Одним лайком меньше E-Book

Эллери Ллойд

• Herausgeber: Инспирия
• Kategorie: Abenteuer, Thriller, Horror
• Serie: Tok. Блестящий триллер
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 312

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Ты – звезда Инстаграма. Твоим словам внимают миллионы фолловеров. Тебе завидуют, тобой восхищаются, тебе подражают. У тебя есть все и даже больше. Но ты не заслужила этого. Я знаю правду. Ты превратила свою семейную жизнь в бесконечное реалитишоу и готова идти по головам ради лайков и подписчиков. Твои маленькие дети, твой любящий, красивый муж, твой уютный дом и семейный быт – все бесстыдно выставлено напоказ. Так что я знаю про тебя все. И однажды я приду за тобой и твоей семьей… В этом захватывающем психологическом триллере Эллери Ллойд исследует современную культуру социальных сетей: нашу отчаянную потребность в популярности и риски, на которые мы готовы пойти, чтобы понравиться незнакомцам в интернете – но при этом забываем об опасностях реальной жизни за пределами экрана…

Leseprobe

Эллери Ллойд Одним лайком меньше

Ellery Lloyd

People Like Her

© Ellery Lloyd Ltd, 2021

© Хохлова Ю. С., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Пролог

Кажется, я умираю.

По крайней мере, вся жизнь проносится у меня перед глазами.

Мое самое раннее воспоминание: зима, начало восьмидесятых. На мне варежки, уродская вязаная шапочка и красное пальто на пару размеров больше, чем нужно. Мама катает меня по двору на голубых пластиковых санках. Улыбка примерзла к ее лицу. Помню свои оледеневшие пальцы, санки, подпрыгивающие на каждой кочке, хруст снега под мамиными сапогами…

Первый день в школе. Я размахиваю коричневым кожаным портфелем; в пластиковом окошке – карточка с моим именем: «ЭММЕЛИНА». Темно-голубой гольф сполз к щиколотке, волосы собраны в два хвостика, чуть-чуть разных по длине.

Нам с Полли двенадцать лет. Я у нее в гостях с ночевкой. Мы в клетчатых пижамах, с косметическими масками на лицах, ждем, пока в микроволновке разогреется попкорн. Мы, чуть постарше, собираемся на вечеринку в честь Хэллоуина, где я впервые поцелуюсь с мальчиком: Полли в костюме тыквы, я – Женщина-кошка. Снова мы, в джинсах и «Док Мартенсах», жарким летним днем отдыхаем на скошенном поле. В платьях в полоску и бархотках собираемся на выпускной бал.

Воспоминания мелькают, словно слайды. Не могу припомнить ни одного мало-мальски значимого события своей подростковой жизни без нескладной, неловкой Полли с вечной смущенной улыбкой.

Как же это грустно…

Студенческие годы пролетели, как в бреду. Работа. Вечеринки. Пабы. Пикники.

Честно говоря, период с двадцати пяти до тридцати лет тоже малость смазался. Однако есть вещи, которые я никогда не забуду.

Мы с Дэном в фотобудке. Это наше третье или четвертое свидание. Я обнимаю его за плечи. Он невероятно красив. Мы до нелепого юны и по уши влюблены друг в друга.

Наша свадьба. Я подмигиваю подружке за кадром, пока мы произносим брачные клятвы. Дэн с серьезным лицом надевает кольцо мне на палец.

Наш медовый месяц. Мы на Бали, обалдевшие от жары и обгоревшие на солнце, кайфуем в пляжном баре и любуемся закатом.

Трудно поверить, что мы были так молоды, счастливы и невинны.

Момент, когда на свет появилась Коко, отчаянно вопящая, белесая и скользкая. Ее сморщенное личико навсегда запечатлелось в моей памяти.

Хохочущая Коко, вся обсыпанная конфетти, встречает четвертый день рождения.

Мой сын, Медвежонок, двух недель от роду, слишком маленький даже для крошечной пижамки, дремлет на руках у счастливой сестры.

Только теперь до меня доходит, что образы, которые я вижу, – не настоящие воспоминания, а фотоснимки. Дни и годы спрессовались в статичные изображения.

Этих фрагментов, этих стоп-кадров, становится больше. Они все быстрее мелькают у меня перед глазами.

Медвежонок плачет в коляске.

Разбитый стакан на кухонном полу.

Моя дочь свернулась калачиком на больничной койке.

Статья на первой полосе газеты.

Я пытаюсь проснуться, открыть глаза, но не могу – веки будто налились свинцом.

Мне горько не оттого, что я умираю, а оттого, что больше никого из них не увижу, не смогу сказать то, что хотела. Дэну – «я тебя люблю». Маме – «я тебя прощаю». Полли – «надеюсь, ты меня простишь». Медвежонку… Коко…

Меня накрывает ужасное предчувствие.

Кажется, во всем виновата я.

За шесть недель до этого

Глава 1

Эмми

Я не собиралась становиться инстамамой. Долгое время я вообще сомневалась, что хочу быть матерью, однако, как говорится, человек предполагает, а бог располагает.

Сейчас моя жизнь состоит из мокрых сосков и цепких кулачков, я уверенно и профессионально подтираю попки двум щекастым спиногрызам, но если отмотать на пять лет назад, меня можно было назвать настоящей модницей. Не обращайте внимания на дергающийся глаз; представьте вместо растрепанного лоснящегося пучка роскошную укладку, вместо небрежного мазка помады – аккуратный ярко-алый контур. Добавьте эффектные серьги, на которых теперь моя трехлетняя дочь подтягивается, испытывая мамины уши на прочность, узкие джинсы, шелковую блузку из «Эквипмент» и – вуаля! – готово.

Я работала редактором модного журнала. Еще будучи прыщавой, кривозубой, толстозадой школьницей, я мечтала об этой работе и ни о чем другом даже думать не желала. Полли тому свидетель – милая, многострадальная Полли; счастье, что она до сих пор со мной общается, после того как я часами заставляла ее изображать фотографа на моих фотосессиях, ковылять по палисаднику в маминых туфлях на шпильках или целыми днями делать собственный модный журнал с помощью пожелтевших вырезок из «Дейли мейл» и клеящего карандаша (разумеется, редактором была я, и только я).

