Ночной поезд E-Book

Эмили Барр

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 508

Veröffentlichungsjahr: 2023

Beschreibung

Скучающая в провинции замужняя красавица завела роман с симпатичным попутчиком в поезде, сбежала с ним, а потом, после какой-то ссоры, убила? Такова версия полиции, расследующей дело об исчезновении Лары Финч и гибели ее бойфренда Гая. И только тихая, скромная Айрис — подруга Лары — уверена: полиция ошибается. Лара не преступница, а жертва преступления. Не зря она все время кого-то боялась, жила в постоянной тревоге, как будто оглядываясь через плечо и готовясь к бегству… Но как помочь Ларе, пока не стало слишком поздно? C несвойственной ей отвагой Айрис начинает поиски и шаг за шагом продвигается по следу старых грехов и темных, опасных секретов…

Leseprobe

Эмили Барр Ночной поезд

Emily Barr

THE SLEEPER

Печатается с разрешения литературных агентств Curtis Brown UK и The Van Lear Agencу LLC.

© Emily Barr, 2013

© Перевод. Н.А. Кудашева, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Пролог

Январь

Она должна была вернуться два часа назад.

Человек не может исчезнуть из поезда посреди ночи, но, судя по всему, она исчезла. Насколько нам известно, она села в поезд на вокзале Паддингтон, но не сошла с поезда в Труро[1].

– Я уверена, что с ней все в порядке, – сказала я ему.

Мои слова прозвучали банально и неправдоподобно. Я пыталась найти подходящее объяснение произошедшему. Если сбросить со счетов амнезию и лунатизм, вариантов оставалось только два, и ни один из них не утешил бы ее мужа.

– Надеюсь, что так.

Лицо у него было помятое, а глаза словно прятались от меня под слегка распухшими веками. Каким-то образом его лицо казалось одновременно красным и посеревшим, будто неумело слепленным из разных фрагментов.

Я понятия не имела, что делать, и потому вернулась к приготовлению кофе. Он смотрел на свой телефон, вновь и вновь проверяя эсэмэски, как будто они могли прийти незамеченными, хотя он только что до предела увеличил громкость мобильника и даже позвонил на него с городского телефона, дабы удостовериться, что тот работает.

– Следующая электричка через семь минут, – сообщил он.

Я поставила кофеварку на конфорку и включила газ. Поискала в буфете что-то легкое, чем он мог бы подкрепиться.

Мне было странно хозяйничать на кухне у совершенно чужого человека, да еще в такой момент, когда у него, по-видимому, вся жизнь пошла под откос. Он уже почти сорвался с утеса, из последних сил цепляясь пальцами за хлипкий пучок травы.

Я положила на тарелку несколько печений с ванильно-кремовой прослойкой.

Вид из окна открывался впечатляющий, но мы оба смотрели лишь на маленькую станцию прямо перед домом. Как только скрип тормозов возвестил о прибытии поезда, мужчина был уже на ногах, прижимал ладони к стеклу огромного окна и вглядывался вперед. Он бы простил жене все, появись она в этот момент из-за хвоста поезда, везя за собой маленький чемодан (я была уверена, что у нее маленький чемодан на колесиках). Ему было бы наплевать, где она была, что делала и с кем.

Утро выдалось холодным и ясным, но сейчас по небу быстро плыли облака. Они скапливались над нами, поджидая своего момента; свет вдруг изменился, и, хотя было все еще утро, резко стемнело, как в сумерках.

Мы оба в напряжении ждали, когда короткий, всего в два вагона, поезд остановится у платформы и исторгнет своих немногочисленных пассажиров. Большинство людей уже сошли с поезда в Фалмуте, на предыдущей остановке.

Сердце у меня глухо застучало, когда в конце платформы показались четверо пассажиров. Первая пара – седовласая, в походной одежде, с рюкзаками на спине и крепкими посохами в руках, – решительно направилась через парковку. Я была уверена, что они держат путь к туристической тропе вдоль прибрежной линии. Укутанный в толстую куртку, шарф и шерстяную шапку, молодой человек со скейтбордом под мышкой прошагал вслед за ними. Последней шла женщина.

Она была подходящего возраста, но выглядела маленькой и нерешительной. Мы наблюдали, как она оглянулась и встала на краю автостоянки, словно чего-то ожидая. На плече у нее висела сумка. Мы смотрели на нее во все глаза, пока к ней не подъехала машина. Тогда женщина с облегчением улыбнулась и, открыв заднюю дверь, закинула туда свою сумку, а сама уселась на переднее сиденье.

Это была не она. Конечно, нет. Я уже больше не надеялась.

По окну застучал мокрый снег.

– Мы должны позвонить в полицию, – сказала я.

Он притворился, что не услышал.

Часть 1 Лара

Глава 1

Август

Он стоял рядом со мной на балконе, протягивая зеленую кружку, которую его отвратительная мать подарила мне на Рождество. Под нами к станции подъехал поезд, состоявший из двух вагонов – более длинному этой платформы не хватит.

– Одна чашка чаю, – сказал он с шутливой церемонностью, и я едва не передернулась от отвращения. – Надеюсь, это встретит одобрение мадам.

Одобрения это у меня не встретило, но я не могла, конечно, об этом заявить. Я взяла кружку обеими руками, стараясь придать лицу правильное выражение. Он знает, какие кружки я люблю, и знает, что эта определенно к ним не относится. Я не могла ему признаться в том, что меня заботят подобные пустяки. Он бы широко раскрыл глаза и изобразил на лице приличествующее удивление.

– Спасибо, – отозвалась я.

Мы облокотились на перила, задев друг друга локтями, и стали смотреть на город. Солнечный свет падал на поезд, на доки позади станции, на изгибавшийся за ними город, обнимавший гавань. Свет отражался от воды, и крохотные ослепительные блики двигались взад-вперед вместе с волнами. По ту сторону устья реки деревья, поля и особняки Флашинга[2] рдели на жаре, необычной даже для августа. На крыше одного из пакгаузов у причала выстроились в ряд чайки и загорали на свой птичий манер. Чрезмерное, почти неприятное тепло на моей коже, соль в воздухе, которую я обычно не замечаю, размытое отражение солнца на воде – все это вдруг напомнило мне давно забытые детские каникулы.

– Похоже на картинку из детской книжки, правда? – произнесла я. – Станция. Контейнеровозы. Военные корабли. Парусные яхты. Легковые автомобили. Грузовики. Под ней должен быть текст. – Я показала, где именно под станционной парковкой должно быть написано: «Сколько разных видов транспорта ты видишь?»

Он таращился на меня, а не на указанные мною предметы, поэтому я повернула к нему голову.

– Да, – отозвался он. – И вон те загребущие штуковины. – Он указал на оборудование в доках. – И громадные металлические штуки, которые поднимают вверх всякую всячину. Это золотое дно для книжек с картинками.

Я протянула руку и дотронулась до его предплечья. Волоски на его руке пружинистые и светлые. Даже этот невинный обмен репликами подвел нас слишком близко к теме, которой я старалась избегать, просто потому, что она себя исчерпала. Я сделала глоток чаю (оказавшегося вдвое крепче необходимого) и сменила предмет разговора, указав на дома вдали слева:

– И вон там. Сколько разных человеческих жизней отсюда видно? Тысячи домашних очагов. Все эти окна. Все, что происходит за ними. Держу пари, там куда больше интересных событий, чем можно себе представить.

Он, прищурившись, посмотрел на дома.

– Чем могу представить я или любой другой?

– Любой, – уточнила я, пожалуй, неестественно поспешно.

Сэм взял свою чашку с чаем в другую руку и обнял меня за плечи. Я крепко прижалась к нему. Он большой, как медведь, широкий, но не жирный. Это в нем мне всегда нравилось. Пусть мне претит быть женщиной, нуждающейся в заботе большого сильного мужчины, я все же наслаждаюсь его массивностью.

– Ты помнишь, что сегодня приезжает моя приятельница? – спросила я. – Та, с которой я познакомилась на пароме.

– О да. Ты говорила. Как ты сказала, ее зовут?

– Айрис.

– Ну да. Айрис.

Он этого не одобрял. Ему не нравилось, что кто-то еще входит в нашу жизнь. У нас, в общем-то, нет друзей. Я пригласила Айрис именно потому, что хочу это изменить.

