Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Мир предпринимателя и преступника Леона Гамильтона разрушен до основания, а будущее выглядит ещё мрачнее. Горе, отчаяние и чувство вины разрывают Леона на куски. Чтобы не сойти с ума окончательно, он придумывает себе новую жизненную цель: месть. Зои Харпер только что получила шанс сделать ещё один прыжок в своей карьере, но вместе с ним оказалась в самой гуще корпоративной войны. Шансы на победу есть, но ставки становятся слишком высоки. Пока Леон видит в Зои идеальный инструмент для мести, она понимает, что он — та поддержка, которой не хватало в её собственной войне. Они заключают контракт, главным ограничением которого становятся сильные… чувства. В урагане событий их жизни переплетаются настолько, что любовь неизбежна, вот только сможет ли хоть один из них принять этот факт?
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 660
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
© Саммер Холланд, текст
В оформлении макета использованы материалы по лицензии
© shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Посвящается Ви.
Спасибо, что открыл мне целую вселенную
Леон
Манчестер, апрель 2012
То, что казалось серьезной, но вполне решаемой проблемой, постепенно превращается в катастрофу. Глупо было предполагать, будто спустя девять лет работы на синдикат их отпустят на волю. Да что там говорить, просто влезть в эту организацию – чистой воды идиотизм.
Леон перебирает в голове все возможные аргументы, пока едет в поезде привычным маршрутом. Манчестер – Лондон – Манчестер, за последние полгода он выучил каждое дерево за окном, причем по обе стороны дороги. Сегодня опять не получилось договориться с бароном Бакстоном, и от этого бесконечного процесса задушевных бесед в поисках хоть одной зацепки начинает подташнивать.
В две тысячи третьем, при первых робких попытках угонять плохо стоящие развалюхи, появление Бакстона на горизонте казалось подарком небес. Как он красиво заливал о возможностях и надежном тыле, который обеспечивает синдикат!.. И ведь не соврал: восемь лет у них был не только поток заказов, но и железное прикрытие. Конечно, копы таскали их в участок как заведенные, но ничего серьезного найти не смогли.
Безнаказанность пьянит. Много лет они выкручивались, как змеи, но, впервые попав в заварушку с копом, парни не выдержали накала и пристрелили его. Джек нервничал всю дорогу, Гэри тоже, хоть и старался скрыть. Откуда им было знать, к чему это на самом деле приведет? Леон и тот не догадывался.
Теперь их не отпускают, что ни обещай. Бакстона не интересуют их деньги, доводы и уговоры. Единственное, что приносит ему неподдельное удовольствие, – сильнее прижимать каблуком к земле Леона. И то не его самого, а титул. Чертов распроклятый титул, который мало того что ничего не значит с две тысячи третьего – а может, и раньше, – так теперь еще и мешает жить.
Барону нравится держать виконта в шавках. Леон меняет позу и прикидывает, нет ли у него кого-нибудь из знакомых с таким же титулом, кто нуждается в быстрых деньгах больше, чем он. Можно было бы даже найти графа – среди аристократов сейчас полно нищих уродов, которые не способны содержать собственный дом, не говоря уже о зависимостях. Таких, как отец.
Не поможет. Кажется, Бакстон питает к нему особые чувства. В первую очередь зависть, конечно, но к ней явно примешивается что-то еще. Леону сложно подобрать название, к классическим садистам Бакстона не отнести, но все же нечто похожее в их отношениях было всегда. Просто один кайфует, когда второй оказывается в безвыходной ситуации.
Тяжелые мысли поглощают, парализуя тело. Поезд подъезжает к Пикадилли, и все поднимаются с мест, спешно собирая сумки и пальто, но Леон не двигается. Его проклятый пазл все еще не сошелся.
Как вывести преступную группу из четырех человек из криминального синдиката, никого не потеряв и не оказавшись за решеткой? Задачка со звездочкой. Даже если отставить в сторону наклонности Бакстона, их банда все еще слишком выгодна, чтобы ее отпускать. За восемь лет они настолько многому научились, отладили схему почти до идеала… И теперь оказались в патовой ситуации. Зверюга и Факбой от скуки грызут себе вены, а Леон все пытается сдержать их и не допустить глупостей.
Сейчас сложнее: если помощь с трупом копа они хоть как-то отработали, то случайно угнанную и распиленную на куски тачку одного из боссов даже объяснить сложно. Интересно, есть в их будущем хоть что-то светлое?
Нужно собраться и вернуть все под контроль. Иначе им никогда не выкарабкаться и мечты Тыковки об изобретениях так и останутся мечтами. А он из них троих меньше всех натворил дерьма и уж точно не заслуживает того, чтобы оказаться за решеткой.
Леон выбирается на станции и сразу сворачивает к трамваю: незачем тратить деньги на такси, если все равно так быстрее. Доехать до их старого и разбитого района, а оттуда уже прогуляться пешком. Ему даже удается найти свободное место в дальнем углу – хоть какая-то радость сегодня.
Итак, нужно еще раз собрать все в голове, вдруг он что-то упускает. Должна быть вещь, способная связать Бакстону руки. Может, убить его сына Хаттона, которому тот едва ли не пятки целует? Вряд ли поможет, даже наоборот. Угрожать в их ситуации бесполезно, это только раззадорит. Черт, выхода словно вообще не существует.
Как и в любом преступном синдикате. Вход широкий, не попасть невозможно, а вот выход – с игольное ушко и то в гробу. Проплывающие мимо темные здания четко попадают в нарисованный на трамвайном окне хер – ирония этого города.
Погруженный в свои мысли, Леон едва не проезжает нужную остановку и торопливо выбирается наружу. Наверное, стоит пойти не домой – там, кроме родителей и телевизора, ничего нет, – а в гараж. Можно ставить деньги на то, что Тыковка и Гэри сейчас или там, пытаются занять себя, или в баре неподалеку. Леону необходимо поговорить с кем-нибудь из них. Не поделиться проблемой, конечно, но хотя бы услышать новости об этом «Джей-Фане». Желательно хорошие.
Он идет привычной дорогой, когда замечает Тыковку, на всех парах несущегося в сторону гаража. Леон прибавляет шаг, чтобы его догнать, но в этот момент от стены одного из домов отделяется тень. По фигуре, хоть и скрытой бесформенным худи, и походке понятно: это мужчина.
Инстинкты срабатывают не так хорошо, как хотелось бы: Леон даже не сразу понимает, ускориться ему или, наоборот, идти немного тише. Зато рука тут же находит в кармане толстовки единственное оружие, которое он себе оставил: раскладной нож.
Наконец приняв решение, Леон комбинирует оба варианта и переходит на легкий, почти беззвучный бег, радуясь, что мягкая подошва кроссовок глушит шаги. Но не успевает всего на секунду: в свете фонаря блестит лезвие, которое тут же втыкается в бок Тыковки.
Разум отключается, высвобождая рефлексы: Леон догоняет мужчину и делает единственное, на что способен: перерезает глотку.
Нью-Йорк, февраль 2019
Впервые за несколько дней солнце выглядывает из-за туч, чтобы проститься с Тыковкой, – даже жаль, что они не увидятся в последний раз. Люди все заходят и заходят в крематорий, и священник недовольно сводит брови – зал на это не рассчитан. Тыковка сам удивился бы этой толпе в черном, которая выглядит мрачно и сухо. Совсем не похоже на его жизнь.
Кажется, что это затянувшийся идиотский пранк. Еще буквально секунда, и Тыковка выберется из гроба, заржет, как дебил, и спросит, неужели они настолько тупые, что правда поверили в его смерть. И Леон сможет выдохнуть скопившийся девять дней назад в груди воздух и ответить: «Конечно, нет, кусок ты долбоеба». Если закрыть глаза на секунду, перед ними все так и происходит.
Последней волей Тыковки было «спойте на моих похоронах что-нибудь из «Битлз». Леон не представляет, как это возможно – из горла выходят только хрипы, – но когда Гэри дрожащим голосом затягивает Let It Be, это становится единственным правильным решением. Спустя пару секунд присоединяется Джек, а потом и остальные.
Надежда медленно бьется в агонии, когда гроб заезжает за шторки. Реальность с размаху швыряет Леону в рожу осознание: его самый близкий человек все-таки умер. В это не верилось ни когда он позвонил в последний раз, ни когда его тело достали из озера у города под тупым названием Вальхалла, ни когда они готовились к похоронам.
Чертов ты викинг, Томми.