Как же я докатилась до жизни такой, спросите вы. В иные времена – например, вытирая попу грудничку или готовя очередную порцию овощной бурды – я спрашиваю себя о том же. Кажется, все произошло мгновенно. Вот я в платье от «Фенди» сижу в первом ряду на Миланской неделе моды, а потом – бац! – в растянутых трениках пытаюсь удержать годовасика от разгрома бакалейного отдела в «Сэйнсбери».

Скажу вам честно, мое превращение из знатока моды в обалдевшую мамашу можно считать удачным стечением обстоятельств. Люди стали терять интерес к глянцевым журналам, читательская аудитория сократилась, бюджеты тоже. В результате, только я начала подниматься по карьерной лестнице, как ее буквально вышибли у меня из-под ног, а в довершение всего я узнала, что беременна.

Проклятый интернет, подумала я, из-за тебя я лишилась карьеры – зато теперь благодаря тебе построю ее заново вокруг материнства.

Так я занялась блогингом и влогингом. Взяла себе ник «Босоножка» – в честь моих любимых босоножек на шпильке. И знаете что? Конечно, чтобы найти свой стиль, пришлось изрядно постараться, зато я поймала нереальный кайф от общения с единомышленницами.

Перемотаем к первым месяцам после родов. За девятьсот тридцать семь часов, что я провела на диване с малышкой Коко, намертво присосавшейся к моим разбухшим грудям, «Айфон» стал для меня единственной связью с внешним миром, а сообщество женщин, с которыми я познакомилась в интернете, – спасательным кругом. Блогинг и влогинг были моей первой онлайн-любовью, однако от послеродовой депрессии меня уберег «Инстаграм». Каждый комментарий от мамочки, прошедшей через то же, что и я, придавал мне сил, словно дружеское рукопожатие. Именно в «Инстаграме» я встретила родственные души.

Постепенно из моего блога исчезли «лабутены», уступив место маленькому человечку. «Босоножка» превратилась в «ПростоМаму», потому что я – мама, которая рассказывает о мамских буднях с улыбкой, попросту. И уж поверьте, когда пять недель назад на свет явился мой второй рыгающий сверток, Медвежонок, – жизнь стала куда более… интересной. Прокладка для груди, наспех сложенная из салфетки от «Хэппи мила», контрабандный глоток джина на детской площадке, – я покажу вам всю правду без прикрас (разве что слегка присыпанную крошками от чипсов).

По мнению хейтеров, в «Инстаграме» демонстрируется безупречная жизнь – профильтрованная, отутюженная и упакованная в маленькие аккуратные квадратики. Да кто будет заморачиваться такой ерундой, если под рукой есть вечно перемазанный в кетчупе спиногрыз-энерджайзер? Но когда в онлайне и офлайне случается тотальный перегруз, когда телефон задымился, еда подгорела, а мозг вскипел, я вспоминаю, что занимаюсь этим ради семьи. А еще ради легиона инстамамочек, которые всегда меня поддерживают, невзирая на то, что на мне уже несколько дней один и тот же бюстгальтер для кормления.

Именно для вас я начала кампанию #серыебудни. Мы делимся историями из жизни и организуем встречи в офлайне, где обсуждаем способы борьбы с депрессией. Особо хочу отметить – часть прибыли от продажи фирменной продукции #серыебудни идет на то, чтобы привлечь внимание к теме душевного здоровья молодых матерей.

Если б меня попросили доступно объяснить, чем я занимаюсь, я назвала бы себя, не побоюсь этого слова, многопрофильной мамой. Такое определение, несомненно, вгонит в ступор нашу пожилую соседку Джойс. Она понимает, чем занимается наш ПростоПапа, – пишет романы. А кто я? «Инфлюэнсер» звучит страшновато. Чирлидер? Идейный вдохновитель? Да какая разница? Я просто делаю свое дело, делюсь семейной жизнью без прикрас и, смею надеяться, способствую более осознанному обсуждению проблем материнства и воспитания детей.

Я построила свой бренд на честности и буду придерживаться этого принципа, что бы ни случилось.

Дэн

Брехня.

Брехнябрехнябрехнябрехнябрехня.

Я столько раз слышал, как Эмми произносит эту речь, что уже не замечаю, какую дикую мешанину из выдумок, натяжек и умолчаний она городит. Пропускаю мимо ушей абсолютно недостоверное, но крайне правдоподобное описание событий, которые могли произойти (но не произошли), которые действительно произошли (но все было не так) и которые мы с ней запомнили совершенно по-разному (и это еще мягко сказано). Однако сегодня все иначе. По необъяснимой причине этим вечером, когда Эмми рассказывает аудитории свою историю – в значительной степени нашу общую историю, – я внимательно слежу за всеми искажениями, преувеличениями и подтасовками фактов.

Через три минуты бросаю это дело.

На всякий случай хочу пояснить: я вовсе не называю свою жену лгуньей.

Американский философ Гарри Гордон Франкфурт остроумно разделяет ложь и брехню. Ложь, пишет он, есть неправда, намеренно нацеленная на введение в заблуждение. Брехня же получается, когда говорящему нет дела до того, что его слова не соответствуют действительности. Пример: моя жена никогда не сворачивала прокладку для груди из салфетки от «Хэппи мила». Подозреваю, она и «Хэппи мил» ни разу не брала. У нас нет соседки по имени Джойс. Если верить школьным фотографиям, хранящимся у моей тещи, Эмми была худенькой и симпатичной девушкой.

Наверное, в каждом браке наступает момент, когда один из супругов начинает прилюдно опровергать истории из жизни, которые рассказывает его вторая половина.

А может, я просто сегодня не в духе.

Надо отдать моей жене должное: она – настоящий мастер своего дела. Кроме шуток. Я сотни раз видел, как Эмми брешет без зазрения совести – на мероприятиях вроде этого, в сельских клубах, книжных магазинах, кофейнях и коворкингах от Уэйкфилда до Уэстфилда, – но, даже зная, что подавляющая часть того, о чем она вещает, имеет лишь отдаленное отношение к реальности, не могу не восторгаться ее талантом общаться с людьми: удерживать внимание, вызывать понимающие смешки. Когда она рассказывает о контрабандном глотке джина, женщина на заднем ряду буквально завывает от восторга. Моя жена умеет располагать к себе людей. Она им нравится.

