Решала E-Book

Владимир Поселягин

• Herausgeber: АСТ
• Kategorie: Fantasy und Science-Fiction
• Serie: Боевая фантастика
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 492

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

Терентий Грек, по прозвищу Решала, попаданец с Земли в магический мир, прожил замечательные годы в мире Альнос, после чего вернулся на Землю, имея за спиной немалый опыт жизни и путешествий. Итак, 1946 год, май, станица в донских степях и восстанавливающаяся после страшной войны страна. Задач нет, планов тоже особо нет, разве что просто жить, с интересом изучая мир вокруг. А планы на будущее непременно появятся, стоит только подрасти.

Leseprobe

Владимир Геннадьевич Поселягин Решала

© Владимир Поселягин, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Пролог

Я проснулся оттого, что судно содрогнулось, и это явно не было очередной волной. Похоже, мы налетели на скалу или на участок суши. Я знал, что снаружи продолжается шторм, он бушевал и вчера вечером, когда я ложился спать, и наш трёхмачтовый парусник несло по воле ветра и волн. Маг, находившийся на судне в составе команды, лишь купировал особо острые моменты, но силы и заряды артефактов не тратил. А что, раз несёт в нужную сторону, зачем мешать шторму? Ещё и за скорость доставки груза и пассажиров можно сверху взять.

Я сел на кровати с балдахином в своей роскошной каюте и «осмотрелся» магическим зрением. М-да, как видел на три метра, не дальше, так ничего и не изменилось. Но стало понятно, что в матросском кубрике, который находился как раз под моей каютой, было пусто.

Тут последовал новый удар (это уже волна, отметил я), и судно так содрогнулось, что меня снесло с кровати, и я по наклонившемуся полу кубарем полетел в угол, а следом за мной ночной горшок и тазик для умывания. Кувыркнувшись через голову, я упёрся ногами в стену и притормозил падение. Обошлось без травм, ну, если не считать шишки на затылке от ночного горшка; тазик, к счастью, пролетел мимо.

Быстро вскочив, я убрал свои вещи и саквояж в Хранилище и подбежал к двери. Понял, что её заклинило, попытался выбить – не получилось. Выругавшись, я убрал дверь в Хранилище, открыв проём, после чего выкинул кусок стены с дверью в центр своей каюты. Потом выскочил из каюты и в одних подштанниках побежал к лестнице.

Оказалось, не я один тут носился. На верхней палубе толпились слуги пассажиров из дворян, а также шестеро пассажиров. Сам я находился на судне под видом богатого торговца.

При вспышке молнии я осмотрелся. Прекрасно, нас бросили. Хм, а ведь я думал об этом. Хозяин судна был весь в долгах, и этот рейс – последний его шанс. Причём доставка товара вряд ли могла его спасти, скорее продлила бы агонию, а вот страховка за судно… Да, он мог решиться на такое. А я торопился: ищейки шли по моему следу, это судно было ближайшим, вот я и рискнул.

Хм, около тридцати лет проработав сыщиком в нескольких страховых агентствах, я сразу скажу: без шансов, его ещё и к казни приговорят за то, что пассажиров сгубил. Сверкали молнии, давая возможность осмотреться. Шлюпок не было, ни на талях, ни на воде вокруг. И я мог с уверенностью сказать, что команда покинула судно ещё до того, как оно налетело на скалы. Его намеренно направили сюда, на гряду подводных рифов.

Среди пассажиров нашёлся человек, дворянин, взявший ситуацию в свои руки. Под его руководством мы начали быстро строить плот, разбирая часть палубы. Я также участвовал в строительстве, хотя у меня в Хранилище были средства для спасения. После семи лет робинзонады на безлюдном острове стелешь соломку: мало ли снова что случится? А были у меня большой двухмачтовый баркас, большая шлюпка с парусом и вёсельный ялик. К слову, это пятое кораблекрушение с моим участием, но четыре других были действительно случайными, а не спланированными, вот как сейчас.

В воду не прыгнешь, о скалы разобьёт, при вспышках молний хорошо были видны буруны вокруг. Судно до конца шторма не доживёт, его в щепки разобьёт, и это все понимали. Но если мы сделаем прочный плот, да два мага дополнительно его укрепят, есть шанс выжить. И мы старались, ради детей и женщин, которые прятались внизу.

Думаю, они всё же выжили. Точно я этого не узнал, так как меня с ещё несколькими бедолагами накрыло крупной волной и просто смыло за борт. Конечно, мы привязывались верёвками, но как раз в тот момент я с ещё парой парней поднимал снизу бочонки, чтобы закрепить их на плоту, что должно было усилить его плавучесть. Поэтому мы оказались на палубе без страховок, и вот результат.

Я с трудом вынырнул. Чудом меня пронесло мимо одних скал, от вторых я оттолкнулся телекинезом, иначе непременно разбился бы. У меня едва хватило сил достать из Хранилища ялик и забраться в него. Но только я сел на корму и взялся за весло, последовал удар, треск – ялик разбился об очередные рифы и перевернулся. Меня выбросило на скалы и в бурлящей воде потащило по острым камням, ломая кости рук и ног. Досталось и голове, но сознание я не потерял, хотя воды наглотался изрядно.

В итоге меня сбросило на чистую воду, и я достал шлюпку. Но забраться в неё не смог: руки скользили по бортам. Очередная волна подкинула шлюпку, обрушила её на меня, и я с пробитой головой пошёл ко дну. Это всё, что я запомнил. Прощай, Гай Сезар Диз, принц королевства Лукония, он же попаданец с Земли Терентий Грек.

* * *

Я сидел на травяной кочке на берегу быстрой реки и, положив подбородок на руки, опиравшиеся на рукоятку костыля, размышлял.

Знаете, меня уже можно назвать опытным попаданцем в разные миры. Умер я на Земле. Утонул на Чёрном море, в Туапсе, в возрасте шестидесяти девяти лет: ногу свело, когда до берега каких-то триста метров оставалось. Мы квартиру как раз купили, и я уже месяц как там жил. Полюбил купаться ранним утром, когда берег ещё безлюдный, вот и некому было спасти.

А вообще, настораживает. И я сейчас не о том, что попал в новое тело и прожил там чуть больше двухсот лет, это ладно. А настораживает то, что и в этот раз моя гибель связана с морем. Ну, пусть океан, но я снова утонул, это факт. Какая-то нехорошая тенденция. Ладно, не об этом сейчас. Думаю, стоит описать мою жизнь. Не думаю, что получится кратко, но я постараюсь. Эта жизнь у меня уже третья, а попадание – второе.

Значит так. Родители, уж не знаю почему, назвали меня Терентием. Отец был родом из Крыма, полугрек, и род у нас большой, но кроме меня таким именем никого не оскорбляли. Впрочем, своими родителями, да и именем, я был доволен. Жил в Казани, детсад, школа. Потом переехали в Горький: отца перевели, он по партийной линии шёл. Там я закончил школу. Потом армия, попал в автобат, в Германии служил.

Я был разочарованием родителей, потому как увлёкся техникой, и никакие вузы меня не привлекали, а после армии я пошёл в автослесари. К счастью, пусть я и старший сын, но у меня были ещё два брата и сестра, и вот они-то родителей не подвели, вышли в люди. Один брат, как и отец, пошёл по партийной линии, второй в армии устроился (не замполит – честный офицер, ракетчик), а сестра врачом стала.

К двадцати пяти годам у меня была своя двухкомнатная квартира в Москве и машина «Волга», и это в советское время. Впрочем, братьев и сестру я тоже машинами обеспечил.

Почему я женился сразу после армии, до сих пор понять не могу. Как зомбирование от родителей: мол, два месяца погулять после армии, а после обязательно надо жениться, потомство оставить. А девкам, в свою очередь, говорили, что станут перестарками, старыми девами, вот и торопились они побыстрее выскочить замуж.

Впрочем, своей женой я был доволен. Она в паспортном столе работала, капитаном вышла на пенсию. Двое детей у нас было, пацаны. Вот так и жили. На пенсию я вышел, уже когда Союз рухнул. Организовал сеть автосервисов, которую потом младшему сыну передал. Старший в милиции работал, в СОБРе, и к тому времени погиб, оставив вдову с маленькой дочкой. Что любопытно, Афган без царапинки прошёл, а как командировка в Чечню – на второй день и погиб.

Это то, что на виду, а на самом деле я был в криминале: перебивал номера, делал фальшивые документы. Большая часть авто, что во время Союза, что после, уходила на Кавказ, это и позволило мне неплохо поднакопить и открыть сервисы после того, как Союз рухнул. Деньги были, причём в валюте. Ещё я подрабатывал в качестве автоэксперта при покупке авто, искал работу других спецов, что номера перебивали, но это больше хобби.

Жил я в Подмосковье, там у меня был особняк на берегу озера, окружённого соснами. Часто путешествовал. На Чёрное море меня затащила жена. Я хотел на Азовское, но раз внучка квартиру купила, почему не пожить, пока пустая? На момент моей гибели супруга жива была, спала в квартире. Да что это, и родители мои на тот момент были живы. Так в Нижнем Новгороде и живут. Долгожители мы.

В общем, захлебнувшись, я утонул, а очнулся в теле Гая Сезара Диза, не наследного принца правителя королевства. Это я узнал позднее, а сначала меня посчитали скорбным на голову. А что, очнулся, ничего не понимаю, языка не знаю. Учителям пришлось с нуля меня обучать. Это уже потом я разобрался, что попал в тело семилетнего парнишки. Кто-то столкнул его с крепостной стены, и он разбился о брусчатку во внутреннем дворе.

