Erhalten Sie Zugang zu diesem und mehr als 300000 Büchern ab EUR 5,99 monatlich.
- Herausgeber: Азбука
- Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
- Sprache: Russisch
«Гений дает имя эпохе...» — заметила М. И. Цветаева. Можно сказать, что весь XIX век прошел под знаком А. С. Пушкина. Но и сегодня, в XXI веке, уже тысячекратно повторенные школьными учебниками и хрестоматиями гениальные пушкинские строки не обесценились: как все причастное к вечности, они дарят радость, вселяют надежду и утешение. В настоящем издании собраны самые известные произведения А. С. Пушкина, вошедшие в сокровищницу мировой литературы и отражающие разные грани его творческого дарования. Публикуются стихотворения разных лет (от первых лицейских опытов до поздней философской лирики), роман «Евгений Онегин», пьеса «Борис Годунов», поэма «Медный всадник», а также прозаические произведения — «Пиковая дама» и «Капитанская дочка». В книгу включены иллюстрации русских художников XIX — начала ХХ века, мастеров книжной графики — В. Е. Маковского, В. М. Васнецова, В. В. Спасского и др., циклы иллюстраций П. П. Соколова к «Капитанской дочке» и В. В. Гельмерсена к «Евгению Онегину».
Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:
Seitenzahl: 636
Veröffentlichungsjahr: 2025
Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:
Ähnliche
Серийное оформление и оформление обложки Вадима Пожидаева
Пушкин А.
Собрание сочинений. Иллюстрированное издание / Александр Пушкин. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2025. : ил. — (Русская литература. Большие книги).
ISBN 978-5-389-29638-1
16+
«Гений дает имя эпохе...» — заметила М. И. Цветаева. Можно сказать, что весь XIX век прошел под знаком А. С. Пушкина. Но и сегодня, в XXI веке, уже тысячекратно повторенные школьными учебниками и хрестоматиями гениальные пушкинские строки не обесценились: как все причастное к вечности, они дарят радость, вселяют надежду и утешение.
В настоящем издании собраны самые известные произведения А. С. Пушкина, вошедшие в сокровищницу мировой литературы и отражающие разные грани его творческого дарования. Публикуются стихотворения разных лет (от первых лицейских опытов до поздней философской лирики), роман «Евгений Онегин», пьеса «Борис Годунов», поэма «Медный всадник», а также прозаические произведения — «Пиковая дама» и «Капитанская дочка».
В книгу включены иллюстрации русских художников XIX — начала ХХ века, мастеров книжной графики — В. Е. Маковского, В. М. Васнецова, В. В. Спасского и др., циклы иллюстраций П. П. Соколова к «Капитанской дочке» и В. В. Гельмерсена к «Евгению Онегину».
© Оформление.ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025Издательство Азбука®
1814
К другу стихотворцу
Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;За лаврами спешишь опасною стезейИ с строгой критикой вступаешь смело в бой! Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,Забудь ручьи, леса, унылые могилы,В холодных песенках любовью не пылай;Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!Довольно без тебя поэтов есть и будет;Их напечатают — и целый свет забудет.Быть может, и теперь, от шума удалясьИ с глупой музою навек соединясь,Под сенью мирною Минервиной эгиды [1]Сокрыт другой отец второй «Тилемахиды» [2].Страшися участи бессмысленных певцов,Нас убивающих громадою стихов!Потомков поздних дань поэтам справедлива;На Пинде лавры есть, но есть там и крапива.Страшись бесславия! — Что, если Аполлон,Услышав, что и ты полез на Геликон,С презреньем покачав кудрявой головою,Твой гений наградит — спасительной лозою? Но что? ты хмуришься и отвечать готов;«Пожалуй, — скажешь мне, — не трать излишних слов;Когда на что решусь, уж я не отступаю,И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.Пусть судит обо мне как хочет целый свет,Сердись, кричи, бранись, — а я таки поэт». Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеетИ, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.Хорошие стихи не так легко писать,Как Витгенштеину французов побеждать.Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов,Певцы бессмертные, и честь и слава россов,Питают здравый ум и вместе учат нас,Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь!Творенья громкие Рифматова, ГрафоваС тяжелым Бибрусом [3] гниют у Глазунова;Никто не вспомнит их, не станет вздор читать,И Фебова на них проклятия печать. Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо,Поэтом можешь ты назваться справедливо:Все с удовольствием тогда тебя прочтут.Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текутЗа то, что ты поэт, несметные богатства,Что ты уже берешь на откуп государства,В железных сундуках червонцы хоронишьИ, лежа на боку, покойно ешь и спишь?Не так, любезный друг, писатели богаты;Судьбой им не даны ни мраморны палаты,Ни чистым золотом набиты сундуки:Лачужка под землей, высоки чердаки —Вот пышны их дворцы, великолепны залы.Поэтов — хвалят все, питают — лишь журналы;Катится мимо их Фортуны колесо;Родился наг и наг ступает в гроб Руссо [4];Камоэнс с нищими постелю разделяет;Костров на чердаке безвестно умирает,Руками чуждыми могиле предан он:Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон. Ты, кажется, теперь задумался немного.«Да что же, — говоришь, — судя о всех так строго.Перебирая всё, как новый Ювенал,Ты о поэзии со мною толковал;А сам, поссорившись с парнасскими сестрами,Мне проповедовать пришел сюда стихами?Что сделалось с тобой? В уме ли ты иль нет?»Арист, без дальних слов, вот мой тебе ответ: В деревне, помнится, с мирянами простыми,Священник пожилой и с кудрями седыми,В миру с соседями, в чести, довольстве жилИ первым мудрецом у всех издавна слыл.Однажды, осушив бутылки и стаканы,Со свадьбы, под вечер, он шел немного пьяный;Попалися ему навстречу мужики.«Послушай, батюшка, — сказали простяки, —Настави грешных нас — ты пить ведь запрещаешь,Быть трезвым всякому всегда повелеваешь,И верим мы тебе; да что ж сегодня сам...»«Послушайте, — сказал священник мужикам, —Как в церкви вас учу, так вы и поступайте,Живите хорошо, а мне — не подражайте». И мне то самое пришлося отвечать;Я не хочу себя нимало оправдать:Счастлив, кто, ко стихам не чувствуя охоты,Проводит тихий век без горя, без заботы,Своими одами журналы не тягчитИ над экспромтами недели не сидит!Не любит он гулять по высотам Парнаса,Не ищет чистых муз, ни пылкого Пегаса;Его с пером в руке Рамаков [5] не страшит;Спокоен, весел он. Арист, он — не пиит. Но полно рассуждать — боюсь тебе наскучитьИ сатирическим пером тебя замучить.Теперь, любезный друг, я дал тебе совет,Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?..Подумай обо всем и выбери любое:Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое.
Красавице, которая нюхала табак
Возможно ль? вместо роз, Амуром насажденных, Тюльпанов, гордо наклоненных,Душистых ландышей, ясминов и лилей, Которых ты всегда любила И прежде всякий день носила На мраморной груди твоей, — Возможно ль, милая Климена,Какая странная во вкусе перемена!..Ты любишь обонять не утренний цветок, А вредную траву зелену, Искусством превращенну В пушистый порошок!Пускай уже седой профессор Геттингена,На старой кафедре согнувшися дугой,Вперив в латинщину глубокий разум свой, Раскашлявшись, табак толченыйПихает в длинный нос иссохшею рукой; Пускай младой драгун усатый Поутру, сидя у окна, С остатком утреннего сна,Из трубки пенковой дым гонит сероватый;Пускай красавица шестидесяти лет,У граций в отпуску и у любви в отставке,Которой держится вся прелесть на подставке,Которой без морщин на теле места нет, Злословит, молится, зеваетИ с верным табаком печали забывает, —А ты, прелестная!.. но если уж табакТак нравится тебе — о пыл воображенья! — Ах! если, превращенный в прах, И в табакерке, в заточенье,Я в персты нежные твои попасться мог, Тогда б в сердечном восхищеньеРассыпался на грудь под шелковый платокИ даже... может быть... Но что! мечта пустая. Не будет этого никак. Судьба завистливая, злая! Ах, отчего я не табак!..
