Персональный демон E-Book

Алла Холод

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Психология преступления. Детективы Аллы Холод
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 419

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Ирина ненавидела беспечную красавицу Лизу – весь мир был у ее ног! Море денег, поездки на лучше курорты, любящий муж. А как же иначе, если супругом Лизы стал тот самый Вадим Краснов, который ради нее бросил беременную Ирину! Она могла бы ненавидеть всю жизнь, но Вадима убили. Кто? Ирина и ее муж оказались первыми подозреваемыми, ведь на безутешной Ирине женился Андрей, родной брат Краснова. Какие чувства он испытывал к Вадиму? Прошло много лет, но Андрей не мог забыть, как буквально вытаскивал с того света любимую девушку, едва не погибшую после неудачного аборта...

Leseprobe

Алла Холод Персональный демон

© Холод А., 2018

© ООО «Издательство «Э», 2018

* * *

Глава 1

2010 год

Борис Анатольевич Краснов задремал перед телевизором, что случалось с ним крайне редко. Его разбудил пронзительный телефонный звонок. Профессор проснулся, встал, размял затекшие части тела, но после нескольких услышанных им слов его покачнуло, ноги внезапно стали ватными.

Привалившись к спинке дивана, чтобы не упасть, он заставил себя прилечь и закрыть глаза. «Господи, может, это просто сон?» – с надеждой подумал профессор.

Он ведь спал, когда прозвучал этот проклятый звонок, может, он и сейчас продолжает спать? Разве не бывает такого, что старики путают сон с явью? Может, это как раз то самое – один из неумолимых признаков старости?

Раньше чем через полчаса, понимал Борис Анатольевич, Лизе до него не добраться. Как прожить эти полчаса? Мозг, такой трезвый и организованный, просто идеально отлаженный за всю профессиональную жизнь механизм, сейчас наотрез отказывался воспринимать информацию. Такого просто не может быть! Разве это справедливо, чтобы родители переживали своих детей? Борис Анатольевич уже пережил любимую и единственную жену Нину, но они-то с ней все-таки были ровесники… Но разве правильно, чтобы отец, всю жизнь вдохнувший в любимого сына, хоронил своего ребенка? И пусть этому ребенку уже сорок лет – какая разница?

Вот он, Борис Анатольевич Краснов, доктор юридических наук, профессор, вдовец, лежит на бежевом кожаном диване, купленном сыном Вадимом во время последнего благоустройства квартиры отца, и по его щекам текут слезы. Они затекают в рот, он чувствует их соленый вкус. А рыданий почему-то нет. И тело не сотрясается в судорогах, которые сопровождают настоящее горе. Потому что поверить во все это Борис Анатольевич просто не может. Он лежит и смотрит на часы: если через полчаса не раздастся звонок в дверь и не приедет Лиза, жена Вадима, значит, это все-таки сон. Страшный сон, к которым, наверное, нужно привыкать старикам, ожидающим смерти…

Их с Ниночкой первенец, Андрюша, родился не вовремя, они были еще слишком молоды, по-юношески глупы, их переполняла любовь и жажда свободной жизни, у них были идеи, друзья, и вместе с ними они взахлеб мечтали стать успешными и знаменитыми. По своей неопытности молодые родители восприняли ребенка как живого пупса, который все время плачет, писает, какает и хочет есть. Андрюша не давал спать, не давал свободно жить, встречаться с друзьями, затормозил Ниночкину карьеру. Да и рос он какой-то странный: ленивый, замкнутый, если не сказать угрюмый. Казалось, что мальчик не нуждался ни в любви, ни в ласке. Хотя ни того, ни другого – справедливости ради сказать – ему никто и не предлагал. Молодые счастливые родители вели свою жизнь, Андрюшу подкидывали бабушкам.

Второго ребенка они очень ждали, ждали осознанно, по-взрослому.

Еще до рождения Вадика Борис Анатольевич знал – этот ребенок будет особенным. Этому ребенку он посвятит свою жизнь.

Вадик получился совсем не такой, как Андрюша. В детстве, если он и гонял во дворе с мальчишками, то сам, без зова родителей, возвращался домой, потому что у него все было по графику: когда гулять, когда читать, когда делать уроки. И никто этих графиков ему не навязывал. В двенадцать лет Вадик уже прилично говорил по-английски, к пятнадцати активно читал юридические книги из библиотеки отца.

Андрей, выросший в семье юристов, после школы безропотно поступил на юридический факультет, учился вроде с интересом, но по оценкам средне, да и в итоге отчебучил: пошел работать в РОВД следователем. Борис Анатольевич какое-то время даже не разговаривал с сыном, а потом подумал: а может, Андрей прав? С его-то скромными способностями и на том спасибо.

Андрей и Вадик даже внешне были такие разные, будто и не братья. Андрей явно пошел в мать: светловолосый, сероглазый. Но блондинка Ниночка была очень хороша собой, все в ней было гармонично: белая кожа, красиво очерченные скулы, серые глаза, точеный носик, неподдельная мушка на правой щеке. Даже в зрелом возрасте она не растеряла свою красоту. Андрей унаследовал черты матери, но то, что хорошо было для женщины, его внешности впрок не пошло. Он имел крепкую мужскую фигуру, но лицо его было каким-то блеклым, невыразительным, хотя и не лишенным приятности. Совсем другое дело Вадим! Темноволосый, широкоплечий, с мужским, твердым овалом лица. Нос с небольшой горбинкой, красиво очерченный рот, выразительные серые глаза. Породистое лицо в сочетании с высоким ростом – да уж, Вадик был красив и обаятелен, и тут дело вовсе не в отцовской гордости. Он объективно был прекрасен.

Хотя в своего младшего сына Борис Анатольевич Краснов вливал все свои жизненные силы, Вадик закончил юрфак с красным дипломом не благодаря отцу, а только за счет своих способностей. Он обладал блестящей памятью, аналитическим складом ума, и, что очень важно, умел организовать свое время. На первых порах Борис Анатольевич помогал сыну, как мог, но скоро понял, что сын в его помощи не так уж и нуждается: он блестяще знал Процессуальный кодекс, умел правильно использовать эти знания, и иной раз даже удивлял отца, предлагая решения, которые поражали старшего Краснова свежестью, смелостью и новизной. Неудивительно, что Вадим довольно быстро заработал репутацию. И опять же помогла ему не громкая в юридических кругах города фамилия, а собственные мозги. Вместе с известностью стали приходить и деньги. Борис Анатольевич, посвятивший профессиональную жизнь уголовному праву, не мог нарадоваться на сына, но в какой-то момент Вадим заявил: «Папа, я познакомился с одними людьми, мне кажется, это очень перспективно по деньгам и статусу. Я ухожу из уголовного процесса».

Меньше чем за два года Вадим занял такую должность, что у отца больше не было сомнений: сын знает, что он делает. Вадим стал руководителем юридического департамента крупнейшего в области строительного холдинга. О деньгах, какие он получал, можно было только мечтать. И в очередной раз Борис Анатольевич убедился: да, его второй сын удался… И когда полгода назад новоизбранный мэр города назначил Вадима Краснова своим заместителем по правовым вопросам, отец даже не удивился.

А теперь вот позвонила Лиза и сказала, что соседи нашли Вадима в подъезде с проломленной головой в луже крови. Удар тяжелым предметом. Кто мог его нанести? Да, у Вадика была серьезная работа, но его назначили на должность совсем недавно – еще предвыборные плакаты не успели содрать со стен домов. А кроме работы? У него прекрасная семья, любимая и любящая жена Лиза, своенравная, но все равно чудесная дочь Катя, семья брата Андрея, о которой Вадик заботился и всегда помогал по мере сил, друзья, коллеги. Его все любили. Кто мог желать его смерти?..

Звонок в дверь так и не прозвучал. Лиза открыла дверь своим ключом, который у нее имелся на экстренный случай.

– Папа, давайте соберем все необходимое и поедем к нам, – спокойным голосом предложила она.

