7,99 €
Чужие сны уже пришли за тобой, любопытная Эльфина Рейн… Многие в университете Глетчерхорн хотели бы забыть о страшной гибели всеобщей любимицы Бланки де ла Серда. Дело быстро замяли, но у близких девушки остались вопросы. Ее друг детства Фаустино де Веласко обращается за помощью к знаменитой Эльфине Рейн. Загадочная Эльфина регулярно нарушает правила университета и ворует чужие воспоминания. За деньги она готова выполнить любой заказ, даже расследование убийства. Но по зубам ли Эльфине Рейн это дело, если с каждой новой уликой оно принимает личный и все более опасный оборот? А еще в Эльфине будто живут совершенно разные личности. Одна из которых явно неравнодушна к Фаустино…
Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:
Seitenzahl: 453
Veröffentlichungsjahr: 2025
Привет, дорогие читатели!
Вы держите в руках книгу редакции Trendbooks.
Наша команда создает книги, в которых сочетаются чистые эмоции, захватывающие сюжеты и высокое литературное качество.
Вам понравилась книга? Нам интересно ваше мнение!
Оставьте отзыв о прочитанном, мы любим читать ваши отзывы!
© Карина Вальц, 2025
© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2025
Иллюстрация на обложке © Miorin (Елизавета Извекова)
Книги – наш хлѣбъ
Наша миссия: «Мы создаём мир идей для счастья взрослых и детей»
ВЫХОДНЫЕ ПРОЙДУТ ВЕСЕЛО – вот что поняла Эльфина Рейн, наблюдая за Шарлем де Крюссолем, сыном знаменитого французского миллиардера. Тот самый случай, когда на миллиарды отца можно купить все, кроме самого важного. Шарль де Крюссоль уже несколько часов напивался в баре швейцарской деревушки Фиш, вел себя громко и развязно, мешая остальным гостям и создавая неудобства сотрудникам. Бармена он пытался спровоцировать на бестолковый спор («Спорим, что официантка покажет грудь моим приятелям?»), а самой официантке раз двадцать крикнул про испачканную мелом пятую точку. И нет, Шарлю де Крюссолю не пять лет, как могло показаться, парень уже в том возрасте, когда в баре можно находиться легально и так же легально бесить всех вокруг. Де Крюссоля окружали такие же «умные» лбы, как и он сам, – не зря говорят, что подобное тянется к подобному.
Эль ждала момента, когда можно будет дотянуться до Шарля, но все время что-то мешало. Сначала трезвость компании, затем исчезновение де Крюссоля (уходил в туалет с красоткой из бара), а после – попытка поспорить с барменом. Но Эль верила в скорый успех: компания де Крюссоля достаточно нализалась, чтобы упустить из вида ее маленькую, совсем маленькую и крайне незаконную шалость. Эль собиралась подкинуть Шарлю де Крюссолю паразита сознания.
Паразит – это продукт мира снов, и этот малыш безобиден сам по себе. Но с ушлым хозяином… Не зря подобная шалость считается незаконной. Паразит способен подчинить зараженного полностью; медленно, но верно он овладевает частью мозга, отвечающей за сновидения. А сны отражают мысли, реальность и даже человеческую душу. Проникнуть в сны человека – значит узнать о нем все. Секреты, тайны, страхи и желания… все. На это требуется время… и паразит, ведь он способен лишить человека естественной защиты и оставить личность злоумышленника в тайне.
Как только Эль заметила, что дружки Шарля отправились на танцпол, она поспешила подобраться ближе к своей добыче. В какой-то момент они с де Крюссолем столкнулись, он глянул на девушку пьяным взглядом, а она призывно улыбнулась. Большего не потребовалось – через пару секунд Шарль притянул Эльфину к себе и схватил ее за пятую точку. Эль приникла к нему с поцелуем, проникая языком в рот и думая о том, что позже придется почистить зубы раз пятьдесят, пока десны не начнут кровоточить. А пока сладко постанывала, изображая живой интерес.
Тем временем паразит сознания запустил свои крохотные лапки в жертву – Шарль де Крюссоль ничего не заметил. Но это и неудивительно, ведь паразиты всегда разные, смотря из какого сна их достать. Эль выбрала незаметного кроху и ловко отвлекла будущую жертву. Контакт состоялся, это уже чувствовалось. Эльфина кое-как оторвалась от парня и сообщила, что ей надо к бару, но она обязательно вернется.
– Нам будет хорошо вместе, детка, – жарко прошептал Шарль и шлепнул девушку пониже спины.
Совсем скоро паразит в его мозгу подарит Эльфине практически неограниченную власть, которую можно использовать во благо – например, сделать из Шарля человека хотя бы на время.
Но Эль никогда так не поступала. Одно дело – украсть информацию или восстановить справедливость за щедрую оплату, совсем другое – привлечь внимание к своей деятельности, меняя людей. Это нечестно, в конце концов. Даже придурки заслуживают право на свободу выбора. А именно свободу Эльфина Рейн ценила превыше всего, именно ради нее делала все, что делает.
Эль выскользнула из бара, стянула рыжий парик и засунула его в рюкзак. Поверх топа накинула толстовку с капюшоном и зашагала к подъемнику «Фишеральп», благо даже в час ночи он работал, пусть и с периодичностью раз в сорок пять минут. Но другого пути до университета «Глетчерхорн» не существовало. Сначала канатная дорога «Фишеральп», после – пересадка на «Глетчеральп», минут пятнадцать пешком до западной стены замка, подъем через окно в обход пропускной системы… Домой раньше двух часов ночи не добраться. Но что поделать: заказ есть заказ, а бар в Фише для незаконных махинаций куда удобнее университетских местечек, где страстную незнакомку проще запомнить. Да, Шарль де Крюссоль тоже из Глетчерхорна.
Поэтому Эль не удивилась, когда в кабину подъемника к ней и кучке других припозднившихся студентов запрыгнула компания де Крюссоля в полном составе. Быстро их праздник свернулся, однако. Эль мысленно поморщилась, натянула капюшон толстовки на лоб и отошла в дальний угол, хотя можно было не стараться – вряд ли Шарль запомнил лицо незнакомки. В его памяти отложилась блестящая копна рыжих волос, а не три белесые волосинки в хвостике – пепельный блонд бывает жесток, покраска дважды в месяц уничтожала волосы Эль, но она была необходима ей так же, как и паразит сознания, подкинутый сыну французского миллиардера. Жизнь Эльфины Рейн полна сложностей.
Свобода. Все ради нее, родимой.
– Гляньте, это же все наши? – Де Крюссоль понизил голос, но его шепот слышался острее, чем обычный говор.
– Нет, туристы, – проворчал его приятель Фаустино де Веласко, наследник… Да, его отец тоже миллиардер. А еще он работает в Комиссии, возглавляет отдел мыслителей, или cogitatio, что намного круче завалящего миллиардерства, которым в Глетчерхорне может похвастать едва ли не каждый.
– Думаешь? Не похожи…
– Это был сарказм.
– Понятно. Скучно.
– А ты сам как думаешь, де Крюссоль? – В разговор вступил приятель номер три, Генри Кавендиш. Миллиардерство и отец-политик прилагаются. Добро пожаловать в мир виаторов – людей, способных управлять снами. В этом мире бедных родственников не существует в природе. Зато древних семей, интриг и взаимной ненависти, передающейся из поколения в поколение, хоть отбавляй. – Это же канатка, ведущая в замок, кто еще сюда мог сесть?
– Предлагаю спор: каждый выберет себе по сонливой красотке. Кто первый уболтает свою на экскурсию в комнату с продолжением, если понимаете, о чем я, тот победил. Остальные устроят голую пробежку во время завтрака, а то в последнее время Глетчерхорн совсем приуныл, ни одного инцидента. Траур трауром, но год назад было так весело…
– Не ты ли на прошлой неделе выпрыгнул в окно без трусов?
