Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Представьте, что недавно вам исполнилось восемнадцать лет. Еще неделю назад у вас было все: любящая семья, богатство, планы на жизнь. А утром за вами пришел колдун-изгой, мрачный тип, которого боятся и ненавидят. И заявил, что вы — первенец, обещанный ему еще до вашего рождения... Это история о монстрах, что приходят под покровом тени, о страсти, которая вспыхивает, когда ее совсем не ждешь, о любимых, которые вонзают кинжал в самое сердце… И об истинных чувствах, которые так сложно распознать, даже если ты сильнейший маг, в прошлом бывший великим, а ныне — изгнанник, подло преданный теми, кому служил всю жизнь...
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 522
Veröffentlichungsjahr: 2024
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Платунова А. С., 2021
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021
Это не могло быть правдой! Это сон, всего лишь страшный сон, и сейчас я проснусь!
Моя босая нога наступила в холодную лужу, чулок мгновенно напитался влагой. Я никогда не выходила из дома босиком! Даже летом. Разве что когда я была совсем маленькой, нянечка разрешала мне пробежаться по зеленой травке на лужайке перед домом. А теперь, как бы я ни упиралась, как бы ни цеплялась за перила, рука скользила по дереву, отполированному прикосновениями десятков поколений моей семьи, а левая нога уже съехала с нижней ступени прямо в грязь.
– Мамочка! – снова закричала я. – Папуля!
А этот страшный человек продолжал настойчиво и молчаливо тянуть меня за собой, ухватив за локоть. Так, будто имел на это право. Так, словно я принадлежала ему. Он ничего не говорил после тех слов, которые произнес, когда появился на пороге моего дома.
– Агата, время пришло. Я забираю тебя, – так он сказал, схватил меня за руку и поволок на улицу.
На мне было легкое домашнее платье, совсем не подходящее для ветреной погоды ранней весны, и тонкие чулки. В первые секунды я подумала, что это шутка, придуманная моим братом Верном: он младше меня всего на год, а такое ощущение, что совсем еще ребенок. Верн частенько устраивал глупые розыгрыши то ли от скуки, то ли из-за желания меня позлить. Несколько дней назад он подложил мне в кровать лягушку, а потом, когда я с криком выбежала из комнаты, смеялся так, будто ничего забавнее в своей жизни не видел. Вот я и подумала, что это его рук дело.
Хотя я с трудом могла представить, как Верн сумел договориться с этим мрачным типом, от одного взгляда на которого кровь стынет в жилах.
Тёрн. Ума не приложу, настоящее это имя или нет. Возможно, этого человека с растрепанными черными волосами, достающими до плеч, человека, неизменно одетого в темный плащ с капюшоном, человека, чье лицо всегда выражало лишь безразличие и презрение, прежде звали как-то иначе, но жители Фловера говорили просто «Тёрн». Или «колдун».
– Оставьте меня, – сказала я вполне миролюбиво, хотя незваный гость сильно сдавил мой локоть, но я помнила о том, что воспитанная девушка всегда должна держать себя в руках. – Шутка не смешная.
Он ничего не ответил. Ничегошеньки. Даже не посмотрел в мою сторону и не произнес ни звука после слов о том, что забирает меня.
Вот тогда я и начала кричать, упираться, звать на помощь. Мама должна быть в гостиной. Папа еще утром заперся в кабинете. Верн и Корн на занятиях в классной комнате наверху. Младшие сестренки занимались музыкой, а я вышивала, глядя на них. Сняла туфли и забралась с ногами на диван. Потому и оказалась босиком, когда слуга пригласил меня к двери.
– Леди Агата, вас спрашивают, – сказал он поклонившись, вот только взглянул удивленно и встревоженно.
Тогда я не придала этому значения. Поспешила к двери, не утруждая себя выуживанием туфель из-под дивана. Я так торопилась, потому что надеялась, что получу весточку от Даниеля. Прошла неделя с моего дня рождения, неделя, как я его не видела, а уже скучала.
Даниель по приказу отца отправился со своим отрядом к границе Тени. Никто не объяснил, почему такая спешка, но слухи разлетались быстро. Говорят, миражи снова полезли из Сумрака. Он уехал не попрощавшись, но я не сомневалась, что Даниель черкнет хотя бы пару строк, когда представится возможность, чтобы успокоить меня.
Я бежала к двери, а сама ощущала снова, как наяву, прикосновение кончиков пальцев к моей щеке, когда он поправил выбившийся из прически локон.
– Вот ты и стала взрослой, Агата, – тихо сказал он.
Всего несколько простых слов, от которых внутри все затрепетало, как от самых жарких признаний. «Вот ты и стала взрослой…» Неделю назад мне исполнилось восемнадцать. А значит, Даниель сможет обратиться к моему отцу с предложением руки и сердца. Его род – род Винтерс – так же богат и знатен, как мой: род Даулет. Отец согласится. Я стану женой Даниеля. Любящей, любимой и самой счастливой в мире.
Я ожидала письма или, возможно, подарка, милой безделушки – кружевного платка, колечка или розы, но у двери стоял тот, кого я меньше всего думала увидеть. Колдун. Вода стекала по его черному плащу. Он откинул капюшон, и темные острые глаза оглядели меня с ног до головы придирчиво, точно вещь.
А потом случилось то, что случилось.
– Мамочка! Папуля!
Я уже обеими ногами стояла в жирной весенней жиже, удерживаясь за перила буквально кончиками пальцев. Из дома выбежали слуги. Они спешили мне на помощь, и я на секунду вздохнула с облегчением, даже посмотрела на сумасшедшего колдуна с толикой жалости. От него сейчас живого места не оставят! Я однажды видела, как Уолтер, наш дворецкий, отколотил тростью бродягу, так тот едва унес ноги!
Следом на крыльцо вышел отец.
– Папуля! – обрадованно крикнула я.
Но папа, странное дело, на меня не посмотрел. Отец выглядел так, словно ему нездоровилось. Я всегда гордилась его выправкой и статью, тем, как открыто он смотрит в глаза собеседнику. Но сейчас папуля будто постарел лет на десять. Его обычно прямая спина сгорбилась, будто на плечи давил непосильный груз.
Он сделал знак слугам. Я даже сначала не поняла, что это значит. А потом… Это просто не могло быть правдой. И слуги тоже не поверили.
– Генерал Даулет?.. – растерянно переспросил Уолтер.
– Отпустите… его… – с усилием проговорил отец. – Пусть уходят… Вдвоем…
Губы его ходили ходуном. На меня он так ни разу и не посмотрел. Развернулся и ушел в дом. Закрыл за собой дверь.
Слуги переглядывались, не понимая, что происходит. Но приказа хозяина они ослушаться не посмели. Может быть, они подумали, что отец таким образом решил наказать меня за какой-то проступок. Не знаю…
– Папа! Папа! – кричала я, совершенно забыв про воспитание и манеры: ужас тисками сжал сердце. – Мамуля! Мама! Верн! Корн! Ада! Ирма!
Я случайно подняла голову и увидела свою семью в окне второго этажа. Мама рыдала, прижав к глазам платочек. Ада и Ирма стояли, вцепившись друг в друга. Они ничего не понимали, переводили испуганные глаза с меня на маму, потом Ирма, которой было всего десять, тоже начала плакать. Я не слышала, что она говорит, но по губам догадалась, что она повторяет мое имя: «Агата, Агата…» Верн был бледен, но, когда Корн рванул ко мне на помощь, поймал его за воротник и поставил рядом с собой. Я не поняла, что Верн сказал брату, но, кажется, что-то вроде: «Отец не велел…»
Тёрн дернул меня сильнее, и мои пальцы, которыми я из последних сил продолжала держаться за перила дома и за свою прежнюю жизнь, разжались.
– Идем, – сухо произнес он. – Идем, Агата.
Он поволок меня за собой. Меня трясло от пронизывающего ветра, ноги окоченели, руки покрылись мурашками от холода. Я чувствовала себя грязной нищенкой. Да получается… я и была теперь нищенкой. Без дома, без семьи.
За что они так со мной? Почему бросили? Почему отдали этому чудовищу? Еще минуту назад я боролась изо всех сил, но теперь побрела вперед, утопая в черной весенней жиже. Переставляла ноги, точно механическая кукла.
Это неправда. Это не может быть правдой. Это не со мной.
Споткнулась, упала, попыталась подняться и вся перепачкалась. Я знала, что все смотрят на меня. Слуги, родители, братья и сестры. О чем они думают сейчас, глядя, как я стою на коленях в грязи?
