Пламя одержимости - Майк Омер - E-Book

Пламя одержимости E-Book

Майк Омер

0,0

Beschreibung

От автора супербестселлера "Внутри убийцы" Третий, заключительный роман из цикла "Эбби Мален" Зои Бентли возвращается! КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ Когда при загадочных обстоятельствах несколько человек сгорели заживо в своих домах, Эбби Маллен, переговорщик полиции НьюЙорка, сразу почувствовала: ужасы прошлого вернулись. Еще девочкой Эбби чудом спаслась от пожара, устроенного Моисеем Уилкоксом, фанатичным лидером секты. Он считался мертвым в течение тридцати лет. Но теперь на всех местах преступлений остались его следы… ТИХО! РАБОТАЕТ ПРОФАЙЛЕР! Тем временем поджоги заинтересовали ФБР, и на след Моисея встает гроза серийных убийц, гениальный профайлер Зои Бентли. Прежде Зои не приходилось иметь дела с сектантами. Ей нужен тот, кто понимает мысли Моисея, — ктото вроде Эбби Маллен… ОТ ЗОИ И ЭББИ НЕ УЙТИ НИКОМУ Для Эбби это огромный стресс. Многие воспоминания она мечтает похоронить навсегда: о культе, отравившем ее детство, о пожаре, убившем ее семью, и о человеке, его устроившем… Но неожиданно тандем профайлера и переговорщика начинает работать. Охота на убийцу продолжится — даже если придется растаскивать пылающие головешки прошлого Эбби голыми руками…

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern
Kindle™-E-Readern
(für ausgewählte Pakete)

Seitenzahl: 512

Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:

Android
iOS
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Майк Омер Пламя одержимости

© Артём Лисочкин, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2023

Глава 1

Он так долго смотрел в ночное небо, что заболел затылок. За все эти годы Моисей исколесил всю страну, видел небеса из сотен мест, но не мог припомнить, чтобы ночь была такой ясной и первозданной, как здесь, в Вайоминге. Он почти чувствовал на себе тяжесть небес, придавливающих его к этим плоским равнинам. Здесь было легко вспомнить, что Господь Бог начал создавать мир с того, что разделил его надвое. Куда ни глянь, повсюду горизонт был столь же плоским и пустым – каким, вероятно, был на второй день Сотворения.

Портил его идеально ровную линию лишь маленький фермерский домик к востоку от них. Нарушающий все это первозданное совершенство изъян, который Моисей Уилкокс намеревался исправить.

Он опустил голову, не обращая внимания на желание помассировать шею. Дыхание вырывалось у него изо рта облачками тумана, холод зимней ночи пробирал до костей, но Моисей не обращал внимания и на это. Его последователи наблюдали за происходящим, благоговейно притихнув, и сейчас было не время проявлять слабость. Он позволил своему взгляду скользнуть по множеству лиц перед собой – все с нетерпением ждали, когда он заговорит. Моисей намеренно затянул молчание, по своему опыту точно зная, насколько далеко нужно зайти. Позволив напряжению всё нарастать, пока оно не станет почти невыносимым, и разрядить его прямо перед тем, как оно прорвется само собой.

– И сказал Бог: «Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды». – Голос Моисея гремел, перекрывая ветер. – «И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь… небом»[1].

Он вновь поднял голову. Прихожане проследили за его взглядом, тоже задрав головы.

Моисей набрал полную грудь воздуха.

– Мы пришли сюда всего восемнадцать дней назад. Оказавшись здесь, мы надеялись найти место, в котором сумели бы наконец обрести покой. Место, где трудолюбивые мужчины и женщины заключили бы нас в свои объятия и были бы готовы услышать правду. – Он постепенно понижал голос, пока тот не стал уже едва слышимым, заставляя своих прихожан податься ближе и затаить дыхание, чтобы уловить его слова. – Но это вовсе не то, что мы здесь нашли.

Печальные покачивания головами в толпе. Нет, это и вправду не то, что они нашли. Совсем не то.

– Вместо этого мы столкнулись со злом и темными сердцами! С людьми, которые настолько сбились с пути, что их уже невозможно направить. А ведь мы пытались! Анна Кларк каждый день ходила от двери к двери, умоляя людей прийти на наши проповеди… Джонатан Холл разослал тысячи листовок…

Моисей отыскал взглядом названных им людей, проследив, как те сияют от гордости, и зная, что теперь они будут трудиться вдвое усердней – и что остальные тоже будут трудиться усердней при виде того, как он хвалит тех, кто ему угодил.

– Не все из нас сделали всё, что могли, но я уверен, что они будут стремиться к лучшему.

Его взгляд метнулся в сторону Бенджамина и на пару секунд задержался на нем, пока Моисей не убедился, что упрек воспринят. Бенджамин опустил голову, а люди вокруг него слегка расступились. Отлично. В ближайшие недели никто и не подумает заговорить с Бенджамином. Никто даже не взглянет в его сторону. А в их сплоченной общине подвергнутый остракизму будет чувствовать себя отверженным каждую секунду на дню.

– Но как бы мы ни старались, некоторых мужчин и женщин уже почти невозможно спасти. Они нуждаются в том, чтобы мы указали им путь. Ибо если эта наша святая миссия спасет от неугасимого адского огня хотя бы одного человека, то мы спасем от вечных мучений и всех остальных!

Дрожа от собственной убежденности, Моисей видел, как его пыл отражается на лицах его паствы.

– Некоторые люди – завзятые грешники, кои столь далеко отклонились от верного пути, что лишь огонь способен очистить их души. Будь то адское пламя… – Он позволил своему взгляду задержаться на зажженных факелах, которые держали его люди, и повысил голос: – Или же рукотворный огонь!

Шестеро мужчин выступили вперед, подхватив канистры с бензином. Пройдя по обледенелой гравийной дорожке к дому, они стали плескать едко пахнущей жидкостью на его облупленные беленые стены. Трое из них вошли внутрь, и Моисей мог смутно различить в темноте, как они поливают бензином пол и какую-то ветхую мебель.

Подойдя к одному из мужчин, он протянул руку.

– Дай-ка мне, дитя мое.

Мужчина, коренастый фермер по имени Ричард, башней возвышался над Моисеем, но и тот словно съежился в благоговейном страхе, когда к нему обратились напрямую.

– Она довольно тяжелая, Отец.

Моисей ничего не ответил – просто всё так и держал руку протянутой, недобро прищурившись. Ричард заморгал и передал ему канистру.

Та и вправду оказалась достаточно увесистой, а ее поверхность маслянисто поблескивала от выплеснувшегося на нее бензина, сразу испачкавшего руки и одежду, но Моисея это не волновало. Он плеснул жидкостью на стену, вдыхая резкий, пьянящий запах; сердце у него гулко забилось, как в тот самый первый раз. С годами это уже стало частью общей жизненной рутины. Такой же, как проповеди, еда, долгие поездки, молитвы… Но это было единственным, что никогда не теряло своей остроты. Единственным, что оставалось ярким, первозданным и чистым.

Моисей обошел дом, хрустя ногами по тонкому снегу и тщательно поливая стену бензином, пока канистра не опустела. Он проследил, как последние несколько капель стекли на замерзшую землю, после чего отступил и вернул канистру Ричарду, который неотвязно следовал за ним.

Возвращаясь к остальной своей пастве, Моисей обвел взглядом обращенные к нему лица, ощутив, как его захлестывает волна любви. Он готов был умереть за каждого из них. И они готовы были умереть за него.

Некоторые из них уже это сделали.

– Господствующее христианство сбилось с пути, вводя в заблуждение верующих! – провозгласил Моисей, наблюдая, как пламя факелов колышется на ветру. – Они утверждают, что Бог есть любовь. Но забывают при этом, что Он – это очень многое. Бог – это еще и возмездие!

Возбужденные крики согласия, пламенные «аминь!».

– Господь Бог желает воздаяния для своей паствы!

Теперь уже они все до одного кричали, подавшись вперед и воздев над головой руки; лица их исказились в религиозном экстазе.

– Бог ваш есть огонь поядающий, Бог ревнитель![2]

Вскинутые кулаки, истошные призывы к вере, широко раскрытые глаза… Люди едва могли сдержать побуждение рвануться вперед. Момент был самый подходящий.

Подняв палец, Моисей взревел:

– «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!»[3] Пробил час для второго крещения!

Глаза собравшихся раскрылись еще шире, лица были полны восторга и ликования. Моисей улыбнулся своей пастве в ответ, зная, что именно они сейчас чувствуют. Тот священный момент, когда ты – это часть Божьей воли. Те, кто держал факелы, шагнули вперед – желтые огоньки затрепетали на ветру, – подошли к дому и почти как один прикоснулись факелами к его стенам.