Несмотря на строгие традиции, запрещающие проявлять скорбь, Леон слышит тихое всхлипывание: Пайпер не выдерживает и начинает реветь. Они стоят впереди все вместе: Гэри с Пайпер, Джек с Флоренс, Леон. По правую руку от него оказывается маленькая азиатка с серьезным лицом, на котором читается сосредоточенность, а челюсти сжаты так, что на скулах видны желваки. Непонятно, почему ее все называют женой Тыковки… Однако он действительно носил кольцо, такое же, как у нее на левой руке.
Сложно представить, чего еще Леон о нем не знал. Будто у того было две жизни: одна обычная, которую он видел и понимал. И другая, с неизвестно откуда взявшейся женой, раком легких, еженедельными походами в церковь и бесконечной борьбой за жизнь. Проигранной борьбой.
Сегодня не тот день, чтобы разбираться. Завтра Леон проснется в мире, в котором окончательно не станет Тыковки, и начнет разгребать навалившееся дерьмо. А пока нужно держать себя в руках и хотя бы ради памяти о брате не вышвыривать с похорон голддигершу, которая называет себя его женой.
Они с этой дамочкой – Кэтрин вроде бы – почти не общались, хоть она и пыталась взять похороны на себя. Будто американка азиатского происхождения может что-то знать об англиканских традициях! Англичанина нужно хоронить как англичанина, хоть в Нью-Йорке, хоть в Тимбукту. Спасибо Гэри, что отставил Кэтрин в сторону и запретил лезть.
Когда они выходят на улицу, солнце издевательски светит на полную катушку. Леон ждал, что земля и небо умрут вместе с Тыковкой – как и часть его самого, – но мир в очередной раз показывает, насколько они ему безразличны. Ничего нового.
В паб на поминки толпа идет пешком. Леон узнает не всех: тут и еще одна группа азиатов постарше, похожая на эту Кэтрин, и хромой парень, который поддерживает девушку с пятнами на лице. Он даже не знает, кем они приходятся Тыковке. Остальные – ребята из офиса, с ними все понятно, но эти…
Как он упустил огромную часть жизни человека, который был настолько дорог? Что сделал не так? Слишком давил? Не задавал верных вопросов? Не дал понять, что готов помочь? В какой именно момент их жизни все пошло наперекосяк? В памяти всплывает произошедшее за прошлый год: усиливающийся кашель и кровь из носа у Тыковки. Его рассеянность на долгих встречах. Идиотский рассказ о том, почему на пальце появилось кольцо. Отмазки: давление, погода, осень, что угодно. И ни разу даже шепотом не прозвучало слово «рак».
Все это складывается в единую и страшную картину: он, Леон Гамильтон, оказался слишком зацикленным на себе уродом, который проигнорировал каждый опасный звоночек, даже когда тот звучал как набат. Это он упустил рак Тыковки и стал вместо поддержки еще одним раздражителем.
Хер знает, как теперь с этим жить.
Когда все – знакомые и не очень – рассаживаются в старом английском пабе, Леон оказывается за одним столом с братьями и их девушками. Гэри гладит Пайпер по плечу и шепчет ей что-то на ухо. Флоренс берет Джека за руку и не спускает с него взгляда.
– Как там Манчестер? – поворачивается к Джеку Гэри. – Твои музеи все еще не месте?
– Все в порядке, – глухо отвечает тот, выпрямляясь. – Помнишь папашу Джорри?
– Конь? – усмехается Гэри. – Так я его и не перепил. Представляешь, Пайпер?
– Этот конь теперь заведует целой программой в Салфордском музее, – замечает Джек. – А ты говорил, в искусстве развития не бывает.
– Как это не перепил? – робко подает голос Пайпер. – Ты?
Тыковка умер. Эта мысль стучит в висках, и, чтобы не сойти с ума, Леон отчаянно цепляется за чужие голоса.
– Сам не верю, – отвечает Гэри. – Когда Джек сказал, что Джорри не берет бухло, я решил: это вызов. А потом тот меня домой тащил.
– До сих пор жалуется, что из-за тебя он сорвал спину, – улыбается Джек.
– Он и правда впечатляет, – мелодично вставляет Флоренс.
Тыковка умер. Завтра он не появится в офисе и не будет изводить Женевьев Хансон попытками отобрать у нее кабинет.
– Мы тоже хотим сгонять в Манчестер в этом году, – говорит Гэри. – Думали после свадьбы, но теперь отложим.
– Поездку? – уточняет Джек.
– Свадьбу, – отвечает Пайпер. – Уже всех предупредили, что пока не будем ничего праздновать.
Тыковка умер. Его кудрявая голова больше никогда не будет мелькать в коридорах.
– Кстати, Фло, – оживляется Гэри, – так ты сказала этому дуриле «да»?
– А что, кольцо такое незаметное? – возмущается Джек. – Флоренс, покажи ему!
– Мама, у них так принято, – доносится с соседнего стола голос Кэтрин. – В их традиции на поминках обсуждают живых, а не мертвых.
Тыковка умер. Никто больше не услышит его заливистый смех.
– Ты серьезно сделал предложение рядом с картиной?
– Гэри, милый, ты сделал предложение рядом с машиной, – напоминает Пайпер.
– Мы с тобой понятно, но эти! – не унимается тот. – Я думал, там будет ресторан или что-то вроде того.
– Рядом с машиной? – вмешивается Джек. – Братишка, что ты за человек такой?
Тыковка умер.
Невозможно поверить, и единственный, кого здесь не хватает, – это он. Живой, смешливый и настоящий.
Первой с места шумно поднимается Майя Фостер. Она опускает распухшее от слез лицо и подходит к Кэтрин.
– Мне пора, – тихо произносит она. – Я не справляюсь.
– Я позвоню тебе завтра, – ровным голосом обещает Кэтрин, обнимая ее. – Сходим на ужин, хорошо?
Тыковка умер.
Что-то внутри навсегда сгорает в огне крематория вместе с его телом. Леон соблюдает правила приличия из любви к брату, но единственное, чего ему сейчас хочется, – прыгнуть в озеро Вальхаллы вслед за ним.
Или купить машину времени.
Принцесса
Желать людям смерти вроде как нехорошо и некрасиво, но в случае с Самантой Дюбуа это всеобщая необходимость. Каждый в департаменте маркетинга ненавидит маркдира, и чувство не только оправданно, но и, кажется, взаимно.
Лучшие дни наступают, когда Дюбуа исчезает из офиса. Зои прекрасно знает, где та пропадает: в спа или пафосном бистро за бокалом просекко. В любом случае она не работает: обязанности маркдира ровным слоем размазаны по команде, и все, что остается Дюбуа, – собрать отчеты и с гордостью представить собственнику компании.
Первая причина всеобщей ненависти кроется именно здесь. Сегодня один из чудесных дней: уже близится время ланча, а они все еще предоставлены сами себе. Зои успела отправить десяток писем, обсудить договоренности с несколькими блогерами и почти подойти к задаче, которую оставила на конец дня.
Если повезет, день станет самым продуктивным за этот месяц. И все благодаря единственному фактору: Дюбуа нет в офисе. Зои заглядывает в планер и добавляет туда мысль «проверить новых инфлюэнсеров». Она давно крутится в голове, но если закидывать в список дел то, что заведомо не успеешь, уснуть не получится.
– Харпер, – окликает ее с соседнего места Санджит Пател, – хватит прикидываться трудоголиком.
– Отстань, я сегодня не в настроении тебя унижать.
Санджит даже не пытается работать: он переключается между разными страницами их сайта, имитируя бурную деятельность. Ему проще: только и делает, что настраивает интернет-рекламу, а эту работу можно уложить в час. Если бы Дюбуа разбиралась в том, что делает, Санджита давно нагрузили бы еще двумя должностями.
– У меня есть крысиная новость.
– Ладно. – Зои поворачивается к нему. – У тебя пять минут.
– Знаешь, какую вакансию сегодня вывесили на сайте компании?
– Твою? Дюбуа наконец заметила, что ты целыми днями плюешь в потолок?
– Тише, – делает страшные глаза Санджит. – Меня полностью устраивает моя нагрузка. У нас начали искать пиар-директора.
– Врешь.
Зои тут же открывает сайт и через пару секунд находит ту самую вакансию. Санджит прав: она появилась всего час назад. Быстро пробежав глазами по условиям, она видит часть своих текущих обязанностей и совершенно новые, к которым только планировала подобраться.