Я все-таки сумела встать, но сделала только два или три шага. Сознание помутилось от нереальности и несправедливости происходящего. В глазах потемнело, и я впервые в жизни упала в обморок.
Первые секунды после того как я пришла в себя, я чувствовала огромное облегчение.
«Какой яркий сон, – думала я. – И такой жуткий! Все, больше на ночь пирожных не ем!»
Было так хорошо и легко лежать в полудреме. Но потом я почувствовала, что ступням холодно от того, что я лежу в мокрых чулках, а когда ощупала подушку под головой, то вместо шелковой наволочки обнаружила грубое суконное одеяло, свернутое в несколько раз.
Я боялась открывать глаза, но сколько можно оттягивать момент… Вздохнула поглубже и огляделась.
– Мамочки… Мамочки…
Я снова и снова звала маму, будто стала малышкой. А ведь я старшая в семье и привыкла быть самой взрослой и ответственной. Но сейчас вся моя взрослость слетела с меня, словно шелуха.
Я была совершенно одна в крошечной комнатке, больше напоминающей чулан. На полу вдоль стен расположились сундуки и ящики, на полках стояли банки и ларцы. На узкую лавку, заменившую мне постель, был брошен тонкий тюфяк, слежавшийся от времени. Он был накрыт рогожей, в изголовье лежало грязно-серое одеяло. И непонятно было, то ли оно изначально такого цвета, то ли стало таким с течением времени. На полу валялись комки пыли вперемешку с обрывками бумаги и прочим мусором. На окне вместо занавески висела пожелтевшая тряпица.
– Мамочки…
Я забралась с ногами на лавку, накрыла колени подолом. Еще совсем недавно мое домашнее платье из тонкого батиста было нарядным и славным, теперь же его усыпали пятна засохшей грязи, а еще я порвала его по шву, когда упала.
Мне было очень страшно. Так страшно, что кончики пальцев заледенели. Удивительно, но плакать я не могла. Я вообще редко плачу. Мама всегда говорила, что я должна стать примером для младших сестер, образцом достойного поведения.
«Когда придет время выйти замуж, женихи в первую очередь обратят внимание на добродетельность девушки, ее скромность и умение себя держать. А уже потом на красоту и ум», – так всегда говорила мама, и я верила ей.
Я была хорошей дочерью. Послушной и разумной, никогда не перечила. Почему же я теперь здесь, мамочка?
Говорят, слезы приносят облегчение, но мои глаза оставались сухими. Наверное, у меня шок. Я услышала это слово от лекаря, когда он приходил осмотреть Геллу, нашу служанку. За день до этого у нее на границе Тени погиб муж. Гелла после этого и сама словно превратилась в призрака – не ела, не пила, не разговаривала. И не плакала.
Вот и у меня шок. Только никто не пригласит лекаря, чтобы помочь мне. Никто не придет, кроме…
Я с ужасом посмотрела на закрытую дверь, только в эту секунду до конца осознав, где нахожусь. Нет никаких сомнений, что я в доме колдуна – заперта в одной из комнат.
Этот дом я несколько раз видела издалека. Черный, жуткий, как и сам Тёрн. Он стоял за чертой города, и вела к нему одна-единственная тропинка. Такая узкая, что не подъедешь ни в экипаже, ни на телеге. Приходилось идти пешком. Наверное, именно поэтому добирались до дома колдуна лишь те, у кого действительно в этом была нужда.
– Смотри, Агатка, будешь такой вредной, родители отдадут тебя колдуну! – однажды ляпнул Верн, получив от меня затрещину за очередную дурацкую проделку.
Мы как раз проезжали мимо развилки – широкий рукав вел в город, а заросшая травой дорожка, петляя между чахлых кустиков, устремлялась к двухэтажному деревянному строению, покосившемуся и мрачному. Дом колдуна скрывался за стволами деревьев небольшого запущенного сада, и мне никогда не удавалось хорошо его разглядеть.
– Заткнись! – рявкнул на Верна отец, хотя на детей он старался не повышать голоса.
Помню, я удивилась вспышке гнева обычно выдержанного отца.
А сейчас мне припомнились и другие странности.
Тёрн иногда появлялся в нашем доме, и никто его не прогонял, наоборот, с почтением провожали в кабинет отца. Не знаю, о чем они беседовали там, но как-то раз я пробегала мимо – мы с сестренками затеяли игру и носились по этажам, словно белки, – и услышала, как отец громко о чем-то просит этого страшного человека:
– Неужели нет никакого способа изменить договор? Я готов заплатить любые деньги! Возьмите дом. Возьмите меня! Оставьте ее нам…
– Нет, – раздался глухой голос. – Нет, это невозможно.
О ком они говорили тогда?
А еще я вспомнила, как меня, тогда пятилетнюю малышку, зачем-то представили колдуну. Я уже легла спать, но няня разбудила меня, заставила одеться, а я капризничала и терла глаза. Она на руках отнесла меня вниз, в гостиную, и передала маме. Мама прижала меня к груди крепко-крепко, точно боялась, что я развеюсь, подобно туману.
– Так вот, значит, какая она… – задумчиво произнес чей-то хриплый, резковатый голос.
В следующую секунду жесткая рука взяла меня за подбородок, заставляя поднять голову от маминого плеча. Я увидела человека, одетого в черное. Своим обликом он напоминал ворона. Черные волосы, черный плащ, длинноватый нос. Темно-карие глаза пристально вглядывались в меня. Я испугалась и разревелась.
– Унесите ее, – дрожащим голосом приказала мама. – Все, вы увидели нашу Агату, господин Тёрн. У нас еще есть время… Не тревожьте ее пока…
– Не господин. Просто Тёрн, – колдун скупо ронял слова, словно каждое стоило по монете. – И помните, вы не должны ей говорить. Никогда. Я скажу сам, когда придет время.
Он развернулся и ушел, а мама все никак не могла со мной расстаться, баюкала и целовала, хотя я была уже совсем сонная и тянула руки к нянечке.
– Ненавижу, – шептала моя добрая, ласковая мама. – Если бы я только знала, что это будет так… Я бы никогда!.. Я бы ни за что… Агата, моя кровиночка!
– Если бы не этот договор, ты была бы уже мертва, – сказал папа.
Почему же я забыла такой важный разговор? Почему он вылетел у меня из головы?
«Время пришло, я забираю тебя», – сказал страшный человек, похожий на ворона, и похитил меня из родного дома, а моя семья просто стояла и смотрела, как меня уводят.
Они знали, что так будет! Они готовились к этому много лет. Мама и папа заранее оплакали меня, попрощались. И хотя им сейчас очень плохо, у них остались Верн, Ада, Корн и Ирма, у них остался дом и вся их прежняя жизнь. А у меня не осталось ничего…
За какие долги вы расплатились мной? Как же так? Ведь я ваша дочь! Я росла в тепле и любви. Я всю жизнь готовилась к роли жены и матери, я умею вышивать, играть на арфе и петь. Я не выживу здесь!
– Мамочка… – прошептала я, но тут другое имя пришло мне на ум, а вместе с ним в сердце всколыхнулась надежда. – Даниель!
Он любит меня! Он спасет меня! Он увезет меня из этого дома, от этого ужасного человека. Мы по – женимся и будем жить долго и счастливо! Надо только дать ему весточку!
Воодушевленная мыслями о женихе, я немного приободрилась, разгладила платье и села, распрямив спину. Когда колдун явится за мной, я встречу его, глядя прямо в его жгучие черные глаза.
Я и ждала, и страшилась этого момента. Неизвестность пугала. Я не представляла, зачем я ему – девочка из благородной семьи. Я не умею ни убираться, ни готовить, ни штопать, ни стирать. Едва ли его заинтересует мое пение или игра на арфе. Так зачем же?..
Я вскрикнула, но тут же, испугавшись, прикрыла рот ладонью. О такой возможности я сразу не подумала, но есть одна вещь, на которую сгодится любая девушка. Неужели это то, о чем я думаю? Нет, не может быть!
Против воли в моем воображении рисовались картины одна другой страшнее. Я представляла, как Тёрн раздевает меня, изучающе разглядывая холодными глазами. Видела, как в ответ на мои мольбы он кривит губы в едкой усмешке. Едва ли он станет что-то объяснять или уговаривать меня. Я его добыча. Я его собственность. Он сделает меня своей наложницей еще прежде, чем солнце уйдет за горизонт.
