Развеянные чары - Ло Гуаньчжун - E-Book

Развеянные чары E-Book

Ло Гуаньчжун

0,0
2,99 €

oder
-100%
Sammeln Sie Punkte in unserem Gutscheinprogramm und kaufen Sie E-Books und Hörbücher mit bis zu 100% Rabatt.
Mehr erfahren.
Beschreibung

Героическое фэнтези, китайский роман XIV века от Ло Гуаньчжун, автора "Троецарствие". Увлекательная история об авантюрных похождениях суперсуществ, которые, профессионально занимаясь чудесами и превращениями, устраивают козни против гражданских чиновников и военачальников. Главные герои книги – волшебница Святая тетушка, она же оборотень Белая лиса, и два ее чада: молодой оборотень-лис Цзо и обольстительная бесовка Ху Мэйэр. Вместе с троицей чудеса и проказы творят буддийский монах Яйцо, даосы и прочие инфернальные существа, выступающие в романе представителями темных и загадочных сил. В последней части романа появляется Ван Цзэ, личность историческая, выступающая в романе как волшебный герой, поскольку он действует не только в окружении таинственных сил, но и заодно с ними. Таким образом, борьба Ван Цзэ и его инфернальных партнеров против государственной власти составляет ведущую сюжетную линию книги. Важное место занимают в романе буддийские идеи, среди которых особую роль играет идея воздаяния которая постулирует, что все в жизни связано цепью причинно-следственных связей: любой поступок и любое действие влечет за собой неумолимый результат, прошлое тесно связано с настоящим, настоящее – с грядущим. Действие романа разворачивается на протяжении нескольких десятилетий XI века, точнее – в годы правления Сунских государей Чжэнь-цзуна (998–1022) и Жэнь-цзуна (1023–1063). Создателем романа считается Ло Гуаньчжун (1330–1400) – автор эпопеи «Троецарствие». Этого мнения придерживается Лу Синь в своей «Краткой истории китайской повествовательной прозы». Известно имя редактора наиболее популярного издания этого произведения, вышедшего в 1620 году, – Фэн Мэнлун.

Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:

EPUB
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



ЛО ГУАНЬЧЖУН, ФЭН МЭНЛУН

РАЗВЕЯННЫЕ ЧАРЫ:

ПОВЕСТВОВАНИЕ

ОБ УСМИРЕНИИ

НЕЧИСТИ

Издание на русском языке

КОПИРАЙТ

© Luo Guanzhong (1330–1400), Dispelled Enchantment: Story of the Pacification of Evil

© Co Author and Editor by Fen Menlun (1574–1645)

© Edited by Alone Combine

Imclaim Books LLC

Digital Book Release under the World Intellectual Property Organization Copyright Treaty (WCT) & Digital Millennium Copyright Act (DMCA)

АННОТАЦИЯ

Приключенческое повествование, авантюрные похождения героев романа перемежаются сценами боевых и магических схваток. Содержание сводится к истории о сверхсуществах, которые, профессионально занимаясь чудесами и превращениями, устраивают козни против гражданских чиновников и военачальников. Главные герои книги – волшебница Святая тетушка, она же оборотень Белая лиса, и два ее чада: молодой оборотень-лис Цзо и обольстительная бесовка Ху Мэйэр. Вместе с троицей чудеса и проказы творят монах Яйцо, чародей Чжан Луань и другие кудесники, даосы, всесильные ворожеи и прочие странные существа, выступающие в романе представителями темных и загадочных сил. В последней части романа появляется Ван Цзэ, личность историческая, выступающая в романе как волшебный герой, поскольку он действует не только в окружении таинственных сил, но и заодно с ними. Таким образом, борьба Ван Цзэ и его инфернальных партнеров против государственной власти составляет ведущую сюжетную линию книги. Важное место занимают в романе буддийские идеи, среди которых особую роль играет идея воздаяния которая постулирует, что все в жизни связано цепью причинно-следственных связей: любой поступок и любое действие влечет за собой неумолимый результат, прошлое тесно связано с настоящим, настоящее – с грядущим. Действие романа разворачивается на протяжении нескольких десятилетий XI века, точнее – в годы правления Сунских государей Чжэнь-цзуна (998–1022) и Жэнь-цзуна (1023–1063). Создателем романа считается Ло Гуаньчжун (1330–1400) – автор эпопеи «Троецарствие». Этого мнения придерживается Лу Синь в своей «Краткой истории китайской повествовательной прозы». Известно имя редактора наиболее популярного издания этого произведения, вышедшего в 1620 году, – Фэн Мэнлун.

ОГЛАВЛЕНИЕ

РАЗВЕЯННЫЕ ЧАРЫ

КОПИРАЙТ

АННОТАЦИЯ

ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

Китай на рубеже XVI–XVII веков представлял собой мир сложный и противоречивый. Первые европейцы – торговцы, миссионеры, искатели приключений, – прибывшие в Китай в это время, увидели громадную империю, по своей культуре и нравам совершенно не похожую на западноевропейские страны той поры. До середины XVII века в Китае правила династия Мин, утвердившаяся еще в XIV веке (1368 г.). В 1644 году ее сменила новая династия иноземцев-маньчжур – империя Цин. Последние десятилетия перед сменой династий страна переживала один из самых драматических периодов своей истории: крестьянские войны, бунты горожан, столкновения с воинственными соседями, внутренние распри и разногласия – непрерывная череда политических и социальных потрясений. Вспомним, что такой же беспокойной социальной жизнью жила в то время и Западная Европа. Это постоянное социальное неспокойствие будоражило человеческое бытие, бередило разум людей, обостряло их чувства. И не удивительно, что именно в ту нору, на излете средневековья, в Европе появляются Лютер и Монтень, Рабле и Шекспир.

И в далеком Китае XVI–XVII веков также возникло множество своеобычных явлений и выдвинулось много выдающихся личностей, по-новому творивших духовную историю страны. Так, стоит отметить популярность идей философа Ван Янмина, подвергшего переосмыслению многие извечные постулаты конфуцианства, религиозные искания мыслителя Линь Чжаоэня, оригинальные общественные теории проклятого властями Ли Чжи, эстетические теории братьев Юань. Именно в это время в литературу приходят такие талантливые литераторы, как драматург Тан Сяньцзу, прозаик Фэн Мэнлун и Ли Юй. Иначе говоря, в Китае шел сложный процесс идеологических и культурных изменений, затрагивающих различные области духовной жизни страны, в том числе и литературу. Литература Китая того времени являла собой картину пеструю и многообразную.

Продолжали развиваться традиционные жанры, испокон веков занимавшие господствующее положение в китайском литературном процессе: классическая поэзия, «высокая проза». Все большую силу набирала литература так называемых «неортодоксальных жанров», то есть находящихся, с точки зрения традиционной эстетики, как бы на периферии или за пределами серьезного искусства. К этой области «низкой» литературы, как ее в ту пору именовали, обычно относили повествовательные жанры: городскую повесть – хуабэнь, и «многоглавный роман». Однако именно этой литературе, получившей столь стремительное развитие в эти два столетия, и довелось, в силу своего демократического характера, наиболее ярко выразить лицо эпохи. И получилось это не потому, что в художественном отношении она была богаче и совершеннее литературы классических жанров, а потому, что благодаря своим художественным особенностям она быстрее и полнее отражала бег времени, сущность жизни, настроения людей.

Наиболее интересной в этом отношении стала проза, которая заняла едва ли не ведущее место в литературном процессе той поры. Хотя возникновение художественной прозы на байхуа – разговорном языке – относится к более ранней поре, ее расцвет падает на XVI–XVII века. Одной из главных причин столь бурного развития прозы были, как мы уже сказали, те большие перемены в самом китайском обществе, которые затронули все сферы духовного и культурного бытия. И среди наиболее важных общественных явлений в первую очередь следует указать на быстрое расслоение китайского общества, появление и развитие городских прослоек, так называемого «третьего сословия», – людей со специфическим пониманием мира, своими культурными запросами и привычками. Таким образом, став важным составным элементом новой культуры, повествовательная проза как раз и явилась выразителем новых общественных перемен.

Шестнадцатый – семнадцатый века можно назвать «золотыми веками» китайского повествовательного жанра. За этот сравнительно короткий промежуток времени появляются сотни, если не сказать – тысячи, произведений. Такого изобилия в прозаическом жанре китайская литература еще доселе не знала. Возникают крупные жанровые разновидности со своими художественными принципами и закономерностями: героико-авантюриое направление, волшебное – его образцом может служить роман «Развеянные чары», нравоописательное и другие. Со временем появляются литературные памятники, наполненные сложными философскими и социальными идеями и образами. Наконец, огромное развитие получает городская проза, к лучшим образцам которой относятся произведения Ло Гуаньчжуна.

