Синдром бесконечной радости E-Book

Marina Krämer

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Закон сильной. Криминальное соло Марины Крамер
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 330

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

В далекой сибирской тайге в небольшом поселке Листвяково появился настоящий Город Радости. Там царит вселенское счастье и благодать, а примкнувшие к чудо-гуру Прозревшей готовы отдать все свое деньги, недвижимость, украшения, лишь бы их приняли в Город Радости. В эту секту попала и младшая сестра владелицы золотодобывающего комбината Анны Мецлер Дарина. Девушку похитили вместе с дочкой мэра и теперь вымогают деньги, а у Анны требуют продать комбинат…

Leseprobe

Марина Крамер Синдром бесконечной радости

– Чем дольше ты носишь в себе какую-то боль, тем сильнее подвержена чужому влиянию. Тебе нужен кто-то, кто сможет прекратить страдания – и тебе не важно уже, каким способом.

Женщина лет сорока в длинной темной юбке и белой накрахмаленной рубашке с закатанными по локоть рукавами поправила тяжелый узел волос на затылке и повернулась к собеседнице, одарив ее теплой улыбкой.

Собеседница, девушка лет двадцати пяти, сидела в большом кресле с высокой спинкой и цеплялась пальцами за подлокотники с такой силой, что побелели суставы. В глазах ее плескался ужас, и даже мягкий голос женщины, ее плавные манеры и теплая улыбка не уменьшали страха в душе девушки.

– Тебе ведь было плохо там, правда? Вечное затворничество, одиночество… некому открыть душу, не с кем разделить мысли. Но теперь ты среди своих, дорогая. Ничего не бойся, – голос женщины обволакивал, как паутина, – это ощущение вязких нитей на лице она помнила с детства, когда ходила за грибами с бабушкой и попадала в кустарник или заросли густой травы. – Тебя здесь никто не обидит, тебя поддержат и поймут. Ты будешь одной из нас. И твоя боль постепенно уйдет, ее место займет радость. Посмотри на меня, – велела женщина, и девушка повиновалась, подняв голову и глядя в глаза говорившей.

Под пронизывающим насквозь взглядом светло-серых глаз стало сперва очень страшно, но потом вдруг пришел покой – накатывал, как морская волна, обнимал, увлекал за собой, заставляя повиноваться его воле, впадать в блаженство, не испытывать ничего, кроме вот этого – полного покоя и чувства защищенности.

Она – среди своих. Нет одиночества, нет страха, нет ничего. Нет боли. И все остальное уже совершенно не важно.

Город Уйгууна, где-то на Севере

– Ну, как ты тут? – Она привычным жестом поправила одеяло, коснулась безжизненной руки, лежавшей поверх него. – Выглядишь неплохо, только бледный очень. Ну, ничего, через недельку можно будет тебя на веранду вывозить, подышишь, на солнышке погреешься.

Девушка в розовом хлопковом костюме, сидевшая у небольшого столика и делавшая какие-то записи в компьютере, только головой покачала.

Эти монологи она слышала каждый день, и от них порой становилось жутковато, но вера ее работодательницы в то, что муж рано или поздно выйдет из комы, вызывала даже уважение.

Шансов на это не было никаких, и доктора, приезжавшие в этот дом каждую неделю, всякий раз аккуратно говорили хозяйке об этом, но она словно не слышала, не хотела слышать, отгоняла от себя негативную информацию. Не поверила она даже специально привезенному из Москвы профессору-неврологу.

Тот, натолкнувшись на холодный, наполненный решимостью взгляд довольно еще молодой женщины, слегка смешался и пробормотал что-то вроде «если чудеса происходят, то все может быть» и отбыл благополучно в свою столицу, увозя банковскую карту с внушительной суммой денег на ней.

– Анна Андреевна, я там список препаратов составила, которые заканчиваются, – осторожно произнесла девушка, закрывая файл.

– Хорошо, Света, отдайте его Оксане Михайловне, она все привезет. Кто вас сменит сегодня?

– Юля.

– Хорошо.

Женщина погладила лежавшего на кровати мужчину по щеке, ласково улыбнулась, словно он мог это увидеть, и пошла к двери.

Светлана уловила аромат ее духов – терпкий, горьковатый, больше похожий на мужской. Она работала в этом доме уже три года, и за все это время хозяйка ни разу не сменила духи, удивляя девушку таким постоянством.

Подойдя к большому окну, Светлана чуть отодвинула молочного цвета органзу и увидела, как хозяйка идет по выложенной брусчаткой дорожке к воротам, которые уже открыты, а за ними на улице виднеется крыло серебристого джипа.

Через пару минут ворота поползли в сторону, отрезая улицу от двора, значит, Анна села в машину и уехала на комбинат, теперь ее не будет до вечера.

Дверь распахнулась, и в комнату вошла чуть полноватая женщина лет пятидесяти в свободном сером свитере и черных брюках. В руке она держала блокнот.

– Света, список давай, – произнесла она низким голосом, – я в город поехала. Что-то нужно еще?

– Нет, только препараты. – Светлана взяла с принтера распечатанный список и протянула женщине. – Вечером Юлька заступает.

Женщина чуть поморщилась:

– Когда уже Анна ее рассчитает, а?

– Оксана Михайловна, вы к Юльке, по-моему, просто придираетесь, – улыбнулась Света, наблюдая, как управляющая прячет ее список в обложку блокнота.

– Вот родишь сына, вырастишь, воспитаешь, а потом чтобы к нему такая вот Юлька приклеилась – тогда и поговорим, – сухо отозвалась Оксана Михайловна.

– Ну а чем Юлька плоха? Образование есть, профессия отличная, всегда востребованная. Собой хороша, готовит, как в ресторане, чистюля, – продолжала улыбаться Светлана, которой нравилось вот так поддразнивать управляющую. – Вам, похоже, любая невестка будет не ко двору, и Юлька тут ни при чем.

Оксана Михайловна только рукой махнула и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Дорога в город пролегала между снежных завалов, таких высоких, что образовывался тоннель без крыши. Каждый год эту дорогу приходилось вырубать заново, едва начинались снегопады. Сейчас, в середине весны, снег уже выглядел не белоснежным, а грязно-ноздреватым, и стенки тоннеля напоминали губку.

Анна могла бы жить в городе, где имелась большая, хорошо обставленная квартира в охраняемом доме, но продолжала каждый день ездить пятнадцать километров туда и обратно в поселок, именуемый среди местных «северной Рублевкой».

В разгар зимы это казалось особенно неоправданным, морозы порой достигали минус пятидесяти и больше, но Анна все равно продолжала эти поездки, отмахиваясь от уговоров своего заместителя Валерия Зотова, настаивавшего на том, чтобы она хотя бы зиму пережидала в условиях города и не рисковала остаться среди заснеженной трассы в мороз во внезапно остановившемся автомобиле, например.