Напрасно я вскрикнула – колдун услышал меня. В коридоре раздались неторопливые шаги. Так уверенно мог идти только сам хозяин дома. Потом повернулась ручка двери, и вот я, перепуганная, испачканная в грязи, босая и жалкая, предстала перед Тёрном.
Колдун всегда был немногословен, он и сейчас лишь кивнул, оглядев свою пленницу. Он молчал, и я молчала тоже, однако, хоть сердце скакало в груди испуганным зверьком, решила во что бы то ни стало не отводить взгляд.
Впервые мне предоставилась возможность как следует разглядеть Тёрна. Обычно вид колдуна был мне так неприятен, что я торопилась пройти мимо, опустив голову. Я никогда не задумывалась, сколько лет этому человеку. Почему-то он всегда казался мне жутко старым, воображение дорисовывало морщины, которых на самом деле не было. Удивительно, но колдуну, стоящему сейчас передо мной, едва ли можно было дать больше тридцати лет. Такое ощущение, что с того момента, когда меня, сонную малышку, показали ему в доме моего отца, он не состарился ни на один день. Хотя чего ожидать от колдуна? Ему могло быть сейчас и тридцать, и пятьдесят, и сто пятьдесят лет.
Выглядел Тёрн довольно небрежно. Было очевидно, что он не слишком старается следить за внешностью. Волосы отросли до плеч, на лице двухдневная щетина, плащ помят, на рукаве я заметила наспех сделанную латку. Кто штопает его одежду? Кто готовит еду? Колдун и его дом пользовались такой репутацией, что едва ли нашлось много желающих наняться в служанки.
На груди Тёрна поверх одежды висел медальон на толстой цепи. Синий камень в центре пульсировал, точно сердце. Магическая вещица, сразу ясно. Колдун был бледен и казался страшно усталым, лишь темные глаза на его лице светились умом и силой.
В глаза я посмотрела в последнюю очередь, когда набралась решительности. А Тёрн разглядывал меня с совершенно непроницаемым лицом.
– Я все равно убегу, – прошептала я.
– Нет, – ответил Тёрн. – Не убежишь.
Он вздохнул, как человек, которому предстоит долгое, нудное, но необходимое дело. Видно, таковым он считал разговор со мной. Ему, затворнику, не привыкшему зря растрачивать слова, каждая фраза, вероятно, давалась с трудом. В глазах, обращенных ко мне, не было ни капли жалости, только неудовольствие от того, что придется тратить на меня время.
– Покажи мне правую ключицу.
– Что? – опешила я.
Тёрн сделал шаг навстречу, его быстрые пальцы коснулись воротника платья, но я отпрянула, сжала руки на груди. Зажмурилась, готовясь к худшему.
– Ты… изнасилуешь меня?
Как же тяжело было произнести эти слова благовоспитанной девушке из хорошей семьи. Мама запрещала говорить о таких вещах даже шепотом, да что там, мы и думать о подобном не смели. Хотя, конечно, я знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной после свадьбы. И знала о том, что некоторые мужчины… Я как-то подслушала разговор служанок… Щеки мгновенно покраснели от одного воспоминания.
– Твой отец говорил мне, что ты умна, Агата, – сказал Тёрн. – Если это на самом деле так, то ты должна понимать смысл сказанного. Я попросил показать ключицу, а не…
Он резко оборвал сам себя, будто эта длинная речь его утомила.
Я сглотнула и торопливо, путаясь в завязках, развязала горловину платья. Действительно, не время изображать испуганную дурочку. Хотя я, несомненно, была напугана, но, похоже, манеры, привитые мне с детства, придется оставить за порогом этого дома. Если я хочу когда-нибудь вернуться в семью, ни в коем случае нельзя позволить страху завладеть разумом.
Я приспустила ткань платья с плеча и показала ключицу. Прямо на косточке у меня располагалась необычная родинка, похожая на пятиконечную звезду. Неужели именно ее хотел увидеть колдун? Хотя руки тряслись – ведь я не знала, что последует дальше, – я постаралась, чтобы голос звучал спокойно.
– Ты это хотел увидеть?
– Да, Агата. Посмотри.
Тёрн без лишних предисловий рванул ворот и освободил плечо. На его ключице обнаружилась такая же звезда, только из четырех лучей.
– Ты неглупая девушка и, уверен, уже догадалась о том, что ты первенец, обещанный мне еще до твоего рождения.
Я первенец, обещанный еще до моего рождения… О боги… Только сейчас все встало на свои места. Конечно, я, как и все дети, слушала сказки о первенцах, которых обещали отдать колдуну за какую-нибудь услугу, но и подумать не могла, что подобное случится со мной.
Я задрожала от обиды.
– Почему они мне не сказали? Почему я ничего не знала? Почему вот так, по грязи, босую? Зачем? За что?
Я почти кричала: боль, что заполняла сердце, искала выход, а в лице Тёрна не дрогнул ни один мускул, не отразилось ни одной эмоции.
– Ты ничего не знала, потому что я запретил твоим родителям рассказывать. Вовсе не из жалости. Так было нужно. Магия слишком тонкая и сложная материя. Есть множество вещей, о которых ты пока не имеешь представления. Постепенно я открою их тебе. Но не сегодня.
– За какую услугу расплатились мои родители? Зачем я тебе?
– Об этом мы тоже поговорим в свое время. А пока привыкай к дому. Ты можешь прогуляться по комнатам, по саду. Пока тебе откроются не все комнаты.
– Я убегу! – запальчиво пообещала я. – Я здесь не останусь! Меня никто не спросил, хочу ли я стать первенцем, предназначенным в уплату долга. У меня есть жених! Даниель! Он спасет меня!
Я впервые увидела, как колдун усмехнулся.
– Убежишь? Ну попробуй.
Дверь была приоткрыта – Тёрн не запер ее, а сам он достаточно далеко отошел от выхода, и я смогла бы беспрепятственно проскользнуть мимо.
Почему бы и нет? Набрав в грудь воздуха, я рванула в коридор. Едва не растянулась на поехавшей под ногами половице, но выровнялась и понеслась вперед, надеясь, что не окажусь в тупике. В глаза бил свет из окна, расположенного в конце длинного коридора, слепил и мешал рассмотреть детали обстановки. Я увидела несколько запертых дверей, деревянные панели на стенах – краска на них давно облупилась. Кое-где висели гобелены, теперь потемневшие от старости. На потолке в нескольких местах сохранилась лепнина, но по большей части она давно осыпалась. Когда-то, вероятно, это был красивый дом.
Я неслась вперед, хватая воздух ртом, как рыба. Мне чудилось, что колдун вот-вот меня догонит, казалось, что деревянный пол позади меня содрогается от его шагов. Я резко обернулась, чтобы встретить опасность лицом к лицу и, если понадобится, дать отпор, но, странное дело, я по-прежнему была в коридоре одна.
Шмыгнув носом, я убрала с лица пряди и потихоньку пошла вперед. Даже удивительно, каким длинным оказался коридор, ведь снаружи дом выглядел совсем небольшим. Двери, двери, гобелены, вытертые половицы под ногами… Но вот наконец-то обнаружилась лестница, ведущая вниз.
Я еще раз оглянулась, ожидая погони. Никого.
«Думаешь, я не уйду? Как это понимать?» – растерялась я.
Но потом просто выкинула эти мысли из головы. Я скоро вернусь к семье! От дома колдуна до развилки добираться около получаса, а потом на тракте меня кто-нибудь подберет.
Родители меня примут! Не выгонят же они свою родную дочь? Мы что-нибудь обязательно придумаем вместе! Должен найтись выход.
Так я размышляла, торопливо сбегая по ступенькам. Один лестничный пролет, второй, третий. От площадок между лестничными пролетами в обе стороны разбегались коридоры. Сколько же здесь этажей? Я была уверена, что только два.
Когда я уже начала предполагать, что заколдованная лестница никогда не закончится, я неожиданно оказалась перед открытой дверью.
Колдун ее не запер? Почему? Мне бы обрадоваться, но сделалось тревожно. И эта его усмешка: «Ну попробуй».
– И попробую! – сердито проворчала я себе под нос.
Низенькое крыльцо выходило в сад. Если скопище деревьев и кустов вообще можно назвать садом – скорее это был кусочек дикой природы. Создавалось ощущение, что дом колдуна вырос прямо посреди первозданного леса. А сейчас, ранней весной, когда снег уже растаял, обнажив черную землю и голые переплетенные ветви, выглядел этот лес жутко и зловеще.
И ни тропинки, ни дорожки, если не считать таковой цепочку следов, тянувшихся по грязи к крыльцу. Значит, колдун всю дорогу нес меня на руках.
