Смотрящий по России E-Book

Евгений Сухов

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Krimi
• Serie: Сухов. Лучшие детективы о СМЕРШе
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 602

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

У смотрящего по России Варяга появился враг. Впрочем, врагов у него всегда было много, но такого – никогда. Тимофей Беспалый в прошлом сотрудник СМЕРШа, затем начальник колонии на Магадане, а теперь опасный волк-одиночка. Он обладает звериной интуицией, запредельными боевыми навыками и готов перегрызть глотку любому, кто встанет на его пути. Беспалый бросил вызов Варягу и смотрящий его принял, тем более что под угрозой не только жизнь Варяга, но и вся воровская империя. Игра началась, но пока неизвестно по чьим правилам...

Leseprobe

Евгений Сухов Смотрящий по России

Пролог АУДИЕНЦИЯ У СТАЛИНА

Сапоги из тонкой кожи плотно облегали голени Сталина, голенища собирались в мелкую щеголеватую гармошку. Иосиф Виссарионович знал толк в обуви и умел ее носить. Старательно начищенные денщиком, сапоги выглядели вершиной сапожного мастерства и собирали на своей гладкой блестящей поверхности весь поток света, проникающего через небольшие узкие окна. Следовало бы поднять глаза и с горячей преданностью во взоре смотреть на мерно прогуливающегося вдоль стола Хозяина, но Берия не в силах был оторвать взгляда от сверкающих голенищ. Что-то сегодня было не так, как-то не увязывалось, а перемену в настроении Хозяина Лаврентий Павлович всегда чувствовал нутром.

Всегда!

О дурном расположении Сталина свидетельствовало и затянувшееся молчание, невероятно угнетавшее. Пауза затягивалась и начинала давить на плечи, но Сталина совершенно не заботило состояние Лаврентия Павловича. А сапоги, негромко поскрипывавшие при каждом шаге, раздражали того неимоверно, но ведь не скажешь же! Наконец остановившись, Иосиф Виссарионович вытащил изо рта прокопченную трубку, аккуратно положил ее на краешек стола и спросил по-грузински:

– Лаврентий, сколько осталось в Москве генералов-контрразведчиков старой царской школы?

Лаврентий Павлович осторожным движением совсем без надобности поправил пенсне. Вопрос был неожиданный. Подумать было над чем. Вопрос можно было воспринимать двояко – не исключено, что Хозяин сердит на него за то, что эти старые генералы до сих пор коптят небо, и в этом случае ответственность падет целиком на его голову, как на бывшего народного комиссара НКВД. Но был и второй вариант, – возможно, Хозяин хотел задействовать царских генералов для каких-то своих политических комбинаций. Ведь на Западе у них остались обширные связи.

Помедлив, Берия решил отвечать так, как есть:

– Их двенадцать человек, товарищ Сталин.

Неожиданно Хозяин улыбнулся:

– Вот как… Столько же, сколько и апостолов. Где они проживают?

– Все они живут в Москве, но под другими фамилиями.

– Правильное решение. Вы за ними наблюдаете?

– Конечно, товарищ Сталин! Они держат свое слово и не вмешиваются в политику. Более того, их оперативный опыт весьма пригодился органам ОГПУ в борьбе с врагами народа и шпионами. В настоящее время они очень активно сотрудничают с нашими органами, пишут методические пособия для Главного управления контрразведки и консультируют Управление особых отделов по внешним вопросам.

Брови Сталина вскинулись:

– Вы используете их прежние связи?

– Да. На их основе мы разрабатываем свои каналы.

– Ну что ж, это очень грамотно, – согласился Иосиф Виссарионович. Он подвинул к себе пепельницу, красивую вещь из темного лазурита с тонкими пиритовыми прожилками – подарок афганского шаха, и выбил из трубки пепел. – Уже произошел перелом в войне. Америка и Англия думают о завтрашнем дне, о переделе мира… Я думаю, что роль наших разведслужб будет только усиливаться… Кстати, сколько сейчас генералам лет?

Ответ на этот вопрос Берия знал. Не далее, как вчера вечером, он просматривал досье каждого генерала.

– Где-то от шестидесяти пяти до семидесяти пяти лет, товарищ Сталин, – уверенно отвечал Берия, победно блеснув пенсне.

– Вполне боевой возраст! – одобрил Иосиф Виссарионович. – И как же они относятся к Советской власти?

– По-прежнему, резко отрицательно! – четко ответил Берия. – И даже не пытаются скрывать свое мировоззрение. Например, говорят о том, что Россия пошла тупиковым путем… Но добавляют, что служат они не правительству, а своему народу и на благо России. Тем более сейчас, когда идет война.

– Хм… Достойный ответ. В духе генералов царской школы. Большего из них выжать невозможно. Впрочем, и не нужно! Я хорошо знаком с подобной породой людей. Их можно уничтожить, но невозможно переубедить. Кто из них пользуется в своей среде наибольшим авторитетом?

– Генерал-лейтенант Петр Голицын, – мгновенно отреагировал Берия, мысленно представив себе сухопарую фигуру старика. – Вне всякого сомнения!

Иосиф Виссарионович принялся набивать в трубку очередную порцию табака.

– Из князей?

– Да, из тех самых Голицыных, товарищ Сталин.

– Я хочу переговорить с ним, – очень спокойно произнес Иосиф Виссарионович.

Лаврентий Берия постарался не удивляться. Он пристально рассматривал лазуритовую пепельницу с темно-желтыми прожилками.

– Когда его привести, товарищ Сталин?

Хозяин отвечал, хитровато прищурившись:

– Все ты переиначиваешь, Лаврентий! Только не привести, а пригласить… и очень вежливо! А это совсем другое дело.

Берия выглядел слегка смущенным. Он наконец оторвал взгляд от пепельницы и теперь разглядывал неглубокие оспинки на щеках Иосифа Виссарионовича.

– Виноват, товарищ Сталин. Когда его пригласить… для беседы?

С ответом Иосиф Виссарионович не спешил. Собственно, некоторая медлительность была одной из черт Хозяина, которая гипнотическим образом действовала на его собеседников. Создавалось впечатление, что вождь тщательнейшим образом обдумывает каждое свое произнесенное слово. Вполне возможно, что так оно и было.

Чиркнув спичкой, Сталин подпалил табачок и пыхнул сладковатым дымком. Серое облачко проплыло рядом с лицом Лаврентия Павловича, но отстраниться народный комиссар не посмел.

– Скажем, завтра… Где-нибудь часов в одиннадцать вечера.

Берия понимающе кивнул. Это время у Хозяина было самое продуктивное. А следовательно, предстоящей встрече он придавал большое значение. Разговор обещал быть серьезным.

– Сделаю, товарищ Сталин.

– И еще вот что, Лаврентий… Постарайся растолковать ему поделикатнее, что от него требуется. Все эти дворяне необыкновенно чувствительны.

* * *

Спина Петра Михайловича Голицына выглядела невероятно прямой. В ней было все: упрямый и твердый характер, осанка потомственного дворянина, не привыкшего кланяться, чувство собственного достоинства. Князь мог склонить голову только перед царским стягом. А кто для него Сталин? Всего лишь недоучившийся семинарист, которого в прежние времена не пускали дальше прихожей.

На Голицыне был парадный царский китель, правда, с отпоротыми погонами, но на груди висели десятка два орденов. Как и в прежние времена… Что, по мнению генерала, должно было означать – мундиры меняются, а вот офицерская доблесть – на века!

На губах Иосифа Виссарионовича промелькнуло нечто похожее на улыбку: «Странно, что такое богатство не реквизировали при обысках чекисты».

– Вы курите? – спросил Сталин с мягким грузинским акцентом, почтительно подвигая к гостю распечатанную пачку «Казбека».

Генерал отрицательно покачал головой.

– Благодарствую. Не вижу пользы, – басовито прогудел генерал.

Сталин слегка улыбнулся. Вот оно как. Не многие из приглашенных способны были ответить отказом, да еще столь холодным тоном! Такое впечатление, что ему предлагали не первосортный табачок, а заставляли надкусить ампулу с цианистым калием.

– Петр Михайлович, вы всегда стараетесь делать то, что на пользу? – спросил Сталин.

Князь безмятежно пожал плечами:

– Просто стараюсь жить рационально. А от табака один лишь вред! – Неожиданно старик улыбнулся, показав красивые белые зубы: – Хотя, признаюсь вам, в молодости я грешил этим занятием. Весьма грешил!

– Сейчас много пишут о вреде табака, – спокойно согласился Иосиф Виссарионович. – Но в моем возрасте поздно менять привычки. – Сталин взял со стола трубку, но закуривать пока не стал. – А что это у вас за крест такой на груди? – с интересом спросил он, указав чубуком трубки на грудь князя.

Голицын, чуть приподняв голову, достойно ответил:

– Я кавалер ордена Святого равноапостольного князя Владимира. А этот крест – его знак. Носить его предписывается всегда! Извините, но ради нашей встречи я не сделал исключение.