Магия творит чудеса. Переломы, да и все повреждения, убрали за пару дней, но вот голова – да, слабое место. Когда те, кто видел падение, подбежали, принц был уже мёртв – двадцать метров летел. Хватило времени, чтобы одна душа заменила вторую, и в теле уже был я.

Свою родную память я не потерял, поэтому хитрил, обучался. Там, в общем, вот какое дело. Семья правителя – маги. Вообще, в королевстве не маг не может быть наследником – законы такие. Поэтому для семьи иметь в родне не мага – позор страшный. А у Гая не было магических выбросов, а ведь в семь лет они как раз должны начинаться. В принципе, и до двенадцати лет могло не быть, бывает такое позднее зажигание. Но маги двора уверенно заявляли, что Гай не маг.

Скорее всего, Гая столкнул кто-то из братьев. В семье было четыре сына, и я попал в младшего. Я не в претензии, ведь мне открылся новый, удивительный и увлекательный мир.

То, что Гай, да и я, не маги, это факт. Мы были пси-онами. Да, в этом мире два вида магов: обычные и пси-оны. Однако псионов было такое мизерное количество, что и говорить не о чем. Если магов рождалось где-то трое на тысячу душ населения, то псионов – один на сто тысяч. И ещё не факт, что его выявят: там нужны другие ритуалы. Таким образом, неинициированный псион мог жить до старости, будучи уверенным, что не имеет Дара.

Гая проверяли и на псионику, но ничего не выявили, рано было. Меня же проверять и не думали, ждали, когда исполнится двенадцать лет. А дальше я или войду в семью, или погонят. А скорее всего, придавили бы где-нибудь тихонько позор рода Диз. Тараканы в головах семейства просто гигантские: не психи, но близко.

Я бы сбежал, прихватив что-нибудь ценное (мне это семейство ни в одно место не впилось), но меня учили, и очень неплохо, ведь я принц и должен соответствовать. К тому же на второй год жизни во дворце я случайно нашёл тайную библиотеку основателя рода Диз, первого короля, к слову, тоже псиона. Это произошло, когда меня отловили два старших брата и, отлупив, заперли в кладовке. Слуги при этом делали вид, что ничего не замечают.

В кладовке меня оставили на всю ночь. А именно там и оказался запасной вход в библиотеку. Вход по крови, а так как я прямой потомок, дверь мне и открылась. Повезло, что я о канделябр поцарапался, когда пытался зажечь свечу.

С тех пор я и пропал. Всё своё свободное время я проводил в библиотеке, благо мной особо не интересовались. Главное, что учусь, приёмы пищи не пропускаю, а на что я трачу остальное время, никого не волновало.

По сути, я был отрезанным ломтём, и мне довольно ясно это демонстрировали. Братья, они… да недалёкими были. Наслушались отца и его советников и, как могли, показывали своё недовольство наличием в семье такого калеки, как я. Но, в отличие от короля, унижавшего меня морально своим презрением, братья действовали кулаками и тумаками, хотя старались обходиться без свидетелей.

В библиотеке я раскопал информацию о том, как проводится принудительная инициация псиона, и решил проверить на себе. Делать это лучше, погрузившись в воду: она половину работы делает. И вот по ночам я нырял в бочку с дождевой водой – пробовал. Три попытки – и ничего.

Но я ведь упорный. И вот, после того как тихо отметили моё восьмилетие, у меня, наконец, получилось и я прошёл инициацию. Вода погасила всплеск энергии, охранные амулеты на стенах остались не потревоженными, и для жителей королевского двора моя инициация прошла незаметно. В библиотеке я нашёл сундук с амулетами и надел один из них, позволявший скрыть мою новую ауру.

Королевская семья гордилась тем, что основатель их рода мог создавать безразмерные Хранилища в аурах псионов и магов. Маги до сих пор не научились такому, а секрет был утерян со смертью главы рода, который один мог их открывать. И позже, когда постепенно вымерли все, кому он установил Хранилища, не осталось никаких следов этого искусства.

Эту тайную библиотеку искали все, но отыскать не смогли: она была хорошо экранирована даже от магического поиска. А вот мне это удалось, хотя немалую роль в этом сыграло моё везение. Пользуясь открывшимися мне возможностями, я продолжал учиться. Ещё год осваивал самые азы псионики, телекинез, иллюзии и остальное. Нашёл и записи главы рода по Хранилищу. Долго разбирал его рукописные каракули на древнем языке, которым сейчас уже не пользуются, ведь глава рода умер тысячу лет назад.

И вот после трёх месяцев подготовки я открыл в своей ауре это Хранилище. По весу (не по размеру) вышло где-то тонн пять. В дальнейшем я его модернизировал: сделал в нём устройство вроде метронома, где стрелка туда-сюда ходит, на базе телекинеза, и стал качать Хранилище. Запустил и не отслеживал – не требовалось. Маны тратилось мизер, так что устройство работало круглые сутки, и за сутки качало где-то по сто килограммов.

За двести лет жизни я накачал себе Хранилище в размере семи тысяч тонн, даже больше, и нельзя сказать, что оно пустовало. Жаль, что все накопления пропали. Как показал опыт, в новом мире всё нужно начинать сначала, но благо Дар остался при мне.

Так я и учился до одиннадцати лет, пока соглядатаи не нашептали королю, что я веду себя подозрительно, в результате чего меня решили проверить. Поэтому мне пришлось немедленно бежать. С собой я забрал всю тайную библиотеку, оставив помещение опустошённым. Кроме этого прихватил и ещё кое-что, но мизер – уж очень торопился. Дело в том, что меня, по сути, застали со спущенными штанам; я, конечно, планировал бежать, но позже.

Королевство было небольшим – по площади как Швейцария на Земле. Хотя богатое за счёт шахт и добычи ценных металлов. Этот мир был водным: один крупный континент размером как Австралия на Земле, а остальное в большинстве своём крупные и мелкие острова, которых тут были миллионы. Поэтому, думаю, понятно, почему я подался в моряки и прибился к отряду, который занимался поиском затонувших сокровищ в местах кораблекрушений. На поверхности искать было нечего, там всё давно нашли поисковыми амулетами, а тут шансы были.

Два выхода у меня было, один из них удачный, а на третий мы попали в шторм. Так я оказался один на острове, где прожил семь лет. Зато пси-лечение изучил от и до: книги-то и обучающие материалы были при мне. Магические амулеты разрядились, а я псион, у нас другая энергия, и зарядить амулеты я не мог, вот и приходилось лечить себя самому. А жизнь на острове не сахар была: он был расположен на севере, зимой снег выпадал. Разница между пси-лечением и магическим была очевидна: пси-лечение очень длительное, но и очень качественное. Магическое же занимает считаные минуты, ну или дни, если случай особенно сложный, но и качество лечения среднее.

Спасли меня пираты, которые высадили на моём острове бунтарей, поднявших мятеж на корабле. Меня хотели продать на Вольных Островах как раба, но я сбежал. Кем я только ни был за двести лет: и искателем сокровищ, и сыщиком, и торговцем, и поваром в дорогом ресторане столицы Вольных Островов. Десяток профессий поменял, но основная, конечно, это путешественник: любил я менять виды вокруг.

Конечно, меня искали сыщики-наёмники из королевства. То, что я псион и умею создавать Хранилища, бывшая родня узнала и от злости все зубы стёрла. Я за двести лет больше трёх тысяч Хранилищ установил, но не им. Вообще, это очень дорого, но желающих хватало.

Раз десять меня ловили, но я сбегал. Пытались выкупить книги – не продавал. Записи по Хранилищам уничтожил, а остальные книги разошлись по моим детям. Их у меня, замечу, хватало: ни одного холостого выстрела. Все пять десятков были псионами, что пацаны, что девчата. Поэтому на момент моей гибели книг по псионике в Хранилище, по сути, и не было.

Вся эта библиотека находилась у меня в памяти, ведь первое, что я сделал, когда азы получал, это натренировал пси-методиками идеальную память с увеличенными объёмами. Часть воспоминаний и знаний, где-то две трети, я хранил не в голове, а в ауре – пси-оны так могут.

Отличная была жизнь, есть чем гордиться и что вспомнить. Кстати, русского я не забыл. На втором году жизни во дворце я нашёл музыкальный амулет, который снимал часть памяти; музыкально одарённые записывали в него мелодии, которые придумывали, неплохие композиции получались. Память у амулета была расширенная. Я стёр всё, что там было, и закачал в него земные песни.

Вспомнить смог около трёхсот, хотя был меломаном и знал много. Но тело было не родное; что смог вспомнить, после того как сделал память идеальной, то и записал, а остальное оставил в памяти с прежним телом (ну, это я так думаю). За двести лет я эти песни изучил, конечно, от и до, но слушал не часто, чтобы оскомину не набили. Потому и язык помнил, напевал, чтобы не забыть. Так и жил, пока не погиб. Думал всё, но оказалось – нет.

Теперь по нынешнему моему новому телу. Попал я в семилетнего парнишку. Заметьте совпадения: прежде, утонув, я попал в семилетнего принца, и тут снова утонул и снова оказался в теле семилетнего парнишки. И даже имя было схожее с именем, которое я носил в позапрошлой жизни – Терентий. Только фамилия Левша, а не Грек, причём это была фамилия его приёмной семьи, а настоящей никто не знал.

