Судный день Англии. Книга третья. Казнь - Григорий Борзенко - E-Book

Судный день Англии. Книга третья. Казнь E-Book

Григорий Борзенко

0,0

Beschreibung

Историческая трилогия «Судный день Англии» является продолжением романа «Премьера века». Поэтому мы искренне советуем вам сначала прочитать роман «Премьера века», после чего вам более ясными и понятными будут казаться события, которые будут разворачиваться в трилогии «Судный день Англии». В самом масштабном произведении автора рассказывается о событиях Великой английской буржуазной революции семнадцатого века. О противостоянии Оливера Кромвеля и короля Англии Карла Первого. В романе очень интригующе описаны судьбы людей, увлеченных в круговерть происходящих вокруг них эпохальных событий.   © Г. Борзенко, 2002 © Т. Крючковская, иллюстрации, 2002

Sie lesen das E-Book in den Legimi-Apps auf:

Android
iOS
von Legimi
zertifizierten E-Readern
Kindle™-E-Readern
(für ausgewählte Pakete)

Seitenzahl: 588

Das E-Book (TTS) können Sie hören im Abo „Legimi Premium” in Legimi-Apps auf:

Android
iOS
Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.



Григорий Борзенко

Судный день Англии

Книга 3. Казнь

Историческая трилогия «Судный день Англии» является продолжением романа «Премьера века». Поэтому мы искренне советуем вам сначала прочитать роман «Премьера века», после чего вам более ясными и понятными будут казаться события, которые будут разворачиваться в трилогии «Судный день Англии».

В самом масштабном произведении автора рассказывается о событиях Великой английской буржуазной революции семнадцатого века. О противостоянии Оливера Кромвеля и короля Англии Карла Первого. В романе очень интригующе описаны судьбы людей, увлеченных в круговерть происходящих вокруг них эпохальных событий.

 

© Г. Борзенко, 2002

© Т. Крючковская, иллюстрации, 2002

Оглавление
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23

 

Все мы родам из детства. Воспоминания детства самые добрые, самые теплые, самые светлые. Кому-то запомнилась колыбельная матери, кому-то первый школьный звонок, кому-то первое увлечение, со временем переросшее в первую, пусть и трижды наивную детскую любовь. Все это было и в моей жизни. Однако из детских и юношеских воспоминаний мне наиболее запомнилось то, какое потрясающее впечатление произвели тогда на меня прочитанные книги «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо», «Одиссея капитана Блада»…

Совершенно неповторимый и романтический мир, в который я окунулся при прочтении этих романов, настолько поразил меня, что и спустя годы, став уже взрослым человеком, я так и остался «болен» этим увлечением. Все книги, что я написал, и которые, дай Бог, напишу в дальнейшем, появились на свет благодаря упомянутому, все никак не проходящему, увлечению.

Дальние плавания и необыкновенные приключения, воинственный клич, доносящийся с палубы пиратского судна и жаркая абордажная схватка. Это то, что волнует души многих романтиков. Однако при всем этом существует и нечто иное, что еще больше приводит в трепет любителей приключений и кладоискателей. Я имею в виду клады и сокровища. Не обошла эта страсть стороной и вашего покорного слугу. Сколько литературы мне пришлось перечитать в детстве и юности, чтобы выудить оттуда все, что касалось таинственных историй о сказочных сокровищах, на островах Пинос, Оук, Григан, Кокос и других. Сколько вашим покорным слугой было перелопачено земли в местах, где по рассказам матери раньше находились дома помещиков, спешно бросивших их, и бежавших прочь, от революции семнадцатого года.

Однако самое удивительное заключается в том, что мне всегда нравилось не столько искать клады, сколько самому прятать их! Не один такой «клад» я закопал, будучи пацаном, на подворье родительского дома, да замурован тайком от взрослых в стену дворовых построек, в то время, когда строители уходили на обед. Я не зря взял слово клад в кавычки, поскольку ничего сверхценного спрятать в шкатулки, выпрошенные для этой цели у матери, я тогда, естественно, не мог. Впрочем, это как сказать. Помимо моих «Обращений к потомкам» да дневников, там были и старинные дедовы пуговицы, с выгравированными гербами да годам изготовления, найденные на чердаке, XVIII века коллекция собранных мною же старинных монет, среди которых, помнится, были очень редкие.

Однако проходили годы, и мысль о самом настоящем, реальном кладе, приобретала все более зримые очертания. Повторюсь: мне хотелось не найти такой клад, а самому спрятать его. Было бы просто здорово, если бы мой клад начал интересовать и волновать кого-то так же, как меня самого увлекали в юности клады островов Григан, Кокос и других.

Какие страсти кипели вокруг этих кладов! Какие величайшие драмы разыгрывались при поисках этих сокровищ! Так до сих пор, кстати, и не найденных! Сколько кладоискателей, с горящими от возбуждения и азарта глазами, копались в архивах, выуживая любые сведения обо всем, что касается интересующего их вопроса, а затем самолично брали в руки лопату и с трепетом в душе, замирали, когда ее лезвие натыкалось на очередной находящийся в земле камень.

Естественно, что самолично и в одночасье я не мог предложить миру клад, окутанный ореолом подобных легенд. Однако сделал все возможное, а может быть, и невозможное, чтобы моя задумка имела и неповторимую изюминку, и интригу, и конечно же, тайну! Что это за клад, если его не окружает все, перечисленное выше?! Идея самому спрятать клад, зашифровать координаты этого места и включить его в текст одного из своих книг, родилась, возможно, у меня еще в детстве, когда я исписывал толстые общие тетради своими первыми, пусть трижды примитивными, повестями и романами «Приключения одноглазого пирата», «Приключения на суше», «Морские приключения» и так далее.

И вот теперь, в зрелом возрасте, пришло время воплотить свою мечту в реальность. В каждом из своих романов, из приключенческой серии «Пиратские клады, необитаемые острова», я зашифровал место, где спрятан клад. Это не простая шифровка.

Это целая история, умело вплетенная в сюжетную линию, которая и будет являться разгадкой того, где же находится обусловленное место. Сама по себе эта тайна, спрятанная в книге, должна волновать кладоискателей не меньше, нежели сам клад.

Чего-чего, а опыт в подобных зашифровках у вашего покорного слуги имеется! Еще в детстве, мы, пацаны, начитавшись о похождениях Шерлока Холмса, зашифровывали друг другу послания в виде пляшущих человечков.

Долго пришлось поломать голову над тем, из чего же будет состоять клад. Решил остановиться на обычных золотых банковских слитках, которые ныне без проблем можно приобрести в различных коммерческих банках.

Кроме того, уже сейчас серия «Пиратские клады, необитаемые острова», на мой взгляд, является настоящим подарком, для любителей приключений, романтиков и кладоискателей.

Как я любил раньше ломать голову над разгадкой всевозможных логических задачи прочих расшифровок! Хотелось бы верить, что и другие, читая мои книги, познают присущий вашему покорному слуге азарт, пытаясь разгадать тайну неуловимой зашифровки.

Утешу самых нетерпеливых: в «Потомке Ностадамуса» я совсем легко зашифровал вожделенное место, чтобы у вас была возможность рано или поздно добраться — таки до золотишка и убедиться, что автор вас не обманул. Но в следующих книгах… Вы знаете, я не против, чтобы мои тайны, волновали многих и после меня. Я просто поражен выходкой знаменитого пирата Оливье Вассера, который во время казни, в последние мгновения своей жизни, уже с петлей на шее, с криком: «Мои сокровища достанутся тому, кто прочитает это!», бросил в толпу, собравшуюся вокруг виселицы, нарисованную им карту с замысловатыми и непонятными надписями по краям. С той поры прошло ни много, ни мало: два с половиной столетия, а ни одно поколение кладоискателей многих стран так и не могут разгадать тайну загадочной карты, которая не перестает будоражить их воображение.

 

1

 

К концу августа 1648 года война в Англии была завершена. Если народ и армия ликовали, упиваясь сладким мигом своего триумфа, то парламентские пресвитериане этот факт воспринимали отнюдь без энтузиазма. Их, впрочем, нетрудно понять. Годами и десятилетиями их окружали тишина и спокойствие, они были у власти, имели возможность приумножать свои, и без того немалые, богатства. Респектабельные дельцы из Сити прекрасно понимали, что революции всех времен и народов заканчивались призывами упоенной своим триумфом толпы: «Грабь награбленное!» Поскольку такая перспектива не очень «грела» роялистов, поэтому, чтобы избежать худших для себя опасений, они в дальнейшем повели себя так, словно победу одержал не Кромвель и его армия, а они и их союзники. Палата лордов даже отказалась объявлять шотландцев врагами, а пресвитериане палаты общин вернули снова в свои ряды удаленных ранее по настоянию армии десятерых вожаков пресвитерианского большинства.

24 августа палата отменила утвержденное ранее решении о разрыве сношений с королем, и направила к венценосцу на остров Уайт депутацию, состоящую из пятнадцати человек, с твердым намерением возобновить переговоры.