Улыбка Иосифа Виссарионовича сделалась понимающей. Именно таким Голицын видел Сталина на многочисленных портретах и репродукциях. Слегка качнув головой, хозяин кабинета ответил:

– Разумеется. Чего же менять установленные правила. Но, насколько я понимаю, при знаке ордена Владимира второй степени на левой стороне груди носится и орденская звезда. Где же она у вас?

Старик заметно нахмурился:

– Вы правы… Звезда была. Она состоит из восьми лучей. Четыре золотые и четыре серебряные… Этот орден мне сохранить не удалось, – в голосе Голицына послышалась откровенная горечь, – его у меня в двадцать втором году отобрали чекисты.

Иосиф Виссарионович слегка развел руками:

– Мне остается только сожалеть. Петр Михайлович, а вы не могли бы вспомнить номер вашего ордена? Может быть, я чем-то смогу вам помочь? Хотя не обещаю, ведь прошло уже столько времени!

Генерал Голицын выглядел слегка смущенным:

– Стоит ли, право…

– И все-таки! – мягко настоял Сталин.

– Четыреста пятьдесят третий, – не без колебаний произнес князь Голицын. – Но хочу сделать вам комплимент, в нынешние времена редко кто разбирается в царских орденах.

Правый уголок рта Сталина смешливо дернулся. Забавный тип. Взяв со стола карандаш, он чиркнул что-то в блокноте.

– А это, насколько я понимаю, орден Святой Анны? – вновь спросил Хозяин.

– Да. Это орден Святой Анны. Девиз этого ордена звучит так: «Любящим правду, благочестие и верность». Этот орден я получил за поимку важного государственного преступника.

– Вот как, – проявил заметный интерес Иосиф Виссарионович, – и что же это за преступник?

– Это был германский шпион, – и, задержав взгляд на лице Сталина, Голицын с некоторым нажимом произнес: – Поймите меня правильно, настоящий шпион!

– Хм… – правый уголок рта пополз вверх. – Значит, и в то время существовали большие проблемы с немцами?

– Они всегда были нашими противниками. А потом, у германцев всегда была очень сильная разведка.

– Но все-таки этот шпион попался! – заметил Сталин.

Генерал-лейтенант Голицын сдержанно заметил:

– Он бы никогда не попался, если бы мы его не поймали. А потом, контрразведчик должен быть всегда подготовленнее и умнее любого разведчика. Иначе ему не достигнуть поставленной задачи. А этого шпиона мы выкрали за пределами России, в Турции, – после некоторой паузы уточнил князь Голицын. – По специальному заданию Петра Аркадьевича Столыпина.

И вновь на лице Сталина появилось нечто вроде усмешки – последние слова были произнесены князем с заметным пиететом. Этот старик, похоже, не догадывался, с кем сидит за одним столом, или, определенно, ничего не боится. И уж, конечно, он не задавался себе целью понравиться – выглядел на редкость естественно и просто.

– А этот орден, кажется, Николая Чудотворца?

Князь Голицын слегка наклонил голову.

– Совершенно верно. Более точно он называется так: орден Святителя Николая Чудотворца. Был утвержден после большевистского переворота Петром Николаевичем Врангелем тридцатого апреля 1920 года, через месяц после его избрания Главнокомандующим Русской армией. Девиз этого ордена таков: «Верой спасется Россия!»

Хмыкнув, Сталин поднялся. Голицын неловко отодвинул стул и попытался последовать его примеру.

– Сидите, – махнул рукой Иосиф Виссарионович. Царский генерал послушно опустился: – Вы все-таки человек почтенного возраста.

– Для служения отечеству возраст значения не имеет, – заметил Голицын.

– Тоже правильно… А как все-таки сочетаются все ваши ордена?

– Орден Святителя Николая Чудотворца я получил за храбрость. Поверьте мне, в то время орденами не разбрасывались.

Иосиф Виссарионович подошел к окну, небрежно откинул белую полотняную занавеску. Некоторое время он смотрел на кремлевскую стену, казавшуюся из кабинета особенно близкой. Потом вернулся к столу, опустился в кресло мягко, совсем неслышно.

– Петр Михайлович, сколько языков вы знаете? – неожиданно спросил Сталин.

– Владею всеми европейскими. Знаю еще японский, говорю на китайском.

– Ого!

Слегка пожав плечами, генерал продолжил:

– Во времена моей молодости это было принято… В нашей семье, например, принято было разговаривать на французском, немецком, английском. Французский язык, можно сказать, для меня и вовсе родной. Во всяком случае, по-французски я научился разговаривать раньше, чем по-русски. А немецкий и английский я выучил еще в раннем детстве. Что касается японского и китайского, то эти языки мне пришлось выучить в силу, так сказать, служебной необходимости. Мое мнение таково, что через несколько поколений восточные страны будут нашими главными врагами!

– Вот как… Интересное суждение, – отреагировал Сталин. – А каковы у них шпионы? Они лучше немецких?

Немного подумав, генерал Голицын уверенно ответил:

– Школа германских разведчиков необычайно сильна. С большими традициями! Но восточные разведчики не похожи на европейских, их учат методам, о которых мы даже не слышали.

– Например?

– Например… Пожалуйста! Они могут видеть ауру человека, по которой способны судить о его душевном состоянии. В разведке это очень важно. По ней они могут даже сказать, сколько ему осталось жить.

– Интересное предположение.

Царский генерал отрицательно покачал головой:

– Это не предположение, это факт! Аналогичные исследования я проводил и со своими разведчиками.

– Вот как! И что, вы тоже можете увидеть ауру?

– Да, – сдержанно отвечал Голицын.

– Тогда можете сказать, какого цвета моя?

– Если вам любопытно… – пожал плечами генерал. – У вас аура усталого человека, светло-желтого цвета, с красной каймой. Но ваша аура тусклая.

– И сколько мне, по-вашему, отпущено богом?

– Это очень деликатный вопрос. Все сугубо индивидуально.

– И все-таки!

Слегка помедлив, Голицын отвечал:

– Мне думается, лет десять-пятнадцать.

– Хм… Значит, поживу еще. В каком звании вы были в царской армии?

– Генерал-лейтенант, – ответил князь с достоинством.

– Вы можете ответить на один вопрос? – прищурился Сталин.

– Разумеется. Думаю, что меня привезли в Кремль именно для этого.

Иосиф Виссарионович улыбнулся:

– Почему вы не уехали за границу? Ведь, насколько мне известно, у вас была такая возможность.

– Я бывал за границей неоднократно… по роду своей деятельности. Но там для меня все чужое! А потом, я всегда хотел служить родине.

– Вы патриот.

– Я вкладываю в это слово несколько иной смысл, – растягивая слова, произнес генерал.

– А вы смелый человек, – сдержанно заметил Сталин, в упор посмотрев на Голицына. И, немного помолчав, добавил: – У вас будет возможность проявить патриотизм. Я предлагаю вам создать военную школу контрразведчиков по царскому образцу. Вы ведь работали против шпионов?

– Конечно!

– Так вот, эту школу можно будет назвать примерно так… Смерть шпионам. Или сокращенно – СМЕРШ. Так вы как, согласны с моим предложением?

– Я согласен выполнять любую работу, чтобы быть полезным родине.

– Вот и отлично! Деятельность этой школы я возьму под свой личный контроль, как председатель Государственного Комитета Обороны. А непосредственным руководителем будет Виктор Семенович Абакумов, начальник управления особых отделов НКВД. Что вы на это скажете?

– Я встречался с ним несколько раз, – кивнул Петр Михайлович. – Весьма способный молодой человек. Энергичный, деятельный…

– Из ваших уст это весьма лестная оценка. Специалистов для СМЕРШа мы хотели бы обучать в специальных школах, используя опыт царских контрразведчиков. И руководителем одной из школ хотели бы назначить вас. Вы согласны?

– Буду рад помочь своей родине.

– Достойный ответ.

– Мне бы хотелось знать, кто будет слушателями школы СМЕРШа?

Сталин понимающе кивнул, потом поднял со стола несколько бумажек.

– Вот списки. Мы уже подготовили первую группу. Сразу хочу предупредить, народ весьма пестрый, но все они преданы делу партии… Среди них слушатели военных академий, командиры Красной армии, политруки. Все офицеры! Хм… В первом наборе имеется даже бывший вор. – Иосиф Виссарионович поднял еще один листок, внимательно вчитавшись, произнес: – Но, судя по характеристикам, что ему выдали, он тоже весьма достойный человек. И у него очень солидные рекомендации, один из рекомендателей – товарищ Веселовский, – одобрительно протянул товарищ Сталин. – Я знаю этого человека. Проверенный товарищ!

– У меня есть к вам просьба, товарищ Сталин, – произнес Голицын.

Иосиф Виссарионович улыбнулся:

– Если это в моих силах, исполню.

– Разрешите мне выбрать место для школы самому. Я знаю, о чем говорю. Здесь есть своя специфика.

– Считайте, что вы получили разрешение. – Сталин поднялся. Разговор был закончен. Провожая гостя до дверей, он проговорил, притронувшись указательным пальцем к ордену Святителя Николая Чудотворца: – Знаете, ко всем этим заслуженным наградам у вас не хватает ордена Красного Знамени. Если ваши дела пойдут успешно и вы оправдаете доверие родины, то получите от нее этот орден. – И, заметив, как изменилось лицо генерала, негромко предостерег: – Только не надо мне ничего говорить. – Мягко пожав сухую старческую руку, попрощался: – До свидания.