– Я не езжу одна, – отмахивалась Анна, – у меня отличный водитель-профессионал, он за машиной следит, как за ребенком. И потом, в поселке Владлен…

– Аня, Владлену, уж извини за прямоту, совершенно все равно – приедешь ты домой или нет.

– А тебе, значит, не все равно? – щурила она карие глаза, умело подведенные тонкими «стрелками».

– Не понимаю тебя, – Валерий злился, чувствуя, что в очередной раз проиграл схватку, – ну чем не жизнь в городе, а?

– Нет! – неизменно обрубала Анна, и заместитель унимался на какое-то время, чтобы потом снова вернуться к этому разговору.

Ровно год понадобился Анне, чтобы хоть как-то принять то, что муж, Владлен Витольдович Мецлер, теперь намертво прикован к кровати и аппарату искусственного дыхания после аварии на возглавляемом им комбинате.

Во время выездного совещания в одном из цехов вдруг сорвалась с рельсов вагонетка и придавила стоявшего как раз на ее пути Мецлера. До больницы его успели довезти, но в себя владелец комбината так больше и не пришел. Анна оказалась владелицей контрольного пакета акций и председателем совета директоров, к чему была не очень готова, хоть и имела неплохое экономическое образование. Но опыта управления золотодобывающим комбинатом у нее не было совершенно. К счастью, был еще Зотов, заместитель Владлена Витольдовича и близкий друг, который помог Анне довольно быстро во всем разобраться.

Члены совета директоров не особенно обрадовались появлению Анны в кресле председателя, но смолчали – контрольный пакет делал ее неуязвимой, а ссориться с Зотовым никто не хотел.

Анна, будучи женщиной неглупой, тоже постаралась сгладить все острые углы, и комбинат удержался на плаву даже без Владлена, но в последнее время ее не покидало ощущение, что вокруг комбината происходит что-то непонятное. А потом ей поступило предложение о слиянии от крупного золотодобывающего холдинга.

Рассмотрев все предложенные условия и посоветовавшись с членами совета директоров, Анна отказалась от сделки, и Зотов ее поддержал, мотивируя это тем, что чужаки начнут заправлять здесь иначе, чем принято за долгие годы.

Градообразующий комбинат сделал жизнь в небольшом северном городе настолько комфортной, что уже давно местная молодежь не уезжала отсюда, без проблем находя и учебные заведения, и рабочие места. Комбинат оказывал поддержку тем, кто хотел учиться в столичных вузах, но с условием обязательной отработки в родном городе не менее пяти лет по выбранной специальности, предоставлял жилье и подъемные. Мало кто покидал город по истечении срока контракта.

«Маленький северный рай». Никак иначе Уйгууну и не называли, даже жители, рассказывая кому-то о месте своего проживания, употребляли это выражение, ставшее здесь чем-то вроде слогана.

Комбинат вкладывал деньги во все сферы – в здравоохранение, в культуру, в образование, а уж к благоустройству руководство относилось как к ремонту в собственных домах.

Короткое северное лето не особенно баловало горожан обилием зелени или цветов, но даже за этот небольшой промежуток времени в городе буйствовали краски, благоухали клумбы и кое-где даже имелись тенистые аллеи из деревьев, кроны которых были особым образом наклонены друг к другу наподобие арок. За чистотой следили так, словно это были не улицы, а операционная, по вечерам город ярко освещался множеством фонарей и разноцветной подсветкой витрин.

Сейчас, утром, город тоже выглядел отлично – снег уже начал таять, но еще лежал белыми шапками на крышах и ветвях деревьев, дворники расчищали тротуары там, где не успели, дороги в идеальном состоянии – снегоуборочные машины работали по ночам, готовя проезжую часть к утреннему потоку машин.

Мэр города, энергичная женщина средних лет, каждый день лично выезжала то на одну, то на другую улицу, чтобы убедиться, что работы везде ведутся одинаково тщательно – и в центре, и на окраинах.

Анна, рассеянно глядя в окно машины, подумала, что скоро день города, праздник, который здесь принято отмечать с размахом, и комбинат обязательно приглашал кого-то из столичных «звезд», оплачивал салют и мероприятия, проводимые мэрией для горожан.

«Надо смету запросить, – подумала она, доставая из сумки ежедневник и ручку. – Посмотрим, сколько Саяна в этом году запросит».

Саяна Угубешева, мэр, обычно смету слишком уж не завышала, но небольшую сумму сверх необходимой всегда закладывала. Анна закрывала на это глаза, зная, что деньги эти мэрша не складывает в собственный карман, а отдает в фонд поддержки малых народностей, который возглавляет ее дочь.

Сылдыз Угубешева была близкой подругой родной сестры Анны, они проводили много времени вместе, и Анна всегда надеялась, что серьезная Сылдыз повлияет на Дарину, легкомысленную и совершенно не желающую думать о завтрашнем дне.

Мысли о сестре заставили взяться за телефон – утром Анна не увидела Дарину за завтраком, а вчера та слишком поздно вернулась домой, в который раз проигнорировав просьбу Анны не мотаться на машине ночью по зимней дороге.

– Анька, ну что ты за человек… – после восьмого гудка заныла в трубку Дарина. – Еще даже девяти нет! Я легла почти в четыре…

– Вот я как раз об этом и хочу поговорить. Мне отобрать ключи от машины?

– Ой, да отбери! – мгновенно проснулась сестра и кинулась в атаку. – Отбери! Лучше на такси ездить, чем каждый раз выслушивать твой нудеж по поводу машины! Надоела ты со своими нотациями! Я взрослый человек, что – не могу в клубе в свое удовольствие потусоваться?!

– Так, может, для разнообразия ты на работу устроишься, раз уж совсем взрослая?

– Куда?! Куда я в этой чертовой дыре устроюсь на работу, а?!

– А зачем ты институт бросила? Получила бы диплом и без проблем пошла бы…

– Ага – английский местным детишечкам преподавать! – перебила Дарина. – Тоже мне – перспектива! Ты меня еще сошли куда-нибудь в стойбище!

– Я бы и рада, да кто ж тебя примет… Дарина, я серьезно – прекрати эти загулы, добром не кончится.

– А, ну да, у нас же наследственность! – фыркнула сестра. – То-то ты спиртного в доме не держишь. Боишься?

– За тебя – очень, – подтвердила Анна, чувствуя, как начинает болеть голова. – Хоть бы на Сылдыз посмотрела. Вроде ровесницы, а ощущение, что ты моложе лет на десять, как подросток себя ведешь, к тому же – проблемный.

