Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
Аластер Роули, демон сделок и мастер хитроумных соглашений, привык получать все, что пожелает. Новая сделка сулит большой куш, но внезапно планы рушатся, когда он случайно воскрешает смертную девушку Софи. Теперь за ней охотятся силы Небес и Преисподней, и Роули, вначале пытающийся избавиться от надоедливой спутницы, понимает, что она не так проста. Каждое действие Софи вносит хаос в его тщательно продуманные планы. Оказавшись на перепутье между своими амбициями и внезапно пробудившимся чувством долга, демон вынужден вступить в борьбу не только за спасение Софи, но и за судьбу всего человеческого мира.
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 522
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается
© Юлия Макс, 2025
© Art_Nicole, внутренние иллюстрации, 2025
© Karma Virtanen, внутренние иллюстрации, 2025
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025
Ме quoque fata regunt.
Я тоже подчиняюсь року.
Софи Мортем
Софи удобно умостилась на заднем сиденье семейного авто, поджав под себя ноги. В наушниках пел TheWeeknd, а на коленях лежала открытая книга «Легенды о влколаках», написанная А. Кинских[1].
Машина уже пересекла границу между Германией и Австрией, радуя таким родным видом альпийских вершин. Горы у нее всегда ассоциировались с кривыми зубцами кардиограммы. Вместе с пульсом сердца, пики выныривали из-за горизонта, казалось, рисуя линию жизни.
– Все хорошо? Ты сегодня непривычно тихая. Не передумала пересесть на переднее сиденье?
Девушка перевела взгляд на отца: сначала на его темную, не тронутую сединой макушку, а потом на отражение лица в зеркале заднего вида. Светло-карие глаза встретились с темными, почти черными отцовскими.
Патрик Мортем выглядел мужской моделью из рекламы брендовых вещей класса люкс. Поджарое спортивное тело, волевое лицо с ямочкой на всегда выбритом подбородке, на загорелой коже выделялись всепонимающие глаза, опушенные густыми ресницами. Все это охлаждала одна-единственная жесткая полоска белой ткани, вставленная в воротник. Софи в отражении улыбнулась отцу, и он ответил тем же.
– Ты же знаешь: я не люблю там сидеть, когда читаю, – сморщив нос, ответила она.
В машине витал тонкий аромат лайма и бергамота, а за окном пролетали крупные хлопья снега. Все это, казалось бы, должно создавать рождественское настроение. Но полностью счастливой в этот момент Софи не могла себя назвать. Смутное беспокойство, неясное предчувствие поселилось внутри с тех пор, как они выехали из Праги, и оно нарастало с каждой минутой.
Отцовский «Мерседес» бодро несся по оживленной трассе, как и сотни других автомобилей. В предпраздничные дни все словно сошли с ума: на заправках, которые они проезжали, очередь из машин начиналась на самом въезде; дорога была забита в обе стороны и выглядела как бесконечная гусеница, состоящая из металлических тел и желтых фонарей. Из Праги они выехали спустя полтора часа жутких пробок.
Софи села ровнее и спустила ноги на пол. Она вглядывалась в серую полосу дороги. Снегопад усилился, а вместе с тем усилилась тревога, сдавливая грудь, мешая дышать. Воздух вокруг стал густым и вязким, как сироп, из которого не вырваться. Ее влажные, холодные руки сжали край сиденья. Софи пыталась убедить себя, что это всего лишь нервозность, игра разума, но вдруг подумала, что весь этот путь вел их не к дому, а в какое-то иное, темное место.
Они проехали указатель «Инсбрук 200 км», и Софи ощутила, как выпитый утром кофе подкатил к горлу. Внутренности скрутило в узел. Она подалась вперед, вклинившись между двумя передними сиденьями, чтоб лучше видеть дорогу.
– Софи? – удивленно спросил отец и хотел добавить что-то еще, но не успел.
Огромный грузовик съехал со встречной полосы и устремился прямо на них. Отец лишь успел нажать на тормоза, пытаясь избежать столкновения. Машина протяжно взвизгнула, вторя крику, который сорвался с губ Софи.
Время будто изогнулось, замедлилось. За мгновение до столкновения ее охватило ощущение странной пустоты. У Софи промелькнула мысль о том, как несправедливо и глупо заканчивается жизнь. Она была невинна и добра к людям, а отец и вовсе нес свет веры и надежды для многих прихожан. Так почему именно они? Почему так быстро? Жаль, что высшим силам совершенно все равно, кого забирать.
Софи увидела водителя в высокой кабине грузовика, стремительно приближающегося к ним.
Она услышала скрежет металла.
Резкий удар забрал все мысли и чувства.
Сердце Софи Мортем перестало биться.
Aquam turbare dedecet, ne pura tibi desit.
Чтобы тебе хватало чистой воды, не нужно ее мутить.
«Пражский трдельник»[2]
«Дорогие читатели! Вчера состоялось свадебное торжество премьер-министра Карла Люксембургского и его избранницы, Анеты Кинских, которое пара решила устроить в замке Карлштейн. Представитель блога присутствовал там в качестве прессы. Фото и видео с места событий вы можете посмотреть в наших соцсетях.
К другим новостям: за прошедший год новых случаев заражения бешенством через людей больше не наблюдалось, а образцы, взятые у потерпевших, пришли в негодность, поэтому правительство вместе со Всемирной организацией здравоохранения решили вычеркнуть данный вирус из ряда потенциально опасных.
Аластер Роули
Узкая улица недалеко от Градчанской площади спала, как и весь Пражский Град. Слышались перестукивания ночных трамваев, похожие на стрекот цикад, и редкий гул моторов машин. Свежий воздух слабо пах гарью.
Мужчина, стоявший возле дверей костела Святого Бенедикта, раздраженно листал увесистый черный гримуар. Ему было достаточно света от уличных фонарей, чтобы перепроверить текст заклинания. Одетый в католическую рясу, он вполне мог сойти за священника, если бы не желтые кошачьи глаза с вертикальными зрачками и нечеловечески красивая внешность: темные волосы, уложенные будто бы в беспорядке, прямой нос, полные, порочно пухлые губы. Лицо искушало так же, как и фигура под рясой – высокая, с развитыми, но не чрезмерно, мышцами торса и длинными сильными ногами.
– Ты не мог прихватить своих «миньонов» для помощи? – бросил он молодому человеку за спиной, который слишком долго копошился с запирающим механизмом, едва слышно ругаясь.
Облаченный в такую же, как и у первого, рясу, этот молодой мужчина выглядел иначе: мягкие локоны, угрюмое лицо с острыми скулами и серо-голубые глаза, в свете уличных фонарей казавшиеся грозовыми тучами.
– Я могу и сам открыть дверь, – тихо огрызнулся он.
Щелкнул язычок замка, Дэниэль Фауст[3], спрятав отмычку в карман пальто, нажал на ручку и толкнул деревянную створку, окованную металлом.
Аластер Роули посмотрел по сторонам, проверяя, нет ли на улице случайных свидетелей. Затем наклонился и, подхватив спортивную сумку, вошел следом в костел.
Внутри было тихо, словно храм божий отсекал все мирское для тех, кто оказывался в его стенах. В полумраке белели ниши, на которые через витражные окна падал свет с улицы. Небольшое пространство костела Святого Бенедикта занимали алтарь и скамьи для молитв, а над выходом расположился орган.
Роули ощутил, как подошвы ботинок нагрелись и стали понемногу дымиться. Запахло горелым, и он поспешил вперед. Ему совершенно не хотелось находиться в костеле, но сделка обязывала.
Аластер Роули был тем, кто заключал нерушимые договоры. Демон перекрестков. Стандартная сделка предполагала исполнение желания заказчика в обмен на его душу через десять лет. Условия, как и срок, могли быть другими в редких случаях, например, как сейчас.
– Это ты сжег ее тело? – в который раз уточнил демон.
– Не я, предыдущий глава ордена, – холодно отозвался Фауст. – Если она не восстанет, как задумано, то сможет занять то, что находится здесь.
Можно было взять мертвеца покрасивее, но святое тело увеличивало шансы на успех. Аластер бросил взгляд на проем в стене справа от алтаря и скривился. Там, под стеклом, словно музейный экспонат, темным скрюченным нечто виднелась мумия монахини.
Настоятельница монастыря босых кармелиток, Мария Электа, была похоронена в монастырском саду, в часовне за костелом. При наводнении, когда разлилась Влтава, гроб вынесло потоком из подземных помещений часовни. К изумлению монахинь, тело Марии Электы не тронуло разложение. Тогда покойную перенесли в обитель, обмыли тело и обрядили в новое монашеское одеяние. Как говорят до сих пор служители костела Святого Бенедикта: настоятельница при жизни была настолько чиста, что тлен не коснулся ее тела и после смерти.
«Небось такой страшной уродилась, что и до греха никто не довел», – злорадно подумал Аластер, прокручивая в воспоминаниях, мог ли знать ее при жизни, а затем пристал к Дэниэлю:
– Фауст, я ожидал от тебя больше благодарности, раз помогаю тебе лично.
– Мы заключили сделку. И в случае успеха ты получаешь вознаграждение.