– Но мы вроде бы в первый раз за долгое время решили расслабиться, – произнес он. В его голосе сквозила нервозность. – Ты ведь знаешь. Приятно отвлечься от постоянных серьезных разговоров. Мы построили планы, а судьба рассмеялась нам в лицо. – Я приготовилась выслушать тираду о том, что ничто не происходит без причины. – Ничто не происходит без причины, – продолжил Сэм. – И я думаю, все это случилось для того, чтобы сблизить нас, и еще потому, что, возможно, где-то там, в Китае, живет ребенок. Или в Гималаях, как ты всегда говоришь. Ребенок, который в нас нуждается. Вот что предначертано, я уверен.

– Ты только что превратил непринужденную беседу в серьезный разговор.

– О! Прости.

Я глубоко вздохнула:

– Ничего страшного.

Он произносил эту маленькую речь уже сотни раз и, вероятно, был прав. Возможно, бесплодие и все прочее обусловлено какой-нибудь необъяснимой причиной. Быть может, и есть некий ребенок на горном склоне в Непале, которому судьбой предназначено стать нашим. Но мы не в состоянии позволить себе сесть в самолет, чтобы отправиться туда и это выяснить. Даже «Виза», международная платежная система, которая ссужает деньгами всех подряд, отказывается субсидировать наши дальнейшие приключения.

Сэм прав: я всегда толкую о Гималаях. Я всегда стремилась туда поехать – снять домик на горном склоне и жить долгие месяцы на свежем бодрящем воздухе, гулять, смотреть и просто существовать. Я бы сделала это хоть завтра; но даже тогда, когда у нас денег было больше, чем мы успевали тратить, я так туда и не поехала, потому что моему мужу это пришлось бы не по вкусу. Он всегда отговаривал меня в пользу того, что он называл «приличным отпуском».

Возможно, мой малыш и в самом деле ждет меня там, но я не могу попасть к нему. Мысль об этом приводит меня в ярость.

– Я люблю тебя, – проронил Сэм. – Пусть у нас нет денег и никакой ребенок нам не светит, но я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – поспешно заверила его я.

– Лара.

Мы прижались друг к другу, чувствуя солнце на наших голых руках и на макушках, и продолжили глазеть на открывающийся перед нами вид и пить свой чай. Больше говорить было не о чем.

Мне хотелось пронзительно кричать, и порой я это делала. Время от времени я кричала изо всех сил, но только не тогда, когда Сэм дома. Когда он где-нибудь поблизости, я загоняю тревогу глубоко внутрь. Я не могла сказать ему что-либо даже близкое к правде, и потому, полагаю, он видит наш брак совсем не таким, какой он на самом деле. Сэм думает, что мы крепко любим друг друга, что мы побиты жизнью, но оптимистичны, готовы отправиться в новое путешествие – пусть непредвиденное, но от этого его цель становится лишь чудеснее. Муж уверен, что мы всегда будем вместе, здесь, в Корнуолле, за сотни миль от двух наших трудных семей. Он считает, что мы единое целое.

Я же предпочла бы развестись. Но сказать об этом никак нельзя. Втайне я радовалась, что нам не удалось родить ребенка. Вот только сердце моего мужа разбилось бы, услышь он об этом. В нашей совместной жизни не произошло ничего особенного: никто из нас не совершил супружеской измены, муж меня ни разу ничем не обидел, пусть он и невероятно раздражает меня своей угодливостью. Я догадывалась, что выхожу не за того человека, так что сама виновата и теперь нахожусь в тупике.

Интересно, что бы сказал Сэм, узнав, что я постоянно держу в голове план побега и что у меня всегда наготове упакованный чемодан, чтобы в любой момент отправиться в путь. Хотя и сбежать я хочу не от него, а от нашей жизни.

Я убедила себя, что малыш решит все наши проблемы, дав мне новый фокус и объект для любви. На самом деле я знала, что в жизни так не бывает. Ребенку повезло, что он так и не родился.

Полчаса спустя я громко рассмеялась, осознав, что выгляжу как самая безропотная домохозяйка в мире: я, одетая в фартук с оборками, вынула из духовки две половинки кекса с помощью специальных перчаток-прихваток с цветочным узором – дешевое подражание продукции дизайнера Кэт Кидстон. Я чувствую себя незваным гостем, вторгшимся в чужую жизнь. Я существо из научно-фантастического романа, облачившееся в земное тело, чтобы замаскировать свою истинную сущность. Внутри находится некто, кого Сэм едва ли знает. Это внутреннее существо уродливое и злобное, холодное, разочарованное и глумливое. Я старалась его прятать, потому что Сэм не заслуживает того, что неминуемо начнется, если оно сорвется с цепи.

Правда в том, что я не любила своего мужа. Совсем не любила. В удачное время он мне нравился. Я видела, что он гораздо лучше меня как человек, и это лишь усиливало мою неприязнь. Каким-то образом это также мешало мне его бросить. Я терпеть не могла чай, который он готовит: это просто теплое, водянистое молоко, приобретшее бежевый оттенок от кратчайшего флирта с чайным пакетиком. Когда я его пила, я внутренне передергивалась. Но я вливала его в себя, потому что после пяти лет попыток заставить мужа готовить чай так, как я люблю, сдалась.

Когда он назвал подъемный кран «железной штукой, которая все поднимает» с «хваталкой» на конце, мне захотелось с криком броситься обратно в Лондон. Я замужем за человеком, который называет зарядное устройство для телефона «втыкалкой», а пульт от телевизора – «штукой с кнопками для телика». Привычка, которая прежде казалась почти очаровательной, теперь выглядела настолько неестественной, что я была готова его убить. Приходилось вновь и вновь стискивать зубы, чтобы не выпалить лишнего.

В течение нескольких лет я предлагала в качестве отпуска горный туризм в Непале, однако Сэм, зная, что я хочу этого больше всего на свете, постоянно находил причины для отказа: ипохондрический синдром в виде больного колена, отвращение к высоте, недостаточная продолжительность отпуска для того, чтобы этот поход имел смысл. Он всегда подталкивал меня к пляжному отдыху: на Канарские острова или во Францию, хотя пляжи есть и у нас, а все они одинаково скучны. Мне нужны горы.

Две половинки кекса превосходно пропеклись. Это потому, что когда мы переехали из Лондона в Корнуолл, у нас еще были деньги и мы купили первоклассную плиту марки «Смег». Мы понятия не имели, что вскоре спустим все наши сбережения на три бесплодных попытки экстракорпорального оплодотворения. Знай мы это, я бы обошлась плитой на несколько тысяч фунтов дешевле, которая тоже прекрасно меня бы устраивала, разве что коржи выходили бы чуть менее упругими.

Ни одному из нас никогда не приходило в голову, что природа может не согласиться с нашими планами. Мы казались себе успешными и замечательными сверхлюдьми, которым все подвластно. Мы были лондонскими профессионалами, переехавшими в маленький домик над фалмутскими доками, чтобы построить семью и завести детей. Сэм хотел, чтобы у нас была девочка, вслед за ней мальчик, а затем – третий ребенок (уже без гендерных предпочтений). Они бы были светловолосыми и пышущими здоровьем, учились бы плавать на маленьких парусных лодках и играли в английскую лапту на пляже.

Я поместила кексы на проволочную решетку для охлаждения и положила формы для выпечки в мойку отмокать. В домашних делах я сильна. Никто, наблюдая меня, никогда бы не заподозрил, какое чудовище во мне скрывается. Искусно замаскированному злобному инопланетянину очень одиноко.

У Айрис есть бойфренд, в отношении которого она тоже испытывает двойственные чувства. Именно это и привлекло меня к ней. Уверена, мы увидели друг в друге родственные души. Вот почему я испекла ей эти кексы.

Порой мне жаль, что я не люблю мужа, но если бы любила, не была бы собой. Пожалуй, для меня более естественно жить во лжи и, собравшись с духом, стараться поступать правильно, чем быть той жеманной домохозяйкой, которая нужна Сэму.

Убрав на кухне и увидев с балкона, что он подстригает в саду траву, я побежала проверить электронную почту. В очередной раз единственная связь с внешним миром осуществлялась через моего верного, проверенного друга.

Я села и начала печатать. Сердце колотилось так сильно, что вибрации ощущались во всем теле.

«Леон, есть новости? Л.»

Затем я отправила это письмо и удалила его из папки отправленных сообщений. Сэм никогда не стал бы просматривать мою электронную почту, но я предпочитала себя обезопасить.

Звонок у двери раздался ровно в половине четвертого. Открыв дверь, я увидела Айрис и широко улыбнулась, внезапно ощутив прилив счастья. Если я в ближайшее время с кем-нибудь как следует не поговорю, то, возможно, убью мужа, когда он уснет.

На ней была коротенькая пышная юбочка, обнажающая ноги, а с руки свисал велосипедный шлем. Волосы у Айрис длинные, густые и спутанные. Они темно-русые, но светлые на концах.