Ее агент будет довольна: ей удалось ввернуть фразу про серые будни. Виноват, #серыебудни. Я заметил в зале минимум трех человек в фирменных синих свитшотах: сзади – логотип «ПростоМама» и #серыебудни, спереди – надпись «Просто улыбнись». Кстати, логотип выглядит так: женские груди, а между ними – головка младенца. Лично я выбрал медведицу с медвежонком, но мое предложение было отвергнуто. Отчасти поэтому я делаю все, чтобы не надевать свитшот, когда прихожу на подобные сборища, – якобы случайно забываю дома, в другой сумке, в стиральной машине, на вешалке, бог знает где, нужное подчеркнуть. Всякий раз какая-нибудь восторженная подписчица просит совместное фото на память и тут же постит его в «Инстаграме», а я не хочу остаться в интернет-вечности в джемпере с сиськами.

Все-таки у меня тоже есть достоинство.

Сегодня я присутствую здесь исключительно в качестве разнорабочего. Выгружаю из такси коробки с мамским мерчем, помогаю распаковывать и стараюсь не кривиться, когда слышу выражения вроде «мамский мерч». Наливаю шампанское, разношу капкейки. Выручаю Эмми, если к ней подходит какая-нибудь неадекватная фанатка или ее втягивают в чересчур долгий разговор. Стоит ребенку заплакать, и я поднимаюсь на сцену, осторожно забираю его у Эмми и укачиваю. Впрочем, сегодня Медвежонок ведет себя идеально: наш славный мальчик пяти недель от роду безмятежно сосет грудь, не подозревая, что находится на сцене перед толпой чужих людей. Иногда у Эмми интересуются, не повлияло ли рождение второго ребенка на нашу семейную жизнь и как нам удается сохранить свежесть отношений; тогда она со смехом вызывает меня из зала, чтобы я помог ей ответить на вопрос. Когда ее спрашивают об онлайн-безопасности, она доверяет мне изложить три золотых правила, которыми мы руководствуемся, размещая семейные фотографии в интернете. Первое: никогда не показываем детали, благодаря которым можно вычислить, где мы живем. Второе: никогда не выкладываем снимки детей в ванной, обнаженными или на горшке; не фотографируем Коко в купальнике или другой одежде, которая на взрослой женщине выглядела бы сексуально. Третье: внимательно следим за подписчиками и блокируем тех, в ком сомневаемся. Так нам посоветовали эксперты.

Но у меня все равно остаются опасения.

Эмми постоянно рассказывает, как начала вести блог о материнстве, – якобы в попытке выйти в большой мир и узнать, есть ли на свете женщины, проходящие через то же, что и она. Полная чушь. Если вы думаете, будто моя жена завела аккаунт в соцсети случайно, значит, вы совсем ее не знаете. По-моему, Эмми вообще ничего не делает случайно.

Хорошо помню день, когда все началось. Утром она обмолвилась, что в обед у нее деловая встреча, а вечером упомянула, что разговаривала с агентом. На тот момент она была беременна три месяца; всего пару недель назад мы сообщили радостную новость моей маме. «С каким таким агентом?» – спросил я. Мне и в голову не приходило, что у интернет-знаменитостей бывают агенты. Следовало догадаться. Когда Эмми работала в журнале, то регулярно рассказывала, сколько они заплатили какому-нибудь тупому блогеру, чтобы тот накропал пару абзацев, попозировал для фото, или провел мероприятие, или упомянул журнал в своем блоге. Она показывала мне их писанину. Читаешь и думаешь – то ли Альцгеймер у тебя, то ли у того, кто написал эту хрень. Короткие предложения, бессмысленные метафоры, разрозненные мелкие детали, призванные создать впечатление правдоподобности. Неестественно точные цифры (482 чашки остывшего чая, 2342 часа бессонницы, 27 непарных детских носков), слова, значения которых автор не понимает. «Ты тоже мог бы строчить такие тексты, – шутила Эмми. – И зачем ты пишешь романы?» Мы оба смеялись. Когда она вернулась с делового обеда и рассказала, с кем встречалась, я сперва решил, что это тоже шутка. Потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить масштаб ее затеи. Мне представлялось так: максимум, что удастся с этого получить, – бесплатную пару обуви. Я и предположить не мог, что Эмми купила доменные имена и зарегистрировала в «Инстаграме» аккаунты «Босоножка» и «ПростоМама» еще до того, как написала первый текст о туфлях на шпильках, не говоря уже о том, что через три года у нее будет миллион подписчиков.

Самый первый совет, данный агентом, – все должно выглядеть органично, словно Эмми начала вести блог по чистой случайности. Думаю, никто из нас не представлял, что у нее так здорово получится.

Поскольку брехня основана на полном отрицании значения правды, профессор Франкфурт считает ее гораздо более опасной и разъедающей социальные устои, чем старая добрая ложь. Кстати сказать, у профессора на порядок меньше подписчиков в «Инстаграме», чем у моей жены.

– Я построила свой бренд на честности, – произносит Эмми привычную заключительную фразу, – и буду придерживаться этого принципа, что бы ни случилось.

Она ждет, пока стихнут аплодисменты. Берет стакан с водой, делает глоток.

– У вас есть вопросы?

* * *

У меня вопрос.

Не в тот ли вечер я приняла окончательное решение, как именно тебя покараю?

Да, в тот самый вечер.

Разумеется, я много думала об этом и раньше, но то были глупые нереализуемые фантазии.

Человеческий мозг – странная штука.

Мне казалось, если я увижу тебя, то стану меньше ненавидеть.

Ничего подобного.

Я никогда не была жестокой. Я вообще не злопамятна. Если мне наступают на ногу, я первая извиняюсь.

