Поток алмазов; Мелодия смерти. Полные издания с примечаниями E-Book

Эдгар Уоллес

• Herausgeber: XSPO
• Kategorie: Krimi
• Serie: Классика приключенческого романа
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 378

Veröffentlichungsjahr: 2025

Beschreibung

Ричард Горацио Эдгар Уоллес (1875–1932) — один из самых популярных писателей начала XX века, мастер детективного романа и приключенческого триллера. Родился в Гринвиче в актерской семье, но его путь к славе был непростым. Бросив школу в 12 лет, он сменил множество занятий, а затем поступил на военную службу. В 1896 году уехал в Южную Африку, где служил в медицинских частях британской армии, а после демобилизации стал журналистом и редактором. Литературная карьера Уоллеса начиналась трудно, но в 1910-е годы пришёл коммерческий успех, а в 1920-е он стал самым издаваемым писателем Англии: каждая четвёртая опубликованная книга была его романом. За свою жизнь он написал 173 романа, 23 пьесы и более 1000 рассказов, не прекращая работать в журналистике. По его произведениям снято 170 фильмов, а сам он скончался в Голливуде, работая над сценарием к знаменитому «Кинг-Конгу». В этом томе представлены два романа, отражающие всё лучшее в творчестве Уоллеса. «Поток алмазов» — остросюжетная история, где гонки за богатством становятся игрой со смертью. Захватывающая интрига, опасные приключения и загадочные преступления переплетаются в этом невероятном детективном лабиринте. «Мелодия смерти» — ещё один динамичный триллер, в котором погони, загадки и неожиданные повороты вытесняют традиционное детективное расследование. Здесь, как и во многих книгах Уоллеса, события развиваются с молниеносной скоростью, а герои оказываются в смертельно опасных ситуациях, из которых, кажется, нет выхода. Как гласила знаменитая ремарка, сопровождавшая его произведения: «Нет ничего увлекательнее романов Уоллеса!»

Leseprobe

Автор: Эдгар Уоллес

Переводчик: Э. Левин, Б. Акимов, К. Наркевич

Серия: Классика приключенческого романа

Издательство: XSPO

Аннотация

Ричард Горацио Эдгар Уоллес (1875–1932) — один из самых популярных писателей начала XX века, мастер детективного романа и приключенческого триллера. Родился в Гринвиче в актерской семье, но его путь к славе был непростым. Бросив школу в 12 лет, он сменил множество занятий, а затем поступил на военную службу. В 1896 году уехал в Южную Африку, где служил в медицинских частях британской армии, а после демобилизации стал журналистом и редактором.

Литературная карьера Уоллеса начиналась трудно, но в 1910-е годы пришёл коммерческий успех, а в 1920-е он стал самым издаваемым писателем Англии: каждая четвёртая опубликованная книга была его романом. За свою жизнь он написал 173 романа, 23 пьесы и более 1000 рассказов, не прекращая работать в журналистике. По его произведениям снято 170 фильмов, а сам он скончался в Голливуде, работая над сценарием к знаменитому «Кинг-Конгу».

В этом томе представлены два романа, отражающие всё лучшее в творчестве Уоллеса.

«Поток алмазов» — остросюжетная история, где гонки за богатством становятся игрой со смертью. Захватывающая интрига, опасные приключения и загадочные преступления переплетаются в этом невероятном детективном лабиринте.

«Мелодия смерти» — ещё один динамичный триллер, в котором погони, загадки и неожиданные повороты вытесняют традиционное детективное расследование. Здесь, как и во многих книгах Уоллеса, события развиваются с молниеносной скоростью, а герои оказываются в смертельно опасных ситуациях, из которых, кажется, нет выхода.

Как гласила знаменитая ремарка, сопровождавшая его произведения:

«Нет ничего увлекательнее романов Уоллеса!»

ПОТОК АЛМАЗОВ

Введение

Дорога в Алебиленд1 пролегает среди кустарника, вьется сквозь леса и болота, пересекает густые заросли и ведет через густозаросшие холмы; это едва заметная тропинка. Громадная река, протекающая здесь, не имеет ни одного притока, и путь в Алебиленд совершенно скрыт. Здесь обитают дикие племена, имеющие странные обычаи и у которых необыкновенные кудесники занимают почетное место. Через эту-то страну и течет «поток алмазов».

В одно октябрьское утро в эту ужасную страну прибыла на каботажном судне экспедиция из четырех человек, имея на борту носильщиков и тяжелый груз разного рода припасов.

Один из них, начальник экспедиции, был очень видный человек; он был средних лет, высокого роста, широкоплечий, с веселым и приветливым лицом.

Другой был также большого роста, но грузный, с обрюзгшим лицом, не скрывавший, что не собирается принимать дальнейшего участия в экспедиции, и в то время как другие были заняты снаряжением в поход, он убивал время, куря огромные сигары и проклиная климат.

За несколько дней до выступления он отвел в сторону начальника и сказал:

— Итак, Сеттон, это предприятие мне стоило огромных денег, и потерять их из-за какой-нибудь вашей глупости я не собираюсь — я говорю вам это прямо в лицо, так что вы не имеете основания обижаться. После того как вы откроете алмазную россыпь2, вы должны вернуться с образчиками, но для этого прежде всего должны на месте предпринимать точные измерения. Где находится «поток», я точно не знаю. Вы ведь получили план, который нам дал португалец...

Другой перебил его, нервно и отрывисто смеясь:

— Конечно, это не в португальских владениях!

— Ради бога, Сеттон,— вспылил толстяк,— выкиньте эту глупость из головы! Я вам сотни раз повторял, что о португальских владениях не может быть и речи. «Поток» находится на британской земле...

— Вы знаете, что Министерство колоний...

— Я знаю все,— перебил его другой грубо,— я знаю, что Министерство колоний издало запрет, и я знаю, что это ужасная местность и вам придется пробиваться с крайним напряжением... впрочем... вот! — Он вынул из кармана плоскую круглую коробку и открыл ее.— Воспользуйтесь этим компасом, когда вы наткнетесь на первую горную цепь. У вас ведь есть еще другие компасы?

— У меня их два,— удивленно ответил тот, которого назвали Сеттоном.

— Дайте их мне.

— Но...

— Дайте их мне, дорогой мой,— повторил раздраженно толстяк.

Начальник экспедиции удалился, пожимая плечами. Через несколько минут он возвратился с двумя компасами. Толстяк отобрал их у него и дал взамен свой. Начальник открыл его.

Компас был очень красивый, но в нем отсутствовала стрелка, и когда его вращали, приходила в движение вся шкала.

Это поразило начальника, и он недоверчиво сказал:

— Странно; вы уверены в том, что компас выверен? Север должен находиться как раз над флагштоком правительственного здания,— не далее как вчера я это установил с этого же самого места...

— Ерунда! — громко перебил его другой.— Ерунда — этот компас выверен! Не думаете же вы в самом деле, что я вас хочу ввести в заблуждение, истратив на это предприятие столько денег?

