через дорогу. Максин была старой, но не дряхлой старухой. Пока что.
В Брюссель она отправлялась не от большой радости. Тем более как попутчица. Конечно, она бы предпочла воспользоваться роскошным лимузином с черным красавцем шофером, как в фильме «Шофер мисс Дейзи». Во время поездки между ними завязалась бы крепкая дружба. Она бы не поскупилась на советы, как ему наладить жизнь – из тех, что дают собственному сыну. А он бы ее поблагодарил, сказав, что будет помнить до самой смерти. Она навсегда останется для него «дамой из лимузина», той, кто перевернул всю его жизнь. Он оставит ремесло шофера, чтобы изучать право, и станет лучшим адвокатом планеты. Будет защищать тех, у кого нет на это средств, – бедных и ни в чем не повинных. И все это благодаря встрече с «дамой из лимузина».
Ну что ж, пока что ей придется довольствоваться обществом девицы, достойной во всех отношениях. Она уже прекрасно себе представляла эту самую Алекс: выпирающие зубы, бифокальные очки на носу, возможно, залатанные посередине скотчем, бледная как смерть из-за постоянного сидения в библиотеках, сальные волосы… Может, благодаря своим советам, Максин удастся изменить и ее жизнь. Алекс будет обращать внимание на себя, мыть голову, лучше одеваться, вставит линзы, станет топ-моделью, за которой будут охотиться все агентства. И все это благодаря «даме-попутчице».
Приятно было думать, что она еще может для чего-то сгодиться. Хотя бы на несколько часов. Мысль о том, что она все же оставит свой след на этой огромной земле, проливала бальзам на душу Макс. Эта Алекс станет последней, с кем она сможет по-настоящему вести беседы.
Конечно, в Брюсселе она будет беседовать с врачами, но это совсем другое. Они ведь видят смертельно больных стариков каждый день, таковы их будни. Никаких привязанностей, отношений, сочувствия. Тогда как для Максин эвтаназия – выстраданное решение.
Алекс приехал по адресу, который указал Макс. При таком имени, интересу к виски, механике и Тур де Франс придется терпеть не курилку, а автослесаря, который станет его грузить всю дорогу разговорами про двигатели, приводные ремни, тормозные колодки и карбюраторы.
Оказавшись на месте, он остолбенел. А затем его осенило.
Ну, разумеется. Ему подложили свинью. Его просто разыграли. С чего бы кому-то захотелось ехать вместе с ним?
Он припарковался к тротуару и снова прочитал золоченую табличку на здании: «Дом престарелых Босежур. Место жительства и отдыха пенсионеров, больных и страдающих зависимостью». Вся программа тут. Он сам нуждался в отдыхе, но в подобной тюряге не протянул бы и дня. Мы как будто слишком сильно боимся стариков, безжалостно напоминающих нам, какими мы окажемся в будущем, и потому решили их упрятать подальше. Мы не хотим их видеть, мы заперли их на ключ, время от времени посылая им букетик цветов для очистки совести.
Ну да ему-то наплевать, что за болезни, грусть и одиночество готовит ему старость: он уже сейчас в депрессии.
Тут, заскрипев, приоткрылась калитка в кованой ограде, окружавшей заведение. Дверные петли едва держались, и Алекс уже готовился увидеть семейку Адамс. Но вместо Мортиш и кузена Итта появилась небольшого роста дама, покрытая морщинами так же щедро, как калитка – ржавчиной. Ее волосы были безупречно уложены и чудесным образом сохраняли укладку несмотря на ветер. На ней был жилет – точнее, кардиган, как выражалось ее поколение – цвета лаванды, в тон черной юбке, пристойно закрывавшей колени. Нитка жемчуга облегала шею и придавала даме вид прихожанки, собравшейся на мессу.
Ее ручки, покрытые пигментными пятнами, вцепились в чемодан, судя по виду, переживший Вторую мировую. Множество наклеек свидетельствовало о том, что он побывал не в одном путешествии: Рим, Нью-Йорк, Сидней…
Алекс опустил стекло:
– Простите, мадам, это точно улица Генерала де Голля, 48?
Дама, видимо, слегка удивилась и отставила чемодан. Увидев круги под глазами молодого человека, она подумала, что он не иначе как наркоман. Укурок, готовый на все ради дозы, например – прихлопнуть старушку вроде нее.
Но выхода у нее не было. Да и терять было нечего. А кроме того, что-то во взгляде наркомана ее тронуло, какое-то невероятное одиночество и безысходность. Казалось, у него внутри все обрушилось и осталась лишь пустая неприкаянная оболочка, ищущая равновесия. Ей стало жаль его.
– Да, дорогой, это здесь.
– А, спасибо.
Алекс поднял стекло. Он был вне себя от возмущения. Его надули. Он чувствовал, что его предал человек, с которым он даже не был знаком. С ним сыграли злую шутку, дав адрес дома престарелых, а он, как полный идиот, попался в эту ловушку.
Максин взглянула на часы. Трехминутное опоздание. Вот чего она не выносила. Эта Алекс опаздывала. Что толку говорить, что любишь литературу. В восемь часов, доктор Швейцер. В восемь, а не в восемь ноль три.
Еще больше ее раздражало то, что парень все сидел в машине с видом человека, размышлявшего повеситься ему или застрелиться. Она задумалась, а потом решила, что раз уж этому бедолаге осталось жить так мало, она ничем не рискует, попытавшись ему помочь. А вдруг ей удастся отвратить его от наркотиков и направить на путь истинный. Он станет врачом, специалистом по дезинтоксикации, благодаря судьбоносной встрече с «дамой с чемоданом».