Роули вспомнил, как потребовал у Дэниэля дом Фауста в личные владения через десять лет и как корежило мальчишку от необходимости принять это решение. Аластер знал, что в тот момент, когда Дэниэль закрепил сделку, он обдумывал, как ее обойти. Роули же только этого и ждал. Наказывать тех, кто нарушает условия договора, было его любимым занятием.
– Ты ведь тоже кое-кого получаешь, так?
Мальчишка почти научился скрывать эмоции. Почти. Холодный взгляд Дэниэля мог обмануть любого, но Роули ощущал за ним тщательно подавляемый страх. Страх, что у них не получится. Аластер и сам испытывал нечто похожее.
– Давай за дело! Третий костел уже взламываем.
Роули хохотнул:
– Твои няньки – это что-то с чем-то. Упыри и влколаки объединились, чтобы присматривать за демоном. Анекдот. Хотя… – Он притворно улыбнулся: – По-моему, это даже мило.
– Зато теперь они решили, что я оставил попытки, поэтому выполни свою часть сделки. – Дэниэль бросил нечитаемый взгляд и принялся подготавливать компоненты для ритуала.
Место для задуманного Роули и Фауст выбрали идеально. В ночное время костел Святого Бенедикта не посещали ни монахини, жившие в монастыре за ним, ни священнослужители. Объяснение этому было более чем странное: никто из уважения не хотел тревожить мумию настоятельницы Марии Электы. Раз она «радовала» прихожан ликом при свете дня, значит, после заката имела право отдохнуть, как и любой человек.
Роули взялся за свою часть работы: сдвинул скамьи в одну кучу, не произведя ни звука, а после улегся на одну из них, насвистывая.
– Ты что делаешь? – сердито прошипел Фауст.
Демон поднял голову:
– Как что? Вывожу тебя из себя.
Дэниэль заскрипел зубами, и Аластер понял, что хватит, иначе мальчишка вспылит и вся подготовка пойдет насмарку. Роули поднялся и продолжил приготовления. Для заклятия такой силы требовалось намного больше усилий, чем для простого вызова демона. То, чего хотел Фауст, напрямую связано с тем, чего хотел Роули, но первому об этом было знать необязательно.
Дэниэль разложил прямо на полу в ряд освященный елей[4], свечи, травы, соль и кладбищенскую землю. Больше года глава ордена постился и регулярно исповедался, спал одно и то же количество часов, ел одинаковую пищу. Все ради этого момента.
Роули наблюдал за ним, отслеживая каждую эмоцию, которая появлялась на лице или сквозила в жестах. Мальчишка был одержим идеей и упрямо шел к осуществлению задуманного. Аластеру стало даже немного жаль его. Небытие, про которое нигде не упоминается, – это конец для таких существ, как демоны, упыри и остальные твари. Их личное ничто: это не Ад и не Рай, так как и то и другое создано для людей.
Аластер никогда не видел другой стороны и доподлинно не знал, существует ли Рай. Ангелов лично он не встречал, но кто-то когда-то трепался в Аду, что сидящие за облаками не любят появляться на Земле. Роули представлял людской мир эдакой ветчиной на космическом бутерброде, где хлеб сверху и снизу – это Рай и Ад. Всем хотелось ветчины, поэтому Землю населяли не только смертные. Другие существа тоже желали себе кусок. Богемия являлась перцем в ветчине, который, если раскусить, плодил множество крупинок. Острыми крупинками были энсиа[5], а небытие казалось пиалой, куда их бы выкинули. Из небытия Роули и Фауст, заключив сделку, хотели вернуть первую из демонов – Лилит.
Пока он размышлял, Дэниэль смешал землю с солью и выложил ее большим кругом на каменном полу в центре костела. В круг он мелом вписал звезду Соломона.
Он разделся до брюк, снял обувь и босиком ступил за соляную границу. В кругу Дэниэль разложил церковные артефакты, от одного взгляда на которые демон может обжечься. Реликты, переданные Фаусту древним королем, заняли свои места: щепка от древа Креста Христова легла в южном направлении, два шипа из тернового венца Иисуса заняли запад и восток, а часть губки, пропитанной уксусом и поданной Господу для утоления жажды, Дэниэль разместил на северной стороне круга.
Роули расставил за чертой четыре металлические чаши таким образом, чтобы каждая находилась в определенной стороне света. Затем рядом с кругом он зажег черные свечи, установив их на полу так, чтобы те образовывали крест.
– Ты точно готов сделать это?
– Да.
– А что будет дальше? Ты ведь не думал про «и жили они долго и счастливо»? Это не ваш случай, ты ведь понимаешь?
Боль и яркая надежда читались в блеснувших желтым глазах мальчишки. Он выдавил кривую усмешку, которой раньше у него не было. Видать, научился так улыбаться у одного их общего знакомого.
– Решил именно сейчас об этом спросить? По-моему, для сомнений уже поздно, – ответил Фауст.
– Тогда начинай.
Мальчишка взглянул в его глаза и жестко проговорил:
– Думаешь, я не понимаю, что тебе что-то от нее нужно? Сделка сделкой, но есть что-то еще.
– Какой догадливый, – с притворной досадой покачал головой Роули. И без перехода начал читать первый круг призыва демона. – Я заклинаю вас, бесов, всех до одного, в Аду, в воздухе и на земле, в каменных расщелинах, под небом, в огне и в любом месте и крае, где вы только можете быть и где бы вы ни пребывали, не исключая никакого места, дабы вы в мановение ока прислали мне Лилит Игнеус, в сей же час, как я пожелаю.
Роули взял чашу, которая стояла на севере, вытащил из кармана складной старинный нож, открыл и приблизился к Фаусту. Дэниэль вытянул руку так, чтобы она оказалась за границей круга. Роули подставил под руку емкость и полоснул ножом, разрезая вену. Потекла кровь, наполняя чаши одну за другой. В воздухе разлился тягучий и сладковатый аромат. Аластер непроизвольно облизнулся, желая вкусить этой крови, но продолжил четко произносить слова призыва. Металлические чаши, полные бурлящей крови, снова заняли места по четырем сторонам света.
Дэниэль не перевязывал руку, и кровь капала на пол, издавая легкое шипение. Когда Роули закончил свою часть, заговорил Фауст:
– Я призываю ту, которая ушла навсегда. Ее силой, что есть во мне, призываю! Святыми призываю! Богом призываю! – Дэниэль взял розарий[6] в руку и приложил крест к губам, а затем продолжил: – Господи, услышь мою мольбу, что я прошу у тебя ради Иисуса Христа, твоего возлюбленного сына, ради твоих пресвятых имен: Agla. Noab. Sothes. Emanuel[7] – соблаговоли услышать слова уст моих и дай мне силу и власть над всеми духами, которых ты низверг со своего святилища в бездну и которые ушли в небытие.
Фауст сглотнул и отдышался. Губы от прикосновения к кресту, который он целовал, потрескались и приобрели красный оттенок. Глубоко вдохнув, на выдохе он заговорил вновь:
– Я молю и заклинаю тебя твоей вечной божественностью – дай мне эту благодать, силу и власть. Услышь же мое прошение. Иисусе Христе, это прошу я у тебя ради Отца и Святого Духа, удовлетвори мое прошение. Аминь.[8]
Роули, шипя сквозь зубы, выудил из сумки еще один розарий и, подойдя к черте круга, повесил его на Дэниэля. Фауст поморщился, но не перестал читать слова обряда. Роули не спеша закатал рукава своей рубашки, обнажая кожу до локтей, и взял нож. Приложив лезвие к левой руке, к кисти, он посмотрел на сигил[9], вытатуированный выше, и плавным движением разрезал вену.
– Я зову предначертанную мне. Приди же ко мне, связанная со мной, и я добровольно отдаю тебе свою кровь, чтобы смогла ты вновь ходить по земле.
Аластер обошел круг с внешней стороны, оставляя непрерывную полосу из крови. Вмиг витражные окна костела отразили яркую вспышку света, ударил гром, сотрясая здание. На губах Роули появилась довольная ухмылка.
Он взял освященный елей и разлил на пол, делая еще один круг возле того, что сотворил кровью. Затем сотворил еще три таких, чередуя жидкости.
Дэниэль продолжил призыв, читая молитву. В окна бился дождь, словно предостерегая, а может, желая принять участие в действе. Роули не был уверен в успехе на сто процентов, потому что никто никогда не осмеливался сделать нечто подобное. Грандиозный план демона перекрестков включал в себя большое количество фигур, которые всеми правдами и неправдами обязаны выполнить определенные действия, а Роули, в свою очередь, должен эти самые фигуры подтолкнуть к выгодным для него решениям.
Он вспомнил последний долгий разговор с Фаустом и скривился, ведь пришлось раскрыть, почему именно он сможет вернуть Лилит. Это произошло неделю назад, когда они пытались провернуть вызов в костехранилище, в городе Кутна Гора недалеко от Праги.
– Я и Лилит – первые демоны Ада. Сначала была Лилит, а после Фер Люций создал меня. Женщина и Мужчина. Улавливаешь ассоциацию? – стараясь сдерживать язвительность, произнес Роули.