В этот раз грузинский акцент был заметен особенно сильно.

Часть I НАЧАЛО ОХОТЫ

Глава 1 ПРИВЕТ ОТ БЕСПАЛОГО

Дом для Варяга Тарантул подыскал на окраине густого смешанного леса. Разумеется, не из-за каких-то там эстетических соображений, а в силу необходимости. В первую очередь он руководствовался тем, чтобы место было как можно более безлюдным. Чем меньше посторонних глаз, тем лучше! Кроме того, в недалекой чаще можно было бы незаметно скрыться в случае опасности. И в-третьих – посторонние здесь не бродят, а потому каждый прохожий виден как на ладони и должен вызывать интерес охраны.

Дом был небольшим, можно сказать, даже скромным. Выбор на него пал не случайно – ему не стоило выделяться среди прочих строений. Зато забор вокруг был сплошной, из красного кирпича и поднимался едва ли не к верхушкам деревьев.

Кроме внутренней охраны существовала еще и наружная – неприметная с виду сторожка, расположенная в метрах тридцати от дома. Отсюда хорошо просматривалась дорога в оба конца. Дорога, кстати, здесь была неровная, и явно сделано это было вполне сознательно – чтобы автомобиль мог проехать и не опрокинуться в полутораметровую яму, водителю следовало проявить большое терпение и недюжинное мастерство. Но главное заключалось в том, что шофер должен будет сбросить скорость и двигаться едва ли не ползком.

В сторожке безотлучно несли караул два человека из охраны Варяга, сменявшиеся каждые шесть часов. Связь осуществлялась по мобильному телефону, и в доме, больше напоминающем крепость, знали о каждом передвижении на улице, скрупулезно записывая наблюдения в толстый журнал.

По мнению большинства телохранителей, Тарантул был большой перестраховщик. Такие меры безопасности были к лицу скорее лидерам мировых держав, находящихся на оккупированной территории, но уж никак не законному вору, пусть даже проживающему на нелегальном положении под чужой фамилией. За последние полгода Варяг успел поменять четыре адреса и так сумел замести следы, что даже самый пытливый сыщик заплутался бы в его перемещениях. За это время Владислав успел немного пожить во Владимире, на месяц затаился в Магадане. Почувствовав подозрительную возню и интерес к своей персоне, переместился в Иркутск, и вот сейчас вернулся вновь в Москву, точнее, в Подмосковье, в маленькую деревушку по Каширскому шоссе, которая в последние годы усиленно отстраивалась. Впрочем, именно это обстоятельство было в пользу выбора места. Коренное население деревушки как таковое повымерло или просто разъехалось, а те семьи, что еще жили здесь, совершенно не догадывались о том, какие дела творятся в соседних дворах.

Вернуться в Москву Варяга заставили обстоятельства. В последнее время как никогда остро стала проявляться межэтническая грызня, чего прежде воровской мир не ведал. Воры всегда стояли над всей этой условной надстройкой. Возникшие противоречия были не чем иным, как отрыжкой большой политики, а от политики любой здравомыслящий вор шарахался, как черт от ладана. Несколько террористических взрывов, прозвучавших в центре столицы, приковали к воровским сообществам внимание властей.

Собственно, в этой ситуации страдали все. И шмон, что шел в последнее время в Москве, заставил многих законных так глубоко залечь на дно, что не видно было даже хвостов. А это, в свою очередь, очень серьезно мешало воровскому промыслу. На кичах оскудевал грев, а надежные прежде тропинки так заросли, что легче было протоптать новые. Во всем этом следовало разобраться с особой тщательностью и беспристрастно. Растолковать неправым, что своим расколом они наносят урон всему воровскому делу, а если красноречие не возымеет должной силы, тогда следует считать их ссученными и прибегнуть к хирургическому вмешательству. Таковы правила, и ничего тут не попишешь. Так поступали всегда. Возможно, именно в этом и заключалась сермяжная правда – следовало удалить гнилой сук, чтобы ядовитые бациллы не поразили все дерево.

Москва была выбрана для схрона еще и потому, что столпотворение в ней было не меньше, чем в Вавилоне. При желании в мегаполисе можно было бы рассредоточить даже целую армию. Что тогда говорить об одном законном с несколькими телохранителями!

В этот день старшим поста был Макс.

Это был настоящий профессионал охраны. Что-то у него не заладилось на прежней работе, и он уволился оттуда. Парень не пропал и уже на восьмой день вынужденного безделья был замечен и обласкан милым интеллигентным человеком, которого за глаза все почему-то называли не иначе как Тарантул.

Впрочем, если внимательно всмотреться, то паука он все же напоминал – волосатыми руками, которые к тому же выглядели необычайно длиннющими. Но эти его анатомические особенности являлись совершенно несущественными деталями, главное, что в своем деле он был настоящим профессионалом, в чем Меркулов убедился едва ли не в первый день. А спецов следовало уважать! Чего, например, стоят видеокамеры, установленные по всему периметру территории и совершенно незаметные со стороны, причем две из них были с круговым обзором. Каждая отснятая кассета строго анализировалась, как если бы велась охрана важного стратегического объекта.

Такой деловой подход Максу нравился, он как бы вновь попал в привычную обстановку. И ему совершенно не было дела до того, кого приходилось охранять, – видного политического пахана, как когда-то по месту своей прежней службы, или какого-то мутного гражданина, как в данном случае (стиль работы всегда одинаков – знай, помалкивай и хорошо выполняй порученное дело). Важно то, что подъемные в первый месяц составили столько, что он сумел отложить неплохую сумму для предстоящего отдыха в Арабских Эмиратах. Если так дела пойдут и дальше, то со временем можно будет купить себе квартиру где-нибудь на окраине Москвы.

Преимущество в расположении поста заключалось еще и в том, что подходы к дому просматривались далеко за дорогой. Для этого не нужно было выскакивать на крыльцо и, уподобившись настороженному гусю, вытягивать шею. Достаточно было ткнуть пальцами в клавиши, чтобы на экране возникла четкая картина. Если требовалось увеличение, то объект можно было приблизить еще одним прикосновением.

Причем прохожие порой чувствовали себя настолько беспечно, совсем не подозревая о камерах слежения, что смело справляли в кустах, недалеко от дороги, большую и малую нужду. А позавчера молоденький девятнадцатилетний ухарь в зарослях крапивы совратил сорокалетнюю тетку. Макс немало повеселился, выводя во весь экран картину страстного совокупления. Причем парень действовал подчас так неумело, что возникало законное желание выскочить на улицу и помочь ему советом. Но нельзя! Вся конспирация полетит к черту! В этот раз тоже хотелось бы увидеть нечто похожее, глядишь, и не так уныло протянулось бы дежурство.

По улице, слегка пригибаясь, топал неказистый старичок. Заурядная сельская картина. Куртка на нем была старая, крепко затертая на локтях, штаны широкие, с пузырями на коленях. Старикашка, одним словом, что с него взять! Не до изысков болезному, тут бы на хлеб и молоко хватило. Никакого профессионального интереса у Макса он не вызвал. Остановившись у разрытой канавы, старик, проявляя обыкновенное любопытство, заглянул в нее и, не обнаружив ничего занимательного, побрел дальше. Вот он остановился, посмотрел на испачканные ботинки, пробормотал что-то (видать, крепенько матюгнулся) и несколько раз несильно топнул о камень, стараясь сбить с подошв налипшую комковатую глину.

Макс озадаченно потер подбородок, что-то в облике старика ему не нравилось. Правда, он не мог понять, что именно его настораживало. Собственно, это и было интуицией. Он еще сам не отдавал себе отчета, но уже включился в работу. Всмотревшись, понял – у дедули была слишком напряженная походка и чрезмерно равнодушный взгляд. Старик как будто бы догадывался о том, что на него направлены окуляры видеокамеры. Любой другой прохожий на его месте наверняка остановился бы у высокого забора и с любопытством, высоко задрав голову, созерцал бы каменное строение, въедливо оценивая его добротность. Ведь дом был не хилый, посмотреть было на что. А он шел намеренно равнодушно, как будто проходил мимо кучи навоза.

Макс решил приблизить изображение странного старичка. Видеокамеры чутко отозвались на команду и вывели на экран его изображение: в профиль и анфас. А теперь, пожалуйста, во весь экран. И Макс дважды нажал на клавишу. Вот так! Его встретили настороженные холодные глаза. Взгляд хищника, для которого не существовало выбора. Он обязан был уничтожить, чтобы выжить самому.

– Миша, – позвал Макс, – подойди сюда!

– Что там у тебя? – спросил молодой парень, приподнимаясь с места.

В охрану Варяга Миша пришел значительно раньше Макса и в какой-то степени считался ветераном. По всем правилам его обязаны были назначить старшим поста, но вместо этого, исходя из каких-то своих внутренних ощущений, Тарантул решил утвердить Макса. Поначалу подобное назначение Миша воспринял как недоверие и, только присмотревшись к новичку, к его методам работы, осознал, что Тарантул откопал настоящего профессионала, который к тому же оказался невероятно въедлив, как земляной червь. С приходом Макса охрана Варяга значительно усилилась. И если тот на что-то обращал внимание, следовательно, это было в высшей степени серьезно.