Она не спеша подошла к машине. Совсем медленно. Чтобы его не напугать. Это напомнило ей сафари, когда она охотилась вместе с махараджей в шестидесятые годы. Надо было идти на полусогнутых ногах, чтобы показать животному, что ты признаешь его превосходство и не намерен напасть.
– Я могу вам чем-то помочь, молодой человек?
Наркоман, казалось, удивился. Она вывела его из оцепенения. Он сказал ей что-то, что она не поняла, так как окно было закрыто. Она жестом показала ему, что окно надо открыть, покрутив рукой, как это делают люди, ездившие в машине до того, как появилась автоматическое управление стеклами. Возможно, парень ее не поймет. Но нет, он нажал на какую-то кнопку, и стекло стало опускаться.
– Я жду одного человека.
– Я тоже.
– Ах вот как?
– Ну да. И нечего так удивляться. Это оскорбительно. Если мне шестьдесят лет, это не значит, что мне не с кем пообщаться.
Алекс поднял брови. Она продолжила:
– Ну ладно, семьдесят.
Он скорчил полную сомнения мину, а затем оглядел ее с ног до головы.
– Ну, возможно, восемьдесят.
Он промолчал.
– Окей, восемьдесят с небольшим. Но в глубине души я чувствую себя молодой, как в пятьдесят.
– Мне казалось, что люди… э-э-э… среднего возраста должны сообщать о нем с гордостью.
– Ну, разумеется. И я вот-вот приглашу «Книгу рекордов Гиннеса» удостовериться, до какой степени я стара.
Повисла неловкая пауза, которую старая дама решила прервать. Ей никогда не нравились такие паузы.
– Не выношу, когда люди опаздывают.
– Точность – вежливость королей.
– Ну и кто же из нас старый?
– Почему вы так говорите?
– Потому что я не слышала этого выражения с того момента, как Рузвельт его произнес во время Ялтинской конференции.
– Вы слишком молоды, чтобы присутствовать на Ялтинской конференции.
Щеки дамы покраснели.
– О, как это мило!
– Ведь если вам девяносто лет, это значит, что вы родились примерно… в 1926 году. Значит, в 1945, когда проходила Ялтинская конференция, вам не было и двадцати.
Максин была поражена рассудительностью молодого человека. Судя по всему, наркотики разрушили еще не все нейронные связи. Хорошая новость, так у нее больше шансов сделать из него отличного врача.
– Я сказала восемьдесят с небольшим. После определенного момента считать перестаешь. А дни рождения больше похожи на обратный отсчет, чем на праздник. Впрочем, в доме престарелых пироги становятся редкостью. Их скорее принимаешь за розыгрыш старухи с косой, намекающий, что скоро она придет и за тобой. Вот уж кто любит полакомиться. Но вы правы. Кое-кому из стариков все еще нравится справлять день рождения. Им кажется, что они супергерои. Я правда никогда не видела, чтобы супермен терял вставную челюсть и носил подгузники лучше, чем Марти Шубертс.
– А кто такой Марти Шубертс?
– Мой сосед по комнате. И могу вам сказать, что это не слишком приятно видеть… как, впрочем, и нюхать. Вот поэтому-то я и не люблю дом престарелых, там одни старики. Это угнетает. Я всегда плохо ладила со стариками.
– И вообще, вы же молоды, как в шестьдесят.
– В пятьдесят! Ну, вы меня поняли.
Они улыбнулись друг другу. Алекс посмотрел на часы.
– Что ж… Мне придется вас покинуть. Тот, с кем я должен был встретиться, меня надул.
Максин посмотрела направо, потом налево. Никого.
– Кажется, меня тоже надули.
– Вам нужно куда-то поехать? Если хотите, могу вас подвезти.
– Это очень любезно, милый юноша, но я отправляюсь в длинную дорогу. Я еду в Брюссель.
Алекс вытаращил глаза.
– Макс? – неуверенно спросил он.
Максин склонила голову и вытащила из сумочки очки с толстенными стеклами.
– Да. Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Я Алекс.
– Алекс?
– Алекс с сайта partage-voiture.com.
– Что же вы мне раньше не сказали, что это вы?
– Откуда же я знал, я думал, что Макс – это мужчина…
– Я Макс… Максин.
– Вы должны были бы об этом сообщить, мы чуть не разминулись. И вообще-то вы тоже могли бы меня узнать.
– Как же, по-вашему, я могла вас узнать, молодой человек? Мы ведь с вами не знакомы. Я старая, но не ясновидящая.
– Да по машине! Она обозначена на сайте. Я же написал – «Рено Твинго».
– Ох, все эти новые машины так похожи!
– Она совсем не новая, 2002 года.
– Для меня ново все, что после 1950 года.
Максин рассматривала, а точнее – инспектировала салон машины. С тех пор, как она в нее села, никто из них не сказал ни слова. Может, оно и к лучшему. Молодой наркоман мог повести себя агрессивно.
Впрочем, что-то в нем даже внушало Максин некоторую нежность, как будто перед ней был выпавший из гнезда птенец, который попытался взлететь слишком рано. Может, он расстался со своей подругой или – поди знай в наши дни! – cо своим другом. Может, родители выгнали его из дома. А может, он хотел надуть наркоторговца, и его заказали. Или его ищет полиция. Может, он шпион, раскрывший крота, и теперь ему грозит смертельная опасность… Как все это будоражило воображение!
А может, он просто парень, который едет в Брюссель.