– Ты ехала на велосипеде в этой юбке? – спросила я вместо приветствия.

– Знаешь, я даже не думала об этом. Если кому-то так интересно меня осматривать – на здоровье. Впрочем, я совершенно уверена, что неинтересно.

– Входи.

В городе я часто видела женщин, этаких эстетствующих школьных мамочек, которые умудряются жить здесь и как-то зарабатывать себе на жизнь в качестве дизайнера, или писателя, или иллюстратора, и я часто думаю, что была бы гораздо счастливее, будь у меня среди них друзья. Мы могли бы сидеть в баре ратуши, прямо у подножья холма, пить коктейли и пино гри и высмеивать наших надоедливых мужей. Вот как живут нормальные люди.

Айрис – мой первый шаг в этом направлении. Она была примерно моего возраста или, возможно, чуть старше. Мне нравилась ее эксцентричность. Я знала, что у нее есть этот бойфренд, который ее раздражает. Я с ним еще не познакомилась, но хотела бы.

Она смотрела на меня с легкой усмешкой в глазах, и мне было интересно, что она видит. Идеальную маленькую домохозяйку-блондинку в хлопковом платье и легинсах, которая ставит на плиту чайник и несет безупречный бисквит «Виктория» на столик у окна в доме с красивым видом? Или же она догадывалась о злобном смертоносном пришельце? Мне хотелось бы спросить.

– Как дела? – спросила я, поскольку другого вопроса на ум не пришло.

– О, прекрасно, – ответила она. – Даже замечательно. На велосипеде хорошо проветриваются мозги. – Айрис запустила пальцы в волосы и дернула колтун.

– Довольно холмисто, да?

Она кивнула:

– В этом-то все и дело. Сначала убиваешься, взбираясь на какой-нибудь подъем, а потом испытываешь восторг, летя вниз во весь дух, и не успела еще затормозить, как уже наполовину влетаешь на следующий холм. Требует стальных нервов, но оно того стоит. Я много лет не каталась на велосипеде, потому что боялась, а потом, знаешь, подумала: «Твою мать! Велика важность!» Просто однажды села и поехала, и это оказалось здорово.

Я бегло осмотрелась. Сэм был все еще в саду.

– Послушай, я испекла кекс. Университетские годы не прошли даром. Мы можем выпить чашечку чая, или ты предпочтешь бокал «Просекко»?[3]

Я знала, что по выражению моего лица можно было определить, чего хочу я, и, к счастью, Айрис пошла мне навстречу.

– Что ж, «Просекко» было бы чудесно, – сказала она, – если ты не против.

– О, конечно, нет.

– Никто не возражает против езды на велосипеде под градусом. Наверняка есть закон против этого, но, полагаю, навредить в таком случае ты можешь только себе. Полицейским, к счастью, и без того есть чем заняться.

– Твой парень ездит на велосипеде?

Айрис слегка кивнула:

– Ездил. Сейчас уже не так много. Он… э… теперь в некотором роде стал затворником.

Мне захотелось узнать больше, но вместо этого я молча открыла бутылку, издавшую приятный хлопок, и мы уселись за стол. Когда мы с Сэмом купили этот дом, наш будущий семейный дом, здесь царил роскошный старомодный приморский дух, на полах были мягкие ковровые покрытия. Мы тут мало что изменили, потому что мне все нравилось. Тем не менее ковры были сняты, и им на смену пришли лакированные половицы. Пластиковые плитки на потолке сменила штукатурка. Был выломан ужасный камин (отчасти вопреки моим убеждениям: он выглядел настолько отвратно, что еще немного – и мог бы считаться стильным), а его место заняла железная дровяная печка. Как тюрьма дом прелестен. Приятно было кому-нибудь его показывать.

С появлением детей мы намеревались расшириться, сделать больше спален, и комнату для игр, и шалаш на дереве, и прочие разности. Сэм любил фантазировать насчет липких отпечатков пальцев на окнах; но последние так и остались незапятнанными.

– Восхитительно. – Айрис оценила вид из окна.

– К этому виду невозможно привыкнуть, потому что он каждый день меняется.

– Не сомневаюсь. Если бы я жила здесь, я бы все время пялилась в окно.

– Примерно так я и делаю.

Она рассмеялась, но я говорила серьезно. Мне не удалось найти работу, поэтому целыми днями я смотрела в окно. Всякий раз, когда я пыталась устроиться на какое-нибудь место, мои письма и резюме возвращались с одной и той же формулировкой: «избыточно квалифицирована». Все места в моей области – сфере архитектуры и строительства объектов недвижимости – уже заняты. Я даже подумывала об ASDA[4], но Сэм меня отговорил.

– Как идет корректорская правка? – Я была рада, что не забыла об этом. Мы с Айрис познакомились на пароме до Сент-Моуса[5]. Мы лениво поболтали и выяснили, что обе едем туда, подчиняясь мимолетному порыву – просто прокатиться на пароходе. Добравшись до места, мы бродили на резком ветру, от которого даже мои волосы выскакивали из своих шпилек и заколок. Потом мы сидели в маленьком темном пабе на боковой улочке и пили разлитое в бутылки светлое пиво. Все это произошло незапланированно и внезапно – как мне нравится.

– О, прекрасно, – ответила Айрис. – Мне нравится работать на дому. Устанавливать свой собственный график, управлять своей трудовой жизнью. – Поморщившись, она снова засмеялась, и это напомнило мне смех младенца. – Звучит так, будто я предоставляю секс по телефону, верно? Или позирую перед веб-камерой. Я специализируюсь на юридической литературе. И все идет хорошо, спасибо. Мне следовало бы вести дневник. Это был бы самый скучный документ в мире. Каждый день одно и то же.

– Я когда-то вела дневник, – вспомнила я. – Когда моя жизнь была интересной. Хотя невозможно перечитывать свой дневник, верно? Во всяком случае, без раздражения. Но твоя работа, должно быть, все-таки приносит тебя удовлетворение?

– Угу. Иногда. Надо только правильно настроиться. У меня все время включено радио, «Би-би-си-6», так что постоянно играет музыка, а еще – и это ключевой момент – мой парень всегда рядом. Лори тоже работает на дому, так что мне не скучно. Мы оба любим музыку. У нас маленький уютный мир. Кому-то такая жизнь покажется скучной, но меня устраивает.

Я вручила ей бокал «Просекко».

– Будем здоровы, – сказала я.

– Будем, – откликнулась она.

Я сделала глоток. И в тот же миг поняла, что могу однажды пристраститься к алкоголю. С моим ритмом жизни неудивительно завести привычку выпивать каждый день после полудня.

– То есть вы только вдвоем? – спросила я. – Как мы. Только Сэм и я.

– Да. Втягиваешься в свой собственный маленький мирок, правда?

– Ты не находишь, что он становится удушающим?

– Думаю, что в душе я отшельник, а Лори и того больше. Я, он и кошки. Это не для всякого, но нас устраивает. Родись я в другую эпоху, из меня бы вышла отличная монахиня в закрытом ордене или пустынница, живущая в пещере на склоне горы.

– Ты и живешь в своей пещере в Будоке[6].

– Да.

– Но не одна.

– Нет.

– Сколько кошек?

– Только две. – Айрис поймала мой взгляд. – Ты думала, я отвечу «восемнадцать»?

– А вдруг.

– К счастью, до этого не дошло. Дездемона и Офелия. Наши трагические героини. Они не чужды драматизма. Мне этого хватает.

В комнату, тяжело ступая, вошел Сэм.

– Добрый день, дамы. – Его простая белая футболка прилипла к потному телу. Только Сэм станет носить простую белую футболку. Джон Траволта в подобном облачении выглядел хорошо, но на моем муже это кричало о недостатке воображения.

– Сэм. – Я встала и положила руку ему на плечо. Внезапно меня молнией поразило осознание, насколько часто я так к нему прикасаюсь. Знак расположения, но расположения минимального. – Сэм, это Айрис. Айрис, мой муж Сэм.

Он протянул ей руку, чтобы обменяться рукопожатием, но она встала и поцеловала его в щеку.

– Вы познакомились на пароме, – сказал он, – по словам Лары. Вижу, вы пьете эту штуку с пузырьками!

Айрис что-то вежливо ответила, а я отвлеклась на звонок своего мобильника. Его старомодный рингтон вспорол пространство, и я ринулась к нему. Мой телефон редко звонил.

Посмотрев на дисплей, я выбежала на балкон. Мое сердце пустилось вскачь.

