Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Machaon
- Kategorie: Für Kinder und Jugendliche
- Serie: Классная классика
- Sprache: Russisch
- Veröffentlichungsjahr: 2018
Робин Гуд — герой средневековых английских легенд. Вот уже несколько столетий его фигура привлекает писателей, поэтов, художников. О нём пишутся литературные произведения, ставятся спектакли, снимаются фильмы, и его популярность не угасает. Существуют десятки художественных версий о Робин Гуде. По одной из них, это лучник, который жил в лесу со своей армией вольных стрелков, людей смелых и по-своему благородных, и боролся с несправедливостью, защищая бедных. Имя Робин Гуда — нарицательное. Он один из немногих легендарных героев, которые вышли за рамки фольклора и стали источником важных культурных событий, как эта замечательная книга.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 181
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Содержание
Художник
Екатерина Гаврилова
Вступительная статья Ольги Корф
Гершензон М.А.
Робин Гуд : повесть / М.А. Гершензон ; худож. Е.В. Гаврилова. – М. : Махаон, Азбука-Аттикус, 2018. (Классная классика).
ISBN 978-5-389-13704-2
0+
История о благородном разбойнике из Шервудского леса пришла к нам из Средневековья. До сих пор спорят, был ли на самом деле такой человек и если был, то кто он, во времена какого короля он жил. А история эта вдохновляет писателей и художников уже многие столетия. Про Робин Гуда создано великое множество стихов, песен, пьес, кинофильмов, мультфильмов, телесериалов, компьютерных игр.
© Гаврилова Е.В., иллюстрации, 2018
© Оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2018
ПРИКЛЮЧЕНИЯ БЛАГОРОДНОГО РАЗБОЙНИКА
Благородный разбойник Робин Гуд вошёл в нашу жизнь во множестве воплощений. Что общего между именным поездом, который курсирует по маршруту Лондон – Ноттингем, аэропортом в Шеффилде и футбольным клубом из далёкого загадочного Суринама? Все они носят гордое имя Робин Гуда!
История о главаре лесных разбойников, который вместе с другими отчаянными смельчаками и головорезами грабил богачей в Шервудском лесу близ Ноттингема и делился добычей с бедняками, пришла к нам из Средневековья. Был ли на самом деле человек с таким именем? Кто он – виллан (крепостной), сбежавший от своего жестокого господина, свободный крестьянин или благородный рыцарь? Во времена какого именно короля он жил? Спорят до сих пор. А история эта так вдохновляет, что про Робина из Локсли создано великое множество стихов, песен, пьес, кинофильмов, мультфильмов, телесериалов, компьютерных игр… Образ Робин Гуда, воспетого в английских народных балладах, стал одним из самых любимых и узнаваемых в мировой культуре. Свою историю о Робин Гуде Михаил Гершензон опубликовал в 1940-м, и она остаётся популярной.
Михаил Абрамович Гершензон (1900 – 1942) родился в Одессе в семье детского врача. Окончив гимназию, три года учился на естественном отделении Новороссийского университета, но вскоре увлечение литературой взяло верх, и в 1921 году он поступил в Московский литературно-художественный институт им. В. Я. Брюсова. Там же и начал работать, занимался научными исследованиями, писал серьёзные книги о стихосложении и теории перевода. Затем ушёл в детскую литературу, был редактором в Госиздате и Детгизе. Гершензон – автор многих романов, повестей, рассказов, очерков, фельетонов, сказок. Он писал о композиторе Франсуа Жозефе Госсеке, жившем в эпоху Великой французской революции, о сатирике Салтыкове-Щедрине, о французском естествоиспытателе Фабре. Среди самых ярких его работ – знаменитые «Сказки дядюшки Римуса», рассказы для маленьких «На солнышке», книга об истории картошки «Земляное яблоко». Он составлял сборники занимательных задач по арифметике, геометрии, топографии, физике, сборники загадок, головоломок, игр: «Всезнайкины загадки», «Весёлый час», «Мастеру головоломок», «33 затеи», «Головоломки профессора Головоломки». Он знал несколько языков, переводил и пересказывал произведения зарубежных писателей, писал предисловия к детским книгам.