– Целая неделя прошла! Ужас какой…
Кабина подъемника была не настолько велика, чтобы остальные пассажиры парней не услышали. Хотя почти все нацепили наушники, и только Эль напряженно прислушивалась к пьяным разговорам, опасаясь, что де Крюссоль ее признает. Но он не признал, зато предложил очередное пари на пустом месте. Прежние догадки подтвердились: у Эль впереди много веселых дней. И хорошо, если это будут дни, а не недели… случалось всякое. Однажды после визита в чужое подсознание Эль месяц практиковала голодание, ее вес опустился до критической отметки в сорок килограммов. Не самое приятное воспоминание.
– Если что, моя – кудрявенькая, – продолжил Шарль, кивая на будущую жертву, горячую красавицу со смуглой кожей.
Эль мысленно усмехнулась, ей даже стало интересно, а есть ли у де Крюссоля шанс попасть в комнату девушки или он получит по развеселым яйцам.
– Я пас, – лениво ответил Фаустино де Веласко и демонстративно зевнул.
– В тебе я не сомневался, ты вечный унылый пас!
Кабину подъемника тряхнуло, что значило одно: скоро пересадка. В этот раз долго ждать подъемника не пришлось, и вскоре та же компания зависла высоко над землей в кромешной темноте. Огни Фиша остались позади, «Глетчеральп» пряталась за горным перевалом, вдали от людских глаз.
Местные много говорят об этом подъемнике, на который не сажают туристов и куда невозможно купить прогулочный билет. По слухам, «Глетчеральп» ведет к дому некоего тайного миллиардера, не жалующего посторонних, а под ледником существует целая автомагистраль, по которой к миллиардеру съезжаются знаменитые гости. Этакий швейцарский Бэтмен с ледяной пещерой и подъемником вместо «Бэтмобиля». Впрочем, в слухах было много правды: миллиардеры в наличии, тайный замок, скрытый от посторонних, также реален. Прокол только с дорогой. Как вообще можно построить дорогу под ледником? И зачем? Хотя события прошлого года показали: ледник вовсе не стоит особняком и способен кого-то привлечь. Жестоких убийц.
Компания де Крюссоля продолжала шептаться, поглядывая на студентов, сидящих в кабинке, время от времени парни взрывались от хохота. И откуда у них столько энергии! Эль искренне надеялась, что подсознание Шарля подарит ей неисчерпаемый заряд бодрости… Глядя, как молодой человек подошел к кудрявой девушке и указал на ее грудь, заявив, что у нее испачкана футболка, Эльфина только вздохнула. Все же он был неисправимым придурком. Придется ей с этим смириться.
Кабина снова затряслась – это значило, что они добрались до пункта назначения. Эль порадовалась, что взяла с собой толстовку: если в Фише температура еще держалась на уровне двадцати градусов тепла, то в горах, да к тому же у ледника, по ночам было холодно. Она обняла себя за плечи и двинулась по широкой освещенной дороге, ведущей к университету «Глетчерхорн». Ночью картина завораживала: темные вершины гор и яркая подсветка старого замка со множеством башен, корпусов и пристроек. Три года назад, когда Эль впервые оказалась здесь, она долго любовалась этим захватывающим зрелищем, боясь поверить своим глазам: настолько прекрасным представлялось увиденное. Но все было реально – и в то же время казалось чьей-то красочной фантазией.
– Скучные вы, парни. – До девушки в очередной раз донеслось нытье Шарля де Крюссоля, который все уговаривал приятелей на сомнительный спор. – Эй, Фауст, ну хоть ты поддержи…
Дальнейшие фразы парней потонули во мраке – Эль прибавила шагу, порядком устав от высокоинтеллектуальных выкрутасов однокурсников-виаторов. Тем более что Шарль еще какое-то время побудет с ней, с Эль, так что она успеет насладиться его «лучшими» качествами. Сомнус человека, или его подсознание, всегда оставлял на девушке след. Это ее дар и ее проклятие, с которым невозможно бороться. Эльфина Рейн такой родилась. И этим отличалась от многих.
Фауст
– НУ И ХОЛОД ЗДЕСЬ! Поскорее бы свалить в нормальный мир, достал этот Глетчерхорн. – Шарль догнал приятелей, потирая плечи в попытке согреться.
– Что такое, кудряшка тебя прогнала? – засмеялся Генри.
– Да я сам ушел!
– Не осталось в Глетчерхорне людей, не знакомых с твоим обаянием. Даже рыжая обломщица из бара исчезла! Может, она тебе привиделась? Кроме тебя, ее и не заметил никто…
– Да пошла она! И ты не прав, в Глетчерхорне другая проблема: не осталось нормальных людей, способных веселиться. Нам по двадцать лет, самое время трахаться напропалую и делать все, что вздумается. Стариками еще стать успеем. Такое чувство, что в этой глуши из нас лепят наших предков со всеми этими «влияниями на рынок ценных бумаг через призму подсознания»…
– Ну ты загнул, – присвистнул Генри.
– Да был у меня разговор с отцом летом, – отмахнулся Шарль и поддел плечом приятеля. – Вон Фауст наверняка понимает, о чем я, его с детства к Комиссии приписали: «Быть тебе великим мыслителем, Фаустино!», «Не расстраивай отца, Фаустино!», «Не забывай демонстрировать миру фирменное унылое лицо де Веласко, Фаустино!».
Не обращая внимания на тычки Шарля, Фауст смотрел вслед стремительно удаляющейся девушке. Значит, это и есть Эльфина Рейн? Похоже на то. И той рыжей «обломщицей», как метко обозвал ее Генри, была она же. Неожиданно. Честно говоря, Фауст ни за что бы не соединил этих двоих в одну личность, если бы не был настороже весь вечер и действительно пил с друзьями, а не только делал вид. Он знал, что Эльфина Рейн появится рано или поздно, и большие надежды возлагал именно на эту вылазку в деревеньку Фиш. Что ж, надежды оправдались.
Пока они ехали на подъемнике, Фауст исподтишка разглядывал девушку, запоминая ее черты, чтобы не ошибиться в следующий раз. Эльфина Рейн училась в Глетчерхорне уже четвертый год, как и сам Фауст, возможно, они даже пересекались на лекциях и практиках, вместе окунались в миры чужих снов, видели друг друга на мероприятиях, состязаниях и изнурительных тестах Комиссии. Наверняка!
Вот только Фауст не смог припомнить ни одну такую встречу.
Быть может, дело в самой Эльфине Рейн, которая не обладала примечательной внешностью и на первый взгляд казалась… никакой. Вроде бы и лицо симпатичное, и спрятанная под толстовкой фигура неплоха (рыжая красотка в баре была вполне себе сексуальной), но глаз за Эльфину не цеплялся. Хотя и Фауст не из тех, кто часто заглядывается на девушек и думает, что в двадцать лет надо «трахаться напропалую и делать все, что вздумается». Многие считали его высокомерным и холодным, как ледник, что, пожалуй, отчасти было правдой. Но недостаток ли это? Вряд ли.
А вот тому, что его искренне интересовало, Фаустино отдавался всей душой. Он нырял в мир снов, не жалея времени и сил, чтобы исследовать его законы, постигать логику. Логика есть везде, а уж в Сомнусе на ней держится все. Это только на первый взгляд сновидения кажутся неорганизованной фантасмагорией, на деле же за каждым событием, каждым образом что-то стоит. Фауст относился к мыслителям, но также он был и талантливым программистом. А недавно стал взломщиком, хотя на «взлом» ушло много времени. Он едва не спятил, пытаясь нарушить все существующие правила, но неизменно верил в себя, в логику происходящего. И добился успеха.
Взлом прошел успешно, и теперь ему была нужна Эльфина Рейн. Но для начала пусть покажет себя.
