Цена империи. На начинающего Бог - Влад Тарханов - E-Book

Цена империи. На начинающего Бог E-Book

Влад Тарханов

0,0
4,99 €

-100%
Sammeln Sie Punkte in unserem Gutscheinprogramm und kaufen Sie E-Books und Hörbücher mit bis zu 100% Rabatt.
Mehr erfahren.
Beschreibung

1880 год. Против России развязана необъявленная тайная война. В результате взрыва Халтурина в Зимнем дворце гибнет большая часть семьи императора, в том числе сам Александр II. Волею случая в 1880 год переносит двух ученых-историков. Один из них и оказывается у руля государства. Он очутился в теле великого князя Михаила Николаевича, председателя Государственного совета, чудом уцелевшего во время взрыва и выбранного Земским собором императором Михаилом II. Удержится ли он на троне, сможет ли остановить британку, которая продолжает гадить?

Das E-Book können Sie in Legimi-Apps oder einer beliebigen App lesen, die das folgende Format unterstützen:

EPUB
MOBI

Seitenzahl: 365

Veröffentlichungsjahr: 2023

Bewertungen
0,0
0
0
0
0
0
Mehr Informationen
Mehr Informationen
Legimi prüft nicht, ob Rezensionen von Nutzern stammen, die den betreffenden Titel tatsächlich gekauft oder gelesen/gehört haben. Wir entfernen aber gefälschte Rezensionen.


Ähnliche


Влад Тарханов, Игорь Черепнёв Цена империи. На начинающего Бог

© Влад Тарханов, 2023

© Игорь Черепнёв, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

«Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах нашей империи, не нарушая мира, а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого нами спокойствия. Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается нам ничего иного, как, призвав на помощь свидетеля и защитника правды, Всемогущего Творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На начинающего Бог».

Приказ Александра I по русской армии.

Вильно, 13 (25) июня 1812 года

Пролог

Подмосковье. 13 января 2021 года

Рождество этого года было на базе проекта «Вектор» довольно-таки скучным. После гигантского «прокола» прошлого года сам проект оказался на грани закрытия. Его бы и законсервировали, но та же катастрофа заставила продолжать исследования, усилив секретность, насколько это только было возможно. Все дело было в непрогнозируемых энергетических пробоях, которые появились не только в Подмосковье или на территории матушки-России, но и в самых разных уголках земного шара. Единственное, что пока что радовало – так это невысокая энергия фиолетовых сгустков, лишь отдаленно, формою, напоминавших шаровые молнии. Создавать новую структуру для изучения этого природного явления было бы излишней расточительностью. Вот на самом высоком уровне и решили пока что проект придержать, урезав его финансирование до самого минимального, но дающего хоть какую-то результативность.

Сейчас на базе было пустовато. Кроме охраны в здании было три человека, которые и отвечали за весь проект. Официальный руководитель (куратор) проекта – генерал-лейтенант госбезопасности Валерий Николаевич Кручинин, пятидесятивосьмилетний мужчина почти в сто девяносто сантиметров роста, обладатель чуть полноватой фигуры, густой копны седых волос, к коим прилагался мощный зычный голос, который, наверное, мог перекрыть танковый двигатель. Во всяком случае, когда генерал начинал орать на проштрафившегося подчиненного, то несчастный объект начальственного гнева от этого рыка сгибался, а окна дребезжали, грозя в мгновение разлететься. Особенно подчиненных впечатляла начинающая раскачиваться при первых децибелах гласа вопиющего люстрочка – кто знает, на кого рухнет, хорошо, если на генерала, а если на него, дрожащего? Грозен был наш генерал, хотя внешне и не скажешь – обычный круглолицый добряк-человек, разве что брови слишком густоваты да глаза с таким острым взглядом, что режут тебя, как лазер селедку…

Он был одет в не слишком дорогой костюм отечественного производства, при этом не удушая шею галстуком. По современной моде такое рандеву назвали бы встречей без галстуков, но тут подвел Марк Соломонович Гольдштейн, который явился на встречу при полном параде: этот невысокий худощавый мужчина был одет в строгий, стального цвета костюм, пошитый по индивидуальному заказу из отличной английской шерсти. Сей предмет туалета был несколько старомоден, как и ослепительно белая рубашка, вот только сделаны оба были из столь дорогих материалов, что любой человек, разбирающийся в одежде, прекрасно понимал, что имеет дело с весьма обеспеченным господином. Надо сказать, что хорошая и добротная одежда была особым пунктиком гениального ученого. Правда, иногда он облачался и в костюм своей первой молодости, если не студенческого, так аспирантского периода жизни, но только тогда, когда ему надо было шокировать какую-то публику. А вот в области «шокировать» он был известным специалистом.

Третьим оказался полковник госбезопасности Николай Степанович Полковников, человек, который отвечал за безопасность проекта, не так давно вышедший из комы. Он был среди тех, кто попал под катаклизм, оказавшись практически в его эпицентре. Сейчас это была половина того Полковникова, которого все в проекте знали и любили. Увы, половина почти в прямом смысле этого слова: он сильно похудел, правая рука почти не двигалась, а лицо и часть туловища были обезображены многочисленными рубцами фиолетового оттенка, которые и не собирались рассасываться. Один из шрамов задел уголок рта, из-за которого казалось при разговоре, что полковник немного скалится, а его улыбка становилась чуть-чуть угрожающей. В результате лицо его напоминало плохую маску из фильма ужасов, но вот сила воли никуда не делась. Он сразу, как только позволили врачи, снова взялся за работу, перестраивая протоколы безопасности с учетом случившихся проблем. Пострадавший в темпоральной аварии был одет в обычный свитер грубой вязки и весьма свободного покроя брюки, чем сильно отличался от своих костюмированных коллег, но пока что другая одежда ему не подходила.

– Марк Соломонович, вы уверены, что нам надо привлечь этих двух специалистов? – Кручинин проследил взглядом за кофейным автоматом, вздохнул, да пошел доставать чашку с приготовленным напитком. В этом междусобойчике не было алкоголя, не было и обслуживающего персонала. Все сам, все себе. Ответ не заставил себя ждать. Не было ясно, куда подевался одесский говор, которым столь часто козырял академик, но как-то так:

– Я прошу только двух. По большому уму сюда надо загнать десяток толковых физиков, понимаю, бюджет. Сразу надо было так сделать. Тогда бы поставили предохранитель от неприятностей. Чернобыль-то научил, вижу, что не всех. А у нас тут все просто: в проекте жуткий перекос в сторону математиков и полуфизиков-теоретиков, опять-таки упор у них в сторону теоретических расчетов. Я прошу двух физиков: Шарова и Маковского. Они не гении, но это крепкие физики-экспериментаторы, способные что-то создать «на коленке».