– Леон. – Я крепко затворила за собой дверь. Воздух холодный, но бодрящий. – Как поживаешь?

– Лара, – сказал мой крестный отец, человек, который знает меня лучше всех на свете. – Пропустим светскую болтовню. Ты уверена, что хочешь именно этого?

Он все понял. Я почувствовала это по его тону.

– Да. Пожалуйста, Леон. Мне необходимо. Так не может продолжаться.

Я бросила взгляд на Сэма: он нервно отпил вина из моего бокала и отрезал себе огромный кусок кекса. Потом сел, и я буквально ощутила, как он напрягает мозги в поисках вопросов, которые можно было бы задать незнакомой женщине за собственным обеденным столом. Мог бы не так явно возмущаться ее присутствием.

– Тогда у меня кое-что есть для тебя.

– Рассказывай, – бросила я.

Я смотрела на багрянистое облако, заметно продвигающееся в сторону устья реки, а Леон начал свой рассказ, и для меня открылось будущее.

Глава 2

Я повторила это, запершись в ванной.

– У меня есть работа, – говорила я своему отражению. Мне нравился вкус этой фразы. Я не могла до конца постичь скрытый в ней потенциал. Мне было неприятно думать, как отреагирует на это известие Сэм.

Пора ему сказать. Он видел, что я нервничаю. Он понял это еще в тот момент, когда я закончила разговаривать с Леоном, вернулась к столу и одним глотком осушила свой бокал.

– Что случилось, Лара? – все спрашивал он, а я отвечала: «Ничего», сияя широкой улыбкой.

– У меня есть работа, – в очередной раз повторила я своему отражению. Произнося эти слова, мое отражение выглядело мрачно, но в глазах светился новый мир, открывшийся передо мной. Иметь работу – это хорошо. Я заставила себя добавить самое главное: – У меня есть работа, и она в Лондоне.

– Лара?

Я спустила воду в унитазе и подколола парочку выбившихся прядей волос. Айрис ушла домой. Ушла внезапно, когда я шепнула ей, что мне надо кое-что сказать Сэму. Вероятно, подумала, что я беременна. Я улажу это недоразумение позже.

– Иду! – крикнула я.

У меня есть работа, и она в Лондоне. Реальность этого ошеломила.

Я лондонка и сильно тосковала по Лондону. Там я родилась и выросла. Там мы с Сэмом познакомились и прожили три года, прежде чем решили, во внезапном суетливом порыве, что причина нашего бесплодия заключается в том, что мы каждый день проводим по нескольку часов в подземке. Мы решили, что виновата скорее окружающая среда, чем мы. Все дело в других людях, толкающих, пихающих, поторапливающих нас в метро. В губной помаде, шопинге, загрязненном воздухе, автобусах, которые, пыхтя, движутся мимо нашей спальни в Баттерси[7], и людях, что сидят на их верхних этажах и заглядывают к нам в окно, находящееся прямо на уровне их глаз. Все дело в поспешных заскоках в «Сэйнсбери Локал»[8], чтобы прихватить обед по пути домой, гулянии по парку, что, конечно, дело приятное, но не заменяет выезда за город…

К тому же, как и многие лондонцы, мы редко посещали театры, галереи, музеи.

Теперь, когда мы жили в Корнуолле, поездка в столицу стала желанным развлечением: мы не были там полтора года. Это возбуждало, таило в себе много возможностей. У меня появилось так много перспектив. Я была просто переполнена ими.

Переезд был, разумеется, идеей Сэма. Одним воскресным утром он спустился из спальни, в пижамных брюках и одной из его многочисленных белых футболок, и застал меня сосредоточенно сидящей за работой.

– Во сколько ты встала? – спросил он, с сонным видом направляясь в сторону кофемашины.

– Не знаю. – Помню, что я пыталась сфокусироваться на нем и улыбнуться. – Кажется, около пяти. Я сделала кучу работы. Почти закончила.

– О, Лара.

Я повернулась и посмотрела на него. Он стоял ко мне спиной, наливая себе в чашку чуть теплого кофе. Я любила работать по утрам. Он никогда этого не понимал. Я вновь и вновь пыталась объяснить ему, что мне так проще, но он лишь снисходительно смотрел на меня, считая, что я просто храбрюсь.

– Что? – Я сделала усилие и отложила работу в сторону. Он подошел и сел рядом со мной за стол. Я взяла свой кофе, хотя он давно остыл, и обхватила чашку обеими ладонями, стараясь извлечь из нее малые остатки тепла.

– Лара, – повторил Сэм. Лицо его было помято после сна. – Это плохо. Знаешь что? Если мы хотим завести детей, если мы это планируем, а ведь мы планируем… Мы всего только несколько месяцев пытаемся. Нам надо вести менее стрессовую жизнь. Мы должны уехать из Лондона. Есть одно объявление о найме, на которое я мог бы откликнуться.

Я вздохнула. Сэм имел склонность придумывать грандиозные схемы, и, как я правильно поняла, это была очередная.

– Что за работа? – Я ожидала, что это что-нибудь скучное, в Хэмпшире или Суррее[9].

Он улыбнулся.

– Строительство фешенебельных яхт в Фалмуте. Я почитал о Фалмуте. Это будет первоклассное место для жизни. Абсолютно идеальное для семьи.

Я посмеялась над этим.

– Ну. Конечно. Мы уедем и будем жить в Фалмуте. Прямо вот так. Где, кстати, этот Фалмут? В Девоне? Что я буду там делать?

Сэм поднялся и встал за спинкой моего стула. Наклонился и обнял меня.

– Корнуолл, – пробормотал он мне в волосы. – И у тебя, милая, будет ребенок.

– Ладно, – беспечно сказала я. – Тогда бери эту работу. И мы попробуем.

Я ни на секунду не предполагала, что переезд пройдет так гладко и беспрепятственно, словно это было предопределено свыше, иначе не отнеслась бы к словам мужа так легкомысленно. Сэм получил работу, и мы переехали. Судостроители хотели, чтобы он приступил как можно скорее, и мы в мгновение ока продали наш дом (к счастью для нас, в момент максимального подъема рынка, хотя в то время казалось, что цены будут вечно держаться на восходящей траектории), оставили наши лондонские работы, сели в машину и отправились на запад. Достигнув запада, еще немного проехали на запад и после этого снова продолжали ехать на запад. В конце концов, примерно в двадцати милях от самой западной точки, мы припарковались у нашего нового дома и начали новую жизнь.

Мне во многих отношениях нравилось жить в Корнуолле. Я обожала Фалмут. Имей я детей и работу, чтобы поддерживать мозговую активность, я была бы вполне довольна. Здесь есть пляжи и поля, леса и маленькие магазинчики. Можно сесть на поезд и поехать в более крупные места, легко. Мне всегда нравилось ощущать, что я нахожусь вдали от большей части остальной страны. Не Фалмут удален от всего остального, это все остальное удалено от Фалмута.

Однако жизнь здесь, только вдвоем с Сэмом, без ребенка, без близких друзей и работы никуда не годится. Нам уже перевалило за тридцать, и я не хотела продолжать такую жизнь. С Фалмутом все прекрасно. Со мной все было прекрасно. Но нам с Сэмом вместе, где бы мы ни поселились, прекрасно уже не будет никогда.

Сэм на кухне, на втором этаже, потому что в нашем доме, выстроенном на склоне горы, все было вверх ногами. Я застала его моющим бокалы из-под «Просекко» и тарелки из-под кекса.

– Привет, – сказал он. – Вот и ты.

– Мы не допили эту бутылку. – Я вынула ее из холодильника и поднесла к свету. – Давай это сделаем. Прямо сейчас.

Он издал смешок, слегка нервный.

– Еще нет пяти, Лара, а ты уже выпила достаточно. Ты серьезно?

– Да. Давай. Я вытру эти бокалы. На, держи.

– А в чем дело?

Я собиралась все обстоятельно рассказать Сэму за бокалом вина, однако просто выпалила залпом:

– Звонил Леон. Ты знаешь. Пока Айрис была здесь. Сэм, мне предложили работу. В Лондоне, на фирме у Салли. Делать то же, что я делала раньше. Меня попросили включиться в работу над проектом застройки Саутуарка. Перестройка старых пакгаузов в квартиры, продажа – все то, что я делала раньше. Я буду руководителем проекта. Они пока только купили участок. Все остальное – команда, проектно-конструкторская часть, вся политическая часть по реализации на практике – за мной. Все, что я хорошо умею. Это будет полугодовой контракт. Краткосрочный.

Я молча смотрела на него и ждала.

– Ни в коем случае.

Как предсказуемо!