– Нет. Хотя, не хочешь ли ты сказать, что…
– Да. Фер Люций – наш Бог. И играя в Бога, он создал свою версию Евы и Адама, зеркально отобразив их в нас. – Аластер хмыкнул. – Даже ее ребро мне дал, оставив возле сердца. Мы были предназначены друг другу, но любви с первого взгляда не случилось. Мы испытывали лишь ненависть, поэтому наш Всенижний Бог отправил нас плодить новых демонов, ведь для этого необязательно совокупляться и играть в семью. Так Лилит стала демоном порока, а я – демоном сделок.
Периодически Фер Люций чистил нашу память, чтобы мы не потеряли вкус к служению, вкус к жизни. Мы с Лилит начинали историю заново десятки, тысячи раз. Как будто обложку для книги под названием «Аластер Роули» отрывали от исписанного бумажного блока, а после эту же обложку прикрепляли к чистым листам.
– Ты знаешь, что у вас отнимали воспоминания?
– Да. Повелитель оставлял нам несколько, дабы не забывали, кто мы и каково наше естество.
– Но Лилит говорила, что Фауст был не прав, когда писал, что у демонов существует иерархия и определенные возможности, присущие лишь одному демону.
– А Лилит и не знала, что они появились. Будучи правой рукой Фера Люция, в Аду она пробыла всего ничего и запомнила лишь то, что пожелал Повелитель. Все остальное время она служила здесь, среди людей.
– А ты?
– А я был и там, и там, словно кукла, которую не могли поделить дети. Миг, и я появляюсь на перекрестке, миг, и снова возвращаюсь в Ад. И так бесконечно долго.
– Но сейчас же ты здесь?
– Да, – уклончиво ответил Аластер и сменил тему, раскрыв на столе для подношений свой гримуар.
Вернувшись из воспоминаний в настоящее, Роули сощурил глаза. Пол в круге из соли и земли напитался его кровью. Травы, до этого лежащие в стороне, взметнулись в воздух и повисли, освобожденные от силы притяжения. Кровь первого и второго круга также воспарила, поднявшись на уровень груди Фауста. Бордовые капли вращались против часовой стрелки. Ветер с улицы проник в костел, словно его стены на мгновение стали проницаемы. Роули встретился с желтым взглядом Фауста и кивнул. Дэниэль опустился на колени в свою кровь, выставил руки за пределы кругов, а Аластер подал ему раскрытый гримуар.
Пока Фауст читал заклятие, Роули ступил в свободное место между кровавыми чертами и елеем.
– Восстань, Лилит! Восстань! Я взываю к тебе! Кровью притягиваю тебя и силой своей.
Мысленно Роули желал только одного: поскорее покончить с ритуалом. Святое место обжигало внутренности, а ступни, он мог поклясться, уже покрылись волдырями. То ли из-за его мыслей, то ли неправильно произнесенные слова Фауста, но воздух уплотнился, давя на легкие. Предчувствуя неладное, демон нахмурился.
Ураганный ветер пронесся под сводами костела Святого Бенедикта, раскачивая иконы. Он опустился ниже и расшвырял скамьи, приближаясь к кругу.
– Что-то не так! – крикнул Роули и обернулся к Фаусту, чтобы тут же выругаться: – Прах тебя дери!
Дэниэль лежал в круге. Глаза побелели, будто он в мгновение ослеп, а изо рта скрипучим голосом вырывалась какая-то тарабарщина:
– Они вернутся вместе, потому что сказано «и дóлжно быть равновесию»: возвращая что-то темное, вернется и светлое. И перемешаются тьма и свет в них и возле них, и никому покоя не будет.
Ветер сбивал с ног и кидал в лицо Роули травы, кровь и елей, которые до этого висели в воздухе. Границы круга из соли и земли развеялись, но Аластер все равно медлил, все еще надеясь, что их призыв сработал. Прошла долгая минута, но ничего не изменилось, лишь стихия набирала обороты, грозя разрушить здание. Роули не хотелось подходить к мальчишке и приводить в чувство. Об этом в сделке не было ни слова, а значит, он волен сейчас же уйти из этого места. Роули недовольно поджал губы.
– Дэниэль! – позвал он и сделал шаг, ступая в пентаграмму, залитую кровью.
Роули не понял, что произошло. Едва его нога коснулась пола, вписанного ранее в круг, как раздалось нечто, похожее на взрыв. Аластера отбросила неведомая сила и поволокла по стене к алтарю. Удар об острый край парапета заставил зажмуриться и выругаться. Открыв глаза, Фауста Роули не увидел. На том месте, где он лежал, клубился сизый дым.
– Дэниэль? – Роули поднялся и приблизился к завесе.
Во входные двери снаружи кто-то забарабанил, громко требуя открыть. В отдельный проход для святого отца со стороны монастыря тоже стучали и тщетно пытались отпереть замок, который Дэниэль предусмотрительно заблокировал.
Дым рассеялся так же резко, как и появился. А на раскуроченном полу, среди каменных обломков сидел Фауст, держа на коленях тело обнаженной рыжеволосой девушки. Сначала она показалась Роули мертвой, но, расслышав слабое сердцебиение, он понял, что Лилит всего лишь без сознания. Он сдержал победную улыбку, понимая, что только малая часть плана осуществилась, как задумано, но подбородок горделиво приподнял, ведь никто раньше не посягал на небытие.
«Никто раньше не посягал на…»
Эту мысль он оборвал, чтобы никто не мог подслушать и ее.
– Она жива, – благоговейно прошептал Дэниэль. Он поднял голову и посмотрел на Роули. Фауст походил на блаженного, которому явился ангел: расширенные зрачки, глуповатый радостный вид и воронье гнездо вместо прически.
– Жива, – ухмыльнулся демон. – Нужно уходить. Я не могу переместиться с освященной земли.
Аластер подал плащ, и Фауст обернул им тело Лилит, скрывая наготу. Легко поднявшись вместе с девушкой на руках, Дэниэль внимательно осмотрел помещение. Заметив это, Роули раздраженно поморщился:
– Только не говори, что хочешь здесь прибраться. Это с удовольствием сделают монахини.
– Тсс, – шикнул Фауст, к чему-то прислушиваясь.
Роули замер. Звук. Сначала ему показалось, что гул в ушах остался от взрыва и появления Лилит, затем его усилили колотящие в двери люди. Однако теперь он понял: что-то в костеле продолжало издавать.
Аластер практически неслышно прошел к алтарю. Пожал плечами и повернулся к Фаусту, уже собираясь сказать, что все в порядке, как его внимание привлекла та самая ниша справа. Под стеклом, обвитым сеткой трещин, словно старой паутиной, глядя прямо на Роули, тянула к нему дрожащую иссушенную руку мумия. Он помотал головой, зажмурился и снова посмотрел туда. Гул нарастал, а мумия прикоснулась пальцами к стеклу.
– Фер тебя дери! – ругнулся он и облизал сухие губы.
Аластер почувствовал, как подошвы ботинок раскалились, грозя вот-вот расплавиться от жара святой земли, который усилился десятикратно. Он невольно отступил на шаг, заморгал и попробовал понять, что произошло.
К такому исходу призыва Роули не был готов.
Дэниэль, явно не видевший еще подобного удивления на его лице, подошел ближе как раз в тот момент, когда стеклянная витрина осыпалась мелкими осколками на пол, и то, что сидело за ней, вывалилось следом. Неожиданный аромат фиалок ударил в нос.
Мгновение они стояли и смотрели на нее, а затем, беззвучно ругаясь, Аластер кинулся к ожившей мумии и занес кулак для удара.
– Я… я… – еле слышно шептало нечто сухим ртом.
Роули склонился и перевернул мумию на спину. На высушенном лице существа сияли чистым голубым цветом глаза с расширенными зрачками.
«Вероятно, от страха», – отстраненно отметил он про себя.
– Роули, как мы оживили мумию? – Растерянность в голосе Дэниэля разозлила демона, потому что он чувствовал то же самое.
– Что непонятного? Вместе с Лилит мы вытащили еще кого-то. Нужно это убить.
– Нет! А если они связаны, раз вернулись вместе? Тогда умрет и она!
– Чтоб тебя влколаки загрызли! – снова ругнулся демон, глядя на ожившую монашку. Она в ответ пыталась что-то сказать, но у нее не получалось.
В двери костела стучали, мешая сосредоточиться. Сцена показалась Роули абсурдной до безумия: демон перекрестков, потомок Фауста, голая Первопадшая и нечто мычащее в теле мумии-монашки.
Роули мысленно прокрутил слова, которые произносил Фауст в круге. Про возвращение темного и светлого. Сжал руки в кулаки, пытаясь сообразить, что делать дальше. За стенами костела послышался вой полицейских сирен. Еще немного, и сюда ворвутся люди.
– Бери тело и уходим, – вынес вердикт Фауст. – Только набрось на нее свой пиджак. Нам нужно будет объясниться перед людьми, которые толпятся снаружи.
– Я? Да ни за что. Ты вообще знаешь, что этот пиджак был сшит на заказ в Италии? – брезгливо фыркнул Роули и для убедительности отошел от ожившей мумии.
– Лилит я тебе не доверю, так что поспеши, – холодно бросил Дэниэль, проигнорировав его возмущения.