Оба молчали, при этом каждый знал, что дорога неблизкая. Максин снова принялась тщательно осматривать машину. Чистая, но неухоженная. Как и ее владелец. Во всем чувствовалась какая-то небрежность. Апатия. Усталость.
Она надеялась, что, по крайней мере, он сможет нормально управлять машиной. Максин осторожно глянула на парня. Вид у него был сосредоточенный. Он как будто в своем мире. Как будто даже не видит, что она сидит рядом. Может, притворяется?
По виску Алекса медленно скатилась капля пота. Наверное, у него ломка, и ему срочно нужна доза, вмазка, шпиганка. Ох, не надо ей больше смотреть передачи Бернара де Вильярдьера[5].
Она попыталась как-то разрядить обстановку.
– Знаете, я совершенно не имею ничего против наркоманов.
Алекс удивленно поднял брови, но продолжал, не отрываясь, смотреть на дорогу.
Это что, старушка предлагает ему наркотик, что ли? Только этого не хватало. Нафталиновая кокаинистка. У него и так полно проблем, не доставало еще неприятностей с полицией. Он решил не отвечать, но это не остановило бабку, которая добавила:
– А иной раз была не против косячка.
Ну, точно. Старушенция втюхивала ему наркотик.
– Тем лучше для вас. Но я этим не балуюсь.
И он решительно покачал головой из стороны в сторону в подтверждение своих слов.
Конечно, Максин допустила промашку. Этот парень был в гораздо более тяжелом состоянии, чем она предполагала. Он уже перешел на тяжелые колеса. Она покопалась в памяти, чтобы вспомнить названия самых сильных наркотиков, из тех, что принимала в Вудстоке[6]. Но все, что относилось к тогдашнему периоду ее жизни, было странным образом покрыто туманом.
Вдруг у нее в памяти всплыла передача – спасибо Бернару! – о притонах Марселя и о процветавшей в них наркоторговле.
– Может быть, вы предпочитаете кокаин?
Алекс на секунду оторвался от дороги и в ужасе посмотрел на Максин.
– Ни в коем случае!
Сколько пижонства в этом нарике!
– Ну не опиум же? Это, знаете ли, дорого и немодно.
– А вы в этом неплохо разбираетесь, как я посмотрю.
– Ну, не так уж, – сказала она, скромно махнув ручкой. – Только пытаюсь быть в курсе.
– Отвечаю вам: нет, я не курю опиум.
– Тогда остается лишь экстази. Или, может, оксикодон?
Алекс остановился на светофоре. Впереди он увидел полицейского, покупавшего кофе в «Старбаксе». Не стоит ли позвать его на помощь, чтобы отвязаться от старушки-наркоманки? А что если она прячет пистолет под своим лавандовым жилетом или финский нож под плиссированной юбкой? Нет, полицейский ему ни за что не поверит: наркодилерша в жемчужном ожерелье и ходунках? Go fast[7] в Твинго? Он будет выглядеть полным идиотом.
– Послушайте, мадам…
– Можете звать меня Максин.
– Хорошо, послушайте меня, Максин…
– А я могу звать вас Алекс?
– Если вам так нравится…
– Может, я могла бы быть с вами на ты… быть вам сестрой.
– Э-э-э…
– Или мамой?
– …
– Ну, хорошо, бабушкой.
– Как вам угодно. Но только послушайте, Максин. Главное, что я хочу сказать. Чтобы все было ясно: я не наркоман.
Она с нежностью взглянула на него. Ну, разумеется, он не признавал себя наркоманом.
– Алекс, прежде всего надо признать, что у тебя проблема.
– О, проблем у меня вагон.
– Хорошо. О них нужно говорить. Чтобы попросить о помощи, нужно большое мужество.
– Что я и сделал.
– Отлично. Поздравляю. Ты едешь в Брюссель лечиться? Там хорошие центры дезинтоксикации?
– Но я не наркоман!!!
Максин с укоризной посмотрела на него, погрозив пальцем:
– О чем мы только что говорили, молодой человек? Не нужно отрицать, что у тебя есть проблемы. И кстати, ты не находишь, что вести машину в твоем состоянии опасно? Ах да, вы, наркоманы, не соображаете, что делаете, когда у вас ломка. Встань на обочину, я сяду за руль. Я, правда, не водила уже лет тридцать, но думаю, что это как велосипед – не разучишься. Идет? Педаль тормоза ведь посередине?
Она постаралась схватить руль.
– Прекратите немедленно, мы сейчас попадем в аварию!
– Вести машину, наглотавшись наркоты, не менее опасно, но если ты так настаиваешь…
На какое-то мгновение воцарилась тишина. Алекс глубоко вздохнул и громко выдохнул, чтобы успокоиться. Если он хотел, чтобы бабулька прекратила его доставать по поводу наркомании, нужно было сказать ей правду.
– Я не наркоман. У меня депрессия.
– Депрессия? Ну, тогда все ясно. Изможденный вид, землистый цвет лица, круги под глазами, кожа да кости…
Пока она его описывала, Алекс смотрел на себя в зеркало заднего вида. Он, конечно, выглядел не очень здорово, но землистый цвет лица…
– Волосы…
– И что? Что не так с моими волосами?
– Ну, как сказать… Заметно, что они не в лучшем виде. И потом эта прядь спереди… А ты знаешь, что даже Джастин Бибер больше не носит такую прическу?
Алекс снова посмотрел в зеркало. Что ему надо сделать с волосами? Не такая уж это и проблема… Но сейчас малейшее замечание выводило его из себя.
