Обманный бросок E-Book

Лиз Томфорд

• Herausgeber: Инспирия
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 569

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

"Неважно, что наш брак фиктивный. Разбитое сердце будет таким чертовски реальным". Исайя Родез бесповоротно влюблен в Кеннеди Кей, и он готов положить весь мир к её ногам. Главный герой кажется поверхностным и легким, он использует смех, как защитный механизм, скрывая свою внутреннюю боль…История Исайи и Кеннеди точно стоит вашего времени! #Он влюбляется первым #Никто не верил, что они будут вместе #Брак по расчету #Отношения на работе #Голден ретривер Исайя и представить не мог, что после пьяной ночи проснется в одной постели с Кеннеди, врачом своей команды, подписав брачный договор... Никто не мог этого представить. Они слишком разные. Она слишком долго не обращала на него внимания. И что теперь? Самое счастливое утро? Как бы не так: контракт с бейсбольным клубом запрещает случайные связи. Теперь парочке грозит увольнение... если только их чувство не окажется настоящим, а брак – подлинным. Хотя бы до конца сезона. Сумеет ли Кеннеди полюбить Исайю, или это всего лишь обманный бросок?

Leseprobe

Лиз Томфорд Обманный бросок

© Теодоракис М., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

За совершенство в несовершенстве

Плейлист

Love Оn the Run – Sons Of Zion 2:57

Drunk & l’m Drunk – Маrc Е. Bassy 3:56

Obsessed – Mariah Carey 4:04

You Got lt – Jamieboy & Myles Parrish 3:36

Lose Control – Teddy Swims 3:30

Bad Side – iyla 2:40

Home – Good Neighbours 2:37

Ms. Poli Sci – Paul Russell & Khary 2:08

Classic – МКТО 2:55

Trial Ву Fire – Маrc Е. Bassy feat. Bibi Bourelly 2:34

Seasons – VEDO 3:20

DFMU – Ella Mai 3:17

Must Ве Mine – Kiana Lede feat. Ant Clemons 2:31

MARS – Mario 3:48

Abracadabra, Pt. 2 – Wes Nelson 2:47

6 months – John К 3:37

Make Ме Wanna – VEDO 3:40

Naked – James Arthur 3:53

This City Remix – Sam Fischer feat. Anne-Marie 3:17

Comfortable – H.E.R. 4:15

Love Like This – Natasha Bedingfield 3:41

Пролог Исайя

ТРИ ГОДА НАЗАД

Это худший день в году.

Худший день каждого года.

Обычно я провожу его, путешествуя с товарищами по команде на предсезонные сборы. Сейчас я должен быть в Канкуне или Майами и, захваченный атмосферой вечеринки, потягивать коктейль у бассейна.

Вот только в этом году я не у бассейна, не пьян и не развлекаюсь, а прячусь в женском туалете рядом с раздевалкой. Этот сезон начался слишком рано, и меня не может отвлечь даже первый бейсбольный матч.

Женский туалет безупречен и намного чище нашего. Бархатный диванчик и маленькие флакончики парфюма на стойке. Аккуратно сложенные полотенца для рук и мятные леденцы в стеклянной вазочке. Запах несравненно лучше, чем в мужском, и я надеюсь лишь на то, что парни не просекут, как здесь чертовски хорошо, потому что это мое тайное убежище, которым я пользуюсь последние шесть лет – с тех пор, как меня пригласили в команду «Воинов» на позицию шорт-стоп[1].

Среди персонала нет женщин, поэтому никто не пользуется этим туалетом – лишь я, если мне нужно побыть одному.

Можно сказать, что я в команде – та самая зажигалка. Слегка безрассудный и слишком задиристый. Готовый выставить себя на посмешище, лишь бы все вокруг улыбнулись. Поэтому начать сезон с нервного срыва или расплакаться, как девчонка, перед товарищами по команде – не в моем стиле.

В свои двадцать восемь я не стыжусь признаться: даже спустя столько лет мне нелегко пережить этот день. Когда мне было тринадцать, мой брат – всего на два года старше – сообщил ужасную новость: возвращаясь домой в грозу, наша мама на машине врезалась в дерево, и мы уже никогда ее не увидим…

Так что да: это, *****, худший день в году.

Я сижу на крышке унитаза в одной из кабинок, и мои коленки трясутся. Нужно привести себя в порядок. Я должен вернуться к образу весельчака Исайи Родеза, которому все по плечу. Который знает, как осчастливить всех вокруг. Которого все ожидают увидеть, когда я войду в раздевалку.

Мне нравится быть этим парнем. В девяноста процентах случаев я такой и есть. Еще в детстве я понял, что могу рассмешить брата, даже если он слишком напряжен, чтобы улыбаться. Я как будто нашел цель в жизни – делать окружающих счастливыми, поэтому скрываю свою печаль и слезы.

Я позволяю себе еще мгновение погрустить, прежде чем покину кабинку, ополосну лицо водой из-под крана и выйду из женского туалета.

Но как только я открываю дверь, снаружи раздаются голоса. Эта часть клуба обычно пустует, поэтому я останавливаюсь, узнав голос доктора Фредрика. Я прячусь – не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что я только что рыдал в одиночестве.

– Вы солгали в своем заявлении.

– Я не лгала, – слышу я ответ женщины.

Доктор Фредрик говорит тише, пытаясь сохранить этот разговор в секрете – только между ними, но я отчетливо слышу его слова:

– Вы ввели меня в заблуждение, и вам это известно.

– Кенни – это краткая версия Кеннеди.

Услышав это, я выглядываю из-за маленькой перегородки и вижу, что доктор Фредрик с раздражением смотрит на женщину.

Я не вижу, как она выглядит, – незнакомка стоит ко мне спиной, но, выпрямившись в полный рост, она едва достает доктору Фредрику до подбородка, а его не назовешь высоким. Ее волосы собраны в густой конский хвост, ниспадающий до середины спины. Я не в состоянии разобрать цвет, но могу сказать, что точно не блондинка и не брюнетка. Просто не знаю, как назвать этот цвет волос.

Доктор Фредрик оглядывается, желая убедиться, что они одни, поэтому я быстро прячусь за перегородку и продолжаю прислушиваться.

– Это место не для вас. Вам лучше отклонить это предложение о работе и найти что-то, более подходящее для… такой, как вы.

– Для такой, как я? Вы имеете в виду для женщины?

«Какого черта?»

Я никогда не испытывал особой приязни к доктору Фредрику. Он глава нашей медико-оздоровительной службы, главный врач команды. Все остальные врачи, диетологи и даже тренеры подчиняются ему. Но все уважение, которое я, возможно, и питал к этому парню, тут же улетучилось из-за его намеков.

На мгновение воцаряется молчание, как будто он прикидывает, что сказать, чтобы не навлечь на себя неприятности.

– Вакансия, на которую я искал сотрудника изначально, больше не актуальна. В отделе кадров мне сказали, что я не могу отменить предложение, но могу его изменить. На данный момент я хочу нанять спортивного тренера.

– Что? – спрашивает она, сдерживая нервный смешок. – Я дипломированный врач, и вы ожидаете, что я соглашусь работать тренером по легкой атлетике?

– Я вообще не ожидаю, что вы согласитесь.

– Доктор Фредрик, я специально переехала в Чикаго, чтобы получить эту работу. Вы видели мои рекомендации. Видели, какие я проходила стажировки. Вы наняли меня именно поэтому.

– У меня было другое представление о том, кого я нанимаю.

– Вы думали, что я мужчина.

– Я больше не собираюсь это обсуждать. Если вы хотите работать в «Воинах», можете стать младшим тренером по легкой атлетике. Именно эта должность вакантна.

Девушка колеблется, и я представляю, как расправляются ее плечи, когда она уверенно спрашивает:

– Когда я должна дать ответ?

– К концу дня.

– Отлично. Я сообщу вам о своем решении.

На мгновение воцаряется тишина, и как будто разговор окончен, но затем я слышу, как доктор Фредрик говорит:

– Мисс… Кей, если вы решите к нам присоединиться, я предупреждаю вас в первый и последний раз: если между вами и одним из игроков возникнет хотя бы намек на какие-нибудь глупости, вы будете уволены. Есть причина, по которой я не беру на работу женщин. Вы будете находиться рядом с ними в раздевалках, самолетах и отелях. Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы не стать отвлекающим фактором.

«Есть причина, по которой я не беру на работу женщин». Чертов козел!

