Обжигающая тишина E-Book

Лорет Энн Уайт

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Serie: Высшая лига детектива. Романы Лорет Энн Уайт
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 556

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Вернувшись из путешествия, Рэйчел узнает, что ее сестра погибла во время пожара. Теперь ей придется воспитывать дочь сестры, чья тайна рождения становится головной болью для Рэйчел и ее жениха Трэя. Меж тем в город возвращается Джеб. Несколько лет назад его приговорили к тюремному сроку из-за показаний Рэйчел и Трэя, но затем оправдали из-за несостыковок в деле. Тогда была убита девушка, еще одна пропала. Могут ли все эти события быть звеньями одной цепи? Джеб намерен разобраться, тем более когдато у него были отношения с Рэйчел. Вернуть себе доброе имя – значит навсегда расквитаться с прошлым.

Leseprobe

Лорет Энн Уайт Обжигающая тишина

Loreth Anne White

THE SLOW BURN OF SILENCE

Copyright © 2014 Loreth Anne White This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com, in collaboration with Synopsis Literary Agency

В коллаже на обложке использованы фотографии:

© Roxana Bashyrova, BERNATSKAIA OKSANA,

Mimadeo / Shutterstock.com.

Используется по лицензии от Shutterstock.com.

© 2014 Loreth Anne White This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com, in collaboration with Synopsis Literary Agency

© Roxana Bashyrova, BERNATSKAIA OKSANA, Mimadeo / Shutterstock.com. Используется по лицензии от Shutterstock.com

© Савельев К., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо»», 2022

* * *

Павло, моему литературному покровителю

Глава 1

Апрель. Весна

Когда что-то начинается и заканчивается? Круги на воде от камня, брошенного в пруд… начинаются ли они с гладкого окатыша, привлекающего взгляд, с желания взвесить его на ладони, запустить над водой… Заканчивается ли это с последней крошечной волной, набегающей на дальний берег?

Я отрываю взгляд от плотного коричневого конверта у меня в руках. Адвокат по фамилии Гатри смотрит на меня, и в его взгляде я читаю оценку, которую он приберегает для таких новостей: ошеломительные, зубодробительные новости. В окне за его головой розовая пена вишневых соцветий оттеняет вид на вершины горной гряды Лайонс на фоне лазурного неба. Толстый шмель ритмично бьется о стекло. Я слышу приглушенный шум уличного движения на Лонсдейле. Автомобильный гудок. Мужской крик. Автофургон подает сигналы, разворачиваясь на выезд. Жизнь продолжается. Все идет, как обычно.

Но нет.

Семьдесят два часа назад я находилась с Трэем на Бали, в предсвадебном путешествии, которое мы обещали друг другу, когда обручились. Звонок прозвучал, когда мы лежали обнаженные под мягкой белой сеткой, свисавшей с бамбукового потолка. Моя сестра и шурин погибли во время домашнего пожара. Как их единственная живая родственница я стала опекуншей их восьмилетней дочери. Мы с Трэем вернулись домой первым же рейсом.

Теперь, сидя перед юристом в офисе Северного Ванкувера, я наконец понимаю, почему иногда испытываю странное беспокойство, когда смотрю в глаза моей племяннице.

Потому что это его глаза.

Его кровь течет в ее венах. Его ДНК. Та самая ДНК, которую использовали для его осуждения…

Все мои телесные реакции требуют опровергнуть эти новости и оттолкнуть папку назад по лакированной крышке деревянного стола. Но речь идет о Куинн, о моей маленькой темноволосой загадочной племяннице. Я была здесь, когда София и Питер принесли ее домой, всю в младенческих морщинках, сопящих всхлипах и восхитительных зевках, какие можно видеть у новорожденных. Воспоминания затопляют мой разум: мне восемнадцать лет, и я получаю на руки плотно спеленутый сверток. Мне впервые доверили держать на руках крошечное человеческое существо, и чувство ответственности было ошеломительным. У меня защипало в глазах. Я помню плотную ткань одеяла, кисловато-сладкий запах молока, угольно-черные волосы, мягкие, как шелковая пряжа, у меня под ладонью, когда я гладила крошечную головку.

Никогда не забуду улыбку на лице моей сестры в тот самый день. И на следующий день. Куинн была нашей. Никаких задних мыслей о ее биологических родителях. Только мы. Только будущее в новой большой семье.

Другое воспоминание вытесняет первое: иссиня-черные волосы, те же волосы у меня под ладонью… поцелуй, усыпляющий меня… те же сине-фиолетовые глаза, обрамленные невероятно густыми ресницами… Мое сердце громко стучит в груди.

– Почему? – хрипло спрашиваю я. Шмель монотонно бьется в оконное стекло. Меня распирает от сдерживаемых чувств.

Гатри наклоняется вперед с выражением расчетливого сострадания. Он говорит умиротворяющим, медовым тоном, и во мне вспыхивает искра негодования. Я понимаю, что мой гнев направлен не по адресу, однако раздражение владеет мной, наполняет грудную клетку, стучит в горле и проникает в голову.

– Вы ближайшая родственница Куинн, мисс Салонен. Ваша сестра полагала…

– Я имела в виду, почему они удочерили ее. Почему… – Я ловлю себя на слове, паника и жестокая реальность бичуют меня. – Господи, прошу прощения. Я неправильно выразилась. – Я делаю медленный, глубокий вдох. – Но… есть ли возможность, что произошла ошибка?

– Никакой ошибки. Он ее биологический отец. Все документы находятся здесь. – Гатри кивает в сторону коричневого конверта, который я держу в руках. – Это была прямая договоренность. Биологическая мать согласилась на удочерение, прежде чем стороны обратились в агентство, которое занялось оформлением документов. Отцовские права биологического отца были отвергнуты при решении об удочерении ввиду его судимости. В подобных делах такое нередко случается.

– Значит, он не знает? Он не имеет понятия, куда отправился его ребенок?

– Нет, ему не было сказано, где разместили ребенка.

Я пытаюсь сглотнуть комок в горле. Моя кожа в огне. Мрачные воспоминания проникают мне в голову, как чернильные щупальца в стоячую воду, кружась и заслоняя настоящее, размывая мои планы на будущее вместе с Трэем. Мы все так старались похоронить прошлое, и весь город помогал нам. Но иногда все, что можно сделать – это заштукатурить бетон, потому что внизу остаются щели, ожидающие лишь слабого землетрясения, чтобы снова раскрыть свои черные пасти и проглотить вас. Прямо как сейчас.

Меня снова отвлекает шмель, продолжающий биться мохнатой башкой об стекло. Почему он пытается попасть внутрь, когда снаружи цветы и свобода?

– Почему она не сказала мне? – шепчу я, глядя на шмеля.

Гатри молчит, поскольку это очевидно. Мне было восемнадцать лет, и я была безнадежно, безрассудно, дико влюблена в Джебедию Каллена, когда это случилось. Так или иначе, я любила Джеба с детства – сначала как доброго и нежного друга, но потом все осложнилось. Наши отношения приобрели глубину и сексуальность. Я всегда поддерживала Джеба. Он показал мне новый взгляд на мир. Несмотря на нашу ссору, которая той ночью привела к ряду ужасных событий, я всей душой хотела провести с ним остаток своих дней. Сексуальное посягательство, вспышка насилия, младенец, предательство – все это порвало мою жизнь в клочья, вынуло душу из моего тела. Я утратила чувство цели и направления, что разрушило мою карьеру в лыжных гонках и уничтожило надежды на второе олимпийское золото. Эти надежды принадлежали не только мне; это были совместные мечты всей небольшой общины Сноу-Крик. Я была их Золотой Девочкой – Рэйчел Салонен, которая выросла в этой долине и училась кататься на беговых лыжах, которые мой дед собственноручно изготовил с помощью топора и цепной пилы на склоне Медвежьей горы еще до моего рождения.

Потом наступила холодная осенняя ночь, когда пропали две девушки. Эми Финдли и Мэрили Цуканова, мои одноклассницы. Эми была обнаружена истерзанной и беременной от Джеба. С тех пор прошло девять лет, а Мэрили по-прежнему числится пропавшей без вести.

А теперь мне нужно заботиться о Куинн – о живом, дышащем воплощении предательства Джеба в ту ночь, полную насилия. Мне нужно забрать эту темноволосую девочку с необычными глазами цвета индиго к себе домой в Сноу-Крик, где все произошло. Дочь изменника, которого я когда-то так сильно любила.

Он с другой стороны реки, Рэйчел. Он полукровка, воспитанный ирландским пьяницей и местной индейской женщиной… Тебе нужно как следует подумать, Рэйчел… Он причинит тебе боль, Рэйчел…

– Мисс Салонен?

Мой взгляд обращается к юристу.