И Борис Анатольевич начал собираться…

С самого утра в кабинет мэра никого не пускали. И не потому, что там был следователь. Следователь был, да ушел, когда еще не было десяти. Теперь в кабинете мэра был другой посетитель.

Тот, кто находился в кабинете главы города, был для него, безусловно, важнее всех полицейских и следователей, вместе взятых. Эдуард Грач – глава и хозяин крупнейшего в регионе строительного холдинга «Высота» – вылетел из Москвы сразу же, как только узнал о гибели Вадима, своего бывшего руководителя юридического департамента. Причем «бывшего» лишь формально: Вадим, даже находясь на своей должности в мэрии, продолжал работать на Грача. По прилете Эдуард заехал к Лизе, убедился, что она в себе, что отец Вадима, Борис Анатольевич, у нее под присмотром, и сразу поехал в мэрию. И сейчас он сидел не на том стуле, который ему предложили и где остывала чашка чая без сахара, который он пил обычно. Он сел в самом дальнем углу, за стол для совещаний. На стул, на котором, наверное, полагается сидеть самому незначительному персонажу из тех, кого вызвал на совещание мэр.

– Леня, – обратился он к хозяину кабинета, который в это время судорожно комкал бычок в пепельнице, – объясни мне, что происходит. Давай не будем ходить вокруг да около. Ты просил денег на выборы, я дал. Я, в свою очередь, просил у тебя некоторые должности, и ты был не против. Мы продолжаем сотрудничать, и мне казалось, что между нами все просто, понятно и взаимовыгодно.

– Да, Эдик, все правильно, – ответил мэр.

Нешуточное дрожание его рук не укрылось от внимания собеседника.

– Леня, ты перенервничал? Выпей, расслабься, ради бога, чего ты меня стесняешься? Я что, второй день тебя знаю, что ли?

Глава миллионного города вышел из кабинета в комнату отдыха, открыл шкафчик в дубовом гарнитуре, с минуту подумал, что предпочесть с учетом раннего времени и наличия серьезного стресса: виски или коньяк. Остановил свой выбор на коньяке, налил большую рюмку до краев и мгновенно ее выпил. Потом, подумав секунду, взял еще одну, для гостя. Выйдя в кабинет, он налил напиток в две рюмки, одну подвинул Эдуарду, другую выпил сам.

– Полегчало? – без тени улыбки спросил Эдуард.

Мэр неуверенно кивнул.

– Я продолжу. – Посетитель опустил глаза в пол. – Так вот объясни мне, Леня, как могло случиться, что начальник моего юрдепартамента, лучший юрист этого вонючего города, человек, который, как мы договорились, займет после твоей победы эту должность и решит все вопросы моего холдинга… не буду тебе напоминать условия нашего договора. Не буду напоминать и о том, что в проекте развития Северо-Восточного района ты заинтересован лично. Так вот объясни мне теперь, как могло получиться, что через несколько месяцев после вступления в должность этого человека замочили в подъезде, как какого-то бродягу? Это что означает? Может, я чего-то не знаю?

Грач встал, отпихнул стул ногой, медленно прошелся по кабинету, при этом на его майке от Армани явственно проступили следы пота. На лбу тоже повисли капли. Поход к мэру он не считал достаточно важным поводом для того, чтобы облачаться в костюм. Костюмы и галстуки Эдуард Грач надевал только на встречи с банкирами или депутатами Госдумы и исключительно на время этих встреч. Эдуард, талантливейший бизнесмен, который никогда не обманывался в своих проектах и в своих людях, сейчас находился в явном замешательстве. Он был не только страшно расстроен, но и чудовищно раздражен.

– Скажи, Леня, кто мог убить моего человека? Я работал с Вадимом много лет, я проверял его не один раз, передо мной он чист, у него было сто возможностей сходить на сторону, но он ни разу ими не воспользовался. Он был заинтересован в моих прибылях. Меня предать он не мог, ему это просто не выгодно. Значит, он кому-то помешал? Значит, за то время, что он работал у тебя, он приобрел таких врагов, которые пошли на крайние меры? Убить вице-мэра – это не шутки, на такое не каждый решится – должна быть очень и очень веская причина.

– Я не знаю, что тебе сказать, Эдик, я пока сам ничего не понимаю, – вздохнул мэр. – Я буду разбираться.

– Леня, мне будет очень жаль, если ты не сможешь дать ответа на мой вопрос. Мне очень нужно, чтобы ты разобрался. Кому, как не тебе, знать, в чем таком мог участвовать мой Вадим, а если он ни в чем не участвовал, то это я тоже должен знать точно. Если он во что-то влез, я хочу иметь доказательства, подтверждающие его действия. Я не могу мириться с тем, что ключевого для меня человека бьют в подъезде по башке, как какого-то алкаша.

С этими словами Грач вышел из мэрского кабинета, бесшумно закрыв за собой дверь. Рюмка коньяка так и осталась не выпитой.

Леонид Михайлович Вешняков, несколько месяцев назад избранный мэром, стоял, тупо глядя в окно на главную площадь. Будний день, народу на улице полно. Невыносимая жара чуть-чуть спала, но листья на деревьях под окнами здания мэрии из-за непрекращающегося зноя скрючились и пожухли. Какой уютный у него все-таки кабинет! И ходики так мерно тикают. И бонсаи на окне делают рабочее помещение еще милее. Мэр снова пошарил в шкафчике, налил еще одну большую рюмку коньяку, распечатал шоколадную конфетку. Он еще ничего не ел с утра, в желудке бултыхалась только чашка чая с коньяком. Сейчас он выпьет и успокоится… Но как тут успокоиться? Леонид Вешняков действительно не знал, кто убил Вадима Краснова. Но… Неужели это… Нет, даже думать об этом не хочется…

Несколько минут назад в разговоре с Грачом, когда он уверял, что сам ничего не понимает, мэр лукавил. Было у него одно очень серьезное сомнение, настолько серьезное, что думать о нем не хотелось, потому что если это окажется правдой, то и он сам будет впутан в очень и очень неприятную историю. Вернее, он уже давно в нее впутан, но пока об этом никто не знает. А если узнают? Что тогда? Каковы будут последствия для него самого?

Возглавлять следственно-оперативную группу по делу об убийстве Вадима Краснова назначили Сергея Алексеевича Поповкина, следователя с огромным стажем и богатейшим опытом успешно раскрытых дел. Вначале он побеседовал с братом убитого Андреем: все-таки Андрей сам следователь, и беседа шла на одном языке, тем не менее она оказалась абсолютно непродуктивной. Старший брат Краснова видел Вадима последний раз неделю назад, не имел ни малейшего представления о том, были ли у него проблемы на работе (ни о чем таком Вадим не говорил) и имелись ли недоброжелатели. Андрей был уверен, что Вадим был абсолютно доволен и жизнью, и работой.

Разговор с женой Лизой тоже практически ничего не дал. Жене Вадим никогда не говорил о том, что ему угрожают, никаких подозрительных звонков, никаких внезапных отлучек, подавленного настроения, ничего этого не было. Все было как всегда. И когда «это случилось», они с дочерью были дома: Катя висела в Интернете, Лиза что-то готовила, когда позвонил сосед и сказал, что там, в подьезде, кажется, лежит Вадим… На этом моменте Лиза тихо заплакала, и больше от нее было уже ничего не добиться. Ладно, после похорон ее можно будет допросить поподробнее, сейчас все-таки слишком сказывается шок.