– Марк Соломонович, вы называете физиками не евреев? С чего такая щедрость? – не удержался от шпильки генерал-лейтенант. Полковников отошел к фальшивому окну, которое работало как экран электронной защиты, и пока что помалкивал.

Гольдштейн, что удивительно, шпильку оставил без внимания.

– Михаил Шаров и Всеслав Маковский станут ядром двух направлений, которые мы можем потянуть – и по материальным средствам, и по наличию персонала. Моя группа будет уточнять теорию темпорального взаимодействия и переноса. Это проблема на перспективу. Рабочая группа – я и три математика. Больше не надо. Михаил Павлович возьмется за изучение пробойных энергетических явлений, наша цель – создать модель пробоя. Как в теории, так и в натуре, микропробойчик.

– Это то направление, из-за которого нас и оставили пока на плаву, – подтвердил правильность идеи академика Кручинин.

– А Всеслав Матвеевич займется созданием темпоскопа. Нам нужен метод, который позволит наблюдать за происходящим в параллельных измерениях, чтобы понять, что там происходит и что реально дали наши преобразования. Прибор не должен быть слишком энергоемким и слишком затратным финансово. И одних теоретиков для этого недостаточно. Нужен физик-экспериментатор с руками, которые растут не из жопы.

– Что думаете по этому поводу, Николай Степанович? – обратился генерал-лейтенант к полковнику.

– В предложениях уважаемого Марка Соломоновича есть рациональное зерно. Мы на фоне первого успеха с Толоконниковым слишком бездумно раздули штат научных сотрудников. И их уволить нельзя. Никак нельзя. Разве что закапывать тела после ликвидации. Но это крайне расточительно. Вообще не наш метод. Так что ради сохранения безопасности проекта я буду «за».

Валерий Николаевич отпил кофе, поморщился. Несмотря на то, что автомат был дорогим, а зерна известного производителя, напиток был не очень. Подошедший Полковников выбил кофейную гущу, вытащил небольшой бумажный пакетик, практически не заметный за пачками фабричных упаковок. Он зарядил автомат порошком из пакетика. Автомат засветился, зашипел, начал плеваться кипятком, наполняя чашку напитком. Кручинин попробовал новую версию напитка. Аромат и вкус были на высоте.

– Этот пакетик наши держат для большого начальства, – Чистая арабика, – пояснил полковник.

– А сделайте и мне. Хочу оказаться большим начальником! – подал голос Гольдштейн.

Вскоре на столе стояли три чашки с ароматным напитком, а пакетик отправился в мусорную корзину.

– Голосовать не будем, – подвел итог разговору генерал. – Предложение уважаемого Марка Соломоновича принимается. Ваши соображения – по научной части и по безопасности – жду послезавтра утром на столе. Моем столе, а не вашем…

Подчеркнув, что официальная часть разговора закончена, Кручинин выставил на стол пузатую бутылочку «Двина» и тройку коньячных бокалов. С Рождеством!

Часть первая Война войне

Эта война положит конец

войнам. И следующая – тоже.

Дэвид Ллойд Джордж

Глава первая Первые разборки

И охота же ей лезть не в свое дело! Удивительно, как возбуждает женщин один лишь запах скандала.

Джон (Джозеф) Максвелл Кутзее

Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец.

5 марта 1880 года

ЕИВ Михаил II

Увы, мой первый фактически рабочий день в роли императора (избранного, но еще не венчанного на царство) начался с визита одной скандальной дамы. Крик во дворце стоял с самого утра, так что пришлось все-таки эту неугомонную особу принять. А что уж тут делать? До визита нужных мне лиц время было, не вызывать же караул али полицию, дабы вывести скандал на еще больший уровень! Ну уж нет! Будем давить паровозы, пока они чайники! Коронацию решили провести 16 сентября сего года в день архистратига Михаила Архангела в Москве. Вроде бы несколько поспешно, но тут был найден единственно возможный компромисс между стремительностью и необходимым для подготовки действа временем. Ладно, вернемся к нашим… овечкам…

Я рассматриваю женщину, которая пока и слова не сказала, но вся из себя изображает разгневанную Диану, того гляди, начнет стрелы метать… Не, в оленя ты меня не превратишь, дудки! Не на того нарвалась! И что тут сказать? Не понимаю я «братца», никак не понимаю. Назвать ее красавицей, вот уж нет, как на меня, лицо ее с неправильными чертами, полноватое, да и тело отнюдь не балетное, впрочем, танцовщицы конца этого века и конца двадцатого – начала двадцать первого это очень большая разница. По весу, конечно. Сия дамочка, Екатерина Гавриловна Числова, давно на сцене не порхала. С тех пор как упорхнула в великокняжескую постель. Невысокая, полноватая, впрочем, выправка танцовщицы чувствуется, а вот личико, как на мой вкус, кошмарненькое… Да-с, Коленька, ну нельзя же быть настолько непритязательным. Круглое аки луна, маленькие, глубоко посаженные глазки, злые, ну так это понятно, что злится, почти была императрица… Впрочем, говорят, характерец у нее тот еще! Носик… Уф… в общем, одета как барыня, а по внешности – кухарка, самая типичная. Я не ханжа и не аристократ, я историк, но плебейская внешность тут просто… Ладно, хватит… Чем она взяла Николашу? Так ясно чем! Время такое… пуританское. Сексуально раскованная дама полусвета – это уже готовая медовая ловушка, а если это еще и светская дама – так это ж «роковая женщина», как это по-татарски, «кирдык манда»? Ага, точно кирдык. Вспомните, что будет вытворять Маша О’Рурк, она же Мария Тарновская, ныне трехлетняя полтавчанка? Будет разбивать сердца, доводить любовников до самоубийства, чем она их притянет к себе? Да все той же сексуальной раскрепощенностью. А тут балеринка прибрала к рукам великого князя. Не повезло Николаю Николаевичу в браке. Не обладая ничем выдающимся, кроме внешности, великий князь был женат на Александре Фредерике Вильгельмине, дочери Петра, герцога Ольденбургского. Слабое здоровье супруги, которая подарила мужу двух сыновей, на чем их интимная жизнь подошла к грустному концу, – вот и наш вечно озабоченный князь стал еще с большей настойчивостью искать успеха у дам самого разного пошиба[1]. А тут балет! Тем более что танцевальные труппы выполняли в то время функции борделя для избранной публики.