– Сылдыз! А что – Сылдыз? Нашла пример! Да если хочешь знать, не живи я в этой заднице мира по твоей милости, так такую Сылдыз точно за километр бы обходила! Лицемерка!

– Погоди-ка… – Анна почувствовала, как сердце стало биться чаще. – Ты что – пьяна? Сколько же ты выпила?

– Меньше, чем хотела! Ты же и об этом позаботилась, сестричка, – чтобы в каждом баре этой дыры меня знали в лицо и больше трех стопок не наливали! – рявкнула Дарина.

– От трех стопок ты уже должна бы проспаться. Так сколько?

– Отвали! Просто – отвали! – заорала сестра и бросила трубку.

Анна уронила телефон на колени и закрыла лицо руками.

С каждым днем Дарина планомерно превращалась в огромную проблему, и теперь Анне уже не казалась такой уж удачной мысль привезти сестру сюда.

«Может, мне не стоило вмешиваться? Может, нужно было отпустить ее в тот момент, когда она заговорила об этом? – думала она, раскачиваясь вперед-назад. – Зачем я заставила ее вернуться, когда она институт бросила? Побоялась, что дров наломает? Так она и тут справляется – дай боже… Но здесь я хотя бы могу держать это все под контролем, а там… Конечно, она бунтует и сопротивляется, но другого выхода нет. Жить она будет здесь и по моим правилам, чтобы не оказаться в яме, как наша мать».

– Анна Андреевна, приехали, – осторожно сказал водитель, и Анна, очнувшись, посмотрела в окно – машина стояла на своем обычном месте большой парковки перед административным корпусом комбината.

– Да, сейчас… я сейчас… – пробормотала она, пытаясь нащупать ручку, но никак не могла ухватиться за нее и открыть дверцу, и водитель вышел из машины, обошел и открыл сам. – Спасибо… – невнятно произнесла Анна и вышла, остановилась на минуту, вбирая в легкие еще довольно холодный утренний воздух.

Стало немного легче, она поправила волосы, выпрямилась и зашагала к зданию походкой человека, привыкшего держать все под контролем. Никто не должен знать, что на самом деле творится у нее в душе, она не имеет права быть слабой или дать другим почувствовать, что у нее есть уязвимые места. В ее бизнесе такого не прощают, бьют прицельно, растаптывают. Золото – металл мягкий, конечно, но все, что вокруг него, увы, намного жестче, это Анна уяснила давно.

– Анна Андреевна, совет директоров собрался, вас ждут. – На пороге кабинета ее встретила секретарша Надя. В одной руке она держала папку с документами, а другой перехватила сброшенную начальницей шубу. – Вот, возьмите. – Папка перекочевала к Анне. – Кофе когда подавать?

– Минут через тридцать, – бросив взгляд на часы в простенке между панорамных окон, сказала Анна. – Зотов там?

– Да. Заходил минут двадцать назад, удивлялся, что вас до сих пор нет.

– Контролер нашелся, – пробормотала Анна недовольно. – И почему, интересно, заседание без моего ведома перенесли на полчаса раньше?

– Представитель из Москвы хочет успеть на дневной рейс, чтобы не опоздать на стыковочный в столицу.

– И так бы не опоздал, погода хорошая. Все, я пошла. Кофе через полчаса.

– Конечно, Анна Андреевна, все сделаю. – Надя смахнула с плеча начальницы какую-то нитку и открыла дверь кабинета: – Удачи.

– Спасибо.

Зал заседаний располагался на девятом этаже под стеклянной крышей, таково было пожелание Владлена, он любил, когда в помещении много света и стекла. Анна же в этом аквариуме чувствовала себя крайне неуютно – боялась высоты, а панорамные окна от пола до потолка и стеклянная крыша только усиливали этот страх. Но она прекрасно понимала, что не только на нее зал заседаний производит такое впечатление, но и на многих попадающих туда. Сама она уже научилась бороться с охватывавшим ее всякий раз ужасом, но люди, вошедшие в зал впервые, никак не могли совладать с эмоциями, и это часто помогало в решении некоторых вопросов – несговорчивые становились куда более лояльными.

Перед дверью Анна чуть замешкалась, взялась за кованую ручку, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов – такая нехитрая процедура помогала ей взять себя в руки и спокойно войти в прозрачный, всегда залитый светом зал.

Отогнав таким образом подступившие тошноту и головокружение, она толкнула дверь и вошла.

За длинным столом сидели четверо – трое мужчин и женщина. Кресло Анны во главе стола пустовало.

– Доброе утро, – проговорила она, направляясь к своему месту.

– Опаздываете, Анна Андреевна, – заметил сидевший справа от нее широкоплечий мужчина с заметной сединой в черных, слегка вьющихся волосах.

– У вас часы спешат, Валерий Алексеевич, – ровным тоном ответила Анна, открывая папку. – Итак, господа, с чего начнем?

– Я предлагаю обсудить поступившее предложение от «АлмазЗолотоИнк», – тут же оживился пухлый, довольно еще молодой мужчина в синем костюме, пуговицы которого грозили каждую секунду оторваться и травмировать сидевшую напротив него женщину.

– Не вижу смысла это обсуждать, – сказала Анна, положив ладони на документы. – Это предложение загоняет нас в угол, неужели вы этого не понимаете? «АлмазЗолотоИнку» нужен комбинат – а мы на комбинате не нужны, и социалка наша не нужна. Как только мы подпишем договор о слиянии, можете бронировать билеты и улетать отсюда. Всех выкинут, все проекты закроют, деньги потекут из города в столицу.

– Вы сгущаете краски, – настаивал мужчина, вытирая платком вспотевший лоб, хотя температура в помещении была комфортная и скорее прохладная. – Конечно, не обойдется без реорганизации, небольшие изменения неизбежны, и это, наверное, правильно и к лучшему. Но холдинг вряд ли будет менять руководство.

– Слушайте, Артем Васильевич, – вмешалась женщина, кудрявая блондинка средних лет, – вы как маленький, ей-богу. Разумеется, дело даже не в том, что нас отсюда в момент выметут, дело в том, что никаких наших проектов холдинг поддерживать не станет. Их представитель ясно дал понять, что слишком много денег комбинат тратит на ерунду вроде скверов. И вы до сих пор думаете, что ничего не произойдет? Столько лет комбинат развивал город, делал его пригодным для жизни – просто вспомните, что здесь было раньше, в нашем с вами детстве? Обычный поселок с запойными работягами! Даже клуба приличного не было! Но пришел Мецлер – и все изменилось, и люди отсюда не бегут, как раньше, и вместо поселка – город, куда даже иностранцы приезжают и ахают! А вы предлагаете позволить «АлмазЗолотоИнку» все это, извините, к чертовой матери спустить?