Утром, когда экспедиция должна была тронуться в путь и носильщики уже взвалили на плечи груз, вдруг появился прокаленный знойным солнцем джентльмен невысокого роста с коротким хлыстом в руке. Он сдвинул со лба белый шлем и лаконично представился:

— Сандерс, наместник3 британского правительства. Я только что вернулся из недр страны; очень сожалею, что я раньше не прибыл. Вы направляетесь в кустарник?

— Да.

— Алмазы, не так ли?

Сеттон утвердительно кивнул головой.

— Вы на своем пути встретите чертовски много препятствий, самых примитивных препятствий. Мужчины из Алеби вступят с вами в бой, а народ племени отаки вас непременно разорвет на куски...— Он остановился, задумчиво помахивая хлыстом.— Избегайте столкновений,— сказал он,— я бы не желал, чтобы в порученной мне области происходили вооруженные конфликты, и держитесь подальше от португальской границы.

Начальник экспедиции Сеттон улыбнулся.

— Постараемся избегать и далеко обходить эту священную границу — Министерство колоний просмотрело и одобрило маршрут.

Наместник утвердительно кивнул и серьезно взглянул на Сеттона.

— Желаю счастья! — сказал он.

На другой день на рассвете экспедиция потянулась в путь и исчезла в лесах по ту сторону реки Исисси.

Неделю спустя толстяк плыл уже в Англию.

Проходили месяцы, но экспедиция не возвращалась; не поступало также никаких сведений о ней ни через курьера, ни в миссионерских отчетах.

Прошел год, и все еще не было никаких известий.

По ту сторону моря люди зашевелились и заволновались; к наместнику стали поступать телеграммы, письма, должностные депеши, настаивавшие на розысках пропавшей экспедиции белых, задавшихся целью отыскать алмазный «поток». Сандерс фон Бофаби только качал головой.

Каким способом производить розыски? В других местностях можно было бы на маленьком быстроходном пароходике по дюжине речушек проникнуть в незатронутые европейским влиянием области, в особенности если из-за борта выглядывает толстое дуло пушки; но Алебиленд скрывалось в кустарнике. Для исследования такой полосы требовалось вооруженное войско, а войско стоит денег... Наместник только качал головой.

Тем не менее он тайком отправил в кустарник двух шпионов — двух испытанных, ловких охотников.

Три месяца они отсутствовали, а когда возвратились, то один вел другого.

— Дикари из Алебиленда поймали его и выкололи глаза,— объяснил спокойно проводник,— а в ночь, когда он должен был быть сожжен, я убил стражу и унес его в кустарник.

Сандерс стоял перед своей одноэтажной дачей в зеленом свете луны и смотрел с волнением на новую жертву.

— Имеете вы какие-либо сведения о белых? — спросил он наконец проводника.

— Что ты видел, Мессамби? — обратился тот на туземном языке к ослепленному.

— Кости,— простонал слепой,— кости я видел. Они распяли белых людей на площади перед домом предводителя, и ни одного не осталось в живых, так рассказывали мужчины.

— Так я и предполагал,— ответил Сандерс серьезно и послал в Англию донесение.

Проходили месяцы, наступил сезон дождей, затем время года, когда все зазеленело и зацвело. Сандерс проявлял усиленную деятельность, как ему и подобало в качестве представителя правительства в Центрально-Западной Африке, в стране, где сонная болезнь и племенные особенности увеличивали постоянно процент смертности.

Долг его призвал отправиться в кустарник, чтобы положить конец тайному искусству кудесника. Он проделал шестьдесят миль по запутанным тропинкам, ведущим в Алебиленд, и воздвиг свой трибунал4 в местечке по названию М’Сага. С ним было двадцать человек, иначе он безнаказанно не проник бы так далеко в глубь страны. Он сидел в крытой соломой хижине кудесника и принужден был выслушивать самые невероятные истории о волшебных силах и формулах, об истребляющих болезнях, являющихся следствием ужаснейшего фокуса-покуса, который там процветал от захода луны до восхода солнца.

Кудесник5 был стар, но Сандерс не питал никакого уважения к сединам.

— Совершенно ясно, что ты плохой человек,— сказал он,— и...

— Господин! — перебил его жалобщик, туземец, чье тело от болезни и пережитого ужаса было совершенно истощено.— Господин, он плохой человек.

— Замолчи,— приказал Сандерс.

— Он занимается чертовским колдовством при помощи крови белых людей,— крикнул туземец, когда два солдата по знаку наместника его схватили.— Он держит в лесу белого человека в плену.

— А!

Сандерс насторожился. Он знал туземцев лучше, чем кто-либо; он мог раскрыть ложь, и он мог, что еще труднее, раскрыть правду. Он подозвал из враждебно настроенной группы жертву кудесника.

— Что ты тут рассказываешь про белых? — спросил он.

Кудесник злобно что-то прошептал, и жалобщик струсил и умолк.

— Продолжай,— сказал Сандерс.

— Он говорит...

— Дальше!

Туземец весь дрожал.

— В лесу находится белый человек — он пришел с «потока алмазов», этот старик нашел его и принес в хижину, ему нужна его кровь для колдовства.

Туземец шел впереди по лесной тропинке, за ним шагал Сандерс и связанный по рукам кудесник, окруженный шестью солдатами.

В двух милях от деревни находилась хижина. Слоновая трава вокруг нее была так высока, что хижину было еле видно. Крыша давно сгнила, а в середине провалилась. Сандерс вошел в хижину и увидел там лежащего на полу человека, прикованного за ногу к тяжелой колоде. Вид его был ужасен: одежда разорвана, волосы и борода не стрижены, а на руках виднелась масса6 маленьких полузаживших ранок от ножа кудесника, добывавшего у него кровь. Он производил впечатление безумного, тихо смеялся и разговаривал сам с собой.

Солдаты вынесли его и осторожно положили на землю.

— Гм,— промычал Сандерс и покачал головой.

— ...«Поток алмазов»,— промолвило человеческое подобие, улыбаясь,— красивое название. Что? Кимберли? А! Что в сравнение с ним Кимберли? Ничто... Я до тех пор не верил, пока не увидал собственными глазами... Ложе реки усеяно алмазами, но ты его никогда бы не нашел, Лэмбер, с твоим планом и чертовским компасом... Я спрятал там инструменты и пропитание года на два...

Он засунул руку за разорванную рубаху и вытянул оттуда кусок бумаги.

Сандерс нагнулся чтобы взять бумагу, но тот опять поспешно спрятал ее.

— Нет, нет, нет,— прошептал он.— Ты у меня берешь кровь, это твоя профессия... я достаточно силен противостоять твоим пыткам... в один прекрасный день я уйду...

Минут через десять он впал в крепкий сон.

Сандерс нашел грязную бумажку и спрятал ее.

Он послал двоих людей к лодке, и те принесли две палатки, которые они раскинули вблизи хижины. Найденный человек был в таком ужасном состоянии, что Сандерс не решался его сейчас же отправить.

Ночью, когда весь лагерь спал и обе негритянки, которым Сандерс поручил охранять больного, храпели, тот проснулся. Бесшумно покинул он кровать и крадучись выполз наружу, где в ночной тиши на небе ярко сияли звезды.