Очнулся я в очень плохом теле, на грани жизни и смерти: двустороннее воспаление лёгких даром не прошло. Смог выкарабкаться и, дав понять окружающим, что потерял память и никого не узнаю, выяснил, что смог. Значит так. Терентия, или Терешу, в село Андреевское, расположенное в донской степи, принесла беженка в сорок первом году. Ему на тот момент было два годика. Женщина сказала только, что это сын красного командира, а мать мальчика погибла после налёта. Ну и попросила принять дитёнка. Приняла паренька пожилая пара – Левши.

Через эти земли проходило немецкое наступление на Сталинград. В сорок втором немцы проскочили быстро, боёв в окрестностях особо не было, а вот летом сорок третьего, когда Терентию было четыре годика, село практически стёрли с лица земли. Рядом был берег речки, брод – удобное место для обороны, и пехотный полк вермахта держался здесь восемь дней. Когда наши в другом месте прорвали оборону, немцы отошли, выравнивая линию фронта.

Во время боя мина, причём советская, попала в погреб, где прятались трое – Левши и их приёмыш. Старики погибли, а пацана откопали. Правая нога его в районе колена превратилась в крошево. Очнулся Терентий в советском госпитале. Ему хотели отрезать ногу, но женщины, из выживших, уговорили врача попытаться её спасти.

Врач вернул шапку на место (последние три волосинки ему вырвали, уговаривать местные женщины умели) и собрал кости. Коленного сустава, по сути, не осталось, кость цельная, не сгибается, да ещё и короче на семь сантиметров. Но хоть ходить может. Из-за болей просадил сердце, да и лёгкое слабое оказалось.

Немцы ушли, в село вернулась мирная жизнь. Госпиталь, а точнее медсанбат, отправился следом за войсками, поэтому мальчонку оставили. Его приняла на попечение Марфа Андреевна Крапивина. Стоит сказать, что у нее было двое своих детей и двое приёмных, тоже из беженцев, потерявших родичей. Все девчата, Терентий один пацан.

А тут ещё у Марфы Андреевны пузо попёрло: немцы стояли в селе всего восемь дней, но этого хватило, чтобы помиловаться с фельдфебелем, и в сорок четвёртом она родила девочку. Марфа Андреевна была солдатка, похоронку ещё в сорок первом получила. А тут промелькнуло что-то между ней и немцем, ведь бывает такое: увидишь человека и что-то привлекло. Насилия там не было, это точно.

Её особо не осуждали. А фельдфебель погиб, Марфа Васильевна видела его тело, когда копали общую могилу для немцев. Да и у наших тут были две братские могилы.

Жили в землянках, и только в сорок пятом многодетной матери справили дом – мазанку с соломенной крышей, с двумя печками, с большой светлой комнатой и второй с кухней, ну и сенями. Во дворе колодец и сарай с курятником.

А вокруг степи, деревьев нет, топили соломой или камышом – вот его как раз много было, вязанками носили. Ещё коровьи лепёшки, но это на любителя. Бедно жили, очень. Обуви на всех не хватало, платье или одежда справная есть – уже за счастье. У Терентия одна рубаха была да штаны. Летней обуви вовсе не было, а для зимы лапти, но и те все износил, новые справить надо.

За год, прошедший с окончания войны, семья Крапивиных обзавелась собакой, кошкой, шестью курами с петухом и пятью гусями с гусаком – всё на развод. Две несушки уже сидели на яйцах. Многие сельчане помогали многодетной вдове. К тому же Марфа была местная, и родственников хватало: семья погибшего на войне брата, да и свекровь, жившая на другой стороне села. Это из близких, а было немало и дальних родичей.

Терентий ковылял с костылём и по мере сил старался помогать: пас гусей, собирал коровьи лепёшки. Но передвигался он медленно, и более шустрые дети успевали первыми. На всё село было всего двенадцать личных коров и два бычка, у колхоза своего стада не было, только табун. Кроме того, Терентий пытался рыбачить в речке, однако её перегородили сетями, и улов был мизерным.

В селе до войны было триста дворов и даже несколько каменных зданий, но во время боёв всё разрушили. С сорок пятого года в селе шла активная стройка, уже сотня дворов были восстановлены. Строились и другие здания: сельский клуб, магазин, школа, а также машинный двор – это колхоз развернулся. В общем, работы было много.

Главным в селе был председатель колхоза, который всё и решал, – Василий Егорович Кнопов. Он сначала воевал в партизанах, потом в Красной армии, взводным, войну закончил под Берлином. Теперь вот председательствует.

Седьмого марта Терентий тихо скончался в своей постели от двухстороннего воспаления лёгких, и в то же самое время с громким первым вздохом в его теле очнулся уже я. Вот такие дела.

Три недели я балансировал между жизнью и смертью, и, наконец, моё состояние стабилизировалось. В этом была немалая заслуга девчат, которые ухаживали за мной, и сельского фельдшера, который заглядывал ко мне через день и поил меня порошками. Вот тогда, имитируя потерю памяти, я постепенно выяснил всё, что касалось моего нового тела. Да и разговорный навык неплохо наработал, несмотря на сильную слабость. Так как в сентябре мне нужно было идти в школу, я просил девчат показать мне буквы и вскоре уже читал по слогам.

В апреле я смог вставать, чтобы самому ходить в туалет. И вот однажды ночью, когда все спали, я вышел на двор и, скинув рубаху, забрался в бочку с дождевой водой. Бочка была выше моего роста, и это хорошо: нога-то у меня не сгибается, чтобы присесть. С помощью приставленного ящика я поднялся, перекинул ноги и ухнул в ледяную воду.

Три нырка с головой – и на третий я смог-таки провести инициацию. Хорошо, что в воде находился, иначе я бы всё тут разнёс. Меня било крупной дрожью, сердце, и так слабое, колотилось как сумасшедшее, иногда сбиваясь с ритма. Вытираясь на ходу рубахой, я прыжками (ходить без костыля было сложно) вернулся к лежанке и завернулся в одеяло, чтобы отогреться. Заодно и Дар брал под контроль.

Обычно Терентий спал с одной из девчат, десятилетней Анной, тоже приёмной, но на время болезни ему выделили отдельную лежанку. Я с трудом сдерживал рвущийся из горла кашель, которым за время болезни явно успел достать всех жителей хаты, хотя никто ничего не говорил. Терпеливые девчата, спасибо им за это.

Согревшись, я сел на лежанке, вытянув правую ногу, и начал медитировать. А как только набрал полный источник, приступил к пси-лечению. Несмотря на желание первым делом вылечить сердце, которое меня беспокоило, занялся я именно лёгкими, поскольку и сам устал от кашля: вздох сделать не могу без того, чтобы не закашляться. Дело это долгое, но постепенно восстановлюсь.

За остаток ночи я успел провести диагностику лёгких, сердца, да и вообще внутренних органов. Трижды наполняя источник, я пси-лечением сливал энергию в лёгкие. И кстати, дышать стало заметно легче. Мне тут работы ещё на неделю, но, думаю, смогу полностью восстановиться, лёгкие будут как новенькие.

Немного ошибся в расчетах: с лёгкими я справился за десять дней. Ещё пять дней занимался сердцем, оно требовало особенно тонких манипуляций. К тому времени я уже активно начал помогать по хозяйству: приглядывал за живностью, кормил её, да и дом был на мне, и малая. Уже посевная шла, и все жители были в поле, а дети в школе: под это временно выделили барак, пока строилась новая. Потихоньку я себя полностью восстановил. Осталась только она – нога.

Сегодня было пятое мая, воскресенье, народ готовился впервые отмечать День Победы. А я решил дойти до речки и половить рыбу, телекинезом, но делая вид, что использую снасть. Вообще, голодно было: весна, всё уже подъели, а я с этим лечением ел как не в себя, так что рыба очень пригодится. Нужно отплатить добром за всё добро, что я получил, пока лечился. Повезло мне с семьёй.

И вот я сидел на кочке и телекинезом тягал рыбку в ведро: мелочь на засол, крупную на жарку. В основном краснопёрка была, но и пару окуней удалось взять.

Кстати, пора описать, что я имею с Даром, какие умения. Через шесть дней после проведения инициации я открыл на ауре Хранилище. С тех пор работает метроном, и Хранилище постоянно качается. На данный момент его объём уже восемь тонн и четыреста кило.

На втором месте магическое зрение. Жаль, я не могу пользоваться им постоянно, только часа три в сутки, иначе глаза болят, но и это неплохо. Максимальная дальность – три метра, но в земле только метр: земля заметно экранирует от магического взгляда. Это в прошлом мире мне на суше ловить было нечего, отчего и занимался подводными изысканиями (моря щедро подкидывали нам свежую добычу), а здесь я стану первым кладоискателем. Уже в предвкушении.

На третьем месте телекинез. Дальность – восемь метров на пределе, сил источника при полном объёме хватит на два часа использования, потом придётся заполнять вновь. Поначалу телекинез был грубой силой: максимальный вес, который я мог поднять, – кило сто. Но сейчас, имея двухсотлетний опыт использования, я так навострился, что научился и более тонким манипуляциям: например, вскрывать замки, что навесные, что встроенные. Да и магические тоже: псионика амулеты взламывает на раз, именно ломает, окончательно и бесповоротно. Также телекинезом я мог и живое брать: задушить кого-нибудь (ста кило для этого хватит), подтолкнуть или вот так рыбу тягать из воды.