Китайская повествовательная проза той поры имела свои особенности, выделявшие ее из круга традиционных литературных явлений. Они были обусловлены ее фольклорными истоками и спецификой ее бытования в обществе. К примеру, прозу отличал художественный язык, приближающийся к нормам разговорной речи. Связь прозы с устными формами литературы (в частности, с разными видами устного сказа) вызвала к жизни новый стиль – стиль рассказчика или псевдорассказчика. Вот отчего в прозаических произведениях этого периода столь большое количество сказовых клише и фразеологизмов, создающих как бы особую манеру «говорения».

Ориентированность прозы на читателя-горожанина в значительной мере определила и тематику произведений, созданных в ключе художественной беллетристики. Будучи также неразрывно связанной с различными «письменными формами» литературы – высокой прозой, поэзией, повествовательная проза удачно заимствовала и их сложный и богатый оттенками художественный язык. Наконец, связь с письменными формами литературы обогатила и поэтику демократической прозы – особенность, в наиболее полной мере проявившаяся в романе «Развеянные чары».

ГЛАВА 1

Обучив воинов искусству фехтования, Небесная дева покидает горы. Похитив на Небесах даосскую книгу, Юань-гун возвращается в пещеру

Многообразны явления жизни,

перемен и рождений не счесть,

Однако у всех воплощений в природе

нечто общее есть;

Тому, кто не верит, что души мертвых

могут менять обличья,

Об ожившем комочке свечного нагара

надо скорее прочесть!

Как гласит предание, во времена великой династии Тан, в годы правления под девизом Начало начал, жил в Чжэньцзэ отставной чиновник по имени Лю Чжицин, бывший придворный советник. Как-то пожаловался он государю на злоупотребления первого министра Ли Линьфу, но государь не внял его жалобе, и пришлось Лю Чжицину подать в отставку.

До этого случая жене Лю Чжицина кое-как удавалось удерживать его от неосторожных речей; но тут благоразумие изменило ему, и он наговорил лишнего. Ведь не мог же он, слывший прямым и честным, молчать, глядя на бесчинства. Отставка мужа так расстроила госпожу Лю, что она заболела и слегла. Приглашали лекарей, те прописывали лекарства, но они не помогали.

Однажды ночью госпожа Лю, сидя в постели, выпила немного рисового отвара и позвала служанку убрать чашку. В это время огонь в лампе потускнел.

– Радуйтесь, госпожа! – вскричала служанка. – Видите, сколько нагара на фитиле? Это к счастью.

– Чему тут радоваться? – отмахнулась хозяйка. – Сними-ка лучше нагар – когда в комнате светло, на душе легче.

Служанка щелчком сбила обгоревший кончик фитиля. Лампа снова ярко вспыхнула, а раскаленный нагар упал на стол. Тотчас же откуда-то сзади налетел порыв ветра и, подхватив упавший нагар, завертел его, словно огненную жемчужину.

– Как интересно, госпожа! – засмеялась служанка. – Смотрите, нагар ожил!

Жемчужина между тем продолжала кружиться, стала величиной с чашку, приняла форму шара, скатилась на пол и взорвалась с треском, словно хлопушка. Искры снопами разметались кругом и погасли. И тут госпожа Лю увидела старуху ростом в три чи, которая поклонилась ей, пожелала счастья и промолвила:

– Госпожа, я прослышала о вашем недуге и принесла чудодейственную пилюлю.

Госпожа Лю испугалась было, но потом поняла, что перед ней добрая фея, обрадовалась, проглотила пилюлю и сразу почувствовала себя здоровой.

В награду за исцеление старуха потребовала, чтобы госпожа Лю признала ее своей родственницей. С того дня она часто являлась в паланкине, который несли четыре носильщика, и устраивала в доме госпожи Лю всяческие беспорядки. Ее старались отвадить пренебрежительным отношением, гнали вон – но все тщетно. Того, кто пробовал ей перечить, она манила к себе, и он замертво падал, а его окровавленное сердце неведомым образом оказывалось в руках злобной старухи. И лишь вняв мольбам простить строптивца, она подбрасывала его сердце в воздух, и оно, попав через рот в тело мертвого, тотчас же его оживляло.

Посоветовавшись с родными, Лю Чжицин тайком послал людей разведать, откуда является старуха. Ему доложили, что она всплывает со дна озера «Шея иволги». Но как можно жить под водой?

Лю Чжицин приглашал даосовчитать заклинания, но и это не помогало. Тогда святой монах из хижины Южного леса призвал на помощь бодисатвуДраконова дерева, тот расставил волшебные сети, которыми вылавливают оборотней и возвращают им первоначальный их облик, и в эти сети удалось поймать старую обезьяну.

Обезьяна была ловкой и изворотливой и очень походила на человека. Она проникала в дома, шарила по столам, опрокидывала кувшины, воровала одежду. Характер у нее был прескверный – впрочем, чего можно ждать от обезьяны, к тому же от старой?..

А вот другая история.

Во времена Чуньцю, в годы правления Цзин-вана, вспыхнула война между царствами У и Юэ. Уский князь Фуча осадил в Гуйцзи юэского князя Гоуцзяня. Лишь благодаря стараниям младшего сановника Вэнь Чжуна, сумевшего уговорить уского князя снять осаду, удалось избежать разгрома. Но Фуча отобрал у юэского князя жену, лишил ее княжеских одежд и уборов, поселил в пещере и три года заставлял ходить за лошадьми. Гоуцзянь не мог стерпеть такого позора и мечтал об отмщении. И тогда старший сановник Фань Ли предложил ему собрать шеститысячное войско, а для его обучения пригласить Небесную деву с Южных гор. Он сам навестил деву, и она согласилась помочь. Но когда Небесная дева спускалась с гор, по дороге ей повстречался старик, назвавшийся Юань-гуном.

– Доводилось мне слышать, – сказал старик, – что ты искусно владеешь мечом. Сам я знаю не больше одного-двух приемов, но все же хотел бы тебя испытать.

– Не смею уклоняться, – ответила дева.

Старик оглядел вершины деревьев, выбрал сухой бамбуковый ствол, с корнем вырвал его и подбросил в воздух. При падении бамбук разломился. Дева взяла верхушку, а старик – комель. Старик размахнулся и первым сделал выпад. Дева неторопливо обернулась и нанесла удар. Удар был таким, что старик взлетел на верхушку дерева, после чего обратился в белую обезьяну и убежал.

А случилось так потому, что дева была не простой смертной, а небожительницей, спустившейся в грешный мир по велению самого Яшмового владыки, недовольного бесчинствами уского князя, чтобы помочь царству Юэ одолеть царство У.

Что же касается Юань-гуна, то он был не кем иным, как Белой обезьяной. Долгие годы жил он в лесах царства Чу, где усердно постигал учение даосов. Однажды чуский князь Гун-ван, охотясь у горы Терновой, увидел его и хотел подстрелить. Из восемнадцати стрел ни одна не попала в цель. Рассерженный, он призвал Ян Юцзи, лучшего стрелка своего царства, способного за сто шагов попасть в лист тополя, и повелел ему убить обезьяну. Зная, что от волшебных стрел Ян Юцзи еще никому не удавалось спастись, Юань-гун обратился в дым и улетел. По приказу князя воины обшарили лес и горы, но следов обезьяны не обнаружили и лес сожгли. С этих пор, как гласит предание, в царстве Чуисчезли леса и перестали водиться обезьяны.

А Юань-гун укрылся в пещере Белых облаков, которая находится в горах Заоблачных снов, и всецело посвятил себя изучению магии. Но когда ему стало известно, что Небесная дева Сюаньнюйспустилась на землю, он принял облик старика, чтобы испытать ее искусство.

Между тем Небесная дева обучила войско юэского князя и, ни с кем не простившись, покинула княжество Юэ. Окутанная легким туманом, она шла по старой проезжей дороге, как вдруг услышала, что ее кто-то окликнул.

Дева остановилась, огляделась и увидела стоявшего на коленях Юань-гуна. Старик держал на вытянутых руках каменный поднос, на котором рядами лежали долговечные плоды: орехи лесные, грецкие, кедровые и орехи торреи. А долговечными плоды называют потому, что, благодаря твердой скорлупе, они не сохнут на вотру, не мокнут от дождя и долго сохраняют свежесть.

– Наставница! – вскричал Юань-гун, ставя поднос на землю и отвешивая низкий поклон. – Прими мое подношение и возьми меня в ученики!

Дева поняла, что Юань-гун признал в ней перевоплощенную дочь Владыки Девяти небес, и это ей не понравилось. Однако искренность старика тронула деву, и она решила принять угощения. А в ответ вытащила из рукава два шарика, каждый величиной с глаз, и протянула ему. Юань-гун положил шарики на ладонь – они показались ему отлитыми из металла, хотя почти не блестели.