Фауст не причислял себя к людям доверчивым, ему нравилось все проверять и контролировать. Поэтому он организовал для девушки квест с Шарлем и его подсознанием – банальное задание, но только на первый взгляд. А дальше… дальше все зависит от Эльфины. Хотя она уже блестяще справилась. Дело оставалось за Пауком, на которого работала Эльфина Рейн. И если девушку многие знали хотя бы по имени, то личность Паука была тайной.
Просто Паук.
– Он может все, – говорил кто-то.
– Он не студент, это точно.
– Однажды я видела его тень.
И прочее в том же духе.
Фауст же склонялся к мысли, что Паук – просто материалист, или materia, способный извлечь, материализовать из мира подсознания всякое за внушительную плату. Этот виатор, готовый рискнуть всем ради каких-то денег, для многих был настоящим благословением. Потому что ни один материалист не уступит мыслителю, не пойдет навстречу, не поможет. Можно шантажировать, предлагать несметные богатства, да все, что угодно, делать! Но ответом будет отказ. Материалисты – те еще скоты. Кто-то считал их элитой, а кто-то – обиженными на весь мир.
Среди виаторов девяносто пять процентов были мыслителями. Путешественниками по мирам снов. Но ни один путешественник не умеет извлекать нужные сведения, такое подвластно лишь материалистам. Этим-то они и опасны – умением материализовать что угодно. Паразит сознания – вершина айсберга, ведь рядом с паразитами обитают черви, клещи и много еще даже неназванного, неисследованного.
А еще кошмары.
Когда-то гигантский метеорит уничтожил динозавров. А до этого кошмары уничтожили первую человеческую цивилизацию. Выжила лишь жалкая кучка виаторов, они и стали новым началом. Поэтому виаторами, сноходцами, так или иначе являются все люди, но для большинства мир Сомнус – это набор бессвязных сновидений, не более.
Хотя находились и те, кто верил в способность увидеть во снах будущее. И это правда возможно. Для временников – еще одного вида виаторов. Если материалисты были редкостью, то временник был всего один, и он возглавлял Комиссию.
Астралы завершали этот список. Они не считались мощным большинством, как мыслители, или элитой, как материалисты, но обладали способностью существовать в двух мирах одновременно. Видеть сны и поглощать обед. Самым сильным из них вообще не требовался сон, но это было мелочью, если сравнивать с остальными.
Отношения между разными видами виаторов были сложными.
– Мыслители держат этот мир, – внушала ему в детстве мать.
– Мыслители такие ограниченные и всегда жестокие, – утверждала на одной из лекций девушка-материалистка. – Их методы сравнимы с Большим Братом, а это для всех шаг назад.
– Астралы никчемные, от них нет прока.
– Временник один. Можем ли мы верить в его предсказания?
– Материалисты опять погубят мир.
Подобные споры не утихали никогда. Фаустино слышал их в детстве, потом в Глетчерхорне и наверняка прослушает всю жизнь, хотя они уже оскомину набили. Многие виаторы верили в приход нового кошмара, в очередной конец света. Так предсказал временник, а кошмар может появиться среди людей лишь с помощью материалиста. Это порождало бурные обсуждения.
Но Фауста мало интересовали теории заговоров, стычки сновидческих идеологий и разборки между виаторами разных направленностей. Он со всей страстью, со всем упорством, на которое был способен, отдавался расследованию убийства Бланки де ла Серда, «ледяной девушки». В прошлом году Бланку нашли замерзшей в Алечском леднике, она угодила в одно из ущелий и осталась нам навсегда.
Говорят, Бланка была не в себе.
Говорят, на ледник ее заманил молодой преподаватель, увлеченный своей студенткой. Бланка упала, а он не пришел на помощь. Когда стало теплее, ледник начал таять и вокруг девушки собралось много воды, которая ночью превратилась в слой льда. С наступлением холодов слой льда окутал Бланку. На момент обнаружения она полностью вросла в ледник. С открытым ртом, распахнутыми глазами она не выглядела мертвой, скорее просто застывшей; казалось, достаточно отогреть лед, чтобы Бланка смогла моргнуть, ожить… но так не бывает.
Поначалу произошедшее списали на несчастный случай, но в деле было много вопросов. Комиссия провела расследование, молодой преподаватель мсье Лерой быстро стал первым и единственным подозреваемым. И он признался, что заманил Бланку на ледник, столкнул ее в расщелину и оставил замерзать, обиженный на отказ и злые слова девушки. Бланка молила о прощении, просила ее вытащить, обещала любить, но он ей не поверил и бросил умирать в ледяных стенах. Это было убийство, жестокое и несправедливое. Преподавателя пожизненно заточили в тюрьму Комиссии – обычное дело для преступников-виаторов. Сомнус может быть жестоким. Комиссия постаралась, чтобы убийцы не знали пощады до конца своих дней.
Казалось бы, справедливость восторжествовала. Вот только Фауст не верил. Не верил проведенному расследованию, не верил выводам Комиссии.
Фауст знал Бланку с детства, и она точно не могла отправиться к леднику на какую-то там встречу. Ни за что. К леднику не добраться на каблуках, а другой обуви Бланка не признавала. Длинные прогулки ей тоже не нравились, как и скалы. Учась в Глетчерхорне, она редко выходила за пределы замка, разве что добиралась до вертолетной площадки, чтобы на выходные улететь домой в Мадрид. В расследовании были очевидные пробелы.
Фауст видел фотографии с места убийства – помог взлом отцовского подсознания. На снимках Бланка вмерзла в ледник, все как в страшных слухах. Но слухи не могли описать картину целиком. Едва взглянув на фото, Фауст понял: Бланка не падала в расщелину, не замерзала там мучительно и медленно. Бланку заморозили живой, она попала в сердцевину ледника одним движением, так быстро, что не успела закрыть глаза, а рот ее исказился в вечном крике.
И на такое способны только материалисты.
Как ни странно, Комиссия рассмотрела и эту возможность, все материалисты Глетчерхорна были опрошены. Был ли среди них Паук? Наверняка, дар виатора всегда имеет одну направленность, и ее никак не скрыть. Но говорил ли Паук правду, отвечая на вопросы Комиссии?
Подозревал ли его Фауст в убийстве?
Возможно, ведь мысль о Пауке, о том, что он вообще существует, не давала ему покоя. Что-то с ним не так, с этим Пауком. Как и с убийством, в котором замешан материалист. Раз Паук согласен на многое ради денег, почему бы ему не согласиться на убийство Бланки? Мсье Лерой мог быть заказчиком, но никак не исполнителем, а наказаны должны быть все причастные.
Фауст был настроен серьезно. Он свернет горы, но выяснит правду. И Эльфина Рейн ему в этом поможет, сознательно или нет. Говорят, эта девушка способна на многое, говорят, ей подвластны сами кошмары. Пришло время проверить, правдивы ли слухи, и посмотреть, как на самом деле она справляется с ночными ужасами.
ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ после поездки в Фиш Эль посетила подсознание Шарля де Крюссоля. Обычно чужое подсознание, особенно если оно принадлежит мыслителю, закрыто – это естественная защита человека. Но любую защиту можно взломать, создав прореху, точку перехода. Внедренный паразит сделал это для Эль.
Теперь Шарль не заметит наглого вторжения в свой Сомнус. А если и заметит, то не запомнит лишних деталей. Так можно выведывать секреты, внедрять мысли и чувства, это практически психотерапия, но с существенным отличием: человек не замечает копания в его мозгах. Можно творить все, что угодно. Внедрять мысли и чувства сложно, это требует времени и сноровки, но теоретически под силу любому мыслителю. Вопрос только в доступе. И паразите.
Сомнус каждого человека индивидуален. Это не личный выбор, это работа подсознания. Кто-то выбирает яркие миры сюрреализма, кто-то мрачную безысходность с вечным серым ливнем и тяжелыми тучами над головой. И не всегда по человеку можно определить детали его подсознания. Однажды Эль проникла в Сомнус девушки-Барби, с ужасом ожидая купания в розовой сладкой вате, а попала в черно-белый нуар с пресловутым ливнем. Ни единого пушистого облачка, ни намека на полет фантазии, только жестокая реальность. Примерно тогда Эль перестала судить по внешности и поняла, что у многих красоток-Барби в шкафах прячутся вовсе не розовые пони, а мрачные скелеты, щедро политые кровавым дождем.