Пирующие студенты
Друзья! досужный час настал; Все тихо, все в покое;Скорее скатерть и бокал! Сюда, вино златое!Шипи, шампанское, в стекле. Друзья, почто же с КантомСенека, Тацит на столе, Фольянт над фолиантом?Под стол холодных мудрецов, Мы полем овладеем;Под стол ученых дураков! Без них мы пить умеем.Ужели трезвого найдем За скатертью студента?На всякий случай изберем Скорее президента.В награду пьяным — он нальет И пунш и грог душистый,А вам, спартанцы, поднесет Воды в стакане чистой!Апостол неги и прохлад, Мой добрый Галич [6], vale! [7]Ты Эпикуров младший брат, Душа твоя в бокале.Главу венками убери, Будь нашим президентом,И станут самые цари Завидовать студентам!Дай руку, Дельвиг! что ты спишь? Проснись, ленивец сонный!Ты не под кафедрой сидишь, Латынью усыпленный.Взгляни: здесь круг твоих друзей; Бутыль вином налита,За здравье нашей музы пей, Парнасский волокита.Остряк любезный, по рукам! Полней бокал досуга!И вылей сотню эпиграмм На недруга и друга.А ты, красавец молодой, Сиятельный повеса! [8]Ты будешь Вакха жрец лихой, На прочее — завеса!Хотя студент, хотя я пьян, Но скромность почитаю;Придвинь же пенистый стакан, На брань благословляю.Товарищ милый, друг прямой [9], Тряхнем рукою руку,Оставим в чаше круговой Педантам сродну скуку:Не в первый раз мы вместе пьем, Нередко и бранимся,Но чашу дружества нальем — И тотчас помиримся.А ты, который с детских лет Одним весельем дышишь,Забавный, право, ты поэт, Хоть плохо басни пишешь;С тобой тасуюсь без чинов, Люблю тебя душою,Наполни кружку до краев, — Рассудок! бог с тобою!А ты, повеса из повес [10], На шалости рожденный,Удалый хват, головорез, Приятель задушевный,Бутылки, рюмки разобьем За здравие Платова,В казачью шапку пунш нальем — И пить давайте снова!..Приближься, милый наш певец [11]. Любимый Аполлоном!Воспой властителя сердец Гитары тихим звоном.Как сладостно в стесненну грудь Томленье звуков льется!..Но мне ли страстью воздохнуть? Нет! пьяный лишь смеется!Не лучше ль, Роде записной [12], В честь Вакховой станицыТеперь скрыпеть тебе струной Расстроенной скрыпицы?Запойте хором, господа, Нет нужды, что нескладно;Охрипли? — это не беда: Для пьяных всё ведь ладно!Но что?.. я вижу всё вдвоем; Двоится штоф с араком;Вся комната пошла кругом; Покрылись очи мраком...Где вы, товарищи? где я? Скажите, Вакха ради...Вы дремлете, мои друзья, Склонившись на тетради...Писатель за свои грехи! Ты с виду всех трезвее;Вильгельм [13], прочти свои стихи, Чтоб мне заснуть скорее.
Воспоминания в Царском Селе
Навис покров угрюмой нощи На своде дремлющих небес;В безмолвной тишине почили дол и рощи, В седом тумане дальний лес;Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,И тихая луна, как лебедь величавый, Плывет в сребристых облаках. С холмов кремнистых водопады Стекают бисерной рекой,Там в тихом озере плескаются наяды Его ленивою волной;А там в безмолвии огромные чертоги,На своды опершись, несутся к облакам.Не здесь ли мирны дни вели земные боги? Не се ль Минервы росской [14] храм? Не се ль Элизиум полнощный, Прекрасный Царскосельский сад,Где, льва [15] сразив, почил орел России мощный На лоне мира и отрад?Промчались навсегда те времена златые,Когда под скипетром великия женыВенчалась славою счастливая Россия, Цветя под кровом тишины!Здесь каждый шаг в душе рождает Воспоминанья прежних лет;Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает: «Исчезло все, великой нет!»И, в думу углублен, над злачными брегамиСидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.Протекшие лета мелькают пред очами, И в тихом восхищенье дух. Он видит: окружен волнами, Над твердой, мшистою скалойВознесся памятник. Ширяяся крылами, Над ним сидит орел младой.И цепи тяжкие и стрелы громовыеВкруг грозного столпа трикратно обвились;Кругом подножия, шумя, валы седые В блестящей пене улеглись.
В тени густой угрюмых сосен Воздвигся памятник простой.О, сколь он для тебя, кагульский брег, поносен! И славен родине драгой!Бессмертны вы вовек, о росски исполины,В боях воспитанны средь бранных непогод!О вас, сподвижники, друзья Екатерины, Пройдет молва из рода в род. О, громкий век военных споров, Свидетель славы россиян!Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов, Потомки грозные славян,Перуном Зевсовым победу похищали;Их смелым подвигам страшась, дивился мир;Державин и Петров героям песнь бряцали Струнами громозвучных лир. И ты промчался, незабвенный! И вскоре новый век узрелИ брани новые, и ужасы военны; Страдать — есть смертного удел.Блеснул кровавый меч в неукротимой дланиКоварством, дерзостью венчанного царя;Восстал вселенной бич — и вскоре новой брани Зарделась грозная заря. И быстрым понеслись потоком Враги на русские поля.Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком, Дымится кровию земля;И селы мирные, и грады в мгле пылают,И небо заревом оделося вокруг,Леса дремучие бегущих укрывают, И праздный в поле ржавит плуг. Идут — их силе нет препоны, Все рушат, все свергают в прах,И тени бледные погибших чад Беллоны, В воздушных съединясь полках,В могилу мрачную нисходят непрестанноИль бродят по лесам в безмолвии ночи...Но клики раздались!.. идут в дали туманной! — Звучат кольчуги и мечи!.. Страшись, о рать иноплеменных! России двинулись сыны;Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных, Сердца их мщеньем зажжены.Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!Ты в каждом ратнике узришь богатыря,Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья За Русь, за святость алтаря. Ретивы кони бранью пышут, Усеян ратниками дол,За строем строй течет, все местью, славой дышат, Восторг во грудь их перешел.Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,И се — пылает брань; на холмах гром гремит,В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут, И брызжет кровь на щит.
Сразились. — Русский победитель! И вспять бежит надменный галл;Но сильного в боях небесный вседержитель Лучом последним увенчал,Не здесь его сразил воитель поседелый [16];О бородинские кровавые поля!Не вы неистовству и гордости пределы! Увы! на башнях галл Кремля!.. Края Москвы, края родные, Где на заре цветущих летЧасы беспечности я тратил золотые, Не зная горести и бед,И вы их видели, врагов моей отчизны!И вас багрила кровь и пламень пожирал!И в жертву не принес я мщенья вам и жизни; Вотще лишь гневом дух пылал!.. Где ты, краса Москвы стоглавой, Родимой прелесть стороны?Где прежде взору град являлся величавый, Развалины теперь одни;Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!Исчезли здания вельможей и царей,Все пламень истребил. Венцы затмились башен, Чертоги пали богачей. И там, где роскошь обитала В сенистых рощах и садах,Где мирт благоухал и липа трепетала, Там ныне угли, пепел, прах.В часы безмолвные прекрасной, летней нощиВеселье шумное туда не полетит,Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи: Все мертво, все молчит. Утешься, мать градов России, Воззри на гибель пришлеца.Отяготела днесь на их надменны выи Десница мстящая Творца.Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,Их кровь не престает в снегах реками течь;Бегут — и в тьме ночной их глад и смерть сретают. А с тыла гонит русский меч. О вы, которых трепетали Европы сильны племена,О галлы хищные! и вы в могилы пали. О страх! о грозны времена!Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,Презревший правды глас, и веру, и закон,В гордыне возмечтав мечом низвергнуть троны? Исчез, как утром страшный сон! В Париже росс! — где факел мщенья? Поникни, Галлия, главой.Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья Грядет с оливою златой.Еще военный гром грохочет в отдаленье,Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,А он — несет врагу не гибель, но спасенье И благотворный мир земле. О скальд России вдохновенный [17], Воспевший ратных грозный строй,В кругу товарищей, с душой воспламененной, Греми на арфе золотой!Да снова стройный глас героям в честь прольется,И струны гордые посыплют огнь в сердца,И ратник молодой вскипит и содрогнется При звуках бранного певца.