– У меня прекрасная прическа. И не старой даме с фиолетовой шевелюрой учить меня, что модно, а что нет!
– Не стоит так нервничать, мой мальчик! Я вовсе не хотела тебя обидеть.
Алекс напрасно пытался сконцентрироваться на дороге, он не мог перестать злиться и забыть свои слова. Он повел себя с бедной старушкой совершенно отвратительно.
– Мне очень жаль. Я не должен был так говорить с вами. Это… Это только потому, что сейчас меня все раздражает. С меня как будто кожу содрали, и любое замечание или критика – как соль на рану.
– Понимаю.
– А у вас бывали депрессии?
Алекс спохватился, что его вопрос звучал не слишком деликатно, если не сказать неуместно. Особенно учитывая, что он был задан с надеждой в голосе. Нормальные люди не ждут, что все вокруг страдают депрессией.
– Нет, но я смотрела репортажи про депрессию.
– Видеть что-то и испытывать самому – не одно и тоже. Я вот смотрел репортаж про Килиманджаро, но это же не значит, что я на него поднялся.
– Безусловно. Я лишь хочу втолковать тебе, господин Содранная кожа, что мне никогда не ставили официально диагноз «депрессия». Однако это совершенно не значит, что у меня никогда не было трудных моментов в жизни. Ты что, полагаешь, что можно дожить до моих лет, всегда как сыр в масле катаясь? Вот уж попал пальцем в небо методом тыка!
И дама поставила на этом жирную точку. Алекс же был вовсе не уверен, что она правильно употребила последнее выражение.
Максин чувствовала, что достигла своей цели. Ей не терпелось пойти дальше и разузнать побольше, но с этим парнем она шла как по минному полю и должна была проявить тактичность, что никогда не было ее сильной стороной.
– А ты не хотел бы случайно со мной поделиться, отчего тебе так плохо? Может, если расскажешь, тебе станет легче. Но я прекрасно пойму, если ты не захочешь ничего мне больше говорить. Я ведь всего лишь старая дама, случайно оказавшаяся у тебя в машине, чужой человек, едущий вместе с тобой…
Рассказать? Но зачем? Алекс уже один раз рассказал или, точнее, попытался рассказать об этом своему психотерапевту. Но тот только отрешенно смотрел на него, кивая головой каждый раз, когда спрашивал: «И что вы при этом испытывали?»
Но вдруг, в эту самую минуту, он почувствовал, что готов поговорить с этой женщиной. Возможно, потому, что она была старой и вряд ли будет судить его строго, а возможно потому, что они не были знакомы и никогда в жизни больше не увидятся. Он должен был начать говорить сию же секунду, иначе он этого не сделает никогда. И ни с кем. И тут вдруг его прорвало:
– Я знаю, от чего мне так плохо, но стыжусь. Причина глупая и банальная донельзя, но мне от этого только хуже. Куча народу такое уже пережили, и никакой трагедии из этого не делают. А я – такой вот идиот.
Максин боялась его перебить. Он продолжал:
– У меня депрессия, потому что девушка, в которую я влюблен, на меня даже не посмотрела. Вернее, нет, посмотрела, но не заметила меня. И с тех пор она как заноза у меня в сердце. Аврора, прекрасное имя, правда? А мне до того тяжело его выговаривать теперь. Оно ей так шло, она была нежной и солнечной, она вся светилась золотом, как лучи солнца на рассвете. И десятой доли ее сияния хватило бы, чтобы осветить всю мою жизнь. Но не тут-то было. И я погрузился во тьму.
Он перестал рассказывать и прикусил губу, не зная, стоит ли продолжать. Но все же снова заговорил:
– Я часто встречал ее в факультетской библиотеке. Ее распущенные волосы лежали на хрупких плечах. У нее была привычка грызть кончик карандаша, когда она о чем-то задумывалась. И она смеялась! Ох, какой же у нее был смех! Серебристый, словно струи водопада, в котором я готов был утонуть!
– И что же? Что произошло?
– Я все предусмотрел, продумал малейшие детали нашей встречи. Выучил ее расписание, знал все ее привычки…
– Как сексуальный маньяк, а не робкий воздыхатель…
Она зажала рот рукой, словно желая вернуть эти слова. Они вылетели сами собой, но мальчик мог закрыться навсегда.
– Мне было плевать, у меня были самые благородные намерения! Мы созданы друг для друга. Я знал это. Знаю и теперь. Нам нравится одно и то же. Я проверял на Фейсбуке.
Тут Максин не решилась ему признаться, что понятия не имеет, о чем он говорит.
– Я все заранее спланировал. Мы встретились, как и было задумано. Мы поговорили, как и было задумано. Я старался изо всех сил предстать перед ней в моем лучшем свете, как мне казалось. И ничего из того, что было задумано, не случилось. Она говорила со мной так, как говорила бы с кем угодно. Самый главный в моей жизни момент для нее был не более чем обычной минутой. Я неделями испытывал душевные муки, а она и не вспоминала обо мне. Как будто я для нее вообще не существую. Я жил в предвкушении этого момента, убежденный, что он перевернет мою жизнь, и все упустил. Я – ничтожество, полное ничтожество.
– Не суди себя так строго. Хотя любовное фиаско, конечно, не легко пережить, и ты прав, что сердишься.
– У меня даже нет сил на нее сердиться.
– Я сейчас тебе объясню, как, на мой взгляд, обстоит дело. Ты, кажется, юноша очень симпатичный. Тебя бы подкормить, помыть, подстричь, и из тебя выйдет настоящий красавец.
