Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Детективные истории Мориса Леблана о приключениях Арсена Люпена раскупались при жизни автора огромными тиражами, превышающими тиражи книг самого Конан Дойла. Имя Люпена, джентльмена-грабителя, давно стало легендой, которая ужасает и восхищает. Поймать его невозможно, предсказать его следующий шаг — исключено. Его хитрость, благородство, изобретательность не знают границ. В настоящее издание вошли четыре произведения из цикла об Арсене Люпене, созданные Лебланом в начале 1930-х годов: «Таинственный особняк», «Приливная волна», «Изумрудный кабошон» (все три — впервые на русском) и «Женщина с двумя улыбками» (в новом переводе). Арсен Люпен давно оставил криминальный мир, теперь он — «джентльмен-детектив», раскрывающий самые запутанные преступления. Загадочные особняки-близнецы, необъяснимое убийство в голубятне, ловкое похищение драгоценностей… Под разными именами, личинами и масками Арсен Люпен приходит на помощь попавшим в беду и встает на сторону закона, от которого когда-то так ловко скрывался сам.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 606
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
16+
Maurice Leblanc
LA DEMEURE MYSTÉRIEUSE.
LA BARRE-Y-VA. LE CABOCHON D’ÉMERAUDE.
LA FEMME AUX DEUX SOURIRES
Перевод с французского Ирины Волевич и Марианны Таймановой
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Татьяны Павловой
Леблан М.
Расследования Арсена Люпена : романы, рассказ / Морис Леблан ; пер. с фр. И. Волевич, М. Таймановой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2024. — (Мир приключений).
ISBN 978-5-389-27089-3
Детективные истории Мориса Леблана о приключениях Арсена Люпена раскупались при жизни автора огромными тиражами, превышающими тиражи книг самого Конан Дойла. Имя Люпена, джентльмена-грабителя, давно стало легендой, которая ужасает и восхищает. Поймать его невозможно, предсказать его следующий шаг — исключено. Его хитрость, благородство, изобретательность не знают границ.
В настоящее издание вошли четыре произведения из цикла об Арсене Люпене, созданные Лебланом в начале 1930-х годов: «Таинственный особняк», «Приливная волна», «Изумрудный кабошон» (все три — впервые на русском) и «Женщина с двумя улыбками» (в новом переводе). Арсен Люпен давно оставил криминальный мир, теперь он — «джентльмен-детектив», раскрывающий самые запутанные преступления. Загадочные особняки-близнецы, необъяснимое убийство в голубятне, ловкое похищение драгоценностей… Под разными именами, личинами и масками Арсен Люпен приходит на помощь попавшим в беду и встает на сторону закона, от которого когда-то так ловко скрывался сам.
© И. Я. Волевич, перевод, 2024
© М. Е. Тайманова, перевод, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024Издательство Азбука®
Перечитывая книги, где рассказывается — так правдиво, как только это возможно, — о некоторых моих приключениях, я заметил, что каждое из них явилось следствием некоего неожиданного порыва, толкавшего меня на завоевание какой-нибудь женщины. Так, дама из «Полой иглы»1 хотя и меняла свой облик, но все же оставалась женщиной, которой я пытался завладеть. С другой стороны, поскольку обстоятельства всегда вынуждали меня изменять имя и внешность, мне всякий раз казалось, что я начинаю новую жизнь, до которой еще никогда никого не любил и после которой никогда уже никого не полюблю.
Так что, окидывая мысленным взором прошлое, я не ощущаю себя тем Арсеном Люпеном, который некогда припадал к ногам графини Калиостро, или Сони Кришнофф, или Долорес Кессельбах, или Барышни с зелеными глазами; это был не я, а Рауль д’Андрези, герцог де Шармерас, Поль Сернин или барон де Лимези. Мне кажется, что все эти господа не похожи ни друг на друга, ни на меня. Они то забавляют меня, то раздражают, то вызывают улыбку, то терзают, словно я вовсе не был причастен к их разнообразным любовным приключениям. Из множества этих авантюристов, походящих на меня, как незнакомые мне братья, мне, возможно, ближе всего барон д’Эннери, джентльмен-мореплаватель и джентльмен-детектив, герой «Таинственного особняка», стремившийся завоевать сердце обольстительной Арлетт, юной парижской манекенщицы.
___________
Эта идея — поистине очаровательная! — нашла самый горячий отклик в нашем щедром Париже, который охотно сочетает свои утехи с благотворительными акциями. Она заключалась в том, чтобы представить публике Гранд-опера́, между двумя балетами, двадцать красивых женщин — артисток или светских дам, — облаченных в наряды от самых знаменитых кутюрье. Зрителям предстояло выбрать путем голосования три самых эффектных туалета, а весь сбор от этого вечера было решено распределить между тремя ателье, где их создали.
Награда: двухнедельное пребывание некоторого количества мидинеток на Ривьере. Этот замысел тут же получил восторженные отклики публики. За каких-нибудь два дня все места в зрительном зале, вплоть до самых неудобных, были раскуплены. А в вечер представления перед театром собралась огромная, возбужденно гомонившая элегантная толпа, которая изнемогала от возраставшего с каждой минутой нетерпения.
По правде говоря, и само это событие, и толки вокруг него объяснялись в основном жгучим интересом зрителей к одной юной особе, дававшей обильную пищу для сплетен.
Все знали, что очаровательная Регина Обри — среднеразрядная певичка из какого-то театрика, но притом писаная красавица — явится перед публикой в платье от кутюрье Вальмене и в роскошной тунике, украшенной чистейшей воды бриллиантами.
Всеобщий интерес подогревало и еще одно обстоятельство, связанное с прелестной Региной: ее вот уже много месяцев преследовал своими ухаживаниями господин Ван Хубен, богатейший торговец драгоценными камнями. Так уступила ли она наконец страстной любви того, кого величали Королем бриллиантов? Все как будто указывало на это. Накануне представления очаровательная Регина заявила в своем интервью: «Завтра я буду усыпана бриллиантами. Прямо сейчас четверо мастеров, выбранных Ван Хубеном, трудятся в моей комнате, прикрепляя их к лифу и к серебристой тунике. Руководит работой сам Вальмене».
И вот теперь очаровательная Регина восседала в своей ложе бельэтажа, ожидая выхода на сцену, а зрители сплошным потоком дефилировали перед ней, как перед статуей святой.
Девушка и впрямь заслуживала этого лестного определения — «очаровательная», которое неизменно сопутствовало ее имени.
Любопытная особенность: ее лицо, сиявшее благородством и непорочной чистотой, свойственными античной красоте, в то же время отличалось и всеми достоинствами, какие ценились в современной женщине, — тонкостью черт, живостью и прелестным лукавством.
Соболья пелерина облекала ее легендарные плечи, скрывая загадочную тунику. Она улыбалась публике — счастливая, прелестная. Все знали, что двери ложи, выходящие в бельэтаж, охраняют трое детективов, мускулистых и мрачных, как английские полисмены.
В ложе Регины стояли двое мужчин; первый из них, Ван Хубен, тучный лощеный господин, напоминал своими неестественно красными щеками и буйной шевелюрой живописного фавна. Никто не знал подлинного происхождения его богатства. Будучи некогда скромным продавцом искусственного жемчуга, он предпринял долгое путешествие, из которого вернулся совершенно преображенным — богатым и могущественным торговцем алмазами, — и никто так и не проведал, каким образом совершилась эта метаморфоза.
Второй кавалер Регины держался в тени. О том, что он молод, худощав и при этом могуче сложен, можно было только догадываться. Это был знаменитый Жан д’Эннери, который тремя месяцами ранее совершил — в полном одиночестве — кругосветное плавание на моторной лодке. Неделю назад Ван Хубен, познакомившись с ним, представил его Регине.
Первый балет прошел при общем невнимании публики. Во время антракта Регина, готовясь уже выйти на сцену, болтала с мужчинами в глубине своей ложи. Она обращалась с Ван Хубеном довольно резко, почти бесцеремонно, а с д’Эннери, напротив, весьма любезно, как женщина, старавшаяся понравиться.
— Регина, дорогуша, — сказал ей Ван Хубен, которого это явно раздражало, — берегитесь, как бы вам не вскружить голову этому мореходу. Вы должны понимать, что после года одиночного плавания мужчина легко воспламеняется!
Ван Хубен всегда громко смеялся над собственными остротами, даже самыми вульгарными.
— Милый мой, — отозвалась Регина, — если бы вы первым не хохотали над своими шутками, я ни за что не догадалась бы, что вы стараетесь быть остроумным!
Ван Хубен вздохнул и сказал с наигранным огорчением:
— Д’Эннери, послушайте моего совета: не теряйте голову из-за этой женщины. Я свою уже потерял и теперь несчастен, как груда камней... драгоценных камней, — закончил он с улыбкой, отвесив неуклюжий поклон.
Тем временем на сцене началась демонстрация туалетов.
Каждая из конкуренток показывала свой наряд около двух минут: прохаживалась взад-вперед, садилась, разворачивалась во все стороны, как это делают манекенщицы в салонах готового платья.
Близился черед Регины. Девушка встала.
— Мне почему-то страшновато, — проговорила она. — Если я не получу первый приз, то застрелюсь, ей-богу застрелюсь. Месье д’Эннери, за кого вы болеете?
— За самую прекрасную, — ответил тот, поклонившись.
— Но что вы скажете о моем наряде?
— Наряды мне безразличны. Главное для меня — красивое лицо и грациозная фигура.
— Что ж, — ответила Регина, — в таком случае вы можете восхищаться очарованием юной особы, которой сейчас аплодирует зал. Это манекенщица модного дома «Черниц»; в газетах писали, что она сама придумала свой наряд и доверила его шитье своим подружкам. Она просто прелесть, эта девочка!
И в самом деле, юная манекенщица — тоненькая, изящная, с благородной осанкой — являла собой олицетворенную грацию, а платье, облегавшее ее хрупкую фигурку, — очень простое, но безупречно скроенное — свидетельствовало о тонком вкусе и богатом воображении его создательницы.
— Это Арлетт Мазаль, не так ли? — спросил Жан д’Эннери, просматривая программку.
— Да, — ответила Регина.
И добавила, без малейшей неприязни и зависти:
— Будь я в жюри, я не колеблясь присудила бы Арлетт Мазаль первое место.
Ван Хубен немедленно вознегодовал:
— А как же ваша туника, Регина? Чего стоит дешевая тряпка этой манекенщицы в сравнении с вашей туникой?!
— Цена здесь не имеет никакого значения...
— Нет, Регина, цена — это главное! И именно поэтому я заклинаю вас: будьте осторожны!
— Чего же я должна остерегаться?
— Воров. Не забывайте, что ваша туника украшена вовсе не персиковыми косточками!
И он расхохотался над собственной шуткой. Однако Жан д’Эннери поддержал его:
— Ван Хубен прав, и нам следовало бы проводить вас до сцены.
— Ни за что! — возразила Регина. — Я хочу, чтобы вы смотрели на меня из ложи, а потом рассказали, какой эффект я произвела на зрителей и не выглядела ли на сцене Гранд-опера неуклюжей гусыней.
— К счастью, — заявил Ван Хубен, — за безопасность здесь отвечает бригадир Бешу.
— О, так вы знаете Бешу?! — с искренним удивлением воскликнул д’Эннери. — Того самого Бешу, полицейского, который стал знаменитым благодаря своему сотрудничеству с таинственным Джимом Барнеттом, владельцем агентства «Барнетт и Ко»?..
— Ах, прошу вас, только не говорите при нем об этом проклятом Барнетте! — вмешалась Регина. — Он буквально заболевает при одном упоминании об этом субъекте. Похоже, что Барнетт сыграл с ним не одну злую шутку!
— Ну как же, я слышал эти истории... О человеке с золотыми зубами, а еще о знаменитой дюжине «африканок» Бешу!2 Так, значит, это именно он организовал охрану ваших бриллиантов?
— Да. Сам он куда-то уехал дней на десять. Но нанял вместо себя за большие деньги трех бывших полицейских — тех бравых молодцов, что дежурят вон там, за дверью.
Д’Эннери заметил:
— Найми вы даже целый полк, его все равно не хватило бы, чтобы предотвратить некоторые уловки мошенников...
Тем не менее Регина храбро вышла из ложи и направилась в сопровождении своих охранников за кулисы.
Поскольку ей достался по жребию одиннадцатый номер, а после десятого был объявлен короткий перерыв, то ее выходу предшествовало лихорадочное возбуждение публики. В зале царила напряженная тишина. И внезапно это безмолвие разрешилось восторженной овацией: Регина вышла на сцену.
В сочетании безупречной красоты и утонченной элегантности таится загадочная власть, которая приводит публику в экстаз. Очаровательную Регину Обри и изысканную роскошь ее наряда отличала гармония, потрясавшая зрителей еще до того, как они успевали осознать тайну этой красоты. Но главное их внимание захватил блеск драгоценностей. Туника, расшитая серебряными нитями, была стянута на талии широким поясом, неким подобием корсета, сделанного, казалось, из сплошных бриллиантов. Они так переливались, так ослепительно сверкали, что чудилось, будто их лучи образуют вокруг девушки легкое, трепещущее, разноцветное пламя.
— Черт возьми! — воскликнул Ван Хубен. — Да они еще прекраснее, чем я думал, — все эти удивительные камешки! А как они идут этой маленькой плутовке! Все-таки есть в ней что-то аристократическое! Ну просто императрица, ей-богу!
И добавил, хихикнув:
— Открою вам один секрет, д’Эннери. Знаете, почему я осыпал Регину всеми этими блестящими камешками? Во-первых, она получит их в подарок в тот день, когда согласится отдать мне свою руку... левую, разумеется, — сказав это, он прыснул со смеху, — а во-вторых, потому, что это заставило меня нанять для нее почетную охрану, которая заодно докладывает мне, что она делает и с кем встречается. Не подумайте, что я опасаюсь влюбленных соперников, — просто я из тех людей, кто хочет все знать и все видеть... буквально все, понимаете?
И он снисходительно похлопал по плечу своего спутника, словно говоря: «Так что, мой милый, и не надейся встать между нами!»
Но д’Эннери поспешил его успокоить:
— На мой счет, Ван Хубен, вы можете не волноваться. Я никогда не флиртую с женами или подругами моих друзей.
Ван Хубен скептически покривился. Жан д’Эннери взял с ним, по своему обыкновению, тон легкой насмешки, за которой могло скрываться что угодно. И богач, решив добиться полной ясности, придвинулся к нему вплотную и сказал:
— Остается лишь понять, считаете ли вы меня одним из своих друзей...
Но д’Эннери неожиданно схватил его за руку, шепнув:
— Молчите...
— А? Что такое?
— Я слышу что-то странное.
— Где?
— За кулисами.
— И в чем же там дело?
— Да в ваших бриллиантах!
Ван Хубен испуганно вздрогнул:
— Что с ними?
— Прислушайтесь.
Ван Хубен навострил слух:
— Я ничего не слышу.
— Может, я и ошибся, — признался д’Эннери. — Однако мне почудилось, будто...
Договорить он не успел. Зрители в первых рядах партера и в ближайших к сцене ложах пришли в смятение; они пристально вглядывались в сцену и в кулисы, словно там происходило нечто необычное — возможно, как раз то, что встревожило д’Эннери. Некоторые даже вскочили на ноги, явно чем-то напуганные. По сцене промчались два человека во фраках. И внезапно раздались громкие вопли, а один из рабочих сцены испуганно прокричал:
— Пожар! Пожар!
Из-за кулисы на сцену вырвались багровые языки огня; повалил дым. С обеих сторон выбежали участницы показа и рабочие сцены. Какой-то человек, находившийся в их гуще, держал в руках меховую пелерину, пряча в ней лицо и вопя во весь голос вместе с остальными:
— Пожар! Пожар!
Регина бросилась было к нему, но силы оставили ее, и она в полуобмороке упала на колени. Незнакомец набросил пелерину на девушку, поднял ее и унес за кулисы, замешавшись в толпу.
Однако за миг до этого, а может быть, даже еще до появления на сцене незнакомца Жан д’Эннери ловко вскочил на бортик ложи и властно крикнул, заглушив вопли зрителей, охваченных паникой:
— Не бойтесь! Это было подстроено!
И, указав на человека, уносившего Регину, приказал:
— Задержите его! Задержите!
Увы, было слишком поздно, и этот инцидент остался почти незамеченным. Публика в партере начала успокаиваться. Однако на сцене все еще царила суматоха, а вокруг стоял такой гомон, что никакой приказ не мог быть услышан.
Д’Эннери соскочил из ложи в партер и подбежал к сцене. Одним прыжком он буквально взлетел на нее и вслед за толпой паникеров добрался до служебной двери театра, выходившей на бульвар Османа.
Но что же дальше? Где искать Регину Обри? И к кому обратиться, чтобы найти ее?
Он стал расспрашивать окружающих. Но никто ничего не видел. Зрители, охваченные паникой, думали только о себе; таким образом, похитителю удалось без всяких затруднений, оставшись неузнанным, унести девушку со сцены, пробежать с ней по коридорам и лестницам и выбраться на улицу.
Д’Эннери взглянул на толстяка Ван Хубена — тот натужно пыхтел, и по его лицу текли размытые потом струйки румян.
— Итак, девушку похитили! — сказал д’Эннери. — И все из-за ваших чертовых бриллиантов... Этот тип наверняка затащил ее в какой-нибудь заранее приготовленный автомобиль.
Ван Хубен извлек из кармана револьвер.
Но д’Эннери схватил его за руку, чуть не вывернув ее:
— Надеюсь, вы не собираетесь застрелиться?
— Конечно нет, черт возьми! — ответил тот. — Но его я точно убью!
— Кого это «его»?
— Вора. Его найдут! Его необходимо найти! Я переверну небо и землю!
Он выглядел вконец растерянным и, на потеху публике, волчком вертелся вокруг собственной оси.
— Мои бриллианты!.. Я этого так не оставлю!.. Они не имеют права!.. Государство ответит мне за это...
Д’Эннери не ошибся. Похититель, неся на плече сомлевшую и прикрытую меховой пелериной Регину, пересек бульвар Османа и направился к улице Могадора. Там его ожидал автомобиль. Едва он подошел, как задняя дверца машины распахнулась и женщина в плотной кружевной мантилье, скрывавшей ее лицо, протянула к нему руки. Похититель передал ей Регину, сказав:
— Готово дело!.. Настоящее чудо!
Захлопнув дверцу, он сел за руль, и машина рванула с места.
Обморок, в который испуг поверг актрису, был недолгим. Она очнулась, как только почувствовала, что пожар... или то, что она приняла за пожар... уже далеко, и первым ее побуждением было желание поблагодарить своих спасителей. Однако она обнаружила, что ее голова окутана тканью, мешавшей ей и видеть, и свободно дышать.
— Что случилось? — прошептала она.
В ответ раздался очень тихий голос — женский вроде бы:
— Не двигайтесь. Если вы позовете на помощь, вам придется плохо, моя красавица.
И Регина тотчас ощутила сильную боль в плече.
— Это еще пустяки, — сказала женщина, — всего лишь легкий укол ножа. Но я могу вонзить его и поглубже.
Регина постаралась не шевелиться. Однако теперь, когда ситуация более-менее прояснилась, она смогла собраться с мыслями и даже начать рассуждать. Вспомнив языки пламени, она сказала себе: «Меня похитили... похитил мужчина, который воспользовался общей паникой... и увез меня с помощью своей сообщницы».
Она осторожно нащупала пальцами свободной руки свой бриллиантовый корсет: камни были на месте.
Автомобиль мчался на полной скорости. Регина в темноте, под окутывающей ее накидкой, даже не надеялась определить, куда ее везут. Она чувствовала только, что машина часто и резко сворачивает, для того, несомненно, чтобы запутать и возможных преследователей, и саму жертву похищения.
Как бы то ни было, автомобиль ехал без остановок. Они все еще находились в Париже, потому что сквозь ткань девушка смутно различала регулярные вспышки света — по-видимому, от уличных электрических фонарей.
Когда женщина чуть ослабила свою хватку, накидка, в которую закутали Регину, слегка сползла, и девушка увидела два пальца руки, сжимавшей мех ее пелерины; на одном из них, указательном, было кольцо с тремя жемчужинами, расположенными треугольником.
Поездка длилась около двадцати минут. Наконец автомобиль сбавил скорость и остановился. Со скрипом распахнулись тяжелые створки ворот... машина въехала в какой-то внутренний двор.
Женщина плотно окутала тканью голову Регины и помогла ей выйти.
Они по шести каменным ступеням поднялись на крыльцо. Пересекли вестибюль с плиточным полом и по устланной ковровой дорожкой лестнице — выщербленные перила, двадцать пять ступеней — взошли на второй этаж.
И тут мужчина, в свой черед и тоже тихо, прошептал Регине на ухо:
— Мы на месте. Я не сторонник насилия и не причиню вам никакого вреда, если вы добровольно отдадите мне вашу бриллиантовую тунику. Вы согласны?
— Нет! — резко возразила Регина.
— Нам ведь нетрудно завладеть ею, мы могли сделать это еще в автомобиле.
— Нет! Нет! — повторила Регина с лихорадочным волнением. — Только не эту тунику! Ни за что!
На это мужчина ответил:
— Я все поставил на карту, чтобы завладеть ею. И я ее получил. Так не сопротивляйтесь же!
Но актриса сжалась, всем своим видом выражая решительный протест. Мужчина шепнул, вплотную приблизившись к ней сзади:
— Я могу справиться и сам!
И Регина ощутила, как жесткая мужская рука вцепилась в ее корсаж, царапая нежные плечи.
Тут девушка по-настоящему испугалась:
— Не прикасайтесь ко мне! Не смейте... Ладно... берите ее, я согласна... только не трогайте меня, слышите?!
Мужчина чуть отодвинулся, по-прежнему стоя за спиной Регины. Меховая пелерина скользнула вниз; ткань с головы упала. Актриса в изнеможении опустилась на стул. Теперь она видела и комнату, куда ее привели, и женщину в мантилье, скрывавшей лицо; незнакомка, одетая в коричневое платье, отделанное черными бархатными лентами, принялась расстегивать корсет Регины, расшитый бриллиантами, и ее серебристую тунику.
Комната, ярко освещенная электричеством, оказалась просторной гостиной — с креслами и стульями, обитыми голубым шелком, с длинными, под потолок, гобеленами, с изящными белыми консолями и стенными панелями в стиле эпохи Людовика XVI. Над огромным камином висело зеркало, а на каминной полке красовались две бронзовые позолоченные вазы и часы с колонками из зеленого мрамора. На стенах виднелись четыре бра, а с потолка свисала массивная люстра со множеством граненых хрустальных подвесок.
Регина машинально запечатлевала в памяти все эти подробности, пока женщина снимала с нее тунику и пояс; теперь грудь и спину девушки защищал лишь простой корсаж с серебристой строчкой, оставлявший обнаженными ее плечи и руки.
Регина посмотрела на паркет в шашечку, сложенный из планок разных пород дерева... на табурет красного дерева...
Раздевание закончилось. И тут же внезапно погас свет.
В темноте она услышала:
— Прекрасно! Вы вели себя вполне разумно. Сейчас мы отвезем вас обратно. И я даже оставлю вам вашу меховую пелерину.
Девушке вновь обмотали голову тонкой тканью — вероятно, кружевной: такую мантилью она успела заметить на женщине. Затем ее усадили в автомобиль, и он помчался куда-то, то и дело резко поворачивая.
— Ну вот мы и прибыли, — вскоре прошептал мужчина, открывая дверцу и помогая Регине выйти. — Как видите, все это было не так уж страшно и вы вернулись без единой царапины. Но я настоятельно вам советую ни словечка не проронить о том, что вы видели или случайно угадали. Ваши бриллианты были похищены. Это всё! Остальное забудьте. Мое почтение!
И машина стремительно унеслась прочь.
Регина сняла с головы ткань и увидела перед собой площадь Трокадеро. Несмотря на то что дом ее был совсем близко (он находился в самом начале авеню Анри Мартена), она добралась до него с огромным трудом. Ноги у нее подкашивались, а сердце билось так сильно, что ей больно было дышать. Регине чудилось, что она вот-вот потеряет сознание и рухнет на мостовую. Но в тот момент, когда силы совсем оставили ее, она увидела, как кто-то бежит ей навстречу, и буквально упала в объятия Жана д’Эннери, который усадил ее на скамейку пустынного проспекта.
— Я ждал вас, — нежно сказал он девушке. — Я был уверен, что похитители привезут вас домой, как только завладеют бриллиантами. Да и к чему им было бы держать вас у себя — это слишком опасно. Ну же, отдохните несколько минут... и, умоляю вас, не плачьте больше!
Однако Регина по-прежнему горько рыдала, охваченная чувством внезапного облегчения. Она доверяла этому человеку, которого едва знала.
— Я так перепугалась, — лепетала она. — И мне до сих пор страшно... Да еще эти бриллианты...
Минуту спустя он подвел ее к дому, посадил в лифт и проводил до самых дверей квартиры. Их встретила перепуганная горничная, прибежавшая из Опера, и остальные слуги. А скоро подоспел и Ван Хубен с выпученными глазами:
— Мои бриллианты... вы ведь привезли их, не так ли, Регина?.. Я уверен, что вы смогли спасти их, спасти даже под угрозой смерти! О, мои бриллианты!..
Увидев же, что драгоценный корсет и туника исчезли, он впал в неистовую ярость. Жану д’Эннери пришлось даже прикрикнуть на него:
— Уймитесь, наконец! Разве вы не видите, что мадам нуждается в отдыхе?
— Мои бриллианты! Они похищены!.. О боже, если бы там был Бешу! Мои бриллианты!..
— Я верну их вам, обещаю. А пока дайте ей покой!
Тем временем Регина, лежавшая на диване, содрогалась от рыданий.
Д’Эннери начал осыпать ее лоб и волосы легкими, почти воздушными поцелуями.
— Какая дерзость! — вскричал Ван Хубен. — Что это вы себе позволяете?!
— Не волнуйтесь, — отвечал Жан д’Эннери. — Нет ничего более успокаивающего, чем такой вот легкий массаж. Он приводит в порядок нервы, нормализует кровоток в сосудах, приятно согревает. Это напоминает пассы магнетизеров.
И он, под разъяренным взглядом Ван Хубена, продолжил свои «пассы». Регина постепенно приходила в себя и, казалось, с удовольствием переносила эту необычную процедуру.
___________
Это было неделей позже, в конце рабочего дня. Клиенты великого кутюрье Черница уже начинали покидать просторные демонстрационные залы на улице Мон-Табор, и теперь Арлетт Мазаль и ее подружки, сидевшие в комнате манекенщиц и почти не занятые показом моделей, могли наконец обратиться к своим любимым делам, а именно — погадать на картах, поиграть в белот и погрызть шоколад.
— Подумать только, Арлетт! — воскликнула одна из девушек. — Карты сулят тебе только приключения, счастье и богатство!
— И они говорят правду, — подтвердила другая, — ведь удача выпала Арлетт еще на том конкурсе в Опера. Подумать только: Первая премия!
На что Арлетт возразила:
— Я ее не заслужила. Регина Обри была куда лучше меня.
— Что за глупости! Ведь почти все зрители проголосовали за тебя!
— Да эти люди сами не знали, что делали. Когда начался пожар, три четверти зрителей выбежали из зала.Так что это голосование не в счет.
— Ну уж, Арлетт, вечно ты тушуешься! Да эта Регина Обри наверняка завидует тебе до смерти!
— А вот и ошибаетесь, вовсе нет! Она приходила ко мне, обняла и поздравила от всего сердца!
— Вот еще — наверняка притворялась!
— Да с чего бы ей мне завидовать?! Она такая хорошенькая!
В это время служанка принесла девушкам вечернюю газету. Арлетт развернула ее и объявила:
— Ага, вот уже пишут о начале следствия: «Похищение бриллиантов...»
— Ну-ка, прочти нам, Арлетт!
— Вот слушайте: «Таинственное происшествие в Гранд-опера находится пока еще на начальной стадии расследования. Наиболее вероятная гипотеза, принятая в прокуратуре, а также в префектуре, сводится к тому, что это злостное преступление имело целью похищение бриллиантов у Регины Обри. В настоящее время следствие не располагает даже приблизительными сведениями о человеке, похитившем прекрасную манекенщицу, поскольку он скрывал свое лицо. Предполагают, что этот субьект проник в Опера под видом поставщика с огромными букетами цветов, которые он разложил за кулисами.
Костюмерша смутно припомнила, что видела его, и сообщила, что молодой человек носил светлые замшевые гетры. Букеты наверняка были пропитаны каким-то специальным горючим веществом. Преступнику оставалось только воспользоваться паникой, неизбежно возникшей после начала пожара, которую он предусмотрел, чтобы вырвать из рук костюмерши меховую пелерину манекенщицы и осуществить свой план. Больше нам пока нечего сообщить нашим читателям, поскольку Регина Обри, уже не раз опрошенная следователем, заявила, что не может описать ни маршрут автомобиля, ни внешность похитителя и его сообщницы, если не считать нескольких второстепенных мелких подробностей, ни тот загадочный особняк, где пленницу лишили ее драгоценного наряда».
— Ох, как бы я перепугалась! Подумать только: совсем одна в этом доме, с негодяем и его сообщницей! — воскликнула одна из девушек. — А ты, Арлетт?
— Я тоже. Но я все-таки стала бы отбиваться... В такие моменты я бываю храброй. И только потом падаю в обморок.
— Ну а ты-то — ты видела этого типа там, в театре?
— Видела? Да ничего я не видела!.. Разве что тень, которая несла другую тень... в тот момент я понятия не имела, кто это. Мне нужно было лишь одно — выбраться оттуда живой и невредимой. Вы только представьте себе — такой пожар!
— Значит, ты так ничего и не заметила?
— Ну, кое-что все же заметила — лицо Ван Хубена за кулисами.
— А разве ты его знала?
— Нет, но он вопил во весь голос: «Мои бриллианты! Бриллианты на десять миллионов! Какой ужас! Это катастрофа!» — и при этом подпрыгивал так, словно пол обжигал ему ноги. А окружающие умирали со смеху.
Девушка встала и начала подскакивать на месте, подражая комичным прыжкам Ван Хубена. Сейчас она, в своем простеньком платьице из черной саржи, небрежно стянутом на талии пояском, выглядела такой же грациозной и элегантной, как и в роскошном туалете на показе в Опера. Ее высокая изящная фигурка безупречного сложения выглядела подлинным шедевром создавшей ее природы. Тонкое благородное лицо, матовая кожа, чудесные волнистые белокурые волосы...
— Станцуй, Арлетт, станцуй, раз уж ты встала!
Девушка не умела танцевать. Но она принимала разные кокетливые позы и делала причудливые па, которые казались еще более соблазнительными, чем ее выходы на показе моделей. Это было забавное прелестное зрелище, никогда не надоедавшее ее подружкам. Все они искренне восхищались ею и считали Арлетт избранной натурой, достойной жизни в роскоши и увеселениях.
— Браво, Арлетт! — восклицали девушки. — Ты просто чудо!
— Ты наша лучшая подруга — ведь теперь, благодаря тебе, три из нас поедут отдыхать на Лазурный Берег!
Арлетт присела рядом с ними, разрумянившись от возбуждения, с блестящими глазами, и сказала полудоверительно тоном, в котором звучали волнение и веселость, но также и грусть с примесью иронии:
— Я ничуть не лучше вас, не такая ловкая, как ты, Ирэн, не такая серьезная, как Шарлотта, и не такая благородная, как Жюли. У меня, как и у вас, есть ухажеры... которые не ждут от меня большего, чем я могу им дать... но которым я все же даю больше, чем мне хотелось бы. И я знаю: когда-нибудь все это кончится плохо. Ну да и как иначе?! На таких, как мы, не женятся. Мужчины видят нас в этих роскошных нарядах и робеют.
— О, тебе-то нечего опасаться, — проговорила одна из девушек. — Ведь карты предсказали тебе богатство.
— Откуда оно возьмется? От какого-нибудь старого богатея? Нет, никогда! И все же я мечтаю об удаче.
— О какой?
— Сама не знаю... У меня в голове такая путаница. Мне хочется счастья в любви, но хочется и денег.
— И то и другое вместе? Черт возьми, да для чего же это?
— Любви — для счастья.
— А денег?
— Сама не знаю для чего. Есть у меня мечты, есть амбиции, я вам о них уже рассказывала. Мне хотелось бы разбогатеть... даже не ради себя... ради других... ради вас, мои милые... Я мечтаю...
— Ну же, говори, Арлетт!
Девушка ответила, понизив голос и улыбнувшись:
— Это глупо... такие детские мечты. Мне хотелось бы иметь много-много денег, но не для себя, а просто чтобы я могла ими распоряжаться. Например, стать начальницей, директрисой большого дома моделей, где все было бы по-новому, где всем было бы хорошо... где работницам давали бы приданое... да-да, чтобы каждая из вас могла выйти замуж по своему выбору.
И девушка рассмеялась над своей несбыточной мечтой. А все прочие призадумались. Одна даже прослезилась.
Арлетт продолжала:
— Да-да, настоящее приданое, и притом наличными... Я не очень-то ученая... У меня даже школьного аттестата нет... Но все же я записала эти свои планы, пусть даже с грамматическими ошибками. По этим планам каждая из девушек по достижении двадцати лет должна получить приданое... а потом деньги на первого ребенка... а потом...
Но тут открылась дверь и директриса позвала:
— Арлетт, к телефону!
Девушка вскочила, побледнев от страха.
— Наверно, мама заболела! — пролепетала она.
В доме моделей Черница все знали, что служащих зовут к аппарату только в исключительных случаях — из-за чьей-то болезни или кончины. Знали все и то, что Арлетт обожает свою мать, что она была незаконной дочерью и что две ее сестры, бывшие манекенщицы, уехали за границу со своими кавалерами.
Арлетт со страхом направилась к двери, среди всеобщего молчания.
— Поторопитесь! — приказала директриса.
Телефонный аппарат находился в соседней комнате. Остальные девицы, скучившись у приоткрытой дверной створки, жадно слушали прерывающийся голос девушки:
— Мама, верно, заболела? У нее плохо с сердцем? Но... кто у аппарата? Это вы, мадам Лувен?.. Я не узнаю ваш голос... Доктор? Как вы сказали? Доктор Брику, улица Мон-Табор, дом номер три-бис?.. А вы его предупредили? Я должна приехать вместе с ним? Хорошо, я сейчас же буду.
Не говоря ни слова, дрожащая Арлетт выхватила из шкафа свою шляпку и убежала. Ее подруги кинулись к окну и увидели, как девушка мчится по улице, вглядываясь при свете фонарей в номера домов. Не добежав до перекрестка, она остановилась на левом тротуаре, вероятно перед домом 3-бис. Там стояло авто, а рядом, на тротуаре, ожидал какой-то человек; издали девушки могли различить только его фигуру и туфли со светлыми гетрами. Завидев девушку, он снял шляпу и заговорил с ней. Она села в машину, мужчина также. И автомобиль поехал в дальний конец улицы.
— Странно, — сказала одна из манекещиц, — я прохожу по этой улице каждый день и никогда не видела ни на одном доме таблички врача. Доктор Брику в доме три-бис — ты такого знаешь?
— Нет. Но может, эта медная табличка прибита под навесом, за воротами?
— Как бы то ни было, — вмешалась директриса, — нужно это проверить по телефонному справочнику... и посмотреть «Весь Париж»...
Девушки побежали в соседнюю комнату и начали лихорадочно перелистывать два толстых телефонных справочника.
— Если доктор Брику или какой-нибудь другой врач и проживает в доме номер три-бис, то у него нет телефона, — объявила одна из манекенщиц.
А другая сказала, следом за ней:
— Доктор Брику не значится ни в справочнике «Весь Париж», ни на улице Мон-Табор, вообще нигде!
Девушки заволновались, пришли в смятение.
Каждая высказывала свое мнение. Эта история казалась им крайне подозрительной. Директриса сочла нужным поставить в известность господина Черница, и тот вскоре возник в дверях. Это был совсем молодой человек, бледный, неуклюжий, одетый, как портье; держался он невозмутимо, словно точно знал, что нужно предпринять в том или ином случае.
— Нечего тут раздумывать, — заявил он. — Нужно идти прямо к цели и поменьше рассуждать.
Он хладнокровно снял трубку, попросил соединить его с нужным номером и, когда ему ответили, произнес:
— Алло!.. Это квартира мадам Регины Обри? Будьте добры, передайте мадам, что с ней хочет говорить Черниц, модельер Черниц... Благодарю.
Прошло несколько секунд, и он заговорил снова:
— Добрый день, мадам... да, это Черниц, кутюрье. Хотя я не имею чести быть с вами знакомым, я все же счел себя вправе обратиться к вам в данной ситуации. Дело вот в чем. Одна из девушек, которая работает у меня манекенщицей... Что-что? Да, речь идет именно об Арлетт Мазаль... О, вы слишком любезны; ну а я со своей стороны могу сообщить, что голосовал за вас... За наряд, что был на вас в тот вечер... А теперь я, с вашего позволения, перейду к делу. У нас есть все основания полагать, мадам, что Арлетт Мазаль только что была похищена, притом, несомненно, тем же субъектом, что и вы. И я счел, что вы и люди, которые вас опекают, заинтересованы в том, чтобы их посвятили в это дело... Алло?.. Ах, вы ждете бригадира Бешу? Прекрасно... Конечно, мадам, я сейчас же выезжаю к вам, чтобы сообщить все необходимые подробности.
Кутюрье Черниц положил трубку и направился к выходу со словами:
— Вот что нужно было сделать! Только так, и не иначе.
Для Арлетт Мазаль события развернулись точно таким же образом, как и для Регины Обри. На заднем сиденье, в глубине авто, находилась та же женщина. Пресловутый врач представил ее как мадам Брику.
Лицо женщины скрывала плотная вуаль. Впрочем, на улице уже стемнело, а Арлетт думала только о своей матери. Она тут же начала расспрашивать «врача», даже не глядя на него. На это он отвечал хриплым голосом, что одна из его пациенток, мадам Лувен, позвонила ему, прося срочно приехать к ее захворавшей соседке, а по дороге захватить и дочь больной. Больше он, по его словам, ничего не знал.
Автомобиль промчался по улице Риволи и свернул к площади Согласия. Когда они пересекали эту площадь, женщина накинула на голову девушки покрывало, туго стянула его вокруг шеи и уколола ее кинжалом в плечо.
Арлетт отбивалась как могла, но к ее страху примешивалась радость: теперь девушка понимала, что болезнь матери была лишь предлогом для похищения, которое не имело отношения к ее семье. Поэтому она в конце концов затихла и только следила за ходом машины. Очень скоро она отметила все то же, что и Регина. Такая же быстрая езда в пределах Парижа. Те же внезапные, резкие повороты. Правда, она не разглядела руку своей охранницы, но зато увидела ее туфлю с очень острым носком.
Ей удалось также расслышать несколько слов, которыми обменялись сообщники; мужчина говорил очень тихо, в полной уверенности, что пленница не может его расслышать. Однако она уловила и запомнила целую фразу.
— Ты не прав, — сказала женщина, — ты допустил ошибку. Тебе следовало, задумав это предприятие, выждать несколько недель... После нашего дела в Гранд-опера прошло слишком мало времени.
Эта фраза многое объяснила девушке, значит ее похитила та же пара, о которой Регина Обри сообщила полиции. И виновником пожара в Гранд-опера был именно этот псевдоврач. Но почему они напали на нее, ведь она-то ничем ценным не владела — ни бриллиантами, ни другими украшениями?! Эта мысль успокоила девушку. Ей нечего было бояться — как только похитители поймут, что совершили промах, ее сразу отпустят.
Но тут раздался скрип тяжелых двустворчатых ворот.
Арлетт хорошо помнила обстоятельства похищения Регины и догадалась, что машина въезжает в мощеный двор. Ее вывели из авто перед самым крыльцом. Она сосчитала ступени, их было шесть. Потом плиточный пол вестибюля...
В эту минуту девушка вдруг почувствовала себя такой сильной, что начала действовать крайне неосторожно, подчиняясь только голосу инстинкта.
Пока мужчина отворял дверь вестибюля, его сообщница поскользнулась на плиточном полу и на одно мгновение выпустила плечо Арлетт.
Девушка, не раздумывая, сорвала с головы покрывало, кинулась вперед, взбежала по лестнице и ворвалась в салон — у нее даже хватило присутствия духа, чтобы тщательно запереть за собою дверь.
Электрическая лампа под плотным абажуром бросала круглое пятно света, слабо озарявшего комнату. Что делать? Куда бежать? Арлетт попыталась открыть одно из двух высоких окон в глубине салона, но ей это не удалось. Теперь девушка не на шутку испугалась: она понимала, что пара злодеев вот-вот окажется здесь, если начнет осмотр особняка с гостиной, — с минуты на минуту они могли накинуться на нее.
И в самом деле, она услышала, как хлопнула дверь. Спрятаться... непременно спрятаться! Встав на спинку кресла у стены, она легко перебралась на широкую каминную полку с зеркалом и прошла по ней из одного конца в другой. Там, рядом с камином, высился огромный книжный шкаф. Девушка храбро оперлась ногой о бронзовую вазу, и ей удалось взобраться на верх шкафа, ухватившись за его карниз. Когда двое сообщников ворвались в комнату, Арлетт уже лежала на шкафу, наполовину скрытая этим широким карнизом.
Похитителям стоило лишь поднять глаза, чтобы заметить ее, но они этого не сделали. Они обследовали нижнюю часть салона, заглядывая под диваны и кресла и отдергивая портьеры. Арлетт видела их силуэты в большом зеркале, стоявшем напротив шкафа. Но лица ее похитителей оставались неразличимыми, а слова — едва разборчивыми, так как они переговаривались шепотом, почти неслышно.
— Ее здесь нет, — сказал наконец мужчина.
— Может, она спрыгнула отсюда в сад? — предположила женщина.
— Это невозможно. Окна закрыты наглухо.
— А в алькове?
Слева, между камином и одним из окон, находилось тесное помещение, выполнявшее роль алькова, отгороженного от комнаты раздвижной ширмой.
Мужчина заглянул туда:
— Нет, никого.
— Ну и что мы предпримем?
— Не знаю, но дело серьезное.
— Почему?
— Что, если она сбежит?
— Но как она может сбежать?
— Да, действительно! Вот ведь мерзавка! Если я ее поймаю, пускай пеняет на себя!
И они вышли, погасив свет.
Каминные часы пробили семь — тоненько, пронзительно, словно кто-то ударял палочкой по металлу.
Арлетт слышала их звон в восемь часов, потом в девять и в десять... она по-прежнему лежала не двигаясь, не осмеливаясь слезть вниз. Страх перед похитителями сковывал ее, повергал в дрожь.
И только после полуночи, когда девушка слегка успокоилась и поняла, что пора действовать, она покинула свое убежище. Но тут одна из бронзовых ваз на камине пошатнулась и упала на пол с таким грохотом, что девушка застыла от ужаса. Однако в гостиную никто не вошел. Она вернула вазу на место. В комнату лился яркий лунный свет. Подойдя к окну, Арлетт увидела сад и длинный газон, обсаженный кустами. На сей раз ей удалось приоткрыть оконную створку.
Выглянув наружу, девушка заметила, что в этом месте земля была выше, чем в других, примерно на пол-этажа. Не колеблясь, она перебралась через оконную раму и спрыгнула на гравий, даже не ушибившись.
Дождавшись момента, когда луну затмило облако, Арлетт пересекла лужайку и подбежала к темной череде кустов. Пригнувшись, девушка пробралась за ними к садовой стене — увы, ярко освещенной луной и слишком высокой, чтобы через нее можно было незаметно перелезть. Зато справа за кустами стоял небольшой павильон, с виду необитаемый. Его ставни были плотно закрыты. Арлетт подкралась к нему и увидела рядом, в стене, дверь, запертую на замок. Однако в замке торчал ключ.
Отодвинув засов, девушка повернула ключ и потянула дверь на себя. Бросив взгляд через плечо, она увидела тень бежавшего к ней человека, но все-таки успела отворить дверь и выскочить на улицу.
Там было безлюдно. Пробежав с полсотни метров, Арлетт обернулась и заметила своего преследователя. Испуг подстегнул девушку; несмотря на то что ее сердце колотилось как сумасшедшее, а ноги подгибались от усталости, она мчалась вперед с ощущением, что никто не сможет ее догнать. Увы, это было не так: силы внезапно покинули ее и она чуть не упала. На ее счастье, по соседней очень оживленной улице, до которой она как раз добралась, проходили люди. Затем рядом с ней остановилось такси. Дав водителю адрес, она захлопнула дверцу машины и увидела в окне, при свете фонаря, своего врага, который садился в другой таксомотор, тотчас помчавшийся следом.
Улицы... снова улицы... Гнался ли за ней похититель? Арлетт не знала, да и не хотела этого знать. На какой-то маленькой площади, куда внезапно выехало такси, стояли машины. Девушка постучала в стекло, отделявшее ее от шофера:
— Остановитесь здесь. Вот вам двадцать франков и поезжайте вперед как можно быстрее, чтобы сбить со следа человека, который гонится за мной.
Выскочив из такси, Арлетт села в другую машину и дала шоферу свой адрес:
— Монмартр, улица Вердрель, пятьдесят пять.
Теперь девушка была вне опасности, но до того измучена, что лишилась чувств.
Очнулась она на диване в своей маленькой спальне; рядом с ней стоял на коленях какой-то незнакомый господин. Мать девушки неотрывно, с тревогой смотрела на нее. Арлетт попыталась ей улыбнуться, но этот человек сказал:
— Не расспрашивайте ее, мадам, еще не время. Нет, мадемуазель, не говорите ничего. Сначала выслушайте меня. Ваш патрон господин Черниц сообщил Регине Обри, что вы были похищены при таких же обстоятельствах, как и она сама. Полиция тотчас начала расследование. Я узнал от Регины Обри, которая числит меня своим близким другом среди нескольких других, об этом происшествии и тотчас приехал сюда. Ваша матушка и я целый вечер ждали на улице, возле дома. Я очень надеялся, что похитители отпустят вас, как отпустили Регину. Я спросил вашего шофера, где вы сели к нему в машину. Он сказал: «На площади Победы». Но никаких других сведений у нас не было. Нет-нет, не вставайте, вы всё расскажете нам завтра.
Девушка застонала, взволнованная воспоминаниями, мучившими ее как страшный сон. Закрыв глаза, она прошептала:
— Там идут по лестнице...
И в самом деле, кто-то позвонил в дверь. Мать вышла в прихожую, и оттуда донеслись два мужских голоса. Один из них объявил:
— Ван Хубен, мадам. Я Ван Хубен, тот самый, связанный с делом о бриллиантовой тунике. Я узнал про похищение вашей дочери и тотчас отправился на охоту вместе с бригадиром Бешу, который только что вернулся из поездки. Нам пришлось обойти несколько комиссариатов — и вот мы здесь. От вашей консьержки нам стало известно, что Арлетт Мазаль вернулась домой, и мы с Бешу пришли расспросить ее обо всем случившемся.
— Но, месье...
— Это чрезвычайно важно, мадам. Дело вашей дочери совпадает с делом о похищении бриллиантов. Орудовали одни и те же бандиты... нельзя терять ни минуты...
С этими словами богач, не дожидаясь разрешения, вошел в комнатку вместе с бригадиром Бешу. Зрелище, которое он там увидел, поразило его до глубины души. Его друг Жан д’Эннери стоял на коленях у диванчика, на котором лежала девушка, и деликатно, осторожно целовал ее лоб, веки и щеки.
Ван Хубен пробормотал:
— Это вы, д’Эннери?.. Вы!.. Что вы здесь делаете?
Д’Эннери вскинул руку, призывая его к молчанию:
— Тише! Не шумите... я успокаиваю это юное создание... Это самый эффективный способ. Вы видите, как она успокаивается?
— Но...
— Завтра... всё завтра... Мы соберемся у Регины Обри. А до тех пор пускай больная отдыхает... Не будем терзать ее нервы... Итак, завтра днем...
Ван Хубен остолбенел от изумления. Да и мать Арлетт Мазаль ничего не понимала. Однако самым пораженным и озадаченным выглядел бригадир Бешу.
Бригадир Бешу, низкорослый, бледный и худой человечек с мощными руками, претендующий на элегантность, стоял, изумленно пялясь на Жана д’Эннери так, словно ему привиделся жуткий призрак. Непонятно было, знает он д’Эннери или нет: судя по его виду, он пытался определить, не кроется ли под этой улыбчивой личиной кто-то другой, напоминавший ему, Бешу, самого дьявола.
Ван Хубен представил их друг другу:
— Бригадир Бешу... Господин Жан д’Эннери... Да что это с вами, Бешу? Похоже, вы уже знакомы с этим господином?
Бригадир попытался заговорить. Он явно хотел что-то спросить, но буквально онемел и только изумленно глядел на этого человека, который невозмутимо продолжал свое странное лечение.
___________
Назначенное совещание состоялось в два часа пополудни в будуаре Регины Обри. Прибыв туда, Ван Хубен увидел д’Эннери, который расположился в этой комнате удобно, как у себя дома, и любезничал с хозяйкой — прекрасной актрисой — и с Арлетт Мазаль. Казалось, вся троица была в прекрасном настроении. При взгляде на веселую, оживленную, хотя и чуточку утомленную Арлетт никто не сказал бы, что предыдущую ночь она провела в смертельном страхе. Девушка не спускала глаз с д’Эннери. Она, так же как Регина, соглашалась с каждым его словом и охотно смеялась над его шутками.
Зато Ван Хубен сидел с мрачным видом, совершенно убитый потерей своих бриллиантов; внезапно он разъяренно вскричал:
— Дьявольщина! Как я погляжу, эта ситуация представляется вам, всем троим, очень забавной?!
— А почему бы и нет? — ответил д’Эннери. — Не вижу в ней ничего страшного. Если вдуматься, все обернулось вполне благополучно.
— Ну еще бы! Это ведь не у вас украли бриллианты! А что касается мадемуазель Арлетт, то все газеты нынче только и пишут что о ее похищении. Какая реклама для нее! Выходит, один только я и пострадал в этом чертовом деле!
— Арлетт, не обращайте внимания на то, что говорит Ван Хубен, он человек неотесанный, и его слова не имеют никакого значения.
— А хотите, я расскажу вам кое-что, что таки имеет для вас значение, дорогая Регина? — буркнул Ван Хубен.
— Ну, говорите.
— Так вот. Этой ночью я застал вашего милейшего д’Эннери на коленях перед мадемуазель Арлетт, когда он испытывал на ней свой личный метод врачевания — тот самый, который так помог вам десять дней назад.
— Да они оба мне уже об этом рассказали.
— Ах вот как? И вы не ревнуете?
— С какой стати?
— Черт возьми, да разве д’Эннери с вами не флиртовал?!
— Признаюсь, очень даже флиртовал, так и что с того?
— Ага, значит, вы признаётесь?
— Д’Эннери изобрел прекрасный метод врачевания и прибегнул к нему. Разве это не был его долг?
— И вдобавок удовольствие!
— Что ж, тем лучше для него.
Ван Хубен жалобно вскричал:
— Ох, и везет же этому чертяке д’Эннери! Он вертит вами как хочет... да и всеми остальными женщинами тоже!
— Как и всеми мужчинами, Ван Хубен! Потому что вы, несмотря на свою неприязнь к нему, все же надеетесь, что он отыщет ваши бриллианты.
— Ну уж нет, я твердо решил обойтись без его помощи, особенно теперь, когда в моем распоряжении есть бригадир Бешу, так что...
Ван Хубен не договорил: услышав шаги и обернувшись, он увидел на пороге упомянутого Бешу.
— Ах, вот и вы, бригадир!
— Да, я только что вошел, — ответил тот, кланяясь Регине Обри. — Дверь была приоткрыта.
— Значит, вы слышали мои слова?
— Слышал.
— Ну и что вы скажете о моем решении?
Бригадир Бешу сохранял мрачную мину и воинственную осанку. Он смерил Жана д’Эннери таким же испытующим взглядом, как и накануне, после чего по-военному отрапортовал:
— Господин Ван Хубен, хотя в мое отсутствие дело о ваших бриллиантах было поручено одному из моих коллег, я, несомненно, буду участвовать в этом расследовании, а потому уже сегодня получил приказ провести осмотр квартиры мадемуазель Арлетт Мазаль. Однако я обязан предупредить вас, причем самым решительным образом, что не потерплю никакого сотрудничества, явного или скрытого, ни с кем из ваших друзей.
— Ну, ясно! — со смехом сказал Жан д’Эннери.
— Да, все предельно ясно!
Д’Эннери, обыкновенно невозмутимый, сейчас не скрывал своего удивления:
— Черт возьми, месье Бешу, кажется, я не внушаю вам симпатии.
— Да, и я это подтверждаю, — резко ответил тот.
Он подошел к д’Эннери и без обиняков спросил его:
— Вы уверены, месье, что мы прежде никогда не встречались?
— Конечно встречались — двадцать три года назад на Елисейских Полях. Мы с вами играли тогда в серсо... Я сделал вам подножку, вы упали и, насколько я могу судить, до сих пор не простили мне этого. Дорогой Ван Хубен, месье Бешу совершенно прав: наше сотрудничество никак невозможно. Итак, я возвращаю вам свободу и буду работать один. А вы можете уходить.
— Уходить... нам? С какой стати? — удивленно переспросил Ван Хубен.
— Проклятье, да мы же с вами в квартире Регины Обри! И это я вас сюда пригласил. Однако, раз мы не сработались, прощайте! Счастливого пути!
С этими словами он уселся на диван между двумя молодыми женщинами и сжал руки Арлетт Мазаль:
— Милая Арлетт, теперь, когда вы уже пришли в себя, не будем терять времени даром; расскажите мне, что с вами стряслось. И не пропускайте ни одной мелочи.
И добавил, заметив, что Арлетт колеблется:
— Не заботьтесь об этих двух господах, считайте, что их здесь уже нет, что они ушли... Итак, милая Арлетт, рассказывай. Я имею право обращаться к тебе на «ты», поскольку мои губы уже познакомились с твоими щечками, мягкими, как бархат, и это дает мне все права влюбленного.
Арлетт зарделась. Регина со смехом побуждала ее говорить. Ван Хубен и Бешу, желавшие присутствовать при этом рассказе и воспользоваться полученными сведениями, замерли на месте, точно две восковые фигуры. И Арлетт поведала о случившемся — так подробно, как просил ее этот человек, которому ни она, ни все остальные ни в чем не могли отказать.
Д’Эннери внимательно слушал ее, не прерывая. А Регина согласно кивала:
— Да, верно... крыльцо с шестью ступенями... Да, вестибюль с черно-белым плиточным полом... А на втором этаже, напротив лестницы, гостиная с мебелью, обитой голубым шелком.
Когда Арлетт договорила, д’Эннери сперва прошелся взад-вперед по комнате, заложив руки за спину, а потом прислонился лбом к оконному стеклу и застыл в долгих раздумьях. Наконец он пробормотал сквозь зубы:
— Да, сложное дело... очень сложное... И все же некоторые подробности проливают свет... свет, который указывает на выход из этого туннеля.
Он снова уселся на диванчик и сказал молодым женщинам:
— Видите ли, когда мы имеем дело с двумя столь схожими приключениями, с действующими лицами, применяющими столь схожие методы... ведь речь явно идет об одной и той же парочке преступников... необходимо для начала определить, в чем отличие первого похищения от второго, а выяснив это, удержать в памяти все подробности, чтобы прийти к окончательному выводу. Итак, хорошенько проанализировав эту историю, я бы заключил, что главное кроется в различии мотивов, которые руководили преступниками при вашем похищении, Регина, и при твоем, Арлетт.
Он секунду помолчал, а затем рассмеялся:
— Тот вывод, что я сейчас сформулировал, на первый взгляд кажется пустяковым или, самое большее, банальным, однако, смею утверждать, он чрезвычайно важен. Примите его во внимание — и ситуация мгновенно прояснится. Вы, прекрасная моя Регина, были похищены — вне всякого сомнения! — из-за бриллиантов, потерю которых так горько оплакивает наш бравый Ван Хубен. Этот факт вряд ли можно оспорить, и я совершенно убежден, что Бешу, будь он сейчас здесь, согласился бы со мной.
Означенный Бешу не произнес ни слова, ожидая продолжения этой речи, а Жан д’Эннери повернулся к другой девушке:
— Что же касается тебя, прелестная Арлетт, чьи щечки нежнее бархата, то вот тебе вопрос: почему эти злодеи решили похитить тебя? Ведь все твои богатства легко уместятся в одной руке, не правда ли?
В ответ Арлетт, с ее «щечками нежнее бархата», только молча показала обе ладони.
— Пустые! — воскликнул он. — А стало быть, гипотеза грабежа отпадает и мы можем принять только следующие варианты: любовь, месть или же такая комбинация, которая может либо помочь преступникам осуществить некие планы, либо серьезно помешать им в этом. Итак, прости меня за нескромность, милая Арлетт, и отвечай без всякого стеснения. Любила ли ты доселе кого-нибудь?
— Мне кажется, нет, — ответила девушка.
— Любил ли кто-нибудь тебя?
— Не знаю.
— Однако же с тобой наверняка кто-нибудь флиртовал, не правда ли? Какой-нибудь Пьер или Филипп?
На это девушка наивно возразила:
— Нет, их звали Октав и Жак.
— И что же, они были приличными молодыми людьми, эти Октав и Жак?
— Да.
— И они не могли бы участвовать во всех этих приключениях?
— О нет, конечно не могли!
— Но тогда...
— Что «тогда»?
Д’Эннери нагнулся к ней и тихо, со свойственной ему мягкой настойчивостью, прошептал:
— Подумай хорошенько, Арлетт. Нам важны не внешние, ясные обстоятельства твоей жизни, не те, что поразили тебя, не те, о которых тебе приятно или неприятно вспоминать, а такие, которые почти не затронули твое воображение и потому улетучились из твоей памяти. Тебе не вспоминается что-то особенное, необычное?
Девушка улыбнулась:
— Да нет же, ничего такого... Совсем ничего...
— И все-таки... Ведь не может быть, чтобы тебя похитили просто так, без всякой причины. Этому наверняка что-то предшествовало, и ты могла заметить это, но не придать значения... Постарайся же вспомнить!
Арлетт добросовестно старалась помочь Жану д’Эннери, пытаясь выудить из памяти мельчайшие эпизоды своей жизни, которых тот добивался от нее, а он все уточнял и уточнял свои вопросы:
— Ты когда-нибудь чувствовала, что кто-то бродит вокруг тебя в темноте? Ощущала легкую дрожь, словно коснулась чего-то невидимого и загадочного? Я имею в виду не реальную опасность, а одну из тех неясных угроз, когда человек говорит себе: «Боже, что это?.. Что происходит?.. Что со мной будет?..»
И вот тут-то Арлетт вдруг встрепенулась, а ее взгляд словно упал на что-то, невидимое всем остальным. Жан вскричал:
— Ага, вот оно! Какая жалость, что здесь нет Бешу и Ван Хубена... Ну-ка, рассказывай, прекрасная моя Арлетт!
И девушка задумчиво сказала:
— Да, был однажды некий господин...
Д’Эннери, обрадованный ее словами, поднял девушку с кушетки и принялся вальсировать с ней по комнате.
— Ну вот мы и добились своего! И начало звучит прямо как в сказке! Итак, жил да был однажды некий господин... Боже, до чего ты прелестна, Арлетт — бархатные щечки! Ну, так что же стряслось с этим твоим господином?
Девушка села и медленно заговорила:
— Как-то днем, три месяца тому назад, этот господин пришел со своей сестрой на демонстрацию новых моделей, устроенную с благотворительной целью. Я не обратила на него внимания, но одна подруга сказала мне: «Знаешь, Арлетт, ты, кажется, очаровала кое-кого... бесподобный мужчина, такой шикарный — и прямо пожирает тебя глазами; наша директриса говорила, что он занимается благотворительностью. Учти это, Арлетт, тебе же сейчас очень нужны деньги...»
— «Нужны деньги»? — прервал ее д’Эннери.
— Дело в том, что мои подружки все время подшучивали надо мной, — объяснила девушка, — потому что я хотела завести в нашем ателье кассу взаимопомощи — ну чтобы девушки могли получить из нее приданое, если захотят выйти замуж. Так вот, часом позже, когда я была уже на улице, я увидела, что этот важный господин поджидает меня; он пошел за мной следом, и я подумала: а что, если мне привлечь его к этому делу? Но, увы, когда я подошла к метро, он от меня отстал. Однако назавтра случилось ровно то же самое... как и в последующие дни. К сожалению, из моей затеи ничего не вышло, потому что неделю спустя он исчез. Но вот миновало несколько дней, и однажды вечером...
— Ты сказала «вечером»?..
Арлетт понизила голос.
— Ну да, вечером: иногда после ужина и уборки я прощалась с мамой и уходила к подруге, которая живет на Монмартре — вон там, на холме. И, возвращаясь от нее, я непременно сворачивала на одну темную улочку, где почти не бывало прохожих, особенно если я шла по ней часов в одиннадцать. Именно там я трижды замечала тень мужчины, который прятался под навесом у парадного. Первые два раза мужчина не шевелился. А на третий вышел из своего укрытия и попытался преградить мне дорогу. Я закричала и кинулась бежать. Однако за мной никто не гнался. С тех пор я больше никогда не ходила по той улице. Вот и всё.
Девушка умолкла. Было видно, что ее рассказ ничуть не заинтересовал Бешу и Ван Хубена. Зато д’Эннери спросил:
— А почему ты вспомнила об этих двух мелких происшествиях? Тебе кажется, что между ними есть какая-то связь?
— Да.
— Какая же?
— Я совершенно уверена, что господин, который шел за мной от нашего дома моделей, и тот, что прятался под навесом, — один и тот же человек.
— Чем же ты можешь это доказать?
— Я успела заметить, что тот человек на Монмартре носил то ли ботинки, то ли туфли с желтыми гетрами.
— Совсем как господин с Бульваров? — взволнованно спросил Жан д’Эннери.
— Да, — ответила Арлетт.
Ван Хубен и Бешу были совершенно сбиты с толку. А Регина поинтересовалась испуганно:
— Арлетт, неужто вы не помните, что человек, который напал на меня в Опера, носил такие же гетры?
— Да, в самом деле! — воскликнула Арлетт. — А мне и в голову не пришло их сравнивать!
— Как и тот, что вчера... ну, фальшивый доктор Брику...
— Верно! — кивнула девушка. — И как я не подумала об этом сходстве! Но теперь мне это ясно вспоминается.
— Арлетт, миленькая, сделай еще одно усилие. Ты ведь не назвала нам имя того господина. Оно тебе известно?
— Да.
— Так как же его зовут?
— Граф де Меламар.
Регина и Ван Хубен вздрогнули, Жан едва сдержал изумление, Бешу пожал плечами, а Ван Хубен воскликнул:
— Да это просто нелепо! Граф Адриен де Меламар — похититель моих бриллиантов?! Кстати, я знаю его в лицо! Мне как-то довелось сидеть с ним рядом на заседании благотворительного комитета. Это настоящий аристократ, которому я счел бы за честь пожать руку. И чтобы граф де Меламар украл мои бриллианты?!.
— Но я вовсе ни в чем не обвиняю графа! — растерянно воскликнула Арлетт. — Я только назвала его имя.
— Арлетт права, — поддержала ее Регина. — Ее спросили, и она ответила. Совершенно очевидно, что граф де Меламар, судя по тому, что известно о нем и о его сестре, никак не может быть человеком, который подстерегал вас на улице, или тем, кто похитил меня и вас.
— А он, случайно, не носит гетры? — спросил Жан д’Эннери.
— Не знаю... или, может быть... иногда.
— Почти всегда! — уверенно объявил Ван Хубен.
После такого решительного заявления наступила мертвая тишина. Потом Ван Хубен продолжил:
— И все же это какое-то недоразумение. Я повторяю: граф де Меламар — настоящий аристократ.
— Что ж, давайте посмотрим на него, — решительно сказал д’ Эннери. — Ван Хубен, разве у вас нет друга, который служит в полиции? Его, кажется, зовут Бешу. Он поможет нам попасть в дом графа.
Бешу возмутился:
— Уж не воображаете ли вы, что можно ворваться в дом к порядочным людям — вот так, запросто, не проведя предварительного следствия, без всяких оснований, без ордера на обыск — и подвергнуть их допросу, наслушавшись чьих-то дурацких сплетен?! Да-да, именно дурацких! Все, что я тут услышал за последние полчаса, верх глупости!
На что д’Эннери пробормотал:
— Подумать только: а я еще когда-то играл в серсо с этим болваном! Позор мне!
И обратился к Регине:
— Дорогая моя, прошу вас, откройте телефонный справочник и найдите там номер графа Адриена де Меламара. Постараемся обойтись без господина Бешу.
Минуту спустя Регина Обри передала ему трубку, и он проговорил:
— Алло, это квартира графа де Меламара? У аппарата барон д’Эннери... Это граф де Меламар?.. Прошу меня извинить, месье, но две или три недели назад я прочел в газетах ваше объявление о похищенных у вас вещах, как то: ручка от щипчиков, серебряная розетка от подсвечника, плакетка и половина шелкового синего шнура от сонетки... мелочи, не имеющие никакой ценности, но дорогие вам по некоторым особым причинам... Я не ошибся, все правильно, месье?.. В таком случае, если вам будет угодно меня принять, я смогу сообщить вам некоторые полезные сведения... Сегодня в пять?.. Прекрасно... Да, еще одно слово: не позволите ли вы мне захватить с собой двух дам, чью роль я вам, конечно, разъясню? Вы очень любезны, месье, я бесконечно вам благодарен.
Д’Эннери повесил трубку и сказал:
— Будь здесь месье Бешу, он убедился бы, что войти в дом к незнакомым людям проще простого. Регина, вы нашли в справочнике адрес графа?
— Улица д’Юрфе, дом номер тринадцать.
— Ага, стало быть, Сен-Жерменское предместье3.
Регина спросила:
— А все эти вещи... где они?
— У меня в кармане. Я купил их в тот день, как прочел в газете объявление о пропаже, да притом всего за тринадцать франков пятьдесят сантимов.
— Так почему же вы не отослали их графу?
— Потому что это имя — Меламар — что-то мне смутно напоминало. Кажется, давно, еще в девятнадцатом веке, было какое-то судебное дело, связанное с этой фамилией. Да мне и некогда было с этим разбираться. Но мы скоро увидимся с графом. Регина, Арлетт, я назначаю вам встречу без десяти минут пять на площади Пале-Бурбон. Итак, расследование начинается!
И расследование действительно началось, притом вполне успешное. Д’Эннери хватило получаса, чтобы разведать нужный адрес и найти дверь, в которую можно было постучаться. В этом темном деле возникла некая фигура, и тайна обрела реальные очертания... но какую же роль сыграл в этой истории граф де Меламар?
Регина уговорила Арлетт остаться у нее обедать. Что касается д’Эннери, тот ушел через пару минут после Ван Хубена и Бешу. Однако он натолкнулся на обоих на площадке третьего этажа: Бешу во внезапном приступе ярости как раз схватил Ван Хубена за шиворот со словами:
— Нет, я не позволю вам идти путем, который неизбежно приведет вас к катастрофе! И я не хочу, чтобы вы стали жертвой этого самозванца! Да знаете ли вы, кто он — этот человек?
Д’Эннери подошел к ним:
— Совершенно ясно, что речь идет обо мне, и господину Бешу не терпится вывалить на вас все, что он знает.
И он вновь вручил Ван Хубену свою визитную карточку, прибавив:
— Барон Жан д’Эннери, мореплаватель.
— Что вы такое болтаете?! — вскинулся Бешу. — Вы вовсе не барон д’Эннери, и вообще не д’Эннери, и никакой не мореплаватель!
— Ах вот как? Очень любезно с вашей стороны, месье Бешу. Так кто же я, по-вашему?
— Ты Джим Барнетт! Джим Барнетт собственной персоной!.. И ты можешь сколько угодно маскироваться, можешь не носить ни своего парика, ни потрепанного редингота — я все равно распознаю тебя даже под маской светского человека и спортсмена. Это ты! Ты — Джим Барнетт из агентства «Барнетт и Ко», Барнетт, с которым я сотрудничал в двенадцати делах и который двенадцать раз провел меня!4 Господин Ван Хубен, я надеюсь, вы не станете доверять этому проходимцу?!
Ван Хубен в полном изумлении посмотрел на Жана д’Эннери, который преспокойно закуривал сигарету, и спросил его:
— Месье, верно ли это обвинение господина Бешу?
Д’Эннери усмехнулся:
— Возможно... откуда мне знать?! Все мои документы, доказывающие, что я барон д’Эннери, в полном порядке, однако я не уверен, что у меня не найдутся также документы на имя Джима Барнетта, который был самым близким моим другом.
— Но это кругосветное плавание на моторной лодке... вы действительно его совершили?
— Вполне вероятно. Тут мне несколько изменяет память. Но вам-то какое дело до этого? Ваша главная задача — вернуть себе бриллианты. Так вот: если я и есть тот самый прославленный Барнетт, как утверждает ваш друг-полицейский, тогда обращайтесь в агентство «Барнетт и Ко». Это самая надежная гарантия успеха, дорогой мой Ван Хубен.
— Ну да, самая надежная гарантия, что вас обворуют, господин Ван Хубен! — буркнул Бешу. — Он, разумеется, преуспеет в этом расследовании! Мы с ним сотрудничали двенадцать раз, и все двенадцать раз ему удавалось распутать дело, поймать преступников и разыскать их добычу. Но во всех двенадцати случаях он ее прикарманивал — всю или хотя бы добрую часть. О да, он разыщет ваши бриллианты, не сомневайтесь, но он же и уведет их у вас из-под носа, и вы даже следа их не найдете. Он ведь уже прибрал вас к рукам, так что вы не сможете от него отделаться. Вы небось свято верите, что он работает на вас, господин Ван Хубен? Нет, он работает на себя! Кто бы он ни был — Джим Барнетт или барон д’Эннери, аристократ или сыщик, мореплаватель или бандит, — он руководствуется только своей выгодой. И если вы позволите ему расследовать дело о бриллиантах, можете заранее с ними распрощаться, месье!
— Ну уж нет! — возмущенно вскричал Ван Хубен. — Раз так, то давайте бросим розыски. Если я найду свои бриллианты лишь для того, чтобы у меня их увели из-под носа, то уж извините, не выйдет! Занимайтесь своими делами, д’Эннери, а я займусь своими — сам, лично.
В ответ д’Эннери весело расхохотался:
— Суть в том, что в настоящий момент ваши дела интересуют меня куда больше, чем мои собственные!
— Но я вам запрещаю...
— Что вы мне запрещаете? Этими бриллиантами может заниматься кто угодно. Они пропали, значит я имею полное право разыскивать их, как и любой другой. И потом, как хотите, но это дело меня чрезвычайно интересует. А женщины, которые в нем замешаны, такие хорошенькие! И Регина, и Арлетт — обе совершенно очаровательны! Так что открою вам секрет, мой дорогой друг: я не оставлю это дело до тех пор, пока не завладею вашими бриллиантами!
— Ну а я, — прошипел Бешу, вне себя от злости, — не оставлю это дело, пока не засажу тебя в камеру, Джим Барнетт!
— Что ж, значит, мы оба позабавимся. Прощайте, друзья мои! Желаю успеха! И — кто знает? — возможно, мы еще когда-нибудь встретимся.
И д’Эннери, с сигаретой в зубах, удалился легкой танцующей походкой.
Арлетт и Регина вышли из такси на маленькой тихой площади Пале-Бурбон, где их уже поджидал д’Эннери. Обе девушки были бледны.
— Скажите, д’Эннери, — спросила Регина, — а вы не думаете, что граф де Меламар — это тот самый человек, который похитил нас обеих?
— Откуда такая мысль, Регина?
— Не знаю... Какое-то предчувствие. Мне немного боязно. Вот и Арлетт тоже робеет. Не правда ли, Арлетт?
— Да, мне что-то не по себе.
— Ну что вы! — воскликнул Жан. — Даже если это тот самый человек, не думаете же вы, что он вас съест?
Старинная улица д’Юрфе была сплошь застроена особняками восемнадцатого века, на фронтонах которых значились исторические имена: особняк Ла Рошфор, особняк д’Урм... Все они были похожи один на другой: унылые фасады, низкие окна первого этажа, высокие ворота, а за ними — жилое здание, расположенное в глубине скверно вымощенного двора. Особняк Меламара ничем не отличался от всех прочих.
В тот самый момент, когда д’Эннери уже собирался позвонить в дверь, рядом затормозило такси, откуда выскочили Ван Хубен и Бешу — оба довольно растерянные, но отчаянно храбрившиеся.
Д’Эннери возмущенно скрестил руки на груди:
— Ну, это уж откровенное нахальство! Что они себе воображают, эти двое?! Совсем недавно смотрели на меня как на последнее отребье, а теперь снова тут как тут!
Он повернулся к ним обоим спиной и позвонил. Минуту спустя отворилась дверь, вделанная в створку ворот, и из нее выглянул старик-лакей в коричневой ливрее и в штанах до колен, хилый и сгорбленный. Д’Эннери назвал себя, и тот ответил:
— Господин граф ожидает вас, месье. Если месье соблаговолит...
И он указал на центральное крыльцо под полосатой маркизой, в дальнем конце двора. Внезапно Регина пришла в смятение и пролепетала:
— Боже мой, шесть ступенек... у этого крыльца шесть ступенек!
И Арлетт повторила, словно эхо, таким же испуганным шепотом:
— Да, шесть ступенек... То самое крыльцо... И тот самый двор... Возможно ли?.. Это здесь... здесь!
___________
Д’Эннери подхватил обеих девушек под руки и слегка встряхнул, проговорив:
— Спокойно, черт возьми! Если вы вздумаете от всего падать в обморок, нам тут нечего делать.
Дряхлый дворецкий шествовал впереди, слегка в стороне от гостей. Ван Хубен, который беззастенчиво прорвался во двор вместе с Бешу, шепнул ему на ухо:
— Вот видите, мой нюх меня не подвел! Нам повезло попасть сюда!.. Следите, не появятся ли где-нибудь бриллианты... И не спускайте глаз с этого д’Эннери!
Они пересекли двор с выщербленными плитами. Справа и слева громоздились голые стены соседних особняков. Здание в глубине двора и его высокие окна с частыми переплетами выглядели весьма внушительно.
Все поднялись по шести ступеням крыльца.
Регина Обри прошептала:
— Если пол в вестибюле замощен черно-белой плиткой, я наверняка лишусь чувств.
— Вот уж чего нам точно не надо! — возразил д’Эннери.
Пол в вестибюле был действительно вымощен черно-белой плиткой. Однако д’Эннери так свирепо стиснул плечи обеих девушек, что они удержались на ногах, хотя и с большим трудом.
— Черт возьми, — со смехом пробормотал д’Эннери, — этак мы ничего не добьемся.
— Дорожка на лестнице... — прошептала Регина. — Это она.
— Да, — простонала Арлетт. — И перила тоже...
— Так, а что еще? — спросил д’Эннери.
— А вдруг мы узнаем и гостиную?
— Ну, сначала нужно в нее попасть, а я не думаю, что граф, если он виновен, соблаговолит впустить нас туда.
— Тогда как же быть?
— Тогда мы его заставим. Ну же, Арлетт, смелее! И что бы ни случилось, молчите!
В этот момент к визитерам вышел сам граф Адриен де Меламар. Он провел их в комнату на первом этаже, обставленную красивой мебелью эпохи Людовика XVI и, вероятно, служившую ему рабочим кабинетом. Это был человек лет сорока пяти, с седеющими волосами, внушительной осанкой и холодным неприятным лицом. Взгляд у него был какой-то странный — несколько рассеянный и неприязненный.
Он поклонился Регине, едва заметно вздрогнул при виде Арлетт, но вообще держал себя учтиво, хотя и слегка высокомерно, как это свойственно знатным особам.
Жан д’Эннери представился и отрекомендовал обеих своих спутниц. Однако он ни словом не обмолвился ни о Бешу, ни о Ван Хубене.
Этот последний поклонился графу явно более подобострастно, чем следовало бы. И объявил с наигранно любезной улыбкой:
— Ван Хубен, торговец драгоценными камнями... Тот самый Ван Хубен, у которого похитили бриллианты в Гранд-опера. А это мой сотрудник, бригадир Бешу.
Граф, явно удивленный таким вторжением, промолчал.
Он лишь слегка поклонился и стал ждать объяснений.
Ван Хубен, бриллианты из Гранд-опера, Бешу... — казалось, все это не имеет к нему никакого отношения.
Но тут непринужденно взял слово прекрасно владевший собой д’Эннери.
— Господин граф, — сказал он, — случай творит многие чудеса. И вот сегодня, например, сложилось так, что я пришел оказать вам маленькую услугу... Кстати, просматривая старинный справочник знатных особ, я обнаружил, что мы с вами некоторым образом состоим в родстве. Моя прабабушка по материнской линии, урожденная Сурден, была замужем за одним из Меламаров, из младшей ветви Меламар-Сентонж.
Лицо графа прояснилось. Его явно интересовали вопросы генеалогии, и он завел с Жаном д’Эннери оживленную беседу, в результате которой их родство заметно упрочилось. Арлетт и Регина мало-помалу успокоились. А Ван Хубен шепнул Бешу:
— Это что же, он и впрямь состоит в родстве с Меламарами?
— Так же как я — с папой римским, — буркнул Бешу.
— Но в таком случае он дерзкий нахал!
— Погодите, это еще только начало.
Тем временем д’Эннери продолжал, все более и более непринужденно:
— Мне не хотелось бы злоупотреблять вашим терпением, месье и дорогой мой родственник, поэтому, если позволите, я сейчас же расскажу вам, как мне помог случай.
— О, прошу вас, месье!
— Однажды утром в метро я увидел ваше газетное объявление. Должен признать, что оно чрезвычайно поразило меня самим своим содержанием и незначительностью предметов, о которых вы сообщали. Половина шелкового синего шнура от сонетки, медная плакетка, ручка от щипчиков... эти мелочи вряд ли заслуживали объявления в газетах. Впрочем, спустя несколько минут я наверняка выбросил бы все это из головы, если бы...
Жан помолчал, а потом продолжил:
— Вы несомненно слышали, дорогой кузен, о рынке под названием «Барахолка» — об этой живописной ярмарке, где торгуют различными вещицами и где царит самый что ни на есть забавный кавардак. Лично я часто находил в этом скопище множество хорошеньких мелочей и уж точно никогда не жалел о прогулках там. К примеру, нынче утром я углядел на «Барахолке» старинную фаянсовую кропильницу Руанской фабрики — надтреснутую, склеенную, но совершенно очаровательную... Затем супницу, наперсток — короче говоря, прелестные находки! И вдруг мне попался на глаза, прямо на тротуаре, в куче всякого дешевого старья, обрывок синего шнура... Да-да, милый мой кузен, обрывок шелкового шнура от сонетки, потертый и выцветший. А рядом с ним я увидел медную кованую плакетку и ручку от серебряных щипчиков...
Поведение графа де Меламара резко изменилось. Он взволнованно воскликнул:
— Возможно ли?! Это именно те вещи, что я разыскивал! Но куда же мне обратиться, месье? Как их получить?
— Да очень просто: попросить у меня.
— Как?! Значит, вы их купили? По какой цене? Я заплачу вам вдвое.. нет, втрое дороже! Ничего не пожалею...
Но д’Эннери успокоил его:
— Мой дорогой кузен, позвольте мне подарить вам эти мелочи... Я купил их всего за тринадцать с половиной франков.
— И они находятся у вас дома?
— Гораздо ближе — вот здесь, у меня в кармане. Перед этим визитом я заехал к себе, чтобы привезти их сюда.
Граф Адриен с нескрываемой жадностью вытянул руку.
— Одну минуту, — весело произнес Жан д’Эннери. — Я хотел бы получить за этот подарок маленькое вознаграждение... о, совсем скромное! Надо вам сказать, что от природы я ужасно любопытен... просто крайне любопытен. И мне хотелось бы увидеть то место, где находились эти вещицы до похищения... а заодно узнать, отчего вы так ими дорожите.
Граф колебался. Эта нескромная просьба ясно свидетельствовала о некой коварной уловке. Но в конце концов он уступил:
— Это нетрудно, месье. Будьте любезны подняться со мной во второй этаж, в гостиную.
Д’Эннери бросил взгляд на девушек, словно желая сказать: «Вот видите, человек всегда достигает того, чего хочет!»
Впрочем, приглядевшись к своим спутницам, он заметил, как исказились от страха их лица. Гостиная была для обеих местом тяжелых испытаний, и возвращение туда почти наверняка сулило им мучительное подтверждение их подозрений. Ван Хубен также это понял; зато бригадир Бешу заметно оживился и приблизился к графу.
— Извините, — сухо сказал ему хозяин дома, — но я пойду первым, чтобы указать вам дорогу.
Все вышли из комнаты и пересекли прихожую с плиточным полом.
Лестничная клетка наполнилась звонким эхом шагов. Поднимаясь наверх, Регина считала ступени. Их было двадцать пять... Двадцать пять! То самое число. У нее потемнело в глазах, и она пошатнулась.
Все бросились к девушке. Что случилось? Ей дурно?
— Нет, — прошептала Регина, не открывая глаз. — Нет... просто голова закружилась... Извините меня...
— Вам нужно присесть, мадам, — сказал граф, распахнув дверь гостиной.
Ван Хубен и д’Эннери расположились на диване. Но тут в комнату наконец вошла Арлетт. Увидев обстановку, она вскрикнула и, потеряв сознание, упала в кресло. Поднялась несколько комичная суматоха. Мужчины растерянно суетились, а граф кричал:
— Жильберта!.. Гертруда!.. Подайте скорей нюхательные соли... эфир! Франсуа, позовите Гертруду!
Франсуа подоспел первым. Это был тот самый привратник — и он же дворецкий; за ним его жена Гертруда, такая же старая, как муж, но еще более морщинистая. Следом за ними вошла женщина, которую граф назвал Жильбертой и которой сказал взволнованно:
— Сестра, этим юным дамам дурно!
Жильберта де Меламар (после развода она вернула себе девичью фамилию) была высокой темноволосой женщиной с величественной осанкой и правильными чертами гладкого, далеко еще не старого лица, хотя в ее одежде и манерах и проглядывало что-то старомодное. Она держалась не так чопорно, как брат, но ее черные и очень красивые глаза смотрели серьезно и невозмутимо. Д’Эннери заметил, что коричневое платье графини отделано черными бархатными вставками.
Хотя сцена, которую она застала, была совершенно необъяснимой, она полностью сохранила хладнокровие. Смочив одеколоном лоб Арлетт, женщина приказала Гертруде присматривать за бедняжкой, а сама подошла к Регине, над которой хлопотал Ван Хубен. Жан д’Эннери небрежно отстранил богача, желая наблюдать за тем, что вот-вот должно было случиться. Жильберта де Меламар нагнулась к девушке и спросила:
— Как вы себя чувствуете, мадам? Вам уже лучше?
И она поднесла к носу Регины флакон с солями.
Та приоткрыла глаза, посмотрела на незнакомую даму, перевела взгляд на ее коричневое платье, отделанное черными бархатными лентами... потом на ее руки... и вдруг выпрямилась, вскричав с невыразимым ужасом:
— Кольцо!.. Кольцо с тремя жемчужинами! Не прикасайтесь ко мне! Вы — та самая женщина, что совсем недавно... Да, это вы... я узнала ваше кольцо... вашу руку... и эту гостиную — мебель с голубой шелковой обивкой... паркет... камин... ковры... табурет красного дерева... О, оставьте... не прикасайтесь ко мне!
Она пробормотала еще несколько бессвязных слов и снова потеряла сознание. Арлетт же, которая в этот момент как раз очнулась, узнала остроносые туфли, замеченные ею в автомобиле, услышала звонкие удары стенных часов и простонала:
— О боже, это тот самый звон... и та же самая женщина... Какой ужас!
Изумление окружающих было так сильно, что все замерли.
Эта сцена наводила на мысли о водевиле и со стороны казалась смешной; и действительно, тонкие губы Жана д’Эннери изогнулись в улыбке. Происходящее его явно забавляло.
Тем временем Ван Хубен забрасывал вопросами Бешу и д’Эннери — сам он не знал, что и думать. Бешу же внимательно разглядывал брата и сестру, изумленных не меньше всех прочих.
— Что все это значит? — пробормотал наконец граф. — О каком кольце идет речь? Уж не бредит ли эта юная дама?