– Не сочтите за дерзость, доктор Фредрик, но последние два года я была одним из трех врачей, отвечавших за всю спортивную программу Университета Коннектикута. В моей биографии нет ничего, что заставило бы вас усомниться в моем профессионализме.

– То были дети, а это мужчины, – парирует он. – Думаю, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

Девушка кашляет, и я понимаю, что она действительно профессионал, потому что на ее месте я бы, наверное, прописал ему хук правой в челюсть. В этом смысле я немного импульсивен.

– Я отвечу вам к полудню, – говорит она, заканчивая разговор.

Вдалеке раздаются шаги, и с каждым шагом их звук становится громче: Фредрик направляется в мою сторону. Я не могу уйти, не попавшись на подслушивании, и, хотя я твердо намерен донести эту информацию до Монти, нашего полевого менеджера [2], я не собираюсь заранее посвящать в это доктора Фредрика. Поэтому на всякий случай снова ныряю в женский туалет до того момента, пока не удостоверюсь, что он уже далеко.

Я и так был не в восторге от нашего главного врача. Если хотите знать мое мнение, он подхалим, вечно заискивает перед парнями из команды, Но то, как он разговаривал с этой женщиной – будто он лучше ее, – вызывает у меня желание рассказать всем в «Воинах», какой он сексист.

– Сексистский кусок дерьма! – вторит моим мыслям женский голос совсем рядом.

Та незнакомка врывается в туалет, которым никто не пользуется, и я едва успеваю спрятаться за дверцей кабинки. Я не сажусь, а стою, как последний придурок, потому что понятия не имею, как оказался в такой ситуации.

Наблюдая за девушкой в дверной просвет, я вижу в зеркале ее отражение. Упершись руками в раковину, она низко опустила голову, и мне не видно лица.

Она смеется и спрашивает саму себя:

– Что это, черт возьми, было?

Затем делает глубокий вдох, наконец выпрямляется, в упор смотрит на себя в зеркало и… и мучительное, выворачивающее наизнанку горе, которое я испытывал сегодня, меркнет, потому что сейчас я совершенно сбит с толку.

Эта миниатюрная женщина с цветом волос, который я затрудняюсь определить, и интонацией в голосе, которая заставила бы яйца любого мужчины сжаться от страха, чертовски сногсшибательна.

Веснушки усеивают каждый сантиметр раскрасневшейся, сияющей кожи. Глаза, скорее всего, карие, поскольку очень похожи на мои. И губы… которые она поджала, чтобы не заплакать, потому что явно хочет злиться, а не рыдать.

Считайте это шестым чувством, но ее улыбка, не будь она спрятана за недовольством, зажгла бы во мне искру.

Девушка смотрит на свое отражение в зеркале, и на ее глаза набегают слезы.

– Нет, – умоляет она. – Не здесь. Возьми себя в руки, Кеннеди.

Кеннеди.

Сделав глубокий вдох, она качает головой.

– И перестань, мать твою, разговаривать сама с собой, чудачка.

И вот так в самый худший день в году я чувствую, как мои губы расплываются в улыбке.

Я напряженно наблюдаю, как она достает телефон и звонит кому-то по громкой связи, расхаживая по туалету. Наверное, мне следует объявить о своем присутствии. Не то чтобы это было вторжением в частную жизнь, но я понятия не имею, как объяснить сложившуюся ситуацию. «Привет! Я просто люблю посидеть в женском туалете. Не беспокойтесь за меня. Я быстренько помою руки. Вы не могли бы подвинуться? Я подслушал ваш разговор с нашим главным врачом. Если хотите, я могу сходить с вами в отдел кадров. И еще вы очень симпатичная».

– Привет! Как дела? – произносит мужской голос на другом конце провода. Я сразу же начинаю его ненавидеть.

– Ты сейчас можешь говорить? – спрашивает она. – Мне вроде как нужно выговориться.

– Прямо сейчас у нас командное фото, и я следующий. Ты в порядке?

Она на мгновение прикрывает глаза, собираясь с духом.

– Да, конечно. Просто хотела поздороваться со сводным братом.

Сводный брат. Запомним.

– Ну, привет. Я соскучился. Твой первый день проходит хорошо?

Она в упор смотрит на себя в зеркало и лжет:

– Все идет отлично.

– Ну и славно! Эй, мне пора идти: нужно фотографироваться. Набери меня позже, договоримся о встрече.

Она натягивает на лицо улыбку, которая даже мне, совершенно незнакомому человеку, кажется фальшивой.

– Договорились. – Кеннеди вешает трубку и опускает голову с тихим «черт».

Я ничего не знаю об этой девушке, но уверен, что ей нужен тот, кто заставит ее улыбнуться, а это – моя фишка. Еще я немного верю в судьбу, и, хотя сегодня – моя самая нелюбимая дата в календаре, я склонен в этот день находить смысл в происходящем.

Может быть, я должен был подслушать этот разговор.

Может быть, я застрял в женском туалете, потому что ей нужно хоть с кем-то поговорить.

Может быть, это моя мама направляет меня сегодня.

При этой мысли я закрываю глаза и начинаю говорить еще до того, как успеваю полностью все обдумать:

– Если тебе нужно обсудить с кем-то это предложение о работе, я готов помочь.

«Боже, как стремно звучит!»

Открыв глаза, я наблюдаю, как она шарит взглядом по зеркалу и находит отражение моих ног.

– Что ты делаешь в женском туалете?

– Меня выдал сорок шестой размер?

– Ты следишь за мной?

– Ну, технически я оказался здесь первым.

Она щурится, оглядывает дверь и смотрит мне в глаза через узкую щель.

– Ты будешь отвечать на мои вопросы или продолжишь задавать свои?

У меня вырывается смешок. Мне это нравится.

– Я прячусь в женском туалете, потому что у меня паршивый день. И, судя по тому, что я услышал, у тебя – тоже.

Ее плечи, которые были приподняты до ушей, опускаются на место.

– О…

Я распахиваю дверь, и вижу свою собеседницу с ног до головы. Черные легинсы облегают каждый сантиметр ее стройных ног. Рукава темно-серой олимпийки закатаны до локтей, на ногах – ослепительно чистые белые кроссовки. Предплечья и лодыжки усеяны веснушками, словно кто-то нарисовал их на ее светлой коже.

Девушка, с таким изяществом носящая спортивную форму. И симпатичная… Очень, очень симпатичная.

Чуть менее угрожающим тоном она спрашивает:

– Насколько много о моем паршивом дне ты услышал?

Подхожу к раковине и, облокотившись бедром о столешницу, смотрю в глаза своей собеседнице.

– Я слышал ваш разговор с доктором Фредриком в коридоре. А затем вернулся сюда, чтобы он меня не заметил.

– О… – Она кивает, отводя взгляд. – Значит, ты слышал все.

– Нам следует сообщить в отдел кадров. Или я могу поговорить с Монти – полевым менеджером. Он сможет передать владельцу команды…

– Нет. Нет, я не хочу ничего сообщать. Я не впервые сталкиваюсь с начальником-сексистом. В конце концов, я женщина, работающая в сфере спорта.

Я делаю паузу.

– Начальником? Так ты примешь это предложение о работе?

– Я не… – Она замирает, изучая взглядом все мое тело. Я возвышаюсь над ней: мой рост – сто девяносто три сантиметра, – но в повседневной одежде я выгляжу как обычный человек. – Кто ты такой?

И тут до меня доходит: она и понятия не имеет, что я – основной шорт-стоп команды, в которой она собирается работать. И я решаю использовать это в своих интересах.

– Сейчас я просто тот, с кем ты можешь поговорить. Ты сказала, тебе это нужно.

В ее глазах читается недоверие, она пытается меня оценить, но необходимость разобраться в своем затруднительном положении перевешивает любые подозрения.

– Я никак не могу найти работу в профессиональном спорте. – Ее признание на мгновение повисает в воздухе. – Неважно, что я окончила Колумбийский университет и была лучшей в группе. Не имеет значения, что врачи, у которых я проходила практику во время ординатуры, поют мне дифирамбы, когда к ним обращаются за рекомендациями. Не имеет значения, что я была самым молодым ведущим врачом одной из школ первого дивизиона, спортсмены выигрывали национальные чемпионаты. Нет, все это не имеет значения, потому что у меня есть две сиськи и вагина.

От ее прямоты у меня расширяются глаза.

– Боже мой… – Она морщится и прикрывает лицо правой рукой. – Не могу поверить, что говорю с незнакомцем про свои сиськи.