Сандерс проснулся и нашел пустую хижину, а у берега крошечной лесной речушки, в ста метрах от лагеря, горсточку тряпья, которое когда-то было одеянием белого человека.

Рано утром кудесника привели на допрос. Он знал, какое его ожидало наказание, так как в доказательство его вины туземцы выкопали в лесу немало жертв его колдовства.

— Масса,— промолвил кудесник, когда он встретился с пристальным взглядом серых глаз,— я читаю смерть на твоем лице.

— Это правосудие Божье,— сказал Сандерс и приказал его повесить.

1. Фиктивное название колониальной территории, используемое в литературе.

2. Месторождение полезных ископаемых, разбросанных по поверхности земли.

3. Чиновник, управляющий определенной территорией от имени государства.

4. Судебная или военная коллегия, занимающаяся рассмотрением дел.

5. В древности – волшебник или шаман, обладающий магическими знаниями.

6. Обращение африканских слуг к своим господам в колониальную эпоху.

Глава I

Амбер сидел в своей камере в тюрьме Уэлборо и тихо насвистывал какую-то песенку, отбивая на полу ногами такт. Он пододвинул свой стул так близко к стене, что, опрокинувшись назад, мог на двух из трех ножек стула держать равновесие.

Его взгляд критически обвел маленькое помещение.

Миска и ложка, окрашенные согласно предписанию в темно-желтый тюремный цвет, лежали на полке; чистая постель была аккуратно прибрана... Он несколько раз кивнул головой и продолжал насвистывать.

Несколько влево над кроватью находилось небольшое оконце из крепкого стекла, неправильная структура которого пропускала, правда, дневной свет, но не давала возможности видеть внешний мир. На полке над кроватью лежали Библия1, молитвенник и грязная библиотечная книжка.

Увидев эту книжку, он состроил гримасу; это был невероятно скучный рассказ одной необычайно скучной миссионерки, которая провела двадцать лет на севере Борнео, не заметив там ничего другого, кроме того, что там «ужасно жарко» и что тамошняя туземная прислуга могла при случае «причинить большие неприятности».

Амберу не везло с библиотечными книжками. Когда он пять лет тому назад впервые ознакомился с внутренностью тюрьмы его величества, он предполагал изучать политические науки и драму эллинов и, чтобы осуществить свою мечту, спросил соответствующую литературу. Ему дали элементарную греческую грамматику и швейцарского Робинзона, которые ему не могли принести никакой пользы. К счастью, срок его наказания кончился раньше, чем он ожидал; все же он увеселял себя переводом в стихах приключений добродетельного швейцарца на латинский язык.

В период своего заключения он составил обстоятельное прошение с просьбой разрешить ему изучать химию; но и в этом ему не повезло: ему было в этом отказано.

Амберу было теперь лет двадцать восемь или тридцать. Ростом он был несколько выше среднего, крепкого сложения, хотя и выглядел очень стройным. Это был красноватый блондин с серыми глазами, прямым носом и энергичным ртом и подбородком; когда он смеялся, виднелись два ряда безукоризненно белых зубов, а смеялся он охотно. Нижняя часть его лица была в настоящее время небрита, что портило его внешность, но тем не менее даже в некрасивом тюремном одеянии он производил впечатление образованного, приличного молодого человека.

Он услыхал звон ключей у двери и поднялся, ключ в дверях повернули два раза, и дверь отворилась.

— Номер семьдесят пять,— произнес повелительный голос, и он вышел из камеры в длинный коридор, где остановился.

Тюремщик, ключи которого висели на блестящей цепочке, указал на башмаки арестанта, стоявшие вычищенными перед дверью камеры.

— Надень их!

Амбер послушался, тюремщик стал наблюдать за ним.

— К чему эта навязчивость в деле частного характера, мой дорогой Август? — спросил стоявший на коленях Амбер.

Тюремщик, которого звали вовсе не так, не отвечал. Прежде он донес бы на него за дерзость, но теперь сумасбродства этого образцового арестанта были общеизвестны, кроме того, он имел основание претендовать на более внимательное отношение, так как это был тот, кто спас тюремщика Бэйша от ярости лондонской черни. Это происшествие в свое время разыгралось перед тюрьмой графства Дэвиц; но тюремный мир настолько мал, что слава о нем — Амбере — быстро разнеслась повсюду.

Он сошел с тюремщиком вниз по стальной лестнице в большую галерею, затем по узкому мощеному проходу до двери кабинета начальника тюрьмы. Здесь он ждал несколько минут, и затем его впустили в святая святых.

За письменным столом сидел майор Блисс; это был загорелый мужчина с маленькими черными усиками и такими же волосами, поседевшими на висках.

Кивком головы он отпустил тюремщика.

— Номер семьдесят пятый,— сказал он коротко,— по приказанию Министерства внутренних дел вы завтра будете выпущены на свободу.

— Как прикажете, господин начальник,— ответил Амбер.

Мгновение начальник сидел молча, как бы погрузившись в свои мысли, и бесшумно барабанил пальцами по бювару на письменном столе.

— Что вы будете теперь делать? — спросил он внезапно.

Амбер улыбнулся.

— Буду продолжать свою преступную карьеру,— ответил он весело.

Начальник сморщил лоб и покачал головой.

— Я никак вас не могу понять... У нас есть друзья?

Снова веселая улыбка появилась на лице Амбера.

— Нет, господин начальник! — Амбер еще больше развеселился.— Никто не виновен в открытии моих способностей, лишь я сам.

Майор перелистал несколько дел, лежавших перед ним, прочел их и снова наморщил лоб.

— Десять проступков! — сказал он.— Человек с вашими способностями… Я хочу сказать, с вашими способностями вы бы могли...

— О нет, я бы не мог,— перебил его арестант2,— судьи часто так думают, но это неправда. Еще не сказано, что искусный преступник достигнет в качестве архитектора колоссальных успехов или подделыватель чеков найдет свое счастье, сделавшись учредителем акционерного общества. Обыкновенного молодого интеллигентного человека, избравшего карьеру преступника, всегда постигнет успех, потому что он всегда будет иметь превосходство над своими слабоумными и тупыми коллегами по профессии.

Он сделал несколько шагов вперед и прислонился к письменному столу.

— Видите ли, господин начальник, вы меня еще помните с Сандхерста; вы были тогда в моих летах. Вам известно, что в материальном отношении я зависел от своего дяди, который неожиданно умер. Что мне оставалось делать, когда я очутился в Лондоне? Первую неделю шло очень хорошо, так как я имел десятифунтовую банкноту в кармане, на которую и мог жить; но через месяц я уже голодал. Тогда мне пришли на ум проделки пленных испанцев. Я стал спекулировать на страстях людей, жаждущих с малыми затратами составить огромные капиталы,— таким способом я легко добыл деньги.

Начальник покачал головой.

— С тех пор я занимался разного рода обманами,— продолжал лгать № 75.— Я проделывал самые невероятные фокусы.— Он улыбнулся, как бы вспоминая веселое приключение.— В игре нет ни одного трюка, который бы мне не был известен: в Лондоне не существует ни одного злодея, чью биографию я не мог бы написать, если бы того захотел. У меня на всем свете нет ни одного знакомого, ни одного родственника, о котором мне нужно бы было думать, и я вполне счастлив; и если вы говорите, что я десять раз сидел в тюрьме, то правильно было бы сказать: четырнадцать.