Роули, шепча под нос ругательства, взвалил что-то мычавшую монашку на плечо, как мешок – к слову, она почти ничего не весила, – и двинулся следом. Он думал, что его будет тошнить от смрада мертвой плоти, но чертова монашка сладко пахла фиалками, словно ее держали в ботаническом саду, а не под стеклом в костеле.
De mortŭis aut bene, aut nihil.
О мертвых или хорошо, или ничего.
«Пражский трдельник»
«Дорогие читатели!
Сегодня произошло неприятное событие: ночью в Праге остановились знаменитые орлои[10]. Пока причину поломки выясняют специалисты, в сети распространяется старая легенда. Напомним, что, согласно известному предсказанию, курантам приписывают магические свойства. Пока идут орлои, Чехию не постигнет несчастье, мор или война. Замолчавшие куранты, как известно, предвещают беду.
Причиной поломки часов также считают ночное землетрясение, эпицентр которого пришелся на Градчанскую площадь. В связи с внутренними разрушениями костел Святого Бенедикта закрыли на реконструкцию с самого утра.
К другим новостям: по собранным данным, страны Европы информируют о предположительной вспышке нового штамма гриппа, который наберет обороты к концу сентября.
Роули
Они вышли через главные двери костела. Вокруг стояли несколько полицейских машин, пожарная и скорая. На расстоянии пары метров от них люди в форме уже натягивали красно-белую ленту, оцепляя место. Случайные прохожие и постояльцы местных отелей столпились неподалеку: кто-то снимал на смартфон, кто-то указывал пальцем, а некоторые просто смотрели, будто действительно понимали, что здесь произошло.
Едва завидев Роули и Фауста, полицейские кинулись им навстречу, держа руки на раскрытой кобуре.
– Стоять! Ни с места!
Роули подавил желание тут же перенестись прочь. А Фауст, осторожно положив тело Лилит на тротуар из мелкой брусчатки, поднял руку и медленно засунул в карман, выудив оттуда документы.
Пока один из полицейских проверял его личность и разрешение на пребывание в стенах костела, другие стражи правопорядка отваживали зевак. Из машины скорой помощи показались медики с носилками и направились прямо к ним. Аластеру пришлось положить монашку на них.
– Я разберусь, – бросил Фауст, взглядом давая понять, чтобы Роули уходил, что тот и сделал. – Пропустите, пожалуйста, моего коллегу.
Завернув за угол здания, демон вытащил телефон словно бы для того, чтобы позвонить. Оглянулся и, удостоверившись, что никто не смотрит, он переместился в свои апартаменты. Жилье Роули располагалось в угловом доме того же перекрестка, на котором стоял его бар. Окна квартиры выходили на пересечение дорог и позволяли видеть парадные двери Абсентерии.
За спиной что-то упало. Он резко обернулся.
– Да вы издеваетесь!
Монашка, проклятая монашка, которую он только что оставил на носилках, переместилась вместе с ним. Сухая, скрюченная фигура лежала на паркете гостиной. Пыльное церковное тряпье мешком окутало мелкое тело. Нависнув сверху, Аластер недовольно цокнул языком – она была без сознания. Об этом говорили закрытые глаза и безвольно лежащая голова, немного повернутая в сторону.
«Надеюсь, сдохла», – подумал Роули и прислушался.
Нет. Ожившее сердце слабо, но билось. Мысль, посетившая его, как только он услышал грохот за спиной, сверлила голову.
В призыве он связывал себя с Лилит, но, похоже, прошедший не по плану ритуал привязал «это» к нему. И «это» теперь будет перемещаться вместе с ним, куда бы он ни отправился. Измененной рукой с острыми когтями Роули потянулся к шее монашки, намереваясь избавить себя от проблемы раз и навсегда.
В кармане брюк завибрировал телефон.
Аластер выпрямился, ехидно отвечая на вызов:
– Фауст! Что-то потерял?
– Она у тебя?
– Да.
– Значит, пусть у тебя и остается. Я приведу в чувство Лилит, а ты пока узнай, кто же с ней пожаловал.
– Зачем мне здесь монашка?
– А мне зачем?
– В сделке этого не было.
– Вот именно, поэтому она твоя забота. И да, Роули, не вздумай убить ее, если имеешь виды на Лилит.
Аластер сжал зубы и сбросил звонок. Засунув руки в карманы брюк и стоя в полумраке гостиной, он смотрел, как мумия приходит в себя.
На него уставились глаза цвета ясного неба, которые снова начала заполнять паника. Ее рот открылся, издавая хрипы, не способный исторгнуть внятную речь, а лицо будто бы стало выглядеть не таким сухим, каким было в костеле.
– Ты меня понимаешь? – спросил он на чешском.
Она медленно прикрыла веки, а затем открыла и снова посмотрела на него.
– Кто ты? – вырвалось у него, хотя Аластер и понимал, что голосовые связки в ее немощном теле, скорее всего, разрушены.
Роули зло потер шею, развязывая тесемки белого воротничка, который сыграл свою роль. Он бросил его возле лежащего на полу тела и ушел в ванную. Роули, бесспорно, мог сделать так, что одежда и тело выглядели бы чистыми, лишь пожелай этого, но стоять под теплыми струями в душе куда приятнее. Исчерпав годовой лимит воды одной из южноафриканских стран, он обернул бедра полотенцем и вышел из душа.
Его квартира с двумя спальнями, кабинетом и гостиной занимала половину этажа, а в сочетании с высокими потолками, казалось, и вовсе воровала все пространство здания.
Пройдя гостиную, он переступил через монашку, которая лежала там же, куда упала после перемещения, и Роули не собирался переносить ее куда-либо еще. Он обвел взглядом помещение, разделенное на несколько зон: антикварный диван, стоящий у стены напротив окон, и отреставрированный комод семнадцатого века легко контрастировали с новой черной мебелью и светлыми стенами. Картины с черно-белой графикой соседствовали с темными полками, где умещались старые фолианты на разных языках. Единственным диссонансом в жилище было тело, лежащее на черном паркете, и этот факт заставлял Роули кривиться.
Как и душ, сон был необязательным для Аластера, но он любил ни в чем себе не отказывать, поэтому отправился в спальню и улегся на просторную кровать с шелковыми простынями. Демоны по своей природе отличны от людей настолько, насколько могут отличаться камень и вода. Но долгая жизнь на Земле и сотрудничество со смертными изменили Роули, хотя он предпочитал об этом не думать.
Сны, которые были редкими гостями, в эту ночь посетили его. Роули сидел в машине, мчащейся по оживленной горной трассе, а навстречу ему несся грузовик. Аластер напрягся всем телом, пытаясь перенестись, но не смог. В момент столкновения он услышал девичий крик, и все потемнело. Роули перевернулся на бок, и сон сменился другим, оставляя в нем тревожащее чувство надвигающихся неприятностей.
Едва сумерки в квартире уступили место рассветному солнцу, в гостиной послышались тихие шаги. Роули моментально проснулся и прислушался. Потянулся всем телом, выгибаясь, словно огромный хищный кот. Скатился с кровати, взял из гардероба штаны и направился проверять незнакомку.
Она стояла в углу гостиной, прильнув к оконному стеклу. Низкая худая фигура в черной одежде, висящей на ней мешком.
– Окрепла, значит, – проворчал он, и фигура в католическом тряпье обернулась. Кожа на лице перестала напоминать сухой пергамент и сделалась обычной для женщины средних лет. А вот глаза не соответствовали облику – яркие и такие голубые, словно небо в погожий летний день.
– Кто ты? – снова требовательно спросил Роули, добавив в голос злых нот.
В глазах, устремленных на него, была лишь растерянность, граничащая с паникой. От ее кожи или одежды все так же странно пахло фиалками.
– Я не знаю, – ответила она по-чешски. Голос слабый, скорее девичий, чем принадлежащий женщине.
Роули подался вперед и схватил ее за подбородок, прикрытый белой тканью. Он заметил, что выражение лица стало еще более растерянным. А скулы, подчеркнутые монашеским полотном, украсил слабый румянец.
– Не знаешь? Или не хочешь говорить?
– Вы кто? Священник? Почему я здесь? Почему проснулась в костеле? – Ее голос обрел силу и зазвучал четче и увереннее.
Он отпустил монашку так же резко, как и схватил, и отошел на шаг.
– Меня зовут Аластер Роули. – Помолчал и досадливо констатировал: – Ты не врешь.
Тем не менее он продолжал внимательно отслеживать эмоции, появляющиеся на лице незнакомки.
– Вы знаете, откуда я? Я не понимаю, что происходит и как я вместо костела оказалась лежащей на полу в квартире. Я, наверное, монахиня?
Она отошла от окон и опустила взгляд на свою одежду: черная длинная туника, из-под которой у самых щиколоток выглядывали края двух нижних юбок, а затем подняла руку и тронула головной убор, состоящий из капюшона, закрепленного на пряжке, с вуалью на спине.
Роули покачал головой, а затем протянул руку, чтобы раздвинуть шторы. Машины уже вовсю спешили, превышая, впрочем, как и всегда, скорость на его перекрестке. Сентябрьское солнце медленно вставало, проникая лучами меж домов на узкие улицы.