– Я был бы гораздо больше впечатлен, если бы ты сообщила, что их три.

Она смотрит на меня сквозь пальцы, и я изображаю свою самую озорную ухмылку. Девушка убирает руку, и на ее лице появляется робкая улыбка.

Робкая, да. Но тем не менее улыбка.

Я протягиваю ей руку для рукопожатия:

– Исайя.

Она отвечает мне тем же:

– Кеннеди.

– Что ж, Кеннеди, теперь, когда я больше не незнакомец, расскажи мне подробнее об этих твоих двух сиськах.

Она пытается сдержать улыбку, но та – на этот раз широкая и искренняя – так и рвется наружу.

– Ну я собираюсь носить их какое-то время.

– Конечно. – Я склоняю голову набок. – Мне показалось, тебя зовут Кенни?

Она хихикает. Этот красивый, но несколько застенчивый смех.

– Никто никогда не называл меня Кенни. Я решила использовать это имя, когда получила шесть отказов подряд, подписываясь как Кеннеди.

– Ну что ж, Кенни…

– Нет…

– Расскажи мне об этой вакансии.

Она тяжело вздыхает.

– Я пытаюсь устроиться на работу в сфере профессионального спорта с тех пор, как окончила ординатуру. Моя цель – когда-нибудь стать главным врачом команды, но пока мне не удается сделать даже первый шаг. Парни, с которыми я училась, с трудом закончили, а их рекомендации гораздо хуже, чем мои, но они получают работу, на которую я претендую. И когда мне предложили стать здесь заместителем главврача, я ухватилась за эту возможность. В прошлые выходные я собрала вещи и переехала в квартиру в центре Чикаго. Мы с Фредриком общались только по электронной почте, потому что он взял отпуск в межсезонье. В моих рекомендациях, должно быть, не упоминался тот факт, что я женщина. Я не уверена… Но когда я представилась ему сегодня утром, он сразу же отказался от своего предложения.

Итак, она симпатичная и очень умная. Понял.

– Когда доктор Фредрик сообщил начальнику отдела кадров, что произошла ошибка и такой вакансии нет, ему ответили, что по закону он должен нанять меня хоть на какую-то должность. Вряд ли отдел кадров в курсе, что его внезапное решение не брать в штат второго врача как-то связано с тем, что он случайно нанял женщину.

Слова так и сыплются из нее, и, кажется, она не может остановиться.

– А теперь мне предлагают работу спортивного тренера начального уровня! Не пойми меня неправильно: это отличная работа, но я не для того я потратила столько лет и стала дипломированным врачом спортивного профиля, чтобы обращаться к кому-то еще ради составления планов лечения, понимаешь? – Она оглядывает меня с головы до ног. – И какого черта я тебе все это рассказываю?

Я усмехаюсь. Она взволнована. Это так мило!

– Потому что я отличный слушатель.

На ее лице снова появляется застенчивая улыбка.

– Ну, как ты думаешь, что мне делать?

Она спрашивает меня? Разумеется, Кеннеди ничего обо мне не знает, потому что обычно я – последний, к кому обращаются за советом. Я тот, к кому приходят, чтобы повеселиться и круто провести время.

Мой брат Кай – серьезный человек, и, если бы он был здесь, а не играл в бейсбол со «Святыми Сиэтла», я бы спросил его, какой совет можно дать этой девушке. Он – мой главный советник, и я чертовски по нему скучаю.

Но его здесь нет, так что этот совет – за мной.

Лично я считаю, что ей следует подойти к доктору Фредрику и врезать ему по яйцам, но также мне очень нравится мысль о том, что она будет здесь работать. Мне нравится, что это веснушчатое лицо будет появляться на каждой моей игре.

С ней легко общаться, и худший день в году она сделала терпимым. Даже хорошим.

– А что тебе хочется сделать? – спрашиваю я, вместо того чтобы высказать свое мнение.

– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

Я ухмыляюсь в ответ.

– Я хочу работать в сфере профессионального спорта, – прямо заявляет она. – Но такие вакансии встречаются редко, потому что для большинства специалистов это карьера на всю жизнь.

– Ты хочешь работать в профессиональном спорте, – повторяю я, чтобы она услышала.

Кеннеди согласно кивает.

– Я должна согласиться на эту работу. По крайней мере, я буду твердо стоять на своем. Но, боже, если даже доктор Фредрик так ужасно обращается с женщинами, то страшно представить, как ведут себя игроки команды…

Вот же черт!

Конечно, мы кучка идиотов, но никто из парней не проявляет такого неуважения.

– Я… – В горле стоит ком. – Я позабочусь о том, чтобы никто из парней в команде тебя не доставал.

Ее глаза сужаются – она в замешательстве, но на губах все та же очаровательная улыбка, и от этого у меня внутри все переворачивается.

– Кто ты такой?

– Две сиськи и короткая память, а, Кенни? Я уже говорил, как меня зовут.

– Ты работаешь в приемной или на…

– Мне нужно идти. – Я указываю на дверь. – Можно я тебя провожу?

Она смотрит на меня с подозрением, и все, что я могу – лишь улыбаться, как придурок, потому что эта умная девушка уделяет мне внимание.

Я не наивен и знаю: скоро она поймет, что я один из игроков. И если предупреждение доктора Фредрика для нее хоть что-то значит, то, едва узнав правду, она больше никогда не обратит на меня внимания. А пока что я воспользуюсь тем небольшим временем, что у меня осталось.

Я распахиваю перед ней дверь туалета, и Кенни, не пригибаясь, проходит прямо под моей рукой в коридор.

– Не вздумай никому рассказывать, – быстро говорит она.

– О чем?

– Если я соглашусь на эту работу, не вздумай рассказывать о том, что сказал доктор Фредрик, или о моей квалификации.

– Ты, наверное, первый из знакомых мне врачей, который не хочет, чтобы все знали об этом.

– Исайя, пожалуйста!

Эти два коротких слова заставляют меня замереть на месте. Мое имя – как она его произносит! Как звучит ее голос, когда она умоляет…

Я вглядываюсь в ее лицолицо: на нем написано отчаяние.

– Я ничего не скажу.

– А насчет того, что ты подслушал?

– Ты о том, что доктор Мудак – женоненавистник?

– Да.

– Нет, кое-что об этом я скажу. На самом деле, прямо сейчас.

Она останавливает меня, хватая за предплечье. Ее рука – бледная, усыпанная веснушками, – резко контрастирует с моей, загорелой, ведь я каждый день играю в бейсбол под открытым небом. Но прежде, чем я успеваю запомнить этот контраст, она мгновенно отстраняется.

– Если я собираюсь здесь работать, мне и так придется непросто. Я не могу начинать рабочие отношения с жалобы полевому менеджеру или владельцу команды. Я справлюсь с этим сама.

Она излучает независимость и решимость, и, хотя эта девушка, должно быть, не выше ста шестидесяти сантиметров, ее плечи гордо расправлены, что прибавляет ей роста.

Хорошо. Ей понадобится вся сила воли, чтобы работать с этим куском дерьма.

– Когда, – поправляю я. – Когда ты будешь здесь работать.

Она понимающе улыбается мне в ответ, и теперь мы оба храним секрет, известный только нам двоим.

– Ну, увидимся? – спрашивает она.

– О, я абсолютно уверен, что ты будешь часто меня видеть.

– Родез! – завернув за угол и увидев, что я стою перед женским туалетом, окликает меня Коди, наш первый бейсмен [3]. Он в форме, готов к командной фотосессии. – Вот ты где? Поторопись! Съемка начинается в пять, твоя форма – в шкафчике. Монти послал меня за тобой.

Сказав это, Коди удаляется в сторону клуба.

Я медленно поворачиваюсь к Кеннеди со своей самой невинной улыбкой. Ее и без того бледная кожа теперь кажется еще более бескровной.

– Ты игрок?

– Шорт-стоп, – подмигиваю я.

Ее поведение мгновенно меняется: от прежней улыбки не остается и следа. Я почти физически ощущаю, как воздух между нами становится ледяным. Кеннеди в шоке. Она смущена и слегка психует.

– Забудь этот разговор. – Кеннеди, не колеблясь, убегает прочь, и я уверен, что у нее в голове звучит предупреждение доктора Фредрика.

– Эй, Кенни! – кричу я, и она неохотно оборачивается. – Я ообещал позаботиться о том, чтобы другие парни не доставляли тебе хлопот, но ничего не говорил о себе. – Ее губы слегка приоткрываются, и я снова подмигиваю. – Увидимся, док!