– Есть кто-то, кому я мог бы позвонить? – тихо спрашивает Гатри. – Человек, который мог бы посидеть с вами? Возможно…

– Со мной все в порядке. – Я выпрямляю спину. – Просто… – Меня внезапно корежит от душевной боли. – Понимаете, все дело в Софии. Ее сердце всегда истекало кровью, она всегда пыталась спасти этот проклятый, кровавый мир. Вы знали, что она консультировала Эми по вопросам посттравматического синдрома? Так она познакомилась с Эми, когда обе жили в Сноу-Крик. Полицейские вызвали Софию, когда нашли Эми в полубессознательном состоянии, пока она блуждала по лесным тропам. Ее родители – ревностные католики. Они и слышать не хотели о прерывании беременности, поэтому София и Питер… – У меня ломается голос. Я делаю паузу, чтобы собраться с силами, и более спокойно продолжаю: – Они годами старались завести ребенка. Теперь я понимаю, что все это должно было произойти. София и Питер вмешались и предложили удочерить ее. Они получили ребенка, который сам был маленькой жертвой, и дали Эми второй шанс.

У меня что-то рвется в груди. Мне уже больно за Софию, и это боль, как от раны, открытой соленому ветру. Осознание того, что моя сестра больше никогда не появится на другом конце телефонной линии, готовая помочь спокойным и мудрым советом. Она была наставницей и материнской фигурой для меня. Всегда такая уравновешенная, и вот ее нет. Моего отца тоже нет. А Куинн? Теперь она одна во всем мире, у нее есть только я. Тихая, но тошнотворная паника поднимается изнутри. Мне двадцать семь лет, но я не готова быть матерью; я не знаю, как это делается.

– Моя сестра имела слишком большое сердце для собственного блага, – шепчу я, пока лезу в свою соломенную пляжную сумочку из рафии за влажными салфетками. Адвокат встает, наливает воду в стакан и протягивает мне.

– Спасибо. – Я крепко держу бокал; не хочу, чтобы он видел мою дрожь. Я делаю глубокий глоток, и в этот момент в моей сумочке чирикает мобильный телефон. Я игнорирую его. Я знаю, что это СМС от Трэя, где он говорит, что нашел парковку и будет ждать меня внизу на площади.

Я думаю о нем, стоящие под весенним солнцем под раскидистой магнолией на фоне сверкающей воды в бухте Буррард за его спиной. Как он отнесется к этому. Он не имеет понятия о том, что я вынесу из этого здания. Я надежно ставлю стакан на стол и сморкаюсь в салфетку.

– Мне нужно что-то подписать? – спрашиваю я.

– Только вот это. – Гатри посылает по столу несколько документов. – Ваши копии завещания, свидетельство об удочерении, медицинская информация о биологических родителях – все в одной папке. – Он делает паузу. – Как я понимаю, ваша племянница находится на попечении соседа в двух домах от жилища вашей сестры, и она встречалась с детским психологом.

Я киваю и снова сморкаюсь в салфетку.

– Мы уже видели ее. Мы первыми были на месте.

Образы изогнутых, обугленных руин встают перед моим мысленным взором. Черные скелеты балок на фоне голубого неба. Желтая полицейская лента, трепещущая на ветру перед рододендронами Софии. Вишнево-красные соцветия, любимый цвет Софии… Ее весенний сад воспрянул к жизни, когда садовницы не стало.

Пожар случился после того, как Куинн ушла в школу. Сосед на другой стороне улицы первым увидел дым и вызвал аварийные службы. По словам командира пожарной бригады и полицейских, наиболее вероятной причиной взрыва было повреждение местного газопровода. Пожар был коротким и яростным; ему поспособствовал взрыв цистерны с пропаном. Она была объята пламенем, когда пожарные прибыли на место происшествия. Там было слишком жарко, поэтому они отступили, сдерживали распространение огня и толпу зевак. Все, что находилось в доме, было сожжено.

Тело Софии было обнаружено в ее кабинете, примыкавшем к дому, где она задохнулась от дыма. Питера нашли под балкой перед ее кабинетом. Первоначальное предположение состояло в том, что Питер попытался спасти свою жену, когда на него рухнула горящая потолочная балка.

Мне сказали, что пройдут недели или даже месяцы, прежде чем совместное расследование Королевской конной полиции Канады и пожарного управления определит точную причину пожара и смерти супругов.

Я подписываю документы и поднимаюсь на ноги. Теперь, в возрасте двадцати семи лет, я несу юридическую ответственность за восьмилетню девочку. Мы с Трэем отвезем ее домой в Сноу-Крик, в нескольких часах езды к северу от Прибрежных гор. Вес принятого решения внезапно оказывается сокрушительным. Мне нужно разобраться, в какой комнате поселить девочку. Мне нужно купить ей одежду и другие вещи первой необходимости еще до нашей поездки. Плюс чемодан, чтобы уложить все это. Мне нужно будет устроить Куинн в начальную школу Сноу-Крик и организовать какой-то уход за ней после школы, потому что газетный бизнес, доставшийся мне от отца четыре месяца назад, поглощает все мое время и силы и все пойдет прахом, если я не обеспечу какую-то финансовую поддержку.

Мои колени неожиданно подгибаются. Мне хочется сесть. Но если я не могу с этим справиться, то как справится Куинн? Девочка потеряла своих родителей и все, что она имела. Ее скоро вырвут из единственной жизни, которую она знала. Мне нужно быть сильной ради моей племянницы. Ради моей сестры. Я должна защитить этого ребенка, и не имеет значения, с чем меня сталкивает жизнь.

Я разглаживаю сумочку. На мне до сих пор та же самая футболка, которую Трэй купил мне на оживленном рынке в Кате, среди лабиринта ларьков и прилавков, и я даже чую слабый запах кокосового масла на коже. Я закидываю сумочку на плечо, беру папку, благодарю адвоката и направляюсь к двери, но замираю на месте, пораженная внезапной мыслью.

Я поворачиваюсь к Гатри и говорю:

– «Проект Невиновности» при университете Британской Колумбии до сих пор борется за отмену его приговора.

– Да, они пять лет трудятся над этим: кто знает, может быть, что-нибудь и получится.

– Что, если он выйдет на свободу?

– Так или иначе, он никуда не выйдет, Рейчел. Независимо от того, отменят ли его приговор, он выйдет только после того, как отсидит свой срок.

Я гляжу на адвоката.

– Но у него нет никаких прав на Куинн. Вы говорили об этом.

– Верно.

– И он не знает о ней. Я просто хочу убедиться, что он не знает, что Куинн Маклин является его дочерью.

– Джебедия Каллен знает лишь то, что Эми Финдли родила ребенка от него и что этого ребенка передали под опеку. У него нет законных возможностей для получения другой информации. А ваша сестра в ее завещании ясно дала понять: она не хочет, чтобы девочка знала, кто ее отец.

Тем не менее меня охватывает леденящее, недоброе предчувствие.

* * *

Площадь в весеннем цвету кажется слишком белой, слишком яркой. Я прикрываю глаза козырьком ладони, пока высматриваю Трэя. Сейчас я нахожусь там же, откуда входила в здание юридической фирмы, но пространственно-временной континуум как будто сместился. Все кажется более резким и эксцентричным.

Я замечаю Трэя, сидящего на каменной стене под усыпанными цветами ветвями магнолии. Его глубокий загар после нашего двухнедельного отдыха на Бали трудно не заметить. Он вскакивает на ноги, как только видит меня, и направляется вперед энергичным, непринужденным шагом. Он большой, мощный и обветренный, как и горы, откуда мы родом. Его темно-русые волосы частично выбелены солнцем и серфингом. Когда он приближается, я вижу тревогу в его голубых глазах.

Он берет мою руку в ладони.

– Все в порядке?

Тошнота волной поднимается изнутри. Секунду-другую я не могу говорить.

– Давай присядем. Расскажи, что случилось.

Направляемая уверенной рукой Трэя, я медленно опускаюсь на деревянную скамью. Он любит выступать в роли доблестного защитника. Он два года был руководителем поисково-спасательной группы Сноу-Крик, и он из тех парней, которые никогда не подводят своих товарищей. Я смотрю, как он переплетает свои пальцы с моими; его загорелая кожа на фоне моей бледности, форма его мускулистого предплечья, золотистые волоски на коже. Новенькое кольцо с бриллиантом у меня на пальце.

– Мне нужно будет стать матерью, – тихо говорю я, глядя на кольцо.

– Эй… – Он обхватывает ладонями мое лицо и вынуждает посмотреть в свои льдисто-голубые глаза. – Мы же ожидали этого, Рэйч. Все будет замечательно, мы справимся. – Его лицо озаряется улыбкой. – Моментальная семья, как насчет этого? Отличная практика до тех пор, пока мы не заведем собственных детей.

– Все не так просто, – говорю я.

Выражение его лица меняется, когда он что-то читает в моих глазах и слышит в моем голосе. Между нами проходит тень. Вдалеке я слышу сирену, буксирный гудок, шум двигателей прибывающего морского парома и крики чаек над рыбацкой лодкой.

– Что ты имеешь в виду?

Я откашливаюсь.

– София и Питер приняли в свою семью Эми Финдли и ребенка Джеба Каллена.