Mon portrait
Vous me demandez mon portrait, Mais peint d’après nature;Mon cher, il sera bientôt fait, Quoique en miniature.Je suis un jeune polisson, Encore dans les classes;Point sot, je le dis sans façon Et sans fades grimaces.Onc il ne fut de babillard, Ni docteur en Sorbonne —Plus ennuyeux et plus braillard, Que moi-même en personne.Ma taille à celles des plus longs Ne peut être égalée;J’ai le teint frais, les cheveux blonds Et la tête bouclée.J’aime et le monde et son fracas, Je hais la solitude;J’abhorre et noises, et débats, Et tant soit peu l’étude.Spectacles, bals me plaisent fort, Et d’après ma pensée,Je dirais ce que j’aime encor... Si n’étais au Lycée.Après celà, mon cher ami, L’on peut me reconnaître:Oui! tel que le bon Dieu me fit, Je veux toujours paraître.Vrai démon pour l’espièglerie, Vrai singe par sa mine,Beaucoup et trop d’étourderie. Ma foi, voilà Pouchkine.
〈Перевод〉
Мой портрет
Вы просите у меня мой портрет,Но списанный с натуры;Дорогой мой, он сейчас же будет готов,Но только в миниатюре.Я молодой повеса,Еще на школьной скамье;Не глуп, говорю без стесненияИ без жеманного кривлянья.Никогда не было болтуна,Ни доктора Сорбонны —Надоедливее и крикливее,Чем я, собственной своей персоной.По росту я с самыми долговязымиВряд ли могу равняться;У меня свежий цвет лица, русые волосыИ кудрявая голова.Я люблю толпу и ее шум,Одиночество ненавижу;Мне претят ссоры и споры,А отчасти и учение.Спектакли, балы мне очень нравятся,И, коли уж признаваться,Я сказал бы, что еще люблю...Если бы не был в Лицее.По всему этому, мой милый друг,Меня можно узнать.Да, таким, как бог меня сотворил,Я хочу всегда казаться.Сущий бес в проказах,Сущая обезьяна лицом,Много, слишком много ветрености —Вот каков Пушкин (фр.).
1815
Воспоминание
(К Пущину)
Помнишь ли, мой брат по чаше,Как в оградной тишинеМы топили горе нашеВ чистом, пенистом вине?Как, укрывшись молчаливоВ нашем темном уголке,С Вакхом нежились лениво,Школьной стражи вдалеке?Помнишь ли друзей шептаньеВкруг бокалов пуншевых,Рюмок грозное молчанье,Пламя трубок грошевых?Закипев, о, сколь прекрасноТоки дымные текли!..Вдруг педанта глас ужасныйНам послышался вдали...И бутылки вмиг разбиты,И бокалы все в окно —Всюду по полу разлитыПунш и светлое вино.Убегаем торопливо —Вмиг исчез минутный страх!Щек румяных цвет игривый,Ум и сердце на устах,Хохот чистого веселья,Неподвижный, тусклый взорИзменяли час похмелья,Сладкий Вакха заговор.О друзья мои сердечны!Вам клянуся, за столомВсякий год в часы беспечныПоминать его вином.
Моя эпитафия
Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою,С любовью, леностью провел веселый век.Не делал доброго, однако ж был душою, Ей-богу, добрый человек.
К Дельвигу [18]
Послушай, муз невинныхЛукавый духовник:Жилец полей пустынных,Поэтов грешный ликУмножил я собою,И я главой поникПред милою мечтою;Мой дядюшка-поэтНа то мне дал советИ с музами сосватал.Сначала я шалил,Шутя стихи кроил,А там их напечатал,И вот теперь я братБестолкову пустому,Тому, сему, другому,Да я ж и виноват! Спасибо за посланье,Но что мне пользы в том?На грешника потомВедь станут в посмеяньеУказывать перстом!Изменник! с АполлономТы, видно, заодно;А мне прослыть ПрадономОтныне суждено.Везде беды застану!Увы мне, метроману,Куда сокроюсь я?Предатели-друзьяНевинное твореньеУкрадкой в город шлютИ плод уединеньяТисненью предают, —Бумагу убивают!Поэта окружаютС улыбкой остряки.«Ах, сударь! мне сказали,Вы пишете стишки;Увидеть их нельзя ли?Вы в них изображали,Конечно, ручейки,Конечно, василечек,Иль тихий ветерочек,И рощи, и цветки...» О Дельвиг! начерталиМне музы мой удел;Но ты ль мои печалиУмножить захотел?В объятиях МорфеяБеспечный дух лелея,Еще хоть год одинПозволь мне поленитьсяИ негой насладиться, —Я, право, неги сын!А там, хоть нет охоты,Но придут уж заботыСо всех ко мне сторон:И буду принужденС журналами сражаться,С газетой торговаться,С Графовым [19] восхищаться...Помилуй, Аполлон!
Роза
Где наша роза,Друзья мои?Увяла роза,Дитя зари.Не говори:Так вянет младость!Не говори:Вот жизни радость!Цветку скажи:Прости, жалею!И на лилеюНам укажи.
Гроб Анакреона
Всё в таинственном молчанье;Холм оделся темнотой;Ходит в облачном сияньеПолумесяц молодой.Вижу: лира над могилойДремлет в сладкой тишине;Лишь порою звон унылый,Будто лени голос милый,В мертвой слышится струне.Вижу: горлица на лире,В розах кубок и венец...Други, здесь почиет в миреСладострастия мудрец.Посмотрите: на порфиреОживил его резец!Здесь он в зеркало глядится,Говоря: «Я сед и стар,Жизнью дайте ж насладиться;Жизнь, увы, не вечный дар!»Здесь, подняв на лиру дланиИ нахмуря важно бровь,Хочет петь он бога брани,Но поет одну любовь.Здесь готовится природеДолг последний заплатить:Старец пляшет в хороводе,Жажду просит утолить.Вкруг любовника седогоДевы скачут и поют;Он у времени скупогоКрадет несколько минут.Вот и музы и харитыВ гроб любимца увели;Плющем, розами увиты,Игры вслед за ним пошли...Он исчез, как наслажденье,Как веселый сон любви.Смертный, век твой привиденье:Счастье резвое лови;Наслаждайся, наслаждайся;Чаще кубок наливай;Страстью пылкой утомляйсяИ за чашей отдыхай!
1816
Из письма к кн. П. А. Вяземскому
Блажен, кто в шуме городскомМечтает об уединенье,Кто видит только в отдаленьеПустыню, садик, сельский дом,Холмы с безмолвными лесами,Долину с резвым ручейкомИ даже... стадо с пастухом!Блажен, кто с добрыми друзьямиСидит до ночи за столомИ над славенскими глупцамиСмеется русскими стихами;Блажен, кто шумную МосквуДля хижинки не покидает...И не во сне, а наявуСвою любовницу ласкает!..
Разлука
Когда пробил последний счастью час,Когда в слезах над бездной я проснулсяИ, трепетный, уже в последний разК руке твоей устами прикоснулся —Да! помню всё; я сердцем ужаснулся,Но заглушал несносную печаль;Я говорил: «Не вечная разлукаВсе радости уносит ныне вдаль.Забудемся, в мечтах потонет мука;Уныние, губительная скукаПустынника приют не посетят;Мою печаль усладой муза встретит;Утешусь я — и дружбы тихий взглядДуши моей холодный мрак осветит». Как мало я любовь и сердце знал!Часы идут, за ними дни проходят,Но горестям отрады не приводятИ не несут забвения фиал.О милая, повсюду ты со мною,Но я уныл и втайне я грущу.Блеснет ли день за синею горою,Взойдет ли ночь с осеннею луною —Я всё тебя, прелестный друг, ищу;Засну ли я, лишь о тебе мечтаю.Одну тебя в неверном вижу сне;Задумаюсь — невольно призываю,Заслушаюсь — твой голос слышен мне.Рассеянный сижу между друзьями,Невнятен мне их шумный разговор,Гляжу на них недвижными глазами,Не узнает уж их мой хладный взор! И ты со мной, о лира, приуныла,Наперсница души моей больной!Твоей струны печален звон глухой,И лишь любви ты голос не забыла!..О верная, грусти, грусти со мной,Пускай твои небрежные напевыИзобразят уныние мое,И, слушая бряцание твое,Пускай вздохнут задумчивые девы.