На четвёртом месте пси-лечение. Могу себя лечить или других людей, но это долго и муторно. Кстати, я ещё раз провёл диагностику ноги и понял, что ногу восстановить смогу (я говорю о коленном суставе, который смогу вырастить), но уйдёт у меня на это год, не меньше. И кроме того, для этого потребуется много еды в качестве материала.

На пятом месте работа с металлами. Видели в фильмах Лукаса Силовую ковку, которую демонстрировали джедаи? Вот нечто подобное. Только я могу и дерево состыковать так, что не найдёшь место соединения. Ну и с металлами и пластиком также работаю. Возьмём для примера двигатель машины, в котором разлетелся поршень. С дефицитом всего и вся достать такую запчасть – дело сложное, а я смогу восстановить, причём напрямую: тот металл, что в двигателе, экранирует повреждённую деталь для моей Силовой ковки. Так что разобрал движок, восстановил, снова собрал, и двигатель работает. Как-то так. Правда, сил на такую работу много уходит, тот же поршень пару дней восстанавливать буду, но главное – это возможно.

В нашем колхозе в основном конный транспорт. Автопарк, по сути, с нуля восстанавливают, но уже есть две полуторки, неплохо сохранившийся «Опель-Блиц» и четыре трактора СХТЗ-НАТИ – вот они новенькие, только с завода. У председателя своего авто пока нет, ездит на трофейном мотоцикле «Цундап» с коляской. Больше техники в селе и колхозе не было. Велосипеды тоже не сохранились, после войны с десяток в селе появилось, но это пока редкий и дорогой зверь. Нашей семье, как и многим в селе, не по карману.

В принципе, по телекинезу я всё сказал, но не объяснил главного: отчего псионов считают дешёвыми фокусниками и потому презирают, а магов – пахарями, тружениками, которые заслуживают уважения.

Псионы – иллюзионисты. Это первое, чему они учатся, и это отлично позволяет им освоить контроль над силами и концентрацию. Я, между прочим, в путешествиях часто изображал бродячего иллюзиониста, радуя детей и взрослых не только театральными сценками, но и фильмами, которые показывал на белом полотне. Сюжеты черпал из земных фильмов, но многое придумывал сам.

Надо сказать, всё это пользовалось огромной популярностью. Другие псионы так не могли, но они самоучки, а у меня более серьёзная база, хотя и я изучал всё методом тыка, без учителя, который помог бы мне быстрее овладеть мастерством. У меня самого были два ученика-иллюзиониста, которые позже сделали себе громкие имена и устроились при разных королевских дворах. В принципе, можно сказать, что мастерство иллюзиониста я освоил в полной мере и даже развил.

План у меня пока был один – выживать и помогать приютившей меня семье. Девчата радовались, что я, наконец, вылечил свой кашель, который их действительно мучил, не давая спать по ночам. Но для лечения мне требовался материал, а сейчас, весной, было голодно. Мы собирали лебеду и щавель. Тут юга, и всё уже зеленело, вон на полях уже ростки пшеницы видны.

Наш огород был вскопан, сажали не картошку – очистки, едва хватило. Посадили также морковь, лук и капусту, добывая семена всеми правдами и неправдами. Куриц и гусей мы не трогали: они несушки, а яйца помогали нам восполнять недостаток белка. То, что я начал больше есть, заметили все, и мне было морально тяжело объедать остальных. Хорошо ещё от колхоза перепало полмешка муки за посевную.

В общем, нужна была еда. Рыба, конечно, хорошо, но это мелочь. Мне нужны солидные запасы, а в селе их взять негде, любая пропажа сразу привлечёт внимание. Нет, нужно ехать в город. Смешно сказать, Хранилище есть, а убирать в него нечего – я нищий. В городе я бы развернулся, но проблема заключалась в моём возрасте. Такие щеглы, как я, своего мнения иметь не должны, и без сопровождения меня фиг отпустят. Но ничего, я что-нибудь придумаю.

Сидя на берегу, я делал движения руками, как будто держу в них леску, и выдёргивал из воды очередную краснопёрку с ладонь взрослого мужчины – это, считай, крупная. Изображать рыбалку было необходимо, потому что дальше, метрах в двухстах от меня, два пацана, братья лет десяти и двенадцати, копали клубни камыша (не у нас одних голодно), заодно собирая и сам камыш в вязанки для растопки.

А рыбачил я довольно просто: иногда включал Видение (как я называл магический взгляд) и, замечая крупную для этих мест рыбу, хватал её телекинезом и выкидывал на берег, делая при этом движения руками, словно подсекал. Речка у нас мелкая, называется Чир. Рядом брод, потому в войну тут и располагались позиции немцев.

По броду, который был выше по течению, как раз шла телега с углём. Те, кто мог себе это позволить, покупали уголь, другим иногда давали от колхоза. Зарплаты-то не было, так хоть так помогали людям. Нам вроде тоже обещали. В этих краях дрова – дефицит, зато недалеко расположены угольные шахты, мелкие камни да пыль с которых отдавали в продажу. Наш колхоз там закупался.

В общем, мне было о чём подумать. В город нужно, запасы сделать. А для этого транспорт необходим: я с этой ногой не пешеход, далеко не уйду. Идеально подошла бы мотоколяска, да где её найдёшь? И выпускают ли их вообще? Придётся обычные машины угонять. Велик мне не нужен, не справлюсь.

Приметив, что пацаны закончили возиться с камышом и, закинув вязанки за спины, двинули к селу, я тоже прекратил рыбачить. Дождался, когда они со мной поравнялись, один из парней подхватил моё ведро (не мне с костылём его тащить), и мы направились в село.

Братья жили через три дома от нас дальше по улице. Возле нашего плетня остановились, деловито отобрали для себя пять крупных рыбин (у них было пять ртов в доме). Я смотрел на это спокойно: они не раз помогали нам, так что всё правильно, заслужили.

Младший из братьев похвастался, что вчера взял на удочку большого леща. Я это уже слышал, он всем рассказал и даже показал пойманного подлещика. Вообще, наша речка впадала в Дон, до которого километров сорок, но была она мелкая и водилась в ней одна мелочовка, крупные рыбины в неё не заплывали.

Братья направились к своему дому, а я позвал девчат. Они занесли ведро во двор и сразу отправились к столу под навесом, чтобы почистить рыбу. Я пошёл следом за ними.

Стоит сказать, что демобилизация продолжалась, и на днях вернулись восемь фронтовиков, в том числе и отец парнишек, которые помогли мне ведро донести, недавно и гулянка была по этому поводу. Много после войны осталось вдов и сирот, но кому-то везло, мужья и отцы возвращались. Из живых ждали ещё пятерых. Кроме того, шесть наших молодых парней были призваны в армию, их должны были скоро забрать. По этому поводу тоже гуляли.

Устроившись на лавке под навесом, я смотрел, как быстро девчонки потрошат рыбу. Некоторая была с икрой. Вообще, я хотел крупную отдать, а мелочь засолить, даже казанок приготовил. Нам от колхоза кусок соли подкинули, я б его роздробил, как раз бы хватило. Однако и мелочь пошла в дело: её завернули в марлю и отправили в котёл, на уху.

Причём часть рыбы девчата отложили и позже, завернув в лопухи, разнесли по соседям, в том числе снохе и свахе Марфы Андреевны. Это правильно, живём всем миром, помогая друг другу, иначе не выжить. Вон братья Трубины, что сети ставят, большую часть рыбы коптят и продают пассажирам поездов на железнодорожной станции, в двадцати километрах от нашего села. Их считают жадюгами и не любят с ними дел иметь.

Впрочем, у нас в селе появился участковый, младший лейтенант Антонов, тоже из демобилизованных. Повоевал он, судя по наградным колодкам, лихо. Так что, думаю, он прикроет эту лавочку: разрешения-то у братьев нет, председатель колхоза не выдавал. Ну да они на Дон переберутся, там и улов крупнее. Участковый с женой устроились пока у наших соседей. Одна из тех хат, которые начали строить для молодожёнов (у нас уже четыре свадьбы были), предназначалась для них.

Некоторые из наших соседей, узнав об улове, сами к нам заходили, языками почесать и прихватить часть улова. И вот, когда очередная соседка-старушка ушла, я сказал:

– Мама Марфа, после Дня Победы дядя Стёпа едет к станции. Попроси его взять меня с собой. Хочу на рынке побывать, купить кое-что. Находки были в реке, продам, вам подарки привезу.

– Так…

Марфа хотела было упереть руки в бока, но вовремя спохватилась: руки были в рыбной чешуе. Она открыла рот, чтобы грозно спросить, что такое я нашёл в реке, но не успела: нас окликнули от калитки. Подъехала та самая телега с углём, которую я видел на броде: нам велели передать двадцать килограммов угля. Так что я рванул за корзинами, по дороге зовя девчат, а Марфа Андреевна направилась к плетню, пообщаться с возничим.

Он лопаткой набирал уголь в ведро, ставил ведро на весы, после чего высыпал уголь в корзины, которые девчата уносили в сарай. И так, пока мы не получили свои двадцать кило. Среди них было много пыли, но и камней хватало.