С начала войны писатель был в народном ополчении, потом на фронте как политработник и переводчик. Воевал всего один год и был смертельно ранен в бою, когда повёл роту в атаку. В последнем письме написал жене и сыновьям: «…Мне не жалко смерти. Я умер в атаке, ранен в живот, когда поднимал бойцов, это вкусная смерть…»
Человек смелый и решительный, верный долгу и чести, в чём-то сам похожий на Робин Гуда, писатель вложил в этот образ мечту о наказуемости зла, веру в то, что злодеи и угнетатели получат сполна и по заслугам. В лесной армии Робин Гуда было несколько десятков вольных стрелков, отличных лучников, отважных, изобретательных и по-своему благородных людей. Яркие, живые и живописные эти герои – словно расцвеченное всеми красками полотно: запоминаются и необъятных размеров отец Тук, и Маленький Джон ростом с колокольню, и храбрые крестьяне из Сайлса и Вордена, и полный гордого достоинства сэр Ричард Ли, и злобный шериф, и коварный рыцарь Гай Гисборн…
В напряжённом увлекательном повествовании – масса приключений, в которых лесные воины, благодаря уму и смекалке, всегда побеждают любителей ехать на чужом горбу, обирающих и унижающих слабых и беззащитных. Торжествующий, всё объединяющий юмор, невероятно выразительный язык, полный точных, метких изречений и наблюдений, делает книгу непрерывным захватывающим чтением. Слово у Гершензона искрится брызгами водопада – прекрасна любая фраза, хотя бы эта: «Полная луна светила так ярко, что муравьи видны были на лесной тропинке», и взлетает песней славы в честь тех, кто не оставляет попыток сделать мир лучше. «В этих рассказах волной льётся эль, и поёт тетива, и хохочет хмельной фриар Тук. Стрелы летят слишком метко, чтобы это могло быть правдой, а знатные рыцари и аббаты душат своих вилланов так, что это не может быть ложью. Много веселья в этих рассказах, потому что нет ничего веселей в целом свете, чем борьба за привольную и свободную жизнь. И для каждого пахаря, для виллана и для раба имя Робин Гуда, как тетива боевого лука, звенит надеждой на лучшие дни, звенит призывом к бою».
Есть в книге важный эпизод, когда разбойники встречают сэра Ричарда Ли, которого обманул и обидел всесильный шериф. Они накормили рыцаря, дали новую одежду, коня, оруженосца и деньги, чтобы он смог выкупить свои земли. Так что помогали они не только беднякам, но вообще всем, кто мечтает о торжестве справедливости в этой жизни! Потому и бессмертна эта книга, как бессмертна мечта.
Ольга Корф
Глава I
О трёх святых отцахи милосердии Божием
Двенадцать месяцев в году,
Двенадцать, так и знай!
Но веселее всех в году
Весёлый месяц май.
венадцать, но самый весёлый – май! Зелёным шумом полны леса, но самый зелёный лес в Шотландии – Шервудский лес. Дождь обрызгал листву дубов, солнце торопится высушить землю, а в сырой прохладе лопается за жёлудем жёлудь, гонят кверху ростки остролист и чертополох, пробивая зелёными стрелами рыхлую прошлогоднюю прель.
По узкой лесной тропе, то и дело пригибая головы и стряхивая с ветвей дождь радужных капель, ехали два всадника. Копыта лошадей глубоко уходили в разбухшие листья, мох и молодую траву.
Птицы звонко пересвистывались над головами путников, словно потешались над неуклюжей посадкой толстенького, который трусил впереди. Он болтался в седле из стороны в сторону, так что распятие подпрыгивало у него на груди. Капюшон его плаща сполз на затылок, открыв дождевым каплям и солнечным лучам блестящую круглую, как тарелочка, тонзуру1.
Второй всадник, ехавший следом за ним, посмеивался, глядя, как короткие ножки его спутника беспомощно ловят подтянутые к самой луке седла стремена. Он одет был в такой же плащ, и такое же распятие висело у него на груди. Только поверх плаща, и спереди и сзади, нашито было по большому кресту.
Не только по этим крестам можно было узнать в нём крестоносца: он сидел на коне прямо, чуть-чуть подавшись назад, и даже монашеский плащ не мог скрыть его могучего роста и широких плеч. Это была посадка воина, привычного к седлу и к дальним походам.