В воздух с ревом взметнулись огромные языки пламени, дико заплясав на ветру, внезапно накативший жар вытеснил холод из воздуха. Один из мужчин с воплем отскочил назад, вызвав тревожные крики. Рукав у него был охвачен огнем, и всепоглощающее пламя лишь еще больше разрасталось, пока он в панике размахивал руками. Люди бросились к нему, схватили, оттащили от пылающего дома и повалили на землю, принялись катать по снегу и жидкой грязи, силясь задушить пламя. Мужчина все еще стонал, но болезненная гримаса у него на лице смешивалась с ликующей улыбкой. Быть опаленным священным огнем крещения было знаком чести в их церкви, и он будет с гордостью носить эти шрамы.

Моисей отвел взгляд от мужчины и вновь уставился на огонь – пламя было таким ярким, что резало глаза. Валящий в небо черный дым кувыркался и закручивался, когда ветер подхватывал его и уносил прочь. Моисей почувствовал, как ноги сами несут его все ближе и ближе к огню, жар которого иссушал кожу и искажал очертания дома в слезящихся глазах – сила пламени буквально заворожила его. И тут изнутри донесся истошный крик. Грешник проснулся. Отлично. Во время крещения лучше бодрствовать, чтобы в полной мере ощутить, как сгорают твои грехи, когда ты вновь воссоединяешься с Христом. Моисей слушал, как крики грешника становятся все громче, перемежаясь отчаянными мольбами о помощи.

Стоял он лицом к своим последователям, спиной к огню. Благоговейный трепет наполнял их глаза, когда они смотрели на него в ответ, неистово пляшущее пламя окрашивало ночь ярко-оранжевым сиянием, дым окутывал его черным саваном, мерцающие угольки плавали над ним. Моисей с нетерпением ждал, когда Господь наконец заговорит с ним, и вскоре ощутил это: побуждение настолько сильное, настолько глубинное, что могло исходить только лишь от Него – небесный знак того, что час опять пробил. Он почувствовал, как туго натянулись штаны в промежности, когда святая сила укрепила его.

К нему подошла Анна.

– Отец, нам пора уходить.

– Пока что рано, – бросил в ответ Моисей. – Имена!

– Отец, у нас уже нет времени! Скоро приедут пожарные и полиция, и…

– Имена! – рявкнул он на нее.

Поспешно, дрожащей рукой, она сунула ему листок с тремя именами. Моисей прочитал написанное и поднял взгляд, чтобы отыскать трех женщин из своей паствы. Ага, вон они… Одна лет тридцати, с маленьким пухленьким лицом. Вторая помоложе и похудощавей, передние зубы у нее выступают вперед из-за неправильного прикуса. А вот третья… ах!

Дженнифер было всего девятнадцать, и присоединилась она к его пастве не так уж давно, вместе с сестрой. Длинные волосы, спадающие чуть ли не до бедер… Нежное личико… Многообещающие выпуклости под тканью блузки… Наблюдая за ней и чувствуя, как чаще забилось сердце, он понял, что Бог уже сделал свой выбор. Нынешней ночью это будет она.

Моисей подошел к ней и взял за руку. Глаза ее были полны восторженного возбуждения и ужаса.

– Пойдем со мной, – негромко произнес он, после чего повел ее прочь, в поля, подальше от остального своего стада.

Дом позади них вовсю полыхал, жар обжигал ему спину. Крики о помощи изнутри превратились в отчаянные бессловесные вопли.

– Ты готова выносить моего ребенка? – строго спросил он.

– Я… Да, конечно. Но…

– Тогда раздевайся.

– Но… они всё еще могут видеть нас!

При виде ее беспокойства Моисей лишь отмахнулся.

– Таково желание Господа. Имеет ли значение, смотрит ли на нас кто-нибудь? Ну давай же, быстрей!

Дрожащими пальцами Дженнифер принялась расстегивать блузку. Оранжевые языки пламени мерцали на ее обнаженной коже, дым клубился вокруг них, дышать становилось все труднее.

Потеряв терпение, Моисей разорвал блузку. И, охваченный вожделением, которое могло быть лишь силой Господней, вскоре уже лежал с девушкой на тающем снегу.

Крики грешника позади них наконец смолкли.

Глава 2

Присев на капот своей машины, лейтенант Эбби Маллен внимательно разглядывала обугленные остатки фермерского дома. За последние три недели она изучила десятки задокументированных случаев поджогов и лично посетила места пяти из них. И выяснила, что у каждого сгоревшего строения – свой собственный неповторимый облик. У некоторых сохранились почерневшие стены, от других же остался лишь скелетоподобный каркас. В кучах мусора таились остатки жизни тех, кто некогда обитал здесь, – полурасплавленная кукла, или разбитые керамические горшки, или искореженный книжный шкаф с сотнями обугленных книг… Кое-где сквозь остатки рухнувших стен можно было заглянуть прямо на задний двор.

От этого дома практически ничего не осталось. Из руин торчала лишь одинокая почерневшая балка. Среди обломков Эбби углядела что-то, что некогда могло быть диваном. Чуть дальше виднелся металлический остов холодильника. Пепел окрасил снег вокруг строения в серый цвет, смешавшись с многочисленными следами шин пожарных и полицейских машин и случайных прохожих.

Дом был огорожен желтой лентой с надписью «Место преступления», трепещущей на холодном ветру. Черные руины зловеще выделялись на тонком морозном покрывале, укутавшем окрестные поля. Эбби поеживалась от холода – пробирающий до костей озноб наводил на мечтательные мысли о тарелке исходящего паром супа, кружке горячего шоколада и теплых одеялах, которых в пределах видимости не наблюдалось.

Пожарные и бригада экспертов-криминалистов закончили обработку места происшествия еще накануне, и теперь тишина в окрестностях изрядно нервировала. Хотя вокруг никого не было, Эбби все никак не могла избавиться от покалывающего ощущения, что за ней наблюдают. Она искоса глянула через обледенелые поля на ближайший дом по соседству, расположенный примерно в двухстах ярдах от нее. Окна его были темными, никакого видимого движения. Может, какой-нибудь любопытный сосед? Или это ей просто почудилось? В Вайоминг она вылетела ночным рейсом, прибывшим ни свет ни заря, и нервы у нее были уже на пределе от усталости.

Поправив шерстяную шапочку, чтобы плотнее прикрыть замерзшие уши, Эбби откинула капюшон и подошла к остаткам дома, хрустя ногами по обледенелой земле. Пригнувшись, проскользнула под лентой, а когда выпрямилась, ноздри ей наполнил резкий запах гари. Мысленно она уже сравнивала эти руины с фотографиями аналогичных происшествий в других местах, которые успела изучить.

Последние несколько недель Эбби неофициально расследовала серию поджогов, к которым с большой степенью вероятности мог иметь отношение Моисей Уилкокс. Более тридцати лет назад он был лидером религиозной секты в Северной Каролине. Эта его секта, помимо всего прочего, занималась производством героина и продажей его местным наркоторговцам. Во время последующей полицейской осады Уилкокс запер всю свою паству в столовой поселения, а затем сжег ее дотла. Пресса окрестила это событие «бойней в секте Уилкокса». Официально в этом пожаре выжили лишь трое членов секты – все из них дети. В том числе и Эбби.

Но был и четвертый выживший. Лишь недавно Эбби узнала, что Моисей Уилкокс воспользовался возникшим при пожаре хаосом, чтобы скрыться от полиции. И тоже считался погибшим, поэтому в течение трех десятилетий никто его не искал.

Она осторожно вошла в дом, обходя кучи обгорелой черепицы, скопившиеся на полу, когда во время пожара обрушилась крыша. Случайно задела что-то пластиковое, что со стуком свалилось на пол. Присев на корточки, Эбби осмотрела этот предмет, который оказался ярким криминалистическим маркером, забытым работавшими на месте происшествия экспертами. Что же он отмечал? Пустую канистру из-под бензина? Какой-то предмет меблировки, чудесным образом оставшийся в целости и сохранности? Или же останки домовладельца – некоего Джимми Йейтса?

Изучая дела о поджогах, Эбби практически случайно наткнулась на параллельное расследование, проводимое ФБР. Она уже несколько раз разговаривала по телефону с женщиной, руководившей расследованием, и рассказала ей о Моисее Уилкоксе всё, что знала. В ФБР не спешили поделиться какой-либо информацией в ответ. А потом, за день до того, как она оказалась здесь, ей позвонил некто, представившийся как специальный агент Грей, чтобы задать несколько дополнительных вопросов. В частности, его интересовали какие-либо связи, которые могли иметься у Моисея Уилкокса в Вайоминге. Эбби не знала ни о каких подобных связях, но после этого телефонного звонка провела кое-какие исследования и выяснила, что совсем недавно в городке Дуглас, штат Вайоминг, тоже сгорел дом, что полиция расценила как поджог. Джимми Йейтс, владелец дома, сгорел заживо вместе со всем своим имуществом.