– Подумай, Сэм. Деньги обещают сумасшедшие. Шесть месяцев. Это не навсегда.

– Но это в Лондоне. Я не могу оставить работу. Так что мы не можем уехать жить в Лондон на полгода, понимаешь?

Я проглотила большой глоток пузырящейся жидкости: у нее оказался водянистый, металлический привкус.

– Ты не можешь оставить работу, – согласилась я рассудительным тоном, как самая разумная женщина на свете. – Но я-то могу поехать. Остановлюсь у Оливии или у родителей. Есть поезд. Ночной поезд. Я могла бы садиться на него здесь вечером в воскресенье и возвращаться домой утром в субботу. Мы бы чудесно проводили время на выходных.

– Нет. – Голос его звучал глухо. – Лара, это не вариант. Мы уехали из Лондона, чтобы начать новую жизнь. Мы собираемся усыновить ребенка. Ты не вернешься обратно в этот порочный круг. Почему, скажи, пожалуйста, они хотят, чтобы ты ради этого перевернула свою жизнь вверх тормашками, когда можно задействовать одного из тысяч квалифицированных людей в Лондоне, которые выполнят эту работу не хуже тебя? Ты говоришь, что у тебя это хорошо получается, но на самом деле это хорошо получалось у тебя раньше. Слава богу, мы оставили все это в прошлом.

Я чувствовала, что он совершенно меня не понимает.

– Я хочу этим заниматься. – Я старалась говорить спокойно. – Я скучаю по возможности поработать головой, Сэм. У меня не получилось родить ребенка. А мне предлагают то, что я умею. Я до сих пор хорошо разбираюсь в своей работе. А главное, что после этих шести месяцев мы сможем выплатить наши долги.

Я решила пойти на эту работу, даже если придется оставить Сэма. Меня снедало чувство вины, потому что я почти хотела, чтобы он сказал «нет». Тогда я наконец уйду.

– О, Лара. – Когда он произнес это, моя победа стала осязаемой.

Я допила содержимое своего бокала. Он сделал то же самое. Сэм смотрел на меня скорбными глазами. Я снова его разочаровала. За окном солнце поблескивало на воде. Два голубя сели на перила балкона. Подъемный кран тащил, раскачивая, громадный квадратный контейнер, разгружая неизвестно что с палубы массивного судна, пришедшего неизвестно откуда.

В ранний час утра, когда мир снаружи только начинает просыпаться, я внезапно очнулась. Сэм спал, повернувшись ко мне лицом, легонько посапывая, с розовым, смятым о подушку лицом.

Я еду в Лондон. Моя жизнь будет напряженной. Я буду постоянно в разъездах. Это будет непростой путь во всех отношениях. Мне придется работать так, как я работала раньше; придется безукоризненно выглядеть, быть уравновешенной и уверенной в себе, работать с проектами и людьми. Я буду заниматься важным и ответственным делом. Сейчас ощущение у меня от всего этого было такое, будто я в жаркий день собираюсь нырнуть в освежающий бассейн.

Птицы снаружи подняли такой гомон, что я задалась вопросом, как Сэм и все остальные могут при этом спать. Солнце доползло до края жалюзи и залило комнату светом.

Наша спальня была маленькая. Чтобы добраться до шкафа, нам приходилось протискиваться мимо кровати. Мы хотели расширить дом, когда заведем детей, и комната стала бы больше. Я точно знала, что в себя включало бы ее новое убранство, потому что мы постоянно говорили об этом. Мы читали книжки и планировали, где что будет стоять. Тут была бы переносная колыбель, пеленальный столик, под которым располагалась бы полка, а на полке – маленькая горка сложенных ползунков и кофточек.

Сэм хотел ребенка, потому что он нормальное человеческое существо. Я хотела ребенка, потому что это представлялось наилучшей возможностью полюбить кого-то страстно и всепоглощающе. Я смотрела, как мой муж спит в мягком утреннем свете. Зрелище настолько интимное, что я чувствовала: следует отвести взгляд. Но я подперла голову локтем и продолжила смотреть. Он так уязвим в этом бессознательном состоянии, и я попробовала думать о нем только доброе.

Сэм будет спать в этой кровати один шесть ночей в неделю в течение шести месяцев. После этого, несомненно, мы будем знать, что делать.

«Если бы я от тебя ушла, – сказала я ему мысленно, – ты бы встретил такую женщину, которая тебе нужна. Ты мог бы даже завести с ней ребенка, потому что численность сперматозоидов у тебя в норме. Со мной тоже предположительно все в порядке. Просто у нас так и не получилось».

«Тебе не следовало вообще на мне жениться, – эту мысль я телепатически направила ему в голову. – Ты был бы счастлив с женой, которая бы тебя обожала, а не с такой, которая цеплялась за тебя, как за спасательный плот в бурном море, а затем, достигнув суши, жалела, что не может от тебя избавиться». Мне следовало, как всегда, послушать Леона. Леон советовал мне не выходить за Сэма.

– Сейчас тебе с ним хорошо, – сказал он, познакомившись с Сэмом. – Но ради бога, Лара, не выходи за него замуж. Он обрыднет тебе до смерти, потому что он слишком хороший человек. Как обрыдл тот парень Олли, но этот хотя бы не подложит тебе свинью. Закончится тем, что это ты ему подложишь.

По крайней мере в этом он ошибся.

Я все чаще и чаще представляла себе женщину, с которой Сэму следовало бы быть. Пыталась нарисовать себе его вторую жену. Я смотрела вчера на Айрис, спрашивая себя, подошла бы она ему, но понимала, что она не подойдет. У Айрис есть парень, но у нее также есть тайны. Огромную часть себя она скрывает. Сэму нужна жена, у которой было бы так же мало демонов, как у него самого.

Идеальная миссис Финч должна иметь в прошлом счастливое детство и быть лишена профессиональных амбиций. Она должна стремиться посвятить себя семье и с удовольствием ухаживать за домом. Она должна быть организованна и благодарна и должна думать, что Сэм самый сексуальный, самый обворожительный мужчина на свете.

Мы бы с ней не смогли подружиться.

Я периодически пыталась притвориться такой. Я не сразу обнаружила, что выискиваю ее, подобно тому, как это делают женщины из журнальных статей, которые знают, что скоро умрут, и начинают заранее подыскивать новую жену своему мужу и новую мать своим детям. Выглядит это весьма странно, и еще более странное впечатление это производит, когда этим занимаюсь я, потому что у нас с Сэмом вроде как счастливый брак, да и детей у нас никогда не было.

Как жаль, что у меня не было причин от него уйти. Как жаль, что я не могла принять, что у меня красивый, заботливый, любящий муж, который меня обожает, и угомониться. Мне нужно то одно, то другое.

Я поеду в Лондон. Тогда что-то, возможно, изменится и устаканится, и все будет в порядке. В противном случае мы можем отдалиться друг от друга и расстаться по взаимному согласию, без злобы и упреков. Вот о чем я мечтала.

Как можно тише я выбралась из постели и на цыпочках пошла наверх поставить чайник и встретить рассвет.

Глава 3

Сентябрь

Сэм настаивал на том, чтобы отвезти меня на машине в Труро, к моему первому ночному воскресному поезду. Он был так демонстративно печален, что мне в противовес этому хотелось смеяться. Я бы предпочла сесть на боковую железнодорожную ветку на станции Доки позади нашего дома, но видела, что для него было очень важно меня проводить, поэтому быстро сдалась.

Он чуть не плакал, когда мы прощались у турникета в Труро.

– Береги себя, – сказал он. – Хорошо? Обещай, что все время будешь оставаться на связи. Как жаль, что я не могу поехать с тобой.

Я улыбнулась и поцеловала его.

– Не глупи, – ответила я с шутливой строгостью. Теперь мне не составляло труда быть с ним ласковой. – Ты работаешь для того, чтобы выплатить закладную за дом и оплачивать счета. Я буду работать для того, чтобы расплатиться по кредитным картам. Я вернусь утром в субботу. Мы чудесно проведем выходной. Все наши уик-энды будут чудесными, Сэм! Никакого уныния, хорошо? Меня не будет поблизости, чтобы тебя ободрить, поэтому обязательно сходи в паб. Повидайся с друзьями. Прокатись на машине. Не давай себе скучать, и не успеешь оглянуться, как я вернусь.

Он зарылся лицом в мои волосы.

– Да, мисс, – произнес он нарочито смиренно. – Я знаю. И начнем процесс усыновления из-за границы.

