Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
- Sprache: Russisch
Подруга Энцо, Амайя, умирает от рака. Молодой человек безутешен и не понимает, как ему жить дальше. В один из дней он получает письмо из прошлого и… отправляется в путешествие в Японию, чтобы осуществить мечту Амайи, оставившей ему рукопись таинственного Кузнеца и чек-лист дел, среди которых погладить ухо Хатико, послушать шум бамбука на закате, посмотреть в глаза снежной обезьяне. Любуясь цветущей сакурой в парке Ёёги, Энцо знакомится с Идзуми, эксцентричной японкой из Англии, которая приехала в Японию, чтобы ближе познакомиться со своей родной страной. Встретившись несколько дней спустя в скоростном поезде, направляющемся в Киото, молодые люди решают стать попутчиками... Это большое приключение, а также вдохновляющая история о любви. История, в которой творится магия самопознания на фоне живописнейших пейзажей страны восходящего солнца.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 129
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Francesc Miralles
SACURA LOVE. UNA HISTORIA DE AMOR EN JAPÓN
Copyright © Francesc Miralles, 2019
Translation rights arranged by Sandra Bruna Agencia Literaria, S.L
All rights reserved
Перевод с испанского Анны Берковой
Оформление обложки Владимира Гусакова
Миральес Ф.
Сакура любви : Мой японский квест : роман / Франсеск Миральес ; пер. с исп. А. Берковой. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025.
ISBN 978-5-389-29000-6
16+
Подруга Энцо, Амайя, умирает от рака. Молодой человек безутешен и не понимает, как ему жить дальше. В один из дней он получает письмо из прошлого и… отправляется в путешествие в Японию, чтобы осуществить мечту Амайи, оставившей ему рукопись таинственного Кузнеца и чек-лист дел, среди которых: погладить ухо Хатико, послушать шум бамбука на закате, посмотреть в глаза снежной обезьяне.
Любуясь цветущей сакурой в парке Ёёги, Энцо знакомится с Идзуми, эксцентричной японкой из Англии, которая приехала в Японию, чтобы ближе познакомиться со своей родной страной. Встретившись несколько дней спустя в скоростном поезде, направляющемся в Киото, молодые люди решают стать попутчиками.
Это большое приключение, а также вдохновляющая история о любви. История, в которой творится магия самопознания на фоне живописнейших пейзажей Страны восходящего солнца.
© А. В. Беркова, перевод, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2025Издательство Азбука®
Странствующий дорогами любви тысячи километров пройдет так же легко, как и один.
японская пословица
1
Тягостная тишина на похоронах сама по себе невыносима, но еще хуже то, что большинству из тех, кто пришел отдать последний долг усопшей, не исполнилось и двадцати.
Амайя умерла через месяц и один день после своего совершеннолетия. Но для охваченных горем родителей, которые сейчас смотрели на толпу молодежи, она навсегда останется маленькой девочкой. Их безвозвратно потерянной девочкой.
— Кажется, я сейчас упаду в обморок, — шепнула ее лучшая подруга, вцепившись мне в руку, как перепуганная обезьянка.
— Ты же обещала сказать несколько слов на церемонии, — напомнил я, изо всех сил стараясь изобразить стойкость духа.
— Да, но… Не знаю, Энцо. Будто весь мир разваливается на части. У тебя нет такого ощущения? Это так…
Голос ее прервался, и повисшая на ресницах слеза скатилась по щеке, оставляя темный след от потекшей туши.
У нее не находилось нужных слов, чтобы описать происходящее. И по правде, у меня тоже.
Еще полгода назад в мире царил полный порядок. Я начал изучать психологию в университете, а Амайя продолжала заниматься живописью, раздумывая, чему посвятить свое будущее. Она боялась, что академическое изучение истории искусств помешает ей реализовать собственный талант, свободный и непосредственный, как само ее естество.
Стоило только попросить Амайю что-то сделать, как тут же ты получал отказ. Это я усвоил с детского сада. С тех самых пор мы все время шли рука об руку, как две параллельные прямые, — вместе ходили в начальную школу, вместе закончили колледж и неожиданно оказались выброшены в реальную жизнь.
Если говорить о сексе, то между нами никогда ничего не было, среди прочего еще и потому, что она отдавала предпочтение представительницам своего же пола. А помимо этого, между нами было все.
Лет в десять мы вместе сбегали с уроков, чтобы тайком попить лимонада в местном кафе.