Единственное, чего мне хотелось, – задать тебе вопрос. Всего один вопрос. За этим я и пришла. В самом конце твоего выступления я подняла руку. Ты меня видела, но попросила дать микрофон женщине, сидевшей передо мной, и похвалила ее прическу. Потом предоставила слово женщине справа от меня и назвала ее по имени. Вместо вопроса та поведала идиотский случай из собственной жизни.

А потом кто-то сказал, что время вопросов вышло.

Я пыталась поговорить с тобой после выступления, однако вокруг тебя собралась целая толпа, поэтому я околачивалась неподалеку с бокалом теплого белого вина, стараясь привлечь твое внимание. Ты меня не заметила.

Конечно, ты не должна была меня узнать. Мое лицо ничем не выделялось из толпы. Даже если бы мне удалось заговорить с тобой и представиться, ни мое имя – ни ее имя – ни о чем бы тебе не сказали.

Однако когда я увидела тебя на сцене и услышала, как ты невозмутимо распространяешься о своей жизни, вся такая улыбающаяся и счастливая, мне стало окончательно ясно: я не успокоилась, не смирилась. Я не простила тебя и никогда не смогу простить.

Именно в тот момент я поняла, что делать.

Осталось только придумать, где, когда и как.

Глава 2

Дэн

Мне часто говорят: «Как здорово, что вы писатель и работаете дома! Вам, должно быть, приятно проводить столько времени с Эмми и детишками…» Эти люди вообще не представляют, как работает писатель.

Подъем в шесть утра. В шесть пятнадцать я уже на кухне, за ноутбуком, пью кофе и перечитываю последние абзацы вчерашнего текста. По плану, к семи тридцати я должен написать минимум пятьсот слов. В половину девятого пью вторую чашку кофе. В идеале, к обеду нужно выполнить дневную норму, чтобы посвятить оставшуюся часть дня работе над сюжетом, разбору почты и приему платежей за статьи, которые я на скорую руку кропаю за бокалом вина по вечерам или на выходных.

Так было раньше.

Сегодня утром, едва пробило шесть, я на цыпочках спускался по лестнице в надежде немного поработать, прежде чем домашние проснутся (в шестидесяти шести процентах случаев вопя, визжа и требуя подать то или это). На самой нижней ступеньке я наступил на говорящего игрушечного единорога; тот с грохотом упал на паркет и принялся распевать песенку про радугу. Я замер в темноте и ждал. Ждать пришлось недолго. Для столь крошечного создания у моего сына очень мощные легкие. «Извини», – сказал я, когда Эмми вручила его мне. «Проверь ему подгузник», – велела она. Из комнаты Коко раздался сонный голосок – моя дочь спрашивала, сколько времени. «Еще рано, спи», – ответил я.

А вот Медвежонок проснулся и засыпать обратно не желал. Я отнес его на кухню, поменял подгузник, переодел в новую пижамку, а старую положил в мешок для грязного белья, решив, что запущу стиральную машину попозже. Наконец мы уселись на диване у холодильника. Следующие полчаса Медвежонок верещал, а я подбрасывал его на коленке и уговаривал попить из бутылочки. Потом поносил его на плече, пока он не срыгнул, уложил в переноску и полчаса ходил с ним по саду. В семь утра я вернул его Эмми, а сам пошел будить Коко на завтрак.

– Бог ты мой, неужели целый час пролетел? – спросила моя жена.

Ровно час, и ни минутой меньше.

Двое детей отнимают уйму сил. Не знаю, как справляются люди, чьи отпрыски спят не так хорошо, как наши. Нам с Эмми безумно повезло: с трех или четырех месяцев Коко спит ночью по двенадцать часов. Глаза закрыла – и всё, дрыхнет без задних ног. Если мы брали ее с собой на вечеринку, можно было спокойно оставлять переноску в соседней комнате: Коко спала как убитая до самого утра. Судя по всему, Медвежонок будет такой же. Конечно, из «Инстаграма» Эмми вы об этом не узнаете – она постоянно рассказывает про дергающееся веко, черные круги под глазами и истрепанные нервы. С самого начала было ясно, что тема «Мои детки спят идеально» не прокатит. Никакого контента. Если честно, мы и в разговорах с другими родителями грудничков стараемся об этом не распространяться.

После восьми – если быть точным, в семь минут девятого – Медвежонок засыпает. Коко и Эмми наверху обсуждают, что моей дочери надеть. У меня за плечами два часа активного отцовства. Пора поставить в микроволновку остывшую чашку кофе, приготовленную полтора часа назад, включить ноутбук и попытаться настроиться на рабочий лад.

К восьми сорока пяти я перечитал вчерашний текст, кое-что в нем подправил и уже готов добавить на страницу новую порцию слов.

В девять тридцать звонят в дверь.

– Мне открыть? – ору я из кухни в спальню.

За прошедшие сорок пять минут я написал всего двадцать шесть слов и размышляю, не удалить ли двадцать четыре из них.

Не хочу, чтобы меня прерывали.

– Так что, мне открыть?

Нет ответа.

В дверь снова звонят.

Тяжело вздыхаю и отодвигаю стул от стола.

Кухня находится на первом этаже. Я купил дом в две тысячи восьмом на деньги, унаследованные после смерти отца. Тогда я жил здесь с товарищами, и кухней мы практически не пользовались – разве что вешали в ней выстиранную одежду. Там было не очень-то уютно: продавленный диван, сломанные часы, липкий линолеум, протекающая стиральная машина. Из окна открывался вид на бетонную террасу, крытую рифленой пластиковой крышей. Эмми, переехав ко мне, первым делом потребовала выкинуть рухлядь, пристроить террасу к дому и превратить кухню в нормальное помещение для приготовления и приема пищи. Что мы и сделали.

Наш дом – последний в ряду одинаковых георгианских таунхаусов примерно в миле от метро, напротив весьма приличного паба. Когда я только приехал в этот район, он показался мне подающим надежды. Надежды оправдались. Раньше в пятницу вечером рядом с пабом случались регулярные потасовки – всё честь по чести, с заваливанием противника на капот автомобиля, разрыванием рубашек и битьем бутылок. Теперь же, чтобы попасть в выходной день на бранч, нужно бронировать столик заранее, а в меню появились щечки трески, чечевица и чоризо.