Они с Дюбуа обсуждали развитие отдела, но точно не это – все выглядит так, словно ее должность хотят не просто расширить, но и вывести на другой уровень. Подчинение генеральному директору… Это действительно новость. Почему ей не сообщили? Наем такого человека полностью меняет ее условия работы, не говоря уже о руководителе.
– Отправь резюме эйчарам, – раздается над ухом голос Санджита. – Прояви проактивную позицию.
– Если я сделаю это в обход Дюбуа, она уничтожит меня.
– Не сможет. Ты в любом случае перейдешь в другой департамент.
– Успеет, – поджимает губы Зои.
Боже, еще один впустую потраченный год. В очередной раз перечитывая обязанности и ожидания компании, Зои понимает: вакансия словно написана под нее. Когда она пришла в «Арчер» год назад, здесь считали, что пиар – просто покупка эфирных минут на телевидении. Потрясающее невежество: за это время ей удалось перестроить коммуникативную стратегию для инфлюэнсеров, научить бренд работать с блогерами и даже спасти их шефа Дэвида Арчера, когда ему захотелось провести две недели на Оаху вместе с наркобароном из Техаса. Потрясающая неосмотрительность для владельца крупного бренда.
Ее достижений в резюме вполне достаточно для повышения. В конце концов, никто даже не сможет сослаться на возраст – Зои уже двадцать пять лет. Диплом Корнелла, связи в каждом штате, огромный опыт, чтобы возглавить отделение. Что еще нужно?
– Вспышка справа, – предупреждает Санджит и тут же отъезжает к своему месту.
Зои поднимает голову и встречает взглядом Дюбуа, которая неторопливо вплывает в офис. Естественно, безупречная в своем двубортном пальто из последней коллекции «Бальман» и тяжеловесных ботфортах. Неизменная стрижка «пикси» только подчеркивает образ французского воробушка, который ей идеально подходит, с этими огромными глазами, вздернутым носом и маленьким ртом.
– Эвери, нужно переделать креативы для серии «Фантастически прямые», – бросает она, звонко цокая по полу каблуками. – Ты не уловил дух продукта. Прочти его пресс-релиз. Три раза.
Крошечная чайка проходится между столами, внося хаос в работу и мешая выполнять задачи. Зои прикрывает глаза, чтобы не было заметно, как она их закатывает. Более бесполезного человека, чем Саманта Дюбуа, она еще не видела.
– Пател, – останавливается та рядом. – Мне не нравятся показатели по рекламным кампаниям новых продуктов. Нужно погружаться в твои ошибки или сам справишься?
Судя по молчанию рядом, Санджит не споря открывает свои рекламные кабинеты. Зои переводит взгляд от экрана.
– Мне нужно, чтобы тебя такое тоже не устраивало, – добавляет Дюбуа, сузив глаза. – Ты же знаешь, я не люблю микроменеджмент.
Зои отвлекает ее внимание на себя вежливым кашлем.
– Мисс Дюбуа, – натягивает улыбку она. – Мне кажется, нам стоит поговорить.
– Думаешь? – поднимает бровь та. – Ладно. Жду тебя через десять минут.
Как только она скрывается за дверью своего кабинета, Санджит поворачивает голову к Зои.
– Зачем тебе лезть в пасть этой твари?
– Хочу заявить о своих претензиях на должность, – отвечает Зои. – Если я пойду мимо нее, она устроит истерику. А так попробую связать ей руки.
– Тогда я подожду тебя, – обещает Санджит. – Если принесешь интересные сплетни, с меня ланч.
В последний раз перечитав вакансию, Зои закрывает сайт и готовит аргументы. Для этого приходится вспомнить все свои достижения за год, а их немало. Она, по сути, создала и взрастила почву для этого чертова пиар-департамента. И теперь какой-то другой директор придет на все готовое? Ну уж нет.
В кабинет к Дюбуа она заходит без стука: ее ждут. Здорово, наверное, иметь собственное пространство. В отличие от их белого и невзрачного опенспейса – спасибо, что не поставили на стандартные столы эти гробы-перегородки, – здесь хотя бы чувствуется стиль. Зои еще когда пришла заметила, что рабочее место оборудовано другой мебелью: серый деревянный стол и такой же шкаф, кресло подобрано в тон. А на стенах Дюбуа развесила свои бесконечные сертификаты: кажется, здесь каждый курс, который она проходила. Возможно, даже курс кройки и шитья или горлового пения.
– Харпер, у меня мало времени, – сразу предупреждает Дюбуа. – Что у тебя случилось?
Она знает. Уже поняла, о чем будет разговор.
– Я видела вакансию на сайте, – садится в кресло напротив Зои. – И хотела бы обсудить некоторые моменты корпоративной коммуникации.
– Признаться, я бы предпочла, чтобы ты больше внимания уделяла своей работе, – морщится Дюбуа. – Не припомню, чтобы раздел вакансий был с ней связан.
– Я перехожу в другой департамент?
– Это была тема нашей ежемесячной встречи на следующей неделе. Если ты хочешь знать сейчас – да. Компания разделяет наш департамент на два в рамках плановой реструктуризации. У тебя будет новый руководитель, с которым ты, очевидно, познакомишься позже.
– Странно, что вы не сообщили мне раньше, – сухо произносит Зои. – Я хотела бы претендовать на открывшуюся вакансию.
– Естественно, – усмехается Дюбуа. – Я помню разговор о твоих амбициях. Но сама понимаешь, ты не готова.
Вот как. Зои знала, что считается в отделе особенно отмеченной их великолепным руководителем. К ее работе практически невозможно придраться – и это приводит Дюбуа в бешенство, заставляя выискивать необъективные недочеты, тыкать пальцем в совершенно нормальные формулировки или просто поджимать губы каждый раз, когда Зои открывает рот.
Конечно, теперь она не пропустит ее выше. Особенно на свой уровень.
– Не согласна, – улыбается Зои, – по сути, я создала пиар в этой компании.
– Никто не отрицает достижений, и я обязательно передам их в твоей характеристике новому руководителю. Но ты не готова возглавить департамент.
– Вакансия не содержит ничего, что я не умею.
– Это не так. Она подразумевает управление людьми – раз, и взаимодействие с правительственными структурами – два.
– И что из этого, по-вашему, у меня не получится?
– Я такого не сказала. Ты не готова, это разные вещи. Опыт длительностью в два года… Ты только становишься настоящим специалистом. Попробуй через три.
Зои подавляет очередное желание закатить глаза и перебирает в голове возможные аргументы.
– Это новая должность, которая подразумевает построение департамента с нуля, – наконец получается сформулировать мысль. – И так уж вышло, что подобный опыт есть у меня и он касается нашей компании. К тому же я собрала базу контактов и понимаю, в каком направлении необходимо развиваться.
– Уверена, новый руководитель применит твои наработки, соединит со своим опытом и трансформирует так, что вы станете мощной командой, – нагло заявляет Дюбуа.
Боже, какая же она тварь.
– В корпоративном кодексе указано, что при развитии компании внутренние кандидаты имеют приоритет.
– Все верно, но это правило касается тех, кто обладает должными компетенциями. Обязательно сообщу о твоих амбициях новому руководителю, думаю, можно будет вступить в программу развития талантов.
Она словно специально выводит Зои, добиваясь… чего? Криков? Драки? Неделового поведения?
– Спасибо. – Зои поджимает губы и встает. – Получается, моя кандидатура уже отклонена?
– Поставлена в лист развития.
Еще один год из жизни придется выбросить в урну. Зои выходит из кабинета Дюбуа, едва не лопаясь от злости. Столько часов ушло на то, чтобы достичь хоть чего-то в «Арчер», и ей даже казалось, что почти получилось! Месяц назад Дюбуа кивнула на ее часовую презентацию развития пиар-службы, и что вышло из этого кивка?!
– Ланч? – поднимает брови Санджит.
– Да.
Да пошли все к черту. Она не собирается еще три года наблюдать, как ее успехи присваивает себе кто-то другой. Это становится просто невыносимо.
«Арчер» хочет департамент? Удачи в его построении. Потому что Зои не будет ждать своего часа и тем более не будет покорно принимать судьбу. Они в Нью-Йорке: работы здесь навалом, только успевай подбирать.
– Что она сказала? – запыхавшись, гонится за ней по коридору Санджит.
– Ничего особенного, – отвечает Зои. – Но я решила: пора попробовать кое-что новое.
– Расскажешь, что именно?
– Рынок труда.