— Ты глупец,— сказал начальник и позвонил.

— Я ищущий приключений философ,— шутливо ответил № 75, когда вошел тюремщик, чтобы отвести его обратно в камеру...

Как раз перед тем как тюремный колокол возвещал заключенным, что настало время спать, тюремщик принес ему опрятный узелок с его одеждой.

— Просмотрите, номер семьдесят пять, и проверьте, все ли тут,— сказал он любезно.

Он вручил заключенному печатный лист.

— Стоит мучиться,— ответил Амбер, взяв бумагу.— Я верю вашей честности.

— Проверьте!

Амбер развернул узелок, вынул свою одежду, встряхнул ее и положил на кровать.

— Вы лучше, чем те там, в Уолтоне, сохраняете всю эту дрянь,— сказал он одобрительно,— костюм не помят, брюки сложены в складку… Эй, а где же мой монокль3?

Он нашел его в жилетном кармане, завернутым в шелковую бумагу, и не мог нахвалиться тюремной администрацией.

— Завтра утром я пришлю вам человека, который вас побреет,— сказал нерешительно тюремщик.— Номер семьдесят пять,— добавил он через некоторое время,— не возвращайтесь больше сюда!

— Почему? — Амбер удивленно поднял брови.

— Потому что это фарс какой-то. Такой джентльмен, как вы… Вы определенно могли бы избегать такие места!

Амбер посмотрел на него, и в его глазах вспыхнул лукавый огонек.

— Вы неблагодарны, дорогой мой страж,— возразил он успокаивающе.— Люди, как я, могут служить украшением этому месту; кроме того, более испорченные и необузданные нахлебники могут брать пример с таких людей, как я.

То, что он в своих обращениях употреблял нарицательные местоимения, также было одно из сумасбродств Амбера.

Тюремщик стоял в нерешительности.

— Существует масса профессий, которыми такой человек, как вы, мог бы заняться,— сказал он почти с упреком,— если бы вы только направили свои способности в надлежащую сторону.

Номер семьдесят пять поднял руку.

— Дорогой мой страж,— сказал он серьезно,— вы мне тут цитируете «Воскресный листок», а этого я как раз от вас не хотел бы слышать.

После, за обеденным столом, тюремщик говорил господину Скраттону, что он, со своей стороны, считает № 75 потерянным. Он неисправим. И тут же он сознался: «Такого славного парня не каждый день встретишь».

— Как он сюда попал? — спросил один их помощников.

— Он был священником в лондонском Вест-Энде, запутался в долгах и заложил серебряную церковную утварь — он сам мне сознался в этом.

В столовой находились несколько чиновников. Один из них, пожилой человек, вынул изо рта трубку.

— Я видел его два года тому назад в Левесе; как мне помнится, его тогда выгнали из флота, так как он у берега посадил на мель свой миноносец.

Амбер служил также темой разговора в маленькой столовой на квартире начальника, где тот сидел за столом со своим заместителем.

— Сколько бы я ни припоминал,— говорил начальник в смущении,— я не могу вспомнить этого Амбера из Сандхерста... Он сказал, что помнит меня, но я при всем желании не могу его припомнить...

Амбер и не предполагал, какой он возбуждал интерес.

Он мирно почивал на своем тонком тюфяке и улыбался во сне.

На другое утро перед тюрьмой собралась небольшая группа людей, ожидавших освобождения своих родственников; это была по большей части городская беднота.

Освобожденные один за другим выходили из маленькой калитки, тупо улыбались своим друзьям, безразлично позволяли плачущим женщинам обнимать себя, а больше радовались грубым шуткам мужчин.

Бодро шагая, вышел Амбер. На нем был прекрасный шотландский костюм, на голове мягкая фетровая шляпа, а в глазу монокль. Ожидавшие принимали его за тюремного чиновника и с уважением сторонились. Даже выпущенные на свободу арестанты не узнавали его, так как он был чисто выбрит и своим видом заметно от них отличался; его поджидал молодой человек, одетый во все черное, бледный и очень серьезный. Увидев Амбера, он пошел ему навстречу с протянутой рукой.

— Амбер? — спросил он нерешительно.

— Господин Амбер,— поправил его тот и искоса удивленно посмотрел на него.

— Господин Амбер...— Миссионер отнесся к этому замечанию вполне серьезно.— Мое имя Доулес. Я член Лиги возрождения, которая заботится о выпущенных арестантах.

— Интересно... действительно очень интересно,— бормотал Амбер, весело пожимая руку молодого человека.— Вы делаете доброе дело, но это неблагодарная работа, молодой человек.

Он с отчаянием покачал головой, поклонился молодому человеку и хотел продолжать свой путь.

— Одну минуту, господин Амбер! — миссионер остановил его за руку.— Я знаю вас и ваше несчастье... мы хотели бы вам помочь.

Амбер посмотрел на него любезно и положил ему руку на плечо.

— Милый мой мальчик,— сказал он,— я слеплен из другого теста. Вы меня никак не можете заставить зарабатывать свой насущный хлеб рубкой дров. Я также тяготею к честной работе, как, скажем, луна к земле; я в течение двадцати четырех часов один раз обегаю вокруг нее, ничуть не желая приблизиться к ней — вот!

Он сунул руку в карман и вынул оттуда немного денег, пару банкнот — они были при нем, когда его арестовали,— и немного серебра.

Амбер выбрал полкроны.

— На доброе дело,— сказал он, опустил монету в руку миссионера и быстро исчез.

1. Священная книга христианства, содержащая Ветхий и Новый Заветы.

2. Человек, находящийся под стражей или отбывающий наказание.

3. Одинарная линза для одного глаза, использовавшаяся аристократами XIX века.

Глава II

В доме № 46 по Карфекс-стрит, на запад от центра, находится заведение, которое только некоторым избранным известно под названием «Уайстлеры» (то есть Клуб любителей курить трубку1). Официальное название клуба «Пиннок-клуб», так как его основал в начале девятнадцатого века некий Чарлз Пиннок, и в свое время он был известным местом свиданий.

Что с течением времени клуб сильно изменился, было неизбежно, такова уж судьба всех клубов; слава его росла и падала, в некоторых отношениях он находился под подозрением, и не раз там появлялась полиция, но такие облавы не давали никакого результата.

Неоспоримо, что завсегдатаи «Уайстлеров» представляли собой курьезное общество, и членский список его не мог похвастать именитыми джентльменами, да были ли вообще люди с общественным положением членами этого клуба? В одном отношении клуб все же пользовался известным национальным обликом, который, правда, был еле заметен. Знатные молодые люди Лондона шептались, что провели ночь у «Уайстлеров», и восторженно гордились этим; некоторые давали понять, что там происходит крупная игра; но богатые молодые люди, которые лучше всего должны были знать, что там в действительности велась крупная игра, молчали, потому что, несомненно, знали, что свет питает мало симпатий к дуракам, сознающим свои дурачества; и потому никогда не выплывала наружу истина, которой добивалась полиция, когда появлялась в клубе.