– Анжела Аркадьевна, вы-то что так вскипели? – иронично улыбнулся молчавший до сих пор пятый участник заседания – похожий на борца лысоватый брюнет со скошенным набок носом и длинным шрамом через правую бровь. – Можно подумать, что у вас личный интерес…

– Как начальнику службы безопасности, глупо задавать такие вопросы, Тимур Садуллаевич, – отрезала блондинка. – Да, у меня есть интерес – я хочу, чтобы в моем городе можно было жить, а не нужно было выживать. Кстати, в этой папочке у вас отчет, ведь так? Вы ведь навели справки о деятельности «АлмазЗолотоИнка» на других предприятиях после слияния с холдингом? Ведь именно об этом вас Анна Андреевна попросила, не так ли?

Анна неодобрительно покачала головой.

Анжела Липская вошла в совет директоров после гибели мужа, занималась как раз социальными проектами, была женщиной решительной и всегда прямо говорила в лицо то, о чем думала. Но иной раз эта прямота бывала чрезмерной.

Конечно, Анна не делала большого секрета из того, что попросила начальника службы безопасности Тимура Сагитова узнать все, что происходило на поглощенных холдингом комбинатах, но Анжеле об этом точно не должно быть известно.

«Надежда слила, не иначе, – меланхолично отметила про себя Анна. – Старается… невестка все-таки, не смогла удержаться, доложила свекрови. Говорил мне Владлен – не разводи семейственность».

Сагитов вопросительно смотрел на Анну и ждал распоряжений.

– Ну, раз уж речь зашла… говорите, Тимур Садуллаевич, – махнула рукой Анна и вдруг отметила, как скривилось лицо финансового директора Артема Строкина.

Всего на секунду, почти незаметно – но Анна успела это увидеть.

«Неужели Тёма в доле? Не может быть… его Владлен на комбинат взял, человек за пять лет такую карьеру сделал – нигде больше не смог бы, даже акционером стал. Нет, мне показалось».

– В общем, ситуация такая, – откашлявшись, начал Тимур. – На трех из пяти комбинатов, прошедших процедуру слияния с холдингом, полностью сменился совет директоров. На двух оставшихся этот процесс начат. Как и говорила Анжела Аркадьевна, с социальными проектами там покончено, прекращено финансирование проектов мэрий и вообще какая-либо социальная активность. Ну и самое неприятное. Бесследно исчез бывший владелец Заруйского комбината Арестов. А именно Заруйский комбинат позже всех объявил о слиянии.

– Ты хочешь сказать… – чуть приподнялся в кресле Зотов.

– Пока не хочу, но думаю, что вы и сами все понимаете. Руководство комбината в Заруйске сопротивлялось слиянию, и вдруг – раз-два, комбинат входит в состав холдинга. А владелец исчезает. Раньше это называлось рейдерским захватом, – усмехнулся Сагитов.

– Это и теперь так называется, – перебил Зотов и повернулся к Анне. – На всякий случай я бы приставил охрану.

– Ко мне? Что за глупости!

– Тогда прекратите ездить в поселок! Не понимаю, зачем вы упираетесь и подвергаете себя риску? Есть прекрасная квартира в городе, нет необходимости в этих поездках! – Зотов в ярости ударил кулаком по столешнице, все вздрогнули, а Анна, бросив на заместителя недовольный взгляд, сказала негромко:

– Валерий Алексеевич, не забывайтесь.

– Да… извините, Анна Андреевна… – чуть остыл Зотов. – Но подумайте о моих словах. И с Тимуром Садуллаевичем вон посоветуйтесь, в конце концов, он у нас отвечает за безопасность комбината и вашу в том числе.

Тимур наклонил голову, на бычьей шее вздулись вены – он знал, что обсуждать с Анной этот вопрос бесполезно, он, как и Зотов, считал, что она напрасно совершает эти ежедневные вояжи по пустынной дороге. Но всякий раз, предлагая хотя бы брать с собой охранника, натыкался на категоричный отказ.

– Владлен никогда не позволял себе этого барства, – отрезала Анна, и у Тимура не хватало духа напомнить ей, чем закончились игры ее мужа в демократию.

Сагитов был совершенно уверен, что вагонетка не просто так сорвалась с рельсов, и с данными проведенного расследования он согласен не был, но к его мнению никто не прислушался.

– Значит, вы собираетесь ответить отказом на предложение «АлмазЗолотоИнк», я все верно понял? – подал голос Строкин, и Анна, повернувшись в его сторону, подтвердила:

– Вы все правильно поняли. Никаких переговоров не будет.

Строкин только головой покачал.

Сагитов, внимательно наблюдавший за всеми, быстро черкнул что-то в потрепанной записной книжке, лежавшей перед ним.

– Но нам ясно дали понять, что в сложившейся ситуации… – продолжил Строков, вытирая лоб платком, – в сложившейся ситуации лучше рассмотреть предложение, поступившее нам, – согласитесь, оно весьма щедрое. И речь идет не о продаже комбината, а только о слиянии! А мы все можем неплохо заработать. Посудите здраво – выработки сокращаются, прииск – не бездонная бочка, рано или поздно пласт иссякнет…

– Разработки ведутся, – оборвал Зотов, – изыскания показали, что рядом залегает еще пласт, в скором времени начнем разрабатывать и его. К чему паника, я не понимаю? Тебе денег мало, что ли?

– Денег никогда не бывает много, если ты об этом! – огрызнулся Строкин.

– А, то есть особняка в Испании, виллы на Сицилии и дома в Греции тебе уже не хватает? – негромко произнес Сагитов. – А усидишь – одной-то задницей, даже такой, как твоя?

– Что?! – поперхнулся от негодования Строкин и вскочил. – Вы… что себе позволяете?!

– А что такого я позволил? Как начальник службы безопасности, я отслеживаю все денежные потоки членов совета директоров, ты не знал? Эти полномочия мне еще Владлен Витольдович дал, ничего не изменилось. Если Анжеле скрывать нечего, так она и не дергается. А ты, видно, хочешь еще и у «АлмазЗолотоИнк» откусить чуток? Так предупреждаю просто по-дружески – не пытайся, подавишься. Там тебе не здесь, как говорится.

– Что за чушь?! – уже немного успокоившись, сказал Строкин, возвращаясь в кресло.

– Ну, если чушь, то я извинюсь, мне несложно. А если нет – ты что делать будешь?

– Так, все, прекратите, – хлопнул ладонью по столу Зотов. – Устроили тут… Голосовать-то есть смысл или решение единогласное будет?