«Будь эти шарики из теста, ими хоть голод можно было бы утолить, – размышлял он. – Если они серебряные – то чересчур малы, и цена им невелика. Ну а коли это свинцовые пули для самострела, то они мне и вовсе ни к чему – стрелять-то я не умею. Что же мне с ними делать?»

Словно угадав его мысли, дева дунула на шарики, и они засверкали, вмиг разлетелись в разные стороны, вытянулись, подобно двум золотым змеям, и выпустили тысячи холодных, пронизывающих лучей. У Юань-гуна зашумело в ушах, и ему почудилось, будто он слышит свист и звон множества мечей. Он зажмурил глаза и дрожащим голосом пробормотал:

– Прости меня, добрая наставница! Теперь я поверил в твою чудесную силу!

На самом же деле шарики эти были парой мечей, выкованных бессмертными. Они обладали способностью удлиняться и укорачиваться, излучать сияние и тускнеть, подобно свинцу, бесконечно менять форму и взлетать в воздух, обрушиваться на вражеское войско и без промаха поражать его.

Небесная дева показала свое волшебство, чтобы попугать Юань-гуна, но вреда ему никакого не причинила, срезала только один волосок с его головы да одну ресничку.

Тут дева снова встряхнула рукавом, сияние сразу померкло, а мечи вновь превратились в шарики и исчезли и рукаве.

Юань-гун открыл глаза. От страха он весь покрылся холодным потом и долго не мог вымолвить ни слова.

Вот так Юань-гун стал учеником Небесной девы. Он последовал за нею в Южные горы и, живя там, целыми днями собирал цветы и плоды и подносил их наставнице. Деве нравились его заботливость и усердие, и в награду за это она передала ему свои тайны боевого искусства. По ее образцам Юань-гун изготовил два меча и научился проделывать с ними всевозможные превращения.

В ту пору юэский князь с отборным шеститысячным войском вторгся в пределы княжества У, разгромил Фуча и сделался властителем во всем Цзяндуне. Помня о заслугах девы Сюаньнюй, князь послал людей в Южные горы навестить ее, но те не смогли ее там найти. Тогда по приказу князя в честь Бессмертной девы на горе соорудили храм, в котором ежегодно совершались жертвоприношения.

Как вы думаете, почему не удалось найти деву? Да потому, что после победы княжества Юэ она возвратилась на небеса к Яшмовому владыке. Ведь духи обладают способностью появляться и исчезать, когда им заблагорассудится, – не то что простые смертные.

Ну а теперь расскажем о том, как дева Сюаньнюй взяла с собой на небеса Юань-гуна и представила его Яшмовому владыке. Юань-гун понравился владыке, и тот пожаловал ему титул повелителя пещеры Белых облаков и назначил хранителем тайных книг Девяти небес.

Вы спросите, что это за книги? Дело в том, что на небесах хранилось большое собрание книг, толкующих о трех основных учениях и девяти течениях. Однако то не были тайные книги. Тайными же книгами считались особые книги, о которых простые люди и понятия не имели, и хранились книги эти в золотых шкафах и яшмовых ларцах. Ежегодно в пятый день пятого лунного месяца приходил чиновник из палаты Литературных сокровищ и проверял их сохранность. Хотя Юань-гун и считался хранителем этих книг, но и ему небесный закон строжайше запрещал в них заглядывать.

Но вот однажды, когда в садах богини Западного неба Сиванмусозрели персики бессмертия, Яшмовый владыка со свитой небожителей отправился к ней на пир в горы Куньлунь, на берега Яшмового пруда.

Юань-гун, хотя и постиг высокое искусство даосского учения, но еще не обрел истинного прозрения и оставался в Небесном дворце всего лишь простым служителем, поэтому, разумеется, он не мог состоять в свите. Он был от природы большим любителем свежих плодов, к тому же слышал, что чудесные персики богини цветут и плодоносят раз в три тысячи лет и даруют отведавшим их вечную, как само Небо, жизнь, – как же тут было не позавидовать!

Юань-гун загрустил. И тут он вдруг вспомнил о тайных книгах, которыми ведал. Почему бы сегодня тайком разок не заглянуть в них?

Взгляд его скользнул по золотым шкафам и яшмовым ларцам, в которых, судя по надписям, хранились книги, толкующие о трех учениях и девяти течениях. На конфуцианских книгах он не стал задерживаться: «Эти не буду трогать, пусть их изучают ученые-сюцаи». Буддийские книги тоже оставили его равнодушным – пустое, мол, занятие, для желтолицых старцев. Но как только на глаза ему попалась табличка с надписью «даосские», он сразу же сказал себе: «Вот это как раз для меня!»

Взгляд его привлекла маленькая яшмовая шкатулка со множеством печатей. Ее каждый год осматривал чиновник из палаты Литературных сокровищ, ставил на ней свою печать, но ни разу не открывал.

«Если шкатулка так тщательно опечатана, в ней, несомненно, что-то интересное», – размышлял Юань-гун. Он сломал печати, попробовал приподнять крышку, но та не поддавалась, словно представляла единое целое со шкатулкой. Юань-гун даже вскрикнул от удивления. Если бы шкатулка была железной, тогда понятно: за долгие годы петли могли заржаветь и потому крышка не поддавалась. Но ведь шкатулка сделана из яшмы, хорошо отполирована – в чем же загвоздка? Собравшись с силами, Юань-гун еще раз дернул крышку – она не сдвинулась с места, словно была приколочена гвоздями.

Будь на месте Юань-гуна простая макака, она, возможно, стала бы горячиться, царапать шкатулку и топтать, биться об нее головой. Но Юань-гун был обезьяной старой, умудренной опытом, за долгие годы жизни он научился владеть собой и не допускать опрометчивости. Вот и сейчас он опустился на колени, обнял шкатулку и произнес:

– Наставница моя, Небесная матушка Сюаньнюй, помоги мне открыть шкатулку. Клянусь тебе всегда быть Верным учению и никогда не творить зла.

Отвесив несколько поклонов, Юань-гун поднялся с колен и притронулся к крышке. Она сразу открылась, и Юань-гун увидел в ней ослепительно сверкавший парчовый сверток. В свертке оказалась небольшая книжица, длиною в три вершка, озаглавленная: «Книга исполнения желаний». В ней перечислялось сто восемь способов даосских превращений – тридцать шесть великих, по числу духов Северного Ковша, и семьдесят два малых, по числу духов земных. Юань-гун возликовал:

– Одной этой книжицы предостаточно! Весь век мне приходилось учиться у других, теперь же я сам смогу учить!

Присвистнув от удовольствия, Юань-гун вскочил на облако и полетел в пещеру Белых облаков. Макаки и мартышки толпой бросились ему навстречу и от радости пустились в пляс.

– Видите эту книгу? – обратился к ним Юань-гун. – Теперь я стану наставником, достигну вершин познания и сделаю всех вас счастливыми. А сейчас выровняйте-ка мне две стены в этой пещере.

Обезьяны мигом принялись за дело: одни зубилами скалывали неровности, другие шлифовали камень, и вскоре обе стены стали гладкими, как зеркало.

Юань-гун взял кисть, обмакнул ее в тушь и переписал на стены текст книги, а затем велел обезьянам высекать по написанному иероглифы. Когда все было готово, он с улыбкой сказал:

– Люди говорят, что у Неба нет тайн. Тогда зачем ему подобные книги? Выходит, Небесный владыка хранит их для себя лично. Я же обращу их на пользу людям. Братья мои, смотрите же, старательно учитесь и постигайте все, что здесь написано!

– Горе нам! – вскричали обезьяны. – Как же нам постигать написанное, если мы не умеем читать? Вся надежда на вас. Будьте нашим учителем!

– Когда служанка берется за сватовство, она должна понимать, что ей грозит, – сказал Юань-гун. – Я сам пока научился только лишь читать да писать и еще не постиг всех тайн учения. Повремените немного – ну, скажем, дней десять или с полмесяца – и, если Яшмовый владыка не хватится пропажи, я испрошу у него дозволения отлучиться и приду сюда учить вас.

Не успел он договорить, как снаружи послышался какой-то грохот.

– Гром гремит! – вскричали обезьяны. – Видно, само Небо знамение подает!

– Это не гром, это барабаны бьют у врат небесных, – возразил Юань-гун. – Всякий раз, когда в Небесном дворце готовятся к судебному разбирательству, об этом оповещают барабанным боем, словно о наступлении. «О наступлении оповещают барабанным боем» – говорится в конфуцианских книгах. Схоронитесь пока в пещере, а я тем временем схожу на перекличку небесных служителей и разузнаю, в чем дело.

Юань-гун выскользнул из пещеры и быстро направился к небесным вратам.

Вот как случилось, что Юань-гун нарушил небесный устав и за это поплатился.

Поистине:

Если не веришь, что промысел Неба

бесконечно мудр и глубок,

Бед и страданий избегнуть не сможешь,

ждет тебя тяжкий урок.

Если хотите знать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.