Элегия
Счастлив, кто в страсти сам себеБез ужаса признаться смеет;Кого в неведомой судьбеНадежда робкая лелеет;Кого луны туманный лучВедет в полночи сладострастной;Кому тихонько верный ключОтворит дверь его прекрасной!Но мне в унылой жизни нетОтрады тайных наслаждений;Увял надежды ранний цвет:Цвет жизни сохнет от мучений!Печально младость улетит,Услышу старости угрозы,Но я, любовью позабыт,Моей любви забуду ль слезы!
Желание
Медлительно влекутся дни мои,И каждый миг в унылом сердце множитВсе горести несчастливой любвиИ все мечты безумия тревожит.Но я молчу; не слышен ропот мой;Я слезы лью; мне слезы утешенье;Моя душа, плененная тоской,В них горькое находит наслажденье.О жизни час! лети, не жаль тебя,Исчезни в тьме, пустое привиденье;Мне дорого любви моей мученье —Пускай умру, но пусть умру любя!
Друзьям
Богами вам еще даныЗлатые дни, златые ночи,И томных дев устремленыНа вас внимательные очи.Играйте, пойте, о друзья!Утратьте вечер скоротечный;И вашей радости беспечнойСквозь слезы улыбнуся я.
Заздравный кубок
Кубок янтарныйПолон давно —Пеной угарнойБлещет вино.Света дорожеСердцу оно;Но за кого жеВыпью вино?Здравие славыВыпью ли я?Бранной забавыМы не друзья.Это весельеНе веселит,Дружбы похмельеГрома бежит.Жители неба,Феба жрецы!Здравие ФебаПейте, певцы!Резвой каменыЛаски — беда;Ток ИппокреныПросто вода.Пейте за радостьЮной любви —Скроется младость,Дети мои...Кубок янтарныйПолон давно.Я — благодарный —Пью за вино.
Пробуждение
Мечты, мечтыГде ваша сладость?Где ты, где ты,Ночная радость?Исчезнул он,Веселый сон,И одинокийВо тьме глубокойЯ пробужден.Кругом постелиНемая ночь.Вмиг охладели,Вмиг улетелиТолпою прочьЛюбви мечтанья.Еще полнаДуша желаньяИ ловит снаВоспоминанья.Любовь, любовь,Внемли моленья:Пошли мне вновьСвои виденья,И поутру,Вновь упоенный,Пускай умруНепробужденный.
1817
(Лицей)
К Каверину [20]
Забудь, любезный мой Каверин,Минутной резвости нескромные стихи, Люблю я первый, будь уверен, Твои счастливые грехи.Всё чередой идет определенной, Всему пора, всему свой миг; Смешон и ветреный старик, Смешон и юноша степенный. Пока живется нам, живи, Гуляй в мое воспоминанье; Молись и Вакху и любви.И черни презирай ревнивое роптанье:Она не ведает, что дружно можно житьС Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом; Что ум высокий можно скрытьБезумной шалости под легким покрывалом.
Разлука
В последний раз, в сени уединенья,Моим стихам внимает наш пенат. Лицейской жизни милый брат [21],Делю с тобой последние мгновенья. Прошли лета соединенья; Разорван он, наш верный круг. Прости! Хранимый небом, Не разлучайся, милый друг, С свободою и Фебом! Узнай любовь, неведомую мне, Любовь надежд, восторгов, упоенья: И дни твои полетом сновиденья Да пролетят в счастливой тишине!Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы,При мирных ли брегах родимого ручья, Святому братству верен я.И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?),Пусть будут счастливы все, все твои друзья!
1817
(После Лицея)
* * *
Простите, верные дубравы!Прости, беспечный мир полей,И легкокрылые забавыСтоль быстро улетевших дней!Прости, Тригорское, где радостьМеня встречала столько раз!На то ль узнал я вашу сладость,Чтоб навсегда покинуть вас?От вас беру воспоминанье,А сердце оставляю вам.Быть может (сладкое мечтанье!),Я к вашим возвращусь полям,Приду под липовые своды,На скат тригорского холма,Поклонник дружеской свободы,Веселья, граций и ума.
* * *
Краев чужих неопытный любительИ своего всегдашний обвинитель,Я говорил: в отечестве моемГде верный ум, где гений мы найдем?Где гражданин с душою благородной,Возвышенной и пламенно свободной?Где женщина — не с хладной красотой,Но с пламенной, пленительной, живой?Где разговор найду непринужденный,Блистательный, веселый, просвещенный?С кем можно быть не хладным, не пустым?Отечество почти я ненавидел —Но я вчера Голицыну [22] увиделИ примирен с отечеством моим.
Вольность
Ода
Беги, сокройся от очей,Цитеры слабая царица!Где ты, где ты, гроза царей,Свободы гордая певица?Приди, сорви с меня венок,Разбей изнеженную лиру...Хочу воспеть свободу миру,На тронах поразить порок.Открой мне благородный следТого возвышенного галла [23],Кому сама средь славных бедТы гимны смелые внушала.Питомцы ветреной судьбы,Тираны мира! трепещите!А вы, мужайтесь и внемлите,Восстаньте, падшие рабы!Увы! куда ни брошу взор —Везде бичи, везде железы,Законов гибельный позор,Неволи немощные слезы;Везде неправедная властьВ сгущенной мгле предрассужденийВоссела — рабства грозный генийИ славы роковая страсть.Лишь там над царскою главойНародов не легло страданье,Где крепко с вольностью святойЗаконов мощных сочетанье;Где всем простерт их твердый щит,Где сжатый верными рукамиГраждан над равными главамиИх меч без выбора скользитИ преступленье свысокаСражает праведным размахом;Где не подкупна их рукаНи алчной скупостью, ни страхом.Владыки! вам венец и тронДает закон — а не природа;Стоите выше вы народа,Но вечный выше вас закон.И горе, горе племенам,Где дремлет он неосторожно,Где иль народу, иль царямЗаконом властвовать возможно!Тебя в свидетели зову,О мученик ошибок славных,За предков в шуме бурь недавныхСложивший царскую главу.Восходит к смерти ЛюдовикВ виду безмолвного потомства,Главой развенчанной приникК кровавой плахе вероломства.Молчит закон — народ молчит,Падет преступная секира...И се — злодейская порфираНа галлах скованных лежит.Самовластительный злодей!Тебя, твой трон я ненавижу,Твою погибель, смерть детейС жестокой радостию вижу.Читают на твоем челеПечать проклятия народы,Ты ужас мира, стыд природы,Упрек ты Богу на земле.Когда на мрачную НевуЗвезда полуночи сверкаетИ беззаботную главуСпокойный сон отягощает,Глядит задумчивый певецНа грозно спящий средь туманаПустынный памятник тирана,Забвенья брошенный дворец [24] —И слышит Клии страшный гласЗа сими страшными стенами,Калигулы последний часОн видит живо пред очами,Он видит — в лентах и звездах,Вином и злобой упоенны,Идут убийцы потаенны,На лицах дерзость, в сердце страх.Молчит неверный часовой,Опущен молча мост подъемный,Врата отверсты в тьме ночнойРукой предательства наемной...О стыд! о ужас наших дней!Как звери, вторглись янычары!..Падут бесславные удары...Погиб увенчанный злодей.И днесь учитесь, о цари:Ни наказанья, ни награды,Ни кров темниц, ни алтариНе верные для вас ограды.Склонитесь первые главойПод сень надежную закона,И станут вечной стражей тронаНародов вольность и покой.