Леон
Утро не приносит ничего хорошего, хуже того – просыпаться в тишине становится страшнее обычного. Леон привычно передвигается по квартире: кухня, душ, умывальник. Из зеркала на него смотрит постаревший лет на пятнадцать небритый мужик. Десять дней назад ему было двадцать восемь, а теперь кажется, что больше сорока. Две складки у рта глубоко прорезали мрачное, уже не способное на улыбку лицо, еще две обосновались между бровями. Под глазами – черные бессонные круги, а на голове и в рыжеватой бороде едва ли не половина волос стали седыми.
Пора возвращаться в мир, что бы это ни значило. Леон надевает очки, берется за бритву и начинает рутинную борьбу с неряшливостью. Почему-то он позволил себе расслабиться практически до потери человеческого облика, хотя раньше внутренняя дисциплина всегда была сильнее обстоятельств.
Запустив соковыжималку и закинув хлеб в тостер, Леон тянется за планшетом, чтобы проверить календарь. Шерил словно потеряла хватку вместе с ним: в календаре нет чтения завещания и совета директоров. Лучше бы ей собраться.
Он сам забивает в календарь необходимые встречи, сверяясь с задачником. День получается нетипично пустым, впрочем, сейчас такой чувствуется вся его жизнь. Леон не представляет, как жить дальше и как вообще делать что-то без Тыковки. Он был единственной верой в будущее – и не только компании, но и его собственное. Казалось, если брат смог выбраться из всего их дерьма, сохранив светлую душу, то и они справятся.
Никто и ни с чем не справится. Их жизненный маяк сгорел в крематории, и последний огонек среди ночной бури окончательно погас.
У еды нет вкуса. Леон машинально проводит пальцами по гладко выбритому подбородку: есть сегодня еще кое-что, с чем стоит разобраться: так называемая жена Тыковки. Девять дней он молчал не вмешиваясь, но теперь ей придется объяснить, как это все произошло. Хорошо бы ей еще заполнить пробелы в истории.
Итак, Тыковка в свои тридцать два оказался больным четвертой стадией рака легких, которая оказалась терминальной. Спасаясь от боли, он съехал с моста на своей любимой машине, оставив на земле жену, о существовании которой никто не знал.
Чем его лечили и почему не помогло? Насколько законна их свадьба? Почему Тыковка никому не сказал о своей болезни? Вероятно, все эти ответы хранит женщина по имени Кэтрин. Леон сможет вытащить их из нее – единственное, в чем он уверен.
Чтение завещания назначено на одиннадцать, а в офис с утра не хочется. Позавтракав, Леон достает ноутбук и открывает Salesforce. Каждая непрочитанная задача наводит на него тоску: их мышиная возня теряет всякий смысл. Еще месяц назад он хотя бы примерно понимал, куда их компания движется и чем станет через год, три, пять. Но теперь… Теперь Леон не уверен даже, что они сдвинутся с места в ближайшее десятилетие.
В любом случае его чувства не нужны никому, и уж тем более ему самому: это просто задача, которую придется решить. Леон ставит в свободное окно встречу с Майей: они еще не обсуждали кандидатуры на роль нового директора по продукту, но там некого обсуждать. Рынок вряд ли предложит им нужного человека, да и они не готовы. Единственной, кто сможет справиться с текущей командой, остается Майя, и она уже делала это, пока Тыковка пропадал.
Теперь понятно, где он был: боролся с раком. И чем больше Леон давил, тем хуже ему, судя по всему, становилось. Сейчас кажется, подсказки были повсюду: в приступах кашля, что превращались в затяжные и звучали все страшнее, в неестественной худобе, которую они списывали на то, что Тыковка забывал поесть. И это при том, что он регулярно сбегал из офиса на длинный ланч…
Насколько зацикленным на себе мудаком нужно быть, чтобы не заметить, что твой брат умирает от рака? Судя по всему, просто Леоном Гамильтоном.
Он успел подхватить Гэри, когда тот втайне от всех них нашел своего отца и отправился с ним расправляться, и то спасибо Пайпер. Успел подхватить Джека, когда тот едва не сошел с ума от чувства вины, и то спасибо Монике и Флоренс. Но если бы у братьев не было девушек, благодаря которым Леон мог хотя бы узнать причины ненормального поведения, он бы упустил и их.
У Тыковки не было девушки, у него была эта якобы жена. Если она указана в завещании, придется судиться. Леон видел эту Кэтрин: за все время подготовки и на самих похоронах по ней нельзя было сказать, что она хоть как-то переживает. Конечно, таким дамочкам все удобно: подцепила ранимого искреннего парня, который умирает от рака, охмурила, женив на себе, довела до могилы и теперь собирается жить на то, что он успел заработать. Ну уж нет.
Леон знает таких. Видел, и не раз, и даже представляет, как именно с ними бороться. Они с Тыковкой не появлялись на публике, тот ни с кем из них ее не знакомил… Доказать, что брак был фальшивым, довольно легко.
Бросив взгляд на часы, Леон складывает ноутбук и идет в гардеробную. Пора одеваться, если он не хочет опоздать на чтение завещания. Стоит уже перестать вариться в собственных мыслях, надо заняться делом, пусть даже самым бессмысленным: оно разгонит кровь и не даст утонуть в сожалениях. Тыковка вряд ли хотел бы, чтобы они все последовали за ним на тот свет, значит, придется учиться жить без него.
Спуститься вниз – заряженная «Тесла» привычно ждет на входе. Леон вбивает адрес нотариуса на встроенном экране и запускается. Внутри тихо: он и так не особенно любил музыку в дороге, заменяя ее по утрам на книги, а теперь посторонние звуки кажутся попросту неуместными.
Нью-Йорк уже встал в пробку: хорошо, что Леон выехал пораньше. Он смотрит вперед, замирая вместе с городом и игнорируя все, кроме движения. С тех пор как они уехали из Манчестера, он перестал бояться, что еще до тридцати похоронит кого-то из братьев. Это было ошибкой: даже если он вывел их всех из поля зрения синдиката ценой собственной задницы, опасности не ушли. Просто стали бытовыми и банальными, а значит, более страшными.
Барон Бакстон оказался прав: он не сможет спасти всех. Кстати, о нем: Леон невольно поднимает подбородок, вспоминая об их последнем разговоре. Если в синдикате узнают, что «Феллоу Хэнд» ослаблена, могут начать действовать. Нужно избежать огласки любым способом. Томас Кристофер Гибсон погиб в результате несчастного случая, его место в компании займет его правая рука и талантливая ученица Майя Фостер.
У них даже нет грамотного пиарщика – Женевьев все еще тянет эту функцию на себе, но у нее недостаточно опыта и связей. В конце концов, она лишь маркетолог. Леон тянется за телефоном и открывает календарь, который не изменился за последний час. В еще одно окно он назначает встречу Женевьев. Черт, где носит Шерил – она совершенно игнорирует его сообщения – и почему именно сегодня?
В квартале от нотариуса он сворачивает к платной парковке: в этом районе совсем негде бросить машину даже на пару минут. Леон задерживается внутри, настраиваясь: сейчас его ждет еще один сложный момент. Нужно будет решить столько всего – и поехать в квартиру Тыковки, разобрать вещи. Собаку-то он не успел завести? Если нет, тогда это можно будет отложить.
Повернувшись, Леон замечает «Линкольн» Джека. Тот тоже внутри, опустил голову на руль и закрывает ее руками. Черт, он, наверное, сходит с ума – для всех них смерть Тыковки стала шоком, но Джек очень чувствительный сам по себе. Любые потрясения всегда давались ему тяжелее.
Нужно будет с ним поговорить. Просто попробовать выдохнуть какими-то словами все, что накопилось внутри. В себе Леон не сомневается – кому в горле нужно время, он рассосется, хотя вряд ли до конца. Но Гэри сейчас может устроить самому себе чемпионат по национальному английскому спорту – алкоголизму. А Джек… Этот способен даже причинить себе вред.
Подождав, пока дверь «Линкольна» откроется, Леон выбирается из «Теслы». Они с Джеком встречаются взглядами и кивают друг другу. В ту же секунду на парковку въезжает «Форд» Гэри, огромный черный пикап, заметный за милю. Братья в сборе, но на еще одном свободном месте до боли в груди не хватает серебристого спорткара по имени «Индиго», машины Тыковки. Леон слишком долго смотрит на дыру в своем сердце, и силы, которые он собирал все утро, покидают его.