Максин подмигнула ему и продолжала:
– Хоть меня, признаюсь, и напугало, что ты выучил наизусть ее расписание, но ты так сильно старался познакомиться с этой девушкой… Из этого следует, что ты все сделал, чтобы начать с ней общаться. Мало кто готов так рискнуть. Сколько людей упускают любовь всей своей жизни из-за боязни, что их отвергнут. А ты решился на это, и ты должен гордиться своим поступком. Если она не захотела быть с тобой, то проиграла она, а не ты.
– Вранье все это!
Алекс в ярости ударил по рулю, дав наконец волю своей злобе:
– Примитивные фальшивые фразочки, чтобы мы поверили, будто завтра будет лучше. Мне назавтра лучше не стало. Я впал в депрессию, словно рухнул со скалы. Одна мысль была чернее другой. Одна бессонная ночь шла за другой. Один нудный день за другим. Вот что я выиграл, пойдя на риск.
Максин стало немного стыдно, что она пыталась втолковать ему избитые истины, но она правда так думала. Как ему это объяснить?
Она подыскивала нужные слова, как вдруг Алекс закричал:
– И знаете, что больше всего меня бесит? Что я сам себя не узнаю. На самом деле я не тряпка с лицом землистого цвета!
Он вытер слезу, скатившуюся по щеке. Посмотрел на кончик пальца, мокрого от соленой влаги. Алекс стыдился слез. Он никогда не плакал. Тем более на людях. Вот черт! Впрочем, терять ему было нечего. Он уже стал рассказывать про себя Максин. Лучше уж выложить все.
– Я чувствую себя виноватым оттого, что так распустился «из-за девчонки», как это обычно говорят. Мне же не оторвало руку, но боль-то не уходит. Никогда не отпускает. Бывают фантомные боли в потерянной руке или ноге, а у меня фантомные боли в потерянной любви.
– Я понимаю, что ты на самом деле страдаешь, но это все же не сравнить с ампутацией… Надо руководить благоразумием.
– Хранить.
– Ты о чем?
– Правильно – хранить благоразумие, а не руководить благоразумием.
– Ну а я что говорю?
– Нет, вы сказали руководить. Я уверен, я слышал.
– А я уверена в том, что говорю. Давай лучше вернемся к главному: твоей боли.
Алекс начал подозревать, что у старой дамы были проблемы с устойчивыми выражениями и оборотами речи. Но решил пока не цепляться к этому.
– Какой-то камень, огромный, как тридцатитонный грузовик, давит мне на сердце и грудную клетку и не дает дышать.
– А ты дыши глубже!
– Что-что?
– Да-да! Если этот камень задавил тебя, скинь его или хотя бы сдвинь!
– Легко сказать!
– Я не говорю, что надо забыть о своем разочаровании. Ты и не сможешь это сделать. Единственное, что нужно – постараться жить с этим дальше. Ты должен обмануть свой мозг.
– Обмануть мозг? Это как? Не знаю, насколько вы просвещены в анатомии, но мозг – это центр управления всем нашим организмом, генштаб, который, я думаю, обмануть невозможно.
– Спасибо за справку по анатомии, доктор Мабуль![8] Я примерно представляю, для чего нужен мозг. Ты как раз и можешь воспользоваться тем обстоятельством, что он управляет твоим организмом, чтобы вылечиться. Тебе надо постараться убедить себя, что ты это преодолеешь.
– А вы, как я погляжу, знаете, какую такую особую методику надо применять, чтобы обмануть мозг?
– Это требует усиленного самоконтроля, но игра стоит плеч.
– Свеч. Игра стоит свеч.
– Ты собираешься все за мной повторять? Не перебивай, когда я говорю что-то интересное… и даже когда говорю что-то неинтересное. Это невежливо.
Максин строго взглянула на Алекса, и тот вдруг почувствовал себя первоклассником, которого отчитывает учительница. Еще немного, и он встанет в угол.
Максин, судя по всему, слегка смягчилась, заметив выражение легкого ужаса на лице своего шофера. Теперь, добившись от него полного внимания, она могла продолжить свою лекцию:
– Ты должен избегать в своих рассуждениях любого отрицания. Ты должен говорить не: «Мне нехорошо», а «Мне скоро станет лучше». И твой мозг будет запоминать только положительное. Он ведь отправляет в твой организм гормоны и счастья, и беспокойства. Если ты будешь его кормить одними отрицаниями, он тебе будет отвечать стрессом.
– Как это просто, оказывается! Вы знаете секрет счастья? Скажите мне его! Вы, наверное, миллионерша при такой-то революционной теории, – саркастически заметил Алекс.
– То, что я тебе советую, гораздо труднее, чем ты, кажется, наивно полагаешь. Контролировать свои мысли – настоящий труд. Но я от тебя устала, у меня такое впечатление, что я мечу бисер перед овцами.
На сей раз Алекс решил ее не поправлять. Ему совершенно не хотелось вновь увидеть строгий взгляд учительницы.
– Откуда вы все это знаете?
– Я изучила «Депрессию для чайников».
– Правда?
– Ну конечно нет. Мой муж был психиатром.
Максин уставилась в боковое стекло. Алекс понял, что лучше ни о чем не расспрашивать. Прошедшее время не оставляло сомнений на сей счет.
В машине воцарилась тишина. Каждый думал о том, что сказал другой. Он – не отрывая взгляда от шоссе, она – погрузившись в созерцание сельского пейзажа.