И вот теперь Эбби оглядывалась по сторонам, задаваясь вопросом, действительно ли это имело какое-то отношение к делу. Находился ли Моисей Уилкокс здесь, в Дугласе, всего несколько дней назад? Или же она лишь зря тратила свое время и деньги на какой-то совершенно случайный поджог?

Эбби никогда не приехала бы сюда, если б не угроза ее детям.

«Они мои внуки, Абихейл[4]. Они принадлежат к моей пастве».

Моисей сказал ей это по телефону три недели назад – после того как она узнала, что он пытался в ее отсутствие проникнуть к ней в дом и пообщаться с ее сыном Беном.

С тех пор было еще несколько моментов, от которых волосы у нее на затылке вставали дыбом. Телефонные звонки на их домашний номер – абонент сразу вешал трубку, стоило ей ответить. Какой-то незнакомый человек связался с Сэм в «Твиттере», написав ей: «Просто мечтаю послушать, как ты играешь на скрипке!». А потом Бен рассказал Эбби, что возле его школы стояла какая-то женщина, наблюдая, как он играет со своими друзьями, и смотрела только на него.

Эбби чувствовала себя так, словно за ними постоянно следят. Ловила себя на том, что напрягается всякий раз, когда кто-нибудь на улице останавливает на ней взгляд на секунду дольше положенного. Какая-то женщина делала селфи в парке, когда Эбби и Бен проходили мимо, и Эбби незаметно кралась за ней больше двадцати минут, пытаясь выяснить, не сфотографировала ли она тайно и их тоже. Всякий раз, когда на телефоне дочери появлялось новое сообщение, Эбби сразу кидалась к ней с вопросами, кто это и что там написано.

Она буквально сходила с ума. Единственное, что могло бы подарить ей покой, – это если б Моисей наконец оказался за решеткой. Эбби погналась бы за Моисеем Уилкоксом на самый край света, только чтоб защитить своих детей. В данном случае преследование ограничивалось штатом Вайоминг.

Приметив что-то в золе, она опустилась на корточки, чтобы рассмотреть это поближе – кусок красного пластика, весь перекрученный и деформированный от жара, с почерневшими от огня краями.

– Не двигаться! – вдруг рявкнул резкий мужской голос позади нее.

Эбби рефлекторно выпрямилась и начала уже поворачиваться.

– Не двигаться, я сказал, или буду стрелять! – выкрикнул мужчина. – Положите руки на голову! Медленно.

Она очень медленно выполнила этот приказ.

– Я лейтенант Эбби Маллен. Я из полиции. – Насколько далеко он позади? Дом совсем невелик. Этот человек уже внутри или стоит снаружи? Если он вздумает стрелять, можно ли тут где-нибудь укрыться?

Мужчина фыркнул.

– Просто замечательно! Повернитесь.

Эбби так и сделала, осторожно переступая с ноги на ногу, чтобы не напугать его, и глаза ее на миг сфокусировались на дуле пистолета, направленном прямо на нее. Мужчина, держащий его в руке, оказался полицейским в форме. Она сразу оценила его позу и манеру держаться – напрягшиеся мышцы, плотно сжатую, но дрожащую челюсть, мятую одежду, испуганные глаза, налитые кровью и немигающие… Сердце гулко заколотилось в груди, стоило встретиться с ним взглядом.

Надо было предвидеть, что это произойдет. Полиция оцепила место преступления. Тот дом через поле – Эбби ведь чувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Наверное, он выдвинулся оттуда, как только она вошла в развалины дома. В котором часу это было? Около половины девятого утра. Принимая во внимание внешность этого парня, заступил он точно не утром – явно проторчал там всю ночь, ожидая сменщика. И наверняка уже кипит от злости, поскольку его так и не сменили. Обычно в ночные дежурства назначают копов помоложе, но этому было на вид лет тридцать пять, если не больше. Работает в ночь – неудачник? Оставалось надеяться, что дело не в этом.

– Офицер[5], – негромко и спокойно произнесла она. – Я лейтенант Эбби Маллен из полиции Нью-Йорка. Опустите пистолет.

Каждую фразу она заканчивала нисходящей интонацией, говорящей о простой констатации факта. Этот парень просто устал и наверняка на взводе из-за кофеина. Ему требовался кто-то, на кого можно было бы переложить ответственность.

Пистолет он не опустил, но она почувствовала, что его мышцы едва заметно расслабились. Даже если этот коп и не поверил, что она из полиции, выражение ее лица и мягкий голос явно успокоили его нервы.

– И что это вы здесь ищете, а?

Эбби услышала шум автомобильного мотора. Кто-то ехал к ним. По всей вероятности, сменщик этого парня. Совсем ни к чему, чтобы еще один коп вошел в дом и увидел направленный на нее пистолет. У него может сложиться неверное представление, и ситуация лишь обострится. Изо всех сил стараясь не смотреть на пистолет, она произнесла:

– Я расследую одно дело. Серийного поджигателя. Пожалуйста, опустите пистолет. – Эбби еще больше смягчила голос, позволив ему стать голосом безобидной молодой женщины, и коротко взмахнула ресницами. Она пожалела, что на ней сейчас толстая вязаная шапка и громоздкое пальто. Такое пальто может скрывать что угодно. А шапка, пусть и теплая, скрывала ее светлые волосы и оттопыренные уши. Обычно мужчин куда меньше пугает миниатюрная женщина с большими ушами.

– Вообще-то это Вайоминг… – медленно произнес патрульный, как будто подозревая, что она каким-то образом свернула не туда и оказалась не в том штате. – А не Нью-Йорк.

– Как вас зовут? – спросила Эбби, слегка улыбнувшись ему.

– Фред Мосс.

Почему он не опускает пистолет? Она вопросительно посмотрела на него.

– Простите, Фред, – произнесла Эбби извиняющимся тоном, – мне надо было позвонить и согласовать мой приезд с полицейским управлением Дугласа.

– Выходит, вы из Нью-Йорка… – медленно отозвался он.

Как у переговорщика по урегулированию чрезвычайных ситуаций, одним из основных профессиональных ориентиров Эбби было правило «7–38–55». При человеческом общении произносимые людьми слова выражают лишь семь процентов чувств, которые те испытывают. Тон – тридцать восемь процентов. И остальные пятьдесят пять процентов приходятся на «язык тела» и в первую очередь на выражение лица.

Слова, которые он произнес, вроде должны были обнадежить. Офицер Мосс наконец понял, что она тоже из полиции. Но выражение лица у него оставалось затравленным и тоскливым. А тон каким-то пустым. Почти… разочарованным.

Эбби попыталась представить, что он сейчас чувствовал. Рядовой сотрудник полиции в Дугласе, штат Вайоминг… Работа в основном однообразная, рутинная – каждый день прихватывать одних и тех же алкашей, арестовывать одних и тех же торчков, расследовать мелкие кражи и пропажу домашних животных. А тут подожгли дом, погиб человек… Убийство. Полиция решила оцепить место преступления – на случай если убийца вдруг вернется, и Фреду Моссу опять выпало дежурить в ночную смену. Таращился, бедолага, на обгоревшие руины обиталища Йейтса в темноте, стараясь не заснуть, постоянно пил кофе, пока сердце не заколотилось, а веки не набрякли так, как будто весили по десять фунтов каждое. Утренний сменщик опаздывал – как, вероятно, и всегда. А потом вдруг возникла какая-то фигура. Издалека это мог быть кто угодно. Даже невменяемый пироманьяк, явившийся полюбоваться на дело своих рук.

Накачанный кофеином и злобным раздражением, патрульный Мосс преодолел расстояние от места своей засады до сгоревшего дома на своих двоих. О чем он думал, когда шел сюда? Мосс был явно напуган – Эбби слышала это в его голосе, когда он приказал ей не двигаться. Но, не исключено, также и воображал, что сейчас поймает опасного поджигателя, убившего Джимми Йейтса. Наденет на невменяемого убийцу наручники и потащит его к машине, слушая его мольбы о пощаде. И весь отдел полиции в кои-то веки увидит, чего офицер Мосс на самом деле стоит.

И тут вдруг оказывается, что он держит под прицелом какую-то крошечную женщину, оказавшуюся вдобавок лейтенантом полиции… Теперь Мосс окончательно станет в отделе всеобщим посмешищем – человек, который уже привык обретаться на самой нижней ступеньке служебной лестницы.

Он в буквальном смысле стоял на краю пропасти, понимая, что стоит опустить пистолет, как то ужасное будущее, которое он себе представлял, сразу же настигнет его.

Эбби одарила его пристыженной улыбкой.

– Боже, какая же я идиотка… – пролепетала она. – Я совершенно раскрыла вашу засаду. Надо было мне сообразить, что вы можете наблюдать за этим местом. Вот черт… Я могла спугнуть того, кто это сделал.

– Я… Ну да. – Мосс бросил на нее раздраженный взгляд, и его пистолет слегка опустился. – О чем вы только думали?