На свободное место рядом с «Фордом» заезжает еще одна черная машина – «Хендай Ионик». Леон кивает Джеку, приглашая идти за собой, и тот делает шаг вперед.
– Мы догоним, – доносится до него рычащий голос Гэри.
Что ж, не им одним нужно время. Леон обещает себе, что сегодня вернется домой, откроет бутылку виски и позволит алкоголю расслабить напряженный мозг. Возможно, сейчас стоит даже накидаться до отключки, хоть он и не делал этого лет шесть, с самого их переезда в Штаты. Только один день – иначе он сопьется быстрее Гэри.
Они собираются в приемной нотариуса, так и не проронив ни слова – незачем. Последней появляется эта чертова Кэтрин. В сером деловом костюме с нелепыми туфлями на низком каблуке она даже не похожа на вдову. Хоть бы траур надела для приличия.
– Не опоздала? – тихо спрашивает она, становясь рядом с Гэри. – Еле выбралась из стационара.
– Нас еще не звали, – спокойно отвечает тот. – Не передумала уходить?
– Нет, – качает головой Кэтрин, поправляя пиджак. – В пятницу последний день.
Леон прислушивается, пытаясь понять, о чем они говорят. Выходит так, словно она увольняется… кем бы ни работала. Он даже об этом не спросил – было неинтересно. Что ж, если она рассчитывает жить на наследство, у него есть пара плохих новостей.
Когда их приглашают в комнату для оглашения завещания, Леон заходит последним. Там стоит ровно четыре стула. Боль от смерти брата, которая с утра ощущалась как тупая и фоновая, поднимает голову, и приходится заставить себя с трудом подавить отчаянный вой, рвущийся наружу.
Их было четверо. Их всегда, с первого дня, было четверо.
Кэтрин оказывается с краю, скрытая от Леона широким торсом Гэри. Приходится прикусить язык: не стоит давать боли выход через колкости и яд. В конце концов, еще ничего не известно. Напротив них за стол усаживается пожилой грузный мужчина с блестящей лысиной, обрамленной белыми волосами. Его морщинистое лицо сосредоточено на бумагах перед ним.
– Сегодня, двадцать седьмого февраля две тысячи девятнадцатого года, я, Джеймс Эверетт Брент, нотариус, поверен огласить завещание Томаса Кристофера Гибсона, британского подданного. Здесь присутствуют все, кто упомянут в завещании. Перед тем как я сообщу о распоряжениях мистера Гибсона, меня попросили передать следующие письма.
Монотонно произнося их имена, Брент протягивает им три конверта. Каждому, кроме Кэтрин. Леон сжимает свой пальцами, но не открывает. Он боится увидеть внутри корявый почерк Тыковки и окончательно впасть в безумие.
– Я, Томас Кристофер Гибсон, в здравом уме и твердой памяти, – Брент запинается, но продолжает, – несмотря на таблетки, которые глотаю вместо супа, сообщаю свои последние распоряжения по поводу моего имущества.
Джек рядом с Леоном ерзает на стуле и прикрывает рот рукой.
– Являясь владельцем двадцати пяти процентов акций компании «Феллоу Хэнд», я распределяю их следующим образом: по пять процентов каждому из моих названых братьев, коими являются Гэри Дэниел Джеймс Барнс, Джек Уолтер Эдвардс и Леон Генри Эдуард Гамильтон, виконт Колчестер. Прошу распоряжаться ими со всем умом, который у вас есть, братья, и вести наше дело к процветанию.
– И запомнил же, – усмехается Гэри.
– Оставшиеся десять процентов акций «Феллоу Хэнд» вместе со всем моим имуществом, включая квартиру в Уильямсберге, гаражное помещение там же, мою машину «Индиго», если она еще пригодится, денежные средства на всех моих счетах, телевизор и все движимое и недвижимое имущество, которое я забыл указать, переходят моей жене Кэтрин Гибсон.
У Леона гудит в ушах, он перестает слышать ровный голос нотариуса. Что ты натворил, Тыковка? С квартирой и деньгами он еще смог бы смириться, черт с ними, пусть бы эта Кэтрин жила в чужом доме во имя их общего спокойствия. Но пустить ее в их компанию? Человека, пальцем о палец не ударившего ради нее, и теперь что? Выплачивать ей дивиденды, которых она не заработала?
Нет, ей ничего не достанется. Он пойдет на что угодно.
Оглашение завещания заканчивается, и они, получив свои копии, выходят на улицу. Джек тут же открывает конверт и, достав из него лист бумаги, быстро пробегает глазами по строчкам.
– Этого не будет, – поворачивается Леон, находя взглядом застывшую посреди тротуара Кэтрин. – Я не дам ни цента от «Феллоу Хэнд», запомни. Чувствуешь себя победителем? Нет, война только началась.
Гэри ошарашенно поворачивается к нему, а на каменном лице Кэтрин губы искривляются от отвращения.
– И вам добрый день, виконт Колчестер, – произносит она. – Какая война?
– Я отсужу нашу компанию, – сообщает Леон. – Не позволю, чтобы она досталась обычной голддигерше.
– Что сказал? – хватает его за плечо Гэри. – Ты ебанулся, закатывать здесь скандал?
Он встает между ним и Кэтрин, закрывая ее телом.
– А тебя что, это устраивает?
– Мы все потеряли Тыковку. Это не дает тебе права вести себя как свинья.
– Гэри, – слышится встревоженный голос Кэтрин. – Ты нужен Джеку.
Это заставляет обернуться. Джек сидит на земле, прислонившись к стене здания и закрыв голову руками. Письмо Тыковки лежит перед ним. Инстинктивно дернувшись к нему, Леон не успевает: Гэри в два прыжка оказывается рядом.
– Леон Гамильтон, – окликает его Кэтрин. – Я не знаю, почему вы успели сложить обо мне какое-то мнение, но, ради памяти вашего брата и моего мужа, не нужно устраивать истерики в публичных местах, хорошо?
Несмотря на жесткий тон, ее лицо не перекашивается от гнева. Леон не понимает, как у нее хватает наглости так с ним разговаривать. Он разрывается между желанием уничтожить эту тварь и помочь брату, но когда оглядывается на Джека, тот уже далеко: Гэри ведет его к машине.
– Спасибо, – комментирует молчание Кэтрин. – А теперь, как цивилизованные люди, мы можем обсудить это на следующей неделе в офисе. Я не собираюсь отказываться от наследства – мне оно необходимо. И не сверкайте на меня очками, виконт. Я свяжусь с вашим ассистентом по поводу деталей встречи. А сейчас мне пора на работу.
В голове поднимается такая паника из-за Джека и странного поведения Гэри, что Леон молчит, позволяя отчитать себя как мальчишку. Кэтрин сейчас жутко не вовремя, но он сам начал разговор, который теперь не может закончить.
– Где ты работаешь? – только и может произнести он.
– В клинике Колумбийского университета, – спокойно отвечает Кэтрин. – И у меня заканчивается перерыв.
Она проходит мимо и быстро шагает за Гэри и Джеком.
Леон остается стоять посреди тротуара, чувствуя себя тупым и ненужным. Что Тыковка нашел в этой маленькой азиатской стерве?
Принцесса
Не уходить же просто так: Зои понемногу собирает в таблицу все, что может пригодиться ей на новом месте. Вчера она уже пробежалась по вакансиям, но пока ничего интересного не попалось. Есть буквально пара вариантов в Нью-Йорке, но судя по полной картине, если ей нужен настоящий рост, стоит рассматривать не только Восточное побережье, но и Западное. Это сложнее: все ее друзья здесь, и разница во времени точно заставит их отдалиться.
Кстати о них. Зои отвлекается на телефон и открывает чат под названием «Корнелльские сплетницы». Бегло просматривает утренние сообщения – ничего особенного пока не произошло.
Их четверо. Сверстницы, учились на одном факультете творческого письма, но после выпуска разбрелись по разным углам, хоть и остались подругами.
Руби, которая весь бакалавриат занималась студенческой газетой и выводила преподавателей из себя во время каждого интервью, отдалась своему призванию – журналистике. Она буквально полтора года посидела на скучных статьях и сплетнях о звездах в «Нью-Йорк таймс», а потом попала в команду журналистских расследований. Теперь они с Эверли куда менее откровенны друг с другом – та стала спичрайтером для какого-то политика, избирающегося в Сенат, и переехала в Вашингтон. Практически конфликт интересов.