Алекс воспользовался молчанием, чтобы осмыслить, что с ним произошло с того момента, как старая дама с ярко-фиолетовыми волосами села к нему в машину. Он никогда и ни с кем не делился своей болью. Ему было слишком стыдно говорить о ней с родителями или друзьями. И, тем не менее, после того как он это сделал, тяжелый камень на душе стал вроде как чуть-чуть полегче. Всего на несколько граммов, но ведь это уже кое-что.
– Знаете, что? Я за десять минут рассказал вам больше, чем моему психотерапевту за десять сеансов.
– Это говорит только об одном.
– О чем? Что психотерапевты ни на что не годятся?
– Нет. Психотерапевты приносят пользу, когда им дают правильную информацию, чего ты, как я подозреваю, не сделал…
– И что теперь?
– Мне надо брать с тебя деньги!
Машина резво катилась по шоссе. За окном проносились пейзажи, одно за другим сменялись невообразимые названия зон отдыха.
Максин немного освоилась, она даже расстегнула верхнюю пуговицу кардигана и вытянула ноги. Опершись затылком на подголовник, она расслабилась. Этот молодой человек ей явно нравился. Нервы у него были обнажены. Слишком чувствительный. Но ее интуиция говорила, что если ей удастся его обработать, то под грубой оболочкой она обнаружит бриллиант.
Украдкой взглянув на Алекса, она увидела, что он погружен в себя. Может, он обдумывает ее слова? Не перегнула ли она палку? Не слишком ли лезла с советами? Старые навыки учительницы взяли верх. Она умела распознать, кто на что способен. Набравшись опыта, она могла определить хорошего ученика, но, вопреки ожиданиям, вовсе не того, кто всегда получал пятерки, а того, кто действительно хотел выучиться и готов был для этого работать.
Чего не хватало этому юноше, так это веры. Прежде всего веры в себя, но шире – в людей, в жизнь, в будущее.
А поскольку у нее самой будущего не было, по крайней мере после Брюсселя, она решила посвятить то короткое время, что было ей отпущено, Алексу. Забавная штука, судьба. Она сталкивает вас с человеком, которого надо спасать, в то время как вы сами приговорены. Прощальный фарс перед тем, как потушат огни рампы.
Она сочла своей миссией вернуть ему вкус к жизни, веру в будущее. Тут в голове у нее мелькнула мысль.
– Я знаю, что мы сделаем. Остановись на следующей площадке для отдыха.
– Уже? Но мы только отъехали.
Ей не хотелось раскрывать настоящую причину остановки, он бы испугался. И она придумала оправданье:
– Знаешь, у нас стариков мочевой пузырь очень капризный.
– Вы не могли бы потерпеть? А то при таком раскладе мы вряд ли доедем.
Она бросила на него взгляд, холодный, как сибирские зимы.
– Ну, разумеется. У меня в сумке как раз должна быть пустая бутылка из-под воды. Вот я ей и воспользуюсь. Если ты будешь ехать не так быстро, то я точно не слишком промахнусь мимо горлышка.
И Максин притворилась, что ищет в сумке бутылку. Алекс брезгливо поморщился.
– Стойте! Я, вообще-то, устал, и чашечка кофе мне не повредит. Мы остановимся на ближайшей зоне отдыха через десять километров.
– Как хочешь, – ответила она, с удовольствием изобразив на лице полное безразличие.
Алекс, конечно, чувствовал, что позволяет манипулировать собой. Он краем глаза взглянул на старую даму с подозрением, но она выглядела очень милой, а ее руки смирно лежали поверх сумочки. Эта старушенция была прямо-таки доктором Джекилом и мистером Хайдом. С одной стороны, она походила на симпатичного и безобидного божьего одуванчика, а с другой – добивалась от вас всего, чего хотела, и вертела вами, как блинами на сковородке.
Он включил поворотник и стал сворачивать с шоссе.
– Есть место! Вон там! – завопила Максин, со всей силы махая руками.
– Вижу, не слепой. И нечего так голосить, у меня чуть инфаркт не случился.
– Ничего страшного, у меня сертификат об окончании курсов неотложной помощи.
– Ну тогда я совершенно спокоен!
И прежде чем она успела предложить ему помочь припарковаться (не иначе как полицейский в юбке), Алекс газанул, быстро встал на стоянку и выключил мотор.
К великому его удивлению, Максин и не подумала выходить из машины, но при этом как-то странно смотрела на него.
– Вы не хотите зайти внутрь?
– Зачем?
– М-м-м… чтобы освежиться.
– Я и так достаточно свежа, спасибо.
– Я хотел сказать – сходить в туалет.
– Тогда почему ты не выражаешься ясно?
– Я пытался быть вежливым.
Максин взглянула на него с нежностью.
– Ох, как это мило, дружок. Но знаешь, со мной лучше говорить напрямую. Я человек откровенный. И, как правило, намеков не понимаю. Это, конечно, от недостатка культуры.
Алекс почувствовал себя дураком. Даже с этой старой дамой он умудрился сесть в галошу. А она по-прежнему сидела в машине и внимательно смотрела на него.
– Вы мне сказали, что вам нужно в туалет.
– Ах, да! Я тебе наврала.
– Отлично! Самое оно для такого откровенного человека, как вы, в чем вы меня уверяли не далее как полминуты назад, – заметил он, посмотрев на часы.
– Наврала – слишком громкое слово. Скорее – сказала тебе неправду.
– Да это одно и то же.
– Ты что, подрабатываешь в редакции «Словаря синонимов»? Дай объяснить. Я знаю, как решить твою проблему.