Уголь мы убрали в угольную яму, будем копить на зиму. Летом хватает хвороста и камыша. Бани у нас нет, соседской пользуемся, к ним пол-улицы ходит. А летом речка, уже сейчас купаются, хотя и прохладно. Сам вечером окунусь. Пора уже.

Надо, наконец, рассказать о жильцах нашего дома. Про хозяйку я уже говорил: тридцатипятилетняя женщина, справная казачка, сам таких люблю. Потом Глафира, она же Глаша, невестящаяся девка семнадцати лет, из приёмных. Главная помощница по дому и хозяйству. Школу она закончила (у нас восемь классов было) и теперь работает в колхозе.

Потом по возрасту идут дети Марфы: Анна четырнадцати лет и Даша двенадцати. Есть у нас ещё одна Анна, десяти лет, из приёмышей, и Терентий, то есть я. Ну и Нина, родившаяся от немца, ей два годика, она самая младшая. Сейчас время к обеду, и она вон по двору носится, но скоро её спать в доме уложат – тихий час.

А я сплю на улице: у стены дома навес сделан, там я лежанку себе и устроил. Ночью одеяла хватает, хотя и прохладно. Если вдруг дождь или сильный ветер, я перебираюсь в дом. А так нормально, мне нравится.

Марфа отдала почти всю рыбу, остались лишь три мелких и две крупных, варятся в марле в казане на летней кухне. На обед будет уха, и лепёшки пекут. Я Марфе сказал, что вечером ещё схожу наловлю, так что она не экономила. Поделился с ней мыслями о засолке, получил одобрение. За всей этой суетой хозяйка и забыла расспросить меня о моих находках.

Вечером я действительно сходил на речку. Мелкую с собой взял, сидела рядом, глядела, как я рыбачу. Заодно искупал её и сам искупался. На речке хватало малолетних рыболовов с удочками, а один из Трубиных ниже по течению сеть вытаскивал. Мне на рыбалку получаса хватило, а чуть позже пришла Глаша, она ведро и донесла. Не полное, я не наглел, чуть больше половины было.

Три десятка мелочи я сразу отобрал себе на засолку и тут же занялся делом. Остальное Марфа забрала на ужин, на этот раз она жарила рыбу на сковороде, а что-то и соседям отдала. А что касается засолки, так дурное дело нехитрое, я и в прошлом мире неплохо руку набил на этом, любил малосольную рыбку, вот и здесь всё сделал как надо. Глаша помогла мне придавить крышку тяжёлым камнем.

После ужина я поковылял ко двору дома председателя. А там дым коромыслом: мужики собрались, обсуждают за длинным столом планы по стройке на ближайшие дни. Я вошёл во двор, потыкал костылём в спину одного из мужиков, и мне, нахальному, уступили место.

Устроившись за столом, я сказал:

– Может, хоть квасу нальёте гостю? То, что на столе, я не пью.

– Налей Решале, – хмыкнул в усы председатель.

Хозяйка дома подошла ко мне с кувшином и налила в стакан. Хм, действительно квас. Мужики вокруг дружелюбно подшучивали и посмеивались надо мной.

Ну, моё нахальство им было уже известно, да и кличку свою я также от них получил. Решалой меня прозвали за мои фразы-прилипалы. Я часто говорил: «сейчас решим», «вопрос решаем», «без проблем, всё решу». И в первой своей жизни такое прозвище имел, и здесь тоже. Причём избавиться от этих словечек я и не пытался: это мой стиль, да и прозвище моё мне нравилось.

Квас оказался хорош, ядрёный. Допив до конца, я поблагодарил хозяйку, вытер тыльной стороной ладони пенные усы над верхней губой и сказал:

– Тут слух прошёл, что в левом крыле клуба будет парикмахерская и выделят помещения для мастера-ремонтника.

Председатель хмыкнул и обратился к мужикам:

– Час назад всего обсуждали, а уже все знают. Да, Терентий, пока здание дома быта не построят (по плану в следующем году), будет выделено место в клубе.

– Это хорошо. Претендую на место ремонтника. Своего пока ещё обучим или поди найди специалиста. А я умею, да и фамилия обязывает. Мастер на все руки.

Я подождал, пока смех от моих слов стихнет, и продолжил:

– Понятно, что мне в школу в этом году, но и работы, думаю, немного будет, пару часов после школы смогу потратить. Пока могу на дому работать, а зимой уже в помещении клуба. Деньги – маме Марфе, хочу семье помочь, а то как нахлебник. И мне инструмент купить нужно, своим буду работать. После праздника Победы на станцию машина идёт, разрешите с Глашей съездить в Сталинград, я там всё подыщу и куплю что нужно. Потом со станции вернёмся с кем-нибудь из наших, с теми же братьями Трубиными. Ну а найдёте мастера, освобожу рабочее место.

– Эй, конкурент, – окликнул меня один из братьев, они оба тут были. – Как рыбалка вечером прошла?

– Отлично. Полведра. На голый крючок клюёт. Часть уже засолил. Кстати, вот, нашёл в речке.

Достав из складки рубахи кругляш, я звонко положил его на столешницу. А что, карманов у рубахи и брюк нет, вот и сделал складку у подола рубахи, убрав туда находку.

Председатель взял кругляш и изучил его при свете керосиновой лампы: света в селе не было, от станции вели линию к машинному двору, но пока не закончили.

– Медаль «За отвагу». Колодки нет. Хм, номер сохранился, можно будет узнать чья, – заметил председатель.

Медаль пошла по рукам, пока не оказалась в руках участкового, который тоже сидел с нами за столом. Он записал номер, убрал медаль в планшетку и уточнил у меня:

– Нашёл там, где рыбачил, у Ямы?

– Да, там, чуть левее.

– Это где одна из стрелковых рот с ходу форсировала реку, пытаясь взломать оборону. Одиннадцать бойцов потеряли. Самые большие потери за восемь дней боёв за село.

Очевидцев из выживших жителей села хватало, и участковый собрал все нужные данные. Вон и на братских могилах имена всех погребённых имеются, неизвестных нет. Что за полк брал наше село, известно, а найдут хозяина медали, живым или нет, это уже позже узнаем.

Я как раз стянул с тарелки кусок хлеба с салом, когда председатель, который до этого размышлял, попыхивая папироской, обратился ко мне:

– Значит, говоришь, всё чинить можешь? Проверим.

Он повернулся к сидевшим на крыльце детишкам, среди которых была и его дочка лет десяти, и велел:

– Алёна, принеси часы, там, в верхнем ящике стола.

Девочка быстро метнулась и принесла наручные часы, явно трофейные. Видение мне сразу показало, что в часах лопнула пружинка, поэтому я взял их в руки, уже зная, в чём заключается проблема.

Покрутив легко вертящееся колёсико, я сказал:

– Пружина лопнула. К счастью, у меня есть разбитые часы, в реке нашёл, в них пружина целая, перекину. Завтра принесу.

– Хорошо. Как починишь, тогда и поговорим.

Я завернул часы в подол рубахи и убрал за верёвку, заменявшую мне ремень. Поскольку делать мне тут было больше нечего, я сполз с лавки и, опираясь на костыль, запрыгал к калитке, а там по улочке к перекрёстку и спуску к реке. Босые ноги вязли в песке. Наконец я добрался до места, где рыбачил. Третий раз сюда спускаюсь за день и едва-едва, с двумя отдыхами, преодолел эти метры.

Дело в том, что вечером, купаясь здесь с Ниной, которую только с визгом и слезами удалось вытащить из воды, так ей понравилось (хорошо Глаша помогла, когда за рыбой пришла), я приметил в глубине ямы ствол оружия. Видимо, его во время того форсирования потопили. И теперь я хотел донырнуть и вытащить его.

Между прочим, военных артефактов вокруг села хватало. У брода, на другой стороне, до сих пор стояла сгоревшая «тридцатьчетвёрка»: экипаж хотел с ходу пролететь брод, но произошёл подрыв боекомплекта. Башня слетела, и её уже утащили в металлоприёмку, а вот за корпус пока не брались. Были также две исковерканные немецкие гаубицы (это «илы» поработали), и колхоз уже выделил время и трактор, чтобы в ближайшее время утащить их на станцию. Хватало и остовов разных сгоревших машин.

Выше по течению стоял полузатопленный немецкий танк, и парни говорили, что недалеко от него был утоплен мотоцикл, его искали, да не нашли. В том месте на наш берег прорывалась окружённая группировка немцев, и им это удалось, но часть техники они потеряли. Надо бы там потом поискать, если мотоцикл и правда есть, заберу его и восстановлю.

Быстро скинув с себя всё, я допрыгал до воды и ухнул в неё с головой. Здесь глубина метра три, а чуть дальше яма глубиной метра четыре. Дальше ещё ямы, там Трубины и ставят сети.

Видение показало, что течение сносит меня как раз к находке, мои расчёты оказались верны. Активно работая руками и ногами, я добрался до дна. В ушах уже шумело, сердце билось как сумасшедшее, но я копнул рукой песок, достал до ствола и вытащил оружие. Это оказался карабин Мосина, в патроннике было пять патронов. Я тут же с частью воды убрал карабин в Хранилище.

Вернувшись ближе к берегу, я по воде погрёб выше по течению, отталкиваясь ногой от дна. Дело в том, что я приметил магическим зрением новые находки: ППС и вещмешок, зацепившийся лямкой за корягу. Понятно, что за три года там всё могло подгнить, но всё равно достану.