А вот Саммер, которая продала свой первый бестселлер еще на третьем курсе, скорее наблюдает за ними издалека. Она не выбирается из родного Бостона, так что они видятся вживую, только когда Зои приезжает к родителям. Порой даже завидно: она и сама пыталась взлететь в мире самиздата, но после довольно вялого дебюта, который за первые полгода принес ей несчастных тысячу долларов, отказалась от этой утопичной идеи.
Несмотря на все различия, их объединяет общая жизненная цель – стать лучшими в своем деле любой ценой, и плевать на все препятствия. Руби упорно идет за Пулитцером, Эверли – к кабинету президента, Саммер – свергнуть с трона Стефани Майер. Сама Зои движется к роли топ-менеджера такого уровня, чтобы в Штатах не осталось журналиста или блогера, который не ел бы у нее с рук. Или не мечтал бы об этом.
«Созвон сегодня? – набирает сообщение Зои и следом за ним отправляет второе: – У меня убойные новости».
«Кого ты убила?» – тут же отвечает Руби.
«Созвон или нет?» – Зои добавляет к сообщению пару подмигивающих смайлов.
«Я в твоем районе, могу заехать на ланч», – предлагает Руби.
«Тогда в двенадцать».
«Вы там в Нью-Йорке вообще работаете? Или по ланчам ходите? – всплывает вопрос от Эверли. – Я успеваю поесть только вечером».
«Не завидуй, сенаторская девочка, вырастешь – тоже будешь обедать», – отвечает Руби.
Зои откладывает телефон, возвращаясь к работе, но тот снова вибрирует от сообщения.
«Вы можете не ссориться до полудня? Я вообще-то сплю», – возмущается Саммер.
Даже странно, что они подружились, но в Корнелле по-другому было не выжить: Лига плюща, где каждый обладает такими зверскими амбициями, что любое соревнование заставляет вгрызаться друг другу в глотки. Это были не просто споры: обсуждения на курсе английской литературы превращались в словесные драки, где каждый пытался перещеголять соседа своими размышлениями. Зои тоже пробовала найти скрытые смыслы в работах сестер Бронте, но ни разу не доходила до тех же метафизических глубин, что ее однокурсники.
Когда тебя окружают враги, неизбежно приходишь к мысли: нужны и союзники. Руби, Эверли, Саммер и Зои сдружились на почве общей ненависти к другой компании их курса. Выходцы из разных слоев среднего класса против избалованных непо-деток [1] – идеальный повод для общения. У одних по сто карат на сестричку и вечеринки в джакузи, у других – родительские ожидания и пара брендовых сумок, стремительно выходящих из моды.
Прошло два года с выпуска, непо-детки исчезли в дымке студенчества, а вот «Корнелльские сплетницы» остались, несмотря на разные города и цели.
Видимо, дружба против кого-то и правда оказывается самой крепкой.
Дюбуа не появляется в офисе, так что уход Зои на ланч замечает только Санджит. Он первым узнал о ее решении уйти, и теперь каждое ее движение сопровождается якобы понимающей ухмылкой. Это начинает бесить: не стоило ему говорить. Нужно держать себя в руках и не болтать о своих планах каждому встречному.
Санджит отлично подходит под это определение: пройдет две-три недели, и их пути разойдутся. Вряд ли ленивец, которого все в жизни полностью устраивает, хоть раз поднимет жопу. На месте Дюбуа Зои давно уволила бы его, но та слишком занята всем, чем угодно, кроме контроля эффективности собственных сотрудников. Так что остается молча взять куртку и спуститься вниз.
– Зои Харпер, – широко улыбается Руби, встречая ее у выхода. – Готова сразить меня новостями?
Она явно была в каком-то офисе неподалеку: вместо джинсов и косухи на ней приличные брюки и бежевое пальто. А черные волосы, обычно собранные в неаккуратный пучок, обрамляют квадратное лицо, подчеркивая огромные глаза навыкате, и спускаются по плечам к груди.
– Ты притворяешься нормальным человеком? – кивает Зои на ее внешний вид. – Давай сначала сядем где-нибудь.
– Ты любишь подержать меня в напряжении. В «Габриэль»?
– Сейчас мы туда не прорвемся, – вздыхает она, вспоминая очереди на ланч в единственном приличном французском бистро на квартал. – Давай сразу свернем к «Л’Адрес».
С тех пор как Руби попала в команду расследований, она окончательно забила на попытки кому-то понравиться. Выбрала удобство в одежде, и это ей только помогло: образ борца за справедливость в красной клетчатой рубашке стал цельным, и единственный взгляд на Руби помогал за секунду сложить верное впечатление: эта выпускница престижного университета попала туда за талант и теперь делает все, чтобы его развить, не отвлекаясь на земные радости в виде шмоток и косметики.
Впрочем, уроки мамы, риелтора из Филадельфии, не прошли даром. Стильной Руби тоже умеет быть.
– Где ты сегодня? – интересуется Зои. – Вышла в офис под прикрытием?
– Не расскажу, – загадочно улыбается та. – Это из-за расследования.
– Не волнуйся, я не подозревала тебя в попытках соблазнить клерка из Мидтауна.
– Никто из них меня не выдержит, – подтверждает ее мысль Руби. – У вас здесь удивительно скучные парни.
– Боже, не напоминай. Пару раз пыталась снять кого-нибудь из них… Но засыпала на первом же рассказе об удачной сделке.
– Пошла по ванильным мальчикам? – удивляется Руби. – Мне казалось, с этим ты завязала еще в университете.
– Иногда хочется чего-нибудь простого, – задумывается Зои. – К тому же с подходящими мне партнерами сложно. Последний, с кем я общалась, назвал меня сукой и паршивым сабмиссивом. А я всего-то спросила, с чего он взял, что может раздавать мне указания на первой встрече, когда мы еще даже условия не обсудили. Конечно, если у меня есть плашка «саб» на «Фетлайфе», то, увидев первого же доминанта, я обязана упасть на колени и открыть рот для его члена.
Проходящий мимо парень округляет глаза и бормочет себе под нос что-то вроде: «Было бы неплохо», но Зои не оборачивается ему вслед. Пусть запишет в лучшее из услышанного за день.
– Всегда удивлялась, как ты можешь искать доминанта, – с интересом поджимает губы Руби. – А потом постоянно проверять его на прочность и заставлять доказывать, что у него есть право доминировать.
– В этом и суть. Найти человека сильнее тебя, чтобы можно было отпустить контроль на час-другой. Проблема в том, что чем больше развиваешься, тем меньше вокруг мужчин, которые стоят твоей покорности.
– Когда найдешь того, кто выдерживает постоянные проверки, не забудь выйти за него замуж.
– Ни за что, – мотает головой Зои. – Ценность таких отношений в том, что они понятны: есть роли и условия. И необязательно приплетать сюда лишние чувства, переживать о том, что о тебе думают, и пускать чужого человека в свою жизнь. Никакого замужества.
Руби хмыкает в ответ: из них четверых только у Эверли есть постоянный бойфренд. Они вместе работают в штабе, так что никто никому не выносит мозги на тему нехватки внимания.
Они добираются до бистро, берут по порции лосося на пару и жареные овощи и наконец подходят к сути встречи.
– Итак, – раскладывает салфетку Руби, – если ты по дороге не проговорилась ни о каком миллиардере-доминанте с голубыми глазами и Андреевским крестом в игровой…
– Тебя впечатлило, да?
– Больше, чем все, что ты рассказывала, – признается та. – В общем, твои новости касаются работы.
– Я решила уволиться.
– Уже? А, точно, год ведь прошел. Тебе стало скучно?
– Они вывесили вакансию нового пиар-директора.
– Пояснишь?
Зои без лишних деталей пересказывает события вчерашнего дня и разговор с Дюбуа. Сложно не закипеть вновь, но сейчас она куда спокойнее.
– Не понимаю, – щурится Руби. – Почему бы не поработать с новым начальником?
– Я полностью подхожу на должность, особенно с учетом того, что своими руками создала пиар в этой компании. Сколько еще нужно доказывать, что я чего-то стою?
– Прости, забыла. Ты уже целый год там, удивительно, как тебя не поставили генеральным директором.
– Прекрати, – морщится Зои. – Я бы ни на что не претендовала, если бы они не присвоили мои идеи и не решили нанять мне начальника.
– Ладно, но ты права: новость убойная. При этом ты в курсе дел самого Дейви Арчера, да?
– Ты про Оаху? Конечно. Вспомни, кто тогда прикрыл ему зад.
– Оаху… – задумчиво тянет Руби. – На твоем месте я бы не останавливалась на этом.