В один октябрьский вечер клуб мог радоваться, он был переполнен. Автомобиль за автомобилем подъезжал к разу­крашенному порталу на Карфекс-стрит, и из них выходили хорошо одетые джентльмены. Джентльмены в безупречных костюмах, некоторые из них были одеты преувеличенно элегантно; они подъезжали поодиночке, по двое и по трое, через короткие промежутки.

Некоторые вскоре снова покинули дом, но большинство, по-видимому, решило там остаться. Незадолго до полуночи подъехало такси, из которого вышли трое мужчин.

Преднамеренно или случайно снаружи перед входом в клуб не горело ни одного фонаря. Ближайший электрический фонарь находился в нескольких метрах. Поэтому посетитель мог в полутьме подъезжать и уходить, не боясь быть узнанным.

Шофер такси, незнакомый, по-видимому, с особенностями клуба, проскочил мимо портала и затормозил только вблизи фонаря. Один из подъехавших гостей был высокого роста, в его внешности было что-то солдатское. У него были черные густые усы, и по ширине его плеч можно было судить о колоссальной силе. В свете фонаря, правда, его военный лоск много терял, так как у него было одутловатое лицо и под глазами виднелись мешки. За ним следовал человек небольшого роста, который выглядел гораздо моложе своих лет, потому что его волосы, брови и усы были почти белы. Его нос и подбородок почти сходились, и за неимением более точного сравнения его лицо можно было назвать похожим на «щипцы для орехов». Через все лицо от виска до подбородка проходил глубокий шрам.

Первый из этих мужчин был Альфонс Лэмбер, он был очень странным и мрачным человеком. Было ли Лэмбер его настоящим именем, неизвестно: все остальное в нем указывало на англичанина.

Было бы напрасным рыться в хронике шотландских преступников, чтобы найти там его имя, исключая отдела, посвященного «подозреваемым личностям».

Необходимо здесь остановиться на нем немного дольше, так как он играет во всей истории большую роль. Он был красивый мужчина, но в этой красоте чувствовалась какая-то болезненность, и большой алмаз на его мизинце как-то не гармонировал со всем его обликом.

Второй мужчина был некий Уайти; до его настоящего имени еще никто не докопался. Для всех он был Уайти. Мистер Уайти для клубных лакеев, и лишь однажды ему представился случай подписаться как Жорж Уайти. Это было, когда полиция сделала безрезультатную попытку поймать его в свои сети.

Третий спутник был цветущий молодой человек восемнадцати лет с красивым лицом, несмотря на немного женственное выражение его; когда он вышел из автомобиля, то слегка покачнулся, и Лэмбер поддержал его.

— Крепись, старина,— сказал он. Голос у Лэмбера был низкий и густой и слегка гнусавый.— Заплати за этот Ноев ковчег, Уайти,— заплати только по таксе, ни одним пенсом больше; Сеттон, мальчик, держись прямо.

Юноша снова споткнулся и комично засмеялся.

— Сейчас мы его приведем в христианский вид, не так ли, майор?

У Уайти был тонкий, высокий голосок, и он говорил быстро.

— Возьми его под руку, Уайти,— сказал Лэмбер,— парочка стаканов хорошей водки его возродят...

Они исчезли в вертящейся двери клуба, такси повернуло обратно, и его дребезжание понемногу умолкло.

На несколько минут улица оказалась пустынной; вдруг из-за угла Сен-Джемс-сквер показался автомобиль. И этот шофер был, по-видимому, малознаком с местностью, так как он замедлил ход, автомобиль медленно продвигался вперед, и шофер осматривал все номера домов. Перед № 46 он остановился, спрыгнул со своего сиденья и открыл дверцу.

— Это здесь, барышня,— сказал он почтительно, и из автомобиля вышла молодая красивая леди. Она, по всей вероятности, провела вечер в театре, так как была в вечернем туалете и на ее голые плечи была накинута шаль.

Одно мгновение она стояла в нерешительности, затем поднялась на две ступеньки и снова остановилась. Затем она снова возвратилась к машине.

— Может быть, мне спросить, миледи?

— Да, будьте так добры, Джон.

Она стояла на тротуаре и наблюдала, как шофер стучал в стеклянную дверь клуба.

Вышел швейцар2 и, полуоткрыв дверь, недружелюбно посмотрел на шофера.

— Мистер Сеттон? Нет, он не состоит членом клуба.

— Скажите ему, что он находится здесь в качестве гостя,— возразила девушка.

Швейцар посмотрел на нее через голову шофера и сморщил лоб.

— Его здесь нет, миледи,— ответил он.

Она подошла ближе.

— Он здесь — я знаю, что он здесь.— Ее голос звучал ровно, и все же ею овладело некоторое беспокойство.— Скажите ему, что я его немедленно должна видеть.

— Его нет здесь, сударыня,— проворчал швейцар.

При этой сцене присутствовал посторонний. Он не торопясь шел по улице и остановился в тени светящихся фонарей автомобиля.

— Он здесь! — она нетерпеливо топнула ногой.— В этом жалком, пользующемся дурной славой клубе, его насильно сюда затащили — это безбожно, безбожно!

Швейцар перед ее носом захлопнул дверь.

— Прошу прощения!

Перед ней выросла фигура молодого человека. Чисто выбритый, с моноклем в глазу, в превосходном шотландском костюме. Он поднял шляпу.

На его лице играла счастливая улыбка, а на тротуаре лежала только что закуренная сигара.

— Не могу ли я вам быть чем-нибудь полезен?

Его поведение было исключительно. Держал он себя почтительно и как бы извиняясь за бестактность. В своей обеспокоенности девушка забыла всякую осторожность по отношению к чужому человеку.

— Мой брат здесь,— она указала на дверь, ведущую в клуб.— Он в скверном обществе... я пробовала...— Голос изменил ей, и в глазах стояли слезы.

Амбер учтиво поклонился. Не говоря ни слова, он провел ее к машине, и она, не задавая вопросов, следовала за ним. Он усадил ее в машину, она повиновалась.

— Будьте добры сообщить мне ваш адрес! Я доставлю вашего брата домой.

Дрожащими руками она открыла золотую парчовую сумочку, висевшую на ее руке, взяла из нее крошечный кошелечек и вынула из него визитную карточку.

Он взял ее, прочел и слегка поклонился.

— Домой,— сказала она шоферу, а Амбер остался ждать, провожая исчезающие фонари автомобиля.

Он стоял и обдумывал план действий.

Это маленькое приключение было ему по сердцу. Он был в этот день счастливейшим человеком в Лондоне и направлялся к себе домой, в свою скромную комнатку в Бломсбери, которую нанял, когда счастливый случай направил его шаги в Карфекс-стрит.

Машина исчезла за углом, и он медленно поднялся по ступенькам в клуб.

Он прошел в вестибюль и беспечно поклонился толстому швейцару, который сидел близ лестницы в ложе.

Швейцар подозрительно посмотрел на вошедшего.

— Простите, сэр, вы член клуба? — спросил он.

Посетитель ответил ему строгим взглядом.

— Прошу прощения, сэр,— извинился сконфуженный швейцар.— У нас так много новых членов, что трудно всех упомнить.