Те же результаты дали разговоры с отцом и Катей, дочерью убитого. Получалось, что Вадим Борисович Краснов – серьезный профессионал, заботливый сын, хороший брат, любящий и любимый отец и муж. У него была интересная работа, которую он выполнял честно (хотя это еще проверять и проверять), были друзья, его уважали коллеги. Они же утверждают, что он был веселым, беззлобным человеком, требовательным, конечно, но ответственность в полной мере разделял вместе с подчиненными. В общем, портрет получался… что и говорить. Однако вчера вечером, около половины девятого, кто-то ударил этого замечательного человека в висок. Дорогие часы остались на руке, бумажник с 12 тысячами рублей и кредитной картой в портфеле. Нет, определенно Вадим Краснов был не из тех, кого бьют по голове в подъезде. Такие, как он, баловни судьбы не пачкают кровью костюм из новой коллекции Каролины Эрреро. Если уж таким, как он, и суждено умереть насильственной смертью, то они взрываются в своем «Лексусе» или в них стреляет высокооплачиваемый снайпер. И взорванный автомобиль потом показывают по центральным телеканалам, а снайпера судят показательным процессом. Такой человек, как Вадим Краснов, не должен лежать в подъезде с проломленной головой. Такая смерть ему совсем не подходит.

Глава 2

Андрею было десять лет, когда родился младший брат. Тогда он и понял, что его собственная жизнь в семье больше не имеет никакого значения. Нельзя сказать, чтобы родители не любили старшего сына. Нет, любили, конечно. Раз уж он есть, раз уж он существует на свете, раз уж он живет с ними в одной квартире, значит, его нужно хоть как-то любить. Отец всегда был человеком властным, честолюбивым, всегда стремился быть во всем лучше других. Он имел обширную адвокатскую практику, получал большие гонорары, кроме того, был ученым: кандидатом, затем и доктором наук, преподавал в университете. Он жил по высокому стандарту и от других требовал соответствовать этому уровню. Мама, Нина Григорьевна, старалась изо всех сил. Она была красивой, стройной, элегантной женщиной, поженились они с отцом, еще будучи студентами-однокурсниками. Она не была столь гениальной, как папа, поэтому отец решил ее не утруждать и позволил заниматься гражданским правом, вести дела спокойные, не требующие больших усилий. Больших усилий он требовал от нее в другом: Нина должна была соответствовать его статусу как жена и как хозяйка дома. Она посещала лучших массажисток, элитные парикмахерские, всегда была идеально причесана, дорого и модно одета. Каждый раз, когда у них собирались коллеги Бориса или гости из числа его клиентов, Нина готовила что-нибудь изысканное.

Андрюша не любил то, что готовила мама к приему гостей, и когда возникала необходимость правильно пользоваться приборами под строгим взглядом отца, у него портилось настроение и начисто пропадал аппетит.

Самым нормальным времяпрепровождением Андрей считал игру с пацанами в футбол. Папа только морщился.

С рождением младшего брата жизнь Андрея изменилась, и поначалу ему казалось, что в лучшую сторону. От него наконец отстали. Его перестали замечать. Отец не докучал больше с постоянными дополнительными заданиями, перестал требовать переводы с английского, не тренировал его больше в разговорном (этого Андрей не любил больше всего – смущался). Жизнь родителей полностью сконцентрировалась вокруг малыша, и Андрюша, который с младенцем помогал, как мог – в основном на побегушках в магазин или аптеку, – даже удостаивался похвалы, одобрительного взгляда отца и лишнего поцелуя в макушку от матери.

О Вадиньке говорили целый день, просыпаясь, завтракая, приходя с работы, за ужином и перед сном. Поначалу Андрей радовался тому, что в его сторону слышится все меньше замечаний, а на трояки, которые он периодически приносил из школы, отец только тяжело вздыхал и уходил в другую комнату.

Но в какой-то момент подрастающий мальчик понял, что отец просто махнул на него рукой. Он – неудачник. Он – бездарь. Никто не принимает его всерьез. Он никому не нужен. Отныне в семье главной надеждой будет его младший брат, ему будет посвящено все время, все силы и… самое главное – любовь.

После университета Андрей пошел в милицию на следовательскую работу, он понимал, что отцу этот выбор крайне неприятен, но от его предложений решительно отказался и не был ничуть удивлен, когда на него в очередной раз махнули рукой. Подрастал Вадинька – мальчик, подающий большие надежды.

Потом вся семья переехала в новую огромную квартиру в только что построенном доме. Андрей не спешил жениться и создавать собственную семью. Об отдельном жилье, учитывая милицейскую зарплату, мечтать не приходилось, да и жениться положа руку на сердце было Андрею не на ком. Нет, у него была личная жизнь, он встречался с девушками, иногда вступал в отношения с замужними дамами, но влюбиться по-настоящему не получалось. Вот если бы на него обратила внимание такая, как Вадькина Ирочка, это было бы совсем другое дело, он женился бы не раздумывая!

Вадик вырос красавцем, потому вниманием обделен не был – девчонки к нему буквально липли. Менял он их довольно часто, но эти отношения были легкими, ни к чему не обязывающими, впрочем, именно такие он и предпочитал. Девушки считали как раз наоборот – Вадик привлекал их не только как партнер для сексуальных утех и приятного времяпрепровождения, но и как потенциальный муж. Папа – известный адвокат, к тому времени уже профессор. Замечательная семья с деньгами и обширными связями. Все-таки фамилия Краснов в городе кое-что значила. Андрей никогда не завидовал брату в этом смысле: с такими длинноногими, волоокими, едва одетыми красотками сам он обращаться не умел и даже не представлял, как себя с ними нужно вести. Так что девушки, бесспорно, были хороши, но, как говорится, всякий сверчок знай свой шесток.

В один прекрасный день в их доме появилась Ирочка. Еще до ее официального появления Вадик рассказывал о том, что познакомился с чудесной девушкой с филфака, говорил, какая она хорошенькая, какая умница, какая начитанная, какой у нее тонкий вкус и всякое такое. И как-то за ужином мама сказала:

– Ну что же ты, Вадинька, не покажешь нам свою замечательную подружку? Только про нее и говоришь, а домой не привел ни разу.

– Ну, если это не будет воспринято как официальное представление невесты, – ответил Вадим, – то приведу. Такую девушку показывать не стыдно.

В субботу Вадик отправился встречать Ирочку. Мама накрыла обеденный стол изящной скатертью, поставила сухое белое вино, овощные салаты, тончайше нарезанный сыр. В духовке доходила до стадии готовности домашняя утка. Запахи пищи вызывали голодные спазмы в желудке. Андрей стащил со стола крошечный пирожок с печеночной начинкой и завалился на диван смотреть телевизор. Он не разделял семейного ажиотажа по поводу явления гостьи, и, если честно, ему были не очень интересны предстоящие смотрины. Он ожидал увидеть очередную длинноногую девицу с круглой попкой и чувственными губами. Ничего нового и интересного.

Ирочка появилась на пороге их квартиры, нисколько не смущенная, как этого можно было ожидать от первого визита в чужой дом, сияя улыбкой и раскосыми, слегка приподнятыми к вискам голубыми глазами. Она была не просто хорошенькая, она была необыкновенная. И совсем не такая, какую Андрей ожидал увидеть рядом с Вадимом, – невысокая, хрупкая, нежная, со светло-пепельными волосами, очень белой прозрачной кожей, высокими скулами. Она показалась Андрею каким-то неземным существом. Ее лицо нельзя было назвать идеально правильным: тонкий носик имел небольшую горбинку, если присмотреться, то становилась заметной легкая степень косоглазия, ушки были слегка оттопырены, чего она, видимо, ни капли не стеснялась, раз откидывала волосы назад. Все эти милые неправильности придавали ей особенный шарм, а слегка косящий взгляд делал какой-то беззащитной. Такую девушку хотелось носить на руках, защищать, холить и лелеять, как лелеют новорожденное дитя…

Ирочка с первой секунды загипнотизировала Андрея. Впрочем, она загипнотизировала и всю семью. Улыбка ее была искренней, речь правильной, во время общей беседы ей не нужно было изображать заинтересованность, она живо вникала во все темы, высказывала свое мнение.

Она не прилагала усилий к тому, чтобы произвести благоприятное впечатление, это происходило само собой. Она не отказалась выпить вина, и ее нежные щечки порозовели, а глаза засияли пуще прежнего.