Зои застывает: та что-то знает. У Арчера припрятано больше грехов, чем тусовка с наркобароном… Черт, как сама не догадалась? Никто не дружит с криминальными авторитетами просто так.
– Что ты хочешь сказать?
– Ничего, – сияюще улыбается Руби.
Теория подтверждается: владелец их компании Дэвид Арчер как-то связан с криминальным миром. Сама Руби больше ничего не скажет, но Зои это и не нужно. У нее практически есть карты в руках, их осталось только…
– Мне просто погуглить подальше?
Руби опускает палец, указывая на пол.
– Глубже, детка, – двигает бровями она. – Сильно глубже.
Зои тут же меняет тему: сообщение получено, и нужно лезть в даркнет. Место, конечно, так себе, но в их работе лишней информации не бывает. Осведомленность может пригодиться. Черт, стоило подумать раньше и прижать его к стенке еще на случае с Оаху.
Она даже не знает, чего хочется больше: все-таки шантажом и прыжками через головы добиться своего места здесь или найти себе нового директора, который не связан ни с какими преступниками. Хотя второе, наверное, будет довольно скучным.
Зои ненавидит перекрестки.
Леон
Линкольн остается на парковке рядом с нотариусом: Гэри отвозит разбитого письмом Джека домой. Леон приезжает в офис один и задерживается внизу, чтобы убрать из общего календаря совет директоров. Было наивно с его стороны полагать, будто после чтения завещания они будут в состоянии что-то обсуждать. Конверт от Тыковки остается в машине. Если прочесть его до вечера, следующим домой уедет сам Леон.
Место для «Индиго» кажется слишком пустым и одиноким. Повинуясь необъяснимому внутреннему желанию, он усаживается прямо на пол рядом с ним, опершись спиной на бетонную колонну. Номер парковочного места, социального страхования, телефона, дома, машины, а теперь – номер для урны на кладбище. Все в их жизни увешано ярлыками и стандартизировано. Когда от человека остаются только цифры, особенно остро не хватает того, чего больше никогда не встретишь: улыбки, голоса, запаха табака.
Теперь их трое. Леон пытается утихомирить поднимающийся в душе бунт против того, чтобы заходить в офис, где больше нет Тыковки. Вряд ли тот хотел бы, чтобы все остановилось после его смерти, наоборот: он стал настоящим основателем «Феллоу Хэнд».
Это Тыковка придумал название, ключевой продукт, он создал все своими руками, даже концепцию дизайна в офисе. Сам Леон был максимум поддержкой: администратором, который пытался направить хаос, витавший вокруг всей их затеи, хоть в какое-то русло порядка. Табличка «генеральный директор» на двери – такая же фикция, как и вся уверенность в том, что они смогут хоть куда-то сдвинуться без своего единственного гения.
И все же придется. Леон с усилием поднимается на ноги и бредет к лифту. Если он принесет банку с краской и зальет чертов номер парковки, будет ли это вандализмом? Похуй. Просто нужно взять и сделать, он все равно не сможет видеть это место каждый день.
В офисе непривычная тишина: словно минута молчания на похоронах превратилась в сутки. Вместо снующих туда-сюда людей – приглушенные голоса и пустые коридоры. Леон быстро добирается до своего кабинета. Шерил нет, она все еще где-то пропадает, и это начинает уже не просто вызывать вопросы, а раздражать. Ей следует появиться на рабочем месте в ближайшие десять минут, иначе придется наказать.
– Привет, – цепляет его у самого входа Джанин. – Ты в порядке?
Леон устало поворачивается. Эйчар-директор, не раз спасавшая его ментальное здоровье. Она даже не представляет, как невовремя сегодня ее участливый взгляд, который вместе с приятным круглым лицом и короткой подвстрепанной прической превращает ее в форменную тетушку. Сейчас он не готов говорить о произошедшем.
И будет ли вообще готов?
– А ты как думаешь? – спрашивает он. – Я похоронил брата, и пока пытался понять, как дальше жить, оказалось, что теперь десять процентов компании принадлежит странной дамочке, которая называет себя его женой.
– Значит, нет, – поджимает губы та. – Обсудим?
– Будешь размахивать передо мной своей специализацией в психологии? – Леон открывает дверь, кивком головы приглашая Джанин войти. – Говорил же, не стоит.
– Не кусайся, я твой друг, а не враг, – мягко произносит она.
– Как скажешь.
Он заходит внутрь, бегло оглядывается – все на местах, ничего не изменилось – и тяжело опускается в свое кресло. Специально поставил его так, что заметно даже тень за стеклянной матированной дверью. Да и место выбирал с умом: по бокам – два пустующих кабинета, позади – вид на Брайант-парк и никаких высоток в сотне ярдов.
– Ненавижу быть гонцом с плохими новостями, – признается Джанин, усаживаясь напротив. – Но, судя по твоим действиям в календаре, ты еще не в курсе.
– Добей меня.
На стол ложится свежий выпуск желтейшего из глянцевых журналов, обложку которого украшает фотография Тыковки. Сердце сжимается, а воздух снова отказывается выходить из легких, но взгляд Леона спускается вниз, к заголовку.
«Самоубийство Тома Гибсона: что на самом деле происходит в «Феллоу Хэнд»?»
– Какого хуя? – выдыхает он. – Мы ведь…
– Шерил, – говорит Джанин. – Я узнала через знакомых. Шерил продала все твое грязное белье и сегодня не вышла на работу. Она и вчера не появлялась, но я думала, это из-за похорон.
– Сколько она получила за нас?
Леон пролистывает журнал и быстро находит нужную статью, написанную неким Сверчком. Здесь каждый из них, и вынесенные крупным шрифтом тирады заставляют кипеть от злости. Мало того что их предали, так еще и вывернули все в такой манере…
– Сто пятьдесят тысяч.
Он не готов читать о семье всякое дерьмо. Шерил – покойница, это вопрос решенный. Даже если она не сбежала к родителям в Иллинойс, а отсиживается в бразильской фавеле [2], он ее найдет. Такое не прощают.
Сейчас нужно успокоиться, проглотить ослепляющую ярость и понять, что с этим можно сделать. Для начала – убрать в стол журнал как главный раздражитель. Вдохнуть. Они со всем справятся, даже с пиар-провалом, который никто – в первую очередь он сам – не смог остановить.
Жаль, что Леон – не Гэри. Сейчас бы пойти избить кого-нибудь до полусмерти, да хоть бы и Райана из айти, который никогда никому не нравился. Увидеть на полу чужие зубы, кровь, и это очистило бы голову и дало хоть немного так необходимого сейчас умиротворения.
За свою недолгую жизнь Леон убил четверых – это тех, кого своими руками. Четвертый, как он сам себе пообещал, должен был стать последним: скрывать следы в чужой стране сложнее, чем дома. Тем более сейчас ему не по статусу делать грязную работу: если попадется, будет слишком много шума, да и на карту поставлено куда больше, чем мелкая преступная группа подростков из Манчестера. Для «Феллоу Хэнд» его арест стал бы предательством.
Но чего он не знал тогда – что будет скучать по живым, настоящим эмоциям. По перестрелкам, по всплескам адреналина и даже по тому дню, когда пришлось на себе тащить Тыковку в больницу. Это был одновременно и самый страшный день в его жизни – до того, что наступил десять дней назад, – и самое сильное удовольствие.
Парень, подосланный убить Тыковку, умер через несколько секунд после того, как сделал свой единственный удар. Это до странного приятно: Леон словно стал рукой самой кармы, отомстив моментально и точно. Ни одного дня он не сожалел об этом убийстве – так было нужно и правильно – и не задумываясь сделал бы это вновь.
И сейчас в списке появляется пятый: для Шерил будет слишком просто нанять киллера. Леон хочет видеть ее глаза, когда она поймет, чем именно придется заплатить.
– Леон? – вырывает его из задумчивого оцепенения голос Джанин.
– Нужно нанять хорошего пиарщика, – выдает решение он. – Женевьев не справится, не ее специализация. Откроешь вакансию?
– Давай сначала пробью по своим каналам? Не хочу, чтобы это связали с публикацией.
– Ты права, так будет лучше. В условиях пропиши, что требуется развитая база контактов – нужно потушить пожар до того, как он разрастется.
– Там еще Саймон Айк выступил. Его бы утихомирить.
– Это кто? – напрягает память Леон.
– Бывший стажер из продукта. Барнс сломал ему челюсть, когда Саймон оскорбил Пайпер, а потом его уволили за несоответствие корпоративной культуре.