— Предположим, что так,— ответил Амбер холодно.

Он медленно стал подниматься по лестнице, на полдороге остановился и обернулся.

— Капитан Лоун в клубе?

— Нет, сэр,— ответил швейцар.

— А мистер Август Бриш?

— Нет, сэр.

Амбер кивнул и продолжал путь. То, что он ни с одним из этих господ не был знаком и все же знал, что их нет в клубе, указывало на его незаурядную наблюдательность. В вестибюле находился ящик для поступающих членам клуба писем; проходя мимо, он бросил на него мимолетный взгляд. Если бы было нужно, он назвал бы еще полдюжины имен членов клуба, но подозрительность швейцара и так уж была подавлена.

В первом этаже находились кабинетные комнаты.

Амбер улыбнулся.

«Здесь,— подумал он,— мошенники обделывают свои темные делишки — весьма подходящая обстановка».

Он поднялся этажом выше и вошел в курительную комнату, где сидели несколько человек в элегантных поношенных костюмах. В ответ на их удивленные взгляды он невозмутимо поклонился им, а одной из групп, сидевшей в углу комнаты, даже улыбнулся; он закрыл за собою дверь и поднялся по еще более крутой лестнице выше. Он достиг передней верхнего этажа; перед полированной дверью другой комнаты стоял на страже лакей3. Это был коротконогий широкоплечий человек с лицом профессионального боксера. Он встал и преградил Амберу путь.

— Ну, сэр?..

Тон его был враждебным.

— Ладно,— сказал Амбер и хотел пройти в следующую комнату.

— Одну минуту, сэр. Вы не член клуба.

Амбер пристально на него посмотрел.

— Милый мой,— сказал он строго,— у вас плохая память на физиономии.

— Не скажу, но вашей я никак не припомню,

Он становился нахальным, и Амбер чувствовал, что он проиграл, не начав игру.

Он положил руки в карманы и беззаботно засмеялся.

— Я пройду в эту комнату,— сказал он.

— Вы этого не сделаете.

Амбер вынул руку из кармана и взялся за ручку двери, тогда лакей схватил его за плечо.

Но только на секунду. Амбер с быстротой молнии вывернулся.

Лакей увидал занесенную руку и отпустил его плечо, чтобы встать в защитную боксерскую позу, но слишком поздно. Удар крепкого кулака стальной руки угодил ему в челюсть, он отшатнулся и, потеряв равновесие, с шумом полетел с лестницы. Амбер нажал на ручку двери и вошел.

Игроки уже успели вскочить со своих мест и в отчаянии смотрели на дверь. Шум падающего тела за дверью их всполошил. Они не успели даже собрать все со стола. Карты разбросанными валялись по полу, а на столах вперемешку деньги и фишки...

Мгновение они смотрели друг на друга — невозмутимо стоявший в дверях пришелец и пугливо озиравшиеся у столов игроки. Пришелец спокойно закрыл за собой дверь и вошел в комнату. Он осмотрелся вокруг, как бы ища, куда повесить свою шляпу. Раньше, чем его успели спросить, вошел лакей; он успел снять с себя сюртук, и в глазах его сверкали искорки мести.

— Где он? Я ему покажу...

Голос его звучал угрожающе, чего нельзя было ему поставить в вину.

Амбер встал спиной к стене и хладнокровно сказал:

— Господа, или сейчас произойдет неописуемая потасовка и скандал, на который сюда явится полиция, или же вы мне разрешите здесь остаться!

— Выбросьте его!

По-видимому, здесь распоряжался Лэмбер. Злость исказила его лицо, он указал на пришельца:

— Выбросьте его, Джордж...

Амбер держал руки в карманах.

— Я буду стрелять,— сказал он невозмутимо.

Противники умолкли и отступили. Даже готовый к боксу лакей стоял в нерешительности.

— Я пришел сюда, чтобы провести интересный вечер,— продолжал Амбер.— Я старый член клуба, а со мной обращаются как с сыщиком — очень любезно!

Он неодобрительно покачал головой.

Глаза его блуждали вокруг; он знал многих из присутствующих, но те его вряд ли могли знать. Он увидал молодого человека; тот лежал бледный, вялый и сонный, вытянувшись в кресле у стола Лэмбера.

— Сеттон,— произнес Амбер громко,— Сеттон, плутишка, проснись и подтверди, что я твой старый друг.

Понемногу волнение улеглось. Лэмбер приказал лакею удалиться; тот нехотя исполнил приказание.

— Не будем устраивать шума,— сказал грузный человек ворчливо.— Мы вас не знаем, вы насильно сюда ворвались, и если вы джентльмен, то сейчас же удалитесь.

— Я не джентльмен,— ответил спокойно Амбер,— я принадлежу к вашему кругу.

Он подошел к молодому человеку, который полулежал в кресле, и потряс его.

— Я хотел только встретить здесь своего друга,— сказал он,— и вынужден теперь смотреть на то, что вы с ним сделали.

Он повернулся и посмотрел на подозрительных субъектов.

— Фу, как не грешно! Я возьму его с собой! — выпалил он внезапно.

Сила его была поразительна — он одной рукой поставил молодого человека на ноги.

— Стой!

Лэмбер преградил ему путь.

— Вы оставите его здесь и немедленно удалитесь.

Ответ Амбера был очень характерным: свободной рукой он схватил кресло, размахнулся и бросил его с шумом в окно.

Послышался треск, осколки посыпались со звоном на улицу, и кресло, упав на мостовую, с треском разбилось. Затем послышались полицейские свистки.

Стоявший у двери Лэмбер быстро открыл ее.

— Вы можете идти,— зашипел он,— но я вас припомню.

— Если вы этого не сделаете,— ответил Амбер и обнял одной рукой молодого человека,— то у вас очень скверная память.

1. Закрытое общество, посещаемое богатыми господами.

2. Привратник или охранник при входе в здание, часто в гостиницах или клубах.

3. Слуга в богатых домах, часто выполняющий мелкие поручения.

Глава III

У Амбера было 86 фунтов и 10 шиллингов капитала — приличная сумма.

В пять часов он был приглашен к Синтии Сеттон на чай. Сперва он предполагал, ради брата, вручить ей самой деньги, затем хотел переслать проигранные молодым человеком в клубе деньги анонимно. В конце концов решил урегулировать это в ближайшее время, когда более познакомится с ними. Он снял хорошенькую комнату в гостинице Бломсбюри и в настоящее время сидел в удобном кресле и курил длинную ароматную сигару и читал занимательную книжку, он был счастлив. Ноги его отдыхали на стуле, тиканье часов на камине звучало, как нежная музыка,— вся обстановка располагала к мечтанию средь белого дня. Его душевному состоянию мог бы позавидовать не один полезный член общества, так оно выражалось в полнейшем безразличии.

В это время постучали в дверь, и он сказал: «Войдите!»

Миленькая горничная принесла на подносе визитную карточку. Амбер беззаботно взял ее и прочел: «Джордж Уайти».

— Просите!