1818
Жуковскому
Когда, к мечтательному мируСтремясь возвышенной душой,Ты держишь на коленах лируНетерпеливою рукой;Когда сменяются виденьяПеред тобой в волшебной мглеИ быстрый холод вдохновеньяВласы подъемлет на челе, —Ты прав, творишь ты для немногих [25],Не для завистливых судей,Не для сбирателей убогихЧужих суждений и вестей,Но для друзей таланта строгих,Священной истины друзей.Не всякого полюбит счастье,Не все родились для венцов.Блажен, кто знает сладострастьеВысоких мыслей и стихов!Кто наслаждение прекраснымВ прекрасный получил уделИ твой восторг уразумелВосторгом пламенным и ясным.
К портрету Жуковского
Его стихов пленительная сладостьПройдет веков завистливую даль,И, внемля им, вздохнет о славе младость,Утешится безмолвная печальИ резвая задумается радость.
К Чаадаеву
Любви, надежды, тихой славыНедолго нежил нас обман,Исчезли юные забавы,Как сон, как утренний туман;Но в нас горит еще желанье,Под гнетом власти роковойНетерпеливою душойОтчизны внемлем призыванье.Мы ждем с томленьем упованьяМинуты вольности святой,Как ждет любовник молодойМинуты верного свиданья.Пока свободою горим,Пока сердца для чести живы,Мой друг, отчизне посвятимДуши прекрасные порывы!Товарищ, верь: взойдет она,Звезда пленительного счастья,Россия вспрянет ото сна,И на обломках самовластьяНапишут наши имена!
К ***
Счастлив, кто близ тебя, любовник упоенный,Без томной робости твой ловит светлый взор,Движенья милые, игривый разговор И след улыбки незабвенной.
1819
Деревня
Приветствую тебя, пустынный уголок,Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,Где льется дней моих невидимый поток На лоне счастья и забвенья.Я твой: я променял порочный двор цирцей,Роскошные пиры, забавы, заблужденьяНа мирный шум дубров, на тишину полей,На праздность вольную, подругу размышленья...
Я твой: люблю сей темный сад С его прохладой и цветами,Сей луг, уставленный душистыми скирдами,Где светлые ручьи в кустарниках шумят.Везде передо мной подвижные картины:Здесь вижу двух озер лазурные равнины,Где парус рыбаря белеет иногда,За ними ряд холмов и нивы полосаты. Вдали рассыпанные хаты,На влажных берегах бродящие стада,Овины дымные и мельницы крилаты; Везде следы довольства и труда...Я здесь, от суетных оков освобожденный,Учуся в истине блаженство находить,Свободною душой закон боготворить,Роптанью не внимать толпы непросвещенной.Участьем отвечать застенчивой мольбе И не завидовать судьбеЗлодея иль глупца в величии неправом.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас! В уединенье величавом Слышнее ваш отрадный глас; Он гонит лени сон угрюмый, К трудам рождает жар во мне, И ваши творческие думы В душевной зреют глубине.Но мысль ужасная здесь душу омрачает: Среди цветущих нив и горДруг человечества печально замечаетВезде невежества убийственный позор. Не видя слез, не внемля стона,На пагубу людей избранное судьбой,Здесь барство дикое, без чувства, без законаПрисвоило себе насильственной лозойИ труд, и собственность, и время земледельца.Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,Здесь рабство тощее влачится по браздам Неумолимого владельца.Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,Надежд и склонностей в душе питать не смея, Здесь девы юные цветут Для прихоти бесчувственной злодея.Опора милая стареющих отцов,Младые сыновья, товарищи трудов,Из хижины родной идут собой умножитьДворовые толпы измученных рабов.О, если б голос мой умел сердца тревожить!Почто в груди моей горит бесплодный жарИ не дан мне судьбой витийства грозный дар?Увижу ль, о друзья! народ неугнетенныйИ рабство, падшее по манию царя,И над отечеством свободы просвещеннойВзойдет ли наконец прекрасная заря?
Домовому
Поместья мирного незримый покровитель, Тебя молю, мой добрый домовой,Храни селенье, лес и дикий садик мой И скромную семьи моей обитель!Да не вредят полям опасный хлад дождейИ ветра позднего осенние набеги; Да в пору благотворны снеги Покроют влажный тук полей!Останься, тайный страж, в наследственной сени,Постигни робостью полунощного вора И от недружеского взора Счастливый домик охрани!Ходи вокруг его заботливым дозором,Люби мой малый сад и берег сонных вод, И сей укромный огородС калиткой ветхою, с обрушенным забором! Люби зеленый скат холмов,Луга, измятые моей бродящей ленью, Прохладу лип и кленов шумный кров — Они знакомы вдохновенью.
Уединение
Блажен, кто в отдаленной сени,Вдали взыскательных невежд,Дни делит меж трудов и лени,Воспоминаний и надежд;Кому судьба друзей послала,Кто скрыт, по милости творца,От усыпителя глупца,От пробудителя нахала.
Веселый пир
Я люблю вечерний пир,Где веселье председатель,А свобода, мой кумир,За столом законодатель, Где до утра слово пей!Заглушает крики песен,Где просторен круг гостей,А кружок бутылок тесен.
Возрождение [26]
Художник-варвар кистью соннойКартину гения чернитИ свой рисунок беззаконныйНад ней бессмысленно чертит.Но краски чуждые, с летами,Спадают ветхой чешуей;Созданье гения пред намиВыходит с прежней красотой.Так исчезают заблужденьяС измученной души моей,И возникают в ней виденьяПервоначальных, чистых дней.
* * *
Напрасно, милый друг, я мыслил утаитьОбманутой души холодное волненье.Ты поняла меня — проходит упоенье, Перестаю тебя любить...Исчезли навсегда часы очарованья, Пора прекрасная прошла, Погасли юные желанья, Надежда в сердце умерла.
1820
(Петербург)
На Колосову
Все пленяет нас в Эсфири [27]:Упоительная речь,Поступь важная в порфире,Кудри черные до плеч,Голос нежный, взор любови,Набеленная рука,Размалеванные бровиИ огромная нога!
* * *
Мне бой знаком — люблю я звук мечей;От первых лет поклонник бранной славы,Люблю войны кровавые забавы,И смерти мысль мила душе моей.Во цвете лет свободы верный воин,Перед собой кто смерти не видал,Тот полного веселья не вкушалИ милых жен лобзаний не достоин.
1820
(Юг)
* * *
Погасло дневное светило;На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило,Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Я вижу берег отдаленный,Земли полуденной волшебные края;С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоенный...И чувствую: в очах родились слезы вновь; Душа кипит и замирает;Мечта знакомая вокруг меня летает;Я вспомнил прежних лет безумную любовь,И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,Желаний и надежд томительный обман... Шуми, шуми, послушное ветрило,Волнуйся подо мной, угрюмый океан.Лети, корабль, неси меня к пределам дальнымПо грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей, Страны, где пламенем страстей Впервые чувства разгорались,Где музы нежные мне тайно улыбались, Где рано в бурях отцвела Моя потерянная младость,Где легкокрылая мне изменила радостьИ сердце хладное страданью предала. Искатель новых приключений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений,Минутной младости минутные друзья;И вы, наперсницы порочных заблуждений,Которым без любви я жертвовал собой,Покоем, славою, свободой и душой,И вы забыты мной, изменницы младые,Подруги тайные моей весны златыя,И вы забыты мной... Но прежних сердца ран,Глубоких ран любви, ничто не излечило... Шуми, шуми, послушное ветрило,Волнуйся подо мной, угрюмый океан...
* * *
Увы, зачем она блистаетМинутной, нежной красотой?Она приметно увядаетВо цвете юности живой...Увянет! Жизнью молодоюНе долго наслаждаться ей;Не долго радовать собоюСчастливый круг семьи своей,Беспечной, милой остротоюБеседы наши оживлятьИ тихой, ясною душоюСтрадальца душу услаждать.Спешу в волненье дум тяжелых,Сокрыв уныние мое,Наслушаться речей веселыхИ наглядеться на нее.Смотрю на все ее движенья,Внимаю каждый звук речей,И миг единый разлученьяУжасен для души моей.