За три ходки я достал пистолет-пулемёт и сидор. Вот его удалось взять только со второй ходки: первой я промахнулся, и меня утянуло течением. На берегу я достал из Хранилища все находки, отряхнул их от воды и песка и вернул обратно, после чего собрался и потопал к дому. Часы не потерял, мне их ещё чинить.

А сидор, похоже, принадлежал хозяину ППС: в нём оказались патроны для него и запасной магазин. И пусть у обоих магазинов пружины заметно ослабли, я их восстановлю Ковкой. Патронам, думаю, ничего не будет, воды они вряд ли боятся. Можно стрелять, осечки будут, но мало. В сидоре была сотня патронов и одна граната Ф-1. Кроме того, я нашёл там пару банок с рыбными консервами (на вид вроде в порядке), наручные часы, складной нож, исподнее и всякую мелочовку.

Вынув из сидора все вещи, я выжал из него воду, вернул то, что мне не надо, обратно, и, вернувшись домой, отдал сидор женщинам: мол, нашёл в реке. Они быстро его распотрошили, вещи сушить отправили, консервы прибрали. Наручные часы, которые боец явно с кого-то трофеем снял, я обещал восстановить. Девчата размечтались: можно будет их продать, глядишь, на корову хватит. Ну, насчёт коровы это они, конечно, увлеклись, но на козу, которая молоко даёт, вполне можно будет обменять. Я им об этом сказал, и они тут же стали обсуждать, что на две обменять можно. Мечтательницы.

Утром после завтрака я вернул в строй часы, которые получил от председателя. Разобрав механизм телекинезом (им можно как тонкими инструментами пользоваться), я за час починил пружину. Собрал часы, завёл их, выставил точное время и направился к председателю.

Председатель был на машинном дворе. Встретил он меня с хмурым видом, но когда я протянул ему часы, заметно подобрел лицом.

– Работают, – приложив часы к уху, сказал он и, надевая их на левую руку, уточнил как бы невзначай: – А что за часы Марфа Трубиным на обмен дала?

Понятно теперь, почему он меня так хмуро встретил: видимо, решил, что это его часы в оплату пошли.

– В реке нашёл. Сидор за корни топляка зацепился, в нём пара консервных банок, часы да исподнее. Нашёл, когда от вас купаться пошёл. Понырял на удачу, и вот. Хотел ещё что-нибудь найти, кроме медали.

Понятно, что оружие отдавать я не собирался: может, и не пригодится никогда, но иметь под рукой точно стоит. В сидоре нашлась бутылочка с оружейным маслом, заполненная на две трети, вода в неё не попала, вот и приведу оружие в порядок. Глядишь, гденибудь и пригодится.

А вообще, двустволку бы заиметь: в нашей местности водились зайцы. Да и куропатки были, только они мелкие, степные. Говорят, видели косуль, но я особо не верю. Охотник я, вообще, неплохой, так что, думаю, даже с моей ногой, если транспорт будет, смогу приносить добычу. Осталось дело за малым.

Председатель моей заминки не заметил, хлопнул меня по плечу и сказал:

– Ладно, отвезут вас на станцию. Мать-то не против?

– Уговорю.

– Ну-ну.

– Я спросить хотел. Может, кто-нибудь едет к тому немецкому танку в речке? Хочу глянуть, что там и как.

– Надеешься найти оружие? – проницательно уточнил председатель. – Смотри, всё нужно сдавать участковому.

– Если бы платили за сдачу, все бы понесли, а так кому это надо? Как в анекдоте.

– Что за анекдот? – сразу заинтересовался председатель.

Между прочим, моя речь до болезни и потери памяти и сейчас – это две большие разницы. Я явно стал умнее и слов знаю больше, это все замечали. Фельдшер ввернул пару слов на латыни и объяснил, что такое бывает: мол, стресс и всё такое, не редкий случай. Многие тут же начали вспоминать, как их знакомые после контузий и ранений менялись, и, похоже, действительно находили такие случаи, а может, сами себя в этом убедили. Так что изменения, произошедшие со мной, восприняли как должное.

Я рассказал председателю анекдот о том, что ответил внуку дед, поливавший маслом цветочную клумбу. Он рассмеялся и махнул рукой в сторону вереницы телег, три из которых отправлялись в нужную мне сторону. Подкинут, а там недалеко останется.

А танк был Т-4, модернизированный. Так сказали пацаны, от которых я о нём узнал, в моделях нашей техники и противника они были доки. А вообще, как дело было. Немцы с ходу хотели речку пролететь, да завязли: глубина здесь хоть и небольшая, да дно топкое. Часть техники потеряли, а остальное, что смогли, сельчане потом выдергивали тросами. Наш колхозный «Опель-Блиц» как раз оттуда. А танк никого не интересовал.

Братья Трубины были ушлыми парнями, и они искали тот якобы утонувший мотоцикл. Видать, было куда сбыть. Но не нашли. Может, мне повезёт? Если он вообще есть.

На телегах мы проехали километров восемь, и мне показали, где находится танк. Метров двести от дороги я хромал по полю, пока не дошёл до него. Сел на круче и задумался. Странно, что немцы тут перебраться хотели: берег высокий, техника не поднимется, вон выше по течению место более подходящее, видимо, в итоге там и перешли. Да, даже отсюда вижу старые колеи, уходящие в воду.

А вообще, может, и не переправиться хотели, а утопить танк, пустив своим ходом? А тот взял и до другого берега дополз. А что, вполне может быть. Танк торчал из воды не весь, виднелись лишь башня с задранной пушкой и часть корпуса с люком мехвода. Все люки были открыты. Понятно, что все окрестные мальчишки уже внутри побывали и всё, что могли и хотели, оттуда забрали.

Наш председатель хотел танк вытащить, и не для того, чтобы сдать, а желая использовать его вместо трактора – пахать. Это ни у кого удивления не вызывало, у соседей тоже танки и тягачи были, пусть и без башен, а пахали на них. Вот и этот танк пробовали выдернуть, да не смогли, тросы порвали. А потом и не до него стало.

Я проверил перочинный нож, найденный в сидоре. Лезвие я поточил на точильном камне, так что нож был в полном порядке. После этого я стал снимать одежду. Стоило поторопиться: пока все в школе или на работе, я за старшего на хозяйстве, за малой присматриваю, за ней глаз да глаз нужен. Но сегодня пришла баба Нюра, свекровь Марфы, вот я и попросил её заменить меня до обеда, посидеть с Ниной. Хоть и чужой ребёнок, да ещё от немца, но баба Нюра неприязни не выказывала.

Раздевшись, я вошёл в воду и, оттолкнувшись, уцепился за ствол. Подтянулся, чтобы встать на броню корпуса. Залезать внутрь я не стал: Видение показало, что действительно вытащили всё что могли. А жаль, нам в хозяйстве любая мелочь сгодится.

Прыгнув в воду, я стал по течению спускаться вниз, изучая магическим зрением дно в поисках новых находок. И знаете, я в шоке: находок хватало. Для начала «Кюбельваген», да ещё плавающая модель. Машина вроде целая, на колёсах стоит, крыша сложена. Я донырнул и коснулся корпуса, отправив её в Хранилище.

Потом я нашёл два легковых мотоцикла: один, судя по эмблеме, БМВ, а чей второй, я не понял, но прибрал оба. Ну, так и есть, угадал я с танком: здесь явно топили технику. Особенно меня заинтересовал велосипед, обычный такой, мужской, с багажником за седлом, и недалеко от берега. Я также убрал его в Хранилище. На этом силы у меня закончились, и я вернулся к берегу.

На берегу я достал велосипед. Пока с него стекала вода, я по реке, вдоль самого берега, отталкиваясь от дна, вернулся к вещам (по воде мне проще передвигаться). Там я оделся, взял клюку под мышку и похромал обратно к велику, тут метров сто всего. Клюку закрепил прищепкой багажника, левую ногу поставил на педаль и, отталкиваясь прямой правой, смог, как на самокате, добраться до дороги.

Сколько велосипед пробыл в реке, не знаю, но втулки колёс скрипели, нужно всё разбирать и чистить. А вот воздух колёса не особо стравили, вроде давление держат. Жаль, подкачать было нечем. Не страшно, сделаем. Главное – узнать, чей велик. Если не опознают, оставят нам, а если опознают (несколько видоков должно быть), вернут хозяевам, если они живы.

Это мне просто повезло, что я такие крупные находки поднял. Не подумал бы, что у берега, где ивы склоняли над водой ветви и где течением была прорыта яма, будут такие находки. Были и мелкие. Планшет, кожа которого не сильно пропиталась водой, его можно будет высушить, главное сделать это правильно. Пистолет ТТ без кобуры, который я нашёл на илистом дне ямы, два немецких штык-ножа, детали амуниции, фляжки, четыре котелка. В общем, мелочовки хватало, это я ещё не всё видел, но вот сил нырять за ними уже не было, поэтому я оставил их до следующего раза.

Добравшись до дороги, я покатил в село. Пришлось на педали боком стоять, так было удобнее отталкиваться, мне даже удалось набрать довольно приличную скорость. Дважды я останавливался, чтобы выковырять из земли с обочины монетки – десять копеек и пятнадцать. Убирал в Хранилище и дальше катил. В селе я тоже три монетки нашёл.