Ему бы тоже хотелось знать, кто она. Он повернулся к незнакомке, рассматривая при утреннем свете. Та плакала: молча, подавляя рыдания так, что дрожал подбородок, и слезы бежали из распахнутых, разом покрасневших глаз.
– Я не знаю, кто ты, но выясню.
Еще раз зло выдохнув, Роули отлучился в кабинет, взял со стола ноутбук и, вернувшись в гостиную, уселся на диван. Монашка все так же стояла посреди гостиной, не двигаясь, словно начала превращаться обратно в мумию.
– Садись, – процедил он.
Она осторожно опустилась на самый край, подальше от него, и длинным рукавом привычки[11] вытерла влагу со щеки.
– Ты знаешь, что это? – Он указал на раскрытый ноутбук.
– Ноутбук, – ответила она.
Из того, что она не испугалась вида из окна, обстановки комнаты и знала о существовании компьютеров, Роули сделал вывод, что умерла она относительно недавно, и это подогрело его любопытство.
– Как тебя зовут? – спросил он по-чешски.
– Я же сказала, что не знаю, – тут же ответила она с легким акцентом.
– Какая марка телефона тебе нравится больше всего? – Снова вопрос, но уже на немецком.
– Та, что названа в честь фрукта, – ответила она уже чисто, без усилий.
– Германия или Австрия? – тут же спросил он, надеясь, что она ответит так же по наитию.
– Австрия, – ни секунды не раздумывая, прошептала она, уставившись на него в явном замешательстве.
Роули быстро набрал новости и повернул к ней экран, но она помотала головой, словно в припадке, и ее тело начали сотрясать судороги. Он отложил ноутбук, схватил ее за руку, чтобы привести в чувство. Кисть со старческой кожей под его пальцами была холодной как лед и при этом сухой.
Появившееся желание просто устранить «эту проблему» снова пришлось подавить, и Аластер потащил ее в ванную комнату.
Король сделок обустроил ее таким образом, что не оставалось сомнения в величии владельца. Черный мрамор, минимализм и рога. Да, оленьи рога служили вешалкой для одежды, а также украшали потолок, свисая при входе и возле душа, неся на себе лампы. Душ располагался за стеклянной прозрачной перегородкой с правой стороны, а в центре помещения стояла ванна на бронзовых звериных лапах. Слева висело огромное зеркало и каменный умывальник. Рядом с ним – полки с туалетными принадлежностями и рядами полотенец.
Роули включил горячую воду и впихнул монашку в душевую кабину. Одеяние, пропахшее вековой пылью и фиалками, тут же намокло, но, кажется, это помогло. Она перестала трястись и просто замерла под горячими струями, склонив голову.
– Я принесу одежду, а ты избавься от этого мерзкого тряпья.
Он прошел в спальню, распахнул гардеробную с рядами одежды от кутюрье. Пальто, пиджаки, рубашки, свитера, жилеты, брюки, развешанные по цветам и оттенкам, а дальше повседневная и домашняя одежда, такая же дорогая, но сшитая из простых материалов. Полки с обувью и отдельные ниши для украшений и часов. Часы – это людское изобретение – нравились Роули больше всего остального.
Аластер приложил палец к губам, размышляя, во что ее обрядить. Она где-то метр шестьдесят, а значит, утонет в любой его одежде, Фер бы ее побрал. Выбрал тонкий бежевый свитер и кожаный пояс, отметив про себя, что придется купить ей что-то по размеру.
Он замер, обозлившись на собственные мысли.
«Какую, к бесам, одежду? Я что, нянька ей? Узнаю, кто она, проверю связь с Лилит и, если связи нет, убью».
Когда он снова вернулся в душевую, она так и стояла под струями воды в одежде.
– Я же сказал, сними с себя тряпье и помойся нормально!
– Если вы священник, вам не должно видеть, – запротестовала она, а он выругался и, бросив одежду на туалетную тумбу, вышел, грохнув дверью о косяк.
Выругался громко, со вкусом, припоминая, что и куда суют люди тем, кто их злит.
«Она и правда, скорее всего, была гребаной монашкой, дьявол бы ее побрал!»
Хотя знания о католических законах могли быть и у обычного верующего человека. Нет! Не мог обычный человек, каким бы он ни был верующим, оказаться в небытие.
Он в раздражении прошел в спальню, собираясь позвонить Фаусту и наорать, чтобы он забрал к себе старуху-монашку, но тут звук шумящей воды стих. Кинув телефон обратно на постель, Роули вышел в коридор как раз в тот момент, когда дверь ванной открылась.
На пороге стояла уже не монашка, но и не женщина.
Девушка.
Его свитер доходил ей до колен и подпоясанный вполне мог сойти за осеннее платье. Кожа еще была тусклой, но не выглядела сморщенной. Лицо вроде такое же, только намного моложе. Тонкие черты, пухловатые губы, от вида которых он скривился, и все такие же ясные глаза. Волосы, что-то среднее между каштановым и черным цветом, мокрыми прядями падали на плечи и грудь.
Она покраснела и, дернув длинный локон, прошептала:
– Мне кажется, я не любила длинные волосы.
Роули признал, что для человека, который очнулся непонятно где и непонятно с кем и ничего о себе не помнит, она держалась неплохо. Но потом он заметил трясущиеся руки, которые она сжимала в кулаках, и то, как быстро билось ее сердце, и понял, что она держалась только для вида, на самом деле находясь в ужасе от происходящего.
– Отпустите меня, пожалуйста, – умоляюще произнесла она. – Я пойду в полицию, и они найдут мою семью, узнают, кто я. Мы же в Праге, я знаю, где ближайший полицейский участок.
Он улыбнулся, сверкнув треугольными клыками, а потом вернул своим глазам привычный желтый цвет.
– Я не могу тебя отпустить. И пока ты не начала кричать и звать на помощь, предупреждаю: даже не пытайся.
Она начала хватать ртом воздух, совсем как в костеле, когда только пришла в себя.
– Ты…ты…
Он наклонил голову к правому плечу, улыбаясь ей самой жуткой из своих улыбок.
– Ты похож на демона!
Девушка поднесла руку к ключицам, словно что-то ища. Наверное, носила распятие раньше. А затем забормотала:
– Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei[12].
Роули пронзила боль, лицо исказила судорога. Он дернулся к ней, но ноги отказывались повиноваться.
– Остановись!
– Ipse tibi imperat, qui te de supernis caelorum in inferiora terrae demergi praecepit.
– Я не дух, занявший оболочку! – заорал он. – Я один из первых!
Но монашка быстро дочитала заклинание экзорцизма до конца, и его переместило из квартиры ровно на перекресток, а следом и ее. Девушка замерла на дороге, смотря на приближающиеся машины как завороженная. Крепко схватив ее за руку, он потянул монашку на тротуар, как раз в тот момент, когда возомнивший себя гонщиком водитель входил в поворот на углу улицы.
– Назад в квартиру. Живо! – сдерживаясь, чтобы не свернуть ей шею, скомандовал он.
Босая и растерянная, она упиралась, но не кричала и не звала на помощь, хотя улица уже ожила с приходом солнечного света. Открывались фастфуд-закусочные, туристические кофейни и обменники валют. Грохотали на соседней улице утренние трамваи, везущие работяг на их скучные работы, тихо выла мусороуборочная машина, а мужчина, методично вытряхивающий из контейнера всякую дрянь, оставшуюся после ночных гуляк, был похож на сосредоточенного зомби. Обведя улицу взглядом и не заметив ничего опасного, Аластер втащил монашку в подъезд.
Едва дверь квартиры с грохотом закрылась за ними, Роули схватил девушку за горло и с силой прижал к стене в коридоре.
– Дура! Меня нельзя изгнать, я вышел из Ада в этой оболочке.
– Невозможно, – прошептала она. – Демоны – лишь злые души. Изыди!
Он приблизил свое лицо к ее и прошипел, жаля словами:
– Раз знаешь о существовании демонов, тогда слушай. Ты появилась в костеле во время ритуала призыва демона. Тебя мы не звали, и ты вряд ли была демоном, но можешь быть связана с той, что пришла с тобой. И только поэтому я пока тебя не убил.
Он отпустил ее шею и отошел на шаг, а девушка, морщась, терла кожу там, где только что были его пальцы.
– Не убил? Зачем я тебе? – Она облизала нижнюю губу. – Я умерла, да? Не помню, кем была. Может, это и есть Ад?
Он встряхнул ее за плечи:
– Ты не в Аду!
Роули вгляделся в ее лицо, все больше подходящее молодой девушке. Он задавался вопросом, сколько же ей было на момент смерти. Может, всего лет двадцать. Аластер не помнил в последние годы каких-то выдающихся особ женского пола, которые бы затем попали в небытие.
Слишком мало информации. Он отошел от съежившейся фигуры и вспомнил сон. Сны его почти никогда не посещали, а из этого следовало: увиденное наверняка касалось незнакомки. Роули вернулся в гостиную, девушка шла следом.
– Раз ты не помнишь своего имени, назовем тебя Эрика Мустерманн[13]. – Он повернулся, чтобы увидеть ее реакцию.