– Где ты был? – спрашивает Трэвис, наш кетчер-новичок[4], пока я стягиваю футболку через голову и бросаю джинсы в свой шкафчик. Мне нужно переодеться в новую форму, как и остальным игрокам команды.

Его шкафчик слева от моего, а у Коди – справа.

– Я был занят.

В верхней части шкафчика, скрытая от посторонних глаз, прикреплена скотчем фотография: я, мама и брат – и я большим пальцем стираю с нее пыль, когда кладу часы на одну из полок.

– Ага, – смеется Коди, указывая на раздевалку. – Занят вот этим.

Оставшись в одних боксерах, я поворачиваюсь и вижу Кеннеди, которая разговаривает с доктором Фредриком. Я наблюдаю, как он сжимает челюсти и раздувает ноздри, и понимаю: в этот самый момент она сообщает ему, что берется за эту работу.

Трэвис тихонько присвистывает:

– Симпатичная!

– И умная, – добавляю я, но не рассказываю о том, что мне известно, потому что Кеннеди попросила не делать этого, а мне нравится, что я знаю о новом тренере по легкой атлетике то, о чем не в курсе никто другой. – Эй, а какого цвета, по-твоему, у нее волосы?

– Рыжие, – просто отвечает Трэвис.

– Да ладно тебе, Трэв! Я же тебе говорил: описывай точнее.

Коди мгновение изучает ее.

– Я бы назвал этот цвет оберн [5]. Смесь теплого рыжего и землисто-коричневого, но в них также есть немного меди.

– Как пенни [6]?

– Точно.

Вот почему я спрашиваю об этом у Коди: парень понимает, что для меня важны детали.

Не сводя с нее глаз, с другого конца комнаты я наблюдаю, как она находит меня взглядом в тот самый момент, когда доктор Фредрик что-то ей отвечает. Кеннеди внимательно смотрит на мои ступни и переходит к голым ногам, затем задерживается на боксерах и не спеша обводит взглядом обнаженную грудь. Но когда она поднимает взгляд к моему лицу, я улыбаюсь как можно более нахально, давая понять, что поймал ее взгляд.

Кеннеди мгновенно отводит глаза, и я не могу сдержать улыбку. Трэвис толкает меня в плечо.

– Итак, кто она?

В этот день, когда все кажется знамением, я без колебаний отвечаю:

– Моя будущая жена.

Парни разражаются хохотом, но я не отрываю взгляда от единственной во всем здании женщины.

Кеннеди заправляет выбившуюся прядь волос цвета оберн за ухо, и в этот момент я вижу его: кольцо с бриллиантом, которое невозможно не заметить, сверкает на безымянном пальце ее левой руки. Хотя почему-то до этого момента я его не замечал.

– Извини, чувак, – снова смеется Коди, кладя ладонь мне на плечо. – Похоже, кто-то тебя опередил.

И этот день снова становится худшим в году.

1 Исайя

НАШИ ДНИ

– А вот и мои ребята! – Я обнимаю за плечи Коди и Трэвиса, встречая их на этаже, где в нашем отеле расположено казино. – Куда направляемся?

– Как раз вовремя, Родез. – Трэвис, наш кетчер, высвобождается из-под моей руки. – Ты собираешься дольше, чем любой из моих знакомых, а твои носки все равно ни черта не парные.

Я смотрю на свои ноги: брюки доходят до самых щиколоток.

– Они мне подходят.

– В клубе «Цезарь Палас» нас уже ждет столик. – Коди жестом указывает в сторону улицы Стрип [7]. – Пошли.

Наш первый бейсмен стремительно удаляется, и остальная команда следует за ним по пятам, а я замыкаю группу.

Мы в Вегасе уже несколько дней, и это наша последняя ночь здесь. Каждый год перед началом сезона мы с ребятами отправляемся путешествие, чтобы сплотить команду. Обычно это жаркое или тропическое место – награда за то, что мы пережили чикагскую зиму, и, хотя в Лас-Вегасе в это время года не слишком жарко, нас подогревают душные клубы и алкоголь по завышенным ценам.

Не то чтобы нам приходилось беспокоиться о ценах на алкоголь или платить за многое другое. Пока мы здесь, нам, профессиональной бейсбольной команде, каждый вечер бронируют столики в клубах и дарят бесконечную выпивку.

Два года назад мой старший брат Кай перешел играть к «Воинам», и мы наконец-то оказались в одной команде. Его нет с нами в Вегасе – он решил остаться в Чикаго со своим сыном и будущей женой, но остальные ребята здесь, а мне нравится, помимо времяпрепровождения с семьей, потусоваться с друзьями и пропустить пару стаканчиков.

– Сегодня тот самый вечер? – Трэвис замедляет шаг, пристраиваясь рядом со мной в хвосте компании.

– Тот самый вечер для чего?

– Сегодня тот самый вечер, когда ты общаешься с кем-то еще, кроме товарищей по команде и клубу?

– На самом деле, не вижу в этом смысла. Это командная поездка. Я стараюсь подружиться с коллегами.

– Да, мы все в командной поездке, но ты – единственный из нас, кто обе ночи возвращался в отель один.

– Мне это неинтересно, – отвечаю я, небрежно пожимая плечами. – И это неправда. Лотнер, новичок из Орегона, тоже возвращался один. Парень сыграл по нулям.

– Кто ты, черт возьми, такой и что ты сделал с Исайей Родезом? Когда это было тебе неинтересно? И с каких пор ты перестал быть душой компании? В прошлом году в Майами нам пришлось пообещать полицейскому два билета, чтобы он тебя не арестовал. Ты принялся раздеваться догола прямо на Оушен драйв [8]!

– Мы были во Флориде. Там жарко! И я по-прежнему остаюсь душой компании. Просто, когда мы уходим из бара, я не продолжаю вечеринку.

Трэвис многозначительно косится на меня, давая понять, что точно знает причину. На самом деле, вся команда знает причину.

Есть только одна женщина, которая вызывает у меня интерес, и теперь, когда она больше не носит обручальное кольцо, подаренное другим мужчиной, я не вижу смысла проводить время с кем-то еще.

Товарищи по команде уговаривали меня отказаться от этой несбыточной мечты, потому что, по их мнению, ей никогда не суждено осуществиться. Они считают, что единственная женщина в нашей команде никогда не станет завязывать отношения с кем-то из нас, тем более со мной. Конечно, я доставал Кеннеди Кей больше всех в команде, но только потому, что пообещал ей: буду так делать. А я всегда выполняю свои обещания.

Когда мы добираемся до следующего отеля, очередь на входе в клуб кажется бесконечной. Люди жмутся друг к другу в попытке быстрее попасть внутрь, но, к счастью, Коди звонит по телефону и говорит, чтобы мы воспользовались черным ходом, минуя очередь.

Когда мы проходим мимо ожидающих посетителей, направляясь в противоположном направлении, чья-то рука хватает меня за бицепс.

– Эй, я тебя знаю! – произносит женский голос. – Ты играешь в бейсбол за Чикаго. Номер девятнадцать.

Я скольжу взглядом по схватившей меня руке и вижу светловолосую женщину с ярким макияжем.

– Это я.

Ее ладонь скользит по моей руке.

– Родез, верно?

– За Чикаго сейчас играют двое Родезов, но да, я Исайя. – Я протягиваю ей руку для рукопожатия, стараясь сделать это так, чтобы она больше не захотела ко мне прикасаться.

– Бриджит. Итак, что привело тебя в Вегас?

– Поездка для сплочения команды. – Я жестом обвожу стоящих вокруг меня парней.

Ее глаза сверкают, и она указывает на компанию девушек рядом с ней.

– Мы здесь отмечаем мой день рождения.

– Что ж, тогда с днем рождения тебя! – Я подмигиваю ей, потому что избавиться от старых привычек трудно, а я гребаный идиот, и теперь, судя по ее улыбке, она думает, что мне это интересно.

– У вас, ребята, забронирован столик? Мы бы с удовольствием к вам присоединились.

– У нас действительно есть столик. – Я стараюсь говорить как можно более разочарованным тоном, надеясь не обидеть ее. – Но сегодня у нас мужской вечер.

– Это определенно не мужской вечер, – слышу я голос Коди из-за спины.

– Ты же понимаешь, да? – продолжаю я, как будто никто его не слышит.