«Знала бы, что так будет, ела бы побольше пирожных и сладких булочек!» – злорадно подумала я. Потом посмотрела на свои босые перепачканные ноги, вздохнула – хуже все равно не будет – и отважно спустилась с крыльца.
– Фу-у…
Грязь чавкнула, поглотив ноги по щиколотку.
– Если ты думаешь, что именно это меня остановит, – вслух сказала я, и довольно громко: мало ли, вдруг колдун поглядывает на меня из окна, – то ты ошибаешься!
По привычке приподняв подол, я побрела вперед.
Скоро идти стало чуть легче: я ступила под сень деревьев. Грязи здесь было меньше, прошлогодняя листва устилала землю. Плохо то, что теперь попадались колючие ветки, которые не так просто было разглядеть.
– Ай!
В пятку впилась острая колючка, да так сильно, что я, не удержавшись, села на землю. Могу себе представить, во что превратился подол платья! Притянула ногу и увидела, что тонкая веточка прорвала чулок и воткнулась в кожу. Даже кровь выступила.
Когда мы были маленькими, стоило кому-то из нас пораниться, даже просто поцарапаться, нянечка реагировала так, словно с ее «козленочком» – так она называла всех своих подопечных – произошло нечто ужасное. Рану очищали щелочным мылом, мазали едкой притиркой, забинтовывали, а в рот несчастному вливали горькую микстуру, которая, по словам нянечки, должна была убить всех «махусеньких животинок, которые растут в грязи». Я представления не имела, что это за «махусенькие животинки», видно, какая-то темная магия, но с тех пор боялась любой ранки. От вида крови запросто могла свалиться в обморок.
Вот и сейчас я почувствовала головокружение. Что, если я теперь заболею? Что, если умру? Мне что же, так и идти дальше, истекая кровью?
Но потом я оглянулась на страшный дом, открытый вход которого зиял, как провал старческого беззубого рта, и, закусив губу, поднялась на ноги.
Меня всегда оберегали, точно хрупкую розу. Любой чих – и ты оказываешься в постели на три дня. Весенний дождь – на улицу выходить нельзя, чтобы не простудиться. После обеда надо отдохнуть, чтобы не перетрудить растущий организм. Есть следует умеренно, спать ложиться вовремя. Выйти летом без шляпки, а осенью без накидки было подобно концу света.
И где я теперь? Сижу прямо на земле, замерзшая, пораненная, мокрая насквозь.
«Как же так, мамочка? – Во мне внезапно всколыхнулась злость, а ведь я думала, что совсем не умею злиться. – Посмотри на меня. Твоя девочка испачкалась. Твоя девочка поранилась. И кажется, уже основательно простыла. Разве такое может случиться с благовоспитанными девочками? Что же ты не придешь, чтобы пожурить меня?»
Хлюпая носом – про простуду я не придумала, – я тихонько побрела между деревьями. Я старалась не наступать на больную ногу, шла и хромала. Одно радовало – между стволами появился просвет, и я уже могла разглядеть тракт, по которому сейчас в сторону города тащилась телега, груженная мешками.
– Подождите! – крикнула я.
Сразу стало понятно, что возница слишком далеко и не услышит меня. Ничего, на дороге всегда оживленное движение, главное – добрести!
Однако странное дело, хотя полоска леса, или сада, как величал свое заброшенное угодье колдун, казалась совсем неширокой, я все шла и шла, но ни на шаг не приближалась к цели. Ногу саднило все сильнее, я подняла с земли ветку и поковыляла вперед, опираясь на нее, как на костыль.
Мне чудилось, что я иду уже не меньше часа, но тракт не приблизился и на десяток метров.
Давно бы следовало признать очевидный факт – лес перед домом колдуна заколдован. Как зачарован и сам дом. Но стоило мне приостановиться, как перед внутренним взором снова всплывала усмешка на лице колдуна и его едкое: «Ну попробуй». Тогда я сжимала губы и продолжала идти.
Наверное, я бы шла до полного изнеможения, пока бы не упала и не умерла от жажды или истощения сил. Я уже понимала, что не выйду, но просто не могла сдаться.
Конец моей бессмысленной битве положил сам Тёрн. Я не видела, как он подошел, только почувствовала, что на плечо легла тяжелая рука.
– Ну все, хватит, – сказал он.
В его голосе не было злости, но мне послышалась толика удивления.
– Ты очень упряма, Агата.
Правда? Я упряма? В моей семье упрямство не поощрялось. Наоборот, все считали меня покладистой девушкой. Но вместо того чтобы потупиться и покраснеть, я обернулась и злобно уставилась в лицо колдуна. Я замерзла, жутко устала, нога болела неимоверно. Сейчас мне было немного не до благовоспитанности.
– Я не упрямая! – крикнула я.
– Да, я вижу, – спокойно ответил Тёрн, оглядывая меня с ног до головы.
В приличном обществе, где я воспитывалась, такие взгляды посчитали бы непристойными, но Тёрна, видно, не слишком заботили вопросы чести. Ужасный человек, без малейшего понятия о благородных манерах!
– Ты мерзок! – процедила я.
– О да, – согласился колдун. – Ты не первая, кто заметил.
И после этих слов он подхватил меня на руки и зашагал в сторону дома. Тёрн нес меня легко, будто вовсе не ощущал моего веса. Наверное, снова какая-то магия.
Я пыталась не дышать и не смотрела в сторону.
Не хотела видеть его лицо, не желала чувствовать запах. Его близость была мне отвратительна.
– Когда-нибудь ты ослабишь внимание, и я сбегу, – прошептала я.
– Рад, что предупредила, – ровным голосом сказал Тёрн. – Буду начеку.
Я вспыхнула, гневно посмотрела на своего тюремщика и заметила тень ухмылки в уголках губ. Он насмехался надо мной.
– Когда-нибудь ты поймешь, что я не растрачиваю слова попусту. Каждое слово наделено огромной властью, особенно в устах того, кто обладает магией, – сказал колдун, и теперь он говорил серьезно. – Если я сказал, что убежать тебе не удастся, значит, так оно и есть.
– Мне это совершенно не интересно! – отрезала я.
– Тебе в любом случае придется меня слушать. Теперь ты моя воспитанница.
– Что?! – сдавленно пискнула я. – Кто?
– Ученица, если тебе угодно.
– Но я не хочу! У меня нет ни капли магии! Я ничего этого не умею и не люблю!
– Твою магию я разбужу. Вот только, боюсь, методы тебе не понравятся.
Тёрн перенес меня через порог, поставил на пол, придержал за локоть, потому что я пошатнулась. Ноги подкашивались от таких новостей.
– Теперь это твой дом, Агата.
– Идем за мной.
Тёрн пошел впереди, будто не сомневался, что я последую за ним. А я настолько устала физически и морально, что сил сопротивляться не осталось.
«Ладно, – решила я. – Завтра попробую снова».
Колдун привел меня в небольшой каминный зал, такой же старый, пыльный и захламленный, как и все в этом доме. К очагу было придвинуто продавленное кресло, черная кожа потрескалась и вытерлась. На пол налетела зола, тонкий слой пыли покрывал все предметы в комнате. Здесь очень давно не убирались. Вдоль стен тянулись полки, на которых стояли книги. Вернее, книги были свалены кое-как, будто их вынимали в поисках нужной, а потом запихивали куда ни попадя. Прежде великолепные витражные окна, поверху украшенные мозаикой, почернели от грязи и с трудом пропускали свет.
Правда, в камине трещало пламя, а я так замерзла, что живое тепло перевесило все недостатки неприветливой комнаты.
– Сядь и сними чулок, – колдун указал на единственное кресло.
Было ясно, что кресло у очага принадлежит самому хозяину, и я обрадовалась, что Тёрн на время уступил мне его, а не отправил на диван, что стоял поодаль. Я безропотно сняла чулок и хотела было повесить его на решетку у камина, но колдун подошел, отобрал у меня жалкую тряпочку и бросил в огонь.
– Второй отправишь туда же.
– Но… у меня больше ничего нет…
– Завтра мы купим тебе другую одежду.
– У меня дома полно платьев и накидок, всего, что необходимо.
«Только дай мне вернуться, пусть даже на одну минуту. Посмотреть в глаза маме и папе. Услышать от них несколько слов…»
– Нет, нельзя. У тебя будет другая одежда. А пока…
Он прищурился, будто вспомнил о чем-то. Ни слова не говоря, вышел вон, я только проводила его недоуменным взглядом. Но очень скоро колдун вернулся и бросил мне на колени рубашку из небеленого льна.