– Посмотри, тебе этот человек случайно не знаком? – указал Макс на экран.

Дедушка между тем повел себя очень странно. Проследовав вдоль забора, он остановился и коротко обернулся, как если бы опасался сидящего на хвосте филера, после чего уверенно направился к опушке леса и углубился в чащу.

– Мне кажется, что этот старик уже здесь появлялся, лицо как будто бы знакомо, – задумчиво протянул Миша. – Давай посмотрим предыдущие записи. – Он присел рядом на вращающийся стул и уверенно защелкал «мышкой». – Это неделю назад… Так… Хм… Вот какой-то старик.

– Фигурой похож, – тут же заметил Макс.

– У этого борода и усы, – несмело возразил Миша, всматриваясь в экран.

– А ты попробуй убери их! – посоветовал Макс.

Изображение на экране застыло, еще более усилив неприятные ощущения. После чего Миша быстро удалил усы и бороду.

– Бог ты мой! – невольно воскликнул он. – Да ведь это тот же самый старик.

– Вот надо и спросить его, что это за маскарад он тут устроил с переодеванием?

В столе у Миши лежало несколько фотографий. По словам Тарантула, их следовало помнить крепче, чем лицо матери. На одной из фотографий был запечатлен человек, который очень напоминал старика на экране. Конечно же, он должен был узнать его сразу! И даже более того, показать эти фотографии Максу, что он позабыл сделать, а следовательно, нарушил строжайшее предписание. Внутри у Миши неприятно заныло – подобных вещей Тарантул не прощал. Нужно будет как-то ненавязчиво предупредить Макса, чтобы тот случайно не проговорился Тарантулу об его оплошности.

Миша поднялся, подошел к столу. Выдвинул верхний ящик и, порывшись, вытащил фотографию.

– Похож? – положил он ее перед Максом.

Макс удивленно поднял голову:

– Он самый. Откуда она у тебя? Что это за человек?

– Тимофей Беспалый… Тарантул сказал – задержать этого человека, если он объявится около дома. Я и тебе об этом должен был сказать, да как-то замотался. Ты вот что, Степан, не говори об этом Тарантулу, если он спросит… Договорились?

– Лады, – улыбнулся Макс. – Ну, так что, пойдем его задержим?

– Пошли! – направился к выходу Миша.

Старика догнали уже в лесу. Он уверенно шел по заросшей тропке.

– Эй, мужчина, – крикнул Макс. – Вы что здесь делаете?

Старик остановился и удивленно посмотрел на приближающихся мужчин.

– А вы, собственно, кто такие?

– Мы из охраны. Вы пересекли частные владения.

– Частное владение за забором, а я нахожусь на дороге, – резонно заметил старик.

– А куда вы направляетесь?

– Что за вопрос? Куда хочу, туда и иду. И никто мне не запретит, – едко отреагировал старик.

Миша обернулся, дорога была пустынной.

– А может, ты за грибочками пошел, Тимофей Егорович? Так сейчас вроде не сезон.

Старик колючим взглядом смерил говорившего.

– Какой еще Тимофей Егорович? – грубо спросил он. – А может, тебе еще и документы показать?

Рука старика потянулась к правому карману куртки.

Макс почувствовал неладное.

– Руки за голову! – приказал он, выдернув из-за пояса «вальтер».

– Ну, вы даете, ребята! Вы меня принимаете за кого-то другого, – обиделся старик, неохотно поднимая руки вверх.

Подняв руки, он неожиданно повернулся боком, и тотчас прозвучал выстрел. Макс, резко запрокинув голову назад, рухнул на спину, отбросив «вальтер» далеко в сторону. Второй выстрел прозвучал почти без паузы, и Миша, схватившись за грудь, тяжело осел на землю.

– Сосунки, – недовольно буркнул Беспалый, – все настроение испохабили!

Спрятав крохотный пистолет, Тимофей Егорович растворился в чаще.

Глава 2 УБИЙСТВО СТОРОЖА

Варяг был не один, на тахте, с книгой в руках, сидела миловидная девушка – Елена Мельникова. Последнее приобретение законного. Но едва Тарантул перешагнул порог комнаты, как она тотчас упорхнула. Умная девочка, ничего не скажешь.

Кашлянув, Тарантул справился с сухотой в горле и принялся докладывать ровным размеренным тоном:

– Обоих нашли в лесу. Метрах в двухстах от дома. Макс ранен, но не очень тяжело, сознание, правда, потерял. Миша застрелен в грудь. Гильз не было. Он их подобрал или, скорее всего, стрелял из «нагана», – предположил начальник охраны.

Варяг поднял голову:

– Почему из «нагана»?

– Тимофей Беспалый служил в СМЕРШе, а эти ребята всегда отдавали предпочтение именно револьверам. По сравнению с другими системами пистолетов они для более точного боя.

Вопреки ожиданию, Варяг выслушал доклад спокойно, на его лице не дрогнул ни единый мускул. Хотя по горящим глазам было заметно, что внутри себя он сдерживает не один десяток торнадо. Тарантул ожидал, что вор вспылит или как-то выразит неудовольствие, но вместо этого смотрящий неожиданно вытащил из кармана коробок спичек, установил его на край стола и щелчком большого пальца принялся его подбрасывать. Наверняка к нехитрой этой забаве Владислав приобщился на зоне и, судя по его мастерству, времени было потрачено им немало.

Тарантул околдованно наблюдал за тем, как вдохновенно играл Варяг, – коробок то вставал на бок, а то и на попа. Полное впечатление, что трагедия, произошедшая с его охраной, никак не тревожила смотрящего. Но нужно было совсем не знать Варяга, чтобы поверить в его кажущуюся безмятежность. В этот момент вор переродился и представлял собой плотный сгусток энергии. Дотронешься до такого, и шибанет не хуже шаровой молнии! Так было всегда: чем сложнее создавалась ситуация, тем деятельнее становился законник. А подбрасывание коробка со спичками – это всего лишь один из способов сосредоточиться. Некая психотерапия.

Наконец Владислав накрыл ладонью коробок и спросил:

– А ты уверен, что это был именно Тимофей Беспалый? Мало ли?

– Уверен. Ты же знаешь, он тебя выслеживает, – спокойно сообщил Тарантул. – А потом, так безукоризненно мог сработать только человек его калибра. А СМЕРШ – это серьезная школа…

– Как же Макс его просмотрел? Он же опытный человек вроде?!

– Если судить по тому, как лежал Макс, по оружию, что было рядом с ним, он догадался, что старик опасен и держал его на прицеле.

– Тогда почему же он не выстрелил?

Тарантул пожал плечами:

– Мне это тоже кажется удивительным. Значит, каким-то образом Беспалый сумел усыпить его бдительность или как-то перехитрил. Когда мы пришли на первый контрольный пункт, то на столе лежала фотография Тимофея Беспалого. Кроме того, они просматривали дискеты с его изображением. Из них видно, что тот появлялся здесь как минимум трижды. Конечно, мне сложно представить, каким образом Беспалый хотел попасть в дом, но видно, у него существовал какой-то серьезный план.

Варяг отшвырнул коробок, который, скользнув по зеркальной поверхности стола, уперся в переплет толстой книги. Вот и плеснуло раздражение. Пока только сверкнула молния, но может прогреметь и гром.

– Какой еще план?! Я практически не выхожу из дома!

Стул внезапно сделался жестковатым, и Константин слегка подвинулся, пытаясь отыскать нужное положение. Неожиданно в кармане начальника службы безопасности заверещал задорной музыкой мобильный телефон. Тарантул ждал этого звонка и вопросительно посмотрел на Варяга. Законный коротко кивнул, разрешая прервать беседу.

– Прошу прощения… Слушаю… Так… Ты все проверил? Это точно? – нахмурился Тарантул. – Ладно, хорошо, возвращайся.

Отключив телефон, он небрежно сунул его в карман пиджака и произнес:

– Тимофей Беспалый оставил следы.

– Что за следы?

– Метрах в восьмистах отсюда растет несколько вековых лип. Очень высокие деревья! На одном из них была оборудована площадка для снайпера. С нее хорошо просматриваются окна твоего кабинета. – Варяг нахмурился. – Извини меня, Владислав Геннадьевич, но я не однажды говорил о том, что следует занавешивать окна, а еще лучше, установить затемненное бронебойное стекло! – в сердцах заключил Тарантул.

– Значит, плохо настаивал… Ты ведь начальник охраны! Должен был как-то убедить, найти какие-то весомые аргументы. – Тарантул хотел что-то произнести, но Варяг продолжал: – Ошибки быть не может? Может, это местечко оборудовал какой-нибудь оригинал? Сейчас каких только чудиков не встретишь! Бомж, например!

Константин отрицательно покачал головой:

– В стволе огромное дупло. Так вот, в дупле была найдена немецкая винтовка. Очень хороший образец. Беспалый направлялся именно туда. И если бы охрана не обратила на него внимание… Извини меня, Владислав, но сейчас мы с тобой не разговаривали бы.