Он молчит. Ни малейшей реакции. Крик чаек становится лихорадочным, корабельная сирена громко ревет. До нас доносятся голоса людей на площади, выходящих из офисов и спешащих на ленч. Отчаяние стискивает мне грудь.

Внезапно Трэй вскакивает на ноги, делает два быстрых шага от меня и замирает, как статуя. Потом резко оборачивается ко мне.

– Что?

Я не отвечаю. Пусть он сам поразмыслит об услышанном.

– Проклятье, – тихо говорит он.

Мое сердце учащенно бьется. Никто этого не знает, и никому не нужно знать. София тоже не хотела, чтобы Куинн узнала, кто ее отец: она так и сказала в своем завещании. Она хотела защитить Куинн.

– И его?

– Он не имеет никакого отношения к удочерению. Он вообще не знает, куда делся ребенок.

Трэй мрачно смотрит на меня. Недоброе предчувствие еще глубже вгрызается в мои кости.

– Пожалуйста, Трэй, садись со мной. Послушай меня…

– Я не понимаю. Как это могло случиться? Ага, погоди… значит, поэтому твоя сестра уехала из Сноу-Крик, да? А Питер устроился там на работу, чтобы они могли взять и вырастить это дьявольское отродье, поскольку семья Эми не могла избавиться от него?

Праведный гнев заставляет меня вскочить на ноги.

– Моя сестра помогла жертве изнасилования, Трэй. Молодой женщине, которая разрывалась между своей семьей, религией и ребенком от ее насильника. Куинн – тоже жертва. Это невинная девочка, которая ничего не знает и не должна знать об этом!

– Боже… – Он расхаживает под магнолией. Соцветия внезапно кажутся слишком мясистыми и непристойными, запах – слишком насыщенным. Он поворачивается ко мне, и солнце высвечивает его силуэт со спины. – Речь идет о том, чтобы взять в наш дом ребенка осужденного преступника и убийцы. В наше будущее, в нашу жизнь.

– Против него не было обвинения в убийстве.

– И это делает его лучше? Единственная причина, почему его не поджарили на электрическом стуле, состоит в том, что тело несчастной Мэрили так и не смогли найти. Она до сих пор числится пропавшей без вести. – Он взмахивает рукой и указывает на север. – Где-то там, в горах, до сих пор безнаказанно живет его семья. А этот… этот подонок может выйти на свободу, если его приговор будет отменен. На основании проклятой технической формальности, поскольку адвокат защиты представил доказательства, которые могут стать основой для разумного сомнения. Все мы знаем, что он сделал это. И ты хочешь, чтобы мы взяли этого ребенка в свою жизнь?

– Послушай себя, – говорю я. – Мы говорим о Куинн. О моей племяннице. Ты знаешь ее. Раньше у тебя никогда не было проблем с ней. Это не должно измениться только из-за того…

– Откуда ты вообще знаешь, что ребенок от него? Так сказал Гатри, да? «Эй, Куинн родилась от Джеба Каллена»?

Я протягиваю ему папку, полученную от Гатри.

– Сам посмотри.

Он берет папку, перелистывает содержимое, изучает документы. Потом садится, медленно перечитывает их и поднимает голову.

– Завещание было написано пять лет назад, – говорит он.

– Когда София в последний раз обновила его. По словам Гатри, она собиралась прийти на следующей неделе и внести изменения. Но… случился пожар.

– Что за изменения?

– Гатри не знает. Но, что бы София ни собиралась сделать, это не меняет факта о биологических родителях Куинн.

– Нам нужен тест ДНК.

Я моргаю.

– Ты не веришь тому, что сказано в этих документах?

Трэй гневно смотрит на меня. Ясно, что он ушел в отрицание. И пока он борется с собой, то наносит удары повсюду, включая меня.

– Это несерьезно, – говорю я. – В любом случае с чем ты сопоставишь результаты анализа ДНК? С профилями ДНК, использованными во время суда над Джебом? И как нам добраться до этих архивов, если мы не хотим раскрывать себя и давать Джебу понять, что он ее отец?

Он проводит пятерней по волосам.

– Рано или поздно она узнает. Куинн собирается найти своих настоящих родителей, и она сделает это.

– Мы разберемся с этим, когда это случится. В любом случае она будет гораздо старше и лучше готова к встрече с правдой. Но не сейчас. Не так скоро после того, как она потеряла своих родителей. Нам нужно уважать волю Софии. Придется держать это в секрете ради блага Куинн.

Он смотрит на меня.

Я сажусь рядом с ним, кладу руку ему на бедро.

– Мне тоже трудно осмыслить и принять это, но мы переживем. Со временем станет легче.

Трэй отворачивается от меня.

– Ты не можешь так поступить, – тихо говорит он и качает головой. – Не можешь забрать ее туда… только не в Сноу-Крик.

– Мы, – шепчу я. – Мы заберем ее домой. Уже сегодня. Почему ты говоришь так, словно мне придется делать это одной?

Он поворачивает голову и сталкивается с моим взглядом. В его глазах появляется странное выражение.

– Домой? – ровным голосом спрашивает он. Я ощущаю, как мой мир опасно накреняется, как будто невысказанный смысл этого слова повисает между нами. Домой, где случилось преступление. Это большой дом у озера, оставленный мне отцом после его кончины от рака четыре месяца назад. Трэй переехал ко мне только в прошлом месяце, перед нашей поездкой. Мы планировали объединить наши финансы, сделать ремонт, перестроить шлюпочный эллинг и сдать его в аренду из-за высоких налогов на недвижимость, расположенную на первой линии озера на лыжном курорте, который приобрел всемирную известность.

– Боже мой, – шепчет он. – Город уничтожит ее, если выяснится, кто она такая.

– Никто в городе не должен знать об этом.

– Секрет, – тихо говорит он. – Мы должны держать в секрете ребенка этого полового извращенца? Мы должны жить в нашем доме с памятью о том, что он сотворил?

Трэй надолго замолкает. Теплый ветер шелестит в листьях и разбрасывает по мостовой опавшие вишневые лепестки. Одинокий голубь клюет крошки между лепестками. Я слышу гудок парома, отходящего от причала.

Он тихо фыркает, глядя на голубя.

– Знаешь, я всегда думал, что ты до сих пор неравнодушна к нему. Что ты не можешь отречься от него, несмотря на то что он сделал.

Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.

– Как ты смеешь? – Мне едва удается прошептать эти слова.

Он встает и идет прочь, расправив плечи.

– Не уходи вот так, Трэй! Не оставляй меня!

Он останавливается и медленно поворачивается. Его глаза влажно блестят. Боль и смятение, которые я чувствую в своем сердце, отражаются в напряжении его черт. Он борется с чем-то глубоко внутри себя.

– Как? – спрашивает он. – Как мы можем взять этого ребенка в нашу новую, чистую и счастливую жизнь, в наше будущее? Я свидетельствовал в суде против него. Ты делала то же самое. Все мы помогали упрятать его за решетку. Теперь кажется, что мы возвращаем его обратно.

Я встаю и иду к нему. Беру его за руку и стараюсь замаскировать дрожь в моем голосе.

– Я не могу просто отвернуться от этого решения, Трэй. У моей племянницы в этом мире не осталось никого, кроме меня. – К моему горлу подкатывает комок. – Я собираюсь заботиться о ней. Но я люблю тебя, и… – Теперь у меня в глазах стоят слезы… – И я не хочу при этом потерять тебя.

Он заключает меня в объятия и привлекает к себе.

– Прости, – шепчет он мне в волосы.

Он держит меня так, как всегда, – крепко и уверенно. И от него пахнет так же, как всегда. Честный мужской запах. На какой-то момент я успокаиваюсь, и меня охватывает нереальное чувство, что ничего не было. Возможно, я никогда не говорила с адвокатом. Возможно, ничего не изменилось. Но наш мир уже не такой, каким он был несколько секунд назад. Обратного пути нет. Мне на ум внезапно приходят чужие слова.

Ты не можешь существовать в этом мире, не оставляя частицы себя, не оказывая влияния – сколь угодно ничтожного – на все и всех, с кем ты встречаешься…

Это слова Джеба.

Иногда ты оставляешь за собой разрушительный след: мятую траву, разбросанные камни. В других случаях твой след почти неразличим, если не знаешь, где искать, и это может быть все равно что следовать за призраком…

Когда он говорил это, то показывал, как находить следы рыси на влажном мху. Мне было пятнадцать лет. Ветви огромных красных кедров над нами дробили солнечный свет на лесном ложе. Это было все равно что находиться в живом соборе; деревья вокруг нас были почти такими же старыми, как Нотр-Дам. В тот день он впервые поцеловал меня.

Частицы себя…

Куинн. Мои шрамы. Моя хромота. То, какой я стала. Все его частицы – частицы прошлого.

Иногда ты оставляешь за собой разрушительный след…

Я прижимаюсь лицом к изгибу шеи Трэя, стараясь избавиться от воспоминаний. Его кожа теплая и немного соленая. Знакомый вкус, означающий безопасность. Он – моя надежная гавань.

– Мне так жаль, Рэйч, – снова шепчет он мне в волосы. – Я не хотел. Это… просто трудно сразу принять такое.