– Конечно. Все верно. Я пойду. Незачем нам стоять здесь и грустить. Пока, милый. – Ему хотелось услышать, что люблю его, я знала это. Сэм заслуживал этих слов. Я не могла уйти, не сказав их. Я сделала глубокий вздох. – Я люблю тебя.

Я проговорила это тихо, ему в плечо, но его облегчение было до отвращения очевидно.

– Спасибо, родная, – прошептал Сэм, и я услышала в его голосе улыбку. – Спасибо.

Поезд медленно подъезжал к перрону, а Сэм все еще стоял в кассовом зале, уставившись в окно. Я нашла вагон «Е», спальное место 23, дверь купе была открыта.

Мое купе оказалось меньше, чем я ожидала, с единственной, к моему облегчению, нижней койкой, с раковиной, зеркалом, прозрачным пакетом с туалетными принадлежностями, несколькими сетчатыми полочками для вещей, приделанными к стене. На стене висел телевизор, в идеальном положении, чтобы смотреть, лениво лежа на койке.

Все в этом крохотном купе было целесообразно и чисто. Кровать с удивительно роскошным стеганым пуховым одеялом в хрустящем белом пододеяльнике, хоть и узкая, но притягательная. В течение некоторого времени я осматривалась вокруг, не испытывая ничего, кроме удовольствия.

Штора была опущена на ночь. Подняв ее, я, вероятно, смогла бы увидеть в окно Сэма. Он наверняка старательно обводил глазами поезд, высматривая меня.

Вместо этого я закрыла дверь и села на постель. Слегка вибрируя, поезд тронулся.

Десять часов. Утром я должна быть на работе. Мне нужно немедленно ложиться спать.

На стене возле раковины висело зеркало, и еще одно – на двери. В поезде я выглядела по-иному. В Фалмуте я жена, бездетная, но приятная женщина, которая добровольно берется за разные дела. Однако в тот самый момент, как я ступила на этот поезд, я стала пассажиром, едущим на работу.

Кто-то постучал в дверь, и меня пронзила тревога и раздражение. Моя первая мысль была, что это Сэм тайно купил себе билет на поезд, чтобы меня удивить. Я молила Бога, чтобы моя догадка оказалась неверной, и ненавидела себя за это.

Я открыла дверь, потому что едва ли возможно притвориться, что меня здесь нет. Привалившись к косяку, в дверях стояла краснощекая женщина с короткими кудрявыми волосами и смотрела в какой-то список.

– Привет, моя милая, – жизнерадостно сказала она. – Мисс Финч, не так ли? Верно? Можно мне посмотреть на ваш билет, дорогая? Что бы вы хотели на завтрак, моя милая?

Я вручила ей билет с плацкартой.

– Мне положен завтрак?

– Да, конечно, положен.

– Вы знаете мое имя?

– Оно в списке, дорогая.

Если я у нее в списке, ничего ужасного произойти не могло. У меня возникло желание сфотографировать ее и отослать фотографию Сэму, чтобы доказать ему, что я в хороших руках. Если я попрошу, она, вероятно, будет не против.

Однако я просто заказала кофе и круассан, зная, что на деле еда окажется не такой привлекательной, как мне бы хотелось, но все равно уверенная, что будет недурно.

Как только она удалилась, я отправилась в конец вагона, в туалет, и по дороге протиснулась мимо высокого мужчины, которому, наверное, слегка за сорок. У него темные волосы, он высок и хорошо сложен и тоже похож на пассажира, едущего на работу. Он тепло мне улыбнулся, когда мы разошлись – довольно тесно друг к другу, потому что коридор был узкий. Слегка коснувшись его, я, смутившись, поспешила дальше.

В поездах я предпочитала держаться особняком. Вскоре они станут неотъемлемой частью моей жизни, и я не хотела лишних встреч и разговоров с людьми. Поезд может стать превосходной декомпрессионной камерой между двумя моими жизнями. Эти две ночи в неделю – особенные, в которые не входят ни работа, ни проживание на квартире у сестры (что теперь, когда я приближалась к Лондону, выглядело не такой уж легкой перспективой), ни дом, со всем его чувством вины и утраченным очарованием.

Я лежала без сна на узкой койке, чувствуя, как поезд подпрыгивает на рельсах, неумолимо неся меня к столице, и ухмылялась, а затем вслух рассмеялась в полутьме от внезапной перемены в моей жизни. Шесть недель назад я вела бесцельную и тоскливую жизнь: была «женой Сэма» и «той женщиной в приемной врача». Я слонялась по Фалмуту и ездила без причины на пароме в Сент-Моус, несмотря на то что с трудом могла позволить себе стоимость проезда. Теперь я снова стала самой собой, мчалась обратно в большой город, порвав с ощущением неудовлетворенности и провала и бросаясь в работу, которую, как я надеялась, все еще могла хорошо выполнить. Себя я пыталась убедить, что делаю это единственно ради денег.

Поначалу мне казалось, что я не засну, однако довольно быстро провалилась в сон, а когда проснулась, поезд стоял. До меня доносились звуки снаружи, которые, несмотря на доки, мы не слышали в Фалмуте. Это шумы Паддингтонского вокзала во всей красе. Шум локомотивов и визг колес, предостерегающий окрик и отрывистый смех. Смазанный звук объявления по радио, несомненно, о каком-то поезде, хотя мне не удалось разобрать слова. За серым прямоугольником моей опущенной шторы притаилось утро.

Пока я тянулась за телефоном, засунутом в сетчатый карман возле постели, раздался резкий стук в дверь, и дружелюбный женский голос произнес нараспев: «Доброе утро! Завтрак!»

Я со щелчком отворила дверь, не покидая постели, и женщина вошла, поставила сервировочный столик и проверила, прочно ли стоит на нем поднос.

– Вы должны покинуть поезд к семи, – сказала она, уходя. – После этого можете подождать в зале ожидания Паддингтона, если хотите. Вы знаете, что на первой платформе есть зал ожидания?

– Благодарю вас, – кивнула я, – но я пойду прямо на работу.

Кофе оказался растворимым, а круассан – из пластикового пакета, но я все равно смаковала и то и другое. Я сфотографировала поднос с моим полусъеденным завтраком и отправила Сэму. Мне казалось, что ему будет приятно.

«Прибыла в Паддингтон, – написала я. – Меня здесь кормят. Все прекрасно. Через минуту отправляюсь на работу. Позвоню тебе позже».

Затем я постаралась, как могла, помыться с помощью мягкой мочалки для лица, которую мне выдали в поезде, и нанесла обильное количество дезодоранта. Я оделась в юбку, блузку и жакет, которые аккуратно повесила вчера вечером, и поскольку не было возможности вымыть и высушить волосы, встала перед зеркалом и потратила двадцать минут, закрепляя их в подобие шиньона с помощью многочисленных шпилек, которые взяла с собой. Я нанесла макияж, который делала, когда жила в Лондоне. Наконец я нанесла последний штрих: надела рабочие туфли. Я хранила их несколько лет, и, вероятно, к настоящему времени они перешли в разряд винтажных. Они на высоких каблуках, с перепонками, классические «Мэри Джейн», такого типа, которые секретарша из 50-х годов, наверное, надевала, выходя вечером из дома. Они темно-красные, и я их обожала. Я надела их, а вместе с ними – прежнюю заброшенную, полузнакомую личину.

Я улыбнулась своему отражению. Теперь я была настоящая, правильная Лара. Этих Лар за минувшие годы было множество, и теперь я поняла, что эта мне нравится больше всего. Деловая. Успешная. Элегантная. Та, что чертовски хороша в своем деле.

Эгоистичная, самодостаточная и незамужняя.

Семь часов. Я сошла с поезда вслед за женщиной, которой на вид было за пятьдесят. Она, как и я, одета для работы и решила проблему волос, надев широкую ленту, из тех, что люди надевают на пляже. Лента бледно-зеленого цвета, в тон ее костюму, и она ей шла.

– Доброе утро, – с широкой улыбкой сказала женщина, заворачивая на платформу и дожидаясь меня. Мне она сразу же понравилась. Если бы она была в книжке-раскраске, я бы раскрасила ее оранжевым и красным, с мягкими язычками пламени, которые выстреливают чем-то добрым в окружающих людей.

– Доброе утро. – Я чувствовала себя немного смущенно, но эта неожиданная волна товарищества заставила меня улыбнуться.

– Прямо на работу? – спросила она, глядя на мою экипировку. – Или сначала выпьете кофе? Мне всегда кажется, что станционный кофе настолько лучше того дерьма, которое подают в поезде, что было бы преступно не опрокинуть в себя чашечку перед трудовым днем. Ведь он бесплатный. То есть вы уже заплатили за него обильной ценой за купе. Так что просто обязаны его забрать.