Одна из причин, по которой я стараюсь написать как можно больше по утрам, – после полудня звонки в дверь не прекращаются. Каждый раз, когда Эмми задает в «Инстаграме» вопрос, например: «Коко надоели ее мультивитамины. Посоветуете что-то новенькое?» или «Кто-нибудь знает сыворотку, чтобы убрать мешки под глазами?» или «Наш блендер сломался – мамочки, порекомендуйте хорошую модель», – она немедленно получает тучу писем от производителей с предложением прислать образец. Собственно, ради этого все и делается: так быстрее и дешевле, чем заказывать в интернет-магазине. Всю неделю Эмми жаловалась на свои волосы – и всю неделю компании заваливали нас бесплатными выпрямителями, средствами для укладки, шампунями и кондиционерами, упакованными в подарочную бумагу и перевязанными ленточками.

Не хочу показаться неблагодарным, но когда Толстой писал «Войну и мир», ему не приходилось каждые пять минут вставать и расписываться за посылку с какой-нибудь бесплатной ерундой.

Чтобы добраться до входной двери, нужно пройти мимо лестницы, ведущей на второй этаж (три спальни, одна ванная), и гостиной (диван, телевизор, игрушки). Протиснувшись мимо лежачей коляски, сидячей коляски, беговела, самоката и вешалки, ломящейся от одежды, снова наступаю на единорога и произношу про себя нечто непечатное. Трудно поверить, что вчера здесь побывала домработница. Всюду разбросаны кубики «Лего» и всевозможная обувь. Стоит отвернуться на пять минут, как дом превращается в бардак. Романист Сирил Коннолли остроумно заметил: «У настоящего искусства нет хуже врага, чем детская коляска в прихожей». В нашем доме детская коляска в прихожей становится врагом каждому, кто пытается пройти по этой самой прихожей. Кое-как протискиваюсь мимо нее, приглаживаю волосы перед зеркалом и открываю дверь.

На пороге двое, мужчина и женщина. Женщина довольно молода – до тридцати, симпатичная. Ее лицо кажется мне смутно знакомым. Пепельные волосы собраны в растрепанный хвост. Судя по всему, она собиралась в четвертый раз нажать кнопку звонка. Мужчина чуть старше, за тридцать, бородатый, лысеющий. У его ног большая сумка, еще одна на плече и камера на шее.

– Вы, должно быть, ПростоПапа, – говорит женщина. – Я Джесс Уоттс.

Ее имя тоже кажется мне знакомым. Только когда мы обмениваемся рукопожатиями, до меня доходит.

Господи боже мой.

«Санди таймс».

Корреспондент и фотограф из «Санди таймс» пришли сфотографировать нас с Эмми и взять у нее интервью.

Джесс Уоттс спрашивает, не помогу ли я с сумкой. Конечно, отвечаю я. Крякнув от натуги, поднимаю здоровенный баул и жестом приглашаю их в дом.

– Входите, пожалуйста.

Извиняясь за лежачую коляску, сидячую коляску и все прочее, веду их в гостиную. Там бардак еще хуже, чем в прихожей. По комнате раскиданы клочки от воскресных газет, на полу валяются пульты от телевизора, под ногами – восковые мелки. Указываю фотографу место, куда можно поставить сумку. Джесс делает пометки в блокноте.

«Мы думали, вы придете в среду», – собираюсь сказать я и тут же понимаю: сегодня как раз среда. Удивительно, насколько быстро родители младенца теряют счет времени. Воскресенье помню, понедельник помню. А что было во вторник? Стерлось из памяти. Наверное, когда я открыл дверь, на лице у меня отразились все признаки амнезии.

– Может, чаю? – предлагаю я. – Или кофе?

Они заказывают белый кофе с двумя ложками сахара и травяной чай с капелькой меда, если найдется.

– Эмми! – зову я.

Скорее всего, жена говорила мне, что сегодня придут из «Санди таймс». Так, между делом. Возможно, когда я за полночь ложился в постель или утром забирал у нее малыша. Я пару дней не брился. Голова немытая. Один носок надет наизнанку. У меня не было времени разложить повсюду интересные книги и убрать с глаз долой пожелтевший от солнца позавчерашний «Ивнинг стандард». Трудно выглядеть серьезным человеком, когда стоишь в старой джинсовой рубашке с двумя оторванными пуговицами и пятном овсянки на груди.

«Санди таймс». Репортаж на пять страниц: знаменитые инстародители в домашней обстановке. Надо будет уведомить моего агента, когда статья выйдет в свет. Как говорится, никакой рекламы – просто напомнить, что я еще жив.

Фотограф и журналистка обсуждают, с чего лучше начать – с интервью или фотосессии. Мужчина задумчиво бродит по комнате в поисках подходящего освещения. «Обычно нас фотографируют там, – указываю я на оранжерею. – Вон в том кресле, на фоне сада». Не то чтобы меня часто снимали. Иногда я стою за кадром, строю рожи Коко, чтобы она улыбнулась, или просто наблюдаю. Но чаще всего, если журналисты вторгаются неожиданно, как сейчас, я беру ноутбук и уединяюсь в студии в дальнем конце сада. Впрочем, «студия» – это громко сказано: скорее, сарай с электрической лампочкой и обогревателем.

Женщина берет с полки нашу свадебную фотографию – я, Эмми и Полли, подружка невесты. Мы стоим рука об руку и улыбаемся. Бедняжка Полли; ей явно не по себе в этом платье. Эмми воспользовалась нашей свадьбой в качестве предлога, чтобы принарядить свою лучшую подругу – кстати, весьма симпатичную девушку, хотя у нее вкус в одежде, как у моей мамы. До этого Полли вежливо, но твердо отказывалась принимать советы Эмми в выборе гардероба. «Надо оказать услугу одинокой подруге», – заметила моя будущая жена, просматривая список гостей на предмет холостяков. Полли шикарно выглядела в новом платье, однако стоило фотографу или Эмми отвернуться, как она прикрывала обнаженные руки и плечи кардиганом, снимала туфли на высоком каблуке и разминала ступни. Надо отдать ей должное – Полли целый день улыбалась, несмотря на то что самый подходящий из моих друзей, которого мы нарочно посадили рядом с ней, весь вечер болтал с девушкой по другую руку от него.