– Знаю, – бормочу я с закрытыми глазами.

– Мы сможем, – говорит он. – Мы сможем, и мы все сделаем правильно.

Я киваю и всем сердцем хочу поверить ему.

Глава 2

Шесть месяцев спустя. Начало октября

Джеб снял шлем и подошел к ограждению обзорного наблюдательного пункта на негнущихся ногах после дальней поездки в северные горы. У самого края обзорной площадки на шоссе № 99 он забрался на бетонную стенку рядом с плакатом «Не кормите медведей». Оттуда он посмотрел на живописный поселок в долине далеко внизу; кучка красочных домов во впадине между густо залесенными склонами с гранитными пиками, вздымавшимися так высоко, как только мог видеть глаз.

Сноу-Крик.

Дом.

Почти через десять лет он был оправдан в суде, и обвинения против него были сняты. Вот так, по решению судьи, он неожиданно вышел из тюрьмы и оказался на свободе, словно рыба, выпущенная из корзины в открытое море. Свободный человек, вольный идти куда угодно. Ни поручительства, ни условий освобождения. Никаких ограничений. Невиновен с точки зрения системы правосудия.

Но не с точки зрения жителей этого городка.

Хотя он покинул отделение максимально строгого режима в Кентской тюрьме, оставались люди, по-прежнему верившие в его порочность и в то, что его освобождение было технической ошибкой, недосмотром полиции. На нем до сих пор оставалось клеймо насильника, преступника и убийцы. Он не был по-настоящему свободен… пока что.

Взгляд Джеба ненадолго остановился на квадратной часовой башне, поднимавшейся в центре городка посреди разноцветных крыш, и на обманчиво пологих склонах Медвежьей горы, где были проложены лыжные трассы. Ряд подвесных кабинок медленно двигался между базой в долине и Хрустальным пиком; оконные стекла поблескивали, когда ловили солнечный свет. Воздух был сухим и прохладным. Здесь, к северу от сорок девятой параллели, уже почти наступил день Благодарения, и курорт готовился к зимнему сезону, смазывая звездочки и ленточные тормоза лыжных подъемников, поддерживавших местную экономику. Потом наступит время грандиозных продаж лыжного снаряжения и одежды. Их называли «индейскими распродажами», и они привлекали массу лыжников из Ванкувера и штата Вашингтон; автомобили вставали в пробках на автостраде от моря до неба. Эта земля принадлежала предкам его матери и использовалась для охоты, но теперь превратилась в известный международный лыжный курорт под управлением семьи Бэнрок, которая разработала инфраструктуру лыжных трасс Медвежьей горы и владела большей частью недвижимости вокруг Сноу-Крик.

Бэнроки превратили снег на склонах этих гор в собственное белое золото.

Взгляд Джеба последовал вдоль линии подвесных кабинок до Тандерберд-Лодж, а затем перескочил на тысячи футов выше, к зубчатым гребням покрытых льдом горных вершин, паривших над сонным городком на фоне пронзительно синего неба.

Эти пики были мерилом необъятного пространства между землей и небом. Их уединенное и безмолвное величие манило его, как и необъятные шелестящие леса. Пока он стоял там, на него наконец снизошел покой. Ощущение принадлежности. Он мог навсегда раствориться в этом первозданном просторе, и ему ли понадобилось встречаться с другими представителями рода человеческого? Он бы солгал, если бы сказал, что не думал об этом, пока был заключен в тесной камере, до стен которой он мог дотянуться, просто раскинув руки. После всего лишь одного часа физических упражнений в день на протяжении почти десяти лет исчезновение в глуши определенно было привлекательным выбором. Но настоящее желание Джеба находилось в населенной людьми долине внизу. Этот городок был его главной целью, потому что кто-то в Сноу-Крик знал, где найти тело Мэрили Цукановой. Кто-то глубоко зарыл этот секрет, и Джеб был здесь, чтобы откопать его. Неважно, какую цену это будет иметь для него или для местных жителей.

Потому что, когда он найдет этого человека (или людей) – когда он найдет тело Мэрили, – то наконец сможет очистить свое имя. Его невиновность будет доказана. Тогда он будет по-настоящему свободен и сможет встретиться со своей дочерью. Лишь тогда он позволит себе войти в ее жизнь. Таково было его обещание Софии и Питеру перед их гибелью, и они кое-что обещали ему в ответ.

Порыв ветра взъерошил его волосы, и Джеб повернулся лицом к нему. Индейское лето. Он уже почти забыл его вкус; эти ощущения, эти звуки. Шепот ветра в его ушах, голоса палой листвы, хрупкой травы, треснувших веточек, тихий шорох в пожелтевших от засухи вершинах хвойных деревьев. Такой диалог между человеком и природой мог произойти только после лютого мороза. Долина была абсолютно сухой и созрела для пожара. Или для дождя.

Джеб посмотрел на запад, где голубые озера, словно бусины, были нанизаны на извилистую нить Грин-Ривер. Его взгляд следовал по течению реки к тому месту, где долина резко сужалась перед базальтовыми скалами. Там находилась старая каменоломня.

Где все это началось девять лет назад.

Тогда тоже была осень, и купы золотистых лиственных крон украшали хвойное декольте горных склонов, где бежали бурные ручьи. Эми и Мэрили исчезли где-то после десяти вечера во время молодежной вечеринки в старой каменоломне. Эми нашли через неделю; у нее не сохранилось воспоминаний о том, что с ней случилось. Мэрили по-прежнему находилась где-то там.

Джеб глубоко вздохнул. Город будет сражаться с ним. Он чужак, парень «с другой стороны» реки. Они будут наблюдать за ним и ждать, когда он оступится, чтобы снова упрятать его туда, где, по их мнению, ему самое место. Или хуже того. Они могут попробовать и это.

Но Джеб был готов. Он был похож на кижучей, косяки которых теперь поднимались по горным рекам: яростные воины с покрасневшими боками, пережившие прожорливых косаток и невидимые сети в водах Тихого океана, когда биологические рецепторы внезапно нацелили их на запах пресной воды и поставили на гибельный путь домой[1]. Повинуясь инстинкту, эти рыбины упрямо плыли против течения, разбиваясь о камни и водопады, чтобы вернуться в тихие горные пруды и озера для спаривания, последующей гибели и превращения в питательный бульон для их потомков.

Как и они, Джеб был глубоко привязан к этому месту. Здесь хранилось его наследие. Здесь находился его дом. Он не даст им снова отобрать все это у него. Он скорее умрет, чем вернется в тюремную камеру.

Звуки дорожного движения на автостраде за его спиной зловеще стихли, и сухой ветер снова зашелестел в кронах деревьев, шевеля и сгибая ветви, словно невидимый дух, пролетающий по лесу. Вместе с шелестом пришла другая мысль, которую он весь день старался не допускать в осознанное восприятие. Но внезапно она зашуршала, зашептала и затрещала, как пламя, на границах его разума.

Рэйчел.

Джеб знал, что она получила Куинн. Он знал, что она по-прежнему живет где-то в этой долине. Когда-нибудь, как только он очистит свое имя от подозрений, ему придется объясниться с Рэйчел, чтобы увидеть своего ребенка. Его кровь сильнее заструилась по жилам, когда перед ним возник образ ее лица в зале суда, выражение неприкрытой боли, исказившее ее черты. Его единственная вина была причиной этой боли. Он переспал с Эми в порыве жгучего разочарования, сопровождавшего его последнюю ссору с Рэйчел.

Бог знает, что он заплатил за это. Он платил за это каждый день, более девяти лет. Эми тоже заплатила дорогую цену. Как и Куинн, которой многое еще предстоит пережить самым сложным и непредсказуемым образом.

Джеб глубоко задышал. В эту долину вела только одна дорога. Время пришло.

Надев шлем, он вернулся к сделанному на заказ мотоциклу из вороненой стали и хрома. Он устроился в седле, снял машину с опорной подставки и завел двигатель мощностью в 400 лошадиных сил, завибрировавший у него между ногами. С ревом вернулся на автостраду, поддал газу своему металлическому зверю и легко обошел красный «Вольво», наслаждаясь кратковременной перегрузкой. Но когда Джеб въехал в пределы курорта, он замедлил ход. Это была территория полицейского участка Сноу-Крик, и он не мог позволить себе даже малейшей оплошности.

Он приблизился к первому перекрестку. Вывеска лесничества на обочине дороги объявляла об опасности лесных пожаров и запрете на разведение открытого огня. Джеб остановился на красный свет с рокочущим двигателем; его сердце вдруг гулко забилось в груди, во рту пересохло. Белые клочки семян иван-чая катались через дорогу, собираясь в мягкие наносы у бетонных дорожных ограждений и у дощатой кедровой стены ресторана «Паудер Хаунд». Это здание видело лучшие дни, но стояло до сих пор. На углу по другую сторону перекрестка находилась автозаправка «Хаски». Старая бензоколонка была снесена и перестроена в рустикальном, но высокотехнологичном стиле лыжного курорта. Красный «Вольво» притормозил рядом с ним. Женщина на пассажирском сиденье, лет около тридцати на вид, обернулась посмотреть на него. Она встретилась взглядом с Джебом, и он ощутил резкий выброс адреналина в кровеносную систему.