– Сама не знаю, простите. – Сердце умерило свой бег, когда пистолет отодвинулся от нее. Эбби глубоко вздохнула, пряча свой страх под маской смущения. – Вы собираетесь доложить об этом?

– Я… – Рот его захлопнулся, когда хруст шагов неподалеку стал ближе. В почерневшие помещения сгоревшего дома вошли еще трое. Один оказался патрульным в форме – вероятно, сменщиком Фреда, выше его на несколько дюймов и как минимум лет на пять помоложе.

Двое других, мужчина и женщина, мало походили на копов. Мужчина с густой гривой черных волос был выше ростом обоих патрульных, да и заметно шире в плечах. Его кривоватая небрежная улыбочка, очевидно, должна была сходить за обезоруживающую, но Эбби было этим не одурачить. Взгляд черноволосого сразу заметался между опущенным пистолетом в руке у Фреда и ее лицом, оценивая ситуацию. Этот парень явно ловил все на лету.

Сопровождала его женщина примерно одного роста с Эбби, в серой вязаной шапочке, из-под которой выглядывали несколько выбившихся прядей каштановых волос. Лицо у нее было изящным и бледным, и немного портил его только нос, довольно длинный и чуток крючковатый. Как и ее спутник, она сначала посмотрела на Фреда, который словно поник под ее пристальным взглядом. А затем повернулась к Эбби, нацелив на нее свои пронзительные ярко-зеленые глаза. Казалось, будто эта женщина читает ее с той же легкостью, с какой кто-то другой бегло просматривает газетные заголовки.

– Здорово, Мосс, – весело произнес патрульный, явившийся сменить Фреда. – Это федералы, которые вчера с нами общались. Не представишь нам свою подругу?

Эбби улыбнулась троим прибывшим.

– Здрасьте, я лейтенант Эбби Маллен из Нью-Йорка.

Оба федерала недоуменно заморгали.

– Маллен? – переспросила женщина. – А вы-то как здесь очутились?

Мужчина, стоящий рядом с ней, прочистил горло.

– Гм… Это я ей вчера позвонил, – объяснил он, после чего с улыбкой повернулся к Эбби. – Я агент Тейтум Грей, мы с вами разговаривали по телефону. А это…

– Судя по всему, Зои Бентли, – улыбнулась в ответ Эбби. – Рада наконец-то лично с вами познакомиться.

– Лейтенант Маллен не согласовала с нами свой приезд, – хрипло вмешался Фред. – Я уже почти подумал, что это и есть наш поджигатель.

Зои покосилась на него, как на какого-то комара.

– Только около пятнадцати процентов поджигателей – женщины, и у них обычно нет привычки возвращаться на место преступления, – отрезала она. – И вообще-то ваши криминалисты обнаружили здесь три пустые пятигаллонные[6] канистры из-под бензина. Просто не могу представить, чтобы женщина вроде Маллен сумела бы запросто их сюда притащить, а вы?

Фред пристыжено уставился в почерневший пол. Эбби на миг задумалась, как бы всё сложилось, если б Зои Бентли первой вошла в сгоревший дом, столкнувшись с офицером Фредом Моссом и его готовностью в любой момент спустить курок пистолета.

Глава 3

Зои совершенно не представляла, каким местом думала Маллен, заявившись на место преступления. Это ведь не ее расследование – и даже не в пределах ее территориальной юрисдикции. В лучшем случае эта женщина просто пыталась хоть как-то помочь, пусть даже ее намерения и были не совсем уместны. В худшем же случае она намеревалась каким-то образом привлечь полицию Нью-Йорка, а тут уже и без того задействовано предостаточно всяких правоохранительных структур – нет уж, спасибо! С семью поварами, как говорится, супа не сваришь. А с семью различными ведомствами даже еще хуже. Эти для начала даже не смогут договориться, суп они собрались варить или, скажем, пирог печь.

– Лейтенант Маллен, – жестко произнесла она. – Агент Грей как-то намекнул, что нам нужна ваша помощь в этом расследовании?

Женщина улыбнулась ей, сняв шапочку и позволив своим светлым волосам рассыпаться по плечам. В своих тоненьких очочках она больше напоминала какую-то училку или библиотекаршу. Нос и уши у нее порозовели от холода, а Зои по собственному опыту знала, что, значит, и ее собственный крючковатый нос тоже изрядно покраснел. Ну да ладно…

– Простите, – мягко произнесла Маллен, протягивая Зои руку для пожатия. – Надо было предупредить вас о своем приезде.

– Да. Поскольку если б вы так и поступили, я бы ответила, что в этом нет необходимости, – ответила Зои. – Если нам понадобится от вас еще какая-либо информация, мы позвоним.

Наконец увидев протянутую руку Эбби, она нахмурилась и через миг нетерпеливо пожала ее.

– Если я все равно здесь, то могла бы тоже взглянуть, – предложила Маллен.

– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, – коротко отозвалась Зои.

Маллен заморгала и вопросительно посмотрела на нее.

– Похоже, вас беспокоит, что я могу как-то помешать вашему расследованию… – Произнесено это было так, как будто заявление Зои показалось ей по меньшей мере странным.

– Именно так.

Стоящий рядом с ними Тейтум поморщился. Зои работала с ним уже несколько лет и хорошо знала, что порой он был недоволен ее прямотой. Но в участии Маллен не было абсолютно никакой необходимости, и она хотела пресечь ее поползновения в самом корне.

Эбби наклонила голову набок.

– Ну что ж, очень жаль. Как я могу заверить вас, что не стану вмешиваться?

– Никак, – быстро ответила Зои. – Мой опыт подсказывает, что без этого не обойдется.

Отвернувшись от Эбби, она огляделась по сторонам.

Это был уже пятый сожженный дом, который Зои посетила за последние три месяца – с тех пор как это дело было передано Отделу поведенческого анализа ФБР. Хотя поджоги имели место в разных штатах, у всех прослеживалась схожая схема – что, по мнению Зои, было частью «подписи» убийцы. Жертвы всегда сжигались заживо, ноги у них были связаны в лодыжках, руки – в запястьях.

Впрочем, образ действий преступника менялся и эволюционировал, как и у большинства серийных убийц. Количество катализатора, используемого при поджогах, неуклонно увеличивалось, менялись и материалы, используемые для связывания жертв. Места становились все более отдаленными.

Да и временные промежутки между поджогами вроде становились всё короче.

Все это говорило об убийце, движимом некой внутренней одержимостью. Но результаты криминалистической экспертизы и успешность преступлений указывали сразу на нескольких поджигателей, действовавших сообща. Зои до сих пор так и не удалось составить цельный и логически обоснованный психологический профиль по этим преступлениям. Пока что приходилось остановиться лишь на том, что несколько людей со схожими фантазиями каким-то образом нашли друг друга – может, на каком-нибудь темном веб-форуме – и решили действовать сообща. Но поджигатели, как правило, страдают диссоциальным расстройством личности, а пиромания – это расстройство импульсного контроля[7]… Поэтому команда хорошо скоординированных, эффективных поджигателей не представлялась чем-то особо реальным.

А потом, пару недель назад, с ней связалась лейтенант Эбби Маллен – высказав предположение, что все эти преступления могут быть связаны с каким-то религиозным культом. И все сразу же встало на свои места. Секте ни к чему сразу несколько человек со схожими фантазиями. Нужен всего лишь один харизматичный лидер, фантазии которого определяют действия его последователей. Примерно как в «семье» Мэнсона[8].

Из всего, что рассказала ей Маллен, многое указывало на ее правоту. Серийным убийцей, которого разыскивала Зои, был не кто иной, как Моисей Уилкокс, который считался давно погибшим. Маллен лично общалась с Уилкоксом и даже успела сделать размытый скриншот во время видеозвонка. Некая женщина, предположительно ученица Уилкокса, совершила самосожжение в одной из нью-йоркских школ – при странных обстоятельствах, которые полиция Нью-Йорка все еще расследует[9]. Последние две недели Зои и Тейтум только тем и занимались, что беседовали со свидетелями, показывая им имеющиеся у них изображения Уилкокса – как недавний размытый скриншот, так и печально известное фото, которое использовалось много лет назад в новостях о «бойне в секте Уилкокса».

Иными словами, Зои была рада, что Маллен вышла на нее. Наводка оказалась своевременной. Но она не видела, чем еще Эбби могла бы ей помочь. Детские воспоминания той о жизни в секте были практически бесполезны, а ее предположение, будто она «знает» образ мыслей Уилкокса из-за их давнего знакомства, представлялось просто-таки смехотворным.

Тогда Зои раздраженно выбросила Маллен из головы. И вот на тебе – эта тетка опять путается под ногами… Вообще-то сейчас задача Зои – реконструировать недавнее убийство, а не оценивать вклад Маллен в расследование.