– Я так понимаю, Дэн, вы пишете романы, – говорит женщина из «Санди таймс», ставя фотографию на место. Она даже не пытается сделать вид, будто знает мое имя или читала что-то из моих произведений.

Со сдержанной улыбкой выдавливаю нечто вроде «типа того» и указываю на книжную полку. Там стоят экземпляры моего романа – в твердом переплете, в мягком переплете, а также в переводе на венгерский. Журналистка вытаскивает книгу в твердом переплете, бросает беглый взгляд на обложку и небрежно ставит обратно.

– Угу… И когда он вышел?

– Семь лет назад, – говорю я. И тут же понимаю: не семь, а восемь. Восемь лет назад – кто бы мог подумать! Я был неприятно удивлен, когда Эмми тактично заметила, что мне не стоит использовать фотографию с задней сторонки переплета в качестве аватара на «Фейсбуке». «Фотка хорошая, – ободряюще сказала моя жена, – просто ты малость изменился». «За столько лет», – этого она не произнесла.

Фотограф спрашивает, о чем был роман. Писатели ненавидят этот вопрос, а словечко «был» – как последний поворот скальпеля. Раньше я ответил бы так: если б я мог упаковать основную мысль в одно-два предложения, то не стал бы изводить бумагу. Или отшутился: мол, содержание книги – двести пятьдесят страниц, семь фунтов девяносто девять пенсов. Хочется верить, что с тех пор я малость поумнел. О мужчине, который женился на креветке, говорю я. Он смеется. Как ни странно, я начинаю испытывать к нему расположение.

В свое время роман неплохо приняли. Хвалебная рецензия Луи Берньера на обложке. «Книга недели» по версии «Гардиан». Очень мягкая критика в «Лондонском книжном обозрении», одобрительный отзыв в литературном приложении «Таймс». Права на экранизацию проданы. На задней обложке – фотография: я в кожаной куртке курю, прислонившись к кирпичной стене. У меня вид человека, перед которым открывается светлое будущее.

Через две недели после выхода книги я познакомился с Эмми.

Миг, когда я впервые ее увидел, можно назвать поворотным моментом в моей жизни.

Дело было в четверг вечером. Наш общий друг открывал свой бар на Кингсленд-роуд. Стояла такая жара, что почти все гости выбрались на улицу. Тем, кто пришел к самому началу, досталось бесплатное вино, но я задержался и был вынужден лицезреть ведра с растаявшим льдом и пустыми бутылками. В баре свободных мест не оказалось. Денек у меня выдался тяжелый, на завтра было запланировано много дел. Я искал хозяина заведения, чтобы засвидетельствовать свое почтение и тут же откланяться, сославшись на занятость, но вдруг заметил за столиком у окна Эмми в брючном костюме и топе с глубоким вырезом. Тогда, до появления в нашей жизни розовой краски для волос (хорошо смотрится в «Инстаграме»), Эмми была более или менее натуральной блондинкой. Она ела куриное крылышко. Я решил, что узрел самую прекрасную женщину на свете. Эмми подняла глаза. Наши взгляды встретились. Она улыбнулась, не то загадочно, не то недоумевающе. Я не увидел на ее столе напитка, поэтому подошел и спросил, что ей принести. Остальное – уже история. Тем вечером она ночевала у меня. Через три недели я предложил ей переехать ко мне, а через год попросил ее руки.

Как потом оказалось, Эмми почти ничего не видит без контактных линз. Она призналась, что в тот вечер сняла их – глаза щипало то ли от пыльцы, то ли еще от чего-то, – поэтому ее улыбка предназначалась расплывчатому розовому пятну, которое она приняла за представителя модного дома.

Позже выяснилось, что у Эмми был парень. Его звали Джайлз; он уехал в командировку в Цюрих и очень удивился, обнаружив, что больше не является ее единственным мужчиной. Я удивился не меньше, узнав о его существовании. Через две недели после того как мы с Эмми начали встречаться, он позвонил. Я взял трубку и велел не приставать к моей девушке, а он ответил, что они уже три года вместе. Неловко получилось.

У Эмми всегда были сложные отношения с правдой.

Наверное, мне следовало встревожиться. Вероятно, некоторые пары восприняли бы подобную ситуацию как плохое начало знакомства. Не помню, чтобы нас это беспокоило. Мы преподнесли друзьям звонок Джайлза как забавный случай, и вскоре он стал коронным застольным анекдотом, где у каждого из нас были свои реплики.

– На самом деле, – всякий раз говорила Эмми, – как только я увидела Дэна, то сразу поняла: вот мужчина, за которого я хочу выйти замуж. Поэтому прежние отношения стали совершенно несущественными. Мысленно я уже порвала с Джайлзом. Он ушел в прошлое, просто я не успела ему об этом сказать. – Она конфузливо пожимала плечами, покаянно улыбалась и бросала на меня пылкий взгляд.

Скажу откровенно: все это казалось мне ужасно романтичным.

В те времена мы были просто невыносимы – что поделаешь, типичные влюбленные.

Хорошо помню, как заявил по телефону маме (я бродил по квартире с мокрой головой, в одном полотенце, с сигаретой в руке, в поисках зажигалки), что нашел свою вторую половину.

Эмми разительно отличалась от других. Она до сих пор разительно отличается от других. Моя жена не только самая прекрасная, но и самая веселая, умная, проницательная, амбициозная женщина на свете. Она из тех, на кого хочется равняться, чьей похвалы мечтаешь добиться. Такие люди понимают тебя с полуслова и будто по мановению волшебной палочки затмевают собой все вокруг. Уже через пару часов после знакомства ты раскрываешь им душу, меняешь свои взгляды на жизнь. На выходных мы половину времени проводили в постели, половину – в пабе. По меньшей мере три раза в неделю устраивали «выходы в свет» – ужинали в небольших забегаловках, подающих ближневосточные закуски, или в современных барбекю-ресторанах, которые не бронируют столики. По средам тусили на дискотеке, по воскресеньям – в караоке. Ездили в туры выходного дня – в Амстердам, в Венецию, в Брюгге. Утром с похмелья устраивали забег на пять километров, а потом хохотали и толкали друг друга в бок, когда один из нас сдавался. Если вечером никуда не ходили, то часами нежились в ванне с книгами и бутылкой красного, периодически подливая то вина в бокалы, то горячей воды в ванну.