К ***
Зачем безвременную скукуЗловещей думою питатьИ неизбежную разлукуВ унынье робком ожидать?И так уж близок день страданья!Один, в тиши пустых полей,Ты будешь звать воспоминаньяПотерянных тобою дней.Тогда изгнаньем и могилой,Несчастный, будешь ты готовКупить хоть слово девы милой,Хоть легкий шум ее шагов.
К портрету Вяземского
Судьба свои дары явить желала в нем,В счастливом баловне соединив ошибкойБогатство, знатный род с возвышенным умомИ простодушие с язвительной улыбкой.
Черная шаль
Молдавская песня
Гляжу как безумный на черную шаль,И хладную душу терзает печаль.Когда легковерен и молод я был,Младую гречанку я страстно любил.Прелестная дева ласкала меня;Но скоро я дожил до черного дня.Однажды я созвал веселых гостей;Ко мне постучался презренный еврей.«С тобою пируют (шепнул он) друзья;Тебе ж изменила гречанка твоя».Я дал ему злата и проклял егоИ верного позвал раба моего.Мы вышли; я мчался на быстром коне;И кроткая жалость молчала во мне.Едва я завидел гречанки порог,Глаза потемнели, я весь изнемог...В покой отдаленный вхожу я один...Неверную деву лобзал армянин.Не взвидел я света; булат загремел...Прервать поцелуя злодей не успел.Безглавое тело я долго топтал,И молча на деву, бледнея, взирал.Я помню моленья... текущую кровь...Погибла гречанка, погибла любовь!С главы ее мертвой сняв черную шаль,Отер я безмолвно кровавую сталь.Мой раб, как настала вечерняя мгла,В дунайские волны их бросил тела.С тех пор не целую прелестных очей,С тех пор я не знаю веселых ночей.Гляжу как безумный на черную шаль,И хладную душу терзает печаль.
Нереида
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,На утренней заре я видел нереиду.Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:Над ясной влагою полубогиня грудьМладую, белую как лебедь, воздымалаИ пену из власов струею выжимала.
* * *
Редеет облаков летучая гряда.Звезда печальная, вечерняя звезда!Твой луч осеребрил увядшие равнины,И дремлющий залив, и черных скал вершины.Люблю твой слабый свет в небесной вышине;Он думы разбудил, уснувшие во мне:Я помню твой восход, знакомое светило,Над мирною страной, где всё для сердца мило,Где стройны тополи в долинах вознеслись,Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,И сладостно шумят полуденные волны.Там некогда в горах, сердечной думы полный,Над морем я влачил задумчивую лень,Когда на хижины сходила ночи тень —И дева юная во мгле тебя искалаИ именем своим подругам называла.
1821
* * *
Я пережил свои желанья,Я разлюбил свои мечты;Остались мне одни страданья,Плоды сердечной пустоты.Под бурями судьбы жестокойУвял цветущий мой венец;Живу печальный, одинокий,И жду: придет ли мой конец?Так, поздним хладом пораженный,Как бури слышен зимний свист,Один на ветке обнаженнойТрепещет запоздалый лист.
Кинжал
Лемносский бог тебя сковал Для рук бессмертной Немезиды,Свободы тайный страж, карающий кинжал,Последний судия позора и обиды.Где Зевса гром молчит, где дремлет меч закона, Свершитель ты проклятий и надежд, Ты кроешься под сенью трона, Под блеском праздничных одежд. Как адский луч, как молния богов,Немое лезвие злодею в очи блещет, И, озираясь, он трепещет Среди своих пиров.Везде его найдет удар нежданный твой:На суше, на морях, во храме, под шатрами, За потаенными замками, На ложе сна, в семье родной.Шумит под Кесарем заветный Рубикон,Державный Рим упал, главой поник закон; Но Брут восстал вольнолюбивый:Ты Кесаря сразил — и мертв объемлет он Помпея мрамор горделивый.Исчадье мятежей подъемлет злобный крик: Презренный, мрачный и кровавый, Над трупом вольности безглавой Палач уродливый возник [28].Апостол гибели, усталому Аиду Перстом он жертвы назначал, Но вышний суд ему послал Тебя и деву Эвмениду [29].О юный праведник, избранник роковой, О Занд, твой век угас на плахе; Но добродетели святой Остался глас в казненном прахе.В твоей Германии ты вечной тенью стал, Грозя бедой преступной силе — И на торжественной могиле Горит без надписи кинжал.
* * *
Кто видел край, где роскошью природыОживлены дубравы и луга,Где весело шумят и блещут водыИ мирные ласкают берега,Где на холмы под лавровые сводыНе смеют лечь угрюмые снега?Скажите мне: кто видел край прелестный,Где я любил, изгнанник неизвестный?Златой предел! любимый край Эльвины,К тебе летят желания мои!Я помню скал прибрежные стремнины,Я помню вод веселые струи,И тень, и шум — и красные долины,Где в тишине простых татар семьиСреди забот и с дружбою взаимнойПод кровлею живут гостеприимной.
Всё живо там, всё там очей отрада,Сады татар, селенья, города;Отражена волнами скал громада,В морской дали теряются суда,Янтарь висит на лозах винограда;В лугах шумят бродящие стада...И зрит пловец — могила МитридатаОзарена сиянием заката.И там, где мирт шумит над падшей урной,Увижу ль вновь сквозь темные лесаИ своды скал, и моря блеск лазурный,И ясные, как радость, небеса?Утихнет ли волненье жизни бурной?Минувших лет воскреснет ли краса?Приду ли вновь под сладостные тениДушой уснуть на лоне мирной лени?
* * *
Умолкну скоро я! Но если в день печалиЗадумчивой игрой мне струны отвечали;Но если юноши, внимая молча мне,Дивились долгому любви моей мученью;Но если ты сама, предавшись умиленью,Печальные стихи твердила в тишинеИ сердца моего язык любила страстный;Но если я любим, — позволь, о милый друг,Позволь одушевить прощальный лиры звукЗаветным именем любовницы прекрасной.Когда меня навек обымет смертный сон,Над урною моей промолви с умиленьем:Он мною был любим, он мне был одолженИ песен и любви последним вдохновеньем.
Наполеон
Чудесный жребий совершился:Угас великий человек.В неволе мрачной закатилсяНаполеона грозный век.Исчез властитель осужденный,Могучий баловень побед,И для изгнанника вселеннойУже потомство настает.О ты, чьей памятью кровавойМир долго, долго будет полн,Приосенен твоею славой,Почий среди пустынных волн!Великолепная могила...Над урной, где твой прах лежит,Народов ненависть почилаИ луч бессмертия горит.Давно ль орлы твои леталиНад обесславленной землей?Давно ли царства упадалиПри громах силы роковой?Послушны воле своенравной,Бедой шумели знамена,И налагал ярем державныйТы на земные племена.Когда надеждой озаренныйОт рабства пробудился мир,И галл десницей разъяреннойНизвергнул ветхий свой кумир;Когда на площади мятежнойВо прахе царский труп лежал,И день великий, неизбежный —Свободы яркий день вставал, —Тогда в волненье бурь народныхПредвидя чудный свой удел,В его надеждах благородныхТы человечество презрел.В свое погибельное счастьеТы дерзкой веровал душой,Тебя пленяло самовластьеРазочарованной красой.И обновленного народаТы буйность юную смирил,Новорожденная свобода,Вдруг онемев, лишилась сил;Среди рабов до упоеньяТы жажду власти утолил,Помчал к боям их ополченья,Их цепи лаврами обвил.И Франция, добыча славы,Плененный устремила взор,Забыв надежды величавы,На свой блистательный позор.Ты вел мечи на пир обильный;Всё пало с шумом пред тобой:Европа гибла; сон могильныйНосился над ее главой.И се, в величии постыдномСтупил на грудь ее колосс.Тильзит!.. (при звуке сем обидномТеперь не побледнеет росс) —Тильзит надменного герояПоследней славою венчал,Но скучный мир, но хлад покояСчастливца душу волновал.Надменный! кто тебя подвигнул?Кто обуял твой дивный ум?Как сердца русских не постигнулТы с высоты отважных дум?Великодушного пожараНе предузнав, уж ты мечтал,Что мира вновь мы ждем, как дара;Но поздно русских разгадал...Россия, бранная царица,Воспомни древние права!Померкни, солнце Австерлица!Пылай, великая Москва!Настали времена другие:Исчезни, краткий наш позор!Благослови Москву, Россия!Война: по гроб наш договор!Оцепенелыми рукамиСхватив железный свой венец,Он бездну видит пред очами,Он гибнет, гибнет наконец.Бежат Европы ополченья;Окровавленные снегаПровозгласили их паденье,И тает с ними след врага.И всё, как буря, закипело;Европа свой расторгла плен;Во след тирану полетело,Как гром, проклятие племен.И длань народной НемезидыПодъяту видит великан:И до последней все обидыОтплачены тебе, тиран!Искуплены его стяжаньяИ зло воинственных чудесТоскою душного изгнаньяПод сенью чуждою небес.И знойный остров заточеньяПолнощный парус посетит,И путник слово примиреньяНа оном камне начертит.Где, устремив на волны очи,Изгнанник помнил звук мечейИ льдистый ужас полуночи,И небо Франции своей;Где иногда, в своей пустынеЗабыв войну, потомство, трон,Один, один о милом сынеВ унынье горьком думал он.Да будет омрачен позоромТот малодушный, кто в сей деньБезумным возмутит укоромЕго развенчанную тень!Хвала!.. Он русскому народуВысокий жребий указалИ миру вечную свободуИз мрака ссылки завещал.