В селе моё появление вызвало переполох. Оказывается, сестрицы в школе рассказали, что я нашёл сидор и медаль. О том, что в реке могут быть находки, знали многие, но в прошлом году утонул двенадцатилетний мальчик, и после этого поиски как-то разом прекратили. А тут в эйфории от моих находок несколько мальчишек сбежали с уроков и с камнями в руках начали нырять в той яме, где я рыбачил. И вытащили советский ручной пулемёт. Там, видимо, при форсировании много всего потонуло.

На берегу народ собрался, и участковый там же, а тут я к ним подъезжаю. Участковый быстро сориентировался, вызвал видоков, все жители изучили найденный мной велосипед. Опознали сразу. Я не в претензии, находки и так радовали, хотя нашей семье велосипед бы пригодился.

Прибежал и парнишка, хозяин велосипеда, который утопил его в сорок втором, как раз когда немцы наступали здесь на Сталинград. Это был один из призывников, уходивших этой весной в армию. Парень свой велосипед сразу опознал. Оказывается, он его всё лето искал, да так и не нашёл: ночью топил и с местом, видимо, ошибся. В общем, велосипед был возвращён хозяину, и парень радовался до слёз.

А потом мы с семьёй сидели в саду под навесом и обедали. Была уха, сытная еда. Хотелось бы сказать, что в тени сада, но после обстрелов в саду только пеньки фруктовых деревьев остались, ветки и стволы в топку ушли. Привозили саженцы, и в нашем саду было уже шесть саженцев черешни, десять яблонь, из которых прижились девять, пять грушевых, и по одному облепихи, рябины и боярышника. Но пока листочки только проклюнулись, до первого урожая ещё ждать и ждать.

Пока мы обедали, пришёл парень, владелец велосипеда, и подарил нам два горшочка дикого мёда с сотами. Уж не знаю, где он его достал, но подарок за находку щедрый. Девчата сразу стали лакомиться мёдом: сладкого мало перепадало. Я отказался, сказал, что не сластёна, пусть им всё достанется.

Во время обеда обсудили с хозяйкой и Глашей поездку в город; оказывается, председатель с ними об этом уже поговорил. К счастью, отказа не было. Глаша аж подпрыгивала от желания поскорее поехать. Девчата помладше тоже хотели, но им фигу показали, малы ещё.

Хорошо, что время обеда лимитировано, и девчата убежали в школу, работать на огороде. Школа ещё строилась, стены уже подняли, в пристройке планировали сделать кухню и столовую, а часть участка выделили под огород, и детвора иногда там работала. Марфа Андреевна и Глаша ушли на работу. Свекровь, баба Нюра, пообедав с нами, тоже ушла. Я снова остался на хозяйстве один, не считая Кнопки, как прозвали Нину.

Проверил живность. Гуси на реке, у кур загон огорожен плетнём, их не выпускают, собака в конуре спит, кошка где-то бродит. Подперев калитку палкой, чтобы видели, что дома никого нет, я направился к бараку, где временно разместилась школа. Рядом со мной, мелко семеня ножками, шла Нина: в левой руке я держал её ладошку, а в правой – костыль. Так и добрели.

В бараке было всего несколько помещений, одновременно могли учиться четыре класса, поэтому уроки шли в две смены. В школе было четыре учителя и директриса, которая также вела географию и уроки музыки.

Директрису я нашёл за бараком, у хозяйственной постройки, где шла инвентаризация спортинвентаря. Я надеялся на удачу: всё же она была тётей того парня, к которому не без моей помощи вернулся велосипед.

– Здравствуйте, Ольга Петровна.

– Сдасьте, – смогла сказать малютка Нина, которая уже говорила, но не всегда было понятно, что именно.

– Доброго дня, дети. Вы кого-то ищете?

Она мельком глянула на мой костыль. Он был сделан из сухой ветки, рогатка под мышку – и шагай. Негнущуюся ногу я назад сдвинул: когда стою, всегда так делаю – привычка.

– А я к вам, – объяснил я. – Знаете, пока я болел, Анна много со мной занималась, а я схватываю на лету. Уже читать и писать научился. Зачем мне в сентябре в первый класс идти? Может, вы меня проверите и скажете, в какой класс я гожусь по знаниям?

– В старших классах школьники взрослее тебя, как бы проблем не было. Дети жестокие. Ты не хочешь со сверстниками учиться?

– А смысл? Пока знания есть, их нужно развивать, а в первом классе это… деградация. Я правильно сказал, не напутал?

– Молодец, правильно. Знаешь… – Директриса задумалась, наблюдая за тем, как Нина ловит бабочку. – Пожалуй, проверить тебя можно, сейчас как раз начинается пора экзаменов. Только нужно согласие твоей мамы.

– Будет согласие.

И действительно, согласие было получено. Экзамены я сдавал со вторым классом, он у нас один в селе. Пришлось учебники почитать, чтобы не засыпаться. От уроков физической культуры у меня освобождение, а остальные экзамены я сдал: два на четвёрки, а остальные на пятёрки. Меня официально перевели в третий класс. Мне достались учебники Анны, которая из третьего класса перешла в четвёртый. Учебники были школьные, просто их записали за мной.

Вообще, мне, конечно, не стоило так рисковать, привлекая к себе внимание, но уж очень не хотел я учиться с малолетками. Чем быстрее закончу школу, тем лучше. Два года выиграл, почему бы и не порадоваться? Шесть лет – и на свободу с чистой совестью.

Однажды утром мы с Глашей в кузове полуторки, среди десятка таких же пассажиров, выехали к железнодорожной станции. Машина шла за кирпичами и цементом, которые должна была получить со станционного склада. Стройка требовала материала. Цемент тут возят в бочках, другой тары нет, про бумажные мешки и вспоминать не стоит, не то время. В колонне шли все три имеющихся в наличии машины.

Вообще, выехали мы позже, чем я рассчитывал, а всё экзамены в школе: пока сдал да табель получил. Потом встал вопрос: в чём ехать? Это мне по фигу, я и в рванине поеду, не смущаясь, но это же стыдоба. Вот по родственникам и знакомым нас с Глашей и собирали в поездку.

На мне были вполне справные брюки с кожаным ремнём, рубаха с курткой и школьная фуражка, довоенная. Вот из обуви нашли только сандалии, но это и понятно. Глаше подобрали неплохое платье, обувь по ноге и головной платок. Вот, кстати, о головных платках: я без них ни разу не видел женщин на улице. Одна из учительниц ходила в модном красном берете, а остальные женщины в платках, снимая их только дома. Здесь ветер легко гоняет пыль, и женщины так защищали волосы.

Кроме того нам собрали еду на сутки, сложив её в найденный мною сидор, который к тому времени уже привели в порядок. Марфа Андреевна хотела ещё и деньги нам собрать, но тут я её остановил: сказал, что кое-что продал братьям Трубиным, и деньги у меня есть, на дорогу и еду хватит.

И я не солгал, так оно и было. Да, я плотно готовился к экзаменам, но всё же выделил один день и снова посетил место затопления танка. Поныряв, я достал пистолет, планшетку, штык-ножи, немецкий карабин, ложки, фляжки, котелки, в двух из которых оказались кружки, и несколько ранцев. Вот эти находки, а также то, что нашёл в земле, я и продал.

Самой главной находкой, по сути, случайной, оказался чей-то давний схрон, найденный мной в стене выходившего к речке оврага. Хорошо, что крышка схрона была в полуметре от поверхности, я дотягивался магическим зрением. Думаю, был бы жив хозяин, забрал бы схрон, а так лежит и гниёт.

Я убрал в Хранилище пласт земли, обнажил крышку схрона, вскрыл его и прибрал содержимое. Какой-то крепкий хозяйственник прятал, и подозреваю, что в Гражданскую. У нас в селе было два купеческих дома, кирпичных. Одно здание после боёв восстановили, и сейчас там находится сельсовет, а второе разобрали на кирпичи: в нём две стены рухнули.

Ничего особенного в схроне не было. Оружия не нашлось, зато был патефон фирмы «Патэ», такой, в виде чемоданчика. Я проверил – работает, хотя, конечно, обслужить его надо. Там же нашлась и коробка с тремя десятками пластинок, а также запасные патефонные иголки. Помимо этого был солидный самовар, уже тронутый зелёным налётом, но ничего, я его почищу, а дырку, которую приметил Видением, заварю Ковкой. Ещё я нашёл два чемодана с одеждой, она отсырела, но высушить можно. Там же была шкатулка с банкнотами, которые уже давно не в ходу, пятнадцать золотых червонцев, десяток серебряных монет и золотой перстень.

Схрон я сдавать не стал, хотя на следующий день его нашли: плохо я его замаскировал. Да и от оврага до ближайшего огорода метров сто было, так что шастали тут кто ни попадя. Впрочем, я и сам случайно его нашёл, когда отлить спустился.

Всё содержимое схрона ушло братьям Трубиным, а они языком не треплют и расплатились хорошо. Шкатулку тоже отдал, только червонцы оставил. Поэтому деньги у меня были, полторы тысячи рублей ассигнациями. Откуда у братьев такие деньги, не знаю, но расплатились они честно: понимали, что и другие находки им понесу. Да и сами они поиском занимались.

А за наручные часы нам привезли козу. Хорошая, молодая, правда бодливая, но молоко даёт. Причём, похоже, она под козлом была и скоро пополнения можно ждать.