Она промолчала, только дернула плечом, и кожа в вырезе свитера посветлела до молочно-белой, Роули увидел тонкие полоски вен под ней.
«Прах бы ее побрал!»
– Я заметил, как ты замерла на дороге. Что-то вспомнила?
А сам, выудив телефон из брюк, набрал сообщение Фаусту:
«Лилит очнулась?»
И тут же получил отрицательный ответ и встречный вопрос:
«Что с монахиней?»
«Омолодилась и, кажется, стала совсем девушкой. Правда, ни Фера не помнит».
«Пусть остается у тебя, пока не очнется Лилит».
Роули быстро напечатал:
«Эта монашка мне не нравится, Фауст».
«Тебе никто не нравится, Роули!»
«И пахнет она странно».
«Девушка воскресла в теле мумии. Чем, по-твоему, она должна пахнуть? Фиалками?»
Аластер раздумывал, как бы поехиднее ответить, когда горячо обсуждаемая личность внезапно вмешалась в разговор:
– Я вдруг увидела, как на меня несется грузовик. Словно воспоминание.
Роули оторвал взгляд от экрана мобильного и увидел, что она стоит у входа в комнату, чтобы между ними оставалось как можно большее расстояние.
– Так, а водителя ты видела? Можешь описать?
– Все промелькнуло слишком быстро, но перед столкновением мне было тревожно.
Аластер удивленно вскинул брови.
– Уже кое-что, Эрика, – произнес он.
Роули сел за ноутбук просматривать сводки об авариях, но быстро понял, что это может сделать девчонка, а он тем временем нанес бы визит старому другу.
– Я уйду на какое-то время, – он положил компьютер на диван, – а ты почитай про аварии, случившиеся за последние пять лет на чешских, немецких и австрийских трассах.
– Я здесь не останусь! – категорично заявила она. – Не останусь в квартире, в которой живет настоящее зло.
Аластер издевательски рассмеялся, откинувшись на спинку дивана.
– Настоящее зло? Дорогуша, ты умерла и воскресла, понимаешь? Зло в моем лице дало тебе временный приют. Не испытывай мое терпение.
Глядя на него, девушка громко сглотнула. Ненависть промелькнула на ее лице, и он это заметил. Она же, будто бы смутившись, призналась:
– Я хочу есть.
Роули бросил взгляд на холодильник, стоящий в углу импровизированной мини-кухни, в котором лежали сырая печень, донорская кровь и даже человеческий прах, и понял, что это есть она не станет. Аластер достал телефон и заказал то, что, как он знал, любит большинство людей – пиццу.
Пока Роули одевался, приехала доставка, и, посмотрев, как Эрика открывает коробку с едой, вышел из квартиры. Перемещение являлось быстрым путем из точки А в точку Б, но теперь, связанный с призванной из небытия, понял, что делать это будет лишь в крайних случаях. Пришлось спускаться в подземный паркинг и брать «Додж», который он не трогал уже больше месяца.
Выруливая на улицу, он поднял голову и посмотрел на окна своей квартиры, представляя, как монашка сидит в его гостиной и ест пиццу. Странное ощущение того, что дома его кто-то ждет, заставило занервничать и покрепче сжать руль.
Одна из демонов, сбежавшая во время открытия врат Ада на Дахштайне и осевшая в Праге, снабжала Аластера информацией и слухами. Его старая знакомая Дагмар вселилась в художницу, которая работала портретистом в полицейском участке. Отделение находилось в трех кварталах от дома Роули. Он вошел в крутящуюся дверь вестибюля, поднялся по лестнице и, остановившись на мгновение перед табличкой «Полицейская часть Праги 2», толкнул створку двери.
Окинул взглядом информационную стойку, столы, огражденные перестенками, и закрытые двери кабинетов следователя и детективов.
– Аластер?
Роули окликнула девушка с фигурой теннисистки. Натренированные руки, маленькую грудь и тонкую талию скрывала свободная красная рубашка, а сильные ноги были упакованы в светлые облегающие джинсы. Она явно не обрадовалась, увидев его, но Роули всегда было плевать на чужие чувства и эмоции, даже если они касались его персоны.
– Дорогуша, приветствую! Нужно установить личность человека по базе. – Аластер сразу перешел к цели визита.
Он протянул телефон с фотографией Эрики, которую успел сделать в тот момент, когда она выходила из душа. Дагмар сверкнула глазами, подведенными черным, и прошла в небольшой закуток, где располагалось ее рабочее место.
Сев за стол, она быстро вбила пароль начальника для входа в систему, как часто делала, чтобы прикрыть ту или иную сделку Роули, попавшую на камеры слежения. Загрузив снимок в базу поиска пропавших без вести, Дагмар повернулась к Аластеру, который в этот момент находился за спиной и наблюдал за поиском.
– Кто она?
– Не твое дело. Просто установи личность.
На экране высветилось «ноль результатов».
Роули пожевал губами:
– Ах да. Скорее всего, она умерла не так давно.
Дагмар закатила глаза и, вздохнув, повторно загрузила фото уже в другую базу данных. Роули нетерпеливо прошелся от стола к проходу и обратно.
– Нашла.
Аластер наклонился и уставился в монитор. С экрана на него смотрела молодая девушка с искренней, чуть застенчивой улыбкой. Черные волосы, подстриженные под каре, обрамляли миловидное лицо. Глаза, губы, нос – это точно была Эрика. Рядом с ней находилось второе изображение – мужчина в рясе священника на фоне костела.
Роули перевел взгляд на заголовок новостной колонки.
«Страшная авария унесла жизни троих на трассе в Инсбрук». Дальше описывалось само происшествие, но Аластер читал имена.
– Софи Мортем и Патрик Мортем.
Дочь и отец. Он нахмурился, не понимая, почему она попала в небытие. Дочь священника, и только. Он вспомнил сон. Приближающаяся машина, предположительно, с одержимым водителем, и девичий крик, полный ужаса. Зачем демону их убивать? Возможно, все дело в ее отце, священнике, с которым кто-то решил свести счеты.
– Глупая авария, – пожала плечами Дагмар и цепко оглядела Аластера. – На твоем фото и в новостной сводке одна и та же девушка. Говорю это как художник.
Роули кивнул и молча вышел из закутка, а потом так же быстро вернулся.
– Я приму твою внешность, а ты пока посиди здесь, – отрывисто бросил он, и его фигура на мгновение расплылась, чтобы тут же обрести идеальные черты Дагмар.
Роули в образе художницы огладил свои бедра и, похабно улыбнувшись, развязной походкой вышел в коридор. Настоящая Дагмар зло сузила глаза и выглянула, следя за представлением.
У информационной стойки, переминаясь на босых ногах, стояла чертова монашка, вернее, дочка священника Софи в тонком свитере на голое тело. Растрепанные длинные волосы и разрумянившиеся щеки говорили о том, что девчонка торопилась, сбегая из его квартиры. Аластер разозлился, увидев ее в полицейском участке, и хотел было сразу использовать перемещение, но потом решил проучить.
Дежурный отлучился на перерыв, и стойка пустовала, поэтому Роули под личиной Дагмар деловито зашел за нее и приветливо улыбнулся:
– Добрый день.
– Я… – девушка замялась. – Я очнулась после землетрясения возле костела и ничего не помню. Не могли бы вы помочь мне узнать, кто я и где живу?
Про Роули и его место жительства она ничего не сказала, что немного убавило градус его злости, но не убрало полностью. Роули придал глазам Дагмар желтый цвет и сделал их такими же, как его собственные.
Софи резко отшатнулась от стойки. Сделала шаг назад, потом еще один, зацепилась о стул и начала падать, но пола не достигла, схваченная за кисть Аластером.
– Ты думала, что сможешь так легко убежать? – прошипел он уже своим голосом.
Она высвободила руку из его и хрипло ответила:
– Я делала то, что ты велел: искала информацию о том, кто я.
– Я не велел тебе выходить!
– Но и не запрещал!
Роули криво ухмыльнулся:
– Мой промах. Идем!
Софи осталась стоять на месте. Роули слышал, как неистово бьется ее сердце, словно крошечный безумный молоток. Он наклонился к девичьему уху:
– Так и быть, оставайся и попробуй кому-то здесь объяснить, почему по документам ты умерла год назад, Софи Мортем.
Лицо Софи побледнело, в распахнутых небесных глазах отразилась мука, а потом она уставилась словно бы сквозь него. Возможно, ее имя сдвинуло пласт забытья и Мортем начала вспоминать, а быть может, просто просчитывала новый план побега.
Роули двинулся к выходу, но напоследок тихо проговорил:
– Едва я перемещусь – ты все равно последуешь за мной, но уже не добровольно.
Аластер вышел на улицу в своем обличье. Он приблизился к машине, расслабленно достал из брюк ключи. Забираясь в недра «Доджа», наконец услышал, как хлопнула дверца со стороны пассажирского сиденья.
Заводя мотор, Роули даже не соизволил повернуться в ее сторону, пока не услышал приглушенные рыдания. Он посмотрел на Софи: слезы катились по бледным щекам и капали на рукава свитера, а она даже не пыталась их вытереть. Софи закусила нижнюю губу, очевидно, сдерживаясь, чтобы не производить всхлипов. Аластер, открыв подлокотник, вытащил оттуда пачку бумажных платков и бросил девушке на колени, при этом испытывая к ней то ли отвращение, то ли интерес.