Как только связь между Николаем и Числовой стала достаточно крепкой, настолько, что Александра Петровна вынуждена была покинуть Россию, проживая в Европе, Катюша стала демонстрировать характер, прижав князюшку к ногтю. Наш Ник-Ник оказался подкаблучник! Бывшая балеринка родила князю пятерых детей, четверо из которых были живы-здоровехоньки, и их обеспечением Николай занимался со всей возможностью. Воровал? Да, не приворовывал, а именно что воровал. Причем долги его были столь велики, что собирался продать Николаевский дворец, чтобы только рассчитаться с кредиторами. А какие скандалы закатывала бедному Ники Катюша! Она врывалась в его кабинет и требовала показать переписку, не пишут ли ему молодые танцовщицы, дабы через постель получить место в труппе! Дошло до того, что вся переписка великого князя, генерал-фельдмаршала, главнокомандующего гвардией попадала сначала в цепкие ручки экс-балерины, а потом уже… Я знал, что после ее смерти деткам останется миллион золотых рубликов… В общем, обеспечила их будущее.

Стою. Молчу. Держу паузу. Знаю, что она не выдержит первая, а это мне и надо. Неплохая такая аудиенция получается: стоим и помалкиваем! Ага! Нет, не выдержала…

– Ваше императорское высочество…

Ох… Ничего себе заявочка, газет, что ли, милочка не читает? Или это предъява такая? Ню-ню… Продолжаю стоять с каменным лицом.

– Я пришла к вам с требованием справедливости. Ибо не к кому более. Пока что…

Опять молчу, смотрю в нее, как в пустое место, или правильно говорить «на пустое место»? Начхать. Сначала надо на место поставить зарвавшуюся дамочку. Это тебе не братец Ники. Это наш старший брат благоволил слабости Николаши. Сам был грешен. Мне как-то не комильфо… Вот как ноздри раздуваются! Говорят, братцу туфелькой да тапком от полюбовницы перепадало, и не раз и не два! Ну че, рискнет туфлю снять? Рассматриваю ее, как биолух какой-нибудь бабочку в микроскоп, думая, на хрена такую оболочку столь бесполезному созданию? Ага, минуту выдержала и сдулась…

– Ваше императорское величество! Прошу выслушать меня!

– Что вам надо?

– Я требую справедливости! Вам что, мало того, что вы отодвинули от трона младенца, ладно, но вы ведь отбросили и старшего брата, который имеет намного больше прав на престол, нежели вы сами!

– Вы в своем уме, сударыня?

Конечно, можно было бы на этом аудиенцию и закончить, но… посмотрим. Играть со мной вздумала! Конечно, на Государственном совете рассматривали кандидатуру Ники, но тут точку поставил Валуев. Сказал, дословно: «Могу себе представить государем российским великого князя Николая Николаевича, но представить государыней кухарку Числову не могу никоим образом!» Для членов Госсовета, да и Сената финансовые трудности князя и их причина секретом не были, как и то, что он мечтал признать развод с законной супругой и стать законным мужем даже не дворянки, а дворничихи… Это уж ни в какие ворота! И та история с братом Константином, побаловались там шаловливые ручки Катюшки, вот только одной ее или? Ладно…

– Вы в своем уме, сударыня? Старший брат Константин участвовал в выборах наряду со мною и великим князем Михаилом Александровичем. А если ваш любовник чувствовал себя столь обделенным, то почему никто из полутысячи делегатов не выкрикнул его имя? Ни один! Так что оставьте свои претензии исключительно своей дикой фантазии. Итак, чего вы хотите. И давайте сразу к делу. У меня нет на вас много времени.

– Вот как-с! – Еще разок сверкнула глазами. Напрасно. Глазки у нее не обременены интеллектом, так что…

– Я хочу дворянства себе и своим детям от великого князя Николая Николаевича, с назначением содержания, соответствующего их статусу. По двести тысяч рублей каждому.

– Это все? – Интересно, иронию дамочку уловила или нет?

– Нет, прошу еще разрешить мне открыть дворовую церковь, ибо мне невместно ходить в обычную со всей… публикой…[2]

Сама из черни, а вот с мещанством ей стоять в церкви невместно! Охренеть! Что у этой дамочки в голове! А ведь не дай Боже стал бы Ники императором! Эта ж просто капец стране! Кирдык всем! А не только этому… Да! Не удержался, расхохотался! И вот этого госпожа Числова не ожидала. Всего ожидала, только не этого… Вот и слезы на глазах начинают собираться. Ага! Мне только бабской истерики не хватало!

– Присядьте, дамочка! Не могу… уморила…

Вытер слезы. Она села на краешек стула. Готова к агрессии. Ну-ну, кажется, многия открытия нас ожидают сегодня. Открыл папочку. Думает, не подготовился к разговору? Еще как подготовился.

– Итак, сударыня, вы проживаете с вашим любовником, великим князем, в Николаевском дворце, кроме того, вам лично принадлежит дом, это в нем вы хотите дворовую церковь устроить? И, кроме того, на счету вашем лежит в общей сложности порядка восьмисот тысяч рублей. Угу. И как мы с вами понимаем, это не гонорар за ваши выступления на сцене, а подарки великого князя, Николая Николаевича. Можете ничего не говорить, вы ведь имеете право получать подарки. Вот только великий князь не имеет права красть деньги из казны. Мой старший брат закрывал на это глаза. Полтора миллиона исчезли только на первый взгляд. Надо сказать, что роскошная жизнь требует расходов. Согласен. Только мне это не нравится. Весьма. И с казнокрадством я лично собираюсь бороться, несмотря на имена и фамилии. Посему у нас с вами такой путь действий намечается. Я отдаю приказ провести строгую ревизию. И все делишки Ники вылезут наружу. А когда выяснится и ваша роль в этом деле, что вы подталкивали великого князя к растратам и казнокрадству, так и отправитесь вы на каторгу, а Ники в ссылку с позором. Дети ваши получат дворянство, фамилию Николаевы, вот только вам лично не видать дворянства никогда в жизни. Числовой и помрете. Деньги придется вернуть, домик продать. Из Николаевского дворца съехать, ибо туда возвращается хозяйка – великая княгиня Александра Петровна.

– Сколько?

– Что сколько? – не понял я вопроса.

– Сколько вы назначите моим детям?

Ну вот оно что!

– По пятидесяти тысяч, более никак невозможно…

– Крохи сиротам бросаете…

– Есть и другой вариант. Для вас более благоприятный.