– Конечно. – Глаза Бриджит вспыхивают, и я думаю, что скорее от смущения, чем от разочарования.

– Но, – прерываю я ее размышления, – найди нас внутри, и я прослежу, чтобы бармен записал все ваши напитки на мой счет, ладно? Ведь мы не можем допустить, чтобы именинница сама платила за выпивку, верно?

Ее плечи расправляются, лицо снова выражает уверенность в себе.

– Нет, ни в коем случае не можем.

– Веселитесь, дамы! И с днем рождения, Бриджит!

Она кокетливо кивает.

– Спасибо, Исайя! Увидимся внутри.

Засунув руки в карманы, я иду к задней двери, как будто ничего не произошло. Потому что в этом нет ничего необычного.

– Во-первых, – говорит Коди, продолжая идти рядом, – как, черт возьми, ты умудряешься отказать так, чтобы после этого за тобой продолжали виться вьюном? Вот бы мне хоть чуть-чуть очарования Исайи Родеза.

Я усмехаюсь:

– Ты привлекаешь больше женщин, чем я.

– Кстати, она симпатичная.

– Так подойди к ней.

– Пожалуй.

– А во‐вторых, – перебивает Трэвис, – ты идиот. Пожалуйста, ради всего святого, оставь это! Коди, если ты не воспользуешься своим членом, он отвалится? А к Исайе вернется девственность?

– Не могу тебе сказать. Я частенько пользуюсь своим членом. – Коди останавливается как вкопанный. – Погодите. У Исайи целомудрие? Все еще? Это из-за Кеннеди?

– Отвалите оба!

Трэвис хмыкает:

– Исайя, ты должен забыть о ней. Прошло три года!

– Три года не прошло.

– Ты запал на эту девушку в тот самый день, когда она впервые вошла в клуб.

– Да, но я только восемь месяцев назад понял, что она свободна, так что фактически я в этой ситуации только восемь месяцев.

– Ого! – кивает Коди. – Трэв прав: ты идиот.

Я отвешиваю ему подзатыльник.

– Помнишь, вчера вечером, когда мы пропустили по паре стаканчиков, я сказал вам, что вы, ребята, мои лучшие друзья?

– И?

– Беру свои слова обратно. Вы оба, мать вашу, отстой!

Задняя дверь клуба открывается, и охранник кивает в сторону Коди, позволяя команде просочиться внутрь. Мы втроем замыкаем шествие.

– Мы просто заботимся о тебе. – Коди обнимает меня за плечи. – Ты годами флиртовал напропалую, и у тебя это неплохо получалось.

Я не флиртовал напропалую. Возможно, я бесстыдно заигрывал с этой девушкой последние три года, но все это было безнадежно: у нее был жених. А теперь… теперь его нет. И сейчас я абсолютно серьезен в своих намерениях, но она думает, что я до сих пор дурачусь.

Можете считать меня смешным. Можете считать меня суеверным, но в тот день три года назад, встретив ее, я почувствовал: это судьба. День, который я всегда считал худшим в году, в тот раз озарился ярким светом.

До этой даты на календаре осталось лишь несколько минут… За восемнадцать лет, прошедших с тех пор, как я потерял маму, я только однажды искренне улыбнулся в этот день – тем утром, когда Кеннеди Кей ворвалась в женский туалет, а затем – и в мою жизнь.

Я продолжаю идти вперед, следуя за своими товарищами в клуб, и мне приходится перекрикивать громкую музыку:

– Ребята, вы верите в судьбу?

– Ради всего святого, Родез, – Трэвис, глядя на меня, качает головой. – Ты действительно только что прокричал «Ребята, вы верите в судьбу?» посреди этого чертова ночного клуба? Ради всего святого, переспи уже с кем-нибудь!

Когда охранник закрывает за нами заднюю дверь, Коди не может удержаться от смеха.

– Я поверю в судьбу в тот момент, когда Кеннеди решит добровольно провести с тобой время.

Вмешивается Трэвис:

– Какое там «проводить время»? Я поверю в судьбу, если Кеннеди скажет ему хотя бы одно слово, не относящееся к работе.

Я делаю шаг назад и поворачиваюсь лицом к своим приятелям, продолжая следовать за остальными к нашему столику в этом переполненном клубе спиной вперед.

– Вы просто не верите в это. Но однажды во всем убедитесь. – Я широко развожу руми. – Так предначертано!

Не видя, я врезаюсь в кого-то стоящего сзади: наступаю ему на ногу. Спотыкаюсь, но сохраняю равновесие, и даже сквозь музыку слышу, как он тихо шипит от боли.

– Вот черт! – Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы схватить пострадавшего за плечи, не давая ему упасть. – Простите! Виноват. Я вас не заметил.

– Понятно.

Волосы женщины закрывают ее лицо. Растирая пострадавшую ногу, она подпрыгивает на высоком каблуке.

Эти волосы… Даже в темноте клуба я узнаю эти волосы. Я запомнил их оттенок: оберн, как объяснил мне Коди.

Кеннеди Кей Оберн – так теперь ее называю.

– Кенни?

Я замечаю, что ее тело мгновенно напрягается, карие глаза осторожно смотрят на меня.

– Исайя?

– Привет!

Ее потрясенное выражение лица не мешает мне блуждать по ней взглядом.

Боже, она выглядит сногсшибательно! Я редко вижу Кеннеди не в спортивной одежде – униформе персонала «Воинов»: поло и черных легинсах. Но сегодня вечером ее волосы распущены и уложены идеально, а усыпанные веснушками руки и ноги полностью обнажены: на ней короткое белоснежное платье и туфли на каблуке в тон. Она выглядит чертовски привлекательно. Ее наряд кажется дорогим и изысканным, сидящим по фигуре.

– Исайя…

– Да?

– Я спросила, что ты здесь делаешь.

Я вспоминаю о ноге, на которую только что наступил. Кеннеди все еще держится за нее, явно испытывая боль. Я собираюсь наклониться, но останавливаю себя, понимая, что разглядывать чью-то ногу в клубе чертовски странно, как бы сильно я ни был влюблен в ее владелицу.

– Как твоя нога? Я попрошу у бармена немного льда.

– Все в порядке. Удивительно, но она больше болит от высоких каблуков, чем от того, что на нее наступили девяносто килограммов мускулов.

На моих губах появляется ухмылка.

– Следишь за моим весом, да, Кен? Я знал, что ты от меня без ума.

– Не льсти себе, Родез. Это моя работа – знать твои физические параметры. Что ты здесь делаешь?

– Это наша предсезонная поездка для сближения команды, а также тренировок перед началом регулярного чемпионата и после весенних сборов. – Я указываю на своих товарищей, которых отводят в отгороженную канатом часть клуба. Коди и Трэвис машут ей с другого конца зала.

При слабом освещении трудно сказать наверняка, но Трэв недоверчиво качает головой, а Коди одними губами произносит: «Ты, должно быть, шутишь».

– О, – говорит Кеннеди, уяснив для себя ситуацию. – Да здесь вся команда!

– Вся, кроме Кая. Он дома с Максом и Миллер. – Указывая на наш столик, я добавляю: – Идем, потусуешься с нами!

– Похоже, это мужской вечер.

– Это определенно не мужской вечер, – усмехаюсь я.

Кеннеди оглядывается на наш столик, и в ее глазах светится тоска, как будто ей действительно хочется провести время с нами. Это совсем не похоже на немедленное «нет», которое я получаю всякий раз, когда приглашаю ее заняться чем-то вне работы.

– Я не могу. – Она указывает большим пальцем через плечо на группу девушек, одетых в белое, за исключением одной, облаченной в ослепительно блестящее серебряное платье. – Я здесь на девичнике.

Девушка в сверкающем серебряном наряде с символической вуалью и лентой на груди, на которой написано «Будущая миссис Дэнфорт», позирует для фото в окружении одетых в белое подруг. Позирует со всеми, кроме Кеннеди.

– Я как раз направлялась к бару, чтобы принести им еще шампанского, – продолжает она.

Вспышки стробоскопа дают достаточно света, чтобы можно было разглядеть бесконечную очередь желающих заказать напитки у бара.

– Девочки, у вас что, нет официантки? Тебе придется целый час стоять в этой очереди!

– На это я и рассчитывала.

Я в замешательстве щурюсь.

– Иди за наш столик. Я могу сделать заказ для тебя прямо там.

– Исайя, – вздыхает она, – ты же знаешь, что я не могу этого сделать. Я работаю на команду.