– Пока наденешь это.
Я смотрела на рубашку, и во мне боролись два чувства. С одной стороны, хотелось переодеться в чистое, а с другой…
– В город я тоже в этом пойду? – прошептала я.
Воображение тут же нарисовало ужасную картину. Фловер – маленький городок, здесь все друг друга знают, и, конечно, старшую дочь генерала Даулета узнают моментально. Если кто-то еще не в курсе того, что я теперь ученица колдуна, то после нашего визита в лавку слухи об этом разнесутся по городку быстрее молнии. Я представила, как я, девушка из благородной семьи, бреду следом за мрачным колдуном. Босая, простоволосая, одетая в это кошмарное рубище.
Еще неделю назад на балу в честь своего дня рождения я блистала, вызывая зависть и восхищение, а теперь… Нет, я не выдержу! Это слишком!
– Да, – ответил колдун. – Чем быстрее ты привыкнешь к новой жизни, тем лучше.
– Я не смогу… Я не хочу… Отпусти меня, прошу тебя! – Отчаяние и ужас затопили душу. – Я просто умру, если ты меня заставишь! Как ты не понимаешь, мне ни за что не выжить в таких условиях! Я… Я…
Тёрн только покачал головой. Я не поняла, что значил этот жест. Мол, «ничего, привыкнешь»? Или, возможно, «прекращай, мне надоело твое нытье»?
– Покажи мне ногу, – сухо приказал он, и я снова не посмела ослушаться.
Впервые в жизни чужие мужские руки трогали меня за лодыжку. Пальцы Тёрна были твердыми и сильными. Мою ногу он ощупывал, как это делал бы врач – осторожно и бесстрастно, лишь с целью обнаружить повреждения.
– Ничего, – сказал он.
Ступню охватило приятное тепло, побежало вверх по икре. Я моментально согрелась и почувствовала сонливость. Тёрн же взял в ладони и вторую мою ступню, согревая.
– Нет… Отпусти… Ты не смеешь!
Я попыталась сбросить дрему, но Тёрн, сидящий на корточках у кресла, поднял на меня свои темные глаза, в которых я не заметила никакой иной эмоции, кроме желания хозяина побеспокоиться о редкой и ценной вещичке.
– Чем быстрее мы начнем обучение, тем лучше. Болезнь снова выбьет нас из графика недели на две. Я и так ждал слишком долго, – подтвердил он мои догадки.
Тепло, что разлилось по телу, треск дров в камине, приятная полутьма – все погружало в сон. Я устала бороться и откинулась на спинку кресла. Вот высплюсь, тогда и придумаю план, как ускользнуть от проклятого колдуна.
– Завтра мы решим, какая комната станет твоей, а сегодня спи здесь, – словно издалека услышала я голос Тёрна.
– Сколько в доме этажей?
Любопытство взяло верх, и я встрепенулась, вспомнив о том, как спускалась по лестнице, а ступени все не заканчивались.
– Иногда пять, – ответил колдун.
– Иногда? – Ничего страннее я в жизни не слышала. – А комнат?
– Однажды я пытался их пересчитать, сбился на сорок шестой.
Я разлепила тяжелые веки и подозрительно прищурилась. Колдун снова насмехается надо мной? Но его лицо оставалось серьезным. Он не видел, что я на него смотрю, и мне показалось, что Тёрн выглядит еще более уставшим, чем прежде. Его и без того бледное лицо осунулось. Видно, сегодняшний день ему тоже дался непросто.
Но легкой жизни я ему не предоставлю. Тёрну придется быть начеку каждый час, каждую минуту. Я не собираюсь становиться колдуньей, магичкой или кем бы то ни было против своей воли. Это просто нечестно! Разве кто-то спросил меня о моем выборе? Родители расплатились мною за услугу, но я отказываюсь быть вещью!
Как ты там, мама? А ты, папа? Думаете ли обо мне? Я представила всю свою семью в гостиной. Представила, что малышка Ирма сидит у мамы на коленях, обнимает и вытирает ее слезы. Ада держит маму за руку. Верн и Корн пытаются сохранять спокойствие, однако для них это тоже сильный удар. А папа, наверное, не может сидеть от волнения. Все время вскакивает и ходит по комнате туда-сюда. Для них я будто бы умерла сегодня… Посмотрят ли они в мою сторону, встретив случайно на улице, или пройдут мимо? Сохранят ли мои вещи, все мои детские безделушки, рисунки и поделки, или поспешат избавиться от них, чтобы уберечь себя от лишней боли?
По моей щеке скользнула слезинка, я сердито вытерла ее. У меня в груди скопилось целое озеро слез, но стоит начать плакать, и я уже никогда не успокоюсь.
– Разреши себе выплакаться, – сказал Тёрн.
Колдун! Я совсем забыла о нем, а он по-прежнему находился рядом и смотрел на меня.
– Оставь… меня… одну… – прошептала я, изо всех сил сдерживая рыдания.
Он кивнул и вышел. Хоть какое-то облегчение. Невыносимо было видеть это чудовище так близко от себя.
«Даниель, – мысленно произнесла я любимое имя. – Даниель, Даниель, Даниель…»
Я повторяла это снова и снова, пока не стало чуть легче.
Наши семьи дружат много лет, я знаю Даниеля с детства, и я всегда думала, что стану его женой.
Когда мы были детьми, то проказничали и резвились вместе. «Два сорванца!» – качал головой папа. Даже сейчас я улыбнулась, вспомнив наши детские проделки. Однажды мы подстригли мою толстую добродушную кошку Корзинку, оставив ей подобие гривы. В другой раз залезли на чердак и спрятались меж сундуков и старой мебели, так что слуги и родные сбились с ног, разыскивая нас. Даниель еще любил подшучивать над служанками: вызывал их колокольчиком, а потом делал вид, что им показалось. Я не одобряла такие шалости, мне было жаль старательных девушек, но и на Даниеля не сердилась. Что взять с мальчишки? К тому же такого чудесного мальчишки.
Когда он был маленьким, волосы у него были светлыми, точно лен, и такими же мягкими. Я баловалась, заплетая косички на его отросших локонах, – юному Даниелю разрешали отращивать волосы до плеч.
– Какой ты мягонький, – говорила я, балуясь с Даниелем, точно с куклой.
Он, в свою очередь, довольно бесцеремонно накручивал на палец прядь моих темных непослушных волос и говорил:
– А твои точно колючая щетинка.
Я обижалась, а он хохотал и терся своим носом о мой. И тогда я его прощала…
В какой-то момент – до сих пор не понимаю, когда же это произошло, – мы из парочки сорванцов превратились в парня и девушку. У меня появились пышные юбки и высокие прически. У него – форма, военная выправка и короткая стрижка. Нам больше нельзя было видеться, как прежде, наедине. Но на любом приеме и балу мы тут же оказывались вместе и, стараясь удалиться от чужих любопытных глаз, забивались в какой-нибудь уголок, чтобы побыть вдвоем.
От наших непринужденных детских бесед осталась лишь тень. Он больше не смешил меня и не пытался вывести из душевного равновесия глупыми шутками, но все так же тайком накручивал мой локон на палец и шептал: «Колючая Агатка».
Все думали, что наша свадьба – дело решенное. Хотя, как я теперь понимаю, родители просто позволили своей наивной дочери на время поверить, что в ее судьбе все будет как положено – любовь и счастливая, спокойная семейная жизнь.
Мы с ним даже ни разу не поцеловались!
«Даниель, спаси меня, приди за мной…»
Я думала о его мягких локонах, о его зеленовато-карих глазах, пока не провалилась в тревожный сон без сновидений.
Что-то меня разбудило – шорох или движение, но, открыв глаза, я поняла, что по-прежнему в комнате одна. Видно, почудилось. За окном стояла непроницаемая тьма – я очнулась посреди ночи. И если из окон своей девичьей спальни я могла любоваться огоньками города, то здесь, в доме, стоящем на отшибе, ничто не нарушало черноты, разлившейся за стеклами. Гостиная освещалась лишь слабым пламенем в камине, огонь почти прогорел, и алые всполохи под слоем золы ворочались и вздыхали, как живые.
«Колдун, наверное, спит, – подумала я. – Что, если попробовать уйти сейчас?»
Но на смену рискованной идее пришла разумная мысль, что зачарованное место все равно не выпустит меня. А представив, как я бреду во тьме, в грязи, теперь уже даже без чулок, я окончательно оставила эту идею.