– Я собиралась прямо на работу. – Я взглянула на старомодные часы на стене прямо перед нами. – Но сегодня мой первый рабочий день, и я наверняка распереживаюсь, если долго придется ждать, пока приготовят кофе в какой-нибудь кофейне. Так что вообще-то я могла бы выпить здесь. А если он приличный, тем лучше.

Я остановилась на секунду и глубоко вдохнула лондонский воздух. Он здесь грязный и пыльный от разных станционных механизмов, я его обожала.

Женщина лучезарно мне улыбнулась, и я прошла за ней в дверь, миновала мужчину в форме, сидящего за столом и читающего газету, и помахала перед ним билетом, по примеру спутницы. Комната была полна столов и стульев, высоко на стене экран без звука показывал какую-то программу с субтитрами. Женщина направилась прямиком к кофемашине. Мы обе взяли большие белые чашки на блюдцах, при взгляде на которые я вздрогнула: они напомнили чашку, которой Сэм иногда пользуется дома.

– Первый день? – переспросила она, когда мы сели за столик. Здесь стояла еда – выпечка и бананы на больших тарелках, но, как и моя спутница, я ни к чему не притронулась. Я попробовала кофе. Она права. Он оказался вполне приемлемый. – Почему? Были в декретном отпуске или что-то в этом роде?

Всегда всех тянет говорить о младенцах!

– Нет! Это долгая история. Переехала в Корнуолл со своим мужем. Бросила работу. Он получил там место. – Я замялась, не желая делиться этой своей историей с посторонним человеком. – Он и сейчас там работает. Мне предложили что-то вроде моей прежней должности по шестимесячному контракту, а мы нуждаемся в деньгах, поэтому я согласилась.

– Каждую неделю в Лондон и обратно в течение полугода?

– Да. А вы тоже? Каждую неделю в Лондон?

– Что-то вроде. Не постоянно, но довольно часто вы будете видеть меня по вечерам в воскресенье и в пятницу. Нас таких несколько. Иногда мы собираемся в коктейль-баре. Пятница для этого лучше всего подходит. Я Элен.

– Лара.

– Лара, – повторила она, глядя на меня оценивающим взглядом. – Очень эффектное имя. Оно вам подходит.

– Хм, спасибо. Я понятия не имела, что кто-то еще ездит вот так на работу. Я думала, я одна такая. А вы кем работаете?

– Банковское дело, знаете ли. В Лондоне я одна из ненавидимых банкиров, но никто на самом деле нас не ненавидит. В Корнуолле я просто женщина, которая работает в Лондоне.

– Почему вы не живете в Лондоне?

Элен пожала плечами:

– Я люблю Корнуолл. Мне нравится проводить там выходные. Это восхитительно. По мне, гораздо лучше жить вот так. Влюбляешься в поездки на ночном поезде, и это куда лучше, чем иметь какую-нибудь глупую квартиру в Клэпаме[10], как все остальные. Мой партнер живет в Корнуолле. Он фермер, так что для него вряд ли найдется место в большом городе. Поездки порой утомляют, но обычно я их обожаю. – Она улыбнулась и обвела взглядом помещение. – Тут нет шума и суеты. Люди ненавидят утро понедельника. А я – нет. – Она помахала кому-то. – Мне очень нравится.

– Очень рада это слышать. Послушайте, этот кофе не такой уж потрясающий, правда?

– Ах, боже мой, конечно. По сравнению с настоящим кофе. Впрочем, в нем есть кофеин и он сравнительно свежий. Мне важно, чтобы был кофеин.

– О, мне тоже. – Я запомнила, как Сэм настоял на отказе от кофеина в период попыток забеременеть. Мы оба убедили себя, что отсутствие кофеинсодержащих продуктов в наших организмах вдруг подтолкнет вялый сперматозоид к непокорной яйцеклетке и произведет ребенка там, где в ином случае его бы не было. Я всегда знала, что тонкая перенастройка Вселенной с целью сделать ее безрадостно декофеинизированной на самом деле не склонит чашу весов в нужную сторону, но все равно поддерживала это начинание, на всякий случай.

– У вас есть дети? – Я не хотела разговаривать на эту тему. Я страшно негодовала, когда незнакомые люди спрашивали меня об этом, и вот, пожалуйста, сама сделала то же самое. – То есть… извините, я не имела в виду…

Элен рассмеялась:

– Нет, Лара, нету. Честно говоря, я никогда их и не хотела. Я была замужем какое-то время, но стойко держалась, была против детей, потому что из этого ничего хорошего бы не вышло, и я это знала, ей-богу. Затем, когда я познакомилась с Джеффом, подходящее время уже прошло. Я рада, что у меня никогда не было детей. Я не смогла бы жить этой шизоидной жизнью. Как я догадываюсь, у вас их тоже нет?

Я посмотрела на свой кофе. Пенистая молочная пленка уже исчезла с его поверхности. Подобный разговор, даже со столь дружелюбной незнакомкой, был совсем не легок.

– Мы пытались несколько лет. Мой выход на работу в некотором роде знаменует нашу неудачу. – Взглянув на нее, я быстро добавила: – На самом деле все к лучшему. Действительно к лучшему. Я никогда особенно не мечтала стать матерью и рожать детей. Это было больше нужно Сэму, не мне. Конечно, я любила бы своего ребенка, если бы он появился, но этого не произошло. И вот уже задача деторождения поглощает тебя целиком, становится навязчивой идеей, и внезапно оказывается, что все стороны твоей жизни подчинены инъекциям и циклам, и каждый постоянно спрашивает: «Так что же, будут у вас дети?» Как будто мало того, что вы и сами друг с другом говорите только об этом. А Сэм фактически не мог говорить и думать ни о чем другом, и к тому времени, когда мы все-таки оставили свои усилия, я не чувствовала ничего, кроме громаднейшего облегчения. Я рада, что перешла к чему-то новому.

– Ну, вот это другой разговор. – Она подняла свою чашку с кофе. – Ваше здоровье, Лара. Добро пожаловать в новую жизнь. Счастливого начала.

Мы встали, забрали свои сумочки и вместе тронулись в начале понедельничного часа пик через Паддингтонский вокзал, по направлению к подземке, навстречу работе и лондонской жизни.

Глава 4

Рабочий день прошел легче всего. Первую пару часов я знакомилась с людьми, разбиралась, что к чему, и входила в курс проекта. Он обещал быть интересным – планировалась застройка позади галереи Тейт Модерн: я буду превращать промышленные склады в квартиры и ресторан. Я начала с основ проекта, прокручивая каждый шаг у себя в голове. Это территория с высоким горизонтом грунтовых вод, высокой вероятностью археологических осложнений и активным местным сообществом, отслеживающим каждый наш шаг.

Я хорошо знала свое дело и вернулась к работе легко и профессионально. Несмотря на мой неожиданно личный утренний разговор с Элен (который оставил у меня ощущение обнаженности и о котором я немедленно пожалела) или, возможно, именно из-за него я была дружелюбна, но сознательно держала дистанцию с новыми коллегами, многие из которых были моложе меня.

Я покинула офис в шесть тридцать, довольная собой.

Через Ковент-Гарден[11] я направилась к квартире сестры. Она жила на до неприличия безупречной улице в центре большого города. Был ранний вечер, светило солнце, и улицы были полны освободившимися работниками, туристами, студентами, а также разнообразными людьми, не поддающимися классификации. Я чувствовала в воздухе возбуждение, и, хотя я любила Фалмут и Корнуолл, в глубине души знала, что я лондонка. Я лондонка и вернулась домой, и даже необходимость уживаться с Оливией не могла умерить мой прилив счастья.

В какой-то момент я представила себя героиней книги. Это была бы детская книжка с картинками под названием «Лара в Лондоне». Я изображена в элегантном стиле, как женщина из шикарного модного журнала тридцатых годов, с осиной талией и шиньоном, и уверенно шагаю по городу навстречу приключениям. Эти приключения не подчинены какому-то определенному ритму, потому что «Лара в Лондоне» – это больше путеводитель по городским достопримечательностям, чем роман. В данный момент я обхожу, цокая каблучками своих восхитительных туфель, центральную площадь Ковент-Гарден, мимо людей, мерзнущих со своим пивом за столиками на улице, и уличного затейника, жонглирующего стульями на красном коврике, в окружении собравшейся поглазеть на него толпы. Проходя, я помахала ему, ощущая себя настолько могущественной, что, казалось, смогу заставить его помахать в ответ и испортить свой номер. Он, конечно, меня даже не заметил, но мое воображение моментально трансформировало жонглера в его иллюстрированную версию, с преувеличенно круглыми щеками, оттененными короткой щетиной.