С того субботнего обеда Ирочка стала появляться в их доме довольно часто. Она очень понравилась и маме, и отцу. Отец оценил ее речь, манеру вести себя, искренность, непринужденность, безусловную начитанность, умение поддержать любой разговор. Мама отметила все то же самое, но отдельно похвалила Ирочкино умение преподнести себя, более чем умеренное использование косметики, вкус в одежде. В общем, Ирочку в доме приняли очень охотно. Ее присутствие в их семье было органичным. Самое удивительное, что Вадик перестал водить домой посторонних девиц и, похоже, все вечера и свободные дни проводил только с ней, ну и с Лешкой, конечно. Алексей был закадычным другом Вадима еще со школы. Он жил в соседнем доме, учился с Вадиком в одном классе, а потом уже и на одном факультете, в одной группе.

Так продолжалось почти два года, девушка стала совсем своей в доме, на Вадика по-прежнему смотрела с обожанием, к Борису Анатольевичу и Нине Григорьевне относилась с большим уважением, Андрею симпатизировала, всегда была с ним приветлива и мила.

А вот если бы Андрея спросили, как он относится к Ирине, ему трудно было бы ответить на этот вопрос. Ирочка молодая, утонченная девушка, а он? Он обычный следак с постной физиономией. С ним ей было бы скучно. Он никогда не сделает блестящей карьеры, будет карабкаться от звания к званию – как все. Он не может составить пару такой девушке, как она. Но главное – Ирочка слепо любит Вадима. Она – девушка его брата, этим все сказано. Раз и навсегда. Андрей все это четко осознавал, но никакое осознание не мешало его сердцу выскакивать из груди, когда раздавался тройной звонок в дверь (Ирочкин условный звонок), смущаться и краснеть в ее присутствии. Или незаметно для окружающих подолгу, не мигая смотреть на ее лицо. И никакие моральные запреты и табу не могли помешать тому, что он часто, а периодами каждую ночь, видел ее во сне. Иногда ему снилось, что он зовет ее, ищет и не может найти. И тогда он просыпался в страхе: а вдруг он ее больше никогда не увидит?

Весной, когда Вадик активно готовился к защите диплома, он много времени проводил с отцом. Они подолгу занимались в отцовском кабинете, Ирочка училась только на четвертом курсе (она была на год младше), но хорошо понимала, что у Вадима сейчас очень ответственный период. Они стали реже видеться, но это некоторое охлаждение в отношениях Ира воспринимала спокойно, без волнения. Вадим обладал блестящей памятью, учеба давалась ему легко, и то, что график его несколько уплотнился, не должно было стать веской причиной для хоть какой-то нервной перегрузки. И тем не менее как-то раз он пришел домой злой, раздраженный, каким бывал крайне редко. Отцу объяснил, что поссорился с преподавателем, с которым и раньше не очень-то ладил, еще и с Иркой разругался. Подробностей рассказывать не стал, просто сообщил, что она на него совершенно несправедливо за что-то обиделась, а он не собирается бегать за ней. И пусть она подумает о своем поведении, прежде чем он ей позвонит.

Но прошла неделя, а Вадим так и не помирился со своей подругой. Как-то без свидетелей Андрей осмелился спросить его, не звонил ли он Ирочке, но брат бросил, не отрываясь от книги:

– Да не переживайте вы, околдовала она вас всех прямо… Успею еще, помирюсь. Куда она денется-то?

Он отложил монографию, которую читал, потянулся:

– Что-то уже мозги опухли… Тружусь без продыху. Лешка зовет на капустник, на журфак. Пойти, что ли, с ним, развеяться?

– А что это вдруг Лешка на журфаковский капустник идет? – спросил Андрей.

– Да он с какой-то девицей с журфака познакомился, теперь ходит за ней по пятам, влюбился без памяти. – сообщил Вадим.

– Хороша девица? – спросил старший брат.

– Да я ее не видел, он ее пока не показывал, – мимоходом ответил Вадик, – говорит, что какая-то красотка неописуемая, а там… кто его знает. Пойду с ним, заодно и посмотрю, из-за кого это у нашего Лешика мозги набекрень свернулись.

– Может, Ире позвонишь, возьмешь ее с собой?

– Нет, это так не делается, – сразу отмел предложение Вадим, – к ней подход нужен, она обиженная, небось сидит, дуется как мышь на крупу. Она же у нас нежная. Ладно, брат, уговорил, завтра поеду к ней. Да и плоть уже женской ласки требует, честно говоря…

Вадик хмыкнул и пошел собираться. От циничной реплики о плоти Андрея передернуло, да так сильно, что он с величайшим трудом удержался, так хотелось ему отвесить младшему брату затрещину. Они могли между собой довольно откровенно обсуждать разных женщин, отпускать любые сальности в чей угодно адрес, но такие слова об Ирочке? Как мерзко, как пошло.

На следующее утро была суббота, на службу не надо. Андрей спал долго, потом позволил себе с наслаждением просто поваляться в постели, пока, наконец, желудок не намекнул ему, что настало время двигаться в сторону кухни. Выйдя из своей комнаты, Андрей понял, что он в квартире совершенно один. Ага, суббота же, а в субботу утром родители редко когда бывают дома. Сегодня мама с бывшим папиным студентом уехала за продуктами, она очень придирчиво выбирает то, чем семья будет питаться будущую неделю, а студент с удовольствием работает носильщиком. Борис Анатольевич первую половину субботнего дня обычно проводит в офисе своей адвокатской конторы, встречаясь с «особыми» клиентами, – с теми, кто не любит суеты и спешки буднего дня. Эти клиенты были самые денежные, поэтому первой половиной выходного дня Борис Анатольевич жертвовал без всякого сожаления. Ну а Вадька небось нагулялся вчера и до сих пор дрыхнет без задних ног. Но, выйдя в холл, Андрей отметил, что Вадькиных туфель на коврике у двери нет. Так, стало быть, он вообще не приходил ночевать. Андрей заглянул в комнату брата – пусто, и постель не тронута. Значит, все-таки не ночевал.

Его не было и весь день. Вообще-то Вадим никогда не вел монашескую жизнь и маменькиным сынком вовсе не был, но оснований волноваться, где он пропадает, у родителей раньше не возникало. Просто они всегда примерно знали, где он может быть.

Когда поздно вечером стало ясно, что и вторую ночь, по всей видимости, Вадим проведет вне дома, мама стала звонить его другу Алексею. Однако Леша на вопрос Нины Григорьевны ничего ответить не смог, более того, говорил сквозь зубы – и это воспитаннейший мальчик, который, еще будучи первоклассником, стал своим в их доме! Он сухо, через силу сказал, что не имеет представления, где может находиться Вадим, извинился и первым повесил трубку. Неслыханно! Неужели они поссорились? А может, что-то случилось?

Борис Анатольевич пока не видел причины для особых волнений, а Нина Григорьевна уже достала из шкафчика капли. Звонок Андрея Ире тоже ничего не дал.

Вадик явился после часа ночи. Не пьяный, хотя вблизи улавливался легкий запах алкоголя, очень возбужденный, с горящими глазами и совершенно дурацкой улыбкой на лице. Не успев войти, он кинулся целовать маму, которая уже успела изрядно себя накрутить, потом крепко обнял отца, приветственно ткнул кулаком в живот старшего брата и заорал:

– Мамулечка, дай умирающему от голода сыну какой-нибудь еды!

Мама захлопотала на кухне, вынимая что-то из холодильника, отец, не ожидавший появления сына в таком состоянии, только спросил:

– Где ты пропадал? Мы же волнуемся…

– Ой, пап, – весело отмахнулся Вадим, – не сейчас. Я гулял.

– У тебя все в порядке? Ты какой-то странный…

На это Вадик только заразительно рассмеялся и еще раз обнял отца.