Огромный дом покряхтывал и скрипел, он казался живым, хотя я понимала, что это всего лишь мое воображение.
«Сорок шесть комнат, – мысленно хмыкнула я. – Пять этажей. Иногда!»
В детстве я отличалась непоседливостью и тягой к приключениям, потом, правда, воспитание сгладило мою природную бесшабашность. Но сейчас, после всех потрясений, я чувствовала в себе странную жажду исследователя, такую же, как в пять лет, когда меня отыскивали то на чердаке, то в подвале, то в саду. «Этот ребенок заставит меня поседеть раньше времени! – хваталась за голову мама. – Я так боюсь, что она либо утонет, либо свалится с крыши!» «Ничего с ней не случится, – отвечал папа. – Ты ведь знаешь. За Верна бы я еще переживал, но не за Агату».
Теперь мне чудился двойной смысл в словах папы. Я попыталась припомнить какой-нибудь случай, когда моей жизни угрожала опасность. Однако, наверное, у всякого ребенка наберется коллекция историй, когда он мог пострадать, но каким-то невероятным образом избежал печальной участи.
Я вспомнила, как мы с нянечкой, Верном и крошечной Адой, которая сидела в коляске, отправились в лавку за покупками. Откуда ни возьмись прямо на нас выскочила лошадь, запряженная в повозку. Что-то сильно напугало несчастную животину, и сколько бы возница ни хлестал ее хворостиной по бокам, сколько бы ни натягивал поводья, лошадь мчалась вперед, выпучив глаза и не видя ничего вокруг себя.
– Посторонись! – орал возница. – В сторону!
Нянечка замешкалась и встала столбом, ухватив одной рукой Верна, другой меня, сжала так крепко, что не вырваться. Лошадь должна была нас растоптать. Но вдруг, не добежав нескольких шагов, она будто наткнулась на невидимую стену. Захрипела, вздернув голову, а потом упала замертво.
Означало ли это, что на мне в тот момент была магическая защита? Или трагедии не произошло по счастливой случайности?
Я снова и снова перебирала воспоминания, и многие привычные вещи теперь представали в новом свете. Я всегда нескромно считала себя любимой дочерью. Мне прощались любые шалости и капризы, в то время как братьев и сестер за то же самое строго наказывали.
– Ты Агатку любишь больше! – как-то крикнула Ада.
У нас с ней вышел спор из-за платья. Мы обе хотели надеть на прием у Винтерсов один и тот же наряд цвета морской волны, обеим он был впору. Но мама отдала платье мне. Я показала Аде язык, она расплакалась от несправедливости.
– Это нечестно! – кричала она. – Ты всегда ей уступаешь!
И это было правдой. Мама попыталась утешить Аду, но, когда сестра посмотрела на меня из-за маминого плеча, я скорчила ей рожицу. Втайне я гордилась тем, что я любимица.
Любимица… В грязной одежде, с голыми ногами, которые я безуспешно пыталась согреть у остывающего камина.
«Колдун предложил осмотреться в доме», – подумала я.
Спать больше не хотелось, и я решила немного прогуляться. На каминной полке обнаружилось несколько свечей, фитилек одной я зажгла от пламени камина, остальные опустила в карман и отправилась исследовать дом, решив начать с первого этажа.
Когда я выглянула в темный коридор, на мгновение меня охватил ужас: тени плясали на стенах, удлиняясь и корчась в неровном свете огонька свечи. Но если я хочу когда-нибудь вернуть себе свою отобранную жизнь, то должна стать смелой. Может быть, я найду в доме что-то, что подарит мне преимущество в борьбе с мерзким колдуном.
Я попробовала повернуть ручку ближайшей двери, но та не поддалась. «Пока не все двери откроются тебе», – вспомнила я странные слова Тёрна.
Однако чем больше я пыталась, тем очевиднее становилось: пока ни одна дверь не желает проявить гостеприимство и впустить меня. Все оказались заперты. Что же за ними скрывается? Зачем колдуну столько комнат?
Я миновала семь или восемь комнат, когда послышались тихие шаги. Я прильнула ухом к двери: действительно, по ту сторону кто-то был.
– Тёрн? – тихо позвала я.
Конечно, это мог быть только он.
Дверь едва ощутимо толкнулась, а потом незнакомый девичий голос, всхлипывая, произнес:
– Помоги мне. Выпусти меня.
У меня все волоски на теле встали дыбом от неожиданности и страха. Еще одна пленница? Сколько же нас здесь?
– Кто ты? – прошептала я, одновременно пытаясь повернуть ручку двери.
Проклятая ручка не поддавалась. Девушка в ответ только сопела, всхлипывала и жалобно просила ей помочь.
– Не получается! Эй, а через окно ты пробовала выбраться? – спросила и сама поморщилась от бессмысленности вопроса: я-то не смогла уйти даже сквозь открытую дверь. – Я не могу открыть… Я обязательно придумаю, как тебе помочь!
Мне не хотелось оставлять бедняжку одну, такую испуганную и беспомощную, но пока я не могла помочь даже самой себе.
– Кровь…
– Что?
– Твоя кровь откроет дверь… Одна капля… Одна капелька…
Моя кровь? Странно услышать такое. Но если я действительно как-то связана с колдуном… Попробовать можно!
Я зарылась пальцами в волосы. За этот долгий невероятный день они превратились в осиное гнездо, но еще утром горничная сделала мне аккуратную прическу, заколов локоны шпильками. Я отыскала одну из них среди спутанных прядей. Застыла, нацелив острый кончик на палец, – я боялась ранок.
– Выпусти, выпусти меня… Выпусти, выпусти меня…
Печальный тоненький голос вывел меня из оцепенения. Зажмурившись, я уколола палец и выдавила капельку крови. Мазнула ручку, а потом снова попыталась повернуть.
На этот раз дверь поддалась.
За порогом в темноте я увидела хрупкий силуэт в длинном платье. Повыше подняла свечу, чтобы разглядеть пленницу. И закричала.
Я впервые увидела мираж так близко. В том, что это был именно мираж, не осталось никаких сомнений, как только я разглядела глаза девушки – белые, точно мраморные шарики.
Миражи… Они появились в нашем мире не так давно, чуть раньше, чем родилась я. В первый год после возникновения Разлома приходилось труднее всего. Очень многие погибли, опустели целые деревни, находящиеся неподалеку от границы Тени.
Когда я была маленькая и слушала взрослые разговоры о противостоянии миражам, я часто приставала с вопросами.
– А где эта граница Тени? – уточняла я со всей детской непосредственностью. – Разве у Тени есть граница?
На самом деле, конечно, название возникло случайно, в самом начале Противостояния. Разлом возник у самого подножья Сагосских гор, на западе Глора. Стоило солнцу, клонясь к закату, опуститься за вершины скал, как у подножья ложилась густая тень. Именно в этот вечерний час из Сумрака приходили они.
Миражи отлично себя чувствовали в темноте, и чем гуще был Сумрак, тем активнее и злее они становились. Это были жуткие создания, отдаленно напоминающие людей. Долговязые фигуры, ноги-ходули, длинные руки с тремя пальцами. Лиц нет, только белый овал головы. В темноте они были сильны и быстры, но зато их можно было убить обычным оружием.
Попав на свет, миражи погибали не сразу. И, что хуже всего, превращались в полупрозрачные силуэты. Их было трудно разглядеть и невозможно нанести рану любым оружием, кроме магического. Застигнутые рассветом, миражи стремились укрыться от лучей солнца, от которых они таяли и исчезали.
А прятались они в тела людей.
Про эту губительную особенность стало известно далеко не сразу. Лишь через какое-то время, когда «безумие» охватило ближайшие к границе деревеньки. Жители вдруг оставляли свои хозяйства и целыми толпами отправлялись в сторону больших городов. С ними пытались разговаривать, но люди упрямо и безмолвно шли вперед.
Постепенно стали замечать, что внешность их меняется. Кожа и волосы бледнеют, из глаз исчезают зрачки и радужка. Тело изнашивалось, а после сбрасывалось, как старая кожа. Если дело происходило днем, то мираж стремился поскорее найти себе новую оболочку. Если ночью, то, выбравшись наружу, просто разрывал на части всех, кто находился поблизости.
Это основательно подорвало моральный дух воинов. Одно дело сражаться с кем-то реальным, с кем-то, кто боится честного оружия, истекает кровью и умирает, а совсем другое – бороться с какой-то неведомой дрянью, которая может завладеть твоим телом.