Отступив от Эбби и Тейтума, она глубоко вздохнула. После чего, достав из сумки фотографии с места преступления, начала осматриваться. На самом верхнем снимке были запечатлены обугленные останки потерпевшего. Электрический шнур, которым того связали, покрылся сажей и на фото был практически неразличим. Но неестественное положение тела явственно намекало на путы, хотя их и не было видно. Обогнув груду обломков, Зои подошла к тому месту, где обнаружили жертву, – к остаткам сгоревшей кровати. В щелях пола вокруг кровати криминалисты обнаружили следы бензина, но ни на ней, ни под ней их не было. Сильнее всего пол в комнате обуглился у самых стен. Это указывало на то, что, по всей вероятности, именно здесь и разлили бензин. Что указывало на стремление поджечь комнату, а не человека в кровати. Это было явно проделано намеренно и полностью соответствовало четырем из пяти других мест преступления. Это было как-то связано с фантазиями Уилкокса. И являлось частью его «подписи».

На долю секунды в сознании Зои промелькнул образ – жертва, лежащая на кровати, связанная, беспомощная, в то время как вокруг нее поднимается пламя, жар становится невыносимым… Она отогнала эту яркую картину, прикрыв глаза.

«Позже».

Зои прошлась по руинам, сопоставляя фотографии с реальной обстановкой. Канистры с бензином были оставлены внутри дома, каждая в своей комнате. Но многочисленные опалины указывали на то, что наружные стены тоже были обрызганы бензином. По всей вероятности, устроившие пожар были уже снаружи, когда подожгли дом, иначе здесь было бы больше одного тела.

Она перебрала фотографии, чтобы отыскать вид пожарища со двора. Грязная земля была сплошь испещрена следами шин и подошв прибывших пожарных и полиции.

– В какое время первые спасатели прибыли на место происшествия? – громко поинтересовалась Зои.

– В час тридцать две ночи, – ответил один из копов. – Вызов в пожарную службу поступил в семнадцать минут второго. Мог бы и раньше, если б Фитцпатрики не были в отпуске.

– Фитцпатрики? – переспросил Тейтум.

– Люди, которые живут на той стороне поля. – Патрульный вытянул руку. – Они сейчас во Флориде, каждый год туда ездят.

– А когда они уехали? – спросила Эбби.

Двое полицейских обменялись взглядами.

– Ну, не знаю… может, где-то с неделю назад?

– Не-а, – отозвался тот, что помоложе. – Я видел Пиппу три дня назад, на зумбе[10].

– Зумба? Ты ходишь на зумбу?

– А чё тут такого? В любом случае, по-моему, тогда они всё еще были здесь – так что, наверное, уехали совсем незадолго до пожара.

Зои и Тейтум переглянулись. Скорее всего, это было не просто досадное невезение. Поджигатели нанесли удар, точно зная, что ближайший дом пуст. Если они специально дождались отъезда соседей, то из этого следовало сразу несколько выводов. Прежде всего, тот, что Уилкокс не был заинтересован в поджоге пустого дома. Сжечь дом Фитцпатриков можно было бы гораздо проще и с куда меньшим риском. И еще это означало планирование и терпение. Терпение человеку с навязчивыми фантазиями дается нелегко. Большинство пироманов плохо контролируют свои импульсивные побуждения. И как же Моисей справлялся с ними?

– В последнее время в этом районе случались еще пожары? – поинтересовалась Зои.

– Только не такие. – Один из копов пожал плечами. – Кто-то поджег дорожный указатель. И еще брошенную машину неподалеку от Антилопа-Крик-драйв. Ну, короче, подростки балуются…

– А подростки вообще часто тут что-нибудь поджигают?

– Я хотел сказать… Нет, не часто, нас это не сильно обрадовало бы, если б такое было в порядке вещей. Но сами же знаете, каковы эти нынешние детишки.

– Что думаешь? – спросил Тейтум. – Снятие стресса?

Зои кивнула.

– Ему приходится устраивать небольшие пожары, чтобы держать свои порывы в узде. В ожидании самого главного.

– У Моисея Уилкокса нет подсознательного побуждения устраивать пожары, – вмешалась Эбби. – У него чисто религиозные мотивы. Он делает это из извращенной веры в то, что это некая форма очищения. Моисей не стал бы поджигать дорожные указатели.

– Религиозные убеждения могут быть его попыткой рационализировать собственные действия, – возразила Зои, – но не действительной причиной. Он сжигает людей, потому что у него есть к этому непреодолимое желание. Потребность. И когда эта потребность возрастает, Моисей откладывает ее с помощью сиюминутных средств для снятия стресса. В его случае, поджигания чего-то подвернувшегося под руку.

– Это означало бы, что они болтаются здесь уже достаточно давно, – заметил Тейтум. – В последнее время в городе появлялись какие-нибудь посторонние люди?

– Да вроде нет, – ответил Мосс. – А это совсем маленький городок.

– Это может быть совсем небольшая группа, – предположила Зои. – Пять или шесть человек. Могли остаться незамеченными, особенно если не высовывались.

– Гораздо вероятней, что людей у Моисея значительно больше, – опять вмешалась Эбби. – Он не удовлетворился бы жалкой горсткой последователей.

Зои не стала утруждать себя дальнейшей дискуссией. На самом-то деле ее ничуть не волновало, что думает эта женщина. Вполне возможно, что у Уилкокса и вправду много последователей. Но, как и в случае с убийствами, совершенными «семьей» Мэнсона, куда более вероятно, что данный поджог был совершен маленькой горсткой самых фанатичных из них.

Пробравшись под лентой, огораживающей место преступления, она вышла из дома, повернулась лицом к бесформенным почерневшим руинам и отступила назад на несколько шагов. Где же они стояли, восхищаясь делом своих рук? Обжигающий жар огня, повсюду густой дым… Но Уилкоксу, как она предполагала, хотелось бы расположиться как можно ближе. Зои отступила еще на пару шагов. Здесь тоже наверняка сильно пекло, но, вероятно, уже вполне терпимо. И вдобавок не грозила опасность того, что горящие обломки кого-нибудь заденут.

Она могла себе это представить, как наяву. Уилкокс стоял здесь со своей группой, уставившись на огонь. Удовлетворило ли это зрелище его навязчивую потребность?

По ее оценкам, находилась она примерно в десяти ярдах от дома. Зои листала страницы, которые скопировала с предварительного криминалистического отчета, пока не нашла перечень предметов, обнаруженных на месте преступления.

В одиннадцати ярдах от восточной стены сгоревшего дома команда криминалистов обнаружила две пуговицы из слоновой кости диаметром пять восьмых дюйма. Возможно, никак не связанных с пожаром.

Но не исключено, что Моисею Уилкоксу требовалось нечто большее, чем просто огонь, чтобы достичь полного удовлетворения…

Глава 4

Первый случай, когда Эбби явилась в гости без приглашения, имел место еще в старших классах. Это был просто-таки кошмарный опыт. Ей все время казалось, что в любой момент кто-нибудь ткнет в нее пальцем и громко спросит, что она здесь делает. От стола с напитками Эбби старалась держаться подальше, поскольку даже просто прикоснуться к ним было почти равносильно настоящей краже. И в итоге большую часть вечеринки пряталась за большим растением в горшке, а вышла оттуда только тогда, когда, к ее полному ужасу, один из пьяных гостей попытался в этот горшок пописать. После этого Эбби дала себе торжественную клятву никуда не являться без приглашения.

Нарушила она эту клятву три года спустя, уже в колледже. Вторая попытка оказалась гораздо более успешной, чем первая. Эбби поняла, что как только с энтузиазмом поприветствовала нескольких остальных прибывших, то сразу почувствовала себя желанной гостьей. Фразы вроде «Я и не знала, что ты тоже придешь» или «А откуда ты-то знаешь Хизер?» возымели свое действие. Правда, единственным недостатком подобной стратегии оказалось то, что после окончания вечеринки она поймала себя на том, что активно помогает Хизер убираться в доме. На протяжении всех лет учебы в колледже Эбби отточила свои навыки заявляться в гости без приглашения до уровня настоящего искусства. Вообще-то такого рода вечеринки нравились ей куда больше, чем те, на которые ее приглашали.

Сейчас она тоже собиралась проникнуть кое-куда без приглашения. И хотя шансов на выпивку или захватывающие романтические встречи практически не имелось, сердце трепетало у нее в груди точно так же, как и все эти годы назад.

При виде коридоров управления полиции Дугласа и нескольких полицейских в форме, мимо которых она прошла, Эбби поняла, что уже успела соскучиться по своему собственному знакомому окружению в Нью-Йоркской полицейской академии. Стараясь не обращать внимания на накатившую волну тоски по дому, она постучала костяшками пальцев в дверь конференц-зала. И, не дожидаясь ответа, решительно вошла.

Разумеется, совещание уже шло полным ходом. Эбби намеренно появилась только через десять минут после того, как оно началось. Если б она вовремя прибыла на встречу, на которую ее не пригласили, ее немедленно попросили бы уйти. Опоздание оставляло шанс на то, что остальные участники совещания не станут заморачиваться с тем, чтобы ее выпроводить, и позволят присутствовать.