– Спасибо за откровенность… Но как он нашел нас? О том, что я нахожусь здесь, практически никто не знал. Для всех я нахожусь в Варшаве.

– Для меня это тоже остается загадкой, – признался Тарантул. – Может быть, чутье?.. После окончания школы СМЕРШа Тимофей Беспалый некоторое время занимался оперативной работой, и, по моим данным, он был весьма неплохим оперативником.

– Нужно установить, где прячется Беспалый, проследить за ним, возможно, и мочкануть. Мне и без него хватает головной боли!

Тарантул понимающе кивнул.

– Сейчас мы как раз этим и занимаемся. Установили наблюдения за его сослуживцами, с которыми он был дружен. С теми людьми, с которыми он когда-то приятельствовал. Где-то он должен выплыть!

– Много набирается таких?

– Восемь человек, – уверенно доложил Тарантул. – Четверо из них были ему особенно близки. – Это трое его бывших сослуживцев. С четвертым он знаком со школы СМЕРШа, где проходил подготовку. Нам известно, что до недавнего времени Беспалый поддерживал с ним самые тесные отношения.

– Один он не сумел бы провести эту акцию, слишком большой объем работы, – произнес Варяг. – Ведь кто-то наблюдал за домом, кто-то принес винтовку, кто-то подбирал место.

– Может быть, пиковые? – предположил Тарантул.

– Вполне возможно, – сдержанно согласился вор. – В последнее время у меня с ними возникли серьезные напряги. Ты проверь!

Друщиц охотно кивнул:

– Сделаю!

– Беспалого нужно достать еще по одной причине! – жестко сказал Варяг. – За то время, пока он был барином зоны, успел изрядно набить мошну. Мулла мне рассказывал, что через него проходил грев, большая часть которого оседала в его карманах. Все эти деньги нужно вернуть в общак. Проверь, может, у него появилась женщина? С возрастом все мужики становятся немного сентиментальны.

Константин Друщиц понимающе закивал:

– В пансионате, в комнате Беспалого, мы нашли десятка два открыток от одной женщины…

– Что за открытки? – живо поинтересовался Варяг.

Тарантул пожал плечом:

– Самые обыкновенные… Женщина поздравляла его с праздниками, с Новым годом. Все послания очень старые. Им по двадцать-тридцать лет. Беспалый очень бережно их хранил, все открытки аккуратно запакованы и очень хорошо сохранились. Спрятаны они были весьма толково, в небольшом тайничке под подоконником.

– Очевидно, эти открытки ему очень дороги. Поставь к пансионату людей, он обязательно вернется за ними!

– Уже… Я поставил человека, и Беспалый объявился сразу же, как только мы ушли. Пока наш человек пытался с нами связаться, Беспалый ускользнул, – виновато произнес начальник службы безопасности. – Мы разминулись с ним всего лишь на несколько минут, – последняя фраза прозвучала, как оправдание.

– Все не слава богу!.. Где проживает эта женщина?

– Лет двадцать назад проживала в Звенигороде, – вздохнул Тарантул. – Если она жива, то вряд ли переехала. В этом возрасте очень сложно менять жизнь.

– Сделаем вот что. – Варяг ненадолго задумался: – Завтра мне нужно будет разрулить ситуацию вокруг челябинского смотрящего. Мне тут ходоки принесли ксиву, что бродяга рогами шевелит. А это не дело! Вот послезавтра давай поедем в Звенигород. Мне очень хочется взглянуть на этот божий одуванчик. Как ее зовут?

– Нина Петровна Голицына. Что будем делать с домом?

– Снимай охрану. Сюда я больше не вернусь.

* * *

Старушка действительно проживала по адресу, указанному на открытках двадцатилетней давности. И, как позже выяснилось, была некоторой достопримечательностью провинциального городка. Во всяком случае, ее знали все. Едва Тарантул назвал ее имя, как первый же прохожий, понимающе кивнув, охотно отозвался:

– Это княгиня, что ли?

– Да вроде того.

– Во флигельке она при церкви, – показал он. – Только вы бы поторопились, как начнет молиться, ее не дозовешься.

Едва они вошли во двор, как на крыльцо флигелька вышла пожилая женщина с правильными чертами лица. Старуха выглядела неулыбчивой, с угрюмым взглядом. Высокая, худая, в длинном черном платье, она как будто бы носила вековой траур. Голову повязывала темным платком, тщательно пряча под плотную ткань волосы. Но даже ее надменная суровость не могла стереть следы былой красоты. А лет шестьдесят тому назад такая женщина заставляла учащенно биться даже самые аскетические сердца.

– Вам кого? – хмуро поинтересовалась женщина, когда они подошли к крыльцу.

Было заметно, что здесь она своя. Такие старухи есть при каждом храме, именно их стараниями блещет чистотой церковь: и паперть от сора приберут, и иконки протрут мягкой ветошью. А если потребуется, так и богохульника из храма вытолкают взашей, даже батюшкиного слова дожидаться не станут.

Машину Варяг предусмотрительно оставил за оградой и в сопровождении Тарантула вошел во двор. Еще два человека – Петр и Сергей – оставались у ворот, цепкими взглядами прощупывая каждого входящего.

– Нам нужна Нина Петровна Голицына, – сказал Варяг, спокойно разглядывая старуху.

Через ее плечо было перекинуто длинное полотенце с грязными концами. Стянув его с плеча, она аккуратно вытерла влажные руки и достойно ответила:

– Я – Голицына. А в чем, собственно, дело?

С первого взгляда было понятно, что такую женщину с наскока не взять, к ней требовался деликатный подход. Улыбнувшись, Варяг ответил:

– Дело в том, что мы разыскиваем вашего знакомого Тимофея Егоровича Беспалого.

По лицу старухи пробежала смутная тень.

– Как вы меня нашли? – Ее подбородок слегка приподнялся. Княжеская порода чувствовалась даже в повороте головы.

– К нам попали поздравительные открытки, которые вы посылали Тимофею Егоровичу Беспалому. Он их хранил.

– Ах, вот как, не ожидала, – ее голос неожиданно потеплел. – А вы, собственно, кто будете?

Тарантул шагнул вперед:

– Мы из милиции, – он уверенно извлек из кармана удостоверение.

Варяг не удивился. Начальник его охраны был парень с фантазией и наверняка где-нибудь в кармане пиджака прятал еще и удостоверение сотрудника ФСБ.

– Нам бы хотелось поговорить с вами пообстоятельнее… Все-таки Тимофей Егорович человек известный, полковник милиции. От сослуживцев поступило заявление о его исчезновении, вот мы и решили выяснить.

Женщина даже не взглянула на протянутое удостоверение, а Тарантул и не настаивал. Сунув «корочки» обратно в карман, он с ожиданием посмотрел на Голицыну.

– Пройдемте ко мне в дом, там и поговорим, – пригласила женщина, показав на крошечный домик в глубине двора. – Только, знаете, я не была готова к вашему визиту, в комнате у меня не прибрано.

В голосе княгини, впрочем, не было ни малейшего раскаивания. Всего лишь констатация факта.

Дом, в котором проживала княгиня, был далеко не княжескими палатами.

Варяг, конечно, ожидал увидеть в «покоях» Голицыной некоторый беспорядок – потомственная интеллигенция склонна к некоторому саморазрушению. Но то, что он увидел, едва перешагнув порог, заставило его изрядно удивиться. Огромный старинный шкаф лежал на боку, загораживая проход, из него неряшливо торчало цветастое белье; круглый стол был опрокинут, и его массивные резные ножки упирались в стену, матрас с кровати был сброшен на пол, и затоптанные простыни валялись в углу.

– Господи! – всплеснула руками женщина. – Что же здесь такое происходит?! Конечно, у меня бывает беспорядок, но не до такой же степени! Марфа! – неожиданно строго прокричала Голицына. И, когда на ее окрик подскочила крупная полная женщина лет шестидесяти, она строго выговорила ей: – Что здесь происходит?

– Не знаю, матушка, – отвечала женщина, растерянно оглядывая невообразимый беспорядок. – Еще утром здесь все было прибрано. Сама смотрела, и салфетки рядком висели, и иконки были протерты, и…

– Кто здесь был? – строго вопросила ее старуха.

Варяг невольно улыбнулся. Настоящую породу невозможно спрятать даже под черным платьем.

– Вы тогда, матушка, в церкви были, – заговорила взволнованно женщина, – а в это время к вам старичок какой-то пришел. Говорит, очень нужно было свидеться с вами. Ну, он подождал немножко, а потом пошел себе с миром. Сказывал, что в соборе вас, матушка, отыщет.

Тарантул вытащил фотографию и показал ее Марфе:

– Уж не этот ли мужчина?

Женщина осторожно вытянула из рук Друщица снимок и, подняв на него удивленные глаза, произнесла:

– Батюшки, он самый! А вам-то откуда про него известно? – даже страх перед грозной Голицыной не сумел перебороть в ней женского любопытства.

– Марфа, иди к себе! – властно прикрикнула Голицына.