– И ты единственный человек в штате, который считает, что тебе нельзя с нами тусоваться. Нет никаких правил, запрещающих нам дружить.

– Со мной все иначе, и тебе это известно.

Мне не хочется соглашаться, но я знаю, что она права. Нет, никто из парней в команде не изменит свое мнение о Кеннеди, если она пропустит с нами пару стаканчиков. Мы все равно будем считать, что она лучший тренер в штате, а я по-прежнему оставался бы единственным, кто в курсе, что причина – в ее слишком высокой квалификации.

У нее не было бы проблем, не работай она под руководством главного врача, который только и мечтает найти причину для ее увольнения. Даже если этой причиной станет выдуманная история из-за появившихся в интернете фото, где она проводит с нами время в Городе грехов.

Кеннеди, в отличие от любого из сотрудников-мужчин, должна прилагать все усилия, чтобы профессиональная граница была обозначена четко.

Народ теснится вокруг нас, проталкиваясь к танцполу, и Кеннеди прижимается ко мне, чтобы спастись от давки, укрыться от людей, столпившихся вокруг. Бросив взгляд на группу женщин, с которыми она здесь, Кеннеди делает шаг ко мне. Это самый странный поступок, который она когда-либо совершала.

Тот факт, что я – в кои-то веки! – не последний человек в этой комнате, с которым ей захотелось побыть рядом, одновременно удивляет и волнует.

– Кенни, ты в порядке?

– Да, просто здесь немного жарко…

– И поэтому ты пытаешься прижаться ко мне в ночном клубе? Если хочешь, мы можем пойти в мой номер. – Наклонившись, я шепчу: – Я большой любитель прижиматься после того, как…

– Пожалуйста, заткнись! – В ее голосе нет раздражения, и она даже не пытается отодвинуться от меня.

– Кен, с кем ты здесь?

Не оглядываясь на столик, она жестом указывает на высокую девушку в блестящем платье.

– Со своей сводной сестрой. Это ее девичник.

– И вы не ладите?

– Это сложный вопрос. – Кеннеди с трудом сглатывает. – Не мог бы ты побыть здесь со мной минутку-другую? Мне просто нужно передохнуть, прежде чем я к ним вернусь.

Это то, чего другие не замечают. Вот почему я не отказываюсь от своей влюбленности! Кеннеди со мной комфортно. Конечно, она может вести себя так, будто ненавидит меня. Возможно, я намеренно вывожу ее из себя, но в такие моменты, как этот, она обращается именно ко мне. После той встречи в туалете между нами установилось взаимопонимание. Может быть, потому что я в курсе ее секрета и держу его при себе. Не знаю. Но в глубине души Кеннеди мне доверяет.

Оглянувшись на наш столик, Коди жестом приглашает меня присоединиться, но, когда я смотрю на своего любимого тренера по атлетике, на то, как она прижимается ко мне, пока вокруг нас толпится народ, я больше не вижу перед собой той уверенной в себе женщины, к которой привык на работе. Она не в своей тарелке, и меня это бесит.

Я наклоняюсь к ее уху и делаю попытку, кажется, в тысячный раз за последние восемь месяцев:

– Хочешь, уйдем отсюда?

Ее большие карие глаза встречаются с моими:

– Да, пожалуйста.

Я совершенно уверен, что мое сердце пропустило удар. Я меньше всего ожидал, что этим вечером Кеннеди Кей согласится провести со мной время. Но уже за полночь, и худший день в году официально наступил, так что я расцениваю это как знак.

Ее сводная сестра и остальные девушки в белом теперь окружены целой вереницей официанток с бутылками шампанского. Бесконечные реки шампанского, подсвеченного бенгальскими огнями, танцы и аплодисменты в честь будущей невесты.

– Идем, – говорю я, кладу руку Кеннеди на поясницу и веду ее к двери.

Она слегка вздрагивает от прикосновения, но не выворачивается из-под моей ладони, позволяя проводить себя к выходу.

Как только мы оказываемся на улице, я открываю в телефоне чат с двумя моими лучшими друзьями и вижу сообщения:

Коди: Черт подери!

Трэвис: Не могу поверить, что наша Кеннеди здесь.

Я: МОЯ Кеннеди здесь. И мы уходим.

Трэвис: Надолго?

Я: Я не вернусь.

Коди: Черт возьми, заткнись!

Я: Увидимся завтра в аэропорту.

Коди: У меня такое чувство, что я оказался в альтернативной реальности. Это не может быть правдой!

Трэвис: Исайя, мать твою, Родез. А что случилось с мужской вечеринкой, на которой ты так настаивал?

Я: Это судьба.

2 Кеннеди

Если бы год назад вы сказали мне, я буду прогуливаться по Вегас-Стрип с Исайей Родезом, я бы предположила, что вы сошли с ума.

И если бы вы сказали мне, что я приеду в Вегас на девичник сводной сестры, я бы рассмеялась вам в лицо.

И если бы вы сказали, что мужчина, за которого она выходит замуж, – мой бывший жених, я бы позаботилась о том, чтобы вас поместили в психушку.

Ведь всю свою сознательную жизнь мы с Коннором Дэнфортом знали, что собираемся пожениться.

И мы со сводной сестрой никогда не были настолько близки, чтобы приглашать друг друга на такие личные мероприятия.

И я почти всегда терпеть не могу Исайю Родеза.

Но вот я здесь, и все эти три обстоятельства – моя нынешняя реальность.

Исайя закрывает за нами заднюю дверь клуба, и мы выходим на улицу. Грохот музыки становится тише, и паника, которую я испытываю, начинает ослабевать.

Какого черта я согласилась уйти с ним? Потому что отчаянно хотела выбраться оттуда, вот что. И хотя я никогда не признаю этого вслух, между мной и Исайей установилось взаимопонимание, о котором больше никто не догадывается.

Но этот парень беззаботен, дерзок, временами ведет себя по-детски, и это сводит меня с ума. Я для него – тип А [9], и, когда прохладный воздух Невады освежает мое лицо, а туман в голове рассеивается, я вспоминаю именно об этом.

– Я остановилась в паре кварталов отсюда. Пожалуй, на сегодня с меня достаточно. – Я поднимаю руку, чтобы подозвать ближайшее такси, но Исайя так же быстро ее опускает.

– Один стаканчик, Кен!

– Нет.

Он качает головой из стороны в сторону.

– Попробуй повторить свой предыдущий ответ. Мне гораздо больше нравится, когда ты смотришь на меня глазами олененка и шепчешь «пожалуйста».

– Хорошо. Пожалуйста, замолчи! Ты меня раздражаешь.

На его лице появляется улыбка.

– Кенни, хватит кокетничать.

– Я возвращаюсь в отель, – говорю я, направляясь в другую сторону, но из-за каблуков и того, что ноги Исайи гораздо длиннее моих, он обгоняет и с важным видом идет спиной вперед, так что мне приходится смотреть ему в лицо.

Не хочется признавать, но Исайя Родез довольно привлекателен. Я отметила это в свой первый рабочий день в «Воинах Города ветров», когда еще считала, что он – очаровательный незнакомец, готовый поговорить со мной о проблемах с трудоустройством, а не один из игроков команды.

Сегодня он во всем черном, вплоть до ботинок. Это странно. Я привыкла видеть Исайю в разноцветных нарядах, и цвета, как правило, не сочетаются.

Сегодня вечером его светло-каштановые волосы идеально уложены, но я уверена, что он просто провел по ним рукой. У парня красивые волосы, симпатичное лицо и отпадная фигура – и он это знает.

– Итак, что стряслось между вами – тобой и твоей сводной сестрой? – спрашивает он.

– Я слишком трезва, чтобы об этом говорить.

Он ухмыляется, и маленькая родинка под его правым глазом словно подчеркивает мелькнувшее во взгляде озорство.

– Это можно исправить!

Я останавливаюсь посреди Вегас-Стрип.

– Исайя, я замерзла, и мои ноги устали. Это были ужасные выходные! Все, чего я хочу, – забраться в постель и наутро улететь домой, в Чикаго.

– Выпьем по стаканчику, Кеннеди? Мы впервые встретились не на работе. Выпьем, и обещаю, что отвезу тебя обратно в отель.

Я никогда не пила с игроками. Я никогда не проводила с ними время вне работы, если не считать одной невинной вечеринки с ночевкой в доме брата Исайи в прошлом году, когда я слишком много выпила с девушкой Кая и не смогла бы доехать домой.