Каждый в этом деле проявлял активность. Как только в Лондоне стало известно об итогах знаковой для окончания войны битвы у Престона, общины сразу же начали предпринимать все, чтобы намерение возобновить переговоры с королем стали свершившимся фактом. Чтобы опередить пресвитериан и самим держать руку на пульсе событий, наиболее ретивые индепенденты поспешно постарались сами войти в состав только что созданного комитета для переговоров. В их числе был и Вэн-младший, слывший человеком несгибаемого характера и другом Кромвеля, который, тем не менее, воспользовался моментом отсутствия в столице своего друга.

Возмущению многострадального народа не было границ. Он снова был против переговоров с этим кровавым преступником. Так многие назвали короля. Лондон опять стал бурлить, то тут, то там собирались толпы простолюдинов, где итогом возмущенных разговоров было осознание того, что результатом переговоров между парламентом и королем будет определение: чьим же рабом в итоге должен стать народ. Кто из этих двоих держателей власти в итоге возьмет в руки хлыст, чтобы и далее понукать этим народом.

Одиннадцатого сентября левеллеры подали в парламент петицию, под которой стояли подписи нескольких тысяч человек! Бытовало мнение, что автором ее был член парламента Генри Мартон, убежденный республиканец. Демократические реформы — вот чего настойчиво требовала петиция. Свободы личности, неприкосновенности имущества, установления равенства всех перед законами, отмена церковной десятины, монополий, акцизов, разрыв каких бы то ни было отношений с королем и привлечении его к суду. На фоне таких приятных фактов, где авторы петиции пеклись o народе, выделяется требование неприкосновенности имущества и обращение к палате общин объявить себя верховной властью в стране…

А что же Кромвель? Тот, кто выиграл войну, кто был самой яркой фигурой в круговерти происходящих событий. Тот, кого любили и ненавидели, обожествляли и боялись. Именно из-за этой боязни персвитериане и торопились начать переговоры с королем, пользуясь удаленность Кромвеля от столицы. Так где же тогда, спрашивается, был тот, кто просто обязан был держать руку на пульсе событий, и не пропустить того, что происходило в Лондоне, и что могло кардинально повлиять на дальнейших ход исторических событий? Да, Кромвель был неплохим политиком, но он столь же в полной мере был и отменным полководцем, поэтому армейские дела ему в данную минуту были важнее всех остальных. Впрочем, и мы с вами в этом далее убедимся, он прекрасно сочетал военную стратегию с политикой.

После судьбоносной для итогов войны победы под Престоном Кромвель не почил на лаврах, а продолжил поход на север. Отправив Ламберта с двумя тысячами кавалеристов вдогонку за Гамильтоном, сам он повернул назад, с твердым намерением отрезать путь англо- ирландским роялистам под предводительством Монро, которые бежали из-под Престона. Кромвель знал, что в этом городе роялистских пленников скопилось больше, чем солдат гарнизона, поэтому старался не допустить того, чтобы это шеститысячное войско попало в город. Но не зря кавалеристов Кромвеля, (да и его самого), называли непобедимыми. Монро и не собирался искушать судьбу. Он предпочел скрыться в горах Шотландии. Этим он избежал участи Гамильтона, Миддлтона и Лангдейла, которые с последними жалкими отрядами своих приверженцев были вскоре разбиты и пленены.

Двенадцатого сентября Кромвель подошел к шотландской границе, разместил солдат, и сразу же приступил к началу переговоров с шотландцами, чтобы добиться сдачи Бервика и Карлайла. Оливер понимал, что переговоры могут быть трудными. Шотландцам, по его мнению, никогда нельзя было доверять. Могущественные кланы в этой стране вечно враждовали между собой, союзы между ними то заключались, то распадались, они всегда были готовы выступить против неугодной им власти. Но Кромвеля больше всего беспокоил тот факт, что, невзирая на это, шотландцы в любой момент могли, забыв о вечной вражде и распрях, объединится против общего и вечного для них врага, и столь же ненавистного — Англии.

В последнее время здесь властвовала партии знати — партия Гамильтонов, Ланарков, Лаудердейлов. Тогда их желанием было стремление договорится с королем путем несущественных уступок. (Это именно их послы были в свое время отправлены к королю на остров Уайт, результатом чего стало подписание тайных декабрьских соглашений). Но теперь, разбив Гамильтна на поле сражения, Кромвель тем самым оказал неоценимую услугу его врагам: партии пресвитерианской «кирки», партии фанатичных, едва ли не диких «виггаморов», позже называемых вигами.

Возглавлял их Арчибальд Кэмпбелл, маркиз Аргайл. Глава древнего разветвленного клана, ярый приверженец «шотландского Кальвина». Он яростно противился попыткам Карла 1 навязать Шотландии англиканство, за что и был, еще в далеком 1638 году, подвергнут опале. Теперь он понимал, что его час настал. Как только стало известно о поражении Гамильтона, сразу же поднялись с оружием в руках дружественные ему западные кланы. Они стремительно овладели Эдинбургом, низложили сторонников враждебной партии, разогнали парламент, и сразу же созвали новый, фактически взяли власть в стране в свои руки, и теперь взирали на визит Кромвеля с любопытством. Мол, что же тот предпримет?

Аргайл понимал, что его час настал. Но, в то же время, и Кромвель прекрасно отдавал себе отчет в том, что сейчас как никогда сложилась благоприятная обстановка для того, чтобы мирно обо всем договорится, и вечных врагов превратить в своих союзников. Он еще не знал, что происходит в Лондоне, как сложится обстановка, поэтому возможная поддержка в дальнейшем тех, с кем он будет сейчас договариваться, была бы ой как не лишней.

Мы уже говорили, что Оливер был не только отменным политиком, но и полководцем. Понимая, что в данном случае можно объединить эти два своих дара, и вести переговоры с шотландцами не только с позиции «пряника», но и «кнута», он решил перед второй «договаривающейся стороной» поиграть своими «военными мышцами». Двадцать первого сентября он со своей внушительной армией форсирует Твид. Иронически говоря, армия служила для Кромвеля как бы «почетным эскортом», который сопровождал его на переговоры с шотландцами, и не двусмысленно давал понять, что Оливер в этом процессе не должен быть той стороной, корму горцы могут навязывать свои права.

Навстречу ему выехал маркиз Аргайл, вместе с лордами и представителями «кирки». В начавшихся переговорах Кромвель потребовал сдачи английских крепостей: Бервика и Карлайла. Настаивал он также и на том, чтобы шотландцы отказывали в предоставлении убежища для беженцев-роялистов. Аргайлу эти требования показались пустячными, которые он без тени смущения удовлетворил. Тут же комендантам этих крепостей были отосланы приказы с требованием сложить оружие.

После такой, взаимно устраивающей обе стороны, мировой, Кромвель был торжественно приглашен в Эдинбург, куда он и ступил 4 октября. Ему был оказан прием как руководителю дружественной державы. Банкеты, хвалебные речи, представители духовенства выражали ему благодарность и величали «божьей милостью охранителем Шотландии», «кирки» и комитет сословий уверяли в своей искренней любви к братнему английскому народу. Вся обстановка говорила о том, что шотландские власти желают мира с революционной Англией. На фоне этого горцы не могли не удовлетворить последнюю просьбу Кромвеля: чтобы те отстранили с государственных постов всех врагов соглашения. Нетрудно догадаться, что эта просьба с готовностью была исполнена, и останки роялистских войск в Шотландии сами сложили оружие. Этим была поставлена точка в шотландском «мятеже».

Вот на фоне таких исторических событий мы возвращаемся к главным героем нашего повествования. Мы расстались с ними в конце второго тома этой трилогии, когда после битвы под Престоном страна радовалась окончанию гражданской войны, а наши герои после долгих мытарств и лет разлуки встретились на южном побережье Англии, радуясь счастливому завершению их злоключений в заморских колониях. Учитывая, что Нед Бакстер, Мартин и Джейн считали Эндрю Сунтона, отца Мартина, и Элизабет Каннингем, мать Джейн, умершими, все искренне радовались общему счастью, что поначалу позабыли обо всем на свете. Однако, чем больше проходило время, тем сильнее наши герои свыкались с мыслю, очень приятная и вполне объяснимая эйфория не может длиться вечно, и рано или поздно нужно принимать решения о том, что же будет дальше. После такой благополучной развязки будущее могло видеться им в розовом безоблачном свете, однако все они прекрасно понимали и то, что не все так просто. Разве что одна Джейн могла сейчас же, смело отбросив в сторону все условности, отправится назад в Лондон, домой, к привычной и уютной обстановке. Хотя и ей предстояли бы в таком случае сложные объяснения со строгим отцом по поводу того, почему она так внезапно исчезла в свое время, никого об этом не предупредив.

Смело могла точно также поступить и мать Джейн, но… Элизабет прекрасно поминала, кто и как отправил ее из глаз долой подальше от дома, кто за эти годы, за эти бесконечно длинные годы, которые показались ей вечностью, так и не предпринял ничего, чтобы встретится, узнать, как ей живется, а узнав о страшной участи, которая ее постигла, выручить из беды. Все это было похоже на заговор, и она боялась, что дома, вместо радостной встречи, ее ждет вторая попытка ее же устранения. На этот раз окончательная и бесповоротная.

Не заказана дорога в родной город была и для Мартина. Но в то же время юноша не сомневался, что после его отбытия на Барбадос святой отец рано или поздно должен был явиться к леди Кэлвертон за расчетом. Само по себе это самоуправство Мартина непременно разозлило мстительную даму, но еще большим будет ее гнев по поводу письма, в котором он как бы украл у интриганки ее идею, ее тайну, заставил ее людей работать не него, на Мартина. Причем, за ее, леди Кэлвертон, счет. Тогда, в порыве эмоций, подгоняемый лишь желанием поскорее покинуть Лондон, и устремится к Барбадосу, Мартин был не в том состоянии, чтобы до конца проконтролировать свои действия и лучше все обдумать. Можно было сделать так, чтобы не «сжигать за собой мосты». Придумать для святого отца какую- нибудь историю, не вовлекая в нее леди Кэлвертон. Можно было, в конце концов, самому рассчитаться за письмо, (деньги ведь были!), или попросить святошу скопировать почерк на поддельном письме лично для него, постараться убедить старика, что это его личное дело, и он умоляет его не говорить об этой личной просьбе ее хозяйке. Но время не терпит сослагательных наклонений, поэтому возможная, (почти неизбежная), встреча с леди Кэлвертон могла быть не просто неприятной, а и опасной. Крайне опасной и для безопасности, и даже жизни Мартина.

А уж за Эндрю и Неда и говорить было нечего. Они прекрасно понимали, что для всесильной интриганки вопрос мести стоял едва ли не на первом плане, поэтому не было дальнейших сомнений в том, что та предпримет все, чтобы физически уничтожить своих обидчиков.

Сложилась прилюбопытнейшая ситуация. Не нарушив никаких законов, никого не обманув и не обидев, наши герои, сами того не желая, оказались изгоями для родного города. Впрочем, пока что они не знали, как обстоят дела в Лондоне, (кроме общих слухов), какое положение занимает сейчас леди Кэлвертон, и стоит ли ее опасаться. Впрочем, то, что ее нужно опасаться в любом случае, если она даже и не в фаворе у тех, кто ныне при власти в столице, и она при любом раскладе из шкуры вон вылезет, лишь бы отомстить давним обидчикам, в этом друзья не сомневались. Но все равно, чтобы принимать дальнейшие и окончательные решения, нужно было тщательно разведать: что и как происходит в Лондоне.

Полностью насытившись эйфорией по поводу чудесного возвращения в Англию, друзья с этой минуты начали условную операцию, под столь же условным названием «путь домой». Тобеш, в Лондон. Для этого наши герои отправились в Уинчестер, где один из друзей Неда Бакстера приютил их у себя. И, хотя гостеприимный хозяин был искренне рад гостям, Нед твердо сказал, что селятся они временно, и на условии, что будут пребывать в статусе инкогнито. Что, впрочем, и не удивительно: понятно, что нашим героям пока отнюдь не стоило афишировать свое пребывание не только в этом городе, а вообще в пределах страны. Впрочем, с таким же успехом можно внести в этот список и определение: пребывание на этом свете. Поскольку мстительная леди, возможно, считала, что Эндрю и Неда (второго это касается в меньшей степени) уже нет в числе живых. Поэтому, такое приятное для нее заблуждение могло бы друзьям значительно упростить свои дела и передвижения по возвращению в столицу. Поэтому благо разумнее было оставлять ее в этом неведении.

Нетрудно догадаться, что с началом «боевых действий» именно Мартин, чувствовавший себя тем, кто и так долго засиделся без дела на одном месте, больше всех «рвался в бой». Однако Нед, взявший бразды правления этого дела в свои руки, строго приказал юноше пока что потерпеть, не проявлять активности, как, впрочем, и Эндрю. Руководствуясь не лишенным здравого ума принципом «Береженного Бог бережет», он логично рассудил, что пока не стоит рисковать всем вместе. Первую разведку проведет он, старый проныра, обладающим кучей друзей, связей и знакомств. Такое положение вещей Эндрю поначалу не только удивило, но даже возмутило.

— Ты хотя и лучший мой друг, Нед, — искренне негодовал тот, — но с чего ты взял, что это только у тебя душа болит за исход дела? Что только ты преисполнен желанием действовать. Если бы такое тебе предложил я, усидел бы ты на месте, зная, что твой друг в это время подвергает себя опасности?

— Вот это ты хорошо сказал, — не полез в карман за ответом Нед, — насчет опасности. Ты ведь прекрасно помнишь, каким исчадием ада является наша старая знакомая. Выйдя из тюрьмы, она, лишившись, казалось бы, за годы, проведенные в заточении, всего и вся, не опустила руки, а тут же возобновила кипучую деятельность. Что уж говорить о нас, если, уверен, в ее планы изначально включен план поквитаться также и с королем. Чтобы ей легче было это осуществить, мне кажется, именно поэтому она сразу же стала делать все, чтобы ближе сойтись с Кромвелем, главным оппонентом короля. До нас ведь сейчас доносятся только слухи. О Кромвеле и короле нам все известно лишь в общих чертах. Но нам ведь неизвестно, каких успехов в своих начинаниях за это время достигла наша дама. Может она, действуя в тени Оливера, с ее-то активностью и иногда с не желанием афишировать себя, приобрела в столице такую власть, такое количество полезных знакомств и связей, что стоит нам проявить какую-то опрометчивость, и неосторожно выказать себя пред ее ясны очи, как тут же свора ее вездесущих ищеек вмиг упрячет нас в тюрьму Элиот, с которой мы в свое время с таким трудом выбрались. Чудом избежав смерти, смею напомнить.

И, видя все еще бурлящий в Эндрю энтузиазм, не желавший внимать его доводам, Нед скороговоркой продолжил свою тираду, не давая другу возможности отрицать что-либо:

— Пойми меня правильно, друг. Мне очень хочется, чтобы ты и сейчас, и потом, когда подключишься к активным действиям, строго анализировал происходящее вокруг и контролировал свои действия. Твое желание вполне объяснимо и понятно. Но, поверь мне, я лучше знаю этого злого гения, чем ты. Не забывай, что я, как и наша оппонентка, тоже люблю окружать себя массой тех, кто добывает мне информацию, оказывает какие-то услуги и т. д. Ты ведь в последние годы нашей мирной жизни в Лондоне вел в основном семейную оседлую жизнь. Я же, старый холостяк, меньше всего сидел дома, и именно эта моя сноровка, сноровка проныры, надеюсь, мне сейчас поможет все сделать так, чтобы минимально обезопасить все, что будет предпринято. В случай неудачи лучше я один попаду в беду, и будет надежда, что вы меня выручите из передряги. Если мы вместе окажемся в переплете, то это будет гораздо хуже. Помощи ждать будет не от кого.

На том и порешили. Наклеив пышную бороду и усы, Нед отбыл в столицу.

Пока Нед отсутствовал, друзья часто собирались вместе, и обсуждали план дальнейших действий.

— Я согласен с Недом, — говорил Эндрю, — что кто-то один действительно должен координировать план общих действий. И в этом плане я вполне полагаюсь на него. Я прекрасно помню, что именно он в свое время срежессировал знаменитое представление в театре «Белая лилия», которое тогда всколыхнуло весь Лондон. Благодаря которому мы спасли короля от неминуемой гибели. Помню, что Нед тогда выудил такие тайны наших врагом, и в первую очередь леди Кэлвертон, что это даже для меня было сюрпризом, и обо всем я узнал вместе с переполненным залом «Белой лилии» уже в процессе театрального действа. Надеюсь, и теперь, чтобы сделать то же самое, т. е. спасти короля и оградить себя, всех нас, от своих недоброжелателей, Нед проявит не меньшую смекалку. Но все же… Некоторые вещи не вправе решать даже он. К примеру. Я глубоко убежден, что, как бы не слаживались обстоятельства, вы, миссис Каннингем, и вы, мисс Джейн, вправе сами решать, возвращаться вам домой или нет. У вас, в отличи от нас, в Лондоне нет врагов, вам ничто не мешает уже сейчас, разумеется, дождавшись возвращения Неда, и посоветовавшись также и с ним, отправится домой. Я прекрасно понимаю, что вам давно хочется отоспаться на привычных постелях, а не в чужих домах, которые, пусть и гостеприимны, но все же не сравнимы с привычным домашним уютом. Понимаю, что вам хочется встречи и общения с родственниками, друзьями и знакомыми. Что вы на это скажете, дамы?

Казалось, что вопрос это был не простой. За ним должен был последовать не просто ответ, а, если можно так выразиться, судьбоносный ответ. Ведь от того, что они сейчас ответят, какое решение примут, и зависит то, как сложится их дальнейшая судьба, по какому руслу потекут события. Эндрю казалось, что сейчас последует долгая пауза размышлений, но Элизабет ответила на удивление быстро. Первые же ее слова прояснили ситуацию, почему ее ответ был быстрым, и последовал столь незамедлительно:

— Я и сама в последнее время много думала над тем, как нам с Джейн поступить. И не только я сама думала. Джейн также. Мы вместе не раз подолгу обсуждали эту тему, когда оставались одни. Да, мистер Сунтон, вы правы. Быстрейшее возвращение домой — это наиболее логической решение проблемы и, надеюсь, счастливое завершение всех наших мытарств. Но….

Элизабет тяжело вздохнула, то ли собиралась с силами, то ли не осмеливаясь говорить задуманное, то ли еще раз хотела подумать, верно ли она все решила.

— Да, и мне, и моей девочке очень хочется окунуться в привычный уклад жизни. Да, я сгораю от неимоверного желания увидеться с теми, и обнять тех, за кем так истосковалась. Мне очень много чего хочется сделать по возвращению с того света. Да, я это называю именно так! Ибо то, с чем я столкнулась с того момента, когда покинула Англию, и до того часа, пока моя нога снова не ступила на ее блаженную землю, можно назвать только адом! И ничем иным! И весь ужас состоит не только в том, что в пустую потрачен не один год жизни. Столь бы нелепо это не звучало, но с этим я уже как-то смирилась. Вернее не смирилась и никогда не смирюсь, но, в то же время, прекрасно осознаю тот факт, что все это уже произошло, все это уже случилось, и ничего уже не вернешь назад и не изменишь. Меня волнует сейчас больше другое. Почему это произошло?! Ведь это не была какая-то нелепая случайность, недоразумение, из-за чего все пошло кувырком. Ужасает то, что все это было спланировано! Кто-то спровадил меня на этот Богом проклятый Барбадос. Ну, кто — понятно. Мой дражайший супруг. Но ведь кто-то надоумил его посоветовать мне обратиться на этом острове к какому-то мифическому господину, которого и в природе-то не существовало! Кто-то умышленно завлекал меня в какую-то западню. Или это была задумка и инициатива только моего мужа и никого более, или все же кто-то за ним стоял. Точно я не могу утверждать. Но чует мое сердце, что за этим что-то кроется! И, уж тем более, женское чутье подсказывает, что далеко не последнюю роль во всей этой истории играет пресловутая, многократно вами упомянутая, леди Кэлвертон.

Элизабет еще раз тяжело вздохнула. Разговор об этой женщине был ей особо неприятен.

— Может, во мне заговорила элементарная женская ревность, но я почти уверена, что эта дамочка не просто знакомая моего мужа. И связывают их далеко не деловые контакты. Здесь в единый клубок сплелось все. И злоба в том числе. Мне запомнился рассказ Мартина о случае, когда он застал моего мужа выходящего из дома леди Кэлвертон. Этот бедолага, что тогда так некстати попался им тогда на глаза, был просто атакован шквалом их гнева. Они едва ли не приговорили его к смерти! Нет, чует моя душа, что не все так просто. В относительной безопасности может чувствовать себя лишь Джейн. Я так переживаю за свою девочку, что у меня душа разрывается от мысли, что это все может в будущем как-то коснуться и ее. Ведь она, бедняжка, уже и так неимоверно пострадала. Да, я понимаю, что в том, что с ней случилось на Барбадосе, не было злого умысла кого-либо. Никто специально не планировал для нее такой участи. Пусть она стала невольной жертвой нелепых случайностей и совпадений, но это не меняет сути дела! Она мучилась и страдала в застенках этой жуткой тюрьмы, о которой я и сейчас не могу вспоминать без содрогания, именно из-за того, что кто-то изначально задумал заговор против меня, и беда ниточкой потянулась и к моей дочери. Сейчас снова она может стать мишенью для рикошета от осколков заговора, который может повториться в мой адрес. Я почти не сомневаюсь, что тот, кому я мешала раньше, сейчас, видя, что первая попытка относительно моего устранения, не удалась, предпримет вторую. И одному Богу известно, смогу ли я воспрепятствовать этому. Я понимаю, что вы предложите нам свою помощь, но где гарантия того, что беда не нагрянет неожиданно, когда вас не будет рядом, или вы окажетесь не в то время, не в том месте, чтобы предотвратить непоправимое.

В комнате воцарилась томительная тишина. Эндрю не спешил со словами утешения, понимая, что бы он сейчас не сказал, это не будет служить твердой гарантией того, что будет именно так, а не иначе. Элизабет, видимо, не очень то и ожидала от него каких-то заверений. Она просто изливала душу своим собеседникам, как это делали люди в тяжелую для себя минуту везде и во все времена.

— Да, — вдруг бодро, словно очнувшись от сна, твердо молвила она, — мы с Джейн, скорее всего, и несмотря ни на что, отправимся домой. Возвратится Нед, мы еще раз посоветуемся с ним, послушаем, какие новости он привезет, и все равно рано или поздно устремимся туда, куда влечет нас душа. Но… — Голос ее стал менее твердый. — Я так боюсь за Джейн. — Голос ее начал дрожать. — Я так не хочу, чтобы с моей девочкой не случилось нечто подобное, что ей, бедняжке, довилось претерпеть на Барбадосе.

Элизабет обняла дочь, крепко прижала к себе и горько заплакала. Через мгновение и Джейн, проникшись трогательностью момента, и не стесняясь присутствия Мартина и его отца, дала волю слезам…

Нед возвратился весь взвинченный, с огнем в глазах. Все собрались в привычной для себя комнате, такой себе сухопутной кают-компании, где они и до этого уже не раз собирались и долго беседовали, обсуждая варианты того, как им поступить дальше. Нетрудно было догадаться, что каждый из них понимал, что это была, скорее всего, их последняя посиделка в этой уютной комнате этого гостеприимного дома. И энергичным мужчинам, и покладистым женщинам одинаково надоело сидеть на одном мете. Каждый осознавал, что сейчас будут приняты ключевые решения, после которых они, скорее всего, покинут стены этого, пусть и, повторяем, гостеприимного дома, но, как говорится, отслужившим для наших героев свое дело. Давно назрела ситуация, когда нужно было сделать следующий шаг. Но каким он будет, это зависело от того, какие вести привез Нед, что сейчас решат друзья, какой дальнейший план действий они выберут.

— Надеюсь, вы понимаете, друзья, — энергично начал Нед, — что впечатлений после моего скромного, — рассказчик нарочито сделал ироническое ударение на слове «скромного», — визита в столицу — масса. Есть о чем рассказать, чем поделится. Но все же в этой массе много особой информации, которая, к примеру, для Эндрю и Мартина будет ценной, поскольку отталкиваясь от того, что я им расскажу, мы и будем планировать конкретные, отдельно взятые, действия. Если хотите — авантюры. Наших же милых дам подробнейшее описание того, что я узнал, как мы будем действовать, что и как нужно сделать в каждом конкретном случае, будут утомительными. Поэтому я сейчас опишу общую картину происходящего, а потом, уже более подробно, будем обсуждать детали.

Нед энергично набрал полную грудь воздуха, чтобы хватило духа сделать более длинной свою речь.

— Общую картину происходящего в стране, и конкретно в Лондоне, мы с вами могли представлять и здесь, вы этом городке. Бурные события, всколыхнувшие старушку-Англию, заставляют говорить о себе не только в самых отдаленных уголках государства, но и даже в ее заморских колониях. В чем мы убедились, находясь на Барбадосе. Но в самой столице все происходящее, кончено, представляется по иному. Картина там видится более полной, достоверной, все с первых рук, не искажено слухами или домыслами.

— Нед тяжело вздохнул. — Ситуация, конечно, не однозначная. Не хочу сейчас долго и утомительно пережевывать все детали, а только скажу одно: перспективы для короля весьма и весьма не радужные, и, чует мое сердце, ситуация для него будет еще более ухудшатся. А коль мы как бы находится с ним по одну сторону наших незримых баррикад, то все это не в меньшей мере касается и нас. У Кромвеля все больше развязываются руки для внедрения в жизнь своих планов, и открывается все больше и больше возможностей всецело взять ситуацию в свои руки. Наша незабвенная леди Кэлвертон, тонко чувствующая ситуацию и молниеносно принимающая решения на какую сторону склониться, чтобы в любом случае быть в выигрыше, видя, что явно нужно держаться ближе к Оливеру, так и сделала. За последнее время она более тесно сошлась с ним, и теперь, не упустит возможности, при ее-то хватке, и с помощью Кромвеля, и благодаря своим личным инициативам, поквитаться с королем. А, учитывая, что в этом невеселом списке ее злейших врагов следом за венценосцем следуем и мы, нам меньше всего стоит оставаться сторонними наблюдателями и безучастно взирать за всем происходящим равнодушным взглядом.

Нед откинулся на спинку стула. Хотя говорил он вещи, казалось бы, не утешительные, однако выражение его лица было не столько грустное, столько излучало решительность и уж ни в коем случае не уныние.

— Я прекрасно отдаю себе отчет в том, сколь опасным соперником в этой игре не на жизнь, а на смерть, является леди Кэлвертон, но, тем не менее, мною в данном случае движет не только инстинкт самосохранения, но и тщеславные амбиции. Назовите это, если хотите, азартом охотника, чем угодно, но мне все же хочется одержать победу в этом принципиальном состязании. Кто кого? Мы были триумфаторами после легендарных событий в театре «Белая лилия». Не меньше поводов злорадствовать и праздновать успех было и у нашей оппонентки. Были и застенки тюрьмы Элиот, были и наши злоключения последних лет, к которым вольно или невольно приложила руку мстительная дама. Теперь пришло время и нам сказать свое слово. Поймите меня правильно. Это не бравада. Она может только помешать общему делу. Но в то же время искренне уверен, что полыхающий в душе каждого из нас огонь и желание торжества справедливости, только поможет успеху нашего общего дела.

Возможно, многим из наших героев, тех, кто сейчас сидел молча и внимал словам Неда, самим хотелось высказаться, изложить свою точку зрения на происходящее. Но в то же время они понимали, что нужно в первую очередь дать возможность рассказчику выговорится, выплеснуть свои эмоции, выразить свою точку зрения на происходящее.

— Повторяю, — продолжил Нед, — планов и идей много. О них, чтобы не терять время, я расскажу во время нашего путешествия в Лондон. Сейчас скажу одно. Дальнейшие планы не просто взяты мною из головы. За это время я успел встретиться со многими верными людьми в столице. Нам очень не лишней будет их поддержка, связи, возможность предпринимать какие-то действия легально. Пусть эти деяния не будут афишироваться, но и прятаться этим людям ни от кого не нужно будет. А это в некоторых моментах очень упростит дело. Ведь нам с Эндрю пока, и, возможно, это будет продолжаться довольно долго, придется действовать скрытно, инкогнито, не выдавая себя. Пусть леди Кэлвертон продолжает оставаться в неведении относительно наших с Эндрю судеб. Вполне возможно, что она считает теми, кого уже нет в числе живущих на этой земле. Пусть это радостное для нее предположение продолжает оставаться для нее фактом. Ибо это обстоятельство необычайно поможет нам в наших делах. Гораздо было бы хуже, если бы она знала, что мы не просто живем и здравствуем, а находимся в Лондоне, у нее под боком. Тут, как говорится, и комментировать нечего. Нам просто глупо терять этот козырь, который пока что находится у нас в руках.

Нед снова откинулся на спинку стула и продолжил:

— Итак, начинаем обрисовывать более конкретный план дальнейших действий. Мы с Эндрю отправляемся в Лондон инкогнито. У нас будет где остановится, нам будет от кого принять помощь в наших действиях, наши друзья поддержат нас во всем. Но, при всем при этом, мы, конечно же, не должны забывать о том, что впереди нас ждут нелегкие испытания и нужно быть готовыми ко всему. Понимаю, Эндрю твое возможное возражение. — Нед повернулся в сторону друга. — Понимаю, что ты вправе сказать, мол, поддержка и крыша над головой, предоставленная друзьями, — это хорошо, но мне хочется поскорее увидеть мою любимую Люси, обнять ее, утешить и так далее. Все понимаю. Вы с ней, конечно же, встретитесь, причтом, в самое ближайшее время. Но, надеюсь, мне и объяснять не нужно, что эта встреча должна быть тайной. Эмоции, любовь к своим самым близким людям — это, конечно, хорошо, но нельзя допустить того, чтобы радостная встреча стала причиной возможной дальнейшей горести.

Рассказчик потер в задумчивости подбородок, словно раздумывая, как лучше преподнести слушателям то, что он скажет дальше, и продолжил:

— Понимаю я и то, мой старый и добрый друг, что тебе, наверное, хотелось бы сделать для Люси сюрприз, неожиданно явившись к ней, и безумно обрадовать ее своим чудесным возвращением. Но… Мы отныне должны руководствоваться не только горячей головой, тобеш, эмоциями, пусть и приятным, но и холодной головой, рассудительным умом. Прошу простить меня, Эндрю, что лишил тебя возможности сделать сюрприз для любимого человека, но я, конечно же, встретился во время своей вылазки в Лондон с Люси.

— Как она?! — Эндрю даже привстал от переполнявшего его волнения.

Нед, видя, что и Мартин также весь напрягся в ожидании ответа, примиряющие приложил ладони к груди:

— Все хорошо, милые мои, все хорошо. Надеюсь, вы понимаете, что я встретился с ней тайком, под покровом ночи. Но и ночные сумерки не могли скрыть от меня волнение на ее лице. Впрочем, это мягко сказано. Печать грусти, и едва ли не горя, на ее лице настолько расторгали меня, что я не мог… Да что «не мог»?! Я просто не имел права хоть на секунду продлить мучения от неопределенности для этой исстрадавшейся томительным ожиданием женщины, не утешив ее, не сказав, что вы оба живы и здоровы. — Нед тяжело вздохнул. — Мне очень приятно, что с первых же минут моей встречи с ней, в глазах этой удивительной женщины горел неподдельный огонь радости по поводу того, что я жив и здоров, что худшие е ожидания по поводу моей участи не подтвердились. Но я также видел, что еще с большей силой этот же взгляд выражал тревогу и даже горе относительно неопределенности за судьбу мужа и сына. Я вынужден был открыться. Естественно, я объяснил ей суть происходящего и всю серьезность того факта, что для нашей же безопасности, и для большей вероятности в общий успех, будет лучше, если факт возвращения Эндрю Сунтона в Лондон для всех останется тайной. И в первую очередь для леди Кэлвертон. Так что, мой дорогой друг, — Нед снова взглянул на Эндрю, — вскоре вы непременно встретитесь с Люси, но, повторюсь, встреча будет короткой, и после нее тебе придется снова вернутся в ничем неприметный дом в Лондоне, который на первых порах будет нашим негласным пристанищем. Тебе же, Мартин, целесообразно будет вернуться в Лондон открыто.

Сделав еле уловимую паузу, чтобы на мгновение оценить, какую реакцию вызовет это объявление у слушателей, продолжил:

— Да, понимаю, что твое возвращение тоже может быть воспринято неадекватно. Той же леди Кэлвертон. Ею в первую очередь! Ведь Кромвелю ты еще как-то сможешь объяснить свое отсутствие. Тут и придумать что-либо будет не грешно. А вот твой рассказ по поводу того, как ты от ее имени заполучил от святоши поддельное письмо с подписью короля, меня озадачил. Тем более, не рассчитался со святошей за его работу, и он наверняка успел за это время побывать у нашей дамы, где, не сомневаюсь, завел разговор о том, что не мешало бы рассчитаться за былой заказ. Представляю реакцию этой интриганки. Тут не просто досада по поводу того, что кто-то из ее людей, коими она, думаю, считала и тебя, делает что- то скрытно за ее спиной. Тут гнев будет особый. Ведь наглец творит свои личные дела, пользуясь ее именем! И не просто, к примеру, просит взаймы денег, полагаясь на ее поручительство. Факт того, что какой-то наглец позволил себе вести игру в ее же, так сказать, стиле, с тайными интригами и подделкой почерка, вне всякого сомнения, вызовет у нее больше гнева, чем все остальное, вместе взятое.

Переведя дух, Нед продолжил:

— И все же нам очень необходим человек рядом с Кромвелем. Который был бы очень близок к нему, был всегда под рукой у того, выполнял любые его приказания. И в то же время был бы в курсе всех, происходящих вокруг Оливера, дел. Наша постоянная осведомленность в этом вопросе очень бы помогла нам. Очень! Этот факт просто трудно переоценить. Нам не нужно будет начинать с нуля. Мартин уже находился при Кромвеле едва ли не в статусе его личного адъютанта, поэтому всем нам, и в первую очередь Мартину, нужно сделать все, чтобы вернуть все на круги своя. Если еще как-то удаться вернуть расположение к себе и леди Кэлвертон, это было бы еще лучше. Но, не сомневаюсь, что сделать это будет намного сложнее. Боюсь, вообще невозможно. Но попробовать это можно, даже нужно.

Видимо Неда, привыкшего к активным действиям, утомило долгое сидение на одном месте. Может, именно поэтому он поднялся, и, мерно рассаживая по комнате в зад и вперед, продолжил свои рассуждения:

— Я придумал несколько оправдательных отговорок для Мартина, которые он может вложить в уши Оливера Кромвеля и леди Кэелвертон. На мой взгляд, они настолько достоверны и даже душераздирающие, что оба упомянутые мною выше слушатели не только поверят в реальность рассказа, но разрыдаются от переизбытка чувств и даже упадут перед Мартином на колени, прося прощение его за то, что…

Видя, как все дружно подняли головы и устремили на него недоуменные взгляды, Нед остановился и позволил себе горько улыбнуться:

— Вижу, друзья мои, пережитые испытания напрочь лишили вас чувства юмора. Я, конечно же, шучу. Прошу простить меня за эту вольность и легкомыслие. Но нам, право слово, не следует окончательно падать духом. — И, вновь начав мерить шагами комнату, продолжил. — Впрочем, потом я действительно предложу Мартину несколько версий оправдания для Кромвеля и леди Кэлвертон. Но, не зря говорят: чтобы лучше всего спрятать какую-то вещь, достаточно положить ее на самом видном месте. Это можно применить и к нашему случаю. Можно будет ничего не выдумывать, ведь, на мой взгляд, достаточно убедительным может выглядеть и рассказ пылко влюбленного юноши о том, что, увидев, как взволнованная дама его сердца торопливо отбыла на Барбадос, он, потеряв голову, и не думая о последствиях, бросился вслед за ней. Не думая ни о последствиях, ни о том, что нужно было кого-то поставить в известность и т. д. Бытует ироническая поговорка, мол, кто не был молодым, тот не был глупым. Сколь искренне бы люди старшего поколения во все времена не возмущались бесшабашностью, безрассудством и даже глупостью молодых, но никогда, как мне кажется, эти укоры не были злыми и уничижающими. Ибо все в этом мире прошли через прекрасную пору жизни — юность, когда переполняемые эмоциями юноши и девушки руководствуются порывами души, любовной страстью, чем угодно, то только не здравым смыслом. Юности прощается все! Будем надеяться, что так случится и на этот раз.

Продолжая мерить шагами комнату, Нед подошел к Мартину, остановился, положил ему руку на плечо.

— Понимаю, мой мальчик, что тебе досталась на данный момент самая опасная роль. И особенно это касается леди. Но бывают в жизни моменты, когда нужно принимать решения, альтернативы которым нет. Конечно, многое зависит от твоего слова. Подумай, не спеши с ответом. Определяйся.

— А мне и определятся нечего, — с юношеским азартом в голосе ответил Мартин. — Если вы считаете, что так нужно, и это поможет общему делу, а я и сам вижу, что это действительно так, то я без колебаний сделаю так, как выскажете.

— Вот вам красноречивое подтверждение моих рассуждений по поводу юношеского задора. — Нед добродушно улыбнулся. — Спасибо тебе, Мартин, за твое решение. Впрочем, ты не торопись, все же обдумай все и взвесь. Но, буду откровенен: твоя роль как открытого игрока, который действует не скрытно, а на виду у всех, неоценима. Мы потом с тобой обсудим все детали. Тут нужно предусмотреть все! Надеюсь, ты понимаешь, что ты не должен последовать домой к леди Кэлвертон в одиночку. Ваша первая встреча не должна происходить один на один! Это даст ей шанс скрытно тут же убрать тебя. Мы будем поступать так, чтобы связывать руки и действия и леди Кэлвертон, и в других ситуациях, когда это будет необходимо.

— А теперь, — Нед подошел к дивану, на котором сидели мать и дочь, и присел на его уголок, на самый краешек, — нужно принимать еще одно, не менее важное решение. Речь пойдет о вас, миссис Каннингем и о вас, Джейн. Понимаю, что вам, в отличие от моего друга и его сына, я не имею права ничего советовать, а уж тем более приказывать, но все же позволю себе выразить мысль о том, как логичнее всего было бы поступить вам обоим. Откровенно говоря, я потому и набрался духа давать вам совет, поскольку нисколько не сомневаюсь, что мысли наши идентичны. Это мы с Эндрю можем позволить себе дальнейшую жизнь скрытно, терпя дискомфорт, разлуку с родными, друзьями, любимым делом. Уверен, что для вас и та горькая чаша лишений, из которой вам уже довилось испить сполна, которая и без того была переполнена до краев, была более, чем жестоким испытанием. Поэтому на ваших мытарствах нужно однозначно ставить точку. Вам просто жизненно необходимо после стольких потрясений вернутся к привычному укладу жизни.

Казалось, у миссис Каннингем в эту минуту свалился камень с плеч. Она, сидевшая рядом с Недом, в знак благодарности положила руку ему на колено.

— Спасибо вам, мистер Бакстер! Признаться, я сама только об этом и думала, но боялась, что вы не одобрите нашего в Джейн выбора.

— Помилуйте! — Искренне удивился Нед. — О чем вы говорите?! Смею ли я не одобрять чего-либо, что твердо решите вы? — Но тут же стушевался. — Впрочем, возможно я и не прав. Если бы вами было принято какое-то легкомысленное, и даже абсурдное, вы уж простите меня за применение такого слова, решение, которое бы явно не лучшим и угрожало бы безопасности и даже жизни остальных, я бы, вне всякого сомнения, старался бы переубедить вас, и делал бы это весьма активно. Сейчас же вы принимаете логичное и верное решение, я всецело поддерживаю его, но, в то же время, не могу и даже не имею права не сказать то, что просто обязан сказать.

Нед встал, решительным шагом подошел к стулу, на котором он до недавнего времени сидел, взял его, поставил перед диваном, на котором сидели мать и дочь, сел на него и пристально, очень пристально всмотрелся в глаза обоим.

— Милые мои дамы. Мне очень хочется, чтобы вы не легкомысленно отнеслись к тому, что я скажу далее. Чтобы до конца осознали, настолько важным является то, что я вам скажу. — Нед снова сделал паузу, пусть и небольшую, еле уловимую, но задумал он ее, скорее всего, для того, чтобы лишний раз подчеркнуть важность момента. — Поймите меня правильно. Я прекрасно понимаю ваши родственные чувства. Не взирая ни на что господин Каннигем является отцом для вас, Джейн, и мужем для вас, Элизабет. Я ничего не имею против… Господи! Что я говорю?! Да я ни при каких раскладах просто морального права даже в принципе не имею быть против того, чтобы вы при встрече расцеловали своего отца и мужа, радовались встрече и т. д. Если у вас воцарится семейная идиллия, я только искренне буду рад этому. Но, в то же время, прошу вас не делать того, что может принести непоправимый вред для Эндрю, Мартина и меня. Сейчас мы обсудим, что вам следует говорить мужу, впрочем, и всем остальным, а чего не стоит говорить ни при каких обстоятельствах. Вашей встречи со мной и с Эндрю на Барбадосе не было! И меня, и моего друга вы выдели только тогда, когда несколько лет назад и он, а потом и я, были гостями господина Каннингема в вашем доме. И все! Никто не должен знать о нашем существовании. И это касается не только нашего злейшего врага — леди Кэлвертон. Хотя, вероятность того, что эта информация может попасть к ней через вашего мужа, очень вероятная. Я и раньше это знал, а уж сейчас тем более убедился, что связь между вашим супругом и этой леди настолько тесен, что любая информация, известная ему, может тут же попасть в уши мстительной леди. Мало того, сейчас мне было достаточно не только глубокой и тщательной слежки, но даже беглого взгляда для того, чтобы убедится, что этих людей связывают далеко не только деловые отношения. Впрочем, меньше всего мне бы хотелось, чтобы вы о таких вещах узнавали именно от меня. Но, в то же время, очень хочу, чтобы вы реально понимали положение дел, и столь же реально оценивали серьезность всего, происходящего вокруг.

 

 

Нед прервал поток своей речи, внимательно взглянул в глаза Элизабет, затем в глаза Джейн, и продолжил:

— Если вы сочтете нужным простить своему отцу и мужу какие-то личные обиды, и с этой минуты будете жить с ним в мире и согласии, повторюсь, я буду абсолютно не против. Я отнюдь не намерен настраивать вас против этого человека и переубеждать в том, что он плохой, и относиться к нему нужно плохо. Нет, и еще раз нет! Но поймите и вы нас. Поймите, что творится у нас в душе, и как мы можем к нему относиться. Да, главную опасность и возможный подвох мы ожидаем со стороны леди Кэлвертон. Да, мы готовы объявить ей незримую войну, вернее, принять ее вызов, поскольку ни минуты не сомневаемся, что он, вызов, с ее стороны неотвратимо последует. Лично я, в конце концов, хочу отнять и вновь вернуть себе свой родной дом, который она вероломно у меня забрала, вселившись в него и преспокойно проживающая в нем до сих пор. С господином Каннингемом мы могли бы не ввязываться в подобную схватку, и жить своей жизнью, если бы знать, что он поступит так же. Но все дело в том, что я очень в этом сомневаюсь. Он, вне всякого сомнения, захочет в лице Эндрю убрать такого нежелательного свидетеля, который может предать общественности его страшное злодеяние. Это нужно же было додуматься до такого, чтобы заточить в застенки личной темницы не какого-то базарного воришку, а уважаемого господина, владельца судоверфи, мануфактур и фабрик, лишь только для того, чтобы прибрать к рукам его богатство! Эндрю в кандалах, словно раба, увезли на остров, где, получив от него сокровища, люди Каннингема по его предварительному приказу должны были убить узника! Совершенно ни в чем не повинного человека! Где гарантия того, что Каннингем не захочет сделать это снова? Как только узнает, что Эндрю жив и вернулся в Лондон.

Нед перевел дух после длинной тирады.

— Вы обратили внимание, что мы ничего от вас не скрываем, обговариваем планы своих дальнейших действий в вашем присутствии. Мы очень надеемся, что это не уйдет дальше, не дойдет до ушей вашего отца и мужа, что будет иметь очень печальные последствия для нас троих. — Нед снова немного помолчал, никто не воспользовался этим, и не вставил свое слово. — Всех нас многое связывает. Мы многое пережили вместе на Барбадосе. Все мы помогали друг дружке в тяжелую минуту. Давайте сохраним эту дружбу и в будущем. Если вам нужна будет наша поддержка и впредь, мы не просто готовы помочь. Мы непременно поможем. И это не пустые обещания. Это не желание перестраховаться. Меньше всего вся эта эпопея касается Джейн. Единственная ее неприятность — выговор со стороны отца за то, что она так неожиданно покинула родительский дом, заставив всех волноваться и переживать по поводу ее внезапного исчезновения. Пережив эту, привычную для молодежи, родительскую трепку Джейн может спокойно вести свой прежний размеренный уклад жизни, не опасаясь чего-либо и кого- либо. Но это отнюдь не касается Элизабет.

Нед снова подсел к собеседнице на краешек дивана и продолжил:

— Уверен, что ни я, ни вы сами не сомневаетесь, что ваша странная ссылка, уж простите за такое сравнение, на далекий и чужой остров, была не случайной. Лично мне все эти разглагольствования о каком- то климате и прочей чепухе кажутся очень надуманными. Такое впечатление, что вас просто хотели отправить куда-то от глаз подальше. Вы уж, извините, меня. Вам все это, скорее всего, неприятно слышать, но мы просто обязаны трезво смотреть на вещи. Если это ваше затворничество на Барбадосе — это не инициатива лично вашего муженька, то не удивлюсь, если это была очередная задумка нашей изобретательной леди, которая хотела таким способом устранить с дороги свою соперницу. Я уже выражал эту мысль и готов стократно повторить ее. Так что все здесь очень и очень серьезно, поэтому и прошу вас не только никому ничего не говорить лишнего, но и вообще вести себя осторожно в любых ситуациях. Не удивлюсь, если ваше возвращение вызовет у леди Кэлвертон не меньший шок, нежели возвращение меня или Эндрю. Очень большая вероятность того, что леди таки надумает со второй попытки довести задуманное до логического конца. На этот раз, не прибегая к хитроумным интригам с далекими поездками на Барбадос или чего-то в этом роде. В арсенале коварной леди есть иные, более быстрые, не столь изощренные методы устранения ненужных конкурентов, есть и верные ей люди, чьими руками, по ее приказу, будет выполнено все, что пожелает хозяйка. Так что вести себя вы должны, миссис Каннингем, очень и очень осторожно.

В комнате воцарилась долгая томительная пауза. Первым нарушил ее Нед:

— Я мог бы еще много чего рассказать вам. Я хочу более конкретно изложить план действий каждого, предложить подробные инструкции каждому из вас и так далее. Это непременно мы обсудим все вместе, или я побеседую с каждым лично. А пока мы обрисуем общий план действий. Итак, — оживился рассказчик, словно у него, как у бегуна на длинные дистанции, выработалось так называемое «второе дыхание», — первыми покидают вот это уютное место, которое временно нас приютило, Джейн и миссис Каннингем. — И. не дожидаясь их реакции на услышанное, продолжил. — Вы отправитесь не куда-нибудь, а сразу же в Лондон, домой. Отправитесь в любое, удобное для вас время. Желательно не затягивать с отъездом, чтобы и мы с Эндрю могли быстрее приступить к реализации своих планов. Впрочем, этот тот случай, когда мое пожелание излишне. Ни минуты не сомневаюсь, что вы и сами, без моей подсказки, не намерены откладывать отъезд на потом. Думаю, завтрашнее утро — самая удачная точка отсчета для приятного понятия, именуемого словосочетанием «путь домой».

Дочь и мать тут же переглянулись, и не нужно было обладать особым даром особой наблюдательности, чтобы заметить, как оживились и просветлели от радости их лица. Нед, не обращая на это внимания, продолжал:

— Думаю, будет логично, если вместе с ними, или же по рознь, но одновременно, отправится в Лондон и Мартин.

Юноша в это время не сводил глаз со своей возлюбленной, отмечая про себя, как радостные эмоции на лице девушки делают ее и без того прекрасное личико еще более красивым. Да, Мартин, как и все подростки, был в том возрасте, в котором его ровесникам во все времена доводилось терять голову при виде столь прекрасных представительницах противоположного пола. Но, в то же время, не в меру рано возросший юноша мог в любой ситуации не терять голову, молниеносно определять приоритеты и отдавать себе отчет в том, что на данную минуту является первичным, а что вторичным. Какие бы приятные минуты он не испытывал, наблюдая, как лицо его возлюбленной просветлело при радостном известии, но, в то же время, услышав слова, касающееся его, тут же весь обратился в слух, сосредоточив свое внимание только на Неде.

— Некоторые идеи мне приходят в голову экспромтом, по ходу дела. — Продолжил Бакстер. — А что, если Мартин будет выглядеть в глазах окружающих тем, кто помог матери и дочери вернутся домой? Это, возможно, сблизит его и с господином Каннингемом. Да и, не будем забывать, что иметь своего человека в кругу приближенных к леди Кэлвертон нам будет отнюдь не лишним. Повторю это в который раз. Не будем забывать, что до поездки на Барбадос Мартин был вхож в дом леди и в число тех, кому она давала разные поручения и доверяла те или иные свои тайны. Было бы прекрасно, если бы такое положение вещей снова стало реальностью. Однако, теперь она вправе будет задаться вопросом, а где же тебя, милок, все это время носило?! Вот тут наш юноша и может прибегнуть к не глупому изобретению человечества — иногда ничего не выдумывать, а говорить правду. Ежели наш юный герой, наряду со своими иными несомненными качествами, еще и имеет дар хорошего актера, то он должен тронуть сердце, пусть и каменное, нашей дамы. Слушательница должна прослезиться от сентиментальной истории о том, как Мартин, узнав о поездке на Барбадос своей возлюбленной, бросил все, и, потеряв голову, бросился на поиски той, без которой не мог прижить ни единого дня. Эти чувства должны быть продемонстрированы леди Кэлвэртон настолько ярко, что она, проникшись пониманием к чувствам юноши, должна будет понять и простить пылкому юноше его проступок с подделкой почерка на письме, которую подделал монах-отшельник.

Вдруг Нед резко умолк и лицо его преобразилось.

— Господи! — Воскликнул он. — Как я об этом раньше не подумал?! Вот она, цепочка, доказывающая, что за историей ссылки на остров миссис Каннингем стоит наша изобретательная дама! Джейн говорила, что они ничего не подозревали, поскольку получали с Барбадоса письма, написанные рукой матери, что с ней все хорошо, и она продолжает лечение, которое на самом деле было заточением в местной тюрьме. Вот по чьему указанию писались эти и другие успокоительные письма! Этот монах-отшельник — человек леди Кэлвертон! Он и подделывал ваш почерк, Элизабет, слово в слово копируя текст, заранее приготовленный для него нашей интриганкой! Вот кто организовал вам ссылку… Мои догадки теперь вот подтверждаются и фактами. Да… Эта леди — гений злодейства…

В комнате воцарилась угнетающая тишина. «Какая грязь…» — только и смогла выдавить из себя Джейн, остальные же не могли прийти в себя после столь неожиданного открытия. Первым, как всегда, нашелся Нед:

— Ладно! Эмоции оставим на потом. Продолжаем говорить о деле.

— И, видя, что Элизабет все еще продолжает находиться в состоянии прострации, подошел к ней, и положил руку на плечо. — Я понимаю ваши чувства, миссис Каннингем, но прошу сосредоточиться. У нас еще будет время поквитаться с вашей обидчицей. И нашей тоже. Мы это сделаем с Эндрю. Ваше дело — ничего не предпринимать самой, чтобы необдуманными действами не усложнить дело. А сейчас, будьте внимательными, поскольку речь пойдет о том, как вы должны вести себя дальше. То, что я сейчас скажу, вас, возможно, удивит. Но, считаю, будет правильно, если по возвращению домой, вы и мужу, и всем остальным, будете говорить, что лечились и отдыхали на Барбадосе, климат которого вам больше подходил для того, чтобы поправить здоровье.

В комнате вновь воцарилась тишина, и лишь только изумленная Элизабет произнесла дрожащим от волнения голосом:

— Надеюсь, вы шутите?

— Отнюдь! — Ничуть не стушевавшись, продолжил Нед.

— И, упреждая ваши упреки насчет моей черствости, сразу же говорю: по-другому вести себя в нашей ситуации нет смысла. Выбор наш в этом случае невелик. Допустим, по возвращению домой вы выкладываете все на чистоту, с искренней надеждой, что нашу мерзавку тут же накажут за ее вероломство. Отнюдь! Поверьте мне, человеку, только что вернувшемуся со столицы, и прекрасно осведомленному о том, что там происходит. Всем там сейчас просто будет не до вас. Впрочем, и это не главное. Главное, что позиции нашей дамы там сейчас как никогда крепки, да, к тому же, она в числе тех, кто выигрывает войну в противостоянии с королем, что еще более придает ей силы, сторонников, связей нужные знакомства и возможности. Единственный, кто может оказаться третейским судьей в этом деле — это ваш муж. Вот ту-то вы как раз и проверите, имеет ли лично он отношение к чудовищной мистификации по поводу целебного для вас климата на Барбадосе, и он ли придумал этого мифического господина, который должен был приютить вас на острове на время вашего мнимого лечения. Или же он сам стал жертвой обмана, который задумала интриганка, и в который сначала увлекал его, убедив отослать вас на лечение, а потом, естественно, и вас. По его реакции на ваши слова о том, что вы прекрасно отдохнули на острове, поправили здоровье, чудесно погостили у рекомендованного вам мужем господина, вы и сможете судить, какова степень участи вашего супруга во всей этой истории. Следите в это время за его реакцией, мимикой на лице, но делайте это, разумеется, не нарочито, без вызова, как бы наблюдая, как говорят, краем глаза.

Нед снова начал медленно рассаживать в зад — вперед по комнате.

— Понятно, что рано или поздно тот, кто знает, что никакого приема для Элизабет на острове не предвиделось, задастся вопросом, мол, что-то здесь не так. Возможным оправданием этому может быть не желание миссис Каннингем не предать огласке свою незавидную участь во время пребывания на острове. Поэтому обман лично уст Элизабет будет понятен, логичен и оправдан. Но, и я твердо в этом уверен, не стоит настолько глубоко впутывать в эту игру Джейн и Мартина. По нашей версии они должны будут встретить Элизабет уже тогда, когда, к примеру, встречают ее в гавани Барбадоса, готовую отправиться домой после отдыха и лечения там. Для их же обоих безопаснее будет, если они в глазах леди Кэлвертон будут выглядеть такими же обманутыми Элизабет простачками, как и все другие. Правда, невольно возникнет вопрос. Коль Джейн и Мартин прибыли в заокеанскую колонию Англии в тот миг, когда Элизабет покидала ее, то, следовательно, все трое, следуя логике, тут же должны были отправиться обратно в Лондон. Так где же тогда, спрашивается, они пропадали все это время?! Вот-тут-то мы с вами можем что-то придумать сообща, или же, опять сказать правду, немного изменив ее. После нападения пиратов на безлюдный остров была высажена не одна Элизабет, а все трое! Вот вам и ответ на вопрос. А вы уж втроем договаривайтесь, как вам внятно, без опаски того, что вас уличат во лжи, рассказывать о том, как вы провели время на острове.

Видимо, несколько утомившись после интенсивного хождения по комнате и бурного изложения своего плана, Нед снова сел на свое прежнее место, и продолжил уже более спокойным голосом:

— Элизабет и Джейн при прибытии в Лондон направляются сразу же домой, и, пока особо не афишируя свое прибытие, отдыхают дома, привыкают к прежнему укладу жизни. Мартин, в свою очередь, также сразу же направляется к себе домой и первым делом утешает мать, делает все возможное, чтобы ее душевные раны как можно быстрее зарубцевались. Думаю, ты понимаешь, Мартин, что об отце и обо мне ты с матерью будешь говорить только один на один, только в те минуты, когда вы будете оставаться одни, будучи твердо уверенными, что никто не сможет стать вольным или невольным свидетелем вашего разговора. Мы с Эндрю для всех остальных непременно должны оставаться теми, кого уже нет. Мы с ним пропали, исчезли, умерли, растворились, черт подери, мы уже давно не существуем на этой земле! Нас час придет позже. Мы поквитаемся и за свои обиды, и за вас, миссис Каннингем, так что не думайте, что приговорившая вас на лишения интриганка останется безнаказанной. Нет! Давайте только немного подождем. — Нед перевел взгляд на друга. — Мы с Эндрю тоже здесь засиделись. Нас тоже ждут дела в столице. Но, во избежание всяких случайностей, чтобы нас не заметили вместе, мы все же отправимся по тому же пути, что и вы, не в тот же день, а спустя пару дней. Отправимся инкогнито, переодевшись, и, конечно, устремимся не к родным гнездышкам, а к надежным людям, которые предоставят нам место для негласного пребывания. Тобеш, крышу над головой. Порка мы будем пользоваться клеенными усами и бородой, да и свои отращивать будем. Лишний маскарад нам сейчас будет как раз и не лишним. Мы пока должны быть неузнаваемыми. Это для нас пока главное.

Нед тяжело вздохнул, словно только что закончил огромный объем работы. Судя по тому, как долго он говорил и какой большой и, главное, полезный, пласт информации выдал своим друзьям, так оно и было.

— И последнее. — Устало сказал он. — Нам непременно нужно держать связь друг с дружкой. Безопаснее будет, или у нас будут некие места, где мы сможет оставлять информацию один другому, проще говоря, записки. Можем, в случае необходимости, там же и встречаться. Или, в одном месте будем только обмениваться посланиями, во втором только встречаться. Такими местами может быть театр «Белая лилия», а человеком, через которого можно держать связь, может быть миссис Далси. Это удивительная женщина! Нас с Эндрю так много связывает с ней! Теперь, посетив Лондон, я, конечно же, не мог не посетить ее. Мы погоревали с ней о кончине моей матушки… — Подпрыгнувший кадык Неда предательски выдал то, что творилось в его душе при этих словах.

— Когда-то миссис Далси проявила участие в судьбе моей матери… Сама она также сильно сдала за эти годы… Увы, время не красит нас…

— Нед потряс головой, словно хотел сбросить с себя пелену грусти.

— Увы, никто не вечен в этом мире, поэтому нужно, что называется, успеть жить. Потому мы и должны сейчас наверстать то, что утеряно нами во время наших злоключений за океаном. Кроме адреса миссис Далси я дам вам еще несколько адресов, к примеру, портних, к которым Элизабет или Джейн могут иногда наведываться под предлогом заказать себе платье или иные работы по пошиву и починке одежды. Дам еще некоторые инструкции. А пока вы можете осмыслить и обсудить между собой весь тот огромный поток информации, что я вам выдал. Потом мы еще раз все обсудим и окончательно утвердим каждый наш шаг. А я пока выйду, подышу свежим воздухом, переведу дух. Кто бы мог подумать, что длинные речи станут утомлять меня.

Эндрю, невольно бросившему взгляд вдогонку покидающего комнату другу, показалось, что в уголке глаза того блеснула еле заметная слезинка. Пустяковая, казалось бы, деталь, глубоко тронула душу Сунтона. Сколько он пережил всего вместе с другом. В каких безвыходных, казалось бы, ситуациях они не оказывались. Выходов из которых, как тогда казалось Эндрю, не было и быть не могло. Но всегда Нед что-то придумывал, проявлял чудесам смекалки, ума, выносливости и терпения, и они каждый раз они оба выпутывались со всех передряг. Эндрю казалось, что Нед — железный человек, которого никто и ничто на этой земле не сможет сломить. И вдруг эта слезинка… Может, это результат воспоминаний об умершей матери, может, что-то иное. Но факт остается фактом: «железо» и слеза… Чему уж тут удивляться?! Им столько довилось пережить за это время, что той порции приключений, передряг и тревог, выпавшего на долю каждого из них, хватило бы не на одну человеческую жизнь. А ведь во всех их похождениях точка далеко не поставлена.

В этом Большом Приключении, которое против их воли, к счастью или к несчастью, вторгалось в их жизни, только открывалась первая глава. Эндрю прекрасно понимал, что все далеко не окончено, что многое только начинается. В это время ему подумалось, что если когда-то отыщешься тот, кто изложит их эпопею на бумаге, то в этой своеобразной трилогии сейчас они находятся на стадии начала нового романа. Заключительного ли? Ведь Эндрю не сомневался, что с возвращением в столицу все только начинается. Не было никакого сомнения в том, что там их ожидает новый виток событий и приключений этой удивительной жизненной карусели, в шальной водоворот которой они в свое время попали, и теперь никак не могут вырваться из этого круга.