Целую неделю, прошедшую с той субботы, Вадима в квартире почти не было. С домашними он едва разговаривал, видно было, что мысли его где-то далеко. Он стал суетлив, возбужден, витал где-то в иных мирах. Борис Анатольевич и Нина Григорьевна, несколько ошарашенные такой переменой в сыне, безмолвно недоумевали. Вставал Вадим рано и – о чудо! – без будильника, быстро собирался и убегал, часов после шести вечера являлся домой усталый, плотно обедал, принимал душ, одевался, более придирчиво, чем всегда, выбирая одежду, и снова исчезал. Когда он возвращался, никто не знал, в это время в доме все уже спали. Профессор Краснов, естественно, был полностью в курсе учебных дел сына. Он знал, что не будет никаких неожиданностей, никаких сбоев, никаких неприятных сюрпризов, потому старался лишних вопросов Вадиму пока не задавать и жену призвал к тому же: настанет время, сам расскажет.

И в следующую субботу Андрей проснулся дома совершенно один. Сухость во рту погнала его на кухню в поисках чего-нибудь газированного. С вечера они в отделе отмечали присвоение очередного звания его хорошему служебному приятелю, ну и, разумеется, выпили. Потом, конечно же, продолжили. Выпитая после водки бутылка пива наутро дала о себе знать головной болью, тошнотой и общей вялостью. Вот ведь все же взрослые люди, все же знают непреложный закон: никогда не пить пиво после крепкого алкоголя, не идти на понижение градуса, но почему-то мужики, входя в кондицию, это правило игнорируют.

Вадима, как и ожидалось, дома не было, сегодня он опять не ночевал, на этой неделе уже второй раз. Мама уехала на кладбище, отец встречался с очередным денежным клиентом. В холодильнике наверняка оставлено что-то для него, но Андрею почему-то ужасно захотелось простой жареной картошки, залитой яйцами. Так захотелось, что его не остановила даже необходимость самому чистить клубни. В принципе ему нравились часы одиночества в квартире, когда он никого и ничего не слышал, включал те каналы, которые хотел, ходил в одних трусах и думал о чем-то своем. Он достал из шкафчика бутылку сухого вина, поставил в морозилку, а сам принялся за чистку картошки.

Звонок в дверь его не особенно удивил: наверное, Вадик вернулся. Своими ключами младший брат открывал дверь только в том случае, когда по-другому она не открывалась, то есть в квартире никого не было. Сердце Андрея с грохотом ухнуло куда-то вниз, когда на пороге он увидел Ирочку. Он кинулся в свою комнату, быстро оделся, а когда вышел, Ира стояла в той же позе у входной двери, не продвинувшись в квартиру ни на сантиметр.

– Ирочка, ты почему не заходишь? – воскликнул Андрей, скрывая смущение. – Я ж просто в неглиже был, убежал, сама понимаешь, проходи.

– Спасибо, Андрей, ты извини, что я так рано пришла, хотелось Вадима застать, пока не ушел. Он еще спит?

У Андрея сжалось сердце. Ирочка сегодня такая бледненькая, веки красноватые – то ли плохо спала, то ли плакала. И сама она, обычно такая сияющая, сегодня какая-то совсем тусклая. Андрей не знал, как ей сказать, что Вадима нет дома. Признаться, что он вообще не ночевал? Исключено. Придумать визит к родственникам вместе с родителями (благо родителей тоже нет дома)? Или выдать версию о ранней поездке на Птичий рынок за кормом для аквариумных рыбок? (На деле, конечно же, Вадик никогда до таких вещей не снисходил, рыбий корм приобретал Андрей.)

– Андрей, Вадик не ночевал дома? – пока он думал, догадалась Ира.

– Ирочка, я не знаю, если честно, он сейчас много занимается, рано уходит, а мы вчера с друзьями, если честно, выпили, я и не понял, был он дома или нет. Наверное, уже убежал куда-то с утра.

Андрей не умел лгать. Он любил прямоту, терпеть не мог изворачиваться, что-то придумывать… В конце концов, он следователь. Истина – это, если хотите, его работа.

– Я так и думала, я это предвидела. Я шла сюда и знала, что так все и будет.

– Ира, ты взрослая девушка, что ты так вдруг переживаешь из-за ерунды? Пойдем, я налью тебе чаю, хочешь, завтраком покормлю, вот твои тапочки.

Ирочка прошла за ним в кухню, и только там, при ярком дневном свете, Андрей по-настоящему заметил, что происходит с девушкой. Ее всю трясло. Бледные щеки покрылись яркими лихорадочными пятнами, руки ее дрожали, когда она налила себе воды из стоящей на столе бутылки газировки. Глаза были воспаленные, в них стояли готовые вылиться бурным потоком слезы. Так они простояли, наверное, минуты две, не говоря друг другу ни слова. И вдруг Ирочка обхватила Андрея за шею, уткнулась лицом в его плечо и отчаянно зарыдала. Она рыдала громко и безнадежно, не стесняясь сдавленных звуков, не сопротивляясь тому, что Андрей вытирал ей ладонью не только льющиеся потоком слезы, но и влагу из носа. Через минуту его майка в районе плеча была уже совсем мокрой, ее зубы стучали о край стакана с водой так, что казалось, она их просто выбьет. Андрей гладил ее по голове, по мягким, пушистым пепельным волосам, от которых исходил какой-то незнакомый нежный аромат. Он гладил ее по спине, ощущая под пальцами ее хрупкие тонкие позвонки, и думал: «Боже, какое счастье просто держать ее в руках». Истерика длилась минут десять, потом Ира смолкла и успокоилась.

– Я все знаю, Андрей, не надо меня щадить. Просто мне нужно знать окончательно, чтобы уже точно… Раз и навсегда.

– Ирочка, о чем ты, я не пойму? Что ты знаешь, что случилось?

– Ты знаешь, что Вадим встречается с другой девушкой?

– Нет. Откуда? Думаешь, он всеми своими переживаниями с нами делится?

– Верю, – продолжала Ира, – но ты же не скажешь, что он целыми днями занимается и сидит дома, готовится к экзаменам?

Андрей смутился, в эту минуту врать ей он просто не мог.

– Нет, я так не скажу, в последнюю неделю мы действительно его очень редко видим.

– Так вот я скажу тебе почему. У него появилась девушка, и все свое время он проводит с ней. – Ирочка опять чуть не плакала. – И длится это уже неделю.

– Мне приходила в голову такая мысль, но… Слушай, вы же поссорились, может, он тебя дразнит, третирует? Может, он хочет, чтобы ты ревновала и бесилась? Может, это все для того, чтобы ты как раз пришла сама?

– Нет, Андрей. – Ирочка сокрушенно покачала головой. – Я ее видела, с такими девушками, как она, не встречаются из чувства мести. Это не то. У них бешеный роман.

Да, Ира ревнует, она просто ослеплена ревностью. Но Вадик-то каков! Два года встречаться с девушкой, иметь серьезные отношения и вдруг вот так, без единого слова, без объяснения…

– Ирочка, – решился прервать молчание Андрей, – скажи, а ты откуда знаешь, что у Вадика именно роман? Может, всего лишь легкая интрижка? Или вообще что-то незначительное?

– Ну, во-первых, легкая интрижка или тяжелая, значения это уже не имеет. Он мне изменил. А во-вторых, о том, что это не просто интрижка, я знаю точно.

– Откуда, Ирочка? Это же наверняка только твои домыслы. Все мужчины проходят через это, поверь мне. Мы все периодически увлекаемся, ну так мы устроены, понимаешь? Но это не значит, что мы готовы бросать из-за этого близкого человека. Кто тебе вообще про все это рассказал?

– Кто мне рассказал? Лешка рассказал, – ответила девушка.

– Лешка?! – Андрей был искренне изумлен. Чтобы он вдруг заложил своего лучшего друга его девушке? Да где это видано такое?

– Удивляешься? Не удивляйся, это ведь Вадик его девушку у него из-под носа увел.