Исайя бесчисленное количество раз приглашал меня присоединиться, и я всегда отказывалась. Но сегодня… сегодня я чувствую отчаяние и тревогу. Впервые в жизни чувствую себя безрассудной.

Я вообще не должна была оказаться в этом городе на девичнике у девушки, которая выходит замуж за моего бывшего жениха. Так что пропади все пропадом! Один стаканчик не повредит.

– Ты угощаешь.

К нему возвращается дьявольская усмешка.

– С удовольствием! Но сначала… – Он осматривается. – Пойдем.

Исайя предлагает мне взять его под локоть, но вместо этого я скрещиваю руки на груди, пытаясь сохранить тепло. Он издает смешок, засовывает руки в карманы и жестом приглашает меня идти следом.

– Ты забыл о том, что мои ноги гудят? Родез, на мне десятисантиметровые каблуки!

– Я знаю. Теперь ты почти достаешь мне до груди.

– Забавно, – невозмутимо отвечаю я, ускоряя шаг, чтобы приноровиться к его темпу, когда мы переходим улицу. – Мой отель в той стороне. Тебе не кажется, что нам стоит двигаться в его направлении? А по пути заскочим куда-нибудь быстро выпить.

Исайя останавливается посреди улицы, и я едва не врезаюсь ему в спину. Он поворачивается ко мне лицом, не обращая внимания на загоревшийся зеленый свет и то, что машины ждут, когда мы тронемся с места.

– Кенни, мне нужно, чтобы ты расслабилась и плыла по течению. Я только что оставил своих товарищей по команде, и, не пойми меня неправильно, в восторге от того, что так вышло, но сегодня вечером мы поступим по-моему. И я не говорил, что мы просто по-быстрому выпьем.

Нам сигналит машина, но Исайя по-прежнему не двигается с места.

– Нам нужно идти.

– Мне – нет.

Я выдыхаю, и прядь волос падает мне на лицо.

– Я не умею плыть по течению.

– Знаю. Дай мне одну ночь, и я попробую тебя научить. Поверь, я знаю очень веселый способ.

Машина снова сигналит, на этот раз дольше.

– Я соглашалась лишь выпить по бокальчику.

– Но не говорила, как быстро мы должны его выпить. На самом деле это займет всю ночь.

– Ты можешь наконец уйти с дороги? Господи, нас сейчас задавят!

– Только если ты согласишься сделать все по-моему.

– Исайя…

– Кенни…

Машина снова сигналит, водитель объезжает нас и показывает средний палец.

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Прошу, не мог бы ты уйти с дороги?

Исайя наконец делает шаг и переходит на другую сторону улицы.

– Какой у тебя размер обуви?

– Что?

– Размер обуви.

– Тридцать седьмой. А что?

Исайя резко сворачивает налево, придерживая для меня дверь в торговый центр, расположенный рядом с одним из отелей. Даже после полуночи магазины открыты, и в них полно народу.

Не сбавляя шага, Исайя заходит прямиком в Vans и находит отдел для женщин. Он снимает пару с полки.

– Тебе нравится красное, верно? Ты всегда носишь красную форму команды.

– Они не красные, а ярко-розовые.

– Правда? – Он склоняет голову набок, разглядывая кеды в своей руке, прежде чем вернуть их на полку. – Нравятся клетчатые? У Макса есть клетчатые кеды.

Макс – двухлетний племянник Исайи, которого он просто обожает.

– На самом деле я не…

– Нет, клетчатые – это не твое. – Он снова осматривает полки, прежде чем обратить внимание на пару высоких черных кед с одной белой полосой и на платформе. – Вот эти. Нравятся?

Не буду врать, они клевые. Предпочитаю нейтральную одежду и ношу униформу командных цветов – красного и ярко-синего. А платформа добавит мне роста. Рост сто шестьдесят сантиметров – совсем не плох, но создает определенные сложности, если работаешь с группой высоченных мужчин и постоянно чувствуешь, что твой босс смотрит на тебя сверху вниз. Метафорически, но все же.

– Нравятся.

Исайя протягивает их кассиру.

– Можно нам такие тридцать седьмого размера?

– Что ты делаешь?

– Покупаю тебе обувь. Твои ноги устали.

Я достаю из сумочки свою кредитную карту, но Исайя выхватывает ее и прячет в задний карман, не глядя ни на нее, ни на меня. Он продолжает разглядывать прилавок, берет пару носков с вешалки у кассы, а затем – джинсовую куртку и показывает ее мне, ожидая одобрения.

– Я в состоянии заплатить за свою обувь.

– Я же сказал, что угощу тебя выпивкой.

– Это не выпивка.

– Это ее часть. Это мой единственный шанс, и, если тебе все время будет некомфортно, ты больше никогда не захочешь выпить со мной. Я просто не могу упустить свой единственный шанс только потому, что ты замерзла и у тебя болят ноги.

– Исайя, никакой это не шанс. Мы просто выпьем.

Он игнорирует меня, пока кассир не возвращается с обувной коробкой в руках. Исайя протягивает ему свою кредитную карточку, оставляя мою в заднем кармане. Расплатившись за носки, кеды и джинсовую куртку, вручает их мне.

– Избавься от этих каблуков, Кенни, и давай выпьем.

Хрустальная люстра в центре зала переливается розовыми и пурпурными бликами, отражая цвет портьер, драпирующих стены. Кажется, что все это помещение и есть люстра, отсюда и название этого роскошного бара, расположенного в здании отеля «Космополитен».

Пробираясь сквозь толпу, я следую за Исайей: он ведет меня к бару и слегка отводит руку за спину на случай, если мне понадобится за нее схватиться, чтобы нас не разлучили, но я этого не делаю. Несмотря на то, что мне приходится протискиваться мимо людей, стараясь не отстать, я не склонна к случайным прикосновениям.

Когда мы добираемся до бара и находим два свободных стула, Исайя свободной рукой выдвигает один для меня. В другой руке он держит белые лабутены, которые я сменила на кеды.

– Один бокал, – напоминаю я, забираясь на стул.

– Как договорились.

Я устраиваюсь поудобнее, свешиваю ноги, не в силах дотянуться до перекладины, и Исайя, опустив взгляд, издает тихий смешок.

– Давно я говорила тебе, как сильно ты мне не нравишься?

– М-м-м, – мурлычет он. – Должен предупредить тебя, Кен: я люблю, когда ты злишься. Это меня заводит.

– Так вот почему ты не оставляешь меня в покое все эти годы? Наверное, мне надо было все это время вести себя мило.

– Тогда я бы, наверное, уже несколько раз сделал тебе предложение. Отлично. Я хочу сказать, я добьюсь тебя, чего бы это ни стоило.

Усаживаясь рядом, Исайя смотрит на мою левую руку: безымянный палец без кольца упирается в барную стойку.

Хотя я уже больше года не ношу свое старое обручальное кольцо, этот палец все еще кажется мне слишком легким. Пустым. Наверное, так бывает, когда в течение четырех лет каждый день носишь безвкусное кольцо с бриллиантом в восемь карат. Парень, сидящий на соседнем стуле с другой стороны, разражается пьяным смехом и заваливается мне на плечо. Только когда я отодвигаюсь от него, он осознает это и извиняется.

– Ой, прошу прощения! – От меня не ускользает, что его взгляд задерживается на моих обнаженных ногах.

Я поплотнее запахиваю новую джинсовую куртку и замечаю предупреждающий взгляд, которым награждает парня Исайя, заставляя его переключить внимание на своих друзей.

– Пусть держит свои глазенки при себе, – бормочет Исайя, просовывая между нами руку и за ножку стула придвигая меня как можно ближе к себе.

Я не могу удержаться от смеха.

– Как и ты?

Исайя откровенно разглядывает меня, но на этот раз я не чувствую необходимости прятать каждый сантиметр своего тела. Должно быть, из-за доверия, которое я испытываю к нему по необъяснимой причине.

Он дерзко улыбается:

– Не понимаю, о чем ты.

Я беру со стойки коктейльное меню.

– Что мы будем пить?

– Мы? Господи, Кенни, это же наше первое свидание! Я и не подозревал, что мы так быстро превратились в «мы».

– В какой момент вечера ты становишься менее несносным?

Он пожимает плечами, заглядывая в меню.

– Мне говорили, что примерно через три или четыре бокала. Ну, что ты будешь?

– Не знаю. Не то чтобы я любила выпить…

– Никогда? Даже в колледже?