ГЛАВА 2

Владыка Северного Ковша творит суд в палате Литературных сокровищ. Юань-гун распространяет туманы из пещеры Белых облаков

Лживы законы горы Маошань,

неправедна их основа,

Что ж удивляться, если удача

минует нас снова и снова?

Если кто из людей посмеет

похитить священную книгу,

Тотчас домчит даос до Инчжоу –

хватит единого мига!

А теперь поведем рассказ о том, как Яшмовый владыка, возвратившись с пира на берегу Яшмового пруда, призвал к себе всех служителей, оставшихся присматривать за Небесным дворцом, устроил им перекличку и обнаружил, что нет Юань-гуна.

Секретарь палаты Литературных сокровищ Ми Хэн вышел навстречу Яшмовому владыке и доложил:

– Повелитель пещеры Белых облаков тайком осмотрел тайные книги, похитил «Книгу исполнения желаний» и вот уже семь дней как сбежал в мир людей!

Яшмовый владыка встревожился:

– В этой книге содержатся тайны Девяти небес. Нельзя допустить, чтобы они стали известны людям. Человеческие сердца не надежны, и постижение тайн небесных может принести им лишь беды и несчастья! А у этой твари как была звериная душа, так, видать, и осталась! Он нарушил небесный устав и за это понесет кару!

Тотчас же у врат небесных, созывая небожителей, загремели барабаны. Яшмовый владыка повелел Фынлуну, богу грома, послать Лэй-гуна, повелителя грома, и Дяньму, повелительницу молний, в мир людей, дабы схватить Юань-гуна и доставить его в палату Литературных сокровищ, а секретарю этой палаты вместе с владыкой Северного Ковша – учинить над ним суд и определить наказание.

Юань-гун между тем добрался до небесных врат, узнал, в чем дело, и с досадой подумал:

«Видно, этот болтун-секретарь, вместо того, чтобы спать, сунул нос, куда ему не следует, и поднял скандал. Надо изловчиться и незаметно положить книгу обратно в шкатулку, а уж там как-нибудь вывернусь».

Юань-гун ощупал рукав – он был пуст. Стало быть, книга осталась в пещере. Ничего не поделаешь – пришлось вернуться…

При виде спешащего к ним Юань-гуна обезьяны веселой толпой высыпали ему навстречу. Но у Юань-гуна не было ни малейшего желания вступать с ними в разговор. Он бросился в пещеру, схватил книгу и устремился с нею к небесным вратам.

Однако добраться туда ему не удалось: путь преградили мчавшиеся навстречу повелитель грома Лэй-гун и повелительница молний Дяньму. Дяньму метала молнии и размахивала огненной плетью, от которой, казалось, во все стороны разлетаются золотые змеи.

– Ну и зла же старуха! – струхнул Юань-гун. – Посмотрим, так ли грозна она в фехтовании?!

Он было собрался незаметно вытащить из рукава шарики-мечи и попробовать сразиться с нею, как вдруг сопровождающие святых служители разом ударили в барабаны. Грохот их был ужасен: казалось, обрушились горы и разверзлась земля. Вокруг Юань-гуна, обжигая ему кожу и опаляя волосы, закружились языки пламени. Заткнув уши и зажмурив глаза, он в страхе закричал:

– Почтенные боги! Если хотите говорить со мной – говорите! К чему показывать свое могущество?

– Верховный владыка приказал нам отобрать у тебя «Книгу исполнения желаний», – промолвил повелитель грома Лэй-гун. – И найдем мы ее или не найдем, все равно велено доставить тебя в палату Литературных сокровищ – будешь держать ответ перед судом.

– Да-да, конечно, повинуюсь, – смиренно произнес Юань-гун, а про себя подумал:

«Почему это Верховный владыка приказал доставить меня именно в палату Литературных сокровищ? Может, они при мне намерены начать поиски книги? Что ж, тем лучше – в палате я все равно что дома: уж как-нибудь изловчусь выбросить из рукава эту злосчастную книжицу».

Страх Юань-гуна почти прошел, к тому же он убедился, что сопротивляться повелителю грома бесполезно.

Тем временем небесные служители надели Юань-гуну на шею железную цепь, посадили его в громовую колесницу и, проскочив небесные врата, помчались в палату Литературных сокровищ.

Поистине, не сразу поймешь – чего следует остерегаться, если рядом с Синим драконом восседает Белый тигр, или добро соседствует со злом!

А в это время секретарь палаты Литературных сокровищ Ми Хэн уже занял свое место. Вскоре вдали стал расти и приближаться целый лес знамен и бунчуков, над которыми возвышался драгоценный зонт, – это со своей свитою прибывал сам владыка Северного Ковша. Секретарь палаты приветствовал могущественного владыку и предложил ему занять почетное судейское место.

Повелитель грома Лэй-гун и повелительница молний Дяньму ввели Юань-гуна, доложили, что высочайшее повеление выполнено, и удалились.

Оглушенному громами и ослепленному молниями Юань-гуну казалось, будто он не то во хмелю, не то во сне. Служители под руки приволокли его к крыльцу, поставили на колени и доложили:

– Злодей, похититель книги, доставлен!

Юань-гун поднял голову и огляделся: справа и слева от него стройными рядами высились знамена, впереди восседали на возвышении судьи.

«Так, так, – начал соображать Юань-гун, – секретарь палаты, сидящий справа, не так уж грозен, к тому же человек он свой, так что бояться мне его нечего; а вот с тем, что сидит слева – в черном одеянии и с яшмовой пластинкой для записей в руке – с ним надо держать ухо востро». Еще бы! Ведь это был не кто иной, как сам повелитель звезд Северного Ковша!

Это он, Северный Ковш, поражал смертью, в то время как Южный Ковш даровал жизнь. Стоило помолиться – только так, чтобы молитва дошла до него, и не важно – долгая была суждена жизнь молящемуся или короткая, как Янь Хуэю, – владыка одним росчерком кисти мог продлить ее до ста девяноста лет. И тогда даже сам Яньло, владыка загробного мира, ничего не мог сделать. Зато разгневавший владыку Северного Ковша так же мгновенно лишался жизни, стоило тому прикоснуться к кисти. И тут никакие указы Яшмового владыки о помиловании не помогали – мертвый не оживал.

Помня обо всем этом, Юань-гун, не дожидаясь, пока заговорят судьи, протянул им книгу и, низко кланяясь, покаялся.

– Грешная тварь! – зарычал на него повелитель звезд Северного Ковша. – Ты сломал небесную печать и похитил тайную книгу, которую тебе же доверили охранять. Да знаешь ли ты, что это много хуже простого воровства и подобное преступление карается смертью!

Юань-гун молчал, только кланялся и молил о пощаде.

– Может, ты уже успел разгласить небесные тайны? Смотри же – говори правду! – обратился к нему секретарь палаты Ми Хэн.

– Я никогда не лгу! – вскричал Юань-гун. – Единственное, что я сделал, это в точности перенес на каменные стены пещеры Белых облаков все описания превращений, но их еще не видел ни один человек!

«Пожалуй, эта скотина и впрямь не врет», – подумал про себя повелитель звезд и грозно спросил:

– А зачем ты это сделал?

– Я часто слышал о бескорыстии Верховного владыки и не мог даже предположить, что у него могут быть какие-то «тайны», – отвечал Юань-гун. – По моему разумению, тайны незачем записывать. В книги же заносят только то, что хотят сохранить для потомков. Яшмовый владыка хранил книгу в шкатулке, а я перенес ее текст на камень с той же самой целью: чтобы он дошел до потомков.

– Хватит врать и изворачиваться, – сурово оборвал его секретарь.

Юань-гун поспешно поклонился, еще раз покаялся и продолжал:

– Хватит ли ума у глупой старой обезьяны что-либо выдумывать?! Я правду говорю!

– Известно мне, – продолжал секретарь, – что в той яшмовой шкатулке хранилось величайшее сокровище небесного двора, а открыть шкатулку можно лишь по разрешению либо творца Первозданного хаоса, либо Небесной девы Сюаньнюй, либо же по повелению самого Яшмового владыки. Как же ты, волосатая тварь, сумел вскрыть ее?

– Сначала у меня и в самом деле ничего не получалось, – отвечал Юань-гун, – но когда я искренне помолился моей наставнице, Небесной деве Сюаньнюй, и пообещал ей всегда оставаться верным учению и не творить зла, шкатулка открылась сама собой. Не открылась бы – я бы ее так и оставил. Не звать же каменотеса на помощь. Знай я заранее, что небесный устав так строг, ни за что не стал бы его нарушать! К тому же наставница Сюаньнюй, вместо того чтобы мне помешать, толкнула меня на это преступление! Раньше я возмущался, бывало, что в мире людей из-за какой-то ничтожной бумажки человека могут судить, но что на Небесах меня сочтут злодеем за то, что я с добрыми намерениями заглянул в какую-то маленькую книжонку, и осудят на смерть, даже не дав раскаяться, такого я, признаться, не ожидал.