По одну сторону большого стола сидели Зои и агент Тейтум Грей, по другую – шеф Пауэлл, глава полицейского управления Дугласа, рядом с еще двумя своими сотрудниками. Стены конференц-зала украшали обрамленные в рамки фотографии бывших начальников местной полиции – ряд улыбающихся лиц, которые были единственными, кого бесцеремонное появление Эбби ничуть не смутило.

– Простите за опоздание, – извинилась она со смущенной улыбкой. – Я думала, что совещание будет проводиться в другом помещении… Мне повезло, что кто-то увидел, как я жду, и направил меня сюда.

С этими словами Эбби двинулась к свободному месту рядом с Тейтумом.

Пауэлл нахмурился, глядя на нее.

– Простите… А кто?..

– Ой! Да, виновата. Я лейтенант Эбби Маллен из полиции Нью-Йорка. Я эксперт по религиозным сектам и в данный момент расследую серию поджогов, которые, похоже, связаны с этим делом. В сотрудничестве с доктором Зои Бентли и агентом Греем.

Усевшись, она достала толстую папку и два карандаша, которые аккуратно выложила перед собой на стол. Потом на свет божий появился еще и блокнот – Эбби пролистала его, удовлетворенно хмыкнула, обнаружив чистую страницу, и, подхватив один из карандашей, старательно накарябала в углу дату и время.

Зои нацелила на нее свой пронзительный взгляд.

– Маллен, я вроде бы ясно дала понять, что…

– Агент Грей пригласил меня принять участие в этой встрече, – прервала ее Эбби. – Чтобы я поделилась своими экспертными знаниями по данному вопросу.

Тейтум Грей удивленно моргнул – судя по всему, пытаясь припомнить их разговор. Он и вправду сообщил ей о предстоящем совещании. И действительно сказал, что ценит ее знания и опыт. Естественно, напрямую он ее сюда не приглашал, но Эбби, видно, предпочла читать между строк.

Грей повернулся к ней. Неужели сейчас он объявит, что ничего подобного не было?

Но агент лишь ухмыльнулся.

– Именно так! Очень рады, что вы к нам присоединились.

Зои свирепо посмотрела на него. Кто-нибудь поменьше габаритами наверняка сразу сник бы под ее лазерным взглядом, но Тейтум лишь поудобней устроился в кресле. Работая с Зои, он, вероятно, уже давно привык к ее сварливому характеру.

– Ясно… – произнес Пауэлл. – Как я уже говорил, у меня по-прежнему нет уверенности в том, что это дело связано с тем, что расследует ФБР.

Зои обратила свой гнев на него.

– А как я уже говорила, почерк этого убийства идентичен почерку пяти других, которые мы расследуем. Жертва убийства была связана в собственном доме, который впоследствии был сожжен. Способы связывания жертв во всех случаях тоже практически идентичны…

– Только не согласно материалам, которые вы прислали. – Пауэлл перевернул несколько страниц. – Две жертвы у вас были связаны цепями, одна – колючей проволокой, одна – электрическим шнуром, а одна вообще не была связана.

– Результаты криминалистической экспертизы свидетельствуют о том, что жертва пятого убийства тоже была связана, но использованная для этого веревка просто сгорела, – нетерпеливо возразила Зои. – Способ исполнения убийств менялся и эволюционировал, но «подпись» преступника оставалась прежней. Все жертвы были связаны в запястьях и лодыжках.

– Доктор Бентли, вряд ли эта, э-э… подпись настолько уж уникальна. Когда вы кого-то связываете, то как раз в запястьях и лодыжках. Не станете же вы связывать ему мизинцы?

На миг вид у Зои был такой, будто она вот-вот перепрыгнет через стол и задушит шефа полиции, но тут Тейтум многозначительно откашлялся.

– Ладно. Это дело схоже с убийствами, которые мы расследуем. Давайте сохранять открытость мышления.

– Идет. – Пауэлл поднял руки, притворно сдаваясь. – Итак, вы думаете, что Джимми Йейтса убил Моисей Уилкокс. Почему?

– У Уилкокса навязчивые фантазии, – объяснила Зои. – И постоянное желание удовлетворить их. Когда это желание становится слишком сильным, чтобы справиться с ним, ему приходится предпринимать какие-то активные действия. Он может отсрочить момент удовлетворения, регулярно устраивая небольшие пожары и тем самым временно снимая накопившийся стресс, но не способен откладывать его до бесконечности. В определенный момент ему требуется кого-то убить.

– Это нечто вроде фетиша?

Зои ненадолго задумалась.

– Это пока не ясно. Пиромания встречается чаще, чем пирофилия…

– А что такое пирофилия? – спросил Пауэлл.

– Пирофилия – это когда вид огня вызывает сексуальное возбуждение.

Пауэлл поерзал на своем месте.

– Я-то думал, что все пироманы кончают, глядя на огонь.

– Это распространенное заблуждение. Большинство пироманов не испытывают при виде пламени никакого сексуального возбуждения.

– Да ладно вам, Бентли! Может, они просто говорят, что не получают, но тогда зачем им вообще устраивать пожары? – Пауэлл закатил глаза.

– Об этом говорят результаты научных исследований, – твердо сказала Зои. – В ходе одного из экспериментов оценивалась степень сексуального возбуждения двадцати шести поджигателей и пятнадцати представителей контрольной группы, и их инструментально зафиксированная эректильная реакция…

– Может, не будем прямо сейчас обсуждать, каким образом ваши друзья-психологи измеряли степень сорока эрекций? – повысил голос Пауэлл.

– Вообще-то сорока одной, – резко поправила его Зои. – И, как я только что собиралась сказать, исследование показало полное отсутствие эрекции.

Как это ни странно, но Эбби поймала себя на том, что ей нравится Зои. Нужно быть особенной женщиной, чтобы рассуждать об отсутствии или наличии эрекции в комнате, полной мужчин. Даже Пауэллу и его сотрудникам было явно не по себе. Хотя Тейтум выглядел так, словно единственное, чего ему сейчас не хватало, – это коробки с попкорном.

– Хорошо! – рявкнул Пауэлл. – Короче говоря, пока не ясно, получает ли Уилкокс сексуальное удовольствие от своих действий. Ему нравится убивать. Но зачем было убивать именно Йейтса?

– Йейтс, вероятно, оказался легкой мишенью, – ответила Зои. – Жил один, на выселках…

– В этом районе есть дома, расположенные еще более уединенно, – возразил Пауэлл. – И у нас полным-полно людей, живущих в полном одиночестве. Йейтс был крупным парнем, так что, скорей всего, подловить и связать его было непросто. Так почему же выбрали именно его?

Пауэлл явно что-то прятал в рукаве. Знал о Йейтсе что-то такое, чего не знали они. И теперь собирался бросить этот козырь на стол, чтобы обосновать свою точку зрения.

Зои, однако, совершенно не обращала на это внимания.

– Возможно, Уилкокса привлекает определенный тип домов, – сказала она. – Наверняка должны быть разновидности строений, которые ему приятней всего жечь. Или, может, Йейтс напомнил ему кого-то, чисто своей внешностью или телосложением… Причину выбора жертвы зачастую трудно объяснить.

Пауэлл плотно сжал губы, словно уже физически сдерживая себя в ответ на явную непонятливость Зои.

– Это может быть как-то связано с самим Йейтсом. С тем, что тот из себя представлял, – вмешалась Эбби. – Уилкокс прежде всего – лидер религиозной секты. Все, что он делает, должно служить укреплению его власти над ней. Укреплению веры сектантов в него самого и в то, чем они занимаются. Если речь идет об убийстве, то он, скорее всего, хочет, чтобы оно представлялось им необходимым или оправданным.

Пауэлл вроде слегка сник, и Эбби поняла, что почти попала в цель.

– Джимми Йейтс был педофилом, осужденным за домогательства в отношении детей, – веско произнес Пауэлл. – Его поймали при попытке соблазнить восьмилетнего мальчишку, в роли которого в интернете выступал наш сотрудник под прикрытием. Когда мы обыскивали его дом, то нашли тайник с детским порно. Он вышел из тюрьмы всего шесть недель назад.

– Этого не было в первоначальном отчете по делу, – заметил Тейтум.

Пауэлл пожал плечами.

– Все здесь и так знают, что за гусь этот Йейтс. Мы были заняты документированием результатов криминалистической экспертизы – не было нужды приводить во внутреннем отчете то, что нам и без того известно.

– Так вот почему вы считаете, что это дело может быть исключительно местным… – задумчиво произнесла Эбби.