– Подле острова Корсика, – говорил крестоносец, спокойно покачиваясь в седле, – подле острова Корсика водятся рыбы, которые, выскочив из моря, летают по воздуху. Пролетев около одной мили, они снова падают в море. Однажды Ричард Львиное Сердце приказал подать обед на палубе, и одна из таких летучих рыб упала на стол прямо перед королём...
Так-так! – простучал дятел, повернув головку и недоверчиво посматривая на крестоносца.
Но тот продолжал:
– Диковинная рыба также камбала. Вы знаете, отец приор2, это рыба великомученицы Агафьи.
Маленький всадник придержал лошадь.
– Почему же вдруг святой Агафьи, каноник?3 Я слыхал, что камбала – это рыба Богоматери. Говорят, что Пречистая однажды пришла к рыбакам, которые вкушали от этой рыбы, и сказала им: «Накормите меня, потому что я – Матерь Божия». Но рыбаки не поверили и стали смеяться над нею. Тогда Святая Дева протянула руку к сковородке, на которой лежала наполовину съеденная рыба, и половинка рыбы ожила и запрыгала на сковородке. С тех пор камбалу и зовут рыбой Богоматери. А при чем тут святая Агафья?
– Не верьте, отец, – ответил каноник. – Такие басни выдумывают люди, которые не видели света и всю жизнь просидели в своём приходе. Я знаю совершенно точно, что камбала – это рыба святой Агафьи. Когда мы покинули Сицилию, нам случилось пройти мимо огненного острова Мунтгибель. Когда-то он изрыгал столько пламени, что возле него высыхало море и огонь сжигал рыбу. И однажды большой огонь вырвался из жерла горы Мунтгибель и двинулся к городу Катанама, где почивали чудотворные мощи блаженной Агафьи. Тогда жители города Катанама стеснились вокруг её гробницы и выставили её плащаницу против пламени. И огонь возвратился в море, и высушил воду на расстоянии одной мили, и сжёг рыбу. Немногие из рыб спаслись полусожжёнными – от них произошла камбала, рыба блаженной Агафьи... Что с вами, святой отец?
Маленький всадник так резко остановил свою лошадь, что конь каноника ткнулся мордой в её круп. Отец приор испуганно вглядывался в лесную чащу, словно увидел в кустах жимолости страшное чудовище.
– Что с вами, отец приор? – повторил свой вопрос каноник, убедившись, что ни справа, ни слева от дороги не видно ничего угрожающего.
– Скажите, каноник, – прошептал маленький всадник, – ведь это... ведь в этих лесах скрывается Робин Гуд?
Лёгкая тень пробежала по лицу крестоносца: может быть, просто птица пролетела между ним и солнцем, может быть, ветка, качнувшись, уронила на него прохладу.
– Ну и что же? Надеюсь, вы не боитесь жалкого разбойника, отец приор?
Очень тихо, точно опасаясь, как бы соседние дубы не услышали его слов, маленький всадник ответил:
– Боюсь, дорогой каноник. Вы ведь знаете, я не из храбрых. И потом, вы слыхали, что говорил аббат4 в монастыре Святой Марии? Они чаще всего нападают на нас, беззащитных служителей церкви.
– Хотел бы я встретиться с этим хвалёным разбойником! – сказал каноник. – Не думаете ли вы, что он страшнее сарацин?5 Оставьте заботу, отец приор. Вот эта кольчуга, – при этих словах крестоносец распахнул свой плащ, – вот эта кольчуга отразила тучи стрел под стенами Иерусалима, а этот меч, – тут он выдернул наполовину из ножен короткий меч, – будет вам такой же верной защитой, какой был королю Ричарду на Аскалонских полях.
Дёрнув поводья, каноник объехал лошадь своего спутника и решительно двинулся вперёд. Отец приор потрусил за ним, стараясь не отстать ни на шаг. С полчаса они ехали молча.
Мало-помалу лошади ускоряли шаг; солнечные сетки гораздо быстрее скользили теперь по лицам всадников, непочтительные ветви задорнее сбрасывали на путников пригоршни алмазов, и распятие всё яростней колотилось на груди неумелого ездока.
Деревья расступились, и лошади пошли рядом, голова к голове.
Отец приор оглянулся через плечо и прошептал:
– Вы знаете, каноник, почему я боюсь Робин Гуда? В День святого Климента убежал у меня ослушный виллан6, Клем из Клю. Прошёл слух среди моих людей, будто он ушёл к разбойнику в Шервуд. Плохо придётся мне, если я встречу его в лесу. Горелый пень в сумраке леса часто прикидывается человеком, опустившимся на колени, а хитрые дрозды пересвистываются и вовсе разбойничьими голосами...
– Хотел бы я знать, о чём думает лорд шериф7, – громко сказал крестоносец. – И что ему стоит прислать сюда десяток хороших солдат! Будь я на его месте, через три дня голова разбойника болталась бы на рыночной площади в Ноттингеме!
– Тише, тише, каноник, не искушайте провидение. А я так думаю, что шериф ничего тут не может поделать. Ведь у Робин Гуда нора – под каждым кустом. Поди-ка его поймай, когда каждый виллан, каждый раб готов отдать ему свою шкуру на сапоги и в беде поминает прежде его, а потом уж Святую Деву.
Теперь то одна лошадь, то другая забегала вперёд, и всякий раз отставшей приходилось нагонять свою соседку.
– Да не спешите вы так, отец приор! – воскликнул наконец каноник, заметив, что его спутник окончательно выбился из сил. – Если вы будете так сильно болтаться в седле, у вас непременно лопнет подпруга. Бросьте поводья, пусть лошади отдохнут. Я не рассказывал ещё вам, как мы встретились в Средиземном море с кораблём сарацин?
Лошади пошли шагом; после быстрого бега они продолжали носить боками, шерсть на груди у них потемнела от пота.
Каноник перекинул ногу через седло и сел боком, обернувшись к своему спутнику.
– Завладев островом Кипр, мы двинулись к Аккре. Близ этого города мы заметили сарацинский корабль. Борта его были выкрашены зелёной и жёлтой краской, три высокие мачты уходили под облака. Мы узнали потом, что на этом корабле сарацины везли оружие всякого рода – пращи, луки, копья – и двести штук самых ядовитых змей на погибель христианам. Тучи стрел посыпались на нас. Наши галеры8 окружили корабль со всех сторон, но ничего не могли сделать. Король Ричард кричал изо всех сил: «Неужели вы дадите врагу уйти невредимым? Так знайте же: вы будете повешены тут же на мачтах, если сарацины уйдут живыми!»
Маленький всадник бросил восторженный взгляд на крестоносца, потом украдкой скользнул глазами по зарослям справа и слева от дороги и продолжал слушать рассказ.
– Эти слова придали нам храбрости, – рассказывал каноник. – «Смелее, воины Христовы!» – крикнул я. Мы накинули верёвки на руль вражеского корабля и по этим верёвкам взобрались на борт. Многим сарацины отрубили руки, многих сбросили в море. «На нос!» – крикнул я, расчищая мечом дорогу. Все мои товарищи пали, прославляя имя Господне. И я очутился один на носу корабля. Десяток кривых сабель...
Вдруг лошади стали.
От неожиданного толчка крестоносец, сидевший в седле боком, едва не упал.
Посреди дороги, протянув руку вперёд, стоял монах в изорванном, заплатанном плаще.
– Святые отцы, подайте нищему служителю Христову! – послышался голос из-под капюшона. – За весь день мне никто не подал ни фартинга9 на ужин.
Услышав смиренные слова, маленький всадник облегчённо вздохнул. Лицо его, мгновенно ставшее белым, снова оживилось. Он сунул было руку в кошель, когда крестоносец крикнул:
– Проваливай с дороги, монах! Нашёл у кого просить – у нищих служителей церкви! Нет у нас ничего, ступай своей дорогой.
Каноник тронул поводья и проехал мимо нищего. Но нищий догнал его одним прыжком. Сильной рукой он схватил лошадей под уздцы и остановил всадников.
– Святые отцы, – сказал он тихим, спокойным голосом, – неужели мы не заслужили у Господа Бога нескольких золотых монет! Братие, преклоним колена и воззовём к милосердию Божию. Может быть, Господь услышит нашу молитву и ниспошлёт нам от щедрот своих на пропитание.
Каноник положил руку на рукоять меча. Но монах заметил это движение. Он тряхнул головой, и капюшон упал ему на плечи. Молодое, румяное лицо оказалось у монаха. Русая бородка, ровные белые зубы под задорными завитками усов. Крестоносец поспешно слез с коня. Его маленький спутник стоял уже на коленях, сложив руки на груди для молитвы. Неловко подгибая длинные ноги, каноник опустился рядом с ним. Тут и монах преклонил колена.