– Я подчинюсь большинству, – зло бросил Строкин, – но имейте в виду – вы совершаете огромную ошибку, отказываясь от предложения. Третьего раза не будет, скорее всего.

– Мы это переживем, – сказала Анна, вставая из-за стола. – Если ни у кого больше нет возражений, предлагаю расходиться.

Первой встала Липская, взяла портфель и, помахав Анне рукой, направилась к выходу:

– Мне еще собраться надо, в Москву лечу утренним рейсом с материка. Всем счастливо оставаться.

Сагитов проводил ее взглядом и покачал головой, но это заметила только Анна.

Строкин ушел, даже не попрощавшись, за ним откланялся и Зотов, и Анна, заперев кабинет, прислонилась к двери спиной и спросила, глядя на начальника службы безопасности:

– Ты думаешь, это Строкин, да?

– Ты удивишься, но – нет, не думаю. Он мог, конечно, пообещать свой голос кому-то из холдинга, но не он инициатор. И точно не он сливает информацию о состоянии дел на комбинате. У него просто нет доступа к ней.

– Тогда – кто?

– Не знаю пока, Аня. Не знаю. Я один, мне не разорваться. Никому верить нельзя, никому. Зачем Анжелка в столицу рванула, ты не в курсе?

– Дочь проведать, она еще месяц назад об этом говорила. У девочки день рождения, двадцать лет – естественно, мать хочет быть рядом в этот день. И потом, Тимур… ну согласись, у Липской просто мозгов не хватило бы.

– Про тебя тоже так говорили, когда к тебе комбинат перешел. Но ты ведь усидела, и дела идут не хуже, чем при Владлене. Так что я бы Анжелку со счетов не скидывал, – вздохнул Сагитов, глядя в стоявшую перед ним чашку с остывшим кофе. – А ты бы домой ехала, Аня. Вид у тебя какой-то… не спишь опять?

– Какой сон тут… – Анна подошла к огромному окну, в очередной раз перебарывая в себе страх высоты. – И Дарина опять…

– Чудит?

– Не то слово. Не знаю, Тимур… может, я напрасно ее выдернула сюда, а? Пусть бы жила как хочет…

– Это Владлен так решил, если помнишь. И я его поддержал – совсем бы девка свихнулась, учиться все равно не стала же. Так здесь хоть на глазах, а там? У тебя минуты спокойной бы не было.

– Можно подумать, теперь есть…

– Теперь мы хотя бы можем это контролировать.

– Не очень-то у меня это получается, Тимур. Ненавижу, когда оказываюсь беспомощной! Но не признаваться же в том, что не могу контролировать собственную младшую сестру! Комбинат вот могу, а Дарину – нет…

Тимур поднялся, подошел к Анне и приобнял ее за плечи:

– Не говори глупостей. А Дарина перебесится. У нее просто какой-то затянувшийся подростковый период – бунтует, как ребенок. Все утрясется. А ты все-таки подумай о том, что неплохо бы в городе пожить хотя бы пока.

– Пока? Что это значит? – Анна освободилась от его руки и отошла от окна, потому что начала ощущать тошноту и головокружение, как, впрочем, и всегда в этом зале заседаний.

– Аня, это ничего пока не значит. Но мало ли… если люди из холдинга всерьез нацелились на нас, то кто знает, что может произойти. И мне легче будет обеспечить тебе безопасность, если ты сама не станешь делать необдуманных поступков и прекратишь кататься по дороге, где на много километров редко встретишь еще кого-то.

– Ты ведь знаешь, что это невозможно. У меня там Владлен, там все приспособлено для ухода за ним, да и Дарине сложнее улизнуть из поселка, а в городе она будет делать это постоянно. Нет, Тимур…

– Аня, ты меня извини, конечно, но Владлену уже ничего не угрожает. Три года его почти нет, посмотри правде в глаза. Есть оболочка, тело, в котором жизнь поддерживается при помощи аппаратов, а самого Владлена Мецлера – нет.

Анна закрыла лицо руками и заплакала:

– Ты жестокий… думаешь, я не понимаю этого? Просто представь, каково мне каждый день видеть его таким? Три года!

– Аня… может, настало время его… отпустить? – тихо произнес Сагитов, и Анна вмиг перестала плакать:

– Что?! Не смей, слышишь?! Не смей никогда предлагать мне такое!

– Не кричи! Просто подумай хоть раз о том, чего бы хотел сам Владлен! – оборвал Сагитов. – Как думаешь – он согласился бы, будь у него выбор, провести вот в таком состоянии годы, а? Человек, живший активной жизнью, любивший лыжи, спорт и все, что с этим связано, оказывается прикованным к аппаратам, потому что даже дышать самостоятельно не может! Ты уверена, что ему бы это понравилось, если бы он мог сам решить?

– Но он не может! А я могу! А вот расстаться с ним – нет, не могу! Мне спокойнее, когда я знаю, что он все еще жив!

– Что ты называешь жизнью?

– Прекрати! – взвизгнула она и бросилась к двери, трясущимися руками принялась отпирать замок, но он не поддавался.

– В другую сторону ключ поверни. – Сагитов подошел к ней, осторожно отстранил от двери и сам повернул ключ в замке. – Поезжай домой, Аня. От тебя сегодня все равно мало толку.

Поселок Листвяково, сибирская тайга

К воротам большого кирпичного дома подъехал внедорожник с заляпанными грязью номерами и просигналил, одновременно моргая фарами. Ворота поехали в сторону, машина припарковалась во дворе, и из нее вышел довольно молодой мужчина в камуфляжном костюме и высоких резиновых сапогах.

Навстречу ему спешил, прихрамывая, пожилой мужичок в странном одеянии, состоявшем из заправленных в сапоги шаровар и свободной рубахи, поверх которой была накинута жилетка, отороченная по подолу и полам мехом.

– Здорово, Игнатьич, – поприветствовал его молодой, но руки не протянул. – Хозяйка у себя?

– У себя, у себя, – мелко закивал тот, – вас ждет. Проходите.

Семеня от гостя на небольшом расстоянии, Игнатьич повел его к крыльцу, в прихожей обогнал, пока гость замешкался, снимая куртку:

– Прозревшая ждет вас… проходите в кабинет.

– Не надо в кабинет, – раздался откуда-то из глубины дома женский голос. – В гостиную проходите. Игнатьич, распорядись кофе подать, а сам вон иди, натоптал мне тут сапожищами.

– Ухожу, Клавдия Васильевна, ухожу. – Игнатьич хоть и прихрамывая, но все-таки очень быстро исчез, а навстречу гостю вышла женщина лет шестидесяти:

– Доброго вам дня. Проходите, Прозревшая ждет.