К Овидию
Овидий, я живу близ тихих берегов,Которым изгнанных отеческих боговТы некогда принес и пепел свой оставил.Твой безотрадный плач места сии прославил,И лиры нежный глас еще не онемел;Еще твоей молвой наполнен сей предел.Ты живо впечатлел в моем воображеньеПустыню мрачную, поэта заточенье,Туманный свод небес, обычные снегаИ краткой теплотой согретые луга.Как часто, увлечен унылых струн игрою,Я сердцем следовал, Овидий, за тобою!Я видел твой корабль игралищем валовИ якорь, верженный близ диких берегов,Где ждет певца любви жестокая награда.Там нивы без теней, холмы без винограда;Рожденные в снегах для ужасов войны,Там хладной Скифии свирепые сыны,За Истром утаясь, добычи ожидаютИ селам каждый миг набегом угрожают.Преграды нет для них: в волнах они плывутИ по льду звучному бестрепетно идут.Ты сам (дивись, Назон, дивись судьбе превратной!),Ты, с юных лет презрев волненье жизни ратной,Привыкнув розами венчать свои власыИ в неге провождать беспечные часы,Ты будешь принужден взложить и шлем тяжелый,И грозный меч хранить близ лиры оробелой.Ни дочерь, ни жена, ни верный сонм друзей,Ни музы, легкие подруги прежних дней,Изгнанного певца не усладят печали.Напрасно грации стихи твои венчали,Напрасно юноши их помнят наизусть:Ни слава, ни лета, ни жалобы, ни грусть,Ни песни робкие Октавия не тронут;Дни старости твоей в забвении потонут.Златой Италии роскошный гражданин,В отчизне варваров безвестен и один,Ты звуков родины вокруг себя не слышишь;Ты в тяжкой горести далекой дружбе пишешь:«О, возвратите мне священный град отцовИ тени мирные наследственных садов!О други, Августу мольбы мои несите!Карающую длань слезами отклоните!Но если гневный бог досель неумолимИ век мне не видать, тебя, великий Рим,Последнею мольбой смягчая рок ужасный,Приближьте хоть мой гроб к Италии прекрасной!»Чье сердце хладное, презревшее харит,Твое уныние и слезы укорит?Кто в грубой гордости прочтет без умиленьяСии элегии, последние творенья,Где ты свой тщетный стон потомству передал? Суровый славянин, я слез не проливал,Но понимаю их. Изгнанник самовольный,И светом, и собой, и жизнью недовольный,С душой задумчивой, я ныне посетилСтрану, где грустный век ты некогда влачил.Здесь, оживив тобой мечты воображенья,Я повторил твои, Овидий, песнопеньяИ их печальные картины поверял;Но взор обманутым мечтаньям изменял.Изгнание твое пленяло втайне очи,Привыкшие к снегам угрюмой полуночи.Здесь долго светится небесная лазурь;Здесь кратко царствует жестокость зимних бурь.На скифских берегах переселенец новый,Сын юга, виноград блистает пурпуровый.Уж пасмурный декабрь на русские лугаСлоями расстилал пушистые снега;Зима дышала там — а с вешней теплотоюЗдесь солнце ясное катилось надо мною;Младою зеленью пестрел увядший луг;Свободные поля взрывал уж ранний плуг;Чуть веял ветерок, под вечер холодея;Едва прозрачный лед, над озером тускнея,Кристаллом покрывал недвижные струи.Я вспомнил опыты несмелые твои,Сей день, замеченный крылатым вдохновеньем,Когда ты в первый раз вверял с недоуменьемШаги свои волнам, окованным зимой...И по́ льду новому, казалось, предо мнойСкользила тень твоя, и жалобные звукиНеслися издали, как томный стон разлуки. Утешься: не увял Овидиев венец!Увы, среди толпы затерянный певец,Безвестен буду я для новых поколений,И, жертва темная, умрет мой слабый генийС печальной жизнию, с минутною молвой!..Но если, обо мне потомок поздний мойУзнав, придет искать в стране сей отдаленнойБлиз праха славного мой след уединенный —Брегов забвения оставя хладну сень,К нему слетит моя признательная тень,И будет мило мне его воспоминанье.Да сохранится же заветное преданье:Как ты, враждующей покорствуя судьбе,Не славой — участью я равен был тебе.Здесь, лирой северной пустыни оглашая,Скитался я в те дни, как на брега ДунаяВеликодушный грек свободу вызывал,И ни единый друг мне в мире не внимал;Но чуждые холмы, поля, и рощи сонны,И музы мирные мне были благосклонны.
* * *
В твою светлицу, друг мой нежный,Я прихожу в последний раз.Любви, отрады безмятежнойДелю с тобой последний час.Вперед одна в надежде томнойНе жди меня средь ночи темной,До первых утренних лучей Не жги свечей.
1822
Песнь о вещем Олеге
Как ныне сбирается вещий Олег Отмстить неразумным хозарам:Их села и нивы за буйный набег Обрек он мечам и пожарам,С дружиной своей, в цареградской броне,Князь по полю едет на верном коне.Из темного леса навстречу ему Идет вдохновенный кудесник,Покорный Перуну старик одному, Заветов грядущего вестник,В мольбах и гаданьях проведший весь век.И к мудрому старцу подъехал Олег.«Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в жизни со мною?И скоро ль, на радость соседей-врагов, Могильной засыплюсь землею?Открой мне всю правду, не бойся меня:В награду любого возьмешь ты коня».«Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен;Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесною дружен.Грядущие годы таятся во мгле;Но вижу твой жребий на светлом челе.
Запомни же ныне ты слово мое: Воителю слава — отрада;Победой прославлено имя твое; Твой щит на вратах Цареграда;И волны и суша покорны тебе;Завидует недруг столь дивной судьбе.И синего моря обманчивый вал В часы роковой непогоды,И пращ, и стрела, и лукавый кинжал Щадят победителя годы...Под грозной броней ты не ведаешь ран;Незримый хранитель могущему дан.Твой конь не боится опасных трудов; Он, чуя господскую волю,То смирный стоит под стрелами врагов, То мчится по бранному полю,И холод и сеча ему ничего.Но примешь ты смерть от коня своего».Олег усмехнулся; однако чело И взор омрачилися думой.В молчанье, рукой опершись на седло, С коня он слезает угрюмый;И верного друга прощальной рукойИ гладит и треплет по шее крутой.«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, Расстаться настало нам время:Теперь отдыхай; уж не ступит нога В твое позлащенное стремя.Прощай, утешайся, да помни меня.Вы, отроки-други, возьмите коня!