Он не был с женщиной после той ночи с Эми, когда ему было девятнадцать лет и когда его увели в наручниках. Ему исполнилось двадцать лет, когда дело дошло до суда, а после этого он отправился в тюрьму строгого режима. Теперь его возраст приближался к тридцати годам. Он мог выглядеть грубовато; время, проведенное в тюрьме, неизбежно сказалось на его внешности. Но в его жизненном опыте существовал зияющий пробел, и до сих пор оставалась лишь одна женщина, близости с которой он хотел больше всего.

Женщина, которую он предал. Женщина, которая помогла упрятать его за решетку. Та, кого он никогда не получит.

Молодая мать в обтягивающих штанах для йоги перешла через улицу, толкая перед собой младенца в кресле-коляске. За ней трусил питбуль, прикрепленный поводком к ее запястью. Джеб подумал, не направляются ли они на травянистый пляж на берегу озера Виски и есть ли там до сих пор собачья площадка. Его мысли снова вернулись к Рэйчел.

– Джеб, ты собираешься уехать из долины после окончания школы?

Она лежала на спине с закрытыми глазами на досках нагретого солнцем причала; капли воды сверкали как бриллианты на ее ресницах и коже, покрытой пупырышками после купания. Ее соски четко проступали под крошечными желтыми треугольниками бикини. Его взгляд медленно скользнул вдоль ее тела, и он почувствовал возбуждение. Удовольствие. Жар жизни, бушевавший в его крови с каждым ударом сердца. Он взял мокрый теннисный мячик, валявшийся возле ее талии, и швырнул в озеро для Трикси, нового щенка породы бордер-колли, которого завел отец Рэйчел. Мячик с чмокающим звуком плюхнулся в воду.

– Зачем мне уезжать, если ты здесь? – прошептал он, склонившись над ее лицом.

Глаза Рэйчел распахнулись от этой внезапной близости. Она заглянула ему в глаза, и ее взгляд потемнел от встречного возбуждения. Потом она внезапно взорвалась смехом, перекатилась набок, вскочила на ноги и побежала к дальнему концу причала, где нырнула в прозрачную воду. Джеб тоже вскочил, глядя на круги в том месте, где она исчезла, – проворная, как рыбка. Она появилась в двадцати ярдах от пристани и крикнула ему:

– Наперегонки до дальнего конца!

Потом она поплыла, разбрызгивая воду под ярким солнцем. Джеб наблюдал за ней, и что-то внутри подсказывало, что это продлится недолго.

Его вернула к реальности группа молодых сноубордистов в мешковатых штанах, низко опущенных на бедра, когда они вразвалочку перебегали через улицу, – вероятно, чтобы не свалились штаны.

Джеб почувствовал, что краснеет.

Все осталось таким же, но вместе с тем все было новым. Как будто его поставили на паузу, пока весь мир двигался вперед. Время, его юность, Рэйчел – все это было украдено у него. Тихий, подспудный гнев зашевелился в его груди.

Загорелся зеленый свет. Джеб агрессивно стартовал с места и снова обогнал «Вольво», но снова сбросил скорость до разрешенного предела, укротив свои чувства.

Как выяснилось, тяга к насилию возникает легко, когда ты постоянно находишься в гневе и заперт в клетке без надежды на освобождение. Но после нескольких ранних инцидентов в тюрьме Джеб научился принимать свою судьбу и контролировать свое стремление к физической агрессии перед лицом угрозы. Вместо этого он направил свою энергию на получение ученой степени. Он стал находить удовлетворение в достижении маленьких целей.

Это был слабый, с трудом завоеванный контроль над собой, и теперь Джеб не собирался терять его. «Терпение, – думал он. – Думай, как охотник. Будь готов тихо лежать в засаде. Появятся трещины, через которые просочится свет».

Сначала Джеб собирался проехать через город и направиться на север в долину Вулф-Ривер – к своему старому дому и пяти акрам земли, оставшимся от матери. Он посмотрит, как обстоят дела, и откроет лавочку. Завтра у него было назначено интервью с редактором газеты «Сноу-Крик Лидер». Он не собирался прятаться от людей. Он хотел огласить свои намерения, поднять шум, смутить умы. Пролить свет на людей, которые захотели бы выдворить его из города. Но когда Джеб приблизился к повороту, ведущему к начальной школе Сноу-Крик, что-то сжалось в его руди и он быстро посмотрел на часы. Если школа до сих пор работала по старому графику, то сейчас близилось время перерыва на завтрак. Повинуясь внезапному порыву, он свернул налево с автострады и направился к начальной школе, обуреваемый желанием впервые в жизни увидеть свою дочь.

Джеб сбросил скорость у дорожного знака, обозначавшего границу школьной зоны, и покатился вниз по склону мимо главного входа, направляясь к реке, где он рассчитывал повернуть обратно через соседний переулок и подъехать к задней части школьной территории, где бейсбольное поле примыкало к заболоченному участку леса. Дети часто приходили туда играть во время ленча, когда он учился в этой школе.

Он вернулся в жилой район и медленно проехал в тихое и спокойное место. На краю лужайки лежал небрежно оставленный красный скутер. Пластиковый автомобиль и дорогой мотоцикл стояли рядом на подъездной дорожке. Люди доверяли своим соседям. Малышка в коляске на крыльце весело болтала пухлыми ножками. Две матери беседовали через забор, пока малыши ползали в траве у их ног. Большие оранжевые тыквы с жуткими вырезанными рожами уже были выставлены в окнах, урожайные венки висели над дверями.

Матери оторвались от беседы и посмотрели на него, когда он проезжал мимо. Маленький терьер выскочил из ниоткуда и залаял ему вслед. Собака отбежала в сторону, когда Джеб обогнул поворот. Он припарковался в тупике рядом с маленьким парком с ярко раскрашенной игровой площадкой. Оставив шлем на седле мотоцикла, он прошел через парк к группе тополей, отделявших его от бейсбольного поля. Повсюду вокруг него сухие листья и пожелтевшие иглы взывали к дождю. Когда он вышел за деревья, то сразу увидел здание школы, стоявшее на возвышении, с красно-белым флагом канадского кленового листа, трепетавшего на ветру.

Его отбросило в прошлое.

Ему было девять лет, и он стоял перед этим приземистым зданием, крепко держась за руку матери. Осенний ветер становился все более холодным и поднимал концы ее кос цвета воронова крыла, играя иссиня-черными локонами у висков.

Как будто это случилось вчера, Джеб испытал прилив противоречивых чувств. Жаркое предвкушение и беспокойство. Страх перед тем, что ожидает впереди. Это был его первый год в школе, первый раз, когда он пропустит осеннюю охоту вместе с отцом. Первый год, когда мать не будет заниматься с ним домашними уроками.

Тем сентябрьским утром она посмотрела на него, ободрительно сжала его руку и улыбнулась, но ее глаза были пятнами текучей черноты над высокими скулами, и они говорили о другом. В тот день Джеб не мог понять, о чем она говорила ему своим взглядом. Но теперь он понимал. Сожаление. Она привела его в начальную школу, чтобы спрятать его, защитить от того, что стало слишком темным и опасным в их собственном доме. В ту зиму она хотела держать его подальше от отца. Рыболовный сезон выдался совсем плохим. Очень мало лосося пришло к побережью, и это означало, что долгая зима будет тяжелее, чем обычно.

Так оно и вышло. Гораздо хуже, чем Джеб мог себе представить.

В том году девятилетнему Джебу пришлось защищать свою мать еще до того, как растаял снег.

Порыв ветра унес воспоминания, как горсточку желтых листьев. Джеб опустился на деревянную скамью перед тополями. Далеко наверху над Хрустальным пиком пролетел вертолет. Он посмотрел на часы. Наступило время ленча, но пока что школьный двор оставался пустым и утреннее солнце пускало лучи через туман, поднимавшийся над болотом на северном краю поля.

Джеб на секунду закрыл глаза и вобрал в себя окружающее: воронье карканье, щебет воробьев, выклевывавших что-то в опавших листьях перед ним, крик одинокой болотной цапли. Запахи осени. Все, о чем он тосковал девять долгих лет.

Прозвенел школьный звонок, и из громкоговорителя раздался женский голос. Джеб распахнул глаза. Наверху, на травянистом склоне, дети посыпались из-за дверей школы, как жевательные конфетки в ярких обертках-курточках, разбегаясь в стороны от тропинки, направляясь в поля и луга. Его пульс участился. Он подался вперед, упершись локтями в бедра и вглядываясь в детские силуэты. Придет ли она сюда, как приходил он сам?

Узнает ли он ее?

Он годами ждал этого момента, – только ради того, чтобы увидеть ее. Живое, дышащее существо. Может быть, услышать ее смех, ее голос. Заглянуть ей в глаза.