Он прошел по длинному коридору в гостиную, где его буквально ослепило от сверкавшей под потолком хрустальной люстры, пришлось даже прикрыть на секунду глаза ладонью.

В ответ на это раздался мелодичный женский смех:

– Что, Игорек, отвык? У вас таких уже не вешают? А я вот люблю…

– А яркость у нее не регулируется? – убирая руку, спросил гость. – Так и без глаз недолго остаться.

– Ты даже не поздороваешься? – с улыбкой спросила женщина, стоявшая в дальнем углу комнаты и перебиравшая что-то на каминной полке.

Он подошел к ней и крепко обнял, прижал к себе:

– Я соскучился…

– Руки… руки убери, – негромко сказала она, и мужчина мгновенно повиновался:

– Прости… все время забываю, что тут ты Прозревшая.

– Перестань, Игорь. Ты прекрасно знаешь, что я делаю это для нас обоих. Но ты не должен вести себя со мной так, словно не веришь в мое высшее предназначение.

Он фыркнул в кулак и снова виновато посмотрел на женщину:

– Ну прости, Янка, никак не могу к этому привыкнуть.

– Как твои дела? – указав ему на мягкое кресло возле журнального столика, спросила женщина.

– Да все неплохо вроде. Осталось немного совсем – и я буду очень богатым человеком. – Он опустился в кресло и с наслаждением вытянул ноги: – Ох… затекло все за дорогу, угораздило же тебя в такую глушь забраться…

– Зато спокойно. Тут даже пункта полиции нет, приезжает иногда участковый из района. А нам спокойнее – к чему нашему Согласию лишние глаза и ненужный интерес? – Она села напротив, взяла с угла столика бронзовый колокольчик на длинной ручке и позвонила. – Ты при Клавдии не подавай вида, что мы хорошо знакомы, ладно? Мне не нужно, чтобы кто-то из окружения знал обо мне то, что знать не должен.

– Конечно, милая, о чем речь. Я помню правила. – Игорь выпрямился и постарался придать лицу равнодушное выражение, что давалось ему с трудом – в присутствии Яны он терял голову, совсем как в тот день, когда увидел ее совершенно по-новому на набережной в Санкт-Петербурге.

Зная ее до этого несколько лет, Игорь тогда едва смог говорить – настолько прекрасной показалась ему женщина в свете фонаря на фоне темной Невы и гранитного парапета.

Вошла Клавдия с серебряным подносом, на котором стояли две тонкие фарфоровые чашки и кофейник.

– Поставьте на стол и можете идти, – мягко улыбаясь, произнесла Яна так ласково, что у Игоря от удивления брови взметнулись вверх – таким тоном она не разговаривала никогда и ни с кем. – Благодарю от души, Клавдия Васильевна.

– Рада помочь, Прозревшая, – чуть склонившись, пробормотала женщина и, пятясь, удалилась, а Яна, шумно выдохнув, расслабилась:

– Тяжеловато, конечно, все время улыбку эту приклеенную держать, чтоб не сползала.

– Маскируешь волчий оскал, любимая? – пошутил Игорь и увидел, как блеснул злой огонек в ее светло-серых глазах. – Янка… – Он дотянулся до ее колена, сжал пальцами. – Ну не сердись, я же все понимаю. Скоро все закончится. Пошлем твое Согласие, куда Макар телят не гонял… Уедем куда-нибудь, где тепло и океан…

– Ты шутишь? Куда я уеду, а мои люди?

– Янка… ну ты серьезно, что ли?

– Конечно, – кивнула она, разливая кофе. – Ты только представь – власть. Абсолютная власть, люди, которые ловят каждое твое слово, люди, готовые только по одному движению твоего пальца совершить что угодно… – Яна отставила кофейник и на несколько секунд закрыла глаза. – Просто представь – ведь я могу внушить им все, что захочу… для того Согласие и создано – для власти…

– Зачем тебе это? – поморщился Игорь, подтягивая к себе чашку. – Мне казалось, мы затеяли это все с единственной целью – деньги. Не думал, что ты настолько вживешься в роль.

– Ты просто не понимаешь… – произнесла Яна свистящим шепотом и чуть подалась вперед, так что от резкого движения Игорь отпрянул, и кофе из чашки выплеснулся ему на колени.

– Черт! – Он вскочил, стряхивая горячую влагу на пол.

– Ковер испортил, – своим обычным голосом заметила она.

– А то, что сам мог обвариться, – не заметила? – недовольно спросил он, пытаясь промокнуть пятна на брюках салфетками.

– Твой костюм явно пропитан чем-то водоотталкивающим, так что проблемы нет. А ковер светлый. – Яна снова взяла колокольчик. – Клавдия Васильевна, будьте так добры, – журчащим мягким голосом произнесла она, когда женщина вошла в комнату, – наш гость случайно опрокинул чашку… могли бы вы…

– Конечно, Прозревшая, конечно! – заторопилась та. – Я сейчас же все почищу!

– Тогда мы не будем мешать вам и пойдем в кабинет. Наш гость просит прощения за свою неловкость, – с легким нажимом договорила Яна, метнув в Игоря выразительный взгляд, и тот кивнул:

– Клавдия Васильевна, прошу извинить меня за причиненные неудобства, я немного устал за рулем… надеюсь, вы не сердитесь?

– Что вы, что вы! Я понимаю… путь не близкий…

– Идемте за мной, – сказала Яна, поднимаясь из кресла, и Игорь послушно двинулся следом по длинному коридору, а затем по винтовой лестнице на второй этаж.

На самом верху, у небольшой ниши в стене, Яна вдруг остановилась и, оглянувшись, притянула Игоря к себе, быстро поцеловала и, оттолкнув, взялась за ручку двери.

Он рванулся к ней, но тут же замер, словно пригвожденный к полу холодным, пронизывающим взглядом.

– Не надо, – предостерегающе произнесла Яна.

– Я понял, – недовольно пробурчал Игорь. – Только и ты тогда…

– А что – я? – с улыбкой спросила она, и Игорь в который раз поразился тому, как быстро эта женщина меняет свои маски – с такой скоростью, что он не всегда успевает уследить.

– Ты не устаешь от этой патоки, в которой плаваешь? – Он уселся на небольшой диванчик в нише между книжных полок, закинул руки за голову и посмотрел на Яну, замкнувшую дверь на ключ и теперь стоявшую прямо перед ним с легкой улыбкой на губах.

– Рааа-дость… понимаешь, рааа-дость… – протянула она тем же голосом, которым разговаривала с Клавдией. – Согласие должно дарить радость окружающим, и тогда природа ответит нам тем же… в радости кроется сила… через радость в нашу жизнь приходит благополучие…

– Все, хватит! – Игорь затряс головой, почувствовав, как начали слипаться веки. – Прекрати, Янка, я серьезно. Мышей своих разводи на это, а со мной не надо так.