– Ну, братие, – сказал он, – вознесём молитву к престолу Всевышнего. Повторяйте за мной: «Господи Боже, внемли смиренным рабам твоим...»
Святые отцы перекинулись быстрым взглядом.
– «Господи Боже, внемли смиренным рабам твоим...» – дрожащим голосом прошептал приор, подняв глаза к небу, заслонённому яркой зеленью дубов.
– «Господи Боже, внемли смиренным рабам твоим...» – торопливо прошептал за ним каноник.
– «...и ниспошли нам на пропитание...»
– «...и ниспошли нам на пропитание...»
– «...золота...»
Не смея повернуть голову, маленький путник искоса посмотрел на крестоносца. Тот, втянув голову в плечи и согнув дугой могучую спину, повторял побелевшими губами:
– «...золота...»
– «...елико возможно больше!» – громко воскликнул нищий монах, вскакивая на ноги.
– «...елико во-змо-жно... больше», – холодея от страха, прошептали святые отцы.
– Отлично, братие! – сказал нищий. – Вы хорошо молились – видать, от чистого сердца. Уж верно, Господь услышал нашу молитву. Давайте же, братие, осмотрим карманы наши и поделим по-братски всё, что послал нам Всевышний. Начну-ка я первый.
Лукаво посмеиваясь, нищий монах обшарил свои карманы.
– Гм! Видно, я грешен перед Господом Богом: у меня в карманах ничего не прибавилось после молитвы.
– И... и у меня ничего не прибавилось! – в один голос ответили святые отцы.
– Разве? А мне почудился звон. Ведь у вас ничего не было прежде, ни фартинга? Сдаётся мне, всё же молитва наша дошла до престола Господня. Посмотрим, посмотрим, чем подарило нас милосердие Божие! О! Да тут и впрямь что-то есть!
Так воскликнул нищий монах, вытаскивая из кармана крестоносца туго набитый кошель.
– А теперь у вас, святой отец!
Второй кошель, не менее пухлый, упал на траву рядом с первым.
Под пристальным взглядом нищего крестоносец скинул на землю свой плащ, разостлал его пошире и высыпал на него две пригоршни звонких монет. Он безропотно разделил их на три равные части.
– Блажен, кто верует! – воскликнул монах, сгребая с плаща свою часть золота. – Возблагодарим Господа за милосердие его!
Но святые отцы не стали молиться на этот раз. Поспешно упрятав отощавшие кошели, они вскочили на лошадей и помчались прочь.
Маленький всадник мешком повалился на шею своего скакуна и крепко вцепился руками в гриву. Зато крестоносец показал, как искусно умеют обгонять ветер храбрые победители сарацин.
1Тонзура – выстриженное на макушке место у католических духовных лиц.
2Приор – настоятель в католическом мужском монастыре.
3Каноник – священник католической церкви, живший при больших соборах и подчинявшийся определённому уставу, но не давший монашеского обета.
4Аббат – настоятель католического мужского монастыря, подчиняющийся непосредственно папе.
5Сарацины – так в Средние века в Европе называли арабов.
6Виллан – крепостной или полусвободный крестьянин в средневековой Англии.
7Шериф – высшее административное и судебное должностное лицо графства в Англии.
8Галера – старинное гребное судно, гребцами которого назначались преступники.
9Фартинг – самая мелкая английская монета, равная ¼ пенни; изъята из обращения в 1968 г.
Глава II,
в которой рассказывается о четвёртом святом отце
И только монах зашёл в глубину,
Он Робина кинул в поток.
«Хочешь – поплавай, а хочешь – тони.
Тебе выбирать, паренёк!»
елёная завеса скрыла всадников от глаз. Но нищий монах долго ещё прислушивался к затихающему вдали топоту копыт и треску валежника.
– Клянусь святым Кесбертом, – усмехнулся он, – эти молодцы потягаются в беге с любым оленем! Они слетят сейчас с обрыва в ручей – это так же верно, как то, что их золото звенит у меня в кармане.
Глухой всплеск подтвердил его догадку.
Раздвинув гибкие ветви орешника, монах достал из дупла векового дуба лук, колчан со стрелами и окованную железными кольцами дубину. Весёлая песня понеслась по лесу:
– Жирные гуси, жареные гуси
Прямо с вертела в аббатство летят.