При этих словах секретарь Ми Хэн внезапно помрачнел. Ему вспомнилось, как, еще живя на земле, он оказался виновным в глазах Лю Бяо– и все из-за подметного письмеца Сунь Цэ. Ми Хэн был добрым и прямодушным, взволнованность и искренность Юань-гуна, его слезы растрогали секретаря, и, не выдержав, он обратился к повелителю звезд Северного Ковша:

– Юань-гун говорит вполне справедливо. К тому же он и в самом деле ученик Небесной девы Сюаньнюй. Не возьмете ли вы на себя труд, повелитель, вместе со мной доложить о его деле Яшмовому владыке, после чего, возможно, последует высочайший указ, дозволяющий этой волосатой твари праведной жизнью искупить вину.

– Юань-гун у вас в подчинении, потому я всецело полагаюсь на ваше решение, – отвечал повелитель звезд Северного Ковша. – Но поскольку все небесные духи знают об этом суде, хорошо бы, дабы их успокоить, составить предварительно какую-нибудь бумагу с объяснением обстоятельств данного дела.

– Вы совершенно правы, повелитель, – поддакнул Ми Хэн и приказал подать Юань-гуну кисть и бумагу.

Юань-гун смекнул, что секретарь старается избавить его от кары, и с радостью принял кисть и принялся писать:

«Показание:

Я – Юань-гун, возраста неизвестного, проживал на горе Заоблачных снов в пещере Белых облаков, где и постигал даосское учение. За мое рвение в учебе Небесная дева Сюаньнюй представила меня Яшмовому владыке. Он милостиво пожаловал мне титул повелителя пещеры Белых облаков, назначил хранителем секретных книг Девяти небес, а также чиновником палаты Литературных сокровищ. За долгие годы службы мною не было допущено ни одного нарушения. Но вот недавно все праведники Девяти небес отправились к матушке Сиванму на Персиковый пир, а меня не взяли с собой, как недостойного. Тогда я, от расстройства позабыв про небесные милости, решил заглянуть в тайные книги.

Дважды я пытался открыть шкатулку, но не смог. Тогда я обратился с мольбой к Небесной деве Сюаньнюй, и она помогла мне. В шкатулке лежала книга, я заглянул в нее и тотчас понял, что если постигну суть ее, то смогу прослыть святым в мире людей. Я был уверен, что на Небесах нет тайн, и потому высек текст на каменных стенах пещеры Белых облаков. Ни корыстных помыслов, ни дурных намерений у меня не было.

Если мне будет даровано прощение – клянусь сохранить этот текст в тайне от людей. И пусть Небо меня покарает, а Земля уничтожит за нарушение клятвы.

Все, что я написал, – совершенная правда».

Повелитель звезд Северного Ковша пробежал глазами бумагу и усмехнулся:

– Прочтешь этакое – и, чего доброго, подумаешь, что эта тварь чиста всем телом своим!

– Вот именно, не только телом, но и душой! – подхватил Юань-гун. – Я привык говорить все, как есть: один – значит, один, два – значит, два. Не то что другие – то говорят «три», то «четыре»!..

Секретарь и его приближенные рассмеялись.

Затем все вместе они повели Юань-гуна в зал Священного небосвода, где в это время находился Яшмовый владыка, и обратились к нему с такими словами:

– Велико преступление Юань-гуна, но за чистосердечное признание он заслуживает снисхождения. К тому же он проступок свой совершил без злого умысла, так что простите его, ради святой девы Сюаньнюй!

Яшмовый владыка согласился отменить смертную казнь, однако лишил Юань-гуна титула повелителя пещеры Белых облаков, пожаловав ему взамен звание духа Белой обезьяны, и строго-настрого приказал хранить в тайне высеченный на стенах пещеры текст. При этом он повелел изгнать из тех мест обезьян, запретив всем, кроме Юань-гуна, жить там ближе десяти лик пещере.

Юань-гун поблагодарил Яшмового владыку за милость, а владыка велел принести курильницу из белой яшмы и подарил ему. Курильница эта источала ароматы, ее не надо было зажигать, и потому она называлась «самокурильницей». Если Юань-гун находился в пещере, из нее струился ароматный дымок, поднимавшийся до самых небесных врат. Однако стоило ему отлучиться из пещеры, как дымок таял, вспыхивал огонь, и владыка сразу узнавал, что обезьяна вздумала бунтовать.

Юань-гун еще раз поблагодарил за милость и сказал:

– Пещера Белых облаков, где мне предстоит обитать, хоть и отгорожена ущельями и горами, но все же не совсем отрезана от мира людей, так что нельзя быть уверенным, что в нее никто не проникнет. Доводилось мне слышать, что святой Чжан Кайумеет распускать туманы. Не прикажете ли, владыка, прикрывать ему своими туманами вход в пещеру?

– Для этого вовсе не следует тревожить святого, – ответил Яшмовый владыка и, вызвав хранителя небесных кладовых, повелел ему принести бесценное сокровище – Мать Туманов.

Надо сказать, что на Небесах хранилось четыре таких сокровища: Мать Эфиров, Мать Ветров, Мать Облаков и Мать Туманов. Последнее сокровище походило на свернутый занавес. Стоило его чуть-чуть развернуть, как из него начинал клубами вырываться белый пар – словно бил из открытой парильни. Если же его полностью раскатывали, туман растекался на сотни ли вокруг и мог своим густым покрывалом окутать всю землю. Когда же занавес сворачивали, он вновь, как губка, впитывал в себя пары тумана.

В стародавние времена, когда миром еще правил император Сюаньюань, один из властительных князей, по имени Чи Ю, завладел этим чудесным занавесом и научился распространять великие туманы. Кроме того, он смастерил себе большой самострел и, возомнив себя непобедимым, стал творить всяческие бесчинства, измываться над народом и даже помышлять отнять Поднебесную у самого императора Хуан-ди. Тогда император вступил с князем в сражение на пустынной равнине Чжолу, но его воины, заблудившись в тумане, перестали различать, где запад, а где восток. Три дня и три ночи длилось сражение, но ни одной из сторон не удалось одержать победу.

К счастью, Небесная дева Сюаньнюй снизошла на землю и помогла императору построить повозку, названную «компасной». Куда бы эту повозку ни поворачивали – направо или налево, – стоявший на ней деревянный истукан пальцем вытянутой вперед руки всегда указывал точно на юг. После этого императору Хуан-ди удалось разбить Чи Ю, изловить его и казнить. Вот почему в Шэньсидо сих пор существует соленое озеро.

А занавес Туманов дева Сюаньнюй захватила с собой и поднесла Яшмовому владыке, который и распорядился хранить его в небесной кладовой…

Однако не будем отвлекаться и продолжим рассказ о Юань-гуне.

Итак, убедившись, что Юань-гун всей душой предан учению, не лжет и к тому же является учеником девы Сюаньнюй, Яшмовый владыка подарил ему чудесный занавес, дабы прикрывать с его помощью туманами вход в пещеру.

– Развернешь занавес на один чи – туман распространится на десять ли, – объяснял владыка. – Однако полностью не разворачивай, не то причинишь вред людям. Будь старателен, совершенствуйся в учении, сей доброе – этим искупишь свою вину, и тогда, быть может, настанет день твоего возвышения. Иначе Небо накажет тебя, и ты навеки угодишь в ад.

Юань-гун почтительно согласился и простился с Яшмовым владыкой.

Яшмовая шкатулка была снова опечатана и передана на хранение в палату Литературных сокровищ.

После этого Юань-гун простился с секретарем палаты Ми Хэном и повелителем звезд Северного Ковша, поблагодарил их за милосердие и, захватив с собой подаренные ему сокровища – яшмовую курильницу и занавес Туманов, – отправился в пещеру Белых облаков.

К этому времени местные божества по велению Небес уже изгнали из тех мест всех мартышек, макак и их сородичей, и Юань-гун остался в полном одиночестве. Его душу охватила печаль, но он был рад, что остался жив, да еще овладел двумя редчайшими сокровищами. Поистине, как говорится, – нет худа без добра!

Юань-гун поставил курильницу у порога своей каменной кельи – струйка ароматного дыма поднялась от нее к Небесам. Затем взял занавес Туманов и, развернув его на один чи, повесил перед входом в пещеру – тотчас заклубился белый пар и заполнил горы таким густым туманом, что ничего не было видно за несколько шагов.

Юань-гун обрадовался.

«В мире есть много вещей, коих название не отвечает их сущности, – подумал он. – Так и с этой пещерой: лишь сейчас, когда из нее струятся туманы, ее по праву можно назвать пещерой Белых облаков».

Он вернулся к курильнице, отвесил четыре поклона и возблагодарил Небо за милости.