– Сколько?

– Нет, это не совсем то. Смотрите вот этот документ. Несколько дней назад Николай Николаевич прошел обследование у врачей. Вы, мадам, слишком много уделяли внимания себе и слишком мало вашему благодетелю. У него смертельная болезнь. Рак. Посему он выходит в отставку по состоянию здоровья и отправляется в один из дворцов в Крыму для лечения. Вы отправляетесь вместе с ним. И вы, и дети получают дворянство и содержание. Дом остается вам, как и эти деньги.

– Сколько?

Вот уж меркантильная особа.

– По двести тысяч каждому и на ребенка, и вам лично.

– Что я должна сделать?

Не дура на самом деле, да уж, образованности не хватает и воспитания, а вот житейской хитрости даже с избытком.

– Николай Николаевич должен подписать отказ от прав на престол за себя и за своих детей. Всех своих детей.

– И Николая-младшего, и Петра?

– Всех – это значит всех!

– Я сделаю это!

Вот самка собаки!

Четвертого апреля 1880 года великий князь Николай Николаевич Старший подписал отречение от права на престол за себя и своих детей, после чего отправился в Ливадийский дворец в Крыму для лечения.

Глава вторая В омут с головой

Каждому человеку в течение дня представляется не менее десяти возможностей изменить свою жизнь. Успех приходит к тому, кто умеет их использовать.

Андре Моруа

Санкт-Петербург. Мариинский дворец.

15 февраля 1880 года

Валуев

– Так, Россия-матушка, а ты не меняешься, что в веке девятнадцатом, что в любом ином, один хрен, неистребимо семя крапивное! – сие заключение, великий князь и почти император Всероссийский Михаил Николаевич озвучил, а потом и уточнил длинной заковыристой фразой, большая часть которой состояла из отборной брани. Причем среди ругательств проскальзывали явно незнакомые слова, что в принципе можно было объяснить длительной службой на Кавказе и участием в русско-турецкой войне. Выдав эту тираду, он от души хватил кулаком по столешнице. Хвала Всевышнему, что благодаря влиянию души или психоматрицы Александра Конюхова, с поверхности письменного стола и вообще из комнаты было убрано все лишнее в строгом соответствии с принципом спартанского минимализма. В противном случае пространство кабинета неизбежно потребовало бы проведения авральной уборки с выметанием битого стекла и фарфора от всевозможных финтифлюшек и отмыванием пола и стен от содержимого нескольких чернильниц, общая емкость коих могла удовлетворить годовые запросы любой столичной гимназии. Причиной сей вспышки августейшего гнева был документ, написанный великолепным каллиграфическим почерком, обладатель которого явно имел все шансы сдать экзамен, именуемый в Китае «кэцзюй», и занять неплохую чиновничью должность.

На четырех страницах отменной бумаги весьма почтительно и с массой ссылок на законы и высочайшие указы, среди которых упоминались все царствующие особы Российской империи от Екатерины II и до Николая I, статистические данные по всем российским губерниям и прочие входящие и исходящие обстоятельства, содержался отчет по выполнению решения Государственного совета Российской империи, отправленный тайному советнику Валуеву, занимающему ответственный пост председателя Комитета министров касаемо сбора выборных лиц для срочного созыва Земского собора. Упаси Бог, ни при первом, ни при последующих прочтениях сей бумаги, кою не доверяя канцелярии, Петр Александрович лично доставил Михаилу Николаевичу, невозможно было увидеть отказ от выполнения поставленной задачи. А если быть абсолютно точным, то она представляла собой высший класс чиновничьей отписки, когда наличествует одновременно полное нежелание выполнять свою работу и настойчивое стремление прикрыть собственную пятую точку от возможных неприятностей. Со времен Гоголя это получило название «двойной хлюст», то бишь, когда автор донесения или циркуляра не понимает, о чем пишет, а уж адресат и подавно не может ничего понять. Такой разновидностью эпистолярного стиля владели немногие, начальство статское и военное весьма дорожило этими «специалистами», тем паче что для овладения оным требовалось не одно десятилетие протирать форменные штаны в присутственном месте в чине коллежского регистратора.

Составленная ими бумага позволяла надежно и, самое главное, безнаказанно похоронить в бюрократической переписке любую проблему или распоряжение. Но в условиях объявленного на всех просторах Российской империи военного положения после уничтожения почти всей августейшей фамилии такие действия являлись не чем иным, как саботажем.

– Ну-с, Петр Александрович, и много таких Акакиев Акакиевичей у вас в министерствах скопилось? Не пора ли таким чинушам по шинели за казенный кошт справить и в Сибирь лет на пять, а то и десять, да без права переписки? – спросил немного успокоившийся великий князь.

– Как без права переписки? – уточнил ошарашенный Валуев, не понявший смысла строгости нового наказания.

– А… это так, мысли вслух вырвались, уж очень хочется сиих проходимцев доступа к предмету вреда государству – перу да бумаге – лишить… Либо по примеру моего августейшего пращура Петра Алексеевича гвардейских сержантов с караулом отправить, дабы отбить охоту приказы не исполнять. Ладно, Петр Александрович, с этими бумагомараками разберемся позже. Зная вас, я не сомневаюсь, что план действий уже выработан. А посему давайте его обсудим.

В который раз ученый-попаданец был на грани провала, выкручиваясь: очень уж это вредная привычка – вставлять идиомы своего времени в разговор с хроноаборигенами. А вот то, что чиновник прибыл на доклад не с пустыми руками, было ясно с первого взгляда: увесистая папка из дорогой кожи с золоченым тиснением притягивала к себе взор, подобную в свое время Конюхов мог видеть только у антиквара. Валуев достал из нее карту Европейской части России с показанием железных дорог, пароходных сообщений и телеграфов, а также пачку листов с рукописным текстом и таблицами, нарисованными тушью.