Вместе мы впервые попробовали пиво, выкурили свою первую сигарету и свой первый косяк. В моем случае, кстати, он стал и последним, поскольку у меня резко упало давление и я без чувств рухнул на ковер в комнате Амайи.
Вместе мы ездили в Лондон, заручившись родительским благословением и разрешением с печатями из полицейского участка. А потом и в Афины, и в Берлин… Столько городов, и в каждом мы до рассвета болтали обо всем на свете!
От одной мысли о том, что больше мне никогда не суждено говорить с Амайей, у меня внезапно закружилась голова, словно эта непостижимая смерть вдруг материализовалась и, обретя реальный вес, всей своей тяжестью навалилась на нас, друзей-одноклассников.
Медленно двигаясь в безмолвной толпе по направлению к часовне, я вспоминал, словно в ускоренной перемотке, события последних месяцев.
— Энцо, кажется, у меня нашли какую-то нехорошую болячку, — сообщила Амайя по телефону чужим голосом, звучавшим так, будто человек одной ногой уже стоит в могиле.
Анализы подтвердили наихудшие опасения. Рак распространился настолько, что врачи давали ей не больше года. Амайя продержалась половину обещанного срока. Она так привыкла жить на высоких оборотах, что и к смерти спешила изо всех сил.
От нахлынувших воспоминаний я почувствовал, что почва уходит у меня из-под ног.
— Это неправда, — твердил я себе в каком-то тупом оцепенении, не вслушиваясь в поминальную речь священника. — Я в любой момент могу очнуться от этого кошмара, Амайя окажется жива, и все будет как прежде.
Меня вернула к действительности нескладная девчонка, лучшая подруга Амайи, — она вышла вперед, зажав в длинных костлявых пальцах какой-то листок. Бумага дрожала так сильно, будто вот-вот выскользнет из рук и упадет к ее ногам.
Все задержали дыхание.
Наконец она заговорила прерывающимся голосом:
— Мы все хорошо знали, как Амайя увлекалась Японией. Жаль, что она не смогла исполнить свою мечту — поехать туда… — Она высморкалась в бумажный платок и продолжила: — Но наверняка многим из вас неизвестно, что ее имя существует в японском языке и означает «ночной дождь». Не правда ли, поэтично?
Ей снова пришлось сделать паузу, чтобы утереть слезы. Теперь дрожали не только руки, но и губы.
Когда уже все решили, что девушка не сможет закончить свою речь, она собралась с силами.
— Когда умерла Амайя, в наших сердцах воцарился мрак. Но мы всегда будем ощущать ее присутствие рядом, как невидимый дождь, пропитавший насквозь наши души.
При этих словах кто-то из присутствующих зарыдал, и вновь девушка помолчала, пока остальные передавали платки и сочувственно обнимали друг друга.
— В предпоследний раз, когда я навещала Амайю в больнице, — продолжила подруга, — она попросила раздобыть ей антологию «Хайку о смерти». В ней собраны эпитафии, которые поэты и буддийские монахи писали сами себе, прощаясь с жизнью. И я взяла эту книгу, когда готовила свою речь… — Бумажка чуть не выпорхнула из пальцев, но девушка успела подхватить ее. — Я выбрала несколько строк из Сокана и из Цугена Дзякурея [2], чтобы сказать последнее прости нашей любимой подруге.
Часовню накрыло безмолвие, такое же пронзительно-белое и чистое, как полотно, на котором Амайя уже никогда ничего не нарисует. Мне показалось, будто этот холст — эпитафия, сотканная из осколков моего сердца и души.
— Если кто-то вас спросит, куда ушла Амайя, скажите только лишь: «У нее были дела в ином мире». Сейчас, на своем последнем пути, она ступает по облакам.
После похорон я неделю не вставал с постели. Я не болел, но совершенно лишился сил.
Я попытался было перечитать конспекты по социальной психологии, но понял, что совершенно не могу сосредоточиться. Единственное, что у меня получалось, — это слушать радио, да и то недолго. Пару минут я был в состоянии воспринимать новости или какую-нибудь программу о кино, но вскоре меня снова одолевала необоримая свинцовая тяжесть.
Я проваливался в мучительное краткое забытье и пробуждался с бредовой убежденностью: «Амайя жива, все это просто ночной кошмар».
Осознавая, что все мои мысли возвращаются в одну и ту же точку, я начинал ворочаться в кровати, натягивая на голову простыню в тщетном желании исчезнуть.