Уайти был одет тщательно. Шелковый цилиндр и лайковые перчатки должны были придать его внешности вид джентльмена. Он улыбнулся Амберу, положил цилиндр на стол и стал снимать свои желтые перчатки.

Амбер, вертевший в руках его карточку, благосклонно смотрел на него.

— Чем могу вам служить, дорогой мой Уайти? — спросил он, когда закрылась дверь.

Уайти сел, расстегнул пальто и оправил манжеты.

— Вы мистер Амбер?

У него был очень высокий голос, резкий и писклявый. Амбер утвердительно кивнул головой.

— Дело в том, дорогой мой,— сказал визитер с ноткой интимности в голосе,— что Лэмбер желает соглашения, участия и... ну...

— Кто такой Лэмбер? — спросил невинно Амбер.

— Давайте поговорим с вами, дорогой мой,— Уайти дружелюбно похлопал его по плечу,— будем откровенны. Мы разузнали, кто вы: вы старый арестант, вас три дня тому назад выпустили из тюрьмы,— прав я?

Он с торжествующим выражением лица откинулся на спинку кресла, как кто-то, открывший сокровенную тайну.

— Правильно,— ответил Амбер спокойно.— Хотите сигару или, может быть, сандвич?

— А затем мы разузнали, что вы решились на крайность... Мы не сердимся, мы не обижаемся на вас за это, и мы не хотим мстить. Видите — мы знаем вам.

— Вас,— поправил его Амбер.— Да?

— Таковы наши намерения. Вы явились в клуб «Уайстлеров». Как вы туда проникли — было просто удивительно: очень умно, очень умно, даже Лэмбер признает это,— мы умолчим об этом; мы идем еще дальше: мы умолчим и о деньгах.

Он сделал соответствующий жест и многозначительно улыбнулся.

— Даже о деньгах,— повторил он.

Амбер поднял брови.

— О деньгах? Слушайте, я не расположен к шуткам.

— О деньгах,— тихо и с ударением произнес Уайти.— Около ста фунтов лежало на одном лишь столе Лэмбера, не говоря уж о других. Деньги лежали на столах, когда вы вошли,— их не оказалось, когда вы вышли.

Амбер улыбнулся с ангельским терпением.

— Разрешите вам напомнить, что среди присутствовавших я был не единственный непорядочный человек.

— Ну, покончим с денежной историей,— продолжал Уайти.— Лэмбер не хочет вас преследовать.

— Ха-ха! — учтиво засмеялся Амбер.

— Он не хочет вас преследовать. Все, что он от вас требует, это чтобы вы оставили в покое молодого Сеттона; Лэмбер говорит, что и думать нечего выжать деньги из этого Сеттона, здесь дело идет о гораздо большем, Лэмбер говорит...

— О, этот невозможный Лэмбер! — возмутился Амбер.— Усмирите вы этого типа, дорогой Уайти! Он разговаривает, как атаман сорока разбойников. Возвратись к своему господину, раб, и передай ему, что молодой Али-Баба, Амбер, не расположен заключать с ним соглашение.

Уайти вскочил на ноги, он побледнел, глаза его сузились, и руки нервно дрожали.

— О, вы... вы знаете, в чем дело? — сказал он в волнении, заикаясь.— Я говорил Лэмберу, что вы все знаете,— это входит в ваши планы, не так ли? Ну берегитесь!

И, к удивлению молодого человека, он поднял предостерегающе палец.

— Берегитесь, Амбер! Сорок разбойников и Али-Баба, да? Итак, вы все знаете — кто вам это рассказал? Я говорил Лэмберу, что вы человек, который подобное дело из рук не выпустит!

Он находился в сильном возбуждении, и Амбер молча повернулся на своем кресле, для того чтобы лучше наблюдать за каждым его движением.

Уайти взял свой цилиндр, механически пригладил его рукавом своего пальто и шевелил притом губами, как бы разговаривая сам с собой. Он обошел вокруг стола, стоявшего посреди комнаты, и направился к двери.

Здесь он остановился на несколько секунд, как бы обдумывая последний ход.

— Одно я хотел бы вам еще посоветовать,— выговорил он наконец,— а именно: если вы из этого дела хотите выйти живым, соединитесь с Лэмбером — он честно с вами поделится; если вы раздобудете план, принесите его к Лэмберу. Вам он не принесет никакой пользы — без компаса: вы должны знать, что компас достал Лэмбер, а Лэмбер говорит...

— Ступай, и оставь меня в покое,— обрезал его Амбер.

Уайти ушел, хлопнув дверью.

Амбер подошел к окну и из-за занавески мог следить за уходом посетителя.

Внизу того ждал автомобиль, и он сел в него.

— Никакого приказания шоферу,— заметил Амбер.— Как условлено, он повез его домой.

Он позвонил, вошла горничная.

— Миледи,— сказал он, посмотрев на нее весьма благожелательно,— мы бы хотели получить счет... Тебе нечего оглядываться, так как, кроме нас с тобой, здесь никого нет. Если мы сказали «мы», то мы говорим, как это говорят промышленные короли или императоры. Также ты должна дать знать швейцару,— продолжал он весело,— чтобы он уложил наши вещи, так как мы уходим.

Девушка улыбнулась.

— Недолго же вы у нас пробыли,— сказала она.

— Посол короля,— произнес он серьезно,— никогда подолгу не остается на одном месте; всегда готовы к зову его величества, на плечах бремя ответственности за государственное благоразумие; Меркурий дипломатии — тот же кочевник цивилизации...

Он охотно позировал, поэтому и теперь он шагал перед горничной по комнате, заложив руки за спину и низко опустив голову.

— Одну ночь в Лондоне, следующую в Париже, третью в Албании, в бою с уличными разбойниками, опять в следующую переплывая бурное течение Дуная, я держу в зубах телеграммы, а рядом со мной в темную воду ударяются пули...

— Господи,— всплеснула руками горничная,— и жизнь же вы ведете!

— Да, веду,— согласился Амбер.— Принеси счет, голубушка.

Она возвратилась со счетом, Амбер уплатил по нему и дал ей хорошие чаевые и поцеловал ее в награду за то, что ей миновала лишь двадцать пятая весна.

Его маленький чемоданчик уже был уложен, а внизу ожидал автомобиль.

Он стоял одной ногой на подножке машины, погруженный в свои мысли, и затем обернулся к ожидавшей его горничной.

— Если меня будет спрашивать мужчина, вид которого сразу же возбуждает подозрение, мужчина с белыми волосами и бледным лицом, бледность которого напоминает скорее оштукатуренную могилу, нежели темную лилию... Одним словом, если этот Джонни, который был у меня час тому назад, спросит обо мне, то скажи ему, что я уехал.

— Слушаю, сэр,— ответила она, немного смущенная.

— Скажи ему, что я отозван в... в Тегеран.

— Слушаю, сэр.

— Дипломатическая миссия,— добавил он.

Он сел в машину и, закрывая за собой дверцу, добавил:

— Я надеюсь вернуться в августе или сентябре сорок третьего, запомнишь?

— Да, сэр,— ответила она, улыбаясь.

Амбер улыбнулся, кивнул ей и обратился к шоферу.

— Домой,— приказал он.

— Простите, сэр?..