– Лучше быть не может. Дальше будет только хуже, – шутили мы.

Как давно это было…

Эмми

Знаете, чем обычно занимаются женщины перед приходом домработницы? Обходят весь дом, подбирают с пола крупный мусор, наводят порядок в ванной, расставляют вещи по местам, чтобы не краснеть перед незнакомым человеком.

Я так не делаю. Никогда. Разумеется, к нам дважды в неделю приходит уборщица, но у нас дома всегда чисто – так было до появления детей, так продолжается и сейчас. Перед сном складываем игрушки в корзину, книжки возвращаем на полку. Ничего нельзя оставлять на лестнице. Никаких кружек на подоконнике. Брошенные на полу носки отправляются в мусорное ведро.

Это означает, что перед приходом журналистов нужно навести небольшой беспорядок. Нет, я не имею в виду пустые коробки из-под пиццы или грязные трусы, – нам требуется не настоящий бардак, а лишь его видимость: по полу живописно разбросаны вязаные динозавры, кубики «Лего» и говорящие единороги, на журнальном столике – позавчерашняя газета, в углу – развалившийся дом из диванных подушек, в неожиданных местах стратегически расставлена разрозненная обувь. Создать нужный образ нелегко: слишком грязно – выглядит отталкивающе, слишком чисто – не вызывает душевного отклика. А ПростоМама обязана вызывать душевный отклик.

Прежде чем приступить к наведению продуманного беспорядка, проверяю ленту новостей. Дэн не очень этому рад, но каждое утро в течение часа Медвежонок находится на его попечении, поскольку мне нужны руки и мозг, чтобы обработать все отклики и комментарии, пришедшие ночью.

Самое лучшее время для публикации поста – вечером, когда дети спят, а миллион моих подписчиц наливают первый бокал вина и ныряют в черную дыру соцсетей, вместо того чтобы собрать остатки сил и уделить внимание мужьям. Именно к этому моменту я подгадываю пост, с виду спонтанный и небрежный, а на самом деле заранее написанный и сфотографированный. Вчерашний выглядел так: я на фоне желтой стены со смущенной улыбкой показываю на свои кроссовки, явно от разных пар, а Медвежонок отчаянно вопит, примотанный к моей груди слингом (почему-то он терпеть его не может). Подпись к фотографии: так обалдела от недосыпа, что вышла на улицу в кофте наизнанку и разных кроссовках – розовом «Найке» и зеленом «Нью Бэланс», а веселый пацан из тридцать восьмого автобуса одобрительно крикнул мне: «Клевый прикид!»

Такое определенно могло случиться. Я придерживаюсь стиля «честный блог», поэтому в моих постах должно быть зерно правды. Это мой муж пишет романы, а я совершенно не способна придумать что-то с нуля. Необходима искорка реальности, чтобы разжечь воображение и создать правдоподобную историю. К тому же так гораздо проще запоминать мамские злоключения, чтобы впоследствии самой себе не противоречить; это особенно важно, потому что мне приходится пересказывать одни и те же случаи из жизни на интервью, конференциях и выступлениях.

На сей раз не было ни веселого пацана, ни разрозненных кроссовок, ни тридцать восьмого автобуса. Я собиралась в супермаркет и едва не вышла на улицу в кофте наизнанку.

В конце поста я задала вопрос подписчицам, приходилось ли им из-за недосыпа попадать в неловкие ситуации, – классический способ вовлечения аудитории. Разумеется, чем больше вовлеченность, тем больше брендов готовы платить за рекламу.

За ночь мне пришло 687 комментариев и 442 сообщения в директ; все нужно прочесть, на половину ответить. Иногда это отнимает больше времени, чем обычно: если пишет мамочка в глубокой депрессии или женщина, находящаяся на грани безумия из-за того, что у ее малыша колики и он часами кричит, я отвечаю им лично, подбирая для каждой слова поддержки. Порой не знаешь, что сказать, ведь мне не доводилось испытывать такие же трудности, – но я не могу оставить этих женщин без ответа, особенно если их близкие не проявляют понимания.

«Привет, Таня, – пишу я. – Знаю, как это ужасно, когда ребенок кричит и кричит без конца. У маленького Кая режутся зубки? Коко страшно мучилась, когда у нее лезли передние. Я давала ей жевать холодный банан. Помогало. А мазь для десен ты пробовала? О себе тоже не забывай. Постарайся поспать, пока малыш спит. Ты все преодолеешь. Я мысленно с тобой».

Тут же приходит реакция «просмотрено», как будто КрошкаТаня_1991 все это время не сводила глаз с экрана в ожидании моего ответа. Она сразу же начинает печатать, однако мне пора двигаться дальше.

«Ты вовсе не плохая мать, Карли. Даже не сомневайся – твой малыш тебя любит. Но тебе обязательно нужно с кем-нибудь поговорить – например, с доктором или с мамой. Хотя бы просто зайди в ближайшее кафе и заведи разговор с официанткой. Я пришлю тебе ссылку на горячую линию службы психологической помощи».

Отправляю сообщение; оно остается непросмотренным. Дальше.

«Элли, как мило с твоей стороны! Конечно, я тебя помню, ты была на нашем мероприятии на прошлой неделе. Я купила эту кофту в «Бодене». Здорово, что она классно смотрится, даже надетая наизнанку».

Уж не знаю, как мне это удалось, но за отведенный час я успела ответить на все сообщения и принять душ. Слышно, как Дэн мнется под дверью спальни, отсчитывая секунды. На часах без двух минут семь.