Магазин «Маркс и Спенсер» напротив входа в подземку – мой первый пункт назначения. Покупая вино, оливки и сливочный варенец – дома у сестры не буду даже пытаться сделать вид, будто привезла их из Корнуолла, – я твердила себе, что все будет хорошо. Я повторяла это снова и снова так уверенно, что начинала в это верить. Оливия сказала, что не против, если я буду жить у нее в течение всей рабочей недели. Но я уверена, лишь из вежливости.

Мне было прекрасно известно, что на самом деле сестра совсем не рада моему присутствию. Я не видела ее полтора года, потому что на прошлое Рождество мы отправились к родственникам Сэма, а когда 28 декабря добрались до моих родителей, она куда-то «уехала с друзьями».

Я попыталась внушить себе, что, поскольку мы отдохнули друг от друга, вероятно, все будет хорошо. Перерыв – это именно то, что требовалось нашим отношениям. Мы никогда не были дружны в детстве или подростковом возрасте, а став взрослыми, катастрофически рассорились. Она не знала об одном важном событии в моей жизни, однако мой муж тоже не в курсе. Мы никогда не были друзьями, даже в самом поверхностном смысле. Она родилась, чтобы меня ненавидеть; я предполагала, что какой-то мой поступок мог спровоцировать эту ненависть, но я не пыталась портить отношения намеренно. Ее неприязнь была стойкой и неподдельной, и Оливия вела себя так, что я невольно возненавидела ее в ответ.

Я всегда скептически относилась к превозносимой другими сестринской близости. В сущности, я не могу отделаться от ощущения, что все это притворство, что под внешней личиной каждой пары любящих сестер скрывается некий вариант нас с Оливией, постоянно пестующих взаимное недовольство, начавшее копиться в тот день, когда был зачат второй ребенок.

Однако сейчас нам, возможно, удастся выстроить новые отношения. Нам обеим за тридцать, и у нас могло бы получиться. Есть шанс, уговаривала я себя, расплачиваясь дебетовой карточкой. Возможно, скоро я смогу произнести слова «моя сестра» без привычного укола жгучей неприязни. Эти мысли заставили меня ринуться за букетом белых роз с витрины. Я заплатила за них отдельно, кэшбэком[12], и бросила извиняющийся взгляд на мужчину, стоящего за мной в очереди. Наверно, я должна была встать в конец очереди, чтобы сделать вторую покупку. Но мужчина нервозного вида, лет сорока с лишком, кивнул и сказал: «Красивые цветы» – с австралийским акцентом. Я благодарно улыбнулась, стараясь стряхнуть с себя внезапное чувство, что встречала его прежде. Это же Лондон: конечно же, не встречала.

Лишь однажды Оливия передо мной извинилась. Но вскоре мы вернулись к нашему привычному взаимному пренебрежению. Она преодолела эту свою оплошность легко и быстро. Это был единственный раз, когда она сделала по отношению ко мне что-то конкретное, о чем все знали и на что я могла указать и сказать: «Ты это сделала». Тем не менее, если бы мне случилось упомянуть об этом сейчас, она бы надо мной посмеялась.

Ее улица изменилась с тех пор, когда я была здесь в прошлый раз. Она берет начало от Лонг-Акр[13] и считается страшно модной. Тут находится большой универмаг винтажной одежды, центр йоги, вход в новый дворик, полный высококлассных магазинчиков. Я прошла ее до конца, поглядывая на расположенный у дороги паб. Он выглядел уютным. Возвышающийся рядом с ним дом украшали миллионы гераней в ящиках на окнах, а между ними вились ползучие побеги. Торопливо опрокинутый в себя глоток водки придал бы мне смелости.

Я, конечно, отказалась от этой мысли, как мне ни хотелось, и направилась к многоэтажному зданию, в котором жила Оливия. Ясное вечернее солнце вдруг стало холодить мне щеки. Со времен моего предыдущего визита классический фасад дома был обновлен и теперь сиял красным кирпичом. Сестра проявила проницательную практичность, купив эту квартиру, когда получила свою первую работу и когда Лондон был на пороге всплеска ценовой недоступности.

Над головой с неожиданным криком пролетали птицы. Какой-то мужчина двигался в мою сторону, и я смотрела на него отчаянным взглядом, как будто он мог спасти меня от необходимости нажать кнопку домофона. Он медленно прошел мимо по другой стороне улицы, разговаривая по телефону.

– Угу, конечно, мы могли бы, – говорил он, – но тебе придется справиться с реакцией Годдарда, приятель. Я снимаю с себя ответственность.

Мне захотелось спросить, кто такой Годдард и какова будет его реакция, но вместо этого я нажала на кнопку, и дверь со щелчком открылась, без единого слова из переговорного устройства.

Она ждала меня на лестничной площадке. Ковер был заменен со времен моего прошлого визита, но стены остались по-прежнему неряшливыми.

Я перевела дух.

– Оливия! – выдохнула я, стараясь не замечать пренебрежения в ее жестком взгляде. – Как чудесно тебя видеть! – Я направилась к ней, чтобы обнять, затем отказалась от этого намерения, почувствовав ее ледяную холодность. – Большое тебе спасибо за то, что согласилась меня приютить. Как поживаешь? Выглядишь отлично. Вот, я тут принесла тебе кое-что. Цветы и кое-какой вклад в хозяйство.

– Да, – бросила она. – Конечно. Спасибо.

Она провела пальцами по волосам – черным и более коротким, чем раньше. Ей шла короткая стрижка: Оливия подстриглась «под мальчика», что придало ей юный вид и французский безжалостный стиль, который немногие могли бы вынести.

Квартира у нее маленькая, но красивая, с окнами на фасаде, сквозь которые солнце заливает светом каждый кусочек гостиной и главной спальни бо́льшую часть дня. Кухня, ванная комната и маленькая спальня по сравнению с ними мрачные, но я заметила, что теперь сестра повсюду развесила китайские фонарики, чтобы противостоять темноте в своей характерной агрессивно-эксцентричной манере.

Оливия поставила пластиковый пакет с покупками в тускло освещенной кухне, даже не взглянув на него. Я последовала за ней в гостиную, где она упала в потертое кожаное кресло, являющееся частью этой комнаты все время ее проживания здесь, хотя теперь оно было покрыто лиловыми и серебряными подушками. Я заняла место на кремовом диване и адресовала сестре фальшивую улыбку.

– Ты приехала, – произнесла она. – И как прошел первый день возвращения к славной карьере?

– Все было прекрасно, – пролепетала я. – Действительно замечательно. Вновь погрузилась в самую гущу. Провела день, проверяя разрешение на перепланировку, чем я всегда раньше занималась. Все было в точности как в старые времена. Но как ты, Оливия? Как работа? И как все остальное?

– О, сама знаешь. Ничего особенного. Рутина.

Я рассмеялась:

– У тебя совсем не рутинная жизнь. Сама знаешь.

– Изнутри все выглядит иначе. Но как бы то ни было. Родители хотят тебя видеть. Они придут на обед в среду. Папа заказал столик в «Пицца Экспресс». Само собой. Поскольку в Лондоне нет другого ресторана.

– О! Хорошо.

Я сидела и отчаянно улыбалась. Оливия подтянула под себя ноги и теперь сидела, свернувшись в кресле, как кошка. Она очень худая, заметила я. И задалась вопросом, уместно ли будет пойти и принести только что купленное вино, открыть его и налить нам обеим по большому бокалу. Сестра намеренно проигнорировала мои покупки и теперь улыбалась мне саркастической улыбкой.

Я старшая сестра. Я, как она настойчиво всю жизнь повторяла, – «золотой ребенок». Золотые дети могут принимать на себя ответственность.

– Хочешь есть? – спросила я. – Я принесла кое-какую еду. Если хочешь, могу что-нибудь приготовить.

Она скажет «нет», но, по крайней мере, это даст мне благоприятную возможность уйти на кухню и поесть самой.

– Вообще-то я сегодня вечером ухожу.

– О, здорово.

– Ах, здорово? Ну еще бы. Хорошая квартира вся в твоем распоряжении.

– Я не это имела в виду! Куда ты идешь?

– О, просто прогуляться. – Оливия пыталась накрутить прядь волос на палец, хотя ее волосы недостаточно длинны для этого, и тихонько посмеивалась.

– Ладно, – сказала я, поднявшись. Наши разговоры никогда не занимали много времени, хотя эта встреча побила рекорд. Большие деревянные дорожные часы[14] с распродажи из багажника[15]