Да, это уже, извините, ни в какие ворота… За многие годы своей дружбы они никогда не делили девочек, девушек. Между ними не то что ссор, а даже намеков ни на что подобное никогда не было. Лешка Гордеев – парень интересный, с озорными карими глазами, густыми черными бровями, с приятными чертами лица, невысокий, но широкоплечий, ладно скроенный. Девушкам он всегда нравился. Конечно, он был не так красив, как Вадим, и не пользовался таким бешеным успехом, да и девушки, с которыми он дружил, выглядели поскромнее Вадькиных девиц, но все равно личная жизнь у него была успешная и вполне насыщенная. Свою дружбу они всегда ставили выше амурных интересов, считая, что барышень вокруг много, на их век хватит, а вот друг – это на всю жизнь. Как же мог Вадик пренебречь этим принципом? В это просто не верилось.

– И что же это за девица такая? – спросил Андрей.

– Это Лиза Теплицкая, дочка главного дирижера нашей областной филармонии. Журфак оканчивает. Леша с ней познакомился не так давно, говорил, что она очень красивая, вот Вадик наш эту красоту по достоинству и оценил, – горько усмехнулась Ирочка.

Хоть Андрей и считал, что жизнь брата – его сугубо личное дело, но все же он был потрясен.

– Знаешь что, моя дорогая, тебе надо успокоиться. Жизнь не кончилась. Даже если это не просто интрижка, даже если у него закрутилось всерьез, все равно ты взрослая, красивая, умная девушка. Твоя жизнь только начинается. Давай-ка я налью нам с тобой чаю и коньячку, тебе нужно привести свои нервы и мысли в порядок.

Андрей встал, открыл буфет в поисках бутылки, поставил греться воду.

– Я, наверное, не буду пить коньяк, хотя меня сейчас так трясет, что очень хочется. Пока не приму окончательного решения, пить не буду.

– Какое решение? Ирочка, ты что? Выпей, тебе необходимо успокоиться.

– Решения о том, как мне поступить дальше, – сказала Ира совсем тихо и опустила голову. – Я, видишь ли, беременна. И пока не решила, что мне делать с этим дальше.

Для одного утра информации было уже слишком много. Андрей обессиленно опустился на стул.

– А ты думаешь, что я пришла бы сюда, если бы не это? – воскликнула она. – Неужели ты думаешь, что я стала бы так унижаться, самой идти к человеку, который меня в упор не видит? Но речь уже идет не только о моей жизни, на меня наплевать – пусть. Но лишить жизни еще не родившегося человека, даже не попытавшись спасти эту жизнь, – это плохо. Так нельзя. Только поэтому я здесь. Вчера я была в консультации. Никто, кроме тебя, ничего не знает. Вот такие дела, Андрей. Я не знаю, что мне делать. Ты взрослый человек, у тебя жизненный опыт, ты следователь, много повидал всякого. Скажи, что мне делать, как мне быть?

Больше всего Андрею хотелось сказать ей: «Дорогая Ирочка, плюнь на моего братца, забудь о нем, как будто его никогда не было. Выходи за меня замуж, и мы с тобой вместе вырастим чудесного мальчика. Или девочку. Я буду тебя любить и заботиться о тебе, я никогда тебя не предам и не брошу, я никогда не изменю тебе, я даже не посмотрю в сторону другой женщины. Мы снимем квартиру, если не будет хватать денег, я даже сменю работу, найду что-то в частной сфере, где больше платят. Пусть ты меня пока не любишь, но я-то люблю тебя так, что моей любви хватит на всех, включая ребенка. Я буду растить его, как своего, и он никогда не узнает, что я ему не отец, а дядя. Я буду защищать тебя, я никому не позволю тебя обидеть, никогда из твоих прекрасных голубых глаз не потекут больше слезы. И мы проживем с тобой долгую и счастливую жизнь, и даже в старости я буду счастлив, потому что я старше и не боюсь тебя пережить».

Вот что ему хотелось сказать на самом деле. Может, он и сказал бы, но горло предательски пересохло, сердце заколотилось, виски сдавила такая боль, что перед глазами все поплыло. Нет, ничего он ей не скажет. Потому что такое говорится только один раз. Сейчас Ирина его поблагодарит и откажет. И другого шанса у него уже не будет. Это будет конец, он больше никогда ее не увидит. Нет, надо успокоиться, надо дать ей время во всем разобраться. И потом, с чего он взял, что Вадик, узнав о беременности Иры, не опомнится от бурного романа и не поведет свою девушку в ЗАГС? Все-таки у них будет ребенок.

– Знаешь, Ирочка, наверное, тебе с Вадимом объясняться сейчас будет сложно, – очень осторожно начал Андрей. – Мы не знаем, что там за амурные дела у него, насколько далеко это зашло. Разговор с ним может тебя сильно расстроить, а тебе не следует нервничать. Я попробую поговорить с ним сам. Ты доверяешь мне такую миссию?

– Спасибо, Андрей, я не решалась попросить тебя об этом, ты ведь не обязан портить отношения с братом из-за меня. Но мне самой действительно будет сложно, я просто не выдержу. Я боялась тебя просить, но раз ты сам предложил, то очень прошу, сделай это. Но только обещай, что потом скажешь мне всю правду, какой бы горькой она ни была. Я должна принять решение, пока не поздно. – В голосе Ирочки прозвучали такие решительные нотки, что Андрей немного испугался.

– Ира, – заволновался Андрей, – смотри, не делай глупостей. Не принимай никаких решений, пока я не поговорю с Вадимом. И вообще, почему ты должна принимать какие-то решения? На Вадиме свет клином не сошелся, ничего не предпринимай, обещаешь?

– Я обещаю, только ты пойми меня правильно. У меня очень строгие родители. Они знают, что я встречаюсь с Вадиком два года, естественно, они понимают, что отношения у нас не платонические. Но если я вдруг решусь родить ребенка вне брака, как это будет выглядеть? Как я им все объясню? Родить, не окончив университет, без мужа? Я не смогу. – Она решительно покачала головой. – Ладно, давай пока не будем об этом. Когда ты поговоришь с Вадиком, дай мне знать.

– Конечно, Ирочка, – пообещал Андрей, – я сразу же позвоню, и мы встретимся.

Когда Ирочка ушла, Андрей еще долго не мог прийти в себя. Мозг буквально разрывался на части. Он отчаянно жалел девушку, которую (теперь уже не было смысла скрывать от себя самого) очень любил. Каждая ее слезинка отдавалась болью в его сердце. В то же время гнусное поведение брата давало ему слабую, нет, не слабую – призрачную надежду на то, что, может быть, когда-нибудь он сумеет…

Но Вадим ничего не знает, ему надо сказать. Одно дело – изменить своей девушке, с кем не случается. И совсем другое дело, когда эта девушка ждет ребенка. Это большая разница. Не такая же он гнида, в конце концов, чтобы сделать вид, что его это не касается. А если окажется, что именно такая гнида?

К вопросу о разговоре с братом Андрей решил подойти как профессионал. К допросу свидетеля или подозреваемого он всегда тщательно готовился, это была его любимая часть работы. Он писал подробнейший план, придумывал, в какой момент и какие расставить ловушки. С Вадиком он решил построить беседу таким образом, чтобы он не почувствовал подвоха с самого начала, чтобы не вызвать его агрессии, не спровоцировать ссору. Ведь Вадик и сам не мог не понимать, что он поступил с другом и любимой девушкой не лучшим образом. Поэтому надо было создать у него впечатление, что его готовы понять. Не нужно было огорошивать его известием об Ирочкином визите и сообщением о ее беременности. Сначала нужно получить информацию, действительно ли он отбил девушку у своего друга и что за отношения его с ней связывают. И уже в зависимости от полученной информации двигаться дальше.

Андрей не ожидал, что разговор с братом произойдет прямо сегодня – когда Вадик заявится домой, никому не было известно. Но оказалось, что времени на размышления по поводу предстоящего разговора с братом у него совсем нет. Вадик явился через час после ухода Иры. Андрей уже приготовил себе завтрак, уже успел его съесть и побороть мучившее с утра похмелье. Он мыл за собой посуду, когда раздался дверной звонок. Вадик пришел веселый и сразу же попросил есть.