«Просто смотри. Не подходи близко и не привлекай ее внимание. Пока не будешь свободен. Она не должна знать, кто ты такой… ты обещал это Софии и Питеру. И самому себе. Твоему ребенку…»

Он заметил худую темноволосую девочку, целенаправленно продвигавшуюся к травянистому выступу. Она носила мешковатый свитер с яркими вязаными радугами, а ее волосы представляли собой массу необузданных локонов цвета воронова крыла, блестевших в солнечном свете. Таких же диких и необузданных, как природа Британской Колумбии. Как у ее отца. Она шагала, выдвинув плечи слегка вперед, словно защищаясь от окружающего мира. В руках она держала книгу и большой пакет для ленча.

Джеб лихорадочно пошарил в кармане и достал фотоальбом размером с бумажник. Он раскрыл его на последней фотографии, которую получил в тюрьме от Софии. Но он не посмотрел на фотографию. Его взгляд был прикован к темноволосой девочке, которая поднималась между рядами бейсбольной трибуны и устроилась на средней скамье. Она поставила бумажный пакет рядом с собой, раскрыла его, достала сэндвич и принялась за еду.

Шишковатые коленки под джинсами, худые ноги, слишком длинные для ее тела. Словно жеребенок. Она жевала, поглядывая, как голубые сойки начали собираться вокруг нее, пронзительно клекоча в попытке получить еду. Она отломила кусок хлеба и бросила им; ярко-голубые птицы с криками устремились за добычей. Но при этом она не отрывалась от книги.

Каждой молекулой своего тела он верил, что это она.

Куинн. Его дочь.

Его кровь в ее жилах.

Ее ДНК, использованное для его приговора…

В голове у Джеба раздался глухой рев – звук столкновения прошлого, настоящего и будущего. Он стиснул миниатюрный фотоальбом в кулаке, сдерживая неутолимое желание подойти ближе и поговорить с ней.

Пастор в тюрьме сказал ему, что однажды наступает время, когда человек считает, что все кончено. Но все только начиналось.

Эта маленькая девочка была лишь началом.

Она была причиной всего, что он собирался сделать теперь.

Глава 3

Пока Джеб наблюдал за девочкой на трибуне бейсбольного поля, образ родной матери Куинн взвихрился перед его мысленным взором, и он мгновенно оказался в том самом зале суда, а Эми стояла у свидетельской скамьи, наклонив голову, и упавшие на лицо рыже-золотистые волосы скрывали ее профиль. Она выглядела очень бледной и худой, несмотря на поздний срок беременности. Джеб ощутил беспощадный укол памяти. От своих адвокатов он узнал, что младенца, скорее всего, отдадут под частную опеку в приемную семью и что его родительские права будут аннулированы в случае признания его виновности. Хотя тест ДНК плода подтверждал его отцовство, ему ничего не сказали о поле будущего ребенка.

Он чувствовал растущее напряжение в зале, когда прокурорша начала свою речь:

– …В ночь исчезновения Эми Финдли и Мэрили Цукановой обвиняемый Джебедия Каллен испытывал сильную половую неудовлетворенность и находился в ярости, – обратилась она к присяжным. – Почему он был так распален? Потому что предыдущим вечером, до вечеринки в старом карьере, его подруга Рэйчел Салонен прекратила их отношения после жаркого спора из-за секса. – Женщина сделала паузу, чтобы поочередно посмотреть в глаза присяжным. – Из-за секса, – с нажимом повторила она. – В тот вечер Джебедия Каллен, по собственному признанию, пошел на вечеринку только потому, что хотел поговорить начистоту с Рэйчел Салонен. Свидетели утверждают, что он пришел уже рассерженным, а когда он увидел, что Рэйчел Салонен целует Трэя Сомерленда, его ярость усилилась.

Она отвернулась и указала на скамью подсудимых. Взгляды присяжных устремились туда.

– Этот человек с детства отличался склонностью к насильственному поведению, – заявила она. – Рэйчел Салонен может засвидетельствовать мои слова. Мы также выставим свидетелей, которые докажут, что в тот вечер Джебедия Каллен словесно угрожал Рэйчел Салонен и Трэю Сомерленду. Мы предоставим неопровержимые доказательства того, что Эми Финдли и Мэрили Цуканова находились в автомобиле Джебедии Каллена, когда он уехал из карьера около десяти часов вечера. У нас есть свидетели, которые видели Финдли и Цуканову в автомобиле Каллена, когда он проехал по мосту через Грин-Ривер и повернул на север, на шоссе № 99.

Она помедлила и заговорила тише:

– Через семь дней Эми Финдли нашли в двадцати километрах к северу от старого карьера, возле железнодорожных путей, – полуобнаженную, избитую и потерявшую память о том, что с ней произошло. На ее шее были отметины от веревки, совпадавшие со скалолазным снаряжением Каллена, обнаруженном в его автомобиле. Медицинское обследование показало, что Эми Финдли была жестоко изнасилована и беременна от Каллена. В его машине была обнаружена пустая блистерная упаковка флунитрозепама, также известного как рогипнол, излюбленного средства насильников, которое, по свидетельству медицинских специалистов, может объяснить потерю памяти у Эми Финдли. Упаковка находилась в кармане толстовки, покрытой кровью Мэрили Цукановой, которая до сих пор числится пропавшей без вести. Ее волосы и одна из сережек, которые она носила вечером перед похищением, тоже были найдены в машине Каллена. Как и ролик клейкой ленты. Этот человек, – она снова указала на Джеба, – …этот человек явился подготовленным к тому, что произошло потом. Он запланировал изнасилование и похищение. Он известен чрезвычайной склонностью к насилию с самого раннего возраста. Этот человек был разъярен отказом в сексуальных отношениях со своей подругой. И мы докажем, что этот человек обладает психологическими признаками социопата.

Джеб глубоко вздохнул, стараясь остановить яркие образы из прошлого, но они все равно пришли к нему.

– Эми Финдли, это тот самый человек, который изнасиловал вас?

– Возражаю! – воскликнул адвокат и вскочил на ноги. – Свидетельница уже показала, что у нее не осталось воспоминаний о происшествии…

– Возражение принято. Я перефразирую вопрос. Мисс Финдли, тот человек, который находился с вами в момент зачатия и чье отцовство по отношению к вашему ребенку подтверждено медицинскими исследованиями, находится в этом помещении?

В зале становится тихо. Джеб чует запах пота и чувствует взгляд своей матери, обращенный на него. Рэйчел тоже смотрит на него. Журналисты смотрят на него.

Эми молча кивнула.

– Прошу свидетельницу ответить вслух через микрофон.

Эми медленно поняла голову. Ее слезящиеся глаза, обрамленные красными кругами, посмотрели в его сторону. У Джеба сжалось сердце. Скажи им, Эми. Черт побери, пожалуйста, скажи это! Пожалуйста, вспомни!

Несколько долгих секунд она глядела на него. Струйка липкого пота сползала по его хребту.

– Да, – тонким голосом ответила она. – Это он.

По залу пробежали шорохи и шепоты. Один репортер покинул свое место и поспешил к выходу. Джеб слышал тихие всхлипывания. Он не знал, кто это – его мать или Рэйчел, – и не мог смотреть туда.

– Прошу отметить, что потерпевшая опознала личность обвиняемого, Джебедии Каллена.

Даже сейчас липкое и маслянистое ощущение тяжести в животе не покидало его, когда он всем своим существом услышал приговор.

Виновен.

Эхо этого слова отдалось в его голове.

Виновен.

На основании изнасилования, причинившего телесный вред…

Виновен.

На основании насильственного удержания против чужой воли…

Виновен.

Пот промочил его насквозь, но в сердце собирались холодная, тихая решимость и сосредоточенность.

Две женщины расстались с жизнью. Хотя Эми физически пережила изнасилование, оно повредило ее психику. Девять долгих лет она пребывала в своеобразной тюрьме. Потом наконец сломалась. Она покончила с собой в Сноу-Крик вечером перед тем, как Питер и София погибли у себя дома во время пожара в Ванкувере. Джебу не нравилось это совпадение. У него были свои соображения насчет самоубийства Эми и пожара в доме. Он приехал сюда, чтобы найти ответы.

Он приехал ради возмездия. Ради восстановления своих прав. И он собирался начать с расследования жизни четырех мужчин, которые оболгали его в суде: Леви Банрока, Клинта Руджера, Харви Зинка и Люка Лефлера.

В его сознании всплыло еще одно воспоминание о судебном процессе. Леви Банрок стоял на месте свидетеля, а прокурорша задавала вопросы.

– Кого вы видели в автомобиле вместе с Джебедией Калленом?

Леви старался не смотреть на скамью подсудимых.

– Я видел там Эми Финдли и Мэрили Цуканову.

– Вы уверены, что это были они?

Леви откашлялся и кивнул.

– Да, они проехали мимо нас, когда мы сидели под деревьями. Эми выглянула из окошка, помахала и окликнула нас.

Тело Джеба напряглось. Это была ложь, разве нет?