Самым главным сюрпризом, несомненно, была карта. Нанесенная на нее информация не только удивила часть сознания великого князя, которая сохранилась после слияния с психометрией попаданца, но и в значительной степени поразила сущность последнего. Михаил буквально завис, переводя свой взгляд с карты на Валуева, а в голове была только одна мысль: еще один попаданец?! Но кто и откуда?! Причиной сего стресса был способ подачи информации: графический, весьма неожиданный для своего времени. На карте были нарисованы концентрические окружности, формою напоминающие искореженные эллипсы, окрашенные в разные цвета, центр которых располагался в Санкт-Петербурге. Причем на каждой из них были надписи, оформленные в виде дроби. Все это в совокупности очень напоминало изображения зон поражения пожарами и радиацией в результате ядерного взрыва, которые ему приходилось неоднократно видеть, начиная с уроков начальной военной подготовки в школе и заканчивая учебой в институте и занятиями по ЗОМП в процессе армейской службы. Валуев заметил его растерянность и поспешил ввести Михаила в курс дела:

– Я вижу, Михаил Николаевич, что вас тоже удивили сии иллюстрации. Согласен, что они выглядят на первый взгляд весьма странно, но если присмотреться, то вся картина становится ясной. Скажу сразу, что над картой поколдовали кудесники из генерального штаба – и вообще, без содействия военного министра и министра путей сообщения вряд ли удалось составить сей прожект, те паче что двойные и тройные хлюсты поступали на наши запросы неоднократно. И я полностью с вами согласен, что необходимо тщательно разобраться с той гранью, когда нежелание выполнять свои обязанности переходит в злонамеренные действия, направленные против устоев империи. Но пока разрешите я прокомментирую сии окружности и иные знаки. Итак, в числителе дроби указано количество выборных кандидатов на Земский собор, исходя из плотности населения. В знаменателе – время, за которое они могут быть доставлены в столицу используя прежде всего железную дорогу, ибо рассчитывать на пароходное сообщение по рекам в конце зимы весьма проблематично. Чем дальше от Санкт-Петербурга и от трассы чугунки, тем больше снижается вероятность собрать нужное количество представителей все сословий и резко возрастает срок их транспортировки. Кроме того, следует учесть возможные затруднения со связью. По имеющимся у нас данным в империи наличествует 1372 телеграфные станции, а протяженность линий составляет 55,6 тысячи верст.

– Погодите чуток, Петр Александрович, – прореагировал наконец великий князь, до этого внимательно и с интересом изучавший карту. – А случаем, эти самые «моментальные» кудесники не озаботились сравнить сии цифры с иноземными?

То, что Михаил Николаевич начал каламбурить и обыграл в вопросе прозвище, коим офицеры строевых частей именовали выпускников Императорской Николаевской военной академии, говорило об его явно улучшившемся настроении.

– А как же, озаботились. Дмитрий Алексеевич лично распорядился. К сожалению, отстаем, особенно по сравнению с Североамериканскими Соединенными Штатами. Я не стал включать эти данные в сей доклад, но если необходимо, то…

– Не стоит, Петр Александрович, это у меня в некотором роде мысли вслух. Вот очистим наши авгиевы конюшни и вернемся к этому вопросу. Прошу вас, продолжайте.

Валуев отпил глоток сельтерской воды и продолжил доклад:

– Учитывая объективные обстоятельства, к назначенному вами сроку мы можем гарантировать доставку выборных лишь из Европейской части России. Так же проблематично обеспечить представительство казаков из отдаленных войск.

На этом месте опять вмешался великий князь:

– Если не ошибаюсь, то в столице на постоянной основе дислоцируются казачьи воинские части. К ним часто приезжают их родственники. Свяжитесь с атаманами, пусть составят бумагу о делегировании их для участия в Земском соборе. Пошлите запрос в Москву, задействуйте военных губернаторов. Они же пусть свяжутся с предводителями дворянских собраний и обеспечат необходимый для собора кворум. А что у нас с представительством духовенства?

– Этот вопрос военный министр уже обговорил с протоиреем Покровским. Его высокопреподобие в данный момент является главным священником армии и флота и пользуется большим авторитетом как среди паствы, так и среди священнослужителей.

– А что Толстой? – Михаил внимательно посмотрел на докладчика.

– Всецело поддерживая наши решения, Дмитрий Андреевич включился, и весьма энергично, в работу Синода по привлечению выборных от церкви.

– Отменно, – радостно потер руки великий князь, – в целом я очень доволен проведенной работой, но для окончательного утверждения плана действий, предлагаю завтра встретиться еще раз, но уже в более расширенном составе. Я лично приглашу генерала Милютина, министра путей сообщения Посьета, графа Толстого и протоирея Покровского. Кстати, завтра же я сообщу его высокопреподобию о своих планах по восстановлению патриаршества. Поместный собор соберем после моей коронации. И в обязательном порядке необходимо присутствие генерал-адъютанта Тимашева. Ибо для обеспечения реализации нашего плана силовая поддержка крайне актуальна. В формируемых поездах следует разместить отряды вооруженных солдат и несколько опытных жандармских чинов. Я не исключаю актов саботажа или диверсий. Любые поползновения помешать отправке выборных в столицу должны подавляться без всякой пощады, виновные немедленно подвергаться аресту, а при малейших попытках сопротивления уничтожаться на месте. Хватит, долиберальничались! Как говорил Чингисхан: если кто-то хочет войны, тот ее получит. Да, и не забудьте о включении в состав команд опытных медиков с запасом лекарств.

Валуев все старательно записывал, стараясь ничего не пропустить. Незаметно пронеслось несколько часов, когда в двери постучался дворецкий Афанасий с напоминанием о накрытом столе.

– Все, Петр Александрович, на сегодня достаточно. – Михаил Николаевич встал и пригласил Валуева пообедать вместе с ним. Во время трапезы решили не вести серьезных разговоров, ибо оба изрядно вымотались и устали.

На следующий день, в десять утра все названные выше лица встретились в кабинете великого князя, и обсуждение плана шло на протяжении четырех часов. Когда были оговорены все мыслимые и немыслимые препятствия и опасности, присутствующие по знаку Михаила Николаевича встали, и он, обращаясь к протоирею Покровскому, сказал:

– Всего предусмотреть невозможно. А посему, ваше преподобие, благословите нас и дело наше великое…

Первого марта 1880 года в здании Большого театра открылся Земский собор. Первый после почти двухвекового перерыва, дающий Великой Империи шанс победить в той войне, коя никогда не прекращалась против нее.

Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец.

5 марта 1880 года

ЕИВ Михаил II

Только из кабинета выскочила экс-балерина Числова, как адъютант сообщил, что вызванные им на совещание господа уже собрались. Это был генерал-адъютант Александр Егорович Тимашев, возглавивший Третье охранное отделение и ставший шефом жандармского корпуса, Николай Карлович Гирс, товарищ министра иностранных дел, фактически заменивший болеющего канцлера Горчакова, Петр Александрович Валуев, председатель Комитета министров, один из столпов консервативной партии, военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин, адмирал Степан Степанович Лесовский, управляющий Морским министерством, адмирал Григорий Иванович Бутаков, старший флагман Балтийского флота, начальник Практической эскадры броненосных кораблей на Балтийском море. Как только приглашенные расселись за большим столом, занявшим почти весь кабинет, Михаил Николаевич тут же задал вопрос:

– Что у нас по британскому флоту на Балтике?