В дополнение к обычным утренним делам сегодня нужно подумать о том, что надеть на фотосессию. Мой муж описывает внешний вид ПростоМамы так: «Ведущая детской телепередачи, только без игрушечного барсука» – платья с ярким рисунком, футболки с забавными надписями, джинсовые комбинезоны. Процесс подбора гардероба несколько затруднен из-за лишних пяти килограммов, которые я набрала еще во время первой беременности, да так и не сбросила: если вернусь в привычный восьмой размер[1] – выбьюсь из образа.

В результате выбираю зеленую складчатую юбку с рисунком в виде маленьких молний и желтую футболку с надписью: «Моя суперсила – быть мамой». Знаю, знаю, но что поделать? Столько брендов присылает мне взрослые и детские футболки с перекликающимися слоганами – нам с Коко приходится иногда их надевать…

Корни волос давно пора подкрасить, но перед фотосессией я не стала наводить марафет. К тому же, учитывая тему вчерашнего поста, безупречная прическа не зайдет подписчицам, так что придется щеголять темнеющим пробором и укладкой двухдневной давности. Провожу по волосам щеткой и отделяю один локон, чтобы тот заметно выбивался. Эта непокорная прядь всю прошлую неделю активно фигурировала в моих сторис («Уфф, мои волосы живут своей жизнью!»). Теперь у меня целая коллекция лосьонов и гелей для укладки, а также десять тысяч фунтов от компании «Пантин», чей новый продукт станет идеальным решением для непослушных волос.

Когда зарабатываешь столько денег на рекламе вещей, которыми реально пользуешься, приходится придумывать все более заковыристые способы, как их правильно подать.

Коко тихо сидит в своей комнате и увлеченно смотрит на «Айпэде» что-то про цветочки, волшебные палочки и блестки. Достаю для нее футболку в пару к моей («У моей мамы есть суперсила!»).

– Наденешь сегодня эту футболку, Кокосик? Смотри, такая же, как у мамочки! – говорю я, заправляю светлую прядь ей за ухо и целую в сладко пахнущий лобик.

Коко снимает розовые наушники, откладывает «Айпэд» в сторону и забавно склоняет голову набок.

– Что здесь написано, мамочка?

– Хочешь сама прочитать, звездочка?

– «У мо-ей… ма-мы… есть…» – медленно читает она. – Дальше не могу.

– У тебя отлично получается! Здесь написано: «У моей мамы есть красивая корона». – Я улыбаюсь. – Знаешь, что это означает? Если мама – королева в короне, тогда ты…

– ПРИНЦЕССА! – взвизгивает Коко.

Вообще-то одержимость принцессами с точки зрения контента уже не в тренде. Современные мамы считают, что розовый – не круто. Сейчас модно растить маленьких бунтарок и начинающих феминисток, но моя дочь предпочитает играть в королев и принцесс, а поскольку мне не нужны вопли и истерики, я даю ей то, что она хочет. К счастью, Коко еще не очень хорошо читает.

– Поможешь мне с одним суперважным секретным заданием? – спрашиваю я, насыпая ей пригоршню черники, которую она тут же отправляет в рот.

– С каким заданием, мамочка?

– Нужно устроить беспорядок! – Я издаю воинственный вопль, подхватываю ее на руки и несу на первый этаж.

Под моим присмотром Коко строит башню из диванных подушек, а потом ломает. Мы разбрасываем на полу мягкие игрушки, детские книги и кусочки деревянной мозаики. Я смеюсь, глядя, с каким восторгом моя дочь громит гостиную, и едва успеваю заметить, что она собирается засунуть в камин ароматическую свечу «Диптик».

– Ладно, звездочка, давай-ка поставим это на место. Думаю, наша задача выполнена, – говорю я, возвращая свечу на полку. – А теперь найдем твою диадему, чтобы дополнить праздничный наряд!

Золотистая пластиковая диадема обнаруживается под кроватью. Опускаюсь на колени, беру Коко за руки, заглядываю ей в глаза.

– Сейчас придут люди, чтобы поговорить с мамой и сделать фотографии. Будь хорошей девочкой и улыбнись, когда тебя попросят. Можешь покружиться перед камерой, как принцесса.

Коко кивает. Звенит дверной звонок.

– Иду! – кричу я. Коко опрометью бежит вниз по лестнице.

Когда мой агент дала согласие на это интервью, я немного беспокоилась, что меня начнут расспрашивать об опасностях, связанных с «коммерциализацией личной жизни», – излюбленная тема серьезных газет. К счастью, мы согласовали с редактором список запретных тем, поэтому штатный фотограф и внештатный журналист задают легкие приятные вопросы, на которые я уже сто раз отвечала. Наконец звучит последний, коронный вопрос:

– Как вы считаете, за что подписчицы вас так любят?

– Боже мой, думаете, меня и вправду любят?.. Наверное, потому что я такая же, как они. Я позволяю себе быть беспомощной и уязвимой – прошу их совета, жду откликов… Невозможно растить ребенка в полном одиночестве; молодой матери так или иначе нужны помощники или хотя бы собеседники. Мы – мамочки, проводящие очередной бессонный «день сурка» наедине с младенцем в заляпанной арахисовым маслом и обсыпанной сахарной пудрой квартире, стараемся держаться вместе…

На самом деле, знаете, почему меня любят? Потому что это моя работа, и я очень хорошо с ней справляюсь. Думаете, можно набрать миллион подписчиков просто так, без подготовки?

Чтобы научиться вести блог ПростоМамы, потребовалось немало времени. Когда я только начинала, мне казалось, что мой первый опыт с «Босоножкой» сразу выстрелит. Я думала, если подойти к делу с надлежащим рвением, то можно зарабатывать на блоге столько же, сколько мне платили в журнале. Как и многие, я восхищалась блогерами из мира большой моды, хотя умом понимала, что весь их контент – чистой воды показуха. Я целыми вечерами сравнивала их безупречную жизнь в стиле «Прада» с моей, до поздней ночи разглядывала снимки, на которых красивые успешные люди переходят дорогу на Манхэттене и позируют на фоне крашенных в пастельные цвета домов в Ноттинг-Хилле. По крайней мере, у меня есть оправдание перед Дэном – я проводила исследование.