– Внешность обманчива, тебе ли не знать, – любил повторять ее друг Гай.
С Шарлем де Крюссолем сюрпризов не возникло. Все, что пряталось в его подсознании, было написано на его симпатичном, но бестолковом лице. Сомнус де Крюссоля выглядел как солнечное место с изумрудными лужайками, прямой, как стрела, дорогой до центра подсознания, которое среди виаторов (в основном на скучных университетских лекциях, если честно) звалось Гипносом, множеством пин-ап-плакатов с красотками и мигающими стрелками, указывающими направление. Пахло жареным мясом и попкорном, словно Эль попала в подсознание похотливого американского дальнобойщика.
Девушка шла по изнанке де Крюссоля медленно, с любопытством изучая обстановку. Возможно, ей придется вернуться, порой поиски информации занимали не один день. Все зависело от человека. Шагая по ровной дороге, щурясь от яркого солнца и количества разноцветных мигающих вывесок, Эль верила в лучшие качества Шарля де Крюссоля. Например, в его бесхитростность, которая выпирала вместе со светящимися стрелками. А ведь Эль видела подсознания настолько сложные, что воспоминания там прятались за морями, холмами и пустынями, кишащими скорпионами самых разных размеров. А однажды, лишь однажды, Эль видела Сомнус, в котором ничего не было. Пустота, вакуум. И у нее до сих пор не было разгадки тому случаю.
Подсознание Шарля де Крюссоля оказалось ядреной смесью из Лас-Вегаса и Монако. Кажется, в Монако парень вырос, так что ничего удивительного. По улицам рассекали гоночные болиды, повсюду светились вывески казино и мотелей. Пин-ап-девушки превратились в настоящих грид-герлс, мир снов жил своей жизнью. И кошмары тоже жили.
Первое, что стоит запомнить о мире Сомнуса, – здесь все может обернуться кошмаром. А кошмары сильны настолько, насколько силен виатор, хозяин сна. Шарль де Крюссоль был силен, и банальность его подсознания может обмануть разве что новичка. Эль не сомневалась: кошмары Шарля де Крюссоля опасны. Чем бы они ни были… Эль до сих пор не знала, как они выглядят, умеют ли разговаривать, похожи ли на паразитов. Все, что ей было известно, – это продукты подсознания, существа, которым нельзя в мир людей.
– Может, потому, что они могут походить на людей. – Очередная мысль умного Гая. – Или еще хуже – быть ими.
– Зачем им быть людьми? – недоумевала Эль.
– Потому что человек может быть страшнее кошмара.
Но все это лишь теории.
У Эль же горела практика и подсознание однокурсника, которое всеми силами сопротивлялось вторжению. Да, даже с паразитом, что говорило о его силе. С каждым новым шагом девушки Сомнус Шарля взбрыкивал, гоночные болиды то ускорялись, то замедлялись, ползая по улицам Лже-Монако. Грид-герлс смотрели на Эль пустыми страшными глазницами. Девушка словно попала в зловещую долину, где все пестрело и переливалось, но лучше бы шел кровавый дождь. Мрачные варианты Сомнуса нравились Эль больше, нежели та напускная беззаботность, что предлагал мир Шарля де Крюссоля и от которой мурашки по всему телу.
Когда Эль обошла гоночный трек, ее ноги начали вязнуть в асфальте. Температура резко поднялась, стало жарко, приходилось бороться за каждый шаг. По лбу Эль стекали капли пота, которые падали на асфальт и с шипением испарялись. Подсознание Шарля де Крюссоля сопротивлялось, несмотря на внедренного паразита. Бестолковый на вид де Крюссоль оказался сильным виатором. Эль такой не по зубам. В одиночестве ей не справиться.
В очередной раз смахнув пот со лба, Эль сдалась и отправилась на выход. Сомнус Шарля де Крюссоля взбунтовался еще больше, подсознание не хотело отпускать злоумышленника, оно собиралось его уничтожить, замучить жарой, забетонировать, наказать за вторжение. Эль давненько не сталкивалась с подобными испытаниями. Успела привыкнуть к легким заданиям, расслабилась… Уже на четвереньках Эль выбралась на гоночную трассу и зажмурилась, слушая рев двигателей болидов. Они все ближе, уже за поворотом… Ноги Эль увязли по колено, когда на девушку наехала красно-черная «феррари» и расплющила ее по раскаленному асфальту.
Эль закричала и села в кровати, тяжело дыша. Матрас под девушкой промок насквозь, волосы слиплись от пота, а на ногах остались крошки остывшего битума – непроизвольное извлечение. Шарль де Крюссоль оказался крепким орешком, а Эль слишком расслабилась, вот и вышло все… как вышло. Неудачно. Девушка поморщилась от разочарования и отправилась в душ смывать следы ночных приключений. Включила ледяную воду – уж очень хотелось охладиться.
Пользуясь отсутствием соседки, Эль завалилась на ее сухую кровать, натянула одеяло до подбородка и опять провалилась в Сомнус. Но на этот раз выбрала человека, который всегда для нее открыт. Ей не нужен паразит, чтобы попасть в подсознание Гая, ведь Гай ее брат. Не кровный, но это не имеет значения. Отношения Гая и Эль все равно не вписались бы в такое банальное понятие, как «сиблинги». Они были одним целым. Эль умерла бы за Гая не задумываясь и точно знала, что он поступил бы так же. Возможно, во многом Эль и жила ради Гая, мечтала о свободе прежде всего для него, такого родного и дорогого, стоящего любой борьбы… Ничто в мире не остановит Эльфину Рейн, ведь у нее есть цель.
Когда-то Гай и Эль вместе сбежали из страшного места. И они туда не вернутся. Лучше утопнуть в раскаленном асфальте Лже-Монако под взглядами зловещих грид-герлс, чем стать заложниками прошлых кошмаров, реальных и жестоких. Эль собиралась сражаться до последнего вздоха за себя и за Гая.
Она окунулась в Сомнус Гая – пряничный городок, залитый лунным светом и освещенный яркими звездами. Эль сразу накрыло спокойствием и умиротворением, воспоминания о раскаленном асфальте и броских вывесках казино, моргающих со всех сторон, выветрились. Слабый ветер приятно холодил кожу, пахло печеными яблоками и корицей. Ох уж этот Гай и его любовь к штруделям! Эль улыбалась, двигаясь к сердцевине подсознания. Обычно там коротали время виаторы, уходя в бессознательный сон. Виатор мог спать как обычный человек, но еще умел пробудиться во сне.
Дома расступились, и Эль увидела поляну, полную ярких цветов. Они светились изнутри. Стрекотали сверчки, а звезды висели так низко, что их можно было коснуться рукой. Эль широко улыбалась: все-таки подсознание – штука интимная и такая говорящая. Сейчас Гай находился буквально на ладони у девушки. И он был не один – на пикнике с симпатичной светловолосой женщиной. Они пили шампанское из искрящихся бокалов, смеялись и окунали клубнику в шоколад. Кажется, Эль рисковала нарушить интимность момента, хотя Гай, несмотря на вторжение, до сих пор крепко спал. Она подошла к парню, наклонилась к его уху и шепнула:
– Бу!
Гай подскочил на месте, шампанское пролилось на клетчатое одеяло, а девушка обернулась гигантским пауком и ускакала подальше от пробудившегося виатора, в глубь пряничного города. Кажется, Гай не хотел, чтобы Эль разглядела незнакомку.
– Эль? – пробормотал Гай, осоловело глядя на сестру.
– Нужна твоя помощь.