В первый год наше маленькое королевство понесло тяжелые потери, но все же выстояло. Хорошо, что в Глоре Разлом возник только в одном месте. Говорят, что в Барке их два, а в Блироне три.
Сейчас мы уже научились воевать. На границе Тени несет дозор регулярная армия, а каждый мужчина королевства должен отслужить один год. Миражи теперь почти не выбираются дальше Мертвой Зоны – так стали называть территории, которые пострадали сильнее всего. Там по-прежнему стоят заброшенные деревни с разрушающимися домами. Грустное зрелище…
А еще катастрофически не хватает магов для изготовления магического оружия и амулетов. Магов… В Глоре их пренебрежительно называли колдунами. И хотя все понимали, что без их помощи королевству не выстоять, колдунов презирали и не любили.
Однажды на приеме я ненароком подслушала беседу моего отца с генералом Винтерсом, отцом Даниеля. Отец выпил лишнего и разговаривал громче, чем обычно.
– Иногда я думаю, что было бы куда сподручнее, если бы в Глоре снова открылась своя магическая академия, как в том же Блироне! Три Разлома! Три! А они все это время удачно сдерживают миражей благодаря своим магам! Нам приходится обходиться самоучками. Да и те практически вне закона… Неправильно это.
– Ты ведь знаешь, откуда эта нелюбовь. Колдуны сами виноваты, незачем было лезть в политику. С тех пор как дед нашего правителя стал жертвой заговора, все пошло наперекосяк. Боюсь, если бы не острая необходимость, колдунов просто отправили бы на костер.
– На костер!..
Тут отец заметил, что я выглядываю из-за колонны, оборвал разговор и одним глотком осушил полбокала черного эля.
Мой крик оборвался так внезапно, будто чьи-то пальцы сдавили трахею. На самом деле кончился воздух, а вдохнуть я не могла, только смотрела, как ко мне приближается мираж, бывший когда-то человеческой девушкой.
Длинные рыжие волосы свалялись и топорщились во все стороны, как пакля. Белые глаза неотрывно следили за мной. Они казались незрячими, но я чувствовала, что тварь все видит и понимает. Она разинула рот, показав обломки зубов, зашипела и присела на корточки, будто готовясь к прыжку.
Свеча тряслась в моей руке. Но вместо того чтобы развернуться и бежать или хотя бы попытаться захлопнуть дверь, я, точно завороженная, продолжала смотреть на жуткое создание. Неужели я только что разговаривала с этой? С этим?
И словно испытывая меня – сколько я еще могу вынести, прежде чем грохнусь в обморок, – изо рта миража вылезли два отростка, похожие на пальцы. Они нашарили углы губ и потянули, разрывая. Будто что-то пыталось выбраться наружу из бывшего человеческого тела.
Я не хотела, не хотела этого видеть. Но и взгляд отвести не могла. Так бывает, когда на твоих глазах происходит что-то невероятно страшное, но вместо того чтобы спасаться, застываешь, будто муха, попавшая в паутину. Просто смотришь и ждешь своей участи.
«Сейчас мираж выберется, и мне конец», – отстраненно подумала я.
– Прочь! – гаркнул кто-то над моим ухом.
Жесткая рука рванула за плечо, отшвырнула к дальней стене. Я больно стукнулась спиной, но зато в голове немного прояснилось. Свеча упала на пол и погасла. Я не стала ее разыскивать. Сжалась в комочек, обхватив руками колени.
Я плохо видела, что происходит, но различала белый силуэт в длинной рубашке, который вдруг вырос и теперь возвышался над колдуном на добрых две головы.
Мираж издавал странные стрекочущие звуки. Его руки уже совсем не напоминали человеческие. Он вознес над головой Тёрна две длинные конечности с длинными же пальцами, острыми, как кинжалы.
– Замри! – крикнул колдун, и амулет на его груди полыхнул синим.
Я каким-то образом поняла, что колдун вложил в обычное слово свою силу, превращая его в магическое заклинание. Так вот как это выглядит. Даже я почувствовала отголосок воздействия, ощутила легкое оцепенение. Мираж же и вовсе застыл на месте.
– Стань прахом!
Эта магия была на порядок выше. Я знала о смертельных заклятиях и знала, что не все маги способны на такое. Смертельные заклятия забирают массу сил. Если у мага слабый дар, то он рискует вычерпать его без остатка и упасть замертво.
Тёрн выкрикнул слова и пошатнулся. А мираж рассыпался черной пылью, устлавшей пол.
Воздух! Мне был необходим воздух! Крик, застывший в легких, рвался наружу, а вдохнуть я все еще не могла и забилась, точно в судорогах.
И тут же оказалась в руках колдуна. Он, прищурившись, вгляделся в мое лицо и, вероятно, сразу все понял.
– Дыши! – приказал он, встряхнув меня. – Дыши!
И только тогда я смогла вдохнуть. Тёрн накрыл ладонью мой рот.
– Ш-ш-ш! – нисколько не ласково, скорее повелительно, сказал он. – Ты в безопасности.
Он сгреб меня, точно груду одежды, брошенную на пол – без всякого уважения, без капли заботы, будто совершая что-то необходимое, – и поволок в зал, к камину.
– Гори! – сказал он огню, и тот взвился, словно в него подложили сухих дровишек.
Сгрузил меня в кресло и тяжело застыл, опершись о подлокотники по обе стороны от меня. На лбу блестел пот. Ага, значит, ты не двужильный, значит, ты тоже устаешь.
– Как?.. – глухо спросил он, и тон не предвещал ничего хорошего. – Как ты умудрилась открыть дверь?
– Моя кровь…
Тёрн сжал челюсти. Какие у него острые скулы. Кожа бледная, как у того же миража… Бр-р-р, он не менее жуткий, чем они.
– Кровь! Ну конечно. – Похоже, он был в бешенстве, но сдерживался. – Но как ты узнала, что кровь поможет?
– Она сказала!
Колдун все больше наклонялся надо мной, наши лица почти соприкоснулись. Я отодвинулась, насколько было возможно, вжалась в спинку.
– Вернее, он! Мираж! – крикнула я.
Тёрн дернулся, как от удара. В его глазах отразилось недоверие. Но я не обманывала, и он это понял. Злость сменилась растерянностью. Колдун отодвинулся и потер лоб.
Только сейчас я осознала, что случилось. Миражи не разговаривают. Вернее, разговаривают первые несколько часов, пока в них еще остается что-то человеческое, пока душа борется с чужаком в их теле. Жуткое и печальное зрелище. Все понимают, что бедолаги обречены, да они и сами это знают.
Самыми страшными сказками в моем детстве были те, где в маму или в папу вселялся мираж, постепенно подменяя собой близкого человека. Няне отчего-то очень нравилось пугать ими нас, детей.
«Мамочка, мамочка, а почему у тебя такие белые волосы?» – спрашивала девочка, вернее, няня произносила слова героини тоненьким голосом.
«А это чтобы выглядеть самой красивой дамой на балу», – отвечала мама, и голос у няни делался грубым и резким.
«Мамочка, мамочка, а почему у тебя такие белые и жуткие глаза?»
Но няня уже ничего не отвечала, лишь страшно рычала, и становилось окончательно ясно, что бедная мамочка превратилась в миража, а героине наступил конец.
Как-то раз папа случайно подслушал сказку, и после этого няня у нас уже не работала. На ее место пришла как раз та добрая женщина, что звала нас «козлятками» и верила, что в грязи живут «махусенькие животинки».
– Она правда разговаривала со мной, – дрожащим голосом повторила я. – Может быть, тогда она еще не окончательно превратилась? Но… Откуда в твоем доме мираж?
Я подобралась и села, настороженно глядя на Тёрна, который отошел и теперь стоял чуть поодаль, задумчиво рассматривая пламя.
– Она уже давно превратилась, – ответил он, а сам все смотрел на огонь, будто разговаривал с ним, а не со мной. – Агнесса Реймс. Маг. Прибыла из Блирнской академии по моей просьбе.
Рубленые, лишенные эмоций слова поведали больше, чем хотел сказать колдун. Ему было тяжело.
– Мы отправились к границе Тени, чтобы испытать… Неважно! – зло оборвал он себя. – Случилось то, что случилось. Она хотела, чтобы я использовал несчастье, произошедшее с ней, на пользу дела. Изучил… А ты!
Тёрн резко повернулся ко мне, и я отшатнулась, увидев, как в черных глазах взметнулось пламя. В них отразился огонь, горящий в камине, но сердце заколотилось от страха. Он не обозвал меня, однако это короткое «ты!» обожгло, как удар хлыста.