«Кому гусей горячих?» –
Святым отцам кричат.
Колчан скрылся под широким плащом, лук со спущенной тетивой повис за плечами. Монах зашагал по тропинке, вертя дубину над головой. Он шёл не спеша, лёгкой походкой, глубоко вдыхая запах лопающихся почек и свежей травы. Иногда он подкидывал дубину вверх, сшибая с прозрачного зелёного свода осколки радуг, запутавшихся в мокрой листве.
Где-то свистнула иволга, и монах ответил ей таким же звонким коленцем. Лесная тропа раздвоилась.
В последний раз монах бросил взгляд на следы подков и свернул вправо.
С каждым шагом лес становился гуще и глуше. Тропинка вилась ужом между кряжистыми стволами, нога то глубоко погружалась в сырой мох, то натыкалась на узловатые обнажённые корни лесных старожилов. Солнце едва пробивалось сквозь густую листву.
Ловко ныряя под ветви деревьев, перепрыгивая через упавшие стволы, монах пробирался всё дальше и дальше на север.
Тропинка давно пропала в подлеске, но монах не колебался в выборе дороги. На широкой поляне, окружённой шумной толпой лесных великанов, он скинул с себя вымокший до нитки монашеский плащ. Ярко вспыхнула на солнце малиновая куртка. Человек в малиновой куртке подбежал к молодому дубочку, который приподнимался к небу на самой середине лужайки, весело разминая ветви и пошевеливая листьями.
– Эге! – крикнул человек, остановившись перед весёлым деревцем. – А вот и моя стрела!
Дерево было пробито стрелой, когда ствол его был ещё гибок и тонок, как стебель. Стрела пробила дубок и засела в нём. А теперь ствол дерева окреп, поднялся кверху и унёс с собой стрелу. Человек в малиновой куртке поднял руку, но не дотянулся до стрелы.
– Подивился бы старый Генрих, если бы увидел, как вырос дубок за эти годы. И лука давно уже нет, который он подарил мне тогда за хороший выстрел, а стрела всё цела.
Он долго стоял не шевелясь, прислонившись плечом к молодому дереву.
Ящерица пробежала по мокрым ремням его сандалий и юркнула в траву.
– А какие глаза были у старика! – задумчиво сказал лесной бродяга и тряхнул головой, точно хотел сбросить невесёлые мысли.
Порыв ветра качнул вершины деревьев, обступивших поляну.
– Да, Линдхерстский лес остаётся Линдхерстским лесом. Скоро будем к вам в гости! – воскликнул человек, отвечая дубам на поклон поклоном. – Сыщи тут, шериф, меня и моих молодцов!
Подмигнув ястребу, парившему в небе, он пустился в обратный путь. Монашеский плащ высох уже; ящерица скользнула по нему и спряталась в капюшоне.
– Жирные гуси, жареные гуси,
Жареные утки с выводком утят
Прямо в аббатство,
В смиренное братство...
– Э, да мне сегодня удача! – рассмеялся лесной бродяга, спрыгивая с обрыва на берег ручья. – Поутру – два монаха, а вот и ещё один. Однако, чтобы наполнить его бренное тело, не хватит и бочки доброго эля...10
Лесной бродяга бесшумными шагами направился к монаху, сидевшему на камне у ручья. Он подошёл к нему так тихо, что тот и ухом не повёл. Человек в малиновой куртке остановился, с удивлением глядя на грузную фигуру отшельника.
Грубый суконный плащ, прикрывавший его плечи, был так широк, что под ним легко спрятался бы изрядный стог сена. Вокруг давно не бритой тонзуры мелкими колечками курчавились рыжие волосы. Задумчиво уставившись на воду, монах перебирал тяжёлые свинцовые чётки.
– Хотел бы я знать, святой отец, – сказал вдруг человек в малиновой куртке, – хотел бы я знать, отец, много ли смирения помещается в таком здоровенном теле?
Медленно повернулась круглая голова на короткой шее. Монах поглядел на малиновую куртку маленькими сонными глазами.
– Смирение – мать всех добродетелей, – ответил он спокойно, без всякого удивления. – «Будьте смиренны, яко агнцы...» – так заповедал нам всеблагий Господь.
– Ну что ж, если ты и вправду смиренная овечка Христова, перенеси меня на тот берег, – приказал человек в малиновой куртке.