Покройте попоной, мохнатым ковром; В мой луг под уздцы отведите;Купайте, кормите отборным зерном; Водой ключевою поите».И отроки тотчас с конем отошли,А князю другого коня подвели.Пирует с дружиною вещий Олег При звоне веселом стакана.И кудри их белы, как утренний снег Над славной главою кургана...Они поминают минувшие дниИ битвы, где вместе рубились они.
«А где мой товарищ? — промолвил Олег, — Скажите, где конь мой ретивый?Здоров ли? всё так же ль легóк его бег? Всё тот же ль он бурный, игривый?»И внемлет ответу: на холме крутомДавно уж почил непробудным он сном.Могучий Олег головою поник И думает: «Что же гаданье?Кудесник, ты лживый, безумный старик! Презреть бы твое предсказанье!Мой конь и доныне носил бы меня».И хочет увидеть он кости коня.
Вот едет могучий Олег со двора, С ним Игорь и старые гости,И видят: на холме, у брега Днепра, Лежат благородные кости;Их моют дожди, засыпает их пыль,И ветер волнует над ними ковыль.Князь тихо на череп коня наступил И молвил: «Спи, друг одинокий!Твой старый хозяин тебя пережил: На тризне, уже недалекой,Не ты под секирой ковыль обагришьИ жаркою кровью мой прах напоишь!Так вот где таилась погибель моя! Мне смертию кость угрожала!»Из мертвой главы гробовая змия Шипя между тем выползала;Как черная лента, вкруг ног обвилась:И вскрикнул внезапно ужаленный князь.Ковши круговые, запенясь, шипят На тризне плачевной Олега:Князь Игорь и Ольга на холме сидят; Дружина пирует у брега;Бойцы поминают минувшие дниИ битвы, где вместе рубились они.
Таврида
Gib meine Jugend mir zurück! [30]
Ты, сердцу непонятный мрак,Приют отчаянья слепого,Ничтожество! пустой призрак,Не жажду твоего покрова;Мечтанья жизни разлюбя,Счастливых дней не знав от века,Я всё не верую в тебя,Ты чуждо мысли человека!Тебя страшится гордый ум!Так путник, с вышины внимаяРучьев альпийских вечный шумИ взоры в бездну погружая,Невольным ужасом томим,Дрожит, колеблется: пред нимПредметы движутся, темнеют,В нем чувства хладные немеют,Кругом оплота ищет он,Всё мчится, меркнет, исчезает...И хладный обморока сонНа край горы его бросает...Конечно, дух бессмертен мой,Но, улетев в миры иные,Ужели с ризой гробовойВсе чувства брошу я земныеИ чужд мне будет мир земной?Ужели там, где всё блистаетНетленной славой и красой,Где чистый пламень пожираетНесовершенство бытия,Минутной жизни впечатленийНе сохранит душа моя,Не буду ведать сожалений,Тоску любви забуду я?.. Любви! Но что же за могилойПереживет еще меня?Во мне бессмертна память милой,Что без нее душа моя?Зачем не верить вам, поэты?Да, тени тайною толпойОт берегов печальной ЛетыСлетаются на брег земной.Они уныло посещаютМеста, где жизнь была милей,И в сновиденьях утешаютСердца покинутых друзей...Они, бессмертие вкушая,В Элизий поджидают их,Как в праздник ждет семья роднаяЗамедливших гостей своих... Мечты поэзии прелестной,Благословенные мечты!Люблю ваш сумрак неизвестныйИ ваши тайные цветы. Так, если удаляться можноОттоль, где вечный свет горит,Где счастье вечно, непреложно,Мой дух к Юрзуфу прилетит.Счастливый край, где блещут воды,Лаская пышные брега,И светлой роскошью природыОзарены холмы, луга,Где скал нахмуренные своды. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ты вновь со мною, наслажденье; В душе утихло мрачных думОднообразное волненье!Воскресли чувства, ясен ум.Какой-то негой неизвестной,Какой-то грустью полон я;Одушевленные поля,Холмы Тавриды, край прелестныйЯ снова посещаю вас,Пью жадно воздух сладострастья,Как будто слышу близкий гласДавно затерянного счастья.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . За нею по наклону горЯ шел дорогой неизвестной,И примечал мой робкий взорСледы ноги ее прелестной.Зачем не смел ее следовКоснуться жаркими устами. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Нет, никогда средь бурных днейМятежной юности моейЯ не желал с таким волненьемЛобзать уста младых ЦирцейИ перси, полные томленьем.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . .Один, один остался яПиры, любовницы, друзьяИсчезли с легкими мечтами,Померкла молодость мояС ее неверными дарами.Так свечи, в долгу ночь горевДля резвых юношей и дев,В конце безумных пированийБледнеют пред лучами дня.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . .
Послание цензору [31]
Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой,Сегодня рассуждать задумал я с тобой.Не бойся: не хочу, прельщенный мыслью ложной,Цензуру поносить хулой неосторожной;Что нужно Лондону, то рано для Москвы.У нас писатели, я знаю, каковы;Их мыслей не теснит цензурная расправа,И чистая душа перед тобою права. Во-первых, искренне я признаюсь тебе,Нередко о твоей жалею я судьбе:Людской бессмыслицы присяжный толкователь,Хвостова, Буниной единственный читатель,Ты вечно разбирать обязан за грехиТо прозу глупую, то глупые стихи.Российских авторов нелегкое встревожит:Кто английский роман с французского преложитТот оду сочинит, потея да кряхтя,Другой трагедию напишет нам шутя —До них нам дела нет; а ты читай, бесися,Зевай, сто раз засни — а после подпишися. Так, цензор мученик; порой захочет онУм чтеньем освежить; Руссо, Вольтер, Бюффон,Державин, Карамзин манят его желанье,А должен посвятить бесплодное вниманьеНа бредни новые какого-то враля,Которому досуг петь рощи да поля,Да, связь утратя в них, ищи ее сначалаИли вымарывай из тощего журналаНасмешки грубые и площадную брань,Учтивых остряков затейливую дань. Но цензор гражданин, и сан его священный:Он должен ум иметь прямой и просвещенный;Он сердцем почитать привык алтарь и трон;Но мнений не теснит и разум терпит он.Блюститель тишины, приличия и нравов,Не преступает сам начертанных уставов,Закону преданный, отечество любя,Принять ответственность умеет на себя;Полезной Истине пути не заграждает,Живой поэзии резвиться не мешает.Он друг писателю, пред знатью не труслив,Благоразумен, тверд, свободен, справедлив.А ты, глупец и трус, что делаешь ты с нами?Где должно б умствовать, ты хлопаешь глазами;Не понимая нас, мараешь и дерешь;Ты черным белое по прихоти зовешь:Сатиру пасквилем, поэзию развратом,Глас правды мятежом, Куницына [32] Маратом.Решил, а там поди, хоть на тебя проси.Скажи: не стыдно ли, что на святой Руси,Благодаря тебя, не видим книг доселе?И если говорить задумают о деле,То, славу русскую и здравый ум любя,Сам государь велит печатать без тебя [33].Остались нам стихи: поэмы, триолеты,Баллады, басенки, элегии, куплеты,Досугов и любви невинные мечты,Воображения минутные цветы.О варвар! кто из нас, владельцев русской лиры,Не проклинал твоей губительной секиры?Докучным евнухом ты бродишь между муз;Ни чувства пылкие, ни блеск ума, ни вкус,Ни слог певца Пиров [34], столь чистый, благородный,Ничто не трогает души твоей холодной.На всё кидаешь ты косой, неверный взгляд.Подозревая всё, во всем ты видишь яд.Оставь, пожалуй, труд, нимало не похвальный:Парнас не монастырь и не гарем печальный,И, право, никогда искусный коновалИзлишней пылкости Пегаса не лишал.Чего боишься ты? поверь мне, чьи забавы —Осмеивать Закон, правительство иль нравы,Тот не подвергнется взысканью твоему;Тот не знаком тебе, мы знаем почему —И рукопись его, не погибая в Лете,