В один из таких моментов бодрствования я увидел перед собой приземистую, плотную фигуру отца. Откинувшись на спинку стула, он внимательно смотрел на меня.
— Эй, — возмутился я, — и сколько ты уже так сидишь?
— Достаточно, чтобы понять, что ты совершенно пал духом. Сходи проветрись. Я понимаю, что это ничего не изменит, но свежий воздух тебе всяко не повредит.
Я смотрел на отца, не зная, что сказать. Этот человек был создан для страданий. С тех пор как моя мать сбежала с другим, его мир сузился до итальянского ресторанчика, которым он управлял, и редких минут отдыха дома со спортивной газетой в руках.
Он воспринимал свое одиночество как пожизненное наказание, суровое и необратимое, а теперь вот посягнул на мою территорию.
— Я хочу остаться дома, папа.
— А почему бы тебе не позвонить кому-нибудь из одноклассников? — настаивал он, озабоченно теребя двойной подбородок. — Ты же знаешь пословицу: «Разделенное горе — это половина горя».
— Но не для меня… Лучше я отлежусь дома, чем часами слушать разговоры о ней. Честно говоря, я стараюсь забыть то, что случилось.
— Забыть невозможно, Энцо, — откликнулся отец, слишком хорошо зная, о чем говорит. — Но жизнь все равно продолжается, пусть она сейчас и кажется тебе кучей дерьма.
С этими словами он потрепал меня по волосам и вышел из комнаты.
«Я люблю тебя, старина, — подумал я про себя. — Хоть ты и взвалил на себя роль тягловой лошади и думаешь только о том, чтобы выжить».
И тут на меня снова напал сон и потащил в пропасть, которая, подобно черной дыре, не вела никуда. В те дни, пока не пришел некий загадочный пакет, это небытие оставалось моим домом, единственным местом, где я мог существовать.
Подскочив в постели от трели будильника, я вспомнил, что уже понедельник. Через час с небольшим я должен сидеть на занятиях по статистике в университете. Нелегкая задачка, но, как говорил отец, жизнь не стоит на месте. Выхода не было.
Или, по крайней мере, я так думал до того, как в трусах и майке поспешил открыть входную дверь.
Курьер в синей униформе вручил мне пакет и попросил поставить на планшете электронную подпись. Обычно посылки приходили отцу — товары для ресторана или последние книги по кулинарии, — так что я удивился, обнаружив на коричневой коробке свое имя.
Я сразу узнал почерк, но взбунтовавшийся разум твердил, что это ошибка.
Сев у стола в гостиной, я с трудом заставил себя снять клейкую ленту с упаковки. В коробке лежал толстый конверт и книга, судя по всему самиздат.
На фоне фотографии какой-то поросшей мхом могилы я с изумлением прочитал заглавие:
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ КУЗНЕЦА
«Кто, черт побери, мне это прислал?» — думал я, открывая трясущимися пальцами конверт, но его содержимое оказалось еще более загадочным, чем сама книга, на которой даже имя автора не значилось.
Под аббревиатурой «JR» [3] скрывался, судя по всему, ваучер на проезд по железной дороге, а также обнаружилась пачка билетов на самолет и подтверждения гостиничной брони. И плюс к этому — схваченная скрепкой пачка купюр. Иены.
Я было подумал, что по неизвестной причине судьбе вздумалось сыграть со мной эдакую мрачную шутку, но на дне пакета нашелся сложенный вчетверо лист бумаги.
Еще не развернув письмо, я уже знал, кто его написал. Похолодев, я приступил к чтению с ощущением, что передо мной совершается чудо.
Дорогой Энцо!
Прежде всего хочу попросить у тебя прощения за то, что умерла. На самом деле это не моя вина. Я бы охотно задержалась подольше на этой тусовке под названием «жизнь», но, как ты знаешь, меня не слишком вежливо вытолкали взашей.
Если ты читаешь эти строки, значит родители исполнили мою просьбу и отнесли посылку на почту, когда я превратилась в горстку пепла.
У этого письма две цели: во-первых, сказать, что мне здорово повезло иметь такого друга, как ты. А во-вторых, попросить тебя об одолжении, которое, надеюсь, ты сможешь для меня выполнить.
Ты в курсе, что я дала клятву — если поправлюсь, то поеду в Японию, о которой так долго мечтала. Теперь я уже не смогу этого сделать, по крайней мере в этом теле, но мне бы хотелось, чтобы туда поехал ты.