Как бы то ни было, мы едем к станции. Машина скользит по грязи, лепёшки из-под колёс даже в кузов залетают. Вчера был хороший дождь, из-за чего ещё на день пришлось задержаться. Один раз застряли. Травма и возраст всё же иногда на руку играют: не надо вылезать и толкать машину. Глаша в новом прикиде тоже не вылезла, да и народу хватало.

За час мы доехали до станции: двадцать километров от села, не так и далеко. Часть народа осталась здесь, а мы направились на вокзал, к начальнику станции. Дело в том, что станция не пассажирская, проходная. Грузы сюда доставляют, есть такое, но и всё на этом.

Начальник станции был в курсе дела, так как председатель нашего колхоза всё с ним уже обговорил. Он посадил нас в кабину маневренного паровоза, перегонявшего в Сталинград повреждённый паровоз, который в сорок четвёртом при подрыве мины на рельсах слетел с насыпи и ушёл в болото с частью вагонов – партизаны поработали. Паровоз подняли на рельсы и поставили на ход, и теперь его ожидал долгий ремонт.

Об этом нам рассказал помощник машиниста, пока мы сидели в уголке кабины. Я видел, что ему Глаша понравилась. Ещё бы, за ней парни табуном ходили. Красотка донская, одна грудь третьего размера чего стоит. Сам бы съел, да мал ещё. А кстати, Терентий был красивым мальцом. На певца Губина похож, и улыбка замечательная, светлая. Только шрам на брови, но он даже красил.

В Сталинград мы прибыли вечером, часто стояли на полустанках, пропуская составы. В пути пообедали вместе с паровозной бригадой: они своё достали, мы своё, организовали общий стол. А я размышлял.

Среди находок были две армейские фляжки, наша и немецкая, обе почищены песком. Мы взяли их с собой, в одной квас, в другой простая вода. Чая мы не пьём, на него денег нет.

Находки свои я приводил в порядок, а как же. Всё найденное оружие и штыки почистил и смазал оружейным маслом. Патроны отстрелял для пробы на дне оврага: так звук недалеко уходил. Из ТТ два выстрела сделал, и осечек не было, из карабина Мосина – один, и тоже без осечки. Но понимаю, что патроны ненадёжные. Я ещё с полсотни на дне реки нашёл, так что запас есть, но лучше другие схроны найти, на суше. В общем, с оружием порядок.

К мотоциклам я пока не приступал, смысла нет: я в этом возрасте их использовать не смогу, а вот «кюбельвагеном» (модель пока не знаю, надо будет литературу полистать, когда она будет) плотно занимался несколько ночей. А что, сплю снаружи, темнота не мешает. Ушёл за сад, достал и работай.

В багажнике машины были инструменты. Она вообще комплектная была: лопата в держателе, запасное колесо, даже вёсла имелись. Я просушил тент, установил крышу, подкачал резину. Машина сорок третьего года, пробег меньше двух тысяч. Двигатель гидроудар словил. Я слил всё, в том числе и смесь из бака, двигатель разобрал, прочистил и собрал. Даже с аккумулятором поработал, осталось залить электролит, зарядить его, в бак бензин, масло моторное залить и можно ехать.

Всё это я планировал добыть в этой поездке. Колхоз грабить не стоит, там всё на учёте, и председатель на это дело лютый. Уже двое по этапу поехали в дальние края. Авторитета, конечно, ему это не прибавило, но в селе порядок, и это правильно.

Покинув паровоз, мы направились к вокзалу. Пришлось через пути идти на другую сторону. Глаша удивлённо крутила головой и в конце концов спросила:

– Хочешь найти, где можно переночевать? Девчата рассказывали, что и как.

– Нет. Сама видела, пока по окраине ехали: Сталинград – это одна большая стройка. Тут и немцев пленных немало, восстанавливают разрушенное. То, что мне необходимо, нам здесь не купить. Мы поедем в Москву, поэтому нужно купить билет. Можно и по реке добраться, но это очень долго, поездом через Тамбов куда быстрее.

У Глаши на руках было два документа: комсомольский билет и справка из колхоза о том, что нам разрешено покинуть село. Паспорт она не получала, их колхозникам не выдавали, Да, мы как на зоне. Грустно, но иначе людей не удержать, давно бы разбежались. Кому охота за спасибо вкалывать по-чёрному?

Пока мы так шли не спеша, я спросил у девушки:

– Ты вообще как себя видишь? Я бы хотел, чтобы ты в Москве осталась. Устрою тебя в какой-нибудь техникум или училище. Извини, но в университет с твоим школьным аттестатом тебе не поступить.

– Я с тобой чувствую себя, как молодая девчонка перед взрослым мужчиной, – проворчал Глаша. – Аттестат-то дома.

– Не дома, я его прихватил. Справка из колхоза, конечно, не то, но как документ для поступления вполне пойдёт. А столичные учебные заведения, даже училища, котируются выше, чем откуда-нибудь из глубинки.

– Страшно.

– Привыкнешь. Так что, кем бы ты хотела стать?

– Врачом.

– Это забудь. Медсестрой или ещё каким-нибудь медработником – это ещё может быть.

– Я подумаю. Может, и медсестрой стану.

– Время есть, думай. Да, наверное, и врачом сможешь стать: учись на медсестру, подтяни знания и там на врача поступишь. Всё в твоих руках. А у нас будет якорь в Москве, будем тебя навещать. Надеюсь, пустишь переночевать?

Глаша со смехом взлохматила мне шевелюру. Было жарко, фуражку я снял, и Глаша несла её в руках. Мы оба были потные. Эх, сейчас бы на Волгу, искупаться.

Мы доковыляли до здания вокзала. Я чуть передохнул на лавочке, после чего подошёл к окошку кассы. И облом. Билеты давно раскуплены, резерва тоже нет, по крайней мере для нас.

Впрочем, когда в полночь к перрону подошёл поезд, мы спокойно устроились в вагоне и вскоре уже пытались уснуть, пока вагон, громыхая колёсными парами на стыках, вёз нас к столице. Я проводнику на лапу сунул, и пусть мы едем в его купе и полка у нас одна на двоих, но ведь едем, и это главное.

Покупок будет много. Когда вернусь, надо будет как-то их объяснить, как и то, что вернусь я один, без Глаши. Конечно, будет скандал, но Глафира – девушка свободная, ей в нашем селе душно. Видно, что не хочет она замуж и детей рожать, не её это мечта.

Да и братья Трубины вон как устроились. Оба служили в ремонтных подразделениях. Одного в сорок первом призвали, второго – в сорок втором. В разных армиях служили, а закончили войну в одном рембате танкового гвардейского корпуса. У нас в колхозе оба работают на машинном дворе, отличные механики. А что мутят что-то, возят на станцию да продают, так три дома на свои деньги отстроили. Богатые у них хозяйства: лошади, коровы. Но сильно выше других не заносились, понимали, что перебарщивать нельзя: кулаками ещё объявят.

Председатель их не прикрывал по той причине, что у них всё достать можно. Магазина в селе нет, автолавка два раза в неделю приезжает, так что они пока нужны, и братья этим пользуются. Деловые люди, уважаю таких. Хотя не по советским моральным принципам живут, это тоже стоит отметить. Долго их лавочка не продлится, и они это, к счастью, тоже понимали.

Мы были чистые, потому что, узнав, когда приходит поезд, я нанял пролётку, и мы съездили на берег реки. Полчаса покупались, а после на той же пролётке вернулись на вокзал. У бабулек на вокзале докупили съестного: вполне неплохие пирожки с картошкой и яйцом и пяток варёных яиц.

Жаль, Глаша у меня на прицепе, я бы тут много что скупил. Однако показывать Хранилище не стоит. Оно у меня по-прежнему качалось; когда приедем, уже одиннадцать тонн будет, хотя одна тонна занята автомобилем, двумя лёгкими мотоциклами-одиночками и ещё разной мелочью.

В столицу мы прибыли вечером следующего дня. Это было девятнадцатое, воскресенье. В пути мы успели пообщаться. В общем, Глаша не решилась принять моё предложение, сказала, что вернётся в село. Всё же зацепил её один парень, может, и сладится у них. Ну, это её дело.

На вокзале я тут же выцепил одну бабку, которая сдавала комнату в коммуналке, совсем рядом, без тараканов и клопов. Доехали на пролётке: хоть и рядом, но я не ходок. Проверили. Комната понравилась, туалет и ванная чистые, жильцы соседние вроде приличные. Мы уплатили за десять дней, и бабка ушла в свою комнату (она жила в соседней).

Мы с Глашей разложили вещи, потом по очереди посетили туалет и ванную, а то после вагона неприятный липкий пот на коже. Опыт с ванной у Глаши не первый: она до войны в городе жила, в семье интеллигентов, так что справилась быстро. А вот радио мы слушали до десяти вечера, непривычно было.

Потом Глаша устроилась на кровати, а я на тахте: семь лет, рост небольшой вполне умещался. Убедившись, что Глаша уснула, и сон её перешёл в крепкий, я, стараясь не скрипеть половицами, поднялся с тахты. Костыль брать не стал, я мог ходить, пусть и недолго, на цыпочках правой ноги. Тихо покинув комнату, я вышел на лестничный пролёт и уже там оделся.

Вообще, у меня была мысль осмотреть чердак и подвал: дом старинный, в три этажа, мы сняли комнату на втором. Сто процентов находки будут. Но это я оставил на потом, мы тут задержимся на десять дней, успею.