– Вы знаете рецепт приворотного зелья?
Максин невольно забеспокоилась, заметив в глазах Алекса лучик надежды.
– Увы, нет, мой милый, – вздохнула она, нежно погладив его по щеке. – Повторяю другими словами: я знаю, что надо начать делать, чтобы тебе стало лучше.
– Опять что-то про гормоны и мозг?
– Нет, но я тебе благодарна за проявленную готовность и доверие.
Взгляд Алекса помрачнел.
– Предлагаю тебе сделать одно простое упражнение. На доверие.
И она нарочито широко улыбнулась. То ли от возбуждения, то ли от самодовольства – Алекс толком не понимал, от чего именно. А когда она истово захлопала в ладоши, он вспомнил морских котиков, аплодирующих ластами. Максин сияла. Она была страшно горда своей идеей.
У него не хватило духу сказать ей нет. И потом, он чувствовал, что его отказ вызовет спор, а это займет гораздо больше времени.
– Окей. Хотя я заранее жалею, что задаю этот вопрос… В чем заключается ваше упражнение на доверие?
Алекс при этом невольно изобразил руками кавычки.
– Ты должен упасть.
– Гениально! Ваше решение моей проблемы – проломить мне череп.
Максин подняла глаза к небу.
– Ты упадешь, а я тебя поймаю. Ты встанешь ко мне спиной и будешь наклоняться назад, чтобы я тебя подхватила. Это научит тебя доверять людям. Доверие – это фундамент и цемент, на которых ты будешь строить все отношения с окружающими – друзьями, коллегами, любимыми. Отношения без доверия – это все равно что несоленый багет, не имеющий вкуса.
Алекс был настроен более чем скептично. Он совсем не понимал, чем это упражнение сможет ему помочь. Единственное, чего он хотел, это уже поехать дальше и как можно скорее добраться до пункта назначения. Старушка, конечно, была полна благих намерений, но начинала утомлять. А кроме того, он стал сомневаться в ее психическом здоровье. Выдумать, что ей срочно надо в туалет, чтобы заставить его проделать это дурацкое упражнение? Серьезно? Она, наверное, совсем чокнутая!
Да и сам он не лучше, если согласился. Тем не менее он высматривал место побезлюднее, сопровождаемый взглядами водителей, которые остановились выпить кофе. Они с Максин прошли до самого конца зоны отдыха к небольшой лужайке. Старушенция расставила пошире ноги, а потом полуприсела, чтобы принять более надежную позу. Вид у нее был то ли борца дзюдо, готового схватиться с соперником, то ли собаки, страдающей от запора. Но она была такая серьезная, так что Алекс не решился засмеяться.
– Я готова! Можешь встать напротив меня, я должна видеть твой затылок.
Алекс с недовольным видом, еле передвигая ногами, наконец расположился спиной к Максин.
– И что, теперь я должен броситься назад спиной?
– Не надо бросаться назад спиной – ты не кит Вилли, перепрыгивающий скалы. Просто падай.
– И вы меня поймаете? Точно?
– Точно.
– А то ведь, знаете, доверие – это не про меня…
– Не волнуйся.
Алекс закрыл глаза и сжал челюсти. Переступил с ноги на ногу, чтобы почувствовать площадку, а затем откинулся спиной назад.
И рухнул.
Прямо на землю.
Ударился о нее с глухим стуком.
– Ох! Но вы же ничего не сделали, чтобы меня удержать! – сказал он Максин, глядя на нее с ужасом.
– Прости! Ты так быстро это сделал, что я не успела тебя подхватить. Ты махал руками, и я из-за этого потеряла бдительность.
– Вот видите, я был прав. Никому нельзя доверять!
– Нет, ты совершенно не прав. Вывод из этого один: рефлексы у стариков уже не такие, как у молодых. А мораль следующая: не начинай, не проверив степень артроза твоего партнера.
После неудачи с упражнением на доверие атмосфера в салоне машины была далеко не на отметке «ясно и сухо». Они ехали дальше, но теперь уже в полном молчании.
Максин ужасно злилась на себя за то, что не смогла удержать Алекса. Она явно переоценила свои силы. Она ни за что не успела бы его схватить. Ее оптимизм и самомнение получили по заслугам. А «потрясающий способ» решить проблему обернулся полным крахом.
Обычно она лучше разбиралась в людях. Так у нее всегда было в жизни. Ей удавалось быстро и точно составить представление о тех, кто ее окружал. Эта способность очень пригодилась ей в общении с учениками. Она знала, как к кому подойти, на кого действовала строгость, с кем надо быть ласковой, а кто любил убеждение и доводы. Однако этот Алекс оставался для нее загадкой. Он подчинился ее просьбе сделать упражнение, ничуть не сомневаясь, что дело плохо кончится, как будто именно этого и желал. Депрессия у него глубже, чем она предполагала. Стало быть, усилия ей надо удвоить.
Он доверился ей, рассказав свою историю и согласившись на предложенную игру. Значит, и ей надо поступить так же.
Алекс замкнулся, стыдясь, что поддался на этот глупый фарс. В который раз он остался в дураках. Просто немыслимо, до какой степени судьба может на него ополчиться. Даже в самой невинной поездке на машине нужно же было ему заполучить самую безумную из всех старух! Он уже почти жалел, что с ним едет не заядлый курильщик с фреткой.
Чтобы прогнать эти мысли, он решил включить радио. Когда он нажал кнопку, раздался пронзительный звук, сопровождаемый басами на такой громкости, что у него зашлось сердце. Он испугался, что у Максин случится сердечный приступ. При его-то везении, ему запросто могли пришить убийство. Убийство с помощью автомобильного радио. Оригинально!