Сейчас лучшее время для путешествия — на ветках сакуры распускаются цветы, и все японцы выходят из дома, чтобы отпраздновать обновление жизни.
Билеты в конверте оформлены на твое имя, как и ваучер на «JR Pass»: это что-то вроде проездного, чтобы передвигаться по стране на поезде. С учетом того, что все гостиницы оплачены, восьмидесяти тысяч иен тебе должно хватить на прочие расходы.
Я составила для тебя маршрут, именно тот, какимпоехала бы сама. А на оборотной стороне листка — список моих желаний, ты наверняка найдешь способ их исполнить.
Счастливо тебе полюбоваться сакурой! И пожалуйста, развлекайся на всю катушку. Сделаешь это ради меня?
Твой друг навсегда,
Амайя
Мне потребовались лишь сутки, чтобы принять решение: я исполню это поручение из загробного мира. Пропуск двух недель занятий по статистике недвусмысленно грозил провалом на экзамене, но в тот момент меня уже не волновало, завалю я один предмет или весь семестр.
Проверив еще раз документы для путешествия, я на автобусе отправился в центр, в книжный магазин.
Пока мы с черепашьей скоростью ползли в пробках, я перечитал список пожеланий Амайи. Она не потрудилась уточнить, где и каким образом мне предстояло выполнить ее просьбу. Так что я явно должен был хоть как-то подготовиться к своему первому приключению в Азии — это странным образом и возбуждало меня, и усиливало мою печаль.
Раньше мне не приходилось уезжать из Европы, и мысль о предстоящем двухнедельном блуждании по Японии, в одиночестве и без знания языка, не слишком успокаивала.
Возможно, покойная подруга изрядно переоценивала мою смелость.
Список включал девять весьма своеобразных пунктов, один другого необычнее:
1. Погладить опущенное ухо Хатико.
2. Увидеть сакуру в парке Ёёги.
3. Спеть «Zero Cold» в баре «Стардаст» [4].
4. Послушать шум бамбука на закате.
5. Покормить печеньем оленя.
6. Увидеть ночную панораму города из «Плавающего сада».
7. Найти Кузнеца.
8. Посмотреть в глаза снежной обезьяне.
9. Дважды пересчитать призраков.
Зайдя в книжный, я направился в большой отдел литературы о путешествиях, не до конца избавившись от подозрения, что список целей на обороте письма может оказаться последней шуткой Амайи.
До поездки оставалась неделя, и я решил, что должен раздобыть как можно больше информации, чтобы паломничество вместо другого человека обрело хоть малейший смысл.
Как отправную точку я выбрал путеводитель «Lonely Planet» [5], затем нашел опус Эктора Гарсиа «Гик в Японии» [6]. На разных форумах писали, будто это самое полное руководство для понимания основ того мира, куда я сейчас собирался ехать вслепую.
Сложив обе книги в сумку-шопер, я вышел из магазина. Оставалось одно дело, нелегкое, но необходимое: объяснить отцу, что я прогуляю две недели занятий в университете, потому что должен мчаться на другой конец света. Хоть мне уже исполнилось восемнадцать в начале учебного года, все равно нужно было все ему рассказать, а потом перетерпеть, когда он начнет метать громы и молнии.
Находясь в постоянном нервном напряжении, я не мог ждать, пока отец явится домой за полночь, и отправился прямиком в ресторан.
Когда я пришел, до наплыва народа к ужину оставалось еще пара часов. Отец за барной стойкой протирал бутылки граппы, лимончелло, амаретто и прочих ликеров, которые с гарантией обеспечат вам неслабое похмелье.
— Что ты тут делаешь? Не иначе, деньги понадобились… — улыбнулся он, обрадованный моим визитом.
— Нет, папа. Я должен тебе кое-что рассказать. Пять минут найдется?
— Даже десять…
Опираясь объемистым брюшком на стойку, он с удивлением слушал про посылку, перевернувшую мою жизнь. Против своего обыкновения, он ни разу не перебил меня и даже не попытался вставить словечко.
Отец лишь молча смотрел на меня, словно ожидая, что я первым выскажу свое мнение об этой абсурдной затее.
— Я поеду, пап… Понимаю, что это полное безумие… и понятия не имею, что мне делать одному в Японии, но это было последним ее желанием. В конце концов, речь идет всего лишь о нескольких… — добавил я, не осмеливаясь упомянуть о странном списке.
Отец откашлялся и заговорил; от его слов я остолбенел.