– Не мышей, а «примкнувших». И успокойся, я же пошутила, – сказала Яна своим нормальным голосом, хотя теперь Игорь уже не всегда мог вспомнить, каким он был раньше. – Хотела проверить, по-прежнему ли ты поддаешься.

– Куда я денусь? Я и так весь твой, без этих штучек, так что прекрати, не надо.

– Ну все-все, не сердись. – Она села на подлокотник и обняла его за шею.

Игорь положил руку на ее все еще тонкую талию и задышал чаще. Яна понимающе улыбнулась, но отрицательно покачала головой:

– Не сейчас. Я должна отпустить всех, кто есть в доме, а ты должен сделать вид, что спишь в гостевой комнате на первом этаже. Ночью я к тебе сама приду.

– Как в прошлый раз?

– Не надо было медовуху пить, которую Клавдия на стол выставила. Там семьдесят градусов – какой ты после был любовник? Скорее – алкоголик. – Яна взъерошила его волосы и тихо спросила: – А приехал зачем? Случилось что-то?

– Дело к тебе есть. Поможешь – на счет упадет вот такая сумма. – Он порылся в кармане брюк и достал сложенную бумажку, сунул ее в руку Яны, и та, открыв, прикусила губу:

– Это кто у нас такой щедрый?

– Какая разница… а работа нехитрая, тебе как раз по профилю. – Игорь вынул телефон и, покопавшись в галерее, показал Яне фотографию. – Видишь? Я тебе перешлю. Что делать – сама реши, но срок минимальный, дело срочное.

Она пожала плечами:

– Хорошо.

– Только… территориально это далеко на Севере.

– Ничего, – снова своим кротким мягким голосом проговорила она. – Везде есть люди, несущие свет, не только здесь, в Городе Радости.

Игорь закатил глаза:

– Ну просил же! И помни – сумма…

– Не все измеряется деньгами, Игорек. Информацию по объекту когда сбросишь?

– Хоть сейчас, у меня все здесь, в телефоне.

– Хорошо. А теперь иди в гостевую, Клавдия покажет. Я ночью приду.

Город Уйгууна

Уйгууна получила свое название от прииска, существовавшего здесь еще до революции. Так звали дочь самого богатого в округе якута, случайно нашедшего золото и ухитрившегося не только продать огромный самородок русскому промышленнику, но и стать его компаньоном, что для тех времен было практически фантастикой.

Уйгууной звали его дочь, и это имя, как считал отец, и принесло ему такое счастье, потому что на языке якутов оно означает «богатая». Прииск назвали в честь девочки, а затем и поселок, возникший вокруг, и небольшой город, появившийся на его месте.

Правда, самой Уйгууне ее имя не принесло ни богатства, ни счастья – она влюбилась в сына отцовского компаньона, а когда тот женился на воспитанной барышне из Петербурга, сошла с ума и убежала в тундру, где замерзла насмерть.

Эту легенду Анна впервые услышала от мужа, когда впервые приехала в Уйгууну после свадьбы.

– И ты веришь в это? – спросила она тогда, и Владлен, рассмеявшись, подтвердил:

– Конечно! Якутские легенды всегда правдивы.

Слово «тундра» прежде ассоциировалось у Анны только с вечной мерзлотой, бескрайними белыми просторами, где от снега больно глазам, но когда она увидела эту самую тундру весной и летом, то поняла, что ничего более прекрасного, пожалуй, уже и не увидит. Она влюбилась в этот жесткий край с его холодными затяжными зимами, стремительной весной и жарким засушливым летом, июньскими белыми ночами и совсем короткой осенью, наступающей уже в августе.

Первые несколько лет брака Мецлеры продолжали жить в Москве, но потом Владлен решил все-таки перебраться ближе к комбинату, и это не вызвало никаких возражений у его молодой жены, как он сперва опасался, сообщая ей о переезде.

Ее саму удивляла эта внезапно возникшая любовь, но Анна часто во время поездок куда-то за границу или просто в Москву ловила себя на том, что скучает по Уйгууне и считает дни, оставшиеся до возвращения туда.

Она любила этот город так, словно родилась здесь, и старалась сделать все, чтобы и люди, живущие в Уйгууне, чувствовали то же самое, чтобы не уезжали, возвращались – потому что здесь лучше, чем где бы то ни было.

– Анна Андреевна, вы хотели в ночной клуб заехать, – напомнил водитель, и Анна, вздохнув, сказала:

– Нет смысла, Илья. Я не могу держать под контролем все заведения в городе и не могу запретить им обслуживать мою сестру.

– Да отчего же? – удивился водитель. – Как по мне – так запросто. Просто пригрозите, что их замучают проверки, а ведь в каждом заведении, если постараться, можно найти нарушения – любые, на вкус и кошелек. Иногда все средства хороши.

– Нет, дорогой мой, нельзя заставлять людей делать что-то, когда заведомо знаешь, что ты сильнее. Это просто нечестно.

– А что тут нечестного, я не понимаю, действительно? Если Дарине Андреевне откажут во всех клубах…

– То Дарина Андреевна все равно найдет, где выпить, – усталым голосом перебила Анна. – Я не знаю, что с ней делать. И, похоже, ничего так и не смогу.

– А я бы все равно попробовал, – упрямо настаивал водитель. – Будь это моя сестра…

– Вот и порадуйся, что у тебя только брат, и тот маленький пока. – Анна отвернулась к окошку и умолкла.

То, что Дарина стала много выпивать, она заметила давно, примерно с полгода назад, но до сих пор так ничего и не сумела решить. Сестра огрызалась, грозилась сбежать – пришлось спрятать ее паспорт в сейфе на комбинате, приезжала домой поздно.

Иногда Анне казалось, что она запуталась, как рыба в сети, и чем сильнее бьется, тем больше запутывается и вот-вот перестанет дышать, задавленная ячейками из лески.

Сведя Дарину с Сылдыз Угубешевой, Анна надеялась, что сестра хоть немного изменится, но все стало только хуже, а квартира Сылдыз превратилась в убежище для Дарины, когда той приспичивало сбежать из-под опеки.

Дома ее встретили звуки музыки, и у Анны потеплело на душе – в кои-то веки Дарина села за пианино, которое Владлен купил специально для нее.

Сестра сидела в просторной гостиной и, прикрыв глаза, играла Листа – это был ее любимый композитор, она даже однажды выиграла довольно престижный конкурс молодых исполнителей с его этюдом.

Анна тихо остановилась в дверях, прислонившись к косяку, и молча наблюдала за тем, как пальцы Дарины порхают над клавишами, словно даже не прикасаясь к ним.