Он не помнил Люка или кого-то еще, сидевшего под деревьями в тот вечер. Он не помнил, чтобы Эми кому-то махала рукой или окликала кого-то. Но это не точно. Он слишком много выпил. Его воспоминания изобиловали пробелами. Он был так сердит на Рэйчел, что не мог сосредоточиться.

– Что вы видели потом? – спросила женщина.

Леви снова откашлялся.

– Я видел автомобиль, ожидавший у железнодорожного переезда, пока пройдет поезд. Когда поезд прошел, Джеб переехал через пути и повернул на север по автостраде.

– Эми Финдли и Мэрили Цуканова по-прежнему сидели в его автомобиле?

– Да.

К горлу Джеба подступила тошнота. Его глаза горели, руки дрожали. Это была ложь, проклятая ложь! Он не поворачивал на север. Девушки вышли из его автомобиля после железнодорожного переезда. Он направился домой, на юг. Один. Он был совершенно уверен в этом.

Следующим вызвали Клинта Руджера. Один за другим все четверо дали одинаковые показания. Они сказали судье, что Джеб повернул на север с двумя девушками в автомобиле.

Джеб чувствовал себя тонущим человеком. Он набрал побольше воздуха в легкие, освобождаясь от воспоминаний.

Либо один из них, либо все они защищали себя или кого-то еще – того, кто знал, где можно найти тело Мэрили Цукановой.

Эти люди не только сговорились между собой, чтобы оболгать его. Они похищали его ребенка.

Из-за них он больше не сможет взять на руки своего малыша.

Он пропустит первую улыбку, первый прорезавшийся зуб, первые шаги… первые именины. Ребенок вырастет с верой в его вину. С верой в то, что отец оказался преступником.

А Рэйчел? Теперь она навсегда потеряна для него.

Джеб гадал, не приготовила ли Рэйчел этот сэндвич для Куинн, когда собирала ее в школу сегодня утром. Ее руки. Ее забота. Его ребенок. Джеб глубоко дышал, стараясь контролировать свое дыхание, пульс и мелкие вспышки ярости.

Ничто не закончилось. Нигде и никогда. Ему не вернуть утраченные годы. Он не мог и мечтать о том, чтобы вернуть Рэйчел. Но эта девочка, склонившаяся над своим завтраком на бейсбольной трибуне, – она была причиной его жажды справедливости. Не мести, но законного возмездия. Зло нужно было исправить. Кто-то должен был заплатить за содеянное. Он не позволит ей вырасти с осознанием того, что ее отец был насильником и убийцей.

Пока он смотрел, несколько девочек направились к трибуне бейсбольного поля. Все они были блондинками с прямыми волосами, одетыми по последней моде. Маленькие клоны, отлитые в соответствии с очередным культурным образцом и опасно балансировавшие на грани между детством и наступлением половой зрелости. Они были старше, чем девочка на трибуне, и Джебу не понравился их язык жестов и обмен многозначительными взглядами. Стайка хищниц, набиравшихся смелости друг у друга, чтобы подобраться к добыче.

«Как на прогулке в тюремном дворе», – подумал он и машинально напрягся, выискивая характерные признаки того, что дело может обернуться плохо, если намеченная жертва позволит так поступить с собой.

Но девочка на трибуне почувствовала их приближение и приподняла голову, не вступая в зрительный контакт. Она положила недоеденный сэндвич в коричневый пакет, закрыла книгу, встала и ровным шагом направилась вниз между рядами скамей. Потом пошла по траве, удаляясь от блондинок и направляясь к гравийной дорожке, которая уходила к лесистому холму в дальнем конце бейсбольного поля.

Блондинки последовали за ней.

Сердце Джеба учащенно забилось. Он вскочил со скамейки и быстро пошел по грунтовой тропе, ведущей к болоту вдоль внешней границы поля. Он был хорошо знаком с местной юрисдикцией: бейсбольные поля находились в собственности и финансировались курортным муниципалитетом Сноу-Крик. Школьный округ платил за их использование. Джеб имел право находиться на поле, но предпочел обходной путь.

Темноволосая девочка исчезла в лесу. Группа блондинок остановилась под большим дубом среди желто-рыжей палой листвы. Они болтали друг с другом и бросали взгляды в сторону школы, откуда дежурные старшеклассники наблюдали за поведением младших. Одна из девочек закурила сигарету и передала ее подруге. По мнению Джеба, им было не больше одиннадцати-двенадцати лет.

Он быстро поднялся в рощу по тропе, собираясь найти девочку, которую считал своей дочерью. Тропа выходила на пешеходную дорожку. Девочка находилась там, поглядывая налево и направо; она перешла улицу и направилась к маленькому магазину в конце дороги.

Джеб осмотрелся вокруг. Автомобили стояли на подъездных дорожках и возле тротуара. Лыжные шале в старом швейцарском стиле выглядели пустыми. На улице никого не было. До начала курортного сезона оставалось еще немного времени.

Джеб пошел следом. Он понимал, что не стоит этого делать, но физически не мог потерять из виду свою дочь, после того как наконец увидел ее. Как будто если сейчас она скроется за углом, то он навсегда потеряет ее. Сознательная часть его разума хотела удостовериться, что это на самом деле она.

Она шла быстро. Джеб оценивал внешние признаки: походка, форма стройного тела, посадка головы, напряженность плеч. Боялась ли она этих девочек? Горевала ли она по Софии и Питеру, единственным родителям, которых она когда-либо знала? Скучала ли по старой школе, по подругам, по своему дому?

Споткнувшись на плитке, вспучившейся от недавних морозов, она уронила свой пакет с ленчем. Книга, которую она держала в руке, упала и раскрылась.

Повинуясь интуиции, Джеб молниеносно бросился вперед и подобрал пакет и книжку. Он мельком заметил имя, написанное на внутренней стороне обложки: Куинн Маклин.

Это была она.

Он быстро оглянулся, чтобы убедиться в отсутствии слежки.

– Эй, ты кое-что уронила, – сказал он, стараясь унять сердцебиение и говорить непринужденно.

Он протянул ей пакет и книгу. Она настороженно смотрела на него, плотно сжав губы.

Джеб улыбнулся и заглянул ей в глаза. Это были его глаза… и глаза его отца. Темно-синяя, почти фиолетовая глубина ирландского взгляда. Мелкая россыпь веснушек на переносице. У Джеба подгибались колени.

– Спасибо, – пробормотала она, когда забирала книгу и пакет. Что-то внутри него благоговейно замерло при звуках детского голоса дочери. У него щипало глаза.

Она отвернулась и пошла немного быстрее. Джебу так хотелось немного побеседовать с ней, что он догнал ее.

– «Школьные годы», да? – спросил он, имея в виду название ее книги.

Она крепче прижала книжку к груди и пошла еще быстрее.

– Мой любимый персонаж – это Рэйн.

Она замедлила шаг и смерила его оценивающим взглядом.

– Вы читали эту книгу?

Джеб улыбнулся.

– У меня было много свободного времени для чтения книг. Некоторые были хорошими, другие ужасными. Но эта мне понравилась.

Она нахмурилась, когда ее взгляд остановился на татуировке у него на шее.

– Вы читаете книги для восьмилетних детей?

Джеб сглотнул. Он прочитал все книги, которые, по словам Софии, читала Куинн. Он развесил ее школьные рисунки на стенах камеры вместе с медалью дочери, которую выпросил у Софии. Он знал любимый цвет своей дочери, ее любимую еду и любимые телешоу.

Он усмехнулся.

– Как я говорил, у меня было много свободного времени.

Она немного успокоилась и оживилась; любопытство постепенно приходило на смену осторожности. Джеб приободрился.

– В прошлом году нам задали эту книгу для внеклассного чтения, – сказала она.

– И ты перечитываешь ее?

Девочка кивнула.

– А почему тебе нравится Рэйн? – спросила она.

– Потому что она маршировала под бой своего барабана.

Она покосилась на него, приподняв одну бровь.

– А мне нравится Кэп.

– Почему он?

Она пожевала нижнюю губу.

– Потому что у него не было отца и матери и ему пришлось уйти из дома. Он был другой, и все смеялись над ним. Но он был героем. Он все изменил в школе, когда спас водителя автобуса. Тогда все стали уважать его.

– Да, – тихо сказал Джеб, у которого вдруг засосало под ложечкой. – Кэп настоящий герой. Он был один против многих, но он не сдался.

Глаза Куинн засияли от сдерживаемых чувств, а ее губы слегка задрожали.

– Эй! – Джеб пошел вперед, и она поравнялась с ним. – Я не хотел расстроить тебя. Насчет книги или чего-то еще.

Она покачала темными локонами.

– Ничего особенного.

– Ты идешь домой позавтракать?

– Я живу слишком далеко от школы, чтобы возвращаться домой на ленч.

– Правда? Выше по течению на Вулф-Ривер?

– Нет, на Грин-Лейк.

Его сердце дало сбой. Старый дом Салоненов.

– Должно быть, твоим родителям нравится жить у озера, – сказал он. – Там очень красиво. Я знал людей, которые жили там раньше.