Софи вытерла лицо и, комкая салфетку в руках, обессиленным голосом произнесла:
– Я вспомнила.
Ut vivas, igĭtur vigĭla.
Чтобы жить, будь настороже.
«Пражский трдельник»
«Главной новостью, потрясшей всю Западную Европу, стало сообщение о дерзкой краже в австрийском городе Инсбрук. Из знаменитой церкви Хофкирхе были похищены три бронзовые статуи, входящие в состав всемирно известной «черной свиты» императора Максимильяна I. Теперь вместо двадцати восьми фигур в ансамбле осталось только двадцать пять. Как злоумышленникам удалось бесшумно вынести столь тяжелые экспонаты, остается загадкой. Похищенные статуи представляли собой образы Елизаветы Люксембургской, Альбрехта IV Мудрого и Карла Смелого.[14]
А теперь к новостям Праги: городские орлои все еще находятся на реконструкции, работы продолжаются, и фасад башни закрыт строительным полотном.
Софи
Вспоминать, кто она, оказалось больно. Софи чувствовала, что потерянные знания о ее прошлом мерзкими холодными червями копошатся в голове, причиняя страдания.
– Я вспомнила, кто я и как умерла. В нас врезался грузовик.
– У водителя, случайно, были не черные глаза? – В голосе Роули слышалась заинтересованность.
– Не могу сказать, он был далеко.
Она посмотрела на мужчину за рулем.
Аластер Роули.
Демон. Настоящий.
Со способностью перемещения.
Она подумала о том, как он ей ненавистен.
Желтые глаза символизировали наивысшую демоническую силу, если предположить, что в записях, которые она, будучи еще совсем ребенком, случайно прочитала у папы, крылась правда. Мысли Софи метнулись к родному образу. Папа.
Слезы затуманили взгляд, пряча воспоминания от всего мира за мутной пеленой.
Отец был католическим священником и преподавателем: три месяца в году он обучал в ватиканской школе экзорцизма. За двадцать лет службы Святому престолу он не продвинулся по карьерной лестнице, все так же оставаясь при церкви Хофкирхе в Инсбруке. Лишь в последний год отцу дали какое-никакое повышение и поручили работу над проектом нового монастыря под Прагой. Так совпало, что Софи училась в Карловом университете и в тот злополучный день отец забрал ее на рождественские каникулы домой.
Причиной, по которой Патрик Мортем не смог получить более высокий церковный сан, была его дочь, родившаяся в тот же год, когда он стал священником. Ее отец в юности влюбился в девушку, поселившуюся по соседству как раз в тот момент, когда он доучивался в семинарии. Но он все равно выбрал служение Богу. Позже девушка с семьей переехала в другой район, но о том, что родила дочь, все-таки сказала. Патрик дал дочке свою фамилию, чем вызвал неудовольствие своего духовного наставника, но во всем остальном он был просто святым человеком. Лучшего отца Софи не могла бы и пожелать, даже несмотря на то, что он не жил с ней и ее мамой.
Роули тем временем завел машину, и она резко тронулась с места.
– Я призрак? – безэмоционально спросила Софи, хотя хотелось кричать от осознания того, что она совершенно точно умерла, как и ее отец.
– Нет. Твоя душа вернулась в тело мумии в костеле Святого Бенедикта.
– Вернулась откуда?
– А ты не помнишь?
– Нет.
Роули мельком взглянул на нее и на перекрестке вывернул руль.
– Куда мы едем?
Ей бы спросить, что ей дальше делать? Как быть? Как такое вообще возможно? Но воспитанная священником Софи глубоко внутри верила. Верила в то, что кто-то наверху слышит молитвы, а значит, есть и другая сторона – та, что внизу.
– Нужно купить тебе одежду, – нехотя процедил Аластер, – и обувь.
Она смотрела в окно. «Додж» влился в поток машин и въехал в тоннель.
Софи умерла и воскресла.
Умерла.
И.
Воскресла.
В чужом теле.
Она перевела взгляд на свои руки, приподняла рукав свитера. Кожа. Гладкая смугловатая кожа без изъяна. Софи протянула руку и открыла зеркало на солнцезащитном козырьке.
Ее черты отчетливо проступили на другом лице. Острые скулы, губы, цвет глаз. Даже волосы потемнели еще больше, становясь того глубокого, почти черного оттенка, какие были у нее. Значит ли это, что и шрамы скоро проявятся на теле, или все останется как есть?
– Объясни мне все. Почему ты не можешь просто отпустить меня?
Он, как ей показалось, скептически хмыкнул.
– Кого вы вызывали?
Роули снова промолчал, давая понять, что это тоже не ее дело.
– А моего отца можно вернуть, как меня?
– Нет.
Она вздохнула. Что ей делать? Ехать к маме? Но как объяснить, что Софи уже другой человек?
«Это все какой-то бред!»
Софи могла бы показаться подруге – единственной, с кем она осталась дружна с детства и кто никогда не осуждал ее из-за шрамов. Но как уехать, если ее будет притягивать обратно, едва этот жуткий демон куда-либо переместится? Его вид, его способности и то, что он находился так близко, заставляло Софи дрожать от страха и отвращения.
Она сделала глубокий вдох, впуская воздух в легкие, а затем выдохнула. И снова вдох. Голова закружилась, но дрожь в теле прошла, и паника улеглась на самое дно пустого желудка. Софи пришла к выводу, что ей необходимо выждать, разобраться в ситуации, а уж потом предпринимать шаги по освобождению себя или своей души. Самое первое, что нужно сделать, – понять, как отвязаться от Роули.
Софи еще раз потрогала кожу на правой руке возле локтя – там, где при жизни были глубокие рубцы от ожогов, однако кожа на ощупь оставалась все такой же мягкой и гладкой.
– Ты… – Она снова хотела спросить, куда они едут, ведь торговый центр находился в другой стороне, но на очередном повороте у Карловой площади прямо на них вылетел старый «Опель», до этого стоявший у обочины рядом с домом Фауста. Софи сразу узнала этот бледно-розовый мрачный фасад.
Горло Софи свело спазмом, а перед глазами снова возник грузовик, неотвратимо мчащийся в их сторону по трассе.
– Нет… Нет, – шептала она в отчаянии, стремясь закричать, но ужас словно перекрыл ей воздух.
Роули в последний момент резко ушел от столкновения, выехав на тротуар. «Додж» замер на брусчатке затаившимся зверем. Вторая машина, стараясь их достать, врезалась в фонарный столб. Со стороны водителя послышался громкий хлопок: сработала подушка безопасности.
– Сиди здесь, – бросил Аластер и грохнул дверью.
Софи не послушалась и, выбравшись из машины, побежала следом. Роули приблизился к «Опелю», на ходу доставая телефон, очевидно, чтобы позвонить в скорую и полицию. Но открыв двери, опустил руку, в которой сжимал мобильный.
– Ты кто, дьявол тебя подери?
Пожилой мужчина с окровавленным лицом повернулся, посмотрел на них и моргнул. Вмиг его глаза стали абсолютно черными.
Софи попятилась от машины, собираясь бежать, но Роули схватил ее за руку, останавливая. Она молча пыталась отцепить его горячие пальцы, но остановилась, когда он бросил на нее предупреждающий взгляд и сам отпустил.
– Роули! Когда ты уже сдохнешь?
– Как раз работаю над этим, Левил. Кажется, в прошлый раз ты при мне был сослан в самый низ.
Мужчина издевательски ухмыльнулся, демонстрируя рот, полный крови.
– О! Сегодня ночью я, как и другие, обнаружил, что старые врата заработали.
Софи не видела лица Аластера, но его спина словно окаменела.
– Где?
– Гоуска. – Демон сплюнул кровь на землю вместе с этим словом прямо под ноги Роули.
– А я тебе на кой черт? – зло спросил Аластер.
Мужчина мотнул головой:
– Ты? Без надобности мне. Я получил заказ.
Тут они оба уставились на Софи.
– На нее? Почему?
– Мертвое должно оставаться мертвым, – засмеялся тот.
– Кто бы говорил! – огрызнулся Аластер и взял мужчину за горло. – Рассказывай, скотина!
Вместо слов изо рта мужчины вырвался грязный серый дым, какой, бывает, вьется из труб заводов.
– Куда? – цыкнул Роули и закрыл ему рот рукой, но дым успел ускользнуть.
У них появились зрители: пара туристов снимала на телефон их и машину, а стоявший недалеко от «Доджа» парень как раз в этот момент громко диктовал адрес аварии в свой мобильный телефон.
Дальнейшее объяснение с ничего не понимающим мужчиной вылилось в часовую неприятность в виде полиции, скорой и страховой компании. У водителя «Опеля» диагностировали сотрясение и частичную амнезию. Когда полицейский покосился на босые ноги Софи, она очень хотела признаться буквально во всем, но под пристальным взглядом Роули лишь неопределенно пожала плечами. Сказала, что разулась в машине, потому что любит сидеть с подобранными под себя ногами.