Когда мелодия закончилась, Дарина, даже не открыв глаз, легла головой на клавиши, и они издали нестройный неприятный звук и умолкли.

Анна подошла к сестре, опустилась на корточки и попыталась заглянуть в лицо Дарины:

– Ну что с тобой, малыш? Так прекрасно играла…

– Сто лет за пианино не сидела, думала – руки отвыкли, – пробормотала та, не открывая глаз. – Ты чего так рано? Случилось что?

– Нет… устала просто. Ты ела что-нибудь?

– Не хочется…

– Может, со мной за компанию?

Дарина выпрямилась и взъерошила руками кудрявые волосы:

– Ну, если только за компанию… ты иди пере- оденься, а я пока узнаю, что там наша домомучительница наготовила.

Всегда, приезжая с комбината, Анна шла в крыло дома с организованной палатой интенсивной терапии, где вот уже три года лежал ее муж. Садилась рядом с его кроватью, брала сухую, обтянутую истончившейся кожей руку, сжимала ее и говорила, говорила…

Обо всем – о том, что видела по дороге в город и обратно, о том, с кем и о чем говорила на комбинате, о планах, о предстоящих праздниках, о том, как распускаются первые листочки на деревьях, или о том, что выпал первый снег.

Ей иногда казалось, что Владлен ее слышит и даже реагирует на голос слабым движением руки, но это, конечно, было не так.

Во время последнего визита очень хороший московский невролог сказал, что никаких шансов на то, что Владлен когда-то откроет глаза и начнет хоть как-то реагировать на внешние раздражители, нет.

– У него здоровое сердце, Анна Андреевна, и это в данном случае скорее минус. Кора головного мозга давно мертва, это уже не человек, простите… он будет жить до тех пор, пока бьется сердце.

Анна тогда зажала руками уши и попросила доктора больше ничего не говорить, а сама всю ночь проплакала, понимая, что он прав – Владлен никогда уже не станет не то что прежним, а вообще – не станет. Его нет уже три года, и если первое время была хоть какая-то надежда, то теперь ее не стало.

Сегодня она тоже не изменила правилу и поднялась к Владлену.

Дежурившая медсестра Юля сразу встала со своего места у столика с компьютером:

– Здравствуйте, Анна Андреевна. А я тоже сегодня пораньше… Светку отпустила, она в город собиралась.

– Хорошо. Сходите пока перекусить, я побуду здесь.

– Да, конечно… – Девушка вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Анна придвинула стул к кровати, привычным жестом поправила одеяло и взяла руку Владлена в свои.

– Что мне делать, Влад? – спросила она таким тоном, словно муж был в состоянии услышать или дать совет. – Я не хочу отдавать то, что ты построил здесь. Но на меня, похоже, начнут давить. Пока не знаю, где и как, но чувствую, что это непременно случится, и очень скоро. Наш комбинат остался практически единственным, кто не вошел в состав холдинга. Тимур собрал информацию – и мне она не понравилась. Если я подпишу документы о слиянии, мы точно потеряем и комбинат, и город. Как мне быть, Влад?

Муж, конечно, молчал, он вообще вряд ли услышал ее слова и понял их смысл и уж точно вряд ли смог бы ответить на ее вопросы, даже если и знал на них ответы. Но от этих монологов Анне становилось легче, а порой даже приходили решения.

Но не сегодня. Она чувствовала себя запутавшейся в паутине, и каждое движение приводит только к тому, что паутина плотнее обнимает тело, мешая двигаться и дышать.

– Я не знаю, на кого могу положиться, даже Тимуру не доверяю, – продолжала она шепотом. – Мне кажется, что у всех есть свой интерес в этом предложении и в любой момент мне всадят нож в спину. Ты ведь сам говорил – предают те, кого ты заслоняешь грудью. Так трудно жить, когда не веришь… Анжелка вот в Москву улетела – я знаю, что к дочери, но вдруг – нет? Вдруг день рождения – только предлог? И так с каждым. Артем хотя бы вслух что-то произносит, а остальные молчат и, возможно, молча свое дело делают, я и понять не успею…

Анна поднесла безжизненную руку мужа к лицу, прижалась к ней щекой:

– Влад… мне так трудно одной. И тебя так не хватает… – Из уголка глаза выкатилась слеза, капнула на руку мужа.

Анна откинула голову назад, стараясь не расплакаться, хотя внутри все разрывалось от боли и отчаяния.

– Аня, ты тут? – раздался за дверями голос Дарины, и Анна быстро вытерла слезу с руки Владлена и придала своему лицу безразличное выражение.

– Да, иду уже.

Она наклонилась, чтобы поцеловать мужа в щеку, как делала всегда перед тем, как выйти из этой комнаты, и встала.

Владлен выглядел ровно так же, как вчера, как сегодня утром, как неделю назад… ничего не менялось, ему не становилось ни лучше, ни хуже – в одной поре, как искусственное растение.

Думать так о муже было больнее всего – прежде такой деятельный, энергичный и жизнерадостный, Владлен теперь был никем.

Мецлеру было уже сорок два, когда они встретились, и это был его второй брак – в первом не сложилось, детей не было, жена после нескольких отчаянных попыток забеременеть сказала, что больше мучить себя не хочет, и ушла от Владлена к какому-то иностранному журналисту, уехала с ним не то в Бразилию, не то в Аргентину, этого Анна не знала, и никаких вестей о себе не подавала.

С Анной же Владлен познакомился в Москве, совершенно случайно, на каком-то банкете, куда Анна сопровождала своего тогдашнего босса.

Она несколько лет работала референтом у крупного чиновника в Министерстве нефтяной промышленности, и в ее обязанности входило сопровождать его на мероприятия, если жена была в отъезде.

Никакого романа с ним, как об этом шептались по углам, у Анны не было – чиновник обожал свою жену и с референтом поддерживал чисто деловые отношения. Ему нравилось, что Анна хорошо образована, много читает и может поддержать разговор почти на любую тему.

Когда же на банкете к ней подошел Мецлер – импозантный, в дорогом костюме, излучающий уверенность, – чиновник как-то сразу расстроился, поняв, что дни Анны в его ведомстве сочтены.

Так и вышло – после нескольких свиданий Мецлер предложил девушке перейти к нему в компанию, а еще через полгода Владлен сделал Анне предложение.

Она сперва очень испугалась – Владлен нравился ей, но его положение и финансовые возможности представлялись Анне чем-то запредельным. Она выросла совершенно в иной обстановке, воспитывала себя сама, на ее попечении находилась семья, и ей не хотелось, чтобы Владлен подумал, будто она выходит замуж из-за денег.

Когда она сказала ему о своих опасениях, Мецлер долго хохотал: