Страшные стихотворения E-Book

авторов Коллектив

• Herausgeber: ЭКСМО
• Kategorie: Gesellschafts- und Liebesromane
• Serie: Собрание больших поэтов
• Sprache: Russisch

Seitenzahl: 79

Veröffentlichungsjahr: 2024

Beschreibung

В эту книгу вошли самые страшные стихотворения лучших поэтов Серебряного века, таких как Иннокентий Анненский, Андрей Белый, Александр Блок, Николай Гумилев, Осип Мандельштам и многих других. Поэты мастерски владели словом, создавая зловещие образы и атмосферу неописуемого ужаса, которая заставляет задуматься над самыми темными сторонами человеческой природы. Многие из представленных текстов несут на себе печать боли и трагедии, которые переживали поэты в условиях политических потрясений и социальных изменений. Особая эмоциональная напряженность и философская глубина делают эти произведения поистине уникальными в своем роде.

Leseprobe

Страшные стихотворения

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Иннокентий Анненский (1855–1909)

Notturno

(Другу моему С. К. Буличу)

Тёмную выбери ночь и в поле, безлюдном и голом,В сумрак седой окунись… пусть ветер, провеяв,                                                         утихнет,Пусть в небе холодном звёзды, мигая, задремлют…Сердцу скажи, чтоб ударов оно не считало…Шаг задержи и прислушайся! Ты не один…                                                 Точно крыльяПтицы, намокшие тяжко, плывут средь тумана.Слушай… это летит хищная, властная птица,Время ту птицу зовут, и на крыльях у ней                                                       твоя сила,Радости сон мимолётный, надежд золотые                                                     лохмотья…

26 февраля 1890

Кошмары

«Вы ждёте? Вы в волненьи? Это бред.Вы отворять ему идёте? Нет!Поймите: к вам стучится сумасшедший,Бог знает где и с кем всю ночь проведший,Оборванный, и речь его дика,И камешков полна его рука;Того гляди – другую опростает,Вас листьями сухими закидает,Иль целовать задумает, и слёзОстанутся следы в смятеньи кос,Коли от губ удастся скрыть лицо вам,Смущённым и мучительно пунцовым.Послушайте!.. Я только вас пугал:Тот далеко, он умер… Я солгал.И жалобы, и шёпоты, и стуки, —Всё это «шелест крови», голос муки…Которую мы терпим, я ли, вы ли…Иль вихри в плен попались и завыли?Да нет же! Вы спокойны… Лишь у губЗмеится что-то бледное… Я глуп…Свиданье здесь назначено другому…Всё понял я теперь: испуг, истомуИ влажный блеск таимых вами глаз».Стучат? Идут? Она приподнялась.Гляжу – фитиль у фонаря спустила,Он розовый… Вот косы отпустила.Взвились и пали косы… Вот ко мнеИдёт… И мы в огне, в одном огне…Вот руки обвились и увлекают,А волосы и колют, и ласкают…Так вот он ум мужчины, тот гордец,Не стоящий ни трепетных сердец,Ни влажного и розового зноя!И вдруг я весь стал существо иное…Постель… Свеча горит. На грустный тонЛепечет дождь… Я спал и видел сон.

Перед панихидой

Сонет

Два дня здесь шепчут: прям и нем,Всё тот же гость в дому,И вянут космы хризантемВ удушливом дыму.Гляжу и мыслю: мир ему,Но нам-то, нам-то всем,Иль люк в ту смрадную тюрьмуЗахлопнулся совсем?«Ах! Что мертвец! Но дочь, вдова…»Слова, слова, слова.Лишь Ужас в белых зеркалахЗдесь молит и поётИ с поясным поклоном СтрахНам свечи раздаёт.

Утро

Эта ночь бесконечна была,Я не смел, я боялся уснуть:Два мучительно-чёрных крылаТяжело мне ложились на грудь.На призывы ж тех крыльев в ответТрепетал, замирая, птенец,И не знал я, придёт ли рассветИли это уж полный конец…О, смелее… Кошмар позади,Его страшное царство прошло;Вещих птиц на груди и в грудиОтшумело до завтра крыло…Облака ещё плачут, гудя,Но светлеет и нехотя тень,И банальный, за сетью дождя,Улыбнуться попробовал День.

Я на дне

Я на дне, я печальный обломок,Надо мной зеленеет вода.Из тяжёлых стеклянных потёмокНет путей никому, никуда…Помню небо, зигзаги полёта,Белый мрамор, под ним водоём,Помню дым от струи водомётаВесь изнизанный синим огнём…Если ж верить тем шёпотам бреда,Что томят мой постылый покой,Там тоскует по мне АндромедаС искалеченной белой рукой.

Вологда

20 мая 1906

Старая усадьба

Сердце дома. Сердце радо. А чему?Тени дома? Тени сада? Не пойму.Сад старинный – все осины – тощи, страх!Дом – руины… Тины, тины, что в прудах…Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..Прах и гнилость… Накренилось… А стоит…Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?Мёртвой нищей логовище без печей…Ну как встанет, ну как глянет из окна:«Взять не можешь, а тревожишь, старина!Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!Любит древних, любит давних ворошить…Не сфальшивишь, так иди уж: у меняНе в окошке, так из кошки два огня.Дам и брашна – волчьих ягод, белены…Только страшно – месяц за год у луны…Столько вышек, столько лестниц – двери нет…Встанет месяц, глянет месяц – где твой след?..»Тсс… ни слова… даль былого – но сквозь дымМутно зрима… Мимо… мимо… И к живым!Иль истомы сердцу надо моему?Тени дома? Шума сада?.. Не пойму…

Чёрная весна

(Тает)

Под гулы меди – гробовойТворился перенос,И, жутко задран, восковойГлядел из гроба нос.Дыханья, что ли, он хотелТуда, в пустую грудь?..Последний снег был тёмно-бел,И тяжек рыхлый путь,И только изморозь, мутна,На тление лилась,Да тупо чёрная веснаГлядела в студень глаз —С облезлых крыш, из бурых ям,С позеленевших лиц.А там, по мертвенным полям,С разбухших крыльев птиц…О люди! Тяжек жизни следПо рытвинам путей,Но ничего печальней нет,Как встреча двух смертей.

Тотьма

19 марта 1906

Бессонницы

Бессонница ребёнка

От душной копоти землиПогасла точка огневая,И плавно тени потекли,Конту ры странные сливая.И знал, что спать я не могу:Пока уста мои молились,Те, неотвязные, в мозгуОпять слова зашевелились.И я лежал, а тени шли,Наверно зная и скрывая,Как гриб выходит из землиИ ходит стрелка часовая.

Парки – бабье лепетанье

Сонет

Я ночи знал. Мечта и трудИх наполняли трепетаньем, —Туда, к надлунным очертаньям,Бывало, мысль они зовут.Томя и нежа ожиданьем,Они, бывало, промелькнут,Как цепи розовых минутМежду запиской и свиданьем.Но мая белого ночейДавно страницы пожелтели…Теперь я слышу у постелиВеретено, – и, как ручей,Задавлен камнями обвала,Оно уж лепет обрывало…

Далеко… далёко…

Когда умирает для ухаЖелеза мучительный гром,Мне тихо по коже старухаВодить начинает пером.Перо её так бородато,Так плотно засело в руке.Не им ли я кляксу когда-тоНа розовом сделал листке?Я помню – слеза в ней блистала,Другая ползла по лицу:Давно под часами усталыйСтихи выводил я отцу…Но жаркая стынет подушка,Окно начинает белеть…Пора и в дорогу, старушка,Под утро душна эта клеть.Мы тронулись… Тройка плетётся,Никак не найдёт колеи,А сердце… бубенчиком бьётсяТак тихо у потной шлеи…

У гроба

В квартире прибрано. Белеют зеркала.Как конь попоною, одет рояль забытый:На консультации вчера здесь Смерть былаИ дверь после себя оставила открытой.Давно с календаря не обрывались дни,Но тикают ещё часы его с комода,А из угла глядит, свидетель агоний,С рожком для синих губ, подушка кислорода.В недоумении открыл я мертвеца…Сказать, что это я… весь этот ужас тела…Иль Тайна бытия уж населить успелаПриют покинутый всем чуждого лица?

Там

Ровно в полночь гонг унылыйСвёл их тени в чёрной зале,Где белел Эрот бескрылыйМеж искусственных азалий.Там, качаяся, лампадыПламя трепетное лили,Душным ладаном усладыТам кадили чаши лилий.Тварь единая живаяТам тянула к брашну жало,Там отрава огневаяВ кубки медные бежала.На оскала смех застылыйТени ночи наползали,Бесконечный и унылыйДлился ужин в чёрной зале.

Эдуард Багрицкий (1895–1934)

Папиросный коробок

Раскуренный дочиста коробок,Окурки под лампою шаткой…Он гость – я хозяин. Плывёт в уголокСтудёная лодка-кроватка.– Довольно! Пред нами другие пути,Другая повадка и хватка!.. —Но гость не встаёт. Он не хочет уйти;Он пальцами, чище слоновой кости,Терзает и вертит перчатку…Столетняя палка застыла в углу,Столетний цилиндр вверх дном на полу,Вихры над веснушками взреяли…Из гроба, с обложки ли от папирос —Он в кресла влетел и к пружинам прирос,Перчатку терзая, – Рылеев…– Ты наш навсегда! Мы повсюду с тобой,Взгляни!.. —И рукой на окно:ГолубойСад ёрзал костями пустыми.Сад в ночь подымал допотопный костяк,Вдыхая луну, от бронхита свистя,Шепча непонятное имя…– Содружество наше навек заодно! —Из пруда, прижатого к иве,Из круглой смородины лезет в окноПромокший Каховского кивер…Поручик! Он рвёт каблуками траву,Он бредит убийством и родиной;Приклеилась к рыжему рукавуЛягушечья лапка смородины…Вы – тени от лампы!Вы – мокрая дрожьДеревьев под звёздами робкими…Меня разговорами не проведёшь,Портрет с папиросной коробки!..Я выключил свет – и видения прочь!На стёкла с предательской леньюВ гербах и султанах надвинулась ночь —Ночь Третьего отделенья…Пять сосен тогда выступают вперёд,Пять виселиц, скрытых вначале,И сизая плесень блестит и течётПо мокрой и мыльной мочале…В калитку врывается ветер шальной,Отчаянный и бесприютный, —И ветви над крышей и надо мнойЗаносятся, как шпицрутены…Крылатые ставни колотятся в дом,Скрежещут зубами шарниров.Как выкрик:– Четвёртая рота, кругом! —Упрятанных в ночь командиров…И я пробегаю сквозь строй без конца —В поляны, в леса, в бездорожья……И каждая палка хочет мясца,И каждая палка пляшет по коже…В ослиную шкуру стучит кантонист(Иль ставни хрипят в отдаленьи?)…А ночь за окном, как шпицрутенов свист,Как Третье отделенье,Как сосен качанье, как флюгера вой…И вдруг поворачивается ключ световой.Безвредною синькой покрылось окно,Окурки под лампою шаткой.В пустой уголок, где от печки темно,Как лодка, вплывает кроватка…И я подхожу к ней под гомон и лайСобак, заражённых бессонницей:– Вставай же, Всеволод, и всем володай,Вставай под осеннее солнце!Я знаю: ты с чистою кровью рождён,Ты встал на пороге веселых времён!Прими ж завещанье:Когда я уйдуОт песен, от ветра, от родины, —Ты начисто выруби сосны в саду,Ты выкорчуй куст смородины!..

Зинаида Гиппиус (1869–1945)

Заклинанье

Расточитесь, духи непослушные,Разомкнитесь, узы непокорные,Распадитесь, подземелья душные,Лягте, вихри, жадные и чёрные.Тайна есть великая, запретная.Есть обеты – их нельзя развязывать.Человеческая кровь – заветная:Солнцу кровь не ведено показывать.Разломись оно, проклятьем цельное!Разлетайся, туча исступлённая!Бейся, сердце, каждое – отдельное,Воскресай, душа освобождённая!

1905

Серое платьице

Девочка в сером платьице…Косы как будто из ваты…Девочка, девочка, чья ты?Мамина… Или ничья.Хочешь – буду твоя.Девочка в сером платьице…Веришь ли, девочка, ласке?Милая, где твои глазки?Вот они, глазки. Пустые.