Слово взял адмирал Лесовский.

– Вчера в шесть часов пополудни английская эскадра в шесть вымпелов появилась в виду Кронштадта. Они воспользовались тем, что Финский залив стал очищаться ото льда в этом году намного ранее, чем могло бы быть. Держатся на чистой воде, к кромке льдов не подходят. Все шесть судов – броненосцы. Это «Девастейшен» и «Тандерер», новые корабли без парусного вооружения. Им компанию составили фактически первые броненосцы британского флота: «Монарх», «Принц Альберт», «Рипалс», «Беллерофон». Эскадра остановилась в отдалении от фортов крепости на дистанции, недоступной береговой артиллерии, и легла в дрейф. Никаких агрессивных действий не предпринимала. В переговоры с представителем Балтийского флота не вступала.

– Что известно об отправке соединения кораблей островного величества? – этот вопрос относился к Гирсу, ибо разведка в Российской империи находилась в ведении Министерства иностранных дел.

– Известно, что эскадра из четырех броненосных кораблей постройки шестидесятых годов со смешанным парусно-винтовальным вооружением находилась на плановых маневрах в Северном море. Вскоре к ним присоединились два новых корабля – «Девастейшен» и «Тандерер», на которых поднял флаг адмирал Горнби. Он и возглавил объединенную часть флота, которая спешно направилась в Финский залив. Ни Дания, ни Швеция прохождению эскадры не препятствовали. Цель ее – демонстрация военно-морской мощи и военно-политическое давление на выборных Земского собора.

– Господа, я хотел бы еще раз выразить признательность Петру Александровичу за нечеловеческую энергию и организационные таланты, которые позволили провести собор столь вовремя. Хваленые британские моряки поспели к котлам, в которой ухи уже не было. Пусть довольствуются углями от костров… А как вы, Григорий Иванович, оцениваете реальную опасность этой эскадры? Что мы можем ей противопоставить?

Григорий Иванович Бутаков, еще не привыкший к тому, что на подобных совещаниях у императора не чинятся, поднялся в некотором смущении. Это был один из лучших флотоводцев России, сделавший очень много для развития современного флота, в первую очередь, на Балтике. Но этот решительный человек отличался еще и весьма сложным характером, к придворным политесам приучен не был и к «распилу» средств, выделяемых на флот, относился крайне негативно. Это привело к тому, что помимо соратников и учеников приобрел он за время службы на Балтике великое множество весьма влиятельных недругов. И 1 генваря 1880 года был отправлен в отставку со всех постов, правда, с сохранением жалованья по должности флагмана Балтийского флота. Он готовился передать дела своему преемнику, который то ли еще назначен не был, то ли не добрался с Тихого океана или Черного моря. Григорий Иванович собирался переехать с семьей на дачу у Гельсингфорса, где заняться научной работой, да вот не судьба… Завернулось все таким образом, что шестнадцатого февраля он был вызван в Государственный совет, где великий князь Михаил Николаевич поручил ему возглавить морские силы на Балтике и быть готовым к недружественному визиту британских броненосцев, ни численности, ни возможностей которых известно не было. За это короткое время корабли Практической эскадры, стоящие на зимних стоянках в Кронштадте, стали готовиться экипажами к плаванию, определялись позиции, которые позволяли им, опираясь на форты береговой обороны, стать занозой в ноге у неприятеля, ежели такой подойдет к столице.

– Ваше императорское… простите! – смутился адмирал. – Государь, считаю, что угроза, исходящая от кораблей противника, невелика. Ледовая обстановка не позволит подойти на расстояние уверенного выстрела по Кронштадту, не говоря о проводке кораблей к столице. Даже если внезапно потеплеет, то, учитывая дальность перехода эскадры и то, что ее большая часть находилась на маневрах, боезапас ее не мог быть пополнен до полного, следовательно, мы имеем в лучшем случае по комплекту выстрелов на орудие. Из эскадры только два корабля могли иметь достаточный для боя запас снарядов, это новейшие броненосцы, но опять-таки… Подзагруз боекомплекта в море возможен, но маловероятен. В Северном море это непростая операция, как минимум сутки задержки, думаю, что нет. Кроме того, в состав эскадры не входят канонерские лодки, которые могли бы эффективно бороться с артиллерией укреплений, и нет десантных судов, следовательно, сия эскадра не несет боевой угрозы, а имеет целью именно «демонстрации флага». Наши силы флота у Кронштадта даже избыточны для обороны столицы.

– А вы не боитесь, что англичане могут провести бомбардировку Ревеля или другого порта на Балтике, кои не защищены сейчас силами флота? – поинтересовался Милютин.

– Западная часть залива очищается ото льда, но обстановка не настолько благоприятна, чтобы провести немедленные атакующие действия. Джеффри Горнби – адмирал несколько авантюрный, но рисковать шестью броненосцами не будет. Пусть у короля и много, но такого ему в адмиралтействе не спустят. И за меньшее вешали адмиралов.

– Прекрасно! Николай Карлович, с вашей стороны все готово для заключительной фазы операции?

– Государь! Все возможное сделано! Еще вчера английское посольство было окружено гвардией, а послу и всем сотрудникам было отдано предписание в двадцать четыре часа покинуть Российскую империю. Подготовлена баржа «Лизавета», которую сего дня переименовали в «Викторию», на которой перевозили скот, свиней и коров, на нее будут направлены британские дипломаты, чтобы доставить их на экспедиционную эскадру английского королевства. Ваше личное послание королеве передано господину послу. Срок истекает в два часа пополудни.

– Прекрасно! В три часа все британские дипломаты должны быть на барже. Торжественно, с флагами и салютами, дотащите ее к эскадре, пусть полюбуются. И будьте готовы к бою. На всякий случай… Наши дипломаты на Острове?

– Сегодня в полдень сели на пароход из Лондона. Во Франции они пересядут на поезд и через Германию отправятся на родину.

– Ну что же, прекрасно! Никого не смею задерживать. Приступайте! А вас, господа, э… попрошу…

Чуть не стырил фразу у Мюллера. Вовремя остановился.

Глава третья Вот и встретились два одиночества

Случайная встреча – самая неслучайная вещь на свете.

Хулио Кортасар

Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец.