В это время Аластеру пришло сообщение на телефон, и он изменился в лице. Демон стал нетерпеливо постукивать пальцами по бедру, и его дальнейшие реплики звучали более раздраженно. Закончив отвечать на вопросы, они вернулись в машину и переехали на другую сторону улицы, припарковавшись возле дома Фауста.
– Идем, – бросил он, и оставалось лишь послушно посеменить за ним. На улице резко изменилась погода, и брусчатка обжигала ступни Софи холодом.
– Почему меня хотели убить снова? Куда мы пришли?
Он ничего не ответил, лишь толкнул дверь, но та не поддалась. Тогда Роули длинными бледными пальцами нажал на кнопку звонка, в то же время отчего-то зло сверля глазами здание.
Старая дверь, наполовину покрытая бордовой краской, показалась Софи испачканной кровью.
Створка открылась, и за ней показался молодой мужчина в рубашке и брюках. Софи поняла, что видела его в костеле, когда только очнулась. Густые вьющиеся волосы, грустные серо-голубые глаза и осунувшееся лицо. Он был высок и строен.
Окинув их внимательным взглядом, молодой мужчина посторонился.
– Входите.
Софи ступила за дверь первой, только Роули за ней не пошел. Она обернулась. Аластер пытался преодолеть порог, но словно натыкался на невидимую преграду. Хозяин дома поднял голову и попросил куда-то в потолок:
– Пусти его.
Удивленно переводя взгляд, Софи заметила, что Роули, как ни в чем не бывало, шагнул к ней и закрыл за собой дверь. Внутри все оказалось подчеркнуто старомодно, но со вкусом. Прихожая сразу переходила в просторный холл с двумя диванами, журнальным столом и книжными полками, которые висели на стенах.
– Дэниэль Фауст. – Хозяин дома протянул руку, и Софи пожала его горячую ладонь.
– Софи Мортем, – ответила она.
С лестницы послышался звук шагов, и они все повернулись. Софи никогда в жизни не видела настолько красивой девушки: рыжие волосы волнами обнимали стройную фигуру в черной униформе. Фарфоровое лицо с янтарными глазами, яркими губами и аккуратным носом. Незнакомка словно бы сошла с картины. Очарованная, Софи следила за каждым шагом, за каждой эмоцией, мелькнувшей на идеальном лице.
– Роули! – Бархатный голос прозвучал рассерженно.
– Лилит, дорогая. – Аластер насмешливо улыбнулся и поклонился. – Рад видеть тебя в здравии.
Она спустилась к ним, сощурила глаза, и Роули отбросило обратно к входным дверям. Дом затрясло, словно он хотел исторгнуть из себя неприятного гостя. Софи замерла, понимая, что эта Лилит тоже демон и, возможно, посильнее, чем тот, кто сейчас лежал у дверей.
– Фауст, ты что, отдал силу? – возмущенно уточнил Роули.
– Я вернул ей силу, – бросил Дэниэль Аластеру, при этом продолжая смотреть только на Лилит.
Девушка, наконец, заметила Софи и прошлась взглядом по ее облачению и босым ногам, а затем снова посмотрела на Роули, который уже поднялся с пола, но не подходил к ним.
– Роули, за эти сутки ты даже ее не съел? Я удивлена. Или, может, про запас оставил? – Она потянула носом воздух, словно принюхивалась. – Точно про запас. Девственницы сейчас подобны чуду света.
Софи испуганно застыла, вспоминая, как он рассматривал ее после душа. Слишком плотоядно. Неужели они действительно пожирают людей?
– Кровь девственниц приелась, знаешь ли. А вот мозги – другое дело. Люблю умных. – Роули посмотрел на Фауста.
Похоже, сарказм был у демонов в крови. Софи подумала, что переспросит при случае, чем питаются демоны. В христианских трактатах, которые хранил отец, говорилось, что они вкушают эмоции и грехи людей, но глядя на этих троих, поверила в то, что едят они что-то вполне осязаемое.
– Ты что, заставил ее ходить так? – скривилась Лилит, еще раз посмотрев на босоногую Софи.
Роули зло фыркнул.
– Мы ехали за одеждой, и в нас чуть не врезалась машина, а потом мы пришли сюда, – подала голос Софи, устав, что о ней говорят так, словно ее и нет рядом.
– Пойдем, святоша.
Лилит протянула руку, и Софи ухватилась за ее пальцы, как маленькая, почему-то не в силах отказаться. Они начали медленно подниматься по лестнице.
– Я не святоша, – тихо возразила Софи.
– Ну-ну, – усмехнулась Лилит. – Чистая от грехов, вся светишься и, похоже, умерла девственницей в свои… Сколько тебе было?
– Двадцать, – неловко ответила Мортем и напряглась, но рыжеволосая девушка не стала спрашивать почему.
Лилит завела ее в спальню на втором этаже и указала на вещи, аккуратно разложенные на кровати.
– Дэниэль приготовил их для меня, но, кажется, что-то из этого может подойти и тебе.
Софи растерянно смотрела на вещи, а Лилит в это время сверлила ее взглядом.
– Что? – не выдержала Мортем.
Она наклонилась и нервно стала перебирать брюки и джинсы.
– Роули прислал твое досье. Ты правда дочь священника? И только?
Софи повернулась в ее сторону с брюками в руках.
«И только?!» Она задохнулась от возмущения. Получается, люди не важны, раз они обычные? Получается, ей нужно быть с третьим глазом, рогами и хвостом, чтобы с ней считались? Мортем выдохнула и уже безэмоционально ответила:
– Верно.
– Любопытно. – Лилит не отводила взгляда. – Роули расскажет тебе об ином мире, мире энсиа, как назвал нас Фауст.
Софи кивнула.
– Только не доверяй ему. Он демон сделок и никогда ничего не делает просто так, хотя если дал слово, то сдержит. Запомни.
– Я никому не доверяю. – Софи сдержалась, чтобы не добавить, что Лилит она тоже не доверяет. Отвернулась, быстро взяла бежевую рубашку и утепленный то ли пиджак, то ли пальто. – Где я могу переодеться?
Лилит рассматривала ее так пристально, словно пыталась прочесть мысли, а затем слегка улыбнулась, вероятно, удовлетворившись тем, что Софи не устроила истерику и не выказала эмоций. А какой смысл? Демоны не способны на сострадание, жалость, сочувствие. Они злы, безумны и беспощадны. Софи боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не рассердить этих опасных существ.
– Здесь. Я выйду.
Она подошла к шкафу, который стоял параллельно кровати, наклонилась и выдвинула нижний ящик, в котором ровным рядом стояли по меньшей мере десять пар разной обуви.
– Примерь. Белье, носки и чулки ящиком выше. Ванная комната за этой дверью. – Она показала на противоположную стену.
Пока Софи несколько раз намыливала и ополаскивала ступни, внизу стали слышны возмущенные голоса. Лилит, Дэниэль и Роули ссорились, и, похоже, ссора с каждой минутой набирала обороты, потому что крики становились все громче.
Мортем выбрала черные кожаные ботинки на низком ходу с молнией на щиколотке. Полностью облачившись, она взглянула в зеркало и отметила, что одежда села как надо, но ее лицо, почти ее фигура и не ее кожа смотрелись непривычно чужими, словно Софи наблюдала за кем-то другим, но никак не за собой. Выйдя из спальни и ступив на лестницу, она застыла, услышав свое имя в перепалке.
– Что мне делать с Софи? Я похож на няньку? Еще и прыгает за мной, стоит мне переместиться! – орал Роули.
– Девушку не трогай! Ритуалом ты связал себя с ней, помимо того, что вы перемудрили и объединили мою и ее жизни. Я не знаю, почему за ней охотятся, но разведаю, сходив вниз.
– К Ниотинскому? – прошипел Дэниэль.
– Да! Я не просила меня возвращать, Фауст! Как ты не поймешь, я не останусь с тобой, что бы ты себе ни придумал. Прошло четыре года, можно было принять мой дар и строить свое будущее, а не скорбеть по демону.
– Значит, уйдешь к нему. – Голос Дэниэля стал совершенно деревянным.
Похоже, его задели слова рыжеволосой. Софи ничего не знала о них, но то, что Лилит воскресили из-за любви – в этом она уверилась всего по нескольким фразам и взглядам Фауста.
– Влколак вас задери, именно сейчас я должен слушать ваши любовные разборки? – тем временем процедил Роули, хотя в его тоне не слышалось раздражения, скорее, сдерживаемое предвкушение.
– Да ладно, – издевательски рассмеялась Лилит. – Разве не затем ты помог меня вернуть, чтобы я пошла в Ад и сделала то, что тебе нужно?
– А что мне нужно? – с любопытством уточнил Роули, даже не став отпираться.
– Роули, я обязательно выясню это.
– Я пойду с тобой, – заявил Фауст.
Тут Софи решила, что с нее хватит чужих тайн, и громко затопала вниз по лестнице.
Все трое замолчали и обернулись в ее сторону: Лилит смотрела оценивающе, Дэниэль с грустной улыбкой, а Роули – со злостью. И от этой его эмоции Софи почему-то стало неприятно, словно она ждала его одобрения или хотя бы дружелюбия. Хотя какое может быть дружелюбие у демонов.