Так и повелось с того дня. Юань-гун старательно исполнял свои обязанности и не смел лениться. И только в пятый день пятого месяца каждого наступающего года он сворачивал занавес Туманов и отправлялся на Небеса, чтобы предстать перед Яшмовым владыкой. В полдень он возвращался, разворачивал занавес и вновь отгораживался от внешнего мира туманами.

Вот так, пребывая в пещере, Юань-гун совершенствовал свой характер и лишь изредка в свободное время развлекался двумя шариками-мечами. Те сто восемь превращений, описание которых он некогда высек на стенах пещеры, теперь почти не привлекали его, ибо были не чем иным, как коварными способами одурачивать людей.

«Недаром, – говорил себе Юань-гун, – Яшмовый владыка старался, чтобы они не попали в мир людей. К тому же это наверняка дело рук какой-нибудь секты еретиков. Нет, это не для меня, и знай я об этом раньше, ни за что не стал бы открывать шкатулку».

Юань-гун так глубоко раскаивался, что однажды взял кисть и на задней части стены в конце текста книги приписал еще несколько строк:

«Здесь изложены тайны Девяти небес, тщательно оберегаемые Верховным владыкой от разглашения. Если же, волею судеб, они станут известны кому-нибудь из потомков, то пусть он, в соответствии с волей Неба, использует их на благо государства и на пользу народа. Для этого ему должно сделать следующее: в полночь двадцать девятого числа последнего месяца года подняться на крышу дома, сесть верхом на конек и, держа в руке меч и распустив волосы, принести клятву Северному Ковшу: я, такой-то и такой-то, возраста такого-то, никогда не совершал грехов, и, если впредь нанесу хотя малейший вред людям, пусть повелитель грома Лэй-гун покарает меня за это…»

Как вы думаете, почему Юань-гун так поступил? Да потому, что еще в палате Литературных сокровищ дал клятву никогда не творить зла и теперь боялся, что если кто-либо, завладев тайнами Небес, использует их в дурных целях, то немалая доля вины падет и на него, Юань-гуна. К тому же Яшмовый владыка, снизойдя на землю двадцать пятого числа двенадцатого месяца, наверняка увидит эту его надпись и, поняв искренние намерения Юань-гуна, не станет взыскивать.

Так думал Юань-гун; но нам думается, причины здесь иные. Если бы Небо действительно не хотело разглашения тайн, оно могло бы распорядиться об уничтожении всех надписей в пещере. Однако такого не случилось: видно, небесный двор заранее знал, что проникновение его тайн в мир людей неизбежно.

Поистине:

Праздность лучше суетных дел –

это известно от века;

Душу того, кто Дао постиг,

не сравнить с душой человека!

Итак, если хотите знать, кто из людей похитил небесные тайны и что за этим последовало, прочтите следующую главу.

ГЛАВА 3

Ху Чу в деревне пытается обольстить добродетельную женщину. Чжао И в лесу разыскивает следы лиса-оборотня

Каждая тварь живая способна

в оборотня превратиться,

Но в тонком искусстве бесовских проделок

всех превосходит лисица.

Людям постичь колдовские обличья

Еще не случалось доселе,

И нынче лисицу – Святую тетушку –

разгадать они не сумели.

Говорят, что с живыми тварями могут происходить самые невероятные превращения. Так, к примеру, рыба угорь может оборотиться добрым молодцем, белая улитка – красавицей, тигр – буддийским монахом или старухой, бык – царем или князем, барс – военачальником, собака – чиновником, олень – даосом, волк – мальчишкой. Подобных случаев в книгах описано множество. Надо сказать, что обезьяны в этих делах тоже ловки и изворотливы. Но уж если говорить в целом, то никто не совершил столько бесовских проделок, как лисы.

У обычных лис носик – острый, головка – маленькая, хвост – большой, шерсть – рыжая. Если же встречаются лисы черные и белые, то это говорит об их почтенном возрасте, ибо с возрастом их окрас меняется.

В одной древней летописи о лисах говорится:

«Достигнув пятидесяти лет, лиса может превращаться в человека; в сто лет – обретает способность узнавать, что делается за тысячу ли от нее; в тысячу лет – способность общаться с Небесами. Справиться с такой лисой человеку не под силу. Нрав же у нее добрый, превращения бесконечны, и обольщать она умеет…».

Вот почему с древнейших времен лис сравнивают с человеком. Красив человек, все говорят – мил и обворожителен, как лиса. Нерешителен – его считают недоверчивым и осторожным, как лиса. Любит выдавать ложь за истину – и это его качество сравнят с лисьей лживостью. Тех же, у кого не счесть друзей, обычно именуют вожаками лисьей стаи.

А теперь, уважаемый читатель, послушай рассказ о лисьей обольстительности.

Если лиса хочет завлечь мужчину, то чаще всего принимает облик красивой женщины. Если же лис хочет соблазнить женщину, он принимает облик красавца мужчины.

Вы можете удивиться: каким это образом лисы совершают подобные превращения? Все дело в том, что способность к этому заложена в них самой природой.

Предположим, лиса хочет превратиться в женщину – для этого она берет теменную кость умершей женщины; если же лис желает превратиться в мужчину, он берет такую же кость, но уже умершего мужчины. Они кладут эту кость себе на голову и начинают кланяться луне. Ежели превращению суждено совершиться, то кость удержится на голове при всех поклонах. Ну а ежели не удержится – стало быть, не бывать превращению!

Если при этом удается отбить сорок девять поклонов, не уронив кости, то лиса превращается в женщину, а лис – в мужчину.

Затем оборотень покрывает тело древесными листьями и лепестками цветов, и они превращаются в роскошные новые одеяния.

Встречаясь с людьми, оборотни мило улыбаются, говорят приятные слова, и в девяти случаях из десяти люди поддаются на их уловки. Противостоять им способны лишь высоконравственные мужи и целомудренные женщины…

А теперь поведем рассказ о том, как во времена великой династии Сун, в первый год правления под девизом Всеобщее спокойствие, на престол вступил император Чжэнь-цзун. Народ тогда жил в мире и покое, но наш рассказ пойдет не об этом, а об охотнике по имени Чжао И, из деревни Цзытунцунь, которая находится в округе Аньдэ, в Западной Сычуани.

Чжао И происходил из некогда богатой, но затем разорившейся семьи. Жил он всегда независимо, и за это односельчане почтительно именовали его Чжао Даланом, что значит «старший молодец». У него была жена, урожденная Цянь, дочь отставного чиновника. Ей было двадцать два года, и она отличалась необыкновенной красотой. Средства к жизни Чжао И добывал охотой, а жена занималась шитьем на дому, чем и помогала содержать семью. Люди весьма уважали ее за добродетельный нрав.

Но вот однажды случилось так, что она вышла из дому за водой и была замечена лисом-оборотнем. Ее красота возбудила в нем страсть, и он решил соблазнить ее, приняв для этого облик красавца сюцая. И вот каждый день, после ухода мужа из дому, он, роскошно наряженный, появлялся у ворот и слонялся под окнами, ища случая заговорить с красоткой. При этом он не забывал обольщать ее сладкими речами. Но сердце женщины оставалось твердым, как камень, и никакие бесовские чары на него не действовали.

Как-то Чжао И дважды столкнулся с этим сюцаем у ворот своего дома. Поведение молодого человека показалось ему несколько странным, и охотник поинтересовался, кто он такой.

– Меня зовут Ху Чу, – отвечал сюцай. – Я учусь у наставника в соседней деревне, а сюда пришел просто погулять.

Чжао И пытался разузнать о нем в соседней деревне, но человека с таким именем там никто не знал. Это вызвало у него подозрение.

Через несколько дней, утром, госпожа Цянь собралась было заняться туалетом, как вдруг обнаружила исчезновение серебряной шпильки для волос. Она перетряхнула всю одежду, перерыла все шкатулки, короба и туалетные коробки, осмотрела даже крысиную нору у подножья стены – шпильки нигде не было. И лишь в полдень, когда к обеду был уже готов рис, она открыла крышку котла и обнаружила в нем свою шпильку. При этом, несмотря на горячий пар, валивший из котла, шпилька была холодной. Госпожа Цянь в тот день ничего не сказала об этом мужу, опасаясь, что он не поверит.

Через несколько дней, встав утром с постели, она уже обнаружила пропажу одной из своих вышитых туфелек.

– Видать, кошка утащила, – предположил Чжао И. – Надень другую пару.

В то же утро Чжао И ушел на охоту, но вскоре вернулся, держа в руках вышитую женскую туфлю.

– Это не твоя?

– Моя, – удивилась госпожа Цянь. – Где ты ее нашел?

– В трех ли отсюда, – ответил муж. – Висела на гранатовом дереве. Чудеса!

Только после этого госпожа Цянь осмелилась рассказать мужу историю с серебряной шпилькой.

– Это, несомненно, проделки какого-то беса, – заключил Чжао И. – Не обращай внимания. Неспроста же говорят: увидев удивительное – не удивляйся, и оно перестанет быть удивительным.

С этих пор в семье Чжао И начались чудеса. Однако вреда они никому не причиняли, и супруги вскоре перестали обращать на них внимание, а под конец и вовсе с ними свыклись.

Приближался праздник Двойной девятки. Стало ветрено, травы пожухли – самое время для охоты. Захватив с собой луки, стрелы и прочее охотничье снаряжение, Чжао И и его товарищи-охотники покинули деревню и отправились в горы. Устроив в тот же день облаву, они уже к вечеру добыли несколько сайгаков, кабанов, зайцев и оленей и всю добычу разделили между собой поровну. Собрались было возвращаться, как вдруг из горной впадины выскочила целая стая барсуков.

– А вот и случай показать всем свое искусство! – обрадовались охотники. – Давайте-ка устроим за ними погоню, а затем и угощение в честь самого удачливого охотника!

Охотники оставили свое снаряжение и добычу сопровождавшим их, но не участвовавшим в охоте односельчанам, а сами бросились за барсуками.

Между тем преследуемая охотниками стая барсуков рассыпалась по полю. Чжао И наметил себе самого крупного самца и гнал его без передышки почти три ли. И вдруг барсук исчез. Не желая столь легко отказываться от добычи, охотник взбежал на холмик и, оглядев кругом местность, увидел зверя на склоне впереди лежащей горы: барсук рыскал в разные стороны, выискивая хоть какую-нибудь расселину или нору, где можно было бы спрятаться.

Чжао И снова пустился в погоню, обогнул несколько холмов, но барсука и след простыл. Зато он увидел большеротого оленя, пощипывавшего траву на склоне горы. Олень тоже заметил человека и пустился бежать.

«Барсука я уже упустил, – сказал себе Чжао И, – и если не добуду оленя, не избежать позора».

Торопливо сняв куртку, он обвязал ее вокруг бедер и помчался вперед по склону. Однако и олень исчез.

Охотник в нерешительности остановился. От долгого бега во рту пересохло. Откуда-то доносилось журчание ручья, однако поблизости удалось найти лишь несколько лужиц с мутной водой. В поисках воды Чжао И прошел еще около ли, как вдруг случайно наткнулся на вытекавший из горной расселины ручеек. Вода в нем была так чиста и прозрачна, что были видны все камешки на дне. Положив трезубец, охотник зачерпнул в пригоршню воды и напился. Затем взглянул на небо: уже смеркалось, пора было возвращаться назад.

Происходило все это в восьмой день девятого месяца, и потому, едва зашло солнце, на небе сразу появился ясный полумесяц.

То ободряясь, то падая духом, Чжао И пустился в обратный путь. Надо сказать, что, увлеченный погоней, он не заметил, как пробежал более двадцати ли. Прошагав еще около двух ли, он вдруг заметил впереди себя при лунном свете какую-то движущуюся тень. Это была лиса: положив себе на голову какую-то кость, она беспрерывно кланялась луне.

«Вот те раз! – подумал Чжао И. – И правда, мне частенько приходилось слышать от людей, что лисы могут совершать превращения. Может, и эта тварь обладает такой способностью?! Однако потихоньку понаблюдаю, что будет дальше…»

Между тем лис закончил поклоны и в то же мгновение оборотился в молодого красавца мужчину – вылитый сюцай Ху Чу, с которым Чжао И довелось уже встретиться.

– Так вот ты кто! – воскликнул охотник, и его охватил гнев.

Бросив трезубец, он потихоньку снял лук, наложил стрелу, до отказа натянул тетиву и выстрелил.

– Вот тебе, получай!

Поистине: просто увернуться от видимого копья, но трудно уберечься от невидимой стрелы. Стрела попала лису в левую ляжку, и, взвыв от боли и уронив с головы кость, он снова принял свой первоначальный облик и пустился наутек.

Но Чжао И уже не стал его преследовать: во-первых, время было позднее, а во-вторых, он просто побоялся. Отвязав куртку, он надел ее, подобрал трезубец и торопливо продолжил свой путь.

Тем временем остальные охотники возвратились в деревню. Накупив вина и нажарив дичи, они уселись под навес из циновок и, не дожидаясь возвращения Чжао И, приступили к пиру.

– Что-то запаздывает наш Чжао Далан, – заметил один из охотников. – Видать, тяжела его добыча – нет силенок дотащить!

– Куда ему! – усомнился другой. – Сам знаешь: двуногому не всегда угнаться за четвероногим.

– Вот уж нет! – вступил третий. – Чжао И охотник умелый, удача ему редко изменяет.

– А мне сдается, что не он гоняется за барсуком, а барсук – за ним, – пошутил четвертый, – оттого и запаздывает…

– Поглядите! Поглядите! А не он ли это идет?.. – заметил вдруг кто-то из охотников, указывая рукой на появившегося вдали человека.

Охотники вышли из-под навеса и увидели Чжао И, возвращавшегося с пустыми руками.

– Что это вас так задержало? – спросили его охотники. – А мы задрали двух барсуков, пьем за охотничью удачу. Подсаживайтесь, здесь и ваша доля.

– Увы, барсука мне догнать не удалось, – сказал Чжао И. – Но зато я увидел нечто такое, что развеяло мое великое сомнение.

И он поведал приятелям, как стрелял в лиса-оборотня, кланявшегося луне.

– Ну, брат, да ведь это счастье, что вы избавили наши места от бед! – радовались охотники. – Выходит, теперь мы вас должны поздравлять…

Однако среди охотников нашлись и такие, кто не поверил рассказу Чжао И.

– Чжао Далан, – говорили они, – не смог догнать барсука, а теперь морочит нам голову небылицами о каком-то оборотне! Пока не увидим оборотня своими глазами – не поверим!

Правда, один пожилой охотник возразил:

– А почему не поверить? Чего только не бывает на свете?!

Тем временем охотники затащили Чжао И под навес, усадили, налили большую чашку вина, а затем каждый принялся рассказывать истории про лис-оборотней.

Когда очередь дошла до Чжао И, он сказал:

– Моя стрела попала лису в ляжку, и на земле, конечно, должны остаться следы крови. Хотите – завтра все вместе выйдем, по следам отыщем нору, перебьем всех лис, сколько бы их там ни было, сдерем с них шкуры и сошьем себе куртки на зиму?

– Согласны! – дружно подтвердили охотники. – Однако вот что: если ваш рассказ подтвердится, мы выставляем угощение; если же нет – придется вам раскошелиться.

Чжао И согласился. На этом ужин закончили, дичь поделили, и все разошлись по домам.

Дома Чжао И рассказал обо всем жене. Та хотя и поддакивала мужу, но в душе терзалась сомнениями.

Ночью Чжао И так и не сомкнул глаз и поднялся, едва рассвело. Услышав шелест листьев, доносившийся со двора, он подумал:

«Видно, ветер поднялся. Ведь сегодня первый день праздника Двойной девятки!»

Выглянув в окно, он увидел, что все небо затянуто черными дождевыми тучами, и заволновался уже всерьез:

«Погода испортилась, надо выходить, пока не пошел дождь. Пожалуй, позавтракаю, когда вернусь».

Торопливо умывшись и надев куртку, Чжао И побежал по соседям. Однако одни еще спали, другие еще не позавтракали. Приходилось ждать, пока поедят да умоются. А тут и ливень начался.

«Ничего, ничего, дождь скоро кончится», – уверял себя вначале Чжао И. Однако дождь не только не прекратился, но лил, не переставая, до самого вечера. И весь день Чжао И не находил себе места от досады, что нет у него длинного бамбукового шеста, чтобы разогнать тучи или, взобравшись на небо, укутать их непромокаемыми полотнищами, – свети, мол, солнышко, суши лужи.

Увидев, что муж расстроен и неохотно ужинает, жена решила приободрить его и подала на стол жареную дичь и две бутылки вина. Чжао И незаметно для себя самого захмелел и, как был одетым, повалился спать.

Проснулся он в четвертую стражуи, не слыша шума дождя, решил, что погода прояснилась. Когда же в окне посветлело, Чжао И поднялся и выглянул во двор: небо все еще было сумрачным, но дождь действительно прекратился.

«Боюсь, эти лежебоки еще не проснулись, – подумал он, – торопиться незачем, можно, пожалуй, и позавтракать».

Он разбудил жену и велел ей приготовить завтрак, а сам тем временем умылся. Позавтракав, он вышел из дому – моросил все тот же мелкий дождик.

«Ничего, ничего, дождик не сильный, даже одежды не промочит, – успокоил себя Чжао И, – ждать не следует».

Однако, сделав несколько шагов, он убедился, что земля совсем раскисла. Пришлось возвращаться домой и надевать сандалии на непромокаемой вощеной подошве. Затем Чжао И забежал к одному соседу, к другому, к третьему – никто из них и не думал трогаться.