– Там я была слишком занята подготовкой к экзаменам, чтобы блевать на общажных тусовках.

Еще я пыталась быть идеальной, но это история для другого дня.

В уголках его глаз собираются морщинки, на губах появляется легкая улыбка.

– Хочешь, я закажу тебе напиток?

– Ты что, собираешься заказать максимальную порцию самого отвратительного пойла, чтобы я пила его несколько часов, потому что мы договорились лишь на один бокал?

– Нет. Я собираюсь заказать обычный напиток, который, думаю, тебе понравится и если ты все еще захочешь вернуться в свой отель, на этом мы и закончим.

Я удивленно приподнимаю бровь:

– Уже сдаешься, Родез?

– Уверен, что ты захочешь провести со мной чуть больше времени, чем потребуется на один напиток.

– Ты такой самоуверенный!

– Уверенный в себе, – поправляет он.

Исайя Родез действительно уверен в себе. Он дурачится в своей раздражающе харизматичной манере и при этом не выглядит душнилой. Его расслабленность и лёгкость выходят за рамки того, что я считаю позволительным.

Но несколько лет, проведенных рядом с ним, напоминают мне о том, что также он безрассуден, а иногда и слишком легкомыслен. Сколько я его знаю, он – душа компании. Исайя не загадывает на будущее и не задумывается о последствиях своих действий. Своей свободой, легкостью и общительностью он, вероятно, обязан старшему брату, который всегда брал ответственность на себя.

Если честно, кроме этого, я мало что о нем знаю, но предположу, что Исайя Родез заставляет умных девушек совершать глупые поступки. Вот почему я никогда не поддавалась и даже не задумывалась о его многолетнем флирте и постоянных намеках на более близкое знакомство со мной. Он просто хочет того, что не может получить, и, если я когда-нибудь передумаю и уступлю, его азарт иссякнет.

– Как ты относишься к текиле? – интересуется Исайя.

– Она заставляет меня принимать неверные решения.

– Идеально. – На его лице снова появляется фирменная улыбка. Он поворачивается к бармену и заказывает два одинаковых напитка.

Обхватив стул, на котором я сижу, своими длинными ногами, Исайя держит мои туфли на каблуках на коленях и смотрит на меня.

– Когда ты собираешься поговорить с доктором Фредриком о повышении?

Я издаю удивленный смешок.

– Как долго ты ждал, чтобы спросить меня об этом?

Он смотрит на часы на своем запястье, и его челюсть почему-то дергается, когда понимает, что уже немного за полночь.

– Три года ровно.

– Три года?

– Мы познакомились в этот день три года назад, и каждый день с тех пор я хотел, чтобы ты заговорила с ним о повышении. Твоя квалификация слишком высока, Кенни, и я единственный, кто об этом знает. Ты бинтуешь лодыжки и собираешь пакеты со льдом, хотя на самом деле ты настоящий врач.

– Ты помнишь точную дату нашего знакомства?

Какого черта? Я знала, что Исайя слегка в меня влюблен, но всегда предполагала, что это просто их командная шутка. «Единственная женщина в штате? О, тогда я хочу с ней переспать». Ну, что-то в этом роде.

– Кеннеди, соберись! Сезон начинается на следующей неделе, и я думаю, тебе пора об этом заговорить. Черт, да я сам хочу сказать ему об этом! Фредрик распределяет тебе самые тяжелые смены и не дает серьезных поручений. Ты с этим смирилась?

Он помнит день нашего знакомства? Почему? Тогда не произошло ничего особенного, кроме того, что я получила работу. Работу, которую полюбила, хотя не чувствую, что полностью в ней самореализуюсь. Да, хуже моего начальника не сыщешь, но мне нравятся плюсы работы в профессиональном спорте. Путешествия. Болельщики. Воодушевление после окончания сезона.

– Я не собираюсь ничего говорить, и ты тоже.

– Кен…

– Я подала на повышение.

Он слегка отстраняется.

– Правда?

– Не в «Воинах», но да.

Когда бармен ставит перед нами напитки, Исайя закатывает свои карие глаза.

– Дай-ка угадаю. Тебя хочет нанять Атланта.

Мой сводный брат второй бейсмен в команде Атланты, и, хотя он – один из моих самых близких людей, Исайя и Дин выросли в одном городе и давно соперничают. Мы с Дином стали родственниками в старших классах и не были близки до колледжа, так что я не знала об истории их взаимоотношений, пока мой сводный брат не появился на Дне семьи в Чикаго в прошлом сезоне и они оба не связали воедино все факты.

– Нет, не Атланта. Сан-Франциско.

Исайя замирает, не донеся бокал до губ.

– Калифорния? Но это… на другом конце страны.

– Да. Но климат замечательный, и врач их команды уходит на пенсию после окончания сезона. Его помощник не хочет повышения, поэтому они ищут замену, и наставник, у которого я проходила стажировку, порекомендовал меня на эту должность.

С каждым словом волнение в моем голосе нарастает. Это работа мечты, к которой я готовилась все свои двадцать с лишним лет, и я – одна из трех оставшихся кандидатов на должность. В этом году мне просто необходимо закончить работу с «Воинами» на мажорной ноте, а когда придет время, успешно пройти собеседование, и работа мечты может стать моей.

– Калифорния, – повторяет Исайя, вглядываясь в мое лицо.

Я делаю большой глоток напитка, с энтузиазмом кивая при мысли о том, каким может быть следующий год, и чувствуя насколько хорош этот коктейль. Текила даже не чувствуется.

– Я стала бы первой женщиной – главным врачом в ГЛБ [10].

Исайя улыбается:

– Так и должно быть. Это потрясающе, Кенни! Ты заслуживаешь всего самого лучшего.

Я все еще пытаюсь убедить себя в этом.

– Но просто для ясности, – продолжает он: – мы не станем говорить доктору Фредрику о том, что он кусок дерьма и женоненавистник или что его взгляды на женщин в спорте, вероятно, являются причиной, по которой в прошлом году от него ушла жена?

У меня вырывается смешок. Большую часть времени, что я нахожусь рядом с Исайей, мне хочется смеяться, хотя обычно я себе такого не позволяю.

– Мы не скажем об этом, пока я не подпишу новый контракт и не окажусь за три тысячи километров отсюда.

Исайя обреченно вздыхает, откидываясь на спинку стула.

– Калифорния, да? Ты знала, что это мое самое нелюбимое место?

– И когда ты так решил?

– Примерно две минуты назад.

Он в несколько глотков приканчивает свой напиток и возвращает стакан на барную стойку.

– Я провожу тебя до отеля, как только ты будешь готова.

Что?

– И все? Ты покупаешь мне удобную обувь и теплую куртку, чтобы я выпила с тобой всего один напиток, на приготовление которого ушло больше времени, чем у тебя – на то, чтобы его выпить?

– Ты сказала, что мы выпьем только по одному.

– Может быть, я передумала.

Исайя удивленно поднимает брови и выпрямляется, потерпев поражение.

– Кенни, ты хочешь сказать, что не прочь остаться и выпить со мной еще по стаканчику?

Я никогда не была такой импульсивной, как он. Никогда не стирала грань между работой и развлечениями, но с Исайей мне комфортно. Это то чувство комфорта, о котором не рассказываю никому на работе. Может быть, все потому, что Исайя – единственный человек в Чикаго, который знает мой секрет. А теперь он единственный, с кем я могу поделиться своей потрясающей новостью. Может быть, все потому, что финишная черта так близка: мне остался один сезон до работы моей мечты. Так что да: может быть, я хочу немного развлечься. Может быть, я хочу отключить в себе перфекционизм и немного побыть безрассудной после этих адских выходных.

– Да. – Я допиваю остатки своего коктейля. – Я хочу выпить с тобой еще.

3 Исайя

Проклятие! Я понятия не имею, как сюда попал, выпив бог знает сколько с Кеннеди Кей. Покинув «Космо», мы обошли еще три бара. Или уже четыре?

Черт меня побери, я не помню!

Кеннеди выкинула свои туфли в мусорный бак на Вегас-Стрип, но я сразу же вытащил их оттуда. Протрезвев, она разозлится, что выбросила такую дорогую обувь.

Кенни выиграла сто баксов в лотерею «Пенни слотс». Мы оказались в караоке-баре, где не было ни одного человека моложе сорока. Я исполнил песню Мэрайи Кэри «Прикоснись ко мне», и мы ушли, как только пожилые женщины начали воспринимать текст буквально.