– Я себе картошку жарил. С яйцами, – сказал Андрей.

Вадик задумался. Чистить картошку не хотелось, да и возиться долго. Андрей понял его замешательство и, чтобы расположить брата к разговору, предложил:

– Я бы пожарил тебе картошку, но это долго, давай, если хочешь, по-быстрому сделаю омлет.

– Ты и правда сделаешь мне омлет? – удивился Вадик. – Что это ты расщедрился? Не обижайся, спасибо тебе большое, ты же знаешь, что на кухне я не особо ориентирусь.

– Да мне не сложно, – ответил Андрей, доставая из холодильника яйца. – Тебе из трех?

– Давай из трех. А соленый огурчик у нас есть?

– И огурчики есть, и помидорчики.

Кажется, благоприятная почва для братской беседы создана. Вадим расслаблен, не ждет подвоха, самое время поговорить с братом по душам.

Андрей достал мисочку, разбил в нее три яйца и начал:

– Что-то, братец, в последнее время потеряли мы тебя совсем, где ты загулял-то? – спросил Андрей самым что ни на есть непринужденным тоном и даже, кое-как пересилив себя, подмигнул брату.

– Загулять-то я, конечно, загулял, но я не просто так загулял, – заметил Вадим.

Андрей хорошо знал своего брата. Когда у Вадика возникали проблемы или неприятности, он переживал их молча и рассказывал только тогда, когда проблему удавалось решить, а плохое оставалось позади. Но когда у него случались успехи или происходило какое-то радостное событие, не похвастаться он просто не мог. Положительные эмоции рвались из него потоком.

– А ты не влюбился ли, часом, а, братец? – Андрей, совершенно не умевший притворяться, сделал вид, что его посетила неожиданная догадка.

Он выложил из сковородки горячий пышный омлет, которого Вадик ждал с явным нетерпением, и приготовился выслушать то, что его на данный момент интересовало больше всего на свете.

– Понимаешь, Андрюха, – закатив глаза и подбирая слова, начал младший брат, – я не то чтобы влюбился, я даже не знаю, каким словом это назвать. Просто я встретил девушку, которая – я точно знаю – моя. Я как только ее увидел, понял – это мой человек. Я не знаю, как это объяснить. Даже дело не в красоте, не в чем-то таком, что видно глазами. Это ощущение какое-то особенное, у меня не было такого чувства раньше никогда. Просто когда видишь человека и знаешь, что это твоя судьба. Ты меня понимаешь?

– Стараюсь, рассказывай.

И Вадим с удовольствием рассказал брату, что с ним произошло за эти дни.

На журфаковский капустник Вадик поехал один, Лешка был уже там, наверно, под видом помощника терся возле своей новой знакомой. Она, как сказал ему друг, одна из главных сценаристов студенческого мероприятия и, кроме того, у нее есть там несколько ролей в капустнике.

После капустника в зале должно было состояться что-то вроде студенческого чаепития с бутербродами. Декан такие сборища творческой молодежи не воспрещал, поскольку сам был практикующий журналист, всю жизнь вращавшийся в полубогемной журналистской тусовке. Разумеется, чаепитие провозглашалось безалкогольным, но было понятно, что за студентами не уследишь: и в пустых коридорах, и за углом здания, и в туалетах будет разливаться спиртное.

Афиша на стеклянной входной группе гласила, что мероприятие начнется в 19.00. Вадим, как договаривались, приехал в половине седьмого. Народу уже толпилось много, Вадик увидел массу знакомых, оказывается, журфаковские капустники пользуются популярностью. Странно, что они с Лешкой их раньше не посещали. Ждать друга он должен был у входа, чтобы не затеряться в толпе, не разминуться и в итоге не смотреть капустник в одиночку. Алексей появился с десятиминутной задержкой, с ходу извинился:

– Уже ждешь? Я тут Лизе немного помогал. Запарился уже по магазинам бегать, тут же сабантуй будет после всего.

– Да ладно, – махнул рукой Вадик, – я и ждал-то всего ничего, давай, знакомь, что ли, со своей красоткой да и пойдем места поприличнее займем.

– Она не просто красотка, она фея, – мечтательно произнес Лешка, – и пока еще не моя. Но я на ней женюсь. Вот увидишь.

– О, забрало-то тебя как, – удивился Вадим, потому что до сих пор у них с другом разговоров о женитьбах вообще никогда не было.

– Постой еще минутку, нам Лиза какие-то блатные места оставила. Ей сейчас не до нас, но я хоть спрошу, куда садиться-то можно, у них распределено уже все: где народ сидит, где предподы, где почетные гости. Подожди, я сейчас…

Но убежать в сторону зала он не успел, потому что неожиданно из шумной студенческой толпы выделилась, вернее сказать, выпорхнула, девушка, одетая во что-то переливчато-фиолетовое, воздушное и коротенькое, и двинулась в их сторону. По Лешкиному лицу, которое приобрело в этот миг отрешенное выражение, Вадим понял, что это и есть та самая Лиза.

– Алекс, ну что ты стоишь? – проговорила она. – У меня сейчас совершенно нет на вас времени, идите в третий ряд, садитесь на первое и второе места, я там предупредила. Да шевелись же, не придете, там быстренько желающие найдутся.

– Спасибо, Лизочка! – воскликнул Лешка. – Вот познакомься, это Вадим, мы уже идем.

Девушка подняла на Вадима глаза и деловито сказала:

– Привет, я Лиза, вам пора идти в зал, а то потом не сядете.

Вадик и сам не понимал, что произошло с ним в этот самый момент. Все тело затопил внезапно нахлынувший мощный поток крови, в ушах гулко и часто застучал сердечный ритм. Ладони стали мокрыми, он почувствовал, как из-под мышек в одну секунду заструился пот.

Перед ним стояла высокая тоненькая девушка с осиной талией и стройными длинными ножками, которые открывал для обозрения сценический наряд. У нее были идеально гладкие, ниже плеч, блестящие волосы шоколадного цвета и удивительное лицо: тонкое, правильное, с крупным, выразительно очерченным ртом и ямочками на щеках. Когда она подняла на Вадима глаза, оказалось, что они редчайшего темно-синего цвета. Во всяком случае, он такого оттенка раньше никогда ни у кого не видел. И вообще она была похожа на бабочку – яркую, ослепительно-красивую, хрупкую и неуловимую. От нее исходило ощущение праздника.

– Мальчики, мне пора, – сказал она, слегка улыбнувшись, и упорхнула, как и положено бабочке.

Вадим стоял, не шелохнувшись.

Очнулся он от толчка, которым наградил его друг:

– Ты че застыл, как соляной столб? – весело спросил он, но глаза его при этом были очень и очень напряженными, – пошли, давай. – И он подпихнул друга в сторону зала.

Судя по аплодисментам и хохоту, который сотрясал зал, капустник удался.

Однако Вадим действия практически не видел, шуток не слышал и вообще не понимал, что происходит на сцене. Он следил за полетом бабочки, и сердце его бешено колотилось. Он вообще очень смутно помнил, что происходило в тот вечер, потому что был как в тумане. После капустника представляли авторов, Лизе достался какой-то приз и порция оваций. Зрители постепенно разошлись, остались только «свои» – студенты журфака и несколько гостей. Все болтали, смеялись, жевали бутерброды, по очереди, небольшими группками, чтоб не засекли, бегали на улицу выпить. Была весна, еще весьма прохладно, но студенты выбегали раздетыми: выпить по стаканчику и назад. Вадим не сводил с девушки глаз, и все чаще их взгляды встречались. В какой-то момент они остались на темной улице одни. Он жадно смотрел на Лизу и молчал, первый раз в жизни смутившись перед девушкой. Потом, решившись, взял ее за руку и потащил в раздевалку.

– Где твоя одежда? – спросил Вадим.

– Не здесь, в деканате, я сейчас, – ответила Лиза и куда-то умчалась.

Вадим не без труда разыскал свою куртку. В ту минуту он сказал себе: «Я не знаю, вернется ли она сейчас. Может быть, одежда, оставленная в деканате, – это предлог, чтобы потеряться. Но если она вернется – она будет моей на всю жизнь». Время тянулось мучительно медленно. Он уже думал, что Лиза не придет, когда она впорхнула в холл в элегантном синем пальто и широком шарфе.

Университетский холл они покидали почти бегом, как злоумышленники, скрывающиеся с места преступления. Выбежали на улицу и почти до самой остановки шли быстрым шагом и молча. Университетский корпус от цивилизации отделяла небольшая посадка, через которую была проложена заасфальтированная аллейка. Там, где заканчивалась аллея, начинался город: через дорогу – жилые дома, магазины, остановка общественного транспорта.

Они почти дошли до конца дорожки, но под фонарем остановились. Вернее, остановился Вадим, за ним и Лиза. Не говоря ни слова, он развернул девушку лицом к себе, провел рукой по ее гладким волосам и поцеловал. Лиза ответила горячо и охотно. Они целовались и прижимались друг к другу, и ему было непонятно, как он вообще мог раньше жить, не зная этого аромата, не видя этих влажных синих глаз?

Ту ночь они провели у Лизы на даче, благо она была совсем недалеко, в ближайшем пригороде, и у Вадика оказались деньги и на такси, и на шампанское.

Лиза отдалась ему без предисловий, страстно, хотя после первого акта любви все-таки сказала:

– У меня такое первый раз. Чтобы вот так, при первом знакомстве… Да мы и не познакомились-то как следует. Что со мной происходит? Как думаешь?

– Я думаю, что любовь с первого взгляда – это все-таки не художественный вымысел, – серьезно ответил Вадим. – Я, когда тебя увидел, чуть не умер. Я в ту же секунду понял, что ты – моя женщина.

– У меня тоже было какое-то странное ощущение, – призналась Лиза, – раньше такого со мной не случалось. Даже не знаю, как это сказать, каким словом назвать…

– А хочешь, я скажу, что это значит? – перебил ее Вадим. – Это значит, что мы с тобой созданы друг для друга.

Утром он проснулся счастливым, Лизина головка покоилась у него на груди. Весь день они провели, не отрываясь друг от друга. Ели, пили шампанское, занимались любовью, разговаривали. Лиза оказалась остроумной, живой, очень начитанной девушкой, с легким, веселым характером. Рядом с ней Вадиму было легко, радостно и празднично. За один день они стали так близки, будто знали друг друга всю жизнь. А вечером стали собираться. Отец Лизы был главным дирижером симфонического оркестра, мама там же скрипачкой, короткие гастроли не были для них редкостью. Утром родители должны вернуться, и Лизе надо было быть дома, при старшей сестре Алле. За все время, проведенное вместе, они ни разу не вспомнили о Лешке, о том, как позорно, без всяких объяснений, сбежали со студенческой вечеринки. И только вечером следующего дня Вадик несколько смущенно поинтересовался:

– Лиза, у тебя ведь с Лешкой ничего такого не было?

– Ты имеешь в виду – не спала ли я с ним? Нет, мы для этого были слишком мало знакомы, – ответила она и тут же рассмеялась, вспомнив о том, что с Вадиком-то они и вовсе знакомы не были. Отсмеявшись, Вадик продолжил логическую цепочку, на самом деле просто уговаривая самого себя:

– Значит, не может считаться, что я тебя у него увел? Раз у вас еще ничего не было, значит, я тебя и не уводил? Так или нет?

– Ну, наверное, да, – с сомнением пожав плечами, ответила девушка.

Вадик вздохнул как будто с облегчением, хотя все равно понимал, что момент, когда он увидит своего друга, приятным быть не обещает. И какое-то объяснение между ними все равно должно произойти.

– И потом, – продолжил он, – если бы я сбежал с тобой для того, чтобы просто переспать, тогда другое дело, это было бы подло.

– А на самом деле ты сбежал вовсе не для этого? – поддела его Лиза.

– Для этого, – согласился Вадик, – но это же не конечная моя цель.

– А какая же твоя конечная цель?

– Моя конечная цель – любить тебя и быть с тобой вместе всегда, всю жизнь, – совершенно серьезно ответил он.

Объясняться с Лешкой не пришлось. Друг в драку не полез, объяснений не потребовал, ни в чем не обвинял и уж тем более ни о чем не спросил. При встрече в университете он кивнул Вадику еще издалека и резко сменил курс, чтобы избежать прямого столкновения, при котором придется протягивать руку для пожатия. И все. Вадик тоже с откровениями не лез, понятно, что человеку обидно, нужно выждать время, пока он остынет. А потом уже все объяснить. Хотя что тут объяснять? И так все ясно. Все последующие дни Вадик думал только о Лизе, он просыпался с мыслями о ней, с теми же мыслями и засыпал. Каждую минуту, свободную от занятий, они проводили вместе. Вот, собственно, и вся история.

Андрей понял, что никакой вины ни перед Лешкой, ни тем более перед Ирочкой брат не испытывает. Вадику вообще чувство вины было незнакомо. В детстве он особо не шалил, а если и шалил, то его не наказывали и извиняться не заставляли. Учился он хорошо, и чувства вины за плохие отметки у него тоже никогда не было. А теперь? Он плохо поступил с другом, но ведь тому есть объяснение: веское, достойное того, чтобы его уважали. Он влюбился, а в любви каждый человек действует за себя. Так, здесь все понятно, но ведь Вадик должен знать о том, в каком положении находится Ира.

Лично он, Андрей, вообще-то готов был скрыть от брата истину. Вадим счастлив, влюблен, Ира для него – пройденный этап, это уже совершенно очевидно. По уму надо бы не унижаться перед ним, ничего ему не говорить, а сделать Ирочке предложение, и пусть все считают, что ребенок, который должен родиться, – от него, от Андрея. Брат будет только рад, что все так разрешится. И родители окажутся довольны, они любят Ирочку, и при таком раскладе девочка останется, что называется, «в семье». Дело за малым, Андрей горько ухмыльнулся про себя, за ее желанием. А его нет. И не предвидится. Что ж, надо выполнять обещание, данное Ире.

– Вадик, а ты с Ирой как-нибудь объяснился? Она в курсе того, что происходит? – начал он.

– Я не думаю, что надо объясняться, – отмахнулся Вадим. – Ну что я ей скажу: Ирочка, прости, я встретил девушку своей мечты? Ну это как-то… Лишнее это. Да я думаю, что она и сама уже все поняла. Мир не без добрых людей, уже небось доложили ей все, что нужно.

– Ну, все-таки вы встречались почти два года, у вас были близкие отношения…

– Ну и что, Андрюх, и что? Что в такой ситуации уникального? Масса людей встречается, потом расстается, что тут особенного? Мне кажется, так легче ей самой. Не думаю, что ей будет лучше, если она от меня услышит то, от чего ей будет больно и неприятно.

– Хорошо хоть, ты понимаешь, что ей будет больно. – Андрей начинал закипать. – Ну и пусть ей будет больно в одиночестве. Ладно. Была бы моя воля, я бы не сказал тебе об этом вообще ни слова. Но я скажу. Есть, Вадик, одно существенное, я бы даже сказал, серьезнейшее обстоятельство, которое обязывает тебя ко многому. Обязывает не просто с Ирой поговорить, а принять важное решение.

– Какое еще обстоятельство? – без особого интереса спросил Вадик.

– Видишь ли, брат, твоя девушка беременна. И имеет полное право знать о твоем отношении к этому факту.

– Что?! – Вилка выпала из руки Вадика, он вскочил со стула, будто его ошпарили кипятком. – Как это – беременна?!

– А ты что, когда спал с ней, не знал о том, что от этого дела вообще-то появляются дети? – Теперь уже и Андрей повысил голос.