– Да полгорода пришло бы поджарить шашлык на костре, на котором его сжигали дотла, если б кто-нибудь их пригласил! С момента его освобождения я постоянно получаю звонки о том, что люди видели, как Йейтс проезжал мимо местной школы, как Йейтс глазел на маленькую девочку в супермаркете, как Йейтс делал какие-то подозрительные фотки своим телефоном… – Пауэлл откинулся в кресле. – И знаете что? Я и сам поджарил бы шашлык на таком огне!

– У вас уже есть какие-то конкретные подозреваемые? – спросил Тейтум.

Пауэлл извлек из стопки перед собой одну из бумаг.

– Вчера мы получили заявление о пропаже семнадцатилетней Гретхен Вуд, со стороны ее отца. Она ушла, прихватив большую часть своей одежды и около четырехсот долларов, которые украла у своих родителей. У этой Гретхен вообще мутная история. Наркотики, мелкое воровство, исключение из местной школы… Родители пару раз отправляли ее в молодежные лагеря, где ей вроде должны были помочь, но, на мой взгляд, лишь зря старались. А в тайнике Йейтса мы нашли несколько фотографий Гретхен, плавающей в бассейне, когда она была еще совсем ребенком.

– Ваша подозреваемая на данный момент – проблемная девочка-подросток? – спросил Тейтум, приподнимая бровь.

– Есть и еще кое-что. Мать Гретхен сказала, что неделю назад застукала дочь на том, что та выкачивала бензин из ее машины. – На лице Пауэлла появилась довольная улыбка. – Она предположила, что Гретхен собиралась продать бензин, чтобы купить наркотики.

– И что сама Гретхен сказала по этому поводу? – спросила Эбби.

– Да ничего не сказала… В последнее время она отказывалась разговаривать с обоими своими родителями.

– А друзей Гретхен вы опросили? – осведомилась Эбби.

– Да. Ее подружки говорят, что в последнее время она стала скрытной и была чем-то взволнована. И, по словам ее родителей, это уже не первый раз, когда дочь сбегает из дома за последнее время. В прошлом месяце Гретхен исчезала уже дважды. Хотя каждый раз через пару дней возвращалась.

– Если она уже несколько раз исчезала, то почему же они заявили о ее исчезновении только сейчас?

– Потому что в предыдущие разы Гретхен не брала с собой все свое барахло. И они сказали, что оба предыдущих раза по возвращении домой она выглядела лучше. Ее мать подумала, что дочь наконец-то взялась за ум. Но на сей раз, похоже, она прихватила с собой все, что смогла унести. И украла у них деньги.

– А никто не замечал, чтобы Гретхен пыталась что-нибудь поджечь или покупала бензин? – спросил Тейтум.

– У нас не было времени как следует изучить этот вопрос, но до сих пор вроде никто ничего такого не видел.

– Она не говорила что-нибудь про Йейтса?

– Да во всем городе только и разговоров, что про Джимми Йейтса… Так что я бы сказал, что наверняка да.

– А как насчет того, чтобы определить местонахождение ее телефона?

– Она оставила свой телефон дома.

– Вы думаете, что Гретхен сожгла Йейтса в его доме, а затем сбежала, оставив свой телефон? – скептически спросила Эбби.

– Да, мы думаем, что у Гретхен что-то такое было с Йейтсом несколько лет назад. Может, тот приставал к ней, а может, просто пытался подружиться. А потом, когда Йейтса выпустили, Гретхен, наверное, призадумалась. И решила покончить с ним раз и навсегда. Но после поджога его дома ее напугали все эти копы, а услышав разговоры о том, что к делу подключились федералы, она и вовсе ударилась в бега.

Такое совсем не исключалось, но представлялось крайне маловероятным. Убийство Йейтса было хорошо просчитанным и технически сложным. Подросток, жаждущий мести, раздобыл бы нож или пистолет и попытался попросту зарезать или пристрелить обидчика. И даже если б Гретхен и вправду решила сжечь его дом, количество использованного бензина и тот факт, что Йейтса обнаружили связанным внутри, представлялось чем-то таким, что девчонка-подросток явно не сумела бы провернуть в одиночку. Но Пауэлл уже занял оборонительную позицию – он не был готов выслушивать все эти доводы. Ему требовалось сохранить свое чувство контроля над ситуацией и доминирующую роль. В конце концов, несмотря на его реакцию на описание Зои того научного эксперимента, в соревнованиях, предусматривающих измерение длины определенных органов, он явно не был новичком. Пока Эбби попыталась найти способ деликатно изложить свои мысли, Зои не стала сдерживаться.

– Это полная дурь, – отрезала она.

Момент был упущен. Тейтум шумно вздохнул. Лицо Пауэлла вспыхнуло, и он скрестил руки на груди.

– Даже если б существовала вероятность того, что жертва домогательств решила сжечь обидчика заживо, она не стала бы тащить в дом Йейтса по меньшей мере три тяжеленные канистры с бензином, – продолжала Зои. – И просто облила бы им Йейтса, а не заморачивалась со всем этим замысловатым процессом. Не говоря уже о том, что, судя по вашему описанию, у этой девчонки не хватило бы терпения дождаться, пока соседи не отправятся в отпуск. И, по статистике, подавляющее большинство поджигателей – мужчины, а не женщины.

– Ладно, – резко отозвался Пауэлл. – Вообще-то я не просил содействия ФБР в этом расследовании. Вполне обойдемся и без вашей помощи.

– Как я уже говорил, – умиротворяющим тоном произнес Тейтум, – это расследование может быть связано с нашим. Может, это дело рук Гретхен, может, Уилкокса, а может, и какого-то совсем другого человека. Все, чего мы хотим, – это докопаться до сути.

– Что ж, мы обязательно дадим вам знать, если что-нибудь выясним, – объявил Пауэлл, похлопывая своими бумагами по столу. Было ясно, что, по его мнению, все темы для обсуждения уже исчерпаны.

– Подождите, – твердо сказала Зои. – Нам нужно обсудить наши следующие шаги. Вряд ли обсуждается, что наблюдение за остатками дома Йейтса следует оставить еще на несколько дней. И нам надо осмотреть места других поджогов в этом районе, чтобы проверить их на наличие телесных жидкостей.

Пауэлл встал.

– Мы будем держать вас в курсе.

Эбби рассеянно собрала свой реквизит. Пока Зои продолжала что-то говорить, ей кое-что пришло в голову. За последний месяц Гретхен дважды уходила из дома на несколько дней. И ее мать сказала, что по возвращении дочь выглядела лучше. Для такого проблемного ребенка, как Гретхен, «лучше» обычно означает просто «по-другому». Девочка стала возбужденной и скрытной. И вот теперь она ушла, забрав с собой одежду, но оставив свой телефон… Да нынешний подросток предпочтет потерять почку, чем свой мобильник! Если Гретхен оставила свой телефон, то, скорее всего, лишь потому, что кто-то очень авторитетный велел ей это сделать.

Может, Гретхен просто ушла из дома, и время этого ухода было чистым совпадением… Но, пожалуй, Пауэлл был отчасти прав: она вполне могла иметь какое-то отношение к пожару. В конце концов, за несколько дней вдали от дома многое может произойти. Так что ничуть не исключалось, что Гретхен Вуд завербовали в секту Моисея.

Глава 5

Дилайла Экерт стояла в своей тесной кухоньке, уставившись на собственные пальцы. Словно загипнотизированная, положила правую руку рядом с левой и изучила разницу. Четыре пальца на правой руке были почти вдвое больше размером, чем такие же на левой. Прямо как в тех постах, которые она иногда видела на «Фейсбуке» – до и после волшебной диеты. Вот какими были ее пальцы: простой иллюстрацией «до» и «после». До Брэда и после Брэда.

Пальцы «до Брэда» были нежными и элегантными, как и сама Дилайла до Брэда. Когда-то вся она была нежной и элегантной. С ее роскошными, гладкими светлыми волосами, кожей цвета слоновой кости и тем вкусом в одежде и макияже, которым она так гордилась. На пальцах «после Брэда» красовались большие багровые синяки. Она не могла согнуть ни один из них без острой боли, которая, казалось, пронзала до самого локтя. Эти пальцы были в точности как сама Дилайла после Брэда. Вся в синяках, скованная и неповоротливая, когда каждое неверное движение вызывает нестерпимую боль.

Он прихлопнул ей пальцы выдвижным ящиком буфета, когда Дилайла доставала ложку для их дочери Эмили. Причина – задержка платежа из-за ошибки, которую она допустила накануне вечером. Брэд был весь в просроченных платежах. Он никогда не выходил из себя и не бил ее. Вместо этого всякий раз, стоило ей в чем-то ошибиться, просто говорил: «Ты за это заплатишь». Спокойным, будничным тоном. Словно бариста в кафе, называющий цену большой порции капучино. И Дилайла сразу же чувствовала, как ее внутренности завязываются узлом. Она носила в себе этот страх минуты, часы, иногда даже дни. Пока почти не уверивалась, что он всё забыл. А потом, стоило ее бдительности ослабнуть, как он сразу же спешил проследить за тем, чтобы она обязательно заплатила.