24 февраля 1880 года

Великий князь Михаил Николаевич (Конюхов)

– Ну что, ученичок, обосрался?

Когда я услышал эту фразу от юнца, да сказанную еще с характерными для моего знакомого, старого академика, интонациями, то меня как обухом по голове приласкали. Вообще-то эта фраза все сразу расставляла на свои места, если представить себе, что я попал сюда не один, а в компании академика, то… Тысячи вопросов и ни одного ответа… Перезагрузка… Понимаю, что земля начинает крутиться слишком быстро. Не хватает еще и сознание потерять! И это из-за чего? Из-за чего? Какого? Блин! А Сандро как-то подсуетился, вот, вонючку под нос сует…

– Чего это ты, Сашенька, решил головой снова об пол треснуться, тебе парочки взрывов мало было? – И так сокрушенно головой качает. Прыщ малолетний!

– Блин, старый дурак, чуть от твоих приколов кондратий не хватил! – бурчу под нос, потом до меня доходит вся прэлесть ситуации, и я говорю:

– А ведь теперь, академик, как ни крути, а дурак-то ты – молодой! И тут тебе все бонусы в одну копилку… Вот только как тебя угораздило тут оказаться, да еще в тельце моего младшенького…

– Ну, не самого младшенького, – уточняет Коняев, – а вот ты бы чайку заказал, нам поговорить надо, на тебе подписок нет никаких, да и не нужны они тебе – ты там, думаю, умер, как и я. Так что чего уж от тебя скрывать… А еще бы нам подальше от стен, у которых есть уши…

– Принято! Обойдешься без чая. Собирайся, учитель хренов…

– Почему хренов? – обиделся не на шутку «учитель».

– Потому что дела у твоего ученика идут пока хреноватенько, вот почему!

Санкт-Петербург. Окрестности Зимнего дворца. 24 февраля 1880 года

Великий князь Александр Михайлович (Коняев)

Февраль, достать бухла и плакать[3]… Да-с, когда Боренька писал эти, точнее, почти что эти бессмертные строки, он ведь тоже находился в зимнем Петербурге или Петрограде, или это уже был Ленинград? Так, вспоминаю, стихотворение двенадцатого года, следовательно, Санкт-Петербург, или просто Питер… А что, картина, достойная великого пиита! Поздний вечер, практически ночь, снега нет, но морозно. Два человека в шубах до пят, отец и сын – неподалеку от развалин Зимнего прохаживаются. А ведь картина постапокалиптическая! В каком страшном сне могут присниться эти обломки камней, еще не убранные и мешающие проезду, если бы тут кто ездил, кроме строителей, пытающихся навести тут порядок. В этом месте снега почти нет – весь вытоптан подошвами рабочих. Удивительно, но даже в это время я вижу тут священника, который одет на удивление легко, читает молитву. Каждый день после вечерней службы Иоанн Кронштадтский молится здесь за упокой погибших членов семьи Романовых. Кровь смыли. Мусор увозят. Если бы не искореженные взрывом контуры дворца… Подходим к Иоанну и молимся рядом с ним. Каждый о своем. Молимся молча, но истово. Я точно чувствую, когда человек молится, а когда только слова произносит. Давно у меня такое чувство появилось. Давно… Подходим вплотную к отцу Иоанну, тот благословляет нас, ни о чем не спрашивая. Отходим…

– Вот на этой скамейке я очнулся впервые в этом мире… Хорошее место… Поговорим.

Холодно, но поговорить действительно необходимо. Охрана, следовавшая за нами незаметно, повинуясь знаку Михаила, расходится на приличное расстояние. Он садится, я продолжаю стоять, поскольку лица почти полностью закрыты воротниками шуб, уверен, что по губам никто ничего не прочитает, а так каждый бдит свою зону, тут нас не подслушают.

– Итак, кто начнет первый? – это ученик подает голос. Учитель, который выглядит тощим хрупким юношей, безусым, немного угловатым, подает ломающийся голос, от чего вся ситуация приобретает еще и странный комический оттенок.

– Наверное, начну я. Поскольку я тут оказался неслучайно, а вот вы, батенька, пошли со мной прицепом.

Лицо Михаила Николаевича становится каменным. Этого только не хватало, мало ему всяких катаклизмов, так они еще и были целенаправленными!

– В том месте, где мы встретились, располагался жутко засекреченный объект. Проект «Вектор». Лаборатория темпорального переноса. Да, путешествия во времени стали уже реальностью. Вот только переносу поддаются слепки сознания – психоматрицы. Тело в том мире утилизируют, оно умирает. А в этом мы оказываемся в теле принимающего, вытесняя его сознание и сливаясь с его остатками после уверенного закрепления в объекте. Меня отобрали из-за возраста и из-за моей профессии: историк, специализирующийся по концу девятнадцатого, началу двадцатого века.

– Судя по тому, что ты оказался в теле Сандро, что-то пошло не так?..[4]

– Все пошло не так, Сашенька, хотя давай я тебя буду называть сообразно твоей новой легенде, Михаилом, извини, папа́, ты от меня не дождешься…

– Наедине согласен, на людях, сорри, придется. Конспирация, хрен ей в бок!

– И морковку в анальное отверстие! – согласился учитель с учеником.

– Я должен был попасть в тело Александра Третьего в день убийства государя Александра Второго. Сильный стресс от смерти отца должен был скрыть последствия темпорального переноса, помнишь то состояние первых часов, когда мутило, все болело и страшно хотелось пить? Это вот на физическом плане. Да и телом владеть сносно только после слияния. У меня это было вчера только… – наморщил лоб Сандро. – Это когда плющило не по-детски, вот…

– Аналогично… – согласился Михаил Николаевич.

– По теории, это говорит о том, что мы попали в матрицы не слишком подходящие. При идеальной калибровке слияние происходит не позднее сорока восьми часов.

– Получается, что теория лажанула…

– Скорее всего, это со мной что-то не то случилось. Я начал помирать раньше срока и не под наблюдением эскулапов проекта. В модуль переноса меня доставили, когда душа уже от тела отделилась, там экранированный потолок, не знаю, что у них еще и технически пошло не так, но меня затягивало не из комнаты переноса, это я точно помню. А еще какие-то феномены, фиолетовые шары… – добавил академик, задумчиво разглядывая одинокую снежинку, спускающуюся на землю. Неужели пойдет снег?

– Похожее и тут обнаруживалось. Скажи, Сандро, а меня ведь тоже из тела вывернуло перед тем, как сюда затянуть!