— Боруг-Хай-стрит,— поправился он.

Машина тронулась.

Она направилась в восточном направлении, пересекла реку у Лондонского моста и остановилась у церкви Святого Георгия, так как Амбер хотел тут сойти. Он отпустил шофера и бодро зашагал вдоль широкой улицы, неся в руке свой маленький кожаный чемоданчик, заключавший в себе его убогий гардероб. Достигнув узкого проезда, он свернул налево и подошел к самому грязному дому этого злополучного переулка.

Дом № 19 на Редкоу-Керт-стрит был не особенно привлекателен. Во входной двери недоставало доски, самый вход был узок и грязен, а винтовая со сломанными перилами и неровными ступеньками лестница вела в верхние этажи.

Весь дом был наполнен беспрерывным гулом пронзительных голосов, голосов бранящихся женщин и сердитых грудных младенцев. Ночью в этом Вавилоне регистр понижался: тогда ворчали мужчины с грубыми голосами. Иногда они злобно орали, били своих жен, и иногда доносился женский визг. Перед домом № 19 было сборище грязно одетых людей, жаждавших кровавых сцен.

Амбер стал взбегать наверх, весело при этом посвистывая. На половине лестницы второго этажа он должен был остановиться, так как двое младенцев играли как раз там, где у лестницы не хватало перил.

Он перенес их на более безопасное место и постоял несколько минут, поболтал с ними и лишь тогда стал подниматься выше.

В верхнем этаже он постучал в одну из дверей.

Никакого ответа не последовало, и он постучал снова.

— Войдите,— послышался серьезный голос.

Амбер вошел.

Комната была обставлена гораздо лучше, чем можно было ожидать. Это была жилая комната, которая соединялась с другой невидимой дверью.

Пол был чисто вымыт, посреди лежал чистый ковер, на котором стоял маленький полированный столик с круглыми ножками. На стенах висели две или три картинки, старые олеографии с мифологическими сюжетами: «Возвращение Улисса», «Персей и Горгона» были первые две, неизбежная третья представляла «Скованного Прометея».

Когда Амбер тихо закрыл за собой дверь, он услыхал пение дюжины птиц.

Клетки висели на стене по обе стороны открытого окна, в два ряда, а подоконник был усеян ярко-красными геранями.

У стола сидел мужчина средних лет. Он был лыс, борода и усы были ярко-рыжие, и от его внешности, несмотря на густо нависшие брови и сумрачный взгляд, веяло благодушием. Занятие его в данную минуту было не совсем обычным, ибо он шил наволочку.

Когда вошел Амбер, он опустил работу на колени.

— Хелло! — вскрикнул он и неодобрительно покачал головой.— Скверный субъект, скверный ты субъект! Входи уж; я тебе приготовлю чашку чаю.

Почти с женской заботливостью он сложил работу, положил ее аккуратно в рабочую корзиночку и деловито вышел из комнаты, продолжая болтать.

— Давно тебя выпустили? Хочешь опять туда попасть? Не загрязняй своих рук! Для чего тебе воровать? Молчи и брось свои ехидные речи. Фу-фу!

— Ах ты, мой Сократ,— сказал Амбер с упреком.

— Нет, нет, нет! Никто тебя никогда не упрекал в ехидных речах, как говорит Уайльд,— ты не читал этой истории, не правда ли? В таком случае ты себя лишил огромного удовольствия. «Приказ Денвер Дедса Фортун, или Король сиуксов» — выговаривается «соокса». Это стоит почитать. Сегодня выходит двадцать четвертое издание.

Он продолжал болтать о геройских поступках Дикого Запада. Теперь Петер Муск, так его звали, был почитателем героев, любителем приключений и усердным читателем тех романов, которые поспешная критика называет «дрянью». Спрятанные за светлыми полотняными занавесками, лежали на полках несколько сот этих книжек, из коих каждая внесла свою лепту, чтобы создать атмосферу, в которой жил Петер.

— А что мой Петер все это время делал? — спросил Амбер.

Петер поставил чашки и улыбнулся.

— Жил по-старому,— ответил он,— занятие, птицы, немного вышивания — у надломленного человека, скромно изучающего жизнь, время течет спокойно.

Он улыбнулся, как бы скрывая тайную мысль.

Амбер на эту таинственность маленького человечка не обижался и не смеялся.

Петер был большим и постоянным мечтателем. Он мечтал о героических подвигах: например, об освобождении сероглазых девушек из рук дюжих негодяев во фраке. Эти мерзавцы курили сигаретки и издевались над своими жертвами, пока не приходил Петер и метким ударом сбивал этих негодяев с ног.

Петер был ростом приблизительно в полтора метра, крепкого сложения.

Он носил большие круглые роговые очки и имел один фальшивый зуб — достояние, которое обыкновенно заставляет склонных к боксу в минуты, когда их героизм требует действий, считать осторожность лучшей частью храбрости.

В своих мечтах Петер вел безнадежно отступавшие войска к победе; в непроницаемом снаряжении при содействии орудий штурмовал он крепости, в которых уже были пробиты бреши; он водружал на насыпи с проволочным заграждением разорванные картечью знамена; а между этими подвигами, когда его дух успокаивался, он ради родины принимал пытки — во время известных военных экспедиций в Центральной Африке.

Так как он по натуре был порядочным человеком, то вносил в свои мечты кое-что и из своего образа жизни. Раньше Петер служил конторщиком в одном из магазинов в Сити; он был стойким, уважаемым человеком, увлекавшимся садоводством. Как-то на столе кассира не хватило денег, и его заподозрили в воровстве. Этим обвинением он был так ошеломлен, что без протеста позволил себя отвести в полицию и как во сне слушал доказательства своей вины, и сошел со скамьи подсудимых, не понимая, за что судья спокойным и неподвижным голосом приговорил его к шести месяцам принудительных работ.

Из положенного ему наказания Петер отсидел четыре месяца, когда отыскался настоящий вор, сознавшийся в своем проступке. Хозяева Петера были в отчаянии; они были хорошими, честными христианами, а директор был — как потом утверждал Петер — так огорчен, что почти отказался от своего ежегодного отпуска, который он проводил в Энгадине.

Фирма, где служил Петер, сделала доброе дело — она назначила ему пожизненную пенсию, и Петер перекочевал на задворки в Боруг-стрит, так как считал, что, посидев в тюрьме, хотя бы и невинно, он заклеймил себя навеки.

Понемногу он стал почти гордиться испытанием, которое перенес, вероятно, чересчур чванился, и заслужил в преступном мире незаслуженную славу. Когда он летом по вечерам выходил на улицу, они показывали на него пальцем и указывали на него как на знаменитого фальшивомонетчика, который ночной порой обокрал банк, и питали к нему уважение.

— Что было с тобой потом?

Амбер как раз размышлял о многих милых особенностях этого маленького человека, когда ему был задан вопрос.

— Я… О, все то же самое, мой Петер,— ответил он, улыбаясь.

Петер осторожно осмотрелся кругом.

— С тех пор как я там был, там многое изменилось? — прошептал он.

— Кажется, зал заново окрасили,— ответил Амбер серьезно.

Петер покачал головой.