Закончилась туалетная бумага? «Ты за это заплатишь».

Случайно повысила на него голос? «Ты за это заплатишь».

Поймал ее за разговором с их соседом-мужчиной? «Ты за это заплатишь». Но всегда тихим голосом, который могла слышать только она.

Жизнь Дилайлы изобиловала долгами и отсроченными платежами. Банковскими залогами в виде страха и боли.

– Мамочка, я хочу пить!

Голосок Эмили проник в ее мысли. Сладкий и нежный. Обернувшись, она улыбнулась своей дочери. Обычно Эмили надевала одно из платьев, покупаемых ей матерью Брэда. Уродливые вельветовые вещи, которые Дилайла ненавидела, но никогда не осмеливалась жаловаться («Ты за это заплатишь»). Но у этих платьев сзади были пуговицы и молнии, с которыми Эмили сама справиться не могла. И прямо сейчас застегнуть какое-то из них было совершенно нереально. Так что Дилайла надела на дочь простое белое платье, которое купила ей сама. И в этом платье, с ее вьющимися светлыми волосами, каскадом ниспадающими на крошечные плечики, и милым носиком-пуговкой, дочка была вылитым ангелочком. Внешностью Эмили пошла в Брэда. Но, к облегчению Дилайлы, глазки у нее были материнские, мягкие и карие. Дилайла постоянно повторяла себе, что глаза – это зеркало души. Что, несмотря на сходство Эмили с Брэдом, больше дочь ничего от него не унаследовала.

– Знаешь, что? – сказала она Эмили. – Сегодня ты можешь выпить сока.

Дочка радостно улыбнулась ей. Дилайла обычно старалась строго следить за количеством потребляемого Эмили сахара. Но в трудные дни той не помешало бы хоть немного счастья. И если для нее самой счастье настолько недосягаемо, то счастье дочери – это уже хорошо.

Она не продумала все до конца. К коробочке с соком была приклеена соломинка, запакованная в пластик. Поэтому, достав сок из буфета, ей предстояло вытащить соломинку из пластиковой обертки, умудриться засунуть ее в коробочку и передать дочери. Это был один из тех дней, когда каждое действие разбивалось на множество более мелких действий и ощущалось как одна бесконечная болезненная задача. Когда Эмили наконец села за стол, потягивая сок через соломинку, Дилайла уже учащенно дышала, а слезы боли туманили зрение.

Она закрыла буфет, стараясь не смотреть на него. Теперь Дилайла боялась буфетов и выдвижных ящиков. Она знала, что в руках Брэда они могут обернуться против нее. Как и двери, и стены, и тарелки, и шариковые ручки, и длинный список других вещей в их доме. Почти все их имущество было на стороне Брэда. Это было то, в чем он преуспел, – в обучении ее новым разновидностям страха. Точно так же, как у эскимосов существуют десятки или даже сотни слов для описания снега, так и Дилайла обнаружила, что теперь умеет различать великое множество разных страхов. Тот смутный страх, который она испытывала, когда уже довольно давно не совершала ошибок и знала, что вот-вот их совершит… И тот острый страх при его словах «Ты заплатишь за это»… Затяжной ужас ожидания расплаты… Страх, что это и есть ее жизнь… Страх, что кто-то из соседей опять что-нибудь скажет… Страх, что однажды он поднимет руку на их детей…

Еще пару месяцев назад Дилайла не боялась, что он когда-нибудь обидит их детей. Не потому, что не думала, что такое возможно, – она и понятия не имела, что находится за пределами возможностей и морали Брэда. Только лишь потому, что была уверена: если он когда-нибудь поднимет руку на ее детей, то всему наступит конец. Поскольку она никогда не позволила бы ему тронуть детей. Если б такое произошло, она сразу ушла бы. Иногда Дилайла даже втайне мечтала об этом. Раньше в этом был проблеск надежды. Например, вот он поворачивается к Эмили и говорит: «Ты за это заплатишь». И тогда Дилайла сразу же собирает их сумки, садится в автобус и отправляется на другой конец страны. В некоторых из таких ее фантазий он плакал и умолял ее остаться. В других она убивала его перед уходом, пырнув своим самым острым кухонным ножом. Прекрасные, очищающие фантазии…

Но потом как-то раз Эмили вдруг захотелось печенья, а Дилайла не дала ей ни кусочка. Дочь вышла из себя и раскричалась. А Брэд вскочил со стула и направился к ней. Ну вот… Тот самый момент, когда Дилайла могла бы остановить его. Она никогда не позволила бы ему тронуть ни одного из своих детей. Дилайла уже встала у него на пути. А когда он продолжал все так же шагать к ней, а на шее у него вздулись вены…

Она отодвинулась в сторону. Ее охваченный паникой мозг продолжал твердить ей, что Брэд никогда не бил детей, что нет причин злить его. И Дилайла, застыв, смотрела, как он подошел к Эмили, присел перед ней на корточки и прорычал:

– А ну-ка тихо!

Он не ударил Эмили. Но вполне мог это сделать. И в этот момент Дилайла поняла, что, наверное, все-таки попыталась бы его остановить. Хотя, может, и не стала бы.

Новый страх… Страх, что, если он поднимет руку на детей, она не остановит его.

Тихий плач дал ей понять, что проснулся Рон. Она прошла в их спальню и склонилась над сынишкой, лежащим в кроватке. Тот беззубо ухмыльнулся и что-то булькающе пролепетал.

– Привет, детка, – прошептала Дилайла. Неуклюже попыталась приподнять его левой рукой, но ничего не вышло. Рон расплакался. Стиснув зубы, она подняла его обеими руками, преодолевая приступ боли. Естественно, подгузник на нем был тяжелым. Она уже дважды меняла его после утреннего происшествия с выдвижным ящиком и теперь боялась этого. Дилайла уже подумывала, не позвать ли Эмили и не попросить ее сменить подгузник. Можно было бы сказать, что это просто такая игра. Они играют в дом, а Эмили в нем мама. Или что сегодня «День наоборот», и Дилайле с Эмили надо поменяться ролями. Эмили это понравилось бы.

Но тихий голос в голове у Дилайлы подсказывал ей, что Эмили сразу все поймет. Что маме хочется, чтобы она поменяла подгузник своему брату, потому что папа опять сделал ей больно.

Нет, к черту все это… Уложив Рона на пеленальный столик, Дилайла проделала всё это сама, заставив себя убедиться, что чистый подгузник сел плотно и удобно, пусть даже при этом и всхлипывала от боли.

Наконец закончив, она отнесла Рона в кухню и сказала Эмили:

– Ну что, пойдем прогуляемся?

Усадив было Рона в коляску, Дилайла вдруг остановилась. Вот черт… Одет тот был явно не для выхода на улицу. И в обычный-то день одеть его было практически невозможно – так он брыкался и извивался, а уж теперь… У нее перехватило дыхание. Она чуть не сдалась прямо здесь и сейчас. Предположим, Эмили можно усадить перед телевизором. А потом… просто дождаться конца дня. Завтра будет легче.

Стиснув зубы, Дилайла покатила коляску в комнату сына. Выдернула из кроватки одеяла и завернула его в них, укутав как можно плотнее. Сойдет.

Снаружи, на заснеженной улице, дышалось уже немного полегче. Эмили, укутанная в свое розовое пальтишко, вприпрыжку шла перед ней, отдуваясь на морозе облачками пара. Рон с любопытством глазел на проезжающие мимо машины. Он просто обожал автомобили, особенно грузовики. Когда мимо проезжал грузовик, он всегда показывал на него, чтобы привлечь внимание своей мамы к этому самодвижущемуся чуду.

Разум Дилайлы был по большей части пуст. За пределами дома, вдали от Брэда, можно было не бояться каких-либо неприятных неожиданностей. И без этого всепоглощающего страха почти казалось, что все ее мысли окутывает мягкий пушистый туман. Она позволила себе вообразить, как уходит от Брэда, что представлялось совершенно несбыточной мечтой. Потом всплыли другие фантазии – например, что Брэд вдруг попал под грузовик или автобус. Или что у нее появилась машина времени и теперь можно вернуться в прошлое, чтобы предупредить саму себя… Хоть Дилайла и понимала, что ничего у нее не выйдет. Достаточно представить, как она, семнадцатилетняя, вся такая уверенная в себе и в окружающем мире, встречается с этой сломленной двадцатитрехлетней развалиной. В семнадцать лет двадцать три – это почти что восемьдесят, что-то совсем уж далекое, древнее и занудное. Семнадцатилетняя Дилайла сказала бы ей, что они с Брэдом – родственные души. Что он абсолютно на все готов ради нее. А двадцатитрехлетняя Дилайла даже не смогла бы вспомнить, что такое любовь. И это было так. Она и вправду не могла. Дилайла вновь уставилась на собственные руки, толкая коляску по тротуару. Одна опухла, другая нет. «До» и «после».