– Ухожу, матушка, ухожу, – засуетилась женщина и, укрыв широким рукавом лицо, расторопно юркнула в раскрытую дверь.

– Это Тимофей? – спросила Голицына с некоторым волнением.

– Да. Тимофей Егорович Беспалый.

Протянув руку, она попросила:

– Разрешите, я взгляну.

– Возьмите, – охотно подал фотографию Тарантул.

Варяг внимательно всматривался в лицо старухи. Морщины у нее были глубокими и темными, а кожа сухая и обветренная, что очень напоминало кору дерева. В этот момент она выглядела очень старой, и вряд ли существовала на белом свете вещь, которая сумела бы удивить ее.

Старуха поднесла снимок поближе к глазам и проговорила с заметным злорадством:

– А Тимоша постарел! Возьмите, – вернула Голицына фотографию.

– Вы можете сказать, что именно он мог искать у вас? – спросил Варяг.

Голицына пожала плечами:

– Теряюсь в догадках. У меня ничего нет, – и, безнадежно махнув рукой, глухо добавила: – Да мне ничего и не надо. Для меня и так каждый прожитый день большой подарок.

– И все-таки посмотрите! – ненавязчиво настаивал Варяг. – Может, все-таки что-то пропало?

Комната Голицыной больше напоминала монашескую келью, чем жилище обычного человека: ничего лишнего! Все для молитвы: иконка в углу, под ней лампада. Согнувшись, она открыла ящик и вытащила небольшой альбом.

– Было бы жаль, если бы пропал альбом. В нем фотографии моего отца, – раскрыла она альбом с заметным почтением. – А вот и сам Тимофей Беспалый. Правда, здесь он значительно моложе. Для меня всегда оставалось загадкой, почему это вдруг они подружились. Мой отец до мозга костей был аристократом, а Тимофей Беспалый – вор! И вот на тебе, сошлись! – Неожиданно ее лицо отмякло, враз помолодело, как будто бы она откусила молодящего яблока. – Хотя в нем было что-то особенное… Не знаю, как это объяснить… Но женщинам такие мужчины нравятся. Хотите взглянуть? – протянула она фотографию.

– С интересом.

Варяг взял пожелтевший по углам снимок. Любительская фотография, снятая обыкновенной репортерской «лейкой». Тимофея Беспалого Владислав узнал без труда. Бывший вор был в гимнастерке, высокий, сухопарый; пилотка надвинута на лоб. В таком прикиде он выглядел едва ли не богом войны или, во всяком случае, одним из его ближайших ангелов. Не тем, что забирает души убиенных на небеса, а другим, тем, что закрывает воинов от пуль своими нетленными крылами. Удивляться, собственно, нечему, бабам всегда нравятся этакие нахальные экземпляры. Для него, надо думать, не составляло большого труда охмурить молоденькую Ниночку Голицыну, милую скромную барышню, какой она была в предвоенное время. И если судить по ее нежданно повлажневшим глазам, то можно смело предположить, что окаянный любовный след не сумел зарубцеваться даже по прошествии шести десятков годков.

Но Варяга заинтересовал человек, стоящий рядом с Беспалым. В форме царского генерала, с дореволюционными наградами, он не выглядел нелепо, больше того, они лишь подчеркивали его абсолютное благородство. Определенно, что это был человеческий экземпляр самой высокой пробы.

– И чем же занимался ваш отец? – спросил Варяг, продолжая изучать фотографию.

– Сейчас об этом уже можно говорить… Он был генералом контрразведки, – ответила Голицына с внутренним достоинством. – Сталин поручил ему заняться боевой и психологической подготовкой офицеров для отрядов СМЕРШ. Все его работы были засекречены.

– Вы были близки с отцом?

– Он баловал меня, – в голосе пожилой женщины послышались нотки нежности. – Я была поздним ребенком. Можете сами представить, что такое для стареющего мужчины маленький ребенок и к тому же еще девочка. Ведь ей можно отдать всю нерастраченную нежность.

– Почему на этой фотографии ваш отец запечатлен вместе с Тимофеем Беспалым?

Губы женщины неприязненно сжались, морщины в уголках рта сделались очень глубокими. Теперь Голицына напоминала персонаж из русской сказки, Бабу-ягу. Вот сейчас поднимет крючковатый нос к небу, вздохнет с шумом и вымолвит, прищурив глаза: «Ох, давно я добрыми молодцами не закусывала!» Но вместо этих ожидаемых слов она произнесла ровным, почти доброжелательным голосом:

– Мой отец почему-то не любил фотографироваться. Не знаю почему. Возможно, считал это плохой приметой… Эта одна из немногих его фотографий. Почему-то он считал Тимофея очень перспективным молодым человеком и даже приблизил его к себе. Хотя он всегда держал людей на расстоянии.

Выдвинув еще один ящик, она растерянно посмотрела на Тарантула, перевела взгляд на Варяга. Она будто бы досадовала на себя – добрый молодец оказался ей не по зубам.

– Что-нибудь не так? – осторожно поинтересовался Варяг.

– Понимаете… Здесь лежали журналы.

– Что за журналы? – насторожился Тарантул.

Женщина пожала плечами и отвечала:

– Обычные инвентарные журналы… Я в нашем приходе вроде старосты. В них я записывала все церковное имущество, что поступает в собор, или то, что успело уже прийти в негодность. Бывает так, что кое-какое добро мы передаем в другие церкви… Вот не так давно отдали две иконы в один монастырь, который сейчас восстанавливают. Одна икона Казанской Божьей Матери, а другая Спас Нерукотворный. – Всплеснув руками, она удивленно воскликнула: – Господи, неужели Тимофею понадобились эти журналы? Но зачем?!

– Может, у вас еще что-нибудь пропало? – спросил Варяг.

– Ума не приложу, что могло еще пропасть, – в сердцах воскликнула старушка, всплеснув руками. От ее прежнего сердитого выражения не осталось и следа. Трапеза из «доброго молодца» откладывалась – худющ уж больно, да и навару никакого. Только посуду понапрасну испачкаешь! А потом и по сердцу уж больно пришелся. – Знаете, он мне совсем недавно письмецо короткое написал. Прощения просил…

– На конверте был обратный адрес? – быстро спросил Тарантул.

– Был, – удивленно кивнула княгиня. – Я ему еще ответить хотела… Да вот не успела.

Тарантул понимающе протянул:

– Понятно… Еще что-нибудь пропало?

– Здесь лежала шкатулка, – показала она на тумбочку. – Куда же она подевалась?

– Уж не эта ли? – поднял Тарантул с пола небольшой каповый ларчик ручной работы.

Ларчик был поломан, тяжелая крышка едва держалась на металлической петельке.

Старуха бережно взяла вещицу и, поставив ее на прежнее место, изрекла:

– В ней я держала крестики для крещения и ключи от подвала. В подвале у нас рухлядь всякая хранится.

– А это что? – показал Варяг на несколько серебряных крестиков, валявшихся в углу комнаты.

– Они самые, а вот ключей не видать!

– А в подвале ничего не пропало?

– Нужно посмотреть, – забеспокоилась старуха. – Ой, господи, господи. Этот храм ведь мой дед построил. Еще до революции. В японскую уцелел, вот поэтому во спасение и отстроил. Вот я при нем и осталась… Если бы не церковь, так не знаю, куда бы и подалась.

Подвал оказался глубоким. В нос шибануло застоявшейся плесенью. С первого взгляда было заметно, что сюда уже давно никто не захаживает. Штукатурка во многих местах вздулась и осыпалась, желтоватые обломки валялись на каменном полу.

– Дальше будет совсем темно, – предупредила старуха. – Сюда мы спускаемся крайне редко. Как-то нет особой надобности. А если приходится, так берем с собой свечу или фонарь. Проводить электричество – средств нет, церковь у нас небогатая.

Следом за Тарантулом и Варягом, осторожно перешагивая битый кирпич, двигался Сергей. В руке он предусмотрительно сжимал небольшой, но мощный фонарь. Несмотря на свои габариты, парень был совершенно незаметен, за ним водилось еще одно важное качество – он всегда появлялся в том месте, где был необходим.

Второй телохранитель оставался наверху, расположившись на лавочке у входа. На его коленях лежал небольшой кейс, превращавшийся в короткоствольный автомат, стоило только нажать кнопку на ручке. Достаточно надавить на гашетку, чтобы подавить любое возмущение.

Проход был извилист и выглядел необычайно длинным. Может, оттого, что был совершенно темным. Некая прихожая в преисподнюю. Наверняка в этой прохладе лукавые отдыхают после жаркого трудового дня.

– Посвети! – распорядился Тарантул, повернувшись к охраннику. – В самые углы давай… Что-то все это мне не нравится.

Луч фонаря резанул тьму, осветив раскрошившуюся штукатурку. Тонко пискнув, мелькнула крыса, показав свою сгорбленную спину. Световое пятно, расплываясь и меняя форму, поплыло вдоль стены в дальний угол.

– Где тут дверь? – спросил Сергей, шагнув вперед.

За спиной, шурша штукатуркой, последовали остальные.

– Дверь чуть дальше впереди, – подсказала Голицына.