И ВОТ ОПЯТЬ ПЕРЕД Эльфиной улицы солнечного Монако, мигающие вывески, ревущие болиды и зловещие грид-герлс. Но рядом с ней Гай, поэтому она больше не боится раскаленного асфальта и враждебности подсознания Шарля де Крюссоля. Можно расслабиться и получать удовольствие.
– Надо было сразу позвать меня, – пробормотал Гай, с опаской поглядывая по сторонам. – Де Крюссоль, конечно, придурковат, но он прошел отбор в Комиссию с первого раза, он мыслитель высочайшего уровня.
– Де Крюссоль будет в Комиссии? – удивилась Эль.
– Он отказался от предложения, а отбор прошел на спор.
– А некоторые наизнанку готовы вывернуться ради такого предложения…
А кому-то и выворачиваться бесполезно. Эль не собиралась даже пытаться, потому что близость Комиссии для нее и хорошо и плохо одновременно. Скорее все же плохо – жизнь приучила ее прежде всего рассматривать пессимистичные варианты. А вот Гай прошел отбор и после Глетчерхорна собирался строить карьеру в мире виаторов. Зачем? Ответ один: свободы ради. И ради Эль.
– Значит, профессор Сага Хенриксен? – шутливо спросила Эль, поглядывая на Гая.
Симпатичную блондинку из его сна она узнала сразу – с этого семестра Сага преподавала в Глетчерхорне латынь. Латынь давно уже не в обиходе, но каждый виатор обязан был изъясняться на этом мертвом языке свободно – дань прошлому, но на прошлом зиждется будущее. Так говорят.
– Могла сделать вид, что ничего не видела, – буркнул Гай.
– Не могла. Она ведь профессор…
– Помню я! Ситуация под контролем.
– Просто будь осторожен, – вздохнула Эль.
Гай часто увлекался девушками постарше. Лет на десять постарше. Ровесниц он считал детьми, с которыми не о чем разговаривать, и только для Эль делал исключение, потому что не замечал в ней ровесницу или девушку, а, подобно самой Эль, видел родного человека, с которым и в огонь, и в воду, и в раскаленный Сомнус Шарля де Крюссоля посреди ночи без лишних объяснений. Но вот в одну постель… нет уж.
Эль часто задавалась вопросом, отчего так случилось, почему Гая тянуло на зрелых девиц. И ответ был один: парень повзрослел слишком рано. С двенадцати лет он вел совсем не детскую жизнь, не жил, а выживал. Заботился о себе и Эль, об их безопасности. О пропитании и крыше над головой. Когда им было по двенадцать, они покинули страшное место, в котором родились и почти выросли. Виаторы бывают не только миллиардерами, некоторые сбиваются в стаи ради ужасных целей, которые зовут благом. Из-за сомнительности этого блага Эль и Гай когда-то остались сами по себе, и именно Гай взял на себя роль старшего, за что Эль была ему безмерно благодарна. Она не голодала, не ходила в рваной одежде и ни разу не спала на улице.
Гаю только формально был двадцать один год, в душе он поседел в те же двенадцать.
Профессор Хенриксен выглядела женщиной неприступной, холодной. Ради таких мужчины часто сворачивают горы, а раз Гай всерьез увлекся, можно с уверенностью сказать: профессора Хенриксен ждет незабываемый семестр. Не родилась еще женщина, способная устоять перед таким красавчиком. Причем так думала не только обожающая его Эль. Высокий, почти два метра ростом, поджарый и гибкий, с широким разворотом плеч и узкой талией, Гай выделялся среди прочих парней Глетчерхорна. На него оборачивались студентки, а иногда и молоденькие профессорши. Его медные волосы переливались на солнце – не совсем рыжий, но и не брюнет. А эти зеленые кошачьи глаза! Добавить сюда улыбку с ямочками, которую он демонстрировал так редко, что каждая его поклонница мечтала из него эту самую улыбку вытянуть… Ореол недоступности и загадочности довершал и без того сочную картину.
– Что мы ищем? – деловито спросил Гай, когда они преодолели гоночную трассу и подобрались к казино – центру подсознания Шарля де Крюссоля. Именно там прячутся большинство его кошмаров и радостей. А еще секретов.
– Воспоминание, – ответила Эль. – Миранда Боклер наняла меня для кражи воспоминания. А еще просила удалить фотографии из облака, но это я сделала еще на прошлой неделе. Просто заплатила кое-кому.
– Что за воспоминание?
– Интимного характера.
– Он ее шантажирует?
– Не думаю. Скорее достает грязными намеками. – Девушка вспомнила бестолковые приколы де Крюссоля и представила, как он подкалывает Миранду, имитируя оральный секс. Казалось бы, сейчас это уже не в моде, но отчего-то до парней вроде Шарля такое доходит долго, они искренне считают себя смешными и остроумными, шутя о пятых точках и выставляя грязное белье на всеобщее обозрение. А де Крюссоль, быть может, и засечки на кровати ставит. Эль бы не удивилась.
С другой стороны, благодаря личностям вроде Шарля де Крюссоля у Эль всегда будет работа.
Воспоминание она воровала далеко не первый раз. За три года в Глетчерхорне число похожих заказов перевалило за сотню, а личный банковский счет Эль пестрил количеством нулей.
– Разделимся? – предложила Эль.
– Нет уж, поищем вместе.
– Но…
– Шарль де Крюссоль тебе не по зубам, – отрезал Гай. – Я ведь тысячу раз просил тебя не рисковать, а сразу обращаться ко мне, не брать заказы без моего ведома и тщательной проверки, но ты… – Он мотнул головой, останавливая себя. Потому что знал: Эльфине подобные разговоры не по душе. Они давно уже договорились, что свобода стоит любого риска.
Гай взглянул на Эль уже мягче и сказал:
– Ты лучше всех, но сильные мыслители опасны даже для тебя, даже с паразитами сознания. Мыслители могут преподнести сюрприз, их подсознание враждебно и трудноуправляемо. Я боюсь, что однажды… что однажды ты застрянешь в чьем-нибудь сне и не проснешься, а я сойду с ума, пытаясь отыскать тебя.
– Я всегда сообщаю о пункте назначения, сумасшествие тебе не грозит.
– Эль…
– Я не застряну, – глядя в глаза другу, сказала девушка. – Ни один кошмар не увлечет меня, ты знаешь. Ни один кошмар и не пытался, если на то пошло. А подсознание мыслителя… Сегодня я выбралась и пришла за тобой, так же сделаю и в следующий раз. Я не рискую понапрасну, а все, что делаю… понятно, зачем это.
– Да, только… – Гай покачал головой и отвернулся.
– Только что?
– Кажется, этот разговор не стоит вести у казино. Мы пришли сюда не прогулки ради, займемся делом. – И он первым толкнул золотистую дверь.
Внутри все светилось золотом, бешено мигали вывески, плакаты, указатели… Ги́пнос Шарля де Крюссоля выглядел, как это ни парадоксально, упорядоченным цирковым хаосом. Казино с тысячью этажей, скоростными лифтами и гоночными болидами. Кажется, Шарль был фанатом «Формулы-1».
– Лифт или гонки? – спросил Гай.
– Шутишь? Конечно, мы будем гонять!
Они запрыгнули в болид, который растянулся на два места. Паразит сознания плюс влияние сильного мыслителя Гая – и вот подсознание считает вторженцев хозяевами сна. Это не продлится долго, если Шарль силен настолько, что прошел тесты Комиссии шутки ради, рано или поздно произойдет очередной бунт, но пока Гай с восторгом схватился за руль, наугад нажимая кнопки. Болид сорвался с места, тело Эль вдавило в кресло, скорость на спидометре прыгала от трехсот километров в час до сотни на поворотах. Они летели по коридорам светящегося казино, по неорганизованной спирали поднимаясь наверх.
Привыкнув к прижимной силе, Эль засмеялась и с восторгом выкрикнула:
– Такое никогда не надоест, скажи?