Тем временем за окном занимался рассвет. Все предметы в комнате выступали из сумрака во всей своей непривлекательности, и если ночью каминный зал выглядел запущенным и ветхим, то теперь стал напоминать мрачное логово.
Я всхлипнула, вспомнив, куда попала. Увидела свое грязное платье, свои босые ноги. Отчаяние сдавило сердце. Я снова начала задыхаться, заскребла ногтями по горлу. Колдун это заметил.
– Вставай! – приказал он.
На этот раз Тёрн обошелся без магии, но ослушаться его грозного тона я не посмела. Он повел меня за собой. Чуть дальше по коридору обнаружилась небольшая комнатушка. Почти пустая, если не считать двух деревянных лавок вдоль стен и бочки, стоящей посередине. В углу были свалены тазы, тряпки, щетки. Стояли и ведра. На лавке стопкой лежали свернутые полотенца.
Что это за комната? Я подошла к бочке, заглянула. Вода. Потрогала – теплая. Удивительно, каким образом вода сохраняется теплой в выстывшем доме?
– Магия, – усмехнулся колдун, точно услышал мои мысли, но тут же снова сделался серьезен.
– Я могу умыться? – обрадовалась я, уже косясь в сторону деревянных шаек, светлых, выскобленных и вполне опрятных на вид.
Ничего так не хотелось, как смыть с себя грязь и переодеться в чистое. Пусть это даже будет рубашка изо льна.
– Конечно, – ответил Тёрн. – Но после того как приведешь в порядок зал. Книги должны быть расставлены по алфавиту. Ковер вычищен от сажи, мебель и окна отмыты.
– Что? Да как ты смеешь! Я не служанка!
– Ты моя ученица и будешь делать, что я велю, – бесстрастно ответил колдун.
– Нет!
– Что же…
Я ожидала яростного спора, но колдун просто повернулся и ушел, оставив меня наедине с бочкой. Меня потряхивало от негодования! Да что он себе позволяет! Нет, я не видела в работе служанки ничего зазорного. В детстве я и сама частенько помогала горничным, мне нравилось чувствовать себя взрослой и нужной. И все же стоит признать, это было лишь забавой. Мне нравилось заниматься этим по доброй воле, получая похвалы от мамы: «Ах, она такая хорошая девочка!» Но от одной мысли о том, что теперь это станет моей каждодневной обязанностью, я пришла в ужас.
Что за жизнь мне предстоит? Я представила, как каждое утро я, одетая в грязное тряпье, с волосами, что повисли колтунами, принимаюсь за работу. Топлю камины, готовлю, убираюсь.
Да еще и ученицей меня назвал! Наверное, по вечерам, после хозяйственных дел, мы станем запираться в мрачной лаборатории и гадать на внутренностях крысы, или, или… В голову ничего более отвратительного не приходило, но я и так передернулась от омерзения.
Не стану я убираться! Не дождется! Умоюсь, как и хотела.
Я подошла к бочке и зачерпнула рукой воду, но она, только минуту назад теплая и осязаемая, вдруг стала бесплотной, точно туман. Как будто сделалась призраком воды. Рука осталась сухой.
– Ах ты гад! – пробормотала я, догадавшись, что без магии здесь не обошлось.
И самое обидное, колдун ушел и даже не видел моего возмущения. Знал, что деваться мне некуда.
Ладно. Хорошо. Я уберусь в комнате! Я хочу убежать, а значит, не время затевать войну. Пока буду играть по его правилам, а там посмотрим.
Тяжело вздыхая, я отыскала более-менее приличное ведро, относительно чистую тряпку и ковш. Когда ковш опустился в бочку, заколдованная вода вновь стала обычной.
Бормоча под нос проклятия, я потащилась в зал. Тёрн при виде меня поднялся с места, удовлетворенно кивнул, отчего мне захотелось кинуть тряпкой в его отвратительное бледное лицо, обрамленное спутанными черными прядями.
– Пока ты наводишь порядок, я прогуляюсь в город и принесу нам завтрак, – спокойно сказал он.
При мысли о еде желудок предательски заурчал, но я ничего не ответила. Отправилась к стене, окунула тряпку в ведро, провела по полке, поднимая вверх облако пыли, и закашлялась.
Отлично. Превосходно. Я, Агата Даулет, старшая дочь генерала Даулета, перепачканная, растрепанная и босая, занимаюсь самой грязной работой в доме колдуна.
Тёрн подошел и кинул у моих ног пару стоптанных мужских башмаков.
– Пол холодный, обуйся, – буднично произнес он, делая вид, что не замечает моего перекошенного лица.
Несколько часов я отмывала комнату. Надышалась пыли так, что в носу словно поселился рой ос – пекло и свербило. Не могу сказать, что после всех приложенных усилий тут стало намного чище. Хотя книги теперь стояли на полках ровно, точно солдаты, а не валялись кое-как, да сквозь высокие окна, оттертые от грязи, проникало гораздо больше света.
И сейчас, на свету, каминный зал выглядел еще более жалким.
Это место никогда не станет моим домом. Я узница здесь, униженная пленница. Но наступит благоприятный момент, и я убегу! Не может быть, чтобы родители так просто отступились от меня. Проклятый колдун как-то умудрился запугать их, но еще не поздно все вернуть.
Шаги в коридоре раздались так внезапно, что я вздрогнула, будто Тёрн мог подслушать мои мысли.
Он вошел в гостиную, огляделся и чуть наклонил голову.
– Достаточно на сегодня. Иди, приведи себя в порядок и возвращайся.
«Иди, приведи себя в порядок! – мысленно бурчала я, волоча к двери ведро с грязной водой. – Одни приказы!»
Тёрн велел вылить воду у крыльца, а после этого я наконец-то могла заняться собой.
Не передать, с каким облегчением я окатила себя из ковша теплой водой. Едва не разревелась. Подумать только, дома я могла хоть каждый день принимать ванну. Горничная помогала вымыть волосы ароматным мылом, а потом расчесывала их, пока они не заблестят. Как мало я ценила то, что имела.
Здесь же у меня не было ароматного мыла. На лавке я обнаружила серый, дурно пахнущий брусок, но обрадовалась даже ему. По крайней мере, дешевое мыло отлично оттирало грязь. Волосы, конечно, станут еще жестче, чем прежде, но выбирать не приходится.
Я обернула голову полотенцем, кинула изгвазданное платье в кучу хлама, натянула льняную рубашку и, покривившись, сунула ноги в разбитые башмаки.
Колдун уже ожидал меня в коридоре.
– Идем.
Я была уверена, что ниже первого этажа ничего нет, но, оказывается, вниз вела каменная лестница. Мы спустились, прошли по сводчатому коридору и очутились в небольшой кухне.
Здесь уже топилась печь, на деревянном столе были разложены продукты. Сыр, хлеб, вяленое мясо, редиска и пучки трав. Тёрн достал две глиняные кружки и налил в обе из графина незнакомый коричневый напиток. Пахнуло кисловатым.
– Что это? Эль?
Сделалось не по себе. Как-то я, маленькая, сунула нос в кружку отца и получила щелчок по носу. «Нет, Агата, эль не тот напиток, который подходит для благородных девушек». А ты ведь знал, папа… Уже тогда знал…
– Это квас, – бросил колдун.
– Напиток бедняков.
Не знаю, зачем я это сказала. Тёрн кинул на меня быстрый взгляд и промолчал, только указал на место перед собой.
Я не любила простой пищи. Признаться, я была довольно привередлива в еде. Каждое утро специально для меня служанки готовили кашу на молоке с орешками и цукатами, а на ужин еду раскладывали на отдельные тарелки. Хлеб не должен был соприкасаться с пюре или салатом. Крошечные тефтельки подавали без соуса, мясо не должно быть слишком зажарено…
– Стоит ли так баловать ее? – хмурился отец, посылая маме странный многозначительный взгляд.
– Пусть… хотя бы сейчас… – жалобно просила мама.
Обманщики! Обманщики!
– Что ты застыла? Ешь! – Голос колдуна вернул меня в мрачный дом.
Я уже так проголодалась, что с радостью принялась за еду. Удивительно, однако зерновой хлеб с куском мяса и хрустящей бордовой редиской, щиплющей язык, – это очень вкусно. Да и квас не так плох.
– Сейчас мы перекусили на скорую руку, но ужин за тобой.
Колдун указал подбородком на корзину, стоящую на ларе. Из корзины выпирали баранья нога, связка лука, пучок морковки. От таких новостей я чуть не подавилась.