– Мои родители умерли.

Ее ровный, бесстрастный тон поразил его. Он замялся.

– Сейчас я живу у моей тети, – пояснила она. – На какое-то время.

– А потом?

Она пожала плечами и прошла по изумрудно-зеленому газону перед крошечным магазином в виде бревенчатой избушки. Три ступеньки вели на узкое крыльцо, которое тянулось по всей длине здания. К свесу крыши была прикреплена корзинка с белыми и алыми цветами, а кобель хаски разлегся рядом с дверью под лучами осеннего солнца.

Она поднялась по деревянным ступеням, шлепая ботинками. Хаски поднял голову и смерил их взглядом разноцветных глаз – молочно-голубого и карего, – а потом с тихим собачьим вздохом уронил голову на лапы. Впечатление Джеба было внезапным и ошеломительным. Все эти мелочи: оттенок травы, цветы в корзинках, собачий вздох на солнце – в тюрьме превращались в полузабытые воспоминания, а удовольствие стиралось из памяти.

Куинн толкнула входную дверь, и наверху звякнул колокольчик. Джеб последовал за ней. Парень за стойкой едва взглянул на них; он деловито набирал текст на мобильном телефоне. Джеб заметил камеру наблюдения с непрерывной записью и рефлекторно отвернулся.

Он приобрел свежий номер «Сноу-Крик Лидер», а Куинн нашла нужные ей сладости, включая палочку черной лакрицы. Она положила свои покупки на стойку, где продавец выбил чек и сложил все в пакет. Пока Куинн шарила в карманах, Джеб выложил деньги на стойку. Парень встретился с ним взглядом, на секунду замялся, но не более того. Никаких признаков узнавания – да и с чего бы? Должно быть, этому юноше было не больше десяти лет во время происшествия с Эми и Мэрили. Если он вообще находился в городе.

– Спасибо, приятель, – сказал парень и отсчитал сдачу.

Австралийский акцент. Скорее всего, он пробыл на курорте не более двух сезонов. Тем не менее Джебу пришлось напомнить себе, что он здесь не для того, чтобы прятаться от людей. Он был здесь ради того, чтобы встряхнуть город и заставить жителей призадуматься.

Куинн удивленно смотрела на Джеба.

– Эй, – он пожал плечами и сунул газету под мышку. – У меня просто оставалась ненужная мелочь.

Она удержала его взгляд, видимо, размышляя о том, стоит ли принимать подарки от незнакомого человека. Потом застенчиво улыбнулась и взяла пакет со стойки.

– Спасибо.

Джеб открыл дверь и выпустил ее на улицу. Она бойко поскакала с крыльца, и он решил, что она преодолела настороженность по отношению к нему. Наверное, это был мятежный дух, хорошо знакомый ему самому: подружиться с длинноволосым незнакомцем в кожаной куртке и с татуировкой на шее. А может быть, это была потребность в дружелюбии и внимании после жестокой утраты и переезда на новое место.

Она направилась обратно к школе, посасывая лакричную палочку.

Джеб колебался. Теперь было нужно развернуться и уйти. У него еще будет время для общения с дочерью. Но когда после стольких лет наконец видишь своего ребенка и слышишь его голос… это было как действие мощного наркотика, как неутолимая жажда. Она оглянулась и послала ему еще одну застенчивую улыбку. Его сердце дрогнуло, и он тронулся за ней.

Только до бейсбольного поля, внушал он себе. Только чтобы убедиться, что малолетние хищницы ушли. Только до тех пор как он не увидит, что она беспрепятственно возвращается в школу.

Только еще одну… как поступал его отец со своей выпивкой…

– Могу поспорить, что твои дядя и тетя обрадовались твоему приезду, – сказал он. – Пусть даже временному.

– Моя тетя не замужем. – Она куснула лакричную палочку. – Она собиралась жениться, но дружок бросил ее после того, как я переехала к ним.

Его сердце снова дало сбой. Рэйчел не замужем?

– Как его зовут?

Она покосилась на него, и в ее темно-синих глазах мелькнуло подозрение. Тем не менее она ответила.

– Трэй. Я ему не нравлюсь, и он ушел из-за меня.

Ох. Воспоминание было похоже на удар. Трэй Сомерленд на месте свидетеля в суде. Трэй, целующий Рэйчел в гравийном карьере. Трэй, залезающий ей под свитер…

Рэйчел и Трэй, причина его гнева и обиды в тот вечер. После этого все пошло к чертям.

– Конечно, он не потому ушел от твоей тети, – выдавил Джеб.

Она безразлично пожала плечами, направляясь в лесную рощу по тенистой дорожке.

– Значит, вы с тетей живете одни на Грин-Лейк?

– Ага.

– А… там еще кто-нибудь живет? Скажем, в лодочном домике?

– Нет. Только старый пес моего деда, пока тот не умер.

Сеппо Салонен умер? Джеба обуревали противоречивые чувства. Должно быть, поэтому Рэйчел поселилась в доме у озера. Одна, вместе с Куинн. Кровь бушевала в его жилах, как шипучее вино, не находя выхода. Внезапно он пожелал невозможного.

Он пожелал Рэйчел.

Черт побери, ему хотелось получить все и сразу. Его желания превращались в неодолимую потребность, размывая его сосредоточенность, разрушая ясность мыслей. Он хотел получить все обратно.

Они достигли конца лесной тропинки и вышли на поле. Она остановилась и посмотрела на него снизу вверх.

– Спасибо, – искренне сказала она, видимо, приняв определенное решение по его поводу. – За сладости… и остальное.

– Пусть это останется секретом, ладно?

Она еще секунду смотрела на него, потом быстро кивнула и пошла к школе. Он наблюдал за ее размашистой походкой и темными волосами, блестевшими на солнце.

– Когда угодно, – прошептал он. – В любое время, Куинн.

Он услышал школьный звонок, когда стоял в тени с газетой под мышкой. Его мир совершенно изменился. В конце концов, ради этого он приехал сюда.

Но осторожность нашептывала ему советы в шорохе сухих сосновых иголок под дуновением ветра. Один неверный шаг, одна искра, и все исчезнет в огненном смерче. Он может навсегда потерять ее.

Он не должен возвращаться сюда.

Он не должен снова встречаться с ней, пока все не закончится.

Но когда Джеб обходил нижний край поля, направляясь к своему мотоциклу, он заметил группу блондинок, вышедших из-за ствола старого дуба. Затушив сигареты и тихо переговариваясь друг с другом, они пошли через поле по кратчайшей траектории наперерез Куинн.

Девочка увидела их приближение и пошла быстрее. Она была меньше и младше, чем они.

Джеб застыл на месте, глядя, как группа миновала травянистый взгорок и устремилась за добычей. Они тесно сомкнулись вокруг Куинн и заставили ее остановиться.

Джеб вздрогнул, когда одна из старших девочек выхватила пакет со сладостями из рук Куинн. Другая украла лакричную палочку и издевательски помахала ей, когда Куинн протянула руку.

Еще одна девочка поставил подножку и опрокинула Куинн на землю. Она распростерлась на гравийной дорожке, книга отлетела в сторону и раскрылась.

Ярость была жаркой и моментальной. Почти ослепительной, словно электрический разряд, пробежавший по нейронным каналам и отключивший логический центр мозга. Джеб со всех ног побежал по полю. Его шейные мышцы напряглись, как провода, поле зрения сузилось. Вверх по склону, на школьную территорию.

Одна из девочек указала пальцем на Куинн и ощерилась в ухмылке, когда девочка поднялась на колени. То, что она сказала, пригвоздило к месту его дочь. Она на секунду замерла, глядя на блондинку и пытаясь переварить услышанное.

– Нет! – крикнула Куинн. – Это неправда!

Девочки рассмеялись. Джеб увидел перемену в дочери за мгновение до того, как она сжала кулаки. Куинн вскочила на ноги, нагнула голову и врезалась прямо в живот блондинке, ударив ее с такой силой, что та оторвалась от земли и шлепнулась на спину с разлетевшимися волосами.

Куинн развернулась, как дикая кошка, готовая напасть на остальных, но они повернулись и побежали к школе, вопя об учительской помощи. Куинн обратила свою ярость на упавшую девочку и подняла ногу, собираясь лягнуть ее в живот. Блондинка с окровавленным носом поднялась на четвереньки и поползла по гравию, прежде чем взять низкий старт и умчаться к школьному зданию.

Джеб поставил Куинн на ноги и развернул лицом к себе. Он опустился на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ее лицом, и обхватил ее костлявые плечи. Она дрожала в его руках. Ее лицо побелело, как бумага, слезы проторили дорожки на щеках. Но в ее глазах сверкала ярость, и она стиснула зубы.

– Куинн, – тихо сказал он, заметив двоих учительниц, которые вышли из школы и направлялись к ним. Девочка выглядела совершенно растерянной, и Джеб встряхнул ее.

– Куинн! Смотри на меня, слушай меня.

Ее зрачки немного сузились. Она тяжело дышала.

– Я понимаю, я действительно