На лице Гая мелькнула легкая улыбка… Та самая редкая, невидимая для других людей улыбка. Хотя какой парень не улыбнется за рулем гоночной «феррари»? Ответ простой: мертвый.
– Я вижу указатель с именем Миранды! – выкрикнула Эль на повороте. Скорость начала падать, маневренность на поворотах исчезла. – Подсознание? – догадалась девушка.
– Нам нужен пит-стоп, – важно заявил Гай, сворачивая в коридор.
Их окружили люди, колеса болида разлетелись по сторонам, и через пару секунд Гай вновь жал на газ, выруливая на свежей резине. Коридор был узким для «двойного» болида, но расступался, все еще принимая вторженцев. Хотя Эль уже чувствовала жару и температура росла. Запахло жженой резиной, а значит, и внутри казино обстановка накалялась в самом прямом смысле слова. Они с Гаем мчали по спирали, но теперь вместо мигающих указателей прямо из стен на них таращились пустые глаза грид-герлс. Кошмары Шарля де Крюссоля оживали.
Гай смахнул со лба испарину и вцепился в руль:
– Сколько еще этажей?
Эль видела заветную вывеску с именем Миранды Боклер. Спиральный коридор, по которому они поднимались, то расширялся, то сужался, с неба падали игральные кости и фишки, попадая под колеса и мешая езде.
– Этажей двадцать, – ответила девушка. Проехали они уже сотню.
– Нужен еще один пит-стоп, резины не хватит, – сказал Гай.
Кто бы мог подумать, что во сне де Крюссоль придерживается законов реальности! Нет чтобы усовершенствовать болид и гонять на нем без остановок! Пока они ползли по узкому коридору, Эль озвучила свое недовольство.
– Женщины! Ничего вы в гонках не смыслите… Пит-стопы – это лучшая часть. – В этот раз улыбка Гая была неприлично широкой, Эль даже пожалела, что в Сомнусе нельзя делать фотографии.
Последние двадцать этажей дались болиду нелегко. От запаха паленой резины слезились глаза, Эль почти ничего не видела, а Гай управлял болидом из последних сил. Он, сильный мыслитель, боролся с чужим подсознанием и проигрывал, даже с паразитом Эль в кармане. Из-под колес пошел едкий дым, Гай сцепил зубы, сосредоточенно толкая болид вперед.
Они добрались до вывески и снесли дверь с именем Миранды Боклер. Машина врезалась в стеклянный бокс с воспоминаниями, навсегда стирая их из памяти. Эль заторопилась на выход – под ногами загорелось днище болида. С ужасом девушка оглянулась и поняла, что Гай не в состоянии выбраться, его ноги застряли в автомобиле. В глазах парня застыл животный страх.
Огненная стена разделила Эль и Гая, что для последнего значило чудовищный исход. Не тратя ни секунды на размышления, Эль бросилась в пламя, чувствуя, как волосы вспыхнули, а легкие зажглись изнутри. Но ей нужна только рука, только его рука… Наконец пальцы Эль и Гая соприкоснулись, они крепко схватились друг за друга и сгорели в этом пожаре. Проснулись вместе, обнимаясь как в последний раз.
Гай тяжело сглотнул:
– Ты как?
– Отлично. – Эль привыкла к страшным смертям, и неважно, насколько реально они проживались в снах. Человек вообще ко всему может привыкнуть. – А ты?
– Пропущу завтра первую лекцию.
– Хотелось бы мне пропустить неделю.
– Де Крюссоль настолько плох?
– Увидишь, – пообещала девушка.
ЭЛЬ ВСЕГДА РАСПЛАЧИВАЛАСЬ за визиты в чужой Сомнус.
Чужое подсознание проникало ей в голову, меняя личность. Эль практически превращалась в Билли Миллигана[1], отличие было лишь в том, что и собой она оставалась тоже. Два человека смешивались в одном.
Это ее уникальная особенность, ее дар и ее проклятие. Для других мыслителей навестить Сомнус другого человека – все равно что в гости сходить: открыл дверь, рассмотрел детали обстановки, а после вернулся к себе, счастливый и довольный. А неудачный поход можно просто выкинуть из головы, забыть, как страшный сон.
Эльфина так не умела.
Кто-то мог бы назвать девушку уникальной, не такой, как все, а кто-то – уродом, от которого следует держаться подальше. Более радикальные виаторы предпочли бы сжечь Эль на костре. И это даже не шутка: история виаторов полна мрачных страниц. Когда-то материалистов действительно сжигали на кострах. Охота на ведьм, гремевшая по всей Европе, началась с виаторов и их внутренних конфликтов. Страха перед материалистами, способными извлекать из подсознания кошмары. Страха перед очередным концом света. Знаменитый трактат «Молот ведьм» был написан виатором; Генрих Крамер создал свою версию гораздо позже. Истории людей и виаторов всегда тесно переплетались, люди знают много ярких виаторов, не представляя, кто они такие на самом деле. А они совсем рядом: снимают фильмы, участвуют в политических дебатах, совершают научные открытия…
Помня о печальном опыте предшественников, Эль о своей особенности всегда молчала. Ни к чему другим знать. Есть Гай, который в курсе и понимает, отчего Эль порой ведет себя странно, а остальные… плевать. Она научилась не зависеть от чужого мнения, а еще научилась жить с чужими снами в голове. Ничего такого, с чем нельзя справиться, – Шарль де Крюссоль в этом плане не станет исключением.
Визит в Сомнус Шарля ударил по Эль уже через день. Девушка долго не могла заснуть, жажда деятельности буквально подбрасывала ее с кровати. Не кровать, а какой-то трамплин… Когда Эль наконец надоело ворочаться и вести бессмысленную борьбу с внутренними демонами, она спешно оделась и вышла на балкон.
– Как же я тебя ненавижу, де Крюссоль! – бормотала она, повинуясь внутренним порывам.
Девушки Глетчерхорна жили в отдельной башне имени Риты Кастильо, первой женщины на посту главы Комиссии. Вершина башни – седьмой этаж – была отдана материалистам, на шестом обитали астралы, а остальные пять занимали мыслители. Эль с соседкой жили на третьем этаже в просторной комнате с окнами до пола и каменным балконом, на котором при желании могли поместиться еще несколько человек. Через этот балкон можно было легко попасть к соседям – он был общим.
Стараясь не шуметь, Эль влезла к Приянке и Антонелле, в комнату справа. Долго прислушивалась к дыханию девушек и, убедившись, что они крепко спят, достала из кармана лак для ногтей болотного цвета. Эль давилась от смеха, представляя, как соседки проснутся завтра и посмотрят на свои руки. Хотя… нет, пожалуй, будет смешнее, если лишь Приянка обнаружит свой изысканный маникюр и подумает, что над ней подшутила соседка. И начнется у них война. Эль беззвучно хохотала до слез, пока красила ногти спящей индианке. Вспомнит ли она про буддизм, когда будет рвать волосы на голове Антонеллы? Наконец в башне Риты Кастильо произойдет что-то интересное, иначе от скуки и чопорности хоть на стену лезь. А ведь Глетчерхорн даже не в Англии!
На этом Эль не остановилась, нет. Она вломилась к соседкам слева и позаимствовала их телефоны. На айфоне англичанки Саши стоял пароль, а вот испанка Джорджиана оказалась не такой, как все. Эль вошла во все ее мессенджеры и сделала массовую рассылку. Кому-то отправляла фотографии (к сожалению, неприличных у Джорджианы не нашлось, пришлось обойтись банальными селфи на фоне горного заката), кому-то писала дурацкие сообщения или признавалась в любви. Кому-то предлагала обратить внимание на Сашу. А почему нет? Еще одна добрососедская схватка не повредит.
На улице начало светать. С чувством выполненного долга Эль вернула телефон хозяйке, ушла к себе в комнату и уснула крепким сном, каким спят только после плодотворной работы. А Эль как раз поработала на славу!
В Глетчерхорне можно было выбрать, где начать свой день. Хочешь плотный английский завтрак? Добро пожаловать в Doyle Cafe – говорят, здесь любил проводить время сам сэр Артур Конан Дойль во времена студенчества. Желаешь воздушных круассанов? На территории замка есть французская булочная – правда, там не протолкнуться по утрам. И местечек на любой вкус, подобных этим, в замке было немало. Еда всегда бесплатная, потому что деньги не стояли во главе мира виаторов.
Эль выбрала не самое популярное кафе и заняла угловой столик. Влияние Сомнуса Шарля де Крюссоля на время ослабло, и девушка тоскливо вспоминала о ночной вылазке. Пожалуй, такой чушью она еще не занималась. Хорошо еще, что у нее с собой тюбика зубной пасты не нашлось, или как там еще проказничают маленькие дети… и Шарли де Крюссоли, очевидно. И теперь вот Эль.
Возможно, стоит прогулять дневные лекции, чтобы как следует выспаться… хотя учебные баллы Эль оставляли желать лучшего, шестерку – максимум – она вообще ни разу не получала. Даже пятерки были редкостью. И четверки. Из-за повышенной занятости на «внеуниверситетских занятиях» Эль училась из рук вон плохо, вечно отставала и едва набирала необходимые для зачета баллы. Наверное, все же придется сходить сегодня на пары.
Можно будет внушить что-нибудь незадачливому однокурснику.
Ой, нет. Только не это!
Налить клея на сиденья?
Боже, ну и чушь.
Заявиться голой на лекцию?
Просто ой.
Мысли Эль перескакивали с одного на другое. Она рассеянно ковырялась в тарелке с омлетом и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, она заметила Фаустино де Веласко, друга Шарля. По какой-то неведомой причине Фаустино завтракал в одиночестве и при этом поглядывал на Эль. Эль всегда остро ощущала чужое любопытство, вот и сейчас напряглась. Мысли о зубной пасте и голых шалостях тут же выветрились из головы (к счастью!). Она встала из-за столика и вышла на улицу, точно зная, что Фаустино последует за ней.
Что ему нужно?
Пока она раздумывала над этим вопросом, парень поравнялся с ней, привлекая к себе внимание. Фаустино улыбался так зазывно и располагающе, что в душе Эль поселилось нехорошее предчувствие. Этот парень что-то задумал, без сомнений. Но ничего, Эльфина Рейн готова обломать его и опустить физиономией в лужу – осень в этом году выдалась сырой и щедрой на дожди.
– Привет! – Фаустино улыбнулся еще шире, демонстрируя ямочки на щеках и белоснежные зубы. В целом он выглядел как типичный испанец: смуглая кожа, карие глаза и чуть вьющиеся волосы цвета горького шоколада. А еще он был каким-то чересчур высоким, Эль пришлось задрать голову, чтобы его разглядеть.
– И тебе привет, – буркнула она в ответ, решив, что стала объектом глупого спора Шарля и его приятелей. Иначе с чего де Веласко начал ей улыбаться?
– Ты ведь Эльфина?
– Допустим.
– А я Фауст. Рад знакомству. Может, выпьем кофе, пообщаемся, пока пары не начались? Знаешь, как говорят: утром много кофе не бывает.
– Кто так говорит? – строго спросила Эль.
– Да все!
– Я не люблю кофе. У меня скоро практика по управлению финансами и банковской системой мира Сомнус, а я не подготовилась, так что найди другую жертву и пей кофе с ней. Со мной у тебя ничего не выйдет.
– Что за банковская система мира Сомнус? Нет такого предмета.
– Что не меняет дела.
Фаустино перестал улыбаться, почувствовав ее враждебный настрой. А еще он явно растерялся – не привык получать отказы с такой безупречной внешностью.
– Думаю, мы закончили, – улыбнулась Эль, наслаждаясь его замешательством.
– А я так не думаю.
Настойчивый какой! Эль лишь покачала головой и пошла прочь, думая о том, что трюк с зубной пастой можно отложить до лучших времен. А пока заняться кое-чем поинтереснее. Например, показать Фаустино де Веласко, что не все девушки любят настойчивость и что спорить на живых людей нехорошо.
План она продумывала на практике по конфликтным ситуациям в подсознании. Пока седовласый профессор, даже в жару облаченный в твид, бурчал что-то про естественное сопротивление человеческого разума и способы его преодолеть, Эль поглядывала в окно, любуясь заснеженными горными вершинами и бесперебойно работающими подъемниками, и перескакивала с одной мысли на другую. С красоты старинного Глетчерхорна и его окружения на будущую месть Фаустино де Веласко. С сомнительности этой мести – ведь парень сказал ей всего пару слов – до ее абсолютной и сокрушительной логичности. Заслужил же, ну!
– Эль, какие способы обойти защиту вы знаете? – обратился к ней профессор.
– Паразит сознания, – бездумно ответила она и тут же поморщилась – ну зачем лишний раз вспоминать паразитов?
– Отличный вариант. Итак, паразиты: продукты мира снов, доступные лишь материалистам. Мыслитель самостоятельно не может ничего изъять из сновидений, а потому такой обход может быть реализован только парным методом. Именно так работают агенты Комиссии – в паре. Следующий способ обхода… Пак, отвечайте вы.
Только в паре, точно. Поэтому Эльфина Рейн не может учиться наравне с другими. И никогда не сможет. Впрочем, лучше подумать о де Веласко и его вопиющей наглости. Как и вся компашка Шарля де Крюссоля, Фаустино заслужил, чтобы ему утерли нос. Это профилактика. Эль, считай, борец за справедливость и учитель одновременно. Будет весело.
Фауст
ОН ПРИШЕЛ В СЕБЯ и не сразу понял, где он, что произошло, только почувствовал пронизывающий тело холод. На мгновение мелькнула мысль о леднике, который давно уже стал его личным кошмаром, но Фауст быстро сообразил, что ледника рядом нет, а сам он просто одет не по погоде. Мягко говоря. А еще не может пошевелиться.
В голове царила каша, Фауст с трудом соображал. Он так замерз, что был не в состоянии пошевелиться. Парень наконец открыл глаза и поморщился от резкой головной боли, в его глаза словно не свет ударил, а чей-то кулак.
Фауст зажмурился. Он успел увидеть территорию Глетчерхорна, а значит, ледник и в самом деле далеко – уже хорошо. В этот раз кошмар не стал реальностью. А не мог он пошевелиться потому, что кто-то его скрутил. И привязал к дереву напротив мужского корпуса имени Фридриха Ницше, где всегда было шумно и многолюдно. А сейчас… сейчас разве что птицы чирикали. Но солнце уже взошло – стало быть, раннее утро. Хотя бы с этим разобрались…
А вот с головой беда – Фауст ничего не помнил. Как он здесь оказался, почему? Кто привязал его к дереву? Неужели Шарль? Очень в его духе, он горазд на подобные выходки. Кажется, он и похожий трюк с деревом уже проворачивал. Но с незнакомым первокурсником, по глупости ляпнувшим грубость, а не с близким другом! Неужели он бы посмел? Фауст дернулся, пытаясь ослабить удерживающие его путы, но ничего не вышло. Кто бы это ни сделал, он постарался на славу.
Утро выдалось холодным, но Фаусту повезло: Глетчерхорн просыпается рано. Еще не перевелись энтузиасты, которые любят записываться на видеолекции в шесть и семь утра, поэтому вскоре парня освободил испуганный первокурсник. Процесс получился долгим и болезненным, затекшие части тела потихоньку возвращались к жизни и нещадно ныли, напоминая о пережитом. В конце концов Фауст свалился на землю и отмахнулся от помощи своего беспокойного спасителя. Дальше он сам.