– Очень может быть, Мишенька, что так ты сюда и попал – сознание твое было в свободном полете. В итоге что-то совпало, что-то не получилось так, как надо… обычный русский бардак, но в результате мы тут… Живы-здоровы и можем строить планы…

– Строить планы… – Михаил Николаевич сморщился, как будто закусывал только что коньяк лимоном. – Последний вопрос, учитель, перед тем как с планами разберемся: великокняжеских детей на конюшнях пороли?

– Вроде бы нет, а что?

– Очень хочется, руки просто чешутся, б…

– Вот нет, ты посмотри на это с другой стороны – жив, здоров, имеешь шанс возглавить империю, дык еще и недоволен. Чем я тебе, батенька, не угодил? Что ждало там проваленного интригами диссертанта? Вечное прозябание и написание диссертаций под заказ, чтобы заработать на хлеб насущный? Ну сам сообрази? У тебя появился шанс!

– Ага, а что мне с этим шансом делать, вот же в чем вопрос! – Михаил Николаевич еще больше набычился.

– Ну вот, ты ведешь себя не конструктивно. Начнем с основного…

– С чего это? – заинтересовался старший из псевдо-Романовых.

– На базе мне дали комплекс для расширения памяти. Читать приходилось много. Человек может вспомнить до трети того, что видел в жизни, этот комплекс без всякой фантастики делает нашу память почти в разы эффективнее. Это обычная разработка спецслужб. Я тебе покажу. Двадцать минут утром и полчаса вечером – это чтобы освоить базовые умения. Потом основной комплекс, он по сорок минут два раза в день, но каждый день. Как хочешь, так и ищи время, но чтобы без перерывов! Ну и потом по пятнадцать минут дважды в день – это «оттачивание мастерства». Примерно через полгода сможешь вспомнить примерно три четверти информации, может, чуть больше или чуть меньше, тем не менее…

– Ага! Загнали сюда двух историков. Могли бы вместо тебя физика-ядерщика, мы бы тут ядрен-батоном помахали! – продолжал бубнить Михаил, чем вызвал вспышку гнева у стоящего напротив вьюноши…

– Да что ты тут нюни распустил, мля! Ты же мужик! Вот у меня был конкретный план, понимаешь, только он полетел сам знаешь куда, в первую очередь из-за того, что я оказался в теле юнца и ни на что не смогу повлиять. Но ты-то почти что самодержавный государь! Тебе-то что нюни распускать? У тебя есть шанс…

– Какой такой шанс? Или ты мне дашь свой план покурить? Так в это время планом не балуются, его надо в жизнь претворять! А как? У меня голова раскалывается от кучи рутинных дел, там представительствуй, там речь толкни, там отзаседай среди выеденных молью мозгов и новеньких парадных мундиров! Это же мука, б…ь! Никогда не думал, что работа государя состоит из огромной траты времени ни на что хорошее! Просто п…

Подросток удовлетворенно шмыгнул носом.

– А это оттого, Мишенька, что с организацией труда у тебя что в том времени, что в этом просто швах! Ты все всегда хотел сделать сам, до всего дойти лично, перепроверяя то, на что уже было потрачено время толковыми специалистами. Ну на хрена тебе был нужен факторный анализ делать под чистовик, тебя что, выкладки Арсеньева не устраивали? Потратил полгода на то, чтобы освоить на х… тебе не нужный математический аппарат, потому что потом все это пришлось из диссертации убрать! И вот снова. Во все вникнуть! Все самому перезапустить, наметить, решить вопросы… Ты уже почти десть дней у руля государством, и где твоя команда… Б…

Михаил Николаевич только руками развел в ответ. Крыть последнюю матерную тираду учителя было нечем.

Иоанн Кронштадтский

Иоанн, сын и внук священника из Суры, сельца, что расположилось на Пинеге, а в новгородских летописях упоминалось как Сура Поганая, уж больно неприветливо относились в тех местах к христианским проповедникам, молитву закончил. Почему-то он знал, что должно поступать именно так, а не иначе. Как будто тут взорвалась не царская семья, а какая-то важнейшая часть государства Российского и История сделала невольный поворот, но куда несет ее, было то неведомо, а потому – страшно. А ежели страшно – иди на место страха и молись, Господь тебе укажет! И каждый день он приходил сюда после службы в Андреевском соборе. И горячо молился. Ибо не верил он, что русский человек мог совершить такое злодеяние, сие мог сделать только человек без Бога в сердце и голове. Неужели безбожие, нигилизм, отрицание всего светлого и порядочного победит и станет знаменем сего времени? Негоже это! Иоанн вспомнил последний приезд в Суру, род Сергиевых уже триста пятьдесят лет служил Господу в этих Богом забытых местах.

Никольская церковь, с которой был связан их род, все так же крепко стояла на возвышенном месте, строили на века, так, чтобы разливы реки зданию вреда нанести не смогли бы. Он тогда забрал к себе в Кронштадт матушку, Феодору Власовну, да племянника, сына сестры Анны, Ивашку Фиделина. Парень смышленый, грамотный, пристроит его, при деле будет. Так и стало: теперь он секретарь протоиерея Иоанна, без него как без рук.

«Аминь…» – прозвучало. В первые дни множество людей, особенно солдатиков, охраняющих да разбирающих завалы, рабочего люда приходило за благословением. В последние два дня вечером уже не работали, как стало ясно, что никого более из завалов не извлекут. Посему из охранения подойдут, да и только. Сего дня подошло двое господ. Точнее так: отец и сын, взрослый муж и подросток. Отчего же, узнал одного из них, великий князь Михаил Николаевич, чудом спасся в тот самый первый день взрыва. Второй, скорее всего сын его, Александром нареченный, по возрасту али он, али Георгий… Так и не скажешь. Они приняли благословение, поцеловали священнику руку и, став рядом, молились. Ему показалось, что каждый из них молился о чем-то своем, но весьма важном и сокровенном. Ну что же, когда человек говорит с Господом, мешать ему не след.

Закончив молитву, Иоанн отметил про себя, что отец и сын никуда далеко не ушли, а беседуют, устроившись неподалеку. И показалось ему на какое-то мгновение, что эти две мятущиеся души не могут найти общего языка между собою. Слишком смущен их разум, слишком много зла разлито вокруг… Слишком много плохого пережили они в сей короткий миг их жизни. Ему показалось, что должен он подойти к ним. «Иди к ним…» Почудилось? Как голос прозвучал, ласковый такой, серебряными колокольчиками заиграл на морозном воздухе. Так вот Бог разговаривает с любимыми чадами своими…