– И теперь он тоже рассказывает об ужасах в нашем офисе?
– Именно.
– Я его найду, – обещает Леон. – И еще: для пиарщика важно, чтобы были мощные коммуникативные кейсы.
– Спасибо, учитель, что рассказываешь, как мне делать свою работу, – язвит Джанин. – Не волнуйся, я не буду это никому поручать. Займусь сама.
Леон только кивает в ответ: действительно, зачем соваться в процесс, в котором она разбирается лучше? Тем более ему своих проблем хватает.
– Как прошло чтение? – меняет тему Джанин. – Что за история с десятью процентами?
– Из четверти акций Том оставил часть своей жене. – Брови сами собой ползут к переносице. – Вот скажи, ты знала, что он женат?
– Нет, – мотает головой она.
– И я не знал. Никто не знал. Мы ее ни разу не видели, и единственный признак, по которому могли догадаться, – шутки Тома о кольце, которое он носил пару месяцев. А теперь его нет, и что это за женщина и почему она ведет себя так, словно выиграла от его смерти, я не понимаю.
– Подозреваешь, что она…
– Голддигер.
– Не думаю, что Том оставил бы акции такому человеку.
– А я как раз уверен в обратном, – закрывает глаза Леон. – Представляешь, каково ему было все это время? Четвертая стадия рака, боль, отчаяние… А мы не представляли.
– По-твоему, он был настолько ранимым, что подпустил к себе девушку, которая его использовала?
– Другого объяснения у меня нет.
– Знаешь, – хмурится Джанин, – я, конечно, знала его не так долго, как ты, но звучит как-то неестественно. Том был ярким интегратором, который великолепно чувствовал людей. Посмотри на его команду: экстраординарные, талантливые, но главное – верные ребята. Они здесь держались на одной вере в будущее.
– И ты думаешь, в жизни он подбирал людей так же?
– Из того, что я слышала и видела, – вас выбрал именно он. Сначала тебя, потом Гэри и Джека. Сложно представить, чтобы у Тома не было промашек в выборе друзей за всю жизнь или сотрудников, которые работали с ним годами, но вот именно с женой все изменилось.
В ее словах есть зерно истины. Леон пока не может принять выбор Тыковки, но доводы Джанин вынуждают его хотя бы спокойно поговорить с этой Кэтрин. Если вдруг окажется, что он не прав, будет не очень хорошо.
Однако платить десять процентов человеку вне компании он все равно не планирует. Если окажется, что Леон не сможет оспорить завещание, Кэтрин придется найти место в офисе. Впрочем, это отличный способ познакомиться поближе: еще ни один лентяй не задерживался в «Феллоу Хэнд» дольше года. Если она – голддигерша, все это поймут.
– Я все равно проверю их документы и узнаю, можно ли признать этот брак недействительным, – произносит он.
– Одна просьба, – морщится Джанин. – Не пались. Если ты станешь обвинять девушку в том, чего она не делала, это плохо повлияет на ваши отношения.
– Только если они будут.
– Вам рано жечь мосты. Если тебе нужно мое мнение…
– Джанин.
– Значит, не нужно, – пожимает плечами она. – Но ты бы завел себе психолога. Справляться с утратой в одиночку – плохая идея.
– У меня свои способы.
– Как скажешь.
Джанин поднимается и задерживается у его стола.
– Сегодня поищу кандидатов. Не забивай календарь – у нас впереди собеседования.
В дверь стучат, и Леон быстро проверяет – у него стоит встреча с Майей.
– Уже ухожу, – громко произносит Джанин и тут же понижает голос почти до шепота. – Не ругайся с людьми, Леон.
– Иди, – машет он.
Через минуту Джанин сменяет в кресле грузная нервная девушка по имени Майя Фостер. Леон пытается вспомнить все, что знает о ней, чтобы правильно выстроить диалог. Черт, даже не успел подготовиться.
Ей около тридцати, пять лет назад она пришла к ним конструктором. Все, что было дальше, Тыковка тщательно скрывал от Леона и остальных братьев – о том, что они не просто проводили недели напролет в мастерской, вылезая оттуда поспать и помыться, а еще пили и трахались, он узнал случайно.
С тех пор прошло достаточно времени: Майя успела выйти замуж за какого-то… кажется, программиста. И пока Тыковка взял перерыв якобы на изобретение, она подхватила все процессы и сама управляла этим гудящим ульем, поселившимся в кабинете продукта.
– Мистер Гамильтон, – робко начинает она. – У нас все на месте, никто не…
– Знаю, – кивает он.
Он не проверял, но в их отделе никто не поведет себя как Шерил: Тыковку там не просто любили. Его боготворили, половина сотрудников пришли в компанию ради него. Сбежать с работы или сделать подлянку после его смерти им не позволит совесть.
– Тогда почему вы меня вызвали?
– Дирекции продукта нужен руководитель, – прямо и без предисловий говорит Леон. – И я не вижу никого, кроме тебя, кто смог бы занять это место.
– Нет, – отчаянно мотает головой Майя. – Нет, пожалуйста. Не нужно… меня. Давайте найдем кого-нибудь со стороны.
– Никто не знает продукт и команду так, как ты.
– Мистер Гамильтон, пожалуйста. – В ее больших карих глазах скапливаются слезы. – Я не выдерживаю. Я шла к вам… увольняться.
– Тебе сложно без Тома, я понимаю.
Черт, ему и самому нелегко. Потерять сейчас весь отдел продукта станет катастрофой. А в том, что за Майей отправятся все остальные, он не сомневается.
Мысленно закидывает в список задач сбор этих ребят. Пусть проговорят свою боль, так же как это сделают братья. Почему в школе не учат справляться с утратой близкого человека? Один из немногих навыков, который действительно пригодился бы.
Или подключить Джанин? Пусть применит диплом по психологии на благо, а не только на нотации.
– Майя, без тебя не получится, – смягчает голос Леон. – Нельзя, чтобы дело Тома погибло вместе с ним. Мы все тяжело переживаем его уход… но я верю, что он хотел бы, чтобы мы продолжали начатое.
– Я не хочу быть руководителем.
– Именно это делает тебя идеальным кандидатом. Ты понимаешь, что должность – это не только полномочия, но еще и ответственность.
– Мистер Гамильтон…
Он пересиливает себя: нужно установить контакт ближе, чем сейчас. Они на слишком разных уровнях, и его аргументы не доходят.
– Леон, – поправляет он. – Мы давно в одной команде, можем называть друг друга по имени.
На ее лице отражается смятение, и ему нужно получить «да» любой ценой. Он не даст горю развалить «Феллоу Хэнд». Если оно хочет стать еще одним его врагом, Леон готов убить и горе.
– Ты мне нужна, Майя. – Он подается вперед и добавляет в голос мягкой властности, замечая микроизменение в ее взгляде. – Без тебя я с ними не справлюсь.
Отводит глаза. Готово. Она приняла это будущее и, даже если попытается спорить по инерции, уже не уйдет.
Одну из дыр, оставленных смертью Тыковки, ему удалось заткнуть. Что делать с другими, которые еще страшнее? Чем закрыть ноющую пустоту в своей душе?
Леон
Манчестер, апрель 2012
Успели.
Леон проверяет, удалились ли сообщения, которые он отправлял Гэри: надо бы завести им более безопасный канал связи. Приходится шифровать слова, а они не договаривались об условных знаках на такой случай. Да и как тут предскажешь ситуацию, когда Тыковку нужно спасать, а труп того, кто на него напал, валяется между домами в квартале от гаража.
Его выгнали из больницы, когда закончилась операция. Леон не спорил: в ближайшие несколько часов Тыковка не очнется, к тому же туда приехал Джек. Теперь остается только надеяться на скорое восстановление и убедиться, что Гэри хорошо подчистил следы.
Молчаливая надежность их Зверюги вселяет призрачную веру: может, и в этот раз обойдется без полиции. Когда Леон приезжает на место и светит фонариком, то не находит и капли крови. С утра, на рассвете, нужно будет вернуться и еще раз проверить, но сейчас он практически уверен, что Гэри сделал свою работу на отлично.
По дороге к гаражу он не встречает ни одной живой души. Это хорошо: Леон заметил свое отражение в окне, освещенном фонарем, и едва не испугался сам себя. Нужно помыться, поспать пару часов, а потом вернуться в больницу и сменить Джека на посту. Но сначала – разобраться с трупом.