Лежать на земле в одних трусах было холодно, Фауст быстро поднялся и отправился к себе. Комнату он делил с Гастоном де ла Серда, братом погибшей Бланки. Гастон не вернулся в этом семестре в Глетчерхорн, но обещал приехать в следующем году, поэтому пока Фауст распоряжался всем в одиночку.
Горячий душ вернул его к жизни. Он осмотрел себя в мутном зеркале, пытаясь отыскать какие-нибудь остроумные послания на лице (этим Шарль тоже промышлял), но ничего не нашел. Ладно, раз все в порядке, можно начинать рвать и метать. И выкидывать с балкона придурочного Шарля. Фауст всегда закрывал глаза на приколы друга, ведь чем бы дитя ни тешилось… но тут де Крюссоль перешел черту.
Фауст вернулся из душа и… увидел сидящего на кровати Шарля.
– Уже наслышан, что произошло, – сказал тот, поглядывая на Фауста то ли с иронией, то ли с сочувствием. Скорее все же с сочувствием, но смех так и рвался наружу. – Не волнуйся, мы вместе отомстим обидчику.
– Так это был не ты?
– Спятил?! Мы же друзья.
– Ты упоминал скучные университетские будни и горел желанием их разнообразить. Почему бы не мной, таким «приунывшим» в последнее время?
По мнению Шарля, о смерти Бланки давно было пора забыть. Трагедии принято оставлять позади, тем более преступник наказан. Жизнь продолжается, она фактически у них только начинается! Нельзя тратить ее на уныние. Фауст высоко ценил такого не похожего на него Шарля, но все же во многом не разделял его философии.
– Признаться, была у меня такая мысль, но меня опередили.
– Какая досада!
– Ничего подобного, так даже интереснее: сначала мы найдем виновного, а после вывернем его подсознание наизнанку, вытрясем все грязные секреты и распространим их по кампусу.
Шарль продолжал что-то болтать, строил планы по отмщению, но Фауст его не слушал, он пытался восстановить картину случившегося. Как так вышло, что он ничего не помнит? Вообще ничего. Кажется, он ужинал, потом вернулся к себе… или не вернулся? Все как в тумане. А значит, его не просто опоили, было воздействие через подсознание. Только так можно объяснить его странную амнезию.
– Может, это месть обиженной девчонки? – продолжал накидывать варианты Шарль. – Девчонки бывают очень лютыми. И обидчивыми. И злопамятными.
– Не бывают, если не спорить на них, не забывать их имен и не хамить, – отмахнулся Фауст, которого можно было обвинить разве что в холодном равнодушии ко всем, кто ему неинтересен.
На лекциях Фауст пытался выяснить, видел ли кто-нибудь его вчера вечером и если да, то куда он направлялся, как выглядел. Установить удалось следующее: последний, кто с ним общался, был Джагдиш Шарма. Студент заглянул к нему около полуночи с просьбой починить ноутбук. Неделя только началась, в Фише новую технику не купить, а ждать до выходных Джагдиш не мог, вот и кинулся за спасением к Фаусту. Но он, по словам Джагдиша, уже лег спать.
А дальше все запуталось: пройти через пропускную систему на первом этаже Фауст никак не мог, но на случай, если все же смог, он достал записи с камер. Подозрение подтвердилось: Фауст не выходил из замка на своих двоих. В окно тоже не прыгал – все-таки шестой этаж… Парень не поленился и проверил другие записи, и ни на одной из них его ночью не было. Вот так незадача! Либо кто-то подменил записи и этот кто-то должен быть настоящим хакером, либо… либо Фауста извлекли.
За корпусом камер нет, проверить теорию Фауст не мог.
Но чем больше думал об этом, тем больше убеждался: произошло именно извлечение. Оно объяснило бы все. Стоило подумать об этом сразу, но в мире виаторов привычное дело – держать материалистов в стороне, думать о них в последнюю очередь. И даже Фауст поддался этому веянию, хотя Паук давно интересовал его…
Паук! Вчера Фауст говорил с Эльфиной Рейн. А после этого разговора проснулся, привязанный к дереву, выдернутый из кровати в одних трусах. Повезло, что он не спит голым… Паук извлек его за один короткий разговор с Эльфиной Рейн? Что за бред! Она не какая-то неприкосновенная личность, к ней многие обращаются. А тут такая реакция. Уж не потому ли, что Паук в курсе, что Фауст идет за ним? Тоже сомнительно: откуда?! Не мысли же он читает. Но все равно стало неуютно. Хотя отступать Фауст не собирался, глупая пугалка не сработает.
Вечером перед сном к нему в комнату опять ворвался Шарль с новыми теориями и планами расправы. Слушать все эти глупости не было сил, и Фауст равнодушно отмахнулся:
– Да знаю я, кто это был.
– И кто же?
– Эльфина Рейн.
– Эльфина… А, девица, которую ты нанял, чтобы проникнуть в мое подсознание? – Шарль был посвящен в детали плана: все-таки не духе Фауста использовать друга втемную. – Она не смогла, поэтому отомстила тебе? Говорил же, девицы эти все как одна мстительные фурии… Или постой! Может, она прознала о твоем обмане? Ведь… – И тут Шарль запнулся, его глаза расширились: он забыл. Забыл, что именно Эльфина Рейн должна была сделать в его подсознании. А значит, все у нее получилось.
– Я с ней поговорю, – решил Фауст, по опыту зная, что простая и короткая беседа порой может в корне перевернуть ситуацию. Это нападение не казалось логичным, пусть даже сам Паук вдруг ополчился на него, поэтому есть надежда, что разговор поможет все прояснить.
Шарль придерживался другого мнения:
– А я бы не стал.
– Попридержи свои планы мести, будь другом.
– Договорились.
Увлеченный своими мыслями, Фауст не заметил многообещающей улыбки вечного проказника Шарля де Крюссоля.
– Идешь сегодня на лекцию по внедрению? – спросил он, затягивая галстук. Сегодня можно обойтись без пиджака, на улице еще жарко.
– Читает важная шишка из Комиссии? Хотел бы, да не могу: у меня какая-то скукота про финансы, – отмахнулся Шарль. – Надо же учиться сохранять семейные активы… хотя я без понятия зачем. Однажды даже спрашивал у отца, он только глянул на меня как на идиота, вот и весь ответ.
– Деньги – это власть. А виаторы любят власть.
– И тем не менее тебя не заставляют слушать про финансы ежедневно.
– Нет, но моя семья добивается власти иным способом.
– Из тебя получится идеальная замена отцу, – проворчал Шарль, следом за Фаустом покидая его комнату. На пары они слегка опаздывали, поэтому коридоры замка радовали пустотой. – Глава мыслителей Фаустино де Веласко – звучит! Мыслительная машина, новое поколение сильнее предыдущего… все по великому плану. Отец, должно быть, не нарадуется твоим успехам.
– Мы об этом редко разговариваем.
– Ой, хватит уже, – отмахнулся Шарль. – Мне и так хватает поводов для зависти. Мои-то успехи пережевываются на каждой семейной встрече. На звонки, к счастью, я просто могу не отвечать, но стоит оказаться дома, как начинаются все эти заманчивые темы по кругу: мертвые родственники, больные родственники, финансы, все плохо, претензии под видом заботы и безответственный Шарль.
У де Крюссоля было большое семейство, Фаустино не раз приходилось бывать на их сборищах – когда-то Шарль звал всех друзей в качестве поддержки, они вместе сбегали под шумок, наведывались в винный погреб и отлично проводили время. Но после смерти Бланки все изменилось. Гастон… где-то, Фаустино не мог оставить все в прошлом, а Генри съездил к де Крюссолям лишь разок и сказал, что без остальных уже не то. И теперь Шарль остался один на один со своими родственниками.
У основного корпуса они с другом разошлись – практика Шарля проходила в современной пристройке к замку, тогда как путь Фаустино лежал в самую старую его часть. Все-таки стоило захватить пиджак, потому что в старом замке было холодно даже в самые жаркие дни.