Ее голос, еще полчаса назад по-девичьи задиристый, вдруг предательски подсел. Фонарь в руке Сергея слегка дрогнул – волнение передалось и ему.

– Ага, вижу!

Действительно, впереди была дверь, сколоченная из обыкновенных, плохо струганных досок. Узкая и невысокая.

– Дверь открыта, – проговорила старуха все тем же вибрирующим фальцетом. – Господи, у нас ведь там совершенно ничего нет! Просто всякая мелочь, рухлядь… Мы туда сбрасываем все, что не нужно, но что может пригодиться. Рамы от икон, поломанные подсвечники, разные тряпки. Хозяйство большое, все может пригодиться…

Взявшись за ручку, Сергей несильно потянул дверь на себя и лучом фонаря прощупал близлежащее пространство.

Кладовка и впрямь была завалена чуть не доверху. Деревянный забор и металлические ограды занимали половину помещения. У стены в огромную кучу были свалены ватники, на полу лежало несколько темных досок, и, только присмотревшись, в них можно было признать иконы. Безымянный иконописец не сумел дотянуть до канона, и оттого их участь – забвение.

Лучом фонаря Сергей обшарил пустое пространство перед собой. На несколько секунд световое пятно, расплывшееся по краям, остановилось на асимметричном лике святого, а потом резко метнулось в противоположный угол.

– А это что такое?

– Бог ты мой! – негромко, но уж как-то очень сочно изумился Тарантул.

Свет вырвал торчащие из-под металлических прутьев кирзовые стоптанные сапоги.

– Да это же наш сторож! – испуганно произнесла Нина Петровна.

– Дай сюда фонарь, – сказал Варяг, протянув руку. Сергей послушно исполнил приказ. Присев на корточки, Варяг посветил фонарем. – Отодвинь прутья, мешают!

Тарантул потянул на себя ограду. Металл недовольно заскрежетал. Показалось застывшее лицо. Неподвижные глаза смотрели в никуда. Рот слегка приоткрыт, как будто бы убитый хотел изрыгнуть подкативший страх, да вот силенок для крика не сыскалось. А может, сторож хотел что-то поведать перед смертью, да не успел, и слова застряли у него в горле непроглатываемым комом. Теперь уже не дознаешься. На виске была видна темная корочка – запекшаяся кровь.

Варяг выпрямился, посмотрел на Тарантула и сказал:

– Оказывается, не только у нас неприятности. Что ты на это скажешь?

– Заманил его в подвал и убил. А чтобы не сразу нашли, завалил этим хламом.

– Вот только бы знать зачем? Ладно, выходим отсюда.

Обратная дорога короче. Оно и понятно – впереди свет.

Старуха выглядела на удивление спокойно, даже бодро. Может, возрастное. За свою долгую жизнь она повидала немало жмуриков… Она лишь с тоской произнесла:

– Страх-то какой! Это наш сторож… Юрий Германович Велесов. Господи, помилуй!

Сказано это было неубедительно. В словах старухи чего-то не хватало. Может, души, а возможно, еще чего-нибудь? Сразу не разберешь. Получилось как-то по-казенному. Умер себе старик, и ладно, пожил свое! Хотя чего, собственно, констатировать? Имеется темный подвал, а в нем жмурик с простреленной головой.

– Сколько времени он у вас проработал? – по-деловому поинтересовался Варяг, посмотрев на старуху.

Тарантул не сумел сдержать лукавой улыбки, как ни старался. Вопрос Варяга прозвучал очень естественно. В этот момент Владислав не играл в следака, он являлся таковым. И попробуй не ответить на поставленный вопрос. Чревато! Затолкают в машину и увезут, куда им заблагорассудится.

– Пятый год пошел, – растерянно сказала женщина. – Упрекнуть его ни в чем не могу…

– А до этого где он работал? – перебил ее Варяг.

Тарантул занервничал. К ним уже начинали проявлять интерес – трое прихожан, застыв недалече, откровенно пялились на Варяга. А молоденький священник, со светлым пушком на пухлых красных щеках, бросал в их сторону подозрительные взгляды, не решаясь переступить порог собора.

– У одного известного ювелира в Москве. Как же его фамилия-то, бог ты мой… А, вспомнила – Зальц!

– Где находится его магазин?

Женщина с интересом посмотрела на Варяга, после чего удивленно спросила:

– Но какое отношение это может иметь к Тимофею Беспалому?

Варяг оставался серьезен:

– В нашей работе может пригодиться любая мелочь.

Старуха недоуменно передернула худыми плечиками:

– Его лавка находится около Каланчевки.

Слово «лавка» невольно резануло слух, так изъяснялись в прежние времена.

Подошли еще четверо прихожан. Они о чем-то негромко, но возбужденно переговаривались. По коротко брошенным взглядам было заметно, что им не очень-то нравится суета вокруг церковного старосты. Кроме священника на паперти виднелся теперь и дьякон, вертлявый, как волчок, и неприятный, как упырь.

Лицо Тарантула выглядело необыкновенно сосредоточенным. Сделав два неторопливых вальяжных шага, он очень серьезно произнес:

– Спасибо. Вы очень помогли следствию.

Варяг удивленно посмотрел на Константина, но промолчал. Следовало довериться интуиции начальника охраны. Наверняка он знает, как следует поступать в подобных обстоятельствах.

Глава 3 В ШКОЛЕ СМЕРШа

Тимофей Беспалый стоял во второй шеренге и поверх сомкнутых плеч слушателей с интересом, так же как и все остальные, разглядывал высокого старика в царском мундире и при орденах, степенно вышагивающего вдоль строя. Своим поведением тот напоминал цаплю, высматривающую на илистом вязком дне аппетитную жабу. Даже голову он наклонял как-то уж очень характерно, будто бы примеривался для удара.

Самое удивительное было в том, что вместе с царскими орденами на груди старика виднелось несколько наград Белой армии, и он безо всякого смущения стойко выдерживал пристальные комиссарские взгляды. Генерал бравировал своими знаками отличия, что только добавляло интереса к его персоне. Сразу было заметно, что ему льстят откровенно заинтересованные взгляды. Его острый подбородок, возможно помимо воли, горделиво задирался вверх. Что невероятно шло к его облику.

Весьма странно, что его не расстреляли большевики, такие колоритные экземпляры в топке Гражданской войны сгорали в первую очередь. Видно, его ценят и даже, возможно, считают незаменимым, если привлекли обучать курсантов царским методам контрразведки.

Остановившись, генерал резко развернулся, несмотря на годы, в нем чувствовался кадровый строевой офицер. Даже спину он держал необыкновенно прямо – весьма большая редкость в преклонном возрасте.

– Вот что я вам скажу, бойцы, на эти полгода я для вас царь и бог! – веско объявил генерал, победно посмотрев на застывшие шеренги. – Прошу зарубить эту истину у себя на носу! Как меня называть… – Старик выдержал значительную паузу. – Я привык к обращению ваше высокоблагородие и господин генерал-лейтенант. Но с поправкой на большевистский режим не буду обижаться, если вы станете называть меня… товарищ генерал-лейтенант! Мне известно, что все вы офицеры Красной армии. Так вот, хочу вас сразу предупредить, – заложив руки за спину, он продолжал, четко выговаривая каждое слово: – Меня на этот период ваши звания совсем не интересуют. Обращаться я к вам буду, как к бойцам. Возражения есть? – Голицын смерил суровым взглядом притихший строй. – Я так и думал… У нашей с вами родины много врагов, такое время… И это не только германский фашист! А потому я научу вас распознавать противника и уничтожать его. Я буду вас учить по методикам царских школ. Большевиками все это было уничтожено… Слава богу, что они наконец учатся рассуждать здраво и решили вспомнить опыт Российской империи. А он уникален! Сорок лет назад царская контрразведка была одной из лучших в мире. Именно на ее основе работала контрразведка Белой армии… Никто не посмеет сказать, что она действовала плохо. Я научу вас всему, что умею сам. И первое – это хорошо стрелять! – Поманив кого-то пальцем, генерал произнес: – Помоги мне, голубчик.

Сжимая в руках четыре пустые бутылки, вперед вышел ординарец. Аккуратно поставив бутылки на землю, он выжидающе посмотрел на генерала.

– Начинай, – кивнул Голицын.

Взяв по бутылке в каждую руку, ординарец подкинул их высоко вверх. Генерал Голицын мгновенно выхватил из плетеной кобуры «наган». Щелкнули два сухих выстрела, и бутылки осыпали мелкими колючими искрами макушки выстроившихся бойцов. В воздух взмыли еще две бутылки, – на сей раз в противоположные стороны. Генералу понадобились доли секунды, чтобы осознать ситуацию. Оставаясь совершенно неподвижным, он лишь дважды повернул кисть, и пули заставили разлететься бутылочное стекло, отшвырнув далеко за плац вытянутое горлышко и тяжелое непрозрачное донце.

На лицах бойцов застыл немой восторг.

Победно сунув «наган» в кобуру, генерал торжественно изрек:

– Обещаю вам, что через полгода учебы вы будете стрелять не хуже меня. Это говорит вам князь Голицын! А теперь, сынки, разойтись!