– Извините. Я хотел включить музыку. Сейчас выключу.
– Нет-нет. – Максин остановила его руку. – Оставь.
– Тогда найду что-нибудь поспокойнее. Вам, я думаю, должно понравиться «Радио Классик»…
– А вот и ошибаешься. Что за предрассудки! Думаешь, если я старая, то пробавляюсь «Радио Классик» и «Молодыми и дерзкими»?[9]
– Прошу прощения, я не хотел вас обидеть, – смутился Алекс. – Так вы не любите «Радио Классик»?
– Конечно люблю!
– Так вы же только что утверждали обратное.
– Ничего подобного. Я сказала, что тот факт, что ты полагаешь, будто я ценю это радио, потому что я старая, указывает на банальность или даже на дискриминацию с твоей стороны.
– Ах вот что! А как насчет «Молодых и дерзких»?
– …
Алекс был горд, что наконец-то выиграл очко в их словесной дуэли. Он ликовал, видя, что она растерялась.
– Я лучше промолчу. Это мой таинственный сад.[10]
Он в сомнении приподнял брови, но решил, что достаточно и такой победы. И вообще – любить «Молодых и дерзких» не такое большое преступление.
– Какую музыку вы хотите послушать? Может, есть конкретная станция?
– Поставь «Фан Радио». Мне нравится быстрая музыка. Можно на полную громкость.
И она закивала головой, задорно улыбаясь.
– Запросто, – согласился измученный Алекс. – Терпеть не могу подобную музыку.
– Почему? Она ведь веселая.
– Вы, может, не заметили, но я-то сам не очень веселый.
– Да, да, депрессивный и т. д. Я поняла. Но тебе самому было бы лучше, если бы ты хоть немного расслабился.
И она энергично покрутила руками в воздухе, как Джон Траволта в «Лихорадке субботнего вечера». Алекс понаблюдал за ней, а затем сказал без иронии, с грустью во взгляде:
– Вы видели на концертах тех, над кем смеются? Тех, которые подпевают, танцуют, аплодируют, как ненормальные? Бывают мгновения, когда мне так хотелось бы оказаться на их месте: жить здесь и сейчас. Пока я с презрением наблюдаю за ними со стороны, они вовсю веселятся. Я им завидую, потому что совершенно на это не способен.
– У тебя нет таланта к счастью.
– Спасибо, я заметил.
– Я имею в виду, что ты не одарен от природы талантом к счастью. Некоторые люди рождаются с этим даром, а некоторые должны развить в себе способность изумляться, получать удовольствие. Но не все так плохо – ведь ты можешь этому научиться. Может быть не прямо сейчас, когда ты слишком погружен в свою депрессию, чтобы замечать вокруг себя что-то прекрасное, но попозже, когда пройдет время, твои раны немного затянутся и ты не будешь на все смотреть так мрачно.
– Это вы тоже вычитали в «Депрессии для чайников»?
В ответ Максин высунула язык. Эта детская шалость и озорство в глазах делали ее похожей на школьницу, с восторгом прогуливающую уроки. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Это было здорово. Никто из них уж и не помнил, когда смеялся в последний раз. Алекс – ни разу с начала депрессии, а Максин – с переселения в дом престарелых. А ведь от смеха стало так хорошо! Как будто внутри что-то вспыхнуло и по всему телу начало разливаться тепло, хотя до этого они и не подозревали, что им холодно.
Алекс почувствовал, что вполне доверяет Максин, чтобы поделиться одним соображением, которое много раз приходило ему в голову, когда отступали приступы тревоги.
– Бывают дни, когда мне хочется снова стать маленьким. Иметь право свернуться калачиком и заплакать. И чтобы со мной был кто-то, кто возьмет меня на руки и утешит.
– В старости ты почти что ребенок. Только ты уже не сворачиваешься калачиком и не плачешь, а лежишь, как бревно, и пускаешь слюни. А утешать тебя приходят люди в белых халатах и опекуны. В старости ты не можешь больше существовать, как раньше. Твое тело тебя больше не слушается, и все вокруг полагают, будто лучше знают, что тебе нужно. Когда ты маленький, то понятно, что это ненадолго, когда ты старик – это единственное, что ждет тебя до самой смерти. Тебе говорят, где ты должен жить – ведь совершенно ясно, что сам ты этого не знаешь, ты не в состоянии жить один, хотя и успешно с этим справлялся последние семьдесят лет. Тебе говорят, что ты должен есть, потому что, ясное дело, ты и этого не знаешь. Неужели ты вдруг так поглупел? Нет, просто ты постарел, и все это делается «ради твоего же блага». Быть стариком – это все равно что быть ребенком, которого принимают за идиота.
Максин запыхалась от своей тирады. И сама себе удивилась. Она только что высказала вслух негодование, запрятанное так глубоко в душе, что она и не отдавала себе в нем отчета. Да, она негодовала на дом престарелых, на мужа, на болезнь, на жизнь и на смерть.
Глаза ее затуманились от слез.
– Ну что ж, надо признать, что вы не одарены талантом поднимать настроение!
Максин взглянула на Алекса и повеселела. Ее звонкий смех справился со слезами, имевшими наглость выкатиться из глаз.
В конце концов они сошлись на «Радио Ностальжи». Достаточно бодрое для Максин и вполне спокойное для Алекса. Достаточно современное для нее и вполне винтажное для него.