– Экая важность! – говорили они. – Стоит ли тащиться по грязи в такую даль! Если вы и впрямь подстрелили лиса, так он сейчас наверняка где-нибудь отлеживается да раны зализывает. Так что спешить нет смысла, можно пару деньков и переждать.

И вторую ночь Чжао И дурно спал. Погода установилась лишь на третий день.

«Ну, теперь-то им не отговориться», – решил он и стал с утра обегать приятелей и договариваться о часе выхода.

Когда же пришло время трогаться в путь, некоторые пожилые и видавшие виды охотники стали отказываться:

– Земля сырая, идти трудно. Идите уж вы, молодые.

– Ладно, на том и порешим, – заявили остальные.

В путь отправилось человек двадцать. Впереди всех, указывая дорогу, шел Чжао И. Долго кружили и петляли охотники, обшарили лес и множество горных склонов, однако кровавых следов, о которых говорил Чжао И, они не обнаружили – их смыл дождь. Чжао И попытался было растолковать это приятелям, но те его и слушать не хотели.

– Чтобы в таком густом лесу дождь все начисто смыл?! Ну, хорошо, допустим, следы смыты. А нора? Ведь она-то должна быть где-то поблизости…

Снова принялись за поиски, и вновь неудача! Наконец, охотники потеряли терпение:

– Тьфу! Целый день таскаемся, и все без толку! Пожалуй, пора и по домам. Ну, а с вас, как и уговорились, угощение…

Чжао И расстроился, но возразить было нечего – пришлось возвращаться в деревню.

– Все это выдумки Чжао И, – уверяли одни.

– Если в мире, как уверяют, и существуют лисы-оборотни, то тогда нашего Чжао Далана можно смело считать лгуном-оборотнем, – посмеивались другие.

Вот почему в народе до сих пор можно услышать выражения: «врет, как Чжао» или «лгун-оборотень Чжао».

По возвращении в деревню охотники собрались в доме Чжао И и потребовали угощения.

Делать нечего – Чжао И взял у жены кое-что из одежды, заложил у ростовщика и на вырученные монеты купил вина для охотников. Пришлось приглашать и тех пожилых охотников, которые отказались идти из-за дождя.

Перед тем как разойтись по домам, все условились, что, ежели будут спрашивать про лиса, дружно отвечать: лис-оборотень был.

Шутливый сговор и насмешки охотников так расстроили Чжао И, что он поклялся впредь никогда не упоминать о том, что когда-то стрелял в лису.

На этом наше повествование раздваивается, и сейчас речь пойдет о подстреленном лисе-оборотне, рожденном Белой лисой.

Эта старая лиса, его мать, владела искусством совершать превращения, за что и получила красивое прозвище – Святая тетушка. Жила она в большой пещере у подножья гор Гусиных ворот. К востоку и западу от этой пещеры вздымались два таких высоких горных пика, что казалось, они упираются в небеса. Гуси, летящие весной на север, а осенью на юг, всегда пролетали между этими горами, как между воротами. Отсюда и название этих мест.

У Святой тетушки было двое детей – сын и дочь. Лиса звали Ху Чу, лису – Ху Мэйэр.

С давних времен все лисы, достигшие пятисотлетнего возраста, носили либо фамилию Бай, либо Кан; тысячелетние именовали себя Чжао или Чжаном, а Ху считалась общей фамилией для всего лисьего рода и означала просто «лиса».

В тот вечер Святая тетушка при лунном свете обучала дочь искусству изготовления пилюль бессмертия, как вдруг появился Ху Чу, стонущий и прихрамывающий на заднюю ногу. С трудом доковыляв до входа в пещеру, он рухнул на землю. Увидев торчавшую в его левой ноге стрелу, мать попробовала было ее вытащить. Но стрела слишком глубоко вонзилась в тело и никак не поддавалась. Молодой лис только визжал от боли.

– Потерпи, сынок, – Старая лиса закусила древко стрелы зубами и, упершись передними лапами в ногу сына, изо всех сил дернула. Стрела вышла, а молодой лис от страшной боли потерял сознание.

Дело в том, что стрела угодила лису прямо в сустав и повредила связки. К тому же после ранения молодому лису пришлось еще долго бежать, так что можно представить себе его положение!

Роняя слезы, Святая тетушка и ее дочь Мэйэр перенесли сына в пещеру и уложили на земляное ложе, где молодой лис через несколько часов и пришел в себя.

Зная о целебных свойствах некоторых трав, старая лиса решила приготовить из них отвар и промыть рану. Однако травы не помогли, и по прошествии двух дней молодой лис все еще продолжал оставаться на грани смерти.

И вот тут-то, в эту тяжелую годину, старая лиса вспомнила, что в городе Ичжоу живет знаменитый лекарь Янь, по прозванию Три Точки.

Этот лекарь мог своим искусством вернуть к жизни, казалось бы, самых безнадежных больных. «Выпрошу у него лекарство – и конец всем тревогам!» – решила Святая тетушка.

Повелев дочери присматривать за братом, старая лиса оборотилась старухой нищенкой и, взяв палку, отправилась в город.

Эта вылазка не только помогла старой лисе, но и повлекла за собой множество новых неприятностей.

Поистине:

С рождения воле Небес

подчиняется жизнь человека.

Коль не смертельна болезнь,

всегда отыщется лекарь.

Итак, если хотите узнать, какое лекарство дал старой лисе знаменитый лекарь Янь и помогло ли оно лису-оборотню, прочтите следующую главу.

ГЛАВА 4

 

Старая лиса учиняет скандал в доме Полусвятого. Великий лекарь тщательно проверяет пульс в трех точках

 

С давних пор жила в нищете,

терпела голод и жажду,

Рада была, что дал ей рецепт

знатный лекарь однажды.

Всякий, кто хочет недуг исцелить

или взрастить добродетель,

Должен Полусвятого спросить –

он страждущих благодетель.

 

А сейчас наш рассказ пойдет о знаменитом лекаре Янь Бэньжэне, потомке Янь Цзюньпина. Сей лекарь проживал и округе Ичжоу и проверял пульс больного иначе, нежели это делали другие лекари: он прикасался пальцами к трем известным ему точкам и сразу определял источник болезни. Затем прописывал лекарства, которые неизменно исцеляли больного, за что и получил в народе прозвище Янь Три Точки.

Некогда Янь Бэньжэнь числился лекарем придворной Лекарской палаты. Как-то в годы правления под девизом Светлая добродетельего вызвали осмотреть занемогшую государеву фаворитку Ли Ченьфэй. Янь Бэньжэнь явился к больной, прощупал тремя пальцами ее пульс и ушел, так ничего и не сказав. Государь разгневался и уже хотел было его наказать, но, к счастью, за лекаря вступились придворные сановники. Им удалось убедить государя, что Янь Бэньжэнь лекарь не простой, учился у людей необыкновенных, а потому и лечит не так, как все прочие. Государь смилостивился, однако от дальнейших услуг лекаря все же отказался и отослал его на родину, в округ Ичжоу, где Янь Бэньжэнь продолжал заниматься лекарской практикой.

Пятого, пятнадцатого и двадцать пятого числа каждого месяца Янь Бэньжэнь бесплатно раздавал больным лекарства. В другие же дни хоть и взимал плату, но весьма скромную. Если же у посетителей денег не оказывалось, то и вовсе ничего не брал. Поэтому у ворот его дома всегда было людно, как на базаре.

Обладал Янь Бэньжэнь еще одним удивительным свойством. Обычный лекарь по пульсу судил лишь о болезни самого пациента, а Янь Три Точки вдобавок мог определить болезнь у близких и даже у дальних родственников пациентов. Даже гадателям по звездам и то не всегда удавались столь диковинные дела! Видно, знал он какие-то небесные секреты, но предпочитал помалкивать.

Как-то раз правитель округа Ичжоу схватил простуду и пригласил Янь Бэньжэня. Тот, как всегда, прощупал пульс и сказал:

– При вашей хвори лекарства не нужны. Лучше заварите покрепче чашечку люаньского чая и выпейте, пока он горячий. Ночью пропотеете, и к утру все как рукой снимет. И еще могу вас порадовать – скоро ваша супруга родит сына. А вот у супруги вашего старшего сына роды окончатся неблагополучно.

Правитель округа лишь посмеялся про себя: «Моя жена и в самом деле беременна. Лекарь наверняка услышал об этом в ямыне, а от себя решил добавить о рождении мальчика, дабы польстить мне, – словом, как говорится, добавил к готовому сочинению фразу. Что же до моей невестки, то она сейчас в Сянчжоу, в трех тысячах ли отсюда, и даже мне неизвестно, беременна ли она. Да и как можно предсказать судьбу жены по пульсу ее мужа. Вздор, да и только!»