* * *

За два месяца, что Беспалый успел провести на курсах, он не помнил случая, чтобы генеральские сапоги были невычищены. На голенищах из тонкой лайковой кожи ни одного пятнышка. А на носках, отполированных до блеска, неизменно гулял солнечный лучик. В руке генерала всегда была тонкая палочка, и он методично постукивал ею по выпуклым голенищам, что должно было означать высшую степень раздражения.

– Если вы так будете держать пистолеты, то уверяю вас, уважаемые господа комиссары, вы отстрелите себе яйца! – заключил генерал безо всякой улыбки.

Никто из бойцов даже не шелохнулся. Строй застыл в ожидании. Уже на второй день пребывания в школе они осознали, что шутить дозволено только одному человеку, царскому генералу, и любая нездоровая инициатива подавлялась в корне, как самый дерзкий бунт. А потому, вытянувшись во фрунт, следовало с самым серьезным видом внимать незатейливому армейскому юмору состарившегося генерала.

А зубоскалить, надо признать, царский генерал умел, и от его слов попахивало самой настоящей гусарщиной, замешанной на конском навозе. Голицын был из того племени вояк, что на балу лучше всех умеют танцевать мазурку, а на отдыхе неисправимые ловеласы. Причем материться он умел так, что окопные солдаты в сравнении с ним выглядели неискушенными мальчишками. Голицын не однажды подчеркивал, что в прежние времена бранное слово приравнивалось к штыку, а потому Екатерина Великая щедро награждала фельдмаршалов за матерные изыски.

Слегка приподняв подбородок, он посмотрел поверх голов курсантов и уверенно заключил:

– А мужик без яиц, что баба без манды! – Опять никто не смеется, лишь на лицах отдельных бойцов промелькнули едва заметные улыбки. – С оружием нужно обращаться, как с крошечной птицей. Если птаху держать сильно, то непременно задушите ее, но если сжимать слабо, то она обязательно вырвется! А потому пистолет вы должны ощущать как собственные пальцы. Ясно? – коротко спросил генерал-лейтенант.

Вопрос был обращен ко всем, а потому на него полагалось отвечать дружно.

– Ясно, – невесело пронеслось по строю и неубедительно затихло где-то во второй шеренге.

Тоненький прут рассерженно хлестнул по голенищу.

– Ответа не слышу!

– Так точно, господин генерал-лейтенант! – на этот раз прозвучало с задором.

Голицын весело улыбнулся. Ответ пришелся ему по душе.

Несмотря на царскую форму и обилие орденов, которые давно уже не имели прежней силы, Голицын не выглядел бутафорским генералом. При надобности он мог от души приложить нерадивого бойца и потребовать, чтобы тот на подобное пожалование задорно отвечал:

– Рад стараться, господин генерал-лейтенант!

Резко развернувшись, Голицын подошел к мишени, недовольно похмыкал на пробоины и объявил:

– Дерьмо, господа, а не стрельба! Стрелять из пистолета – эта целая наука! Это вам, братцы, не подолы бабам задирать! Здесь с умом нужно подходить. Пистолет – он особого обхождения требует. Почему раньше дуэлянты хорошо стреляли? И попадали с пятидесяти шагов в мелкую монетку? Ну-ка, ты скажи, комиссар! – хитровато прищурившись, он ткнул прутом в грудь невысокому мужичку с крепкой короткой шеей.

– Не могу знать! – бодро отчеканил боец.

– Потому что жить хотели! – просветил генерал-лейтенант. – В стволе у дуэлянтов пушкинской поры был только один заряд! И промахиваться никто из дворян не имел права, потому что следующая пуля летела разине уже в лоб!.. Это сейчас палят очередями, да все в белый свет. Пистолет дворяне учились держать раньше, чем ложку, и тренировались в стрелковом деле с утра до поздней ночи! А если желания особого не было, так папенька им помогал… розгами! Прилежание воспитывал. Что делали дворяне во время прогулок?

Петр Михайлович неожиданно остановился напротив Беспалого и посмотрел ему в глаза.

Отвечать полагалось незамедлительно, и Тимофей, набрав в легкие поболее воздуха, громко отрапортовал, будто бы на строевом плацу:

– Гуляли с барышнями под белую ручку, господин генерал-лейтенант!

– Ду-урак! – беззлобно вынес суровый вердикт Голицын. Приподняв руку с прутом, он поведал: – Они носили с собой тяжеленную железную трость, чтобы постоянно тренировать руку. Ясно?

– Так точно! – живо отозвался Беспалый.

Заложив руки за спину, Голицын вновь направился вдоль строя.

– Стрельба из пистолета для дворян была делом жизни и смерти, – со значением произнес Голицын. – Дворянин обязан был быть готовым к любым неожиданностям. Он шел на бал и никогда не знал, чем для него закончится предстоящий вечер. Веселенькой ночкой где-нибудь в дальних покоях с какой-нибудь барышней на выданье или оскорблением, которое невозможно простить. А это дуэль!

– А отказаться он не мог? – прозвучал громкий вопрос из середины шеренги.

Голицын развернулся на каблуках, после чего отступил на три шага и, сведя седые косматые брови к переносице, сурово вопрошал:

– Кто сказал отказаться?.. Шаг вперед!

Секунду над строем царило неловкое замешательство, после чего первая шеренга слегка колыхнулась и выпустила из своих рядов крепенького мужичка с круглым лицом. В недавнем прошлом тот был слушателем военной академии. Кто знает, не устрой он пьяный дебош в квартире своей любовницы, муж которой, к несчастью, работал в Комиссариате иностранных дел, возможно, закончил бы заведение с отличием. Командовал бы уже на фронте дивизией, а то и корпусом. Как известно, война – время для стремительных карьер. А сейчас вместо полагаемого почета ему приходилось выслушивать маразматика-генерала.

Вопреки ожиданию, лицо Голицына неожиданно подобрело, и он, слегка выпячивая нижнюю губу, произнес:

– Хм… Смел, однако. Не ожидал! – и наставительным тоном продолжил: – Если бы дворянин отказался от дуэли, то из каждого порядочного дома его изгоняли бы палками! – Подумав, серьезно добавил: – И еще собак бы вслед спускали. Понятно?

– Так точно, господин генерал-лейтенант.

– Как фамилия храбреца?

– Дюжев… Андрей Миронович.

– Имя и отчество для кого другого побереги, – буркнул генерал. – Что делали дворяне, прежде чем дать своему отпрыску пистолет?

– Учили обращаться с оружием! – бойко отозвался Дюжев.

– Болван! – коротко и беззлобно заключил Голицын.

У генерала это ругательство было одним из самых безобидных, в чем слушатели успели убедиться еще в первую неделю учебы.

– Так точно! – не растерялся Дюжев.

– Хм… Хвалю. – Помотав в воздухе прутом, генерал-лейтенант просветил: – Отпрыска сначала пороли от души как сидорову козу! – Голицын неприязненно поморщился, будто бы припоминал собственные болезненные ощущения. – Чтобы он сдуру не прострелил себе лоб. Покажи, как ты будешь стрелять! – потребовал Голицын.

Вынув из кобуры «наган», Дюжев выставил вперед руку с оружием, прикрыв один глаз. Неожиданно Голицын подтолкнул бойца в плечо, и тот, под дружный хохот слушателей, растянулся на плацу. Выпавший «наган» отлетел далеко в сторону. Генерал молодцевато нагнулся и поднял пистолет.

– Так вот, дворян еще пороли за то, чтобы они крепко держались на ногах и не закрывали глаза. Боец должен видеть не только то, что располагается прямо перед ним, но и то, что находится в стороне. Это называется боковое зрение! Первое, что он должен уметь, так это хранить равновесие. Поставят ему на плечо стакан с водой, и вот он ходит с ним целый день. А прольет, так сразу получает розог по первое число! – Сжатый в кулаке прут угрожающе колыхнулся. – Когда научится танцевать со стаканом на плече, стакан ставят на голову и снова заставляют ходить. Прольет – опять розги! Дальше полагается держать стакан на вытянутой руке. И попробуй пролей хотя бы каплю! Только после этого ему давали пистолет. Понятно, братцы?

– Так точно, господин генерал-лейтенант!

– В общем, так, возьмешь стакан с водой, поставишь его себе на голову и будешь ходить с ним так целый день, – спокойно приказал Петр Михайлович. – А если увижу, что облился… обещаю выпороть тебя розгами. Уразумел?

В строю раздались едва сдерживаемые смешки. Вряд ли кто хотел бы поменяться местом с бывшим слушателем академии. На его круглом лице застыла смущенная улыбка. Обливаясь потом, он произнес:

– Так точно!

– А «наган» свой, – сунул генерал пистолет в карман, – получишь после того, как научишься держаться на ногах.

– Нас так учили стрелять в Красной армии, – недовольно проговорил Дюжев.

Генерал-лейтенант нахмурился:

– Здесь вам не Красная армия и демагогию разводить не позволю, прошу это запомнить! Я обещал сделать из вас настоящих контрразведчиков, и я это сделаю! Чего бы мне это ни стоило. Встать в строй!

* * *